Капитан Калистратов отодвинул трубку от уха. Ему очень не хотелось выслушивать весь этот бред. И кроме того казалось что голова превратилась в лавку скобяных товаров, причем ржавых. Стоило сделать хоть одно движение и все это ржавое железо впивалось в мозг. А эти слова. Слова старого маразматика. Боже как же хотелось просто послать его на .... Без крика, без шума, просто спокойным тоном сказать: "Пошел ты на ...", и аккуратно положить трубку. Но нельзя, не те времена. Начался очередной виток за чистоту рядов. Два года назад в этой борьбе он потерял майорские погоны и теплое место в столице. Теперь приходится корячится в этом захолустье. Но это ничего, хорошо что так все обошлось. Некоторые его товарищи, по тем же причинам, отправились в места не столь отдаленные, расставшись при этом со всей своей движимостью и недвижимостью. А были и такие которым боевые подруги, вспомнив былые прегрешения, всадили нож в спину. В переносном смысле слова, конечно. Казалось матерые проверяющие носом землю рыли и ничего не нашли. Можно было вздохнуть спокойно, и тут на тебе, приходит эта сука крашенная в правильный кабинет, с правильным заявлением и все... Казалось бы еще вчера ты был царь горы, а сегодня никому не нужная пыль лагерная. Потому-то Калистратов и не был женат. Нельзя в его работе никому доверять, особенно дома. Дома ты слишком уязвим. Дома ты можешь расслабиться и сболтнуть лишнего... Ладно хватит об этом, в данный момент его жутко донимал дотошный старикашка:
- ...у меня корабельный бинокль, немецкая оптика. Мне за него пять тысяч долларов предлагали. А я не продал. И не зря. Говорю вам, на завод заезжали немецкие танки, я на них в Венгрии вдоволь насмотрелся. Что же это такое? За что я кровь проливал?!
- Дедушка может вам показалось? Вполне возможно это были большие грузовые машины.
Попытался урезонить Калистратов старика. Но это равносильно тому, что потушить цистерну с нефтью стаканом воды. Старик еще больше распалился.
- Я старый! Но не выживший из ума, и не слепой! Хотя были там и машины, четыре штуки. А к машинам полевые пушки прицеплены. Вот так вот.
Ладно, спорить бесполезно. Надо прекращать весь этот балаган. Строгим даже слегка торжественным тоном Калистратов сказал:
- Спасибо за своевременный сигнал. Мы немедленно примем меры.
Закончил разговор капитан и положил трубку. Устало потерев виски, он вызвал к себе старшего лейтенанта. Толстого тупого борова Сергея Белкина. Капитан его не просто недолюбливал, а ненавидел. Именно такие вот идиоты полностью дискредитировали органы. Этот хватает все что придется, словно изголодавшаяся бродячая псина. Не гнушается ни чем. Еще немного и этот поддонок вывесит прейскурант на все свои услуги. А у самого ума хватает лишь для того чтобы махать дубиной. Но и без таких вот тупых молотобойцев нормальная работа невозможна. Просто необходимо время от времени ставить подобных людишек на место. Чтобы как черепаха боялся лишний раз голову из панциря высунуть. Чтобы из воротничка торчала одна лишь шапка или фуражка, ну на худой конец каска. И никакой инициативы, лишь строго распределенный регламент. Чтобы даже гадить ходил по часам.
Белкин зашел в кабинет к начальнику с улыбкой до ушей, словно к старому приятелю заскочил. Видимо решил, что начальству не с кем похмелиться. "Уж с кем с кем, а с тобой тупое быдло, пить это последнее дело". Капитан строго посмотрел на подчиненного. Тот слегка приосанился, и глупая улыбочка сползла с его лица.
- Значит так стар.лей. поступило заявление от ветерана войны. Что на наш завод с черного хода заезжали немецкие танки и другая техника.
- Что?
Старший лейтенант выпучил "бякли" и словно рыба несколько секунд хлопал своими толстыми губищами. Капитан не стал дожидаться пока Белкин придет в себя и решил все тому разжевать.
- Да. Да. Именно так. Немецко-фашистские оккупанты вновь решили напасть на нашу столицу. Твоя задача отразить это нападение.
Опять эта придурковатая улыбочка.
- Праздничная шутка?
- Тебе кажется, что я шучу.
Устало произнес Калистратов. Вновь потер виски и закончил.
- В общем так старший лейтенант, сигнал поступил. Значит, мы должны принять меры. Съезди-ка на завод и узнай что там и как.
- Капитан ну это же глупость. Старый дурак совсем из ума выжил. А после праздничных салютов у него окончательно "крыша потекла".
- Я не понял, у нас в полиции объявили демократию?!
Калистратов слегка повысил тон. Такое он делал крайне редко. Вообще речь его была мягкой словно у профессора ботаники. Это был его излюбленный прием с задержанными. Любой его допрос впервые минуты больше напоминал простую беседу. Задержанный расслаблялся, иногда начинал вести себя дерзко, и вдруг добрейший с виду человек, превращался в настоящего чекиста, с залитыми кровью руками, холодным сердцем и горячечным мозгом. Очень часто это имело должный успех, и можно было обойтись без крайних мер. С туповатыми подчиненными подобная манера общения тоже подходит. Капитан продолжил с еще большим нажимом:
- Товарищ старший лейтенант, вам по всей видимости надоело выполнять приказы. Так всегда можно найти работа попроще. Всегда можно уволиться и продолжить свою карьеру, ну например, сторожем.
Белкин вытянулся по стойке "смирно" и покраснел, словно вареный рак. Глаза его бегали, жирные губы тряслись от обиды и страха. В глазах ни одной мысли. С одной стороны это конечно хорошо. Но с другой стороны в таком состоянии этого придурка выпускать на улицу страшно. Этот конечно увольняться из органов не хочет, он к этой форме прирос, прикипел всем телом. Но лучше уж направить его на путь истинный, чтобы беды не натворил. Капитан добавил более мягким тоном:
- И смотри там аккуратнее. Народ гуляет, без особой надобности никого не трогай. Подъедешь на завод со стороны хоз.двора. Посмотри что там и как. Если все тихо, назад. Вот и все задание.
- Разрешите выполнять?
По всей форме обратился старший лейтенант. Вот это другое дело. Теперь этот держиморда долго не будет заходить в его кабинет без стука.
- Выполняйте.
Лишь в машине к старшему лейтенанту вернулся дар речи. За рулем сидел сержант Нестеров, старый проверенный кадр. Этот не скажет лишнего и не потому что они с Белкиным были хорошими друзьями. Нет, дружба тут не причем и все гораздо проще. На двоих у них было столько разных секретов и таких темных, что не приведи господи.
- Ах ты сволочь пришлая, лютовал старший лейтенант, ты представляешь он меня словно пацана зеленого отчитал. Наверное, за те триста долларов "жаба задавила". У-у-у падаль.
- Какие триста долларов?
Поинтересовался сержант. Беликов понял, что сболтнул лишнего, на мгновение замялся, но быстро увел разговор в правильное русло.
- Это наши с ним дела. А ты давай быстро гони на завод и обратно. А не то водка у меня в сейфе стеклом отдавать будет.
Нестеров хотел было даже включить "мигалку", но у него самого после вчерашнего раскалывалась голова. Нет хуже дежурства, чем дежурство первого января. Он уже дважды намекал Белкину о необходимости поправить здоровье. Но тот первый раз просто "отморозился". А во второй раз сказал, что новый начальник "мутная рыба" и надо к нему присмотреться, как следует. Теперь, когда получено "добро" надо быстро, быстро сделать дело и погулять смело. Не прошло и полчаса, как полицейская машина остановилась буквально в километре от завода. Путь бдительным стражам порядка преградило поваленное дерево. И в принципе дерево было не большое. Но полицейским по Фен-шую было не положено прикасаться к подобной грязной работе. Ведь это что получается, сегодня ты убираешь дерево с проезжей части, завтра переводишь старушку через дорогу, потом тебе выдают метлу и становишься ты и жнец, и швец и на дуде игрец. Нет, не для того Родина вручала свисток, дубинку и наручники. Правда, свистеть тут было не кому, а жаль. И по большому счету можно было бы достать трос, обмотать его вокруг дерева и машиной отволочь сей кусок древесины в кювет. Но это будет просто лишняя трата времени и сил. К тому же проклятый Фэн-шуй не позволяет. И главное обидно. Не могло это дерево подождать пару часов. Потому как отчетливо было видно по следам, что совсем недавно тут проезжала машина, минимум два раза. Машина грузовая, правда со странной резиной, таких следов от протектора Белкину наблюдать не доводилось. Но в этих делах он не был специалистом, так как судьба обошлась с ним жестоко и в славные ряды авто инспекторов ему попасть не удалось. Естественно на снегу и в помине не было никаких следов от танка. Старшие лейтенант громко и витиевато выругался, затем распорядился:
- Значит так сержант. Сиди в машине и жди меня. Я скоро буду, тут совсем рядом. Музыку не слушать и не спать.
Белкин погрозил пальцем и хрустя снегом пошел по уже проделанной колее. В принципе, в том что машина остановилась далеко от завода есть свои плюсы. Старший лейтенант нутром чувствовал, что здесь что-то не так. Что-то старик-ветеран конечно видел. Но то явно были не танки, а грузовики. М вполне возможно именно тут на заводе его ждет подарок от Дедушки Мороза. А сержанту рановато участвовать в большом "дербане". Когда старший лейтенант подходил к заводским воротам, его воображение рисовало ему контрабандные кожаные куртки, телевизоры и компьютеры, самое скромное это мясные туши, незаконно привезенные хохлами. Он не обратил внимание на то что ворота уж как-то сильно искорежены, словно их корова жевала. И что совсем недавно эти ворота ремонтировали, на скорую руку. И естественно он не обратил внимание, что на небольшой стопке бетонных плит перекрытия, сложена аккуратная баррикада из мешков с песком. Подобные баррикады часто можно увидеть в репортажах из горячих точек. Голова его сейчас была забита совершенно другим. Он уже подсчитывал, сколько затребует денег с контрабандистов. Едва он увидел людей в белых комбинезонах, как принялся тарабанить в ворота и орать во все горло:
- Немедленно откройте, полиция.
Подошел какой-то человек с форме и четко словно робот спросил:
- В чем дело?
- Я тебе расскажу, в чем дело. Поступил сигнал, что сюда незаконно проникли машины с нелегальным товаром. Если не хочешь неприятностей зови свое начальство. А не то через полчаса здесь будет "Маски-шоу" и вы все будете лежать рылом вниз и до полуночи будете жрать снег и не встанете пока весь не сожрете!
- Пошел вон.
Услышал в ответ старший лейтенант. Подобным образом с ним никто не разговаривал, того самого момента как он одел форму.
- Ах ты сука!
Проревел старший лейтенант и принялся карабкаться через забор. Кроткая пулеметная очередь разорвала тишину. Позади Белкина ввысь взмыли снежные фонтанчики. Он как акробат спрыгнул с забора и на четвереньках, словно испуганная собака помчался прочь. Зарывшись в сугроб, он замер на несколько секунд. Но больше никто не стрелял и его явно никто не преследовал. На всякий случай он сделал крюк по лесопосадке, и как ни в чем не бывало, выбрался на дорогу. Там он как следует, струсил с себя снег и прошлогоднюю листву и не торопясь пошел к машине. Нестеров встретил его взглядом испуганной газели. Вот только в руках он сжимал автомат.
- А ну положи оружие.
Скомандовал лейтенант. Сержант неохотно подчинился, но спросил:
- Кто стрелял?
- Ты что белены объелся?! Никто не стрелял, это петарды. Давай поехали в отделение, никаких танков не обнаружено.
По дороге Нестеров все время подозрительно косился на Белкина. Наконец он не выдержал и сказал:
- Может я всего-навсего сержант. Но пулемет от петарды отличить смогу. А вдруг это террористы, что тогда?
- Да наверняка террористы! Но стоит нам доложить начальству, нас в лучшем случае поставят в оцепление. И тогда первая пуля тебе, вторая мне. Тебя, конечно наградят, только посмертно. Ты этого хочешь, этого.
- Нет конечно. Но как же присяга?
Белкина в третий раз за сегодня довели до белого каления. Сговорились все что ли. Крикнув: "А ну стой!". Он схватил сержанта за куртку и так того тряхнул, что у Нестерова зубы клацнули. Затем притянув сержанта вплотную к себе, он прохрипел ему в самое лицо:
- Сволота! А ты родителям той пятнадцатилетней девочки не забыл про присягу рассказать. Про присягу он вспомнил. Слушай меня внимательно. Мы доехали до поваленного дерева. Так. Идти дальше не захотели. Так как никаких следов кроме следов автомашин не обнаружили. Никаких выстрелов не слышали. И вернулись назад. Ты меня понял?
Испуганный сержант только кивал. Вот и славно, а дальше будь что будет. Самое худшее это выгонят из органов. Но с этими проверками, что зачастили в последнее время, может оно и к лучшему.
....но тут короткая пулеметная очередь заставила всех замолчать, даже не просто замолчать, а затаиться.
У Григорьева казалось, разорвались оба желудочка и предсердие, а клапан заклинило навеки. Слишком все было хорошо, слишком все пошло гладенько. Так бывает только в сказках и кинофильмах со счастливым концом. В реальности вот тебе пожалуйста - война. Не ясно только, продолжается вторая мировая или уже началась третья. И главное уже ничего нельзя сделать. Да какой там ничего нельзя сделать? Александр, штандартенфюрер и еще отделение эсэсовцев помчались на хоз.двор разобраться в ситуации.
В реальности все оказалось не таким уж страшным. Какой-то толстый человек в форме, по всей видимости, местный полицейский, требовал чтобы его пустили на территорию. Ему ответили, как и учил Григорьев - грубо. Он взбесился и полез через забор. У одного из парней не выдержали нервы, и он дал предупредительную очередь. Полицейский зарылся в сугроб и больше его не видели.
- Больше не стреляйте, ни под каким видом. Нет войны, вы понимаете, нет!
Кричал Григорьев. Немцы смущенно топтались на месте и делали вид, что они сильно раскаиваются. Но от разговоров в данный момент толку было мало, необходимо было срочно что-то делать. Первым делом Григорьев позвонил Игорю. Кравец поднял трубку сразу.
- Что с репортажем?, резко спросил Александр.
- Все в шоке. Мне пророчат великое будущее. Братуха, спасибо. Все благодаря тебе.
- Слушай. У нас тут неприятности. Тут один дол...б открыл стрельбу, кажется по полицейскому. Никто не пострадал, но скоро здесь будет жарко.
- До эфира четыре минуты. Так что с этим делом мы успеем.
Игорь на минуту замялся. Александр почувствовал недоброе. Вдруг весь этот репортаж решили показать как некий фантастический фильм от первого лица типа: "Ведьма из Блэр". Но когда Кравец продолжил, Александр вздохнул облегченно.
- Слушай, старик тут такое дело.... Мы тут готовим "Летучую бригаду".... Этот главный немец, не подпишет ли с нами договор на эксклюзив.
О таком Григорьев и не мечтал. Прямой эфир, двадцать четыре часа. Так ведь это решение всех проблем. Теперь никто не осмелится штурмовать завод. Вот она сила третьей власти. Григорьев немного недолюбливал журналистов, считая их тунеядцами и растлителями молодежи, но сейчас по всей его душе растеклось блаженное тепло, словно от первой рюмки после баньки.
- Вы давайте выезжайте быстрее. Думаю, в скором времени завод блокируют. Эксклюзива я вам обещать не могу, но неужели вам мало того что вы будете первыми.
- Все поняли, мчимся. Кстати три минуты до эфира.
- Все, до встречи. Бегу смотреть.
Григорьев еще раз предупредил часовых, чтобы не стреляли. Сам того не заметив распорядился чтобы связанных охранников освободили и тоже привели в актовый зал. Даже не распорядился, а отдал приказ. Самое интересное, но и штандартенфюрер не ставил под сомнение его главенство. А немцы только лихо щелкали каблуками и козыряли перед ним, словно он был настоящий командир. Приятно конечно, но немного дико. Никогда Григорьев не рвался к власти. Руководить даже двумя человеками он считал величайшей ответственностью. И потому старался любыми средствами этого избежать. И не потому что Григорьев был по своей натуре "раздолбай", вовсе нет. Хотя если честно это тоже имело место. Самое главное ему всегда становилось страшно. Как это отвечать за судьбы людей и не перед каким-то там директором, а именно перед высшим начальством, которое все видит и слышит. И он не был сильно религиозным человеком, хотя во время Великого поста пытался себя ограничить и в еде и в алкоголе. И даже время от времени посещал церковь. Просто он нутром своим чувствовал, если ты взялся руководить людьми, ты отвечаешь не просто за каждый их шаг, но даже за последствия этого шага. А это уж сильно тяжелое бремя. Жаль, что мало кто это понимает. Но в данный момент Александра интересовал только репортаж, от которого зависели судьбы многих людей, а вполне возможно судьба всего мира.
И репортаж получился просто загляденье.
Генрих смотрелся солидно и вел себя раскованно, словно он через день давал интервью на телевидении. Игорь тоже не сплоховал. Да, такой шанс действительно дается раз в жизни и Кравцов воспользовался им в полной мере. Он задавал нужные вопросы, правильно расставлял акценты, а в конце своего репортажа постучал кулаком по броне огромного танка со словами:
- Этим танкам вот уже семьдесят лет, но между тем это вовсе не музейный экспонат. Я уверен, что российские власти правильно оценят ситуацию и из этого сложного положения будет найден выход, который станет приемлемым для обеих сторон.
Эко загнул. Григорьев осмотрелся по сторонам. Немцы глядели на экран, открыв рты. Наши охранники, тоже подоспевшие вовремя, смотрели на все не без интереса, только продолжали хмуриться. А закадычный дружок Володька Смирнов не выдержал и крикнул:
- А что нельзя было сразу все объяснить?! Зачем нас надо было хватать и вязать как преступников?!
Григорьев и сам понимал, что поступил, мягко говоря, не совсем по-человечески. Но в тот момент он просто не мог себе позволить лишней сентиментальности. Да и времени для объяснений просто не было. Но под водочку и хорошую закуску ему удалось успокоить своих соотечественников, а заодно и извиниться. Александр наконец позволил себе расслабиться. А что такое? Большая половина дела сделана. Да какой там большая половина, почти все дело сделано. По всей видимости, новый канал Игоря Кравцова все дальнейшие передачи решил посвятить теме немецкого десанта из прошлого. Сразу после сногсшибательного телерепортажа милая диктор объявила о том что в дальнейшей программе телепередач произошли изменения, о которых в дальнейшем будут соответствующие сообщения. Далее последовала рекламная пауза, после которой начался показ документального фильма про оборону Москвы. Ну вот собственно и все, закрутилось-завертелось. Далее дело техники. Александр прикрутил звук телевизора и вновь запустил кинопроектор. Ему очень хотелось чем-то поразить немцев, в хорошем смысле слова. Конечно мелькнула мыслишка, все-таки прокрутить им пару песенок из репертуара германских музыкантов из группы "Bony-m". Наверное, половина бы арийцев поседела от ужаса. Ничего они еще наслушаются и насмотрятся такого, что пожалеют о том, что не попали в русский плен в 1945 году. Все-таки нелегко адаптироваться глубоководной рыбе на поверхности. Из сострадания Григорьев прокрутил для немцев собственную "подборку" песен группы "Rammstein". В целом песни понравились. Естественно не обошлось без массы замечаний. Еще бы, ведь собрались главные моралисты Европы. Но эсэсовцы не могли не улыбаться, слушая родную речь. А некоторые с удовольствием подпевали незамысловатый припев песенки "бензин". Клаус отхлебывая пиво из банки заметил:
- А у вас в России очень красивые женщины.
- Еще бы, ответил Александр, в то время как вся Европа боролась с ведьмами. Мы русские боролись с уродищами и дурами. Ну первых мы почти одолели, а вот со вторыми справиться никак не возможно.
Не известно поняли ли немцы суть шутки, но смеялись от души.
Наших охранников натерпевшихся и изголодавшихся быстро "развезло" и кое-кто из них уже сидел в обнимку с оккупантами, а в воздухе буквально витала сакраментальная фраза: "ты меня уважаешь?".
Один из немцев тот что участвовал в вылазке в город подсел к начальнику караула и спросил:
- А почему сейчас на Кавказе неспокойно?
Вот ведь паразит и запомнил брошенную пьяной бабой фразу, а она по всей видимости не дает ему покоя. Вполне возможно в свое время так же побывал на Кавказе, причем далеко не туристом.
- Недавно там была война, последовал простой ответ.
- А кто с кем воевал?, не унимался немец.
- Кто, кто? Россияне с россиянами.
- Как это?
И начальник караула принялся, как мог объяснять долгую историю очень сложных отношений между Россией и Чечней.
А в это время все разбились на группы по интересам. И началось настоящее "Га-ла-ла". Это когда все говорят, но почти никто не слушает. Подъехал микроавтобус с телевидения. Александр поленился даже выходить. Он просто сказал, что если это автобус с Игорем надо запускать, если нет гоните в шею. Друг попросил эксклюзив, значит надо его организовать насколько это возможно. Несмотря на народные гуляния, как заметил Александр, караульная служба у немцев продолжала быть на высоте. Посты менялись, как и положено регулярно и с разводящим. Ну что тут скажешь? Пословицу: "Точный как Швейцарские часы", смело можно поменять на: "Точный как немецкий часовой".
Александр уже хотел было, под шумок удалится в родные пенаты, как к нему подошел эсэсовский ветеран с рубцом на лбу. Немец протянул руку для крепкого рукопожатия. Казалось он некоторое время колеблется словно желая обнять Александра, но нет, он просто подбирал нужные русские слова:
- Никак не ожидал встретить такого русского.
- Какого, такого?
Переспросил Григорьев. Внешне он был совершенно спокоен, но внутри него начала закипать волна ненависти, видимо впитанная еще отцом и матерью вместе с молоком, в те голодные послевоенные годы и переданная ему по наследству. Немец между тем продолжал с чувством.
- Ну ты честный, умный, находчивый и смелый. Так все быстро и хорошо придумал.
- Спасибо конечно. Но судя по внешнему виду ты воюешь далеко не первый год. Неужели за все время ты не встретил ни одного умного и смелого русского. Неужели все наши солдаты были трусами и дураками.
Немец прищурился и продолжил так медленно, словно он рожал каждое слово.
- Я повидал всякое. Видал я среди русских и трусов и предателей и героев. Но в конце 42 года я попал в госпиталь, общевойсковой. И там от одного ефрейтора я услышал такое, что мне стало тошно. Он воевал под Ржевом. Мы с ним примерно одного возраста, потому и сдружились. Правда солдаты СС и армейцы особенно не дружат, но мы были исключение. Ему ампутировали обе ступни. Однажды вечером мы курили, и он мне сказал: "Мне уже ничего не страшно. И я тебе скажу одно, мы их никогда не победим. Потому что они не люди. Они демоны без души. Они наступали на моем участке три дня подряд. В одном и том же месте. С тупым упрямством. Без артподготовки. Лично я со своего пулемета убивал каждый день около сотни. Ты представляешь сто человек каждый день. А они все перли и перли. Их тела разрывали минометные снаряды, прошивали насквозь пули они падали и падали, но на смену шли другие. И так три дня подряд. По ночам я почти не спал, у меня волосы шевелились от ужаса".
Этого и следовало ожидать, немец сам того не замечая перешел на родной язык, но продолжал говорить медленно и отчетливо.
- Я уважаю смелых солдат. Я сам не трус. Но это не смелость, а безумие. А как ваши войска форсировали Днепр? Ваши генералы, словно жидовский колдун Моисей провели своих людей посуху. Только Моисей использовал черную магию, а ваши полководцы засыпали реку трупами. Это я видел своими глазами.
Медленно, медленно стал опускаться багровый занавес. Эх, все-таки не обойдется дело без мордобоя. Внутри Григорьева кипела ярость. В этот момент он не знал кого ненавидит больше. Тупых советских генералов, да маршалов, или этого немолодого, но до боли прямолинейного немца. Мог бы быть в свои годы поосмотрительнее. А ведь сволота во многом он прав. И понимание этой правоты сдавило грудь. Ведь Александр хорошо помнил рассказы деда про катастрофу под Киевом летом 41 года. Отступали. Да хрен вам в задницу. Бежать не знали в какую сторону. Кругом, кругом были немцы. И по несколько раз на день авиа-налет. И эти самолеты с крестами, что с воем вдавливали наших солдат в землю. В эти моменты все мысли отступали, оставался только ужас и желание превратиться в червяка, чтобы зарыться как можно глубже. Отбомбив, немцы улетали и тут появлялись советские фанерные самолетики, кружились над окопами, размахивая крыльями с красными звездами. Если таким образом они хотели поднять боевой дух, то сильно ошибались. Среди оставшихся в живых после бомбежки, мало находилось тех, кто не хотел бы схватить винтовку и влепить в этого сокола пулю. А как же дед матерился?! Это была ода русскому мату. Но подобное позволялось только ему и другим ветеранам. Не приведи господи кто-то кто не хлебнул из того котла осмелиться сказать хоть одно кривое слово. Без лишних разговоров, невзирая на лица, дед бил в зубы. Уже в зрелые годы где-то перед армией, насмотревшись телепередач времен перестройки, Александр что-то сказал про Сталина. Типа - кровавый тиран. Как не любил дедушка внука, но за ухо таскал секунд тридцать и, причем не жалея. Да, по нынешним меркам они были не нормальные. Но может именно эта их ненормальность и помогла им победить.
Нет, драться Григорьев передумал. Вместо этого он вплотную подошел к немцу и сказал так громко, чтобы все слышали:
- Так ты говоришь я хороший человек?!
На минуту повисла пауза. Все замолчали и посмотрели в их сторону. Григорьев дождался, когда немец скажет "Да" и продолжил:
- А вот тогда ответь мне, только честно! Если бы у вас все получилось! Родился бы я?! Родилась ли моя мама, мой папа?! А если бы родились, кем бы мы были?! Вы говорите, ваша политика на востоке изменилась бы?! Но насколько?! Вы сжигали бы не все деревни, а только половину?! Вы расстреливали бы половину заложников?! И славяне были бы всего-навсего наполовину рабами?!
Все молчали, немцы потупились, некоторые опустили глаза. Григорьев подождал несколько секунд и пошел к выходу. У двери остановился и также громко сказал:
- Все свое дело я сделал, мне пора домой!
Кто-то из немцев воскликнул:
- А что с нами будет?
- А мне по х.й.
Закончил Григорьев и захлопнул дверь. Его никто не останавливал. За ним медленно поднялись и охранники. Многие их них были военные в отставке. Некоторые прошли Афганистан и Чечню, и сидеть за одним столом с фашистами им перехотелось.
Дожидаться смены Александр передумал. Он слишком устал за сегодняшний день, а вечер ему казался безумно далеким. Теперь все пускай обходятся без него. Сейчас поднимется такая шумиха, что не приведи господи. И в этот момент ему очень хотелось бы оказаться дома со своей семьею. Кстати о семье. Прежде всего, Григорьев позвонил домой. Зина по-бабьи запричитала:
- Что там у вас такое случилось?! Минуту назад прибежали две соседки, говорят было какое-то сообщение по телевизору. Я ничего не могу понять, Саша что происходит?
Вмиг душа Александра оттаяла, он сказал как можно спокойнее:
- Не волнуйся, все в порядке. Я скоро буду дома и сам все расскажу.
Теперь предстоял очень неприятный разговор. Григорьев собрался с духом и набрал дочкин номер. Он всегда немного ее побаивался, потому как чувствовал, что несмотря на всю внешнюю строгость стоит его Верочке слегка поднажать и он растает. И тогда она сможет вить с него веревки. Это просто счастье, что дочурка до сих пор еще ни разу не проявляла сильного упрямства. Обижаться, обижалась, и были моменты, некоторое время с ним не разговаривала. Но все равно достаточно было одного, максимум двух его слов и любое распоряжение выполнялось.
- Алло, весело сказала Вера.
- Привет, Сашку нашла?
- Да. Да. Он пришел со своим товарищем.
Неужели отношения брата и сестры вновь наладятся. Григорьев даже не знал радоваться этому или ужасаться. В детстве эта парочка ставила на уши всю школу и весь двор. Сколько было разбито стекол?! Сколько было избито мальчишек?! Не подсчитать. Их забавы и игры могли довести до инфаркта. На Григорьева и Зину соседи смотрели с сочувствием, словно они смертельно больны.
Григорьев невольно усмехнулся, вспоминая легендарного хомячка по имени Гагарин. В космос его, конечно не запускали, но как несчастное животное прожило в этой семейке больше года, оставалось загадкой. Хомячка привязывали липкой лентой к детскому паровозику, он с визгом носился по кругу. А как можно запускать радиоуправляемый вертолет без пассажира - это ведь не интересно. Опять выручала липкая лента. На вопрос: "Зачем вы это делаете?". Деточки удивленно смотрели на родителей и вполне логично отвечали: "Чтобы он не упал". Все правильно, если хомячка не привязывать он упадет. Кроме того в их головах родилась идея переделать вертолет в подводную лодку и переквалифицировать Гагарина в Кусто. С трудом удалось отговорить. Затем немного повзрослев, Саша и Вера стали отдаляться друг от друга. Потом начались постоянные споры и претензии друг к другу. Разные круги общения и полное неприятие образа жизни другого. Пришло время что-то менять.
- Вот и хорошо. Сейчас вызывайте такси и через полчаса ждем вас дома.
Несколько секунд гробовой тишины. Затем всхлипнув, Верочка прошептала:
- Папочка, ведь ты обещал.
Этот тон и это "папочка" резанули по сердцу опасной бритвой. Но как сказано в святом писании: "любишь детей - розги не жалей". Григорьев стиснул зубы и сказал:
- Я хозяин своего слова. Хочу даю, хочу назад забираю. И учти если через полчаса, вас не будет дома, я возьму пару друзей и сам приеду к этому Вите Матвееву. И поверь мне после того не один парень не подойдет к тебе ближе чем на десять метров. Твоя мама однажды задержалась на работе, у ее начальника был день рождения. Так вот я за ней заехал. С тех пор твоя мама не работает нигде.
Опять несколько секунд гробового молчания. Григорьев ясно себе представлял эти огромные, наполненные слезами глаза, эти трясущиеся от обиды губочки и проклинал себя, на чем свет стоит. Но он твердо решил иначе нельзя. Да. Что-то не так в этом мире и многое, очень многое надо менять, пока не поздно. И эти солдаты из далекого прошлого может быть, и поспособствуют этим переменам. Как знать. Но он решил начать все эти перемены со своей семьи. Семья ячейка общества - это не просто слова. В свое время эта фраза стала пустым звуком, уж слишком часто, к месту и не к месту, она звучала. Но для Григорьева эта прописная истина в данный момент наполнилась воистину библейской глубиной и вселенским смыслом.
- Папа так не честно.
Только и смогла сказать Верочка.
- Я все понимаю, смягчился Григорьев, но и ты меня пойми. Сейчас вы мне и маме очень нужны. И кроме того. Знаешь ли ты, что в Новый год мечты сбываются?
- Что это значит, спросила Вера холодным, словно айсберг тоном.
- Это значит весна в Париже.
- Что?!
Теперь в дочкином голосе не было и капли обиды. Только восторг. Вот лиса, понимает, женихи никуда не денутся. А Париж он всегда Париж, особенно весной.
- Ты сильно не радуйся, поедем всей семьей.
На сей раз, пауза была меньше секунды.
- Ну и славно. А можно мне там косметику себе купить.
- Ну, конечно.
- И сумочку.
- Хорошо.
- И туфли к сумочке.
- Ладно.
- И....
- Только наглеть не надо.
Дальше Верка - паразитка стала сама собой. Деловым тоном она сказала.
- Ждите, мы скоро будем.
Затем нажала на отбой. Но Григорьев услышал кусок фразы: "Сашка быстро одевайся, нас предки ждут...".
Вот на тебе. Мы с Зинулей превратились в предков, еще чуть-чуть и станем динозаврами. Но ничего. Теперь все будет хорошо. Вот пройдет зима, и первого апреля все вместе поедем в Одессу на юморину, старая мечта. А потом в Париж. Майские праздники проведем дома. Это святое, это закон. А на следующий год поедем в Мюнхен, на пивной фестиваль. Там может, кого-то из новых друзей встретим. А потом поедим в Африку и в Австралию и еще куда-нибудь. Работу надо новую искать. Я умный мужик, вон даже немцы так говорят. И руки у меня из того места растут. А эта работа для пенсионера. И курить брошу, вот ей богу брошу. Не сейчас конечно. Пусть праздники пройдут.
Когда до дома осталось совсем немного, Григорьев остановился. Надо сделать еще одно дело. Он достал из кармана коробочку с "железным крестом" и наградные документы. Вытащил орден и аккуратно бросил его в сток, туда же полетели и документы. Коробочка отправилась в ближайшую урну. Все правильно, слишком дорогую цену заплатил наш народ за победу. И слишком много горя принесли люди носящие эти награды нашей земле.