Вскоре ей стало не до ночных видений - посреди рабочего дня, прямо у себя в кабинете, умер принявший на работу директор. Вместе с ним приказало долго жить и их Совместное Предприятие.
Получив невеликую подачку по увольнении, Инна невесело пошутила, что районное Бюро по трудоустройству стало ее постоянным местом обитания. Выгребая вещи из стола, неожиданно услышала слова: 'Инна, задержись!' с совершенно мюллеровской интонацией, вроде: 'А вас, Штирлиц, попрошу остаться!'
Начальница, с непроницаемым лицом, взяла длинную паузу, безмолвно глядя в глаза, будто гипнотизируя, и, наконец, открыла рот:
- Что собираешься делать?
Инна пожала плечами, что можно понять, как, 'Не знаю!' или как 'Куда ж, кроме Биржи труда?'.
Главбухша на поводу не пошла, вопрос настойчиво повторив. Риторический ответ: 'Искать работу!' вызвал у Мюллерши неопределенный хмык, оставляющий поле для широкого толкования, пуститься в которое Инна себе не позволила. Вежливо склонив голову и потупив глаза, она ждала продолжения, не собираясь соревноваться в длительности паузы, что как-то само собой выходило, и повисшее в воздухе молчание начальница прервала первой:
- На учет встанешь все равно, первое время с зарплатой будет напряженно, а, когда дело пойдет, впоследствии тебе все компенсируют.
Возможностью засыпать рекрутершу вопросами Инна не воспользовалась, лишь подняла глаза, давая понять, что ожидает объяснений. Покоробил сам тон до сих пор не позволявшей себе так разговаривать главбухши - не водилось за ней раньше. Мюллерша роняла слова, будто с высоты даже не положения, а какого-то совершенно недостижимого уровня, как хозяйка с прислугой или барыня с крепостной, с твердой убежденностью в своем праве, вызывая стойкие воспоминания о 'Хижине дяди Тома'.
Молчаливое, без тени видимых эмоций, терпеливое ожидание дальнейших разъяснений произвело на нанимательницу положительное воздействие. Снизив градус посыла агрессии, она продолжила более спокойно. То, что Инне удалось удержать лицо, Мюллерша поняла, как выражение согласия на предложение, отпустив без комментариев.
Дома открыла томик Пушкина:
'Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой,
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов'.
Окончание хрестоматийного произведения понравилось еще меньше:
'Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?'
Перечитав с детства знакомые строки, сосредоточилась на сути полученного предложения. Подумать было, о чем.
Подготовка документов на открытие новой фирмы, которую главбухша была намерена зарегистрировать по домашнему адресу, возлагалась конкретно на Инну - параллельно с постановкой на учет по безработице для получения пособия, которое ПОКА будет являться ее единственным источником дохода. Компенсация за проделанную работу в размере ста долларов будет выплачена, лишь только когда новая аудиторско-консультационная фирма начнет приносить прибыль.
В задачи предприятия с одиозным названием 'Леди-бухгалтер' входила не только контрольно-ревизионая работа по обращениям хозяев и соучредителей, озабоченных выяснением собственного положения и минимизацией налогов. Планировалось нечто особенное, потрясающее масштабным размахом и лихой бессовестностью.
Мюллерша щепетильно обозвала профиль фирмы неслыханным термином 'фискальный рекрутинг', ввергавшим одним названием в некоторый ступор или средней тяжести кататонию. Найти сотрудников также вменялось в обязанности Инны - в очередях Бюро по Трудоустройству. Они будут трудиться на дому, получая пособие от государства, в ожидании обещанного вознаграждения от новоиспеченной фирмы. Расплывчатость формулировки сроков получения жалованья настораживала не только заведомым обманом Службы занятости. Улита едет, когда-то будет! Работу сделай, а деньги - как бог подаст.
Критерием отбора сотрудников являлось отсутствие экономического или бухгалтерского высшего образования одновременно с имеющимся стажем работы и знанием вычислительной техники. Такой момент позволяет держать в крепкой узде ценных работников в виду невозможности их легального лицензирования, как аудиторов, и дальнейшего подтверждениях профессиональной квалификации, что способствовало тотальному закрепощению ввиду химеричности найти другую работу. И это было еще не все!
Надомную работу можно рассматривать, как подработку, если основную работу, пускай даже, малооплачиваемую, таки имеешь, а что делать нетрудоустроенным или когда срок получения пособия закончился?
Тут начиналось самое интересное! Держать трудовые книжки сотрудников на фирме не предполагалось: вкалывай неоформленным, или, где сможешь, пристраивай сам, чтоб рабочий стаж шел. Если повезет, возьмет под крылышко место, где будет проходить заказанный аудит, ровно на время оказания услуг. Годится, кроме одного 'но': необязательности легального проведения проверки. Тогда получишь в трудовую биографию должность старшего помощника младшего дворника. Вот, счастье-то привалит, ешь - не обляпайся!
Негласная дрессура сотрудников, заполучивших тепленькое местечко с неплохим окладом по блату, не имея необходимых профессиональных знаний, также рассматривалась, с полным соблюдением конфиденциальности и ответственности за разглашение.
Припомнив опыт в качестве подпольного главбуха, Инна поняла: стоит радоваться, что наказывать за нарушение секретности и корпоративной этики 'фискального рекрутинга' светит рублем, а не похлеще, к примеру, физическими мерами воздействия на проштрафившихся с целью устрашения остальных.
Поутру, в очередной раз, зарегистрировалась в качестве безработной, и, пообщавшись с такими же бедолагами, похоронила слабо теплющуюся надежду на трудоустройство.
Твердо решив сказать Мюллерше 'да', пообещала себе выторговать у рабовладельцев хоть какие преференции и озаботиться документальной подстраховкой, для чего заглянула в небольшой киоск с канцелярской продукцией. Бланк трудовой книжки продавался по весомым, но не сказать, что неподъемным, деньгам.
Счастье, что можно купить! Раньше бланки строгой отчетности только в отделах кадров были. Это теперь свобода и легальная продажа, пиши - не хочу. Обязательно, на всякий пожарный!
На небольшой площадке возле универсама народ развлекался выступлениями самодеятельных артистов, не гнушавшихся оплатой своего творчества. Одни играли на маленькой, как у циркового клоуна, концертной гармошке, временами уступая сцену скрипке и виолончели, немолодая пара в потрепанных народных костюмах сплясала лихого комаринского, а после принялась голосить частушки на злобу дня. 'Перестройка - мать родная, хозрасчёт - отец родной, нафига родня такая лучше буду сиротой'! Не в бровь а в глаз!
Больше всех хлопали и накидали мелких монеток парнишке со смешным хохолком, с виду дошкольнику, который, слегка картавя, исполнил несколько детских песенок. Молодое дарование сменил долговязый, очень худой мужчина, смахивающий на какого-то артиста, может, и он сам, декламирующий стихи собственного сочинения:
'У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей...'
Инна почувствовала, как перехватило горло, и не глядя, расписалась в подсунутой под руку тетрадке, где собирали подписи против развала Советского Союза. Их голоса, навряд ли, что изменят, но повернуться и уйти не хотелось до чертиков. До кома в горле и чешущихся кулаков!
Грузный, лысоватый мужчина, поставил подпись и сообщил в пространство, что у него уже и 'Злости не хватает!', разбитного вида молодуха переспросила: 'Тебе одолжить?' Зрители грянули невеселым смехом, раскатившимся по импровизированному зрительскому залу и слабым эхом вернувшимся от окружавших домов.
Инна заторопилась в НИИ, получать дубликат послужного списка. Прошло гладко, без лишних вопросов: потеряла трудовую книжку и потеряла, повезло, что бланк раздобыла, у них кончились.
Возле дома окликнула Констанция, достававшая нехилых размеров живот из недр автомобиля:
- Привет, Миледи, а я второго жду!
- Поздравляю, Вера!
- Хорошо, что тебя встретила! На свадьбу пойдешь, свидетелем?
- К тебе?
- Типун тебе на язык, говорю, второго ждем! Деверя господь сподобил, а я, как видишь, не в товарном виде.
- К деверю свидетелем?
- К невесте, черти б ее взяли! Думали, отделались от прибалтийской шалавы, который год не якшались, а тут еённому кобелю случку не дают, бо хозяйка без гражданства осталась.
- Собака-то причем?
- Деверь у нас добренький, бывшую пожалел: как, бедненькая, в таком государстве живет-может!
- Он ее к себе забрать хочет?
- Еще чего! Ей в Риге медом намазано: дом свой, машина, что у бывшего отсудила, имущество. Она гражданство наше спит и видит, а там жить подгребается. Родилась не в Латвии, государство кукиш и показало.
- Я и не знала, что в Прибалтике такое.
- Хорошо, если дом по реституции не отберут - строились сами, а с землей, на которой стоит, неясно. Смеху будет, если что!
- Н-да...
- Она с прицепом - сыну десять, к нашему дурню примоталась, а он и рад, дубина стоеросовая. Отмечать свою дурость в ресторане собрался, деньги девать некуда.
Брата Вериного мужа Инна помнила не очень хорошо, но, сочтя намерения жениха достойными, перевела разговор в практическое русло:
- Мне надеть нечего.
- Я дам, подгонишь.
- Подарок...
- Тоже дам, айда ко мне.
Платье пришлось ушивать капитально, но, входя сначала в ЗАГС, где все прошло по-скромному и деловито, а после в ресторанчик на Сретенке, Инна чувствовала себя подобающе возложенной миссии.
Гостей немного, одна пара с чудовищных размеров телефоном, сильно напоминавшим армейскую рацию. Названивали, почем зря, демонстрируя окружающим благосостояние.
Банкет отличался размахом, она пожалела, что ела закуски с хлебом - знать бы, что вкусностями завалят. После мяса по-боярски, засыпанного орехами слоем в палец, решилась передохнуть и между тостами выскользнула в дамскую комнату, а на обратном пути, случайно глянув в соседний зальчик, встретилась глазами с бывшим супругом.
В малиновом пиджаке, с толстенной золотой цепью на шее, расположившись, нога на ногу, за богато накрытым столом, он что-то вдумчиво и неспешно втолковывал такому же ядовито-пиджачному соседу. Она заторопилась отвернуться, но по-тихому проскочить не удалось. Бросив оппонента, муж подскочил из-за стола и возник перед ней, не давая обойти себя в узеньком коридоре:
- Кого я вижу! Не ожидал!
Мужчина возвышался, беззастенчиво шаря глазами по ней, упакованной в чужое платье, а внутри все сжималось от самцового взгляда, приправленного ощущением умственного превосходства.
- Что ты здесь делаешь? Еще и такая...
Он отвязно крутанул указательным пальцем почти перед носом:
- Фу-ты, ну ты!
Инна пожала плечами, давая понять: вопрос бессмыслен - что делают в ресторане? - и, просочившись вплотную к стенке, услыхала брошенное сквозь зубы:
- Ну, ты даешь!
Выдержав продолжение банкета, лишь пригубливая из бокала за новобрачных - яства не лезли в горло не только от сытости, позволила отправить себя на такси. У своего подъезда разглядела знакомый малиновый пиджак:
- Давай поговорим!
- О чем?
- О нас!
- Никакого мы давно нет!
- Как нет? У нас - дочь!
- Давно ли ты о ней вспомнил?
- Я и не забывал! Просто, понимаешь, обстоятельства.
- Понимаю, счастливо оставаться!
Ее схватили за руку:
- Чего ты, в самом деле?
- Дай пройти!
- Ты все еще моя жена!
- На бумаге!
- Хотела, давно б уже развелась!
Это было правдой: она не хотела идти в суд, чтобы, купаясь в грязи, клянчить грошовые алименты, которые еще, поди, получи. Если бывший муж официально не работает, ему и милиция - не указ. Наслушалась историй в безработных очередях: коли мужик бессовестный, ничто не поможет.
Через плечо бросила бывшему мужу и отцу:
- Мне все равно!
- У, ты, какая!
Хазановская фраза в исполнении бывшего супруга впечатление не произвела, и, выдернув захваченную конечность, она схватилась за ручку двери, но спастись бегством не удалось. Изобиженный мужчина прижал дверь ногой:
- Смотрю, неплохо устроилась, такси, платье, по ресторанам ходишь! Это кто же содержит, а? Почасовую оплату берешь или как?
Развернулась и, передумав залепить пощечину, резко вдарила коленом в пах, жалея, что стоит близко.
Видимо, замаха все же хватило - муж зашипел от боли, но не отодвинулся от двери, а схватил за волосы.
Вверху распахнулось окно, и голос тети Шуры грозно огласил двор:
- А ну, пусти ее, паскудник! Ты что делаешь, стервец, я щас милицию вызову!
Почувствовав, что ее волосы выпустили, Инна рванула дверь, через ступеньку взлетела на свой этаж и попала в объятия соседки:
- Твой бывший? Чего хотел-то?
- Не поняла.
- А я слышу - такси подъехало, выглянула - разговариваете. Думаю, не буду мешать, а он, мразь такая, вон, как!
- Ну, его к черту!
- Правильно, Инночка, лучше ты мне про свадьбу расскажешь! Пойдем, чайку!
Уже светало, когда она проснулась с колотящимся сердцем - сон приснился совсем страшный. Потихоньку пробравшись на кухню, глотнула ледяной, заломившей зубы, водички из-под крана, припомнила подробности сновидения и, цепенея от догадки, раскрыла 'Три мушкетера'.
Похоже на сцену клеймения Миледи! У Дюма палач всего пару фраз выдал - в Армантьере, а тут целое кино. Уволок от колодца, потащил в лес, коленом к земле прижал, чуть не головой в костер, железяку раскаленную выхватил и девушке в плечо впечатал. Какой отчетливый запах горелой плоти! Несчастная еле вскрикнула, наверно, сразу сознание потеряла. Инна давно уже обратила внимание: ее сны не были беззвучными - речь, топот коней, лай собак, шорохи, иногда и обоняние включалось.
А как девушка встала, когда очнулась! Сначала на четвереньки, потом, кое-как, держась рукой за ствол деревца, на колени... она себе на спину поглядеть пытается? Там пятно алое... клеймо? Стоит, качается, рукой за деревце держится... пошла на заплетающихся ногами, кривясь на левый бок! И каким это девичье лицо было! Неописуемым!.. Что за склянка у нее в руках? А, тот громила оставил. Подлечиться? Заботливый!
Какой это мужчина из сарая вышел? Проспал, пока девушку клеймили, а потом ухаживать начал? Нет, он же сказал: 'жена'... едут в Монлюсон...
А она географию знает, чешет, как по-писаному: Руан, Мелён, Немур... муж интересный, но одет, не так, чтобы... для маскировки? Да ну, по всему, простой парень. И что за друг-предатель? Она сказала: 'Это сделал лилльский палач, а осудили заочно, без присутствия'.
Может ли быть девушка Анной де Бейль? Муж называл ее Анной-Шарлоттой. Если Вельможа-охотник - это граф де Ла Фер, не похоже, что на клейменой он женат. А кто тогда похищеная? И сообщник грабительницы? Что, вообще, произошло на той охоте?
Во сне многое шиворот навыворот, не как в книге прочтешь или в кино увидишь, вот, и 'Три мушкетера' снятся не так, чтобы один в один. О чем же мне мозг во сне сообщает?
Расшифровать послания бессознательного поможет практика осознанных сновидений. Укладывайтесь спать, сформулировав, на какой вопрос хотите получить ответ. У изголовья положите блокнот с карандашом. Сновидения имеет свойство быстро улетучиваться, постарайтесь записать сразу после пробуждения, именно так, как идут, не пытаясь додумывать, усложнять и рационализировать. Бессознательное общается с нами, как маленький ребенок - с помощью простых слов и понятий. Отследите телесные ощущения, с каким чувством вышли из сна, что испытали - страх, любопытство, или были возбуждены. Когда хотят разгадать символику сна, нужно проанализировать события последних 7-10 дней, в которые и произошло то, что явилось триггером для данного сновидения.
Видно, сегодняшним триггером была встреча с бывшим мужем. А записывать, однозначно, стоит.
Инна быстренько набросала с пол-листа, как в институте на лекции - скорописью собственного изобретения, отложив на потом конспектирование предыдущих сновидений - развалившиеся дочкины ботиночки требовали принятия срочных мер.
Она мысленно поставила себе пятерку, что накануне успела выцарапать у Мюллерши обещанную сотню зеленых. Да, она обманывает платящее пособие государство, но не должно ли оно предоставить работу женщинам с детьми, если алиментов не видать, как собственных ушей?
Обувку пришлось взять на вырост: с соседки при обмене неподошедших сыну сапожек запросили чуть не четверть стоимости. Остаток денег потратила на продукты. Доллар взлетел, значит, цены поднимутся, надо закупаться впрок, а то Черным не только Вторник покажется, а все дни недели.
Свежеиспеченное предприятие 'фискального рекрутинга' заработало с места в карьер. Не только Инна оказалась завалена работой, а и тройка новых рекрутов, что она присмотрела в бесконечных очередях в Бюро.
Одна оказалась на улице после избиения коллегой, опасавшимся, что сократят вместо нее - заставлял написать заявление об уходе. Поиски правды у начальства принесли увольнение по сокращению, а не по собственному желанию. Подлец остался безнаказанным -милиция руки умыла.
Другая оказалась жертвой внешности, что в Москве пруд пруди, но именно этот типаж вызывал нездоровое оживление у заместителя директора по хозяйственной части. Мерзавец отслеживал жертв на входе и выходе, возле охраны, и в течение дня по коридорам дефилировал, отмечая, кто попадется, а потом гнобил, как Гитлер евреев. Фамилию фашиста вместе с названием организации Инна, на всякий случай, в памяти отложила.
История третьей могла показаться смешной: начальник отдела, в который ее направили, потянув воздух носом, неожиданно спросил: 'Какими духами пользуетесь?' Ответ: 'Злато скифов', на день рожденья подарили' не устроил категорически, а лепет бедной женщины, что сменит духи или обойдется без них, заставил от ее услуг отказаться - работодатель, видите ли, уже не мог воспринимать соискательницу подходящей для вакантного места. Офигеть, да и только!
Поток заказов объяснялся просто: сестра Мюллерши работала в налоговой, обеспечивая клиентами, попадавшимися, как повезет - не только с ними, а и с местом для оказания услуг. Чистая лотерея, особенно, государственные предприятия, приватизированные с сохранением территории и оборудования, сдаваемые в аренду расплодившимся, как тараканы, частникам.
Дубликат трудовой книжки, отданный на растерзание заказчикам, напоминал ей гребенку с выломанными зубьями. Многократные записи об увольнении со скачкообразными временными промежутками и с записями о сокращении производили отвратное впечатление. Вынеся себе благодарность за предусмотрительность, она нашла, чем заполнить настоящий документ.
Нестарый еще дядечка, с переменным успехом занимавшийся торговлишкой, был отловлен в налоговой. Бедняга сидел за соседним столом, умоляя одуревшую инспекторшу о подсказке для совершенно сырого отчета, заверяя, что еще возле нее посидит и правильно, как положено, все сделает. Ниспосланной Провидением помощью горе-счетовод проникся, найдя в иннином лице решение своих документальных проблем, и с благодарностью в виде жалованья и неучтенных остатков коммерции оформил ее главбухом. У коллег по Мюллерше, положившись на их благоразумие, Инна тактично не выясняла, заботятся ли те о подобающем отражении своей трудовой деятельности.
На первое сентября, чтобы самой отвести дочку в школу, она сумела выкроить целый день. Дожидаясь, пока первоклашек отпустят, коротала время в холле родной французской спецшколы, ныне районной гимназии с углубленным знанием французского языка, прохаживаясь вдоль стендов с групповыми - некоторые довоенные, снимками выпускников. Найдя свою, выбитую золотом фамилию, на мраморной доске медалистов, тихонько вздохнула.
Перешла к галерее портретов учителей. Третий во втором ряду, с подписью: 'Анна Владимировна Белова, учитель математики', заставил вздрогнуть: с цветной фотографии на нее смотрело лицо девушки из Снов.
Нянечка, помнившая Инну еще со школьных времен, информировала, что Анечка Аверина, по мужу Белова, выпустившись на несколько лет позже, по окончании учебы вернулась в родную школу, а после сына Ванечки из декрета еще не вышла. Дочку у нее Аленушкой зовут, супруг, Александр Петрович, физкультурником трудится, а живут они в желтой девятиэтажке, что в низинке у школы. Приглядевшись к умному, доброму, но, вроде бы, незнакомому лицу физрука, нашла обоих на снимке их выпуска. Наверняка, видела их ребятишками, когда училась в школе, по малолетству не запомнив. То, что поразительное в своей живой прелести лицо Анны Беловой проникло в ее сновидения, не показалось удивительным. Живут рядом, в метро, магазине, поликлинике пересекались. А сны приходят непрошено, снятся бесконтрольно, вот, и вышло.
Сдав свою первоклашку в надежные руки соседок, Инна закрутилась в калейдоскопе фирм, поручений и законодательных новаций, сыплющихся на ее голову почем зря, не замечая недель и месяцев трудовой деятельности.
Вспоминая день получения нового задания, иногда задавалась вопросом: что, если бы отказалась, и фирмочка, в просторечии под названием 'три болта', досталась не ей?