- Раз четвертушка, два четвертушка, три четвертушка, а ну не хихикать! - мама тут же со смехом отдёрнула руку, которой меряла девочке рост, и сама начала щекотать ей живот. Девочка завизжала, скрючилась на койке в калачик и закрылась от настырной руки одеялом. Все остальные ребята в спальне наверно завидовали, что мама играет сейчас только с ней. Мама как всегда пришла перед сном, со своим плоским компьютером, и вопросы скучные задавала: голова не болит? Не простыла? Не ушиблась нигде? Не жалуешься на кого? Вопросы закончились, и мама начала с ней возиться. Уж больно они были друг на дружку похожи! Волосы у девочки - чёрные, как у мамы, только глаза у них с мамой разного цвета: у мамы чёрные, как пуговицы на её платье, а у девочки тёмно-зелёные!
- Мамуль... - поманила девочка маму, когда щекотать её перестали. Мама нагнула к ней ухо, от неё пахло духами и каким-то приятным дымком. - Вика - страшная, - доверительно шепнула девочка.
Самая большая в их группе - Вика, с трудом говорила и всего пугалась, и вечно спала на ходу, и часто плакала, когда её никто не обижал. Остальным рядом с ней становилось плохо, и никто к ней не подходил. Вику чаще других уводили в медкабинет, но всякий раз она к ним возвращалась, и девочка очень хотела, чтобы однажды её увели навсегда.
- Тебе не нравится Вика?
- Нет.
- Ну, ничего, ей прописали много уколов на каждый день, вот она и волнуется. Вике же будет грустно без вас. Представь, как это тоскливо играть одной?
Мама поглядела на дальнюю койку, где беспокойно спала рослая Вика. Одноярусную кровать принесли нарочно для новенькой и поставили в самый дальний угол. Вика без конца вздрагивала и шевелила горячечными губами. Ночью из-за неё больше никто не мог спать в тишине.
- Ей намного труднее, чем вам, - взвесила каждое слово мама, оторвала взгляд от Вики и опять улыбнулась девочке. - Вы все такие умненькие!.. А теперь спи, завтра уроки, и учительница будет спрашивать. Если Вика ничего не сможет ответить, ты ей подскажешь. Хорошо?
- Хорошо... - согласилась Ксюша, и сказала это уже вслух, наяву, когда проснулась. В столовой светло, за окном ясный день. Щека прилипла к прикладу ружья, в глазах ломит, но голова свежая. За другим концом стола лычка сидит в пёстром халате и ест - сама себе с кухни разного всякого натащила: целую гору пайков из шкафчика, и чистых тарелок ещё. Но на этот раз ложкой кушает, и пайки надрывает бережно, двумя пальцами, и до капельки выдавливает всю вкуснятину. Посреди стола белеет тарелка с разноцветными шлепками фруктовых повидл и картофельным гуляшом для гарнира.
- Хавать бушь? - милостиво пригласила отобедать с ней лычка. Ксюша первым делом проверила, всё ли в порядке с ружьём и нащупала рюкзак возле стула. Лычка хозяйничала без неё бог знает сколько времени, и могла натворить, что угодно. Всего-то полтора метра комнаты разделяло их, куда цепь не дотягивалась.
Конечно же Ксюша не стала есть предложенное ей бандиткой. Она вытащила из рюкзака шоколадный батончик, вскрыла нетронутую упаковку на сладости и сунула себе в рот.
- Чё, брезгуешь от меня? - прощупала её нелюбящим взглядом Чалая, но тут же ухмыльнулась. - Да не бзди, мне на цепуре твоей подыхать без резона. Давай-ка лучш проясним за темку, когда ты мне воли дашь?
- Когда всё мне о бандах расскажешь, - дожевала свой сладкий батончик Ксюша, и ей жутко захотелось пить. Но в её кружке воды не было - всё она выпила ещё утром, а бутылку свою оставила на краю стола лычки. Нели считала её нужду взглядом, положила бутылку на стол и толкнула. Бутылка подкатилась прямиком к Ксюше. Ксюша немного поколебалась, но всё-таки взяла бутылку, свинтила пробку и напилась. Нели тем временем подтянула к себе отказанную порцию и весело забрякала ложкой. По кипе пустых упаковок было понятно, что брюхо она успела набить не хуже утрешнего, но ничего из еды просто так пропадать не оставляла.
- Нравится?
- Угу.
- Хочешь каждый день есть так?
Лычка уставилась на неё, шишковато гуляя языком под губами.
- Какие отношения у крышаков друг с другом? - продолжила свой допрос Ксюша.
- Чё, и дохавать не дашь?
- У меня здесь не ресторан. Отвечай на вопрос, или напомнить тебе о правилах? - положила на ружьё руку Ксюша. Нели отбросила ложку и откинулась на стул с такой силой, что спинка у него затрещала.
- Крышак-крышаку - зверь. На своей Каланче - свои порядочки. Право для всех, как бэ, писано, да тока на Право нагадить всем, покуда бригады залётных на точку твою не рамсят, или нахрапы срез против тя не замутят, или какая другая чичигага, навродь твоих жарок, Дин, не обломится. Тогды крышаки сходку мутят и базары перетирают, про дела наши тяжкие. Пять банд есть конкретных - пять крышаков в авторитете, пять Посвистов при них... хотя стопе, тормозни! По уму раскидать, так Посвистов тока четыре; и ещё есть паханчик один - крышаковый лепила со Взлётки, без своего Свиста мандохается - Раскаявшихся крышак. Клочёнок топляком Каланчи Центровых подогревает, и жопой подмахивает большим дядям, кто в авторитете.
- Сходка - общий совет? Ясно. Чего крышаки обычно боятся?
- Чё они боятся? - весело вскинулась лычка. - Да чё их уронят на срезе, вот и вся их боязнь!
- Как это так уронят? В смысле, сбросят с небоскрёба? С этой вашей Каланчи?
- Ё-ма-а-на-а... - протянула лычка с тоской глядя на Ксюшу. Каждое слово ей придётся теперь разжёвывать? - Слух, а ты ваще-то вопросы конкретные задаёшь, или так, интересы гоняшь? - наклонила она голову на бок. - Есть какой в натуре резон у тебя, так по сути базарь: чё те от крышаков спонадобилось-то?
Ксюша задумалась. Стоило ли говорить лычке всю правду прямо сейчас? Вдруг она не захочет ей помогать и даже ружья больше не испугается? Да, недомолвки могут навредить делу Ксюши, но и сразу вываливать всё на бандитку - опасно. Лучше сообщать ей задуманное по чуть-чуть.
- Тебе чё, Дин, крышака какого подрезать надо чё ль? - даже заинтересовалась Нели. - Из Скорбных чё ль, иль из Карги?.. А-а, из Скиперских! За хвостовину свою отыграться, когда полхаты тебе на башку обвалили, а потом отмохратили хором?
- Ты-то откуда знаешь? Никто в магазине не уцелел! - взбеленилась Ксюша. Лычка с удовольствием растеклась перед ней в желтозубой улыбке.
- Не, пара пацанов, кто на шухере цинковал, от тя лопанулись. Вот они загонам и крышаку на своей Каланче про Динку и прозвонили, мол, братва тебя опустила, да пока в очередь пялили, ты из их хапалок выломилась, и всех Скиперских пережарила.
- Ложь! Я их сразу сожгла, они и сделать-то со мной ничего не успели, только по ноге стукнули, да и вообще... вообще! - задохнулась Ксюша, не зная, на что бы наброситься. - Какая я тебе Динка! Это что за погоняло такое!
- Твоё погоняло, в натуре, - не повела бровью лычка. - Динка, Динамо.
- Чего ещё за Динамо!
- А ты сама домозгуй, зажигалочка... Так чё, какой резон у тебя до крышаков?
Они как будто поменялись местами и вопросы теперь задавала бандитка. Ксюша уняла свои возмущение и гнев, чтобы не раскрыть в сердцах всё.
- Есть ли в городе место, куда вам бандитам нельзя?
- Не-а, - слёту ответила лычка. Вот лгунья! Загоны до сих пор боялись соваться в квартал Саши и котловину.
- Ты не ломай понты, а подумай, - осторожно выразилась Ксюша вполне по-бандитски - как она думала. - Вспомни, куда загонщикам дорога заказана, и куда они не могут войти. Тогда и поймёшь, что мне нужно.
Нели поморщила лоб. Похоже, она не слишком любила загадки. Может, на Каланче темнить - вовсе не принято? Но уж очень прозрачно Ксюша ей намекала, и лычка наконец поняла.
- Ты про Башню базаришь чё ли? - вскинула лычка глаза и протараторила, будто считалочку. - Кто на Башню пойдёт, того Чёрт зашибёт; на рогах у него пулемёт; к Чёрту сунься - пришьёт.
- Это не рога, это турели. Часто вы... ломились на Башню?
- Каждый крышак быковал. А ещё по сходняку забивались бывало всеми бригадами лезть, да от пуль хер увернёшься, - Нели боком и с большим подозрением посмотрела на Ксюшу.
- Слышь, Дина, а тебе чё за резон к Чёрту на рога лезть? Ты ж в Башне прописная, не?
- А тебе какие резоны большуху умасливать? Внутри Башни запасов в сто тысяч раз больше, чем на этой кухне в шкафу - вот о чём лучше подумай. И для всех Башня закрыта, кроме меня одной.
Ксюша наклонилась вперёд, словно между ними шла доверительная беседа. Но лычка слушала её без особого азарта.
- Закрыта, потому что там Чёрт сидит - он зажал себе все запасы, и сдохнет, а не проест. И там не только еда, но и жильё, и вода чистая, и машины, и топливо - всё, что вам хочется. Разве по справедливости, что всем владеет один человек, пока вы крыс да ворон дожираете, и мёрзнете в старом рванье?..
- Красиво пишешь, - оборвала её лычка. - Носим поношенное, да тырим брошенное, ё-ма-на! И про хавку я, думашь, не просекаю? Башня крышаков ещё старых, при Сером пацанчике, жрачкой подогревала, это щас с вашей ни крошки не падает, вот и лезем на Чёрта, как за своим.
Бандиты нападают на Башню, потому что Кощей перестал им помогать? Когда это он вообще помогал бандитам! Но Нелли сказала: при Серых и помогал. То есть, во времена Максима - лет двадцать назад... Получается, что бандиты тоже ходили с Ордой, но теперь Кощей презирает их и кормить их не хочет. Но почему он тогда кутышам ничем не помогает? Или помогает, но врёт? Или лычка врёт? Никому нельзя доверять. Похоже, что и Нели не доверяла ей.
- Ты за сладкую житуху мне не намазывай. Житуха сладкая - для фуцанов, а крышаки на рога к Чёрту ползут за Посвистами. Башня Посвисты им подкинула за Орду - четыре осталось всего, и коли эти четыре просрём, так с голодухи не тока Центр скопытится, но и закутышки хвоста кинут; с волн ведь наших робасят.
Нели смотрела на Ксюшу, как будто видела её насковзь.
- Тебе-то какой резон загонов в Башню прошить? За "справедливое" топишь? Да не воняй, ё-ма-на! Кто за "справедливое" топит, тот на цепуру людёв не сажат! - Нели со звоном потрясла своей цепью. - Чё те нада, Ксюх, коли Башню твою прессанём? Ты за какие-такие интересы бодягу-то мутишь?
Нет, всё-таки Ксюше исключительно повезло! Лычка раньше жила с крышаками, и знала все порядки бандитов: на что те согласятся, а на что никогда не пойдут. Нели выучила всю Каланчу сверху донизу, ведь сама на одной из таких Каланчей верховодила. Она не поверила красивым россказням Ксюши о вкусной пище и о тёплых квартирах, которые могли соблазнить любого доверчивого закутыша. Нели оказалась гораздо умнее и проницательнее всех кутышей, каких Ксюша встречала... она чем-то напоминала ей росомаху - с такой же многоцветной шкурой и хищническими повадками. Значит, Нели тем более не стоило посвящать во все тонкости их личной размолвки с Кощеем.
- Хочешь знать, зачем мне всё это? А если я не расскажу?
- Тогды и я те в масть не сыграю. Какой резон мне палиться?
- Не будешь помогать мне - я тебя убью. Как тебе такой резон? - придвинула Ксюша ружьё к себе.
- Ну, шмаляй, чё ле. Ты не сечёшь, Дин, я в Карге коренная, я в банде родилась и своих не сдаю - я не сука.
- А кто сказал, что мне надо только Каргу? - Ксюша расчётливо и холодно поглядела на Нели. - Одна банда Башню никогда не захватит. Чёрт скрывает от меня внутри кое-что ценное, и твоя цепь - это его цепь, будет, когда мы Чёрта... как у вас там говорится? Уроним? Да, я хочу подрезать его, и самой править Башней, по своему Праву. А кто правит Башней, тот правит и городом - разве нет? Мне нужны все банды из Цента: и Скипер, и Луша, и Скорбь, и Раскаянье, и Карга; все ваши нахрапы, загонщики, и даже кутыши из мизги - так тебе будет понятнее?
- У тебя чё, две жизни на такую делюгу рога задирать? - прищурилась лычка. - Центровых за тот раз одни только Серые подминали, а у тя чёт ни Орды, ни вертухаев из Башни с зыркалами. Без Орды и вертухаев крышаки под тя не прогнутся, даже слухать не будут. Нет, не выгорит, Ксюха, карта твоя не сыграет, и не расшибить тебе Центровых.
- Просто Ксюху слушать не будут, а если Динамо? Если я заявлюсь к крышакам на сходняк и предложу им помочь захватить Башню?
- Ты за прошлый раз ваще не шаришь, ага? Чёрт сам на сходняке крышакам в ноги кланялся: помогите, мол, братаны, кутышню собрать, не то Орда нарисуются и всем гуртом за перевал валить надо! И чё? Его на хер послали, хотя Чёрт Посвисты им подмазывал. Крышак-крышаку - не указ. Ваще никто не указ! Ни Чёрта, ни Серого крышаки слухать не стали, тебя, чё, послухают? Да будь ты хоть не Динкой, а коренной-прописной - с такими заявами щеманут сразу! Тыж голимую туфту им втираешь: сама из Башни нарисовалась, и на Башню же светишь - даже я чуйкой чую: кидаловом тут подваниват, ох подваниват! А крышаки - дяди помозговей моего; как прикинут, что ты им яйца крутишь - сразу в расход! Халдеич, Скорбных крышак, щас в самом авторитете у Центра, Каланча у него - с твою Чёртову Башню! Вот он тя и подпишет.
Снова-здорово! Кощей и к крышакам на сходку успел сходить?.. Многого же Ксюша о нём не знала, ведь думала, что он из Башни носа своего не показывает.
- А если не на весь сходняк, а к одному крышаку прийти? - размышляла вслух Ксюша. - К тому самому, из Скорби? Ты же говоришь, он в авторитете? Поможет мне остальных убедить?
- Убедить? - хмыкнула лычка. - Ты чё, не просекла тему? Крышак-крышаку - не указ! Мог бы Халдей на районе мозги всем вправить - давно бы подмял, и нахер ему убеждать! Не, тухлая тема.
- А если я помогу ему других подмять? В смысле, весь Центр?
Лычка тормознула и в упор уставилась на неё. Что-то у неё в мозгах защёлкнулось и заработало. В здоровом глазу ожил огонёк.
- Ё-ма-на, Ксюха... Ты чё, захотела Центральных стравить, чтоб не просто рамсы, а конкретно война похерачила? Кровушки-то не сдрефишь? Ой кровищи-то будет, лет двадцать за Центр по-крупному не рамсили! По Вышкам шкерятся, каждый сам себе Право на Каланче; отожрались по крысиному и тока точки цинкуют, а ты весь город, да чужими ручонами под себя гребёшь?.. Но, не, стопэ - не выгорит Ксюха. Халдеич за Право топит, всем крышакам плешь проел, типа, жить по понятиям надо. Он беспределу твоему не подмажет; Динка - враг, Пугало Городское, тебя по Праву зачушканить надо за пацанов, кого ты запалила. И каждый в Центре тебя порешает, тока сунься к ним на Каланчу!
- Каждый? - прищурилась как змея Ксюша. - Думай ещё, лычка, думай, что я предлагаю! Ведь тебя не просто подрезали, тебя свои же с Каланчи вышвырнули. Что это за Право такое, если в банде лычка - не масть? И ведь не просто вышвырнули, тебя вместе с закутышком в город выкинули, к подвальным, как не нужную в загонах мизгу. В Карге, говоришь, родилась?.. А назад, на самый верх, хочешь?
Нели подняла подбородок, в слепом глазу отразился рассеянный хмарью свет.
- Чё, опять в Цацы меня?.. - облизнула пересохшие губы лычка. - Ну, Ксюха... есть один крышачок, на Центр по жизни обиженный. На Вышках сытые твари сидят, их на голимый интерес не раскрутишь, а вот Взлётные не в Центре тусуются, дажь не с окраин... и есть за ними нюанс - без Свиста торчат, на срезе каком-то посяели, да и Посвист-то раньше у них был туфтовый, коров с быками приманивал, чё ль. Где-быки-то за городом? Но Кольцевым Посвист и на хер не нужен, жрачку и Птах им за топливо с Центра подкидывают, и топляка у Раскаявшихся - до жопы. Но не доваливают им за топляк, и на сходках луну крутят, вот обида и мутится. И крышак у них щас ваще шизоидный: безсвистым кликни - на говно изойдёт; были чушки, называли. Вот где тонко, Ксюх, на Колечке крышак твой... тока не, не советую: Клок - крыса чумная; подыхать будет, а в мясо здоровое вцепится и засифозит.
- В меня не вцепится, - медленно кивнула Ксюша. - Значит Клок, аэродром, и Раскаянье? Ясно. С ними город и захвачу.
- И чё, ко Взлётным так внагляк и завалишься? У них бензовоз на ходу и пара тачек коптит, по Взлётке своей колесят, шмон наводят, и чужих за версту спалят. Ты за хвоставину свою часом не провтыкала? В Пугало Городское на вскидку шмаляют.
- Сразу не выстрелят. А выстрелят, так не убьют. Если Серый банды подмял, то и я город возьму.
- И на кой тебе этот город всрался-то, Дин, когда у тя и ход в Башню, и хата?.. - оглянулась лычка по устроенной вплоть до каждой салфетки и вазы квартире. - Ты кутышнёй и загонами, чё ль, рулить хочешь?
- Власть, Нели, - это свобода, - наклонилась над столом Ксюша. - И мне власть нужна не от сюда, до сюда, а от края до края, чтоб Повелительницей всего быть, и несвободе моей нигде не было места.
- Где тока таких отбитых на башку-то вымандохивают? - фыркнула лычка. - Нарвалась я на тя, Ксюха, как крысюк на щеть... Но не, на цепуре твоей мне подыхать не покатит. Слово дай...
- Какое тебе слово дать?
- Слово дай, Ксюха, - вцепилась лычка себе в ошейник. - Чё на цепуре не кинешь и воли мне дашь и Цацой в Карге поставишь, коли выгорит твоя делюга, а?
- Да, обещаю, - откинулась Ксюша на стуле и убрала руку с ружья.
- Не, так не проканает, Ксюх. Ты мамкой своей поклянись. Для подвалохшных и таких чистеньких мать - всё равно чё солнышко в тёмный часик. Есть мать у тя, Ксюх?
- Есть, - ответила Ксюша, и с трудом задавила в себе улыбку. - Клянусь матерью, Нели, что я тебя освобожу.
*************
- Загоны у Раскаянья такие же отмороженные, как и крышак. На Взлётке лямку тягать никому без резона, вся конкретная братва метит в Центр, а на Кольцо ломятся ссучившиеся, кого с Каланчей вытурили за гнилые дела не по Праву.
- Ломти?
- Сечёшь, Ксюха. Ломти вольницу любят, а не под кем-то шуршать, но вольница, сука, голодная, а при крышачке всяко прокормишься, пусть и крышак у Раскаянья - пустосвист, но, опять-таки, прессовать их сильно за Право не будет. Еды и баб на Кольце - это да, маловато, потому и народ там борзой, так что срезы у них каждый год или два барнаулятся. Клочонок сам до крышаков три месяца как раскрутился, перед загонами понты гнёт, что, мол, к осени с Центральных втридорога за топляк набарыжит. Но Центральные тоже не фуцаны. Вот скока Раскаянью на кормёжку кидали, стока и будут кидать, а залупнутся, так у любой Каланчи загонов в два раза больше. Как порешают на сходняке Центральные Колечко за борзёшь тряхануть, так за милую душу рога им пообломают.
- А чего до сих пор не пообломали тогда? Или нравится за горючее Взлётным платить?
- Ё-ма-на, зубами скрипят, а башлять будут! Прессанёшь ты Раскаянье, ну и чё? Взлётку цинковать надо? Ага. Топляк в общаке делить надо? Ага. А как? Каждый крышак себе пожирней урвать хочет. Кольцевые все - зачуханы и ломти, но, сука, на своей точке сидят, куда никому из Центра впрягаться не хочется, да за город мандовать.
- Жить за городом, без своего Посвиста, и менять топливо на еду себе же в убыток - хорошенький рассклад...
- Ну, как поглядеть, Ксюха, как поглядеть... Взлётных, в пику Центральным, всего шайка будет. Как ты бригадой ломтей блатных с Каланчи уронить хочешь? Одной жаркой тут не словчишь.
- Придумаем, Нели. Есть мысль, - так и сказала Ксюша перед самым уходом из дома. Она вернулась в Башню за сухпайками и набрала полный рюкзак под завязку, как когда-то носила для кутышей, но теперь-то ей надо кормить всего одного пленника. За первый месяц лета Ксюша множество раз, хорошенько навьючившись, возвращалась в дом к лычке. Она подкармливала Нели и узнавала о бандах и Праве, о Центре и о Кольце, что только та могла ей рассказать. Принуждать лычку ни к чему не пришлось, ну, если не считать цепи и ошейника. Нели освоилась в доме, и ни разу не жаловалась - скорее советовала, по обустройству хозяйства, и старалась вложиться в успех дела Ксюши ничуть не меньше неё самой.
И наставницей Чалая оказалась не самой плохой. Объяснять порядки бандитов и Право - ей было не в новость. Лычка нет-нет, но собьётся, и назовёт Ксюшу не Ксюхой, или Динамо, а подвалохшной или Пташкой. Цаце ведь полагалось учить загнанных на Каланчу девок особым порядкам на блудуаре, а Ксюша сама всему хотела учиться и не ершилась. Ботать по-бандитски она более-менее наблатыкалась, постоянно общаясь с лычкой, и скоро целые фразы загонщиков понимала, и сама бегло начала говорить на жаргоне.
Ксюше нравилось, что лычка так быстро пришла в себя, но, с другой стороны, страх перед ружьём и перед самой Ксюшей у Нели пропал. Жила она сыто и в чистоте. Всё, что нужно, ей приносили, а всё, что не нужно, вытаскивали во двор и выплёскивали. Лычка, как она сама не раз говорила, устроилась жить в треугольнике между койкой, столом и поганым ведром, а такая житуха на Каланче считалась мажорной: спроса с тебя никакого, впрочем, и толку не много; а здесь можно сойти за полезную.
Через месяц Ксюша решила, что узнала достаточно для первой ходки на аэродром. Она предостерегла Нели, что на этот раз к вечеру может назад не вернуться. Лычка хмуро потрогала свой ошейник на горле. Смерть Ксюши равнялась её собственной смерти - медленной и мучительной на цепи, но просить ключ от ошейника - бесполезно. Хочешь жить - учи лучше, и верь, что ваш план сработает.
Но по дороге на Кольцо весь план Ксюши вдруг показался ей сущим самоубийством! Три года минуло, как Кощей не выходил из своей лаборатории. Ксюша ни с кем больше не разговаривала, даже с кутышами не общалась, и границы реальности для неё сильно стёрлись: весь город снова показался ей зазеркальем, но на этот раз не за плексигласовыми окнами Башни, а за треснутым забралом шлема. Слоняясь по улицам, и всё больше приглядываясь к бандитам, она выдумала превосходный план по захвату Башни! На самом деле план был дикий и глупый. Но тогда Ксюша в него поверила, а свою одиночную тюрьму давным-давно ненавидела! Но теперь...
Теперь поздно сдавать назад. В отличие от кутышей, бандиты жестоки, расчётливы, не боятся драки и всегда хотят выгадать больше, чем давала им жизнь. Только они могут взять Башню. Но как именно? Ксюша знала, что Кощей следит за ней через камеры, и ничего подозрительного внутри Башни не делала, но украдкой осматривалась, как может навредить системе защиты. В случае опасности, из-под самой короны по рельсам вниз скатываются турели. Надо замерить время их спуска, хотя оно наверняка занимает секунды. Из-под крыши могут вылететь дроны, но сколько их у Кощея - Ксюша тоже не знала. Зато ей было известно, что дальше ста метров дроны летать не могут. Если бы толпа бандитов навалилась на Башню, да с такой силой, что Кощею пришлось бы включить все средства защиты, тогда бы Ксюша узнала границу сил Узника, но для этого ей понадобятся все загонщики - абсолютно все, какие есть в городе.
Пока комбинезон ещё работал, у Ксюши оставалось преимущество перед бандитами. Без помощи Узника ей самой, в меру сил, приходилось латать и заряжать Перуницу в аккумуляторной. Но исправить серьёзные повреждения после обвала она не могла. Перезагрузки системы преследовали её постоянно и с годами становились лишь чаще и дольше. Однажды она и вовсе может остаться без Перуницы, а значит надо спешить и захватить Башню скорее.
Сломанный комбинезон не охладил, а наоборот подстегнул желание Ксюши скорее добраться до аэропорта. Колечко, или Взлётка, как называли аэродром бандиты, стояла далеко на юго-востоке от города, и с окраинами соединялась четырнадцатикилометровым трактом. За годы буйного роста диких лесов и разгула погоды некогда ровная скоростная дорога пришла в полный упадок, хотя не исчезла совсем. По этой ниточке, как по последней пуповине, везли топливо для Центральных, и за дорогой кое-как худо-бедно приглядывали. Дорога искрошилась, просела, размылась дождями, но ямы засыпались щебнем, поросль вырубалась, а через иные места перекидывались металлические настилы и бетонные плиты.
Тракт утопал в мрачной лесной тени, по его обочинам догнивали поваленные деревья, а живые ели и шестидесятиметровые сосны сплошной стеной затянули верхушками солнце. Ксюша брела по заросшей травой дороге словно по дну сумеречного ущелья, и полдень здесь ничем не отличается от позднего вечера. На тракте - ни одной человеческой души, скорее здесь можно было встретить лесного хищника, причём не только одну росомаху, но и целую стаю волков, например. Диких зверей, после встречи с оленем возле тайного дома, Ксюша боялась намного больше бандитов. Удар молнии мог не свалить крупного зверя, ведь даже некоторые бандиты умудрялись сбегать, если Перуница в них точно не попадала.
Наконец хвойный лес поредел, посветлело, и когда рядом с дорогой зашумели на ветру сочные травы, закачались высокие стебли тысячелистника и крапивы, Ксюша с облегчением выдохнула. Иногда за белыми зонтиками соцветий она угадывала остатки людского жилья: разрушенные кафе и заправочные станции, изгороди, домишки и павильоны.
О прошлом тракта напоминали его порыжелые отбойники, тусклые и облупленные дорожные знаки, длиннющая эстакада фонарных столбов. До самой дорожной развязки, когда до аэродрома оставалось всего километров пять, Ксюша никого не встречала. За развязкой вдоль обочин потянулись широкие приземистые дома, лишённые всякой кровли, и дырявые арочные ангары; в траве рядом с ними промелькнул человек. Ксюша направила сканер движения, но его рамка так далеко не ловила. Идти к незнакомцу не было никакой нужды, да и зарослей, после змеиного укуса, Ксюша побаивалась.
На одну только дорогу из города до аэропорта Ксюша потратила целых четыре часа. По пути у неё была масса времени поразмыслить, что конкретно она скажет бандитам, и чем попытается переманить их на свою сторону. Планы планами, но она прекрасно запомнила, как слова из себя не могла выдавит при первой встрече с бригадами на перекрёстке возле Сашиного района.
Ксюша миновала ржавое поле брошенных легковушек и увидела впереди взлетающий самолёт, но нет, он не набирал высоту, даже вовсе не двигался, только задрал кверху нос у себя на постаменте и служил старым памятником. Памятник караулил заполненную ржавым хламом парковку, по ней частыми вешками торчали разгородочные столбы и костлявые призраки мачт освещения. За парковкой схоронился сам аэропорт, его отделанные ребристыми стальными панелями терминалы соединялись друг с другом плексигласовыми галереями. Над фасадом выстроилась крупная надпись: "Аэропорт", но второе слово в ней от ветхости обвалилось, и остался один начальный огрызок: "Кольцо...". Над белыми буквами маячила диспетчерская вышка с отделкой из тех же ребристых стальных панелей. Многих плексигласовых секций в галереях аэропорта недоставало. Один терминал вовсе разрушился крушением неизвестной машины. И таких машин Ксюша в городе вообще никогда не видела - продолговатый серебряный корпус лежал на разломе, как китовая туша, раскосые серебряные крылья и хвост торчали точь-в-точь как плавники.
Это был скайрен - Ксюша видела точно такой же на картинках проигрывателя. Должно быть он взлетал с аэродрома, но не смог набрать скорость и высоту и рухнул на терминал, или неудачно приземлился при заходе на посадку. Корпус скайрена во многих местах был пробит. Ксюша оторопела, какой чистый металл серебрится в его вскрытой утробе, без единого пятнышка ржавчины.
Не успела она подойти к парковке, как сзади её нагнал уже знакомый урчащий звук. Так работал двигатель автомобиля, как у той легковушки, на которой Саша и Вира уехали из Серого Города. Но сейчас Ксюшу настигали сразу три легковых машины, а вернее то, во что их переделали. Кузовов у легковушек почти совсем не было, только рёбра каркаса, двигатель работал открыто, большие колёса взлохматились ободранной резиной, позади словно разноцветные флаги развивались длинные лоскуты.
Три машины летели по тракту одна за другой. Но, заметив на пути Серебряну, водители разъехались шире. "Незначительная угроза" - пожелтела рамка сканера на каждом багги. Ксюша оторопело уставилась, как стремительно приближаются к ней скелеты машин. "Явная угроза" - покраснела рамка Перуницы, когда машины подъехали на сотню метров. Ксюшу, наконец, осенило, что останавливаться они не будут и хотят сбить её на полном ходу! Она неуверенно попятилась, но убежать не успела. Через секунду вспыхнула Перуница. Мощный разряд угодил в двигатель переднего багги, машину подбросило, кувырнуло, и в снопах искр потащило вдоль по дороге в сторону Ксюши. Молнии потянулись к другим двум машинам, но система в шлеме вдруг вырубилась и замигала процентная шкала перезагрузки.
Опрокинутая машина загорелась синим огнём. Оба уцелевших багги пронеслись мимо в сторону аэродрома, даже не попытавшись затормозить. В разбитой машине валялись закутанные в тряпки бандиты в ветрозащитных очках и с замотанными лицами. Арбалеты и самопалы вышвырнуло из багги на дорогу, мелкие запчасти рассыпались по траве и асфальту, но спасать было некого - водитель и пассажир погибли в искорёженной клети, а может быть от удара энергией.
Те, умчавшиеся машины, конечно же предупредят своих на Кольце, что к ним идёт Серебряна. Да-а, не хорошо вышло... или наоборот, хорошо? Может в неё хотя бы не станут сразу стрелять?
Она прошла до конца тракта, через огромную парковку, и перед терминалом натолкнулась на сложенную из ржавых машин баррикаду. Внутрь старых легковушек вварили остро обрезанные металлические трубы и уголки. Проход через баррикаду перекрыл громадный и потрёпанный, с двумя выхлопными трубами за кабиной, бензовоз. Выключенный сканер не мог отметить бандитов, засевших в аэропорту, но Ксюша и так многих из них увидела. Вооружённые махачами и самопалами, они тревожно выглядывали из окон терминала и из-за своей шипастой баррикады. Оба скоростных багги стояли у входа пустыми.
На многих бандитах синели татуировки Карги, Скипера, и прочих городских банд. В Раскаянье и правда собрались ломти, кого отовсюду повыгоняли - отребье из отребий. Страх и озлобленность - вот, что мрачно сгустилось на лицах загонщиков. Зеркальный шлем Ксюши и её серебряный комбинезон знала в городе каждая крыса, но никто и не думал, что ей хватит наглости заявиться на Взлётку, всё равно что в заросли ложки морду засунуть. Чувствуя за собой силу, бандиты стрелять не спешили. Серебряна пришла одна, хотя сколько в неё не стреляй, а Городское Чудовище до сих пор на своих двоих ходит.
- Часик в радость, братва! - громко окликнула Ксюша. Динамики в шлеме отключились вместе со всей электроникой, но забрало она открывать не собиралась. - Есть такой-прописной - Клок? По его душу сюда прикандёхала!
Ботать по фене - ничуть не сложней зубрёжки малопонятных языков на уроках Кощея, но не станешь же ты сыпать перед загонами: "Не подражаи никогоже и бѫди тъ иже ѥси", тут пригодятся слова иного фасона. Бандиты за баррикадой зашушукались, каждый по-своему, кто-то шутканул на нервах и недобро оскалился, кто-то зашипел на Городское Чудовище крупным матом.
‒ Ты на хера к нам на точку вломила, Динамо! - крикнул один загон с баррикады. ‒ Вались к Центральным, тут тебе мазы нет!
От баррикады кто-то побежал к терминалу, некоторые бандиты отошли от окон.
‒ Ты рамсы не попутал, чертила? ‒ шагнула Ксюша, хотя каждый миг в неё могла прилететь стрела или пуля. ‒ У тебя чё, две жопы со мной так бакланить? Я к Клоку прикантовалась за конкретные дела посчитаться, а не с сявкой палёной варганку крутить!
Чем ближе шкала перезагрузки подбиралась к концу, тем смелее слетали с языка Ксюши слова на блатняке. Бандит, кто кричал ей с баррикады, остервенело прищурился.
- Ну, чё вылупился, чушкан, забыл под кем ходишь? Клок где?! Мне с шестёркой паханской не по масти буровить!
Может, она что-то упустила или напутала, или сам бандит был сегодня не в духе, но он поднял арбалет и хорошенько прицелился.
- Ты чё, по беспределу чешешь, в натуре! - одёрнул сосед арбалетчика. - Динка к крышаку прихиляла. Замочишь - Клок с нас и стрясёт, а я на блудняк не подписывался!
- Не наша печаль к ним в рамсы лезть... - подал голос другой бандит, - пусть Клочара сам с Динамо разруливает!
Стрелок медленно, будто сам ещё для себя не решил, стрелять ли ему, или нет, опустил заряженное оружие. Из окна терминала свистнули, и от входа прибежали гонцы. За баррикадой сразу загоношились. Бензовоз заурчал, жирно задымил трубами и откатился. Ксюша увидела две кучи бандитов, и посреди них проход до самого терминала. Всё это выглядело, как оскаленная крысиная пасть, готовая вцепиться в голый палец, если не сдрейфишь засунуть. Ксюша вспомнила свой кошмар про раздирающих комбинезон бандитов, и нутро у неё похолодело. Но в тот же миг шкала перезагрузки заполнилась и индикаторы в шлеме с мерцанием зажглись. Обе толпы за секунду осыпались мозаикой из жёлтых рамок, но ни одной Явной Угрозы Перуница не уловила.
Бандиты недоверчиво ждали, посмеет ли Динка пройти через строй. "Что я, зря такую дорогу топала, что ли?" - кольнула себя мыслью Ксюша, и на ватных ногах поплелась сквозь толпу. Бандиты собирались у неё назади и шли следом. Дверь в терминал была основательно заколочена пластиковыми щитками и заварена металлической сеткой. И всё равно выбить такую дверь при желании можно, особо не напрягаясь, как и саму баррикаду развалить за два счёта. Куда там до Каланчей, где каждый этаж - крышаковая крепость и от своих, и от чужих, и от всего белого света. Теперь-то Ксюше стало понятно, что Нели имела в виду, мол, Центровые в любой миг могли отшибить рога Взлётным.
Диспетчерская вышка заменяла здесь Каланчу. Должно быть, на последних её этажах жил крышак? Но разве могла она равняться хотя бы самому маленькому небоскрёбу в Центре?
Ксюша открыла дверь и вошла внутрь аэропорта. В зале ожидания царил полнейший бедлам. Подвесной потолок пестрел выщербленными квадратами, под ними тянулись трубы нерабочего отопления, лохматились клочки жёлтого утеплителя и петлями кишок свисали электрические кабеля. По всему потолку спускались длинные прожилины проводов для ламп, но самих ламп давно не было, зато на концах проводов болтались блестящие машинные колпаки и тот самый серебристый металл из скайрена, который Ксюша видела на терминале. При любом порыве залётного ветра, железки на проводах раскачивались и позвякивали друг об друга.
Вдоль стен прислонены выдранные из зала ожидания синие пластиковые кресла для пассажиров. Гофрированные куски металла и шифера служили основой для лежанок, столов и прочей неказистой мебели у бандитов. Всё это точь-в-точь напоминало Котёл, но только просторный, прохладный и светлый, зато такой же заставленный и заваленный разным хламом: пластиковыми ящиками, бутылками, банками, кирпичными подпорками, вёдрами, чурбаками, и печками из металлических бочек, да ещё поделённый на два разных яруса. Второй этаж нависал над остальным залом ожидания, как балкон, и на этом балконе столпилось ещё больше загонщиков, чем волоклось за Ксюшей от самых дверей. Её серебряный комбинезон на фоне бандитов в ветхих куртках, пальто, ватниках и пропитанных грязью ветровках казался единственным ярким пятном.
Загонщики и мизга поплотней скучковались возле нахрапов. Все бандиты стояли с оружием, кто с каким: самопалами, арбалетами, или просто с дубинами, но ни нападать, ни даже целиться в неё не спешили. Сбегать Ксюше всё равно некуда: назади толпа, в зале толпа, наверху толпа, и на лестнице тоже толпа. Принимали Динамо в полном молчании, но все зло и колко таращились на неё, как на невиданную зверюгу, залезшую в чужую нору.
Ксюша остановилась посреди зала перед балконом. По бандитам прошелестел шепоток, как вдруг плечистые хлопцы растолкали мизгу на балконе и к перилам высверлился бандит в рыжей синтетической шубе - настолько лохматой, что сам он казался взъерошенным диким зверем, хотя ростом в крупные хищники никак не уродился.
- Чё за чепухня тут в скафандре? Дин, ты часом район не попутала? Тут не Скиперских Каланча, тута на клык не дают!
Загонщики разом заржали. Одной Ксюше не до поддёвок. Все блатные слова вылетели из головы. Бандитов вокруг неё собралось больше, чем вокруг котловины. И это, по словам Нели, шайка? Какая же тогда полнокровная банда... Надо бы не молчать, отшутиться, желательно попошлее; и народ рассмешить, и самой не унизиться, но Клок слишком лихо её подрезал...
- Скиперские в городе в авторитете, а про Взлётных чёт никто не звонит, - искажённым динамиками голосом заткнула Ксюша весь гогот. - Я все банды в Центре палила, всех пожгла, а вашей под жарку чёт не подвернулось. Чё, Центровые Колечко совсем защемили? Тут сныкались? Ссыте?
Щетинистое лицо Клока вытянулось, даже шуба, казалось, и та встала торчком. Пристяжные потёрли свои пудовые кулачищи.
- Переть до вас - далеко, а ваших в городе - никого, - молола про своё Ксюша. - Вот прикинула: дай скандёхаю и попырюсь хоть, чё за шайка такая на Взлётке обгадилася? А то хвоста ещё кинете, а я Кольцевых видь-видала.
- Ты позырь-позырь, бебики-то мы тебе за раз потушим, - ядовито прошипел Клок. - Фильтруй базар, лярва, когда с Кольцевыми перетираешь. Чё, наскочила на нас? Свала тебе по этой делюге не будет, заломаем и "ой, мама!" прокурещать не успеешь, как по бригадам пойдёшь!
- А ты спустись ко мне раз на раз и повтори, - протрещала через усилители шлема Ксюша. Энергии в поясных аккумуляторах у неё оставалось ещё на пять-шесть таких же мощных ударов, как по машине на тракте. Она нарочно задирала Клока, но тот был не дурней свистанутой вороны и соваться к ней не рискнул.
- Я с теми, у кого бачок на башке, не базарю!
Загонщики весело загудели, и матерные шуточки опять понеслись над Динамо, но крышак всё-таки сдал, и по скисшим мордам нахрапов Ксюша догадывалась, как недовольны бригадиры.
- Ну чё, можно и с глазу на глаз перетереть, - пошла на попятную Ксюша. - Тока с паханом, другим палить нечего. Ещё кланяться будете, что к вам сунулась, а не к Центровым прикандёхала.
Разумеется, Ксюша польстила: лишний раз назвать крышака крышаком в шухерной банде, где каждый год срезы - вовсе не вредно; да и разговор она поставила так, словно бы уступала Клоку и соглашалась сыграть по его правилам. Окажись на месте Клока тупой отморозок, он ни черта бы не понял из всех её тактических вывертов, и дальше бы потешался над ней, пока всё Кольцо не полыхнёт синим пламенем. Но будет базар, и Клок с Ксюшей просекли это, как только друг друга увидели; в конце концов в крышаки пробивались не самые сильные и тупые, а самые подлые и пронырливые.
- Ну, лады, потолкуем, - кивнул он пристяжным, и два бугая мигом сбежали по лестнице к Ксюше и провели её сквозь загонщиков на балкон к пахану. Вслед её прожигали нещадные взгляды бандитов. Сканер твердил о растущей угрозе. Если ломти хоть дёрнутся, то всё пойдёт прахом. Но всё-таки крышака ещё достаточно уважали, чтобы не рыпаться на его гостей в наглую.
- Пойдём, что ли, пошепчемся, бикса, - кивнул Клок на арку разбитого кафетерия. - А вы поцинкуйте на шухере! - рыкнул он на пристяжных, и повёл Ксюшу мимо круглых столиков и длинной ободранной стойки к двери в подсобку. В вытянутой комнатёнке, как чёрные паучьи глаза, были плотно прикручены к стенам не работающие мониторы, единственное окно заколочено шифером, с закопчённого потолка свисала тёмная паутина - её Ксюша сначала приняла за вехоти чади. Полкомнаты занимал диван с грудой прожжённых одеял и бурыми от грязи подушками. Перед окном для солидности утвердился обшарпанный стол и пара стульев на металлических ножках. Вместо посуды на столе ржавели консервные банки, полки на стенах захламлены разным железом: пружинами, шайбами и заготовками для арбалетов. В углу, совершенно не к месту, сверкала натёртыми буферами белая пластиковая статуя нимфы - должно быть часть прежней обстановки кафе.
Нимфа в логове Клока нашлась не одна. Крышак походя пнул сапогом по дивану, ворох одеял зашевелился, и из него выползла безобразная, нечёсаная бабища в одной длинной рубахе. Крышак указал ей на дверь, и его Цаца, накинув на полные плечи вязаную кофтёнку, поплелась мимо Ксюши со смурными глазами на красном обветренном лице. Если это и была самая миловидная Птаха на Взлётке, то легко представлялось, какими женщинами Центр расплачивался за топливо.
Клок поплотнее закрыл дверь на запор. Ксюша заметила на косяке глубокие трещины - значит эту дверь уже выбивали.
- Ты чё, бикса, сблатоваться решила, коли рейсуешь по крышакам? - беспокойно мельтешил по комнатке Клок, похлопывал себя по карманам шубейки, то отбегал к столу, то к полкам, и по-хозяйски что-то искал. Без долгих вступлений Ксюша отстегнула защёлки и с коротким шипением стравленного воздуха стянула свой шлем. Клок на минуту уставился на неё. Щетинистое лицо крышака прорезала слащавенькая ухмылка.
- Ах ты лапуля... чё, базаришь, не пожалею, что ко мне прикандёхала? - рукой он нашарил на своей полке среди прочего хлама гладкий как мыльница проигрыватель. Зачем он ему? Удивительно, что у бандитов вообще нашлась электроника из старовременья.
- Кончай со мной ливер давить, и цапалки свои убери, не то сжарятся, - остерегла Ксюша. Клок оценил её хищным взглядом и проигрыватель отложил.
- Чё же ты хочешь, бикса?
- Сойдёмся на интерес.
- Чё за интерес? - Клок пружинистым шагом обходил её, и оглядывал комбинезон и спереди, и сзади. От его грязной шубы воняло едким химическим топливом, так что Ксюша сразу вспомнила разбитую в подземном гараже банку.
Он остановился перед Ксюшей, и цепкие глазки Клока столкнулись с малахитовой твердью Динамо.
- А ты крышаком в Центре стать хочешь?
*************
- Слушай, Ксюха, сюда, и вкуривай, чё базарю. Каланча тебе - не фуцанская хата, там всё по Праву: на Колодах мизга кантуется, выше Шестёрок мизгариков не пускают; ещё Дуплом, Тухляком кличут первые шесть этажей Каланчи. Блатные на Шестёрки без дела не шкварятся, а закут каждый из мизги раскрутиться до Валетов хотит, где загоны и нахрапы тусуются - прописная и правильная братва. Загоны - конкретные пацаны: в Каланчовых бригадах бойцами кулачатся, и крышакам держат масть. У Валетов на Каланче и погоняло такое - Кича или Загон.
- Этажи выше Шестого - это Влеты, я поняла.
- Лады, тогда чешем в верха. Над Валетами бабий этаж - Гарем крышаковый, иль Курятник, иль Блудуар - всяко кличут. Место сладенькое, на один-два, ну, край три этажа в Каланче; Пташки там чилятся: кашеварят, загонов обтрахивают, коли крышак отличит, харчи там же ныкают. Ну, а под самой крышей - Тузы. Там сам крышак запаучил, его пристяжные и Цацаочка: Посвист начат, да на бошки мизге поплёвывают, покуда нахрапы срез не забучат.
- Чтобы дойти до крышака, надо прорубиться через всю мизгу, и загонщиков, и нахрапов, и пристяжных.
- Если ты тока крашака вниз не выдуришь, а они не чиримисы шизойдные, чтобы без мазы на Шестёрки колдыриться.
- А если крышак поймёт, что Каланчу пытаются взять изнутри?
- Посвист сныкает. Пока нету Посвиста, крышак живым нужон. Потому бучу заботятся поближе к Гарему поднять, чтоб крышак ни черта просечь не успел и посвист не сначил. Коли с Шестёрок начнёте, так крышак не то что Сивст сныкает - сам с Каланчи выпулится и свалит.
- И что же делать тогда?
- Щемить гниду. Ё-ма-на, да не стермайся! Не ты же крышака прессовать будешь, а Кольцевые! Ломтяры прошаренные, как за храпок брать, любому стояк обломают. Но, тока, Ксюха, крышак до упёрду в молчанку за Свист играть будет; коли сбрехнёт, куда сныкал, так его же, сладкого, сразу на фарш, а за шкуру свою, глядишь, ещё чего выцыганит - вот тут и есть твой фарт, Ксюха: подмажь крышаку, обещай не мочить, пусть расколется, где заныкал Свисточек.
- Поняла. Значит главное - добраться до крышака, а там может удастся договориться с ним за его Посвист. Без посвиста не получится, Посвист мне нужен... верней, нужен Клоку, когда Раскаянье победит.
- А победит? Свист всем нужон, ты мне вот за чё обоснуй, как к Каланче подваливать бушь? На шухере у Скиперских загоны цинкуют, на Шестёры тоже за здрасте не ломанёшься: Кольцевых спалят и перемочат, загонов Скиперских вместе с мизгой рыл шестьсот будет, а у Клока две-три бригады, и крыса обгадилась. Как замутку разрулишь?
Ксюша ещё не знала ответ, когда придумывала с лычкой свой план в тайном доме. Сквозь раскрытые окна квартиры ветер колыхал лёгкие занавески, шевелил бумажные цветы в вазах. В это утро Ксюша должна была впервые пойти на аэродром к Раскаянью и предложить Клоку штурмовать Каланчу Скиперских - затея опасная, и лучше бы ей придумать план поубедительнее, иначе бандиты её просто убьют.
- Ты говорила, что Взлётные обменивают топливо на еду... - припомнила Ксюша.
- И чё? - насторожилась Нели.
- И чё? - точно также напрягся Клок в своей грязной коморке.
- А то, что без вас Центру - амба, - сказала ему Ксюша на Кольце у Раскаянья. - Без горючки Центровые скопытятся, но вам как барбосам один тухляк скидывают. А быканёте на них, так сходняк вас же и порешает.
- Сладко поёшь, биксочка, - осклабился Клок и вцепился пытливыми глазками в Ксюшу. - А кто тебе, лапонька, про блатные дела на Каланчах стуканул? Крыса какая на Тузах ссучилась?
- Тебе не западло копать, кто со мной в ногу шагает? Про житуху вашу босячую на Кольце разве тока вороны не каркают. Дай, думаю, зарулю к Клоку перетереть за наш интерес.
Клок секунду приценивался к ней, потом отступил и шумно плюхнулся на диван. Он широко расставил ноги в заскорузлых штанах, сухая голова с острым лицом почти утонули в воротнике шубы.
- Скиперские твой интерес?
- Скиперские про меня туфту гонят. Два сыкливых чушка от моей жарки по копытам ударили, и про нашу свиданку теперь херню впаривают. Хочу фуцанов этих за яйца вздёрнуть и всему Скиперу за вонючие темы вломить. Чем вам не маза нагреться на чужой точке? Зря что ли жарить Скиперских...
- Да не нагреться, а нашими руками ты, падла, жар загребать хочешь! - подался на диване крышак, так что шуба на нём распахнулась, и вся тощая грудь в синих татуировках выпятилась наружу. Ксюша не испугалась. Нели предупредила её, что Клок будет брать труса на горло, как часто сама делала лычка.
- Ты сама-то, аллюрка, не сука? - давил больше Клок и ткнул пальцем на Ксюшу. - Не Центральные ли жиганы тебя ко мне зарядили, чтоб потом по беспределу подрезать? Я тебе подмахну, а меня самого за яйца на сходняке вздёрнут, ага!
Ксюшу сковала оторопь, все мысли вылетели из головы! Но, если долго отмалчиваться, то станет лишь хуже. Лычка кое-что подсказала ей на случай: "Жёсткого тупняка", и Ксюша вдруг рассмеялась.
- Чуйка шепчет: "Бей по бане!", жопа шепчет: "Чё ты! Чё ты!". Сыкатно против Центральных ломить? А где бы ты сам был, если бы прошлого крышака не подрезал? И где скоро будешь, если в мои рамсы со Скиперскими не впишешься? Годик на Кольце ещё покрышачишь, и подрежут тебя, как и ты пахана давешнего подрезал!
- Пусть тока рыпнутся! - злобно ощерился Клок.
- А и рыпнутся! - бросила вдруг шлем на диван Ксюша и уставилась в лицо Клока.
- Ты не один Скипер, ты всех блатных подожмёшь, всех Центральных прищемишь, и сходняк твой утрётся! Центровые давно жопой к точкам прилипли, но ни чё, ты да я их встряхнём - тебе Вышка в козырном районе, а мне ответка за туфту Скиперскую. Когда ещё их ломить, если не щас, не со мной! Я одним махом Скипер спалю, от меня их загоны как обосранные крысы сначатся - чё те ещё надо? Всё будет: и Каланча, и Птахи, и Посвист; фарт свой тока не провтыкай!
- А топляк чё? У меня и Колечко держать, и Вышку в Центре обсиживать - загона с мизгой не навалом, - в упор сверлил её мелкими глазками Клок.
- А чё бывает, когда новый крышак у загонов на срезе?
- Под него регом чешут, жрать-то хотят, - понял Клок.
- Вот отожмёшь у крышака Скиперского свой Посвист, и навалит тебе народа на Каланчу не сотня ломтей, а пяток бригад сверху - за день раскрутишься! Реальным крышаком станешь, а не... - Ксюша хотела сболтнуть "пустосвистом", но вовремя спохватилась и сделала вид, что прислушивается к бубнёжке за дверью.
Снаружи прикидывали и зубоскалили, чего это Клок заперся вместе с Динкой, да ещё Цацу выгнал за дверь? Как пить дать среди Кольцевых найдётся полно стукачков, кто скоро побежит к Центральным закладывать, что Ксюша нарисовалась у Клока! Что бы он там не решал, лучше бы ему соображать побыстрее, и Клок заметался глазами, на узком лице крышака проступила испарина.
- Ну а чё, если я подпишусь? - опять вперился он в Ксюшу глазами. Будь у него Каланча в городе и топляк на Кольце - можно таких дел наворотить! Ни в жадности Клока, ни в его рисковости - Нели ни на миг не ошиблась.
- Скиперским на Каланче сразу под дых всечём, чтоб очухаться не успели, - выдала Ксюша то, что они с лычкой придумали. - Вы со Взлётки на бензовозе по тракту туда-сюда маякуете. Крышаки сговорились груз от вас на окраинах принимать и на месте горючку деребанить, там же харчи с Птахами вам подкидывать, да загоны жопу оттягивают, мол, вы сами им на Каланчу топляк причушканите. Вот мы им под Колоды бензовоз и подгоним, и всю Вышку на этом подрежем.
- Ох, и до хера ты пропалила! Кто ж тебе за порядочки наши слил? - то ли дивился, то ли подначивал её Клок. Ксюша подобрала шлем и отошла от него и дивана к окну. Она выглянула через щель между двух кусков шифера. На улице разлилось алым заросшее Пороховкой поле, дальше тянулись две широкие взлётные полосы, а вдалеке, еле видно, белели выпуклые макушки ангаров.
- Рогатого запрягать? А не по времени ли, - диван скрипнул - Клок поднялся за ней. На Взлётке Рогатым зовут бензовоз - Нели точно ей говорила об этом.
- Времени топливо подгонять вы не забили. Вышукрите бак у Рогатого изнутри, посадите загонов, скока залезет. Вслед за Рогатым охрану поставьте - всё, как всегда. Со Скиперской Каланчи процинкуют, как вы подвалите, и охрану сочтут, но про внутрянку никто не пропалит, пока под Шестёры к себе вас не закатят. Тут из Рогатого выломитесь и не расчухавший Скипер положите. Подфартит - без особого фарша на Тузы за свистком замахнём.
- Ну замахнём, ну подрежем тамошнего крышачка, ну и чё дальше? Долго на хате у Скипера не поблатуешься. Центровые регом за точку и братву с района впрягутся! Луша, Карга, Скорбные крысюки...
- Впрягутся, но не за Скипер - тока чтобы старые масти в Центре держать. Сильно меситься за чужую Вышку - залётным загонам без мазы. Как дойдёт, что точку переделили, так сразу отвалят. А я жаркой тебе помогу.
Клок закинул руку себе на загривок и ядрёно растёр себе шею.
- Гладко пишешь, курва... Тока за фраера меня не держи! Бригады Центральных отвалят, сходняк соберётся и война херанёт. Кончится наша лафа на Колечке, и в городе нас развальцуют!
- Кому большая война нужна? - милостиво и знающе улыбнулась Ксюша. - Весь кипиш одной разборкой и кончится. Скиперских нет, точка под вами, Динамо за вас - Центровые и схвавют. Чё, крышак Скиперский...
- Фаныч, - подсказал Клок.
- Чё, Фаныч кому брат родной за него подыхать? Центр делить пора, вот пусть другие и щемятся, а ты свою точку возьмёшь. Кто против тебя, бригад Скиперских и против Динамо полезет?
- Кто?.. - сунул руки Клочара и оттопырил карманы своей рыжей шубы. - Кто же? Кто? - высыпал он крошки грибов и остатки скорлупок от вороних яиц, и искал, и крутился, как будто этот злодей, кто спутает все их планы, был прямо в коморке, или в кармане у Клока. - О! Есть кто за Право впряжётся! - вдруг увидел он на полу и подобрал голый крысиный хвост. - Как с Халдеем решать, Динка, будешь? Халдей тебя как шмонь свою отмандохает.
Клок гадко оскалился, сунул крысиный хвост себе в рот, и разжевал, громко чавкая.
*************
Ксюша вернулась затемно. Стоило снять с себя шлем в прихожей, как в ноздри густо пахнуло вкусным запахом горячей еды. Цепь зазвенела, из кухни навстречу ей торопливо выскользнула Нели. Лицо лычки светилось, уголки губ ползли вверх. Наверняка она зуб могла дать, что живой Ксюша с Кольца не вернётся. Наблатоваться за месяц, чтобы уговорить отмороженного крышака повести две бригады на Центр - это тебе не в бассейне плавать учиться.
Нели напоказ ничего не стала расспрашивать про дела прямо с порога. Она расхвасталась, что сварганила знатный харч из Ксюшиных сухпайков, муки и консервов. Готовилось всё на старой плите и горючих таблетках сухого спирта. В кастрюльке лениво побулькивал густой суп с картошкой, фасолью и пряностями, в прозрачной миске горкой насыпан фруктовый салат из консервированных персиков и ананасов, на крупном блюде смазанные шпиком и плавленым сыром оладьи, а на маленьком блюдце халва, сдобренная яблочным повидлом.
Для той, кто привык из вороньего мяса и жёстких грибов каждый день готовить что-нибудь новенькое, ужин вышел не просто удачно, а поразительно. Ещё удивительнее, что Чалая дождалась Ксюшу и не съела ни крошки. Окна в квартире плотно задёрнуты шторами, на обеденном столе голубым огнём горит керосинка, две белые фарфоровые тарелки, начищенные вилки и ложки давно заждались Нели и Ксюшу. Ксюша невольно подумала, что, если бы она не вернулась с аэродрома, вместо праздничной встречи у Нели вполне могли получиться поминки.
Сели ужинать. Лычка притащила кастрюльку и разлила еду на две порции. Ксюша зачерпывала ложкой горячий суп, дула и швыркала и всё равно обжигалась, но с удовольствием ела после целого дня на ногах. Ни на одно блюдо из кухонного комбайна Башни ужин Нели не походил. Горячая еда оживила изнутри и согрела, так что Ксюша наконец начала говорить про их с Нели дела.
- И что, этот Халдей, нам всё мазу испортит?
- Халдей - крышак старый, лет десять на Каланче у Крысоёпов тусуется - ещё никто не подрезал, и блатные в Центре его в буграх шановят. Халдеич за Право топит, и ему не по мазе, что всякая шваль, типа Клока, в Центр прошьётся. Халдея надо бы самым первым, или последним валить. У Скорби загонов - бригад двадцать будет. Сладко живут, крыс в городе харчат; ну, а крыс в городе - в каждой начке по стаду, вот мизга к Скорбным и липнет. Кой-кто из колхозок подвальных сами к ним в Птахи прописываются.
- Слыхала о таком, - понимающие кивнула Ксюша и припомнила Зою. За месяц с лычкой она перестала бояться, что Нели сыпанёт ей какую-нибудь отраву в еду, без страха сидела рядом с ней за столом, иногда даже пила из её кружки. Нели вполне обжилась у Ксюши в квартире. Ей нравилось каждый день ходить чистой и сытой и ночевать в безопасности, и хорошо одеваться. Она немного поправилась и посвежела лицом. Тронутые желтизной волосы Нели подвязывала цветастыми поясками от платьев, ещё отрыла где-то в шкафу домашние туфли на мягкой подошве и натягивала под них сетчатые носки.
- Сколько надо захватить Каланчей, чтобы подрезать Халдея со Скорбью? - отставила Ксюша пустую тарелку из-под супа и придвинула к себе фруктовый салат в миске.
- Все, чё есть, - ковырялась лычка мизинцем в своих зубах. - Каргу точняк надо под себя грести. С Крысоёпами у нашей то рамсы, то качели. Посвист у Воронёных - не палёней Халдеева. Если к ломтям со Взлётки загон Скиперский, да бойцов Луши и Карги докинуть - козырная банда замутится, такой котлой можно и Скорбь ушатать. Никто не вечный, и Халей тожа... Тока чё-то я замуту с Клоком не просекла: он подписался на Скиперских быкануть, или отмазался и сдал как ссыкло?
- Подписался. В блатные мастырится, свою точку обсидеть в Центре метит. Но Центральные пропалили, что я на Кольце блатовалась - стукачи им сегодня сольют. Допетрят Центральные, что к чему?
- Не, не допетрят, но очко жиманётся, - серьёзно задумалась Нели. - К Фанычу надо регом гонца засылать; горючку, мол, на Скиперскую Каланчу со дня на день за жратву Клок притаранит.
- Клок послал гонца. Рогатого рано утром по тракту покатят. Я к ним подошьюсь на окраинах. Вместе к Скиперской Каланче и причалим.
- Смотри Ксюха, как бы тя саму в том Рогатом на поклон к сходняку не причалили. Клок беспредельщик, он тебя за свою шкуру кидануть может, - предупредила её лычка.
- Думаешь, скурвится? - перестала есть Ксюша. Про то, чем может закончиться поездка внутри бензовоза, она заранее и не подумала. - Какие Клоку резоны меня сейчас слить? Чтоб подачку у Центральных сшакалить, и снова топляк им по тракту как чепушила гонять? Если кинет меня, Клока со мной вместе спишут - просто так, для порядка. Базар-то между нами был? Был. Он забился Центровых щемить? Забился. Так что стукачи из Раскаянья на меня щас играют.
- Наколи себе на лбу, Ксюха, - мелко сплюнула Нели. - Каланчу по два крышака не обсиживают. На Тузах тока один крышак люд паучит, и Цаца блатуется, какую он пялит. А не пялит, так на хер Цаца нужна? Щас тя Клок не сольёт, ему с Динкой конкретно в ногу шагается, но тока ты ему на Башню посветишь, мол, сама крышевать её бушь, и Клок тя ломанёт. Крысы за крысюками кандёхаются, загоны за авторитетами точатся. Вы с Клоком поцапаетесь, у кого Каланча выше. Ты, пока Центральных не дощемили, Клоку больше подмахивай, и тише поддакивай, ну, а там...
- Я его первая кидану, - договорила за неё Ксюша, одним глотком допила сладкий чай в своей кружке и встала, чтобы собрать со стола. Лычка, позвякивая цепью, поднялась следом, помогла Ксюше убрать тарелки и потащилась за ней на кухню. Посуду в тазу с тёплой водой они мыли вместе. Сначала Ксюша ходила за Нели, чтобы та не украла чего-нибудь острое, теперь Нели приглядывала за Ксюшей, чтобы вовремя её обстирать, приготовить ей, или заштопать одежду. Многое они делали вместе. Вместе убирались в квартире: Ксюша таскала воду, лычка не разгибалась от тазика или от половой тряпки; вместе таскали мебель, протирали пыль и перестировали половики и шторы. Со времён дружбы с Сашей Ксюша почти забыла, что такое жить с кем-то рядом и кому-нибудь помогать.
Квартира-тюрьма в её тайном доме: Ксюша и не представляла, что настолько привяжется к своей заключённой. Сначала ей хотелось просто схватить бандита, чтобы как следует его допросить, и после, наверное, застрелить его из ружья. И даже в мыслях у Ксюши не было, что этот бандит станет ей близок и дорог. Нели безропотно таскала стальную привязь, привыкла отмахивать длинную цепь, когда та мешалась, словно всю жизнь проносила ошейник на своём горле. Ни разу она не захотела сбежать, или пролезть на запретную часть квартиры. Неужали так верила в честность Ксюши, и в её обещание дать ей свободу, когда она возьмёт Башню?
Но как бы Ксюша к ней не прониклась, ошейник она не снимала. Да, она человек, да, в городе много кого следовало бы посадить на цепь вместо Нели, но ничего не изменится, пока Ксюша не победит Кощея. Она чувствовала, что не должна и не имеет права снимать с Нели цепь. Это как рюкзак, в который набрано на дорогу припасов, и освободить Нели - всё равно что вывернуть его наизнанку. Как бы ни было тяжело, а надо тащить до конца.
- Где ты так научилась готовить? - спросила Ксюша, пока бок о бок мыли посуду на кухне.
- У Птах намастырилась, пока на блудуаре росла.
- Ты жила в Гареме с самого рождения?
- Ну а где ещё? Карга малых своих не кидает, пузатых баб с Каланчи не вытуривает: все в гнезде, всё в гнезде. Бывало, и пацаньё с босявками подвалохшными подбирали на вырост. Карга - старуха с понятиями.
- Ты дружила с другими Птахами?
- Ну, как дружила... типа, воспитывали... а когда Цацей была, Птахи сами со мной скорешиться хотели, - лычка скользнула по Ксюше смутной улыбкой.
- Значит, и у вас на Высотке бывает дружба. И семьи, наверное, тоже бывают, раз женщины, и мужчины, и дети есть.
- Не, Ксюх, семья на Каланче - эт не подвалохшное, - со звоном перебирала в тазу кружки и ложки Нели. - На Гареме мужикам нехать делать. Крышак - один нам мужик, и загонов без мазы на блудуар не пускает. Мелкая пацанва всё больше на Валетах тусуется, у Птах только харчатся. Жратва, хозяйство: шмотьё там подшить, Плесуху забодяжить, иль чего ещё - это всё на нас, на Птахах. Одной Птахе тяжко лямку тянуть, вот по две-три Птахи, может по пять, в семьи сбиваются, чтоб полегче. Новых сосок подвалохшных Цаца не на голяк, а к семьям пристёгивает, чтоб пообтёрлись там, наблатыкались. Я в такой семье выросла мелкой пацанкой, без мужиков. Мужики по мазе от крышака раза два-три в неделю в Гарем трахаться ходят. А коли срез на Каланче, тогда трахают всех, каждый день: и Птах, и Цацу, и крышака.
Лычка заржала, занозисто глядя на Ксюшу, потом вытащила посуду из тазика, расставила на сушилке, взяла полотенце и хорошенько вытерла руки.
- Зачем на два этажа под Тузами Гарем-то мутить? - доканчивала она. - Вот полезет бычьё крышака подрезать, в Курятнике до самых Тузов забазланят. Резать-то нас Птах не с руки, а заткнуть - хер заткнёшь. До седых волос Птахи в Карге доживают.
- Без любви?
- Чё?
- Без любви? У вас что, там совсем нет любви?.. - трижды неловко повторила Ксюша. Ухмылка скисла на лице Нели. Она передёрнула плечами, отбросила полотенце на мойку и поплелась с кухни.
- Закатаюсь пойду, а то чёт спина уже кружиться, - цепь Нели потащилась следом за ней, и скоро где-то в спальне заскрипела кровать. Ксюша задержалась на кухне. На сердце залегла неприятная тяжесть, словно за хорошую встречу и старательный ужин она плюнула лычке в душу. Под стеклом керосинки как ни в чём не бывало трещал фитилёк. Ксюша прибавила его до яркого синего зарева и пошла вместе с лампой сквозь сумеречную столовую.
Ксюша сдвигала два кресла в прихожей, чтобы и спать, и караулить зеркальную дверь - не столько от лычки, сколько от бандитов снаружи, ведь те в любой день могли проследить за ней через весь город до тайной квартиры.
Ксюша улеглась в креслах, взяла ружьё и потушила свет. Под бок ей тут же впилась забытая книга про кубик Рубика. Сам кубик давно пылился на двадцать восьмом этаже небоскрёба, на полке в одной комнате с выцветевшими бумажными гирляндами, вырезными снежинками и детскими рисунками Ксюши.
В Башню она теперь возвращалась только за питьевой водой и продуктами, иногда купалась в бассейне, и конечно же заряжала костюм.
Тишина её старого дома стала другой, когда в нём поселилась Нели. Лычка сопела, иногда кашляла и ворочалась на скрипучей кровати - видать, сон не шёл. Иногда Ксюше казалось, что она слышит шорохи и голоса в заброшенной части дома, и тогда крепче сжимала ружьё и не сводила глаз с зеркала. Дверь несгораемого шкафа обязательно заскрипит, если в него кто-то полезет со стороны нежилой квартиры, но на выходе в их прихожею он немедля получит заряд дроби с обеих стволов.
- Ксюха, а ты чё там за любовь спрашивала? - окликнула лычка в бессонице.
- Да забей, Нели. Я просто...
- Нет, ты чё втрескалась в кого?
Ксюша получше натянула на себя шерстяное одеяло. Одеяло пахло хозяйственным мылом.
- А что если и втрескалась?
- Чё, в пацанчика какого? Замочили его?
- Нет, меня бросили. Уехали из города на машине.
- Да-а, красиво кинули, ё-ма-на.
Ксюша хотела, чтобы Нели больше ни о чём не спрашивала. Она всматривалась в своё собственное отражение в большом зеркале, как она лежит в сдвинутых креслах с ружьём и караулит себя и лычку от наружного тёмного города. Вдруг до Ксюши дошло, что Нели всю жизнь прожила в этом самом городе, и видела больше неё, и вынесла на своей шкуре больше неё, и хотела больше неё - но не спрашивать, нет не теперь, а, чтобы её саму спросили.
- Ты сама-то любила, Нели?
- Ну, ё-ма-на... такое на роду у бабы проклятье, - с сипотцой хмыкнула лычка. - Первого своего, чёт, вспоминаю - бывает. Хорошенький такой был мальчишечка, а я девчоночкой с бабьего этажа была. Нас, малолеток коренных, за шкворник на Каланче не держали. Хошь - в город звездуй, движнячь, где сканает, тока за свою жопу сам палься. Вот мы мелочью бегали в Тырь с пацанами. Мой пацанчик постарше был, на гитаре мне бацал, а я с ним целовалася. Но он на тухлое дело рано подшился - к загонам на срез; взрослый мол, захотелось крышака уронить. Да не выгорело. Крышак их бучу пропалил: кого пристяжные слёту зарезали, кого так - отмундохали. Кликнула меня Цаца на Тузы, а мальчишечка мой обработанный перед крышаком в кровище валяется. Ну, я сразу в слёзы, в сопли, там. А крышак с одного боку покоцанный, замотанный весь, такую мне тему толкает:
"Хошь, его замочу?"
"Не-а!", - хнычу, ясно.
"А чё сделашь, чтоб сучёнка твоего не порешали?"
"Всё-всё сделаю!".
"Ну, давай: раз всё, так делай..."
- Вот тебе и любовь, Ксюха. Себя же защемим, ради этой, сука, любви. Мне бы ещё года два на воле пластать, а нет, обсиделась в Гареме. Не плохо, так-то, мне житуха карту сдала: до Цацы, вон, раскрутилась. А Крышак тот всё едино на срезе посыпался, и Цацу его с Каланчи ветром сдуло, вот я с новым крышаком и сблатовалася. Одиннадцать годочков подо мной Птахи шуршали, порядочки я свои круто поставила. При Солохе ни один загон не ярыжничал, и старух из Карги не вытуривали.