Жил да был на свете цыган, кузнец-молодец, на весь табор удалец. В той стране, по просторам которой кочевали ромалы, правил в меру толерантный владыка, одинаково относившийся к людям всех национальностей. Однако ничто не вечно и никто не вечен. В урочный час земное существование владыки подошло к концу и он отошёл в мир иной. А после него престол занял исключительно нетерпимый тиран, повелевший пустить всех цыган на мыло, а из их табунов наделать колбасы. Поднялись верные сатрапы тирана и в кратчайший срок извели в стране всех цыган. В те дни конской колбасы и мыла было так много, что стоили они дешевле обёрточной бумаги.
Лишь один цыган-кузнец сумел избегнуть всеобщей участи. Его жена гадала лучше всех в таборе, она-то и нагадала, что табор доживает последние деньки. Но не поверили ей ромалы, ведь карты никому больше не показали того же, что и ей. В конечном итоге только семья кузнеца и спаслась, вовремя удрав в соседнее царство-государство, где цыган отродясь не видали и никто против них ничего не имел.
Заехал кузнец на своей кибитке в какое-то селение.
- Лачо дывэс, гаджё, яв састо тэ бахтало! - обратился он вышедшим ему навстречу сельчанам. - Приветствую всех, доброго вам здоровьечка, нэ!
- И ты здрав будь, добрый человек, - ответил цыгану седовласый староста. - Кто таков, куда путь держишь? Какими судьбами в наших краях?
- Мэ рома, цыган я, - отвечал кузнец. - Бегу вот со своей семьёй от худой доли, от горя-злосчастия да от неминучей гибели, нэ. Ищу край, где у нас будет место под солнцем, крыша над головой и кусок хлеба.
Взял цыган семиструнную гитару и тоскливо пропел:
- Ой да зазноби-и-ло-о,
Да ну-у, ну-у, ну-у,
Ты ж мою головушку-у.
Ой да зазноби-и-ло-о,
Да вот-ы, вот-ы, вот-ы,
Мою ж раскудрявую-у.
Э-эх!
Бида мангэ, ромалэ,
Бида мангэ, чавалэ,
Бида мангэ, ромалэ, нэ,
Бида мангэ, чавалэ...
И жена его с детьми затянули жалобно хором:
- Ай нэ-нэ-нэ-э, ай нэ-нэ-нэ...
- Возьмите меня кузнецом, уважаемый, - попросил цыган старосту. - Ромалы - лучшие в мире кузнецы, нэ. У нас не только зубы, у нас руки золотые. Гвозди буду ковать, подковы, ножи, топоры, мотыги, косы, лопаты, вилы, всякую утварь...
Переглянулись сельчане, посоветовались между собой.
- Хорошо, почему нет, - согласился староста. - Наш-то кузнец как раз недавно от чахотки помер, а всех его подмастерьев в рекруты забрили. Так мы с тех пор без кузнеца маемся. За каждой мелочью приходится в город ездить, а там торгаши дерут втридорога. Вон там, на отшибе, за балкой наша кузница, ступай, цЫган, обживайся...
Подобно всем уроженцам своей страны, староста называл цыгана с ударением на первый слог.
- Ай мишто, ай шукар! Тэ дэл о дэвэл э бахт лачи! Вот хорошо-то, нэ! Дай вам бог здоровья, сельчане! - Кузнец бросился радостно обнимать жену и детей. - Рисиям харэ! Мы нашли новый дом, жена, чаворэ, чайорья!
Семья цыгана - жена и дюжина ребятишек обоего пола (кузнец оказался на редкость плодовитым) - залилась слезами от счастья.
Так зажили цыгане в селении и не могли люди нарадоваться на мастерство нового кузнеца. Правду он говорил про свои золотые руки, отродясь никто в селении не ковал лучше цыгана.
Жена и дочери кузнеца трудились по хозяйству и заодно гадали сельчанам, снимали сглаз и порчу, отгоняли злых духов. Сыновья цыгана подрядились пасти скотину. Однажды к селению подошла стая голодных волков, но цыганята, нисколько не испугавшись, так отхлестали зверей длинными кнутами, что чуть не забили насмерть. Волки усвоили урок и больше не возвращались.
Как-то раз через селение проезжал знатный витязь, следуя с одной какой-то войны на другую, как это принято у знатных витязей. Услышав от людей о мастеровитом цыгане, он не преминул заглянуть в его кузницу - перековать коня и починить амуницию.
- Салют, цЫган! - крикнул он с порога. - Чё-как, любезный? По-нашему разумеешь?
Он восхищённо осмотрел качественные доспехи витязя, цокая языком от удовольствия.
- Барвалэс, шикарно живёшь, сударь, нэ. Починить такое стоит бут лавэ. Много денег, нэ.
- Ты работай, цЫган, работай, сочтёмся... - Витязь с хитрой ухмылочкой посмотрел по сторонам и как бы невзначай поинтересовался: - А что, цЫган, умеешь ты дамасский булат ковать?
Застал этот вопрос кузнеца врасплох, он готов был со стыда сквозь землю провалиться, но пришлось признать, что секрет дамасского булата ему неведом.
- Жаль, жаль, - с показным разочарованием вздохнул витязь и добавил многозначительно: - Между прочим, клинок из дамасского булата тоже бут лавэ стоит, цЫган, имей в виду. Я прямо сейчас готов был у тебя новый меч заказать, но раз нет, значит нет... А так вообще мастеров дамасского булата на всём свете по пальцам пересчитать и каждый в золоте купается. Самые знатные правители и вельможи, самые доблестные витязи к ним в очередь выстраиваются, готовы платить любую цену.
Взыграло в кузнеце самолюбие, захотелось ему пришибить наглеца на месте, а ещё лучше тайком последовать за ним, подождать, пока он расположится на ночлег в безлюдной местности, прирезать во сне и оставить на съедение диким зверям. С большим трудом цыган держал себя в руках.
- Йарэ! - шипел он, ругаясь сквозь зубы.
- Но сегодня я в хорошем настроении, - весело продолжал витязь, - поэтому окажу тебе услугу, если не возьмёшь с меня денег за работу. Подскажу тебе, как секрет дамасского булата узнать.
Очень не хотелось цыгану соглашаться, да азарт затуманил его разум и он согласился поработать забесплатно.
- Езжай в столицу, - сказал ему витязь, - там легко отыщешь ратушу градоначальника - это самая высокая башня, остроконечная, с часами. Рядом с ратушей будет башня чародея. Этот мудрец весьма могуществен и известен на весь мир. В мудрости ему нет равных, он всё про всё знает. Нет на свете такой тайны, чтоб была ему не ведома. Стало быть и секрет дамасского булата чародею известен. Ступай к нему и попытай счастья, авось тебе повезёт.
Пришпорил витязь коня и умчался прочь.
"А я, сударь, - подумал кузнец, глядя ему вслед, - желаю тебе в первом же бою попасть в плен и чтоб тебя показательно посадили на кол, нэ!"
Вернулся было цыган к работе, но не спорилась больше работа. Никак не выходил из головы проклятый булат. Бросил цыган инструменты, затушил горн и запер кузницу.
- Не смогу больше работать, пока не добуду секрета, - поделился цыган с женой. - Руки ни клещи, ни молот не держат, всё из них валится, нэ.
- Нет-нет, жена, он правду сказал. Что же я за кузнец, если не умею дамасский булат ковать, нэ? Грош мне цена.
Взял цыган жену за руку, заглянул в её очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные.
- Собирай меня в путь-дорогу, поеду в столицу, навещу чародея, нэ.
На следующий день цыган встал рано, а его жена ещё раньше.
- Кай джана? - зашевелилась спросонья младшая дочь кузнеца. - Куда ты уходишь, папа?
Погладил её цыган по головке и девочка снова заснула.
- Помчусь как ветер, - сказал цыган жене, вскакивая в седло. - Но пока секрет не узнаю, не жди меня.
- Джа, рома, джа дэвлэса! - пожелала ему вслед жена. - Ступай с богом, нэ! Мы все будем молиться за тебя.
Без устали скакал цыган день и ночь, пока наконец не прибыл в столицу - большой многолюдный город возле устья реки, впадавшей в море. Высокие крепкие стены, могучая на вид стража, рынки, уличная суета - ничто не интересовало цыгана, кроме желания поскорее увидеть чародея.
Почти сразу же он столкнулся с ошибкой и непониманием. Витязь, должно быть, видел чародеев лишь на картинках, поэтому представлял себе их и их жизнь несколько шаблонно. В действительности чародей жил не в башне, а в просторных хоромах, считай в настоящем дворце с фонтанами, колоннами, лепниной, статуями, позолотой, дверьми, инкрустированными черепаховым панцирем, резной мебелью из ценных пород дерева, мраморными полами, мозаичными витражами и прочими вычурными красивостями.
Вошёл цыган в просторный терем, а там слуг видимо-невидимо и всё сплошь молодые сочные девки, фигуристые и, судя по одежде, совершенно бесстыжие. Назвал себя кузнец и стал ждать, пока о нём чародею доложат. Наконец провели его сквозь анфиладу бесчисленных коридоров, лестниц и комнат в светлицу, где чародей принима массажные процедуры. Здесь его также обслуживали полуголые девки, которые тёрлись об него и прижимались к нему всеми своими прелестями, а мудрец беззастенчиво их тискал, вызывая этим звонкий смех и весёлое повизгивание распутниц.
Подивился цыган на такую обстановку и на такой образ жизни, какого не видал и среди распущенной знати. Его удивление не укрылось от мудреца.
- Что, цЫган, не ожидал? - спросил он его с усмешкой. - Небось думал, что чародеи живут в стылых каменных мешках с покрытыми плесенью стенами, где полно крыс, тараканов, клопов и летучих мышей?
- Есть такое, сударь, нэ, - смущённо признал цыган.
- Всё это наглая ложь, бессовестная клевета и беспардонные инсинуации, распространяемые про чародеев нашими конкурентами и недоброжелателями! Есть много людей, цЫган, которые сами ни на что не способны и потому завидуют чужому положению, знаниям и могуществу. Они-то и сочиняют про нас всякие небылицы и пасквили, из-за которых в прежние времена, бывало, мудрецов гноили в темницах и жгли на кострах.
Чародей обвёл рукой вокруг себя.
- А на самом деле мы любим жить вот так. Дело ведь в том, что за пределами книжной премудрости мы совершенно неприспособленные создания, ленивые, капризные и изнеженные. Мы привыкли к комфорту и достатку, хотим жить на всём готовом и чтобы соблазнительные молоденькие служаночки холили нас и лелеяли, не гнушаясь любовных утех. Ни один чародей даже под страхом смерти, не то что добровольно, не поселится в каменной башне с крысами! Нет уж, нам подавай светлые просторные хоромы, мягкие ковры и перины, удобную мебель, вкусные кушания и пития, и чтобы непременно были кухарки, прачки, садовники, извозчики, посыльные, помывальщицы, виночерпии и прочая обслуга.
- Ничего себе запросы, нэ! - присвистнул цыган.
- Так зачем пожаловал, кузнец? - перешёл чародей к делу.
Поведал тогда цыган о своей беде и спросил у чародея про секрет дамасского булата. Задумался мудрец и пока думал, усадил себе на колени одну из служаночек, ухватил её за выпирающие прелести и принялся рассеянно их ласкать. Служаночка обвила руками его за шею, томно мурлыча и трепеща ресничками.
Ожидая ответа, цыган взял гитару, ударил по струнам и тихонько запел:
- Побелели, поседели
Голова и усы от метели.
С чем пойдёшь домой, цыга-ан,
Конь хромой и пусто-уо-уой карма-ан.
А с утра-то детвора-то
По домам пошла клянчить хле-еба.
С чем придёшь домой, цыга-ан,
Конь хромо-уо-уой и пустой карма-ан...
- Если не научусь дамасский булат ковать, то и сам пропаду, и семья моя по миру пойдёт, нэ! - взмолился цыган. - Помоги, сударь-чародей, век тебя за это не забуду. Что хочешь для тебя выкую, нэ!
- Да мне в общем-то ничего не нужно, - пожал плечами мудрец, - что же до секрета... Много я по свету постранствовал, много чудес повидал, а ещё больше узнал из книг. Книги - моя страсть, только не какие попало, а наполненные величайшими премудростями. Я изыскиваю и собираю их везде, где могу... Хорошо помню, что в одном таинственном свитке действительно был начертан секрет дамасского булата. Есть только одна оказия, цЫган. Когда я возвращался из дальних странствий, на мой корабль напало ужасное чудовище, которое завелось в здешних водах, пока меня не было...
Почувствовав, что в горле пересохло, чародей щёлкнул пальцами. С ближайшего столика сам собою поднялся бокал с прохладительным напитком и прилетел к нему в руку.
- На кэр акадякэ! - цыган осенил себя защитным знаком против злых чар. - Не делай так больше, нэ! Не пугай меня всякой чертовщиной.
- Не чертовщиной, а магией, - поправил его чародей. - Ты ведь не забыл, куда и к кому пришёл? Здесь всё пронизано магией...
- А-а, - понемногу успокоился кузнец. - Значит ты без труда одолел то чудовище?
Мудрец нахмурил брови и недовольно засопел.
- Нет, цЫган, не одолел. Чудовище оказалось не от мира сего и на него не действовала никакая магия, а вот его магия действовала на всё. Из-за этой негодной твари вся морская торговля и весь рыбный промысел накрылись! Видел, какое запустение царит в порту? Люди боятся к воде подойти, чудовище, чуть что, сразу набрасывается и топит. А я, между прочим, привык к рыбной кухне, к икре, к трепангам, лобстерам и гребешкам, люблю устрицы с белым вином, люблю дважды в месяц вкушать черепаховый суп... А знаешь, как хорошо после баньки с девочками хватануть холодненького лагера с копчёным палтусом? Это если девочки светленькие! А если девочки тёмненькие, тогда, ради разнообразия, можно тяпнуть холодного портера с сушёным просоленным кальмарчиком... М-м-м!
Мудрец зажмурился от удовольствия.
- И вот уже который месяц ничего этого нет - ни акульих плавников, ни соуса из чернил каракатицы, ни захудалой трески!
- Причём здесь это, сударь? - не понял кузнец. - Мы же вроде про булат говорим, нэ?
Чародей тяжело вздохнул.
- Вот именно, цЫган, про булат. Обычно, когда я один и налегке, я путешествую по воздуху - на ковре-самолёте. Так намного проще, можно следовать всё время по прямой, невзирая на неровности ландшафта и наличие проторенных трактов, и существенно экономить время. Но в тот раз со мной была уйма ящиков и сундуков с бесценными фолиантами и манускриптами, пергаментными рукописями, загадочными свитками, клинописными глиняными табличками и даже каменными плитами, испещрёнными иероглифами - наследием древнейших цивилизаций... Воздушные полёты, чтоб ты знал, в особенности на небольшом ковре, накладывают неумолимые ограничения на грузоподъёмность. Это потом я построил себе летучий корабль и теперь могу горя не знать, а тогда его у меня ещё не было и я поплыл морем на обычном судне. То, что меня при это укачало, это отдельный разговор. То, что мы преодолевали море несколько месяцев, тоже неважно. Важно, что в болезненном состоянии я чародействую намного хуже, так что, когда морская тварь напала, я был несколько не в себе... А оно такое здоровенное, такое страшенное! Зубищи - во! Когтищи - во! Щупальцыщи - во! Я еле успел наложить на свои сундуки заглятие водостойкости, как останки судна пошли на дно вместе со всей командой...
При этом известии цыган машинально снял шляпу, украшенную алым бантом, и зашептал молитву.
- Можно не беспокоиться, что сундуки с ящиками сгниют, а их содержимое намокнет и испортится, - продолжал чародей, - однако поднять их со дна нет никакой возможности. Я пробовал несколько раз, даже построил себе летучий корабль, и всё без толку. Проклятая тварь словно неуязвима! Ты только представь, цЫган, как мне пред государем неудобно. Снарядил он флот супротив чудовища, только ничем хорошим это не обернулось, так и сгинули все моряки в пучине. Сам видишь, цЫган, нужный тебе свиток покоится на дне морском и стережёт его неуязвимый зверь, которого ни магия не берёт, ни обычное оружие.
- Намишто, нанэ шукар, - покачал головой кузнец. - Плохо это, сударь. Что же теперь делать, нэ?
- Не знаю, цЫган, думай. Мне пока ничего на ум не приходит. Но если найдёшь способ, как мои сундуки со дна поднять, тогда и секрет булата у тебя будет.
Опечаленный кузнец покинул терем чародея и какое-то время бродил по городу в состоянии крайней задумчивости. Несколько раз он заглядывал в городские кузницы и портовые таверны, но никто из его собратьев по ремеслу не знал про булат (а если и знал, то помалкивал) и никто из мореходов не был готов выйти в море - одни боялись чудовища, другие уже имели с ним дело и из-за этого лишились своих кораблей. Не нашёл цыган даже захудалой лодчонки, чудовище словно нарочно лишило горожан любой возможности выйти в море.
Хоть и обещал кузнец жене не возвращаться без булата, а всё ж пришлось вернуться ни с чем. Лишь только взглянула на него проницательная женщина, сразу всё поняла.
- Непростую задачку подкинул мне мудрец, - признался цыган и рассказал всё жене.
- Тьфу-тьфу-тьфу! - та три раза сплюнула через левое плечо, осеняя себя и мужа защитными знаками. - Я надеюсь, муженёк, ты не слишком там глазел на полуголых девок?
- Мэрав тэ хав! - в сердцах воскликнул цыган. - Лучше накорми меня с дороги, глупая, нэ! Есть ли мне дело до чужих прелестей, когда я места себе не нахожу? Думаешь, я ради себя заморочился, нэ? Я хочу, чтобы ты и дети были довольны и счастливы, ни в чём не знали нужды, как сыр в масле катались, нэ!
Обрадованная жена накрыла ему на стол.
- Ладно-ладно, дорогой, не сердись. Ты пока ужинай, а я разложу карты и посмотрю, что они скажут.
Села она за гадальный столик на женской половине и разложила карты - раз, и ещё раз, и ещё много-много раз (ведь лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз).
- Яв кэ мэ! - воскликнула она. - Иди скорей сюда, муженёк! Погляди, карты говорят, что твоё чудовище совсем не злое.
- Что за бес вселился в тебя и твои карты, нэ! - цыган бросил ложку и с силой оттолкнул от себя тарелку. - Как это чудовище может не быть злым? Оно ж чудовище, нэ!
- На яв дылыно, на дар, нэ! - рассердилась жена. - Откуда я знаю? Не тупи, муженёк, и не поддавайся страху. Карты никогда не лгут. Раз они говорят, что чудовище не опасно, значит так и есть. Пойди хоть разок на него взгляни - может оно вовсе и не чудовище, может это царевич зачарованный? Или может ему чего-то не хватает, а выразить оно не умеет, вот с горя и бесится. Наберись решимости и попроси, чтобы оно само тебе те сундуки из моря вынесло...
Схватил кузнец жену, крепко обнял и расцеловал.
- Ай да жена у меня, умница! Не жена, а загляденье, нэ!
На следующее утро он снова оседлал коня.
- Бахт тукэ, нэ, - пожелала ему вслед жена. - Удачи тебе, муженёк.
В этот раз цыган не поехал в город, а сразу свернул к морю. На берегу его взору открылись целые залежи всякого хлама - полуразрушенные остатки рыбацких хижин, обломки кораблей, скелеты выбросившихся из воды китов, обрывки сетей, потемневшие куски плавника, дырявые корзины, дохлые чайки, зловонные пучки гниющих водорослей, яичная скорлупа... Как и говорил чародей, с появлением в прибрежных водах свирепого монстра вся рыболовная отрасль как таковая перестала существовать. Кто-то из рыбаков погиб, остальные разбрелись по стране в поисках альтернативного заработка.
Долго бродил цыган по берегу в надежде найти хоть одну уцелевшую лодку, чтобы на ней выйти в море. На море весьма удачно царил штиль. Водная гладь была ровной и спокойной, точно гигантское зеркало, блестевшее и переливавшееся в лучах солнца.
Наконец заметил цыган двоих - старика и старуху, сидевших на потрескавшейся ветхой лавочке рядом с полуобвалившейся землянкой. Обоим было столько лет, что они походили уже не на людей, а на ссохшиеся мумии. Потемневшую от солнца, морской соли и времени кожу стариков избороздили глубокие морщины. Одеты они были в грязное рваньё; оба покуривали трубочки, вперив неподвижный взгляд в морскую даль.
Подошёл к ним цыган, снял шляпу и вежливо поздоровался.
- Ты чего, цЫган, забыл в этом гиблом месте? - полюбопытствовал старик.
- Да ты никак совсем ослеп, старый! - повернулась к нему бабка. - Нешто не видно - лодку он себе ищет. Не махоркой же он тебя угостить пришёл, хочет в пучине буйну голову сложить, как и все, кто тут до него был...
Враз навострил цыган уши.
- А что, бабонька, много до меня людей приходило, нэ?
Бабка затянулась и выпустила клуб вонючего махорочного дыма.
- Да как не много, милок, прилично. Распустил вишь кто-то слух, что на морском дне ценные сокровища лежат, с тех пор отчаянные люди так и прутся сюда, так и прутся. И почему-то всё сплошь мастеровые люди, по кузнечному делу. А вот чтобы ткача, или сапожника, или горшечника, мы тут не видали.
Понял всё цыган и досадно ему стало, что попался он на чародееву удочку, как самый последний лох. Но вместе с тем в нём окрепло и стало ещё сильней желание завладеть секретом булата и стать единственным его знатоком и владельцем в царстве-государстве.
- Выйти-то все в море выходили, - покряхтел дед, - а назад никто не вернулся. Тварюга проклятая в море-то пускает, да обратно не выпускает. У нас тоже смельчаков поначалу полно было - рыбный промысел продолжать. Так все без вести и сгинули...
- С ними и сыночек наш единственный, кровиночка, ушёл, - всхлипнула старуха. - Уж как мы его молили, как упрашивали остаться. А он молодой, горячий, не послушал нас. С тех пор мы целыми днями сидим, ждём, на море смотрим. Сердце подсказывает, что погубил его распроклятый зверь, а всё ж надеемся, вдруг воротится наш кормилец...
- Аи чачо, - не стал спорить цыган, - ваша правда, я ищу лодку, нэ. Соболезную всем вашим утратам, но мне непременно нужно с чудовищем поговорить. Я ведь знаю, что где-то у вас есть лодка. Если одолжите, дам вам золотой и впредь до самой смерти буду вас содержать вместо вашего кормильца.
- Да о чём же с окаянным говорить? - подивился дед. - Нешто звери говорят? Вижу я, ты удумал прежде срока счёты с жизнью свести. Грех это, цЫган. Всё равно, что руки на себя наложить. Такое бог не простит.
- Грех в орех, а зёрнышко в рот, - ответил кузнец поговоркой. - Жена заглянула в карты и те ей сказали, что с вашим чудовищем не всё так просто, а карты никогда не врут, это я вам как цыган говорю, нэ.
Переглянулись дед с бабкой и пожали плечами. Дед проковылял к вороху грязных дерюг, прижатых камнями, чтобы не унесло порывом ветра, и принялся откидывать их в сторону. Как и следовало ожидать, под дерюгами была спрятана лодка. В это же время бабка из-под другого вороха дерюг извлекла вёсла.
- Пожалуй-ка, милок, мы тебе компанию составим, - сказал старик, вдвоём с цыганом подтаскивая лодку к воде. - Раз ты на тот свет рвёшься, то и мы с тобой. Чем сиднем-то сидеть, пора нам к сыночку покойному отправляться. Зажились мы на белом свете.
И прежде, чем цыган нашёл, что возразить, оба старика спустили лодку на воду, ловко в неё забрались и уселись за вёсла. Пришлось плыть втроём. Отплыли они от берега недалече и вдруг забурлила ещё мгновение назад прозрачная вода, сквозь которую было видно дно, мелькнула под лодкой тень и всплыло на поверхность настолько кошмарное создание, что от одного его вида могла хватить кондрашка.
- Эй, кон ту, нэ, сыр тут харэна? - напустился на него цыган, стараясь не показать охватившего его страха. - Ты кто такое и как тебя звать, нэ?
- Ого! - удивлённо воскликнуло чудовище. - Наконец кто-то снизошёл до общения со мной, а то как ни всплывёшь, сразу норовят то в сети запутать, то чем-нибудь острым пырнуть. Прям не люди, а звери какие-то!
- А тебе тут чего понадобилось? - сердито вскочил старик, забыв свои же слова о том, что чудовище говорить не умеет. - Чего ты в наши воды припёрлось? Без тебя как хорошо было, рыбачили, моря бороздили, торговали. А ты явилось и всё испортило, да ещё людёв сколько потопило, всю страну в убытки ввело!
- Мне от вас вообще ничего не нужно и глаза б мои вас не видали, - возразило чудовище. - Вот мне делать больше нечего, как только кому-то жизнь портить. Я себе плавало и никогошеньки не трогало, это вы все почему-то сговорились против меня, начали нападать и по-всячески меня изводить.
- А рыбу всю кто распугал? - взвизгнула от негодования старуха. - Где нам прикажешь рыбачить, если из-за тебя в прибрежных водах рыбы совсем не осталось?
Многолапое, многощупальцевое чудовище пожало всеми своими шипастыми и бородавчатыми плечами.
- Да где хотите, мне-то что? Морей на свете навалом. К вашему сведению, ими покрыто две трети поверхности Земли. При таком раскладе только ленивый себе места для рыбалки не найдёт.
Старуха погрозило чудовищу сухоньким кулачишком.
- Ты тут давай не прикидывайся! Сыночка нашего почто сгубило, окаянное? Единственного кормильца у нас отняло! Спасибо тебе за это, встретили, называется, старость! Была б я молодой, так бы и врезала тебе промеж глаз твоих наглых!
- Агась, - поддержал бабку старик. - Само первым на людёв начало кидаться, а мы виноваты. Нам теперь уже и защищаться нельзя? Вот погоди, снарядит государь ещё один флот, хлеще первого, с бонбами, уж он тебе тогда задаст! За всё тогда ответишь!
Чудовище всплеснуло всеми своими плавниками, щупальцами и лапами.
- Хотите сказать, мне теперь от вас ни минуты покоя не будет? Ну дожили! И что же это за невезуха такая? Бесчисленные эоны блуждало я в запредельных сферах бытия, будучи бесплотной формой жизни, наподобие духа, и вот однажды мне это наскучило и я решило сменить образ жизни и среду обитания. Поглядело я туда, поглядело сюда, прикинуло разные варианты и захотелось мне пожить в синем море, в материальном теле водоплавающего существа. Плавать в жидкой среде - почти то же самое, что в пустоте, в облике бесплотного духа. Кинематика похожая - так мне тогда казалось. Но когда я переселилось в ваш мир и посредством магии осуществило телесное преобразование, оказалось, что освоиться на новом месте - задача не из лёгких. Да, я согласно, у меня ещё не всё пока хорошо получается, я довольно неуклюже и частенько натыкаюсь то на подводные рифы, то на плавучие деревянные корыта, то на гранитные набережные, но ведь это же не повод сразу меня убивать! Я из-за этого нервничаю, начинаю психовать и творю ещё больше глупостей.
- Видите, уважаемые, - обратился цыган к старикам, - карты никогда не врут, нэ. Чудовище само по себе не плохое, просто оно окунулось, в буквальном смысле, в новую жизнь и в новую форму, ничего ни об этой жизни, ни об этой форме не зная.
Хоть и доверял кузнец жене, картам и своей цыганской удаче, как никому другому, а всё же он был рад, что чудовище не рассвирепело и не сожрало их.
- Вашего сынульку я помню, - внезапно заявило старикам чудовище. - Задорный такой был парнишка, кучерявенький... Зачем-то начал в меня острогой тыкать. Я хвостиком-то отмахнулось, острога у него в руках перевернулась, он сам на неё и напоролся. А что до остальных людей, то разве я виновато, что вы без своих деревянных корыт плавать не умеете? Чуть что, сразу тонете. Я так считаю: поселились у моря, извольте уметь плавать.
- Ну, знаешь, ты тоже хорошо, нэ! - не утерпел и осадил его кузнец. - Мало ли кто там утонул, есть-то людей зачем?
- Что? Есть? Ф-фу-у! Буэ-э-э!!! - Чудовище содрогнулось от рвотного спазма. - Да меня от одного только вида вашей белёсой разбухшей плоти тошнит. Никого я не ело, кто потонул, тот так на дне и лежит. А уж если рыбы или омары с крабами кого оприходовали, я за то не в ответе. Если хотите, могу вам завтра с помощью магии всех утопленников со дна поднять, чтобы вы их похоронили по своему обычаю.
Цыган опять навострил уши и только собрался сказать, что вместе с утопленниками неплохо было б и разные вещи тоже поднять, например сундуки, но старики не дали ему и слова вставить. Подобно всем простым людям, они легко и быстро могли менять настроение на противоположное.
- Да уж ты, милок, подсоби, подыми людёв-то, - плаксиво запричитала старуха. - А то столько народу сгинуло и некуда даже на могилку сходить, поплакать. Близким-то каково?
- Погодь ты, бестолковая баба! - осадил старуху дед. - Прежде всего этому недотёпе надо у себя марафет навести. Ты на него глянь - куда такому страхолюдине в море плавать? Вон он сколько себе всего накрутил - и зубьев, и шипов, и бородавок, и клешней, и лап, и щупальцев... Ни зверь, ни рыба, ни гад морской, ни кыркадила, а непойми кто. Ему наперво надо себе такой вид состряпать, чтоб плавать было удобней и жить в воде, не тужить.
- И то верно, старый, - согласилась бабка. - Ну ты ему и подскажи.
- Тебя кто, дурья башка, надоумил всю эту чепухенцию себе отрастить? - спросил дед у чудовища. - Оно тебе это вот зачем?
- Просто так, на всякий случай, - отвечало чудовище, недоумённо оглядывая и ощупывая себя. - Вдруг пригодится, выручит в трудную минуту.
Дед с бабкой залились визгливым старческим смехом.
- Ох, милок, милок, на все случаи жизни всё равно не напасёшься, - глубокомысленно изрекла старуха.
- В море, - назидательно добавил старик, - надобно иметь не то, что будет тебе помогать, а то, что НЕ БУДЕТ ТЕБЕ МЕШАТЬ!
Цыган прищёлкнул языком.
- Что вы, уважаемые, с ним как с жучкой или как с бурёнкой разговариваете? Хоть бы имя у него сперва узнали, нэ. Есть у тебя имя, чудо-юдо ты морское?
- Нету, - призналось чудовище. - В запредельных сферах имена никому не нужны, мы там и так друг друга насквозь видим.
- А вот у нас без имени никак, - сказал цыган. - Надо тебе придумать что-нибудь несложное, чтобы ты не запуталось в слогах и фонемах, как в лапах и щупальцах, нэ. Вот например Миша, или Гриша...
- Миша-Гриша сгодится, - согласилось чудовище.
- Балда ты, Миша-Гриша, - тут же заявил дед, раскуривая свою трубочку. - Ты себя со стороны-то видал? Ты как ёжик, только заместо иголок во все стороны зубья торчат, шипы, когти, лапы, щупальцы... Разве кто так делает? Хоть разок бы к рыбам присмотрелся - у них же кроме плавников, считай, и нет ничего, зато как резво плавают! Причём плавают, как я слыхал, уже 450 мильёнов лет, со времён девонского периода.
- До такой простоты я не додумался, - грустно констатировал Миша-Гриша.
- Это ничего, милок, - обнадёжил его старик. - Мы сейчас тебя образумим, а уж ты дальше сам науку в жизнь внедряй, как пожелаешь.
- Да-да, научите, пожалуйста, научите! - взмолился Миша-Гриша. - Я вам за это с морского дна что хотите достану.
Кузнец, порывавшийся заткнуть говорливых стариков и самому продолжить диалог с чудовищем, решил после этих слов повременить.
- Так вот, Миша-Гриша, слушай, - начал старик. - У водяных существ форма тела завсегда зависит от того, как они живут. Ты сам-то как хочешь, по дну ползать или всё ж таки в воде плавать?
- Не, по дну ползать не хочу, - подумав, признался Миша-Гриша.
- Во-от, значит у тебя вся жизнь будет сплошным движением в водной толще.
- Дед, дед, - пихнула старика бабка, - ты ему про типы плавания расскажи.
- Знаю, старая, не встревай! - отмахнулся старик и снова обратился к Мише-Грише. - Стало быть типов плавания различают всего три: крейсерский, бросковый и манёвренный. Одни рыбы к одному приноровились, другие к другому, третьи к третьему...
- А ещё универсальные рыбы бывают, - не выдержала и опять встряла бабка. - Они, милок, в себе разные локомоторные специализации сочетают...
- И до этого доберусь! - рявкнул дед. - Вот ты ж! Дай про главное дорассказать. К примеру вот тунец - знатная рыба. Почитай, идеальный пловец крейсерского типа. У него форма такая вся гладенькая, такая удачная, позволяет и мощные толчки вперёд делать - в толще-то воды, - и при том сопротивления при движении считай нет никакого. Самое то для больших открытых водных пространств, когда нужно долго и быстро шуровать в поисках добычи.
- В плавании-то он хорош, а вот в бросках нет, - подсказала бабка, посасывая свою трубочку.
- Знаю, - отпихнул её старик. - Может он и не так хорош, как акула, зато уж свои 10 - 15 процентов рыб, на которых кидается, получает, а это не так уж плохо. Дело-то в другом, дурында. Когда долго и быстро куда-то несёшься, тебе и рыбы навстречу больше попадается, стало быть и больше шансов наловить и нажраться до отвала.
- Про щуку теперь, про щуку...
- Да отвяжись ты бога ради! Щука - она тварь совсем другая, она приноровилась к быстрым броскам. Тело у ней острое и вытянутое, как шило, чтоб в воде испытывать как можно меньше сопротивления. Долго куда-то нестись через море она не может, потому прячется в речке возле самого дна - в камнях или среди водорослей, - караулит добычу. И хоть она торчит на одном месте и число встреч с потенциальными жертвами у щуки невелико, её внезапность знатно ей подсобляет и она ловит 70 - 80 процентов рыб, на которых кидается. Тоже, знаешь, с голодухи не пухнет.
На старуху внезапно накатила ностальгия.
- Уж мы этой рыбы за всю жизнь столько переловили, столько переловили! Как вспомнишь, так... - Она махнула рукой и на полуслове сменила тему. - Про бабушку-то помяни, дед.
- Про какую ещё бабушку? - вытаращился на неё старик. - Совсем что ли из ума выжила, кошёлка худая? Бабочка, а не бабушка. Рыба-бабочка! Рыба такая, на мелководье живёт, у коралловых рифов. Похожа на круглый блин с плавниками, как камбала. Только та на боку лежмя лежит, а эта стоймя стоит прямо. Между прочим, отменно приноровилась к точному маневрированию. Легонечко так плавничками шеволит и по чуть-чуть поворачивается в любую сторону - хошь вправо, хошь влево, и в срединной вертикальной плоскости, и пенпердикулярно, и по-всякому. А там, среди кораллов-то, иначе никак. Среда сложноустроенная, жратва может внезапно появиться с любой стороны, только успевай её хватать. Вертеться надо и так и этак, в любой плоскости. Если вот к примеру взять морских змей, так они извиваются и через это в любую сторону могут изогнуться. А рыбе-то как? Особливо той, какая уродилась круглой, как блин?
- Ты про универсальных рыб скажи, - не унималась бабка.
- Вот прицепилась, как репей! - Дед выбил о борт лодки погасшую трубку и набил свежей махоркой. - Окунь! Чем тебе не универсальная рыба?
- Как по мне, так самая скусная, - кивнула старуха.
- Он и крейсировать может, и маневрировать, и быстро к добыче кидаться. Только вот все эти свойства у окуня "усреднённые", понимаешь? Кидаться-то он кидается, да не так хорошо, как щука. Нестись-то несётся, но не так быстро и не так долго, как тунец. Маневрировать маневрирует, да не так точнёхонько, микродвижениями, как рыба-бабочка. Словом, такой, знаешь, середнячок. Всё умеет, но понемногу. Среди всех трёх типов у него как бы промежуточное положение. Однако ж 40 - 50 процентов рыб, на которых кидается, окунь себе добывает.
- И уж дюже скусен, зараза, дюже скусен, - не преминула добавить бабка.
Ничего не понимавший в рыбе цыган смотрел на стариков как на сумасшедших, однако Миша-Гриша с искренним интересом внимал каждому слову.
- Невероятно! - с благоговением воскликнул он. - Какой, оказывается, дивный и многообразный мир сокрыт в океане...
- Неужто ты не видал, как резво рыбёшка в воде-то носится? - спросила его бабка. - Глазьев-то у тебя вон сколько, а по сторонам не смотришь.
- Мало просто смотреть, дурында! - строго осадил бабку старик. - Тут ещё надобно физику знать.
- Ну?
- Лапти гну! Рыба - она ж плотная, вода тоже плотная. Движение плотного тела в плотной среде слагается из действия сил способствующих этому и сил препятствующих. Ясно? Способствующая сила - это тяга, создаваемая плавательными движениями рыбьего тела, а сила препятствующая - это сопротивление воды. Так что форма любой морской твари, какой бы ты, Миша-Гриша, ни захотел стать, должна перво-наперво улучшать тягу и преодолевать сопротивление. Длинная и тонкая щука приноровилась к резким броскам с места, рыба-бабочка - к медленному и точному маневрированию в разных плоскостях, для того им пришлось пожертвовать умением долго и быстро крейсировать, а тунцу наоборот. Тут тебе, паря, никто не советчик, сам решай, что и как в себе менять и подо что приноравливаться. И так и сяк плавай, пробуй одно, другое и третье, и что тебе больше придётся по душе, то и выбирай, а остальным без сожаления жертвуй.
- Сам не пожертвуешь, море пожертвует - тобой! - добавила старуха. - Море - оно такое...
- Чудесно, превосходно, замечательно! Огромное вам спасибо! - Миша-Гриша принялся радостно скакать и кувыркаться, размахивая всеми своими конечностями и отростками и окатывая лодку и сидящих в ней людей потоками воды. Цыган и старики мгновенно промокли до нитки, а лодка заполнилась до краёв и начала тонуть. Миша-Гриша быстро опомнился, придержал лодку лапами, приподнял и опрокинул, чтобы вся вода вылилась. Людей он при этом обвил щупальцами, не давая им выпасть за борт. Стариков больше всего возмутило не это, а намокшая махорка.
- Прямо сейчас что-нибудь и попробую! - сообщил Миша-Гриша и исчез под водой.
- Эй, погоди, нэ! - крикнул ему вслед кузнец, выжимая мокрую одежду. - А вещи! Со дна! Сундуки!
Но Миша-Гриша уже пропал и сколько цыган ему кричал, так и не докричался.
Всё это время рядом с кузнецом суетилась бабка:
- Куда, куда, господи ты боже! Дед, мы ж не всё ему сказали.
Старик следом за женой не на шутку разволновался.
- Твоя правда, старая. Типы плавания ведь и по-другому различают. Надо было сказать... Есть плавание непрерывное, а есть прерывистое, есть волнообразное, а есть осцилляторное...
- Йарэ, да перестаньте вы, хватит уже! - выругался цыган и с досады сплюнул в море. - Уплыл наш Миша-Гриша, нету его. Можно и нам восвояси на берег возвращаться.
Пришёл цыган домой злой и мокрый, поведал о своей неудаче жене.
- Чёртовы маразматики всё испортили, нэ! Как давай не пойми о чём языком молоть, я и словечка не смог вставить. Нашли на них порчу, жена. Пускай у них всё на свете отсохнет, нэ. Если б не они, сейчас бы сундуки чародея уже у нас стояли.
- Не становись мелочным, муженёк, - остудила его пыл жена. - Не стану я ни на кого насылать порчу. По-твоему, это хорошая идея - восстановить против себя население в чужой стране, давшей нам кров? Или ты хочешь, чтобы нас и здесь на мыло и колбасу пустили?
Обхватил цыган руками голову.
- Хорошо хоть кто-то из нас не теряет терпения и благоразумия, нэ. Я их, кажется, уже растерял...
Подала ему жена сухую одежду.
- Теперь-то ты чего горюешь, нэ? Ты главное дело сделал - выяснил, из-за чего чудовище бесилось. Чародей утверждал, что сундуки поднять не может, потому что чудовище не даёт, ну а теперь-то Миша-Гриша мешать не станет, он своими рыбьими делами занят, вот и пускай мудрец сам свои сундуки достаёт. Его же сокровища - ему и флаг в руки.
"А ведь она права, не поспоришь! - восхищённо подумал цыган, любуясь своей женой. - Сколько же ума, практичной смекалки и сообразительности у этой чудесной женщины!"
На следующий день кузнец снова поехал в город. Не успел он ступить на порог чародеева терема, как кинулись к нему полуголые служанки, окружили гурьбой, подхватили под руки и препроводили в покои к мудрецу.
- Любезный цЫган! - бросился тот ему навстречу, путаясь в длиннполом атласном халате с широкими рукавами. - Похоже я недооценивал людей твоей породы...
- А я твоей, нэ. Скольких наивных и доверчивых лопухов ты отправил к морю на верную смерть?
Чародей махнул рукой, словно речь шла о чём-то незначительном.
- Да будет тебе, цЫган. Что теперь поминать о дурном? Главное не это. Ты такое свершил, такое... - Чародей замялся и замахал руками, подыскивая подходящее выражение.
- Не понимаю, сударь, что я натворил, нэ? - нахмурился цыган. - Если где-то украли лошадей или ребёнка, то это не я. Я в море был.
- Так и я о том! - воодушевлённо воскликнул мудрец. - О твоём выходе в море. Ты не представляешь всей ценности твоего свершения. Ты эмпирически установил истинную сущность морского чудовища и наладил с ним позитивный контакт.
- Во-первых, не я, а выжившие из ума дед с бабкой, нэ, - поправил чародея кузнец и напомнил: - А во-вторых, у чудовища теперь есть имя, его зовут Миша-Гриша. Чего он с тех пор натворить успел? Кого ещё утопил, нэ?
- Да в том-то и дело, любезный цЫган, что никого! Напротив! Он поднимает со дна утопленников и впридачу к каждому даёт толику сокровищ! Если бы ты походил по городу, ты бы увидел повсюду запустение, потому что толпы горожан хлынули в порт и там теперь сущее столпотворение. У гробовщиков и землекопов настоящий праздник, доходы взлетели до небес...
- Ты лучше другое скажи, сударь-мудрец, - перебил чародея цыган. - Твои сундуки Миша-Гриша случайно со дна не поднял?
Чародей небрежно развалился на диване. Одна из служанок, с большими лукавыми глазищами, принялась вертеть у него перед носом еле прикрытым задком и старый развратник без малейшего стеснения запустил ей руку под подол.
- Ни к чему это теперь, - самоуверенно заявил он. - Я и без Миши-Гриши с сундуками управлюсь. Пускай чудо-юдо и дальше с утопленниками возится.
- А ну, подготовить мне немедля летучий корабль! Пошли, цЫган, составишь мне компанию...
Часть служанок, постоянно крутившихся возле чародея, тотчас куда-то упорхнула. Снаружи терема послышался скрип. Другая часть служанок помогла мудрецу переодеться в мантию и колпак, украшенные звёздами, знаками зодиака и каббалистическими символами. При виде такого наряда цыган еле-еле сдержал смех.
Вдвоём с цыганом чародей вышел на балкон. Во дворе терема, под ними, служанки, умело шевеля рычагами и лебёдками, выводили из специального ангара летучий корабль. Тот выглядел как обычное судно, даже рангоут и такелаж были точно такими же. Вот только под действием заложенной в его структуру магии, корабль парил в воздухе, не касаясь земли. Служанки, кстати, уже успели переодеться в матросскую форму, которая была под стать их платьям горничных, т.е. почти ничего не прикрывала.
Служанки с балкона сбросили вниз конец каната и служанки на корабле закрепили его на борту. За этот канат летучий корабль подтянули к самому балкону. Матроски действовали умело и слаженно, занимаясь этим, очевидно, не впервые. По перекинутому на балкон трапу цыган и чародей взошли на борт. Суеверный кузнец почувствовал, как у него дрожат коленки - полёты по воздуху казались ему противоестественной чертовщиной и он боялся, причём боялся сильнее, чем когда плыл со стариками в море на встречу с неведомым чудовищем.
Матроски отдали швартовы. Поднявшись на ют, чародей начал читать заклинание:
- Анайн цыген, дет варан, сыктын бурда...
Легко и быстро, так, что у всех захватило дыхание, корабль взмыл ввысь и замер на определённой высоте - такой, чтобы в полёте не задевать городские стены, дома, дворцы и деревья. Отсюда цыгану был виден порт, где и впрямь царила сутолока. Десятки и сотни подвод и катафалков направлялись в порт и из него, создавая затор на дороге. До слуха доносились людские вопли, ругань и плач.
- Скоро всё изменится, - заметил чародей. - Рыбацкие шхуны и траулеры снова начнут бороздить морские просторы, на рынке снова появится свежая рыба, множество людей вернётся к привычному образу жизни... Кроме тех, конечно, кто упокоился навеки.
Служанки, даром что девушки, ловко карабкались по вантам и реям, ставя и крепя паруса. Рослая красотка в лихо заломленном берете с розовым помпоном стояла за штурвалом и правила в открытое море. Другая, чей откровенный, с вырезом, китель украшали адмиральские погоны и аксельбанты, звонким голосом отдавала чёткие команды, как заправский шкипер. Ветер наполнил паруса и летучий корабль быстро помчался вперёд.
Для цыгана корабельная терминология, все эти фалы, шкоты, топенанты, топсель-гордени, грот-марса-реи и бом-брам-кливеры, звучали как бессмысленная абракадабра, в которую он не вслушивался. Он не знал, что хуже - противоестественный полёт по воздуху или же тот факт, что чародей может заметить его страх. Поэтому, напустив на себя невозмутимо-задумчивый вид, кузнец сел прямо на палубу (чтобы не видеть проносящейся под килем воды), облокотился спиной о борт, взял гитару и начал перебирать струны.
Не в пример ему, матроски чувствовали себя совершенно спокойно и не обращали внимания не только на высоту и быстрый полёт в воздухе, но и на то, что с палубы может быть видно полное отсутствие у них нижнего белья, и что ветер свободно ласкает у них под подолом всё, что ему там открыто.
Подумав о ветре, цыган запел старинную песню:
- Ветер, ветер, что же ты вновь
Мне о былом говори-ишь?
Ветер, ветер, что студишь кровь,
Сердце моё ледени-ишь?
Зря леденишь, злишься ты зря,
Видишь, пришла в табор заря.
Зорьку цыгане не дождали-ись,
Все разошли-ись, все разбрелись.
Ветры, ветры, ветры-друзья,
Есть на свете такая земля-а,
Где цыган сам счастие сыскал,
Пел без слезы, не страда-ал...
Ай нэ-нэ-нэ, ай нэ-нэ-нэ...
Мчался летучий корабль над морем и неспокойно было синее море. Изнутри его наполняло бледно-зелёное сияние, а вода бурлила, клокотала и пенилась. Из бледно-зелёного сияния поднимались на поверхность утопленники, все, сколько их в море было, и непрерывным потоком дрейфовали к берегу, к городскому порту, где их вылавливали из воды. К пальцу каждого утопленника была привязана бирка с указанием, кто это такой, а внутри тела располагался завёрнутый кулёк с драгоценностями - жемчугом, золотом, украшениями или всем сразу - в качестве своеобразной компенсации родственникам.