Саму аварию я помню слабо, хотя участвовал в ней непосредственным образом. Да и как можно помнить то чего не видел? Последнее, что я разглядел через лобовое стекло своей старенькой шестерки, это как на встречную полосу прямо передо мной выскочил "бычок". Как он там оказался - дело прошлое, на дороге ведь всякое случается! Итогом нашей встречи стало то, что я в бессознательном состоянии был доставлен в реанимацию. Сколько надо мной пыхтели врачи, не могу сказать, в отключке был. Так сказать находился в подвешенном состоянии между небом и землей. Видимо, все их старания не прошли даром, так как через неделю я открыл глаза.
Обнаружив четыре капельницы возле каждой моей конечности, три резиновых трубки торчащих из живота и, сопоставив все это с последним образом неотвратимо надвигающегося грузовика, я понял что со мной не все в порядке. На этом выводе мой процесс умозаключений закончился потому, что сил не было даже для него. Когда открыл глаза снова, то к прежней картине добавилась делегация в белых халатах. Впереди стоящий седовласый работник медицины обратился ко мне с речью.
--
А, ну вот вы и очнулись! Да заставили вы нас всех поволноваться. Случай просто уникальный! Любезный, вы разговаривать можете?
Я попытался что-то сказать, но вместо слов получилось мычание.
--
Не можете? Ну, ничего, хотя бы слышите, и то хорошо! У меня для вас есть новости хорошие и плохие. Как водится, начну с плохих. В результате аварии, вы получили множество переломов, ран, ушибов и повреждений, несовместимых с жизнью. Мы ту в вас покопались основательно и, как смогли, собрали весь ваш организм воедино. Но брюшная полость была разорвана, и все внутренние органы получили необратимые повреждения. После того, как наш коллектив неделю разбирался в этом фарше, спасти удалось только селезенку. Так, что после всех наших стараний, как ни прискорбно, жить вам осталось недолго, максимум до утра. Теперь хорошие новости - вы попали ко мне!
Врач довольно потер руки и сложил их на животе.
--
И я, используя свои знания, опыт и новейшие достижения в области хирургии, трансплантологии и реабилитации берусь вернуть вас к жизни. Для этого мне надо только ваше согласие. Мы пытались все это время найти кого-нибудь из ваших родственников, но узнали, что таковых не имеется. Это значительно облегчает задачу. Ну так как, любезный, вы согласны? Ваш случай - просто уникальный!
Получив мое добро (как будто я мог отказаться!) врачи активно принялись за дело. Все самое интересное, разумеется, я пропустил. Придя в себя, обнаружил, что лежу не в реанимации, а больничной палате. Рядом со мной сидела медсестра. Увидев, что сознание ко мне вернулось, она побежала за доктором. Пока оставался один, решил обследовать себя на предмет недостающих частей тела. Руки на месте, даже шевелятся. Ноги тоже вроде в порядке. Залез рукой под одеяло - и там все на месте! Пощупал живот - полный порядок, только забинтован. Меня охватила вполне объяснимая радость. Вот так медики, ну молодцы! Это надо же, с того света меня достать, заново сконструировать, и все в порядке! Чудеса, да и только! Уникальный случай!
Тут в палату ввалилась целая делегация во главе с уже знакомым мне доктором.
--
Вижу, вы пришли в себя. Учитывая обстоятельства нашего последнего разговора, хочу, наконец, представиться - Сидор Петрович Порешайлов, кандидат медицинских наук. А это мои ассистенты, так сказать помощники, которые день и ночь трудились над возвращением вас к жизни.
Я приподнялся на кровати и попытался сесть. Меня переполняло чувство огромной благодарности к этому гению и светилу отечественной медицины. Но выразить это при моем состоянии было нелегко.
Заметив мои потуги, Сидор Петрович остановил меня.
--
Лежите, лежите, вам еще рано вставать! Ишь, какой шустрый! Только из небытия вернулся, а уже подниматься хочет. Нет, голубчик, надо сперва сил набраться.
Я послушно лег. Делегация постояла минут пять, обсуждая мой уникальный случай. Начался, так называемый курс интенсивной терапии. Заключался он в одном - мне постоянно что-то вливали с помощью капельниц. Это "что-то" было разных цветов: красный, синий, желтый, зеленый. В другую руку круглосуточно капали глюкозу. Так длилось три дня. Надо сказать, что вся эта "разноцветная терапия" давала, как ни странно, положительный эффект. Первым признаком моего выздоровления стало чувство голода. Прикинув в уме, я вдруг, понял, что не ел уже больше двух недель. Первую неделю понятно - отсутствовала пищеварительная система. Вторая тоже без вопросов - находился в фазе реконструирования. Ну а сейчас-то, когда все в порядке, пора бы и подкрепиться! На одних бутылочках долго не протянешь.
Я рассказал о своих ощущениях медсестре. Она посмотрела на меня с сочувствием и вышла из палаты. Через минуту вернулась в сопровождении светила медицины.
--
Здравствуйте Сидор Петрович! Вот, совсем чувствую себя хорошо, хотелось бы начать прием пищи естественным путем, через рот, а не посредством внутривенных вливаний.
Я старался говорить как можно бодрее, что бы произвести самое лучшее впечатление о себе и своем здоровье.
--
Да вы и впрямь выздоравливаете! Замечательно, я же говорил, уникальный случай! Только перед тем как вы начнете кушать, должен предупредить. Вы же понимаете, я не Бог и не все в моей власти. После череды хирургических вмешательств, связанных с трансплантацией ряда органов, в вашем организме произошли изменения, носящие, как я думаю, временный характер.
Я немножко заволновался, но постарался этого не показывать. Все-таки светило медицины вернул меня к жизни. Какие еще там временные изменения? Люди вон остаются без рук и ног, или вовсе парализованные, а у меня все на месте, здоровый мужик. Сидор Петрович, тем не менее, продолжал свою речь.
--
У вас произошел сдвиг метаболизма в сторону ресинтеза, некоторые проблемы в стадии абсорбции, эвакуации, расщепления метилуразы и, как следствие, пероральная дефекация. Вот, пожалуй, и все. Конечно это своего рода неудобства, но что же делать, придется потерпеть. Случай-то уникальный! Я уже на нем докторскую диссертацию защитил. Теперь, голубчик, вам все ясно?
Надо сказать, я всегда считал себя человеком неглупым и начитанным, и даже разносторонне развитым. Сам не упускал случая в разговоре вставить какое-нибудь словечко позаковыристей. А тут вышло, что я полный тупица и ничего не соображаю. Сначала, я хотел уточнить про метаболизм и дефекацию, но потом решил действовать согласно старой русской истине: молчи - за умного сойдешь. Поговорив еще некоторое время на общие темы, мы расстались на том, что сегодня мне принесут легкий обед, состоящий из простого бульона. Я лег на кровать в предвкушении трапезы. Медсестра почему-то не уходила.
--
Какой все-таки вы мужественный! Пройти столько операций, узнать такую новость, и оставаться невозмутимым! Я бы наверно тронулась от такого. Уму непостижимо!
Я насторожился. Видимо все-таки что-то я пропустил.
--
А что собственно случилось? Может, я что-то недопонял?
--
Да что уж не понять! Тут все яснее ясного - вы теперь какать через рот будете!
Это открытие подбросило меня с кровати чуть не до потолка. Забыв свою немощь вместе с костылями у стены, я быстрее пули оказался в кабинете врача. Этот кудесник медицины читал журнал "хирургия сегодня".
Нет нужды передавать полностью мою речь, насыщенную до предела трехэтажными ненаучными терминами, удивительно легко рифмующимися с именем Сидор и определением "светило". Общий смысл беседы был таков: я говорил, что нехорошо так поступать с человеком и заставлять его облегчаться через рот, а Сидор Петрович мне на это возражал, приводя в свою пользу факт спасения моей жизни. Во время этого дружеского общения, я планомерно выбирал какой-нибудь предмет потяжелее, что бы с помощью него получить перевес аргументов в свою сторону. Мой выбор пал на бронзовый бюст известного академика Пирогова, наверное, тоже светилы. Но произвести дальнейшее действие с этим весомым аргументом я не смог, по причине потери сознания. Все-таки не восстановился окончательно после операции.
--
Вот видите, голубчик, к чему приводит ваша неблагодарность! Это еще хорошо, что все именно так закончилось. Могли бы давно уже вынести ногами вперед. Вам нельзя волноваться и делать резкие движения. Вы еще очень слабы. Так что надо лежать и набираться сил. А то, что теперь придется к унитазу не задом, а лицом наклоняться, так это ничего, ничего, могло быть и хуже. Взгляните на эту проблему с другой стороны: огромная экономия на туалетной бумаге! И по крайней мере всегда будете знать насколько качественно усвоилась пища вашим организмом. Да вы счастливчик!
Эту речь, полную душевного оптимизма, я выслушивал лежа на своей кровати. Возразить мне было нечем. В конце концов это временно. Да может и не так страшно, как кажется на первый взгляд. Человек ведь ко всему привыкает, значит и я смогу.
За следующую неделю ничего экстраординарного не случилось. Я усиленно поглощал бульончики и запивал их компотиками. Мочевой пузырь работал в нормальном режиме, и я справлял малую нужду традиционным способом, как вся мужская половина человечества. Интересное началось, когда я перешел на обычную пищу. Подготовился к этому заранее, даже унитаз присмотрел себе посимпатичнее. Хотел сопроводить процесс пероральной дефекации максимальным комфортом. Надо сказать, все на удивление получалось нормально. Вот только сэкономив на туалетной бумаге, я стал усиленно поднимать благосостояние производителей зубной пасты, освежителей полости рта и, до этого ненавистной, жевательной резинки. Моя тумбочка ломилась от разнокалиберных тюбиков, бутылочек и коробок. Но вкус во рту стоял, не смотря ни на что, говнистый. А мой аппетит, тем временем, наращивал свои обороты, с ним же и кишечник. За истекший месяц я досконально выучил что во что превращается и мог бы заткнуть за пояс любого гастроэнтеролога и проктолога. Случались и казусы, не без этого. Бывали случаи, когда во время еды благородная отрыжка на поверку оказывалась пошлейшим метеоризмом в самом худшем его проявлении. От теплой компании на ужин пришлось отказаться. Зачем людям портить аппетит?
Так шло время. Я, разумеется, привык к особенностям своего возвращенного к бытию организма и даже начал радоваться жизни. Меня восстановили на работе, оплатили больничный лист. Прежних друзей правда не стало. Но я их не осуждаю. Тяжело разговаривать с человеком и гадать: когда же ему захочется в туалет?
А через пол года позвонил Сидор Петрович и предложил исправить всю ситуацию с помощью самых новейших достижений медицины и своего таланта, так мною неоцененного по достоинству. Нужно всего лишь мое согласие.
В назначенный день состоялась операция. Очнулся я в знакомой палате с нормальным настроением. Рядом стояла все та же медсестра. Сочувствия в ее глазах не разглядел, скорее это был неподдельный интерес.
--
Зовите доктора, пусть расскажет, что к чему.
Я решил не церемониться и не оттягивать момент истины. В палату бодрым шагом вошел мой доктор.
--
Поздравляю, вы отлично выдержали столь сложную операцию! Хочу сказать, ваше терпение вознаграждено. Отныне с дефекацией у вас все в порядке. Будет происходить, как положено, то есть анально. Вот только должен предупредить на счет изменений. В вашем организме произошел сдвиг...
--
Стоп!
Восполнять очередной пробел в знании медицинских терминов мне не хотелось.
--
Что я буду делать не так?
Мой голос был скорее похож на рев бешеного быка и на светило медицины произвел должный эффект.
--
Вы... теперь... писить через нос будете.
Доктор, похоже, следил за своей физической формой, поскольку брошенный мною в него костыль попал в резко захлопнувшуюся дверь. Такому исчезновению мог бы позавидовать даже легендарный воин тени.
С тех пор, к унитазу я все равно чаще поворачиваюсь лицом, нежели задом. Но привкус во рту стал намного лучше. Отношения с окружающими пошли в гору. Все думают, что я страдаю хроническим насморком. Вместо всякой освежающей дыхание химии я теперь регулярно скупаю носовые платочки всевозможного фасона. Надо же поднимать отечественного производителя. Ничего, с этим я точно справлюсь, человек ведь ко всему привыкает. Тем более случай у меня уникальный! Правда?