Я родился на узкой грязной улочке крупного европейского города, и добрых полдня криком заявлял о своем присутствии всему миру. И мир услышал меня. Я рос в церковном приюте - всегда голодный, оборванный, грязный. Я воровал у торговцев на рынках, вымаливал гроши у богатых горожанок в праздничные дни, собирал в ручье гладкие камешки. Но даже быстрые воды ручья, ровно обтачивавшие края моих сокровищ, не могли избавиться от ужасной вони всей той гадости, что сбрасывал в него город.
Иногда меня били - просто так, от обиды, желая отнять гроши или мои находки - били больно и не очень, в кровь и до черноты, а однажды мне проломили голову. Сознание на какое-то время оставило меня, и я провалился в бездну, в пустоту, сменившуюся бредом. На меня махнули рукой, и наиболее расторопные мальчишки поспешили занять освободившуюся койку. Обо мне забыли, но я выжил.
Мы ненавидели монахов: они считали себя лучше нас, они вмешивались в наши драки, ограничивали нашу свободу, заставляли работать за партами и на территории приюта. Наказания не намного отличались от пыток, а похвалы были так редки, что я и не могу припомнить ни одного такого случая.
Я считался способным парнем - видимо потому, что мной владело любопытство. Мне нравилось читать книги - там говориться о других людях, странах, временах. А монастырская библиотека всегда была моим убежищем - и от драчливых приятелей, и от строгих воспитателей. Я читал при плохом освещении, зачастую украдкой, затаившись, как мышонок на чердаке, и со временем у меня начинали слезиться глаза.
Меня стали хвалить. Мне пророчили духовный сан и спасение души. За меня просили настоятелей других церквей и приютов. Обо мне упоминали в письмах к богатым и знатным. И вот настал день, когда я отправился учиться дальше - в другой город, больше, грязнее, паршивее нашего. Я попрощался со своими покровителями с улыбкой, и забыл о них, едва выйдя за ворота.
К тому моменту, когда я принял постриг, меня уже хорошо знали в нашем братстве. Еще бы - мне удавалось то, на что другие тратили всю жизнь. Металлы и их тайны раскрывались передо мной, как богословские книги - пора было переворачивать страницу и двигаться дальше.
И я ушел - разуметься, поздним вечером, по пустынной дороге, сказав одним братьям, что намерен провести остаток дней своих в полном одиночестве в убогой келье, а другим - что отправляюсь на поиски дракона. Вторые мне не поверили.
Почему именно дракона? А разве я не сказал вам? - Он преследовал меня всю жизнь, с самого рождения, притворялся пугалом на ярмарочных представлениях, парил в рассказах нищих и странников, представал во всем своем великолепии на гравюрах книг. Он являлся мне в горячечном бреду, когда я недели валялся в постели с воспалением мозговых оболочек, и долгие годы после я видел его зеленые глаза в своих снах. О нем говорили книги богословские, баллады менестрелей и тайные скрижали алхимиков. Он был со мной всегда - но не во плоти, а лишь в моем воображении.
Сколько лет я скитался по городам и селам - и не подсчитать уже. Меня принимали с почетом и бранью, накрывали на стол и кидали объедки, укладывали в горнице и на сеновале. Иногда - и не укладывали вовсе. Братство не понимало моего упорства, и я отрекся от него. Все они искали золото: и умелые мастера своего дела, и жалкие шарлатаны, ничем не отличавшиеся от жулья. А если не золото, то бессмертие было предметом их трудов. Ни в то, ни в другое я не верил. Деньги приходили ко мне - и не оставались надолго, утекали, как вода сквозь пальцы, но подлинного счастья в них не было. Что же до бессмертия - я слишком хорошо помнил запах той воды, в которой искал камни - так пахли плоть и кровь мертвых - и ясно видел, что нет и никогда не будет силы в природе, способной остановить запах разложения.
Я искал другое - то, что стало легендой, сказкой, мифом. То, во что верили лишь малые дети. То, чего на свете не было. То, что было прекрасно.
Мой путь петлял и выкидывал невероятные изгибы. Я бывал в местах, где по сей день верили в великанов и единорогов, жгли на кострах прекрасных женщин и боялись грома и молнии. Я исходил вдоль и поперек все большие и малые горы, плутал в глубоких пещерах, рискуя остаться там навечно. Эти места вовсе не были пустынны - там водились в огромных количествах летучие мыши и ядовитые змеи, дикие волки и могучие орлы. Встречались мне на пути и люди - известно, какой профессии. Меня снова били. И я бил в ответ. Как мне удалось выжить на этих дорогах - не знаю сам.
Годы шли и для меня, и для моих знакомых тоже - в независимости о того, искали они секрет вечной жизни или нет. Отчаяние охватило меня, и погнало обратно, в город, где я родился. Он стал еще больше, чем я запомнил его. И мой знакомый ручей все так же журчал у его стен, и запах остался прежним. Но теперь его воды уже не стремились обогнать ветер - они катились с усилием, словно и он состарился в дороге. Монастырь стоял на прежнем месте, и шайка оборванцев у его ворот едва не закидала меня камнями.
Базарная площадь стала еще шире и гаже, и люд на ней суетился и толкался, пробираясь к выходу. В кабаках продавали такое же отвратное пойло, а на скамьях было полно всякого сброда. И я сел там же.
Не прошел и месяц, как я поднялся на палубу корабля и доверился воле волн. Я стремился на север, в гранитные холодные земли, где зимы так суровы, что птицы замерзают в полете, а лето кратко и быстротечно. Мне не доводилось бывать в тех краях, но один пьяный моряк в таверне клялся жизнью, что жители этих берегов видели дракона. Я не хотел ему верить, но что еще оставалось мне? Жребий брошен. Я снова отправился в путь.
Портовые города сменяли друг друга - города с ярмарками и крестными ходами, богатые и бедные, большие и малые, но одинаково пропитавшиеся запахом моря, тухлой рыбы и гниющей воды. Они манили корабли яркими огнями, кабаками и борделями, балаганами и постоялыми дворами, вкусными обедами и твердой землей под ногами. Когда они оставались за кормой, мы тотчас бывали о них, ибо нет никого ревнивее моря.
Порою оно платило нам за наши прегрешения - и тогда судно сотрясалось под ударами бури, паруса трещали, капитан срывал голос, а волны вставали во весь рост и обрушивались на палубу. Меня снова били, но ударить в ответ уже было невозможно.
Вечером холодного осеннего дня меня оставили в чужом городе. Я сопротивлялся, говорил, что поиски мои не завершены, что я заплатил за место, но капитан и слушать не стал. Они уходили домой - приближалась зима, и шторма становились все страшнее. Они спешили, потому что их ждали.
А я остался один - в чужом городе, в незнакомой мне стране. На меня смотрели косо, за моей спиной шептались, ко мне приставали с расспросами даже в портовой забегаловке, где невозможно было дышать из-за дыма и чада, где поминутно возникали драки, а сказанное слово тонуло в море людских голосов.
Я вышел на воздух, но вместо облегчения на меня обрушился запах рыбы, тухлых водорослей, сточных канав. Быстро темнело, и прохожие торопливо пробегали мимо меня.
Следовало подумать о ночлеге - холодный ветер пробирал до костей, и угрожал вытряхнуть всю душу.
Какой-то человек тащил от причала снасти и мешок с жалким уловом. Мы поравнялись, и я увидел, что это совсем еще мальчишка, которого только-только обучают морскому делу. Он был невысок, худ, но движения его говорили о силе молодого тела, о постоянном нелегком труде, а походка выдавала моряка за полмили.
- Скажи, друг, где можно переночевать в этом городе? - окликнул я его.
- Ты что, не местный? - он остановился и опустил свою ношу.
- Да, как видишь.
- Ступай к Йелю, у него постоялый двор недалеко от порта. Поднимешься вверх по этой улице и налево. Да поспеши, ночью одному бродить опасно.
- Скажи, мальчик, а правда ли, я слышал, что в ваших краях люди видели дракона?
- Ну да.
- А ты не скажешь мне, как найти его?
- Да любой тебе ответит - вот, видишь, - и он указал куда-то в небо.
Я посмотрел вверх.
- Ты шутишь, что ли?
- Да тебе любой пацаненок это скажет. Смотри сюда, за моей рукой. Вот Малая Медведица, видишь? А вокруг нее - драконий хвост - цепочка звезд, а вон тот четырехугольник - голова. Все моряки знают Дракона - он примыкает к Полярной звезде и указывает им путь на север.
Он закинул мешок на плечи и прошел мимо.
Некоторое время я смотрел ему вслед, а потом взглянул на небо. Звезды горели высоко и ярко, далекие, холодные, вечные - те самые звезды, на которые я никогда прежде не обращал внимания. И это - цель моего пути, финал поисков, последняя черта, за которой надежды уже нет? Мне хотелось и смеяться, и плакать, слезы нависли на глазах, но я все смотрел и смотрел в высокое небо. И тут увидел его.
Его длинный могучий хвост изгибался, охватывая медведицу в смертельном объятии, голова была увенчана острым шипастым гребнем, а зеленые глаза смотрели мудро и глубоко, проникая прямо в душу. "Ну, вот мы и встретились, странник, - звучал в моей голове его голос. - Ни годы, ни пути не властны над тем, кто упорно стремиться к своей цели, кто не сворачивает с избранного однажды пути и, несмотря ни на что, сохраняет в сердце своем веру".
" Да, да, ты прав, о Великий ", - шептал я, и огромный небесный мир оживал перед моими глазами. И я видел безмолвных рыб и веселого дельфина, золоторунного овна и задумчивую медведицу, плененную зеленоглазым драконом в те давние, легендарные времена, когда и сам полюс мира был иным.
Тут что-то острое вонзилось мне в грудь, какие-то тени выхватили из рук котомку, а другие проворно обшарили карманы. Я упал на колени, и, собрав остаток сил и воли, поднял голову. Дракон надо мной расправил крылья, стал терять очертания и размытой тенью взмыл вверх, в звездное небо. И я последовал за ним.