Дрюков Юрий Николаевич : другие произведения.

Михаил Булгаков о Понтии Пилате и Иисусе Христе, или заметки на полях романа продолжаются

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Журнальный вариант статьи опубликован в "Невском Альманахе" - N 1 (56), 2011 г. и в книге "Любопытное собрание разнообразнейших историй" (2016).

Юрий Дрюков

Михаил Булгаков о Понтии Пилате и Иисусе Христе,

или заметки на полях романа продолжаются

Чтение 13-го издания "Жизни Иисуса" было не очень долгим.

Ведь оно словно уводило меня от темы статьи, заявленной в ее названии, и поэтому я вновь поспешил вернуться к страницам "Мастера и Маргариты".

"- Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? - спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.

- Нет, вы не ослышались, - учтиво ответил Берлиоз, - именно это я и говорил.

...профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

- Имейте в виду, что Иисус существовал".

И Воланд рассказал Берлиозу и Бездомному о тех событиях, которые на самом деле произошли в Ершалаиме.

Представленный в его воспоминаниях Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье, в общем-то был известен не только по библейскому тексту:

"Пилат... взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего", но и как реально существовавшая историческая личность, и в чем-то даже "свирепое чудовище".

А вот образ Иешуа и всё, происходящее в дальнейшем, как справедливо заметил Берлиоз, совершенно не совпадало с евангельскими рассказами. Но...

"-Помилуйте, - снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, - уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда..."

И значит, нет ничего удивительного в том, что схваченного проповедника звали не Иисус Христос, а Иешуа, прозвище его было не Назаретянин (ведь города Назарет в те времена просто еще не существовало), а Га-Ноцри.

И при рождении Иешуа не могла загореться Вифлеемская звезда, указывающая волхвам путь к колыбели будущего Мессии, так как родом он был не из предсказанного в Ветхом Завете Вифлеема, а из города Гамалы.

И отцом его был не потомок царя Давида плотник Иосиф, а какой-то сирийский солдат.

Да и учеников у проповедника было не двенадцать, а всего один - бывший сборщик податей Левий Матвей, сочиняющий не очень достоверные описания чудесной жизни своего Учителя, при этом чрезмерно путая и неверно записывая многие его мысли.

Хотя именно в этом не было ничего странного.

Ведь как заметил Понтий Пилат, послушав Иешуа, что он не сомневается в том, "что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобою по пятам. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо..."

И в самом деле.

"- Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины...

Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях... Гроза начнется позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека..."

А еще я хочу сказать, что "всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть".

Просто заслушаться можно...

А можно, за такие-то речи, и утвердить для безумного философа смертный приговор, который появился благодаря доносу работника меняльной лавки некоего Иуды из Кириафа, попытавшегося слегка разбогатеть на крамольных речах Иешуа.

И скажет Пилат только одно:

"Если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудою из Кириафа, право, это было бы лучше.

- А ты бы меня отпустил, игемон, - неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, - я вижу, что меня хотят убить...

- Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место?..

- Игемон..."

"И показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, чего-то не дослушал".

И вдруг откуда-то прозвучало:

"Бессмертие... пришло бессмертие..."

...

Иешуа будет распят.

Левий, наблюдая за казнью, проклянет и себя, и целый мир, и Бога.

"Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти все нет!"

"Солнце склоняется, а смерти нет".

"Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть".

" Ты глух! - рычал Левий, - если б ты не был глухим, ты услышал бы меня и убил его тут же".

И тогда прервались бы мучения Учителя, не сделавшего никому в жизни ни малейшего зла...

Иешуа не воскликнет на кресте: "Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?" или более короткое "Совершилось!" потому что:

"Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, а другой поднес к столбу ведро и губку...

- Пей! - сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к губке и с жадностью начал впитывать влагу...

Становилось все темнее. Туча залила уже полнеба, стремясь к Ершалаиму, белые кипящие облака неслись впереди наполненной черной влагой и огнем тучи.

Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял губку с копья.

- Славь великодушного игемона! - торжественно шепнул он и тихонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:

- Игемон..."

...

Левий снимет тело Иешуа с креста, а потом будет присутствовать и при его погребении.

Но главное, ему надо было как можно скорее вернуться в город, чтобы весь остаток своей жизни посвятить только одному - убить Иуду из Кириафа. Правда, кто бы тогда обратил внимание на это событие?!

И поэтому все случилось по-другому...

Да. Иуда будет убит. Но зарежут его по приказу Понтия Пилата и под видом мести тайных друзей Га-Ноцри.

В праздничную ночь окровавленный мешок с тридцатью тетрадрахмами и запиской - "Возвращаю проклятые деньги!" - полетит во двор дворца первосвященника Каифы, что вызовет очень большой скандал, большие волнения и многочисленные пересуды.

Хотя, потом, Пилат склонится к созданию другой версии смерти Иуды, более объясняющей смысл записки. Якобы тот вернул проклятые деньги, а потом пошел и повесился, не выдержав угрызений совести.

Так и получится, а потому кровь с мешка с деньгами со временем будет аккуратно стерта. Да и кому понадобится вспоминать о ней через три сотни лет.

А еще Понтий прочтет отрывочные записи Левия:

"Мы увидим чистую реку воды жизни... Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл..."

Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова:

"...большего порока... трусость".

Он посмотрел на Левия, лишенного возможности отомстить Иуде, усмехнулся и исполнил его довольно скромную просьбу:

"- Вели мне дать кусочек чистого пергамента".

И все же сделанное поможет Пилату хотя бы во сне увидеть себя рядом с бродячим философом на прозрачной голубой дороге.

"Они спорили о чем-то очень сложном и важном, причем ни один из них не мог победить другого... Само собой разумеется, что сегодняшняя казнь оказалась чистейшим недоразумением - ведь вот же философ, выдумавший столь невероятно нелепую вещь вроде того, что все люди добрые, шел рядом, следовательно, он был жив. И, конечно, совершенно ужасно было бы даже помыслить о том, что такого человека можно казнить. Казни не было! Не было! Вот в чем прелесть этого путешествия вверх по лестнице луны.

- Мы теперь будем всегда вместе, - говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем. - Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя! Меня - подкидыша, сына неизвестных родителей, и тебя - сына короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы".

О, Боже! Какой же эпиграф для этой статьи может быть точнее, чем:

- Мы теперь будем всегда вместе...

Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя!

Меня - подкидыша, сына неизвестных родителей,

и тебя - сына короля-звездочета

и дочери мельника, красавицы Пилы.

Образ распятого и преданного за тридцать тетрадрахм, да еще история с кошельком и запиской, подброшенными Каифе - вызвала небывалый шум.

И все это уже вместе с записями Левия Матвея о судьбе Учителя и его пророчествах послужило созданию множества христианских сочинений.

Правда из них только четыре Евангелия - от Матфея, Марка, Луки и Иоанна - в IV веке станут каноническими, а остальные, в основном, будут называться апокрифами.

Необходимо отметить, что создание различных версий событий, описанных Булгаковым, продолжается и в наше время.

То, что Булгаков написал предевангелие - очевидно.

А вот вопрос: Почему благодаря именно Понтию Пилату один из многочисленных пророков того времени стал прообразом Христа и способствовал рождению новой религии? - похоже требует более серьезного рассмотрения.

Ведь, например, у Анатоля Франса в новелле "Прокуратор Иудеи" показан постаревший Пилат, в воспоминаниях которого все распятые разбойники, бунтовщики, бродяги и пророки, коим просто нет числа - просто на одно лицо.

Почему же у Булгакова совсем по-другому?

Может надо спросить об этом у еще одного главного героя романа - Мастера.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"