Автор однозначно помешан на изучении трудов мудрецов древнейших,
но своё произведение посвящает мудрецам новейшим!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(встреча)
Бенедикт де Заноза (имя вымышленное) сидел и спал в своём старом полуразрушенном вольтеровском кресле.
Но это был не сон, это было то невероятное и малоизученное пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда мысли копошатся, словно мухи, привлеченные сладкой закуской, когда не поймешь, спишь ты или бредишь, а философ, естественно, размышлял. Все эти "вещи в себе", модусы субстанции, объемы предиката объектов так увлекают иногда, что тут уж, пожалуй, не будешь спать ни днём, ни даже ночью.
Вошла Анна, приходящая прачка и одновременно няня. Тщательно вытирая заскорузлые ноги и руки о парчовую скатерть низкого продолговатого стола, тут же стоявшего и предназначенного для приёма скудной философской пищи, она даже не взглянула на философа.
- Кто там?! - резко простонал старик и незамедлительно проглотил полстакана самодельного виски, служащего незаменимым и довольно-таки быстродействующим лекарством изнемогающего от болезней мудреца.
Гробовая тишина была ему ответом...
Трагедия такой повседневной проблемы заключалась в том, что вышеупомянутая Анна являлась ни кем иным, как четвёртой женой падкого до всякого рода женщин философа. Ведь давно известно, кажется, со времён Сократа, (который бегал от своей безмозглой Ксантиппы на базар спорить с торгашами, соглашаясь даже быть "битому"), что нельзя научиться законам формальной логики, не имея в наличии таких оригинальных жён....
Вот Бенедикт их и имел...
Да будет всем известно, что наш философ стал называться Бенедиктом, лишь прожив уже лучшую часть своей беспокойной и не всегда, разумеется, праведной жизни и было в которой много разных мрачных и ослепительно светлых периодов. А звался он раньше и Борисом, и Бореем, и чуть ли даже не Бармалеем. Так его угораздило придумать себе имя, когда он в третий раз разводился со своей второй женой из-под Тамбова, города, очень похожего на наш. Но так всегда говорят только прохвосты, никогда не бывавшие в этих городах и, естественно, никогда их не видевшие. И жену, более того, звали не Анна, а Алёна! И была она почти певица, но не пела по причине размягчения мозгов от частых припадков по причине нездоровой влюбчивости на почве нервозов....
Эко угораздило ему на нём жениться! Так и пришлось, в конце концов, остановиться на имени Бенедикт.
- Денег не дам! - прокричал старик, но про себя тихо и безмятежно подумал: "А что это я вдруг про деньги вспомнил, которых у меня отродясь-то и не было? Уж не хочу ли снова занять у кого-нибудь?" Вопросы, вопросы, вопросы.... "Да хотя бы у этой самой Ольги?"
Вот какая на первый взгляд странная и непонятная мысль появилась в гениальной башке мудрого философа наряду с мыслями о тленности мира сего, о призрачности чувств и настроений, о божественной природе вещей и, конечно, о сущности треугольника, сумма углов которого чему-то постоянно равна....
Вышеупомянутая Анна, которая была, несомненно, более старше своего собеседника, отличалась тем, что славилась непоколебимой скромностью и невероятным мужеством признать в себе это.
Это её и погубило!
Жестоко страдая от неуёмных страстей и при этом, беззвучно рыдая долгими бессонными ночами, в один прекрасный момент она прозрела, что и заставило её принять смелое, граничащее с безумством решение. Она приняла решение отомстить неверному супругу и придумала для этого такую невероятную хитрость, которой позавидовали бы самые великие хитрецы мира сего, не считая конечно Навуходоносора и Нострадамуса и даже одного француза, который сказал, что люди научились сначала петь, когда ещё жили в пещерах, а только потом говорить. Вот она и сказала всем, что переоденется сразу же после свадьбы в другую одежду, чтобы старый несчастный муж не мог узнать в ней молодуху - жену. И тут же уехала в Китай или подобную ей страну, чтобы пожить там не менее сорока лет, что дало бы ей право и возможность измениться настолько, чтобы вновь выйти замуж за своего прежнего уже постаревшего мужа, который к тому времени был, кажется, уже разведён....
А, может быть, и нет. Впрочем, не так уж и важно! Важна сама интрига, сама мысль! Важен замысел, важна сама гениальность идеи, что, кстати, отмечал ещё покойный ныне Шопенгауэр, фамилию которого, кстати сказать, Бенедикт сначала хотел присвоить себе, вместо надоевшей всем Занозы, которую сотни лет носили его трудолюбивые предки, происходившие из вавилонских дворян. Но что-то в той фамилии было от Шопена, а Бенедикт, как известно, музыку не уважал, считая её совершенно недопустимым излишеством в жизни просвещенного человечества. И было им решено, что эта фамилия чисто европейская и ума его на такую родственную связь не хватит. Да ещё могут принять не за того, и начнут задавать всякие любопытные вопросы, а то и вышлют просто как ненужный элемент, но это, разумеется, в прошлом.... Вот и остался он навсегда Занозой, за что и любят его до сих пор благородные потомки!
И Анна, кстати, поступила правильно. Да, она всё рассчитала верно, и логически осмысленно! Ведь как иначе человек способен проверить твердость своего и чужого характера? Как узнать глубину неизвестной пока души, когда они ещё не стали родственными, и им не надо ещё было лезть друг другу в душу? А что, думает, это за любовь, которая не смогла вынести сорокалетнего отъезда в Китай и совместной жизни с китайцами? Которые неправомерно гордятся своей китайской стеной, которую соорудили, оказывается, совсем не они, а другие нации, которые как бы защищались от этих китайцев наоборот.
Вот это была любовь! Как только Бенедикт увидел её, он сразу почувствовал, что это действительно то чувство, которое не сломит никакая вражда и разлука, никакое отсутствие денег и иных средств для жизни в одиноком шалаше на берегу необъятного океана где-нибудь в Гвинее-Бисау или на Командорских островах. Куда только эта бескорыстная любовь не дойдет, куда только не проложит свой путь, и всё, единственно, для размножения, как говаривал ещё господин Белинский, царство ему небесное...
Короче, влюбилась по уши! И говорит:
"Зачем мне твои деньги? Мало я страдала без них на своём бренном поприще? Дай мне что-нибудь повесомее, что-нибудь посложнее, что-нибудь позаковырестее, но только, умоляю тебя, без секса и всяких там шансов-мансов, естественно, поцелуев! Понимаешь ли! Я этого, знаешь, не люблю, да и в Китае так не принято. Один ребенок и всё! Хочешь два, езжай в Россию! Там можно сколько угодно! Всё равно они все потом будут бегать по вокзалам и просить, сподобляясь несчастным цыганам, корочку хлеба для пропитания обнищавшей семьи или, на худой конец, как всегда это у них делается, опять начнут строить какую-нибудь новую китайскую стену до самого Магадана... Страна-то разваливается! Не зря все так страстно этого желают! Пришёл, видимо, ей закономерный конец, как когда-то приходил ко всем великим империям и государствам. Судьба! Мы же не будем плакать и сокрушаться по поводу гибели какой-то там Атлантиды, а ведь тоже, наверное, думали, что они умнее всех, не зря им говорил ещё Платон, что жизнь - это медленная смерть - не поверили! Не уважали, наверно, Платона!"
Вот и получается - придумал Бенедикт себе новую любовь. А как ещё назвать то чувство, что забурлило в его неспокойном сердце и сбило с панталыку его светлую голову, хотя волосы-то, кажется, он подкрашивал, ну не могли они на самом деле так хорошо выглядеть во столько-то лет.... Вот и получается, придумал, а отступать назад поздно, деваться некуда, засосало! И так всегда, кстати, бывает, так природа устроена. Мы же не будем говорить, что Бог так придумал, скажем поделикатнее - природа. Мы, случай что, какая глупость, сразу на природу валим, так как-то подипломатичнее, чтобы не обидеть никого...
- Да-а-а! - протяженно сказала Анна, - Всё наносное, всё проходящее, сегодня одного козла полюбишь, завтра к вечеру, смотришь, другого, а на поверку, как сказал твой великий однофамилиц, всё - только модусы субстанции. А вот сути вещей найти трудно, до сути не всегда добраться можно, потому что, если честно, и не нужно совсем, а узнаешь суть и с ума сойдешь, ведь сказано - от многоумия многие печали. Короче, много будешь знать - скоро состаришься! Во как! Иная красавица, как ты мне рассказывал, вырядится, действительно, как чучело огородное, а ты её извольте полюбить! Да её на огороде-то поставь - ни одна ворона не сядет, а туда же, щеки насурьмит, губы бантиком, а ты и втюрился, и всё тебе побоку! А закрой глаза, увидишь небо. А там дальше, глядишь, и звёзды! Мир-то большой, бесконечность-то - без конца, уж, во всяком случае, побольше твоего огорода! С помидорами и тыквой! Потому что если пойти нам, например, к началу существования этого мира.... Вот сейчас собраться всем мудрым людям, это которые хоть что-то соображают, а не тем, которые постоянно по телевизору рассуждают, кто сколько наворовал и друг друга называют умными! И пойти к началу, мысленно конечно, к началу всего.... Подумай хорошенько - не дойдем! Бесконечность! Вот он и спрашивает, философ один, однофамилиц, а как же мы могли сюда прийти оттуда, если мы туда-то никак дойти не можем? Может так и не дошли мы сюда? Может, нас здесь и нет? Может мы где-то ещё в пути, где-то шастаем, затеряно, в бесконечных просторах Вселенной и Времени?
- Да-а-а! - продолжала Анна протяженно, - Разве можешь ты понимать, негодный дряхлый дамский угодник с сединой в бороде и Бисом в заде, что есть истинное, незамаранное липкими скользкими, падучими до женских ласк, лапами, чувство, то есть, любовь!
Я могу привести тебе пример из древнейшей истории нашего человечества и ты, возможно, поймешь, хотя и являешься тупым человеком, но, по неизвестным мне причинам, называющимся философом, а на самом деле даже понятия не имеешь, что есть на свете ещё некоторая наука, наречённая историей в честь какого-то бога! А знаешь ли ты, что историк - это пророк наоборот? Как сказал один очень высокоразвитый немец, который сам немцев, кстати, не жаловал! Не знаешь! Потому что ты не немец и, тем более, не высокоразвитый! Что очевидно при первом на тебя взгляде! И ты, естественно, не знаешь историю древних и давно погибших цивилизаций, которые еле-еле сейчас некоторые безумцы разыскивают, которым делать нечего, вместо того, чтобы пахать и стирать бельё, копаются себе в земле, как у себя в носу, понимаешь ли! И выкапывают оттуда всякие расколотые черепки от ночных горшков, давно умерших горожан древних, забытых всеми городов и деревень! Пожалели бы их светлую память по линии личной гигиены, а то копают, копают, а потом такого нагородят огороду, как с царицей Хатшепсут, что диву даешься! Оказывается, она Тутмосу III была женой, тёщей и мачехой одновременно! А, вдобавок, он ей был пасынком и племянником! Вот это любовь! Вот это пример для подражания на все времена! А тут ты со своими гнусными намеками на кривые ноги!!
- Позвольте, позвольте! - глухо откашлявшись и с молодецкой лёгкостью опрокинув в рот очередную порцию давно забродившего виски, промямлил глухой старик, - Выходит, вы должны сейчас же, прямо и незамедлительно сделаться моей женой, сестрой, тёщей, свахой и дочерью одновременно?! Но это же переходит всякие пределы логически-мыслимых границ! Однако, я вас прекрасно понимаю! О-о!! Как я вас прекрасно понимаю!!
- Нет, нет, вы меня опять не поняли!
- О нет! Как я вас понимаю!
- О нет! Вы меня опять не поняли!
- О нет!
- О нет!
- Что-то мы разболтались! Не отложить ли наши переговоры на более неопределённый срок? И не закрыть ли тему вообще? Она порядком надоела!
- Кто это сказал...
- Хатшепсут была великой царицей! Это я тебе могу сказать не только как философ, но и как историк - самоучка, потому что, признаться честно, историю в Академиях не изучал. Просто существовал устный пересказ из поколения в поколение - родители передавали детям, дети - родителям, миллионы менестрелей бродили по задворкам империи и разносили славу о славной царице во все концы. Так, в одном конце, она дошла и до меня, единственного и неутомимого пожирателя знаний и премудростей, приходящих вот такими тернистыми дорогами к вот таким как я. Не скрою, так же дошли до меня и стихи великого слепца Гомера, а как иначе он мог передать мне свои творения - слепой? И таким же путём поведал мне глухой Бетховен свою музу, а уж о совершенно безграмотном Эзопе смешно даже что-то сказать - всех я их, голубчиков, знаю! Потому что, вполне возможно, являюсь кому-то из них родственником.... Очень дальним. Не зря же я такой умный! Гении, они ведь на пустом месте не рождаются! Потому что всё, что случается, случается необходимо и поэтому возможна лишь относительная, а не абсолютная случайность! А потому относительно моих предков скажу тебе коротко - цари! Все как есть цари! И попадаются, конечно, и философы! Но исследования в этой области требуют, как это не покажется странным, очень больших денежных средств. А наш бюджет, как это хорошо известно, расходов на науку не предусматривает! Вот я и обращаюсь к вам, как к женщине умудрённой жизненным опытом, не чуждой просвещения и высочайшего эстетического вкуса, склонной, как я всегда подозревал, к щедрой, от души произошедшей, тяге к благотворительности и смиренному, безропотному служению обществу, государству и семье! А это, заметьте, самое важное - семья! Это светлое! Вспомни - браки рождаются на небесах! Это от Бога и непризнание этого есть грубейшее, ни чем не прикрытое богохульство! И строго карается законом! Короче, дай 25 рублей! На остаток исследований! Пещерных предков каменного века ледникового периода! Не посрами державу! Не утопи в болоте невежества отечественную науку! Потомки тебя не забудут!
- Свинья!! - задыхаясь от безграничной злобы и захлёбываясь собственной слюной, простонала утомленная непосильным трудом несчастная женщина. - Наконец-то ты показал своё мерзкое зловонное нутро! Не даром у вас, свиней, очень похожее с человеческим генетическое строение организма и не даром про вас, свиней, говорят, что спелый желудь любая свинья сожрёт! Желудями дубовыми вас, свиней, кормить надо, а не деньги на пропой давать! Что золотая серьга в носу у свиньи, то женщина красивая, но глупая, вот так-то вот говорят ещё в народе про вас, свиней, хотя вы того и не заслуживаете! Что ты на это скажешь? Немытая твоя рожа, с тех злосчастных пор, как меня угораздило познать тебя и твоё бренное тело, ты ни разу не снизошёл пополоскать в воде свою грязную харю! Одну водку из жидкостей признаёшь да в кресле своём венецианском дрыхнешь! Плюну те в рожу, а ты разотри и помойся, может быть прозреешь, как в священном писании сказано и воскреснешь наконец-то от своего дремучего летаргического сна и запоёшь Лазарем но... Тщетно! Нет такой силы, чтобы изменила твоё мировоззрение и столетний уклад твоей смрадной жизни! Свиньёй ты родился, свиньями все цари твои предки были, свиньёй ты и помрёшь! И зароют тебя где-нибудь рядом со свинарником в навозной куче на утеху червям да голодным собакам!
- А знаешь ли ты, о, слабая и недоразвитая в мозговом отношении женщина, что великий мой предок Навуходоносор был, согласно новейшим хронологическим исследованиям, ни кем иным, как царём московским, и замещал сразу двух или трёх Иванов, один из которых был Василием? А настоящая его фамилия была, знаешь какая? ... Небу Угодный Царь! Во как! Запиши! А то памяти-то никогда не было! И хотя он одно время долго был сошедшим с ума и питался травой совместно с ослами, но потом благополучно осознал себя и возвратился в лоно разума, с божьей помощью, и сразу же повёл войска свои на Казань и Иерусалим одновременно. С тех самых пор Казань стала нашей, а до Иерусалима не дошёл, там воды много поперёк пути. Они ждали, ждали, когда она расступится, как перед Моисеем, но, как потом оказалось, посох-то забыли, а им надо было ударить оземь, а он спрятан был одним из Иванов, который был Василием, так как являлся единственной уликой в деле об убиении непослушного отрока. Хорошо, свидетель одинокий случайно подсмотрел за этой кровавой драмой и успел зарисовку сделать, благодарное человечество за это ему где-то памятник поставило....
Вошла Анна, вторая жена покойного. Демонстративно громыхая коваными каблуками и злобно вытаращив и без того выпученные от природы глаза, она долго и мучительно стонала, развалившись в специально оставленной для такого случая тахте, прежде чем нечленораздельно произнесла: - Не лепо ли не бяшет братие начатии старыми словесами скорбных повестей о походе Игореве, Игоря Святославовича....
Так она всегда начинала свою любую речь после того, как высококомпетентной государственной комиссией, на основании тщательнейшего обследования во всех ведущих лабораториях страны, была признана совершенно невменяемой и помешанной на произведении неизвестного древнего автора, которое называлось просто - Слово. Однако бешеная Анна с упорством, достойным, как говорится, более достойного применения, считала этот старинный манускрипт единственно своим произведением искусств и, мало того, ещё систематически требовала каких-то заслуженных гонораров от всех мыслимых и немыслимых издательств и писательских союзов. Так проистекала её буйная и красочная жизнь вот уже в течение сорока лет, если не считать годы замужества, где она занималась несколько другой, более приближенной к реалиям повседневной жизни деятельностью, то есть, рожала детей.
Вошла Анна, в девичестве Ольга, так как новоиспечённый муж в момент бракосочетания потребовал вместе с фамилией изменить и имя новой супруги. Потому что все предыдущие его жёны были Аннами, и он не то чтобы привык к этому имени, но скорее действовал так по причине частых приступов старческого склероза, и, как следствие этого, полного забвения всех имён на свете, включая своё собственное, кроме имени Анна, которое каким-то странным и непонятным образом чётко врезалось в его маразматическую память. Анну, как и Ольгу, занимавшуюся кликушеством, часто к тому же посещали святые отцы и небесные ангелы, от которых она с незапамятных времён имела поручения, наставления и откровения. А однажды, вкупе с неким, довольно таки благоразумно скрывающим своё истинное лицо, местным журналистом, одна из Анн выпустила в свет некоторое число довольно таки занимательных книжечек, описывающих повадки и скрытую от нас жизнь тех самых ангелов, считающихся почему-то хранителями. И там, естественно, было описано буквально всё, все тайны, погребённые тысячелетиями, были выставлены голыми на всеобщий обзор, все сокровенные мечты и мысли всех великих убийц, пророков, философов и сумасшедших и трудно было скрыться от этого всевидящего ока! И, конечно, нашлись тёмные, враждебные и завистливые силы, способствующие поднятию волны нездоровой критики в адрес новоявленных нуворишей.
И было им сказано: "Не заплатите налоги, будете остаток жизни питаться за казённый счёт! Невзирая на святых ангелов и небесных отцов!"
Потому-то Анна скрывалась от некоторых государственных органов, то есть жила скрытно в обители отца Африногена, которого настоящее имя было - Иисус Христос Второй и который отличался от первого только тем, что апостолами его были сплошь женщины безнадёжно исковерканной судьбы и как напророчествовали древние оракулы, пришествие его было действительно последним. Только вот появился он почему-то немного раньше обозначенного наукой срока. И потому вынужден был смиренно ждать своего звёздного часа, когда отец через ангелов и через волхвов и, в последней инстанции через, разумеется, Анну, передаст ему все необходимые инструкции для чудесного спасения человечества и, в конечном итоге, установлению на Земле так давно и непонятно, для какой надобности, ожидаемой райской жизни.
Бенедикта, как вы должны были догадаться, эта потаённая жизнь Анны вынуждала безмятежно страдать - он всё ещё безумно любил её. Вскакивая по ночам и торопливо перечитывая нетленные труды австрийских философов, он жадно изучал проблему суицида. Но мысль о самоубийстве, как он не напрягал свою мощную волю, так и не смогла зайти в его убелённую охрой голову. А уже давненько чувствовал, что всем поднадоел и уже давненько замечал за собой это - то горшок не вовремя из-под него уберут, то виски подадут не того разлива и не соответствующего его рангу качества, то валенки куда-то упрут, и приходится бегать по морозному снегу голыми белыми пятками. Но это бы пол беды, самое-то страшное заключалось совсем в другом, (даже тяжело писать об этом) - прекратили заглядываться на него моложавые, распухшие от переедания розовощёкие красотки, которых он систематически продолжал обожать, не глядя, ни на что. Это внезапное открытие произвело сокрушительный удар по его неустоявшейся психике и убогому самолюбию. Такого позора он переносить в дальнейшем не собирался и вследствие чего решился-таки, как в своё время поступил известный отечественный психотерапевт, отправиться на Дальний Восток пешком, прихватив с собой на пропитание только шесть тульских пряников и немного соли для подаяния нищим....
Сборы были бесконечно долгими, философы так любят. Три года он готовил свою экстремальную экспедицию, и очень много денег ушло и других средств на оснащение её всем необходимым. За это время он успел два раза разойтись с очередной жертвой своей пылкой и неувядаемой страсти, и один раз был даже пойман озверевшим до безумия рогоносцем на месте полового преступления, но удачно бежал...
Он вышел в путь ровно в двенадцать часов ночи, чтобы ровно через двести двенадцать суток пребывания в пути, прибыть на место ровно в двенадцать часов дня, но внезапно был остановлен совершенно непредвиденным обстоятельством - неожиданно нашлась его третья дочь от четвёртого брака, которая аргументировано требовала вернуть ей часть законного наследства, отнятого обманным путём сорок лет назад, при появлении малышки на свет, во время родов, которые принимала Анна, вторая жена покойного...
И что самое поразительное во всей этой загадочной истории - наследство, исчисляемое одной восьмой частью давно сгнившего деревенского дома, который, к тому же, за сорок лет своего бесхозного существования два раза горел, три раза переносился с одного берега близлежащей реки на другой (во время сезонного наводнения, которые случались в том регионе каждые семь с половиной лет), было беспощадно разграблено местным одичавшим населением. Причём унесли буквально всё и окна, и двери, и потолочную балку, и крыльцо.... Это наследство, в конце концов, исчезло бесследно, остался только адрес. Однако судебная тяжба затянулась на долгие восемь с половиной лет и всё же, не без помощи телевидения и вмешательства правительственных особ, правда восторжествовала! Малышка получила-таки свою законную долю в виде возможности временно проживать на данной территории, с учётом уплаты всех накопившихся за сорок лет долгов по налогам, с обязательной ежемесячной регистрацией в регистратуре и, конечно, обязательному соблюдению всех положенных при таких обстоятельствах санитарных, экологических и, что само собой разумеется, противопожарных норм.
Вошла Анна.... Это была первая и единственно почитаемая не понарошку, а в иных случаях, почитаемая как вообще какая-нибудь святая икона Божьей Матери, жена Б.Д. Занозы. Было, конечно, за что уважать эту прекрасную стопятикилограмовую женщину - всю свою жизнь, сколько её вообще кто-нибудь помнил, она была начальником! Мало того, старожилы, некоторые из которых проживали в той местности более ста лет, клялись и божились, что она точно родилась прямо начальником, как это было описано уже раньше у одного классика, но только там рождались сразу генералами. И местная наука, кстати, подтвердила сей поразительный факт. А один догадливый учёный, правда, он сейчас куда-то пропал, даже сочинил научную диссертацию по этому поводу и по пьянке хвалился, что она потянет как минимум на докторскую. Потому что в ней безоговорочно доказывалось, что действительно существует такая особая порода людей с особым набором хромосом, которые ничего делать не умеют, а только умеют быть начальниками или, на худой конец, расхаживать по улице с большим животом и обязательно с солидной жёлтой папкой. При старых царях таких людей постоянно на кол сажали, чтобы навсегда искоренить породу, но они каким-то непонятным никому образом постоянно выживали и опять становились начальниками. Всех, кто не был начальником, Анна категорически презирала и ставила в один ряд с такими представителями животного мира как свиньи, козлы, овцы и кролики, к человеческому виду относила себя и всё вышестоящее начальство. А вот с замужеством у неё произошла досадная осечка. Дело в том, что во времена её далёкой молодости замужество начальника было обязательной обязанностью и когда подошло время выбора суженого, она, по неопытности и глупой наивности, даже и не догадывалась, что на свете есть люди, которые никогда не были, не хотят и никогда не будут начальниками. Вот она, сдуру, и стала занозиной женой! Ну, разумеется, как только сей обман вскрылся, Бенедикт с треском и позором был изгнан из жилища начальника, однако, если верить слухам, успел-таки там наследить - один маленький, но жирный ребёнок, которого Анна сначала называла овцой, потому что он ещё не был начальником, ползал иногда по этому жилищу и даже пачкал иногда дорогие персидские ковры.
- Я тут начальник! - постоянно говорила Анна строго, но с нескрываемой отеческой усмешкой на лице, что заставляло уважать и любить её ещё пуще прежнего и постоянно желать ничего другого, как подчиняться ей, возносить её неисчислимые заслуги и любострастно заглядывать в глаза.
На самом деле, кто ещё позаботится о тебе, если не начальник? Кому ещё ты действительно нужен в этом ожесточённом мире, если не начальнику? Вот посмотри - если ты родился, а родственники твои тебя бросили, как заставить их полюбить тебя? Ушла жена к соседу, не прикажешь ей вернуться! Дети сдают родителей в дурдом!
Совсем другое дело - начальник! Он обязан заботиться о тебе - кормить, поить, одевать, обувать, следить за твоим психическим и физическим здоровьем, оберегать тебя.
А Бенедикта, как вы уже, наверное, догадались, никто никогда не любил и поэтому он наконец-то решился покинуть этот призрачный, неспособный удовлетворить его мающуюся душу, мир. Потому что не было у него руководителя на его жизненном пути, а, значит, не было и привлекательной цели для дальнейшего существования.... И вот он написал последнее своё произведение, написал в стихах, завещав потомкам, и тихо ушёл.