Dreammania : другие произведения.

Рассказы финалистов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  • © Copyright Dreammania(wasyata@mail.ru)
  • Добавление работ: Хозяин конкурса, Голосуют: Номинанты-8
  • Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 0k до 10M
  • Подсчет оценок: Среднее, оценки: 0,1,2,3,4,5,6,7,8,9,10
  • Аннотация:Земля имеет форму чемодана!
  • Журнал Самиздат: Dreammania. Догадался я, что сплю, а вы мой сон, и только
    Конкурс. Номинация "Абсурд -2013. Финал" ( список для голосования)

    Список работ-участников:
    1 Кюхельгартен Г. Die Verаnderung   6k   "Рассказ" Постмодернизм
    2 Отец Г. Двое похорон и одна свадьба   10k   "Рассказ" Постмодернизм
    3 Кузя Порох и Корица   9k   "Рассказ" Постмодернизм
    4 Отдыхающий Ресепшен   8k   Оценка:5.06*4   "Рассказ" Постмодернизм
    5 Енот-потаскун Вокзал для ненужных людей   10k   "Рассказ" Постмодернизм
    6 Судья Д. Ужас в Гадюкино   9k   "Рассказ" Постмодернизм
    7 Джеральдин Джентльмены в толпе   5k   "Рассказ" Постмодернизм
    8 Кто Мы живём в Караганде   5k   Оценка:7.00*3   "Рассказ" Постмодернизм
    9 Василисков Желтый дом фиолетового цвета   6k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм
    10 Маскарадости А не завести ли нам человека?   6k   "Рассказ" Постмодернизм
    11 Мурлентин, Котолаев Пропавшая курсовая   10k   "Рассказ" Постмодернизм
    12 Годо Оливье   10k   "Рассказ" Постмодернизм
    13 Яичко Сауна, массаж...татуаж   7k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Постмодернизм
    14 Магистр? Странная   10k   "Рассказ" Постмодернизм
    15 Индим д. Туманность Андромеды   3k   "Рассказ" Постмодернизм
    16 Купидонский Б. Намэ Катэкаэ!   5k   "Рассказ" Постмодернизм
    17 Швецкий С. Дацкий Стул   5k   "Рассказ" Проза
    18 Капитан Нити отпущены   6k   "Рассказ" Постмодернизм

    1


    Кюхельгартен Г. Die Verаnderung   6k   "Рассказ" Постмодернизм


    Die Verаnderung
    (Перемена)

    В моем доме четырнадцать электрических розеток, и все они относятся ко мне с предубеждением. Задернув шторы поплотнее и погасив свет, я ложился на пол и притворялся спящим, чувствуя, как посредством электрических сигналов они обмениваются нелицеприятными сведениями о моей персоне и приписывают превратное значение моим словам и поступкам. Иные из них - равнодушные свидетели, как, например, старинная, еще советского образца, черная накладная розетка в коридоре, - они еще не пришли к определенному мнению обо мне, в то время как пара истеричных розеток-близнецов в ванной комнате уже требовали решительных действий. Решительных действий? Звучит зловеще. К счастью, их товарищи были настроены менее радикально: эти просто распускали обо мне слухи и небылицы.
    Почему они наговаривают на меня? Зачем клевещут? А ведь еще совсем недавно мы были друзьями! Не знаю, в чем заключалась моя вина: необдуманно брошенное слово, неосторожный жест или любопытный взгляд, направленный туда, куда людям смотреть не положено, но только две недели назад атмосфера взаимной симпатии и приязни вдруг сменилась недоверием и враждой. Электрические розетки больше не разговаривали со мной, и все мои попытки выяснить причину этого отчуждения наталкивались на непреодолимую стену молчания. Когда-то давно любящая поболтать розетка с Пиренейского полуострова (тип С)1 намекала мне, что слово "розетка" не случайно является анаграммой слова "каторзе", которое на португальском языке означает "четырнадцать", а сейчас она смотрела на меня как на пустое место. Теперь я мог медитировать на индийскую розетку (тип D)2 до тех пор, пока у меня самого не откроется третий глаз, но все равно ее мауна3 оставалась непроницаемой. Дальше - больше: я заметил, что некоторые из них стали бояться меня! Даже американская розетка (тип B)4 глядела на меня с испугом, а китайская (тип I)5 в ужасе зажмуривала глаза, когда я проходил мимо. Я не ксенофоб, но с израильской розеткой (тип H)6 я и раньше с трудом находил общий язык. Все были против меня, и только моя немецкая пассия (тип F)7, которую я про себя называл Розочкой, продолжала в душе симпатизировать мне, и я уверен, что если бы не круговая порука, то она обязательно сообщила бы мне причину внезапной размолвки.
    Она была очень мила, эта Розочка: изолирующий корпус из высокотехнологичного пластика цвета слоновой кости и немного наивный, темноватый, но многообещающий взгляд... Ich denke, dass unsere Beziehung bisschen mehr als nur Freundschaft war8, но, как бы то ни было, общественное мнение не позволяло ей ответить мне взаимностью.

    Итак, электрические розетки объявили мне бойкот. Должен признаться, что я допустил тактическую ошибку: вместо того, чтобы набраться терпения и дождаться момента, когда ситуация хоть немного прояснится, я решил их задобрить. Они любят пустые пространства? Я продал мебель и теперь спал на полу, укрывшись газетами. Говорят, что розеткам не нравится, когда их используют по назначению. Хорошо, я избавился от электроприборов, хотя некоторые из них тоже были мне симпатичны. Имейте в виду: все они ненавидят словосочетание "стандартный разъём"! Я навсегда вычеркнул этот технический термин из своего словаря. Увы, скоро мне пришлось убедиться, что проще загнать обратно в бутылку джина, уже исполнившего три твоих желания, чем вернуть былое расположение вещей, которые больше не хотят с тобой говорить.
    Электрические розетки, вы сами виноваты в этой перемене! Я просил, я умолял, позабыв о гордости, я стоял перед вами на коленях... В конце концов я решил всех вас демонтировать. Клянусь св. Фарадеем, только отчаяние заставило меня пойти на этот шаг! Отчаяние и любовь.

    Крестовая отвертка, увертливые винтики, которые так и норовят куда-нибудь закатиться, пружинистые контакты, клеммы, токоподводящие провода... Это было ужасно! Зато сейчас шторы в моей комнате распахнуты настежь, свежий ветер шелестит газетами, а сам я лежу на спине и держу тебя в своих руках, meine kleine Rose9. Ты по-прежнему молчишь, но теперь вместо темноты сквозь твои глазницы просвечивает солнце. "Man muss keine Angst vor den Verаnderungen haben, mein Liebe, - говорю я тебе. - Sie kommen oft im Moment, wenn sie notwendig sind". Пока я тебе это говорю, время выбирает подходящий момент, чтобы перешагнуть через полдень. Время, которое идет своим путем, с легкостью перешагивает через таких, как мы, и хочется верить, что жизнь заканчивается не агонией и смертью, а легким распадом незамысловатого механизма, чьи винтики раскатились по самым дальним углам.

    Примечания:

    1  0x01 graphic

    20x01 graphic

    3 Обет молчания.

    4  0x01 graphic

    50x01 graphic

    6  0x01 graphic

    70x01 graphic

    8 (нем) Мне кажется, что в наших отношениях было что-то большее, чем просто дружба.
    9 (нем) Моя Розочка.
    10 (нем) Не стоит бояться перемен, любовь моя. Часто они случаются именно в тот момент, когда необходимы.

    2


    Отец Г. Двое похорон и одна свадьба   10k   "Рассказ" Постмодернизм

      Марта Кнушичкова влюбилась в Ежи Кравечка во время отпевания. Уж такой он лежал в гробу весь умиротворенный, чистенький, так хотелось прижаться губами к мраморному лбу, оживить. А что? Мужиков-то нынче не хватает, вот бабы и маются сдуру - то образование высшее получают, то рожают от кого ни попадя, потом пересчитать малых своих не могут - в глазах рябит.
      А у Марты мужик-то свой был да вот также помер в одночасье. Схоронили, ну и осталась она одна, сынов бог не дал, а дочери - крылья оторванные. При жизни- то Ежичек с Мартой общались лишь изредка, больше по праздникам, а вот, поди ж ты, всем сердцем к нему вдруг потянулась. Да все бы ничего, вот только вдовой-то Ежички была родная сестра Марты, Марцела Кравечкова, жадная до мужского труда: - вечно тот что-то ремонтировал, то молотками стучал, то в сарайке чего-то мастерил. Беречь надо было мужика-то...
      В общем, стояла Марта в раздумье и что-то там нежное все шептала и шептала, тут ветерок подул, окно чуть скрипнуло, и покойный Ежичек вдруг озорно подмигнул. Ей, Марте, а не стоящей рядом в простом черном платке Марцеле. Вот ревет, дуреха, а у самой глаза так и по гульфику Иржи-кузнеца шмыгают. Ох, вот увидит как Ежичек, задаст им жару-то. А и хорошо, пусть с кузнецом сойдется, тогда Ежичек-то ей, Марте, достанется! Уж она его будет холить да лелеять.
      Снова потянуло ветерком, и покойный, широко раскрыв глаза, повернул голову к святому отцу:
      - Отче, кончай заупокойную, - и с этими словами под визги баб и яростный мат мужиков восстал из гроба.
      Все кинулись, кто куда. Марцела рухнула в обморок, угодив прямо в объятья Иржичка.
       Марта пала на колени перед воскресшим Кравечком:
      - Любить буду, лелеять, на руках носить, ноги мыть и воду пить!!!- вцепилась в босые и холодные покойницкие ступни. Так, поди, то и холодные, что босые. Ох, Марцела, носки, и то пожалела! А ведь Марта сама лично лет пять назад носки Ежичку вязала - на Рождество из старой своей кофты всем подарки тогда сладила.
      Оторопевший отец Георгий машинально махал кадилом, шаг за шагом отступая от странной парочки.
      - Свят, свят, свят, - крестились бабы, мужики же, что посмелее, вернулись к гробу.
      - Кравечек, ты давай решай, куда пойдешь? На кладбище или домой вернешься?
      - Да куды он вернется-то, коли я его вскрыл и половину кишок выкинул? - всплеснул руками побледневший, как смерть, провизор.
      - Кишки не мОзги! Меньше болеть буду! - парировал оживший Ежичек, чувствуя, и правда, необычную легкость в теле. А сам все же задумался. Куда податься-то? Обратно в дом? Это, чтобы стерва Марцела снова заставляла то косить, то пахать, то дрова рубить, пока сама с кузнецом милуется? Тьфу, пропади пропадом, до чего ж баба зловредная. И чего в ней, драной кошке, Иржичек нашел? Поди искры летят, когда ёрзают-то по наковальне. Тут Кравечек даже хихикнул в ладошку. Нет - в дом ни ногой! Да и поминки уже готовые, вон пирогами пахнет, да и водочки охота, ох, замерз вконец...
      - На кладбище! - изрек он решительно и снова подмигнул Марте: мол, всё будет по-нашему. А что? Он и при жизни на Мартову пышную задницу украдкой поглядывал. Приняв решение, обратно в гроб полез, да тут мужики заспорили:
      -Слышь, Кравечек, ты давай гроб-то свой сам тащи, мы ж тебя мертвого нести подговорились, а ты как есть живехонек!
      - Да щас же,- укладываясь поудобнее, заявил Ежичек, - вон у Марцелки докУмент о моей смерти на руках имеется! А покойники сами не ходят! Да ещё на кладбище, вот обратно - это другой вопрос!
      Короче, убедил мужиков. Те в затылках почесали да потащили гроб с покойным. Ежи в благодарность развлекал их анекдотами. Животы надорвали, пока в гору подымались, два раза гроб чуть не выронили.
      - Слышь, Кравечек, так тебя, чего, и в землю опускать? И закапывать будем?
      Тот нахмурился. Оно бы надо так, по правилам, да уж больно пирогов с водочкой захотелось, да и Марта вон многообещающе юбками трясет...
      - Не, я в могилку- то забираться погожу, а крест-то ставьте - место ведь уже моё таперича. И айдате меня поминать, уже в животе урчит..
      - А гроб? Оставим тут? А ну, как сбондят?
      Марта вмешалась:
      - Да чего это оставим-то? Деньги плачены! Заберем домой.
      -Ну, давайте, крест ставьте да тащите меня обратно! - покойному уже совсем было невтерпёж.
      - Э нет, Ежичек, вот обратно ты сам свой гроб тащи!
      Марта взмахнула руками:
      - А и потащим! Своя ноша!- и на счет три взвалила гроб на плечи и засеменила под гору, все быстрее и быстрее, Кравечек еле поспевал за шустрой бабой.
      Отец Георгий в это время шептался с провизором:
      - Ты точно видел, что он помер? Глянь - живее всех живых, вон как резво бегает!
      - Точно, святой отец! Он же совсем не дышал, как есть, натуральный покойник был. Я ж его без всяких лекарствов резал, даже не пикнул ни разу.
      - Надо было с лекарствами. Тогда бы точно не ожил. А чего у него там нашлось-то?
      - Да че у всех - несколько метров кишок, я их выкинул, уж больно они у него раздутые были, никак обратно не входили, да две старые пуговицы, ну их я вымыл да себе забрал, мало ли...
      - А чего мозги не вырезал?
      - Да вот, бес, видать, попутал. Я ж не думал, что Марта его оживит.
      - Так думай в следующий раз!
      Тут провизор побожился, что когда святого отца препарировать будет, непременно сначала мозги вытащит, на что отец Георгий яростно перекрестился и трижды сплюнул, обозвав аптекаря идиотом.
      Поминки прошли знатно. Покойный сам обошел всех гостей с чарочкой, со всеми выпил и к вечеру свалился мертвецки пьяным в сарае в обнимку со своим гробом. Марта заботливо укрыла Ежичка полушубком да ушла в дом приводить в порядок старую перину - а ну, как покойный очухается да бабьей ласки запросит?
      ...
      Побежали дни. Марта, как и обещала, Ежичка лелеяла. Тот жил с сестрой своей вдовы, пил, ел, гулял на свежем воздухе, услаждался бабьими ласками да иногда наведывался в сарай, проверить, не утянул ли кто гроб.
      Претензии Марцелки Марта отбрила криком, тасканием за волосы да тыканьем длинным сестриным носом в документ, где стояла дата Ежичковой смерти. В заключение послала бабу на наковальню к любвеобильному кузнецу.
      Поздней осенью затеяли молодые свадебку, И, хотя у Кравечка документов никаких всё ещё не было, расписать пару никто не мог, да и отец Георгий не решился обвенчать, свадьба получилась веселой. Ох, и натанцевались все, и угощение было отменным - уж расстаралась Марта!
      После любовных утех Ежичек собрался было подремать. Тут лежащая рядышком Марта, околевшая от покойницких объятий, поёжилась да и заявила сдуру:
      - Крышу бы к зиме сменить, Ежичек, печку перекласть да ворота поправить...
      У Кравечка заныли челюсти. Притворившись совсем спящим, он дождался, когда Марта засопела, встал, натянул портки да кинулся в сарай.
      Полная луна удивленно наблюдала, как по дороге на кладбище медленно двигалась одинокая фигура, тащившая на плечах большущий гроб.
      Отец Георгий проснулся от отчаянного стука в калитку. Перекрестившись, спустился с крыльца, как был, в исподнем, и осторожно спросил:
      - Кто это балует по ночам?
      - Я это, Ежи Кравечек. Усопнуть решил я, отец Георгий. Отпоешь меня?
      Священник икнул, перекрестился:
      - Дак может уж завтра, как рассветет?
      - Нет, нет, сейчас надо, пока баба моя спит...
      Как два призрака, поднялись они в гору к могиле. Ежичек улегся в гроб и прикрыл глаза. Отец Георгий дрожащим голосом затянул заупокойную. Перед закрытыми глазами Кравечка поплыли белые облака, потом появился большой длинный туннель, наполненный ярким светом. Вот туда в туннель-то и понеслась душа усопшего Ежичка, и так хорошо ей было, так легко...
      Пока дикий женский вопль не прервал счастливого полета.
       Марта Кнушичкова узрела-таки, что суженого нету рядом, видать, жарко ей стало, то и проснулась, кинулась - ан, и гроба-то нету, ну и побегла на кладбище. Пала в ноги Георгию, опрокинув того наземь.
      - Святой отец, не отпевай мово мужика! - испуганный священник, неловко кувыркнувшись, покатился в могилу. Баба же так заголосила, что пришлось Ежичку, зависнув посередине туннеля, открыть глаза:
      - Дай мне помереть уже Марта, устал я.
      - Ежичек, прости меня, дуру! Погорячилась я. Сама, ужо, и крышу поправлю, и крыльцо починю, а тебя на руках носить всю жизнь буду, только давай вернемся!
      Задремавшая было, луна недоуменно наблюдала, как вниз под горочку бегом спускается чокнутая баба, таща на себе гроб с Ежичком. Отец Георгий до полудня провисел на Кравечковом могильном кресте, зацепившись подолом рясы. Сняли его три бабы, наперво до смерти перепугавшиеся.
      Хитрый Ежичек так и прожил много лет, почти не вылезая из гроба. Ну, попить, поесть нужду справить да Марту приласкать выберется и шмыг обратно в гроб - мол, что с покойника-то взять? Там и спит под мерный стук топора или визг пилы, которыми Марта быстрехонько научилась орудовать.
      Марцела с нетерпением ждала кузнецовой смерти - завидно было, что дуре-сестре так повезло.
      Деревне прибыль пришла большая от этого случая - со всей страны потянулись любопытные поглядеть на живого покойника. Ежичек с радостью позировал фотографам и принимал дары, не гнушаясь и наличными.
      А провизор теперь в столицу приглашен главным патологоанатомом...Главное-то, мозги не трогать, а остальное, как вы сами видите - без надобности...

    3


    Кузя Порох и Корица   9k   "Рассказ" Постмодернизм

      Я растёр порох на ладони и понюхал. Корица. Это следы Юлии. Она всегда пахла ею. Но времена Юлии прошли, началась эпоха Кузи. Длинноволосой и пугливой. Ссыпав порох в банку из-под манной крупы, я забрался глубже в рукава тулупа.
      Дрезина постукивала на стыках. Ёлки приседали и проваливались в сугробах. Темнело и декабрь стыло скрипел под лапами Серого, бежавшего по нашему следу. Наш след пах корицей. Это всё из-за Юлии. А Серый не любил корицу. Мне кажется, или я должен благодарить за что-то Юлию?
      Но на дрезине жил Огонь, я и Кузя. И Серый, опустив нос, продолжал следовать за нами вместе с сумерками.
      Кузя, задумчиво прикрыв глаза, думала о званом ужине, затеянном ею. Но у нас ничего не было, кроме Огня, следов корицы от Юлии, а ими Кузя не хотела пользоваться принципиально.
      - Если бы ты остался ещё хоть немного в городе, - проговорила Кузя, вытягивая длинные ноги в валенках к Огню, - мы могли бы купить чего-нибудь.
      - Чтобы чего-нибудь купить, нужно чего-нибудь продать, как говорил один мой знакомый, - я размахнулся и закинул лассо, в кустах, возле дороги мелькнул рыжий бок лисицы. Но промахнулся. - Никогда не говори мне под руку. Ужин пошёл спать в свою нору.
      - Хоть под ногу. Я не ем мясо. Гринпис против.
      - Ты всегда была очень послушна.
      - Это плохо?
      - Это скучно. Что будет сегодня на ужин?
      - Устрицы по-японски. Ты наловил устриц?
      - За поворотом будет небольшой заливчик. Там, на отмели, я разденусь, пройду, увязая в белом песке по щиколотку. И насобираю устриц. Можешь присоединиться.
      - Но у меня много дел на кухне. Да! И захвати тобико. Мне нужно будет немного икры.
      - Хорошо.
       Я поцеловал её. Она улыбнулась.
      - Я пока приготовлю васаби.
       Её тонкие руки принялись колдовать над котелком, нарисованным на коробке от плазмы.
      - Кого ты пригласила на ужин? - спросил я, разгоняя дрезину, которая стала останавливаться, дорога шла в гору.
      - Макса Черепаху с семьёй и Чёрного Кота с Брусникой.
       Семья Черепахи состояла из хромого пса по кличке Бродяга и черепахи, которую Макс носил за пазухой. А Брусника... Кузя так звала свою школьную подругу. Брусника любила ходить в длинных платьях и босиком, носила на голове ободок из цветной проволоки и большого зелёного камня. Помнится, она отдала за него всё, что у неё было - комнату в коммуналке. Это ничего. Я отдал две комнаты с подселением за дрезину. А Макс забыл, где у него дом вообще. Кот любил свой дом, но никому не говорил, где он. "Когда-нибудь я вас всех приглашу туда, а пока... пока у меня не прибрано. Ставил камин прошлым летом в гостиной. Знаете, как это бывает... ну вот, примерно так и у меня. А что, Брусника, выходи за меня замуж..." Кот, с хвостом длинных волос и папкой рисунков под мышкой, которую таскал везде с собой, открывал свой альбом и смеялся: "Ты будешь королевой Белых? Или Чёрных? Ты любишь ходить первой, Брусника, или тебе всё равно?" "Я люблю ходить босиком". Брусника кривила губы. "Не люблю зиму". На ногах её были чужие угги, а на голове - чалма из шарфа Кота.
      - Для этих достойных людей у меня будет к устрицам графинчик саке.
      - Макс обещал приготовить хигаси, похожие на снег. Мне лишь нужно будет немного бобовой муки и сахара.
      - Помнится, в прошлый раз он пожелал приготовить оленину на вертеле, - хмыкнул я.
      - Гринпис его наказал, - поджала губы язвительно Кузя.
      - Ты забыла, это был Бродяга. Это он тогда стащил вертел вместе с зайцем, которого Макс назвал оленем.
      - Так ему и надо, - слабо выраженный злобный выпад нисколько не портил Кузю.
       Она не злилась никогда по-настоящему. Я подумал, что мне не понятно, кому так и надо. Максу, Бродяге, который обжёгся и отказался есть оленину, или зайцу. А Кузя ушла в дом.
       Этот дом на колёсах я построил почти сразу, как только купил дрезину и оказался за городом. Боязнь высоких нот, нелюбовь к скрипке и ненависть к слову "должен" мешала мне заняться этим прежде.
      Оказавшись за городом, я сначала оглох. Потом онемел. Потом потерял боязнь и расстался с ненавистью. Я гнал дрезину вперёд и вперёд. Старая колымага стучала на стыках заброшенной узкоколейки. И этот монотонный звук сливался с шагами дождя, идущего тихо рядом. Скоро дождь смешался с жёлтой листвой и опал снегом. Я подумал, что он мне что-то хотел сказать, этот дождь, что я стал стар и должен обзавестись домом, я хотел даже разозлиться на него... А утром выпал снег.
      - Проходи, Макс. Как поживает крошка Мими? О, у Бродяги появилась подружка!
       Макс забросил пса и взобрался на дрезину, придерживая за пазухой Мими.
      - Еле успел, - Макс довольный развалился в старом продавленном кресле и укрылся пледом, - знал, что сегодня ты должен проезжать здесь ровно в семь часов... Да! Мими нужна капуста. Кузя, у тебя есть капуста?
      - Как я рада тебя видеть, Макс. У нас есть устрицы по-японски и хигаси, а капусты нет, - грустно покачала головой Кузя.
      - Это ничего, - важно ответил Макс, - Мими, ты вполне могла бы уйти в спячку и подождать ужина там. Там сухо и тепло. Всегда есть ужин и крыша над головой.
      - Да, а потом просыпаешься и думаешь, что бы это значило, - хмыкнула Кузя, - здесь же, Мими, можно ни о чём не думать. Потому что ничто ничего не значит.
       Дрезину сильно качнуло. Чёрный Кот с Брусникой забросили баул, промелькнули их улыбающиеся лица и остались позади. Я стал притормаживать. Этого хватило, чтобы Кот втолкнул Бруснику на дрезину и запрыгнул сам.
       Брусника забралась в старое плетёное кресло с ногами. Пёс Макса ловил наши тени, потом свой хвост, потом свою подружку, потом опять наши тени, пьющие за наше здоровье.
       Огонь радостно плясал на лицах моих друзей. Они держали рюмки с устрицами и икрой летучей рыбы.
      На Кузе было кимоно из моего старого тулупа и деревянные сабо поверх валенок. Она вскинула руку со скрипкой и взмахнула смычком. Длинный пронзительный звук разрезал небо надвое. Потом натрое. Ещё, и ещё... Взошла луна. И Серый, подняв матёрую голову к небу, завыл. Он сидел на шпалах и прощался со мной до утра.
      - Это прямо какой-то ажиотаж, - сказала Брусника, глядя в небо, собирая глазами звёзды и потягивая тоненькую папироску.
      - Нет, это высокие ноты, - сказал Макс и закурил, - вы не слышали, как Бродяга обрушивает на меня их, когда хочет жрать. А когда Мими хочет покушать, она делает вот так...
       Макс сидел, завернувшись в плед, и выглядывал теперь из него, как его Мими из панциря. Он покрутил головой, вытащил руку и поскрёб себя по шее.
      - Кузенька, - вдруг сказал Макс, хлопнув себя по лбу, - я же тебе принёс хигаси.
       И протянул ладонь. На ней лежали три маленьких белых шарика. Как снег.
      - Говорю же вам, это - ажиотаж, - сказала Брусника и взяла три хигаси, - а вы всё про еду...
       Она встала и начала танцевать. Сложила руки, помахала веером, просеменила вправо. Влево. Съела хигаси. Опять помахала веером. Ей казалось, что она гейша. С хигаси в руке и веером. Она семенила вдоль края дрезины. Ветер железных дорог развевал полы её стёганого кимоно. Веер разворачивался и сворачивался. Разворачивался и сворачивался. Брусника закрыла глаза.
       Лицо спящего Будды плыло перед нами над веером. Кузя резала смычком небо на куски.
      Сколько раз говорила мне Кузя, что пятая доска с краю выпирает. То, что доска по-прежнему выпирала на том же самом месте, я понял, когда лицо Будды накренилось. И медленно упало. Бродяга с подружкой психанули и принялись искать выход с дрезины, где становилось опасно.
      - Ты бы не упала, Брусника, - расхохоталась Кузя, - если бы съела одну хигаси.
      - Лучше бы я вместе с Мими ушла в спячку, - ворчала Брусника.
      Она теперь была не одна, с ней был Синяк.
      - Давайте все, все уйдём в спячку, - придерживая Мими за пазухой, ворковал Бруснике на ухо Макс.
       "А зря мы забыли про Кота", - подумал вдруг я.
      Кот не любил одиночества. Это я вспомнил, когда над головой раздался грохот.
      Банка с порохом, набитая углями, взлетела в воздух и взорвалась.
      Бродяга с подружкой нашли выход с дрезины и исчезли в лесу.
      Крышка от банки прилетела в глаз Бруснике. Кот шептал ей что-то ласковое на ухо.
      - Ненавижу корицу, - проговорила Кузя.
       Макс хихикал, как идиот. Потому что смеяться он уже больше не мог.
       Я виновато пожал плечами. Но, глядя на счастливые лица друзей, понимал, что вечер удался. И только подгонял и подгонял дрезину. Мы шли под гору. Колёса постукивали на стыках. Банка из-под манной крупы догорала в овраге...

    4


    Отдыхающий Ресепшен   8k   Оценка:5.06*4   "Рассказ" Постмодернизм

       Очередь на ресепшен разбухала, словно оттоптанный собачий хвост - по одному только шуму и гвалту становилось ясно, что прибыл большой автобус с нашими туристами. Когда-то раньше считалось, что самые шумные и беспокойные - это немцы, но после падения "железного занавеса" все уже давно поняли, что это не так. Последней в дверь втиснулась толстая, ярко раскрашенная тётка в красном вызывающем платье.
       - Это что же тут такое творится? Все уже успели без очереди вперёд меня впереться, а ну посторонись, мне срочно!
       - Мы все здесь в очереди стоим, - попробовала возразить какая-то субтильная женщина похожая на учительницу химии.
       - Ты, овца, - надвинулась на химичку раскрашенная, - видела, где я сидела в автобусе? На первом сиденье, сразу за водителем. Вот так и надо в очередь после меня выстраиваться, а не лезть вперёд! В сторону, не видишь - я спешу?
       Толстуха, вовсю работая мощным торсом, продвигалась через толпу, как путь ей преградила инвалидная коляска с каким-то дряхлым дедком.
       - А ты что здесь свой велосипед расставил? Давай, крути педали! - Рявкнула она, отталкивая коляску в сторону.
       - Pourquoi? - удивился дедок.
       - Ты мне тут ещё поперквакай! На кладбище ехать пора, а не по курортам разъезжать!
       - Женщина, почему вы так себя ведёте? - Возмутился какой-то мужчина интеллигентного вида. - Зачем вы инвалида толкнули?
       - Ты смотри сам инвалидом не стань. Нормальным людям срочно пройтить надо, а он тут раскорячится! А ну-ка, в сторону, я спешу!
       Тётка подобралась к плотной толпе людей, стоящей вокруг стойки и стала вовсю работать локтями.
       - Мне срочно! Сейчас кто-нибудь займёт мой люкс, а потом выселяй его!
       Собравшиеся кучкой люди не собирались так просто сдавать свои позиции. Тогда тётка разбежалась и мощным ударом оттеснила толпу в сторону. После чего победоносно взгромоздила на стойку мощный бюст и не менее мощные руки - теперь сдвинуть её мог бы только подъемный кран.
       - Я здесь первая, а остальные без очереди! У меня забронирован номер люкс для молодожёнов с широкой кроватью на фамилию Миядзима!
       - Где же ты своего япона-мужа потеряла, а, Мяу-Зина? - Спросил какой-то остряк сзади.
       - Ты, падла, мне поговори ещё, я тебя запомнила!
       За стойкой сидел невзрачный бородатый мужичок в белой рубахе, он с грустью посмотрел на грубиянку и спокойно произнёс:
       - Месяц.
       - А, ты русского языка не понимаешь? Ща! - Тётка полезла в сумочку и начала там копаться.
       - Да её японутый муж под шумок уже давно слинял, и теперь сломя голову несётся к себе куда-нибудь на Окинаву! - поддержал кто-то остряка.
       - Не, он, скорее всего, сразу после ЗАГСа себе харакири сделал. А перед этим мозг ампутировал, чтобы она после смерти ему мозги не трахала.
       - Да о чём вы говорите, - вмешался мужик, тот, что затупился за инвалида, - вы понимаете, что она замужем за целым островом из Японского архипелага! Миядзима - это не фамилия, а остров!
       - Во, блин, не повезло острову! - отозвался остряк.
       - А, я понял, - обрадовался второй, - никакого мужа-то и нет, она специально японскую фамилию придумала, чтобы её люкс не заняли! Турки уважают японцев, а она на обычную кровать не умещается - вон сколько жира!
       Тётка со злостью продолжала копаться в сумочке, только раскраснелась так, что это стало заметно даже под толстым слоем косметики.
       - Я вас всех запомнила! Вы мне в тёмном углу попадётесь, потом с расквашенными мордами загорать на пляже станете!
       - Два месяца, - сказал ресепционист.
       Наконец-таки из кучи хлама удалось извлечь скомканный листок бумаги, тётка развернула его и с победоносным видом по складам прочитала:
       - Ван лакшери рум виф хьюж бэд, нау! Андэрстэнд, дэбилло?
       - Три месяца, - ответил мужичок.
       - Какие на хрен три месяца, давай быстро ключ, чмо в ночнушке!
       - Четыре месяца.
       - Ты что, идиот? У меня всего две недели отпуска, а я их на всякую хрень трачу! Ключ гони!
       - Пять месяцев.
       - Ты уже сдал мой номер кому-то другому, тварь? Да? А ну, быстро зови мне сюда старшего менеджера! Ты ещё пожалеешь, что со мной связался!
       - Шесть месяцев.
       - Ты что, как попугай заладил? Менеджера сюда, мразь!
       - Семь месяцев.
       - Народ, а ведь она ни хрена не врубается! - продолжил остряк.
       - А, я понял, это она себе ампутацию мозга вместо мужа делала, ведь у её мужа-острова ампутировать нечего - поддержал его второй.
       - Вы, козлы, у меня дождётесь, если я озверею, то я за себя не ручаюсь - всех поубиваю.
       - Один год.
       - Да что же это такое? - тётка повернулась к очереди. - Где они только такого дебила отыскали?
       - Полтора года.
       Кто-то из толпы не выдержал и сказал:
       - Дамочка, вы здесь не в отеле, и это не Турция, понимаете?
       - Это ты кого дамочкой назвал, набор запчастей из секс-шопа?
       - Два года.
       И только тут до толстухи что-то начало доходить.
       - Как не в отеле?
       - А вот так, не доехал наш автобус, сорвался на горной дороге, упал с обрыва, и теперь мы у врат рая, а вон тот, в рубахе, решает: кому в рай, а кому в чистилище.
       Тётка замерла что-то обдумывая, но быстро сориентировалась:
       - Так, тогда мне номер в "райских кущах", так они у вас называются? Самый лучший, с большой кроватью! Понял, малохольный?
       - Три года чистилища.
       - Это ты кому, козёл, сейчас сказал?
       - Четыре года.
       - Чтооо? Да как ты, падаль, смеешь мне какие-то сроки начислять, да я тебя сейчас вот этими руками урою, да я всю твою бородёнку выщиплю! Пустите меня! Всех поубиваю! Вы у меня тут строем ходить будете и честь мне отдавать! Люди, а вы что смотрите - мочи гадов в ночных рубашках!
       
       Когда два бородатых амбала в белых рубахах до пола отвели скандалистку на нижний этаж и вернулись, один из них громко сказал:
       - Уважаемые, многие из вас здесь совершенно напрасно толпятся! Те, у кого тела не сильно повреждены и пригодны для жизни, могут вернуться обратно! Для этого достаточно просто выйти в ту дверь, через которую вы сюда зашли!
       - А как узнать: пригодно тело для жизни, или нет? - уточнил знаток японских островов.
       - Очень просто, кому нельзя возвращаться - тот выйти не сможет.
       - Скажите, пожалуйста, а та скандалистка, которую вы уводили, она могла... - попыталась уточнить химичка, но её муж быстро оборвал недоговорённый вопрос:
       - Какая тебе разница, пошли отсюда быстрее!
       На пару минут возле входной двери образовалась давка, но и она почти моментально рассосалась. Последними выходили остряк и его новый знакомый:
       - Представляешь, как сейчас удивятся турецкие врачи? Они уже минут двадцать, небось, как пытаются всех реанимировать, и тут вдруг на тебе: мёртвые сами почти одновременно оживают!
       - Да, зрелище не для слабонервных, на такое стоит посмотреть, пошли быстрей, а то прозеваем!

    5


    Енот-потаскун Вокзал для ненужных людей   10k   "Рассказ" Постмодернизм

      Помню, в тот день был сильный ветер. Такая напасть не могла сравниться с постигшей меня утратой, но почему-то эта мелочь крепко засела в памяти. Ветер, пробирающийся под пальто, сумерки, подтаявшее снежно месиво под ногами.
      Я шагал по улице, усталый и, кажется, уже заболевший, когда кто-то толкнул меня плечом, выбив из задумчивого оцепенения. И мне показалось, что какая-то мелочь выпала, провалившись в грязь под ногами сотен прохожих. Я глядел, стараясь увидеть потерю среди снежной каши, талой воды, чужих ботинок, но не мог ее найти. Можно было смириться, но только я упорно не мог вспомнить, что выронил.
      Разозлившись, я отвернулся, чтобы идти дальше, но понял, что не знаю, куда направлялся. Хотел вспомнить, какие планы были у меня на вечер, но и здесь притаилась неуютная пустота. Не было потерянной вещицы, не было места, куда бы я шел, не было планов.
      Хотел оттолкнуться от того, что уж точно было у меня, и понял, что одолевавшая меня стужа не была зимним воздухом. Холод шел изнутри, где раньше было что-то, а осталась лишь глухая пустота. Там не было меня. Того, что я мог бы назвать "Я", и за что мог бы ухватиться в случае, когда стоило принять решение.
      Так я и стоял посреди людского потока, пустой и не знающий, что теперь делать. Потом побрел, не разбирая дороги. Людные улицы сменились переулками, захламленными проходами между домами. Темень накрыла город, ветер швырял в лицо снежинки.
      Впереди замаячил электрический светлячок, и я направился к нему, надеясь найти тепло и место, где можно было бы немного отдохнуть. Свет оказался окошком между закрашенными стеклами с кривой надписью "КАССА" через весь ларечный фасад. В окошечке виднелось угрюмое лицо кассирши.
      - Вам куда? - хмуро спросила она.
      - А куда можно? - ответил я, оглядываясь.
      За ларьком сияло огнями старенькое здание автовокзала. Три арки, две из которых были перегорожены досками, поддерживали облезлую лепнину, изображавшую развевающееся на ветру знамя. Поверх застывшего каменного полотнища кто-то нарисовал снежинки и навешал пестрые огоньки.
      Внизу, на крыльце, царило оживление. Там суетились десятки людей, и я не сразу понял, что меня в них насторожило. Все они были коротышками. Мужчины и женщины, одетые в яркие дубленки и колпаки, были мне по пояс, и выглядели, как улизнувшие с карнавала цирковые актеры.
      Карлики передвигались бегом, шустро таская плотно набитые, расшитые пестрыми заплатками мешки из одной кучи, сваленной прямо в снег у крыльца, в другую - посреди фойе. У входа лежала яркая полоса света, из распахнутых дверей тянуло теплом, и морозный воздух клубился в свете мерцающих гирлянд.
      - Куда? - непререкаемо уточнила кассирша.
      - Туда, - буркнул я в ответ, и понял, что начинаю злиться.
      - А, еще один шутник. А чего такой здоровый вымахал?
      Я опешил, не зная, что сказать, но кассирша в ответе не нуждалась. Грохнув на полку перед окошком толстую засаленную тетрадь, она швырнула мне ручку и потребовала расписаться. Пока я пытался разобрать, где именно оставить свой бесполезный автограф, кассирша выдернула тетрадь из рук и сунула мне помятый билет. Почему-то он показался мне очень теплым.
      - Не задерживай!
      - Простите... - начал я, и тут меня толкнули в спину.
      - Не задерживай, кому сказано!
      Я повернулся и охнул от неожиданности. За мной тянулась нескончаемая очередь коротышек и первый из них смотрел так, будто намеревался поджечь меня взглядом.
      - Это что, новенький? - спросил мужичок, стоящий за ним.
      - А он влез не по порядку! О чем ты думал, когда пропускал его? - крикнул третий коротышка.
      - Следующий! - рявкнула кассирша, и очередной коротышка поспешил к окошечку, в прыжке дотянувшись до протянутой тетради.
      Я продолжал стоять, наблюдая за этим действом, когда за моей спиной раздался оглушительный свист. Коротышка у окошечка выронил тетрадку, остальные возбужденно загомонили. "Он злится! Быстрее!" - пискнул кто-то, и вся толпа оттерла карлика, получившего билет, в сторону.
      - Ты еще здесь! - вскрикнул он, после чьего-то меткого пинка уткнувшись носом мне в живот. - Шевелись, дылда, мы и так выбились из графика.
      Он схватил меня за пуговицу и потащил к груде мешков. Я хотел сказать ему, что мое пальто не терпит такого обращения, но не смог произнести ни слова. Мне было тепло, удивительно тепло, и только теперь я понял, что на мне больше нет пальто. Я был одет в такую же дубленку, расшитую яркими лоскутами.
      Билет в руке стал обжигающе горячим, и я хотел забросить его в ближайший сугроб, но не смог. Бумага расплавилась и потекла, впиталась в кожу, и на ладони остался лишь оттиск картинки, что была раньше на билете. Два колокольчика, перевязанных пышным бантом. Я поскоблил ладонь ногтем, но коротышка шлепнул меня по руке и выругался.
      - Какого черта! - возмутился он. - Беда с этими билетами. Что ни изобретай, обязательно найдется дурак, который захочет его потерять.
      - Но почему... - начал я, но меня перебили на полуслове.
      - Мешки! Просто помоги с ними. Ты и два поднять сможешь, - затараторил коротышка, толкая меня к сваленному у крыльца багажу.
      Я не стал спорить с ним, и действительно смог поднять два мешка. Я понес их в теплое фойе, стараясь внимательнее смотреть вокруг, но, то и дело, кто-то из пробегающих мимо меня карликов вскрикивал и ругался, что ему отдавили ногу.
      Может быть, это был не я. Здесь все пихались, толкались локтями и шли напролом, по ногам. С каждой минутой толпа ширилась, вскоре сутолока захватила и все пространство вокзала, и крыльцо. В зале ожидания усталые и сонные люди, ждущие своих автобусов, забирались в кресла с ногами, пытаясь уберечься от бушующего моря коротышек и мешков.
      - Что-о ты де-елаешь, не-еси это к авто-обусу! - сказали сзади, и я только теперь осознал, что никуда не шел последние несколько секунд. За мной стоял высокий старик с невероятно длинной бородой. Он держал меня за воротник, и мои ноги проскальзывали по начищенному мраморному полу.
      - Авто-обус! - протяжно повторил старик и отпустил меня. Не удержав равновесия, я упал на пол.
      Из мешка разлетелись какие-то пестрые коробки. Толпа карликов ахнула, и коробки тут же исчезли, подхваченные десятками рук и рассованные по чужим мешкам.
      - Автобус, автобус! - пронесся по залу взволнованный хор, и коротышки слились перед моими глазами в одно бурлящее месиво. Этот кипучий поток подхватил меня, вынес во двор вокзала, и там оставил, мгновенно рассредоточившись по всей прилегающей территории.
      На дворе рядами выстроились старые, запыленные и забрызганные грязью автобусы. Коротышки носились между ними, подпрыгивали, заглядывая в окна, лезли в кабины, тормоша перепуганных суматохой водителей.
      - Четве-ертый но-омер! - крикнул с крыльца все тот же бородатый старик.
      Я не успел отойти от здания вокзала и сразу заметил нужный автобус. Он стоял на отшибе, зарывшись в сугроб. Яркий свет в окнах на фоне полумрака двора делал его похожим на огромного, заблудившегося в снегу светлячка. На стеклах блестела мишура, боковое окошко со стороны водителя было заклеено бумажными снежинками.
      В темноте что-то шевелилось, но я не придал этому значения. Просто бросился исполнять указание - погрузить мешки в салон. Карлики кинулись следом.
      Я обогнул автобус и замер так резко, что кто-то с размаху врезался в мою спину. Передо мной стоял олень. Животное копошилось носом в снегу, но при моем появлении подняло голову, звякнув привязанными к рогам колокольчиками. Олень уставился на меня, меланхолично пережевывая пожухлую траву.
      - Не время изображать ледышку! - буркнул кто-то из коротышек, отодвигая меня с дороги.
      Они не обратили внимания на животное, и это напугало меня. Я моргнул, потом протер глаза, но чудное видение не исчезало. Олень наблюдал за моими мучениями, потом сплюнул жеванную траву. От резкого движения колокольчики оглушительно звякнули, качнулись алые ленты. Я продолжал тереть лицо.
      - Вы выбились из графика на полчаса. Не смертельно, но где полчаса, там и час. Все же лучше поспешить.
      Я поднял голову, но рядом со мной не было никого, кто мог бы произнести эти слова. Коротышки суетились, олень снова уткнулся носом в снег. Поток мешков, вплывающий в автобус, вызывал у меня смутное беспокойство. В салоне не могло быть места, чтобы разместить этот невиданный багаж.
      - Идем! - крикнул один из карликов, хватая меня за рукав.
      - Не поместится! - успел крикнуть я, и напирающая толпа впихнула меня в салон. В тот миг я понял, что еще долго не смогу заговорить, а может, онемел навсегда.
      Ряды кресел и поручней тянулись куда-то в глубину салона, по левому борту было множество дверей, куда заскакивали все новые карлики со своими мешками на плечах. Их движение было бесконечно - как ни старался, я так и не сумел разглядеть задних кресел.
      Я хотел выглянуть наружу, чтобы убедиться, что это тот же крошечный транспорт, припаркованный в грязном дворике старого автовокзала, но сзади радостно звякнули колокольчики. Я обернулся.
      - Любезный, вы создаете затор, - укоризненно сказал олень.
      Я кивнул ему и прошел к свободному сиденью. Кто-то подхватил мои мешки, помог устроить их так, чтобы проходящие мимо не спотыкались. Сев у окна, я зажмурился и закрыл лицо руками. Откуда-то навалилось безразличие, которое я не мог и не хотел побороть.
      Меня пихнули в плечо, сунули в руки пару мандаринов и бутылку газировки. В проходе появился бородатый старик, за ним плелся хмурый и заспанный водитель.
      - Сейчас поедем! - возбужденно сказал коротышка, поделившийся со мной мандаринами.
      Затарахтел мотор, автобус затрясся и тронулся с места. В окно я наблюдал, как огни вокзала скользят куда-то назад и вниз, сливаясь с сотнями других, оставшихся далеко на земле. Салон покачивался, я прижался лбом к запотевшему стеклу, чувствуя, что засыпаю. Вокруг ели мандарины и пели веселые песни. Меня то и дело дергали, стараясь втянуть в общее торжество, но я только лениво отмахивался. Засыпая, я пытался вспомнить, что же выпало у меня и исчезло в грязном уличном снегу всего пару часов назад. Это была страшная потеря, я точно знал. Но теперь казалось, что я не потерял ровным счетом ничего важного, а может, даже что-то важное приобрел.

    6


    Судья Д. Ужас в Гадюкино   9k   "Рассказ" Постмодернизм

      Дон Сильвио де Мануэль де Баррозо, в обиходе жителей Красноказарменной просто Моня, полоскался под душем. Его предки, начиная с Депардье, с упорством ласточек, штурмующих скалистые выси, покоряли просторы России, но прижился только Моня.
      Сегодня перед сном он забыл выключить телевизор и было ему бюджетное послание. Человек с фиолетовыми глазами Аватара шепнул Моне, что каждая копейка фондов регионального развития должна работать на модернизацию. Как спичка падает в нефтяной танкер, слова послания упали на добрую почву, подняв до небес всесжигающее пламя жажды мирового счастья.
      
      Тик-так! - слышалось сквозь ободряющий шум воды. "Холодненькая пошла, ободряет! - думал Моня, напевая революционные песни, отпаивая варшавянку мятежного духа холодной водкой прозрения, - конечно, в клубе! Где же ещё, ему, злыдню, прятаться?"
      Ободриты, Меровинги, Рюрики... Взять хоть Мальтийский орден, - Моня представил себе массивную платиновую звезду тусклых бриллиантов на ладони, - верно, они и отключают горячую воду. Пантократоры, хозяева теллурических токов коммунального хозяйства. Где справедливость распределения энергоресурсов?
      "Тик-так!" - Вытирая голову пресным полотенцем, Моня прислушался к звукам из-за двери.
      Тик-так. За распахнутой шербатой дверью сельского дома раскачивался чёрный маятник. Безжалостные порывы ветра раскачивали на шнурке дверного звонка мертвую птицу.
       "Силы Кориолиса! - воскликнул Моня, -Дрозд? Нет, дятел!"
      Отчаявшись додолбиться до Мони, трудолюбивый гость повесился. Иногда приходится пожертвовать жизнью, чтобы достучаться до душа другого человека. На пороге лежала пахнущая духами повестка.
      Наскоро одевшись, Моня сунул в карман верного шахматного коня и, прихватив кастрюлю застывших макарон, вышел навстречу славным подвигам, достойным потомка Депарьде. Ни один славный подвиг нельзя совершить без макарон: они укрепляют силы пилигрима, а кастрюля служит в походе и мечом, и щитом, и домом, и кровом, по древнему и признанному обычаю пастафарианцев.
      До Волхонки-8, этого мрачного логова Мальтийского ордена, обрезающего по ночам радиоточки и отключающего газ у бедных селян, Моне было, как до Пекина раком. "Следовательно, - рассудил Моня,- я проживаю возле Первоуральска или Караганды, и до сельского клуба мне ближе." Нельзя обороть гидру мирового зла, избежав сражения с малой её главой, нашедшей пристанище в клубе. Не зря там так закрыто и зловеще по ночам!
      С перекрестка Красноказарменной и Новоордынской доносились шум, ругань и жалобные, полные отчаяния крики. Пара селян - небритый тракторист и умная, с виду, баба мутузили немалой величины поролоновую свинью.
      "Хрюши против!" - вопила свинья и громко рыдала.
      - Что сделала вам эта несчастная свинья!
      - Она застряла в автолавке!
      - Выручки лишила! - завопила продавшица и отвесила ещё пинка по поролоновой заднице. - уезжать пора, а пивом не торгано!
      - Хрюши против ГМО! Вообще против!
      - Она мне рекламой "Инвестбанка" угрожала! - прорычал тракторист.
      - Оставьте немедленно это уродливое создание, или я, клянусь сарацинами, скормлю вам всю кастрюлю, как шелудивому псу! - Моня грозно двинулся на тракториста.
      - Постой, постой, не такое едали!
      - Не уродливая я! - вопила свинья, пытаясь подняться, - двери узкие!
      - Что за тёрки, пацаны? Не рублю! - подвел итоги экологической дискуссии вовремя подошедший Саша Пансов, с убедительным задним мостом в левой руке, - вы что-то имеете сказать против Мони?!
      - Хрюши против! - продолжала вопить свинья, и тёмные пятна слез расплывались по розовой поверхности.
      - Молчи, животное! - погладил её по пятачку Саня, - не мешай созидать атмосферу консенсуса.
      - Пейте пиво, жалкие обыватели! Разве дано вам знать, каково это, быть против всего мира? - Моня помог свинье подняться, и, сопровождаемый участниками ссоры, затрусил в сторону сельского клуба, навстречу смертельной схватке со злом, провожаемый унылой песнью двух подзаборных котов.
      Сумраком и безмолвием встретило Моню затаившееся в вечернем бурьяне облезлое здание клуба. На потемневших дверях болтался серый листок с надписью "требуются окулисты".
      "И здесь масоны, - подумал Моня, - щупальца проклятого ордена окулистов!"
      - Кто со мной? Кто готов сразиться с гидрой сырьевой экономики?
      - Хрюши против! - взвизгнуло из кустов. Зловещие вороны начали вращение вокруг клуба.
      - Каждую ночь над клубом самолеты НАТО! - заметил подковылявший к толпе дед с удочкой, - покоя не стало! Как в 91-ом Чубайс свет отключил, так и кружат над клубом! Эктоплазмой подзаправляются.
      - В гробу я видал Чубайса! - заметил тракторист.
      - А кто-нибудь ещё видел его в гробу? - спросил наблюдательный Моня собравшуюся ради случая Красноказарменную.
      - Я видела, и бабушка тоже! - звонко ответила девочка с воблой в нежных ручонках, - Последний раз даже Макфолла видели. Когда сразу много разных дядь бывают в гробу, они пидарасы, Моня?
      - Чистое дитя! Не умея штопать носков, ты превзошла мудростью чикагских мальчиков!
      - А вот и не правда! Мальчики носки не штопают.
      - Слушай дядю! - дед треснул девочку по голове второй воблой, - он дело говорит. Надо же им где-то прятаться? Вот потому бомбардировщики и барражируют.
      - Свят-свят! - перекрестилась бабка с небольшой персидской кошкой под мышкой, и повесила на шею Мони образ Николая Угодника, - лишь бы дефолта не было!
      - Подожди пяток минут, я тебе бензопилу скачаю, и овощерезку монстров, и артефакт храма иерусалимского, - сказал пацан лет тридцати, положив руку на плечо Мони.
      - Возьми мой задний мост! Куда мне, простому бригадиру, сражаться с гидрой монетаризма? - в благородном пролетарском порыве предложил Саня Пансов, - я подожду снаружи, и, если ты не выйдешь до рассвета, буду звать милицию. Вот так: "Мили-и-цияяя!"
      Ловивший неподалеку педофилов, с треском подкатил на розовом мопеде участковый Полушкин, и, сбросив туфли на каблучках, подбежал к толпе.
      - Поймали уже?
      - Пока нет! Моня оплот мирового зла сокрушать будет! Говорят там Обама в обнимку с Чубайсом, прямо в гробе лежат. И десант войск НАТО на подходе.
      - Возьми это! В маскировке наша сила, товарищ! - Полушкин напялил на Моню рыжий парик с косичками и расцеловал его в обе щеки, - смерть педофилам! И детей эвакуируйте!
      Девочка бросила воблу и зубами вцепилась в калитку, но силами деда, бабки и жучки все равно была унесена в противоатомное убежище.
      Под бой курантов из айфона продавщицы двери клуба распахнулись, и Моня ступил в его пыльное чрево, дохнувшее тленом, мышами и классиками марксизма-ленинизма.
      Самая дальняя от порога комната, багровая от ветхих знамен и вымпелов победителей трудовых соревнований, была ленинской. Пыльные портреты Маркса, Мичурина и академика Павлова хмурились на Моню со стен.
      Затеплив данную старушкой лампаду, он выбрал табурет почище, взял с полки чёрный томик Ленина, и очертив пальцем в густой пыли круг, стал жрать холодные, но очень вкусные макароны с сыром.
      В свете неверного от сквозняков пламени обрисовались черты гроба, прикрытого флагом евросоюза, на огромном столе для заседаний, в дальнем углу комнаты. Трижды на чердаке прокричала сова, и трижды тоненьким голосом ей ответило "Хрюши проотиив!", прерываемое страстными всхлипами.
      Из пролома в полу дунул сквозняк, и флаг на гробе зашевелился, как ядовитая медуза. Вспыхивая и угасая, жёлтая лампада пульсировала сердцем ужаса. Моня ещё быстрей зажевал макароны. "Перед смертью не наешься!" - подумал он.
      Гроб бесшумно, как НЛО, на полметра поднялся над столом и поплыл в сторону Мони. Флаг соскользнул в пыль, и, буравя пространство невидящими глазами, из гроба поднялся Чубайс.
      - Заплати налоги, и спи спокойно, Моня! - проскрипел он, - чую, ты здесь, жалкий должник за газ!
      Моня раскрыл Ленина и, не прожевав, стал читать: "Равнодушие есть молчаливая поддержка того, кто силён, того, кто господствует."
      - Стабильное развитие энергетической отрасли требует притока инвестиций.
      - В рыло дам!
      - Попробуй! Ух-ха-ха! Ко мне Обама, ко мне Макфолл, ко мне Бернанке! Ко мне, Капетинги, ко мне, Меровинги, ко мне, гроссмейстеры Приората, ко мне рыцари тьмы, ко мне банкиры Кипра! Ко мне содомиты, ко мне телемиты! Визируйте, инкриминируйте, деноминируйте, отвергните, расторгните!
      Гроб двигался всё быстрее, юлой вертелся над головой Мони, из него посыпались банкиры, и маркетологи, и пиар-менеджеры, и риэлторы, и дистрибьютеры, и продажные папарацци, и франкмасоны 33-го градуса, и рыцарь Мальты в тусклых доспехах, и адвокаты в париках, и правозащитники с арбалетами, и гвардейцы с алебардами, и, ломая гнилые половицы, тяжёлый банкомат вырос подле доски почета, озарив комнату инфернальным сиянием.
      Моня закрыл лицо кастрюлей и приготовился умереть, но тут прокукарекал айфон! Чей это был айфон, так и не нашли, а розовая свинья, пытавшаяся в последнюю секунду спасти Моню, застряла. Её выпиливали лобзиком, а Саня Пансов даже выпил три литра самогона за здоровье Мони, когда из отдела по ремонту дураков, из самой Москвы, с Загородного шоссе 2, а может быть, и с Волхонки 8, позвонили, что тот жив-здоров и ест макароны!

    7


    Джеральдин Джентльмены в толпе   5k   "Рассказ" Постмодернизм

      
      
       - Упсон, - сказал Хеллс, - мы принимаем это предложение, потому что не можем от него отказаться. С пяти часов утра и весь сезон рождественских скидок мы будем сопровождать Коронованную Особу.
       - Но, Хеллс, - возразил я, - неужели Коронованной Особе недостаточно Полковника - телохранителя? Кроме того, что потребовалось Коронованной Особе на рождественской распродаже?
       - Дорогой друг, всегда задавайте смешные вопросы - мой метод подсказывает, что только так вы получите невежливый ответ.
       Он был прав - я обладал редкой способностью получать невежливые ответы независимо от того, был ли мой собеседник японцем, русским, снежным человеком или молчащим попугаем.
      
       В пять утра лестница перед супермаркетом была переполнена, как главный православный храм или заштатный католический трамвай. Мы сразу узнали Коронованную Особу по каштановому парику, накладным усам и квадратному телохранителю. Я отдал честь Полковнику, но он не взял. Тогда Коронованная Особа взглянул на нас из-под чёлки чуть сползшего парика и тихо заметил: "У вас ус отклеился". Мы с Полковником немедленно схватили друг друга за усы, но тут же отпустили - на нас смотрел Председатель. Никто не знает, какого Ктулху ему надо было на распродаже, но я не мог его ни с кем спутать!
       - Сорок, тридцать девять, тридцать восемь, - пела стальная кукушка над входом, отсчитывая мгновения до штурма. Мы рисковали потерять друг друга в толпе, но и не могли держаться вместе. Я провожал взглядом очередного розового фламинго, спешащего по головам покупателей к гостеприимно закрытой двери - и вдруг понял, что наша тесная компания поредела: мне остро не хватало острого локтя Хеллса. В то же время я заметил клетчатый костюм Председателя, плывший над лестницей. Пытаясь обратить внимание Коронованной Особы на этот факт, я с удивлением убедился, что ни его, ни Телохранителя не оказалось на прежнем месте. Толпа сгустилась, на меня напирали трое философов, пахнущих философскими камнями.
       - Два, один, - услышал я голос синей механической кукушки и тут же был сбит с ног. Благодаря своей ловкости я немедленно поднялся над головами и под самым потолком проник в дверь супермаркета. Вдали сияла гирляндами ёлка. Председатель стоял в центре у фонтана и вращал над головой медальон на толстой цепи. Я схватил мелькающую блестяшку своими цепкими пальцами.
       - Браво, Упсон, - сказал Хеллс, - но сейчас самое время достать ваш револьвер с серебряными пулями.
       Его лицо улыбалось всё шире, пока не исчезло в клубах густого зеленоватого тумана. Только сейчас я заметил, что парик Коронованной Особы висел на небольшой люстре в виде перевёрнутого Кёльнского собора. В отчаянии я принял решение погасить свет, чтобы найти в толпе Коронованную Особу по яркой электрической короне; вокруг ещё сновали покупатели, продавцы и папарацци; я сорвал люстру, и супермаркет погрузился во мрак и дичайший вой.
       - Всё это подстроено, - сказал Полковник-Телохранитель неожиданно тонким голосом, и в этот момент невидимый зеленоватый туман достиг моих ушей и ноздрей. Я выхватил револьвер с серебряными пулями, произнёс заклинание "Ёлочка, гори!" и выстрелил через левое плечо. Она зажглась за моей спиной, я сразу понял это по запаху горелой пластмассы. Толпа повалила к выходу, раздались крики "Горим!", и в неверном свете пламени я увидел, как Хеллс вытаскивает письмо из бюстгальтера взъерошенной дамы, неосторожно расстегнувшей чёрную шубу из натурального меха. Поток людей увлёк к выходу и её тоже - она так и не заметила фокус Хеллса. Я поймал его сентиментальный взгляд вослед даме, письмо он уже успел спрятать в кобуру.
       - Вы знакомы с ней? - участливо спросил я.
       - О нет, я прощался с другом. Я сразу узнал его, это был чёрный леопард Багир. Смельчак! Ему просто однажды не повезло.
       Я не смог узнать своего старого товарища по Индии. Но проницательность Хеллса, как всегда, была достойна восхищения.
       Полумрак мерцал и душил, пожар никто и не думал ликвидировать, за окном проплыли Коронованная Особа с квадратным Телохранителем - только сейчас я понял, что их несёт на плечах толпа. Я жадно приник к окну с осколками стёкол и успел разобрать нестройные выкрики "Требуем анализа ДНК!" и "Хорош дурить народ!" Мы с Хеллсом стояли на лестнице супермаркета, и мой друг явно собирался курить. Вдруг из-за угла возник Председатель и с поклоном сказал:
       - Я бы хотел купить ваш револьвер с запасом серебряных пуль.
       - Хочецца - перехочецца, - ответил я, оттолкнулся ногами и вылетел на улицу, не задев осколки стёкол. Я плыл над городом, пока не приземлился среди тёплой компании философов, и тут вдохновение покинуло меня.
      
      

    8


    Кто Мы живём в Караганде   5k   Оценка:7.00*3   "Рассказ" Постмодернизм


    МЫ ЖИВЁМ В КАРАГАНДЕ

      
       Мы живём в Караганде. В Казахстане тоже есть своя Караганда - наверное, назвали в честь нашей. В прежние годы случалось бывать: ничего общего. У них там степь, трава высохшая, желтая - у нас горы, красные, все в помидорах. В нашей Караганде из какого окошка ни выгляни - Кудыкину гору видать со статуей Кузькиной матери на вершине. Лучшие помидоры - как раз оттуда, из-под самой статуи. Без помидоров нам бы туго пришлось: земли у нас неплодородные, что посеешь, то и пожнёшь. Это у них там пшеница по пятнадцать центнеров с гектара, а у нас из всех культур только дураки стабильно произрастают: и не сеют их, и не пашут - сами рождаются. Зато второй беды отродясь не было - ни тебе железной дороги, ни асфальтовой.
       Аэропорта тоже нет, так что из всех видов транспорта - только козы, и те кривые. В их Караганду, поди, на кривой козе не подъедешь, а к нам - пожалуйста. Козы, конечно, не купейные, и бизнес-класса у них не предусмотрено, зато горючее дармовое: капуста у нас вроде сорняка - где пусто, там и выросла. Один Мичурин её отстаивает, всё грозится вывести хрустящий сорт с водяными знаками - остальные выпалывают поскорее, от греха: чуть вовремя не выполол, могут и аисты налететь. Лучше чего путное посадить: фиги с маслом, деревья клюквенные, а то и хрен моржовый, морозоустойчивый. Уникальное растение: всё знает. Говорить, к счастью, не умеет - тем и спасается. А вот репа у нас запрещена: опасный плод. Стоит её почесать, сразу мысли всякие в голову лезть начинают, сознание меняется - в общем, наркота. Ну её.
       Нет, кое-что общее у нас с той Карагандой всё же есть. Например, куры денег не клюют. Оно им надо? Законы, опять же, похожие: у них всякое действие равно противодействию, а у нас кто как обзывается, тот сам так называется. И в горах как аукнется, так и откликнется: за этим Эхо следит, точнее - Эхи, их там целый клан. Закон гор! А ещё у нас тоже есть мэр.
       Собственно, вокруг мэра и весь ажиотаж. Столько лет жили себе спокойно, потому что мэр был кто? Дед Пихто! Всяк сверчок знал свой шесток, всяк кулик своё болото хвалил и радовался. Щи да каша - пища наша. И на тебе - выборы. Устал дед. Плюнул на всё и к зазнобе своей Едрене Фене уехал на дальние выселки, кроликов на ценный мех разводить. А нам, значит, выбирать.
       Кандидатов набежало - страсть! От всякой твари - по паре, как собак нерезаных. Плюнь в собаку, попадёшь в кандидата. Не верите? Тьфу! Ой, простите, Василий Иванович! Вот, что я говорил - Муму, Чапаева собачка - кандидат от партии зелёных. Чапаев с Мичуриным её выдвинули, при поддержке Сидоровой из общества защиты коз от жестокого обращения: то ли всерьёз, то ли новых роз с ароматом клея перенюхали.
       Лось - ну тот, который просто Лось - от меньшинств. Белочка - беспартийная, сама пришла. Кукуруза, царица полей - обещает восстановление монархии и диктатуру пролетариата. Пролетарий, правда, у нас один-единственный - Пушкин. Хороший мужик Александр Сергеевич, работящий: чуть кто где ляпнет "а дело делать за тебя Пушкин будет?" - собирается и вперёд, дело делать. Неделями дома не бывает - какая уж тут диктатура.
       Тамбовский волк - с виду вроде от коммунистов, а вглядись: в товарищах у него кто? Верблюд, два горба. Всю жизнь борьбой занимался, греко-римской, потом ларьки начал крышевать - сомнительный тип. Программа - проще некуда: всё отнять и поделить.
       Ну да эти хоть местные, а ведь и заграничный кандидат прикатил на кривых козах шестернёй. Спорить не буду: есть приличные ребята среди иностранцев - взять хотя бы Ньютона. Обрусел, живёт у Мичурина под яблоней, меряет: далеко ли от неё яблоки падают. Никуда не лезет, порядков не хулиганит. Другое дело новенький: по роже круглой и ухваткам - в точности тот аферист, что с последними крохами и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и до сих пор в розыске. Жаль, не докажешь: все бумаги в порядке, по паспорту - синьор Фокаччо Сферини, хоть ты тресни. Подручных с собой притащил, так и тех не разберёшь, что за нерусские: Медвед да Креведко. По улицам ходят, афишки клеят, порядки наши ругают: везде, мол, будильниками пользуются, только у вас каждое утро монтёр со столба орёт - да будет свет, тут и солнце встаёт. А в День монтёра не встаёт. Лаптем, говорят, щи хлебаете - несовременно! В европах давно пасту ложкой трескают и на ушах заместо шляпы носят, пожалте образец. Вот заведём пасту, ложки да будильники - будем в Даблин без визы ездить. Куда, блин? Ту Даблин! Город-побратим нашей Караганде, получается. Поговорят, поговорят - и тут же норовят торговлишку развести: бусы, зеркальца, ложки известной канадской фирмы. Печёнкой чую - жульё, а ведь многие уши развесили, макаронами украсили.
       Придётся, видно, тоже баллотироваться - вместо Пихто. Я ж его политический преемник, если верить общественному мнению. Из ста опрошенных на вопрос "кто?" шестьдесят процентов уверенно называют меня. Пальто новое я уже заказал, белое, и с составом партии на первое время определился: я, Тыгдымский и шахматный.
       Три белых коня, эх три белых коня...

    9


    Василисков Желтый дом фиолетового цвета   6k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм

      
      С запредельной высоты четвертого этажа резкий и пронзительный крик вспорол безмятежное брюхо золотисто-голубого неба, и погрязший в работе кровельщик Василисков едва не выронил бутылку водки.
      
      - Что же это такое делается, люди добрые! Е-е-е! Стыдоба-то какая, срамота! А-а-а! - исправно голосила женщина не первой свежести, и то ли эхо, то ли вибрации мирового эфира разносили обертона полные сладостного страдания по мельчайшим закоулкам жилого дома.
      
      Василисков дышал к научной стезе неравнодушно, разбирался в электричестве и иных мистических явлениях природы, поэтому и о теории Декарта знал не понаслышке. Все атомы, вещи и люди суть постоянно вибрируют, передавая свое состояние соседям через эфемерную ткань пространства, целиком сотканную из колебаний.
      
      Окружающая среда обитания подернулась рябью интерференции и утратила радужный ореол. Небо поблекло и опало словно рыбий пузырь вяленой воблы. Двери и окна затрепыхались, захлопали, раззявили любопытные рты в кривых ухмылках. В проемах возникали человеческие отростки, пока весь дом не стал напоминать кишащее червями гнилое яблоко исполинских размеров.
      
      Над комфортным бытием нависла угроза. Пытаясь унять противный резонанс рук, Василисков влажными крюками пальцев сжал металлическую ограду и перегнулся с крыши, целясь глазами в цветастый халат, лихорадочно мотавший хозяйку по балкону - казалось, в метеор обратилась бетонная клумба с незабудками.
      
      - Это, Семеновна. Что там? - спросил Василисков по существу.
      
      Вдохновленная первым земным контактом с обитателем крыши, Семеновна перешла на размеренный аллюр по периметру, исподволь наблюдая за соседями, застывшими в ожидании миттельшпиля.
      
      - Да как же я о таком людям скажу!
      
      - Всё будет чётко, - вдохновил кровельщик.
      
      - Мой-то! Мой что натворил!
      
      - Не томи, Семеновна! - закричали с галерки.
      
      - Стыдоба-то какая, срамота!
      
      Семеновна перевалила телеса через перила, так что пудовые гири чуть не выпрыгнули из затрещавшего халата, и взяла паузу для пущего драматического эффекта.
      
      - Яйцо он снес!
      
      - Не-е понял... - Не понял Василисков, первым порвав мучительную пелену тишины, и жестом опытного дирижера булькнул водки из горла. - Как снес?
      
      - Как, как! Как курица! Сидит на перинах - высиживает!
      
      - И кто петух?
      
      - Дура-а-а! Не позорь мужика! - Двери балкона с треском распахнулись под лихим напором инвалидной коляски ветерана войны за независимость мира от Гондураса.
      
      На колесном постаменте достойно восседал вырезанный из трухлявого пня дед в полной боевой амуниции и с дуршлагом на голове. Василисков знал Ивана Дормидонтовича Бама как человека образованного и достойного, они часто дискутировали на крыше о вопросах гендерной геополитики и конспирологоческой теории глобального потепления. Василисков от дуршлага вежливо отказался, но с дедом они прониклись взаимным идейным уважением.
      
      - Я же говорил, никаких сравнений с курицей! - рявкнул тертый вояка. - Мало ли среди животных аномалий: снес себе яйцо - и баста! К чему все эти сомнительные аллюзии?
      
      Ну, дык. - Василисков попытался протянуть тонкую нить культурного сотрудничества. - Согласно Платону человек не более чем ощипанная курица, отрастившая ногти.
      
      - Не трави! Не трави психику! Не тебе жить с зятем-извращенцем среди людей! - Бам приподнял с колен газетный сверток и вынул из него увесистый красный кирпич, чтобы за яркой деталью скрыть факт своего морального смятения.
      
      - Ай! Ой!
      
      Пучок арматурной проволоки острыми загнутыми шипами уцепился за перила балкона, соскребав пошедший волдырями слой краски. По веревке, привязанной к самодеятельной абордажной кошке, поднялся прыщавый студент-медик со второго этажа.
      
      - Кудахчет громко. У нас слышно. Может, успокоительное какое или клизму поставить? - Студент с настойчивостью голодного глиста протискивался между прутьев, размахивая айфоном как пропуском. - И фотка. Фотка мне нужна для Твиттера!
      
      Семеновна держала оборону.
      
      - Клизма! Петух! Гей-парад! - Бам прижал кирпич к печени и погрузился в пучину переживаний, покинув остальных участников дискуссии и бормоча что-то про внебрачных посланников Ктулху и ректальный криптоанализатор.
      
      Во дворе собиралась демонстрация с транспарантами, надписи все неразборчивые. Одни предлагали выдвинуть яйценосца в президенты, другие - пойти на рынок, бить приезжих.
      
      - Одно?
      
      - Чего одно? - Семеновна завертела головой. На левом балконе среди сохнущих белых трусов нарисовалась испитое лицо такого же серо-желтого цвета под навесом из блондинистых буклей.
      
      - Одно яйцо, спрашиваю? Мы бы второе себе взяли. А то у нас детей не-ет... - заискивающе протянула Офелия Индюкова и фыркнула, подбоченясь. - Мой бы высидел, чай не хуже вашего! Чтобы вы себе там не подумали!
      
      - Торговля органами и детьми запрещена! - вмешался студент.
      
      Народ прибывал. Толпа шуршала и множилась.
      
      Что же делать-то, как людям в глаза смотреть? - вновь заголосила Семеновна.
      
      А Василисков цепким взглядом поднебесного работника изучал кирпич, покоящийся в руках коматозного Бама. Теперь перед внутренним взором кровельщика открылась причина дефекта, повлекшая за собой аномальные волнения эфира: кирпич явно принадлежал к одной из опорных колон крыши. Мгновением позже вооруженный знанием, водкой и прочим подходящим моменту инструментом Василисков скрылся в полумраке утробы чердака.
      
      
    ***
      
      По углам разносилось кудахтанье, несся весь дом. И только Семеновна по-прежнему причитала, помогая мужу высиживать кладку красных квадратных яиц.
      
      - Опять не как у людей!
      

    10


    Маскарадости А не завести ли нам человека?   6k   "Рассказ" Постмодернизм

      На дворе стояла середина осени, и каждый день с обеда до позднего вечера моросил противный дождь.
      Просторный зал огромного частного дома супругов Беккет наполнялся звуком мерного тиканья, - по мнению мистера Беккета, буханьем, - огромных старинных часов, занимавших четверть стены. После шести вечера к буханью-тиканью примешивался шорох газеты. Вязание миссис Беккет не производило уловимого пожилым ухом шума, который мог бы составить конкуренцию или дружбу часам и газете. Возможно, поэтому ощущалось какое-то чувство пустоты и одиночества.
      - Томас, а не завести ли нам человека?
      - Человека?!
      - Да! Именно человека, Томас.
      - Но Маргарет... Это же, человек! Само слово-то какое!
      - Посмотри в своей газете, нет ли там объявления о продаже человека?
      Томас, ворча под нос, начал перелистывать ежедневную трехстраничную газету "Три буквы правды", ища специальную колонку с объявлениями, которые дают обычно частные магазины.
      - Ах, вот! Здесь и вправду есть страница с объявлениями, я, видимо, до нее еще не дошел! - мистер Беккет громко засопел, вчитываясь в мелкий шрифт объявления. - Но Маргарет, дорогая, тут есть три объявления на продажу человека и все они разные!
      - Какую цену просят, Томас?
      - От трех с четвертью до семи тысяч! Дешевле приобрести корзинку белых котят!
      - Но это же человек!!! Томас!
      - Хорошо-хорошо! Давай сначала посмотрим человека за три с четвертью. Наверное, очень хороший человек, явно не должен уступать тому, что за семь, разве что... Вот, смотри, Маргарет, что пишут...
      - Что же там написано? Перестань сопеть, Томас, и читай вслух!
      - О, Маргарет, боже, тут пишут, что он умеет говорить! Ты только представь, сколько шуму будет от этого человека! Свихнувшийся человек какой-то! Так дешево хорошего человека не отдадут, тут что-то не так!
      - Но, Томас, это же человек! Сейчас все имеют своего человека!
      - Хорошо, хорошо, дорогая Маргарет! Давай поглядим второго за четыре с половиной! И тут не указано о его речевых особенностях. Прелестный человек!
      - Так давай найди же скорее адрес магазина, Томас!
      - Подожди, дорогая Маргарет, тут пишут, что он немного превышает объемы обычного человека! А кормить его нужно три раза в день по специальной диете! Боюсь, дорогая Маргарет, нам нечего станет кушать самим! Кто знает, может, не получив дневную норму, он примется бросать голодные взгляды нас! На тебя, Маргарет! Этот человек - чудовище! Его бы просто так не продавали, уверяю тебя, дорогая!
      - А там не указано о его опасности, Томас? Надо спросить у Люси Ди делала ли она прививку от этого опасного человека!
      - Нет, не указано, но зато у человека за семь тысяч есть все необходимые прививки! И кормить его можно теми же продуктами, которые потребляем мы. Очень удобный человек, Маргарет!
      - Что еще пишут о нем, Томас?
      - Пишут, что это человек воспитанный, серьезный и самостоятельный! Чудо, а не человек!
      - Боже праведный! Люси Ди не говорила, что человек поддается дрессировке!
      - Так-так-так... Умеет говорить, но только когда к нему обращаются! А еще отдельно указано, что это не обычный человек, а творческий!
      - Ба, Томас, что это значит! Какая-то новая парода?! Он нам не опасен?!
      - Вовсе нет, дорогая! Тут есть пояснение! Это означает, что в особо тоскливые вечера, когда нам с тобой взгрустнется, этот человек способен развлечь нас своими... своим... творчеством!
      - Это же замечательно, Томас!
      - Это просто прекрасно, Маргарет! Лучшего человека я и вообразить не могу! Это самый величайший из всех человеков! Человек с большой буквы "ч"!
      - Давай же пошлем за ним курьера в магазин, Томас! Такого человека с руками вырвут, он нас ждать не станет!
      - Но Маргарет! Семь тысяч!
      - Но Томас, это же человек! А человек звучит...
      - Претенциозно?
      - С сознанием собственного достоинства! Это человек, Томас! Хоть раз в жизни сможем почувствовать себя людьми!
      - Но, Маргарет, семь тысяч... за какого-то человек...
      - За самого великого человека на земле, Томас!
      - Что не сделаешь, лишь бы ты была счастлива, Маргарет!
      - Ох, Томас...
      - Но семь тысяч... Может, возьмем в кредит?
      - Томас!!!
      Часы ударили двенадцать раз, разделяя решение супругов Беккет.
      На следующий день, успели только часы трижды пробить, как прибыл курьер, толкая пред собой тележку на малюсеньких колесиках. На тележке была клетка, наподобие тех, что для птиц, но намного больше.
      Рука мистера Беккета приподняла ветошь, накрывавшую клетку, открыв то существо, которое находилось в заключении стальных прутьев. Миссис Беккет, глядя на него, подумала об обезьяне, очень тощей и лысой обезьяне. Человек обнимал собственные колени и трясся от холода и страха, зыркая жиденькими глазками по сторонам, то и дело, взвизгивая от любого движения его новых хозяев и съеживаясь, очевидно, пытаясь обратиться в маленький комочек.
      - С-с-здрасти, - пискнул человек, вытаращив глаза на мистера Беккета.
      - Что это?! - указала на человека пальцем миссис Беккет.
      - Эм, человек. В магазине сказали, что его зовут, эм... - курьер вынул из кармана мятый клочок бумаги. - Платон. Эм, куда прикажете занести клетку?
      - Маргарет, этот твой человек выглядит одиознее бесшерстной дворняги!
      - Право слово, право слово, Томас!
      - Немедленно отвезите это животное туда, откуда взяли и обменяйте на корзинку котят! - курьер ловко развернул тележку и поспешил исполнять приказ.
      - Белых! - вслед крикнула миссис Беккет.
      - Пока я жив, не бывать этой мерзости в моем доме! Ты видела его, дорогая Маргарет?! Видела эти тонкие лапки с тонюсенькими пальцами на них?! А еще семь тысяч!
      - А еще называется человек! - кивала миссис Беккет. - Осенью лучше не заводить человека.

    11


    Мурлентин, Котолаев Пропавшая курсовая   10k   "Рассказ" Постмодернизм

      Олег давно заметил, что с окружающим его миром что-то не так. То вдруг куда-то денется ручка, которую он совершенно точно брал с собой в школу. То исчезнет из сумки упаковка сметаны, которую он вне всякого сомнения покупал в магазине.
      Бывали и более странные случаи. Например, однажды Олег купил книгу - настолько интересную, что он читал её почти до самого утра. Так и заснул за кухонным столом, положив голову на раскрытые страницы.
      А утром его голова оказалось лежащей на столе. Книга исчезла. Более того - все его знакомые утверждали, что о такой книге первый раз слышат. Писатель такой есть - а вот книги этой он никогда не писал... Так Олег и не узнал, чем всё кончилось...
      Самое странное было вот в чём: когда что-то исчезало, другие люди этого почему-то не замечали. И доказывали, что этот предмет вовсе не пропадал. Его, мол, изначально в природе не существовало...
      
      Самый обидный случай был, когда отец, с трудом накопив нужную сумму, купил машину. В выходные на ней поехали всей семьёй за город. Вот радости-то было...
      А утром в понедельник она исчезла. И никто, кроме Олега, не помнил, что их семья владела автомобилем.
      - Папа, ну вспомни! - горячился Олег. - Мы с тобой поехали в магазин, ты долго выбирал марку, а ещё дольше - цвет. Ведь так?
      Отец только удивлённо качал головой - а потом с обидой произнёс:
      - Ну и шутки у тебя, сынок! Ты ведь прекрасно знаешь, что у нас нет денег на машину - и никогда не будет!
      Но случай с машиной был грустным, неприятным - но и только. В ужас Олега привела совсем другая история.
      
      В городе, где он жил, исторический центр был не очень большой. Фактически он состоял из главной площади и прилегающих к ней домов.
      Главная площадь была сплошь занята административными зданиями. За одним исключением. В самом скромном из домов располагался музей города.
      В самом скромном... То есть не ярком, не крикливом, не пафосном... Но Олегу этот дом нравился больше всего. Была в нём какая-то сказочная красота - не бросающаяся в глаза, но необычная и глубокая.
      Олег даже повесил над письменным столом фотографию этого дома - и в краткие минуты отдыха поднимал голову и смотрел на прекрасный фасад, получая от этого неизъяснимое эстетическое наслаждение.
      А ещё у Олега была традиция - каждое воскресенье гулять утром по главной площади, любуясь зданием музея города.
      
      В то утро его ждал настоящий шок. На знакомом месте располагалось совсем другое сооружение - примитивный уродливый дом из красного кирпича. Олег посмотрел на него - и в ужасе побежал домой.
      Так он и знал! Над его столом висела фотография этого же жуткого дома!
      Олег очень осторожно поинтересовался у сестры - как она оценивает эту фотографию?
      - Ты же знаешь! - пожала та плечами. - Я всегда удивлялась - зачем ты повесил над столом такое уродство? А ты всегда со мной спорил...
      После этих слов сердце Олега охватил холод. Какие ещё потери его ждут?
      И главное - как это всё можно объяснить?
      
      Может быть, мир настолько бессмысленная штука, что искать в нём какие-то правила просто бесполезно? И никто этого не видит, кроме Олега?
      Ещё один вариант - у каждого человека своя реальность. У большинства она стабильная и осмысленная - а вот ему, Олегу, не повезло. У него реальность нестабильная и бессмысленная.
      Не исключено, что всё проще - с миром всё в порядке. Это он, Олег, постепенно сходит с ума...
      Каждое из этих объяснений было по-своему жутким. И ни одно Олега не устраивало...
      
      Вот и школьные годы к концу подошли...
      Олег очень боялся, что на экзаменах с ним произойдёт какая-нибудь странная история. Но нет, обошлось...
      Он с лёгкостью поступил в городской политех, отучился один семестр... Никаких крупных пропаж у него в это время не происходило - так, всякие мелочи...
      Настоящая беда пришла в конце второго семестра.
      
      Ему надо было написать курсовую работу по информатике. Это его нисколько не пугало - потому что это был любимый предмет Олега, которому он отдавал немало времени.
      Юный студент довольно быстро выполнил всё, что от него требовалось, - и с чистой совестью отнёс молодому преподавателю, который вёл у них семинарские занятия, не сомневаясь, что эту работу ему зачтут без проблем.
      Ага, размечтался! Преподаватель 'выкатил' ему массу замечаний. И хотя все они были справедливыми, Олег всё же был немного обижен. Разве можно так строго оценивать обычную курсовую работу?
      Оказывается, можно. Потому что такая история повторилась ещё два раза.
      Олег, как и любой вменяемый студент, не пытался спорить с преподавателями по мелочам - и всё, что от него требовали, оперативно исправлял. И это дало свои результаты - работа, наконец, была зачтена.
      
      После того как преподаватель скопировал файлы курсовой на свой рабочий компьютер, а также поставил размашистые подписи на двух бумажных экземплярах, Олег решился и спросил, почему его работу так долго не могли принять. Преподаватель в ответ хитро улыбнулся и ответил:
      - В нашем вузе сложилась традиция: мы проводим конкурс курсовых по информатике между разными факультетами. Ваша работа меня заинтересовала и я, так сказать, довёл её до совершенства. Но не волнуйтесь - время вами потрачено не зря. Вы даже не представляете, каким великолепным бонусом является победа в таком конкурсе!
      Олег, само собой, возмущаться не стал. Что он, ненормальный, что ли? Главное, что с информатикой у него теперь всё в порядке.
      
      Дни летели один за другим. Среди студентов творился настоящий ажиотаж: уже сессия вот-вот начнётся. Но Олег не волновался: у него уже был допуск ко всем экзаменам. И вдруг...
      После окончания очередного семинара по информатике, когда студенты уже начали расходиться, к Олегу подошёл преподаватель и тихо сказал:
      - Петров, я вас не понимаю! Уже сессия на носу, а вы с курсовой даже не шевелитесь!
      Сердце у Олега захолонуло. Опять началось!
      
      Файлов с курсовой, конечно, уже нигде не было - ни на компьютере, ни на флешках, ни в почтовом ящике. В деканате клялись, что бумажного экземпляра он им не приносил. Восстанавливать всё по памяти? Это была бы титаническая работа!
      И тут произошло чудо - Олег нашёл в столе второй экземпляр курсовой! Видно, где-то там, в службе стирания, что-то переклинило, - и про второй экземпляр просто забыли!
      Конечно, набивать файлы с бумажной распечатки, - удовольствие ниже среднего. Но всё-таки это легче, чем судорожно их вспоминать.
      И всё-таки Олег не успел. Буквально на один день...
      
      Преподаватель встретил его сурово, сказав, что вчера принял бы его работу без вопросов, а вот сегодня - лишь со специального разрешения деканата. Мол, не он установил такие правила.
      Олег загрустил. Он понимал, что получить такое разрешение будет ох как непросто!
      И тут его осенило. В конце рабочего дня оба преподавателя по информатике - пожилой и молодой - встречались в компьютерной аудитории и обсуждали итоги прошедшего дня. Надо подойти к ним и показать оставшийся бумажный экземпляр. Ведь на нём стоит подпись молодого преподавателя. Да и внесённые доработки... Неужели руководитель семинара не сумеет вспомнить свои собственные идеи?
      
      Так Олег и сделал. Вежливо постучавшись в аудиторию, он попросил у обоих преподавателей пять минут внимания - а потом коротко и чётко изложил всю историю с курсовой работой.
      Его выслушали, не перебивая. А потом молодой преподаватель поинтересовался ледяным тоном:
      - Правильно ли я понял, что вы считаете меня недоумком, способным забыть такие важные события?
      Пожилой преподаватель отреагировал по другому. Внимательно посмотрев на Олега, он иронично произнёс:
      - Интересную историю вы рассказали! Да вот незадача - ни одного доказательства не привели!
      Юноша, сам не свой от волнения, открыл сумку. Вдруг, пока они говорили, подписанный экземпляр курсовой успел исчезнуть? Но нет - он лежал на месте!
      Олег глубоко вздохнул и решительным движением потянул его наружу.
      
      Оба преподавателя недоумённо смотрели друг на друга. Совсем недавно здесь происходило что-то важное. С кем-то они говорили... Но с кем?
      Сейчас в комнате были только они одни...
      Пожилой преподаватель сразу же забыл об этой странной истории. А молодому почему-то очень долго было не по себе.
      А потом он стал замечать, что с окружающим его миром что-то не так...
      
      Олег решительным движением вытащил наружу подписанный экземпляр курсовой работы.
      Молодой преподаватель схватил её и начал внимательно смотреть. Так... Подпись его... И идеи - тоже в основном его... Но почему же он ничего не помнит?
      И тут в голове преподавателя как будто что-то сверкнуло. Он вспомнил всё - и как ему принесли первый вариант этого курсовика, и как он доводил его до совершенства, готовя к конкурсу.
      Как же он мог это забыть? Вот стыдно-то!
      На него внимательно глядели два человека: радостно - Олег, и недоумённо - пожилой преподаватель.
      А потом молодой преподаватель взял себя в руки и сдавленно произнёс:
      - Да, Петров, теперь я вспомнил! Вы действительно уже сдали мне эту работу!
      Олег смотрел на него с пониманием и сочувствием. Он-то знал, что преподаватель ни в чём не виноват!
      
      Когда Олег, радостно улыбаясь, подошёл к дому, его ждал сюрприз: около парадной стоял тот самый автомобиль, который был куплен несколько лет назад, а потом вдруг загадочно исчез. Его уже нельзя было назвать совсем новым - но чувствовалось, что машину любят и за ней ухаживают.
      А за ужином отец спросил:
      - Ну что, сынок, поедем завтра на природу? Ведь заниматься можно и там!
      
      Олег, улыбаясь, молча кивнул ему и встал из-за стола. Безумная надежда зародилась в его сердце.
      Вот и центральная площадь...
     nbsp; Когда Олег увидел, что музей города, - не уродливое кирпичное здание, а тот изумительно красивый дом, который ему так нравился, он окончательно поверил в то, что жизнь прекрасна!

    12


    Годо Оливье   10k   "Рассказ" Постмодернизм

      Оливье
       (Учебный заразительный пример для студентов театрально-металлургического техникума по специальности "Борец-штукатур")
      (Рекомендована Министерством добычи ЖКХ на арктическом шельфе к постановке в дошкольных учреждениях высшего образования)
      
      На стуле сидит Ионеско. Разбросаны опавшие листья. На столе стоят небольшие бюсты Цезаря, Ленина, Чайковского, Микки Мауса и пластмассовый тазик. На стене висит батарея отопления. На авансцене мусорный бак с надписью на нём "Мусор не бросать".
      Заказчик: Мы хотим заказать Вам пьесу, господин Ионеско.
      Ионеско: Как вы вошли?
      Заказчик: Через дверь.
      Ионеско: Странно. Со мной дверь не разговаривает. Избегает меня, знаете ли.
      Заказчик (смотрит в бумажку): Мне доложили, что Вы модный автор.
      Ионеско: Говорите тише. Нас подслушивают.
      Заказчик (кивая на бюсты): Эти?
      Ионеско: Нет, батарея. А Вы из какого театра?
      Заказчик: Из Самого Большого. У нас грандиозный проект. "Новогодняя сказка"
      Ионеско: Она пройдёт в вашем театре?
      Заказчик: Берите выше. Мы сыграем её на утренниках в детских садах.
      Ионеско: А как Вы меня нашли здесь, в метро?
      Заказчик: Спросил в справочной аэропорта. Они мне подсказали, как Вас искать.
      Ионеско: А они не сказали, когда я вылетаю?
      Заказчик: В одной восьмой финала.
      Ионеско: А дети?
      Заказчик: Дети в этом ничего не понимают. Но герои должны быть стандартные.
      Ионеско: Тогда Лысая Певица, Макбет, Годо и стулья.
      Заказчик: Жидкие? (Видит недоумение Ионеско, поясняет) Ха-ха. Шутка. Шучу по-нашему, по Большому. Но я думал, стандартные герои - это зайчик, волк, Снегурочка, Клаус-Мороз.
      Ионеско: Ничего не выйдет.
      Заказчик: Вы гостеприимны как мышеловка.
      Входит кормилица
      Ионеско: Ты кто?
      Кормилица: Кормилица.
      Ионеско: Зачем?
      Кормилица: Во всех классических пьесах есть кормилица. Мной даже Шекспир не брезговал.
      Заказчик: Шекспир может ещё и не брезговал. А вот век спустя ты была уже не фонтан.
      Кормилица: И его я вскормила.
      Ионеско и Заказчик (хором): Чем?
      Кормилица: Ну чем кормят: рассольник, яичница, фуагра готовила из тыквы, диетический. На Новый Год - оливье (снимает юбку, смотрит на свои ярко-жёлтые панталоны). Батюшки-святы! Я ж, оказывается, юбку забыла надеть!
      Уходит, вытирая юбкой пыль с бюстов.
      Заказчик: Оливье! Это гениальная женщина! Вот название для пьесы. Как это по-русски!
      Ионеско: У Вас в жизни потрясения были?
      Заказчик: Вы хотите об этом поговорить? Были. Меня не взяли в клаустрофобы.
      Ионеско: А зачем это Вам?
      Заказчик: С детства очень нравилось слово.
      Ионеско: А почему не взяли?
      Заказчик: Я же космонавт. Давление - полтора.
      Ионеско: В смысле?
      Заказчик: Ну, 120 на 80. А мне сказали, космонавт не может быть клаустрофобом.
      Входит кормилица, она же старшая по дому
      Заказчик и Ионеско: Кормилица?
      Кормилица: Нет. Я - старшая по дому. Собираю на капитальный ремонт.
      Ионеско: А какой у нас дом?
      Кормилица: Я не знаю. Элитный или обычный.
      Ионеско: А от чего это зависит?
      Кормилица: Сколько денег примут решение сдавать. Будут сдавать помногу - элитный дом. Тогда сделаем на крыше вертолётную площадку для гольфа, в подвале бассейн с крематорием, в рекреациях зимний посад. Сдадут мало - обычный дом. Тогда забелим, где бомжи ссали. А то там уже грибок.
      Ионеско: Элитный лучше. Я люблю плавать зимним гольфом.
      Заказчик: А я хорошо купаюсь мягким полем, толстым кролем, тонул чтолем... Как-то так.
      Кормилица: А я фосбюри-флопом, фортинбрасом и водным матрасом. Есть проблема. Придётся выгонять ботаников. Грибок, говорят, после бомжей какой-то особенный, из Красной книги.
      Входит инструктор райкома комсомола
      Инструктор: Все вон! (и тут же уходит)
      Заказчик (печально смотрит ему вслед): Вот так уходит время. Так уходит Старый год.
      Кормилица: Стоп. Кто здесь автор? (тыкает пальцем в заказчика) Вы или ты?
      Заказчик: Ты мне не вычь. Не в деревне помер. Знаю как вести дам к ватерклозету.
      Возвращается инструктор райкома комсомола:
      Инструктор: Выходи по одному! (выходит первым, остальные молчат)
      Ионеско: Обговорим финансовые усилия.
      Заказчик: Наверное, Вы хотели сказать финансовые условности.
      Кормилица: Харэ базарить! Гроши давай! Покажи мне ключ от банковской ячейки.
      Заказчик протягивает ей гаечный ключ
      Ионеско: Я отсюда вижу. Это - фуфло. Это не тот ключ. Это на шестнадцать. Меньше двадцати двух не соглашайся.
      Заказчик: Вы творческий человек. Зачем Вам деньги?
      Кормилица: Интеллихент! Вечно нуждается. У него из мебели, только щели в полу, и за горячую воду седьмой месяц не плочено.
      Ионеско: У меня нет горячей воды.
      Кормилица: А в батарее?
      Ионеско: Во-первых, батарея коксовая. Во-вторых, я её взял только на лето.
      Заказчик: Ай-ай-ай! А что же ждали до зимы? Что же так дотянули, батенька. Надо было вовремя показать вздымшику. Хорошо хоть не мочили и не расчесали. А ведь ещё доктор Чехов рассылал всем sms-ки, что висящая на стене батарея в третьем акте выстрелит.
      Ионеско: Какой третий акт, батенька. Я один-то акт еле-еле.
      Оба подозрительно смотрят на кормилицу, та делает вид, что энергично стирает юбку в тазике.
      Входит инструктор райкома комсомола
      Инструктор: На выход! С вещами! (собирает бюсты и уходит)
      Кормилица: Ах ты, паскудник! (убегает за ним)
      Заказчик: Так пьеса! Нужна не просто пьеса, Пьесища! Так чтоб овация!
      Ионеско: "Ово", по-латыни, - яйцо. Овация - это, наверное, когда актёров закидывают яйцами.
      С криком "Что же ты, мерзавец, делаешь" возвращается кормилица. В левой руке у неё тяпка, правой она тащит за ухо инструктора райкома комсомола. Присматривается к нему.
      Кормилица: А нет! Обозналась! Прости, хлопчик! (отряхивает его, начинает выпроваживать) Иди-иди, беги к мамке. А то, как дам по хребту тяпкой. (Подметает тяпкой опавшую листву)
      Заказчик (смотрит на неё пристально): Старшая по дому?
      Кормилица (хрипло): Обознались Вы, гражданин.
      Ионеско: Ба! Да это же кормилица! Нянька, жрать давай.
      Кормилица: Опять ошибочка вышла. Я - смерть.
      Заказчик: С тяпкой?
      Кормилица: А по-моему стильно. Этакое этно.
      Заказчик: Всё. Не успели. Нет пьесы. Пропал Новый Год.
      Кормилица (разворачивает юбку, достаёт из неё толстую папку с тесёмочками, развязывает бантик, открывает, сдувает пыль. Там пачка листов рукописи): Вот ваша гениальная новогодняя пьеса. Называется "Оливье".
      Заказчик: Но кто её написал?
      Кормилица: Я. Ещё в детстве. До того, как начала кормить этого урода.
      Заказчик: Но почему Вы её никому не показали?
      Кормилица: Я надеялась, что он (кивает на Ионеско) её у меня сопрёт и издаст под своим именем. Все будут восторгаться! А я буду наслаждаться гаммой чувств: злорадства, оттого, что это не он, а я её написала, а все тупые, и сладкого, нежного, чувства обиды, что я обворована. Это как запах укропа.
      Ионеско: Почему?
      Кормилица: Тонко.
      Ионеско: Но кто сможет поставить это эпохальное произведение?
      Заказчик: Это решено с самого начала. Гамлет!
      Кормилица: Да ну. Что вы говорите? Гамлет - писатель. Большой мистификатор. Это он придумал Шекспира. И написал примечания к пьесе "Поздний ужин в буфете вокзала Кингс-кросс".
      Ионеско: Нет такой пьесы у Шекспира.
      Кормилица: А примечания и комментарий есть!
      Ионеско: Гамлет - шоумен. Он вёл анатомическое шоу "Бедный Йорик". Но потом переквалифицировался в дизайнеры. Знаете все эти яркие упаковки: шампунь "Гильдестерн", зубная паста "Розенкранц", вино "Гертруда" урожая пятьдесят второго избирательного округа.
      Заказчик: Он ставит пьесы. По крайне мере одну я знаю.
      Ионеско: А как представление одновременно пройдёт во всех детских садах?
      Заказчик: А как Дед Мороз сразу и одновременно?
      Ионеско: А почему вы отвечаете вопросом на ответ? А дети?
      Заказчик: Дети всё понимают. Поэтому к ним и приходит Дед Мороз.
      Ионеско: Слава Богу. Все спасены, и Новый Год придёт. А, кстати, откуда он придёт?
      Кормилица (гладит его по голове): Из-за кулис. В театре все приходят из-за кулис. Господи! Как на душе легко, словно самосвал с гречкой перевернулся.
      Заказчик (к зрителям): Всё, как всегда в жизни, закончилось сказочным чудом. Мы, пожалуй, пойдём. А перед вами выступит инструктор райкома комсомола.
      Входит инструктор райкома комсомола, пожимает всем уходящим руки.
      Инструктор: Всем спасибо. Спасибо большое. Паёк получите сразу за углом. В Бельгии.
      Заказчик (шепотом): Не забудь сказать "Ёлочка зажгись!".
      Инструктор: Будь спок!
      Берёт стул, ставит его на авансцену, садится лицом к зрителям, широко улыбается, взмахивает руками
      Инструктор: Батарея огонь!
      Батарея, висящая на стене, загорается яркими разноцветными мигающими огоньками. Играет "Гром победы, раздавайся". Инструктор умирает. Выходит кормилица, берёт инструктора за шиворот, поднимает тяпку вверх и замирает в позе этакой статуи Свободы
      Кормилица:
      Натужь бандаж,
      Мамаш Кураж.
      Разрушь Лимож
      Аж-жио-таж.
      Занавес, переходящий в овацию.

    13


    Яичко Сауна, массаж...татуаж   7k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Постмодернизм

       Глядя на белые лилии,
       Вспоминаю твою скорлупку.
       Гляну на снег за окном и снова вспомню тебя.
       Тортилла.
      
      - Здравствуй, сынок, - видавшее виды старое яйцо огляделось и поправило самоё себя, - сынки, то есть, все, все - здрасьте вам!
      Лежащие в картонных ячейках молодые и ещё совсем глупые свежие яйца внимательно повернулись к ветерану острыми концами, затрясли от любопытства желтками: мол, дяденька, расскажите, как оно тут, житье-бытье яичное?
      Глубоко вздохнув, ветеран начал рассказ...
      
      - Сколько ж воды утекло с тех пор как я, вот таким же незрелым яичком путешествовал по улицам огромного города вместе с моими родными тремястами пятьюдесятью девятью братьями и сестрами. Пережив первые страхи и ужасы при погрузке, мы покинули родной колумбарий, тьфу, путаюсь я, старость не радость, инкубарий, а, инкубатор, вот как. В общем, помахали мы маме шуршащими беленькими бумажными платочками, всплакнули свежими белками, и отправились кто куда. Нас везли, делили, раздавали. Да что там, нас продавали. Живых, молодых, крепких...
      И наконец попало я в одну странную семью. Ну не в одиночестве, разумеется, а в составе шести десятков. Жить стало страшно. Семейка состояла из мужа, молодой жены и маленькой оторвы лет пяти. Оно бы ничего, да беда в том, что жена эта, видать, в жизни в руках ничего, кроме яиц, не держала, вот и научилась готовить сплошь яичные блюда: омлеты, яичницы, гоголи-моголи, тьфу. Короче, нас жрали каждый день, каждый раз, когда открывался холодильник, мы жались друг другу в надежде прожить ещё сутки. День. Полдня. Увы, многим это не было суждено. Не спасала даже медвежья болезнь, хотя порою вонь в отделении стояла такая, что аж скорлупа морщилась. Но ушлая хозяйка таких дезертиров мгновенно выискивала и выкидывала в окно, обозвав тухлятиной.
      Настоящий ужас наступил в конце апреля. Когда в лесах проклевывались первые подснежники, набухали почки на вербах - это мы все знали из телевизора, что, не замолкая орал на всю кухню, всё живое готовилось к празднику Пасхи...
      И оказывается, мы будем самыми, что ни на есть, главными, точнее - крайними. Нас собирались красить!
       Говорят, когда яйца сварят в луковой шелухе, то мы омолаживаемся. Это как царя в молоке парном искупать... туда сиганул старым, обратно - покойничком. Не, ну варку то мы переносим стойко, это типа сауны. Финской. Сначала в кипяточек, потом - в холодочек. Оно так ничего, бодрит. Потом крашеные братья и сестры красиво выкладываются на тарелочку и...
      - Мамочка, а можно я свое яичко цветочками разрисую? - пропищало пятилетнее чудовище, потряхивая огромным бантом на рыжей макушке.
      - Конечно, заинька, - ну спасибо, добрая мамочка. Нас заколотило. Как представлю себя в цветочек, так снова трясти начинало. Я что - трансвестит какой? Еще рюшечки надеть, буду яйцо-рожа, юбка из рогожи. В общем, у меня все внутри закипело, белок от возмущения запрыгнул в желток и ну в страхе метаться, чуть в гоголь-моголь не сбилось.
      Боди арт, блин.
      В общем, решили мы спасаться. Кто сможет. А как? Только побег!
      Накануне рокового четверга мы пересчитали оставшихся в живых. Двадцать четыре яйца... да, много наших уже полегло.
      Дружно перекатываясь с тупого конца на острый, мы вращали желтками стараясь расшатать дверку холодильника. Ура!!! Помог гнусный котище: он давно приспособился воровать котлеты с нижней полки, вот в этот то момент мы и рванули. Пусть мы погибнем при борьбе за свободу, но не от кисти маленькой извращенки!
      Увы, многие погибли, парочка влюбленных яиц удачно закатилась под холодильник, а я, вымазанный чужими желтками, быстро катилось в сторону спальни. Да! Именно там было мое спасение. Скажу по секрету, я как-то выведало, что у нашего хозяина тоже есть яйца. И он их надежно прячет. Вот в это убежище я и стремилось. Осторожно взобравшись в супружескую постель, я юркнуло в хозяйские трусы, огляделось и вежливо спросило у тех, которые в этих трусах нежились:
      - Можно я буду третьим?
      Те подергались, но куда им было деваться. Ладно, вроде я пристроилось и даже задремало. Тепло там, уютно. Тут приперлась из ванной хозяйка, хихикая, шлепнулась на постель, игриво закинув на нас свою руку.
      Что было!!! Как она орала!!!
      Мама моя, курица!!
      После некоторой паники меня выкинули из трусов. Пока разбирались, на кой фиг хозяин в трусы куриное яйцо зафигачил, я каталось от хохота под кроватью, потом мне обидно стало: что это за дискриминация?
      Если куриное яйцо, так нельзя в трусах держать? Не согласное я.
      Вскочив с постели, хозяйка меня схватила и, брезгливо держа двумя пальчиками, потащила топить. В унитазе. Ну, скажите, что не дура? В общем, пока я бултыхалось там, как дерьмо в проруби, эта ненормальная всё тыкала меня ёршиком и громко верещала. О, а какими словами она мужика своего поминала, я таких даже, когда он порнушку втихаря смотрел да боевики разные, не слыхивало. Убедившись, что дерьмо, тьфу, я, не тону, хозяйка вдруг поцокала маникюром по кафелю, выудила меня и потащила на кухню, где яростно протерла сухой тряпкой, ехидно улыбаясь. Чего затеяла, стерва???
      Наутро, нежно воркуя, бабенка выдула пол-литра кофе с четырьмя тостами (на работе точно соврет, что с тремя), накрасилась, надушилась и выпорхнула из квартиры со словами:
      - Дорогой, я ушла, завтрак на столе, ланч в пакете!
      . Ярко светило солнце, когда хозяин раскрыл на работе упаковочку с перекусом. Увидев меня, поперхнулся горячим кофе. Оглядевшись по сторонам, раскрыл выдвижной ящик стола ближайшей сотрудницы.
      Та обнаружила меня через год, когда в офисе решили поменять мебель. Так и не вспомнив, откуда я взялось и как долго лежало скромненько в дальнем уголочке, девица выбросить в помойку крашеное яйцо не рискнула, а тихонько подкинула в картонную ячейку в ближайшем магазине...
      И вот я здесь, с вами.
      В лесах уже проклевываются первые подснежники, набухают почки на вербах, значит, скоро праздник Пасхи. Нас будут варить в луковой шелухе и ярких красках, разрисовывать цветочками. Сауна, массаж, макияж... татуаж.
      Спасайтесь, кто может!!!
      
      ...Выслушав исповедь ветерана, молодые яйца разволновались, затрясли желтками, картонная ячейка выскользнула из рук покупателя, который растерянно смотрел, как крупные белые овалы, треща скорлупой, кончают жизнь под колесами проезжающих авто.
      Прохожие сочувственно качали головами, чтобы, чуть отойдя, начать дико хихикать. И только один из них, местный бомж, заметил, как притулилось к поребрику крупное крашеное яйцо. Изловчившись, он быстро поднял находку и сунул в карман, радуясь - скоро праздник, но яйцо выкатилось из дырявых штанов, и было утащено пробегавшим мимо псом, из вонючей пасти которого ветеран выпал и успешно закатился под крыльцо частного дома.
      Так и лежит там, стойко перенося зимнюю стужу, осеннюю сырость и летнюю жару. Ждет, когда снова придет весна.

    14


    Магистр? Странная   10k   "Рассказ" Постмодернизм

      Странная сидела перед начищенной до блеска столешницей. В ней отражалась ехидная рожа. Рожа принадлежала ее, Странной, неуверенности. Рожа вылезла наружу, хихикнула и потянула за собой уродливое тельце. Ангельские крыльца, фигурка черта в руке и клетчатый платок на голове подчеркивали странность владелицы неуверенности. "Нужно с этим что-то делать" - подумала Странная. Взяла с полки шуруп и положила его на неуверенность. Та никуда и не думала исчезать. Придется приложить больше труда. Странная обрадовалась. То, что достается легко, ценится очень мало. Потому-то Странная и не любила подарки. Да что не любила? Ненавидела!
      Странная открыла дверь и выпрыгнула в окно. Падая в воду, услышала, что сквозняк, приглашенный на работу уборщиком, хлопнул дверью. Ленится, подумала Странная. Плыть предстояло в подводную пещеру ближайшей горы, но она была слишком близко, потому Странная направилась в противоположную сторону. Как следует умаявшись, развернулась в боковом направлении. Так, на всякий случай, вдруг этой усталости окажется недостаточно? Тогда и удовлетворения от хорошо проделанной работы не будет.
      Когда Странная плыла в нужную сторону, увидела над собой Лягушку. Ее щеки были раздуты настолько, что превратили ее в живой дирижабль.
      - Сквврррран-ная! - громогласный выкрик лягухи выпустил весь воздух из-за щек.
      "Откуда она знает мое имя?" думала Странная.
      От падения маленькой лягушки вверх улетел кусок воды, сбив ворону. Ворона гребнула крыльями раз, другой подлетела и спикировав, вытащила из воды лягуху. Та поспешила надуть щеки и вновь полетела.
      - Куда вы плывете? - поинтересовался ворон у Странной.
      - В чертовски хороший магазин.
      - Но ведь проще добираться по воздуху!
      - Проще не значит лучше.
      - Каррркая сткарррранная! - Возмутилась улетающая птица.
      "Надо же и этот мое имя знает", удивлялась Странная.
      Инептуз сидел за прилавком и смотрел на очередь, которая выдвигалась вперед девахи, приплывшей подводным путем. Все прочие прибывали по воздуху, цеплялись за вершину горы и опускались к чертовски хорошему магазину на лифте. Она была первой, но те, кто выскакивал из лифта, всегда говорили, что занимали очередь за "вот теми" и она их пропускала. Странная какая-то. Наконец подошел и ее черед.
      - Что нужно?
      Странная смотрела на черта за прилавком. Красная кожа, изогнутые рожки (правый наполовину обломан), черные штаны с жилеткой сверкали на фоне бледной обстановки своим ярким насыщенным цветом.
      - Мне бы гвоздей, неуверенность замучила. - Промямлила Странная.
      - Закончились гвозди, - почесал черт обломанный рог - зато молоток есть.
      - Чертовски хороший?
      - Не, обычный. Фирма "Stultus" выпускает. Да и зачем тебе гвозди? Их без молотка не забить, а молотком и без гвоздей забить можно что угодно. Берешь?
      Странная кивнула.
      - Вот в подарок, - черт протянул листок в клеточку - последняя модель.
      Цвет клеточек - серый и коричневый - чередовался в шахматном порядке.
      Госпожа Распо спустилась с большим опозданием. Если бы господин Рабе не помог ей выбраться из воды, могла и вовсе все пропустить. А так что? Подождет хоть одного покупателя и вдоволь подушит его. Господин Рабе, тоже не упустит случая сказать свое веское слово. В зале оказалась лишь та самая женщина, что встретилась по пути. Была в ней какая-то неправильность. Она напоминала гвоздь не до конца забитый в потолок. И не мешает, и пользы не приносит, а все равно привлекает внимание. И это было странно.
      - И зачем же вам гвозди? Ты же сама, как гвоздь.
      Странная оглянулась на мокрых людей, крадущихся в угол магазина. На их белых футболках было написано "Мы порочны!".
      - Хотела положить на неуверенность. А что это у вас на футболках написано?
      - Это же Последний Писк Моды! Вот сами откройте ваш лист и поглядите.
      Странная воспользовалась советом. Через подаренный чертом листок зашла во всемирную клоаку на сайт Реалити. Один из разделов был озаглавлен "Моды". Подраздел "Писк", параграф "Последнее обновление" гласил: "Мы порочны!". Комментарии были пусты. В них Странная написала о всеобщей не совершенности, необходимости развития и труда. Отправляя заметила длинный нос госпожи Курьёсидад. Ее сестра - Локуасидад, делилась пронюханным с подругами Лестан и Клятч. Страничку заглючило. Странная увидела кучу ответов на коммент, который так и не был отправлен.
      Предчувствие беды не обмануло. Странная вскинула листок над головой, из него вылетали жалящие осы, кулаки, плевки, тапки, пара бутылочек яда и молчаливое презрение. Большинство попало на самих авторов, находившихся в чертовски хорошем магазинчике, но некоторую часть слопала неуверенность, отчего стала больше и еще уродливее.
      Госпожа Распо накинулась на людей и начала их душить.
      - Ты, смотри, отберут у тебя еще твой листок. На халяву у нас народ падкий. - Прохрипел господин Рабе.
      Все будто ждали этих слов, чтобы кинуться на вожделенный листок. Странная обрадовалась, теперь есть шанс, что она сможет получать удовольствие от одного взгляда на дорогую вещицу, ведь ей придется немало потрудиться, чтобы сохранить его.
      - Накаркал, падла. Такой план накрылся. - Цыкнул Инептуз сквозь зубы.
      Все бросились наперерез к лифту, но Странная бежала к противоположному. Люди взвыли.
      - Я знаю, где она живет! - закричал Деляторе. Все ринулись к жилищу Странной, но только открыли дверь, как их вымел оттуда Сквозняк.
      Решили подождать снаружи, но Странная верная своему принципу, поплыла в противоположную сторону. Когда в темноте приплыла к окну дома, оттуда ушел даже сквозняк. После уборки Сквозняка было очень трудно навести порядок, что позволяло Странной получить еще одну ценность.
      "Сможет ли молоток исполнить нужную задачу?" Сразу за этим вопросом вылезла неуверенность. Странная хотела положить на нее молоток, но тот развалился на несколько частей. Они больно ударили неуверенность, от чего на ней выскочили шишки необычной формы. Это подало Странной идею. Она соединила части молотка и вновь вознесла его над головой неуверенности, результат оказался предсказуем.
      После пятитысячной шишки неуверенность стала выглядеть по-настоящему странно. Такое существо настолько отличалось от всего привычного и непривычного, что Странная тут же поняла, кто это.
      Вдохновение посмотрело на свое отражение в столешнице, горько вздохнуло и принялось терзать хозяйку. Странной до зуда захотелось что-нибудь написать. Она зашла на сайт Реалити, создала новый раздел и принялась описывать чудесный сад, окруженный четырьмя реками. В нем поселила прекрасных людей - мужчину и женщину. Целых две минуты она собой тихонечко гордилась, а потом поняла, что это скучно. Тогда она создала вокруг сада холодный суровый мир, но на людях это не отразилось. У Странной возник план, как сделать историю интересной. Она обратилась к героям, поговорила с ними и дала им Запрет. Но люди оказались слишком хорошими, и свято чтили закон Странной. Тогда она создала вирус несовершенства, поразивший людей. Они нарушили Запрет и были изгнаны. Устроились в суровом мире и стали просто жить. Нет, опять скучно. Нужны новые люди. И первые породили двух сыновей, между которыми разыгралась драма. Однако после опять скукота. Нужны новые люди, но взять их было неоткуда. Странная вздохнула и создала еще одну женщину, а чтобы оставшийся в живых сын ценил ее, заставила его идти к ней через восток на западные земли. Сточка за строчкой и события развивались все быстрее, пока не вышли из-под контроля Странной. Мир жил на коричнево-сером листке своей собственной жизнью.
      Странная спешила поделиться этой новостью с торговцем из чертовски хорошего магазинчика. Странная опасалась, что листок отберут те, кого душит госпожа Распо, потому к магазинчику побежала прямой дорогой по воде.
      - Вот как? - сказал Инептуз, глядя на листок. - Отлично, отличненько! Твой мир зажил милочка.
      Мистер Рабе хотел что-то сказать, но черт свернул ему челюсть. Странная чувствовала себя необычно. Она не могла гордиться новым миром, ведь приложила так мало усилий для его создания.
       - Вот гляди, - продолжал черт - теперь все эти человечки будут метаться по клеткам, то попадая в кучу гуано, то замирая в серых буднях. Это победа, победа рогатых!
      С этими словами черт положил листок в неразрушимый ларец.
      Раздался гром, разверзся пол чертовски хорошего магазинчика. Из дыры с перьями в зубах вылез дьявол. Посмотрел на черта по имени Инептуз, размахнулся и смачно вмазал в рожу.
      - Тьфу! - выплюнул изо рта перья прямо в лицо ухмылявшемуся ангелу, что по обыкновению появился бесшумно.
      Когда черт поднялся, от левого рога отвалилась половина. Странная подошла к ларцу, перевернула его. Обратная сторона листка-мира была ослепительно белой. И ни единого черного пятнышка. Ангел улыбался молча, без злорадства.
      Странная достала свое зеркальце с правами администратора, зашла на сайт Реалити, раздел "Моды", подраздел "Писк", параграф "Последнее обновление". Стерла предыдущую запись и написала "Мы - странные".
      На читательские листы всех в магазинчике пришли оповещения об обновлении. Все начали кричать о своих странностях.
      - А что странного в тебе? - спросили у Странной. Она не знала, что им ответить. - Фу, она обыкновенная! Ловите ее, сделаем ее странной!
      Ну вот, думала Странная, кажется, я смогу получить еще одну ценность. Убегая, она оглянулась на листок-мир. Понадобится немало потрудиться, чтобы выбраться на чистое поле без серых и коричневых клеток, люди наверняка будут мне благодарны.
      Ангел смотрел на ее мысли, витавшие в воздухе, и думал, что рассчитывать на благодарность людей за подкинутые испытания - самая странная вещь в мире.

    15


    Индим д. Туманность Андромеды   3k   "Рассказ" Постмодернизм

      
      - Шерстяные носки, - таинственно шепнул Иноходцеву продавец отдела канцелярских товаров. - Возьмите шерстяные носки. Отличные носки. Не пожалеете.
      
       И подмигнул левым глазом.
      
       - Зачем мне шерстяные носки? - удивился Иноходцев.
      
       - Ну как? - еще больше Иноходцева удивился продавец. - Смотрите...
      
       Он выбросил на прилавок пару шерстяных носков, аккуратно разгладил один из них и ткнул пальцем в узор, образуемый нитями:
       - Видите?
      
       - Что это? - спросил Иноходцев.
      
       - Не видите? - расстроился продавец. - Это же Туманность Андромеды. Очень подробная карта. Очень удобно - всегда при вас, парная, то есть в двух экземплярах. Масштаб можно изменять простым растяжением.
      
       - Знаете, - Иноходцев слегка наклонился к продавцу и доверительно поделился: - Я уверен, очень подробная карта Туманности Андромеды мне никогда не понадобится.
      
       - А если вас туда забросит?
      
       - Меня никогда туда не забросит.
      
       - Молодой человек, - покачал головой продавец. - Есть вещи, которые нам очень дорого обходятся. Одна из них - беспричинный оптимизм.
      
       - Дорого, - усмехнулся Иноходцев, - это заставить Мадонну исполнить гимн Нефтеюганска. А такие вещи, как оптимизм, я еще могу себе позволить. Тем более, если не приходится доплачивать за причины для него.
      
       - Хорошо, - почти сдался продавец. - Тогда купите эти носки хотя бы для того, чтобы показывать детям фокус. У вас есть дети?
      
       - Есть, - заинтересованно кивнул Иноходцев. - Что за фокус?
      
       - Хороший фокус, - заверил продавец. - Яркий, красочный и удивительно подходящий для людей, исповедующих беспричинный оптимизм.
      
       - Показывайте, - решился Иноходцев.
      
       Продавец пригладил волосы, одернул пиджак, поправил галстук-бабочку, взял в обе руки по носку и широко развел их в стороны.
      
       - Скажите семь раз подряд "Ъ" и тут же - быстро, без паузы - "Ь"! - скомандовал он.
      
       - Ъ, Ъ, Ъ, Ъ, Ъ, Ъ, Ъ, Ь, - послушно сказал Иноходцев, загибая пальцы, чтобы не сбиться.
      
       Левый носок качнулся, заискрил... и от него к правому носку, слегка колеблясь и помаргивая поначалу, легла-протянулась - радуга. Как и было обещано - яркая, красочная и удивительно подходящая людям, исповедующим беспричинный оптимизм.
      
       - Здо́рово, - сказал восхищенный Иноходцев. - Заверните.
      

    16


    Купидонский Б. Намэ Катэкаэ!   5k   "Рассказ" Постмодернизм

      Намэ сидел за столиком, лениво разгоняя супружеские разочарования. Те разбегались по клеенке, путались в маках и васильках, клевали крошки табака из вишневой трубки.
      "И отчего люди не молчат как рыбы!" - рассуждал Намэ, обмокая усы в белую пену. "Вон тот, клетчатый, рассуждает о степенях рыбной свежести. Что он понимает в степенях свежести, если у него не Нос, а нос? Или тот, в углу, в ковбойской шляпе, что хлещет вонючее пойло и мечтает о Принцессе, что он понимает в принцессах, если хлещет вонючие пойла? Нет, жизнь несправедлива к тем, у кого нежная душа, острое восприятие и правильное воздыхание!"
      Купидонский Бегемот мерно вентилировал воздух, уложив флагманскую голову на стойку между стаканами и стопками.
      - Раз, два, три, четыре, ножки выше, глазки шире! - командовал Конферансье разноцветным танцовщицам, лязгающим подкованными каблучками по сцене. Стройные волосатые ножки - тольгемахт! - отбивали чечетку, плели иллюзорную сеть для ловли желаний вокруг шестов.
      В дверях остановился паренек в широкополой шляпе, по полям которой бегала мышь.
      "Намэ Катэкаэ!" - многозначительно сказал кто-то над ухом Намэ, разбудив очередную грезу, уснувшую было в его чашке.
      Намэ недовольно поморщился, замочил грезу и проследил, как паренек подходит к тому, в углу, в ковбойской шляпе и выливает ему на голову остатки вонючего пойла из кружки.
      Купидонский Бегемот всхрапнул, проснулся, заинтересованно вспорхнул из-за стойки и с двух лап прицелился из револьверов. Выстрелил, попал и плюхнулся обратно, сотреся земную твердь и сбив стройный ряд бокалов. Оживленно пища, те попрыгали со стойки и отправились прямиком на сцену. Танцевать канкан с одной ногой было не просто, но они справились на радость волосатым - тольгемахт! - ножкам, добавив звона, очарования и осколков всеобщему чувству счастья для всех, и чтобы никто не ушел обиженным!
      Тот, в углу, в ковбойской шляпе, вскочил и затряс хрупкого обидчика, будто грушу. Мышь пискнула, шляпа слетела, по худеньким плечам паренька разметались смоляные длинные волосы, в которых запуталась зубная золотая коронка.
      "Принцесса! - удивился Намэ. - Ну, надо же!"
      Дело у парочки закончилось поцелуями и объятиями, вместо пойла на столе появилось шампанское. Оно пузырилось бубльгумом и шипело в бокалах, изображая змей.
      "Намэ Катэкаэ!" - шипела пена, разувала клыкастую пасть, гоняясь за Мышом с Тульи по столешницам до тех пор, пока оба не оказались на столе Намэ. "Суета сует! - подумал Намэ, топя очередную грезу и давя ложкой лимонную дольку супружеского разочарования. - И отчего мыши не шипят как змеи, а змеи - шипят как вдовы? Мир настолько непонятен, насколько разоблачен! А король-то голый!"
      - Защищайся! - пищал Мышь с Тульи, размахивая пластмассовой зубочисткой в виде сабли. - Я вырежу твое сердце и выпью твою кровь!
      Шампанское свивалось в кольца и злобно булькало в ответ. Геройский Мышь не бросал слов на ветер: пузырящееся сердце было испито до дна. И если капля никотина убила лошадь и не дала снова заснуть Купидонскому Бегемоту, то несколько промилле разбили здоровый образ жизни Мыша в зеркале времени.
      Намэ горестно вздохнул, почесал ухо и смахнул хвостатое тельце под стол. Окопавшееся там Общество АА встретило героя объятиями и санта-барбариками, но раздавшийся из зала визг заглушил всеобщую радость бытия. То Рыба гонялась за Носом, желая его обонять! Многообоняемый Нос был против - потому скакал по лицам присутствующих егарным генкуром и залихватски свистел в две дырочки правого бока.
      "Хочешь быть счастливым, - думал Намэ, - не считай несчастий, хочешь быть богатым - не считай денег, хочешь быть..."
      Чем еще хотел быть Намэ, он не додумал. Далекий рокот потряс крышу до основания пола, двери распахнулись и на пороге показался Гость с Косой, указавший костлявым пальцем на Намэ.
      "Намэ Катэкаэ!" - прогремел он и рухнул от удара Апокалипсиса, который вытер об лежащего грязные ноги и шагнул через тело. Бездонные зрачки его сетчатых глаз обежали заведение вместе с Носом и, споткнувшись об усы Намэ, дробно покатились по полу. "Намэ Катэкаэ!" - бормотал Апокалипсис, детскими ладошками ощупывая пол в поисках зрачков. Но пал рядом с ними под тяжелыми шагами Прогресса, которого убило Детское Любопытство. Гора тел у входа продолжала расти, волосатые - тольгемахт! - ножки спотыкались сильнее, пол раскачивался маятником Фуко, звенели осколки и выпивка подходила к концу.
      "Намэ Катэкаэ!" - пробормотал Намэ и подумал, что это что-то значит! Не дожидаясь Всеобщего Счастья (и чтобы никто не ушел обиженным!) он сполз со своей табуретки и засеменил прочь - в комнату рабочего сцены, повесившего нимб на проектор. Здесь всегда было открыто полуподвальное окно, и свежий ветер оттуда свистел мотив Марсельезы.
      Намэ вспрыгнул на подоконник и выскочил наружу. Задрав хвост, он уходил по Лунному Пути туда, где ничего не было...
      ...нет...
      ...и не будет.

    17


    Швецкий С. Дацкий Стул   5k   "Рассказ" Проза


       Четырежды весной (зачёркнуто) трижды осенью (зачёркнуто) дважды летом (зачёркнуто) однажды зимой трое закадычных друзей (зачёркнуто) две борзые суки (зачёркнуто) один человек решил сплавать в кругосветное путешествие (зачёркнуто) навалять соседу (зачёркнуто) построить в заповеднике гараж (зачёркнуто) жениться. Но невесты у него пока не было (зачёркнуто) костюм он испортил в стиральной машине (зачёркнуто) к семейной жизни он был не склонен (зачёркнуто) он бухал каждый вечер, утром опохмелялся, а зарабатывал, сшибая мелочь у ворот кладбища (зачёркнуто) ипотека (зачёркнуто) сифилис в неизлечимой стадии (зачёркнуто) был он ещё слишком молод. Родители, узнав о решении парня завести семью выгнали его из дому (зачёркнуто) затащили его в подпол, где запытали до смерти (зачёркнуто) выставили на балкон в одних трусах, а было минус тридцать, между прочим (зачёркнуто) сказали: "Вася, за это надо немедленно выпить!" (зачёркнуто) и нажрались в говно (зачёркнуто) тихо вздохнули, но возражать не стали. Только отец сказал: "Ты б, Генрих, сначала в армию сходил" (зачёркнуто) "Сначала мусор вынеси, подонок, вся квартира провоняла" (зачёркнуто) "Сходил бы ты лучше в публичный дом, Славик. Там дешевле" (зачёркнуто) "Поехали-ка лучше на рыбалку, сынок" (зачёркнуто) "Сходи в аптеку, Жора, купи пургена и просрись" (зачёркнуто) "А мы с мамкой, Валерик, тебе уж и невесту нашли" (зачёркнуто) "Сначала третий класс закончи, оболтус, а потом уж и мопед проси" (зачёркнуто) "Что ж, охота пуще неволи. Женись. Как семью-то содержать будешь?" "Банк ограблю" (зачёркнуто) "Старушек мочить и их заначки потрошить пойду" (зачёркнуто) "Самогонку варить и продавать стану" (зачёркнуто) "А твоя с мамкой пенсия на кой хрен?" (зачёркнуто) "Гараж в заповеднике дострою, олигарху продам, вот и бабки" (зачёркнуто) "Вас с матерью на дачу переселю, вашу комнату под бордель сдам" (зачёркнуто) "Работать устроюсь"...
       Быстро пиво пьётся, да небыстро в голову шибает (зачёркнуто) Сильно руки чешутся, да приложить в пустыне некого (зачёркнуто) Много воды утекло сквозь дырку в ванне (зачёркнуто) По усам бежало, да кто-то, пока дрых, губы зашил (зачёркнуто) Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Глядь, а трое наших друзей (зачёркнуто) две чужие суки (зачёркнуто) наш молодожён в невесту себе синячку из-под соседнего забора поднял, отряхнул (зачёркнуто) свинью на ближайшей ферме купил (зачёркнуто) бабу Клаву с первого этажа определил (зачёркнуто) дочь Президента охмурил (зачёркнуто) начальника цеха приметил, героя соцтруда Андрей Петровича (зачёркнуто) доску с аккуратно просверленной дырочкой подготовил (зачёркнуто) Катю, сокурсницу, взял. Катя ответила пером в бок (зачёркнуто) сковородой по кумполу (зачёркнуто) "Пошёл на хрен, бабник!" (зачёркнуто) "Пошёл на хрен, импотент!" (зачёркнуто) "А братья у тебя есть?" (зачёркнуто) "Ух, так чешется, что можно и не жениться!" (зачёркнуто) согласием. Сыграли на гармошке (зачёркнуто) в Лотто-миллион (зачёркнуто) в ящик (зачёркнуто) в картишки на раздевание (зачёркнуто) в картишки на бабки (зачёркнуто) в догонялки (зачёркнуто) в "я начальник, ты дурак" (зачёркнуто) скромную свадебку и зажили себе счастливо. А через год появились в их деревне махновцы (зачёркнуто) в их городе инопланетяне (зачёркнуто) в их недостроенном гараже в заповеднике зелёные черти (зачёркнуто) выходцы с Кавказа (зачёркнуто) на грядках помидоры (зачёркнуто) какие-то сволочи, что помидоры все стрясли и спацифиздили (зачёркнуто) у них милые двойняшки. Котик да кошечка (зачёркнуто) чёртик да бабушка (зачёркнуто) кобелёк да косточка (зачёркнуто) шиш да маленько (зачёркнуто) хохол да узбек (зачёркнуто) мальчик и девочка. Девочка была похожа на обезьяну из сухумского питомника (зачёркнуто) на варёную колбасу в натуральной оболочке (зачёркнуто) на соседа со второго этажа (зачёркнуто) на соседа с четвёртого этажа (зачёркнуто) на космонавта Гречко (зачёркнуто) на маму, а мальчик на древнеримского гладиатора-трансформера Максимуса Прайма из какого-то кино (зачёркнуто) на печёночный паштет в вазочке (зачёркнуто) на печально знаменитого короля Генриха VIII (зачёркнуто) на Наталью Крачковскую (зачёркнуто) на недостроенный гараж в заповеднике (зачёркнуто) на Патриса Лумумбу (зачёркнуто) на Папу Римского Пия Девятого (зачёркнуто) на папу. И жили они, всё глубже и глубже уходя во грехи содомские (зачёркнуто) на шее стариков родителей (зачёркнуто) на кладбище в разрытой могилке (зачёркнуто) в батумском дельфинарии (зачёркнуто) на космодроме Байконур в центрифуге (зачёркнуто) с Алисой в Зазеркалье (зачёркнуто) большой шведской семьёй (зачёркнуто) долго и счастливо, пока не разъехались по дурдомам (зачёркнуто), пока рак на горе не свистнул (зачёркнуто), пока не наступила третья мировая война (зачёркнуто), пока не спилили заповедник (зачёркнуто), пока не попали на Самиздат, где и растворились в толпе бездарей (зачёркнуто) в среде гениев (зачёркнуто) на одной страничке среди прочей великой литературы (зачёркнуто) ничего не значащей ерунды.

    18


    Капитан Нити отпущены   6k   "Рассказ" Постмодернизм


    Три красавицы богини плетут нити судьбы. На столе мотки, ножницы, пиво в бокалах и сушеная мойва. Одна из сестёр долго рассматривала две нитки и решила прокомментировать.
    - Эльвира и Антон никогда не знали друг друга. Наверное, поэтому они жили долго и счастливо.
    Вторая сестра живо откликнулась на месседж.
    - Что было бы, если бы Эльвира и Антон встретились?
    - Это был бы ужас. Но, конечно, не такой, как если бы Эльвира встретила Моисея.
    - Зачем ты мне сказала про Эльвиру и Моисея?
    - Просто так, для страха.
    В наступившей тишине слышны были только всхлипывания второй сестры. Отпив из бокала она успокоилась. Закусив рыбкой, совсем оправилась, и решила кольнуть первую сестру.
    - Вечно ты нагнетаешь.
    - А ты не балуй!
    - Кто? Я?
    - А кто связал Максима с Аллой?
    - Что такого? Можно подумать вы чистенькие. Поясните тогда, откуда столько гомиков в Европе?
    В разговор вступила третья сестра.
    - Уймись ты со своими гномиками.
    - Я-то уймусь. Но Европа от Володи не отстанет. Так и будут тюкать по кумполу, пока не разрешит парад.
    Третья сестра отложила нити. Встала, размяла с хрустом позвоночник и опять села.
    - За него не беспокойся. Я позволила ему пару узелков самому связать.
    Глаза остальных сестер округлились.
    - Так вот в чём прикол! А мы-то гадали, что с Борей случилось? Думали - Гефест бракованных нитей подсунул. И когда это ты успела человека сюда к нам наверх вытащить? Мы вроде всегда рядом.
    Светом озарилось лицо третьей сестры. Видимо, она вспомнила что-то очень приятное.
    - Помните, у нас пиво кончилось? Ты, первая, пошла за новой канистрой, а ты, вторая, пошла в туалет. Вот тогда я и ...
    Не договорила третья. Закрыв глаза, отдалась на волю воспоминаниям. Первые две сестры понимающе переглянулись, захихикали.
    - Что вы тут хи-хи разводите? - сердито сказала третья открыв глаза. - Думаете я не знаю, что здесь творилось, когда я за рыбой летала? Весь Египет перебульдосрачили. А теперь ещё за Сирию взялись? Хрен вам, а не Сирия. Вы лучше за беспокойными людьми следите. Не ровен час нагрянет на них просветление, заберут свои нити.
    - Да и пусть забирают, - махнув рукой ответила первая. - Желающие поиграть всегда найдутся.
    Внезапно налетел ветер. Смёл со стола все нитки. У сестёр остались только те, которые держали в руках.
    - Приветствую вас, милые дамы! - в пещеру вошёл Сен-Жермен. - Надеюсь, я не слишком помешал?
    После изысканного поклона гость ловко выхватил остатки нитей из рук опешивших богинь. Снова крутнулся порыв ветра и теперь уже ни одной нити не осталось в пещере.
    - Ах вы проказник! - кокетливо сказала первая сестра. - Какие новости? Неужели всё закончилось?
    - Не слушайте её, - сказала вторая сестра, беря графа за руку. - Мы рады вас видеть. Те велотренажёры, которые вы подарили нам в прошлый раз, сломались в первую же тысячу лет. И мы не просили Гефеста отремонтировать их.
    - Почему же, сударыня?
    - Нам захотелось сесть на настоящие велосипеды. А лучше - на байки. Знаете, такие чёрные громыхалки с блестящими вставками.
    Сен-Жермен в задумчивости постучал шпагой по ножке стула.
    - Байки ездят только по земле. Вам придётся спуститься к людям. Но, мне надо подготовить их к зрелищу. Представьте, три красавицы в бальных платьях на серьёзных мотоциклах мчатся по дороге в Сочи на олимпиаду. Ведь именно туда вы собрались?
    Сёстры кивнули.
    - Ну конечно, такую интригу развели на телевидении. Полагаю, там будут все ваши: Зевс, Афина и прочие.
    Чьи-то шаги раздались в коридоре пещеры.
    - Легки на помине, - буркнул граф поворачиваясь к выходу.
    В пещеру вошли несколько мужчин и женщин. Кто-то в пуховике, кто-то в пальто, а Зевс облачился в горнолыжный обтягивающий комбинезон. Силой он себя не обидел, в том числе и мужской. Сестры мгновенно оценили его чувство юмора.
    - Все нити отпущены, не так ли, граф? - скорее заявил, чем спросил Зевс.
    Сен-Жермен кивнул.
    - Если бы кто-то в этом сомневался, ему достаточно было бы посмотреть на вас, мсье.
    Зевс довольно хохотнул.
    - Я знал, что вам понравится. Гефест умолял меня примерить костюм хоккейного вратаря. Но чем же мне тогда удивить публику? Зевс я или не Зевс? Пускай все знают откуда гром и молнии!
    Афина улыбнулась, сёстры улыбнулись, Сен-Жермен неодобрительно поцокал языком.
    - Я бы порадовался вашему смелому выбору костюма, если бы рядом с вами был Прометей. Вы ничего не забыли?
    - Едрить твою налево!
    Зевс хлопнул себя по лбу. Отскочившая молния впилась Ахиллесу в пятку.
    - Да сколько ж можно! - взвыл герой.
    Бедный Ахиллес стал суматошно сбивать пламя. Первая сестра быстро окатила его пивом из своего бокала. Вторая сестра заметила, что пиво замочило только голову, а до пятки ещё далеко. Тогда она тоже схватила свой бокал и плеснула на потерпевшего. Хвалёный непромокаемый пуховик вмиг потемнел от впитанного янтарного. Когда третья сестра занесла руку, чтобы взять свой бокал, Зевс рявкнул:
    - Хватит лить пиво на героя! Мне страшно подумать, что будет с человеком, если вы действительно захотите ему помочь. Отправляйтесь сейчас же к Прометею. Скажите ему правду.
    - Какую правду? - заинтересовался граф.
    - А такую... Цепи его из воска! Не изверг же я.
    - Ах ты, каналья! Но как символично, черт побери!
    Зевс удивленно посмотрел на графа.
    - В чем символ, граф? Или вы опять, что-то из сакральной геометрии приплетёте?
    Сен-Жермен выпрямился, устремил взгляд вдаль (угол пещеры, где хранилось пиво с рыбой) и ответил:
    - Всё человечество сковано цепями из воска. Каждый может их разорвать. Главное - дотумкать до этого.
    Ничего не сказал громовержец. Знаками показал всем на выход. Тихо-тихо греческие боги смылись, оставив Сен-Жермена упиваться символизмом. Через минуту даже дым от горелого ботинка Ахиллеса улетучился. Наступило новое время без богов, без дыма и без нитей.

     Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список

    Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"