Аннотация: Новогодний детектив для взрослых. Все герои, события в рассказе вымышлены. Любые совпадения случайны. Историческая ценность излагаемых событий минимальна.
"Дыши глубже" - приказала я себе, нервно поглаживая ледяной атлас накидки. Положение чуть хуже "фигово", но деваться особо некуда.
"29 лет, не замужем", как мантру повторяла про себя мамин диагноз. Стыдно, унизительно, да куда там - "красивая девка, но мозги с языком бы в коробочку, да под замок", любил повторять отец. Иначе всю жизнь одна, а так не хотелось бы.
- С наступающим, - улыбку я старательно тренировала перед зеркалом, чтоб совсем по-голливудски, - Снегурочку вызывали?
Взгляд хозяина, высокого худощавого самца с гравировкой "самовлюбленный придурок" на лбу, плавно спикировал вниз: от ярких блестящих губ, захватывая декольте на грани приличия, к бессовестно мерзнущим в капроновых чулках коленкам. Судя по всему, увиденное ему понравилось. Мне же не очень. Но образ причитающей над моим девичеством мамы толкал в спину незримым копьем.
- Володя, кто там?
О-па! Блондинистая особа слегка за 20 в шикарном кружевном прикиде никак не вписывалась в наши планы. Я закусила губу, чтобы не взорваться от то ли от досады, то ли от радости.
- Подарок! - неожиданно воскликнул Володя и сгреб меня в охапку. Прикосновение его рук, слабых и костлявых, было неприятным. Один ноль в пользу того, что затея была не очень.
- Ну что, девочки, едем?
- Куда?
Попытка сопротивления: вояж в неизвестном направлении с малознакомыми лицами - это верх идиотизма. Бежать! Полицию! Караул!
"Мозги в коробочку" - сухой листвой прошелестел голос матери. Ещё с полночи её нотаций под Новый год...
- Едем, - премило улыбнулась я.
- Умница! - Володя украдкой хлопнул меня по заднице. Интересно, он в курсе, что шпилька каблука способна раздробить кость? Наверное, он об этом не думал. А я представила. Лицо расцвело неподдельной улыбкой.
Такси, поджидавшее у подъезда, умчало нас далеко от огней многоэтажек. Всю дорогу я считала, хватит ли у меня денег на обратный путь, если придётся бежать, и прикидывала, как бы незаметно стрельнуть у таксиста визитку. Однако когда машина остановилась у небольшого двухэтажного коттеджа, утонувшего в бусах гирлянд, челюсть моя отвисла от восхищения, и я забыла обо всем.
- Ещё больше, чем в прошлом году, - хихикнул Володя.
Блондинка высокомерно подернула плечами, демонстрируя скуку, а я соображала, сколько моих зарплат горит в этом новогоднем оркестре детского энтузиазма, и становилось грустно.
Спустя полминуты мыслей в голове не осталось: они растворились в потоке разнообразных звуков - голоса людей, лай собак, шум взрывающихся петард. Я перекатывалась из рук в руки, чувствуя себя бутылкой шампанского, из которой каждый норовил отхлебнуть.
Женщины в вечерних платьях смотрели со злостью, мужики - с ехидным огоньком в глазах, и до меня вдруг начало доходить, в каком положении оказалась я - с накладными ресницами, в костюме снегурочки, приехавшей по вызову. Краска прилила к лицу, ноги подкосились...
- Стоять! - рука, обхватившая меня за талию, была сильной и волосатой, как у медведя. Сам "медведь" оказался невысоким крепышом с малопривлекательным широким лицом, усыпанным веснушками, как домашний пирог крошкой. Глаза буравили меня насквозь.
- Степ, тебе подарок, - донеслось откуда-то из толпы.
Вот так. "Медведь", выходит, хозяин дома, обладатель пылающих бус, длиною в мой пятилетний заработок. "Лет 35-40. Характер неуживчивый, противный. Не женат".
Между тем, рука его, горячая и наглая, не желала меня отпускать, и я наступила ему на ногу.
- Извините, - выдавила я из себя, пряча смешок.
Он неожиданно подмигнул, щелкнул меня по носу и куда-то исчез. И слава Богу! Куда бы исчезнуть мне? Такси уехало. Не мерзнуть же, в самом деле, на дворе в новогоднюю ночь! Идейка забраться куда-нибудь в укромный уголок, а утром потихоньку удрать, согревала душу.
Я быстро смешалась с толпой, кочевавшей в дом, напоминавший аквариум, наполненный рыбами-людьми. Звенели бокалы, лопались воздушные шары, бутерброды с красной и черной икрой то исчезали, то появлялись на блюдах. Незнакомые лица-маски смеялись, а я думала о том, что в дремучем лесу мне было бы не так уж и одиноко...
Неожиданно кто-то звякнул бутылкой о мой пустой бокал. Степан. Тут как тут. Больше не пытался меня обнять. Хитрый и расчетливый тип. От таких не то, что на другой конец улицы, а в канализационный люк и под мостовой. Хотя и там достанет.
- Что серьезная такая? - спросил герой не моего романа, - не нравится?
Голова лихорадочно соображала, чему бы отвесить комплимент. Все было вычурно-помпезным, разве что обои не из шелка, как вдруг посреди торжества безвкусицы я увидела ЕЁ.
- Боже, какая! - невольно вырвалось у меня.
Картина, висевшая над импровизированным камином, поражала своей неуместностью, потому как смахивала на настоящий шедевр. Девушка в богатой, но грязной и порванной одежде, со спутанной косой, но благородной осанкой, и с каким-то отчаянием в глазах. Художник был явно влюблен в свою натурщицу, либо переживал солидный творческий всплеск, но чувства, переданные в полотне, прошибали насквозь.
- Знаешь, кто это? - горделиво спросил Степан и, едва не лопаясь от самодовольства, толкнул неожиданно длинную речь.
- Самая настоящая принцесса. Без короны, правда. Но мне крупно повезло: я нашёл эту картину позапрошлой зимой во Франции, у одного старьевщика. Он как раз закрывал свою лавку, потому что там было одно барахло. И эта картинка - самое ценное. Старикан даже книжку о ней втулил: пришлось прочитать в самолете.
- И о чем книжка? - зевнула я.
- О, эту принцессу казнили по обвинению в колдовстве. Она прокляла своего отца, отчего тот скончался в муках.
- За что прокляла? - семейные проклятия почему-то всегда вызывают интерес.
- Король велел казнить её любовника, от которого принцесса ждала ребенка. Он планировал выдать её замуж за принца из соседнего государства. В итоге, принцесса прокляла отца, Уильяма Славного, а когда тот умер, на трон взошел Вильгельм Кривоокий, его брат-близнец. Он был настолько огорчен смертью брата, что велел казнить свою племянницу, а также всех врачей, которые не смогли спасти Уильяму жизнь А вскоре после этого разразилась война: первым пало соседнее государство, и всю свою оставшуюся жизнь Вильгельм воевал, захватывая земли соседей.
- А за что его звали Кривооким?
- Ещё в детстве их отец велел рассечь одному из братьев лицо и оскопить его, чтобы король был один, а другой не пытался строить ему козней.
- Жестоко, - поежилась я, представив, как "любящий" отец собственноручно калечит пухлые детские щечки.
- А то, - ликовал Степан, не замечая выражения моего лица, - историки писали, что Уильям Славный отравил своего отца, чтобы занять трон, а когда 20 лет спустя его собственный сын попытался свергнуть его, вспорол несчастному брюхо. Да и Вильгельм, которого все считали добряком, на поверку оказался похлеще брата. Ходили слухи, что он частенько брал к себе на ночь молоденьких служанок и оруженосцев, а наутро скармливал их тела собакам. Не мог, бедняга, вот и отрывался помаленьку.
Степан плотоядно улыбался, а меня едва не тошнило. Нет, чтобы девушке красивую историю рассказать - только мерзость всякую.
Я молча цедила выдохшееся шампанское, пока Степан старательно обыскивал взглядом "все мои трещинки", и самое лучшее, что произошло в следующие несколько минут, был бой курантов и одуряющий визг "с новым годом!".
Хозяин дома умчался запускать салюты, а я легонько прикоснулась бокалом к раме.
- С новым годом, принцесса!
Когда девушка на картине моргнула, я поняла, что пора искать укромный уголок и завалиться спать.
Но, видать, в эту самую ночь задуманное сбывалось у всех, кроме меня. Едва я забрела в тихую комнату, где стоял вполне приличный диван, застланный премиленьким пледом в клеточку, как следом за мною ввалился Степан, благоухающий порохом и перегаром.
- Наконец-то одни! - Шумно выдохнул он, расстегивая рубашку. Видок у него был неважный: глаза красные, в уголках губ отвратительно пузырилась слюна.
- Да пошел ты! - Я схватила плед и демонстративно улеглась на диван.
- Совсем не нравлюсь?
- Совсем.
- А хочешь, я тебе принцессу подарю? Она мне очень дорога, а тебе - подарю.
Перспектива была заманчивой, но цена в виде конопатой лоснящейся морды, нависшей над моим драгоценным телом, кусалась больно.
- Не хочу, - буркнула я и отвернулась.
- Ну и пошла в ***.
"Кавалер" в порыве благородства вытащил у меня из-под головы подушку и примостился на коврике у дивана, и совсем скоро я услышала воистину медвежий храп.
Проснулась я от того, что кто-то больно хлестал меня по щекам.
- Уйди, сволочь.
- Да проснись ты.
Низкий встревоженный голос с хрипотцой был мне незнаком. Я приподнялась на локтях, с недоумением глядя на серые стены, высоченный потолок. Как мы очутились в погребе?
Степан сидел рядом, прямой, как струна, и бледный, как полотно. От былой спеси и самодовольства не осталось и следа.
- Ты помнишь, как мы?
- Ничего такого не было, - вспыхнула я, а сердце екнуло: а вдруг!
- Да я о серьезных вещах говорю, - рявкнул Степан, вскакивая на ноги. В помещении было прохладно, и он в расстегнутой рубахе и тонких джинсах, без носков покрылся пупырышками. Я же бессовестно куталась в теплый плед.
- Где это мы? - лениво спросила я, отказываясь просыпаться.
- Ты меня спрашиваешь?
- Добрые духи! Наконец-то услышали меня, - звонкий девичий голосок гулко прокатился в стенах нашего пристанища, и тут меня едва не хватил удар: откуда-то из темноты к нам приближалось видение в платье до пят и горящей свечой в руке.
Я неосознанно поползла к Степану и обхватила его колени. Он положил свою мясистую руку на мою голову и почти нежно потрепал по волосам.
- Не бойся, это всего лишь...
Он тек и не сумел закончить фразу. Я тоже впала в ступор, узнав в таинственной незнакомке принцессу с картины. То же лицо, то же платье, только чистое и опрятное. Та же вселенская грусть в глазах.
- Ты что-то курил? - шепотом спросила я Степана, глядя на него снизу вверх. Тот сжал губы и покачал головой. Может, забыл?
Между тем принцесса приблизилась к ним на расстояние вытянутой руки и казалась такой реальной, что прошибал пот. Я видела, как раздуваются её ноздри, как пульсирует крошечная жилка под глазом, как вздымается маленькая девичья грудь.
Видение поставило свечу на небольшой деревянный столик и опустилось рядом с нами на колени.
- Меня зовут Изабелла, - печально улыбнулась она, - Вы даже представить себе не можете, как я рада Вас видеть. Я столько ночей молилась о том, чтобы Господь послал мне помощь. Он услышал меня.
- Я что-то ничего не пойму, - прошептал Степан.
- Заткнись, - посоветовала я и протянула Изабелле руки. Они почему-то прошли сквозь неё, как тень.
- Вы призраки, - почти радостно воскликнула принцесса, - Вы можете ходить сквозь стены. И Вы должны помочь мне.
- Как? - Удивилась я. Положение призрака, даже во сне, казалось мне малоприятным. А помогать девушке с картины... Как? Чем?
- Меня обвиняют в колдовстве, - заплакала Изабелла, - а я даже ни одного заклинания не знаю. И отца за всю свою жизнь я почти не видела, вечно весь в королевских делах, мне незачем его проклинать!
- Разве он не казнил твоего любовника?
- Какого? - Изабелла совершенно правдоподобно схватилась за голову, - я чиста перед Господом и перед будущим мужем. И принц Себастьян мне очень мил. Следующим летом у нас должна быть свадьба.
- И никакого ухажера из местных дворян?
Девушка удивленно хлопала ресницами, а я умилялась: ну дитя дитем. Какие любовники - ей едва 14. И такой искренний наивный взгляд.
- Как нам тебе помочь? - подал голос Степан. Надо же! Рыцарь предлагал перчатку помощи. Жаль, у меня не было с собой видеокамеры.
- Узнайте правду! Вы ведь духи, вам все подвластно - запертые звери, тайные разговоры. Я должна узнать правду и сообщить её дяде. Он такой добрый. Просто сильно расстроился из-за смерти отца.
Ничего себе, "добрый", подумала я. Знала бы ты, деточка, историю...
- Идем, - рука "рыцаря" потянула меня за локоть, - поможем девушке.
- Спасибо, добрые духи!
Я уходила, увлекаемая Степаном неизвестно куда, а перед глазами стояло красивое доверчивое лицо с глазенками, припухшими от слез. Я и сама готова была разрыдаться.
В порыве сентиментальности я и не заметила, как Степан протащил меня сквозь стену: он и сам обалдел. В коридоре, выстланном каменными плитами, он меня отпустил и неожиданно больно ущипнул.
- Придурок, - я с удовольствием съездила ему по физиономии.
- Больно, - прошептал он, глядя на меня круглыми, как у филина глазами, - во сне не бывает больно.
- А если снится, что больно? - предположила я.
- Не знаю, признался Степан, - никогда так не попадал. В глухое Средневековье, в компании шлюхи.
- Урод, - я со злостью пнула его в плечо. Степан едва шелохнулся: то ли я ослабла, то ли в самом деле крепыш. Но мне было все равно: разгневанная и оскорбленная до глубины души, я больше не хотела видеть этого рябого козла.
- Куда? - крикнул он мне вслед. Я чувствовала у себя за спиной его ненавистное сопение, - и чего ты такая обидчивая?
- Не мешай, - огрызнулась я, - уж если мы оказались в этом дурацком сне, то позволь мне насладиться.
- В чем удовольствие-то?
- Когда я ещё смогу бродить сквозь стены?
- А мне что делать?
- Можешь сидеть здесь и ждать, пока проснешься. А ещё лучше - исчезни.
Я молча зашагала вперед, Степан едва слышно пошаркивал сзади. Наверное, нелегко босыми ступнями по каменному полу. Да и мне в капроновых чулках тоже несладко.
Странно все: проходим сквозь стены, предметы, тела, а боль и холод чувствуем. А ещё тепло: я то и дело спотыкалась о шероховатые глыбы в полу, Степан меня подхватывал и даже предлагал понести на руках. И он был по-человечески теплым...
- Долго нам ещё идти? - проворчал он.
- Извини, забыла купить путеводитель, - съязвила я.
- Ты жаба, - вздохнул Степан, - хоть бы одного ласкового слова дождаться.
Я промолчала, раздираемая неожиданным приливом чувств, сродни совести. Только это была не совесть, а глупость, которую я постаралась поскорее выбросить из головы. У нас здесь другая миссия: искать иголку в стоге сена. И сено неожиданно нашлось.
- Живые люди! - воскликнул Степан, - гляди какие латы! Мечи! Такие даже в Японии не купишь.
Мы набрели на четырех стражников, охраняющих массивную деревянную дверь, богато украшенную каким-то блестящим металлом. Может, и золотом: я не большой эксперт, а проб в Средневековье не ставили.
Стражники выглядели достаточно солидно, но лица их почему-то были бледны. Чуть поодаль стояло деревянное ведро. Я осторожно приблизилась и заглянула в него. Содержимое было странным, напоминало рвотную массу, и тяга к исследованию ведра быстро иссякла.
- Как думаешь, кто здесь? - шепотом спросила я, вернувшись к Степану.
- Пойдём, узнаем.
Мы взялись за руки и шагнули сквозь стену в комнату, оказавшуюся спальней короля. Или, вернее сказать, усыпальницей.
Тело умершего одетого в доспехи, шлем с забралом, лежало на огромной кровати. Рядом на полу корчилось ещё одно, полуживое тело, одетое в мешковину и маску с длинным птичьим клювом. Эскулап.
- Что это с ним? - боязливо спросил Степан, пятясь назад.
- Не знаю. Наверное, скорбь. Ведь не сегодня-завтра его казнят.
- А вдруг он заразен?
- Во сне нельзя заразиться.
Доводы показались Степану убедительными, и он бодро закружил вокруг тела короля, с интересом рассматривая доспехи.
- Слушай, а если я открою забрало? Посмотреть на живого короля?
- Мертвого короля.
- Одна хрень: настоящий труп короля, а не картинка в учебнике.
- Раздень его, и дядька как дядька, - хмыкнула я, - только вот странно, что они его так, во всей экипировке, с опущенным забралом. Поднял?
- Куда там! - буркнул Степан, - я ж как лазер - насквозь.
Тело на полу внезапно пошевелилось, поднялось на колени и поползло куда-то в угол. Оттуда мне послышались довольно странные звуки. Эскулап то ли испражнялся, то ли его рвало, а может, и то, и другое.
- Пошли отсюда, - поморщился Степан.
- Погоди, нужно внимательно осмотреть тело и выяснить, как произошло убийство.
- Ты патологоанатом?
- Нет.
- И я нет. Что мы узнаем?
- Ну, если пена у рта, особенно кровавая, ясно, что короля отравили.
- Или у него туберкулез, - заметил Степан.
- А вдруг его зарезали?
- Это бы заметили эскулапы.
- Может, это была крошечная рана.
- Типа шила в сердце, в Средневековье. Может, пуля в лоб?
- Помолчал бы!
- Дурочка, - ласково улыбнулся Степан, а я, фыркнув, отвернулась. Тоже мне, умник, нашелся. Хотя он прав. Мы не можем исследовать тело убитого. Изабелла не может нам помочь, так как находится под арестом. Остальные нас не видят.
Как же заставить кого-нибудь раздеть короля? Может, перед погребением его будут омывать, как у нас, православных? Хотя нет - мертвец уже при полном параде, и, наверное, не первый день. Вон, того несчастного рвет. И охрану перед дверью рвет. Это мы со Степаном не слышим запаха, а тело, небось, уже и разлагаться начало!
Я бегло оглядела комнату: окна заперты, огонь в камине пылает вовсю. Не самое лучшее место для трупа. Что ж так средневековая знать плошает? Так издеваться над телом самого короля! Впрочем, уже не короля. Король умер - да здравствует король!
- Пойдём, - позвала я Степана, - идем искать второго короля.
- Зачем?
- Зададим ему пару вопросов.
- Как?
- Глазами, - пояснила я, и Степан молча закрыл рот, проглотив следующую порцию дурацких вопросов.
Долго искать не пришлось: всего лишь три этажа. Все это время я соображала задним умом, пиная себя за то, что не додумалась расспросить Изабеллу о замке, его обитателях и приблизительном расположении всех интересующих нас объектов. В итоге мы пересекли массу комнат, переслушали с полсотни мелодий пьяного храпа, в поисках короля, чью внешность даже приблизительно не могли описать, разве что наличием шрама, рассекающего глаз. Ну, еще тем, что мы могли бы опознать, если бы застали его неглиже.
Наконец, мы нашли комнату, богатое убранство которой показалось нам достойным внимания. Несмотря на позднее время, в комнате горели свечи, а за столиком у камина скрипел пером пожилой мужчина со странной стрижкой-шапочкой. Должно быть, монах.
Второго мужчину мы заметили чуть позднее. Он стоял у окна, вдыхая бодрящий морозный воздух. Он был одет в какой-то балахон из богато расшитой ткани. Лицо его скрывал капюшон. Фигура массивная, я бы сказала, грозная. Спина прямая - видно, никогда не гнул. Король... голову на отсечение даю - король.
Мужчина долго стоял, не произнося ни звука, а я глазела на него, живого короля, испытывая нечто вроде благоговения. Степан то и дело тянул меня куда-то - сперва за руку, а после и за волосы. Я пискнула и царапнула его за ладонь.
- А посему, - неожиданно произнес король, - повелеваю церемонию коронации провести после погребения тела моего любимого брата. И казни всех виновных в его скоропостижной кончине, а именно, племянницы моей, отцеубийцы-Изабеллы.
Я заметила, как дрогнуло перо в руке монаха. Дрогнуло и продолжило порхать по бумаге, выплясывая смертоносные па. Я едва не заплакала, представив, как бедную невинную девчушечку ведут на плаху или на костер, и мне захотелось сбросить этого безжалостного короля с третьего этажа. Эх, маловато. Это не наши шестнадцатиэтажки...
- А пока брат короля будет продолжать оплакивать его смерть, - король слегка запнулся, потер рукою лицо, затем посмотрел на свою ладонь и хмыкнул, - кровавыми слезами братской скорби.
Король едва заметно вытер руку о балахон и продолжил свой монолог о преступлении и наказании, а я же подкралась поближе и заглянула ему под капюшон.
Батюшки! Вот это было лицо! Сильное, волевое, даже немного красивое, если бы не багряного цвета шрам. Оба глаза были целыми, только левую бровь и щеку пересекали уродливые борозды. А нос почему-то был в крови и ещё в какой-то слизи. Наверное, король был болен. Вот почему такая задержка с коронацией! Государству нужен здоровый король.
- Слушай, как там тебя, - позвал меня Степан.
- Катя, - осклабилась я. Тоже мне, кавалер нашелся. Мог бы ещё и завтра имя спросить. Когда я на такси уеду.
- Катюш, давай уйдем отсюда. Что тут ещё ловить.
- Как что, а убийцу?
- Ну как мы его найдём? Ты же видишь, этот маразматик планы строит, как будет царствовать. Ему эта Изабелла до феньки.
- Почему? Ели найдем доказательства, что она невиновна, король заключит союз с монархом по соседству. И не будет войны, будут два процветающих королевства. А король будет в гости ездить, внучатых племянников нянчить.
Степан неожиданно рассмеялся.
- Ничего ты не смыслишь в политике, девочка ты моя. Это нам, простым смертным мир да покой подавай. А королю не зевай, иначе нож в спину воткнут. И войны нужны, чтобы разорять и богатеть.
- Это как раз понятно. Только Изабелла говорила, что дядя её очень добрый человек. С детства обезличенный, лишенный власти, кастрат... Люди так внезапно не меняются.
- Изабелла твоя ещё ребёнок, - хмыкнул Степан, - мы для неё добрые духи, феи из сказки. А на самом деле...
- Я поняла! Я все поняла, Степка! - от волнения я готова была повиснуть у него на шее и задушить в объятиях. Все-таки мозги у меня варят. И не буду я прятать их в свою коробочку, ведь Степка и сам не дурак.
- Что ты поняла?
- Идем, будем искать, как Изабеллу из замка вывести. Тут должно быть масса потайных ходов-выходов. Этим мы сможем ей помочь. А больше ничем. Ловушка это, Степа. Я все поняла: это король сам все затеял.
- Долго ли догадаться, - широко улыбнулся Степан.
- Нет, ты неверно мыслишь. Казнь эскулапов - вот в чем загвоздка. Вот он, ключик, к решению загадки. Того несчастного, в латах, действительно убили. Или отравили. А может, сам умер. Не суть важно. Главное, эскулапы могли сказать правду: умер не сам король, а его брат!
- Какой брат?- Удивился Степан, - у него ж вроде один брат был. Близнец.
- Верно. Вильгельм. Я сначала думала, что такое пренебрежение к телу короля - это причуда времени. Но потом поняла: это сделано специально. Закрытые окна, пылающий камин в комнате с трупом. Чтобы тело разложилось, и никто понять ничего не смог, если возникнут подозрения.
- Так ведь проще зарыть или сжечь, - скептически возразил Степан.
- Ну да. Только после этого корону нужно принимать, а как её принимать, если все увидят, что шрам-то свежий! У короля сукровица на лице. Значит, рану недавно себе нанес.
- Но зачем? Зачем королю убивать самого себя, а затем казнить родную дочь!
- А помнишь, ты мне рассказывал, как король своего отца свергнул, потом сына убил. Что ему дочь? Досадная помеха. Выйдет замуж за принца, а тот ему нож в спину и захватит корону. Тут как раз союз наметился.
Я так поняла из истории, что Уильяму наследники вообще не нужны. Он из тех, что "после нас хоть потоп". Он поэтому и Вильгельмом стал, чтобы оправданно наследников не иметь, не ждать покуда преемник его свергнет, а самому властвовать и завоевывать.
- Жуткая семейка, - поежился Степан, растерянно глядя куда-то перед собой, - что делать будем с девчонкой? Расскажем?
- Обязательно. Пусть знает, откуда беды ждать.
- А не жалко: детская психика и все такое.
- Ну, не знаю, - засомневалась я. В чем-то он был прав. Яблоко от яблони - только дай повод к сдвигу.
- А я знаю, - раздался голосок Изабеллы прямо у меня за спиной. Я обернулась, но никого не было. Голос шел отовсюду, прямо из стен, потолка, каменного пола. Он звенел и перекатывался заливистым колокольчиком. - Я знаю, где за стенами есть выход. И теперь я знаю правду. Спасибо вам...
Я проснулась от того, что солнце резвилось в моих накладных ресницах, а рука бессовестно ныла, затекшая в неудобной позе. На груди лежало что-то тяжелое. Степанова голова. Матерь божья, да на мне совсем ничего. И на нем тоже! Домой, пора домой. Господи, как стыдно. Позвонить что ли маме: пусть готовит ванну, я еду топиться.
Нет, ну это ж надо, такой сон! Он не иначе что-то подсыпал в шампанское. Вот мразь! Видеть его не могу.
Я закружилась по комнате, выискивая хоть какие-то шмотки, и нашла симпатичную ночнушку. Моего размера. И это предугадал, гад.
Ладно, побегу дальше искать свою дурацкую голубую накидку и сапоги. И ещё помаду - распишу эту чертову картину так, что вовек не отмоет.
Я выскочила в гостиную и на секунду обомлела: было странно тихо и чисто, будто корова языком слизала вчерашнюю толпу и тонны новогодней мишуры. Я прошлась по комнатам, но не нашла ни одной дрыхнущей под елочкой особи, даже пробки от шампанского.
- Кать, ты куда подорвалась в такую рань? - Степан весь заспанный и помятый в одних трусах беззастенчиво потягивался у меня за спиной.
- Спасибо, что помнишь, как меня зовут, - прошипела я, - сволочь!
- Чего? - на его лице отразилось такое искреннее недоумение, что захотелось зарядить ему в глаз.
- Знаешь, я вовсе не девочка по вызову. Это все идиотская затея Людмилы Николаевны, мамы Володи Репина, которая спит и видит меня своей невесткой! Это она...
- Господи, Катя, ты с дуба рухнула? Это же было год назад. Тебе вообще нельзя пить.
- Как год? - я растерянно опустилась на колени перед импровизированным камином, - а как же принцесса. Замок. Да что, мне все это приснилось?
Степан растянулся на полу, положив голову мне на колени.
- Нет, золотко. Не приснилось. А наутро мы искали, куда делась картина и мой любимый плед в клеточку, а нашли только раму и чистый холст. Между прочим, 2000 евро в трубу. Жаль, той зимой потерял принцессу, зато этой снегурочку нашёл. Неужели ты вообще ничего не помнишь?
- Уже вспоминаю, - где-то среди густых рыжих волос, в которые так привычно зарылась моя рука, утренней звездой блеснуло обручальное кольцо. И я вспомнила...