Скрежет металла и слабые отголоски звуки уже расстроенного динамика. Распростертое на полу тело уже почти рассыпалось, но окуляры упрямо смотрят в глаза, подвижные элементы внутри хаотически дергаются, настраивая ускользающее зрение, а рука вытянута вперед, будто прося о помощи. Видимо, боль от разворачиваемых наизнанку пластин на столько сильна, что жертва ищет спасения у своего мучителя. И он позволяет ее найти - одни сильный замах и жезл с заостренным клювом на наконечнике пронзает голову мученика, расколотая фарфоровая маска падает первой, затем, оседает тело с жестяным звоном опускаясь на каменный пол. Это он понял только по звуку, потому как в последний момент не выдержал и закрыл глаза. Потом еще долго не мог осмотреть дело рук своих. Жезл твердо опирается о пол, принимая на рукоять с питчей головой вес своего владельца. Плащ смоляных черных крыльев скрывает его плечи, смыкается перед лицом.
Гуат до сих пор не мог понять, как мучительная смерть механов рождает в его голове идеи, позволяющие изобретать великолепные по сложности и красоте механизмы. Строить чудеса. На чужих смертях.
Он все же раскрыл занавес перьев оглядывая останки несчастного - механическая танцовщица - тело гибкое и хрупкое на первый взгляд, хранило в себе мощную двигательную матрицу и считыватель движений. Теперь они лежали в отдалении. В разных углах комнаты, которая же сплошь из белого мрамора и голубого малахита. Место жертвоприношений. Сочетание этих цветов он не любит больше всего, потому и носит исключительно алый и черный. Реже золото и сирень. Но никогда не голубой и никогда белый.
Та, что танцевала здесь и что лежит теперь разобранная на детали у его ног, была прекрасна - в своем совершенстве и величии, в своем мастерстве и точности движений. А он уничтожил это, как и многих до нее. Смял, обратив в мусор. Ради вдохновения. И уничтожит, скорее всего, еще не мало. Власти города будут поставлять ему подобных хоть каждый день, лишь бы он продолжал создавать и насыщать структуру города новыми изобретениями.
Но он мог принять их дар только пока по ночам светит Вива, точно крыльями скрывающая острый клюв оси. Одна или две жертвы за полный ее ход, краткое откровение, что не выразишь скрепленными глубоко внутри оперенного тела поршнями и шестернями, краткий экстаз слабой плоти, способной освободиться только на несколько дней. Чтобы потом снова оказаться запертой внутри вольфрамовой клетки тонких остовов и платины пластин. Снова замкнуться на сложных расчетах и чертежах - расплаты за озарение.
Так проходит жизнь Мастера Градостроителя, изобретателя и конструктора, Гуата, носителя магнита Вивы.
Выходя из комнаты, он дает знак, дожидающимся его, что процедура окончена. Те уберут останки, так, что он их уже не увидит, в памяти останется только яркий, необходимый для запуска мыслей момент - когда нечто неизвестное покидает вполне изученное и логически устроенное тело. Жизнь прекращается переходя в иную форму - из кинетической в неведомую. Волшебство смерти, проблеск хаоса, заставляющий гальванике внутри выработать особую искру для создания чуда.
Сегодня, Мастер задумает и зафиксирует в чертежах и рассчетах устройство многоуровнего подъемника со сменной конфигурацией, способной подстроиться под условия и местность.
Нужно будет выяснить имя несчастной. Этот проект он назовет так же.
Танец был жизнью, потом, заменой жизни, еще позже - только напоминанием о ней. Движения и их последовательность складывались в поэму, диктуя каждое следующее предыдущим. Матрица в теле уже давно не была ограничителем, только основой, когда главный элемент комбинаций движения рычагов дополняется новыми, не выгравированными в пластине ходами, когда можно переместить считыватель на другой трек, сделать иную последовательность движения шарниров и стержней. Другие боятся подобного, ведь неудачный переход может привести к неустойчивой позе, а в результате - к перелому, смятию или выбиванию сустава из пазов. А для таких как она значит - к смерти.
Но не это ее погубило. Каждый шаг выверен, каждое движение уравновешенно и математически верно, идеально. Фактор оказался за гранью ее расчетов. Чужая алчность стала проводником ее несчастий. Тела тех, кто подвержен интенсивным движениям по воле встроенной в них программе сохраняют высокую пластичность внешних элементов, особенно в местах стыков пластин, в уязвимых точках сочленений и смещений. Бренные, они становятся жертвами надругательства более сильных. Податливые, пресмыкаются под более твердыми. Холод чужеродных предметов внутри своего тела - их проклятие.
Для большей сохранности и многоразовости самые опасные и уязвимые участки тел защищают вставки, на подобии лат, хранящих безупречность и первозданность тончайших срезов пластин. Иные уже измяты, сорваны с гладкой плоскости несцепления, поруганы грубой силой инородного вмешательства.
Одного такого смятия хватает, чтобы на зеркальной плоскости камня движения замыкают тело в ловушку, скрепив предсмертной конвульсией.
О, благородная гармония, неистовый в своем воплощении ритм, примерный и благочестивый такт, соразмерность и ритмика, вы были благосклонны к своей рабе, но теперь оставили ее в отчаянном одиночестве. Повергли в пучину молчания и бездействия.
Тончайшие кружева прикрывали тело. Уже лишенное защитных лат.
Праздные жертвы чужой похоти, выставленные на обозрение в своем бессилии они дожидались смертного часа. Ведь смерть для них - невозможность нести счастье танца.
Встав в раковину хрусталя и зеркал, неожиданная ярость поражает своей властью бесполезное теперь тело. Удар жести сжатых пальцев по гладкой поверхности - и обманчиво- невинное изображение бледной маски идет трещиной. Похожий на коготь осколок становится трофеем перед скорой казнью. Теперь остается ждать.
Кто из них будет в этот раз - ему разрешили выбрать самостоятельно. Он сам просил. Гуат следует в личной повозке, заправленной сжатым паром вдоль вереницы выставленных образцов. Ход сбавлен до минимального. Его помощник, Дрид, внимателен и насторожен, как и всегда, является его связующим звеном между миром идей, мысли и реальным, заключенным в металл и пар. Он руководит управителем повозки, следя за реакцией своего мастера.
- Стойте, - оклик механу, руководящему движение паромашины. Заинтересованность в лице мастера читалась слишком ярко.
Она стояла практически неотличимая от других, подобная многим. Но иная. Жесткость и уверенность позы дополнялась отчаянием, проскальзывающим даже сквозь маску.
Зеркало позади механической танцовщицы было разбито.
- Сколько вы хотите за нее? - пока мастер оценивал образец, помощник уже обратился к механу-смотрителю.
- Она нужна вам на вечер? - непроницаемо-затемненные окуляры и такой же вороненный металл должны были обеспечить неузнаваемость, но опровергнуть предположение это не мешает, -на цикл? - нет, -А, понимаю, - нижняя часть лица изображает улыбку, цена произносится.
Как только все улажено, мастер Градостроитель и его помощник отправляются назад в своей повозке. Их приобретение заберут позже.
Гуат невероятно благодарен своему помощнику, ведь он дает ему возможность не снисходить до общения с этим несовершенным миром. Делает грязную работы ради него. Того, кого привыкли считать гением. На самом деле он изгой, Гуат - изгнанник, ведь жестокость не свойственна его роду. Он же ей упивался.
Купили, значит приобрели все права на нее. Все - значит на ее жизнь и целостность. Значит обрекли. Подобные ей быстро наскучивают своим владельцам. Сколько из тех, что стали собственностью вернулись? Никто. Где они теперь - наполняют своими деталями более удачливых механов. Такова судьба слабых. Сильные пожирают их.
Но Козери не хотела мириться с ролью жертвы. Потому если судьба не дала ей зубов придачу к слабому телу, она их сама заточит. Глянцевое стекло, когда-то обрекшее ее, теперь послужит оружием. Пусть только один раз, возможно последний, но это лучше, чем просто ждать.
А ждать ее оставляют в большом помещении без единого окна. Холод белого и лед голубого вызывает озноб в тонких пластинах, слегка вибрируя от сбиваемого темпа мотора и колебаниях гироскопа. Почему-то кажется, будто это склеп, место упокоения, а неторжественно-церемониальный зал. А, возможно и то и другое - слишком уж недоступной кажется свобода за его стенами, слишком изысканно их оформление.
Наконец, ее одиночество прервано, вошедший, темным пятном выделяется среди белоснежного мрамора и заставляет мельком обратиться к стеклянному куполу зала - там уже вошла в силу Вива. В своей первой четверти. Тонкая трость на которую он опирается снабжена острым клювом. Его же собственный, отличающий лицо, скрыт под тенью сведенных крыльев. Они образуют капюшон над головой, спускаясь плащом до самого пола.
Что она против этого грозного вуана? Хрупкий механизм перед сильным воплощением сплетения плоти и металла, матрица движения против сочетания скорости рефлексов и точности механики. То, что ей не покинуть этот ослепительный склеп Козери уже поняла, значит, худшего и не будет. Значит можно уже искать пути спасения.
Есть только окно и дверь. Но, если первое слишком высоко, то второе охраняется.
- Не бойся, - вуан разгадал ее замешательство. Игра началась.
В этот раз, когда он вошел, стоящая в бело-голубом зале была уже готова. Нет, не к танцу. Ко встрече с судьбой. Это читалось во всем - в позе, в повороте головы, в едва заметной дрожи тела. Впервые что-то внутри отозвалось, больно сжавшись.
- Не бойся, тебя...
- Меня зовут Козери, - отзывается слегка шипящий динамик.
Он замирает.
Неправильно. Нельзя узнавать имя прежде. Иначе будет сложно.
- Хорошо, -пересилив замешательство отвечает он, - я Гуат.
- Вы Мастер Градостроитель? - она говорит довольно приятно, но грустно. Даже удивление с этим оттенком
Гуат кивает. Теперь она точно догадалась о своей судьбе. Всем известно, что градостроитель созидает город на чужих смертях.
- Не бойтесь, мне нужен от вас только танец, - здесь она выглядит иначе, чем среди зеркал: тонкие запястья и щиколотки, слегка увеличенные коленные и локтевые суставы. Талия узкая, грудь и бедра уравновешенны между собой небольшими размерами. Голова с особым наклоном и украшена подобием небольших рожек у самого лба маски. Движения и слова осторожные, будто крадущиеся. Впервые он почувствовал необходимость оправдаться, - Тяжело работать строителем города, ведь приходится делать это постоянно, - затем, подумав, добавляет, - Отвлеките меня от забот, дорогая Козери.
Значит, танец, что ж, это неплохое начало. Немного времени на оценку расстояний и особенностей покрытия, планирование двигательных треков.
Изначальная поза со скрещенными ногами руки сцеплены в замок перед собой. Гордо расправленная спина. Первый шаг стремителен и легок, раскрытые руки отворятся назад, отступая, будто преклоняясь, затем, следуя за наклоном головы, будто увлекаемые ветром лепестки уходит в сторону, вращаясь словно центробежной силой стремясь уйти ввысь. Но бремя материальности удерживает, заставляя остановиться в высшей своей точке и опасть к ногам. Грациозное движение рук застывает у коленопреклонных ног танцовщицы. Но, ожив, одна из них будто тянет воскреснуть, сменить статичность на необузданную динамику, уводит в головокружительный бег.
Гуат впервые видит такое сочетание движений и переходов, впервые понимает, что не может предугадать развитие танца. Вот легкие бальные движения, но тут же они прерываются, элементами фокстрота, забавной кадрили и снова возвращаются к отточенной легкости, но уже полонеза. Нет единого стиля, лишь стремление создать некий самостоятельный образ, соединить несоединяемое ради общей картины.
Мысль как небесный огонь проходит по нейронам. Вот что он должен сделать - соединить и подвести к основной управляющей системе все его изобретения, создать машину - вычислитель, способную так же переключаться от одной матрицы к другой, чтобы работать эффективнее. Перед внутренним взором уже встала сложная модель этой матрицы - восьми- или шестнадцати-граник, испещренная уже знакомыми схемами треков. А между ними - мосты переходы, если в определенном месте давление перешло допустимое значение. Ах, да, нужно еще подумать, как передать нажимом перенапряжение системы, означающее переключение. Но это сделать не сложно - просто создать дополнительную систему рычагов.
Он смотрит на танцовщицу, завершающую свой невероятный танец. Она еще жива, а его идея сформировалась. Значит, нет нужды прерывать ее жизнь.
Неожиданно, ненавистная прежде белизна и лазурь зала вспыхивает ярко, как морозный день, озаряя чистотой, окрыляет сердце биться в новом темпе. Сам не веря своим действиям, Гуат подходит, к замершей в ожидании фигуре, протягивает руку - жест приглашения на танец. Из-под маски окуляры глядят недоверчиво, но без тени страха. Сам Мастер даже не помнит как бояться. Осторожно протянутая в ответ рука принимает приглашение. Другая его ложится на пояс танцовщицы, ее рука на прикрытое крылом плечо Гуата. Несколько шагов в ритме вальса и она увлекает его в стремительно меняющийся ритм, заставляет перестраиваться, только намекам указывая что следует делать. Гуат не столь хорош в танце, но стоило ему присоединиться к ней, и его идея расцветает в сети мыслей ярким соцветием. Он уже представляет его вплоть до мельчайших деталей. Еще лучше то, что ему не придется забирать жизнь той, что подарил Мастеру озарение. Как же странно! Как же хорошо!
Танец увлекает его все быстрее, заставляя почти сойти с ума в упоении. Как же легко! Неужели его собратья чувствуют то же, не испытывают горестей убийства? Тогда он согласен быть одним из них. Тогда он сможет творить и изобретать не калеча больше никого.
Остановка. Что-то блестит подобно молнии и пронзает грудь. Неужели, озарение оказалось губительным? Но нет - Гуат опускает взгляд к источнику боли. Собственный горящий алым глаз смотрит на него. Рука с тонкими жестяными пальцами направляет луч его же отражения в его тело. Влага жизни этой конфигурации уже затмило блики на стекле. Он поднимает голову, смотря на безразличную фарфоровую маску. Вот что было за выражение в хрустале ее глаз. Вот, что было в напряженной позе. Решительность. Желание вырвать свое спасение. Неважно как.
Она выдергивает осколок, отходя на шаг. На тонком кружеве юбки остались алые капли, одна нога запачкана в его крови. Гуат хочет шагнуть к ней, но не удерживается, неловко падает на колено. Белый и голубой превращается в неистовую метель льда и снега. На полу темно-алые следы. Он падает в них, тем не менее, стараясь смотреть на своего убийцу. Козери теперь стоит не столь уверенно - ясно, она не ожидала, что все будет так просто. Теперь, в панике оглядывает зал. Она в ловушке. Спасение оказалось иллюзорным. О, если бы она знала, что Гуат не хотел ее смерти.
- Стой... Крылья, - хрип заменил ему голос. Козери в ужасе смотрит на умирающего, - забери мои крылья, они спрячут тебя, - спазм глубоко внутри, - уходи...не твоя вина.
Хотя бы так он постарается искупить свои грехи. Спасти хотя бы одну. Пусть и погубившую его
Нет! Свершившую справедливость над ним.
В нерешительности она подходит, пропадая из поля его зрения. Гуат не может обернуться, чтобы посмотреть. Но он уверен - танцовщица правиться - сделав шаг, делай и другой. Такова ее матрица. Резкая боль затмевает все перед глазами. Неужели, он еще может что-то чувствовать? Потом еще, но это не так тяжело перетерпеть. Звук ломающейся кости содрогает тело. Гуат открывает глаза, замечая собственное черное перо в алой крови. Он умрет, он заслужил это. Но не его идея. Смоляной остов послужит грифелем, мрамор - скрижалью. А кровь чернилами. Неистово в исступлении уходящей жизни он чертит, высекает из небытия структуру и форму кристалла матрицы, пока не меркнет зрение, пока не слабеет рука.
- Мастер? Мастер! - его приподнимают, это вызывает последний прилив жгучей боли на место ее тут же приходит холод.
- Спаси...- воздуха внутри так мало, но последнее усилие и звук все же вырывается из сведенного спазмом горла, - ее...
Крылья действительно, смыкаются над ней непроницаемым плащом. Выйти за дверь легко - замок прост и бесхитростен, за тем пройти уверенной походкой зал. Кто-то за спиной окликает, но она уже скрывается за поворотом и бежит по лестнице. Выход здесь, близко. Черный ход для прислуги и подвоза товара выходит в переулок, за ним город в своем хитросплетении улиц и жестоком безразличии. В холодном свете газовых фонарей. В ее свободе.
Идти ей некуда, а значит, весь мир перед ней открыт. Кроме крыльев, взятых ей у Градостроителя под кружевным лифом покоится брошь. Ее цены хватит, чтобы прожить безбедно год или другой. Потом можно найти способ добыть средства.
Главное скрыться сейчас.
Ночь поглощает Козери, сливаясь со смолью украденных ей крыльев.
- Оно не работает, Мастер Дрид, но это и не возможно, - механик, самый лучший из всех раз за разом произносит свой вердикт.
Новый Мастер Города и сам это понимает, только верить в несостоятельность идеи учителя не хочет. Сама по себе конструкция слишком сложна и нереальна в своей механике. Даже он едва разобрал чертежи, обнаруженные на месте гибели Гуата. Нацарапанные на мраморе его же пером, запечатленные в камне его же кровью, они были предельно просты и ясны. И столь же неисполнимы. Пришлось потратить не один цикл Вивы и один полный Рагаста чтобы сложить их в то, что реально собрать. И все же, ему казалось - осталось совсем немного, крошечная деталь, незначительный элемент и все заработает. Был уверен - его учитель оставил подсказку.
Раз за разом, после каждой неудачной попытки, он возвращался к слепку, списанному с места смерти Гуата, отпечатанному его собственной кровью и реагентом. Снова вглядывался в пересечение рукотворных и случайных изломов трещин в идеальном мраморе, снова пытался сложить из них разгадку.
- Вы гонитесь за призраком, - градоправитель, довольно старый, но крепкий механ в очередной раз вызвал Дрида к себе.
- Что вы имеете в виду? - перед ним в идеальном порядке сложены столовые приборы - уступы и правки, шестерни керамики плавно передают нагретое масло. В конфигурации механа Дрид мало отличается от своего учителя, неся в своем теле платину вперемешку с вольфрамом. Так же имеет заостренные подобно клюву элементы внешней конструкции.
- Пытаетесь воскресить идею Мастера Гуата. Но это невозможно, - сам же градоправитель имел довольно покатые элементы в своем строении. Тяжелый чугун и бронза делали его непреклонным. Но не инертным. По роду деятельности, обзаведясь сотнями ключей - рычагов под прочными пластинами, он не знал препятствий в своем городе - машине.
- Почему вы так решили? Я знал Мастера достаточно, чтобы завершить его труд.
Завершить, но не довести до конца, - комната, где градоправитель принимает Дрида - неотъемлемый элемент тела первого - везде найдется выступ или замыкатель, взаимодействующий с Аваром, потому и прозванным Замыкающим.
- Не понимаю вас, - градостроителя начинает раздражать до скрипа шестерней внутри, манера Авара недоговаривать, - разве это не одно и то же? У меня есть чертеж, есть указания. Есть знания и навык, в конце концов. Разве этого мало, чтобы воплотить задумку Мастера?
- Да, вы наделены всем этим, но поймите, - Замыкатель подцепляет один рычаг и ненужные элементы исчезают с полированного стола, - у Мастера был талант. Да, не простой и спорный в своем воплощении, - он останавливает Дрида, когда тот пытается возразить, - но талант. У вас же, не сочтите за оскорбление, его нет.
Дрид не ответил. Ему нечем было ответить. Градоправитель был прав.
- Тогда зачем я вам? - уже собираясь уходить, решается спросить он.
- Вы ученик своего учителя, - не оборачиваясь отвечает градоправитель, - вы можете поддерживать уже созданное им.
Но хотел ли этого Дрид, Авару было не важно. У каждого механизма в этом городе было свое место и не больше того.
Раскрытый чертеж он просматривает снова и снова. Талант. Да, у него нет таланта. Так и бывает. Сильный находит слабого, чтобы возместить что-то в себе, дать уверенность, уметь сравнить. Гуат имел слабость - к разрушению. Дрид - к созиданию. Вот и сейчас он пытался сопоставить, казалось случайные линии, вычленяя незамеченное. На исходе третьего Рагаста, когда подвижные элементы окуляров смещаются, потеряв ритм, он понимает, что видит нечто на листе.
"Козери" - Мастер всегда давал имя своим творениям. В честь тех, кого погубил.