Бутерброды, травяной чай в термосе, нож, очки, перчатки, - всё сложено в рюкзак. Он стоит в углу комнаты и чуть не плачет, понимая – дождь за окном отменил субботнюю прогулку вокруг Бештау. Не увидеть ему старой кольцевой дороги, не набрать в себя дорожной пыли, не чихнёт хозяин, разбирая вещи.
Как только Теодор с Элизой поняли, что на улице дождь и шесть часов утра, сразу же начали обратно засыпать. Вообще-то, их зовут Федя и Лиза, но Теодор и Элиза звучит красивее. Они проснулись, когда на часах было одиннадцать минут двенадцатого. Сразу стало ясно – это добрый знак.
Неторопливо позавтракав сыром и шоколадом, запивая горячим кофе, решили найти достойную замену прогулке. Посиделки в кафе отметались – денег в обрез. В кинотеатрах шла всякая чушь. Интересная выставка была только в Железноводске, но туда лень ехать. В театре Музыкальной комедии на гастролях был жутко дорогой московский театр со спектаклем «Собака на сене». Краеведческий музей оказался закрыт. Позвонили знакомым из Кисловодска, но там тоже льёт дождь. В гости идти не хотелось. Как попала в руки газета «Из рук в руки», кто первый вслух прочёл объявление в разделе «Знакомств» - не вспомнить. Отсмеявшись и успокоившись, моментально поделив газету на почти равные части, с упоением делились чужой глупостью:
- Элиз! Слушай: «Маг. Предсказательница. Ангела. Магия любовная, денежная. Гадание. Очищение. Защита. Оберег». Представляешь, как это! Мы заходим в комнату, увешанную сушеными лапами саламандры и окорочками добушевской эпохи. Повсюду хрустальные шары с душами людей, задававших неправедные вопросы.
- Да, да, да, Теодор. Она не знает о нашем приходе, и мы видим, как Предсказательница Ангела крючковатым пальцем ковыряет в крючковатом носу.
- А давай сходим? Позвоним, если не сильно дорого, то пойдём. Да? Гадать будем.
За двести рублей обещали приоткрыть завесу над будущим, за сто пятьдесят туда отвезёт такси. Всю дорогу обсуждали влияние конкуренции на рынок провидческих услуг. Пытались угадать, сколько будет стоить гадание, если количество гадалок сравняется с количеством таксистов. Определить точно, кого сейчас больше, не смогли, ибо таксисты все на виду, а гадалки нет.
- Элизочка, а что мы скажем гадалке?
- Погадайте нам. Нам очень надо, мы давно не гадали, у нас ломка.
- Ба! Да у нас гадалко-зависимость. Уважаемая Предсказательница Ангела, нашу предыдущую гадалку похитил нарко-контроль, и газета посоветовала обратиться именно к вам. Не, так не пойдёт. Чтобы было правдоподобно, надо придумать причину.
- Да. Точно. Ты у меня такой умница, - Элиз грациозно привстала на цыпочки и поцеловала своего Теодорчика в щёку. Обычно гадают на любовника, мужа… На мужчину, в общем. Но сейчас ты со мной, и это не пройдёт.
Они остановились перед забором лермонтовских времён. Чёрные кованые ворота давно не открывались и поросли травой. Массивные столбы, из желто-белого машукского камня держали в себе массивные поржавевшие петли; была когда-то, наверное, и калитка. Квадратным каменным плитам, устилавшим двор, надоело лежать рядом двести лет, и они старались отползти друг от друга. В промежутках росла наглая молодая трава.
Во дворе почему-то перешли на шепот.
- Теодорчик, а давай на нас погадаем. Ну, как у нас жизнь сложится. Пусть нам о прошлом нашем поведает, а потом о будущем. Давай?
- Элиз, это банально. Может, лучше узнаем результаты на скачках. Потом возьмём кредит и поставим всё на номер, который она указала. О, это будет феерично!
- Та, ну тебя! Так она всё поймёт и прогонит нас.
Шепот прозвучал очень громко в этом притихшем дворе.
Гулкие деревянные ступени считали наши шаги к двери на застеклённой веранде с облупившейся синей краской.
- Правдиво будет выглядеть, если мы попросим погадать на нас?
- Сверху?! А мы будем уворачиваться! Здорово!
Неожиданно на веранде открылась дверь.
- Сразу разворачивайтесь. Я вам гадать не буду, - коротко стриженая блондинка меньше всего походила на гадалку. В представлении Теодора она не могла быть стройной и симпатичной. Не могло быть задорных белых кудряшек позади длинной изящной шеи, густых тёмных бровей, ясных карих глаз «лисьей» формы, в которых читалась твёрдость.
- Опля! А почему вы не будете гадать? – от удивления у Теодора брови взлетели вверх.
- Для вас это развлечение, а с этими вещами шутить нельзя.
- Прорицательница, вы несправедливы к нам. Нас привела к вам нужда. Подтверди, Элизонька.
- Да. Последнее время мы чувствуем что-то гнетущее у нас в доме. Мы хотели бы узнать…
Гадалка встретилась взглядом с Теодором и продолжила полушепотом:
- Не говорите на улице вслух о своих тревогах. Зайдём в дом, - повернувшись спиной к посетителям она справилась с улыбкой и повела гостей в дом.
На веранде - коричневые обшарпанные доски, запылённые подоконники. В цветочных горшках затаилась растительность – до лучших времён. Дверь, обитая потрескавшимся чёрным дерматином, со старомодным узором ромбиками.
Единственное окно в комнате занавешено плотными тёмными шторами. В комнате полумрак. От настольной лампы на овальном столе яркое пятно света.
- Присаживайтесь, - гадалка указала на низкие пуфики неопределённого цвета, - только учтите, гадать сразу на обоих я не смогу, путаница получится. Поэтому выбирайте на кого гадать.
- Конечно на Элизу! Правда, дорогая?
Элиза взглянула на него с улыбкой и чуть заметно кивнула.
Карты с шуршанием падали на стол. Дальняя дорога, пустые хлопоты, Червовый король… что на сердце, и под сердцем и затаишь… Выплывали обрывки фраз, но Теодору было не интересно. Он разглядывал гадалку. Гадая, она морщила лоб, удивлялась вместе с Элизой, о чём-то увлечённо расспрашивала.
Одного расклада оказалось мало, женщины завелись. Теодора вежливо попросили поставить чайник на плиту и принялись за другой расклад.
Дождь на улице закончился. Каменные плиты дворика высохли. Ясень, смыв с себя пыль, шуршал листвой о бездарно растраченном выходном. Теодор согласился с ним и пошел прогуляться по Красноармейскому тупику вверх к Академической галерее, посмотреть на город.
Его отсутствие осталось незамеченным. Две пустые чашки на краю стола совершенно не мешали девушкам раскладывать карты. После одинокой прогулки настрой Теодора приобрёл романтично-печальный окрас, и уже совершенно без интереса он уселся на табурет в углу комнаты и задремал.
Теодор проснулся от всхлипываний. Тихонько плакала Элиза. Гадалка шептала ей на ухо явно что-то успокоительное. Элиза слабо отмахивалась и кивала. Рассеянно одевалась, попеременно пытаясь забыть то зонт, то мобильный.
По дороге она отдёргивала руку, не давала себя обнять, пыталась ускорить шаг и не идти рядом с Теодором. Понимая, что это всё последствия гадания Теодор терпеливо шёл рядом и молчал. Элиза редко была в состоянии всепоглощающей обиды, длилось такое недолго. По его прикидкам, они подойдут к трамвайной остановке и Элизу «отпустит».
- Фёдор, ответь мне, только честно. Хорошо?
- Чего ж тут плохого. Скажу.
Теодор знал, что когда Элиза называет его настоящим именем - сердится. От этого стало смешно, но он сдержался.
- У тебя кто-то есть?
- Конечно, есть. Ты же знаешь. У меня куча друзей, одноклассники, однокурсники...
- Прекрати делать вид, будто ты не понимаешь! Я серьёзно у тебя спрашиваю!
- Элизочка, солнышко, ну что ты напридумывала? Помнишь, мы пошли к гадалке развлечься. Обломалась прогулка по Бештау, и мы...
- Так, ответь прямо: ты мне изменяешь или нет!
- Лизка, это глупо, правда.
- Отвечай!
- Нет, конечно, - Теодор искренне рассмеялся, попытался обнять Элизу, но она дёрнулась освобождаясь.
- А почему ты смеёшься? Что тут смешного?
Фонарь подсветил топорщащиеся каштановые кудри Элизы; она выглядела как рассерженная горгона. Теодор не окаменел от взгляда, просто не смог сдержать приступ смеха.
- Если бы... если бы ты себя видела!
Теодор уловил чуть слышное: «Ах, так!» и всё ещё посмеиваясь, пошел за Элизой.
Светящийся трамвай тарахтел по субботнему пятигорскому вечеру. В открытые окна попадала смесь музыки, обрывков громкого смеха, на поворотах скрип колёс глушил все другие звуки. В вагоне сидело несколько человек, которые дружно смотрели в чёрное отражение окон, пытаясь разглядеть тёмную улицу.
Упёршись лбом в стекло, Элиза сопоставляла всё сказанное гадалкой. Всё сходилось. Сначала Теодор попытался сделать непонимающий вид, потом перевести разговор на другую тему. После этого, на прямой вопрос ответил: «Нет». К тому же рассмеялся, а в серьёзном разговоре это выдаёт человека лгущего или скрывающего истинное положение вещей. Как только она решила не плакать, потекла первая слеза. Она вышла раньше на две остановки. Она чувствовала, как потекла тушь, знала о покрасневшем кончике носа и ясно представила, как ужасно сейчас выглядит.
Летний вечер после дождливого дня пропитан особенным запахом; прозрачный воздух не гудит от насекомых, они ещё прячутся. И лёгкий ветерок - бодрящий, но не холодный.
Элиза шла по выщербленному тротуару под густыми каштановыми кронами и думала о вероломстве мужчин. В небольших лужицах отражался свет фонарей. Появлялись планы жестокой мести и тут же сменялись ещё более коварными и изощрёнными. Несколько раз останавливались машины; из открытых окон высовывались одинаковые горцы с одинаковой фразой: «Дэвушька, поэхали с нами». Неужели есть такие дуры, которые согласятся? – думала она в такие моменты и немного ускоряла шаг. К «Подкове» она вышла с сухими глазами. Возле неработающего фонтана на лавочках сидели уничтожители семечек, пива и фисташек. Опасаясь встретить знакомых, она обошла площадку по неосвещённой стороне и быстро проскочила домой.
«Чихать по утрам, глядя на солнце» - ответил Теодор в то воскресенье. Они встречали рассвет, сидя на широкой скале в Перкальском заповеднике. Подлый изменник! Укутав её клетчатым пледом, облепленным репьями и прошлогодней листвой, Теодор поил её горячим настоем шиповника с мёдом. Первые лучи ещё не показавшегося солнца окрасили вершину Бештау розовым. Крупная роса искрилась на каждой травинке и на ворсе шерстяного пледа. Он шептал ей на ухо горячие слова, от которых, по всему телу бежали холодные мурашки. Тогда, они забыли термос, и пришлось возвращаться.
А сегодня он звонил всего один раз утром. Ничего, пусть помучается. Возле окна в солнечных лучах кружилась пыль. Сладко потянувшись, она встала и открыла форточку. В квартиру влетел бодрый запах летнего утра. Позвонит, куда денется. Не к Машке же. Она давно уже за ним ухлёстывает, а он и вправду не видит или не понимает. Мужики, зачастую совсем как слепые. Или…
Воскресный день она посвятила стирке и уборке. Вечером хотелось побродить. Подойдя к месту дуэли Лермонтова, она не решилась удалиться от освещённых мест. Вырвавшиеся из своих аулов дети гор рассекали на своих громких лезгиномобилях. Это не располагало к спокойным прогулкам. Каждый горец пытался быть наглее, громче, быстрее. С Теодором не было страшно, скорее забавно. Сейчас, она хотела скорее уйти незамеченной.
Он не позвонил в понедельник. Во вторник она сдержалась и не звонила. В среду она жаловалась лучшей подруге. после уверовав, что она умная, красивая и все вокруг ей завидуют. И от такой женщины ещё ни один мужик добровольно не уходил. А в четверг ночью снился Теодор: она пыталась его догнать, но как это бывает во сне, он удалялся, не убегая, и всё время улыбался. В пятницу Машка рассказала, что видела его с какой-то блондинкой. Расстаться с ним оказалось не так просто. Уже несколько дней, просыпаясь, она слышала на кухне его шаги или кашель. Часто, в трамвае, слышала его голос. Эти слуховые галлюцинации сначала пугали, потом она привыкла и лишь с улыбкой закрывала глаза и вспоминала его лицо.
В субботу она не выдержала, и позвонила гадалке. Ей нужно было знать о нём всё. Теперь она знала, на что будет гадать.
Старый двор не изменился, гулкая лестница по-прежнему отсчитывала её шаги. Та же запылённая веранда, и где-то близко снова его смех. На секунду она остановилась, прикрыв глаза. Знакомая дверь, обитая чёрным потрескавшимся дерматином.
Сердце громко стучало в ушах, наверное, поэтому она не услышала, как постучалась, и сильно удивилась, увидев гадалку.
- Танюша, кто там? – услышала она голос Теодора.
- Это Теодор? – смогла выдавить из себя Элиза.
- Я зову его настоящим именем - Федя. Пойдем, поговорим, а в комнату крикнула: Феденька, я скоро приду. Не забудь чайник выключить.
В сквере Лермонтова не было чистых и целых лавочек, нынешнее поколение подростков предпочитало ломать, нежели сидеть. Элиза взгромоздилась на каменный парапет, и отвернулась от памятника, так чтобы видеть город. Не хотелось смотреть на гуляющие парочки. Гадалка Таня была права. Она сама виновата. Была занята лишь своими страхами, мыслями желаниями. Она не знала, что Теодору нравится борщ и жареная картошка. Оказывается, он терпеть не может курицу гриль, а салат предпочитает гарнирам. А ещё, не замечала - когда он смеётся, то смешно морщит нос. Выходит, за полгода, она ничего этого не узнала, не замечала, а Таня увидела это всего лишь за неделю?
Почему Теодор пришел к Тане? Что он хотел узнать? Конечно, Таня права, вовсе не результат гадания. И ведь он звонил, но она не ответила. Поэтому он пригласил Татьяну прогуляться к Эоловой арфе.
Погасил огни ледников Большого Кавказского Хребта. Первые робкие звёзды зажглись на фиолетовом небе. В наушниках уже несколько раз повторились альбомы Сургановой. Память с удовольствием прокручивала отрывки из жизни за последние полгода. Как же быстро он променял всё на борщ и картошку. Неужели это так важно? Важнее бесед об искусстве, литературе, музыке?
Город зажег фонари на «Бродвее», но на невысказанный вопрос не отвечал. Город прощался с воскресеньем. Пьяными голосами пел песни, целовался в тени аллей, пел под расстроенную гитару, смеялся и совсем не собирался спать.
Старый двор засыпал. В окнах гасли мерцающие отблески телевизоров и светильников на кухнях. Только в квартире за дверью, обитой старым потрескавшимся дерматином звучал приглушенный смех. В углу стоял запылённый рюкзак, в котором лежал пустой термос и пакет с крошками от бутербродов. С треском открылось окно. Сквозняк задул свечу, впуская с улицы ночь.