Так странно терять то, чего у тебя никогда не было. Будто ты искал клад и сначала долго изучал карты, пытаясь найти место, копал. Вырыл много ям, канав, колодцев глубоких и мелких, много... Не найдя ничего и потеряв всякую надежду, ты, выбираясь из последней ямы, грязный и уставший, случайно на самом верху своего сухого колодца рукой выворачиваешь из земли сокровище. Смотришь на него неверящими глазами, застываешь. Края ямы не могут долго держать непривычную для них нагрузку, начинают осыпаться. Желание жить всё еще с тобой и потому, стараясь удержаться, делаешь неловкий взмах рукой, смешно покачиваясь на краю и изгибаясь дугой, рывком бросаешь своё тело на землю. Чуть отползаешь от края колодца и с удивлением смотришь на окровавленную ладонь, в которой ты только что держал сокровище. Возникает мысль: «Неужели оно так быстро к тебе приросло? Вторая мысль твердит: «Это невозможно. Сокровище всего мгновенье соприкасалось с кожей. Только слабые отголоски тепла успели проникнуть сквозь огрубевшую от лопаты и заступов ладонь...»
Вечер опускал свои тёмные крылья, окроплённые звёздами, принося с собой романтичную усталость почти свершенного. Резонно рассудив, что усталость и пораненная ладонь дают возможность отложить спуск за сокровищем на завтра, ты идёшь спать.
Сначала ночь не приносит сна. Саднит ладонь, снова и снова возвращая тебя к созерцанию сокровища.
Утро бодрит тебя прохладой и предвкушением встречи с сокровищем. Словно щенок, радостно встречающий хозяина, ты мчишься к заветному колодцу, где лежит оно. Где-то на полпути ты мысленно окидываешь себя взглядом: грязные руки, всклокоченная шевелюра, неопрятная одежда... Совсем не годится представать таким пред сокровищем.
И вот уже при параде ты идёшь к своему священному месту. Там тебя и только тебя ждёт клад. Вчера ты его нашел и сейчас идёшь его обретать.
Вот он - последний поворот, и за ним... А за ним ты видишь человека, сидящего на краю священного колодца и, подойдя ближе, ты видишь его грязные руки, всклокоченную шевелюру, неопрятную одежду и глаза. Они светятся. Ярким солнечным днём этот свет ровными немигающими лучами освещает дно колодца. Человек что-то шепчет, слышное только ему и сокровищу. В его ладонях сокровище пустило корни прямо по его венам. Там оно берёт силы и туда же отдаёт свои, заставляя сердце биться чаще, даже у тебя.
Молча присаживаясь рядом с ними, ты слушаешь чудесную историю обретения сокровища. Оказывается, ночью этот человек увидел яркий столб света. Он примчался к нему сквозь корпоративную вечеринку, обдираясь о законы этики, сквозь бурелом, порвав костюм об хваткие ветви ночных деревьев...
И что ему сказать? Это моё, это я нашел? Так ведь лежало-то сверху. Кто ж тебе виноват, что ты ямы рыть любишь. Вырвать из рук и убежать? Так они срослись уже руками — корнями. Глянул на свою перебинтованную ладонь, уселся рядом, не думая о чистых штанах и начищенных ботинках. Взъерошил приглаженную шевелюру, нырнул в колодец. Там остались заступ и лопата.
Вылез наверх бодро, привычно, предварительно ловко выбросив на поверхность инструменты. Глянул на него или на них (теперь уже не поймёшь), невольно улыбнулся. Успокоил своё дыхание, и сердце, что порывалось биться с ними в унисон. Посидел еще минуту, вглядываясь в его лицо, чтобы хоть запомнить, каково это с другими — Нашедшими - и пошел прочь.
Первый шаг Уходящего Прочь.
Волна горечи и обиды. Уже летят в бурелом никчемные заступ и лопата, успевшая царапнуть по забинтованной ладони. Тоненькие иголочки боли сначала прогнали обиду и принесли с собой ярость. Оказалось, бурелом не такой уж и непроходимый, если глаза застит пелена ярости к врагу. Только куда её, ярость, девать-то, когда ты сам себе враг? Правильно - только в бурелом. Такую извилистую просеку захочешь - не проложишь. А ты не захотел, но смог.
Ошметки твоего парада свисают по тебе рваными аксельбантами тряпок. Раскрашенный словно индеец – исцарапанный меткими ветками и сучками, ты смотришь на себя со стороны. Тебе смешно. Ты смог отдать бурелому всю ярость. Еще немного осталось под грязными бинтами на ладони. Там еще что-то пульсирует, бьётся. И пускай.
Хмурый туман оседлал поляну, приютившую тебя на ночь. Мелкие капли, собираясь на листве и хвое деревьев, поплакали над тобой, разбудив своими упавшими слёзами. Под бинт каким-то чудом залез камушек. Сняв уже никчёмный бинт, увидел, как твоя кожа уже сомкнулась над этим серым неровным инородцем.
Ты попытался сковырнуть его ногтём, приговаривая: «Ну, зачем ты мне?». Вдруг услышал его неразборчивый голос…
Ну, зачем ты мне, - повторил ты еще раз, - ты ведь даже не греешь.