Дорский Александер Евгеньевич : другие произведения.

Сны Охоанника Сафари

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Рассказы о Коте Одиночества...

  
   "Кошка - пав жертвой на рельсах, не зря пропадает.
   Весёлые воробьи на нее садятся, играя, выклёвывают веселеньких блох.
   Пёстрые сойки, нежной парой присев, у неё выдирают шерсть клочьями - для дома и для семьи. Пеликаны из Индии или с озера Чад слетаются и тихонько на шпалах, как шелк, разрезают шуршащую шерсточку беж на разные лоскутки - на двенадцать маленьких зонтиков.
   Только трепетной нет здесь души её - к запредельной кромке земли улетает она, уцепившись за последний вагон коготками, семь дней и еще один день. Оставаясь земной - до упора, до крайнего срока...
   И терзают ее, колошматят, дерут евразийские ветры в пути аж до самого сборного пункта, до Владивостока".

Неизвестный автор

   Одни говорят, что родина его далёкий Мадагаскар, другие предпочитают близкую Атлантиду. Одни говорят, что он разделил участь тиронозавра рекс, и совсем немногие верят, что он здесь и вернулся в полном благополучии на свет, как белый сумчатый крот на зелёный материк Австралии.
   А я верю, что когда поют свирели и орган тихо нагоняет волны в опустевшем соборе Кот Одиночества приходит ко мне и мурлычет свою грустную песню. Он разгоняет мою грусть рассказами о Мерлезонском балете, о печалях рыцарей Круглого Стола и о пляске свечения глубоководной устрицы. Мы понимаем друг друга с полуслова, и когда он рядом, радость осознанной печали о близком расставании светит блёстками серебра в моих глазах, а он продолжает мурлыкать себе под нос, ведь в урчании Кота сказано всё обо всех. Две одинокие свечи зажигаются в его глазах - знак того, что ему пора исчезать и остается лишь искать глазами его фосфорицырующий силуэт на осыпанном алмазами звёзд небе.
   Люди продолжают спорить о нём, но незримо, он всегда присутствует рядом, нагоняя тихую печаль или меланхолию. Но когда бездонная ночь окутывает закоулки души, гонят его прочь и ошпаренное шипение сводит с ума закоулки вселенной.
  

Про Кота и о Коте

   Про котов написано немного немало. Ах уж мне эти хвостатые бестии, особенно когда одиноко. Во снах коты призрачны и сладки. Наяву пушисто-увядающие. Руки их лаписто-когтистые, ноги мягкие задрала, лоснящихся лапок. Анатомия котов рассматривается от хвоста до ушей. Речь котов урчаще-убаюкивающе сладостна. О себе предпочитают молчать. А откуда взялась их неизменное самодовольство?! Об этом узнаётся из Великого Кошачьего словаря. Нам людям трудно понять их речь, сплетенную в биоритмику плавных движений и надрывного урчания. В зависимости от дня недели. Любимое занятие этих животных ихтиология. Ею они готовы заниматься с утра до вечера. Поэтому-то их так прельщают далёкие дельфинариумы. Бодрствование котов с утра до вечера и с вечера до утра. Правда, в промежутках они спят, свернувшись клубком. Ловить котов в некоторых странах категорически запрещено. Промысловые котохозяйства принимаются этими животными не впрок, а в гриву. В брачный сезон коты венчаются, иногда по двое, а иногда по трое. Венчание котов впервые было описано бельгийским естествокотописателем Кондуитом Швамбранским.
   Башня городовых котов в штате Массачутес до сих пор привлекает внимание мировой общественности. Коты окружают нас от звонка до звонка, лепят витиеватые узоры своими лапками в нашем подсознании. Иногда приходят в гости. Лежбища морских котиков крайне неудовлетворенно воспринимается кошачьей публикой мирового сообщества. Ими даже была вынесена петиция о запрете, но на каком-то этапе кошачьей бюрократической заморочки, дело это дальше не пошло. Теперь о Коте, этот кот в прозу попал совсем не случайно. До этого он долго вынашивался по идейным соображениям. Но когда он туда попал, плотно вцепился, так что не отлепишь. Из своих собратьев выделяется сенсорно-звуковым восприятием одного из миров. Притом колбочки и палочки в его зрачках всегда расставлены не по тем полкам. Любит нагонять жирок перед охотой на приведений и прочие иллюзии. Но потом, скособочивши виляющий он, после удачной охоты, представляет довольно жалкое зрелище. Пытаясь разобраться в злосчастных колбочках и палочках. С котом-мракодоном, родственником чеширского светлого, не поддерживает тесных притягательно-касательных контактов, хотя тот и является одним из уникальнейшим представителем его семейства. В поисках кота обращаться к телефонным справочникам из жёлтых страниц мадам корпорации бродячих фонарей. С котом я познакомился по пришествии второго сна, а было это дело в июне, будильник тогда совсем не звонил. Помниться одна котонесса дала мне почитать своё полное рифмованное котостишие. Сон пришёл как-то совсем невзначай, и до сих пор наравне с образами и подобиями не отпускает. Все кто пришёл с котом, появились каким-то образом позже. Их появление остаётся до сих пор загадкой, не только для науки.
   Недавно мой кот сообщил мне по большому недоразумению, что отправляется в славный град Иерусалим. Там его и видали.

(письмо от себя себе, тёплой осени октябрь следующего тысячелетия)

  

Рождение и первые сны Кота Одиночества

   Когда он родился для него еще не существовало витиеватого языка архитектуры и зодчества. В его язык ещё не вплелись альфы и беты, но с первого момента своего он видел сны. Первый остался для него загадкой всей его жизни и когда позже его глаза скользили по монументам Древнего Мира он всё вновь и вновь вспоминал тот первый самый сон.
   Итак, в тот первы момент прозрения, когда невидимые силы открывают твоему сознанию дорогу на многие мили вперёд, хотя младенчиский разум ещё не способен осмыслить увиденное, он в состоянии запечатлеть. И этот первый момент ложиться ярким следом на всю его оставшеюся жизнь. Те, кто когда-то возводил Пантеон вряд ли догадывались о том что подобие этого строения начертит тонкий силуэт в младенческом сне, также как художники неоплатонической школы не предполагали что их творения лягут в основу грёз маленького существа.
   А видел он вот что:
   Под огромным куполом, разверзшим небо среди колонн и баллюстрад, отделанных зелёным и красным Порфийским мрамором суетилось множество маленьких чад обоего пола. Гул и полушопот наполняли здание раскатистым эхом, заполняя все ниши , альковы и аллы. Себя же кот узнал в маленьком крохотном существе, чувствующем себя очень неуютно среди всеобщей суеты. Прижавшись к колонне он широко раскрытыми глазами устремлёнными ввысь пытался охватить величие пространств огромного собора. Постепенно ропот и шум заполнили собой всё пространство, но существо казалось было безучастно и безразлично ко всему происходящему вокруг. Внезапно своды храма разверзлись, вселив на мгновенье смятение и священный ужас на обитателей божественной обители. Неимоверно яркий свет, струясь, вливался в закоулки этого странного мира. Чей то голос, созвучный всем голосам и звукам Поднебесной, пропел песню соединившую в себе все печали и радости. Маленькие существа, в которых кот узрел ангельскую сущность, все вместе вспорхнули вверх, оставляя лишь крохотные силуэты на замысловатой мозаике у подножия храма. И лишь он, тот один ребёнок, спрятавшийся за одной из портьер и сжавшийся в комок от страха и ужаса, остался один, неспособный вспарить ввысь. Своды купола сомкнулись, и теперь здание наполнилось тишиной и мраком. Крохотными шажками, пробираясь на ощупь, ребёнок нашёл дверь к выходу. Из распахнутой двери на него смотрели мужчина и женщина одетые в чёрное, они ярко выделялись на зелёном фоне плавно постриженного Викторианского сада. Мужчина снял комзол и повесил его на плечо, женщина отряхнула зонт. Они были рядом, но безупречность в одежде и некая отрешенность в их лицах пугали ребёнка. Пока он был под сводами храма не один жест, ни одно движение с их стороны не было сделано в его сторону. Наконец он решился и перешагнул через порог.
   Гораздо позже Кот часто вспоминал очертание лиц тех людей и не мог вспомнить, интуитивно чувствуя их причастность к его судьбе. Кто они, откуда пришли и куда забрали того ребёнка из сна, навсегда осталось для него неразрешимой мистерией сна.

Встреча с Огненным Смерчем, утоляющим жажду ацетоном.

   Сидючи однажды на флэту и рассуждая с другими обитателями бескрайных просторов на поверхности земной коры о спасательных суднах городских больниц, в кристальном отблеске, я вдруг увидел, что на оконной слюде появился силуэт. Долго всматриваясь сонными глазами и смачивая осушенное нёбо шершавым языком, кот узрел такое, что даже у покойной супруги его волосы встали бы дыбом. На эмалевом небе брезжащего рассвета вытанцовывал танец дождевого гриба огненный смерч.
   Гости давно уже допили свой утренний настой из чайного гриба, и плавно сходили по наклонной плоскости похмелья и невдомёк им было понять странную гримасу на узенькой усатой мордочке.
   Огненный силуэт заглянул в окошко, кивнул огненной гривой всем торчкам зависающим и поднял на брудершафт бутылку с ацетоном за присутствующих. Вторым вышел из оцепенения жираф. Его тонкая шея, запутавшись в люстре, раскачивалась в такт, петляя в запутанных проходах, запечатлённых сквозняком, в раскаленной массе воздуха. Маленькая голова с бусинками глаз качалась на тонкой шее, гипнотизируя расшалившейся коброй. Плотный тунец, наконец-то раскинул сплетениями нервов в хорде хвостовых позвонков, и раскинул сплетениями нервов в хорде хвостовых позвонков и взвил ввысь, подталкиваемый ударной силой расшалившейся пружины дивана, пока не столкнулся влажным носом с сухими испарениями облачков испаряющегося ацетона, исходящими из раздувшихся ноздрей Полыхающего Чуда. Хозяин - Томный Лев, отвел зависающий взгляд от кончика хвоста и подавил мощный зёв, боясь вспугнуть гостя. Внезапно он вспомнил своё пробуждение от сна в младенческие годы. Добрая Птица Дубонос, лежавшая на крыле и закрыв веком один глаз, нежно выклёвывавшая подперье, увидав всё это, впала в состояние близкое к обмороку, сплюнула три раза за плечо, и скрылась в горнило кафельного блеска унитаза. Взгрустившая было совушка, до того ни разу не терявшая своей легендарной мудрости, почувствовала наступление качки и рванулась в проём двери закрывающейся уборной.
   Раскаты и грохот воды, долго доносящийся оттуда, внезапно вывел светское общество из оцепенения. Дикторский голос, в забытой коробке телевизора в который раз доказывал истину, что всё давным-давно смешалось в доме Облонских. И тогда Кот провозгласил первый свой тост.
   ......
   ..Он, в обличии офицера пограничных служб древнего Египта, сверлил мои глаза, ища в них признаки развеявшегося кайфа. Но глаза мои отражали лишь россыпи из даров моря, составлявших всю мою ношу. И очи его затуманились и закрылись плевой новорожденного котёнка, и лицо его стало беспристрастней изваяния сфинкса. И он открыл врата туда. И душа моя возликовала от мочек ушей до кончиков хвоста и больше танцующая индийская кобра не жалила мои нервы ужасным наветом "Молота ведьм". Все мифы детства умерли в одночасье и стали пеплом Ветхого Завета. И последняя бригантина мечты затонула в Карибском море. Может быть, в последний миг я всё же цеплялся морской кошкой за обломки "Острова Погибших кораблей" но это лишь быстрее обрекало меня на знойную смерть моллюска в челюстях краба. И мне ничего не оставалось сделать, как выпустить своих птеродактилей на волю и пустить слезу им вслед. И где-то там высоко в горах они окончательно расправились с добытой ими тушкой кальмара и остальными брюхоногим, оставалось лишь дожидаться своего часа. И когда всё это свершилось, пустыня поглотила мою жажду. И эта жажда называемая многими жизнью пробила в каменистой почве росток перекати-поля и семена его, вцепившись в шерсть верблюда, затопили сушу, и ковчег был выстроен заново из осколков мечты, и синие птицы сна с белогривыми львами заоблачных далей, встречали новый рассвет на омытой печалью земле. И на миг, сомкнув веки, я видел лишь очертания гор и неба, мечтая о забытом вкусе вина, при посвящении в рыцари Синайской пустыни. И это видение внезапно было прервано, дула кальянов всех эпох заполнили эфир, они были наставлены в мою сторону и их дула смотрели на меня в упор, отражаясь в расширенных зрачках. Но это видение, как и предыдущее, исчезло, оставляя меня наедине с новым миром. Здесь я по-прежнему оставался на распутье дорог. И из оцепенения перед неизвестностью меня вывел силуэт белого джипа. И когда он поравнялся со мной я смог заметить тонкое вплетение древних культов Исиды и Осириса в выступающих сухожилиях этого человека. И он забрал меня на берег своей мечты, и теплота Красного моря ласкала наши взоры. И чей-то голос из глубины моей души произнёс:
  -- Убей конвульсию в себе и заполни космос вкусом сукум-лукума и фисташек и пусть горячий сахлав заполнит твои вены, и музыка всех галактик найдёт тот один единственный божественный......
  
   ..... Мне бы жить всю жизнь кораллом, давая приют морским звёздам и змеям, или бустаном на горных вершинах, давая приют караванам, а может быть даже жить в глазах маленького бедуина и смотреть на мир отражением маслины в ночном небе, а может ползти тенью верблюда по пескам и древним крепостям пустыни. Но как всегда мечтанья эти не приводили ни к чему путному. Вода в наргиле как всегда бурлила, сливаясь в органичное целое между курящим и предметом зодчества. Запах марихуаны, как всегда проникал в области подсознания через поры тела. В то время как часовые на посту зорко следили за постоянным передвижением между регионами. Образ маленького бедуина шептал ему в уши:
   -Нарисуй мне портрет, дитя пустыни?
   -Почему пустыни, думал какую-то секунду кот, но образ сей, уже успел, превратившись в фиговое дерево, развеяться там, где горные мысы подставляют слежавшиеся от времени спины солнцу. Я уже нарисовал твой образ, маленький сын пустыни у себя в душе, мурлыкал про себя кот, - для этого мне пришлось стереть в серебристую пыль перфоленту фотографии и рассеять миф точных наук там, куда только горные козы знают тропу. И эта пыль, превратившись в звёзды, начертила Млечный Путь, и тот путь был увиден "Летучим Голландцем" и в "Освещённом Доме" Дааба нефритовое свечение залило дно, и водолазы всплыли вверх брюхом, и город сна обещал не зажигать огни электричества, чтобы не тревожить нежную плеву пустыни. Но, маленький бедуин, я разорвал ту девственную нить, и песок Синая оросился переливом гранита и кварца. И был момент войти в лоно пустыни через душу дельфина...
   И новорожденный мир возопил ультразвуком, и древние реликты потонули и стёрлись с лица биосферы. И в мою душу проникла музыка через переливы цвета и бег колёс.
   -Забрось удило, - сказал мне старый рыбак. И скрылся в морщинах старой женщины пустынника. А та в тот момент, делая долгие затяжки табака, меняла осколки горного хрусталя, предлагая стакан чая настоянного на валежнике. В тот момент хвост мой усилил вибрацию вращения, и законы притяжения уже не имели силы на моё тело. И тогда я всей своей сущностью устремился ввысь, медленно растворяясь в дымке протуберанцев, перебирая в голове забытый лексикон Даля.
   И на пути моём встал Его Высочество Демон.
  

Тост за котов, бредущих в пустоте в день Змеи.

   Если встречалось вам встретить на закате ушедшего дня усатый силуэт, машущий хвостом, знайте, то скользит в пустоте гордый дух всего кошачьего племени. Плавно и нежно виляя, он оставляет тень на не успевшем остыть от дневной жары асфальте. При ближайшем рассмотрении зоркий прохожий находит что сей след напоминает формой серпантин, оставленный полознем. Его указательный палец сжимает серебрянная змейка с трилистником на изголовье. Но к моменту описываемой ситуации кота уж и след простыл. На его пути он видит людей с отблесками заходящего дня, тонкие лучи ускользающего солнца ложатся на их лица и струятся змейкой, у некоторых из них запястье сдавливает татуировкой анаконда. Но не удел кота охотиться за пресмыкающимимся - пернатые куда гораздо более по душе. Двуногие же на его пути лишь ещё одна неудачная попытка аргонавта найти философский камень, прокладывая тропу через тернии к звёздам. Постепенно людской поток остаётся позади, сливаясь в поблекший остов прошлогодней линьки гада. Теперь его окружают обветшалые своды покинутых строений, деревья здесь безжизненные, сдавленные удавкой цветущей омелы. Птицы витиеватой полосой, в рисующем облаками небе летят куда-то на юг. Спелые грецкие орехи на земле мешают мягкой поступи. Кот старается слиться в одно единое с окружающим фоном и всматриваясь в своё отражение в ближайшей заводи с удивлением замечает проступающие черты занятого охотой мангуста.
   Постепенно город погружается в иллюзорный мир снов дремлющей статуи. Усатые, каменные изваяния возвращаются на свой вечный пост у изголовьев усопших фараонов и лишь белые ибисы сливающиеся с насыщенными цветами Нильской долины напоминают о полихромности бытия.
   -Да, - думал порой Кот я попа
   л в страну Перекати-поля в з ы

Тост за божественную прозу.

   .Силуэт жирафа ложился, откидывая удлинённую тень на брусчатую мостовую, не нарушая при этом геометрию кубизма других светотеней. Кисточки ушей напряжённо вслушивались, покачиваясь флюгерами во все стороны. Чайные блюдца, раскрашенные в акварельные тона, ждали своего часа. Жирафу до кончика хвоста хотелось неги и прохлады, но прекрасные друзья ждали в немом молчании, потупив печальные глаза в постмодернистскую выпуклость городских улиц. И тогда жираф достал серебрянный флакончик с розовым элементом и добавил в нежную туманность.
  

Тост за Пленника Замка Уз

Проплывало облачко, белое сочуствие, заиграло солнышко бликами предчувствия.

Бедный узник томиться как вода причастия, седой волхов молиться

в дебрях подсознания. Жисть кипит бушуется в зарослях ненастия.

Бледный всадник гонниться в форме приказания. На заветных улицах жисть в воспоминаниях, небоскрёбов облики как напоминания. Мне б взлететь по лесенке, Вавилонской башенки, мне б сыграть мелодию и вспахать бы пашенку. Да в краях запамятных жив завет присутствия, узник подсознания - знак очарования.

А.Д.

   Первым как всегда после возлияния внёс в общую суматоху пламенную речь не поведя усом Кот. И как всегдат обворожительным вступлением он зачаровал слушателей. Но в данном случае нелёгкая дума закралась в недрах его подсознания. И совсем банально он начал свою присказку:
   -В некотором царстве, в некотором государстве, как будто проснулся король, и как бы подумалось ему с утра спозаранку управлять делами не простыми а государственными. Но не учло Его Высочество что голова трещит ещё с утра вчерашнего. Как будто было что в жизни Его высокопоставленной изменения, как бы в весях и долинах державы его громадницкой проннёсся ветер перемен и стал он в одночасье другим существом из другого временного порядка. И сменилась свита его сутяжницкая в одеждах парчовых лакированных на меха и пуха зверей заморских невиданных. И говонрил он с ними по душам по вопросам житейским метафизическим и эмперическим. И запали образы зверья в душу его светлую не замусоленную делами государственными и стал он видеть иначе и сменил угол зрения своего. Ореол сине-окаянный окружил чело его и войска тоски вражеской отступили, оставив его наедине с самим собой. И не было в жисти его теплоты душевницкой похожей по силе на ту, что исходила от сиих существ. Проникся король задумчивостью и приказал в своём царстве построить замок со шпилями и башенками, с бойницами и склепами. И строили его неимоверно долго в годах человеческих, а когда построили, не знали зачем королю сдалось это чудо невиданное. Но не знало ни одно существо всю подноготную дзэн-буддистскую государя-батюшки ихнего. А готовил король сиё сооружение для приёма гостей близких сердцу его. А сердце его звало образы милые, а среди них Совушка белогрудая, Дубонос - птица добрая, Томный Лев-Чудище, Тунец- рыба глубинная, Жираф с шею длиннющею, Смерч-огнеперистый и Кот, охреневший от самоанализа.
   Не выдержал тут Жираф охреневший от вышесказанного, замотал головой с кисточками и сказал Коту Одиночества:
   -Ты зачем же батюшка, рассказчик сладоустный мёд с дегтем мешаешь, да зачем в рассказе своем чушь да с былью помешиваешь. Ты зачем же суть нашу в образах пускаешь во временных искажениях, не боишься бешенный нашего видоизменения
   На енто помотал кот усом, торчащим без зависти, и заметил своевременно:
   -Ты Жирафа длинноногая меня не дослушиваешь, до конца присказку не прожевываешь, а копейку медную трех гривенную норовишь всунуть попусту. И вообще поставь ушки на макушки, да в всуе после вышесказанное расхлебывай
   И продолжил речь свою не трансформированную.
   -Так вот, отстроил король свой замок башне каменный, посгонял в него люду разного, приказал разжечь на площадях его благовония и созвал совет мудрецов его. Наказало всем Его высочество ждать всемирного ожидания. Описал им он облики всех зверей неопознанных. Проходили годы, а может быть столетия, и сияли воды блеском тысячелетия. Ждали слуги царские верноподданные и становились женщины примадоннами. Жизнь бегла текучая, замок рос и строился, только в грусти маялось Его сверхвысочество. Сторожа житейские открывали ставенки, пели девки певчие, да парни буянили. Но однажды весть прошлась, весть текучая, что нашла на власть вновь падучая. Ночью в тёмных полатях король плачется, путникам всё кажется, будто кто-то кается. Королю всё кажется, что нет одиночества, и друзья все рядом с его отрочества. Но на самом деле цепью позолоченной он прикован узами дружбы верноподданной хоть Само высочество. Так томился узником в своём ожидании, вспоминая с грустью моменты расставания. И когда пробил колокол, и судьба печальная, отошла к подножию время понимания, долго люди помнили старца согбенного, и хранили притчею образа преподобные. И случалось путнику в тех краях бываючи, видеть тени прошлого смутно выплывающие. Среди них старец согбенный посохом махаючи водит хоровод им же управляющий.
   Подумал Кот, совершив поворот и лишь тихо произнёс:
   -Предлагаю тост, хоть я прохвост за тех, кто узник странных грёз.
   И тогда друзья, едя кренделя, подняли кота высоко на ура.
  -- Тост за идеи бессмертия на греческих вазах
   Если бы дикие серны умели спускаться на дно океана, то тайны глубин познали дивные утробные звуки брачного сезона. Там, на дне морских пучин храниться память о былом. Эта колыбель мифов, царство вечного сна не раз в трудную минуту служила убежищем для кота. И каждый раз новые грёзы овладевали им от кончика хвоста до макушек ушей. Зыбь песчаного дна, непостоянная как желчь ртути, переливаясь и меняя форму, не раз оголяла остовы былого величия. Иной раз это были греческие триеры, иной фрегаты. Оплывая призраком их остовы, кот не пропускал возможности внимательно изучить каждую деталь и особенности всего сооружения. Уцелевшие предметы старины, носившие в себе образы древности, доставляла ему подчас небывалое эстетическое наслаждение. Вот и сейчас на большой глубине его глаза скользили по очертаниям морского рельефа. Прерии, саваны и бушы таили в себе очарование неизведанного. Маневрируя хвостом кот прижав мочки ушей, набирал скорость, оставляя за собой светящийся фосфором след. И вот в какой-то момент его путешествия образ таинственный и волнующий затмил его очи и загнал в угол вселенной дыхание. То был образ юной дивы в венке из золотых саргассовых водорослей. Её бесплотное тело медленно покачивалось в такт морской волны. Блики света играли на лазури её запястий и судорожно перекатывали светотени вдоль нежных очертаний тела. Кот, упираясь передними лапами в толщу воды, наконец-то сумел приостановить своё движение. Но
   таинственный призрак исчез, и на месте ожившего видения остались лишь глиняные черепки греческого скифоса. Но изображение, омытое и обласканное водами Стикса, продолжало свою жизнь, отражаясь и переливаясь в глубине океана мечты. Кот не оставил в душе не капли сожаления из-за того что так и не успел и не сумел запечатлеть его для друзей. Неповторимость вечности мига закралась в нём давно, и это было лишь одно подтверждение того. Навигатор мысли и образов, он должен был продолжать свой путь, не замедляя скорость в матрице бытия. Друзьям после, он лишь поведал об удивительной истории случившейся с ним в недрах лазурных вод мечты. И они его верные спутники, мешая Бурбон с содовой и льдом, прервав момент возлежания, жадно тянули бокалы зажатые в лапках, когтях и плавниках к его усатой мордочке, воспевая идеи бессмертия на греческих вазах.

Тост за флюгера

   -Вы все знаете историю моей бабушки - сказал он, обведя всех томным взглядом, и смачно сплюнув в потолок. Её величественный бюст вот уже который век украшает одини из флюгеров Риги. Так выпьем же за бреющих и колышущих на ветрах древних городов.
   Огненный Смерч взгрустил и пустил облачко ацетонного пара в спёртый воздух помещения, и подумав произнёс:
   -Вот помниться было приятно зимними вечерами вылезти огненным языком из камина, и подкурив от обуглившихся деревяшек, обвиться нежно, опалив рыжим цветом её хвостик и вдохнув всё свое горячее дыхание, прижаться к божественному стану.
   Подумав немного Смерч поставил осушённый стакан ацетона на пол под нос Плотного Тунца.
   Кот Одиночества грозно фыркнул и вылил содержимое фужера в пасть пылающего горнила и возопил:
   -Заклиная кровью предков, прошу, уберите от меня сиё чудовище, смеющее оскорблять мою флюгер-бабушку.
   Тут внезапно появилась Птица Дубонос и проглатывая комки нечистот, забившиеся в нёбо, проклокотала:
   -Друзья прекрасен наш союз, без него ухи не сваришь, продолжим наш Путь не ссорясь и не размножаясь в пустых дискуссиях. Чудище Лев и усом не повёл, и закрыв плотно веки приготовился догнать вместе со всеми остальными весёлый апперитив искрящийся в фужере. И лишь вздохнув подумал про себя, а камина то и нет вовсе, нет и небыло никогда.
   И вдруг вся компания, включая тонкошеего жирафа, по мановению внезапно невесть откуда взявшегося призрака флюгерной бабушки оказалась на чаепитии на одном из шпилей городской ратуши древней Риги. Про толстопузые бутыли бургундского вина все давно уже забыли и призадумывшись, вслушивались в утробные звуки органа, вжившиеся в улицы благородного города. Шум толпы снизу накатывался на рельефы архитектуры и где-то там далеко внизу стихал, чтобы возродиться вновь.
  

Тема моря и пустыни в рассказах о Коте Одиночества.

   Даже тогда когда морские мурены снуют между коралловыми рифами, кот не знает покоя. Мысленно, если вернуться в прошлое, вся его жизнь со всеми её перипетиями могла бы уместиться на чайном блюдце. Вспоминая своё прошлое, он всегда видел перед собой фантом усатого одиночества. Всё те же усы не меняющее длины и глаза, не блекнущие от времени. Но осознанность того, что в нём самом собраны реликты судеб всего кошачьего племени, наложили на него неизгладимый отпечаток чрезмерного самопоедания. В детстве он обожал часами, стоя на пирсе и виляя хвостом наблюдать за игрой дельфинов, но позднее основным досугом для него было совершать разбойничьи налёты на всех пернатых и хвостатых в округе.
   Страна Белого Джипа:
   Похождения Кота иногда были настолько странны, что дикие арбузы сбивались со своего пути в горах Синая.бучих песках пустыни, то место, куда только Белые Джипы знают путь в ущельях Цветного Каньона.
   Порой вечерами Кот сидел на берегу моря, нюхая запахи слежавшихся верблюжьих циновок, задумчиво разгадывая путь дельфина, разрезающего волну на стыке слияния спектров воды и солнца.
   -Мне бы жить всю жизнь кораллом, давая приют морским кораллом, давая приют морским звёздам и змеям, или бустаном на горных вершинах, давая приют караванам, а может быть даже жить в глазах маленького бедуина и смотреть на мир отражением маслины в ночном небе, а может быть ползти тенью верблюда по пескам и древним крепостям пустыни. Но как всегда мечтанья эти не приводили ни к чему путному. Вода в наргиле как всегда бурлила, сливаясь в органическое целое между курящим и предметом зодчества. Запах марихуаны, как всегда, проникал в области подсознания через поры тела. В то время как часовые на посту зорко следили за постоянным передвижением между регионами.
   Образ маленького бедуина шептал ему в унисон:
   -Нарисуй мой портрет, дитя пустыни.
   -Почему пустыни, думал какую-то секунду кот, но образ сей успел превратившись в фиговое дерево развеяться там , где горные мысы подставляют слежавшиеся от времени спины солнцу.
   -Я уже нарисовал твой образ, маленький сын пустыни у себя в душе, вторил про себя Кот, -для этого мне пришлось стереть в серебристую пыль перфоленту фотографии и развеять миф точных наук там, куда только горные козы знают тропу. И эта пыль, превратившись в звёзды , начертила Млечный Путь и тот путь был увиден Летучим Голландцем и в "Освещённом Доме" Дааба нефритовое свечение залило дно, и водолазы всплыли вверх брюхом, и город сна обещал не зажигать огни электричества, чтобы не тревожить нежную плеву пустыни.
  -- Но маленький бедуин, я разорвал ту девственную нить и песок Синая оросился переливом гранита и кварца. И был момент войти в лоно пустыни через душу дельфина...
  -- И новорождённый мир возопил ультразвукам и древние реликты потонули и стёрлись с лица биосферы. И в мою душу проникла музыка через переливы цвета и бег колёс.
  -- -Забрось удило! - сказал мне старый рыбак и скрылся в морщинах старой женщины пустынника. А та в тот момент, делая долгие затяжки табаком, меняла осколки горного хрусталя, предлагая стакан чая настоянного на валежнике. В тот момент хвост мой усилил вибрацию вращения и законы притяжения уже не имели силы на моё тело. И тогда я всей своей сущностью устремился ввысь, медленно растворяясь в дымке протуберанцев и перебирая в мозгу забытый лексикон Даля.
  -- И на пути моём встал его Высочество Демон. Он, в обличии офицера пограничных служб древнего Египта сверлил мои глаза, ища в них признаки развеявшегося кайфа. Но глаза мои отражали лишь россыпи из даров моря, составлявших всю мою ношу. И очи его затуманились и закрылись плеврой новорождённого сфинкса. И он открыл врата туда. И душа моя возликовала от мочек ушей до кончика хвоста и больше танцующая индийская кобра не жалила мои нервы ужасным наветом "Молота ведьм". Все мифы детства умерли в одночасье и стали пеплом Ветхого Завета. И последняя бригантина мечты затонула в Карибском море. Может быть в последний миг я всё же цеплялся морской кошкой за обломки "Острова Погибших кораблей" но это лишь быстрее обрекало меня на знойную смерть моллюска в челюстях краба. И мне ничего не оставалось сделать, как выпустить своих птеродактелей на волю и пустить слезу им вслед. И где-то там высоко в горах они окончательно расправились с добытой ими тушкой кальмара, и остальным брюхоногим оставалось лишь дожидаться своего часа. И когда всё это свершилось, пустыня поглотила мою жажду. И эта жажда называемая многими жизнью пробила в каменистой почве росток перекати-поля и семена его, вцепившись в шерсть верблюда, затопили сушу и ковчег был выстроен заново из осколков мечты и синие птицы с белогривыми львами заоблочных далей встречали новый рассвет на омытой печалью земле. И на миг, сомкнув веки, я видел лишь очертания гор и неба, мечтая о забытом вкусе вина при посвящении в рыцари Синайской пустыни. И это видение внезапно было прервано, дула кальянов всех эпох заполнили эфир, они были направлены в мою сторону и их дула смотрели на меня в упор, отражаясь в расширенных зрачках. Но это видение, как и предыдущее, исчезло, оставляя меня наедине с новым миром. Здесь я по-прежнему оставался на распутье дорог. И из оцепененья перед неизвестностью меня вывел силуэт белого джипа. И когда он поравнялся со мной я смог заметить тонкое вплетение древних культов Исис и Осириса в выступающих сухожилиях этого человека. И он забрал меня на берег своей мечты, и теплота Красного моря ласкала наши взоры. И чей-то голос в глубинах моей души произнёс:
  -- -Убей конвульсию в своей душе и заполни космос вкусом сукум-лукума и фисташек, и пусть горячий сахлав заполнит твои вены и музыка всех галактик найдёт тот один божественный единственный звук, который выражает всё внутри и вне тебя.
  --
  -- Откровение
  -- -Ты спишь, моё одиночество, и только лишь тогда когда мои веки смыкаются Эгейские острова возвращаются вновь и вновь.
  -- -Ты как сон викинга в древнюю ночь, блаженно и безкрайно. Морские чайки напевают тебе песнь бушующего моря, ласточки вьют в твоих седых власах гнёзда, но там находят приют лишь оголтелые вороны!
  -- Гармония подымающегося трапа и морской пены лишь ещё один шаг на твоём пути. Часовни и увядающие венки, забытая песнь Ариадны, всё прошлое остаётся позади. Я пытаюсь стереть все краеугольные камни и утёсы судьбы, оставить их за собой и заставить волны сомкнуться над берегами Циклад. Только в воображении моё эго способно начертать облики Кота Одиночества. И если вначале пути его блестящая шорсточка вызывала во мне восторг при каждом его появлении, то с каждым продвижением вперёд озябшие лапы и слежавшиеся комки шерсти дают знать о себе и находят отклик в моей душе. Исчезают навсегда монолитность и обтекаемость формы детства, когда можно было просто теребя лапами об волнистость травы-муравы беззаботно ловить бабочек, посвящая их имена архаичным богам. Диллема различия между физическим и метафизическим расстоянием с возрастом всё больше даёт знать о себе. Ведь порой так трудно определить меру наполнения сосуда водой!
  -- Два шага на пути к шаманству
  -- В городе детства Кота люди не знали электричества. Зато, восковые свечи, разукрашенные в радужные цвета, при наступлении сумерек бросали пляшущие тени на осевшие под тяжестью грёз здания. В городе никогда никто не видел наводнений, не слышал скандалов и ссор. Пляшущие тени на белых сводах искажали облик любого нарушения гармонии звука и цвета до неузнаваемости. Эффект кривых теней и их влияние на психику изучался многими мудрецами на протяжении поколений, но никто из них не мог усвоить и принять того, что как бы там ни было, игра теней есть самое главное достояние города их обетования.
  -- ...
  -- Поглощение длинношеим жирафом зрелища состязания боевых верблюдов
  -- Однажды Жираф утомился взирать на ратуши и шпили древней Риги и решил навестить своих друзей. Но, увы, большинство из пернатых и хвостатых за время его отсутствия успело рассеяться по необъятным просторам фантазий и грёз. И тогда загрустило Длинношее и отправилось в поиск. Путь же его был проложен через мириады островов на новый берег странствий. Страна его нового пребывания оказалась довольно густонаселённой с сушновато-приторным запахом средиземноморской растительности. Люди здесь предпочитали гомон и насыщенное движение всему прочему. Длинные полы их одежд оставляли долгий след на немощённых улицах. Лица этих людей переливались всеми оттенками переспелого манго. Мужчины в перерывах между беготнёй чинно затягивали длинные мундштуки своих отполированных трубок, женщины, пользуясь моментом распускали неподвешанные языки, увеличивая гомон на улицах вечных городов. Жирафу постоянно приходилось прокладывать себе путь через толпу всё новых и новых впечатлений. Наконец его внимание привлекло большое количество народа столпившегося в районе древнего амфитеатра. Так как у него кисточки ушей всегда были начеку, он знал, что в этот раз не пропустит возможности набраться эликсира бодрости от собранных впечатлений. Для достижения цели ему естественно пришлось поторопиться. Длинные и сильные ноги несли его неумолимо к намеченной цели.. И только тогда когда бусинки его глаз поравнялись с уровнем сидящих в верхних рядах, он замедлил движение на галантный шаг, и достигнув входа в место своего паломничества, остановился. Ему хотелось выглядеть элегантным и для начала он решил высморкаться в тонкий холщовый платок, всегда торчащий из меховой складки на левом бедре. Изогнув витиевато шею и достигнув предмета, жираф не замедлил использовать его по назначению. Когда он уже собрался сделать шаг по направлению театра его внимание привлекло невиданное доселе животное. По выражению морды с трудом, но всё же можно было принять его за слишком самодовольного жирафа, но то что творилось с его туловищем могло нарушить спокойное течение жизни не только в саванне. Складывалось впечатление, что на невполне определенного жирафа, где-нибудь в далёком Мозамбике свалился слон и поэтому у бедняги вырос так называемый горб. Вполне определённое животное в момент размышления жирафа мирно преступало с ноги на ногу и водило желваками из стороны в сторону. Оглядевшись вокруг Длинношеий заметил что подобных животных в округе хватает настолько, чтобы заполнить стадион. И действительно все они были устремлены по направлению во внутрь. Жирафу ничего не оставалось делать как последовать туда где они сгрупировались в довольно значительное стадо. Рядом с каждым из животных присутствовали люди. Все они носили длинные бороды и не умели краснеть вовремя. Один из них повернулся к своему питомцу и произнёс:
  -- - К ногам, верблюжина несносная!, - на что так называемая верблюжина развернулась и дала волю своим чувствам, смачно сплюнув на голову своему мучителю. Как понял Жираф, все животные в этом месте назывались верблюжинами, и вслучае незаслуженных обид они полагающим образом отвечали обидчикам смачными плевками, не исключено что эти плевки всегда долетали до глубины души. Но какими волями судеб они все собрались здесь осталось для него неразрешимой загадкой. Для уяснения неясностей он обратился к одному из присутствующих здесь животных.
  -- -Много мне довелось повидать на своём веку, для того чтобы поведать мою историю не хватит целой жизни, и вот ты - благообразное четырёхногое, какими волями судеб здесь? Животное сиё долго пялилось на странного путника и забыв о жвачке произнесла плавную речь:
  -- -В роду нашем я не первый и не последний, сухие ветра овевают нас с самого рождения и матери поют нам колыбельные похожие на языки Суахили. В какой-то момент нашей жизни мы гордо подымаем горбы и отправляемся в путь, сопровождают же нас косматые дети пустыни. Со временем мы обучаемся различать миражи и оазисы, и истина приходит источниками наслаждения, которые называются водой на семи ветрах. Мы запасаемся ею и она дарит нас новыми впечатлениями в пути. Но путь наш, как ни странно, связан и переплетён тонкими нитями с двуногими и им суждено вести нас по изменчивым тропам пустыни. Сим существам не чужда жажда зрелищ и наслаждений и в утеху себе они выводят нас на шумные площади и ждут от нас действия.
  -- -Да, - подумал про себя Жираф, насколько мы разные, но судьбы наши похожи и он задал симу животному заведомо снедаемый его вопрос.
  -- -Ты не думай, мне тоже не чуждо стремление, но каким образом я здесь, вместе с вами?
  -- На что то ответило:
  -- -Тяжёлые думы ни к чему путному не приводят, и точно суждено узнать и прозреть будет рядом с тобой, так что иди и зри, а узришь ли ты корень, спроси у старого платана на том берегу реки, которая прокладывает себе путь вдоль этого славного города.
  -- А тем временем к месту происходящих здесь событий приближалась разношерстная толпа, в лицах которых было почти невозможно различить чьи они дети, хотя в руках некоторых женщин были изящные букетики львиного зева. Жираф по мере приближения к эпицентру событий замечал всё больше и больше фактов, с каждым шагом отпечатывающихся всё сильнее в его уставшей от пережитых за день впечатлений душе. Например, им было замечено что арена событий освещается нежным лиловым светом льющимся непонятно откуда. Ко всему этому примешивались голоса очень странных птиц, подражающих своим пением племени каучуковой долины в королевстве Заир. В своё время это пение жутко докучало Жирафу, но теперь всё гармонировало вне и внутри него. Он не знал того что ему было суждено понять и увидеть и полагался на свои чувства, которые последние сотни лет ни разу не обманывали его. Жираф помнил и даже представлял себе старый развесистый платан, то дерево под которым уставшие дети земли находят покой и смотрят часами на звёзды, но он был здесь и значит так суждено. Верблюжин выводили по одиночке, их пышные попоны с колокольчиками вносили в мир звуки сродни утерянной кем то памяти о тихих забытых богом улицах стареющей европы. Их походка была грациозна, способная вызвать восхищение. Но атмосфера напряжённости готовая вот-вот разрядиться витала в воздухе, и облака меняли свой облик с перистых на кучевые. Люди ждали, но попрежнему это оставалось загадкой для Жирафа.
  --
  -- Встреча Дубоноса с кегельной шпацией на просторах эфира.
  -- На планете Дубоносов царило вечное дубоселье. Птицы носились по окружающим их простопеньям, на ходу выклёвывая ушастых долгоносиков из нежного пушка родкрыльев. Долгоносики упорно дрыгались и сопротивлялись. Поэтому на этом кусочке вселенной всегда царил гомон и суетливая щебетня. Но были и среди этих суетливых птиц мечтатели и непутёхи. По всей видимости их всегда можно было разлечить среди тонких силуэтов, сниспадающих волнисто с поникающих ветвей хвойных пород. Когда-то давно, как удтверждает легенда, птицами они вовсе не были и называли друг друга перепончатокрылые. Но на планету внезапно взошёл дубак. Поступь дубака была тяжела и грузились к земле плакожгучие ивы. И пробрал всех перепончатокрылых дубак. Заставил прятаться в далёкие щели и принимать меры к постоянству. Мирное племя перепончатокрылых решило сорваться с насиженных мест. Но когда всем табором вышли они на просторы эфира, догнал их дубак, свил своей необъятной тушей ущелье Калифорнии, и рухнулись самые из самых крылатых в полнейшем дубаке на землю, но при падении их носы утратили былое величие, а так как они хрякнулись об дуб прозвали их дубоносиками. Легендописцы назвали то время золотым и эмблема, чеканенная гравённым золотом подымающегося ввысь птеродактеля возвышалась на главных вратах крылатой резиденции. Как утверждает всё та же легенда, прошли времена и наступил крыл серебрянный. Планету доселе населявшуюся крылами посетили пришельцы, тучи шпаций с вениками в зубах осели на покряжистых клёнах и поспешно начали принимать формы всего растительно-живительного на этой планете. Но как и у всех у шпаций есть исключения. Одна молодая шпацёвка приземлилась веником дыша на кегельное дерево и была настолько поражена его сужающе-колыхающими формами что застыла в немом почтении, принимая форму мажора в кегельбане и не меняла ту форму весь крыл серебрянный, но изгнана была сородичами и подалась к перепончатым. Долго они шпацались и крылились, пока не утешили себя мыслью что нет ничего краше на свете кегельной шпации. Так у летописцев запечатлелся в анналах образ шпации кегельной, единственной шпации удосужившейся носить почётный титул кегельной.
  

Когда кошки мычат а вороны лают.

   Но вернёмся к Коту. Покинутый всеми нелюдями он сидел на своём так называемом уютном холостяцком флэте. Урчал он долго и упорно пока манящий стук в дверь не отвлёк его внимания. Лицо чем -то напоминающее выпавшего ангела в розовом чулке висело напротив. Лицо это явно подмигивало и улыбалось. Кот подметил ещё одну важную черту, выражение изумления и радости проглядывающее через мутные очи. Безплотное тело ещё долго бы колыхалось на лёгком сквозняке в дверях если бы не приветственный жест. Манящий. Ласково и приветливо он приглашал гостя войти, тот пришёл и погрузил своё безплотное тело в мягкий пуфяк.
   -Здравствуй котофеич, что всё ещё молишься своим богам?!
   -Извольте пожаловать милостливый государь, всегда рад попотчевать добротой лицо добродетели, - ответил Котофеич важно.
   -Знаешь там за окнами кутерьма! Твои сородичи сошли с ума, складывается мнение что огромное стадо ведут на убой, все дружно мычат. Сороки протрезвонили уже полнаселения.
   -Ведомо вестимо! - проурчал хвостатый.
   -С каких это пор в вашем племени новости с такой быстротой облетают задворки и тайники городской жизни? - зачаровано спросило лицо напоминающее выпавшего ангела. На что кот терясь спинкой о угол тюфяка проурчал:
   -А дело было так, когда первые лучи опалили землю пробуждающююся ото сна, она встретила меня и дело то было в марте. Когда мы расстались у пивных фонарей, было время держаться любви и мы отправились каждый восвояси. Но вести как мысли распространяются во всём кошачьем племени с быстротой угасающей звезды. От одного сенсорного волоска к другому, по усам, хвостам и ушам. В общих чертах мы празднуем праздник любви всего живого ко всему сущему. И в нашей любви запечатлён поиск статичности в нестабильном, поиск понимания и любви в метамарфозах всех форм на этой планете. Энергия исходящая от наших уставших от дождя тел проникает в поры всех хвостатых и пернатых на этой планете. И мы идём к пониманию по пути эспиранто живых звуков. И в эту игру как бы невзначай вовлечены миллионы живых существ и неудивительно что когда наступает март животные пытаются понять друг друга через тайны переливов разных голосов. Внезапно кот прервал повествование, как бы тяжело задумавшись.
   -Знаешь, безплотное, мечтой моего детства было понять собак. Да, именно их а никогонибудь ещё. Ведь и у нас и у них есть хвосты, но движения их в радости и в горе совсем разные. И они и мы всё обнюхиваем, но когда они обнюхивают нас мы цепляемся им в морды. И я договорился с ней что с этого марта мычание оно позыв к миру и дружелюбию между нами. Но кошачьим свойственно подражание обезьян и вот теперь весь наш городок наполнился мычанием. По началу это было забавно, но нашёлся один белый кот который устал от этой всей суматохи и решил вернуться к родным звукам, но не тут-то было, голос к нему не возвращался. В тоске и злобе набросился он на одиноко сидящую на ветке ворону. Вороны как всегда за карканьем не заметили странное поведение котов. Да верно к сказу , последнюю декаду им особенно не было дела до того что происходит внизу. Но та одиноко сидевшая ворона, изумившись такой опасности неожиданной и несуразной, которая дико угрожающе мыча, цепляясь за ветки, приближалась к ней, вдруг залаяла и сама тому удивилась, как же тут отпугнёшь кота лаем, когда он мычит и решила прокаркать об увиденном всему свету. Но и у неё ничего из этого не вышло и оба существа бедолаги поняли что попали глубоко впросак. Т вот наступили те времена которые наши предки очень давно запечатлели кисточкой хвостов на листьях валерианы, а было сказанно там так, "Когда наступят времена изменения в голосах животных, кошки замычат, а вороны залают, встретиться Кот Одиночества с выпавшим безплотным ангелом и выйдут они в путь троих к звёздам, развёрзшимся небесам и несомкнутым водам и поймут что всё вокруг их едино как бы оно не пело, выло или мычало и принесут весть к себе на родину, которая воодушивит всех и изменит многих."
  

О Т.Ч.К.

   - И тут понимаешь т.ч.к. Начальная, избегающая всех точка, которая может превратиться в кляксу или заполнить собой всё пространство, превратившись в круглый, тусклый шар.
   - Вот что на счёт точек, то это, верно, не хватает запятой, в шапочке. Кот посмотрел в близлежащую заводь и улыбнулся. На торфяном болоте паслась кучка куропаток. Всё как всегда, подумал про себя кот, и зарылся в землю. Земля в тот момент спала свеже-оттаявшим сном. Засыпая, он подумал:
   - Ты никакого дела не доводишь до конца и при чём тут усы!
   Конец зимы наступил как-то внезапно вместе с последним проливным дождём!
  
   Когда боги отверзают уста от твоих объятий, ты спишь мой Кот - Кот Одиночества. Даже когда я узнаю тебя в том существе, приползшем умирать в мою парадную -
   по-прежнему это ты. Но культ Озириса - воскресение и пока я жив, ты путешествуешь со мной, ты вездесущ, ты рядом, как моя тень. И теперь тебе суждено оберегать меня, быть моим ангелом-хранителем в этом беспощадном бою. Когда-то ты путешествовал, радовался, безумствовал во всём. Ты был весел и молод, и я следил за каждым твоим па, за каждой твоей стезёй. Ты лелеял из о дня в день любовь в моём сердце, как образ, непреходящий, непредсказуемый. Теперь ты покинул меня. Но я не прощаюсь. Лишь пытаюсь вновь оживить тебя. Хотя может быть в этом моя вина, что перестал писать, заботился о тебе.
  

Тема плывучих долматинов в повествовании о Коте одиночества

Тема взрывающихся небоскрёбов.

   Когда всё правильно и страшно до невозможности, взрываются небоскрёбы. Кот Одиночества не безразличен к происходящему. Он просто впадает в забытьё. Он лечит мир своими снами. Сны кота радостные и светлые. А чем ещё лечить горести и печаль как не ими! Проснувшись, он вспоминает тех кто, может быть, улыбался ему на Пути, но уже не здесь. Хотя жизнь его полна опасностей и приключений он меньше всего об этом задумывается. Но что делать, когда твои сны запутаны в сплетениях арабесок, и те, кто когда-то создавал их, не помнит духа времени своих отцов. Днём он выходит на пролив Гудзона половить хвостом рыбу, он невидим, он там, где людская боль. Его призрачные друзья фосфорицируют в водах залива, хотя он к этому не причастен. Рыбы помалкивают как всегда. Наверное, им нечего сказать, но и пусть. Грусть и меланхолия переходят в боль, когда речь заходит о жизни. Сирены и гул толпы захлёстывают его невидимое присутствие. И как всегда звёзды. Какая-то консервная банка цепляется ему за хвост, но он так погружён в себя, что не замечает этого. Если они его увидят, то станет ясно, ему придётся исчезнуть навсегда. Но пока он нужен он здесь. Он продолжает удить рыбу, хотя хвост щиплет грязная вода. Виртуальная реальность, переходящая в повседневность, колет и режет и невозможно смотреть в небеса, предоставленные для свободного полёта. Остаётся мурлыкать и услышать в ответ жалобное мяуканье с другого берега. Люди заняты своим печальным делом и далеко на набережной высвечивается бледный силуэт, той которую может он, ждал всю жизнь. Но она естественно его не видит. Хвост коченеет, и тянет тяжелим грузом туда - к рыбам. Рыбы знают что мир, в котором живёт кот, волшебный по своей сути и видят его хвост насквозь. Может быть, это удел рыб видеть всё насквозь. Когда случается тайфун в какой-то местности их постоянно прибивает к незнакомому берегу, а иногда даже выносит за пределы мирового океана. Они уже свыклись со стихией. Максимум что остаётся делать, искать встречное течение и проплыть мимо хвоста, уходящего под воду во время ужение рыбы. Время подходит к концу, кот сверяет свои пушистые часы с запахом отметившейся за углом псины, и держит свой путь дальше. Он видит, что у людей есть достаточно сил справиться с мировым злом. Бродячие псы мрачно скулят и повизгивают среди захламленных улиц, к ним присоединяются домашние животные, всё превращается в невообразимую какофонию.
   "Время склонно лечить раны!"
   -С таким же успехом оно может лечить их и без меня, - думает про себя усатое одиночество, уединяясь в чьём-то, сугубо своём. Только следы в мировом эфире напоминают о его присутствии. Опять же, их никто не слышит, ведь все поглощены всеохватывающим горем. Маленький кот жмётся к плюшевой игрушке, выброшенной потоком хаоса. Никто не появляется на горизонте. Слышен только вой сирен, и кажется, что он исходит из будки старого Рекса. Кот впервые так расстелен и подавлен. Где-то плачет ребёнок, и он не знает, как его утешить. Отец его остался на бирже.
   Наступает новый день, и бабочки расправляют мягкие крылья, сверяясь с потоком воздуха, место им совсем незнакомо.
   Ближний Восток не просыпается от окутывающей его зловещё тишины. Семитские народы ожидают наступления нового года.
  

Приключения Кота О. В потустороннем мире.

   Когда мы умираем, мы попадаем в царство теней, гораздо хуже когда мы попадаем туда ещё до своей смерти. Когда попал туда Кот, он даже толком не осознал того, что с ним происходит. Но это не лишило его знания по отношению к тому что уже было.
  
  
  
  --
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"