Нашу семью как и миллионы наших сограждан в 90-е унесло бурным потоком в Израиль. Тот переломный период пришёлся на мою юность. Полностью защищённый от реалий жизни своими родителями, я рос как тепличная орхидея. Отец большую часть времени проводил в командировках, поэтому моё воспитание было возложено на плечи матери. Родители мои профессиональные музыканты и терминология классической музыки была в обиходе нашей семьи всегда чем-то самим собой подразумевающимся и Гайден, Бах, Верди, Глюк, Берлиоз, были на слуху, так же как сегодня обсуждения роста цен на октановое число бензина. В Минске наш салон украшало вывезенное из Германии антикварное пианино, сделанное из красного дерева, прекрасно отполированное со встроенными подсвечниками из меди. Под не толстым слоем лака хорошо просматривалась структура дерева в замысловатых узорах. Пианино занимало центральное место не только в салоне, но и в жизни нашей небольшой семьи. Отец, духовик по образованию, подрабатывал на торжествах, свадебных церемониях и похоронах, зарабатывая совсем неплохо для того времени. Помниться парад 9 мая совпавший с Чернобыльской катастрофой. В Минске шёл мелко моросящий нудный дождь и мы с мамой в тот день заворожено наблюдали по телевизору за шествием духового оркестра перед Президиумом где отца показали крупным планом играющим торжественный марш. Я любил Минск с его Троицким предместьем, чудом уцелевшей церковью, Минск с помпезными берегами Свислочи, с совсем молодым метро, с домом музеем Бундовцев, с маленьким пятачком мемориалом на месте Минского гетто, куда мы ходили каждый год возлагать цветы. Мне тогда казалось что в своей бескрайности вся моя жизнь впереди. Жизнь казалась мне не иссякающим источником для вдохновения, ключом к познанию. В лет 16 я млел о путешествиях автостопом в Питер и Чегевара, БГ, хиппи, рваные джинсы, размалёванные обозначением группы крови, длинные патлы, феньки, имя любимой девушки Натали, повторяемое как заклинание, всё это составляло атрибутику моей постсоветской юности. Всё тогда имело для тысяч таких как я сакральное значение, код узнавания в толпе. Всё было по детски наивно и до сих пор веет на меня теплотой той далёкой поры. Каждый летний сезон отпусков мы с мамой проводили в путешествиях. Если пределом моих мечтаний был Крым с жарким пропитанным солнцем летом, Алуштой, Гурзуфом, где медведь гора Аю-Даг нежно целует набегающие на скалы морские волны, и где мне довелось побывать, то для матери это была Прибалтика манящая своими так необычно для русскоговорящих эпонимами. Клайпеда, Тракай, Друзгеникай, Каунас, Вильно, Талин. Это были места, где суровое северное Балтийское море выкидывает на гребнях волн слёзы древних чащоб окаменевших в янтарь. В Прибалтике нам с мамой нравилась уравновешенность и спокойствие жителей. Это были места где забывались щиты и транспоранты постсоветской эпохи. Были Пушкинские горы с Тригорским, Михайловским где природа сохранила очарование и по сей день. Где была веснущатая Маша гоняющаяся со мной на велосипедах и мирные колхозные стада при ранней росе и тумане заполняли душу безмятежностью и красотой. Сегодня, 20 лет спустя, мне трудно поверить что всё это было когда-то. Сегодня, когда Беларусь показывают в стадии глубокого экономического кризиса, в состоянии постсоветского диктата, мне кажется что всё что было в те далёкие времена происходило не со мной. Я мысленно с теми людьми, которые сегодня в 2011 показывают свой протест диктату перед Президиумом ритмичными хлопками сопровождая милицейские эскорты и я искренне верю что наступят другие времена для уже бывшей моей родины. Конец 80-х ознаменовал себя броуновским движением еврейских масс. Тогда в Минске на какой-то момент забыли об очередях за чешскими стенками и сервизами и рынке сбыта. Речь шла только о визах. Родители зачем-то ездили в Москву, всё это было мне тогда совсем не понятно. Голова моя была забита прогулками босиком по проспекту с Натали, по ботаническому саду с другими моими сверстницами, любованием закатом с чердаков, беганием по раскалённым крышам. Все приготовления к отъезду совпали у меня с выпускными экзаменами, с вызовами на комиссию в военкомат с заполнением раздражающих анкетных данных. Отъезд нашей семьи казался чем-то нереальным и далёким и малоправдоподобным. Но так или иначе, время сборов подошло. Салон нашей квартиры занял необъёмный ящик в который планомерно укладывался домашний скарб, семейные реликвии и всё то, что казалось может снабдить новую жизнь всем необходимым, примерно также думал древний ацтек и скиф перед захоронением. Я сбывал на рынке книги и даже неплохо заработал на своём 200 литровом аквариуме и даже увлёкся чрезмерно своей "коммерческой" деятельностью. Как время (самый достоверный источником и если оно вообще это время) показало, большая часть груза потеряла смысл ещё на таможне. С тех времён у меня бережно сохранилась энциклопедия "В мире животных". И сегодня перелистывая страницы, касаясь рукой старой полиграфии где на страницах синий кит мирно сосуществует с касатками и кашалотами, мне всегда навевает оттуда теплом давно ушедшего отрочества. Для меня конец той эпохи закончился с отъездом в Израиль. Сначала как-то совсем незаметно, вынесли проданное мамой антикварное пианино, как будто созданное для звучания музыки Вагнера. Были серьёзные опасения осложнений на таможне. Его место занял более современный монстр пианино "Беларусь". К сожалению, кроме ассоциаций с актовым залом в моей школе, ничего этот инструмент во мне не вызывал. Далее последовало ограбление по наводке работников ОВИРА, а может даже соседей или знакомых родителей. Я пришёл в опустошённую квартиру и долго молчаливо рассматривал полки своего шкафа, где кроме где-то надыбанных презервативов в моём понимании ничего ценного быть не могло. Но, тем не менее, все мои вещи были перерыты и разбросаны по всей комнате. Мама вернувшись после работы, вызвала следователя , к его приходу я поставил какой-то из шлягеров Виктора Цоя и сказал что зря попусту убиваться, ничего уже не поделаешь да и разбираться с этим делом никто не будет. Так наша семья поставила жирную точку на истории теперь уже исчезнувшей страны СССР. Меня тянуло к изучению естественных наук, хотя до сих пор дебри теорий Менделя и хитросплетения ДНК остаются для меня загадкой. Да и человеческий мозг не в состоянии вычислить все ходы в сочетаниях молекул ДНК и РНК. С тем же успехом можно пересчитывать электрические столбы, проплывающие за окном автобуса. В познании жизни я и по сей день отдаю предпочтение чистому восприятию далёкому от киберсознания и виртуализации пространства. В 90-е по приезде в страну мечты всех еврейских общин от Гудзона до Биробиджана, я был уверен что попал на Восток. Хотя дальше представлений о Ташкенте, где жила наша далёкая родственница и которую мы должны были проведать дело не шло. По приезду в Израиль я поступил на подготовительное отделение естественных наук, алма матер всей и вся - Иерусалимский университет. Сия обитель науки состояла из двух диаметрально противоположных частей, которые находились в диаметрально противоположных частях города. Мне, как начинающему студиозусу, полагалось место в общежитии. Как позже выяснилось эти одноэтажные корпуса были ничем иным как на скорую руку переформированные караваны, где до нашего пребывания на Святой Земле жили жители далёкой страны Куш, как упоминается в источниках фараонов древней династии, или попросту жители Эфиопии. В зимний период нам выделялись керосиновые обогреватели, которые всегда вызывали опасения удушения угарным газом. Тогда у нас в моду вошли электропростыни, но при попадании любой жидкой консистенции они тоже могли вызвать высоковольтное поджаривание. У каждого из нас был свой куратор от Сохнута, который объяснял нам что после подготовительного отделения (мехина), нам не обязательно украшать своими постсоветскими молодыми "детей Горбачёва" харями. Такое престижное место, которое сам Эйнштейн основал, не должны портить рожи которые по Галахе не доказали происхождение своей бабушки. Так я просёк теорию относительности. Зато судьба меня свела с Эпштейном, чему я был изрядно рад. Макс был крутой, как все в период юношеского максимализма и после полового созревания. Это был носитель, мощный генератор рок волны, захлестнувшей в 80-е, отступающий совок. Попса и совок для нас первооткрывателей холмов Иерусалимских были самыми вульгарными сочетаниями. Безбашенность рок- н- ролла захлестнула моё неокрепшее от потрясений эмиграцией сознание. Да и Иерусалим не был в 90-е той политической клоакой какой представляется мне сегодня. В нашем расположении были тремпиады, где солдат и бедных студиозов с большой охотой подбирали и развозили по всем важно стратегическим точкам. Поэтому трястись в автобусах было чем-то лишним. Как лунная соната с древнейшего Иерусалимского рынка доносились до нас слова авокадо, киви, артишок, асимон (несуществующий по сей день вид телефонного жетона, ещё его было принято дарить путнику на счастье, поймать к примеру лёгкий тремп). Наши молодые глаза жадно цепляли ловкие движения рук мясников, носы обоняли удушающий ароматом запах пряностей и кондитерских. Запахи буквально сбивали нас с панталыку, унося течением по закоулкам и переходам рынка. Сегодня, проходя к примеру Тель-Авивский рынок - Кармель у меня перед глазами сцена из рок оперы "Исус Христос супер стар" в постановке австралийцев с фатальным сбиванием фур и лотков лавочников. Миллионы делаются на центах, Исус Навин прекрасно это знал, он знал что шекель это ещё просто словесное обозначения меры, веса, и вся бутафорская феерия, стоящая якобы за ажиотажем с налётом романтики, рынка, это всего лишь тысячелетний ход. Прочитав эпохальное произведение В.Гроссмана "Жизнь и судьба" я всё чаще задумываюсь что насколько таки далеко со всеми нашими ноу хау и высокими технологиями мы отдалились в плане психологии от Шарикова. Насколько применима идеи морали, этики, поведенческих основ, которые советская система образования так или иначе давала человеку к современному пост глобалическому обществу?
Передо мной человек у которого впереди день, в котором он расписывается по визе, заполняет тысячи бланков чтоб увидеть в какой-то момент отпечатанные типографской краской с тройной защитой лица своих лидеров. Историю своих лидеров человек не знает и знать не хочет, думаю что неандертальцы больше знали историю своих вождей, но клятвенно верит в силу этих бумаг. Сегодня в эпоху всеобщей функциональности на задний план отходят основы морали и этики. Я не думаю, что человеческая душа функциональна, она душа - прошмандовка не измеряется не в позитронах и не в новом строительстве атома. Хиросима, а сегодня Фукасима, это лишь слаженная цепочка в череде событий. На какой-то момент прервав свою академическую карьеру, я как и все, подверг себя призыву. По субботам нас новобранцев подчевали хамином (правда американцы называют его чунт). Это настолько убойное по калорийности блюдо, что по количеству углеводорода сравниться ни с чем не может, диаметрально противоположное японскому суши. Поэтому нас солдат после столь обильной трапезы занимала одна дорога - добежать до сортира и не дай боже спутать это заведение с сортирам высшего командного состава иначе гауптвахта обеспечена с запретом выхода на выходные из армейской базы. Во истину после хамина Бог устаёт, а унитаз отдыхает. Распад империй и атомов всегда было чем-то далёким для меня, и как мне казалось, никогда не коснётся моего безмятежного существования на матушке Земле. Любуясь пейзажами и природой, мы не замечаем своей органичной взаимосвязи со всем окружающим. Не замечаем борьбы невидимого фронта, который и создаёт всё великолепие матушки земли. Не будет этой вечной борьбы, не будет и нас людей. Природе неведомо осознание своей красоты, ей чужд нарциссизм и самолюбование. Мы и есть те инструменты самопознания планеты. Природа неповторима, ей чужд стандарт, формат, штамп, чрезмерная функциональность. Эпоха засилия стандартизации лишает душу свободного парения, самопознания. Эта эпоха научила наускиванием, что стандарт имеет вес и цену, но он не стоит живого восприятия жизни человеком. Любой человеческий опыт бесценен в понимании природы человеком, но обесценен человеком по отношению к человеку. Творческий поиск Модельяни вряд ли объяснить современному жителю мегаполиса, также как запечатлённый Марком Шагалом еврейский местечковый мир, сгинувший в гетто Белоруссии. Сегодня эти художники матрица для бесконечных подражаний и копирований в мёртвой импретации. У ацтеков были наложницы, которые добровольно шли к жертвенному колодцу, у декабристов были жёны которые готовы были следовать за своими мужьями до Перми. У меня остались мои родители, принявшие меня в младенчестве и давшие мне новую жизнь. Продажа адреналина главный козырь в стратегии развития общества потребления. Пирамиды Гизы более претендуют на достоверность жизни прошлых поколений, чем современная виртуализация. Универсального солдата в 3d формате из меня не вышло. Из израильской армии я вылетел с гаком так окончательно не доперев, чем я таким там существенным занималс, играя не в своём спектакле. По выходу из армии я решил продолжить образование в сфере изящных искусств и древних познаний. Тогда я ещё искренне верил, что красота спасёт мир, что мы в ответственности за тех кого приучили, в то что Ars Longa Vita brevis est (искусство вечно, жизнь преходяща). Тогда я ещё во что-то мог верить. И во многое что верил, выписывая цитатки и распечатывая комиксы. Я искренне верил что территорию метят только млекопитающие, но никаким образом не высшее приматы, созданные для гуманизма и для покорение далёких галактик. Но увы, Нью-Йоркские такси и с тарифом и без на Луну не высадят. Зато сегодня нет империй и небо становиться всё ближе, да так, что уже не ясно чем шибанёт, проезжающим автомобилем или метеоритом величиной с градину. Сегодня Homo otenticus подавай не город, не страну а сверхскорость, сверх расстояния, хотя актуальность ценности туалетной бумаги также остра как и 50 лет назад. Зато любой товар защищён производителем чтоб не дай господи ребёнок не утонул от сдувшегося надувного круга , на круге пишут предупреждения на 20 языках, включая суахили, где там старые добрые времена где на кругах изображались уточки. Так я попал в шатко-бетонное существование. Зачем сегодня этот странноватый Нидерландский чудак Спиноза строителям нового Рима, Иерусалима, Москвы. Поголовно люди не знают элементарного вычисления, дробей, таблицы умножения а про Менделеева только русские и знают, тем не менее повсеместно слепое упование на технику. Мы все уже в Америке, орёт Рамштайн, и я с таким уважением отношусь к этому могучему немецкому парню. Наши улицы давно бы утонули в одноразовом полимерном хламе, если бы не армии покорно подчиняющихся зомби команд уборщиков. Каким - то чудом, наверное, белорусским, я переплюнул миллениум, вскочил в материнскую плату общего движения и на обочине взял упорный ход не спеша вперёд, но со смаком. Шарниры мои устарели и такой как я стал не нужен социуму, живущему за счёт прилива молодой крови. Сколько молодых людей было сорвано с насиженных мест, приехавших без родителей. Статистику "успеха" этой Сохнутовской программы не приводят. Сохнут - это нормальный бизнес, нормальной страны. Главное верить в бого избранность и всё будет окей. И вот с этим уродливым смайликом, заклеймённый своими привязанностями и отторжениями, я проторивую дорогу, строя лестницу в небеса. Туда где может быть по настоящему моя эпоха, моя страна. Там где всё настоящее и где есть я, такой каким являюсь сам по себе. И не нужен мне ни Яков, ни Ицхак, ни Ребекка, для достижения моего маленького человеческого счастья. Увидел дятла(птицу), порадовался, тысячу лет не видел, расцвёл цереус(род кактуса, который цветёт лилиеобразными цветками раз вгоду и только ночью) обомлел, разбудил случайно днём ежика, почуствовал неловкость по отношению к игольчатому. Жизнь продолжается и со мной и будет продолжение без меня. Но любая жизнь уникальна. И каждому суждено чертить свой знак зодиака.