Ночь. Прозрачная вселенная темноты. Богатейшие алмазные россыпи, дразнящие нас с небес, недосягаемые дымчатые замки у заретушированных горизонтов, спящие города, не спящие леса, таинственные истории, поведанные шёпотом, и, конечно же, привидения. Время разбрасывать сны и время собирать. Полный верлибр чувств... Но бывают такие ночи, когда всё вокруг кажется бездонно-глубоким, роковым, когда страшно жить, но и сон подобен смерти. Тогда вздрагиваешь и вглядываешься в тёмные очертания столпившихся вокруг призраков, пытаясь разглядеть в них знакомые лица, но лишь чужие миры раскрываются навстречу. Закрывая глаза, ты будто уносишь с собой частицу непознанного, того, от чего в смятении отрёкся. Впрочем, и этого кратчайшего мига достаточно, чтобы и ты остался навсегда в них - словно это какая-то другая жизнь, дарованная тебе одним прикосновением. По ту сторону сна, по другую сторону смерти.
- Спи... - раздалось снова, тихий завораживающий голос, из каждого угла, из тьмы, отовсюду. Ван Гог застонал, задёргал лапами, сопротивляясь колдовству из последних сил. Я ущипнул себя, но это было излишне - я был бодр и свеж, как космонавт перед взлетом.
Женский силуэт, белевший в коридоре, шевельнулся, томным смазанным движением обогнул уршша и переместился в столб лунного света. Я не ошибся - это действительно была моя давняя знакомая, но - Великий Лес! - как же она была хороша! Будто не она, черноволосая девчонка, тусовщица и скандалистка, познакомилась со мной когда-то на набережной, и не она, безжалостная воительница-вампирша, убивала на моих глазах в сумеречном городе, всего-то пару дней назад... Эта ослепительная красавица в переливающемся открытом наряде, стоявшая в конюшне как в дворцовых покоях, была мне знакома лишь отчасти - великолепие, смешанное с высокомерием, невозмутимое спокойствие и надменность укутывали её статную фигуру не хуже любой одежды. Она шагнула, изящно приподняв платье, зашелестели листочки прозрачного золота, огнями запылали бриллианты, я поймал взглядом мелькнувшую тонкую щиколотку в узкой туфельке с точёным каблучком из чёрного дерева, шёлковая волна нахлынула и опала пенным кружевным занавесом.
Она всё ещё купалась в лунном сиянии - царица ночи, снизошедшая до простого смертного. Я не мог вымолвить ни слова, прикованный к месту её странным гипнотическим взглядом, в котором притаилось, разгораясь с каждым мгновением, очень неоднозначное, непонятное мне выражение. Интерес, граничивший с неотвратимостью? Желание, доведённое до каприза? Жажда убийства? Злость? Вожделение?..
Я нащупал на груди печать и вздохнул с облегчением, ощутив живую пульсирующую силу - моя защитница явно не дремала.
- Люсинда... - окончательно преодолев морок, промолвил я. Встал навстречу, понимая, что не смогу причинить ей вред. Не смогу и всё тут, как добавляют - без комментариев. - Что ты здесь делаешь?
Она не ответила. Лишь улыбнулась, чуть-чуть, уголками губ, но сделала это так, что я неожиданно для самого себя ощутил сладкую дрожь, пробежавшую по спине. Не торопись, говорила её улыбка, её рука, указательным пальцем обрисовывавшая белые, отполированные лунным светом плечи, не спеши... Мы стали другими, мы остались прежними. Помнишь, как это было?
Я по-прежнему не понимал до конца, чего она хочет от меня на самом деле. Что может быть общего у нас - люди для вампиров всего лишь пища, не так ли? Пришла убивать, но почему не убила тогда, несколько лет назад? Хотя кто знает, что бы случилось, если бы печать сегодня не разбудила меня вовремя? Закрутилась в голове глупая киношная фраза: кто ты и на кого работаешь? Но тут же стало не до смеха - ночная красавица подошла почти вплотную и неуловимым движением распустила волосы. Каскад иссиня-чёрных кудрей разметался за спиной, подчёркивая светящуюся белизну тела... обнажённого тела, ибо одновременно с потоком волос к туфелькам рекой заструилось и стекло шёлковое платье - ворох золотых лепестков. Снежная Королева снова приморозила мой взгляд. Я снова, как когда-то, окунулся в зелёную кристальную глубину её глаз, утонул в ложбинке меж высоких грудей...
- Нет, - занемевшими губами проговорил я. - Я пришёл сюда не к тебе.
Она в притворном удивлении приподняла брови - это так важно? - и погладила меня по давно небритой щеке. Вдруг закинула руки мне на плечи и приникла к моим губам в страстном, жадном поцелуе. Я попытался отодвинуть её, но ладони непроизвольно соскользнули на тонкую талию, и чем сильнее она прижималась ко мне, тем сильнее я сжимал её, отталкивая и обнимая одновременно.
- Нет! - ещё раз повторил я, увернувшись-таки от очередного поцелуя. - Хватит!
Да? Хватит? Тогда в последний раз, вот сюда, мой сладкий! Люсинда скользнула губами по моей шее, и я почувствовал укол стремительно отрастающих клыков. Рванул её за плечи, но она уже трансформировалась, наливаясь нечеловеческой силой - не отодрать! Нахлынул животный ужас, и моя рука сама собой хлопнула меня по лбу, разворачивая фай. От дикого визга заложило уши. Вампиршу отшвырнуло прочь, точно взрывной волной, припечатав в стену конюшни и повалив затем на спавшего уршша. От грохота должны бы были очнуться все вокруг, не говоря уже о Ван Гоге, на котором теперь обосновалась еле-еле приходящая в себя Люсинда, но ни Гоша, ни кони, никто другой так и не прореагировали. Я дезактивировал свой чудо-костюм, приводя его в исходное положение. Перенёс горе-террористку на сено, положил рядом с ней платье. Осмотрел - переломов и даже синяков не было, клыки стали вновь обычными зубами, взгляд обрёл осмысленность и вполне человеческую растерянность, впрочем, её притягательная красота совсем не потеряла своей притягательности.
- Что это было? - прошептала она, возлежа на сене, как веласкесовская Венера. Оглянулась на стену, будто та была во всём виновата.
Так. Значит, фай моя ночная гостья увидеть не успела, или успела, но через секунду этот факт у неё из очаровательной головки удачно выскочил.
- Собирайся! - сказал я: пришла моя очередь игнорировать задаваемые вопросы. - И уходи!
Люсинда оделась в две секунды и подозрительно осмотрелась вокруг. Больше она уже не выглядела венценосной особой, просто очень и очень красивая девушка, из тех, у которых голубые крови и дорогие колледжи пропечатаны на их очаровательных лобиках.
- Может, расколдуешь всех? Только чтоб продолжали спать, но как полагается, без кошмаров и головной боли поутру.
Она что-то прошептала под нос и грациозно повела рукою. Уршш тут же перестал метаться и со вздохом глубочайшего облегчения растянулся на полу поудобнее. В соседних стойлах захрапели, запереступали лошади. Всё пошло своим чередом.
- Подожди, - я подошёл к Люсинде и достал из кармана потерянный ею в сумрачном городе медальон. Протянул: - Это твоё. Возьми!
Вот тут она удивилась по-настоящему, округлила свои и без того огромные глаза и захлопала на меня ресницами.
- Кто ты? - спросила, прижимая к груди недавнюю пропажу.
Я пожал плечами и улыбнулся, ну, не рассказывать же ей всё с самого начала, а так, как говорится, без пол-литра не разобраться.
- Кто ты?! - более настойчиво повторила девушка. - И, в конце концов, что сейчас со мной было? Что за сила стоит за тобой?!
Видя, что и теперь я не собираюсь отвечать, она развернулась и прошла вглубь моей так называемой спальни. Уселась на сено, даже в данной ситуации кокетливо выставив обнажённое плечико, прищурилась:
- Я не уйду!
- Кусаться не будешь? - улыбнулся я.
- Мне мои зубы дороги! - насупилась прелестная шантажистка, пододвигаясь и давая мне место рядом с собой.
- Хорошо. Я скажу! Это ничего не изменит. И не объяснит. Ты всё равно мне не поверишь. А поверишь, так никому не расскажешь - засмеют.
Я на минуту задумался - стоит ли говорить или всё же отшутиться? Люсинда молчала, терпеливо ожидая ответ: сейчас она походила на школьницу, которой пообещали открыть государственную тайну.
- Я - дафэн.
- Врёшь! - она облегченно рассмеялась. - Дафэны только в сказках бывают. Я живу на свете более чем долго, а что-то ни разу их не встречала... - видя, что я не собираюсь даже улыбнуться в ответ, вдруг засомневалась и, прищурившись, произнесла: - А если не врёшь, то докажи!
- Смотри! - я почти с мальчишеской мстительностью нарочито медленно достал из-за пазухи королевскую печать и предъявил её Фоме неверующей. Та взвизгнула и подскочила с места с большей скоростью, чем лезла целоваться. Хорошо отработанным движением округлила глаза - вау!!! Я хмыкнул и убрал артефакт назад - вот то-то и оно, что "вау"! Но посмотрела и хватит! Воспользовавшись произведённым впечатлением, грозно сдвинул брови и строго вопросил: - Теперь твоя очередь меня удивлять! Скажи-ка мне, милая барышня, ты пошто меня обидеть хотела? Я не вкусный. Кто-то даже считает меня ядовитым.
- Я не хотела! - ответила Люсинда, делая ударение на первом слове, и уселась на прежнее место, косясь на рубаху, под которой исчезло предъявленное доказательство. - А ты точно дафэн? В самом деле?! Правда-правда? Ладно, ладно, верю... - замахала руками и, вздохнув, добавила: - Если б мне надо было тебя убить, я укусила бы твою аппетитную шею ещё несколько лет назад. Дело в том, что это не я, а...
Она смутилась, и я договорил за неё:
- Другие? Кому-то другому нужна моя смерть? Ну, и кому же? Ведь не по собственной же воле ты пришла сюда этой ночью?
- У тебя очень могущественные враги, Василий. Лучше, наверное, и не знать их имен...
- Енлок Рашх? А может, его пожилой папаша Хросс? - хмыкнул я. - Или зазеркальные ужастики?
- Допустим, - растерялась девушка, не зная истоков такой моей осведомлённости. Глаза её бегали, она судорожно сопоставляла что-то в уме, пытаясь извлечь из пёстрой мешанины самое важное. Я оказался мифическим дафэном - раз, а её работодатели моими первейшими противниками - два, а три - это с третьей стороны или между нами она сама.
- Да не волнуйся ты так! Они уже давно жаждали моей крови. Причем, все разом. Хоть и не вампиры. Ещё и магары лезли периодически с лобызаниями и вечным чувством голода, да мало ли кто ещё... Так что, Америку ты не открыла, злопыхателей у меня навалом, в пору делиться с нуждающимися. Хочешь, подарю тебе парочку-другую? Будешь на них укус отрабатывать.
- В тот раз меня послали, чтобы разладить ваши отношения с пресветлой Королевой! - вдруг решительно выпалила Люсинда. - Мне разрешили тебя убить, но я не стала, прямого приказа ведь не было. Кандидатов на охотничью жертву вокруг было предостаточно, город большой. Ты же казался мне занимательным мальчиком, с тобой было весело... Это я тогда так думала. А теперь Советник всполошился и остальные сильсы не довольны, что ты здесь, требуют прогнать тебя из Ульдроэля. А Енлок Рашх и подавно не церемонится, в лучших своих традициях приказал "умертвить во избежание неприятностей", доделать то, что "уже давно пора"... - она вскинула подбородок. - Я ничего не понимаю! Какой-то сплошной бред! Ты же для всех - простой хон, никому не нужный человечишка!.. Они ведь не могут знать про то, что ты - дафэн, и что у тебя - королевская печать! Иначе бы послали не меня!.. - у неё перехватило дыхание. - Великая Тьма, во что же я ввязалась?!
- Успокойся, пожалуйста, - я взял её за руку. - Я-то точно не причиню тебе зла. И не выдам. Я обещаю.
- Мне назад дороги нет, - она сокрушённо покачала головой. - Теперь я между двух огней. Приказ не исполнила. Сама попалась с поличным. Всё начнётся сначала... Но ведь это значит, что за твоей жизнью придёт кто-то другой!!!
- Пусть.
- Теперь ты ничего не понимаешь! В следующий раз твоя защитная магия тебя не спасёт!.. Но послушай! - девушка ненадолго задумалась. - Если ты им так важен, значит, и нам можешь оказаться не менее полезен!.. Да-да-да! - она в волнении вскочила на ноги, но тут же села обратно. - Тебе нужна помощь! Вот если бы я встала на твою сторону, тогда у тебя могли бы появиться шансы выжить! Так? Так. Ах, я должна всё взвесить и обдумать!.. Есть ведь и ещё один узелок в этом клубке. Причина, по которой ты здесь! Ты ведь явился сюда из-за неё... Из-за Королевы? Да?! - мне показалось, что в её глазах промелькнул всполох ревности и какая-то шальная мысль, заставившая её придвинуться ко мне поближе. - Милый... Надо же, а я была уверена, что навсегда стёрла из твоих помыслов тот образ!.. Позволь дать тебе один совет! Было бы лучше для всех, и, прежде всего, для тебя самого, чтобы ты её забыл. Ну, что ты так смотришь? Да-да, забыл... Знаешь, а из нас ведь могла бы получиться красивая пара. Не она, а я могу решить все твои проблемы. Утешить и зажечь твоё сердце... Я же нравлюсь тебе! Ты хочешь меня... Не лги себе, глупо отрицать очевидное! - она легонько провела указательным пальчиком по вырезу платья, выразительно обрисовывая два идеальных полукружия груди, вздымаемых участившимся дыханием. Чуть наклонилась ко мне, касаясь моего плеча блестящими локонами. - Я никогда не встречала такого... как ты... Раньше ты был слишком молод и вспыльчив, хоть далеко не глуп и бесстрашен до безрассудства, - ах, как ты возбуждал во мне жажду! - но я, заметь, не тронула тебя. А теперь ты, ставший опытным мужчиной, вызываешь не жажду, а страсть... - она как бы невзначай задела платье, которое тотчас же заструилось и снова медленно поползло вниз. Её взгляд затуманился. - Не бойся!.. Я не буду больше... никогда... на тебя охотиться... Обещаю!
- Ну вот, и обменялись клятвами, - я улыбнулся, возвращая платье на её великолепные плечи. Её откровенная лесть меня лишь забавляла. - Спасибо, конечно, я и, правда, не вкусный.
- Неужели Королева так важна для тебя?! - она очень убедительно изобразила обиду в дрогнувшем голосе. - Но её Величество недоступна, как крона мирового дерева, а я... я... я - рядом!!! Мы вместе могли бы перевернуть мир, поставить на место всех твоих врагов, а заодно и проучить моих! - её глаза засветились красным огнём, а губы чуть приподнялись, обнажая ещё человеческие зубы. - Со мной ты познаешь истинные наслаждения. Вампиры умеют...
- Прости! Я не достоин тебя, - я вздохнул и поправил упавшую ей на лицо прядку. Отказать девушке подобно смертельному оскорблению, но согласиться на её предложение было ещё хуже. Будь что будет. Я мысленно перекрестил на удачу пальцы и посмотрел ей прямо в глаза, в полыхающие хищные зрачки. - Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, даже за то, что когда-то причинило мне боль. Нет ничего ценнее, чем опыт. Тот бывший "я" никогда не сумел бы дойти до Ульдроэля, и уж тем более не имел бы ни одного шанса даже поговорить с Диллинь. Я дошёл, и я стоял от неё так же близко, как сижу сейчас с тобой. Достаточно близко, чтобы понять, что ты - мой друг, моя звёздная сестра, моя учительница или ученица, кто угодно, но не та, которую я люблю всем сердцем, а она... - у меня перехватило дыхание. Произнёс, словно прыгнул с обрыва в ледяную воду: - Я люблю Диллинь Дархаэллу. Любил и буду любить всегда. Только её и больше никого. А теперь можешь снова попытаться меня убить, я не обижусь.
- Дурак! - прошептала Люсинда. - Всё ещё очень молод и несовершенен. Хоть и дафэн... - она надолго замолчала, и мне вдруг показалось, что она украдкой смахнула слезу. А может, соринка в глаз попала. Она всё-таки встала и взволнованно заходила, шепча что-то вроде "меня убьют... ещё посмотрим... я не прощу им... кто кого... играть со мной... как с жалкой кикиморрой... что ж... отомщу...". Когда она села и заговорила снова, в её голосе больше не было ни истомы, ни дрожи, ни злости, лишь спокойная и деловая решимость. Видимо, мы оба приняли для себя важные решения и поставили, наконец-то, все точки над "i". - Ты ступил на очень трудный и коварный путь. Идя по нему, ты не сможешь ни остановиться, ни повернуть назад.
- Я думаю, что ни то, ни другое давно мне уже недоступно. Это меня не пугает. Я страшусь лишь одного - что у меня не будет второй попытки - ещё одной возможности объясниться с любимой. Я так и не успел рассказать ей о своей любви - в тот первый раз.
- Столкнуть вас нос к носу как раз совершенно несложно, - хмыкнула девушка. - А вот сделать так, чтобы ты добился её руки и сердца официально, всеми признанным способом - вот это задача, достойная дракона Д'Хетонга. Ну, что ж! - она вдруг рассмеялась, звонко, дерзко и хлопнула в ладоши. - Мне это нравится! Как ты когда-то говорил - полюбить, так королеву, проиграть, так миллион! Я согласна тебе помочь, и мы выиграем! Но я хочу, чтобы ты пообещал мне! Мне и моему народу! Что в момент великого Перехода ты поможешь нам...
- Перекусать напоследок всех встречных-поперечных? - улыбнулся я.
- Ты - дафэн! - не обращая внимания на неуместную шутку, продолжала Люсинда. - Я верю в это. Ты один можешь указать путь и спасти мой народ. Мы живём во тьме. И магары тоже. Нам нет рядом места, и они уничтожат нас первыми.
- Я сделаю для твоего народа всё, что будет в моих силах, - я поднял руку, точно присягая на верность. - Всё, что будет в силах дафэна!
- Я знаю, - просто ответила она. - Теперь я это знаю наверняка.
Мы посмотрели друг на друга, и неожиданно для себя я прижал её к груди, как обнимают друга-заговорщика перед тем, как отдать жизни за отечество - виват, гардемарины!
- У нас мало времени, - проговорила она. Снова заходила из стороны в сторону, разметав за спиной волосы, как чёрное полотнище пиратского флага. - Ты упомянул про возможность увидеться с Королевой - такой случай тебе представится! Но если ты хочешь победить других претендентов и к тому же остаться в живых, тебе нужен учитель боя. Лучший из лучших... И у меня на примете есть именно такой!
- А может мне просто-напросто раздобыть где-нибудь заговорённые доспехи? И учитель не понадобится, - осторожно спросил я, имея в виду фай.
- Если ты станешь принародно соревноваться за право быть женихом самой Диллинь Дархаэллы, тебе придётся показать своё истинное умение владеть оружием. Доспехи в этом случае не подмога. А такие состязания начнутся очень скоро. До них осталось всего лишь восемь дней.
Моё сердце обмерло и бешено заколотилось. Восемь дней?! Я развернулся к Люсинде:
- Говори!!!
- Женихи Королевы во все времена и эпохи всегда проходили сложнейшие испытания, - она глянула на меня искоса.- Ещё вчера глашатаи протрубили на башнях, объявляя об их начале.
- Я буду драться в любом случае, с учителем или без, - глухо проговорил я. - Я пришёл сюда именно за этим.
- Я помогу тебе, - снова повторила она. Разжала ладонь: на ней лежал возвращённый мною медальон. - В благодарность. Или вопреки здравому смыслу.
Щёлкнув, открыла золотые створки, и из портретного заточения взглянули два уже знакомых мне лица: юное девичье и пожилое мужское.
- Это мои родители, - тихо проговорила Люсинда, нежно коснувшись свёрнутой пряди волос, лежавшей внутри, и светлого крестика. - Моя мама... - её губы тронула грусть, - давно умерла. А вот отец и не думает оставлять сей мир, именно к нему мы и обратимся за уроками боевого искусства.
- Если следовать здравому смыслу, то он, как и ты, - вампир, - добавил я, с новым интересом разглядывая будущего тренера.
- И даже если не следовать! - усмехнулась она. - Причём самый сильный и могущественный во все времена - князь Вурдрак Улаферт.
- Дракула? - кивнул я. - Как же, как же, наслышан.
- Ну, почему как самый главный из нас, так обязательно какой-то Дракула? - она с досадой скривила свой чудесный ротик и презрительно прошипела сквозь зубы: - Жаль, что мне не попался этот ваш Брэм Стокер, сама бы его покусала, с превеликим удовольствием, знал бы как всякую чушь писать!
- Да ладно, так вас пропиарил, что вы ему ещё и приплатить должны. Роман до сих пор пользуется бешеным успехом, - улыбнулся я: в гневе она была не менее прекрасна, чем в обольщении. - Небось, после первого книжного бума несчастные падали в обморок от одного вида оскаленных клыков? Ничего и делать не нужно, подходи да кушай.
- Как бы не так. Чем больше писалось романов, а позже ещё и снималось фильмов, тем яростнее стали сопротивляться выслеживаемые жертвы.
- Ты не находишь, что в их случае это оправдано?
- В их случае это глупо! - фыркнула Люсинда. - И бессмысленно. Я всегда добивалась своего.
Не со мной, подумал я, не-со-мной, но возражать не стал и лишь добавил:
- Да уж, а то лежать бы тебе с колом в груди и чесноком за щекой.
- Этим не шутят! - вскинулась она, яростно сверкая глазами.
- Какие уж тут шутки? Прости, если сказал что-то не так, я и не думал ёрничать!
Она не унималась.
Я снова посмотрел на портрет местного Дракулы, вернее великого князя Вурдрака Улаферта, и на его возлюбленную, всем своим видом стараясь перевести разговор в более мирное направление:
- А как звали твою мать?
Моя собеседница вздрогнула и, разом обмякнув, едва слышно прошептала, кладя на ладонь смоляную прядь:
- Ульсафия по прозвищу Лилл, что означает "ночной цветок". Здесь она изображена за месяц до своей смерти - ей всего пятнадцать лет... Обезумевшая толпа чуть не разорвала её на части, но потом... Следуя своим страхам и суевериям, они вогнали в неё кол и ещё живую сожгли на костре. Она не была вампиром, как им того хотелось.
Она замолчала и, не в силах больше видеть родное лицо, схлопнула медальон.
- Расскажи мне о ней, - попросил я, надеясь, что если она выговорится, то ей станет легче.
- Рассказать... - задумчиво повторила Люсинда. - Да, наверное, ты прав. Мне необходимо поведать тебе всё с самого начала. Там, куда мы отправимся, тебе надо быть совершенно спокойным и понимать всё с полуслова - времени на объяснения не будет.
Я хотел поинтересоваться, что за страшилки-пугалки такие, но она остановила меня движением руки, мол, всему свой черёд. И заговорила:
- Ульсафия Лилл была единственной из своей семьи, чудом выжившей после чумы тысяча четыреста сорокового года. Своё четырнадцатилетие она встретила в родовом замке в Валахии лишь со стариком управляющим и горсткой слуг. Беда, как говорится, не ходит одна, и, само собой разумеется, что когда грянула новая напасть, отражать её, после эпидемии, было некому. Войска Сулеймана Великолепного двигались по опустевшим землям, практически не встречая сопротивления: грабили, убивали, насиловали, уводили в рабство. А валашский господарь Мирча отступил на север страны и обдумывал величину откупа султану, собравшемуся превратить захваченные османами территории в турецкий пашалык. В смятении и ужасе наблюдала стоявшая на крепостных стенах Ульсафия как грохочущим потоком шли мимо вражеские полчища, как отлетели выбитые ворота замка, и всадники с гиканьем закружили по двору. Не раздумывая, она прыгнула вниз, но разбиться ей было не суждено: её поймали, подхватили, не дав погибнуть. А дальше всё произошло, как во все времена и при любых завоевателях...
Я смотрел на говорившую Люсинду, сильную, гибкую, красивую - яркой красотой дикого зверя, а видел - с каждым сказанным словом, с каждой новой фразой всё отчётливее - нежный трогательный образ её матери, проступавший сквозь дочь подобно мимолётному зеркальному отражению. Чёрные волосы, как траурное покрывало, бледное лицо и огромные глаза, горящие ненавистью и отчаяньем. И вот уже не Люсинда, а сама Ульсафия Лилл взахлёб плачет мне о своём горе, причитает, торопится рассказать о последних минутах её родного дома. Как наяву проплывали передо мной чёткие картины - девочка, точно белая птица со сломанными крыльями, медленно кувыркается в воздухе, падая с высоты крепостной стены, с хохотом и улюлюканьем ловит её подоспевший всадник, удар тела, смягчённый стремительной рысью, усатый бей прижимает драгоценную добычу, кричит "осмелля худ дар!", перекидывает через седло, её длинные роскошные косы волочатся в пыли, едкий пот коня, а ещё более вонь турка сбивает дыхание, скрипит седло, кругом вихрь чужой злобы и неистовой лихой удали. Они все - берсерки, мелькнуло у меня в голове. К чему такая невероятная жестокость и бессмысленность происходящего?.. Приказ всех уничтожить, смеётся бей, ничего личного! Душно. Дрогнула королевская печать на моей груди, точно почувствовала вместе со мной гудевшую от топота землю под ногами. Как это было тогда? Неизменно. Повторение, как обязательное наказание и искупление, преподаваемое всем пожизненно. Мне нечего искупать, возразила юная Ульсафия, я ничего ещё не успела сделать - ни плохого, ни хорошего! В мире нет справедливости, одно равновесие, снова рассмеялся первый в её судьбе хозяин, сверкая крепкими зубами, похлопал по узкой девичьей спине, мне сегодня ой как повезло - такая красавица, редкий цветок! - оставлю пятнадцатой женой, а, может, подарю Мехмед-паше! Сегодня мне - повезло, тебе - нет! Несчастная пленница пронзительно закричала, только в тот миг осознав - выжила себе на беду, вырываясь, забилась. Все дружно расхохотались, будто, наконец-то, услышали нечто долгожданное, обязательное, без чего ад - джаханнам! - пылавший вокруг, был бы не цельным, не действительным. Уходим! - скомандовал кто-то. - Конец!.. Припекало уже по-настоящему: огонь охватил почти всю центральную часть здания, проваливались балки и перекрытия, со звоном разлетались витражи, в небо поднялся траурный столб густого смрадного дыма. Вывешенное из окна, корчилось в раскалённом мареве тщедушное тело старика управляющего. Он уже почти ничего не осознавал, лишь перед слезившимся взором, почему-то прямо перед глазами, совсем рядом, торчали стебли травы - как вырванные языки, хрустевшие и шевелившиеся в потоках восходящего воздуха... Как только всадники выехали за крепостную стену, раздался страшной силы треск, будто от жара лопнул огромный валун, и замок рухнул, похоронив под своими руинами истерзанные тела слуг.
- Ульсафия Лилл попала в османский плен и сразу стала притчей во языцех. Даже среди восточных красавиц она была лучшей из лучших. Со скрытым неудовольствием пришлось её хозяину временно отказаться от пятнадцатой жены и с "восторгом" передать несостоявшуюся претендентку в руки турецких купцов, направлявшихся во дворец султана. Девушку выкупали в воде с розовыми лепестками, растёрли благовонными маслами, заплели косы...
Всё цокали языками и перебирали пряди моих волос, услышал я снова тихий голос Ульсафии, эхом вторивший словам Люсинды. Китайский шёлк и тот грубее и не так переливается, как твои косы, кожа наполнена лунным сиянием, а глаза ослепительны - звёзды, упавшие с небес, приговаривали две старухи-турчанки, приставленные ко мне днём и ночью, такие древние, истёртые и морщинистые, что казались сёстрами-близнецами, ты - лакомая ягодка для нашего Сулеймана Великолепного. Что его любимица русая Роксалана, и пальчиков твоих не стоит... Мои слёзы иссякли, а сердце затвердело как камень. Я не чувствовала больше своей судьбы и не хотела её. Через два дня для меня началась новая жизнь, которую я с лёгкостью бы променяла на ещё неостывшие развалины моего навсегда потерянного дома...
- Её сопровождали пятьдесят янычар, - продолжала рассказывать Люсинда, - десяток купцов, слуги, две столетние карги, не отходившие от неё ни на шаг, и ещё тридцать телег со всяким награбленным добром. Стояло жаркое лето...
Даже точнее, подумал вдруг я, ощутив на зубах скрипучий песок, царил огненно-пепельный август. Казалось, пыль под тяжестью колёс испарялась с пересохшей почвы, а сухая трава крошилась от одного лишь взгляда. Река, встреченная на пути, была настолько мутна, что грязной охрой проступали в ней потоки и течения, и без труда можно было определить, куда она текла. Для будущей наложницы воду везли отдельно - семь полных бурдюков - чистейшую, колодезную. Я утопилась бы в ней, подхватила Ульсафия Лилл, если бы мне представилась хоть малейшая возможность, но старухи-ведьмы, чудилось, не спали вовсе, так и сверлили меня своими пристальными колдовскими взглядами. На морщинистом лбу одной из них синела обличающая татуировка - луна, полумесяц и какие-то магические знаки... Настал третий день нашего путешествия, не принёсший с собой ни дождя, ни долгожданной смерти. Я лежала в крытой повозке и рассматривала рыжего жука, ползшего по пологу - для него жизнь тоже была бесконечной пустыней выжженной материи. Где-то впереди в голове обоза вдруг раздались резкие выкрики, хлёст кнута и ржание коней. Мы остановились. Одна моя тюремщица шмыгнула наружу - узнать, в чём дело. Другая, с разукрашенным лбом, с нехорошей ухмылкой ловко обмотала костлявое запястье моей косой - побегу или нет, с таким довеском далеко не уйти. Не обращая на неё внимания, я выглянула в дыру занавеса. Около нас кружили янычары, бешеные взгляды, сабли наголо, кони приплясывали, храпели. Будто выстрел, прилетело хлёстко, наотмашь - пожа-а-ар!!! Я и сама уже явственно чуяла запах дыма, правда этот дым был лесной, не трупный, не тот, что стелился и улетал ввысь несколько дней назад. Неподалёку явно горела растительность. Телега дрогнула и стала разворачиваться. В объезд!!! - надрывались возницы, безжалостно настегивая лошадей. - Скорее!!! Прямо на ходу к нам впрыгнула вернувшаяся старуха, завращала выкаченными глазами, завизжала: - Впереди стена огня! Смерть!!! Наконец-то, подумала я. Как ответ на мою мольбу, порывом встречного ветра принесло первую сизую волну - дым в одно мгновение окутал колёса телег, ноги лошадей, подобрался к завязанному в спешке входу. Сухая трава вспыхивала порохом, земля, в прямом смысле слова, пылала у нас под ногами. Крики, ржанье, глухой удар - столкнулись две телеги и, перегородив нам дорогу, всё никак не могли расцепиться. Вылезай! - прошипела мне та ведьма, что была накрепко привязана ко мне косой. - И не вздумай дёргаться, обратный путь покажется тебе тропой шайтана. Мы спрыгнули, будто в кипящие облака, тут же провалились в них по колено: ничего не было видно, лишь мелькали мимо конные призраки, да впереди возвышались брошенные телеги. Обе турчанки цепко подхватили меня под локти и поволокли сквозь пелену, туда, где слышался шум. Неожиданно топот копыт утроился, зазвучали чужие голоса, звонко ударила сталь о сталь. Ватное марево пропороли росчерки стрел. Засада!!! - заверещали хором старухи и заметались, не зная, в какую сторону деваться - сзади напирал огонь, впереди вспыхнула не меньшая напасть - битва. Влахи! - озареньем ожгло меня изнутри. - Свои, родные! Я призывно вскрикнула, но горло забило дымом, и я закашлялась. Обе мои мучительницы разом повернулись ко мне и... не знаю, чтобы они сделали, но тут из колеблющейся завесы с шелестом возникла стрела и воткнулась одной из них точно над её злющими глазами - прямо в центр татуировки. Не успело тело упасть, я оттолкнула вторую ведьму - откуда только взялась сила?! - та ошалело взглянула на свою "сестрицу", охнула и бросилась прочь. Я, не менее обезумев, подхватила с земли оброненный ятаган, - волосы запутались и никак не отвязывались с руки убитой! - и рубанула по вцепившейся кисти, снеся её до запястья. Попятилась, зачем-то прижимая к груди освобождённую косу, вздрогнула и помчалась в противоположную сторону от той, где скрылась турчанка, не разбирая дороги, как оказалось позже - прямо в огонь...
- Мой отец, Вурдрак Улаферт, был хитёр и дальновиден! - в голосе Люсинды я отчётливо различил неприкрытую гордость. - Заручившись всеми необходимыми грамотами - о том, что он, вместе со своей дружиной, перешёл на сторону турок, - князь беспрепятственно углублялся на занятые османами территории и убивал их, тысячами сажая на колья, отнимал ранее отнятое, отпуская на волю пленников и лишая Сулеймана значительной доли валашских сокровищ. В этот раз он доподлинно знал, что кроме золота и драгоценных камней, султану повезут в дар девушку, лучшую из лучших, прекрасную дочь Валахии. Взять врага в незамкнутое кольцо пламени, а потом бить всех до одного, вырвавшихся из засады, - этот план срабатывал всегда. Всё и тогда было бы как нельзя лучше, если бы пленница оставалась на месте. Давно уже янычары полегли на землю пищей для ворон, один за другим возвращались рыщущие повсюду конные басарабы, а красавица так и не нашлась...
Именно он спас меня, возразила Ульсафия, откидывая волосы со своего лица - с лица Люсинды. Чёрной тенью пронёсся Вурдрак над пожарищем и скорее почуял, чем увидел распростёртое на выжженной траве тело. Нежная кожа покрылась волдырями, а одежда дымилась. Он подхватил меня на руки и отнёс в безопасное место. Удостоверившись, что я жива, а ожоги не представляют смертельной опасности, он приказал воинам возвращаться в его замок. Это была неприступная крепость, с трёх сторон защищённая крутыми склонами, а с четвёртой дремучим лесом. Тем не менее, главная башня представляла собой суровую и аскетичную постройку лишь снаружи, а внутри это был роскошный дворец с сотней комнат и огромным залом для танцев и торжеств. Не разжимая объятий, он прошёл в спальню и уложил меня на по-царски широкую и пышную кровать. Я подумала, что он решил сразу же овладеть мною, как законной добычей, но ошиблась. Как выяснилось позже, здесь он не спал никогда, и эти покои предназначались для его избранницы. Хоть в замке было множество слуг, он собственноручно срезал обгоревшую одежду и только собрался обработать мои ожоги и успокоить боль, как обнаружил нечто поразительное, что и меня повергло в состояние глубочайшего изумления - волдыри исчезли, а кожа опять стала гладкой и чистой.
- Значит, она всё-таки была тоже... ну, из ваших? - спросил я Люсинду. - Ведь способность к регенерации - это как раз отличительная черта вампиров!
Нет, нет, зашептала Ульсафия, её проникновенный голос рождался, кажется, прямо из ночного воздуха. Темнота постепенно становилась прозрачной, наполненной уже чёткими силуэтами деревьев за окном и предрассветными шорохами. Я никогда не была вампиром...
- Нашей - может быть! - более решительно высказалась её дочь. - Вампиром - нет! И вообще... Я думаю, настал момент нам с тобой разобраться в терминах и названиях! Вот вампиры, например, - это, по-твоему, кто? - она с интересом посмотрела на меня.
- Кровопийцы, упыри, вурдалаки... и всё такое прочее. Те, кто сосут кровь, живут бесконечно долго, не отбрасывают тень и не отражаются в зеркалах, не переносят солнечный свет, серебро, чеснок, осиновые колья. Короче, по большому счёту, это такие неприятные серо-зелёные создания с чёрными кругами под глазами и метровыми клычищами и когтищами! - договаривая, я уже широко улыбался, ибо передо мной стояла весьма привлекательная особа. - Резюмирую: страх и ужас!
- Я надеялась, что ты, как воспитанный дафэн, окажешься хоть чуточку оригинальнее! Что ж, хон всегда останется человеком, с какого бока не разглядывай! - Люсинда преувеличенно трагически закатила глаза и покачала головой. - Слышал стон, да не знаешь, где он! Да будет тебе известно, что вампиров на данный момент существует несколько видов, не говоря уже о простых кровососущих, которых видимо-невидимо, от обычных зверей до обычных воскресших мертровойвов.
- Комарики, пиявочки! - согласился я. - Мышки разные летучие... это и ежику понятно! Ворлоки, небось, тоже непрочь покушать свежего мясца да кровушкой запить. Лично общался, могу подтвердить - весьма кровожадные субъекты. Мертровойвов неупокоенных не встречал...
- И не рвись! Разговаривать с ними не о чем, да они этого и не умеют. А встретятся, руби их на мелкие куски и не давай срастаться.
Я вспомнил дохляка, ползшего за мной в подземном лабиринте, и даже вздрогнул: нашинкованный в капусту и слипшийся обратно, он представлял собой отвратительнейшую композицию:
- Действительно, не будем об отсутствующих! Давай, лучше просвети меня по части вашей вампирской иерархии! Папа твой, конечно же, самый главный?
- Конечно же! - передразнила меня Люсинда. Подошла к стене конюшни, элегантным движением отрастила себе сверкающий сталью ноготь и без малейших усилий, точно карандашом, прочертила им на камне вертикальную линию, сделав на её верхнем конце зарубку: - Здесь, во главе всех, находятся шесть изначальных аскувиров - шесть старейшин, пришедших в этот мир из-за... - она не удержалась от иронии, - из-за порога твоего понимания. Это истинные вампиры, которые дали начало нашему роду. Каждый из них выбрал себе территорию для правления: Вурдрак Улаферт, мой отец, обосновался на месте современной Европы, другие поселились в Поднебесной, в Египте и в Тибете, в Мексике и в Африке.
- И пошли всех подряд кусать? Пополняя ряды кровного братства?
- Что за чушь!.. - искренне удивилась девушка. - Ты что, думаешь, что достаточно вцепиться клыками в человека, и он тут же превратится в вампира?! Ха!!! Как бы не так!.. Нет, вцепиться-то, конечно, можно, как правило, после бурных уговоров никто особо и не возражает, но дальше всё банально, проще пареной шеи. Никаких превращений, обычный процесс пополнения энергии за счёт других организмов, а кровь, как известно, наиболее насыщенная составляющая тела и более всего подходит для быстрого восстановления наших сил. Но есть определённые нюансы такого кратковременного подключения. Нежелательные последствия, так сказать. Например, если выпить всё, то жертва умирает, как я знаю, вы, люди, без крови чувствуете себя... ну... как бы вернее выразиться...
- Дискомфортно и одиноко! - с усмешкой подсказал я. - Да и случайные свидетели, подглядевшие сию трапезу и пережившие не менее растрёпанные чувства, могут попасть в ту же категорию "нежелательных последствий"... К тому же, от этого, как ты высказалась, "обычного процесса" образуются непереработанные отходы - например, свежевысосанные трупы, которые вам куда-то надо ещё и пристраивать, под кустом прикапывать что ли! А то, рано или поздно, так или иначе, как я предполагаю, народ эти безобразия заметит и разволнуется, - так ведь? - начнёт кучковаться и противостоять. Я понимаю, что о вкусах и жизненных позициях спорить не стоит, но... Зачем вам лишняя огласка и неприятности? Так?
- Более или менее точно! - кивнула Люсинда. - Поэтому, есть правило номер один: поел - прибери за собой! Или пей, соблюдая норму...
- Ты прямо, как моя мама, - улыбнулся я. - Не капай на колени и полощи рот после еды!..
- Как мой отец! - отрезала она. - Он всегда учил меня, что можно быть сытым и незаметным. Прежде всего, совершенно необязательно отбирать у человека всё до последней капли. Достаточно лишь части, тогда он со временем восстановит своё первоначальное состояние, объяснив своё недомогание плохой погодой или расстройством желудка, и даже не вспомнит о том, что с ним имело место быть, при этом, кстати, никаким вампиром он не станет.
- У меня сложилось впечатление, что тебе попадались всё сплошь какие-то отмороженные или умственно неполноценные человеческие экземпляры! - возразил я. - Ну, не превратится донор в кровопийцу, хорошо, но как можно не заметить, что на твою шею пристроился этакий грандиозный комарище!
- Ещё чего не хватало - заметить! Мы не даем людям такой возможности. Да будет тебе известно, в слюне вампира есть некое вещество, которое позволяет вводить человека в транс, причём, очнувшись, тот действительно не помнит, ни почему у него так кружится голова, ни откуда взялись две небольшие ранки на коже. Кто-то даже умудряется получить в момент укуса оргазм - так что горячо любимые тобой соотечественники в некоторых случаях ещё и извращенцы! Да-да! - она иронично ухмыльнулась. - Особенно в последние десятилетия - всё чаще и чаще стали попадаться представители инфантильной молодёжи, которые сами ищут с нами встреч и готовы с радостью подставлять свои анемичные шеи.
- Мало им Брэма Стокера, так ещё и Залмана Кинга насмотрелись! Доза наркоты, впрыснутая в поцелуе! - я вздохнул и покачал головой. - Тоже мне, наркоманы-экстремалы! Вот доиграются до вечной жизни и до секса в гробу!.. О, стоп, тогда я не понял! - я с новым интересом посмотрел на Люсинду: - Если от всего вышесказанного вампиром стать невозможно, то откуда берутся новые члены вашего элитного общества?! Что, нужен какой-нибудь уникальный таинственный ритуал, проводимый исключительно в пятницу тринадцатого на пресловутой улице Вязов или кто-то идеально подходящий для столь высокой чести - отличительная улыбка в тридцать два зуба и врождённое пристрастие к бифштексу с кровью на ужин, к "Кровавой Мэри" на завтрак?
- Зря смеёшься, ты почти угадал. Вампиры и, правда, для воспроизведения себе подобных ищут людей с определёнными свойствами, но не внешнего, а внутреннего характера, проявляющимися уже в раннем детстве. Мы называем их "дети карминго".
- Розовый фламинго, дитя заката...
- Да, если присмотреться повнимательней, ночью вокруг такого ребёнка можно разглядеть розовое свечение - ауру редкого пронзительного оттенка. Но дело, конечно, не в этом феномене, а в свойствах крови, которая течёт в венах этого человека - на первый вкус она ничем не отличается от любой другой, но стоит её хозяину, например, заболеть, как всё меняется прямо на глазах. Бред, жар, беспамятство, но это ещё как обычно... Лишь только температура тела больного достигает смертельных сорока двух градусов, кровь - вместо того, чтобы свернуться и убить своего хозяина, - вдруг "закипает" и начинает трансформироваться, преображаясь в новую структуру - мы называем её "шестой группой крови". С этого момента вновь рождённое существо не является больше человеком в привычном понимании этого слова - это уже создание, чьё тело регенерирует с огромной скоростью, способное жить бесконечно долго и накапливать знания и опыт без каких-либо ограничений.
- То-то радости у родителей, когда их ненаглядное дитятко не только выздоравливает, но и превращается в чудо-ребёнка.
- В прошлые столетия, - зловеще усмехнулась Люсинда, - таких чудо-деток, как правило, тут же убивали, для верности ещё и спалив на костре останки. Единицы уцелевших скрывались в уединении - в горах, в лесах, в пещерах. Их брали на обучение странствующие мудрецы-отшельники или воспитывали дикие звери. Впрочем, я лично слышала лишь об одном - халдуре Теользине, да и то лишь потому, что о нём мне рассказали знакомые вийи, у которых он якобы прожил в замке целый месяц. Правда или нет - не знаю, как и не знаю, достоверны ли небывалые истории и легенды о бессмертных героях-мудрецах, пришедших в мир для подвигов и глобальных перемен... Это те "дети карминго", которых просмотрели мы, вампиры. Обычно же мы не ошибаемся и обнаруживаем такого ребёнка ещё до его трансформации. Мы кусаем претендента за шею, впрыскивая слюну, как естественный катализатор, непосредственно в сонную артерию, заставляя его тело мутировать в нужном нам направлении. Последующие девять дней укушенный должен пить свежую кровь и больше ничего. Если он не будет этого делать, то его организм переборет введённую информацию, и он не станет одним из нас.
- Значит, вампиризм лечится? - обрадовался я, будто пострадал кто-то из моих друзей. - Пусть даже и на начальной стадии... Впрочем, просто укушенным быть тоже не хочется!
- Я же обещала тебя не трогать! - невпопад, то ли подозрительно, то ли удивлённо воскликнула девушка. - Или ты собрался нам мешать?
- Да нет, здесь не я устанавливаю правила игры! - я отмахнулся и, прищурившись, поинтересовался: - Но вы же не будете зариться на моих близких?
- Нам и так еды хватает! - фыркнула она. - И без твоих дражайших и дрожащих друзей.
- Тем более что Горыновича неизвестно в какую из трёх шей кусать, - подхватил я. - А у фианьюкка кровь почти голубая и имеется в весьма ограниченном количестве...
- Не говори ерунды! Они - жители Ульдроэля! - вдруг рассердилась Люсинда.
- Ладно, ладно, - примирительно замахал я руками. - Я же шучу!
- Вот и я серьёзно! - отрезала она, но хмуриться перестала и проговорила: - Если тебе всё ещё интересно (я усиленно закивал), то мы среди своих называем таких вовремя обращённых "детей карминго" - упырдраками.
- Упыри из рода Дракулы, - опять кивнул я, переводя новое название на старые, привычные для меня составляющие.
- Все вампиры, обращённые подобным образом, путём укуса, - не реагируя на мои комментарии, продолжала Люсинда, опять чиркнув по каменной стене ногтём, отмечая очередные зарубки на линии, - делятся на непосредственно упырдраков, активно ищущих свои жертвы повсюду, где только можно, и вийй, уединённо живущих в заброшенных замках и ждущих случайных путников на одном месте. И те, и другие придерживаются совершенно разных взглядов на жизнь и смерть. Первые, утолив голод и восполнив свои силы, оставляют жертву живой, дабы, как я объясняла раньше, не привлекать излишнего нездорового внимания людей. Вторым заботиться о своей репутации нет необходимости - случайно забредший в замок странник может сгинуть там и так, по самым прозаическим причинам, - поэтому вийи убивают жертву, но с таким изысканным мастерством и даже нежностью, что несчастный перед смертью испытывает высшее наслаждение.
- А ты? Упырдракиня или вийя, вдруг изменившая своим осёдлым привычкам?
- Ни то, ни другое, - покачала головой девушка. - Я отличаюсь от них, от первых и от вторых, как восход от заката. От моего укуса, например, никто и никогда даже с замечательной шестой группой крови - да хоть с шестьсот шестьдесят шестой! - не превратится в вампира, разве что я намажу свои клыки чужим ядом... Я не зря так долго рассказывала тебе о моей матери. Потому что я - наполовину вампир, наполовину человек. Обе половины во мне - лучшие, но это ничего не меняет.
- Твой отец, Вурдрак Улаферт был чистокровным вампиром, в смысле - аскувиром, это понятно. Тогда получается, что твоя мать...
- Да, Ульсафия Лилл не была укушена моим отцом, её мужем, хоть и согласилась бы на это без промедления. Они любили друг друга и считали, что их судьбы неразрывно связаны. В тот момент, когда князь Вурдрак увидел, что все ожоги зажили на прекрасной пленнице как по мановению волшебной палочки, он понял - она - "дитя карминго", но не стал сразу инициировать её, а решил сделать из неё "стригою" и вместе с ней зачать ребёнка - "вампирстрига".
- Подожди, пожалуйста, - взмолился я, постепенно запутываясь во всё новых и новых названиях. - А зачем были нужны эти сложности? Укусил бы барышню - для верности, чтоб уже не пошла на попятный, - и потом бы новоявленная упырдракиня рожала бы маленьких вампирчиков... Хотя, нет. Тогда мир давно бы уже заселили одни вампиры, да и те перемёрли бы от голода.
- Вот-вот. Догадался, наконец, - вздохнула Люсинда. - Для того чтобы появились "маленькие вампирчики" необходим вампир, лучше всего аскувир, и человеческая женщина, но не простая, а та самая - с шестой группой крови. Только с ней возможно зачатие. Такая беременная "карминго" называется стригоей и считается неприкосновенной, до тех пор, пока она способна рожать! - на настенном чертеже появилась ещё одна линия с двумя новыми зарубками, уходящая под углом от верхней точки, отмечавшей местоположение аскувиров. - Беременность длится шесть месяцев, и на свет появляется ребёнок с необыкновенными способностями - вампирстриг (ноготь Люсинды указал на нижнюю точку чертежа). Он может безбоязненно находиться на солнечном свете и пить не только кровь, но и кушать человеческую пищу, его трудно обнаружить, так как он отбрасывает тень и отражается в зеркале... Понятно, что такой вампир добивается гораздо большего, чем даже самый выдающийся упырдрак. Единственно, в чём он, вернее она - у стригой рождаются исключительно девочки - уступает упырдракам это то, что, являясь результатом скрещивания двух чуждых рас, сия полукровка - мутантка и соответственно стерильна - великолепное, но, увы, конечное звено эксперимента. К тому же, она не пополняет ряды вампиров путём инициирующего укуса, следовательно, и тут бесполезна...
- Небось, человеческая половина внутри неё не согласна, - улыбнулся я. - Что ж, картина вполне ясна. Супервампиры, так сказать "элита общества", претендуют на управление остальными упырдраками, но не способны к тиражированию себе подобных. Упырдраки естественно не хотят подчиняться и начинают всячески строить козни своим непревзойдённым родичам, дабы те, всё-таки, не сделали головокружительную карьеру, задвигая их на задворки истории. Одни круче, зато вторые злее, активнее и способны размножаться.
- Упырдраки старательно убивали и юных вампирстриг... и их матерей стригой, - тихо проговорила девушка, рисуя хищную двойную стрелу, направленную от упырдраков к вампирстригам. - Я последняя в роду Вурдрака Улаферта - оставшаяся в живых полукровка... Упырдраки считают такой способ распространения вампиров слишком долгим и уязвимым, кроме того, ещё и унизительным - зачем разбавлять кровь аскувиров недостойной людской, возмущаются они. "Карминго" надо обращать сразу же, без романтически-сентиментальных экспериментов. Укусил и готов новый член кровного братства! Быстро и продуктивно! Особенно категорично настроена женская половина - упырдракини в большинстве своём феминистки и не признают никаких любовей-беременностей-детей - фу! А, по-моему, просто завидуют, что выбрали не их, а каких-то других девиц, и всячески устраняют соперниц, с которыми не намерены делить своих неутомимых любовников ни на минуту, и уж тем более на долгие месяцы или годы.
- Но я так понял, что у вас существовала программа защиты стригой!
- Конечно, она и сейчас действует. Но ведь можно так умело сплести интригу, что будут виноваты совершенно непричастные - например, люди! Как в случае с моей мамой... - добавила она и надолго замолчала. Потом взглянула на медальон и возобновила рассказ: - Никогда и никого больше мой отец не любил. Он ни на минуту не оставлял Ульсафию одну, и я родилась точно в срок, он сам перекусил мне пуповину и слизал первую каплю моей крови. Ты будешь великой вампирстригой, шептал он, укачивая меня на руках, ты станешь "своей" среди людского народа и подчинишь их своей воле и уму. А мама улыбалась, глядя на нас обоих... Весть о том, что султан вновь двинул янычар, втаптывая в прах один валашский город за другим, прилетела к нам в замок, как смертоносная серебряная пуля. Князь во главе войска выступил ему навстречу. Я впервые горько расплакалась, не зная наверняка, но предчувствуя долгую, почти столетнюю разлуку. В тот день мне исполнилось ровно тридцать ночей... Первая неделя без отца промелькнула незаметно. Я старательно росла. Моя человеческая половина беспечно сосала молоко и пачкала пелёнки, но моя вторая половина, вампирская, впитывала как губка всё новое и необычное, смотрела и видела, думала и понимала. Я отлично помню, как однажды ночью к нам в замок прибыли нежданные гости - знаменитая упырдракиня Влацидэлия с эскортом, личная ученица и бывшая пассия Вурдрака Улаферта, - с визитом вежливости и любопытства: познакомиться с "женой" и новорожденной наследницей самого верховного аскувира, а на самом деле, посмотреть на тех, кто "отнял" у неё любовника. Она мне сразу не понравилась, и при первой возможности я укусила её за палец - когда та решила оглядеть меня поближе. Мы оскалились одновременно: она - разъярённой фурией, подрагивая верхней губой и обнажив сверкающие клыки, я - двумя единственными молочными зубками, правда, острыми как иголки. Моя мать закричала и попятилась, прижимая меня к себе. Верные слуги князя, похватав что попало, бросились к нам и окружили со всех сторон, прикрывая своими телами... В замке Вурдрака Улаферта жило около сорока человек, которые были беспредельно преданы своему господину. Оставаясь людьми по сути и по крови, находясь под его защитой и обладая выбором не стать вампирами, они были полностью посвящены во все тайны замка, но это ничего не меняло - вампир или человек, князь в их глазах являл собой величайшего героя, освободителя их родной Валахии от турецкого нашествия, и они были готовы за него - и в огонь, и на кол. Разумеется, что Ульсафия с маленькой наследницей - мной - автоматически становилась неприкосновенной драгоценностью, которую следовало хранить и защищать, не жалея жизней... Влацидэлия что-то прошипела сквозь зубы и ожгла нас ненавидящим взглядом. Если бы я знала, насколько упырдракиня не выносила всех стригой с их якобы неполноценными детьми, я бы, наверное, тут же заговорила и заставила бы мать бежать - чем дальше, тем лучше. Впрочем, прятаться было уже поздно: петля интриги захлестнула нас и начала незаметно затягиваться. Прошло три однообразных дня ожидания хоть каких-либо известей от Вурдрака Улаферта. Наша гостья беспрепятственно разгуливала по замку, как по собственному дому, веселилась, доводила слуг бесконечными прихотями и, закрыв от солнечного света лицо вуалью, а руки перчатками, ездила в леса на охоту. Мы ждали повелителя, запершись в центральной башне. Гонец показался неожиданно, мелькая в сизой дали дёрганой приближавшейся точкой, пропал, въехав под полог густого бора. Там! Скачет!!! - звонко закричала Ульсафия, оборачиваясь ко мне сияющим лицом, подхватила из кроватки на руки и бросилась по лестнице вниз - радость! Вмиг весь замок переполошился. Повозку! - потребовала юная хозяйка. - Еду навстречу! Всё произошло с ошеломляющей скоростью. Лошади рванули с места и понеслись галопом. За нами поскакало ещё с десяток всадников - сопровождать, как оказалось позже - лишь Влацидэлия со своими подручными. В спешке это не заметил никто из замковых слуг. Даже возница был незнаком, хоть и обычный человек...
Лес встретил нас вечерней прохладой, и дорога не так пылила, сдавленная по бокам вековыми деревьями. Эскорт чуть отстал, растянутый вдоль зелёного коридора. Я с любопытством рассматривала всё вокруг, впервые попав на лесную прогулку. Вурдрак, любимый! - в горячке шептала Ульсафия, мыслями и чувствами летя впереди лошадей. - Скорее, скорее, скорее!.. Резкий поворот дороги заставил накрениться повозку и чуть не сбросил нас на землю: колёса внезапно наехали на что-то большое, мягкое, безвольно лежавшее поперёк пути. Кони взвились на дыбы и, поднимая клубы пыли, с трудом остановились. Возница, ругаясь и потирая ушибленный бок, оглянулся - целы ли? - а потом нагнулся к странному предмету, мешавшему движению. Охнул в сердцах и с перекошенным от ужаса лицом полез прочь, спрыгнул, попятился, пока не упёрся спиной в ближайший ствол, вздрогнул, будто очнулся, и с диким воплем бросился в чащу. Только тут я заметила, что вокруг никого нет. Сопровождавшая нас Влацидэлия с прочими всадниками словно растаяла за границей поворота - оттуда не слышалось ни звука. Мне вдруг стало страшно и снова, как в день расставания родителей, захотелось раскричаться во всё горло, но мама ласково прижала мою щёку к своей шее, и я успокоилась, заслушавшись, как пульсирует кровь под тонкой кожей. Кони будто только и ждали, когда мы спустимся на землю - захрапели, роняя с губ пену, забились, заплясали и рванулись вскачь, увлекая за собой повозку. Мы остались одни. Впрочем, не совсем - прямо у ног Ульсафии на боку лежал изувеченный труп молодого парня: шея была разорвана от уха до ярёмной ямки, шейные позвонки торчали наружу, а голова вывернулась, держась на туловище практически на честном слове. Из разорванного живота в пыль выползла петля кишок. Беги, мама! - пролепетала я, но она меня не поняла, заворожено уставившись в широко распахнутые глаза убитого. Гул приближавшейся толпы ударил, как грохот прибоя, закружился, заметался, беря нас в кольцо гневных лиц и пронзительных воплей - вурдалачка!.. попалась!.. да ещё и с выродком!.. бей их!.. К нам потянулись сотни ищущих пальцев, будто ненасытные щупальца чудовища, вцепились в одежду, в волосы, повалили ничком, кто-то схватил меня за ноги и вырвал из маминых рук, ударил о колено. Теряя сознание, я слышала её пронзительный, отчаянный крик, приглушенный десятками человеческих тел, втаптывавших Ульсафию в грязь... И ещё. Я увидела Влацидэлию, с довольной ухмылкой наблюдавшую происходившую расправу - с безопасного расстояния, в чёрной тени раскидистого дуба, ради зрелища откинувшую с лица вуаль...
- Ведь не было же никакого гонца! - проговорил я, глядя на притихшую Люсинду. - Да и султан, скорее всего, не брал никакие города. Вас ловко обвели вокруг пальца!
- Не было, - эхом откликнулась она. - Мои родители ошиблись. И самой большой ошибкой было то, что они позволили себе любить друг друга.
- Вот ещё! - не согласился я. - Любовь всё прощает и всё объясняет...
- Но только не упырдракам! Это чувство непереносимо для них, как прямой солнечный свет! Что могут они понимать, блуждая по лабиринтам тьмы, где путеводной звездой горит лишь жажда и страсть?! Их цель - власть над всем миром. Жалкие безумцы!.. Где уж им постичь философию и идеи моего отца!
- Однако они действовали и действуют весьма эффективно. И, по-моему, совершенно не собираются ничего по-сти-гать. Прут себе к намеченной цели без мешающих философских излишеств. Твоему родителю надо было быть более осторожным и дальновидным. И что он такого задумал, что его же ученики и близкие соратники на него так ополчились?
- Я бы не стала называть их близкими - ему! Аскувиры изначально не являлись коренными жителями Земли, они пришли извне - позволь не объяснять "откуда", я и сама не очень понимаю! А вампиры - это по сути бывшие люди.
- Аборигены, - кивнул я. - Хоть и окультуренные, так сказать, высшей потусторонней инициацией, но не желающие жить по указке, мол, мы и сами с усами, пардон, с клыками, мы наш мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем! Слышали уже про такое! Но чужой миссионер, поверь мне, даже самый продвинутый, всегда останется чужаком хоть с какими прогрессивными идеями и нововведениями. На что рассчитывал твой отец?
- Но Вурдрак Улаферт величайший!.. Он!.. - она негодующе задохнулась и только развела руками: - Он сделал бы вампиров самой могущественной расой среди всех земных жителей! Не нарушая сложившегося издревле порядка! Но они же... они не видят дальше текущего столетия! И знаешь, по-моему, упырдраки боятся моего отца, хоть они и являются его созданиями и потомками.
- Зависть и чувство неполноценности - вот что это такое. Никто не любит, когда есть кто-то превосходящий во всех отношениях. Такого хочется либо убрать с дороги, лучше насовсем, либо извлекать за его спиной свою собственную выгоду.
- Хм! Убить Вурдрака Улаферта не так-то просто! - усмехнулась Люсинда. - Тут колом и серебряными пулями не обойдёшься!
- Кто бы думал иначе! - согласился я. - Но оставить его в полном одиночестве, не давая распространяться его родной крови и семени, - это, думаю, им по силам.
- Да, я - его единственная первородная дочь, нет больше в живых ни одной стригои, ни одной вампирстриги, но со мной они явно просчитались!!! - глаза моей собеседницы засветились красными огнями. - И когда-нибудь я уничтожу даже малейшие упоминания об этой ведьме Влацидэлии!!!
- А она до сих пор...
- О, нет!!! Уже нет! Но живы те упырдраки, которые продолжают начатую ею скрытую войну и возвеличивают её имя. Я его тоже никогда не забуду! И никогда не прощу ей!.. - она зашипела от ярости и, выбросив вперёд руку, чиркнула по каменной стене ногтями, оставив на ней такие глубокие борозды, что у меня по спине побежали мурашки. - Она улыбалась, когда нас, ещё дышащих, отволокли в городскую тюрьму и бросили в самое мрачное подземелье. Она наслаждалась, когда мою маму принародно распяли на дыбе, а после невыносимых истязаний посадили на кол и, под свист и скабрезные шутки, подожгли.
- А ты?..
- А меня съели крысы! - растягивая губы в подобие улыбки, прошептала Люсинда. Насладилась моим недоумённым выражением лица и пояснила: - Ночью мимо нашей ямы проходила старуха-тюремщица, полоумная и горбатая, разносившая баланду узникам. Я как раз очнулась и застонала. Кошка мяукает что ли? - пробормотала горбунья и подошла с огнём поближе. Осветила груду гнилого тряпья, на которой мы лежали. Чур, меня, чур, изыди упырское племя!.. - охнула она, чуть не выронив факел, от испуга творя защищающий знак.
Нет, подумал я, как наяву увидев зловонное подземелье. Нет, она была потрясена, но не от ужаса, а от неуместной здесь красоты. Потому что среди грязи и смрада разметалась в бреду юная красавица, а рядом с ней, суча ножками и повернув к свету прелестное личико, лежал грудной младенец - маленький ангелочек с ясным взглядом.
- Раны зажили на нас, как и следовало ожидать, с нечеловеческой скоростью, синяки и кровоподтёки исчезли, мамины распустившиеся косы закрыли прорехи на одежде подобно шёлковому покрывалу. Но психическое потрясение и отчаянье лишили её сознания, и в себя Ульсафия пришла только рано утром под рёв толпы на центральной площади... Этому я уже не была ни свидетельницей, ни участницей. В тот момент, собрав все свои силёнки, я попыталась зачаровать тюремщицу, заставить ту выпустить нас из заточения, но моих жалких потуг хватило лишь на меня одну... Сколько лет потом я винила себя в гибели мамы, считая, что отец или отвергнет меня, или сам убьёт своими собственными клыками - не смогла спасти!.. Поэтому и скрывалась от других вампиров, думая, что буду тут же с позором осуждена своими же - за предательство! Сколько горьких детских слёз я пролила, вспоминая единственный счастливый месяц моей жизни: моя семья больше не существовала для меня, думала я... Так или иначе, но старуха выкрала из подземелья только меня одну, подбросив рядом с осуждённой "упырихой" объеденную детскую пяточку - в соседней яме родила беременная воровка, и в первую же ночь на пиршество сбежались чуть ли не все тюремные крысы, сожрав не только новорожденного, но и несколько своих же собратьев. Пятка уцелела лишь потому, что несчастная мать упорно не хотела разжимать пальцев, вытягивая своё дитя из копошащейся визжащей кучи. Молчи! - приказала горбунья и, запихав меня себе под тряпьё, громко стуча клюкой и хрипло ругаясь, пошла с пустым ведром наверх, во двор - якобы за очередной порцией вонючей похлёбки. Вышла на свежий воздух, и только её и видели, будто растворилась в предрассветном тумане. Я прожила у неё - в хижине на болоте - свои первые десять лет. Старуха научила меня различать травы и ходить по трясине, как посуху, разгадывать сны и заговаривать боль, приманивать добычу и отводить глаза чужим путникам... Её всё-таки поймали и, как и мою мать, сожгли на костре. Следующие двадцать лет я провела у разбойников. Они преподали мне очередные уроки выживания: я стала драться лучше любого из них, и первое в своей жизни горло, как ни странно, я рассекла не клыками, а обычным ножом. Уроки наслаждений и роскоши я проходила в замке сиятельного вельможи, уже не помню его имени, но зато отлично помню вкус его крови - моего первого глотка. Меня чуть не застукали с поличным, но это был единственный раз, когда люди увидели моё второе лицо и остались жить... Дальше? Дальше было весело, бурно и, конечно же, весьма поучительно. К тому времени, когда князь Вурдрак Улаферт нашёл меня, я представляла собой дерзкое, строптивое и циничное создание. Истинную дочь вампирского племени.
- Зато твои недоброжелатели упырдраки уже не могли справиться с тобой так же легко, как в твоём далёком соплячестве.
- Со мной уже мало кто мог справиться! - усмехнулась Люсинда. - Мой отец с грустью констатировал, что я была невероятно похожа на его жену и мою мать Ульсафию Лилл - внешне, и совершенно не напоминала её по характеру. Прошло достаточно много времени, прежде чем я предстала перед высшими аскувирами других кланов и перед остальными вампирами. Да, когда я снова встретила Влацидэлию, я была готова и достойна этой встречи - холодная, блистательная и беспощадная.
- Ты отомстила за свою мать?
- Я отомстила за всех стригой, потерявших детей и жизнь. Влацидэлия умерла на той же площади, где и Ульсафия Лилл. Но её глаза, её кожу выжгло не пламя, а восходящее солнце. Я отлично усвоила урок, преподанный мне ею же самой, и казнь проходила без моего непосредственного участия, исключительно в людском составе.
- А твой отец знал, кто на самом деле повинен в этой смерти? Всё же упыриха была его ближайшей помощницей.
- Мы никогда не разговаривали с ним на эту тему, но думаю, что он обо всём догадывался. Пойми, он сам бы сделал это, но тогда действительно началась бы настоящая война, дай только повод. Я хочу, чтобы ты запомнил - у нас существует сложная иерархия и определённые законы. Есть вампиры, которые поддерживают установленный издавна порядок, а есть те, кто жаждет хаоса, в котором легче всего достичь личных интересов. Любой ценой, любыми средствами... Этих реформаторов, кстати, тебе, Василий, стоит опасаться более всего. Завтра вечером мы отправляемся с тобой в царство Вурдрака Улаферта - в вечную ночь. Рядом со мной тебе ничего не грозит, но от меня не отходи ни на шаг. Как только я представлю тебя моему отцу, ты станешь фигурой "non grate", и вот тогда уже никто даже посмотреть не посмеет в твою сторону.
- До следующей ночи мне надо прожить ещё целый день, - пробормотал я, вспоминая насыщенность дня предыдущего, и более громко добавил: - Что ж, почту за честь... Но сегодня ты сама-то как будешь объясняться с твоими работодателями? Енлок Рашх, кажется, далеко не дурак и наивностью не страдает.
- А я и не собираюсь с ним откровенничать! Растворюсь в сумерках до поры до времени. А к тебе с расспросами никто и не пристанет. Не снизойдут, уж поверь мне.
Люсинда посмотрела в окно конюшни - утренний туман начал оседать на траве и листьях сказочной по красоте финифтью. Близился восход солнца.
- Заболталась я с тобой, - она подошла к двери, ведущей в сад, и одним взглядом сдвинула тяжёлый засов. - Впрочем, беседа была вполне содержательной. Я ухожу, но не прощаюсь... А если ты будешь меня ждать, то я могу вернуться к тебе навсегда! - в её глазах опять появилось лукавое выражение, она облизнула губы кончиком языка и хотела что-то добавить ещё, но я опередил её:
- Для начала мне хотелось бы знать, кого я жду, - девушка непонимающе вскинула бровь, я продолжал: - Как твоё настоящее имя, сестрёнка?
Она задержалась на секунду и, уже ступая во влажную траву, с улыбкой проговорила: