Дорохина Ольга Евгеньевна : другие произведения.

Завещание Старого Воина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Князь по праву рождения вряд ли смирится с уготованной участью конюха. Отмеченный Богами как могучий воин и мудрый правитель, его уже не под силу сломить никакой магии и никаким испытаниям. Даже когда сами Боги отступятся от него, их благословенная печать "Великого Воя на все времена" останется с ним до конца.



Завещание старого воина.

Пролог.

Над широкой и древней рекой разливалась красивая песня о героях, которые выше всего на земле почитали военные доблести и честь. Ветер нёс её на своих крыльях, стараясь, не проронив ни единого слова, разнести как можно дальше по весям тоскующую грусть старика. Торжественный кощунник вскинул высоко голову, и последний раз коснулся иссохшей рукой резных гуслей. Волны легонько всхлипнули и откатились.
--И чего тебе на месте не сидится? - раздался густой зычный бас за спиной сгорбившегося старика.
--Того чего и тебе. - Не оборачиваясь, прошелестел в ответ старец.
--Вот и Велесу всё не сидится. Шатается по миру, народ смущает. - Не слушая ответа, продолжил огромный воин в сверкающих доспехах. Опершись на гигантский меч, он явно испытывал желание поговорить. - Да сбрось ты с себя эту личину, ведь всё одно суть зрю.
--А коль зришь, чего тогда цепляешься? - Так же невозмутимо ответил кощунник, но всё одно поднялся на ноги и преобразился в высокого молодца с резными гуслями, которые он бережно перекинул через плечо.
--Ну, вот это другой разговор.
--Не доведёт до добра твоя жажда сражений. Ведь, знаешь, ни на чью сторону Старик не встанет, да и вас, как малых котят в ваше же носом и тыркнет.
--Ещё посмотрим кого первого тыркать станет.
--Обоих. Да не сам, а простыми смертными и усмирит.


ГЛАВА 1 (Пророчество.)

По-своему обыкновению, с первыми зимними мухами Нелюда возвращалась в мало кому ведомый лесной укромник, чтобы, немного поворожив над давно минувшим, забыться долгой зимней спячкой. Она любила свой медвежий угол, в котором её никто и никогда не беспокоил. Разве что в редкую стёжку захаживал проведать Родомир и, малость, посопев носом, выведать о грядущем, да ненароком, сверившись со своими видениями, тихо убраться восвояси. Такое было не часто и потому не сильно натуживало молодую ворожею подозрениями. Легкой кошачьей поступью она возвращалась домой, а внутри переворачивалась разомлевшая истома одиночества. Сколько она себя помнила, именно это место она считала своим истинным домом. У неё не было родни, которая досаждала бы своими нравами, но и не было тех, кто в тяжкие времена смог встать на её защиту. Она привыкла надеяться только на себя и доверять своим чувствам.
Остатние жаркие проблески прощального солнца нежили молодое и довольно красивое лицо девушки. Её чёрные глаза от яркого света щурились и становились похожими на хитрый жмур лисицы, довольной своей добычей. Даже длинная чёрная коса, оглаженная жарким лучом, будто пропитывалась искрящим светом, и, радуясь последним ласкам, отливала рыжестью зверька. Лето и впрямь выдалось богатым на тепло и урожай. На эту зиму она сделала богатые припасы не только трав, но и необходимой снеди, которой по её предположению, должно было хватить надолго. Вересень уходил, мягко откланиваясь и одаривая её после шумного, и на этот раз, благосклонного Таусеня, богатыми подарками. Впервые селяне настолько раздобрились для лесной нелюдимки, что собрали ворожее не только полный короб с ячменём, да сочной репой, а еще расщедрились на сушёное мясо, да готовый каравай. Родомир видно старейшинам подпел, а то бы только жменьками и отдарились. Не особенно почитали её люди, хоть и не старалась она им все свои видения подробно обсказывать. Ежели совсем неминучее, и то, намёками обводила, благодаря за молчаливое терпение.
У небольшой опушки, прямо под разлапистой елью, лишь сильно намётанный глаз охотника и мог выцепить укромный влаз с узкой, но довольно прочной дверью. Только они сторонились чудаковатой девки, обходя за версту её землянку, больше смахивающую на нору лесного зверя.
Сухая, но ещё непримятая непогодой трава, надёжно укрывала жильё нелюдимки от непрошенных гостей. Звери, ощущая охоронное место, так же как и люди, старались не забредать на маленькую опушку около невесть откуда взявшегося родника. Они сызмальства недолюбливали чернявую лесовику с острыми и колючими глазками. А стоило ей показаться в деревне, так бабы, не сговариваясь, старались попрятать вечно орущих глуздырей, от ненароком метнувшегося взгляда чёрных бархатных глаз. Простая дурёха бы по этакому чуранию выплакала всю искринку из своих вежд, но только не Нелюда. Людского счастья она у богов не выпрашивала и была вполне довольна тем, что имела. Всё нутро залихватски хохотало и принимало боязнь за почтение, да и жить она средь людской суматохи никогда не собиралась, а заходила, лишь, когда об том просили. Старейшины, признавали больше Родомира, чем её, но в память о волшбе старой горбуньи, побаивались обойти дерзкую наследницу, потому и звали на все праздники Нелюду, из страха не навлечь на себя немилость богов, а пуще всего злобной ведуньи, завещавшей селянам блюсти заведенный порядок.
Сбросив на мягкую траву набитый короб и, неторопливо потягиваясь, лесная нелюдимка старалась впитать в себя всё остаточное тепло вересеня, уже передающего права листопаду.
Родничок, радуясь появлению соседки, чтобы привлечь её внимание, постарался журчать протяжней, выбивая толстый волос ледяной струи, весело перекатывая его по мелким камешкам. По-кошачьи выгнувшись, гибкая девушка подкралась к маленькому болтуну и опустила в ледяную воду свои распухшие пальцы.
--Ну, как ты тут без меня? Вижу, соскучился. Теперича вдосталь наговоримся. - Замурлыкала она, подражая затерявшемуся в высокой траве жалобщику. -Дома надолго задержусь, успеешь про всё пересказать.
Захватив за гайтан высокий короб, Нелюда привычно толкнула заросшую дверь и обмерла. Застряв посередь влаза, она, словно испуганный зверёк стала пристально оглядываться. В её довольно просторном обиталище, подрытом под боковину корней, к запаху залежалой плесени примешался холодный дух нежити. Одинокий очаг, помнящий ещё крючковатые пальцы старухи, стоял заросший пылью и одиноко таращился прокопчёнными острыми углами камней. Мешочки с высушенными травами висели нетронутыми по стенам и разносили вяжущий аромат лугов и тягучий дух леса. Вылинялые шкуры, давно пропахшие сыростью и затхлой плеснивиной, которые она не торопилась выбрасывать, угрюмо обвисли с растресканного полавка. Ничего на вскидку не было потревожено.
Отчего ж тогда так настойчиво колошматило в груди? Ещё не решаясь войти, она потянула носом. Опасливо озираясь, ведьмачка не спеша, спустилась с порога. Едва просачивающийся из оттяжной дыры тонкий столбышок света, не осиливал рассеять полумрак. Присев на полавок, она стала ждать, когда гость сам себя объявит. Лесовые бы не посмели забрести в её убежище, значит, это кто-то другой, сильный, и кого она ещё не могла сходу распознать. Благо, ждать, долго не пришлось. От ямы с припасами, прямо с кучи сухих листьев слетела огромная мутная тень, оголяя замшелый простенок. Огибая мечущийся листвою рыхлый свет, медленно подплыла к Нелюде.
--Сама захотела, чтоб к тебе иногда в гости захаживала, вот и притащилась. - Прошипела блазня. - Вижу теперича, что науки мои для тебя не пустыми были, почуяла... По делу я. Будешь ворожить, знай, воин народился. На него смотри, от него заслонка на всех нас опустится. Вере нашей счёт начался.
В животе похолодело. Нелюда никак не решалась довериться своим глазам. Под ногами уже не было земляного пола, уплыла куда-то и ветхая землянка, распахнулись стены и она словно малая пичужка парила над высоким бревенчатым заслоном с многими смотровыми башнями. Седой старик посреди больших и красивых домов махал руками, указывая куда смотреть. Не подчиняясь себе она влетела на двор одного из домов, где метался, не находя себе места высокий широкоплечий человек в дорогой рубахе. Он, то, заламывая руки, поднимал синие глаза к небу, вымаливая у богов сына, то оседал на крыльце, становясь темнее тучи, обхватывал голову руками. Передёрнув плечами, Нелюда отогнала от себя видение. Она по-прежнему сидела на старом полавке, боясь пошевелиться, вцепившись побелевшими пальцами в давно вытертую шкуру.
Думая, что помнившие старую ведьму вещи смогут оберечь её не хуже самой горбуньи, как могла, старалась продлить их истертое существование.
Бывало, любовно разглаживая ветхие шкуры, при появлении первого томящего солнца, она перебирала в памяти прожитые со страшной напогляд ведьмой самые беззаботные дни своей маленькой жизни. Безобразную и жадную до слов, её боялись, а потому и ненавидели. Только для Нелюды она была единственной чадью, от которой не отреклась бы никогда. Она не понимала, что такое любовь, но привязанность и верность ценила в людях больше всего, потому как это чувство и смогла постичь.
Воспоминания ломанулись пробивая дорогу для Девки-Печальницы. Помянула она и тот день, когда после своей пятнадцатой весны, вернувшись из леса, застала нелюдимку в корчах и приняла последний её дар. Вот тогда-то и обросло коростой её разгорячённое трепещущее сердечко. Только тогда до конца и уразумела, что она другая, непохожая на остальных.
Схоронив ведунью без единой слезинки, Нелюда и не подумала поливать могилку змеиной кровью, чтобы знать о том, что в любой миг сможет вызвать свою заступницу на помощь. Сначала, почитай, что каждую ночь дожидалась, а как восемь раз Морена промчалась мимо с запряжённым в сани Встречником, так и жданки кончились. А тут, на те, явилась старая. Видать что-то сильное погнало ведьмину блазню к порогу Нелюды, чтобы направить на путь ворожеен дар. Упредить-то упредила, только вот о чём, поди, разберись теперь. Тёмные клоки мутной тени уж давно рассеялись, но Нелюда всё никак не могла взять в толк, к чему это всё. Подняться на ноги не хватало сил. В голове кружило вокруг сказанного, заставляя возвращаться к загадочному вою, который мог угрожать сразу всем одним лишь появлением на свет. Ночь пролетела, не осилив обольстить манящими шепотками и наветами. Свербило одно, что по её раздумьям она могла, надо было открывать старый волховник и ковыряться в нем, отыскивая нужные заклинания. Свои наветы, сложенные за последнее время, она придумывала всё больше из желания позабавиться, чем привлечь разных духов, но теперь было другое. Старуха велела не только подсмотреть, она ещё требовала вторжения в чужую волю, а такое грозило ведунье либо великой крепостью в деле ворожбы, либо страшным рабством её неокрепшего дара. Злые духи не прощали бессилия и чуяли, когда ворожей оказывался недостаточно для них сведущим, потому завсегда норовили, прежде чем дать знания, испытать силу пробудившего.
Утро пахнуло сыростью и пробирающей до костей свежестью. Ночь улетела, оставив тянущую тревогу. Заиндевелые ноги стали подавать признаки жизни ломотой и тяжким грузом. Встав с полока, Нелюда решила развеяться домашними делами, а потом уже подумать о полученной вести. Сгребая полавочник, она скорее поняла, чем почуяла время Подзвизда. Надо было шевелиться, чтобы успеть до дожей высушить и привести свои пожитки в порядок.
Огонь весело потрескивал, стараясь обдать жаром, присевшую подумать хозяйку, но дотягивался лишь приятным теплом до щеки нелюдимки. Глядя на выскакивающие языки пламени, она знала что делать, но решила не спешить. Что-то её удерживало, и потому она тянула время, находя себе разные занятия и неотложные дела. Только вечерами, смотря на стрекочущий огонь, мысли опять подплывали, одолевая сомненьями и ёжившим дрожанием, которое перерастало в страх.
Сколько не откладывай, сколько не думай, а раз положено через этот ухаб перевалить, то по-другому не бывать. Однажды, не выдержав навалившейся тоски и растерянности - решилась. Налив полную плошку родниковой воды, она стала нашёптывать на неё заклятие старой горбуньи. Нелюда помнила, как ведьма делала подгляд, мутя чистую воду. С первыми вздымавшимися кругами, невесть откуда взявшейся жижи, наметилась и махонькая точка подгляда. Стукнув по нему одолень-травой, в плошке расширилось видение княжеских покоев. На широкой постели лежала уставшая растрёпанная женщина, а около неё находился мирно сопящий свёрток. Она любовно поглядывала на него, нежно поглаживая. Неожиданно в светёлку ворвался разгорячённый вой. Он, подбежав к женщине, жадно впился в её губы. Схватив свёрток, высоко поднял над головой и радостно пробасил:
--Семь дён и семь ночей теперича гулять станем. Порадовала ты меня, Амелфа Тимофеевна. Первенца Добрыней наречем, ему Нискиновичей род продолжать, да долгие годы править и Древлянские земли держать. А, Добрыня Малыч? Ори громче, пускай все слышат какой богатырь у Мала Древлянского народился. - Свёрток разрывался во всю глотку, будто и впрямь хотел, чтоб его услышали все, сгрудившиеся вокруг довольного отца гости.
Гладь чёрной мути на том задрожала и стала медленно проседать на дно, а вода снова становилась чистой и прозрачной. Прогоревший очаг, отпустив последний умирающий свет - потух. В землянке стало темно и глухо. Нелюда в одной рубахе побрела за кресалом, чтобы вновь разжечь огонь. Ей в голову не шло, что с таким видением делать. Ну, народился у князя сын, ну даже и ежели сподобится замахнуться на уклад вековой, так ей-то что теперича с этим делать? Не вломится же она в палаты княжьи, чтоб глуздырю неразумному наветы чинить! Кто её такую молодую и неразумную в этаком дому примет, да ещё с такими помыслами? Да и обережных у него должно быть немало.
Огонь не хотел вновь разжигаться. Искры от кресала, будто нарочно не попадали на пучок высушенной травы. Они метались, не попадая даже в сам очаг. Тугая натянутая темь не поддавалась, точно специально, стараясь увлечь ворожею в непроглядные мягкие сети приоткрывшейся доли. Руки сами опустились на костяшки колен, обвили их, и река размышлений повела нелюдимку к могучему омуту непосильных дум.
Листопад в этом году бил сильными ветрами и затяжными нудными дождями. Нелюде пришлось вновь углублять ямку у порога, чтоб вода напрямки не скатывалась в прогретую землянку. Хворосту было достаточно, чтобы сидя дома, не выходить под пронизывающий ветер, кричащий о переменах в её почти определившейся доле. Вот в один из таких хмурых вечеров и соизволил пожаловать Родомир. Долго откашливаясь, он по своему обыкновению стал серпать носом, только потом всё же решился поздаровкаться.
--И тебе того же. - Прошептала Нелюда. От долгого молчания голос осип и слова давались с хрипами. На манер старого волхва она стала так же откашливаться, а потом неожиданно для себя вылепила душевную муку.
--За что это мне такое? Что за напасть на меня навалилась? - Заглядывая в глаза старцу, проголосила девка.
--Чего причитываешь? Не тебе одной такое выпало. Потому и притащился в такую даль. Я ещё раньше твово про этакое выведал, потому и хотел от тебя чего дельного услышать, а ты всё байками про селян кормила. - Для порядку помолчав, продолжил. - Видала его, он ещё в люльке тешиться, а об нём, уж весь ведовской свод говорит. Что будет, коль в силу входить станет?
--Ты лучше скажи, что мне делать! Мне-то это как воробью телега.
--В силу, значица, влезла! От неё не отреклась! А теперича в кусты задумала спрятаться?! Нет, милая, срок и твой пришёл общую лямку тащить. С ближними волхвами я совет держал, они одного держаться: надо его род изводить. Малому дитю от наших посылов ничего не будет, потому как под сильной защитой он. Там сильный волхв за него требы чинит, у богов доли выспрашивает. Твоё время настало в крепость отправляться, да смуту чинить. Князь Мал красив и шибко горд, ты его обворожишь, а там и посмотрим. Окромя наших селян тебя никто не видал, да и они-то в крепость не ходоки. Зови духов в помощь и отправляйся.
--А коли, не приметит меня этот ухапщик?
--Стараться станешь, так приметит. В хляби, да непогоде он пока в своих хоромах от скуки мучается, а ты его и развеешь.
--Это ты меня к нему в наложницы, что ль уготавливаешь?
--А до княжьего рода малость не дотянула, чтоб в жёны готовиться. Именитой родни не заимела покудова. Даже если и в рабыни, то всё одно, у тебя в этом и свой интерес иметься должен.
--На что намёки даёшь, старый пень! У меня в том радостей никаких не проглядывается. - Взъерепенилась не на шутку горделивая девка. Она вскочила в полный рост, сжав, маленькие кулачки, готовые в любой миг послужить своей хозяйке. Разом заострившееся личико стало похожим на мордочку рассвирепевшего зверька.
--Ишь, как окрысилась! Интереса у неё нет. А, такой... бабий? - Закашлялся Родомир, ехидненько оглаживая длинную бороду. - А коль это не по нраву, так без нашего капища и у тебя и вовсе никакой опоры не останется. Прими свою долю и свой путь со смирением. Тебе - это выпало, так и не квакай, тягай, чего наваливают. Многие из нас в это пророчество не верят, а кто верит, тоже не все стремятся отвести. У каждого своя дорога и своё уложение в этом предсказании имеется. Потому предупредить хочу, глаза свои долу держи, а язык за зубками вострыми, не ровен час, под горячий расклад попасть можешь.
--Не уж-то я сюда больше не вернусь? - Тоскливо оглядывая свою землянку, скорее простонала, чем произнесла Нелюда, опустошенно осаживаясь возле очага.
--Про то, мне не ведомо. Не хочу тебя, девка, пустой надёжей тешить.
--Что ж, потешь тогда сказом про воя могучего, от коего моя горбунья даже в могиле покоя не нашла. Заявилась сюда блазнёй на дорогу меня наставлять.
--А про то всем волхвам, колдунам и ведьмачкам ведомо. Отчего тебе она не сказывала никак в голову не возьму. Мне, ещё мальцу-рубашечнику, мой отец пересказывал:
Народиться в местах лесистых от ухаревского роду-племени вой чистый.
Будет он могуч и силён, красен ликом и хитёр умом.
Расправит свои крылья, будто орёл над родом Рюриковым.
Служить станет правдой и верой честной.
Многих заставит под своё крыло встать, а кто миром не захочет, то и мечом с диким пламенем не побоится убедить.
Славен он будет и дела его знатны, но только до тех пор, пока гроза не грянет. А как ударит гром, отречётся он от старого.
Не послушает мудрых волхвов, отринет старых богов.
Заставит новому, иноземному, на коленях кланяться, да лоб расшибать.
Мечом погонит люд, а кто и меча не убоится, того огнём принудит.
Порубит старых идолов.
Возведёт хоромы царские и не для новых царей, а для нового бога.
Тогда и будет конец вековой вере.
Наступят новые дни, потому как новые законы приняты будут.
Заплачут старые боги, но не смогут права свои защитить.
За новой верой люди потянутся, за ней ратование посчитают узреть.
Вот и всё, что я знал. Потому тебе теперича честь выпала, за веру родов наших постоять и воя этого ещё в люльке охолонить.
--Родомир, ты мудрый, много пожил, многое повидал. Ежели предречено таковое, то хоть в игольное ушко влезь, всё одно, предрекаемого, не свернуть.
--Права ты, как есть права. Путь его, уготованный, не переиначить, но чуток подправить можно и тогда всё по иному будет. Так совет волхвов решил. Боги знаки подали. Вот и не рассусоливай, собирайся. Твой черёд долю пытать настал.
Три дня после ухода Родомира потерянная Нелюда собиралась в дорогу. Набила полный короб еды, да одежонки и стала поджидать попутчика, в дорогу ей специально указанного. На четвёртый день явился к ней мужик. Небольшого роста, кряжистый, в потёртом охабне, весь всклокоченный и грязный. Его бегающие глазки и звероподобное обличие выдавало коловёртыша. Не стала ворожея допытываться, подвязалася и отправилась с ним в дорогу. Листопадень весь по лесу протопали, потому дорога лёгкой и сподручной казалась, но стоило выйти на разбрякшую тележную колею, так дело трудней пошло. Редко, но люди попадались. То попутчики, то встречные, ото всех Нелюда глаза прятала, ото всех старалась ненароком незамеченной проскользнуть, а поводырь её, как нарочно на самый рожон лез. Хотелось ему поговорить, да выведать. Так и шли, пока в здоровенные ворота тесовые не упёрлися. Крепость стояла ладная, высоченная, из дуба вырубленная с многими смотровыми башнями. Тут хочешь, не хочешь, а шею вывернешь, коль доселе только одни леса голимые и видала. Людей и пеших, и конных столько попадалось, что в глазах рябить начало. Растороп чуть ли не за шиворот из толпы выволакивал лесную нелюдимку, чтоб ненароком она не угодила под конного воя или спешащую покинуть крепость телегу.
Впервые людская суматоха понравилась ворожее, она с полуоткрытым ртом и распахнутыми глазами уподобилась малолетнему ребёнку, который впервые любовался на развлекавшие его игрища. Растороп и впрямь оказался смекалистым и довольно пронырливым мужиком, потому как средь людской реки чувствовал себя словно рыба в воде. Кто бы мог подумать, но у него оказались многочисленные знакомые, которые с готовым удовольствием привечали его и предлагали свои услуги на перебой. Однако всклокоченный мужичонка не слишком поддавался на их уговоры, он искал кого-то и продолжал тащить за собой уставшую и ошалевшую нелюдимку. Пробираясь всё ближе и ближе к княжеским палатам, он наконец выискал старого знакомца, указавшего требуемого им Драгомысла. Он был хранителем древнего рода и мог указать место, где было сподручней обосноваться странной паре без лишних вопросов и подозрений.
Старик молча посмотрел на ошалелую девку, а потом перевёл взгляд на зыркающего исподлобья Расторопа. Убедившись, в ему одному ведомом знаке, пропустил путников вперёд, прикрыв поплотнее за ними дверь. Маленькая сырая землянка средь богато убранных палат и высоких домов выглядела насмешкой посреди застенного поселения. Она оказалась зажатой средь богато убранных домов и княжьего детинца, а напогляд, так вообще почти неприметной. Только войдя внутрь, Нелюда поняла, отчего никто не посмел согнать сухого старичка с колючими глазками со столь выгодного места. Они бы никогда не дерзнули переселить старого колдуна и хранителя этих мест, боясь навлечь на себя его немилость.
Колдун и впрямь был суровым на вид и довольно неразговорчивым. К лишней болтовне сама Нелюда относилась с опаской, и не особенно уважала безостановочно щебечущих селянских баб. Она придерживалась лесного правила, что речь дана на потребу знаний, но не для расточения напраслины. Тем самым и приглянулась старому кудеснику. После затянувшейся паузы и довольно уважительного приветствия, он взялся за обстоятельные объяснения дальнейшего поведения прибывших гостей. Оказалось, что старик их ждал уже седьмой день и был этим крайне недоволен. Князь Мал, только что явился со своей дружиной и дико скучал без дела и без охоты. Он недавно повздорил с Игорем из-за возросшей дани и находился во взбешённом состоянии. Ему приходилась не по нраву наглость и зазнайство Рюриковича. Чем старше становился Мал, тем большего он хотел. Древлянский род выше других ставил. С соседями стал наглее, потому как его дружина и могла соперничать разве что с Игоревой ратью. Оттого соседи старались с ним в стычки не вступать, а Мал Нискинович всё больше убеждаться в своей правоте. Желание устранить Игоря и занять его место было до такой степени больным местом, что не давало ему покоя ни днём, ни ночью. Оставалось только подлить маслица, как огонь распалиться, после чего не окажется силы, противостоящей будущей войне. Несмотря на вечно ухапистых печенегов, которые что и делали, по-воровски грабили межрубежье, Игорь тревожил больше и оказывался в центре возникающих пересудов чаще обнаглевших степняков. Киев стал лакомым куском, который не давал Малу забыться. По его мнению, он был достоин большего, и потому, только и делал, что заманивал в свою дружину всё больше и больше охочих до ратного дела парней.
Почти опустевшее торжище с вымешанной грязью всё меньше и меньше посещалось из-за дождей и непогоды. Пришло время затишья. Устроившись в посадском селении, она поначалу от каждого чужого глазу шарахалась, но сколько время бежит, то и она со всем свыкаться стала.
Нелюда постепенно привыкала к многоголосому поселению и уже примелькавшимся лицам. Старик, после проведённой беседы не оставил их даже на ночь, порекомендовав поселиться у одинокой вдовы, где-то на выселках городища. Любопытные соседи, поначалу чинившие допрос Косарихе, постепенно привыкали к её жильцам. Проговорив всем, что дядька привёл из рода племянницу для дальнейшего проживания к тётке не вызвало особенных пересудов. Они дружно решили, что девица пришла в городище за мужем, потому старались пристальней приглядеться к засидухе. Отчего-то ведь девка в возрасте не нашла у себя пары.
Прожив так всю зиму, Нелюда встретила следующую весну в землянке у Косарихи обвыкшейся и немного успокоившейся. Дородная и словоохотливая хозяйка, очень радовалась такому прибавлению в своём семействе. Да и как тут не обрадоваться, когда бобылихе таковое счастье привалило: мужик, вечно спешащий и роботящий, да девка, которая не раскидывалась словами, а всё норовила по хозяйству хлопотать.
Только отойдя от долгого сна, земля начинала набираться сил и приветствовала своим буйством чёрных низинных проплешин, как Старик призвал к разговору Нелюду. Войдя к нему, она почувствовала, что пришло её время.
--Праздник скоро. Пойдёшь на торжище и прикупишь себе одёжку получше. Гривен я тебе на то дело отсыплю. На празднике вертеться станешь возле княжьего семейства, но сама на князя не заглядывайся, делай вид, что любопытствуешь, да и только. Когда он тебя заметит, то подойдёт. Будь готова, потому как обязательно подойдёт. Глазищ своих бесстыжих на него не поднимай. Раньше времени это тебе не на пользу. На вопросы отвечай тихо с боязнью. А только он к тебе придвинется, так постарайся за него зацепиться и хотя бы что-нибудь урвать. Хоть волос, хоть часть одежды - все для наговора сгодиться.
--А чего я отвечать-то ему стану?
--Что работу пришла искать, оттого что вся родня повымерла с голоду. Спросит откудова, так скажешь, что из далека. Когда была совсем малой, мать померла, а отец молодуху в дом привёл, а теперича и отца не стало, так молодуха из дома и попёрла. Вот ты без дома и пригрелась у тётки, да только что вы две бабы без мужиков можете? Вот и ходишь в городище в поисках какой-нибудь работы.
--Это-то понятно! Токмо, как я у него, что взять смогу?
--А ты сама-то кто? За долгую зиму память-то совсем отняло или как? Ты для чего сюда девка прибыла? Очаруй его. Он тебе нужен, а не ты ему. Не уж-то любовных заговоров не чинила? - Спросил колдун, подняв заросшие брови.
--Так, то для дурёх неразумных! - Обиделась Нелюда. Она никогда не причисляла себя к тем, для кого было важно пользование таковыми знаниями.
--Ну, раз такая умница, то тем более найдёшь способ приворожить князя. Вот только об одном помни, он тебе не простой мужик, он девичьих закидонов насмотрелся. Знает, зачем девка ему глазки строить будет. - После чего потеряв всякий интерес к ущемлённой девке, колдун повернулся к ней спиной и, кряхтя, полез на полок. Не долго думая, Нелюда попросила разрешения покопаться в его припасах. Якобы ей травок для тётки хворобой не достаёт, на что, получив скрипучее разрешение, торопливо стала разгребать ведовские запасы, набирая различной травы. Острые глазки старика под навесом кустистых бровей придирчиво следили за молодой ворожеей. Поняв, для чего она по тряпицам делала сборы, уставился довольно в потолок, рассматривая огромную паутину. Стараясь, чтобы её не уличили в только что отказанном, девка постаралась, как можно скорее завязать взятые припасы и, откланявшись, побыстрее улизнуть домой.
Косариха поднялась рано утром и отправилась в городище по просьбе полюбившейся новоявленной родственницы, прикупить ей разной одежонки. Довольная таким доверием, она чуть ли не приплясывала от удовольствия такой чести. За зиму эта неразговорчивая молодуха стала ей словно её давно умершая дочь. Всю свою недолюбленность и ласку она словно из ушата лила на нелюдимую дикарку. Потому первым делом придя на торг, стала присматривать ей разные украшения. Девка-то в возрасте, а окромя оберегов на тоненькой шейке ничего не носила. Видно совсем мачеха её в чёрном теле держала, раз в таком отребье ходила и нового ничего не просила. Даже истёртые до дыр поршни всё починяла и починяла, а о новых, и вовсе не помышляла. Кого хочешь, такое за душу тронет, не то, что насколыдарившуюся одиночеством вдову. По её мнению девка была просто красавица писаная, да умелица, к тому же на лишнее слово боязливая: чем не такая же горемыка, как и она сама.
Под радостный уход своей хозяйки, Нелюда велела Расторопу править протекавшую крышу, да присматривать за двором, чтоб ненароком не забрела в неурочный час какая досужая соседка, да не испортила чинящийся навет. Растороп, хоть и любитель на разные разговоры, но в тот момент выскользнул плотно прикрыв за собой дверь. Поставив на очаг греть воду, Нелюда начала читать над ней заговор. Умывшись такой водой, даже её корявая горбунья показалась бы князю прекрасным лебедем, не то что, она молодая и пригожая девка, тем более что навет читался на имя.
Праздник первых закличек Весны выдался с потехами и собрал много народу. Веселились и стар и мал. Каждый хотел похвалиться нарядами, да голосистостью, потому разноголосое пение и крикливые прославления принимались по-доброму с ясными и простодушными улыбками. Нарядные парни, что умелые ухапщики, выхватывали из толпы самых красивых девок, да с весёлыми криками катили с горы.
В новой одёжи, Нелюда, рядом со своей довольной хозяйкой, и впрямь, смахивали на мать с дочерью. Пробравшись в самую гущу, поближе к княжьей семье, Нелюда втихомолку разглядывала самого князя, делая при этом вид, что очень рада разглядыванию праздничных игрищ. Невольно их взгляды перехлестнулись. Мельком пробежавшись по толпе, князь стал выискивать приглянувшуюся девку с соболиными бровями и манящими чёрными глазами, похожими на гибельный омут. Что-то внутри зацепило, и жгучее желание отыскать красавицу повлекло князя в самую гущу. Благо на празднике все были ровней, и никто не истолковал его действий как охабных его родовитому значению. Выйдя с ватагой на кулачный бой, он не переставал отыскивать манящий взгляд бархатных глаз. Бой уж закончился и только княже, расхваливая мастерство своих воев собрался уходить, внутри досадуя на неудачу своего поиска, как девка, словно окаянная налетела на него, ненароком поскользнувшись на размятой жиже. Ещё бы совсем чуть-чуть и она бы ахнулась под ноги полупьяной толпы со всего размаху.
--Что-то тебя, милая, ноги не держат. Видать и ты ради праздничка медовухи лишнего пригубила? - Довольный такой неожиданной удачей, подхватил Мал заинтересовавшую его девку и, ставя её на ноги, не спешил покинуть зазевавшуюся красавицу.
--Нету, куда мне. - Почти прошептала красавица, пряча блеснувшие глаза.
--Кто таковая будешь? Я что-то тебя раньше и не примечал у нас? - Заметив схожесть с рыжим зверьком, стал допытываться он. На выручку пришла Косориха. Радуясь вниманию к своей подопечной самого князя, она уж от всей души постаралась расписать историю бедной сиротки. С интересом выслушав её рассказ, князь не мог оторваться от опущенных густых ресниц, из-под которых нет-нет, да и сверкнёт на него хитренький манкий взгляд молодой красавицы. Князь не любил по такому поводу долго думать. Он сходу решил разбавить женскую половину новой прелестницей, а потому, не выдавая своих планов, участливо прикинулся чутким добродетелем.
--Завтра к обеду разыщешь ключницу Миланью и скажешь, что я велел тебя пристроить. Так что не переживай тётка за свою родню, пристроена она будет. Всегда в сытости и в тепле. - Хохотнув в русявую бороду, весело пророкотал Мал. Обомлев от свалившегося счастья, Косориха аж потеряла дар речи. Покуда князь уходил, она не могла проронить ни единого слова, так и стояла, словно рыба, выброшенная на берег, открытым ртом, хватающая воздух.
--Щ-щасливица ты у меня! - Выдохнула она, когда князь уже совсем было скрылся из виду. - Ты не боись девка, за таким стенами будешь жить не тужить, всегда в тепле и сытости.
--Тётушка, -- потянула носом Нелюда. - А ты-то ко мне захаживать станешь? Что-то боязно в этаких хоромах одной.
--За то даже не переживай, куда ж я теперича без тебя? Я к тебе так прикипела, что и погонишь - не уйду. - Преданно посмотрев на Нелюду, заверила Косариха, вознамерившись при этом пустить радостную слезу.
Ни свет ни заря тучная баба, пыхтя и причитая, подняла на ноги бурчащего Расторопа и не выспавшуюся Нелюду. Собирая заплечный мешок, она то и дело принималась то плакать, то причитывать, как она без этакой помощницы останется свой век доживать. Опустив с полока ноги на холодный, пол ворожея поморщилась и, потягиваясь, стала придирчиво оглядывать почти уложенный мешок. Помимо разной необходимой одёжи, тётка ухитрилась впихнуть туда и кое-какой еды.
--А это-то зачем? Сама же говорила, что уж чего, а сытой я теперича завсегда буду.
--Говорила. Да и не отказываюсь, но так ведь это на первое время. Кто знает, как новую работницу в таких-то хоромах принимать станут. - Упиралась хозяйка, как только увидела, что девка старается выложить собранную еду.
Растороп, засопев носом, не удержался и от своих замечаний.
--Так князь сказывал, чтоб она опосля обеда приходила, а ты её теперича что ль выпихнуть вознамерилась?
--Да что ты такое городишь? Я ж как лучше, чтоб ничего не забыть. - Запричитала сердобольная баба слезливым голосом.
Не слушая пустой перебранки, Нелюда, втихомолку вытащив из-под лавки драгоценные мешочки и тряпицы с высушенными травами, постаралась суетливо протолкнуть на самое дно мешка. Теперь действительно приближалось её время, а она была по-прежнему не готова принять таковой "подарок" от мудрых волхвов.
Озябнув со сна, и поняв, что пока больше заняться будет нечем, она подтянула к лицу колени и стала греть остывшие ноги. Ей вспомнился наказ трёх волхвов, провожавших её в путь от капища, на которое она приходила выспрашивать дозволения на всю долю.
Седые, в сермяжных рубахах до пят на голое тело, они, стараясь достучаться до ветряной девки, громко выкрикивали суровыми голосами волю богов.
Собрались на Перуновом капище не только эти трое, но волю всех высказать, поручено только троим. Тогда-то она и получила Расторопа в охрану и проводники. Он, вечно грязный и всклокоченный, за эти дни стал как тень неотступно следовать за ней и постепенно так припёкся, что и с ним и с говорливой Косарихой, ставшей ей и впрямь заместо матери, прощаться не хотелось. Почуяв человечную заботу, не хотелось опять оставаться среди чужих злобных взглядов и недобрых домыслов.
Неожиданно, в растревоженную голову лесной нелюдимки поплыло давно забытое видение, которое ясно показывало злобную неприязнь и жадную пожирающую зависть, лица неприятных чем-то встревоженных людей, от них веяло угрозой. Только и она не была невинной коровой, которую так просто на убоину пустить, но это означало постоянный пригляд и перехлёст с бабьей ревностью, и не только глупой ревностью, но и жестокими оговорами. Тоска наваливалась тяжеленным камнем. Она и впрямь входила в силу, а потому не было возможности отказаться, надо было расти, иначе то, что начинало расти в ней и набираться сил внутри, могло её же заглотить.
Очнувшись от увиденного, лесная нелюдимка, ощутила в себе силы, которые тянулись к простоватым душам, чьи мысли и желания проглядывались будто тени, отброшенные от яркого пламени. Она могла их не только видеть, но и управлять ими.
Женская половина большой и чистой избы была так тщательно протоплена, что удушливые запахи еды, будоражили подкатывающий ком из живота прямо под горло. Едва сдерживаясь, чтобы не вывернуть наружу, что так усердно в неё втолкнула Косариха. Нелюда, бледная и рассеянная, стояла у порога, ожидая покудова докличутся до Маланьи. Высокая и дородная баба с красным лицом медленно подплыла к ним, придирчиво оглядывая с ног до головы двух побелевших баб. Её блестящее лицо было похоже на промасленный блин, готовый сорваться на шипящую сковороду. Моргая маленькими глазками, далеко разнесёнными друг от друга, она, скрестив руки на необъятной груди, была похожа на огромную кучу пестряди, промокшей липким потом. Под туго намотанным на голову платком, видимо почти не было волос, потому как она совсем не соотносилась с могучими плечами и подрагивающим от жира телом.
--Кого это до меня сегодня принесло? - Перекрикивая хлопотное многоголосье, визгливо поинтересовалась ключница.
--Нам князь приказал к Маланьи подойти и сказать, что от него. По работе мы пришли. - Комкая слова, начала было объясняться Косариха.
--Про одну он говорил, а не про двух. - Разом оборвав, продолжала княжья прислуга.
--А она одна, я только проводить. - Робко заметила хозяйка, подтолкнув при этом Нелюду.
--Так иди за мной, а ты мамаша не мешай, отправляйся домой. - Больше не обращая внимания на провожатую, Маланья вперилась в девку.
--Значица, мне домой отправляться? - Замешкавшись, бестолково переспросила Косариха и не получив больше ответа, стала пятиться на дверь, покуда за ней не скрылась вовсе.
--Пошли за мной, там посмотрим, за какими такими надобностями хозяин лишний рот в свой дом запустил. - Ворчливо пробубнила Маланья.
Княжьи хоромы очень понравились Нелюде своей чистотой и огромными размерами. У женской половины был свой отдельный вход и отдельные светлицы. Хозяйская светёлка находилась на верхнем пролёте и была достаточно просторной. В каждой из таких палат был выложен особый очаг из камня, от которого тянуло теплом и уютом. Княгиня почти не выходила из своих покоев, окружённая няньками подрастающего княжьего наследника. За всем вела ревностный догляд верная её Маланья и от её придирчивого глаза почти ничего не ускользало. Частым гостем в покоях хозяйки дома был тот самый колдун, к которому первоначально пришла она с Расторопом. Не обращая на Нелюду никакого внимания, он, заходя в светёлку Амалфемы, плотно прикрывал за собой дверь. О чём они по долгу шушукались никто не знал. Только однажды, прибираясь в светёлке у наследника, она могла едва различить доносившиеся слова, но и они ничего не дали ворожее. С князем она не встречалась, он был постоянно занят, зато многочисленные его наложницы не улучали случая досадить молчаливой девке различными пакостями. Никто в доме не принял новую работницу с распростёртыми объятиями. Она словно кость поперёк горла, была неприятна разом всем. Одни её недолюбливали за то, что сам князь велел взять смазливую выскочку к себе на службу. Другие, подзадоренные первыми, не принимали её просто за компанию, имея дружественные отношения с первыми. Сама княгиня просто не видела её. Даже когда она проводила уборку в её покоях, хозяйка смотрела как бы сквозь неё. Жизнь в высоком и красивом доме напоминала больше выживание в яме с ядовитыми змеями, которые, разомлев на солнышке могли не придавать никакого значения маленькой лесной мышке, или, раззадорившись, нападать по очереди, следя за реакцией затравленного зверька. Больше всего дворню бесило в девке то, что она на все выходки просто отмалчивалась, потому, привыкнув к ней, они стали потихоньку принимать её чуть ли не за глухую. При ней велись разные разговоры. Дворовые стали безбоязненно обсуждать жизнь своих хозяев и даже старались с пристрастием "перемыть им косточки".
Одевалась нелюдимка всегда очень просто и старалась почти не носить никаких украшений, что со временем примирило её с женской дворней. Они, видя её постоянно в убогом одеянии, уже не замечали пытливых чёрных глаз, придирчиво подмечающих за каждой её небрежно оброненное слово.
После того как хозяйка родила первенца, Мал, остыл к своей жене и больше времени проводил со своими наложницами. Они его интересовали больше, чем его собственная тоскующая жена. Кто бы мог подумать, но княгиня завидовала простым свободным холопкам, под час, кляня свою запертую в хоромах участь. Она не могла просто так спуститься из своей светёлки и без особой надобности прогуляться по цветущему лугу, насладиться вольным ветром прохладного утреннего тумана, или встретить вечернюю зарю на берегу могучей реки. На все её выходы она должна была выспрашивать дозволение своего мужа, тогда как простая холопка, после хлопотливого дня могла сбегать домой и навестить свою родню, замужняя же ходила на сенокос и, убирая сочную траву, дышать волей и терпким запахом короткого красочного лета. Княжья доля показалась Нелюде схожей с вечной жизнью в заточении. От скуки, Амалфема, будучи значительно моложе самой Нелюды, но располневшая и угрюмая, подзывала свою доверенную ключницу и только ради скуки выслушивала сплетни дворни. Кто бы мог подумать, но её глаза даже синели, когда она слышала о незначительных ссорах и перебранках простых холопов. Самым большим развлечением княжны являлось хождение на капище, когда она могла выходить из дома, чтобы помолиться богам и, чиня им требы, мечтать о воле и тех временах, когда она была ещё интересна своему мужу.
Колдун, приходивший только по её зову, последнее время наведывался в её покои очень часто. В один из таких дней, он, замешкавшись, обронил под ноги небольшой мешочек, поняв, что это его дар, Нелюда постаралась быстро и незаметно наступить на него, а когда холопки разбежались по своим делам, подняла, запихнув дар за пазуху. Ночью, когда все засопели, она вышла на улицу и при свете луны постаралась рассмотреть нечаянный подарок. Это был заговорённый сбор на влечение. Она поняла, что скоро князь прибудет и у неё должно хватить сил, очаровать его. За то время, что Нелюда пробыла в княжьем доме, она успела не только увидеть, но и завести дружбу с овинником. Он ей нравился своим незлобливым нравом и подробным рассказом всего увиденного. Даже когда светило солнце, овинник, сильно расположившись к ворожее, старался подкатиться ей под ноги огромным чёрным котом. Этот знак нелюдимка знала: надо было поделиться новостями, которые повеселили или сильно огорчили батюшку-овинника. С домовым у неё не сложилось, он был предан княжне и Маланье, так, что с ворожеей даже разговаривать не захотел, но миску с молоком и кусок хлеба, вымазанный мёдом, принял. Рохля, живущая в погребе, с большим удовольствием делилась своими новостями и принимала девку за свою родню. Однажды, когда рыжая Назарея ради смеха решила ей около погреба подставить подножку, поплатилась сама за излишнюю игривость. Она так упала, поскользнувшись неведомо откуда взявшейся луже, что, едва поднявшись, была не рада собственной затее. После этого и без того неприятная нелюдимка, стала ещё более отвергнутой дворовыми девками.
Рано утром Нелюда проснулась оттого, что все всполошённые носились по дому, выкрикивая что-то непонятное и бестолковое, вытрескав спросонья глаза носились как угорелые. Выяснить у кого-то что-либо, было бесполезно, потому Нелюда неторопливо оделась и потихоньку пробралась на княжью половину. Оказалось, что ночью приехал гонец, чтобы известить о приближении князя, а суматоху подняла Маланья, потому как князь ехал с гостями. Девки убирали княжну, у которой от волнения тряслись руки. Она металась по светлице, мешая холопкам её рядить.
--Добрынюшку взять надобно, чтоб у порога князя встретил. Вы его разбудили? Нет, пока рано ещё, пускай пока поспит ещё чуток. Рубашонку ему вышитую с бубенцами оденьте, а потом вынесите мне его. Я должна сына на руках держать, когда князь на двор въедет. Сбитень наварили? Мал Нискинович, хмельной уважает. Да что вы всё за мной ходите? Там смотрящего выставили? - Не слыша себя от восторга, молодая Амалфема кидалась из угла в угол. Только после выкрика, что едут, остановилась и оглядев себя, стала, как и подобает жене князя, чинно спускаться, выдвигаясь на крыльцо. Девки, подстать своей госпоже, нарядные и разрумяненные, окружили Маланью с корцом и бадейкой сбитня.
На разгорячённых жеребцах ватага отважных воев влетела на небольшой двор князя. Отряхиваясь от дорожной пыли, они ждали, когда Мал Нискинович первым поприветствует свою жену с сыном. Взяв своего наследника на руки, князь с гордостью поднял его на руки. Испугавшийся малец дал такой вопль, что испугавшаяся княгиня исподволь потянула к нему руки, чтобы защитить своего ребёнка.
--Нечего будущему богатырю за мамкину юбку цепляться. Время пришло дядьку определять, да наукам воинским обучаться. - Резко отвёл материнские руки князь. Охнувшая жена, даже не притянула его взгляда. Сунув нянькам своего наследника, он приложился к корцу и, чисто отдав дань уложению, приложился к её губам, пропуская своих побратимов. Дружинники медленно рассёдлывали своих скакунов, козыряя перед холопами своим воинским снаряжением. Поход на этот раз выдался удачным, о чём говорили двенадцать подходивших подвод. Косясь на собравшихся девиц, вои пытливо приглядывали себе ту, перед которой можно было распушиться и хвастаться воинским мастерством. Круглолицая Нелюда, накануне выкупанная в заговоренном отваре и натёртая змеиной шкурой тихо стояла возле порога, дожидаясь удобного момента, чтобы как бы невзначай попасть князю на глаза. Старый холоп князя, который служил ещё его отцу, увидев востроносую девицу, аж спотыкнулся, входя в княжьи хоромы. У него что-то перевернулось, когда вырвавшийся лучик пробежал по хитро прищуренным глазам и утонул там, не посмев выбраться дальше.
--Что за напасть такая. - Прохрипел старый вояка, досадуя на свою неуклюжесть.
--Банька давно готова. Вот выпаришься, да отоспишься, спотыкаться враз перестанешь. - Радостно подтолкнув вперёд княжьего любимца, стала заигрывать Маланья.
Как и предполагала Нелюда её поставили прислуживать за княжьими столами. Стараясь держать глаза долу, она старательно прислуживала гостям, медленно пробираясь к княжьему семейству. Видя, что хозяин с неё не сводит любопытных глаз, она тут же постаралась удалиться, зная, что сила заговора уже начинала действовать. Ночью, перепившиеся гости, повалились тут же, где и пировали. Кое-как уложив их по лавкам, Нелюда не спешила в девичью спальню. Она вышла на двор, полюбоваться тёплой ночью и высокими звёздами, усыпавшими всё небо. То тут, то там раздавались перешёптывания и глубокие вздохи. Сойдя с крыльца, и зайдя в тёмный простенок, глаза выцепляли уединившиеся пары. Эта короткая ночь жила томлением и ожиданием. Спали только старики, которые после бурного дня, поглаживая больные ноги, уже не помышляли о ласках и утехах. Лесная девка ждала, зная о том, как сильно погонит князя навет на поиски её пряного запаха. Ночь дышала в лицо прохладным ветерком, донося все шепотки и доверительные разговоры. На крыльцо неспешно выползла тень, которая, отделившись, стала прямо перед ней. Она, привыкнув к темноте, чётко различила силуэт старого холопа, к которому неспешной поступью приблизился пружинящей походкой князь.
--Не уж-то не нагулялся? - Вкрадчиво спросил Ратибор.
--А ты как всегда всё примечаешь! - Радостно откликнулся князь.
--Я тебя за много лет так познал, как ты самого себя не знаешь.
--Тогда чего мешаться удумал?
--Иди к жене, чай она по тебе все глаза выплакала.
--Ночь-то какая, дядька?! - Не спеша принять наставления, Мал остановился посреди притихшего двора.
--Зачем она тебе? Ведь чуешь, что гиблая эта девка, а всё одно лезешь. - Срываясь с шёпота на хрип, старался уберечь своего хозяина холоп.
--Не тебе об том судить старый. Ты всегда в девках только обузу видел, я красоту подмечаю.
--Смотри, наподмечаешься, как бы потом в пригоршню твои приметы собирать не пришлось. - Скрипел по-прежнему дядька.
Ратибор как всегда был непреклонен, а ссориться в первый день их прибытия князь был не намерен, потому сплюнув смачный ком досады, отправился в свои покои. Дядька, дождавшись покуда Мал скроется за распахнутой дверью, неторопливо направился прямо на тёмный простенок, в котором ожидала князя нелюдимка. Живя долгое время в лесу, она могла не только хорошо прятаться, но и бесшумно передвигаться. Огибая шуршащую траву, она словно змейка выползла под тенью дома на другую сторону двора и скрылась на женской половине. Костеря на чём свет стоит старого пройдоху, Нелюда нырнула на полавок, задёрнув над собой шкуру до самой макушки. Восторженные пересказы довольных девиц, явившихся с первыми петухами, оборвали её мрачные мысли о вездесущем княжьем холопе. Нелюде была необходима помощь, против Ратибора, который своими домыслами и сомнениями сильно вредил её планам. Помощь подоспела откуда она вовсе не ожидала. Наутро Мал Нискинович объявил всем, что с сего дня отдаёт в надёжные руки Ратибора воспитание и дальнейшее ращение первенца Добрыню. Амалфема зашлась в рыданиях, и целый день провела в постели от такой новости. Ратибор, ухмыльнувшись в густую бороду, послушно перетащил в светёлку наследника свои скромные пожитки. Нелюда, огладив многочисленные обереги на кожаном гайтане, упрятала их в неизменную сермягу, как ни в чём не бывало, продолжила работу по дому. Вездесущая Маланья, углядев промелькнувшую ухмылку на вечно каменном лице новой холопки, постаралась нагрузить девку так, чтобы глупой голове больше не хватило сил радоваться над хозяйкиным горем. Тяжеленная бадейка, выплёскиваясь через край, нещадно лупила по ногам девки. При этом обливая её через каждый шаг. Маланья специально выискала потяжелее и не дала коромысла, чтобы вконец оборвать руки молодухи. Огромные бочки, будто нарочно были совершенно пусты и Нелюда старалась не выдавать своего возмущения с отрешённым видом таскала в них воду, костеря на чём свет стоит толстуху. Нелюду выручало лишь то, что она не продалась в холопы к княжьей семье, а только была вольнонаёмной. А то бы и вовсе подпала бы под нещадную руку Маланьи, что и выводило её из себя больше всего. Князь, приметив разрумяненную девку, с выбившимися из-под платка волосами, был готов сорваться с места и зацеловать её, отбросив непосильную бадью с водой.
Живя в крепости, за высокими стенами Нелюда постоянно тосковала по лесу, по его запаху и сладкой свободе. Видя, чем сильны люди в городище, она завидовала их способности мечтать и запросто перекидываться ничего не значащими словами. Заражаясь от окружающих чувствами, она начинала помимо своей воли ненавидеть их, потому что когда-то такие же как и они, её отвергли, подкинув к старой горбунье. Неодолимая тоска в такое время наваливалась на хлипкие плечики одинокой сиротки и она уже не представляла себя избранницей богов, а видела лишь ту, которая всё на свете отдала бы за ощущение понятой ими, этими шумными и вечно неугомонными селянами.
Немногословная и всегда чем-то занятая она не вызывала интереса у дворни, к ней привыкли и уже никак не обращали внимания. Что-что, а стать незаметной средь вечно копошащийся массы ей удалось не сразу. Но даже придирчивая Маланья иногда забывала приглядеть за молчаливой тихоней. Вот тогда-то и наставало её время, она незамеченной уходила в ближний лес и, набрав короб грибов, с упоением наслаждалась одиночеством. Придя под вечер, она нанизывала свою добычу на прутки и выносила на сушку. Рук в доме хватало, а запасы всё одно были необходимы, потому Маланья поначалу поворчав для порядку, принимала это занятие за нужную работу, перестала досматривать и за этим. Тропинки и стёжки так манили Нелюду в спокойный небольшой лесок возле городища, что она, получив молчаливое согласие, уходила всё на дольше, да и подальше от людей, забирая в нехоженые дебри. Зверей она не боялась, леший её признавал и потому не стал бы над ней насмехаться. Недолюбливали её лишь вечно унылые берегини. Их пытливые взгляды нелюдимка ощущала на своём затылке и, усмехнувшись, продолжала углубляться в лес. Она считала их глупыми призраками, которые не могли оторваться от своей опушки и потому только и делали, что с завистью провожали проходящих.
Игривые лучики провожали Нелюду, ласково золотя чернявую косу. Пробиваясь сквозь густую листву, они старались зацепиться за одиноко бродящую по лесу девку, хотели раззадорить, словно молодого лесного зверька, соблазняя в самую непроходимую чащу. Скользя по влажной нехоженой траве, подобно лесной кошке, она подмечала настрой всей лесной братьи на её приход. Почуяв волю лесного аромата, она хотела бежать куда глаза глядят, чтобы от усталости упасть и забыться.
От внутренней истомы она обессилено опустилась прямо там, где остановилась. Из гущи кустарников к ней вышел бурый медведь. Он шёл на неё на задних лапах с диким оскалом. Нелюда тряхнула головой и наветы старого Ратибора слетели с князя и пред ней предстал довольный собой и очень красивый сильный богатырь. Одна только мысль проскользнула в этот миг в её голове: "Почему она раньше не рассмотрела в нём этой завораживающей силы?"



 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"