Небольшая комната. На полу серая плитка, стены и потолок выкрашены в белый больничный цвет. Комната почти пуста: лишь у стены низкая кровать и напротив, на другой стене, тонкая панель телевизора. На кровати лежит седой мужчина с закрытыми глазами. Рядом сидит худенькая девочка с бледным личиком, обрамленным светло-рыжими кудряшками.
- Спи, Томас, - тихо шепчет девочка и гладит мужчину по лицу маленькой ладошкой. - Спи, всё будет хорошо.
Томас пытается проснуться, чтобы увидеть девочку. Он очень хочет ее увидеть. Но не может. Томас чувствует - если он не проснется, то так и не сумеет поговорить с девочкой. И тогда случится ужасное. От осознания этого ему становится так страшно и печально, что сквозь сомкнутые веки начинают сочиться слезы. А девочка продолжает еле слышно шептать...
В четверг Нефед снова материализовал увесистый шмат мяса. За месяц успешных опытов он отъелся и округлился, как Винни-Пух. По условиям эксперимента подопытный получал в полное распоряжение то, что ему удавалось воплотить в материальную форму силой воображения. Поэтому Нефед мог есть сколько угодно, устраивая в палате настоящую обжираловку. Ученые не препятствовали, а лишь наблюдали. Хотя и с омерзением - ведь Нефед "заказывал" человеческое мясо. Такой уж вкус имел "Винни-Пух" - серийный маньяк-людоед, приговоренный к смертной казни за убийство шестнадцати человек. Среди всех участников эксперимента Нефед был, пожалуй, самым отвратительным типом. Впрочем, если другие чем и отличались от него в лучшую сторону, так только меньшим количеством убийств.
Проектом под кодовым названием "Закажи желание" руководил профессор Крил Эйдингер, один из ведущих сотрудников научного центра министерства обороны. Эйдингера, посвятившего много лет изучению паранормальных способностей человеческого мозга, давно привлекала идея о передаче на расстояние различных видов энергии. Работая над проблемой, он разработал проект, содержанием которого являлось манипулирование сознанием с целью материализации физических тел. Военные с интересом отнеслись к проекту и открыли финансирование.
Первоначально, из-за высокого уровня риска, опыты проводились на обезьянах. Подопытное животное заводили в специальную камеру и, привязав ремнями к креслу, ставили перед ним на столик очищенный банан. Голодная обезьяна целый день пускала слюни, а импульсы ее мозга направлялись в КЭЧ (конструктор элементарных частиц), где находился исходный материал для "строительства" банана. По задумке профессора сознание обезьяны, стимулируемое особыми препаратами и электрическими разрядами, направленными на определенный участок коры головного мозга, должно было рано или поздно материализовать желаемый объект.
Но расчеты долго не оправдывались, почти год - до того времени, пока в лабораторию не попал шимпанзе по кличке "Бекет". Используя импульсы его мозга, ученым удалось материализовать кусок мякоти банана. Увы, довести опыт до конца не удалось - у Бекета случилось кровоизлияние в мозг, и обезьяна умерла.
Хотя теория подтвердилась, последующие опыты двинулись по старой колее: материализации не происходило, зато обезьяны дохли с удручающей регулярностью. После очередного неудачного эксперимента Крил Эйдингер пришел с докладом к заместителю директора центра Шмуту. Шмут, отставной генерал, курировал секретные спецпроекты, отвечая за безопасность и организационное обеспечение. Выслушав профессора, Шмут сказал:
- Ладно, мартышек мы вам подкинем. Только объясните мне следующее. Этот ваш шимпанзе таки выродил кусок банана. Получается, меры стимулирования мозга сработали. Я верно понимаю?
Эйдингер неопределенно мотнул головой.
- Тогда почему фокус не проходит с другими обезьянами?
- Именно об этом я и хотел с вами переговорить. Вот здесь - докладная записка.
Профессор достал из папки несколько листков бумаги и положил на стол перед Шмутом. Генерал недовольно поморщился.
- Опять ваша ученая абракадабра? А если вкратце и без умственных завихрений?
- Если вкратце, то суть в следующем. - Эйдингер с трудом скрыл усмешку. Куратора он недолюбливал и в глубине души презирал за солдафонские замашки. - Для получения положительного эффекта требуется очень сильное желание, сконцентрированное на объекте. И здесь мы сталкиваемся со следующей дилеммой. Мы можем усилить воздействие на мозг подопытного, но существует предельно допустимый объем стимуляции, верхний порог, который способен вынести мозг. В случае с Бекетом мы проскочили по краешку лезвия. Мозг шимпанзе, в сочетании со стимуляцией, сумел выдать импульс, которого хватило для начала процесса материализации. Но собственных ресурсов мозга оказалось недостаточно, стимуляция превысила пороговое значение, и обезьяна погибла.
Шмут аккуратно, указательным пальцем, пригладил щепотку усов под носом. Хмыкнул.
- Кажется, я уловил суть. Нужна не просто обезьяна, а обезьяна, которая сама по себе, без дополнительного внешнего воздействия, способна сильно чего-то захотеть. Тогда объем стимуляции не приведет к превышению критического порога.
- Правильно. Но проблема не только в этом. Как я заметил, желание должно быть не только очень сильным, но и сконцентрированным. Иначе оно, образно говоря, размазывается, и эффект значительно снижается.
- Так добейтесь нужной концентрации.
- Для этого подопытный должен испытывать осознанное желание. А осознанное, значит, разумное. У обезьян же с разумом, как вы понимаете, не густо. В общем...
Профессор выразительно поджал губы. Шмут снова пригладил усы, поглядывая на ученого, но пауза затягивалась.
- Намекаете на то, что нужны люди?
- Да. И обязательно добровольцы. Иначе необходимого эффекта не добиться. Но вот где их найти? Опыты - смертельно опасные, почти самоубийство. Среди обезьян смертность выше семидесяти процентов. Разумеется, если в опытах примут участие люди, мы ограничим риск. Но...
Эйдингер бросил на Шмута короткий взгляд и замолчал. "Эвон как, - с раздражением подумал генерал. - Как о высоких материях рассуждать, так я для тебя тупой солдафон. Как нобелевские премии получать - так эти сраные ученые-гуманисты в первых рядах. А как грязной работой заниматься - тут опять мы нужны, честные служаки... Ладно, черт с тобой! В конце концов, мне за это и платят".
- Самоубийство, говорите? Да чего уж там? Сказали бы прямо - убийство. - Шмут не удержался от удовольствия уколоть профессора. - Но ради науки чего только не сделаешь? Не правда ли, мистер Эйдингер?
Тот вздернул подбородок и негромко бросил:
- Вы правы - ради науки можно пойти на всё.
- Вот как? - Шмут задумчиво посмотрел на свою левую, искалеченную ладонь, на которой отсутствовало два пальца. - Будет вам обижаться. Мы оба работаем на одну цель, просто - задачи разные. Честно говоря, многое в ваших экспериментах остается для меня непостижимым. Не могу представить, как с помощью мысли можно создавать что-то... что-то реальное. Для меня это даже не фантастика, а мистика.
Профессор поморщился.
- Уверяю вас, мистика тут ни при чем. Всё покоится на строгой научной основе. Если, разумеется, понимать суть вещей. В каком-то смысле, человеческое воображение материальнее мира, который нас окружает. Всё, что мы видим, чувствуем, осязаем - так или иначе плод восприятия нашего сознания, всё проходит через него. - Он покосился на генерала - не мечу ли я бисер перед свиньями? Но Шмут слушал сосредоточено, сведя к переносице брови, и Эйдингер решил продолжить: - Был такой русский поэт - Маяковский. Он как-то написал, что гвоздь в моем сапоге реальнее всех фантазий Гете. Но он заблуждался. Мощь человеческого сознания такова, что может превратить мысль в огромный ржавый гвоздь, который доставит вам реальную мучительную боль; и наоборот - может сделать так, что вы не почувствуете боли от реального гвоздя, заколачиваемого вам в ладонь. Иными словами, сознание обладает огромной энергией - надо лишь научиться ею управлять... Не знаю, сумел ли я объяснить...
- По поводу гвоздя мне, как раз, очень понятно, - сухо заметил Шмут, глядя на искалеченную ладонь. - Когда-то, лет тридцать назад, я угодил в плен, скажем так, к не очень милосердным людям... Однако это всё лирика. На чем мы там с вами остановились? Нужны добровольцы? Что же, найдем для вас... подопытных кроликов. Экспериментируйте во славу науки.
"А он не так прост, как пытается казаться, - подумал профессор. - Нельзя его недооценивать - может подложить свинью".
Добровольцев и впрямь нашли - среди преступников, приговоренных к смертной казни. Им, не вдаваясь в подробности, предложили простую схему сделки. Вы участвуете в эксперименте, объясняли вербовщики, - никакой боли, даже дискомфорта, но есть определенный риск смертельного исхода. Зато обеспечивается хорошее питание, удобное проживание в палатах на одного человека, круглосуточный доступ к телевизору и, главное, - отсрочка казни на весь период исследований. Более того, если у кого-то опыт закончится успехом, тому гарантируется замена казни на пожизненное заключение с возможностью помилования.
Как и предполагал Шмут, желающие появились сразу. Ведь все равно умирать, а тут, какой-никакой, шанс; да еще пожить можно напоследок в человеческих условиях. Требуемую группу в количестве двадцати человек набрали быстро. И начались эксперименты.
Полгода минули безрезультатно. За это время шестеро заключенных погибли. Заказчики нервничали и требовали конкретных подтверждений теории Эйдингера, а не бумажных отчетов. И тогда у Лоренса, ближайшего помощника профессора, возникла любопытная идея. А что если, предложил он, сообщить подопытным о том, что через месяц смертный приговор будет приведен в исполнение? И отсрочку получат лишь те, у кого наметятся положительные подвижки в эксперименте?
Эйдингер, поколебавшись, согласился. Жестоко, конечно, но чем черт не шутит? Угроза действительно могла стимулировать заключенных к более активному выражению желаний. И вскоре после предъявления своеобразного ультиматума идея Лоренса сработала. Одному из участников эксперимента, кровавому убийце Нефеду, удалось материализовать кусок сырого мяса. Человеческого.
А вышло так. Когда Эйдингер сообщил Нефеду о новых условиях, тот, посопев, спросил:
- Это что же получается? Если я не смогу, то меня через месяц того, грохнут?
- Получается, что так.
- Тогда это... Пусть мне приносят для опытов человеческое мясо.
- Чего?! - Профессор на мгновение потерял дар речи. Потом, морщась от брезгливости, процедил: - Вам же кладут говядину. Какая вам разница?
- Большая, - угрюмо отозвался маньяк. - Человечинка совсем иначе пахнет. Я это чувствую.
Эйдингер передал просьбу Нефеда генералу. Тот долго почесывал усы, затем, хмыкнув, сказал:
- А чего? Если просит - дадим. На что не пойдешь ради науки?
- Но... - попытался возразить Эйдингер. - Это, в конце концов, неэтично. Да и где мы возьмем... это самое?
- Нашли проблему. В городе ежедневно гибнет несколько десятков человек. Отрезать от свеженького трупа кусочек мясца... Так вы согласны?
Шмут смотрел с усмешкой, провоцируя Эйдингера на спор. Но тот, сдержавшись, молча кивнул. И правда, какая может быть этика, когда речь идет об успехе великого научного эксперимента?
Нефед получил требуемое и через две недели материализовал кусок человеческого мяса. Через трое суток маньяк снова "отличился". А потом еще раз...
Когда Эйдингер наблюдал, через тонированное стекло, как Нефед, урча от удовольствия, вгрызается в кусок сырого мяса, его охватывали смешанные чувства. Да, разумеется, людоед мерзок, и его желания отвратительны. Но технология работает! Технология, созданная им, Крилом Эйдингером, выдающимся ученым. Да что там выдающимся - гениальным.
Нет, он не чувствовал себя Богом, такие напыщенные определения не для него. Профессор был агностиком и не верил в религиозную чушь. Вот творец, демиург - другое дело. Души нет, но есть разум, и его ресурсы безграничны. Надо только научиться ими управлять. Все эти нефеды не более чем рабочий материал и инструмент для сотворения нового мира. А пока - пуст жрет свое, честно заработанное, мясо. Лишь бы не подавился раньше времени...
- Есть такая вещь, как доминирующее желание, - пояснил профессор Шмуту. - Получается, что у Нефеда самым сильным, поистине предсмертным желанием, оказалась потребность полакомиться человеческим мясом. И он добился своего. Сверхсильная мотивировка как раз и характерна для психопатических личностей. Всё по науке.
- Отлично, профессор! Ваш маньяк "разродился" как нельзя кстати. - Шмут потер руки и, топорща усы, раздвинул губы в слабой улыбке. - Скоро прибудет комиссия из министерства. Теперь, благодаря Нефеду, нам увеличат финансирование. А вот остальных заключенных - подгоните. Скажите им, что до смертной казни осталась всего неделя. Пусть напрягутся. Было бы здорово к приезду комиссии получить новые результаты.
Разговор с генералом состоялся в четверг вечером. В пятницу прошли очередные эксперименты - безрезультатно. А рано утром в субботу домой Эйдингеру позвонил взволнованный Лоренс:
- Профессор, умер Томас.
Эйдингер вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Голос не выдал ни капли волнения:
- Томас? Это который, из четвертой палаты?
- Нет, из пятой.
- Ах, да, теперь вспомнил. А отчего умер?
- Вроде бы остановилось сердце.
- Ну что же, - зевнув, протянул профессор. - Хорошо, что не во время эксперимента - спишем на слабое здоровье. Вы где сейчас?
- Я в лаборатории, на дежурстве. Надо бы, по регламенту, доложить Шмуту.
Эйдингер выдержал паузу, собираясь с мыслями. Взглянул на настенные часы - половина восьмого. Даже в субботу выспаться не удается.
- Так что делать, профессор?
- Подождите с докладами. Я сейчас подъеду.
...Пока мобиль, управляемый компьютером, самостоятельно преодолевал путь до научного центра, профессор вспоминал, уютно расположившись на широком сидении.
Мать Крила умерла от рака, когда ему еще не исполнилось трех лет. Примерно через год отец женился во второй раз, и вскоре родился брат. Крил его никогда не любил - из банальной ревности. После рождения брата всё внимание родителей переместилось на него. Даже отец уделял Крилу значительно меньше времени. А чего уж говорить о мачехе?
Открыто неприязни к брату Крил не выказывал. Еще в раннем детстве понял - ни к чему хорошему не приведет. Лучше подлаживаться под настроение отца и изображать теплые чувства к родственнику - тогда и самому кусочек ласки перепадет.
А брат, в атмосфере обожания и вседозволенности, рос избалованным разгильдяем. По натуре он был добрым парнем, но ленивым и безответственным, - в отличие от Крила, который все время пытался доказать отцу, что является лучшим и больше заслуживает любви. Или, хотя бы, столько же.
После университета, закончив его с отличием, Крил продолжил учебу в аспирантуре. Тогда он и познакомился с Эльзой, студенткой-первокурсницей. Курносая смешливая блондинка с темно-голубыми глазами очень нравилась Крилу. Да и он, судя по всему, произвел на девушку хорошее впечатление. Вскоре Крил представил Эльзу семье, состоялась помолвка. А через несколько недель он узнал от "доброжелателей", что "целомудренная" Эльза закрутила тайный роман с братом. Крил едва не сошел с ума от бешенства. В первые часы он был готов убить негодяя. Эльза - черт с ней! Пелена влюбленности спала с глаз сразу: что с них, тупых и похотливых блондинок, возьмешь? Но этот мерзавец...
Потом опомнился. Садиться в тюрьму из-за морального урода? Нет, дальше портить себе жизнь он не позволит. Самое обидное заключалось в том, что Крил не сомневался - если о поведении брата станет известно родителям, они все равно, невзирая ни на что, поддержат именно его. И Крил затаился, решив подождать, как сложатся обстоятельства...
Эйдингер сел за стол в своем кабинете и, наклонив голову, посмотрел на Лоренса.
- Кто обнаружил труп?
- Дежурная медсестра во время утреннего обхода.
- Заметили чего-нибудь странное?
- Да нет. Вот, здесь запись с камеры наблюдения.
Лоренс протянул флешку.
- Хорошо, сейчас гляну.
...Эльза продолжала втайне встречаться с братом, однако не делала попыток разорвать помолвку с Крилом. И тот догадывался, по какой причине. Зная легкомысленность брата, Крил понимал - его чувство к Эльзе долго не продержится. И вряд ли он захочет жениться на ней - вот Эльза и страхуется.
Между тем, приближался день свадьбы, и полагалось устроить крутой мальчишник. Крил, с приятелями и братом, поехал в загородный стрип-клуб. Настроение было препаршивым. Крил ненавидел за доставленное унижение брата и Эльзу, но выхода из сложившейся ситуации не представлял, во многом по собственной вине загнав себя в тупик. Разорвать помолвку без веской причины Крил не мог - такого "неблагородного" поведения не понял и не простил бы отец. Кроме того, Крила страшила реакция отца Эльзы, Жоржа Рекуса, - очень влиятельного чиновника, министра науки и образования. Ведь Крил мечтал о громкой карьере ученого - чтобы доказать всем, чего он стоит. Рекус уже пообещал будущему зятю теплое местечко в крупном научно-исследовательском центре, и если бы Крил огласил истинную причину разрыва помолвки, скандал имел бы плохие последствия для него самого. Не говоря уже о том, что вся история больно била по мужскому самолюбию. Вот Крил и маялся, скрывая под веселой улыбкой злость и разочарование.
Зато братец на мальчишнике веселился во всю прыть, как ни бывало. В отличие от старшего брата он рано начал пить и даже баловался легкими наркотиками. Но ему всё сходило с рук - родители закрывали глаза на похождения и проделки любимого "шалуна". В ту ночь "шалун" быстро напился и стал засыпать прямо за столом. Крил решил воспользоваться обстоятельством, чтобы раньше вернуться домой - продолжать гулянку ему совсем не хотелось. Распрощавшись с приятелями, он увел брата из клуба, посадил в машину на переднее сиденье, а сам сел за руль.
Вел автомобиль осторожно - на улице шел сильный дождь. На въезде в город заметил бредущего по обочине пьяного старика: его аж мотало из стороны в сторону. Крил проехал немного вперед и внезапно для себя затормозил у обочины. Покосился на брата, похрапывавшего рядом на сиденье. В голове зашевелилась неясная мысль. Крил думал и ждал. А если это судьба? И судьба дала знак.
Старик, мотыляясь, добрел до машины и поковылял дальше. Крил огляделся по сторонам: около трех часов ночи шоссе выглядело девственно пустынным. Он тронулся с места, прибавил газу и уже на полной скорости врезался в старика. Затем остановил машину, перетащил спящего брата на переднее сиденье...
Эйдингер просмотрел запись несколько раз. Молча. Помощник сидел с другой стороны стола, клюя носом. Наконец, профессор оторвал голову от монитора:
- Вы сами видели запись?
- Нет, не успел. Что-то не так?
Лоренс сделал попытку приподняться со стула, но Эйдингер махнул рукой.
- Не беспокойтесь. Ступайте к себе в ординаторскую, Лоренс, отдохните. Вы ведь всю ночь не спали.
- Но...
- Я же сказал - отдыхайте. Переговорим позже. Мне надо кое-что обдумать.
...На следствии Крил объяснил, что поссорился с братом около клуба. Ссора возникла из-за того, что брат хотел вести автомобиль сам. Поняв, что пьяного упрямца не переубедить, Крил, якобы, оставил того в машине, а сам доехал до дома на попутке. Брат же на допросе ничего внятного рассказать не мог. Когда полицейские прибыли на место происшествия, он спал в машине, облокотившись на руль. В крови экспертиза обнаружила не только большую дозу алкоголя, но и наркотики. Сомнений у следствия не оставалось, и обвиняемый получил шесть лет тюрьмы.
Свадьба прошла в запланированные сроки, несмотря на историю с братом. Вскоре Эльза родила девочку, которую назвали Марией. Внешне семья выглядела образцовой. Но Крил ничего не простил. И продолжал мучиться ревностью и подозрениями.
После освобождения брата Крил нанял частного детектива. И подозрения отчасти оправдались - брат пару раз встретился с Эльзой. Правда, без секса, хотя, как следовало из аудиозаписи, Эльза пыталась затащить в постель бывшего любовника. Брат, к огромному удивлению Крила, устоял перед прелестями блондинки. В разговоре Эльза сообщила брату, что Мария - его дочь. Тот отреагировал на известие сдержано. Однако позже, как доложил Крилу детектив, брат приходил, несколько раз, к дому, где жила семья Крила. Прячась за деревьями, брат издали наблюдал за Марией, когда она гуляла во дворе.
Затем девочка заболела. Неплохо разбираясь в медицине, Крил понял, что заболевание опасное и требует принятия срочных мер. Но сознательно устранился, допустив осложнение болезни. А потом стало поздно - Мария умерла от бактериального менингита. Нельзя сказать, что Крил совсем не испытывал жалости к девочке. Но еще сильней было чувство удовлетворения от той боли, что причинила смерть ребенка брату и Эльзе. А его боль... что же, она пройдет. После того как Крила цинично обманули и предали самые близкие люди, он перестал верить в чувства. Что чувства? Они преходящи и изменчивы. Другое дело - наука. Она объективна и всегда воздает по заслугам тем, кто способен осилить тяжкий путь познания. Он, Крил Эйдингер, имеет все необходимое, чтобы стать великим ученым: ум, знания, несгибаемую волю. Нужно лишь совершить открытие, которое вознесет его над толпой примитивных бездарей. Вознесет, как гения, постигшего суть вещей, как Демиурга. Вот ради чего стоит жить. Все остальное, мешающее двигаться к цели, в топку! - пусть превращается в золу и пепел.
Брат после смерти Марии жестоко и надолго запил. А однажды, очнувшись наутро после очередной пьянки, обнаружил в квартире двух собутыльников, зарезанных кухонным ножом. В итоге брата признали виновным и приговорили к пожизненному заключению...
Эйдингер приблизился к окну. По тусклому, покрытому серовато-белесыми пятнами, стеклу, стекали грязные струйки воды. Душно, форточку бы открыть, да куда там. На улице кислотный дождь третьей степени опасности. В такую погоду детей запрещено выпускать на улицу, а взрослые передвигаются в специальных костюмах и респираторах. Или в спецтранспорте. И это - жизнь? А всего лет тридцать назад спокойно гуляли по парку... Куда всё катится? Или он просто постарел?
...Крил надолго, на двадцать с лишним лет, потерял брата из виду. И вдруг он узнал Томаса среди смертников-добровольцев, отобранных Шмутом. Вернее, они оба узнали друг друга, но не подали вида.
Была ли встреча случайностью? Подумав, Крил решил, что это иезуитский ход со стороны Шмута - обнаружил Томаса Эйдингера в списке приговоренных к смерти и включил в число участников эксперимента. А как брат попал в смертники? Согласно сопроводительным материалам, Томаса приговорили к казни после того, как он убил сокамерника. На самом ли деле брат убил или его снова, как и в двух предыдущих случаях, подставили, Крил наверняка не знал. И ладно. Не так уж и важно.
Когда Крил понял, что среди подопытных, волею судьбы и Шмута, очутился Томас, он принял решение не вводить брату стимулирующего препарата, как остальным участникам эксперимента. Препарат заменили плацебо, безобидным раствором глюкозы. Это допускалось и по критериям эксперимента, но в данном случае профессор руководствовался отнюдь не научными соображениями. Желал ли он снизить риск для брата, продлив тому жизнь на время исследований? Нет. Такие сентиментальные соображения "демиурга" не посещали. Истинная причина крылась в другом - Крил не хотел давать Томасу даже малейшего шанса на успех. Вдруг и вправду чего-нибудь материализует и заслужит помилования? Подобной развязки Крил допустить не мог.
Поэтому всё время, пока продолжались исследования, стимулирования мозга Томаса не проводилось. Пытаясь исполнить желание, тот манипулировал лишь энергетикой сознания без дополнительной подпитки. Из этого вытекало, что Томас не мог ничего материализовать. По определению не мог - не располагал возможностями. Откуда же в палате появилась девочка? Вернее, не просто девочка, а Мария.
Что же случилось? Мистика какая-то, чертовщина. Но, ни в мистику, ни, тем более, в чертовщину, профессор не верил.
В четверг вечером, после последнего разговора со Шмутом, Крил зашел в палату к Томасу. Тот сидел на кровати, держа на коленях раскрытую Библию. И Крил внезапно разозлился - так, что свело скулы. Тоже мне, святоша!
- Должен тебя предупредить,Томас, - условия изменились. Если в пятницу не будет результата, в субботу приговор приведут в исполнение.
Решение резко сократить срок возникло спонтанно и являлось блефом - ведь вопросы отсрочки казни находились исключительно в компетенции Шмута. Но Крилу, охваченному приступом животной ненависти, захотелось испугать брата, увидеть в его глазах страх.
Увы, тот даже не поднял головы. Лишь спросил - тихо и обреченно:
- Значит, завтра последний день?
- Возможно, - с нажимом подтвердил профессор. - Но у тебя есть шанс, если добьешься результата.
- ...Для чего?
- Как для чего? Чтобы продлить жизнь.
- Я не об этом. Для чего ты проводишь свои эксперименты?
Профессор в недоумении пожал плечами: дурацкий вопрос. Для чего нужна наука? Для прогресса человечества.
- Не хочешь отвечать?
- Какая тебе разница? Я - ученый, и для меня наука - это всё! - Крила бесило спокойствие брата. - А ты...
- А я - паршивый ублюдок, - после тяжелой паузы выдавил Томас. - Не повезло тебе с братом, прости... Ты мне поможешь?
- Что?.. Ты о чем?
- Вы вводите препараты... ну, чтобы усилить эффект. Ты можешь распорядиться, чтобы мне увеличили дозу? Скажем, в два раза?
- Решил пойти ва-банк? Понимаю, жить всем хочется.
- Сколько мне осталось жить - не так важно... Так ты мне поможешь?
"Жизнь тебе не важна? Врешь, братец, - подумал Крил. - Но на меня не рассчитывай. Что заслужил, то и получай".
Вслух ответил:
- Увеличение дозы стимуляторов - большой риск. Но у тебя и на самом деле выбор небогатый. Ладно, если сам просишь - тебе удвоят дозу.
- Спасибо, - со странной интонацией произнес Томас. И добавил, глядя в Библию: - Все мы предстанем на суд Христов...
И тут профессор, уже собиравшийся выйти из палаты, неожиданно для себя спросил:
- Слушай, всё хотел узнать... Почему ты выбрал объектом материализации плюшевого зайца? Это сложный объект. Взял бы чего попроще - ну, морковку, к примеру.
Томас внимательно посмотрел на брата и отозвался серьезно, не реагируя на иронию Крила:
- Зайца? - Подошел к тумбочке и достал оттуда старую мятую фотографию. - Вот...
Крил непроизвольно поёжился. На фотографии улыбалась Мария с плюшевым зайчонком в руках. "Откуда она у тебя?" - чуть не сорвалось с губ. Но профессор сдержал эмоции. Понятно, что фотографию девочки Томасу когда-то передала Эльза. И бог с ней. Зачем ворошить прошлое?
...В пятницу Томасу, как и обычно, ввели вместо препарата плацебо. Хотя и двойную дозу - пусть знает, что Крил держит слово. И надеется. Дурачок... Эксперимент, чего и следовало ожидать, завершился ничем.
И вот, если верить видеозаписи, поздно ночью в палате Томаса появилась Мария. А потом Томас умер - во сне. Всё это выходило за рамки здравого смысла, не говоря уже о научных критериях.
Профессор вернулся к столу и включил запись в замедленной прокрутке. Вот девочка, проведя ладошкой по лицу мертвого Томаса, встает с кровати, оборачивается и, глядя прямо в камеру, идет к двери. Приближается к ней и будто растворяется в воздухе. А в руке - плюшевый зайчонок. Сомнений не оставалось - это Мария. Или всё-таки не она, а очень похожая на нее девочка? Почему-то он сразу решил, что это - Мария. Аж в сердце кольнуло...
Эйдингер снова просмотрел конец записи. Странно, неужели девочка улыбается? Или ему мерещится? Кому она может улыбаться? И зачем?
Чер-тов-щи-на! Надо успокоиться и собраться с мыслями. Девочка есть на записи. Значит, это реальный живой человек. Но как посторонний человек, да еще ребенок, мог проникнуть в палату Томаса? Ведь там кодовые замки похлеще, чем в тюрьме для смертников. Даже если представить, что Томасу каким-то чудом удалось материализовать Марию (хотя такое, несомненно, полнейшая чушь), она должна была появиться в специальной камере во время эксперимента. Однако девочка очутилась в изолированной палате Томаса глубокой ночью, уже под утро... Нет, это бред. Ведь ни медсестра, ни Лоренс никого не видели. Правда, Лоренс не просматривал запись, следовательно...
Несколько минут профессор неподвижно сидел за столом. Затем встал и направился в пятую палату. Там было пусто - тело Томаса уже вынесли. Эйдингер обошел небольшое помещение по периметру, осмотрел встроенный шкаф, туалетную комнату... Никого не обнаружив, даже опустился на корточки и заглянул под кровать. Пусто. А чего ты ожидал? - здесь разве что котенок пролезет.
Поднялся с пола, огляделся по сторонам. Сколько лет он не брал отпуск? От такой работы и свихнуться можно. А запись? Неужели все-таки дело не в биохимических стимуляторах и технологических прибамбасах, а в самом человеке? Неужели Томас смог лишь силой своего воображения... Нет, это бредятина! И точка!
Не мог Томас подобное сотворить - кишка тонка. Большинством людей движет зависть, жадность и злоба. И чем злее, низменнее желание, чем ближе оно к патологии, тем больше шансов его осуществить. Мерзкий недоносок Нефед - тому подтверждение. Человечество существует, словно плесень, озабоченная лишь размножением и самосохранением. И он, Крил, способствует этому...
Впрочем, на судьбу человечества ему давно плевать. Сначала он хотел добиться успеха, чтобы доказать, как глубоко ошибались те, кто его недооценивал - отец, одноклассники, приклеившие Крилу прозвище "синий чулок", глупая курица Эльза... Затем, после смерти отца, это желание отошло на второй план, оставив одну всепоглощающую страсть - совершить гениальное открытие. Иначе... Деньги его никогда особо не интересовали. Слава? Что слава? Зачем она нужна, если вокруг сплошь завистники и кретины, вроде Шмута, и ни одного близкого человека, кто бы мог понять, оценить, искренне восхититься...
Прекрати! Что за сентиментальные мысли лезут в голову? Томас умер, а всё остальное ерунда, мистическая дребедень. Появление Марии исключено. Человека воскресить нельзя, как и материализовать силой собственной мысли. Человек, это не банан и даже не кусок мяса. Это слишком сложно! Разве что со временем, когда удастся полностью понять структуру человеческого тела и разъять его на элементарные частицы. Поэтому... Поэтому надо недельку отдохнуть, а потом заняться загадкой со свежими силами. Здесь должно быть рациональное объяснение. Научное объяснение, черт возьми! И он его обязательно найдет.
Эйдингер уже приблизился к двери палаты и взялся за ручку, когда сзади раздался тонкий голосок:
- Папа! Ты искал меня, папа?
Сердце резко подскочило вверх и застряло где-то в горле, перехватывая дыхание...
Безжизненное тело профессора обнаружил Лоренс и немедленно сообщил Шмуту. Тот примчался в лабораторию через двадцать минут и с порога пролаял:
- Что тут у вас происходит?! Просто мор какой-то. Чем сегодня занимался профессор?
- Да вроде ничем особенным. - Растерянный Лоренс пожал плечами. - Приехал после моего звонка, просмотрел у себя в кабинете запись наблюдения из палаты Томаса и...
- Долго он находился в кабинете?
- Наверное, около часа. Видите ли, он отправил меня в ординаторскую, я...
- Где эта запись? - оборвал Шмут. - С вами позже разберемся.
В кабинете Эйдингера генерал открыл файл и минут десять гонял запись туда-сюда по экрану монитора. Потом, раздраженно хмыкнув, пробурчал:
- И чего он тут высматривал битый час? Пустая палата, не считая трупа Томаса. - С подозрением взглянул на Лоренса: - Вы, часом, ничего от меня не скрываете?
Лоренс, побледнев, вытянулся в струнку и отрицательно замотал головой...
Нефед ненадолго пережил профессора Крила Эйдингера. Подавился очередным куском материализованного мяса и задохнулся. Как раз перед приездом комиссии из министерства...
После похорон мужа Эльза Эйдингер решила разобрать бумаги в домашнем кабинете Крила. В нижнем ящике стола, на самом дне, она обнаружила в гибкой пластиковой папке пожелтевший от времени листок. Держа обеими руками, поднесла к лицу, начала читать: "Заключение экспертной комиссии по установлению отцовства". Так, интересно, вот где он его хранил... Эльза застыла у стола, застигнутая врасплох нахлынувшими воспоминаниями.
...Через пару месяцев после того как Томас вышел из тюрьмы, Эльзе неожиданно позвонил отец и сказал, что надо срочно переговорить. Они встретились в парке, и Жорж Рекус сразу взял быка за рога:
- Эльза, мне сообщили, что твой муж подал заявление в экспертную комиссию на установление отцовства. Получается, Крил сомневается в том, что Маша - его дочь. Что за ерунда?
Понимая, что запахло жаренным, Эльза призналась, что до свадьбы изменяла Крилу с его братом Томасом. Рекус нахмурился:
- Да, ты поступила... не очень хорошо. Честно говоря, на месте Крила я бы выгнал тебя из дома. Но сейчас дело не в этом. Ты уверена, что Маша - дочь Томаса?
- Да. Она очень похожа на него. Даже некоторые жесты одинаковые. И по срокам - Маша родилась спустя восемь месяцев после свадьбы.
- Хочешь сказать, спустя восемь месяцев после того, как ты впервые переспала с Крилом?
Эльза кивнула, потупив взгляд.
- Жесты и срок - не доказательства, - пробурчал Рекус. - Ребенок может родиться и раньше срока.
- Я так и объяснила тогда Крилу. Но Маша не походила на недоношенного ребенка. Разве что вес был немного ниже нормы - потому Крил и не заподозрил ничего. И еще...
- Ну? - Рекус сверлил дочь глазами. - Чего еще? Уж рассказывай до конца.
- Ты сам знаешь. У нас так и не получается родить мальчика, хотя я не предохраняюсь.
- Думаешь, что Крил - бесплоден?
Эльза снова кивнула.
- Значит, дочь все-таки не его, - с горечью констатировал Рекус. - Это плохо. Я не хочу, чтобы ваш перспективный брак распался из-за уголовника, с которым ты по дурости когда-то переспала. К тому же, я собираюсь баллотироваться в Сенат. Лишний скандал вокруг моей дочери мне совершенно ни к чему! Заставить экспертов дать ложное заключение не в моих силах. Но есть вариант. Только ты должна мне помочь - нужна проба крови Томаса.
- Зачем?
- Затем, что у меня есть свой человек в лаборатории. Он подменит пробу Крила на пробу Томаса. Экспертиза покажет совпадение ДНК в обеих пробах, и Крил успокоится.
...Так тогда все и произошло, как спланировал отец. Но... для чего Крил хранил данные экспертизы, если они подтверждали его отцовство? Эльза почувствовала, как холодеют руки. Снова поднесла к глазам лист бумаги с текстом экспертного заключения. Буквы прыгали и расплывались: "...образцы ДНК пробы "А" не совпадают с образцами ДНК группы "Б", принадлежащими Крилу Отто Эйдингеру... Приведенные выше данные дают основания утверждать, что Крил Отто Эйдингер не может являться отцом..."
О, Боже! Настоящим отцом Маши был Крил, а подмена проб крови всё испортила. Вот почему Крил так относился к ней, к Томасу, к Маше... Неужели во всём виновата она, Эльза? Да, она тогда неожиданно увлеклась Томасом: он казался таким милым и забавным. Кто не терял голову в восемнадцать лет? Возможно, она даже его любила. Но...
Почти седая женщина с серым, иссохшим лицом, стояла на кухне над раковиной и держала в тонких, слегка подрагивающих, пальцах, горящий листок бумаги. Держала, пока он не сгорел весь. Держала даже тогда, когда огонь хищно облизывал пальцы. Она совсем не чувствовала боли...
- Ты искал меня, папа?
За мгновение до смерти Крил Эйдингер успел обернуться на голос, но никого не увидел. Его звала пустота...