Князь Олег в русских летописях назван родственником Рюрика, но степень их родства не уточняется. Только в Иоакимовской летописи говорится, что Олег приходился Рюрику шурином (братом жены), а стало быть, дядей княжичу Игорю. Женой Рюрика была сестра Олега Ефанда (В.Н. Татищев 'История Российская', т. I, с. 110, М., 1994). Можно верить, можно не верить, но никаких других сведений всё равно не обнаружено. Во всяком случае, Олег законно наследовал Рюрику, как старший в княжеском роде. А вот как выглядело тогда государство Олега, можно судить, оценивая состав его войска во время похода на Киев.
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 22, Рязань, 2001)
Варяги своей земли на Руси не имели и составляли наёмную дружину, а чудь, словене, меря и весь обозначают ополчения земель Ладожской, Новгородской, Ростовской и Белозёрской. Чёткое выделение местных ополчений говорит о том, что каждая из перечисленных земель имела своего князя. Кривичами, подвластными Олегу, были псковичи и полочане, но свой князь имелся только в Полоцке. Не названы Муром и Туров, воины из этих земель, очевидно, пополнили ополчения, соответственно, ростовское и полоцкое.
Олег занимал новгородский престол, но и второй по значению - ладожский нельзя было оставлять без князя и опасно допускать туда кого-либо со стороны. Выход тут один, без вариантов: княжение, хотя бы и формально, следовало передать Игорю. Так что вполне вероятно, что пятилетний ребёнок неожиданно оказался во главе местной рати. Ну и что, Святослав в его возрасте тоже водил войска. Главное - соблюсти формальности, а воеводы сами во всём разберутся. Теперь о дальнейших действиях Олега:
"... и приде къ Смоленьску съ Кривичи, и прия градъ, и посади мужь свои;
оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свои"
(Там же)
Оба города взяты легко, без сопротивления, что наводит на мысль о предварительном сговоре. Но есть и разница - к Смоленску, в отличие от Любеча, Олег подошёл с одними только кривичами. Это понятно: смоляне тоже кривичи, своим легче договориться. Но в составе войска Олега имелись кривичи псковичи и кривичи полочане - кого из них князь взял с собой? Возможно, значение имело такое обстоятельство.
Название Пскова на финском языке "pihkava" - смола, на эстонском "pihkva" - липкая масса (П.И. Прейс "Pihkwa - эстонское название города Пскова" // ЖМНП, 1889, июль, с. 376-379; В.П. Нерознак "Названия древнерусских городов", с. 143, М., 1983).). Разумеется, никаких финских этимологий здесь быть не может - звучание слов сильно различается. Псков (Плесков) носит определённо славянское имя. Но не связано ли финское название с этнонимом? Смоляне (Smeldingi) - одно из славянских объединений в Южной Прибалтике ("Описание городов и областей к северу от Дуная, или Баварский географ" // А.В. Назаренко "Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков", с. 14, 18, М., 1993). Во время переселения народов смоляне тоже расселялись в разных направлениях, результатом этого расселения стали болгарский город Смолян и русский Смоленск. Мы не знаем, как называли себя кривичи, построившие Псков. Может быть, они тоже были смолянами, что и отложилось в памяти у финских народов? Тогда получает объяснение финский вариант названия Пскова. Значит, вполне вероятно, что смоляне и псковичи составляли одну ветвь кривичей, в отличие от полочан. И если это так, то Олег должен был привести под Смоленск именно псковичей.
Наиболее подробный рассказ о тех событиях помещён в Устюжском летописном своде. В нём смешались и подлинные предания, и фантазии переписчиков, ну и вот что получилось:
"В лЪта 6389. Олъгово княжение. Слыша, яко Аскольд и Дир княжита в Полянех, и поиде из Новаграда воивати, и налезоста ДнЪпр реку, и приидоста под Смоленеск, и сташа выше города и шатры иставиша многи разноличны цвЪты. УвЪдавши же смольняне, и изыдоша старЪишины их к шатром и спросиша единого человека: "кто сеи прииде, царь ли или князь в велицЪи славЪ?" И изыде из шатра Ольг, имыи на руках у себя Игоря, и рече смольяном: "сеи есть Игорь князь Игоревичь рускии". И нарекоша его смольняне государем, и вдася весь град за Игоря"
(Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), М.-Л., 1950, с. 21)
Пускай переписчики и присочинили кое-что от себя, но основная мысль в их рассказе сохранилась: законным князем смоляне признали Игоря, а Олег просто находился при нём. Военная сила для смолян не аргумент, право на княжение даётся богами. Лишь предъявив горожанам избранника богов, князь Олег подтвердил на деле свои полномочия. А чем Олегу удалось соблазнить смолян и любечан, понятно из летописного текста: в обоих случаях он там "посади мужь свои", иначе говоря, дал городам возможность повысить социальный статус, получив для себя князей. Попросту - подкупил и перетянул на свою сторону. История не слишком героическая и совсем не красивая, но правитель не обязан следовать кодексу чести, зато оптимальное решение позволит сберечь множество жизней. Вот так, быстро и без потерь воинство Олега добралось до Киева.
Дальше летописец излагает совершенно вздорную байку, как недалёкие киевляне будто бы купились на незамысловатую уловку новгородцев, бездарно проморгав свой город. И сам князь Аскольд - гроза хазар и ромеев отправился на гибель совершенно бездумно, как бычок на верёвочке. Но почему-то "проигравший" Киев вскоре становится столицей огромного государства, а "победитель" Новгород признаёт верховенство Киева. Всё это выглядит, мягко говоря, нелогично. Невиданные территориальные приобретения Киев получил, лишь поменяв одного князя на другого, то есть даром. И это "поражение"? Налицо опять явный сговор новгородской и киевской знати, выгоды от сделки настолько велики, что выдача на смерть своего князя не выглядит чрезмерной платой. Ведь в результате вокруг Киева собралась вся Русская земля - полный триумф. Бесчестно? Вероломно? Так ведь историю можно и подчистить, пусть лучше киевляне выглядят растяпами, чем клятвопреступниками. В одной Иоакимовской летописи (по недосмотру) сохранилась первоначальная версия событий:
"Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть и погребен на горе, иде же стояла церковь святаго Николая"
(В.Н. Татищев "История Российская", т. I, с. 110, М., 1994)
"Анализ летописных известий позволяет утверждать, что коварное убийство Аскольда и Дира осуществилось не без участия их ближайшего киевского окружения. Произошел по существу политический переворот, в результате которого на киевском столе утвердилась новая династия"
(П.П. Толочко "Ранняя Русь. История и археология (Начала Русского мира)", с. 71, С.-Петербург, 2013).
И новгородцы тоже получили свою выгоду. В Киеве теперь княжил их ставленник, но главное - для них открылся днепровский торговый путь, ведущий в Византию. Судя по летописному тексту, раньше такой возможности у них не было, хотя Новгород известен как торговый город:
"Поляномъ же жившимъ особЪ по горамъ симъ, бЪ путь изъ Варягъ въ Греки и изъ Грекъ по ДнЪпру, и верхъ ДнЪпра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити въ Илмерь озеро великое, из негоже озера поточеть Волхов и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское, и по тому морю ити до Рима, а отъ Рима прити по томуже морю ко Царюгороду, а отъ Царягорода прити в Понтъ море, въ неже втечеть ДнЪпр река"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 6, Рязань, 2001)
Киев контролировал торговый путь, ведущий в обе стороны, как "изъ Варягъ въ Греки", так и "изъ Грекъ", но только путь вверх по реке соединял Среднее Поднепровье с Новгородской землёй. Путь вниз по Днепру киевляне берегли для себя, монополизировав торговлю с Византией. Новгородцам приходилось добираться до Царьграда по Балтийскому (Варяжскому) морю аж через Рим - далеко, долго, опасно, да и накладно. Никакая торговля не окупит такую дорогу. Свободное плавание по Днепру обещало такие прибыли, ради которых не жаль поступится и первенством в Русской земле. Новгород предвкушал предстоящие барыши, Олегу же срочно пришлось заняться государственными делами:
"И сЪде Олегъ княжа въ КиевЪ, и рече Олегъ: "се буди мати градомъ Русьским". И бЪша у него Вазязи и СловЪни и прочи прозвашася Русью. Се же Олегъ нача городы ставити, и устави дани СловЪномъ, Кривичемъ и Мери и устави Варягомъ дань даяти отъ Новагорода гривенъ 300 на лЪто, мира дЪля, еже до смерти ЯрославлЪ даяше Варягомъ"
(Там же, с. 23)
Изменения случились грандиозные. До олегова похода Русью именовалось только славянское объединение на юге Восточной Европы, но когда князь Олег обосновался в Киеве, Русью прозвались и другие княжества, которые раньше себя так не называли. В летописи указаны варяги, словене и прочие, а прочие - это те, что "бЪша у него", то есть ростовцы, белозёрцы, ладожане, псковичи, полочане. Вот почему Олег провозгласил Киев "мати градомъ Русьским", ведь Киев и до этого был столицей Руси, да только Малой, первоначальной. Теперь же он стал столицей Великой Руси - государства нового и могущественного, собравшего вместе всех восточных славян. Границы Руси широко раздвинулись от Белого моря до Чёрного и от Карпат до Волги, она стала крупнейшим государством в Европе.
На двойственность понятия "Русь" обратил внимание византийский император Константин Багрянородный. В своём сочинении, составленном в 948-952 годах (Константин Багрянородный "Об управлении империей", с. 45, М., 1991), он выделял внешнюю Россию, где располагался Немогард (Новгород). Упоминал внешнюю Русь и арабский автор XII в. ал-Идриси (И.Г. Коновалова "Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы", с. 121, М., 2006). Стало быть, должна была существовать и Русь внутренняя.
Точно такая же двойственность обнаруживается и в летописных текстах. Киев и Новгород воспринимались людьми как два центра Русской земли. "В этом смысле только и можно понять выражение Русской Правды, где стоят рядом Русин и Словенин, то есть: Южанин и Северянин или Киевлянин и Новгородец" (Д.И. Иловайский "Начало Руси", с. 27, М., 1996). Когда Ярослав Мудрый (княживший в Новгороде) воевал со Святополком (киевским князем), то его войско состояло из новгородцев, а киевское - из руси (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 138, Рязань, 2001). Здесь летописец использовал термин "русь" в узком смысле - жители Киевской земли. А в широком значении русью назывались все восточные славяне.
Так что, 882 год смело можно считать датой основания Великой Руси, а её основателем - князя Олега. Вот не зря его так почитали у нас, называли Вещим, сочиняли всяческие небылицы. И было за что - настоящий эпический персонаж.
Летописное сообщение об установленной Олегом ежегодной дани с новгородцев 300 гривен в пользу варягов уже прокомментировали Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв. Тут имеется в виду взимание средств на содержание княжеской дружины и ничего более (Н.М. Карамзин "История государства Российского", т. I, с. 100, М., 1989; С.М. Соловьёв "Сочинения", кн. I, "История России с древнейших времён", т. I, с. 103, М., 1993). Да и в летописи появилось уточнение для непонятливых:
"В лЪто 6522 (1014). Ярославу же сущю НовЪгородЪ, и урокомъ дающю Кыеву двЪ тысячЪ гривенъ отъ года до года, а тысячю НовЪгородЪ гридемъ раздаваху; и тако даяху вси посадници Новъгородьстии..."
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 127, Рязань, 2001).
Вот она, та самая дань, которую, пока Ярослав ещё жив, Новгород продолжал выплачивать. Только малопонятных варягов летописец заменил более конкретным обозначением "гриди", да сумма выплат выросла до тысячи гривен. И сразу становится ясно, что предназначена та дань для содержания княжеской дружины и ни в какое иноземное государство она не уходила. Обычная практика.
Но первая забота князя Олега на новом месте - "нача городы ставити". Поначалу-то под его властью оставались только северные княжества и Киев. После ухода войск (а держать их при себе никакой казны не хватит) Олег элементарно оказывался в осаде. Опереться он мог разве что на дружину и немногочисленных доброжелателей из местного населения. Большую опасность представляли обозлённые сторонники убитого Аскольда, да и соседи (в первую очередь древляне) не преминули бы воспользоваться затруднениями Олега. Ситуация диктовала единственную тактику: глухая оборона, перекрыть крепостями все подходы к Киеву, умаслить политических оппонентов, перекупить чужих дружинников. Через год власть Олега упрочилась настолько, что он сам перешёл к активным действиям:
"Въ лЪто 6391 (883). Поча Олегъ воевати Деревляны, и примучивъ и, имаше на нихъ дань по чернЪ кунЪ.
Въ лЪто 6392 (884). Иде Олегъ на СЪверяне, и победи СЪверяны, и възложи на нь дань легьку, и не дасть имъ Козаромъ дани платити, рекъ: "азъ имъ противенъ, а вам нечему"
Въ лЪто 6393 (885). Посла къ Радимичемъ, рька: "кому дань даете?" Они же рЪша: "Козаромъ". И рече имъ Олегъ: "не дайте Козаромъ, но мнЪ дайте", и въдаша Ольгови по шьлягу, якоже и Козаромъ даяху. И бЪ обладая Олег Поляны, и Деревляны, и СЪверены и Радимичи, а съ Уличи и ТЪверци имяше рать"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 23-24, Рязань, 2001)
Начал Олег с покорения древлян и это объяснимо: пока основной конкурент не побеждён, о внешней политике придётся забыть. Лишь устранение соперника развязывало руки для дальнейших действий. Зато отношение к северянам и радимичам совсем другое. Их Олег уговаривал, успокаивал, обеспечивал им самые комфортные условия в своём государстве. Так пытаются загладить случайную размолвку. Олег не завоёвывал, он восстанавливал государство Аскольда.
На первый взгляд, этой версии противоречит летописное сообщение о дани, которую северяне и радимичи платили хазарам. Но когда началась выплата этой дани, и пришлось ли вообще хоть сколько-нибудь заплатить? В приведённом сообщении и в сообщении под 859 годом описывались совершенно разные события.
В 859 г. "... Козари имаху на ПолянЪхъ, и на СЪверЪхъ и на ВятичЪхъ, имаху по бЪлЪй веЪверицЪ отъ дыма" (там же, с. 18). Списки резко различаются: в одном случае дань платили поляне, северяне и вятичи, а в другом - северяне и радимичи. И размер дани другой - не "по бЪлЪй веЪверицЪ отъ дыма", а "по шьлягу".
В правление Аскольда хазарам нечего было делать на славянских землях - соотношение сил изменилось. Нет никаких сведений о нападениях хазар, значит, и платить им не имело смысла. Захват Киева Олегом напугал северян и радимичей, и они обратились за защитой к хазарам. Не бесплатно, конечно. И хазарская защита обернулась пшиком, против Олега хазары не посмели ничего предпринять. Олег сразу объявил хазар своими врагами и предложил северянам и радимичам выбирать - с ним они или с хазарами. Ласково стелил, а коготки показал.
"Русскому государству теперь не страшны были хазары. Наоборот, хазарам приходилось опасаться Руси.
Нам ничего не известно относительно сопротивления хазар Олегу при освобождении им северян и радимичей. Едва ли оно было значительным"
(М.И. Артамонов "История хазар", с. 496, С.-Петербург, 2001)
Вероятно, позднее подчинились и вятичи, потому что они находились в войске Олега, когда он шёл войной на Царьград. И находились в качестве подданных, а союзниками названы одни тиверцы. И ещё в войске появились дулебы и хорваты. Не все военные походы Олега стали известны летописцам. Лишь в Иоакимовской летописи содержится невесть откуда взятое смутное и скупое известие о князе Олеге:
"Повоева же козары, болгоры и волоты до Дуная"
(В.Н. Татищев "История Российская", т. I, с. 111, М., 1994)
И в Устюжском летописном своде сохранилось довольно путаное сообщение:
"Въ лЪта 6391 (883). Иде Олг на древляны, и на северы, и на козары..."
(Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), с. 21, М.-Л., 1950)
Переписчик отчего-то поставил в летописи хазар на место радимичей, смешав вместе два разных военных похода, но всё же подтвердил на основании какого-то использованного им письменного источника, что князь Олег не ограничился словесными угрозами в адрес Хазарии, а подкрепил их военной силой. Воевать с хазарами стало проще. После объединения Киева и Новгорода появилась возможность спускаться вниз по Волге и громить Хазарию, тут никакой Саркел не помешает. Путь шёл через Волжскую Болгарию, союзную хазарам, но, не имея флота, болгары ничего не в силах были противопоставить русской судовой рати. Заодно Олег и вятичам дал понять, что их земля стала доступна для княжеской дружины, и что хазары им не помощники - они и себя-то оборонить не в силах.
Поход Олега к Дунаю тоже не выдумка - а как иначе покорить дулебов и хорват? В числе противников названы в придачу и дунайские волоты, в других вариантах - волохи. Об их этнической природе до сих пор ведутся споры: А.А. Шахматов причислял волохов к франкам (А.А. Шахматов "Волохи древнерусской летописи" // "Известия Таврической ученой архивной комиссии", #54, с. 234-240, Симферополь, 1918), В.Д. Королюк - к римлянам (В.Д. Королюк "Волохи и славяне "Повести временных лет" // "Советское славяноведение", #4, 1971, с. 41-53), С.П. Толстов предпочитал кельтов (С.П. Толстов "Нарци" и "волохи" на Дунае (Из историко-этнографических комментариев к Нестору)" // "Советская этнография", #2, 1948, с. 8-38). Так ведь не было в указанное время в тех краях ни франков, ни римлян, ни кельтов. Летописью установлены временные рамки с VII по IX век, и тогда в Дунайской области располагалось сначала славянское государство Само, а наследовала ему Великоморавская держава. В летописном рассказе о войне угров с волохами описывается нападение мадьяр именно на Моравию.
Если подчинение Олегом дулебов и хорват вызвало столкновение с Моравией, значит, её правители как-то уже пытались распространить свою власть на эти территории. Чехия, в качестве преемницы Моравии, претендовала на Хорватию. В грамоте, данной пражскому епископству при его основании, границы его раздвинуты до рек Буг и Стырь: "Отсюда на восток [Пражское епископство] имеет границей реки Буг и Стыр с городом Краковом и областью, которая называется Ваг..." (Козьма Пражский "Чешская хроника", ПСИНЦВЕ, с. 151, М., 1962).
Тогда почему киевский летописец ничего не знал об этих событиях? Может просто до крупных столкновений дело не дошло. Иначе воевать пришлось бы по очень длинным операционным линиям, а это затруднительно. Развитие событий подталкивало к другому решению.
"Въ лЪто 6406 (898). Идоша Угри мимо Киевъ горою, еже ся зоветь нынЪ Угорьское, и пришедъше къ ДнЪпру сташа вежами; бЪша бо ходящее аки се Половци. Пришедше отъ въстока и устремишася чересъ горы великия, яже прозвашася Угорьския, и почаша воевати на живущая ту Волохи и СловЪни. СЪдяху ту преже СловЪни, и Волохове прияша землю Словеньску; посемъ же Угри погнаша Волъхи, и наслЪдиша землю ту, и сЪдоша съ СловЪны, покорившее я подъ ся, и оттоле прозвася земля Угорьска"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 24, Рязань, 2001)
Анонимный нотарий венгерского короля Белы III в хвастливом сочинении "Деяния венгров" (1196-1203 гг.) расписывал, как лихо мадьяры завоевали всю Русь, как русские князья, униженно рыдая, выдали им несметные сокровища, как мадьярские воины гнали с собой толпы пленных. В общем, Мюнхгаузен отдыхает. При этом нотарий проявил дремучее невежество во всех без исключения вопросах, связанных с темой его сочинения. Он путал Киев и Галич, приплёл города Суздаль и Владимир, которых тогда ещё не построили, от своего времени добавил половцев и дань в марках (В.П. Шушарин "Русско-венгерские отношения в IX в." // "Международные связи России до XVII века", М.: АН СССР, 1961, с. 136-140). Из источников, которыми он мог пользоваться, такого бреда не выдавал ни один. И в народных преданиях ретивый нотарий не мог почерпнуть ничего похожего (там же, с.166). Он попросту вдохновенно врал, не слишком сообразуясь со здравым смыслом. Он даже не давал себе труда подумать: как вассалы хазар, бегущие под натиском печенегов, вообще могли хоть кого-то завоевать? Почему это "завоеватели" не остались на Руси, а резво припустили в сторону Карпат и Дуная? Как случилось, что "завоёванная" Русь не подчиняется Венгрии?
А между тем, источники говорят о мирном продвижении угров (мадьяр) по русским землям. Археологические раскопки показывают, что на их пути нет никаких следов разрушений или пожаров (Там же, с. 179). Прошли насквозь всю Русь и никого не тронули, ничего не испортили. Не грозные завоеватели, а какие-то робкие беженцы.
Да, собственно, так оно и было. Не в том положении находились мадьяры, чтобы ссориться с Русью, самим бы ноги унести. В анонимном трактате X века на персидском языке "Худуд ал-Алам" ("Пределы мира") описание мадьяр не содержит ничего героического: "... на север - мадьяры. Они трусливы, слабы, бедны..." ("Хрестоматия по истории России с древнейших времен до 1618 г." под ред. А.Г. Кузьмина, с. 118, М., 2004). Мадьяры не получили разрешения поселиться в причерноморских степях, Олег погнал их дальше, за Дунай. Никому не нужны беспокойные кочевники у своих границ, Игорь позднее тоже прогнал печенегов к Дунаю.
В "Деяниях венгров" есть одно место, которое, быть может, способно пролить свет на замыслы князя Олега. Там сказано, что русы убеждали мадьяр покинуть Русь и направится именно в Паннонию, населённую славянами, болгарами и влахами, расхваливали эту страну, её природные богатства и особенно пастбища. Мадьяры подозрительно охотно согласились и (пикантная подробность) до границы их сопровождали военные отряды русов (В.П. Шушарин "Русско-венгерские отношения в IX в." // "Международные связи России до XVII века", М.: АН СССР, 1961, с. 140-145). Конечно, нотарий мог, по своему обыкновению, и соврать, только была же причина, по которой Олег позволил мадьярам двигаться через русские пределы. Не добил, не прогнал, а обеспечил самую безопасную дорогу. Ну и становится ясно, почему мадьяры вели себя на Руси тихо и мирно - их окружали русские войска, при них не забалуешь.
Олег рассчитывал, что появление у границ Моравии степных орд вынудит её правителей воздержаться от конфликта с Русью. Уже много кочевых народов прошло этим путём и все они сгинули в безвестности. Вот так же и мадьяры отправились бы в небытие. Кто ж знал, что Великоморавская держава вдруг рухнет? Ну, просто подарок судьбы, которым мадьяры с готовностью воспользовались: "Угри погнаша Волъхи, и наслЪдиша землю ту" (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 25, Рязань, 2001).
Остаётся разобрать летописное сообщение о войнах Олега с уличами и тиверцами. Хотел ли Олег покорить их? Безусловно, хотел. Другое дело, стремился он совершить это немедленно или же пока решал частные, но неотложные проблемы? Тиверцев, живших в междуречье Дуная и Днестра, защищало расстояние, отделявшее их от Киева. Чтобы поставить тиверцев под контроль, приходилось осваивать близлежащие земли, а это требовало времени. Но в походе на Царьград тиверцы всё же приняли участие, значит власть Олега над собой они частично признали. Или накопились обиды во взаимоотношениях с Византией.
Уличи, жившие "по ДнЪпру вънизъ" (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000), представляли реальную угрозу для русских торговых караванов. В случае размолвки, им было чем шантажировать Русь. Торговля с Царьградом, будучи важным источником обогащения государства, одновременно оказалась и настоящей ахиллесовой пятой. У любого противника зависимость благосостояния Руси от Днепровского торгового пути вызывала соблазн перекрыть источник силы. И это было очень плохо, даже смертельно опасно. Великая Русь не могла зависеть от прихоти южных соседей, видимо, в этом и заключалась первоочередная задача Олега. Главное - оградить торговые обороты от малейшей опасности (пускай и гипотетической), а покорение новых подданных, как получится. С покорением не заладилось - противники малодоступны и многочисленны ("бЪ множьство ихъ"), выгоды совершенно не соответствовали требуемым усилиям. И всё же военное давление принесло свои плоды, и уличи не пытались препятствовать торговле. Самостоятельность на этот раз им удалось отстоять, но при одном непременном условии - не высовываться.
А защищать своё право на торговые прибыли русскому государству всё-таки пришлось, но уже в противоборстве с Византийской империей. Ромеи быстро обнаружили слабое место северного соседа и старались туда постоянно долбить, чтобы сокрушить Русь без войны. Соответственно, приходилось тех ромеев время от времени вразумлять. Когда правительство Византии отказалось заключать новый торговый договор, у Олега не осталось выбора - надлежало силой принудить империю уважать жизненные интересы Руси.
Возможно, перед настоящим походом Олег отправил к ромейским берегам на разведку небольшое число кораблей. Так можно трактовать упоминание византийским автором Псевдо-Симеоном (X в.) каких-то росов в связи с событиями 904 г. (П.В. Кузенков "Русь Олега у Константинополя в 904 г." // "Причерноморье в Средние века", вып. 8, с. 21, София, 2011). Но это могло быть и посольство к болгарскому царю Симеону. Благожелательность Болгарии имела большое значение во время войны Руси с Византией. И действительно, на всём пути русского флота к Константинополю болгары не чинили никаких препятствий.
"В лЪто 6415 (907). Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставивъ КиевЪ; поя же множество Варягъ, и Словенъ, и Чюдь, и Кривичи, и Мерю, и Деревляны, и Радимичи, и Поляны, и СЪверо, и Вятичи, и Хорваты, и ДулЪбы, и Тиверци, яже суть толковины: си вси звахуться отъ Грекъ Великая Скуфь. И съ сими со всЪми поиде Олегъ на конехъ и на кораблехъ, и бЪ числомъ кораблей 2000, и прииде к Царюграду; и Греци замкоша Судъ, а градъ затвориша..."
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, c. 29, Рязань, 2001)
При взгляде на список участников похода видно, что летописцы чётко проводили границу между северными и южными княжествами. В состав внешней или дальней Руси включены варяги, поселившиеся в Новгороде: "Новугородьци, ти суть людье Новогородьци отъ рода Варяжьска, преже бо бЪша СловЪни" (Там же, с. 19), словене, ладожане, кривичи-полочане и ростовчане. Не указаны: весь (Белозёрское княжество) и Псковская земля - либо местные князья не входили в число великих, либо отсутствовали вовсе.
К внутренней или ближней Руси отнесены древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы и тиверцы. После упоминания вятичей, летописец изменил своему обыкновению перечислять княжества по их расположению с запада на восток. Видимо, хорватов и дулебов, подчинившихся князю Олегу позднее прочих, пришлось добавлять к уже готовому списку, а тиверцы участвовали в походе всего лишь в качестве союзников ("яже суть толковины"), потому и поставлены в конец списка, после княжеств Великой Руси.
Объединение внешней и внутренней Руси осуществлялось на основании личной унии - Олег считался князем и Киева, и Новгорода. Поход являлся общерусским предприятием, участие в нём туземных ополчений абсолютно исключалось. Увеличение войска за счёт массы людей и плохо обученных, и сомнительной стойкости сделает его громоздким и неуправляемым. Да и не торговали туземцы с Византией, так что идти на войну им вовсе не было резона. Русские послы на переговорах в Константинополе однозначно заявили: "Мы отъ рода Рускаго". Русского рода и никакого другого.
Д.И. Иловайский сближал летописный рассказ с известиями греко-латинских авторов о морском походе скифов в Геллеспонт и Эгейское море во второй половине III века. По свидетельству Аммиана Марцеллина (IV в.) скифский флот тоже насчитывал 2000 судов:
"Полчища скифских народов прорвались на двух тысячах судов через Босфор, прошли по берегам Пропонтиды и произвели жестокие опустошения на море и на суше..."
(Аммиан Марцеллин "Римская история", кн. XXXI, 5, с. 500, С.-Петербург, 2000)
Летописцы вполне могли, не разобравшись со сроками событий, заимствовать подробности у старинных авторов, вот и выплыло известие о 2000 судов. Русские книжники слышали, что ромеи называли их соотечественников скифами - сами в том признались: "... си вси звахуться отъ Грекъ Великая Скуфь". А что имелись в виду совсем другие скифы, как-то не сообразили. Оттуда же, по мнению Д.И. Иловайского, в летописном рассказе и сравнение византийцами князя Олега со св. Дмитрием. У Аммиана Марцеллина сказано, что во время нападения на империю скифов "в течение долгого времени была в осаде Фессалоника" (Аммиан Марцеллин "Римская история", кн. XXXI, 5, с. 500, С.-Петербург, 2000). А том городе почитаемым святым и был Дмитрий (Д.И. Иловайский "Начало Руси", с. 138, М., 1996).
Увидев неприятельский флот у стен столицы, ромеи оперативно перегородили Константинопольскую гавань цепью. А русы поставили свои корабли на колёса и без проблем обошли преграду сушей:
"И повелЪ Олегъ воемъ своимъ колеса издЪлати и воставити на колеса корабля; и бывщю покосну вЪтру въспяша парусы съ поля, и идяше къ граду. И видЪвше Греции и убояшася и рЪша выславше ко Олгове: "не погубляй града, имем ся по дань, якоже хощеши". И устави Олег воя, и вынесоша ему брашно и вино, и не приа его; бЪ бо устроено со отравою. И убояшася Греции и реша: 'нЪсть се Олегъ, но святый Дмитрей, посланъ на ны отъ Бога" <...> Олег же мало отступивъ отъ града, нача миръ творити со царьма Грецкима"
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 29-30, Рязань, 2001)
Идея с колёсами, безусловно, прорабатывалась заранее, потому что ромейские уловки на Руси давно были известны. Опустошение русами окрестностей столицы быстро отрезвило ромеев, и они запросили мира.
Насколько достоверно летописное известие о попытке ромеев отравить Олега? Вообще-то в империи подобные выходки считались в порядке вещей, и Олегу в самом деле стоило поберечься.
На предварительные переговоры "со царьма Грецкима" о заключении мира Олег "... посла к нима въ градъ Карла, Фарлофа, Вельмуда, Рулава и Стемида". А для окончательного утверждения договора уже в 911 году в ромейскую столицу прибыли "Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидулъ, Фостъ, Стемидъ, иже послании отъ Олга, великого князя Рускаго, и отъ всЪхъ , иже суть подъ рукою его, свЪтлыхъ и великихъ князь, и его великихъ бояръ..." (Там же, с. 30).
Все послы, перечисленные в первом списке, поставлены и в начало второго (Вельмуд и Веремуд - разные произношения одного имени), кроме Стемида, в обоих списках занимающего последнее место. Объяснение тут единственное - Стемид в составе посольства представлял тиверцев. Тиверцы, ведь, шли в поход не как часть общерусского войска, а всего лишь в качестве союзников Олега, вот потому списки в первую очередь содержали имена послов русских князей, и только потом указывалось добавочное имя тиверского посла.
Но одно имя всё же вклинилось в порядок перечисления послов, установленный первым списком - в посольстве 911 года на второе место поставлен Инегелд. Повторение расположения имён в обоих списках свидетельствует о жёсткой фиксации соответствующего места каждого имени по старшинству послов. Старшинство же определялось в зависимости от положения в политической иерархии князя и княжества, которых посол представлял.
Первый по старшинству, конечно, посол самого князя Олега - это Карлы. Второе по значению место среди русских князей занимал Игорь - его и представлял Инегелд. А не попал Инегелд в состав первого посольства, потому что Игорь в походе на Византию не участвовал ("Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставивъ КиевЪ"). Но утверждение договора без Игоря всё равно не могло состояться.
Три оставшихся посла из первого списка - Фарлоф, Вельмуд и Рулав - представляли Русь Малую, исконную "с главными центрами Киевом, Черниговом и Переяславлем как политическое и территориальное ядро обширного Киевского государства" (А.Н. Насонов "Русская земля" и образование территории древнерусского государства", с. 31, С.-Петербург, 2002). Эти три княжества первенствовали во всей Великой Руси именно в таком порядке. Князь Олег взял с Византии дань:
"... первое на Киевъ, таже на Черниговъ, и на Переаславль, и на ПолтЪскъ, и на Ростовъ, и на Любечь и на прочаа городы, по тЪмъ бо городомъ седяху велиции князи, подъ Олгомъ суще..."
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 30, Рязань, 2001)
В таком случае, Фарлоф был послом от Киева, Вельмуд - от Чернигова, а Рулав - от Переяславля.
Остаётся ещё девять имён: Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, их происхождение оставим на потом. Из перечня участников похода - варяги, словене, чудь (ладожане), кривичи (полочане), меря (ростовчане), древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, и тиверцы - убираем тиверцев, чей посол уже известен, варягов, не имевших своего княжества, полян, на земле которых и располагалась Малая Русь. Получаем десять княжеств, которых представляли девять послов. Если учесть, что Олег занимал два престола - Киевский и Новгородский, то всё сходится: Гуды - чудь (ладожане), Руалд - кривичи (полочане), Карн - меря (ростовчане), Фрелав - древляне, Руар - радимичи, Актеву - северяне, Труан - вятичи, Лидул - хорваты, Фост - дулебы. За Игорем, вероятно, оставалось Ладожское княжение, потому-то под названием "Чудь" оно включено в список великих княжений, воевавших с Византией.
Все основные уступки, вырванные Олегом у империи, содержались в предварительном соглашении 907 года. Условия мира обсуждению не подлежали, византийцам был предъявлен ультиматум, который им оставалось только принять:
"... да приходячи Русь слюбное емлють, елико хотячи, а иже придуть гости, да емлють мЪсячину на 6 месяцев, хлЪбъ и вино, м мясо, и рыбы и овощь; и да творять имъ мовь, елико хотять; поидучи же домовь, в Русь, да емлють у царя нашего на путь брашно, и якори, и ужа, и парусы, и елико имъ надобе"
(Там же)
И самое главное достижение:
"...да творять куплю, якоже имъ надобе, не платяче мыта ни в чемъ же"
(Там же, с. 31)
Беспошлинно торговать, да при полном содействии местных властей - предел мечтаний купечества. Торговля становилась чрезвычайно выгодной, барыши сулила огромные, и вместе с купцами богатело русское государство. А те богатства, что потекли на Русь, теперь недополучала Византия. Никогда не согласились бы ромеи терпеть подобные убытки, да кто их спрашивал? Не захотели договариваться миром, так пусть платят за своё высокомерие. Тут же, в Константинополе, не откладывая на потом, соглашение торжественно утвердили:
"Царь же Леонъ со Олександромъ миръ сотвориста со Олегомъ, имшеся по дань и ротЪ заходивше межы собою, целовавше сами крест, а Олга водивше на роту, и мужи его по Рускому закону кляшася оружьем своимъ, и Перуномъ, богомъ своимъ, и Волосомъ, скотьемъ богомъ..."
(Там же)
Официальная церемония в присутствии всего русского войска - гарантия против попыток византийцев дать задний ход соглашению, так нужному Руси. Император Лев VI и его соправитель Александр клялись христианским богом, а русские послы - Перуном и Велесом. Христианам пришлось терпеть у себя языческий обряд, но они не осмеливались открыто проявлять недовольство. Против Христа русы выставили сразу двух своих богов. Отсюда следуют выводы:
1) Перун и Велес являлись двумя наиболее почитаемыми богами на Руси;
2) Культы Перуна и Велеса конкурировали, и поодиночке не могли представлять всю Русь;
3) Только Перуна князь Олег признавал "богомъ своимъ", Велес на государственном уровне почитался вне земли полян.
911 год в летописи отмечен знамением - на небе появилась комета: "В лЪто 6419. Явися звЪзда велика копеинымъ образомъ на западе" (Ф.А. Гиляров "Предания русской начальной летописи (по 969 год)", с. 176, М., 1878). Грозное предупреждение для ромеев, потому что в этом году Константинополь встречал посольство уже от всех русских княжеств. На этот раз предстояло в спокойной обстановке договориться об условиях совместной жизни двух государств: "Посла мужи свои Олегъ построити мира и положити рядъ межю Русью и Грекы" (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 32, Рязань, 2001). Ссоры заканчиваются, и налаживать отношения всё равно необходимо. Приходилось идти на компромиссы, в чём-то уступать, чтобы сохранить главное, а потом выработанные принципы закрепить на высшем уровне в мирном договоре.
Новый договор регулировал взаимоотношения подданных обоих государств, определял наказания и тем, и другим за преступления, разрешал спорные вопросы - рутинная работа. Русским рыбакам запрещалось обижать византийских, а в случае кораблекрушения полагалось помочь пострадавшим (там же, с. 34-35). Так значит, Русь к тому времени прочно освоила рыбный промысел на Чёрном море. По крайней мере, вблизи устья Днепра Византия признавала русов полными хозяевами ("6 мЪсяць" в году). Удалось договориться о выкупе византийских пленных по 20 золотых за человека (там же, с. 35). Должно быть, пленных во время похода набрали так много, так что империи поневоле пришлось раскошелиться. Согласованный текст договора был утверждён на совместной церемонии, а затем:
"Царь же Леонъ почти послы Рускые дарми, златомъ, и паволоками и фофудьами, и пристави к нимъ мужи свои показати имъ церковную красоту, и полаты златыа и в нихъ сущаа богатество, злато много и паволокы и камьнье драгое, и страсти Господня, и венець, и гвоздие, и хламиду багряную, и мощи святыхъ, учаще я к вЪре своей и показующе имъ истиную вЪру, и тако отпусти à во свою землю с честию великою"
(Там же, с. 37)
Ромеи всё-таки отыгрались, за языческое действо посреди христианской столицы. Русских послов откровенно подкупали, охмуряли, навязывали им чуждую религию. Конечно, вернувшись в Киев, послы обо всём "поведаша" князю Олегу, но семена уже были брошены и стали исподволь разъедать устои языческого общества.
Успешное завершение войны даже природа отпраздновала торжественной иллюминацией. В 912 году на Руси наблюдали такое редкое в наших широтах явление, как полярное сияние: "Сея же зимы погоре небо, и столпи огненнии ходили от Руси ко Греции сражаюсчеся. Олег же принесе жертвы многи, умилостивляя богов своих нечистых" (В.Н. Татищев "История Российская", ч. II // "Собрание сочинений", т. II, с. 39, М., 1995). Наверняка это были последствия приближения к Земле кометы, но авторитет языческих богов на Руси возрос.
Русь князя Олега предстаёт как довольно рыхлое государственное образование, где великий князь Киевский среди прочих "свЪтлыхъ и великихъ князь" считался лишь первым из равных.
