-- Да. На Анну в детстве, когда она еще не научилась играть на публику.
-- Всем?
-- Нет, у этой девчонки хотя бы есть какая-то варварская корректность
-- Ты тоже заметил? Маленькая ведьма...
-- Не обижайся на нее. Она ребенок.
-- Ребенок , как же...
-- Ре.
-- Хорошо-хорошо, молчу.
Они гуляли по городу, наслаждаясь последними днями тепла. Они прошли мимо разносчика газет, юркого мальчишки с громким голосом, оповещавшим:
-- Безликие снова осуществили нападение! Читайте в свежем номере "Весть Механика"! Безликие снова напали! Обличающая статья...
Генри сунул мальчишке монету и взял газету.
-- Ты стал интересовался Безликими и слухами ?
-- А почему нет?-- Генри на ходу развернул газету и вчитался. Он не мог сказать причину своего интереса, ибо пришлось бы говорить о бумагах Анны. А он пока не был готов к этому.
-- Да что об этом говорить,-- Арье поморщился.-- Психи как психи. Просто немного агрессивные.
-- Меня смущает, что их идеология и действия слишком уж расходятся.
-- А у них есть идеология?
-- Ты разве не слышал о той статье? Когда один из основателей дал интервью, в котором подробно описал что и для чего они делают. Это было скандальное дело.
-- А, это. Мне кажется просто пропаганда.
-- Разве? Они просто сказали, что хотят вернуть прежнюю власть людей. Что Правитель самозванец, а все его окружение об этом знает, но боится сказать...
-- Генри,-- достаточно резко сказал друг, оглядываясь.-- Тебе не кажется, что сейчас не то место, где нужно об этом говорить.
-- Хорошо. Понял.
Генри смотрел в потолок и проводил очередную бессонную ночь. А в его голове ворочались мысли.
Арье. Он слишком резко его оборвал. Словно кого-то заметил. Да, обсуждение Правителя не самое лучшее, что можно делать на улице. Но Генри никак не ожидал при этом услышать в его голосе дикий страх. Что это: предубеждение или знание? И правда ли вообще все, что он делает и говорит. Вдруг он податель? И его подослали к нему. Из-за Анны, того, что она знала.
Правитель.... Весьма противоречивая фигура. Он пришел к ним триста лет назад. Молодой мужчина с тонким чувственным лицом и красивым чарующим голосом. Он сразу объявил себя Посланником и Пророком. Ему сначала не поверили, но это было сначала.
До того, как он не показал чудо. Судя по легенде, он с братом, который его всячески поддерживал, попал в засаду последнего императора. Его брат был убит, а сам он получил огромное количество ран, его считали не жильцом. Но буквально на следующий день он вновь вышел к людям, показал заживающие раны и провозгласил, что бог его исцеляет, дабы он продолжил свое учение.
И тогда ему начали верить. За ним пошли сотни, тысячи, миллионы. Как не поверить живому воплощение чуда?
Было короткое, но кровопролитие восстание, которое длилось полгода, затем правитель пришел к власти. И он до чих пор строит у руля, такой же молодой, живой и сверхъестественный, в своей неизменной металлической маске.
И если сравнить с тем, что написано в бумагах Анны проводится странная параллель...
Аннабель два года до взрыва некто предложил работу. Нужно было всего-то починить какую-то машину. В записях даже была схема примерная этого агрегата. Какой-то аквариум, подключенные к нему трубы и провода. А внутри этого аквариума был философский камень. То ли благоверная Генри сошла с ума, то ли это было действительно так.
Анна была заинтересована работой, так как раньше такого механизма не видела, и провозилась с ним больше года, но все же что-то там напридумывала и сделала. А во время ремонта она узнала о свойствах камня, а они были весьма впечатляющие. То, что вырабатывалось машинной из камня, какая-то жидкость, при принятии внутрь могла сделать человека неуязвимым и бессмертным. А в нашем мире только один человек бессмертен и вечно молод.
Значит, ее назначил сам Правитель? Не может быть. Она описывала как минимум тридцать человек, с кем ей приходилось работать. И они называли себя Орденом. А Генри никогда о них не слышал, хотя считал, то знаком со структурой власти вполне прилично по сути своей профессии. Да, во главе всего Правитель. Высшая из всех инстанций. Потом идет Совет, который является одновременно высшим исполнительным и законодательным органом власти, и Суд Справедливости. И еще есть ведомства, которые подчиняются Совету: ведомство Силы, ведомство Знаний, ведомство Развития, ведомство Общества и ведомство Человека. Дальше уже в каждом регионе идет своя местная власть, прямо подчиняющаяся Совету или соответствующему ведомству. И нигде, никогда не было слово Орден. А судя по кратким записям, члены этого Ордена весьма могущественны. Они доставали те детали и ту информацию, которая была в крайне ограниченном доступе. Они делали то, что обычным смертным было не под силу. Но про них никто и никогда не слышал.
Аннабель во всех своих записях упоминается только одно имя, точнее там была одна короткая записка, подписания этим человеком, в которой говорилось о том, что он согласен на все. Ицхак Чирабинов. Его фамилия явно йенская. А йены - народ весьма хитрый, изворотливый и расчетливый.
И больше всего в записях Генри тревожил чертеж здания. Он не мог понять, что оно значит. Это место, где находился тот механизм? Тайная контора Ордена? Просто какой-то проект? Или лишняя бумага из всего?
Генри смежил веки и вздохнул.
Разве он сможет во всем этом разобраться? Ведь он не детектив даже...
Детектив.
Он вспомнил недавний случай с Аннали и кошкой. У него ведь получилось. И получилось вполне неплохо. И то дело было ему не особо интересно, а это... Это касалось конкретно его. Его и Аннабель. Может, он сможет узнать нечто, что... Что? А смысл искать? Ведь ее нет. И нет уже давно. Зачем копаться в старых записях и искать то, что давно потеряно?
Зачем?
Потому что Аннабель непременно бы так сделала.
И он сделает. В конце концов, юристы народ широкопрофильный...
Следующие пару недель прошли в заботах об устройстве комнаты Берте, которую Генри хотел обставить лично, заполнении бумах об удочерении, работе и поисках Ицхака. Генри обратился в жандармерию, к одному из бывших одногрупников, и попросил узнать об этом человеке конфиденциально за небольшое вознаграждение. Тот пообещал сделать все возможное к началу следующей недели. Да еще и бумага пришла из мэрии... Снова им не давало покое здание Завода-13. На этот раз они требовали его реконструкции или полностью уничтожить, ибо городу через семь месяцев исполняется триста пятьдесят лет, и развалины будут весьма сильно портить картину во время парада.
Генри, читая это пожелание, морщился. Что они прицепились к этому заводу? Он сам там не был с того памятного дня, и ходить туда не было желания. Но мэрия отчасти права. Не дело почти в центре города стоять развалине, она словно гнилой зуб посреди безупречной улыбке.
Мужчина пообещал себе, что в ближайшее время все-таки сходит туда. Нужно решать, что делать с этим проклятущим зданием.
Между тем погода становилась все более холодной. Часто стал срываться дождь, почти все деревья избавились от листы, подставляя оголенные ветви пронизывающему ветру. Было такое ощущение, что лужи поселились повсюду, очень редкий прохожий был в чистой обуви, большинство, ругаясь, обходило лужи и пыталась не выпачкать одежду в вездесущей грязи. Люди стали носить теплые вещи, куртки и пальто становились все длиннее. Недавно прошла выставка шляп и шапочек, так почти что всю ее раскупили в тот же день, чем очень обрадовали продавцов, а все это объяснялось необычно пронизывающим ветром в тот день.
И вот настал день, когда Берта стала его дочерью.
Он заехал за ней с утра, поставил подпись на последнем свидетельстве и забрал малышку. У нее из вещей оказалась маленькая котомка. Девочка была немного подавлена и смущена, поэтому по большей части молчала, когда они ехали домой.
Когда подъехали, девочка долго и с подозрением осматривая здание, боясь заходить.
-- Трусишь?- улыбаясь, спросил Генри. Мужчина сам, по совести говоря, не мог определиться в своих чувствах.
-- Еще чего,-- фыркнула воинственная девочка и храбро зашла в дом.
Возле входа собрались слуги - Джон садовник , повариха Грета, дворецкий Ральф, Джоанна и Клэр - горничные, и Лиззи. Они с интересом осматривали юную хозяйку, когда Генри представлял их Берте. Девочка величественно им кивала, но тем не менее явственно заливалась краской, смущаясь.
Лиззи, восторженно охая, шептала на ухо Грете, полноватой женщине с добродушным лицом и лукавыми серыми глазами:
-- Какая милашка! Смотри, просто прелесть! Наконец в доме у нас пополнение...
Ральф было вызвался помочь донести сумку юной сеньорите Белчер до ее комнаты, Генри сказал, что сам хочет это сделать.
-- Следуй за мной,-- сказал мужчина и направился наверх по лестнице. Он устроил комнату своей приемной дочери возле своей, на третьем этаже. И все это время Генри тщательно скрывал свое волнение, потому что в обустройство комнаты он вложил всего себя.
Когда дошли, он распахнул дверь, и излишне торжественно объявил:
-- Вот ваше новое жилище, сеньорита.
Девочка зашла и замерла. Комнатка была большой, прямоугольной. Обои серые, с темно-фиолетовым узором. Тяжелые шторы с серебристыми подвязками. Кровать с балдахином, сделанная из красного дерева. Комод для вещей, зеркало. И основную часть комнаты занимали книги. Огромные шкафы, забитые от пола до потолка книгами.
Берта притихла, завороженно осматриваясь. Затем осторожно подошла к книгам, провела осторожно по полкам, беззвучно шевели губами, читая названия. Обернулась к Генри, и неуверенно:
-- Это все... мне?
-- Да, Берта.
-- Спасибо,-- она неуверенно улыбнулась.-- Так много никто для меня не делал...
-- Я рад, что тебе понравилось... Ты тут пока осваивайся,-- Генри поставил на пол ее сумку,-- где-то через час-полтора будет обед. Ванна во там, за второй дверью. В шкафах - немного вещей. Сегодня попозже или завтра, как тебе будет удобней, сходишь с Лиззи по магазинам. Она твоя гувернатка.... Ты не против?
Берта молча смотрела на него, но ее глазах было столько восторга, что не описать.
-- Отдыхай, приходи в себя. И помни - ты теперь Белчер.
Он уже вышел, когда девочка села на кровать и заплакала. Тихонько всхлипывая и утирая слезы, она улыбалась. Это были слезы облегчения и счастья.
Затем она тряхнула головой, скинула с ног сапожки, взобралась на кровать и улеглась звездочкой, просто наслаждаясь.
Вечером пришла записка от Арье. Тот просил сходить с ним завтра к Мередикт, она хотела с ним познакомиться.
Мередикт была одной из знаменитейших скрипачей во всем Меньтюре. На ее концерты ходили самые знаменитые и вышестоящие чины. Ее талант был безграничен, а музыка, что лилась из вибрации струн - настоящим волшебством.
Генри как раз читал записку, сидя у камина, когда в зал после уж на нерешительно зашла Берта.
Мужчина не сразу ощутил ее присутствие, лишь когда она нерешительно качнулась назад и зашелестело ее платье, Генри поднял голову и улыбнулся.
-- Привет, родная.... Заходи.
-- Не называй меня так, - мигом ощетинилась девочка, но тем не менее прошла в зал и села напротив.
-- Хорошо,-- легко согласился Генри, складывая записку и кладя ее в карман.-- А как тебя называть?
-- Берта.
-- Но ты сейчас моя дочь.
-- Но, понимаешь... Меня все мои почти двенадцать лет жизни никто так не называл. Да и ты, если я буду звать тебя "папочка", тоже будешь вздрагивать.
-- Не спорю. Твои предложения?
-- Давай просто по именам. И не надо "милочке", "родных" и "радостей". Договорились?
-- Договорились.
Воцарилось молчание, потом девочка спросила, немного нерешительно, но твердо:
-- У тебя ведь была жена, так?
-- Да.
-- Расскажешь о ней?
-- А что тогда ты мне расскажешь?
-- В смысле?-- удивилась девочка.
-- Мы ведь взрослые люди. И так как живем теперь под одной крышей, должны знать друг друга.
-- Я расскажу о своей матери.
-- Ты ее знаешь?-- Генри удивился. Ему говорили, что девочка круглая сирота.
-- Сначала ты.
-- Я расскажу, но и ты не забудь своего обещания.
-- Не забуду
-- Ее звали Аннабель...
Ее звали Аннабель. Она была, и этого было достаточно, чтобы был смысл его жизни.
Генри и Анна были знакомы с детства. Он даже не помнил момент их знакомства, и складывалось ощущение, что они были знакомы всю жизнь.
Их родители были очень дружны и часто собирались вместе на выходных, а дети играли в отдельной комнате, деля игрушки и поминутно споря.
У них были странные отношения. С одной стороны они вроде как терпеть не могли друг друга, каждую минуту стремясь сделать пакость, но с другой, если кто-то чужой обижал второго, то неминуемо был бит или еще сильнее обижен первым. Так длилось до пятнадцати лет. Потом вроде они чуть повзрослели, стали серьезней. Генри был познакомлен с Кристиной, милой и скромной девушкой, которая прелестно улыбалась, любила читать стихи и была настолько чиста и невинна, насколько это было возможно. Взрослые пророчили, что они поженятся и станут прекрасной парой, дети лишь смущались и скромно переглядывались. А в это время Аннабель впервые узнала, что такое ревность. Ее буквально душило это чувство, когда Кристи болтала с Генри, касалось его рук, или просто даже смотрела на него. И девочка решила, что если так, то она будет единственной девушкой Белчера. И она начала собой заниматься. Впервые в жизни начала следить за собой, за своими манерами, читать прозу и поэзию. Она даже пыталась втиснуться розовое кружевное нечто, как обычно ходила Кристина, но все же не смогла себя пересилить.
И вот однажды, во время одного из приемов, когда объявили танцы, Генри увидел Анну. У него возникло ощущение, что он видите впервые, и мальчик долго не мог понять, что именно в ней изменилось. Но изменилось настолько, что у Генри перехватило дух. Он был очарован. Белчер впервые понял, насколько у Аннабель глубокие глаза, тонкие запястья с чувственными пальцами, что ее волосы похожи на чистое золото, а улыбка может быть теплее солнца.
В тот вечер Кристина была забыта, а он танцевал только с Анной, которая пыталась как можно меньше наступает ему на ноги.
После этого вечера они начали говорить, говорить так, как никогда раньше. Они заново узнавали друг друга, смущаясь, вспоминали, как вздорили по мелочам. Это идиллия длилась полтора года, потом Анна поняла, что увлечена другим. Его звали Стефан. Нет, то трепетное, что она чувствовали к Генри. Как было, так и осталось, и, кажется, стало еще сильнее, но решительный и язвительный Стефан, который так жадно смотрел на нее, не мог не зацепить.
Когда Генри узнал, что она встречается одновременно с двумя... Его чувства невозможно было передать. Ему казалось, что в груди поселилась сама Огненная Пропасть, которая сжигает его. Когда же он нашел в себе силы спросить об этом Анну, та была смущена и расстроена, так как и не думала, что он может узнать об ее маленькой измене.
Генри понял, что она собственно и не сожалеет о содеянном, даже слегка раздражена, что он так близко это воспринял, то его охватил шок.
Когда он предложил расстаться и остаться друзьями, Анна стояла перед ним на коленях и, плача - наверно, впервые в жизни, - просила ее простить.
Он простил, потому что видеть ее слезы было в сто крат больнее, чем то, что он чувствовал.
Потом эта история повторилась снова, и снова. Был Генрих, Джонатан, Кевин, Людвиг... Казалось, что с каждой изменой Анна любит Генри все сильней.
Но его мучило чувство, что она не принадлежит ему. Поэтому однажды, когда появился очередной Стефан, он сделал ей предложение.
И она согласилась.
Родители были удивлены, ведь их дети настолько разные, что представить их совместную жизнь было фактически невозможно. Но они настояли на свадьбе. И она состоялась.
Он знал, что она продолжает ему изменять. Но Генри было достаточно, что она каждый день приходит домой и ложиться с ним в одну кровать.
А потом ее однажды не стало. И ему пришлось жить дальше, зная, что он живет без своей души, которая умерла во время того взрыва,
-- Ты ее так сильно любил?-- спросила Берта. Она слушал эту историю внимательно, улавливая каждое слово и каждую интонацию.
-- Я ее и сейчас люблю.
-- Поэтому ты больше не женился?
-- Я не могу жениться, ведь я уже женат на любимой. Хотя ее больше нет в живых.
-- Это глупо, хранить верность тому, кто умер почти пятнадцать лет назад.
-- Двенадцать,-- автоматически поправил Генри. Он был еще в своих воспоминаниях, мирно улыбался, смотря перед собой пустыми глазами.
-- А у тебя есть ее фотография? Или картина.
-- Нет... Точнее есть, но они в нашей с ней спальне.
-- И?
-- Спальня закрыта.
Берта хотела задать еще один вопрос, но передумала. И начала свою историю, без просьбы:
-- Меня подкинули в дом сирот фактически сразу после рождения, во всяком случае так мне рассказали воспитатели. Ни записки, ни какого-либо намека кто мои родители или откуда я вообще. В детстве я часто болела, и еще чаще мне "предсказывали", что у меня слишком слабый организм, и я не выживу, но видимо у кого- то из моих родителей был весьма упрямый характер. Но вопреки всему я видела свою мать. Она приходила в дом два раза. Первый раз я и не подумала, что это она, но после того как кто-то передал дурацкого плюшевого зайца, я вспомнила, что видела какую-то женщины в главном здании тем днем с этой игрушкой. А второй раз я ее рассмотрела. Она красивая... Молодая. Одета была в качественные вещи. Видимо, у нее были деньги. Я встретила тогда ее взгляд. Она даже не поняла, что я это я сразу, а как поняла... Она просто, как я узнала позже, просила передать вещи ребенку, которого однажды оставили на пороге. Кинули, как котенка. И тогда, когда я поняла, что она молодая, здоровая, обеспеченная бросила меня по какой-то своей причине, я ее возненавидела. Раньше, когда я ее не видела, то хотя бы мечтала, думала, что может что-то с ней случилось, что она больна, умерла... Но нет. Она просто меня не хотела.
-- Почему ты уверена, что именно она твоя мать? Вдруг, он сестра матери или еще какой-нибудь родственник или знакомый?
-- Потому что... Поэтому,-- девочка сняла с шеи шарф, который до этого она ни разу даже не трогала. На ее хрупкой детской шее был толстый шрам, который пресекал ее горло от адамова яблока до левого уха.-- Когда поняла, что это я, то единственно, куда она смотрела это на шею. И тот ужас, что был в ее глазах, говорил сам за себя. Она знала, что у меня здесь,-- девочка осторожно дотронулась до этого уродливо рубца.-- В это мог знать лишь тот, кто оставил на мне этот знак.
Девочка поднялась и вышла вон, прикрывая рукой шею, стараясь не смотреть на Генри.
Тот потрясенно смотрел ей вслед.
Он еще долго сидел, не двигаясь, пока не решился подняться к ней.
Берта сидела на краю кровати, обхватив себя за плечи. Сначала мужчина подумал, что она плачет, но нет - девочка просто дрожала.
Он осторожно постучал по косяку двери:
-- Можно?
Берта, не взглянув на него, кивнула.
Мужчина осторожно приблизился к ней и сел рядом, и начал говорить.
Что он говорил, как и зачем - неизвестно никому, кроме этих двоих.
Но в ту ночь Берта первый раз спокойно заснула, сидя на руках у своего отца.
Генри немного опоздал, и поэтому, когда пришел в контору, то был удивлен, что Софии нет.
-- А где наша студентка?-спросил он у Альфреда.
Тот замялся, но ответил:
-- Она пришла во время, потом она что-то вспомнила и ушла, просив передать извинения.
-- Ясно. У меня к тебе поручение - найди пожалуйся архитектора.
-- Архитектора?- удивился парень.
-- Да, я хочу проконсультироваться насчет здания, о его восстановлении и реконструкции.
-- Здания?-- еще более удивился Альфред.
-- Да, здания. Будь добр, к завтрашнему утру чтобы все было готово.
-- Да, мастер...
Генри прошел в кабинет, и как раз принялся составлять оправдательную речь в деле о мошенничестве, когда в его кабинет вошел Колтон Аарнос, тот, кого Генри просил найти информацию о Ицхаке. Однокурсник Генри был высок, плечист, обладал широкой улыбкой и виноватым взглядом, словно он сделал что-то, о чем сожалеет и переживает. Именно из-за этого его в академии прозвали - Виновный.
-- Привет, Кол!-- радостно сказал Генри, вставая из-за стола и откладывая ручку.-- Как ты?
-- И тебе привет... Да вроде все хорошо, спасибо. А ты как?-- Аарнос пожал Генри руку и сел напротив.
-- Все просто замечательно! Я девочку удочерил, слышал?
-- Как не слышать, весь город судачит. У нее и правда настолько невыносимый характер, насколько прекрасен голос?
-- О, иногда она может быть прелестной, но все же в ней больше есть что-то от дикарок.
-- И как тебе роль папаши?
-- Пока не знаю, она живет у меня только со вчерашнего дня, я пока уладил все с документами, соглашениями и разрешениями...
-- А с чего ты решил вдруг ее удочерить? Вроде, отцовский инстинкт у тебя как такой никогда не проявлялся.
-- Я не даже не знаю, Кол. Все произошло спонтанно. Когда я ее увидел, то понял, какие дети у нас могли бы быть с Анной. Она на нее чем-то неуловимо похожа.
-- Тебя тянет на невыносимых женщин, друг мой,-- рассмеялся Виновный.
-- Что есть, то есть, отрицать не буду.
-- Я бы еще с удовольствием бы поболтал, но...
-- Да-да, понимаю. Перейдем к делу.
Аарнос достал из своей папки, которую он принес с собой, стопку листов, связанных веревкой.
-- Это все, что я мог достать.
-- Спасибо огромное, я не знаю как тебя благодарить...
-- Забудь о том, что мы знакомы,-- неожиданно сказал Колтон изменившимся голосом. В нем уже не было любезности. -- Я из-за этих бумаг попал в передрягу. Настолько серьезную, что меня могут выгнать с работы и сломать всю будущую жизнь. Просто забудь обо мне, этого хватит.
Виновный встал, закрыл папку и в последний раз взглянул на ошарашенного Генри.
-- Прости, но отныне мы с тобой не знакомы.
-- Я не думал, что это так серьезно,-- Генри растерялся и не знал, что сказать.-- Могу ли как нибудь помочь?..
-- Если ты не правитель - то нет. Прощай.
Белчер не успел опомниться, когда его кабинет опустел. Непонимающий, подваленный, он развязал веревку и перебрал листы, пытаясь понять, что в них могло быть такого, чтобы сломать жизнь человека.
Ицхак Чирабинов. Йен, как и полагал Генри. Сейчас ему должно быть сорок восемь лет. Работал помощником в канцелярии Правителя. Ничем особым не выделялся. Но двенадцать лет назад был сначала признан пропавшим без вести, а потом было сообщение, что он Безликий, был причастен к теракту. И все, больше никаких вестей или фактов о нем не было. Лишь фотография, с которой застенчиво улыбался плотный мужчина в круглых очках.
Из-за этой информации у Колтона такие проблемы? Что за бред?
Генри сложил все документы в ящик и закрыл.
Ладно, сейчас работа.
Берта была счастлива.
Сейчас у нее была фамилия, своя комната и отец. То, о чем она не могла и мечтать. Кто удочеряет детей в ее возрасте? Все предпочитают брать малышей, а подростков - с ними одна марока.
Она не могла понять, почему Генри выбрал именно ее. Да, у нее есть неплохой голос, но ни красотой, ни обаянием она не слыла никогда. Но почему она?
Но Генри был хорошим. Она умела чувствовать людей, как чувствует их любой ребенок, пока душа не покрывается коркой опыта и неудач. Он был добрым, чутким, немного странным, но хорошим. Генри знал, когда нужно говорить, а когда лучше промолчать. Ни разу не повысил на нее голос, хотя Берта и вела себя порой невыносимо. И тогда ей становилось стыдно. Ей никогда не было не перед кем стыдно, а сейчас... Девочка понимала, что ради своего.... своего отца она готова измениться, чтобы ему не было стыдно.
Она жила с ним только второй день, но вчерашний разговор доказал ей очень многое. И большей Берта не собиралась ничего требовать от него.
Утром, как и обещал Генри, Лиззи отправилась с ней по магазинам. Девочка с трепетом и восторгом выбирала себе наряды, которые раньше не могла позволить. Лиззи же добродушно ворчала, когда Берта бросалась от одного платья к другому, не зная, что выбрать.
Домой они вернулись уже ближе к вечеру. Перекусив замечательными сэндвичами Греты, девочка отправилась во внутренний сад.
Джон уже закончил работу на сегодня, а ей хотелось просто некоторое время побыть одной.
Она уселась на траву возле окон, которые выходили на втором этаже и призадумалась. Ей до сих пор все это казалось сном, мечтой, не больше. Берте каждую минуту приходилось повторять, что это реальность, что она сейчас не проснется и не очутится в приюте. Да, там ей было не сладко, но все же намного лучше, чем большинству. Директриса относилась к ней как к перспективному проекту, который может принести доход. Да, может она была неплохой женщиной, но корысть портит многих. Ей пытались дать лучшее из имеющегося, но Берта прекрасно понимала, что ее используют. Она даже представить себе не могла, сколько Генри пришлось приложить усилий и денег, чтобы выцарапать ее оттуда. Она обошлась своему отцу дорого, дороже, чем можно представить со стороны. Хоть он и не был ее биологическим отцом, она очень надеялась перенять его спокойствие и уверенность, ту внутреннюю твердость, что видна в нем сразу. Берта понимала, что ее характер далек от сахара, и что она скорее всего не сможет даже походить на него, но все же стоит постараться.
Девочка вздохнула и небрежно провела рукой по траве возле себя, и тут же, ойкнув от неожиданности, отдернула руку, наткнувшись на что-то холодное. Рассердившись на свой испуг, Берта решительно пошарила на том месте, где был тот предмет.
Это оказался ключ. Он не был старым, просто грязным, словно пролежал в земле несколько лет. Чудо, что она его нашла, ведь заметить его было почти невозможно. А ей повезло...
Берта осмотрела ключ и нахмурилась. Откуда он мог быть? И ей вспоминались слова Генри - "спальня закрыта". Может она закрыта этим ключом? Поэтому ее и не могли открыть, что дверь заперли, а ключ выкинули?
Берта поднялась и быстрым шагом отправилась в дом, пытаясь вспомнить, какие комнаты были закрыты и ни разу не открывались.
Девочка добросовестно прошла первый этаж, дергаю каждую ручку, а если та не открывалась - пыталась вставить ключ. Лиззи спросила, что она делает, но та со строила глазки и сказала, что просто играет. Остальные слуги ей лишь улыбались, принимая ее выходки за детскую игру.
Ну ладно, детскую, так детскую.
Комната оказалась на втором этаже.
Когда замок поддался и щелкнул, Берта ощутила торжество. А затем почти незнакомое для себя чувство сомнения. А если Генри разозлиться и выставит ее вон? Хотя...
Ну и пусть злиться!
Девочка решительно открыла дверь и зашла внутрь.
Тяжелые шторы не позволяли свету проникать в комнату, так что ей пришлось некоторое время постоять, привыкая к сумраку. Огромный слой пыли покрывал все, что находилось там. Резная кровать с растерзанной кроватью - белье было не застелено, помято, были видны какие-то черные пятна. Два открытых шкафа, из которых были вытащены некоторые вещи. Большой комод с треснувшим зеркалом. Было такое ощущение, что здесь что-то давным-давно искали, но не нашли.
А напротив кровати висела картина.
На ней было изображены двое. Берта с удивлением узнала в одном из них Генри. Он был там таким счастливым, молодым, без тени печали на лице. Белчер стоял рядом со своей женой и, нежно обнимая за плечи, не сводил с ее лица влюбленных глаз.
Девочка перевезла взгляд на Аннабель и замерла, забыв как надо дышать.
Она ведь действительно была красива. Ровная кожа, уверенная улыбка, мягкие вьющиеся волосы и точно такой же влюбленный взгляд, как и у Генри.
Берта села на пол возле этой картины, не отрывая взгляда от лица женщины. И застыла словно маленькая фарфоровая кукла на полке магазина.
... Девочка не знала, сколько прошло времени. Она вернулась в реальность лишь когда до ее плеча осторожно дотронулись пальцы отца.
-- Берта, что ты тут делаешь? -- устало спросил он.
Она вздрогнула и обернулась.
Генри смотрел на нее с укоризной, покачивая головой.
-- Я нашла ключ. И мне стало интересно, что в спальне.
-- Почему ты у меня не спросила?
-- Потому что поняла, что у тебя нет ключа.
Генри хотел что-то сказать, но передумал, и сел рядом с ней на пол, привлекал девочку к себе и обнимая.
-- Анна,-- скорее уточняя, чем справившая, сказала Берта.
-- Да.
Генри тоже посмотрел на изображение, и на его губах появилась улыбка - слабое отражение того, что было на картине. Он смотрел так, как мечтает, чтобы на нее смотрели любая женщина: нежно, любовно, словно на чудо. В его груди протяжно заныл шрам раны, которая до сих пор иногда давала о себе знать.
Плевать, что Анна была далеко не идеальна. Плевать на измены, редкие обиды и ее грубость. Плевать! За ее улыбку он тогда был готов убить, за ее смех - согласился бы взять все смертные грехи на свою душу. А сейчас... Он и сейчас ее любит. Так же пронзительно сильно, так же невыразимо страстно, как и двенадцать лет назад.
-- А у тебя есть еще ее фотографии или картины?-- девочка внимательно следила за отцом.
-- Нет. Она не любила это... Ей в детстве кто-то рассказал страшилку, что те, кто часто фотографируются с каждой фотокарточкой теряют часть души, и после этого ее было почти невозможно заставит позировать.
-- А эту?
-- Эту картину она подарила мне на день свадьбы. Сама выбрала художника, место, позы. Я помню как мы долгих, но счастливых пятнадцать часов сидели не двигаясь, смотря друг на друга. Но это того стоило,-- его голос звучал задумчиво.
-- Она красавица.
-- Да, она красавица. Но зачем ты все же зашла сюда?
-- Чтобы увидеть ее. Мне интересно. Ты сам сказал, что больше ее изображений нет.
-- Это чистая правда... И, кстати,-- Генри огляделся.-- Берта, ты здесь что-нибудь трогала?
-- Нет. А что?
-- Просто когда я закрывал дверь, здесь не было такого беспорядка,--- говоря скорее себе, чем дочке, побормотал мужчина. Он внимательно оглядел комнату. Да - зеркало его рук дело, но все остальное - нет.
Генри встал и поднял девочку на ноги.
-- Иди попроси Ральфа приготовить мне костюм, я сейчас.
-- Ты уходишь?-- немного расстроилась девочка.
-- Да, меня Арье пригласил на чай с его невестой.
-- А можно с тобой?
Генри на секунду отвлекся от созерцания комнаты, задумался, затем решительно ответил:
-- Извини, но нет. Боюсь, вы к концу вечера друг друга поубиваете. Давай завтра вдвоем куда-нибудь сходим?
Берта счастливо улыбнулась, но тут же спохватилась и ворчливо спросила:
-- А вдруг ты обманываешь?
-- Я обманывают крайне редко, моя дорогая. А тебе я никогда лгать не буду, клянусь.
-- Ладно, я к Ральфу,-- сказала она покладисто, довольная ответом, и пошла вон из комнаты.
Но у двери она обернулась и бросила еще один долгий взгляд на изображение Анны. Но Генри этого не заметил, он был занят тем, что осматривал беспорядок в комнате, пытаясь понять, что здесь произошло. И произошло, судя по всему, очень давно - такой слой пыли один за год не соберется.
Но времени было в обрез и он был вынужден поспешить к Арье.
Арье заехал за ним в семь тридцать, хотя договаривались на восемь. Но, зная повадки своего друга, Генри был уже готов. Случившееся в спальне заставило его хорошо задуматься, но он все же пытался вести себя как всегда. Белчер все еще не хотел, чтобы Арье что-либо знал. Почему то подсознательно он сомневался в друге, но не мог объяснить почему. Поэтому и молчал.
Арье был взвинчен и напряжен так, словно отправлялся на первое в своей жизни свидание.
На его друге был строгий костюм, в котором он выглядел немного нелепо, Арье то и дело спрашивал как он выглядит, все ли в порядке.
Зачем так переживать, если Мередикт слепа?- подумал было Генри и тут же устыдился своих мыслей. Он вспомнил, что чувствовал, когда смотрел сегодня на картину, и ему стало еще более неудобно. Хорошо, что он не додумался произвести это в слух.
Генри и Арье сели в заказанную последним машину, и отправились на ужин.
Белчер думал, что они поедут в ту резиденцию, где проходил тот бал, где он встретил Берту, ведь это был дом ее родителей, но удивился, когда вместо Сотни Ручьев они отправились к Центру.
-- У нее там квартира, она живет сама,-- пояснил Арье, когда Генри высказал свое удивление.-- Мередикт не хочет не от кого зависеть, поэтому решила жить сама.
-- Смелое решение,-- осторожно сказал адвокат, улыбаясь.