Он шел по привычной дороге. Он нашел бы ее с закрытыми глазами. Эта дорога была не так уж длинна: открываешь дверь, проходишь влево по коридору, потом пару этажей вниз по лестнице, там минуешь пару залов и коридоров, и вот она, заветная черта, за которой Они. Он практически не видел их. Видел глаза, сотни глаз. Казалось, в этой огромной темноте больше ничего и нет кроме этих глаз. Нет ног, голов, рук... хотя нет, руки иногда появлялись, обычно в конце. Он ненавидел их. Они были смыслом его существования, все что он делал было только для них, и все таки он ненавидел их.
Лик, его зовут Лик. Каждый день он проходил эту дорогу, пересекал черту и оказывался наедине с ними. Каждый раз он нес им что-то новое. Он стоял посреди красного круга, яркий свет со всех сторон слепил его. Но каким бы ярким этот свет ни был, Лик все равно видел их глаза. Он жмурился, он закрывал лицо руками, но Они проникали сквозь все преграды. Сотни пустых глаз. Они ничего не выражали, они просто воспринимали все происходящее. Зачем, зачем они пришли сюда с такими пустыми глазами? Зачем они смотрят, если не видят? Зачем слушают, если не слышат? Зачем смеются, если не понимают?
Он падал на спину, вскакивал. Он кричал им, звал на помощь... они смотрели. Он плакал, смеялся, и все это было только для них... они смотрели. В конце концов, он умирал. Они смеялись. Каждый раз его смерть становилась все более нелепой. Каждый раз они смеялись все больше. Они должны были смеяться, им просто пришлось бы смеяться, потому что Они - публика. А он плакал и смеялся, умирал и, как некогда посланник свыше, вновь воскресал... потому что он клоун.
Он знал, знал многое. Он мог бы поделиться этим, мог бы сказать, научить, но не имел права. Скорее даже это они, они не имели права его слушать, они должны были смеяться, это закон. Наверное Судьба ошиблась и явила пророка в образе клоуна. Каждый день он отдавал им себя, понемногу, по частицам, они смотрели. Когда же он отдавал себя до капельки, он умирал. Они смеялись.
Лик. Конечно, когда-то у него было другое имя, была фамилия, было даже отчество. Но сейчас их нет, они существуют лишь где-то там, в различных бумагах и документах. И этот документальный плен продолжается с тех пор, как он отдал себя клоунской маске.
Раньше, в начале своей цирковой жизни, Лик был не один. С ним выступал еще один клоун, у которого не было имени, но все звали его Пъеро. Слишком уж он походил на известный сказочный персонаж. Лик звал его своим другом, однако Пьеро никогда не отвечал ему тем же. Он говорил, что у клоуна не может быть друга, как не может быть и врага. Клоун это не человек, клоун - это образ. И ты, как человек, должен исчезнуть, должен раствориться в этом образе, лишь тогда ты сможешь стать частью того вечного, что несет в себе клоунская маска. Пьеро говорил немного и непонятно. Когда Лик переспрашивал, что он хотел сказать, то Пьеро говорил, что надо подождать, просто подождать.
- Подождать? Но чего?
- Не знаю... у каждой истории свой финал. Оно придет, обязательно придет... ко всем приходит... - Они сидели на полу в темной гримерке. Сегодня у цирка был юбилей и на первом этаже устраивался пышный банкет. Доносились звуки музыки и торжественные речи. Пьеро не стал спускаться, а Лик решил не оставлять друга. Они сидели среди разброшенных декораций друг напротив друга.
- Ты всегда говоришь так, будто знаешь что-то, чего не знаю я... тебе так хочется, чтобы я чувствовал себя дураком?
- Нет, я тоже этого не знаю... просто я знаю, что я этого не знаю, а ты нет, поэтому тебе легче... - он курил, и красный огонек его сигареты рассекал темное пространство. Лику казалось, что даже это не просто движения рукой. Ему казалось, что Пьеро рисует в воздухе какие-то знаки и ждет, когда же наконец его глупый друг сможет их разгадать. Лик понимал, что это глупо, однако постоянно ловил себя на мысли, что бы могло значить это движение красного огонька. Казалось, их беседы были абсолютно бессмысленны. Лик чувствовал, что Пьеро что-то гнетет, какая-то невыразимая боль терзает его... но как ни старался, он не мог добиться от него ничего кроме того, что нужно ждать.
А потом Пьеро исчез. Просто забрал все документы и исчез. И Лик остался один на светлой арене, наедине с публикой.
Прошли годы. И вот, оно пришло... оно не могло не прийти, ведь ко всем приходит.
И вот сегодня Лик как всегда открыл дверь и пошел влево по коридору. С ним здоровались, он прощался. Он шел к Ним. И Они его ждали. Они смотрели на него. Он плакал. Они смотрели. Он бежал, запинался, падал. Они смотрели. Вскакивал, смеялся. Смотрели... Смеялся... смеялся, глядя на огромный прожектор под самым куполом. Прожектор светил особенно ярко. Лику казалось, что он смотрит на Солнце. Он не слышал собственного смеха, не видел пустых глаз и черного мрака. Видел свет. В зале нервничали.
- Клоун сошел с ума?
- Да нет, это номер такой...
- Нет - нет, с ним определенно что-то не так!
Напряжение публики росло. Эти глаза уже не были пустыми. В каких-то был страх, в каких-то замешательство, в каких-то - интерес...
Все замерли и за кулисами. Время будто остановилось, объединив всех в чувстве тяжелого ожидания чего-то.
Смех и вдруг... тишина. Клоун опустил взгляд с прожектора. Он оглянулся вокруг, и понял, что пустота исчезла. Его глаза болели от яркого света, но он видел, видел Их, а Они видели его. Он улыбнулся. И... темнота... Перед тем, как открыть дверь и пойти влево по коридору, он принял яд. И теперь ему оставалось мгновение для того, чтобы насладиться своим триумфом. Первым и последним. К этому мгновению он шел. И это мгновение он жил. Он ничего не мог сказать, хотя они слушали, хотя они смотрели, они ждали. Клоун упал. Свет погас. Они встали. Они хлопали. Они даже сами не понимали почему, не понимали, что он сделал такого, просто чувствовали.
Кода зажегся свет, то на арене были обезьяны. Они бегали, кувыркались. А глаза следили за ними. Глаза следили и за иллюзионистами, и за акробатами. А потом опустился занавес, и глаза ушли. Они приходили снова и снова, но клоуна больше не было. Клоун исчез. Нет, он не умер... образ не может умереть. Клоун вечен. Он здесь, рядом, он видит ваши глаза.