Долженко Александр Андреевич : другие произведения.

Восток - Дело Тонкое

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вместе с СССР канули в Лету многие привычные моральные критерии. Прошло всего двадцать лет, а новые реалии уже мало кого удивляют. Рассказ о том, как сосуществуют обыватели, милицейская и бандитская "братва". Хорошо бы авторам закона "О полиции" почитать этот текст, может призадумались бы ...
   ВОСТОК - ДЕЛО ТОНКОЕ... Александр Долженко
  
   Летним утром жена поволокла меня на сибирскую китайскую ярмарку. Здесь, лица южной национальности, продают русским лицам турецко-китайские поделки. На барахолке клубятся покупатели и перекупщики. Под присмотром милиции с ними "работают" карманники, наперсточники, лохотронщики: жизнь кипит. К вечеру, стаи позеленевших рублей, через Western Union, с курлыканьем разлетаются по ближнему зарубежью. И все довольны. А для меня барахолка - остров невезения: то по карманам пройдутся, то дрянь какую всучат, то машину обдерут. Вот и на этот раз, только припарковался:
   -Здравствуйте, документики предъявите! Что же это вы, уважаемый, не из того ряда повернули? -
   Документики предъявил. Отошли. Тут же другие подвалили, с эвакуатором наперевес:
   - Что же это вы, уважаемый, паркуетесь-то не по правилам!? Все в елочку, а вы в шашечку! Или разметку не видите!?-
   Разглядеть не удалось, но спорить не стал. Опять документами пришлось раскошелиться. Отлезли. Взялись было к соседней машине моститься - ан, нет! Подъезд, вернее "подцеп" - алкашка заблокировала: калачиком у колеса автолавки свернулась. Работать всем мешает, морда загорелая. Спит - пузыри пускает. В ногах девочка маленькая на корточках, как Аленушка, на камушке сидит. Голову в колени уткнула, перед ней черепушка с медяками, в руке куколку держит. Неясно: то ли просто дремлет, то ли димедролом напоили. Тут, в рамке пейзажа, наряд милиции нарисовался: двое пареньков-курсантов с дубинками. Голоса и шейки тоненькие, но солидность имеется. Заматереть еще не успели, Афгана и Чечни не нюхали, но внутренние органы на лицах уже отражаются. По просьбе коллег-эвакуаторов, взялись юные милиционеры пьянчужку своими палками тыкать, а она - не просыпается. Голодный эвакуатор уже задний ход включил, попискивает, не терпится ему добычу заглотить, а баба пьяная мычит и не телится. Пришлось ее слегка, по ребрам, поприветствовать. В ответ, из тела женщины вылетел хрип и выползла на пыльный асфальт ленивая струя, а по ней - фантик от лимонада поплыл. Тут стражи возмутились:
   - Встать! - она в ответ колени поджала, скрючилась, голову руками прикрыла. Натурально, шутки в сторону - прямое неподчинение, почти сопротивление! Взялись поднимать даму всерьез: шмяк-шмяк!
   - Встать! Кому говорят!!- Приподнялась было, и опять упала, уже от ударов.
   - Вста-а-ть! Вста-ать!! Вста-а-ть !!!-
   От сочного чмоканья и стонов проснулась девочка с куколкой. Из глаз от ужаса слезы брызнули, губенки скривила, заплакала горько:
   - Ма-ма! Ма-мо-моч-ка! Мамулечка!! Встань пожалуйста!!! - а юннаты в раж вошли, не слышат. Нищенка ладошки потянула к ним, куклу выронила, пошатнулась, закатила глаза и вслед за куклой тукнулась головой об асфальт. Тут прохожие зароптали:
   - Распустили алкашей! Людям не пройти! -
  Один младший школьник, сплюнув сквозь зубы, отнесся к другому:
   - Гля! Бля буду, эта телка на нашу училку похожа. Такая же мокрохвостая! -
   Товарищ школьника стоял столбом с открытым ртом и выпученными глазами. Обезумевшая алкашка, разлепив гнойные глаза, наконец, сообразила - волоча мокрый хвост, забилась под автолавку. Нормальная жизнь сразу возобновилась: зеваки разошлись; из будки напротив шансончик заскакал-забулькал; милиционеры стали пуговички застегивать, дыхание и галстуки в порядок приводить; эвакуатор с урчанием поволок в кузов дряхлый "москвич". Сухонький дедок с орденскими планками, занялся ребенком. Усадил ее в тень попкой на землю, сбегал за газировкой, взялся из бутылочки поить. Без толку. У деда руки и значки на пиджаке трясутся; у нищенки глаза мутные, голова болтается: рот открытый, а вода внутрь не льется. Платьице на груди намокло. Отошел и я от греха подальше. Чем тут поможешь?
   Затерялся в толпе, зашел в маленькое кафе на краю капища вавилонского. Уселся, на толпу смотрю, помаленьку прихожу в себя, чай жду. С хозяином заведения случай свел. Однажды, после еды, зашел в подсобку, поблагодарить умельцов-азиатов за вкусную и здоровую пищу, на барахолке это редкость, так с хозяином и познакомился. Стал навещать, при случае: кто же враг своему желудку? Постепенно узнал, как худой, долговязый чайханщик Тахир, спасаясь от резни в Фергане, с детьми и кастрюлями, добежал до Сибири. Здесь и поселился на рынке.
   Июльская жара, полдень, на столе пузатенький чайник, напротив и вокруг вещевой рынок парится: потные деревенские тетки-бизнесменки сумки туда-сюда таскают. Под навесом, в углу на мутном экране евнухи на узбекских балалайках бренчат. Посетители под их завывания перекусывают, а мы с хозяином чай пьем, беседуем. После обычных взаимных расспросов: как дела, как сад, как ишак, как жена, как дети и т.д. я рассказал Тахиру о только что увиденном. Тот, без комментариев, сдержано заметил - пьяная женщина с ребенком на руках в его краях, дело абсолютно немыслимое. Помолчав, мы взялись обсуждать устройство постсоветского пространства и выпили на эту тему пару чайников. Оба посетовали на развал империи и согласились: простые люди тогда на жизнь не жаловалось; дружба народов - была; нищих детей, обкормленных димедролом - не было; интеллигенция и сейчас - сама себе все объясняет, а за порог с конкретными действиями, ни ногой...
   Попивая чай, я попутно наблюдал за толпой, Тахир за хозяйством. Вдруг он извинился, встал и скрылся в подсобке, а мое внимание привлек пыльный джип. Обтирая грязные бока о барахольщиков, катил он не спеша, но так, что людишки едва отскакивать успевали, прижимая к груди сумки и тележки. Остановился японский аппарат у кафе украшенного иероглифами, куда русские вообще не заходят. Тут же из китайского кичмана выскочил похожий на злого зайца китаец-охранник и уставился на черную громадину с темными стеклами. Из нее сполз на пыльный асфальт рослый увалень с рязанской рожей и блокнотом в руке. Углядев сурового зайца дородный визитер небрежно ему кивнул. Ушастый нехотя исчез, а качок направился к лоткам-контейнерам. Торгаши улыбаясь, почтительно вручали заранее приготовленные конвертики. Сборщик брезгливо кидал их в сумку на пузе, а в блокноте ставил закорючки. Со стороны он напоминал кондуктора-кенгуру, который собирал на профсоюзную экскурсию хомяков, кроликов и прочих хорьков. Наконец "билеты" закончились, дебил-кондуктор вернулся к своей автотелеге, окликнул дремавшего водителя. В упор не видя посетителей кафе, сквозь них, оба вымогателя заплыли под навес. Уселись. К ним сразу подскочил мальчишка - племяник Тахира. Через минуту, перед рэкетирами стояли тарелки со снедью и бутылка водки. Шофер привычно крутнул пробку, щедро плеснул в стаканы. Выпили и стали закусывать. Закончив, отвалились от стола. В руках братков появились сигареты, а на столе - чай, который принес сам Тахир. Рядом с чайником, он бережно положил завернутый в обрывок газеты полиэтиленовый пакетик, перевязанный ниточкой. Кенгурила кинул его в сумку, извлек блокнот, сощурив глаз от сигаретного дыма, сделал в нем закорючку. Затем, указав на опустевшие тарелки, жестом, спросил Тахира - сколько? Тот ответил, держа улыбочку. Браток лениво достал из своего кармана купюры, кинул на стол. Тахир стал мельтешить со сдачей. Гость, раздобревший от еды и водки, прекратил суету брезгливым жестом - "Не надо! Оставь себе, баран." Хозяин перестал суетиться и задом-задом отошел. Через минуту, с новым чайником подсел ко мне, извинившись за отсутствие, мол, дела!
   - "Эти дела?" - показал я глазами на вымогателей. Тахир кивнул: "Эти. Какие же еще?" Я спросил негромко:
   - Не обижают? - в ответ он мотнул головой: - "Нет!" -
   - А прок-то, от них, хоть есть? - Чайханщик кивнул: - " Да! "
   В это время, в конце прохода, из-под гибдэдэшного "кирпича", всплыла чистенькая милицейская машина. Не выходя из салона, милиционеры изъяли документы у зазевавшегося лица таджикско-узбекской национальности. Вслед за документами в "луноходе" исчез и их владелец. Немного погодя, он взъерошенный вывалился на свет божий, держа в руке растрепанные бумаги, суетливо засунув в карман пустой потрепаный кошелек. Патруль поплыл дальше. Укрывшись за бандитским джипом в тени китайской харчевни, милиционеры изготовились "бомбить" азиатов в порядке поступления из боковых проходов. Из под иероглифов тут же выскочил давешний строгий зайчик. Стал перед "луноходом" - пятки вместе, носки врозь, руки прижал к груди, низко поклонился. Разогнулся не до конца - голова набок, зубки верхние торчат, улыбка на лице - "хи-хи-хи!". Менты кивнули: "Свободен, косой! Сгинь!" Зайчик, не мешкая, хлопнул дверкой своего пахучего логова.
   Тем временем расплывшиеся от водки братки, прихлебывая чай, делили на двоих косячок. Увидев стражей закона, оба скривились. Сделали еще по затяжке, с сожалением выбросили окурок и стали собираться. Тут под навесом появились милицейские. Завидев рэкетиров, коротко между собой обменялись злыми репликами. Бандиты заранее матом сквозь зубы, отметили появление блюстителей порядка. Нехотя встали, не спеша вразвалочку, покинули навес. Уселись с достоинством в джип, хлопнули дверками и покатили на выход против движения. На место одних "силовиков", в почетный передний угол, уселись другие - "в законе". Тахир опять извинился передо мной:
   - Извини, дела! - и подошел к патрулю. В полупоклоне тщательно поздоровался, затем, не мешкая, доставил им обед. Мне помстилось, что еду им он принес на коромысле, в тазиках прикрытых лепешками. Пренебрегая вилками люди в мышиной форме взялись за ложки. Процесс пошел - патрульная братва, не снимая кепок, обливаясь потом погрузилась в мир наслаждений. Тахир возвратился к столу, мы вернулись к чаю. Чтобы возобновить беседу, я закинул удочку с новой темой, спросил добродушного, склонного к философии, узбека:
   - Тахир, ты давно на барахолке живешь и к порядкам нашим уже пригляделся?
   - Кто не пригляделся - мимо ехал! - по худому лицу скользнула кривенькая золотозубая улыбка. Стало понятно: не сразу перевели его с барщины на оброк. Не быстро получил он в управление фанерный ампир без кассы, без сертификатов соответствия и прочей хрени, с которой кормятся орды проверяльщиков, хотя водкой кафе торговало бойко. На острове невезения свои, очень простые правила. Властям незачем их менять. Я заострил вопрос, спросил:
   - По паспорту - ты россиянин! Если честно, что тебе больше всего не нравится? У нас, у русских? -
   Наш уровень общения допускал и такие вопросы, хотя я их ни разу и не задавал. Но, все увиденное в последний час, выбило из колеи, требовало разрядки. Задав вопрос, я, честно говоря, не ждал откровенного ответа. Просто полагал, что Тахир начнет жаловаться на бандитский беспредел, милицейский произвол и бесконечные бессмысленные проверки. Он пожалуется, я ему посочувствую, пар недовольства выйдет во взаимный треп, получится родство душ - и обоим станет легче! Россияне любят жаловаться, всем подряд - это привычный метод "снятия" проблем.
   Выслушав меня, Тахир принял вопрос, задумался. Склонил пробитую сединой голову, положил на стол худые коричневые руки, стал колупать мозоли от мясорубки. Потом взглянул исподлобья и негромко в стол ответил:
   - Отношение к старым людям - не нравится! У нас старики не побираются. Это позор детям! - Он поднял на меня глаза - Старые люди у нас очень уважаемый будут! И дети-малышоки на улице одни не живут. У детский дом - совсем нет! Детей на улицу не кидают. - Он заволновался, стал говорить по-русски нечетко:
   - У мой папа-мама, нас - семь. Да! Одна девочка и шесть сын. Я, когда Фергана жил, тоже столовый имел. Денег этот мало давал. Тудам-сюдам. Всего, если на американский деньги, за месяц 200 доллар иногда. Но я, половину маме-папе давал. Каждый месяц. Пусть лопнет мой глаз, если не смогу! Позор будет! Они нас родил-кормил. Старый нельзя бросать - такой причин нету! У меня братов - шесть. Каждый сколько может, хоть раз месяц. Мои папа-мама, как король живут!
   Он сглотнул, снова опустил голову. Продолжил, глядя в стол:
   - Я вчера видел, как один старуха, корки собирал из ящик. А молодой пьяный на нее орал. Ему девка помогал, тоже пьяный. Плохо. Нельзя так говорить! Я тоже старый буду. Все будут. Как это?! Седой - надо уважать, лицо старика! И мулла тоже так говорит. Он умный, уважаемый люди. Книгу старую арабский читает.
   - Согласен. В Ветхом Завете тоже так. Это оттуда. - "чти отца своего и мать свою. Уважай лицо старика..."
   - Ветхий Завет? Это кто?
   - Книга такая, самая первая. Евреи написали давно, при фараонах еще. Пятикнижие Моисея. Там про это записано: " ...кто не соблюдает, тот смерти достоин и отвергнется из рода своего навсегда..."
   - Это так евреи написали? -
   - Да. Но не сами. Бог им все объяснил, дал Завет на горе Синай. А они его заповеди, по миру разнесли-размножили...
   - Бог на горе? Разнесли? Много народу было ?
   - Один ходил - Моисей. Остальные внизу ждали и не сразу въехали. Лет через пятьсот стало доходить...- Я не стал углубляться, а у Тахира на лице отразилось сомнение. Но вслух он ничего не сказал: поостерегся с незнакомым богом связываться. Мы помолчали. Я спросил:
   - У твоих родителей - семеро. У тебя - трое. Почему?
   - У себя дома, если жил, детков сколько бог даст! Лучше знает кому сколько. А я здесь живу. Людей злых много, место такой - нельзя больше. Три - хватит! ... Страх.
   - Ну, это ты сгущаешь. Среди бела дня не режут же, гранатами не кидаются !
   - Про другой говорю! Дочка-сын в школу идут мимо пьяный, тудам-сюдам, каждый раз валяется. Сам говорил про баба пьяный. Дети видят - этот страх. Вот у тебя сколько ребяток ?
   - Дочь одна.
   - Больше, бог не дает?
   - Бог-то дает! Да что я с ними делать буду?
   - Ничего с ними делать не надо. Сами прорастут! Я про другой думаю. Все знают, любой народ. Старому - одно дело, женщина - другой, дети помогают. Мужчина - за все ответит, пустой слов не говорит! Это женщин может покричать. Глупая если.
   - Я жил у вас. Получается что у вас, все бабы - умные. Их и не слышно никогда.
   Тахир усмехнулся:
   - Дома, на диван, послушал бы. Ха ! Скажи, ты, у нас - жил, да? Мужики кричат друг на друга? Громко, по всей улице? Чтобы все узнали?
   - Не припомню, что-то. По-моему, если что-то не так они сразу резать друг друга начинают. Извини, конечно.
   - Сразу - никогда! А если надо - резать быстро и тихо. Так правильно. Хорошо.
   - Чего ж хорошего?
   - А чего ж хорошего, когда водка напилась, ум ушел, кричат все! Слушает - никто! Потом - одного зарезал. И другого.
   - Какого другого?
   - Ну, лишнего. Не того, на который ножик точил. Он сбоку сидел, просто так.
   - А ... Ну, тогда конечно. Бывает.
   - Не тогда конечно, а сразу думай! А языком по зубам не стучи, борода отвалится!
   - Тут я с тобой - согласен! Наши любят пошуметь. Частенько пар в свисток уходит!
   - Какой свисток ?
   Я объяснил. Он меня понял, спросил уточняя:
   - Еще такой песни поют? Специальный. Про бродяга и жулик! Чтоб лучше пар шел? Шансон про маму, да?
   - И про маму. И по маме. Кстати, ваши тоже, иногда - так по-русски кроют, что штаны падают!
   - У вас научились. У русский брат! - засмеялся Тахир, - У нас такой слов даже нету!
   - Другие есть. Свои. - возразил я. - Или скажешь - нет ?
   Он нехотя согласился:
   - Есть маленько... -
   Разговор иссяк. Слуги закона, в это время, укладывали в пакет объедки. Старший встал и молча пошел к машине, а молодой сделал Тахиру ручкой, мол, "Не волнуйся чурка. Все путем, пока! До новых встреч, под Кандагаром!" Тахир разулыбался, ладошкой им помахал: "Все хорошо, все рады!" Стражи брезгливо покинули навес. Улыбка сползла с лица чайханщика. У меня мелькнула мысль: "Случай представится, зарежет их, Тахирушка и не ахнет! С такой же вот улыбочкой".
   В заду плечистые менты в машину после еды попадали тяжело. Сначала кряхтя, ногу на подножку, затем с подпрыгом, со второго раза - боком на сиденье. И только потом, ляжки и все остальное в кабину попадало. Почему-то вспомнилось, что у арабов тоже: почти все такие люди в форме - женоподобные или пожилые. У израильтян таких - ни разу не видел. Там патрулируют молодые поджарые мужчины с женщинами. Вежливые, с быстрыми глазами. Наконец луноход фыркнул, пустил сизый дымок и стал пробираться на выход, раздвигая утюгом толпу.
   Я спросил чайханщика:
   - И часто гости дорогие навещают?
   - Который?
   - Да эти! - я кивнул головой на разъехавшиеся машины.
   - Браток - раз в неделю. Мусорок - каждый день...
   - И что - мусорок всегда так? Объедки соберут и ни денег, ни спасибо, ни до свиданья?
   - Так они ж милиция, власть! - удивился чайханщик - А я - узбекский морда! Спасибо, паспорт дали и не отбирают!
   - А вас дома милиционеры тоже не здороваются? Спасибо - не говорят?
   - Почему?- удивился Тахир - Всегда "салам" говорят, и "рахмат". Без этого, у нас кушать - нельзя! Едят. Чай пьют. Деньги забрал, куда им торопиться? Чай не водка - пьют долго!
   - А что, наши у тебя еще и водку пьют ?
   - Нет. С собой берут иногда - бутылка, другой.
   - Рассчитываются?
  Тахир заразительно засмеялся, мотая головой. Даже слезы выступили.
   - А еще чем отличаются?
  Тахир вытер глаза платком:
   - Мент, везде мент! Сам сказал - он власть! Везде - такой же сволочь... - и вспомнив что-то, добавил:
   - У нас менты иногда с вместе с этими приезжает, - он кивнул в сторону уехавшего джипа, - в одной машине, когда бензин плохо. На ишаке же не поедешь - людям посмеятся!
   - Менты с братвой, вместе?! Даже так? Ты шутишь?! -
  Тахир сверкнул хитрыми угольными глазами, в которых прыгали бесенята. Тут затрындел мой телефон: жена известила - "срезали кошелек с мелочишкой у всех на глазах". Вот ворона! Я ее успокоил - у нынешнего губернатора, когда он мэром был у жены его на Центральном рынке, тоже кошелек срезали. Скандал был. Кошелек, правда, вернули с поклоном, мол, ошибочка вышла. Так что - ворона, не горюй. Нечего было с сыром семафорить!
   А мой вопрос, трактирщику-философу, повис в воздухе. Так и остался я в неведении, действительно ли у них ментовская братва и бандитская, при случае, в одной машине побираются. Азиатов этих, никогда до конца не поймешь: где шутка у них, где жизнь. "Восток - дело тонкое..." . Завидев всклокоченную супругу, я поблагодарил хозяина за чай, за беседу. Тахир пригласил заходить. Раскланялись. Я двинул с женой на выход, заниматься с помощью и при поддержке властей малым российским бизнесом. Тахир вернулся к своим узбекским делам - тоже маленьким.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"