Хмурое сентябрьское утро бесцеремонно затекло сквозь спящее стекло и устроилось на мягкой подушке, напротив моего носа. Сказать, что я не была рада такой наглости - не сказать ничего. Вот и вчерашний вечер обещал был бесконечным, и тоже поступил не честно.
Я с трудом разлепила опухшие веки, и почувствовала всю несправедливость мироздания. Где-то глубоко внутри я была уверена, что должна проснуться на берегу теплого моря, вдохнуть, насыщенный запахами водорослей, воздух и, выплыв в белом халате на ажурный балкон, выпить чашечку кофе. Реальность же была, как настырная старуха в растянутых кедах.
Проведя полчаса под горячим душем, я кое-как смирилась с ошибкой своего местоположения, и в клечатом халате выплыла на кухню, выпить все-таки свой кофе.
Ленка, моя соседка, была уже тут, и допивала первую чашку. Увидев мое внешнее состояние, она молча наполнила вторую чашку и пододвинула ее ко мне.
- Дааа, веселенькая суббота, - решила начать разговор Ленка. - Я ведь даже не помню как спать легла, просыпаюсь, пижама на мне, глаза умытые, лежу внутри постели, а как туда попала, не помню, хоть ты тресни.
- Мммм, - только и нашлась что ответить я, засунув пол-лица в чашку. Ведь я отлично помнила, как развеселая Ленка, скользя каблуками по паркету, постоянно цепляясь за как-будто выпрыгивающие нам навстречу косяки, была доставлена мной до своей кровати. Я еще в тот момент вспоминала старый детский мультик про Ивашку, которого с такими же трудностями одинокая пожилая женщина пыталась донести на лопате до жерла полыхающей печи. Аналогия с чем-то на лопате, меня сначала рассмешила, но потом удручила аналогия с пожилой одинокой женщиной, с неправильной формой носа.
Форма моего носа, кстати, меня полностью устраивала, хотя кто-то мог бы заподозрить меня в принадлежности к неславянской диаспоре. Ленка вот часто, сидя в ресторане, предлагала мне заказать греческий салат, и хихикая в ладошку, уверяла, что это исконная пища моих далеких предков. Салат я кстати заказывала почти всегда.
Вчерашний вечер тоже начинался с этого невинного по сути блюда, а закончился чем-то жгуче-южноамериканским, растянутой лодыжкой и неприятным послевкусием поутру.
- А чего ты смурная такая, - спросила меня моя неунывающая подруга, - я вот думаю, раз я сегодня проснулась с головой пустой, как поле после капусты, значит и вспоминать там нечего. Пусть себе почивает в туманном вчера, а с сегодняшнего дня мы просто обязаны начать новую жизнь.
- Это как так 'новую жизнь'? - опешила я.
- А вот так! - деловито кивнула Ленка. - Все начнем с начала. Раз вчерашняя жизнь кроме как провалов в цепочке событий и постоянно заканчивающихся средств нам ничего не дает, так и ну ее, такую жизнь. Ведь ты сама посмотри, нам уже сколько?
- Сколько? - продолжила не понимать я.
- А вот много уже! - по обыкновению своему, уходя от прямых цифр, ответила Ленка. - И чего к этому 'много уже' мы имеем? Ничего!
- Ну уж это ты загнула, - попыталась оскорбиться за свою жизнь я. - Многим такого 'ничего' за счастье бы было. Квартира у нас есть? Есть. Пусть коммунальная, ну так мы с тобой и так, как родственники первой линии. Здоровье есть? Есть! Деньги какие-никакие есть, а еще ноги, вон, у тебя длинные и глаза голубые.
- Спасибо, ты тоже ничего, - скомкала ответный комплимент подруга. - Ну а остальное? - продолжила она свой допрос.
- А что остальное? Что детей-мужей не прижили, так может и рано еще, я вот хочу сначала по миру поездить, на людей, так сказать, посмотреть.
- Ага, - ухмыльнулась Ленка, - себя не забыть показать.
- А что, и себя показать, благо посмотреть есть на что. Ты вот у нас шаблонная блондинка, а я темная лошадка. С изюминкой, так сказать. В журналах пишут, что от таких как я - мужья не уходят. Правда, не пишут, когда они к таким как я приходят. Ну так и откуда им знать, журналам этим, там же тоже не ясновидящие сидят.
- Воооот! - многозначительно подняла вверх наманикюренный палец Ленка. - Это-то я и пытаюсь до тебя донести. Настоящее наше понятно, и до тошноты предопределено. Даже бульварная пресса в курсе какие мы, чего нам надо, и наверняка знает, что мы в итоге получим. Только молчит. Расстраивать, наверное, не хочет. А я тебе предлагаю пойти наперекор всем этим судьбописцам. Кукиш им. В оборочках. Давай сделаем что-нибудь неожиданное, такое чтоб ну вообще никто не догадался.
- И что ты предлагаешь? И почему кукиш в оборочках?
- А кукиш захотел стать фигой, вот и принарядился. А предлагаю вот что, я вчера в журнале прочитала одну умную статью, там говорилось, что если чего-то хочется, то желания свои нужно написать на бумажках, и положить их в шапку, а потом ты должна достать, но только одну бумажку, - Ленка строго погрозила мне пальцем, как-будто ранее я была замечена в намерении обойти подругу по количеству этих самых желаний. - Потом прочитать выпавшую бумажку, кинуть ее через левое плечо и сказать - 'Будет ветер, будет пыль, зазываю на свой пир, дверь открыта, заходи, что желаю принеси'. И так три раза. А потом все изменится, давай попробуем? а?
Ленка заглянула мне в глаза и состроила такую просительную мину, что я не выдержала и рассмеялась.
- Хорошо, -говорю, - тащи блокнот и ручки, давай писать.
Ленка умчалась с кухни так, как будто не пила вчера, а я взялась варить очередную порцию кофе. Прибежав обратно, Ленка вывалила на стол кучу разноцветных карандашей и худой рулон старых обоев, который мы нашли на антресолях и решили не выбрасывать, а использовать в новогодние праздники для упаковки подарков. Обои были светло бежевые, приятно-фактурные, с редкими золотистыми горошинами. В центре горошин были выдавлены какие-то буковки и знаки, значение которых мы не поняла, но пришли к выводу, что такая винтажность будущей упаковки, добавит ценности нашим скудным, по причине вечной нехватки средств, новогодним подаркам.
- Вот! Ручка не пишет, а блокнот я вообще не нашла, - выдала запыхавшаяся Ленка и заграбастала мою чашку кофе, попутно увенчав ее шапкой сливок из баллона.
Она всегда была страшной сладкоежкой. Даже в детстве, когда еще живы были наши бабушки и мы все жили в этой самой квартире, наш сосед, Геннадий Архипович, работник тогдашнего госзаказа, приносил в подарок нам большие корзины, битком набитые конфетами и шоколадом. Таким незамысловатым образом он пытался охмурить мою бабушку и показать, как он заботится и балует ее единственную внучку, да и какая женщина не любит сладкого. Но он страшно ошибался, потому что моя бабушка, балерина в прошлом, с детства питала отвращение ко всему, что могло привести ее к лишнему весу. А до меня конфеты доходили только в виде коллекции фантиков, все доставалось обжоре Ленке. В принципе я была не против, бабушка и мне привила нелюбовь к излишествам, но зато я по настоящему гордилась своей обширной хрустящей коллекцией.
Позже когда Геннадий Архипович, которого мы между собой называли Ваген Шоколаген, понял всю несостоятельность своих притязаний, он перестал делать скабрезные комплименты моей бабушке, но по привычке продолжил приносить нам сладкие подарки и с грустью, достойной покинутого лабрадора, смотрел в след изящной фигуре моей бабки.
- Давай придумывать, - выглянув из чашки, сказала Ленка и продемонстрировала мне залихватские усы из взбитых сливок.
- Интерфейс умой сначала, засохнет - поцарапаешься, - беззлобно фыркнула я и потянулась за очередной порцией кофе.
Глава 2
Придумать пожелания, которые в корне перевернули бы наши незатейливые, но вполне себе устоявшиеся жизни оказалось делом не простым. Вот как всегда, сначала казалось щелкни пальцами и сразу посыпятся из тебя, как из рога изобилия, все 'хочу', которыми переполнено было наше небогатое существование. Любая витрина, любой журнал, куча телевизионной продукции, буквально кричали о том, чего бы нам хотелось, и чего у нас отродясь не было. На деле же, у нас было многое. И это многое меня вполне устраивало.
Тогда я решила подойти к вопросу с другой стороны, и написать то, от чего бы мне хотелось избавиться.
А вот тут, как говориться, поле было непаханым, что яблоку негде упасть. В первую очередь я решила избавиться от плохих привычек, в перечень которых входили: утренняя нетерпимость к ближнему, редкое, но все же курение, нездоровое пристрастие к деятельному разглядыванию мелких дефектов на коже лица. Также были упомянуты старый медный таз, соседка сверху и мой шеф. В заключении анафеме были подвергнуты комары, выхлопные газы и глобальное похолодание.
Управившись таким образом с основными проблемами в своей жизни, я взглянула на Ленку, которая, высунув кончик языка (она всегда так делала в моменты сильного напряжения), усердно строчила все свои претензии к жизни.
В конце концов и ее поток проблем иссяк и мы с удивлением уставились на горку мелкопорванных обоев, возвышавшуюся посередине стола.
- Мда, я же говорю, надо что-то менять! - озадаченно пробормотала Ленка.
- Тащи шапку, сейчас мадам Соня скажет тебе, чем сердце успокоится, - я сделала страшные глаза и посмотрела на Ленку сквозь челку, она прыснула от смеха, и опять умчалась вглубь коридора.
Вскоре там что-то загрохотало, послышались приглушенные Ленкины ругательства, а потом случился такой звук, что сомнений не оставалось, это свалился старый медный таз. Таз висел над ванной комнатой с незапамятных времен. Он нас с Ленкой сильно пугал еще в детстве, но тогда нам не хватало настойчивости, чтобы привести свои страхи к просьбе снять это чудовище, нависавшее над нашими бедными головками. А потом, когда просьбы высказывать уже стало некому, и мы стали достаточно взрослыми, чтобы убрать его оттуда самостоятельно, выяснилось, что в квартире ужасно высокие потолки и совсем нет ни одной стремянки. Так и висел он незыблемым мемориалом старым временам, тускло поблескивая округлыми боками и со временем как-то даже слился с пейзажем. И вот случилось неизбежное. Наш старый неприятель сверзился наконец сверху вниз и оставалось только надеяться, что к старости он стал подслеповатым и пролетел мимо Ленкиной головы.
- Упал! ОН упал! Долго целился и промахнулся! - Влетела на кухню, припорошенная пылью и побелкой, но счастливая Ленка. - Так ему и надо, ироду. Только знаешь, что странно, из него ключ вывалился, видимо лежал там сто лет, к стенке прижатым, а я даже и не знаю, от чего он. Старый...
Ленка протянула мне ключ-бабочку, тусклый от времени и пыли, на головке которого красовалась аккуратная кованая змейка.
- Красивый ключик, жалко не золотой, но одно мое желание все же сбылось. Тазик- то тю-тю. Свалился родименький. А я его отдельно упомянула в своих бумажках, - я расплылась в довольной улыбке. - Одной проблемой меньше, даже и выбирать не пришлось.
- Ну и как это по твоему должно перевернуть нашу жизнь? - скептически поинтересовалась Ленка.
- А вот так, я не умру убитая старой ржавой миской! Жизнь прекрасна! - продолжила улыбаться я.
- Медь не ржавеет, - пробубнила себе под нос Ленка и сгребла бумажную кучу со стола в, так вовремя оказавшийся под рукой, таз. Куча уместилась с трудом, вернее даже не уместилась, т.к. из нее выпорхнула одна бумажная полоска, и со снайперской точностью спикировала под буфет. Вооружившись веником и зачем-то спичками, мы вскоре выудили беглянку на свет Божий и прочитали на ней мои нехорошие пожелания медному тазу. Пожав плечами, я отложила в сторону неожиданно осуществившееся желание, хорошенько пошурудила в тазу рукой и вытащила еще один золотистый обрывок с корявой надписью на обороте. Ленка сделала тоже самое.
Мы одновременно перевернули доставшиеся нам бумажки и прочли то, что в корне изменило нашу жизнь.
На моем листке неровными буквами (Ленка никогда не могла, в отличии от меня, похвастаться каллиграфических почерком) было начертано: Убрать старый шкаф.
На Ленкиной обоине красным цветным карандашом ровные аккуратные буквы складывались в надпись: Поезжай на Баррикадную, забери Веру.
- Веру? Кто такая Вера? - подняла на меня удивленные глаза Ленка.
- А я почем знаю. Это же ты написала.
- Я этого не писала, - открестилась от пожелания Ленка.
- Ага, еще скажи, что это моих рук дело. И про шкаф тоже я. Он конечно не на своем месте стоит, я не спорю, можно было бы его и в угол задвинуть, чтоб не торчал прямо посреди стены, а там картинку какую-нибудь красивую повесить. Я бы с удовольствием картинку на его место выбрала, но все таки не до такой степени, чтобы жизнь моя от этого блестками посыпалась.
- Но я правда не писала, ни про Веру, ни про шкаф. - продолжала настаиваться на своем Ленка.
Я склонила голову набок, скептически посмотрела на подругу и собралась уже провести дактилоскопическую экспертизу в урезанном формате, но в это мгновение раздался неожиданный и от этого какой-то особенно пронзительный звонок в дверь.
Глава 3
Открыв дверь, мы с интересом уставились на пару атлетически сложенных молодчиков в синих рабочих комбинезонах. Именно в этот момент я и испытала одно из самых сильных дежавю в своей жизни.
На днях мы с Ленкой стали обладательницами большой клечатой сумки битком набитой старыми видеокассетами, которую кто-то выставил на помойку за ненадобностью, пройти мимо такой расточительности мы не смогли. Тем более, что в нашей гостиной до сих пор еще пылился допотопный видеомагнитофон, используемый только для просмотра старых семейных кассет, где мы с Ленкой были маленькими, а бабушки живыми.
Сумка же потрясла наше воображение. Вставив первую кассету и дождавшись заставки, мы сделали вывод, что перед нами авторское кино с небольшим бюджетом на немецком языке. О, как же мы ошибались... то что показала нам сумка мы не могли представить себе даже в самых извращенных пубертатом снах.
Ближе ко дну этого 'сундука со сказками' первый шок уже прошел, а второй иссяк и мы даже смогли начать оценивать действие на экране с точки зрения умудренных академическим опытом и, может быть даже, несколько пресыщенных половым воспитанием особ. Здесь-то нам и попался эпизод про двух молодчиков, в синих рабочих комбинезонах на голое тело, которые пришли что-то там двигать у немецкой белокурой фрау.
Но вернемся в настоящее, я помотала головой, чтобы избавиться от наваждения и услышала сдавленный шепот за спиной: 'Сонь, они в рубашках..'
Эта деталь, несомненно, помогла мне прийти в себя и уловить весь комизм ситуации. Еще это напомнило игру: Найди семь отличий. Я повернулась к Ленке, и в свою очередь указала на то, что у наших гостей выдающиеся из-под одежды части тела не настолько фактурные, как у тех... Ну бицепсы там, трапеции всякие.
Но сначала я Ленку не увидела, и только потом углядела нечто, почти слившееся с косяком (со вчерашнего вечера косяки и Ленка - неразлучные друзья). Она стояла, по самые уши закутанная в старое драповое пальто, и косилась правым глазом на стационарный телефон, явно намереваясь позвонить в службу спасения. Я подумала, что драп Ленке к лицу. И тут слово взяли наши гости, вернее один из них, прочистив горло, он неожиданно высоким девичьим голосом поинтересовался - не нашей ли квартире необходимо передвинуть шифунер? Вот прямо так и сказал - шифунер.
Точка возврата была пройдена. Я икнула, потом икнула Ленка и лестничные пролеты нашего, видавшего многое, дома огласил гомерический ржач двух, казалось бы неспособных на такие звуки, особ.
Сквозь слезы я увидела, что пришельцы, как по команде попятились и, остановившись на безопасном расстоянии, озадаченно переглянулись. Такое их поведение не помогало нам успокоиться, а скорее наоборот... Ленка начала хрипеть, а я продолжала смеяться, но уже без звука, выглядело это страшно, я знаю.
Парни к этому времени совсем оробели, но, видимо, первобытный инстинкт воинов не позволял им спасать свои шкурки бегством. Прийдя в себя, они синхронно расправили крепкие плечи и, приподняв меня, аккуратно переставили в сторонку. Потом прошли в переднюю и остановились перед старинным гардеробом красного дерева.
- Этот? - спросил один из носильщиков.
- Этот? - тупо переспросила я.
- Этот! - утвердительно кивнула Ленка.
- Эээтот! - мотнул головой своему напарнику вопрошавший.
И, рассредоточившись по опорным точкам, они нагнулись, гикнули, ухнули, глухо зарычали и наша незыблемая скала, шкаф, который, казалось, прирос к своему месту еще полсотни лет назад, покачнулся, приподнялся и перелетел на несколько метров левее. Перед нашими взорами обнажился прямоугольник, поклеенный золотистыми обоями. Последующие события развивались в таком порядке - Ленка восхищенно ойкнула; раздался звонок из кармана синего комбинезона; на свет была выужена трубка сотового телефона; последовала короткая перепалка с неведомым собеседником; нам стало понятно, что носильщики сильно просчитались с этажом. Вернее недосчитали этих самых этажей, и буквально над нашими головами их ждала очередная перестановка. Коротко посовещавшись, они с сожалением посмотрели на перемещенную мебель, но видимо пришли к выводу, что ставить его на место себе дороже, а платить им здесь никто не собирается и гуськом удалились за дверь.
Я осталась стоять и обалдело таращиться во внезапно освободившееся пространство. Ленка-же быстро пришла в себя и, потерев пальцем золотистый краешек обоев, задумчиво пробормотала: Если их осторожно поддеть ножичком, то может удастся не порвать?
Моя подруга всегда была очень практичной. Но ножичек ей не понадобился, потому что от малейшего прикосновения, полоска обоев отстала от стены и с мягким шелестом легла нам под ноги.
Вместо ожидаемой кирпичной кладки перед нами опять предстал косяк (Нет, определенно с этим надо что-то делать, косяки на этой неделе ведут себя просто неприлично.) Справедливости ради надо заметить, что косяк, простите за оксюморон, не совсем распоясался, а явился нашим взорам в компании со своей дверью.
Дверь была старая, растрескавшаяся, но крепкая. И она была заперта.
Потоптавшись под дверью несколько томительных минут, мы пришли к выводу, что взломщики из нас никудышные и отправились на кухню подкрепиться.
- Как ты думаешь, что там? - спросила Ленка, распечатывая упаковку лимонных вафелек.
- Комната, наверное, - выдала такую не очевидную догадку я.
- Понятно, что комната, но откуда она там? И почему бабушки про нее ничего не говорили?
Я пожала плечами, откусила половину вафли и вперилась взглядом в ключ-бабочку с кованной змейкой на головке. Ключ, дверь, Боже, как просто...
- Ленка, мы растяпы! - Завопила я и, схватив ключ со стола, опрометью кинулась проверять свою догадку.
Ключ с трудом протиснулся в замочную скважину, нехотя поворочался там, устраиваясь, и, наконец, повернулся три раза против часовой стрелки.
Дверь распахнулась, широко и стремительно, как-будто ждала этого момента очень долгое время.
Если бы в той комнате сидел какой-нибудь забытый дух, то я представляю, как для него выглядело бы наше появление: разверзлась тьма тьмущая и в прямоугольнике света, возникла рослая, деловито подбоченившаяся, фигура. Явление эффектное, нечего сказать. Такое не скоро забудешь.
Для меня же все выглядело иначе. Из открывшегося проема на нас дыхнуло запахом пыли и паутины, застой и тлен были здесь хозяевами многие годы. А еще темнота. Такая темень бывает только искусственно созданной и я справедливо заметила, что окна в этой комнате, наверняка, есть, только они занавешены. За спиной раздался испуганный писк и мне стало понятно, что проверять и эту догадку придется не Ленке. Времени на раздумья терять не хотелось, ведь хорошенько подумав, можно и передумать со страху. Поэтому я бесстрашно ринулась в самую темноту, схватилась за кусок какой-то материи, преградившей мне дорогу и рванула его в сторону.
В глаза мне ударили ослепительные лучи света. Первые несколько секунд я продолжала ничего не видеть, потом зрение начало проясняться и мало-помалу передо мной возник оконный проем в старинном переплете деревянных рам. Дерево было темным и растрескавшимся, а стекло, разделенное на небольшие квадраты, кое-где потемнело. Я подумала, что в наш век пластмассовых окошек, редко встретишь такие благородные рамы и бронзовую патину стекла.
За разглядыванием этих элементов меня и застал следующий Ленкин звук, больше похожий на громогласный вдох.
Я расфокусировалась с рамы и сфокусировалась на картинке за ней.
То, что я увидела за стеклом, не влезало в рамки моей реальности, как не влезает в пакетик-майку африканский бегемот. Перед глазами до самого горизонта простиралась необъятная водная гладь, цвета холодной стали, кое-где разрезанная белыми полосками пены. А небо над всем этим великолепием было цвета золотистой пудры.
Что, как вы думаете, должен сделать человек, увидевший такую панораму, на месте старого шкафа? Правильно! Заорать, как сумасшедший, рвануть занавеску обратно, пулей выскочить из дьявольской комнаты и захлопнуть, как можно скорее, дверь.
Когда я примчалась на кухню, Ленка была уже там, она сидела на подоконнике, между старой хлебницей и горшком с алоэ, крепко обхватив себя за коленки, и дико таращилась на меня.
Для пущей безопасности я захлопнула кухонную дверь, подперла ее табуреткой, а сверху уселась сама, судорожно хлопая себя по карманам в поисках сигареты. Потом я вспомнила, что вчера, поддавшись здравому намерению, я решила искоренить дурную привычку с помощью отказа от приобретения виновниц этой самой привычки и обозвав себя последними словами, засунула в рот вафлю. Курить вафлю не удобно. И я стала ее жевать. Все эти нехитрые манипуляции помогли мне немного собраться и начать придумывать оправдание случившимся событиям.
- Красивый там вид из окошка, - я подняла глаза на Ленку. - А как ты думаешь, такая избыточная влажность не повредит паркету, все таки наш дом строился в расчете на другую географию. Ленка продолжала таращиться на меня своими огромными голубыми глазами. И молчала, как рыба.
- Да ладно тебе, Ленка, - попыталась я успокоить подругу, - ну подумаешь море за окошком, да треть населения Земли живет в прибрежной полосе. Эка невидаль...
- Эта невидаль, хочу заметить, - подала голос Ленка, - разлилась в центре нашей средне-русской полосы. Больше тебе скажу, в самом центре города, на оживленной улице и если я правильно сориентировалась на месте старой аптеки. Тебя по прежнему ничего здесь не удивляет? - Ленка сощурила левый глаз.
- Фух, отмерзла, а я уже испугалась, что тебя придется заново учить ходить и есть ложкой. Какие будут соображения?
- Есть хочу. И сладенького, а у нас шаром покати, кроме плавленных сырков и морской капусты, - обозначила план дальнейших действий обжора- Ленка.
Мы быстренько собрались и выскочили из дома в серое московское утро.
Глава 4
Путь наш лежал в нежно любимое заведение дядюшки Мо, старого корейца, который на заре новый эры перебрался с дальневосточных островов в столицу, выкупил небольшое полуподвальное помещение недалеко от зоопарка и открыл ресторанчик своей национальной кухни для любителей. Любителей было не много, но все они были преданными и постоянными.
Изрядно продрогнув и отсырев по дороге мы наконец добрались до места. Дядюшка Мо сам вышел на встречу, как только мы распахнули створки дверей, украшенных тиграми и длиннохвостыми павлинами. Он приветливо раскинул руки и засеменил в нашу сторону улыбаясь и часто кивая головой.
- О, какой волшебный сюрприз, в такую наисквернейшую погоду, да усохнут ее хляби, проходите, мои милые, располагайтесь, Дядюшка Мо вас кормить будет!
Мы давно привыкли к такой его манере разговора и между собой называли - Наш Хоттабыч. Ленка даже подарила ему тапочки с загнутыми носами, которые он теперь носил на босую ногу.
Мы уселись за низенький круглый столик, укрытый цветастой клеенкой. Интерьер заведения представлял из себя дикую смесь резного дерева, современной аппаратуры и разноцветных пластиковых цветов, свешивающихся с потолка.
Но ничто, даже алюминиевые приборы не могли испортить впечатление от кухни Дядюшки Мо. Особенно, когда хочется чего-то пряного и согревающего. Спустя несколько минут мы уже уплетали огненно-острую кимчи, в исполнении одной из дочерей дядюшки Мо.
У Дядюшки Мо было семеро дочерей. А Дядюшка Мо всегда хотел сына. Но корейские боги видимо решили иначе и семь раз подкидывали ему пищащий розовый сверточек. После седьмой попытки он плюнул на свои желания. Все дочери Дядюшки Мо помогали ему в ресторане, и каждая имела свой собственный взгляд на состав блюд корейской кухни.
После кимчи, уговорив и блюдо, нежных, плачущих жемчужинами янтарного масла, пянсе, которые были специалитетом Дядюшки Мо, жизнь нам показалась чудесной и удивительной.
Посидев еще с полчасика, разморенные и осоловевшие, мы собрались было уходить, как вдруг обнаружили, что все денежные средства, необходимые для оплаты уже съеденного обеда, каким-то непостижимым образом исчезли вместе с кошельком. Делать было нечего и мы пошли виниться к Дядюшке Мо, тот внимательно выслушал весь наш лепет, отмахнулся от, казавшейся такой огромной, проблемы и пропел:
- Да пошлют мне цари богов здоровья и терпения, безвозмездно кормить моих дорогих и любимых гостей, как посылают они мне мудрости безропотно сносить все шалости моих негодниц-дочерей. Вот и сегодня притащили мне 'подарочек', да иссякнет у них желание безобразничать. Уж и не знаю, что с ним делать, будь неладен тот день, когда я взял в жены женщину, приносящую лишь сливу, и никогда миндаль.
- А что случилось? - тут же ринулась на выручку дядюшке Мо Ленка. Она всегда попадалась на его уловки, расставленные с восточной мягкостью и хитростью. Я же предпочла бы завезти деньги за обед чуть позже.
- О, Елена Прекрасная и Софья Мудрая, избавьте меня от этой непосильной ноши, что будет последней соломинкой, сломавшей хребет уставшего мула.
Ленка со слезами на глазах заверила хитрого ресторатора, что мы готовы на все. Мне же показалось, что 'уставший мул' несколько переигрывал, потому как тот, с неожиданной прытью, метнулся в сторону кухни и вскоре шаркая выбежал оттуда с коробкой в руках. Коробку он сунул Ленке, заверив ее, что без нашей помощи ему и жизнь больше не мила, и, неизменно улыбаясь, кланяясь и качая головой, быстро выпроводил нас за дверь.
Вдруг оказавшись на мокрой и холодной изнанке теплого и вкусного ресторана, я подозрительно посмотрела на коробку, так внезапно оказавшуюся на нашем попечении.
Неизвестное содержимое было тяжелым и неопределенным.
Делать было нечего и мы открыли крышку.
В коробке сидела сорока.
Большая, значительно больше всех виденных ранее белобоких птиц, что встречались нам по осени на дачах друзей.
Сорока удобно устроилась, она, если можно так выразиться, лежала на пузе, подобрав лапы куда-то внутрь, и всем своим видом комично напоминала курицу-наседку. Когда крышка над ней приоткрылась, птица склонила голову набок, посмотрела на нас одним глазом, прищурилась и вдруг совершенно неожиданно гавкнула.
Я водрузила крышку на место, всучила коробку Ленке, пусть отдувается за свою мягкотелость и мы зашагали в сторону метро, благо проездной лежал в кармане, а не в подлеце-кошельке.
Глава 5
Как только мы прибыли домой, коробка, а вернее ее обитательница, заходила в Лениных руках ходуном , явно выказывая намерение покинуть свою уютную переноску. Ленка бросилась на кухню и еле успела поставить свою трепыхающуюся ношу на стол, как дно коробки прорвалось и оттуда вылезли две черные голенастые лапы. Лапы покачались, пошкрябали когтями по столешнице, и наконец распрямились во всю свою, не маленькую длину.
- Коробка, коробка, повернись ко мне передом, к лесу задом, - выдала я первое, что пришло на ум.
- Ой, и точно, избушка на курьих ножках, - рассмеялась Ленка.
- Сами вы курицы! - раздался хриплый голос из коробки.
Конечно же мы ни капли не удивились, а что? Да у нас содержательные беседы с коробками проходят по три раза до обеда.
Ленка опасливо протянула руку и приоткрыла крышку, лапы тут же втянулись внутрь, и из глубины коробки на бортик вдруг выпрыгнула птица размером с хорошую индюшку. Индюшек я видела только в разобранном состоянии, на холодных полках супермаркетов, и уже тогда прикидывала, что если у птички такого размера одна нога, то спорить с ней я бы не стала. Ноги нашей птички в размерах не уступали.
Выпрыгнув из коробки, как чертик из табакерки, птица больше не проявляла никакого интереса к нам, как к хозяйкам помещения, а принялась заботливо расправлять и чистить пёрышки.
- Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? - ткнула в блестящий птичий бок пальцем Ленка.
- Ленка, ты сдурела чтоли, во-первых это не кукушка, а во-вторых, вдруг ей куковать лениво станет? И ты даже не успеешь возмутиться, почему так мало? - накинулась я на беспечную подругу.
- Хорошо, а что в таком случае мы знаем про сороку?
- Ну, я кроме 'сорока-воровка кашу варила', ничего и не припоминаю.
- А почему воровка? Она крупу на кашу украла чтоли?
- Да кто ее знает? Может и украла, но ведь для благого дела же. Ей детей кормить надо было, вот и не побрезговала чужим добром, - пожала я плечами.
- Странно, что она детей кашей кормит, а не червяками, клопами там всякими, - задумчиво посмотрела на нашу гостью Ленка.
- Каррр, это форменное безобразие! - вдруг, открыв клюв, заорала сорока. - Им единственный раз в жизни встретилась говорящая птица, отличающаяся общепризнанной красотой и облеченная глубочайшей мудростью, а они, клуши ежевичные, ведут себя, как ни в чем не было!
- А чего ты молчишь, сказав 'А', говори и 'Б', пожалуйста, - обиделась Ленка.
- Правильно Ленка обиделась, - заступилась я за подругу. - Сначала нас курицами обозвала, а потом, не объяснившись, принялась марафет тут наводить, и заметьте, ни слова благодарности тебе.
- За что благодарить-то? - повела плечами сорока.
- А за то, что в корейской кухне есть весьма специфические и неоднозначные традиции. И кто знает, не стала бы ты к вечеру подливкой, - для наглядности я взяла в руки поварешку.
- Ладно, - боязливо отодвинулась от проварешки птица, - премного благодарна. Меня Верой зовут.
Ленка вытаращилась, как будто увидела приведение и зачем-то полезла под стол. Мы с сорокой озадаченно следили за ее мелькавшей то тут, то там джинсовой точкой, но вскоре из-под стола появилась Ленкина рука с зажатой золотистой бумажкой, на которой красивым ровным почерком было выведено: 'Поезжай на Баррикадную, забери Веру'.
- Вот и познакомились,- обалдело пробормотала я, вспомнив про наши утренние с Ленкой попытки изменить жизнь.
- А я тебе говорила, что это не ерунда! - Ленка, ойкнула, стукнувшись затылком об обратную сторону столешницы и выбралась из-под стола. - Что теперь делать-то?
- Что делать, что делать? Пойдем разбираться с новыми площадями, может нам повезет, откроем турагенство. Будем клиентов в транс вводить, а выводить уже на мягком прибрежном песочке. И летать никуда не надо, прямо клондайк для аэрофобов.
- А зачем их тогда в транс вводить, пусть сами через комнату на пляж ходят? Жалко чтоли?
- Нельзя им самим через комнату на пляж ходить. Это, знаешь ли, как-то не естественно иметь море в своем распоряжении. Признают нас виновными в попытках вымарать из собственности города мировой океан, и сожгут за такие фокусы, как ведьм в средневековье.
- Сожгут, сожгут - радостно закаркала сорока.
- А ты молчи, зяблик в негативе, спасли тебя и радуйся. Вон форточка открыта, никто не держит, лети на все четыре стороны, - наругалась я на сороку.
- Нельзя так, - сорока склонила голову набок и подобрала одну ногу, сделавшись похожей на цаплю. - В пророчестве сказано: 'Темнота прийдет, встретишь во свете ведьму и рыбицу-девицу и будет радостным служение в Соленом замке'.
- Что за бред? - нахмурилась я.
- В каком таком пророчестве? - подобралась, жадная до чудес, Ленка.
- В древнем пророчестве, сорочьем. Мне про него бабушка триста лет назад рассказывала. Как сейчас помню, обняла меня седым крылом, и на ухо клювом шамкает: Помяни, Вера,- говорит,- мои слова, будет радостным служение в Соленом замке. - Меня сегодня, когда коробкой накрыло, я сразу поняла, это оно. Коли, выпустят меня две странные девицы, значит повезло мне. Буду я жить в свое удовольствие, а они мне служить будут. Только вот соли что-то у вас тут маловато, кроме вон того заляпанного бочоночка и нет ничего, да и про замок, громко сказано, - сорока скептически оглядела нашу кухню.
- А почему это я девица-рыбица? - нашла интересным только эту часть сорочьего монолога Ленка.
- Да потому что, кто рыбица, та и вздыбится, - криво, насколько позволял клюв, усмехнулась сорока. - У ведьмы темперамент другой, ведьма вон сидит молчит, гадости всякие обдумывает, - кивнула в мою сторону Вера.
- Не знаю, кто здесь дыбится, а кто гадости молчит, а я пошла разведывать помещение, - решила я поставить точку, в этой грозящей стать бесконечной, перепалке.
Глава 6
Новая комната встретила нас все той же темнотой и запахом пыли. Я деловито прошагала до противоположной стены и отдернула занавесь в сторону. Ожидаемой вспышки света не последовало. Собственно вообще ничего не изменилось, хоть дергай в сторону занавески, хоть не дергай. За окнами плескалась непроглядная тьма. Сначала я растерялась, а потом сообразила - здесь за окнами ночь.
- Похоже старая аптека не только ушла под воду, а еще и сползла ближе к экватору, - выглянула из-за моего плеча Ленка.
- Лен, ну какая старая аптека? Если уж мы решили поиграть в демиургов со старыми обоями, и завели говорящую реликтовую сороку, то давай будем последовательными. И допустим, что либо, эта дверь сквозное отверстие на обратную сторону Земли, и утром мы встретим дружелюбных мексиканцев, либо эта дверь ведет куда-то совсем в иное место, и Иное, я имею ввиду, в глобальном масштабе.
Ленкины глаза распахнулись шире обычного и уже грозили вытеснить с лица иные части тела.
- Но сейчас, когда там ночь, мы этого не выясним, - продолжила я свои размышления вслух. - И я предлагаю пока исследовать то, что нам уже доступно.
- Рассудительно, нудно, ни тебе в обморок брякнуться, ни мне истерику закатить, я же говорю ведьма, - раздался из-за приоткрытый двери голос Веры.
- Вера, завянь, - огрызнулась я, и пошла шарить по углам в поисках электричества.
Электричества я не нашла, зато нашла приспособление явно предназначенное для освещения комнаты. Полый рожок крепился к каменной кладке кованной скобой, из раструба рожка выглядывала полоска промасленной ткани, другой конец полоски скрывался в сосуде темного стекла, хитро спрятанного в каменной нише. Запалив фитилек от карманной зажигалки, мы смогли осмотреться.
Комната имела форму полукруга, или скорее даже подковы, вся наружная стена ее была застеклена, это мы выяснили, запалив еще с десяток масляных рожков, развешанных по стенам. Вдоль панорамного окна стояли длинные, слегка изогнутые кушетки, укрытые чехлами из беленой парусины. С потолка в центре свешивалось нечто, напоминавшее люстру, также накрытое белым покрывалом. Сдернув покрывало, мы увидели изумительной работы птичью клетку, прутья ее были увиты тонкими кованными лианами, с маленькими листочками и гроздьями причудливых ягод, дно забрано изящной решеточкой с хитрым плетением, а макушку венчала корона, навершие, которой тускло поблескивало благородным золотом.
Восхищаясь, я рассматривала это произведение искусства, когда в комнату со скоростью кометы влетела наша говорливая птичка и на ходу разобравшись с замком, втиснулась в драгоценную клетку. Клетка от такого напора закачалась, где-то в глубине ее короны мелодично зазвенел тонким голоском колокольчик.
Колокольчик, видимо, и стал тем сигналом, что выдал наше присутствие. Вдруг, в темноте правой галереи, куда не достигал свет заженных рожков, раздался подозрительно знакомый звук и нам стало понятно, что дверь, через которую мы проникли в комнату, была здесь не единственной.
В открывшемся дверном проеме, стояла громадная сутулая фигура, в длинном черном одеянии и с круглой лысой головой. Фигура держала на вытянутой руке переносной масляный фонарь и раскачивала им из стороны в сторону.
- Кто здесь? - раздался низкий, громоподобный глас.
Я от страха забыла как звучит собственное имя. Единственным желанием было схватить Ленку в охапку, прыгнуть в свою, до недавних пор безопасную, квартиру, и забетонировать злосчастную дверь. Но та, как нарочно, стояла закрытой. Пауза затягивалась, поэтому слово взяла отважная Ленка:
- Мы... - пискнула она.
- Кто мы? - продолжал вопрошать бас.
- Соня и Лена... и птичка, - стойко держала ответ Ленка.
Фигура цыкнула, прошла вперед и зажгла масляный рожок на стене.
Свет упал на огромного человека, с крючковатым носом и глубокими тенями под глазами. Вблизи он казался еще страшнее, еще больше, еще сутулей и сильно хромал на правую ногу. В свою очередь, этот Гомес Адамс с хищным оскалом осматривал нас и, мне показалось, даже плотоядно облизнулся.
Дальше произошло то, чего я, учитывая обстоятельства, никак не ожидала.
Фигура распахнула свои объятья, сгребла нас с Ленкой в охапку и, зарывшись лицом куда-то в пучок из нас, вдруг засмеялась и заплакала одновременно.
- Миленькие мои, родименькие мои, пришли наконец. Сколько же мы вас ждали, голубушек. Чуть не рухнули все. Счастье-то какое, случилось наконец, - фигура по-бабьи выла и причитала, стискивая нас, тем не менее, стальным обручем объятий.
- Эй, а меня кто-нибудь вытащит отсюда, я застряла, - раздался голос непутевой Веры.
- Ох, и свет-птицу привели с собой, - обернувшись, заголосил, если можно так выразиться, наш 'встречающий'.
Последний факт добавил какой-то религиозности экстазу, и превратил встречу в подобие физическое преклонение, что отразилось на силе стискивания.
Тут-то мне и удалось вывернуться из этой медвежьей хватки, а в образовавшуюся на моем месте пустоту, нырнула и Ленка и мы отпрыгнули от сумасшедшего в стороны.
- Мужчина, не трогайте нас и уберите руки, - зло крикнула я, а Ленка встала в стойку самки богомола.
Сумасшедший тут же убрал руки за спину, и не переставая улыбаться, попятился от злых нас.
- Кто заждался-то и кого? Вы объяснитесь наконец или нет? - не выдержала этой абсурдной обознатушки я.
- Конечно, матушка, конечно, сейчас все расскажу, покажу, проходите, милые, чувствуйте себя, как дома, - человек широким жестом пригласил нас в помещение за дверью, из которого появился сам.
Я оглянулась на Ленку, та пожала плечами и мы безрассудно вступили в свое новое будущее.
Глава 7
Будущее интерьером не сильно отличалось от настоящего. Комната, в которой мы очутились, была тоже круглой, вернее имела форму запятой, с дверью, в куцем хвостике. Остекление здесь было значительно менее развито, а скорее его здесь не было совсем, мы оказались в каменном мешке, освещенном масляными рожками. Зато здесь была куча интересной мебели: шкафы, столы, газовые плиты и уютные диваны. Стены были увешаны полками, на которых стояли разноцветные склянки с подозрительным содержимым.
- Присаживайтесь, мои дорогие, Платикодон быстро... - причитал наш хозяин.
- Что быстро? - напряглась, и без того взвинченная, я.
- Платикодон быстро, - оглянулся на меня дядя. - Ах, совсем зачах, простите мои манеры, мы люди не светские, позвольте представиться, Платикодон, Хранитель Замка.
- Какого Замка? - подала голос Ленка.
- Замка. Соленого Замка. Того замка, конечно, совсем чуток осталось, ну так ничего, теперь-то заживем, Голубую Гостиную назад отстроим, - отвечал, разговаривая как-будто сам с собой, Платикодон. Одновременно он бегал между чугунными заслонками плит и попеременно колотил по ним то рукой, то ногой. Спустя несколько минут этой моноэстафеты, он ловким движением накинул на стол, за которым мы расположились, скатерть в желтый горошек, и извлек из первой печки блюдо доверху наполненное печеными пирожками. Водрузив блюдо перед нами, он кинулся к следующей заслонке и извлек из-за нее очередную тарелку с лакомством. Вскоре весь стол был завален пирожками так, что кувшин с чем-то напоминающими молоко поставить было некуда.
Уговаривать себя мы не стали. Переживания сегодняшнего дня благотворно повлияли на аппетит, а пирожки пахли так вкусно, что руки сами потянулись к тарелке.
- Кушайте, мои золотые, проголодались, отощали совсем. Берите правее, там с бобриными хрящиками. А вот с этого бока сморчки с петрушкой, они в этом году жирные, сочные, что твой рябчик, - крутил, как заправский факир тарелками наш гостеприимный хозяин.
- Я грибы не ем, - пробубнила с набитым ртом Ленка.
- Не ешь, не ешь, - умилился Платикодон, и пододвинул Ленке очередную тарелку. Та принялась за нее без всякого смущения.
- Так про какой замок Вы говорили? - прикончив тарелку пирожков, приступила к расспросам я.
- Соленый Замок, - тут же ответил Платикодон. - Мы же на скале стоим. А под нами море. Черное, бездонное, ветры с него дуют. Вот и просолили все стены. Крыша, подвал, все солью покрыто, по ночам хрустит конечно, зато нечисть всякая пробраться не может. Нам и славно, спим себе спокойненько, а поутру только и ходи, отрывай вурдалаков от стенок. Они ж липнут к ним, как мухи к сиропу. Отколупнул такого свеженького и в зелье. Миру спокойней и нам прибыль.
- Кого отколупнул? - подавилась пирожком Ленка.
- Вурдалаков, оменов, черных кликуш, да кого придется - с готовностью объяснил Платикодон. - На кого зелье заказали, тех и собираем. Только давно уж тут ничего не варили. Как прошлые хозяйки ушли, так и стоит Замок пустехонький. Обсыпался весь, ведь без хозяйской руки дому смерть. Сначала правое крыло под землю ушло, потом пристройка, а в прошлом году уже и Голубая гостиная совсем исчезла. А сейчас вот только башенька осталась. Я вчера проверял, последние ступеньки сыпаться начали, думаю, если через неделю новые Хозяйки не появятся, конец нам придет. Да видно не время еще, - закатил глаза довольный Платикодон.
- А давно хозяйки ушли? Может вернутся еще, - сделала предположение я.
- Так почитай лет семьдесят прошло, такого долгого отсутствия хозяек я и не припомню, - покачал головой Платикодон. - Раньше-то как было? Ушли старые хозяйки по своим мирам, Замок постоял чуток, только успокоился, а уже новые прибыли, и давай перестройку устраивать, здесь вчера уборная была, а сегодня прибегаю, тут клумба с фестонами по краю. Весело было.
- А сейчас где эти клумбы? - кое-как прокашлялась Ленка.
- Так сгинуло все. Без хозяек-то Замок исчез. Вот, говорю, только башенка осталась. Я сюда все что смог сволок. Книжки всякие, зелья, что век настаиваются, аптеку, что в руки далась. По большей-то части она меня не признавала, вот и сгинула вся. Ну да ничего, новую наберем, все теперь будет хорошо, - мечтательно потер руки Платикодон.
Рассказ Хранителя этого недоЗамка произвел на меня неизгладимое впечатление. Получается, что мы открыли дверь не только в иной мир, а еще и нашли себе место в этом мире. Да такое место, что без нас оно бы и существовать не смогло. Все эти мысли роились в моей голове, наталкивались одна на другую, и толпились в неорганизованной очереди. В конце концов мне это надоело, я взглянула на Ленку, и обнаружила, что та крепко спит, обняв цветастую подушку. Мне съеденные пирожки, выпитое молоко и пережитые эмоции настоятельно рекомендовали последовать ее примеру. Я сладко потянулась, зевнула, положила, невесть как оказавшийся в моей руке, очередной пирожок на место и удобно растянулась на длинной кушетке.
Глава 8
Пробуждение было долгим, и каким-то поэтапным. Сначала я вспомнила молодчиков, потом был короткий сон с их участием, из которого я позорно сбежала, держась за собственный подол, потом была Вера в обнимку с Дядюшкой Мо, который пытался скормить ей пирожок с мышами, потом был улыбающийся Платикодон, доверчиво протягивающий мне сосуд с чем-то зеленовато-оранжевым и явно живым, а кульминацией этого бреда был Ленка, сидящая в огромном аквариуме, а вместо ног у нее был рыбий хвост. Такого накала абсурда мой мозг уже не выдержал и я вынырнул навстречу новому дню.
Новый день встретил меня ярким светом, льющимся из-за приоткрытой двери, лязгом железа и жуткими воплями Веры. Я встала и пошла выяснять, что там происходит? Происходило там немногое, Вера по прежнему сидела в птичьей клетке, которую вчера мы обнаружили под покрывалом, дверца клетки была приоткрыта, и наша птичка, то передом, то задом пыталась протиснуться наружу, в, почему-то оказавшийся узким теперь, проем.
- А ты боком попробуй, вдруг там ты Уже, - съязвила сонная я. Вчерашнее пожелание быть добрее спросонья очевидно не сбылось.
- Вытащите меня отсюда, - завопила в очередной раз Вера. - Мне эти золотые стены дышать мешают, у меня клаустрофобия и синдром Хикикомори в острой стадии. Спасите, люди, пропадает Вера.
- Чего ты вопишь, как оглашенная? Ты же сама туда вчера забралась и заявила, что это помещеньице, как раз для таких выдающихся особ, как ты. Чем теперь ты недовольна?
- Чем недовольна, чем недовольна, есть хочу! Сами налопались и спят в мягких креслах, а у бедной Веры маковой росинки со вчера во рту не было, постыдились бы, живодерки.
- Так выбирайся, там вон вся кухня пирогами завалена. Ассортимент такой, что наверняка и для тебя какая-нибудь булка со сверчками найдется.
Вера тут же перестала биться об прутья клетки, аккуратным пируэтом вывинтилась из 'апартаментов не по размеру' и в два прыжка оказалась на кухонном столе в компании со снедью. Артистка...
Я тоже вернулась на кухню и начала рыскать по шкафчикам в поисках бодрящих утренних зелий. За этим занятием меня и застал Платикодон. В руках он держал охапку синевато-желтых цветов, напоминающих нашу фиалку рогатую.
- Ээээ, Платикодошь, ты эти халдейские замашки брось, - поморщилась я. - Меня зовут Софья, и уж коли нам придется какое-то время провести вместе, то давай будем обращаться к друг-другу по-человечески, без этого идололюбства. Лучше скажи, в вашем мире кофе по утрам полагается?
- Кофе? - озадаченно нахмурился Платикодон.
- Ну что-нибудь жидкое, горячее и чтобы проснуться, - попыталась резюмировать я.
- А, - довольно закивал Платикодон, - сейчас, сейчас...
Он вывалил на стол охапку цветов и начал безжалостно обрывать им цветные головки, а из корешков выковыривать, что-то подозрительно напоминающее одеревеневших личинок. Я судорожно сглотнула. Утром мой желудок имеет очень неспокойный темперамент и от любой невнятной еды готов покинуть собственные пределы.
- А что тут происходит? - из-за стола поднялась лохматая Ленкина голова.
- Флору уничтожаем, - с набитым клювом ответила Вера.
Платикодон не обратил внимания на птичий сарказм, погладил Веру по голове, от чего та в ужасе отпрянула и, не рассчитав собственного веса, свалилась под стол, утянув за собой столовую салфетку.
Ленка сидела в позе лотоса, сонно щурилась на обстановку и тянула носом в сторону газовой плиты. Я тоже подобралась, потому как кухню заполнил восхитительный терпкий запах смеси кофе, какао и чего-то орехового.
- Платикодошь, а чем это ты там так пахнешь?
- Сейчас вы попробуете мою знаменитую чуфу.
Платикодон водрузил на стол чугунную сковороду, в центр которой были насыпаны мелкие раскаленные камешки, а на камешках стояли два почерневших от времени пузатых кувшинчика. Неизвестное содержимое этих двух посудины и источало волшебный аромат. Я с вопросом посмотрела на нашего кулинара, он ответил ясным взором, потом хлопнул себя по лбу, схватил две тонкие металические трубочки и вставил их в кувшинчики. Соприкоснувшись с поверхностью, трубочки надломили тонкую хрупкую корочку, покрывшую, как оказалось, поверхность напитка. Осколками кораблекрушения та погрузилась в темные ароматные глубины. Позже я узнала, что для приготовления чуфы используется специальная соль, которая в смеси с растением плавится и покрывает напиток тонкой ломкой крышечкой. Такого божественного напитка я еще не пробовала. На несколько невыносимо прекрасных минут в кухне воцарилась тишина, мы наслаждалось жизнью и чуфой.
Но все прекрасное в нашей жизни заканчивается. Вот и чуфа закончилась, даже немного быстрее. Поэтому, чтобы не горевать об утраченном, мы быстренько умылись в медном тазу и пошли исследовать наше приобретение.
Как и говорил Платикодон, приобретение оказалось башней, а мы оказались на самом ее верху, поэтому путь наш лежал вниз по крутой спиральной лестнице, закончившейся в круглой комнате у основания башни. В комнату выходило пять дверей и проем из которого мы, собственно, и вышли. Четыре двери имели абсолютно неприступный вид, по углам висели лохмотья пыли, а дверные ручки заржавели. С первого взгляда становилось понятно, что ими давно никто не пользовался. И лишь одна дверь, расположенная прямо напротив лестницы, имела пристойный вид, и более того, стояла приоткрытой. Мы не раздумывая ринулись к ней.
За дверью нас ждал простор. Необъятный и оглушительный простор цветущего луга, наполненного запахом трав, цветов, щебетом птиц и ярким солнечным светом. Луг находился на едва заметном глазу склоне, и постепенно спускался к частоколу деревьев вдали.
Легкий ветер гнал по травам ленивые волны, и поднимал в небо стаи цветных лепестков.
Обернувшись мы увидели высокую башню, сложенную из крупных серых, аккуратно подогнанных, камней, которая стояла на таком же сером, скалистом утесе.
И все, и башня, и скала вокруг нее, переливались каким-то глубоким зачарованным светом. Солнечные блики играли на древних камнях, покрывая их суровую неприступную гладь искрящейся пылью цвета черненого серебра.
Второй раз за сегодняшнее утро я почувствовала прилив неописуемого восторга, Ленка тоже стояла с открытым ртом.
- Что это такое? - наконец обретя дар речи, спросила я у Платикодона.
- Соль, - было мне ответом.
И действительно, поцарапав ближайший булыжник ногтем, я наскребла сероватого порошка, на вкус оказавшегося горьковатой морской солью.