Страх. Заползает сквозь ноздри, длинными щупальцами сжимает горло, раздирает острыми, как ножи, когтями плоть, высасывает из едва бьющегося сердца душу и загоняет ее в пятки.
Я не чувствую в себе сил пошевелится, а нужно бежать. Бежать, чтобы успеть укрыться до заката. Как только солнце спрячется за крышами домов, они выберутся на улицы. Тогда конец.
На небо уже выплыл бледный, в лучах заходящего солнца, месяц. Я собираю всю волю... какую к черту, волю - я собираюсь с силами. Последней рывок. Еще можно успеть.
Делаю глубокий вдох. Еще один. Еще.... И отрываюсь от стены под мутный свет фонаря. Понимаю, что лучше держаться в тени, но другого выхода нет - не пройдя под этим фонарем, улицу не пересечь, а значит не добраться до дома. Мой дом - моя крепость, сказал кто-то и был прав, только дома я в безопасности в это время суток. Нужно торопиться. Бежать. Стук моих каблуков по холодной брусчатке не может заглушить ударов сердца.
Где-то вдалеке слышны завывания милицейской сирены, похожие на вой падальщиков, которые почуяли добычу. От милиции сейчас мало толку.
Сердце вдруг замирает. Перед моим подъездом, прижавшись к грязной стене, застыла сгорбленная фигура. Я едва сдерживаю вопль ужаса. Это конец. Они все-таки добрались до меня. Конец.
Закрываю глаза. Почему он медлит? Я не вооружен, слаб, ему нечего опасаться. Почему он не нападает?
Осторожно открываю глаза. Фигура все там же, у стены, неподвижная, словно истукан. Я еле стою на ногах. Нужно бежать. Нет! Возможно это ловушка!
- Стой, где стоишь! - шепчу сам себе.
Но колени подгибаются от страха. Напряженно вглядываюсь в темноту. Сколько еще ждать? Ожидание смерти, страшнее самой смерти. Скорей бы уже.... Но фигура по-прежнему неподвижна. В глотке пересохло. Неплохо бы выпить. Водки. Не закусывая. Залпом. Я глотаю слюну и несмело делаю шаг вперед. Стук каблука о брусчатку заставляет меня вздрогнуть. Фигура неподвижна. Я делаю еще несколько робких шагов, и страх нехотя разжимает холодные пальцы на моем горле. В сгорбленной фигуре я узнаю соседа. Старый пьяница, живущий двумя этажами ниже. Глупец. Я спешу к подъезду, набираю на кодовом замке шифр, и дверь плавно распахивается, ослепляя светом кварцевой лампы. Захожу внутрь. И уже захлопнув дверь, вспоминаю о пьяном соседе. Выругавшись, осторожно открываю дверь, оглядываю пустынную улицу, хватаю его за шиворот и тащу в подъезд. Он что-то бубнит, пытается вырваться. Захлопываю дверь и усаживаю пьянчугу под ржавыми почтовыми ящиками. Тут он в безопасности. Мы в безопасности. Впредь нужно быть осторожней. Осень. Дни все короче и короче. Ночи длиннее. О том, что будет зимой, мне даже не хочется думать.
- Ты чё? - его голос глухим эхом раскатывается по холодному подъезду.
Он недовольно вперил в меня мутный взгляд. Его красные от беспробудного пьянства глаза сузились, казалось, он пытается меня узнать.
- Спи! - отмахиваюсь я.
- Ты чё?! - в его голосе послышались угрожающие нотки.
Не хватало мне только разборок с пьяным соседом. Я перешагиваю через его вытянутые ноги в потрепанных офицерских брюках с лампасами. Наверное, работал военруком в каком-нибудь ПТУ.
- Да ты знаешь, кто я такой?! - он вдруг хватает меня за полу куртки.
Вырываю куртку и иду дальше.
- Стоять! Смирно! - кричит он голосом, который трудно назвать командирским.
Он пытается подняться.
- Как говоришь с офицером?!
Совсем уже сбрендил. Поднимаюсь в пролет между первым и вторым этажом и вдруг слышу щелчок затвора.
- Кругом! - командует он.
Оборачиваюсь. В его руках пистолет. Я плохо разбираюсь в оружии, но что-то подсказывает мне, что сейчас лучше не спорить.
- Ко мне!
Медленно спускаюсь. Черт меня дернул затащить его в подъезд. Он пошатываюсь, идет навстречу. Его лицо так близко, что я чувствую тошнотворный запах дешевого портвейна и табака, которым он пропах насквозь.
- Деньги есть? - его глаза уже кажутся трезвыми.
- Есть... немного... - мой голос дрожит.
- Купи пистолет? - говорит он.
- Зачем?
- Ну, возьми? - от его зловонного дыхания кружится голова.
- Не нужно... - я пытаюсь отстраниться.
- Ты что обиделся? А? - хватает меня за рукав.
Легче всего прощать обиды под дулом пистолета.
- Нет... - я выгребаю из кармана мятые купюры и протягиваю ему.
При виде денег его глаза алчно загораются. Он сгребает их с моей руки и сует мне пистолет.
- Спасибо, друг! - хлопает меня по плечу и спешит к выходу.
- Не надо! - кричу ему вслед. - Заберите! Он мне не нужен!
- Пригодится! - отвечает он и хлопает входной дверью.
- Ты где пропал? - голос жены встревожен. - Я уже начала волноваться!
- Ты что оглох?! - жена выходит из кухни. - Куда ты запропастился?!
- ... разговаривал... с соседом...
- Нашли время! - она возвращается на кухню. - Будто не знаешь, как опасно на улице по ночам.
Знаю. Поэтому каждый вечер, возвращаясь домой, дрожу от страха.
- Иди ужинать!
- Сейчас! - я закрываюсь в туалете и достаю пистолет.
Куда бы его спрятать? Вентиляция.
Забираюсь на унитаз с пожелтевшей эмалью и осторожно выдергиваю ржавую решетку. Запах пыли бьет в нос. Едва сдерживаюсь, чтобы не чихнуть. Впихиваю пистолет в дыру и закрываю решетку. Так-то лучше.
Жена разливает суп по тарелкам. Глотаю слюну. Что-то аппетит разыгрался.
- Сегодня новости смотрела, - рассказывает жена.
Она дует на ложку и отправляет суп в рот.
- На Садовой вчера опять кого-то убили!
Садовая совсем недалеко, всего в двух кварталах от нашего дома.
- Налей-ка еще! - я протягиваю жене пустую тарелку.
Давненько у меня не было такого аппетита.
- Понравился суп? - жена улыбается.
- Угу...
- Еще бы! - она довольна.
Жену всегда радуют такие мелочи. Я знаю. Но почему-то уже давно не говорил ей комплименты.
После ужина я как обычно устраиваюсь в кресле перед телевизором. Жена смотрит нудный бразильский телесериал, а я листаю потрепанный сборник стихов Роберта Бёрнса.
О, ты, не знающий преград!
Ты шлешь своих любезных чад -
В рай одного, а десять в ад,
Отнюдь не глядя
На то, кто прав, кто виноват,
А славы ради...
Утром я встаю раньше обычного, и спешу прямиком в туалет. Наспех оправившись, забираюсь на унитаз, снимаю с вентиляции решетку и нащупываю в дыре пистолет. Пальцы вязнут в пыли и паутине. Маленький паучок на длинных тонких ножках поспешно забивается в угол под потолок. Опустив седло, я усаживаюсь верхом на унитаз и взвешиваю на ладони холодную сталь. Тяжелый. Я провожу пальцем по затвору, осторожно сжимаю рукоять, опускаю палец на спусковой крючок, тугой словно тетива лука....
- Ну, ты скоро?! - жена.
Я заворачиваю пистолет в газету и спускаю воду. Жена в нетрпении мнется у двери. Со сна она всегда очаровательна. Даже в этом потрепанном халате. Целую ее в щеку и, не обращая внимания на ее недоуменный взгляд, иду в спальню. Из темных недр шифоньера выгребаю старый дерматиновый портфель и сую в него пистолет. Забиваю портфель ненужными бумагами с письменного стола. Сегодня я возьму его с собой.
Жена все еще в душе. Иду на кухню, ставлю чайник. Кофе. Хотя обычно предпочитаю чай.
- Сделать тебе бутерброд? - она, улыбаясь, проводит влажной от воды рукой по моим редеющим волосам.
- Спасибо, дорогая, я захвачу его с собой! - целую ей руку, отчего улыбка на ее лице расплывается еще шире.
Жена достает из холодильника ветчину, масло, делает парочку аппетитных бутербродов, бережно заворачивает в газету и тянется к моему портфелю. Я поспешно перехватываю из ее рук сверток с бутербродами.
- Я сам, милая! - говорю я и снова целую руку.
Пистолет ей видеть совсем не к чему.
Выхожу из квартиры. Жена провожает меня ласковым, чуть удивленным взглядом. Не спеша спускаюсь на два этажа ниже. У двери соседа-алкоголика чуть задерживаюсь. Оборванный провод электрического звонка похож на жало издохшей кобры. Прислушиваюсь. Тихо. В голове назойливо жужжит мысль:
"- Его нужно вернуть!"
Гоню эти мысли прочь и почти выбегаю из подъезда.
До автобусной остановки не далеко. Прохладно. Ветер, словно милиционер, ощупывает одежду, забирается под полы куртки, заставляя чуть дрожать от холода. Людей на остановке немного. Многих уже знаю в лицо. Каждое утро мы встречаемся здесь, забиваемся в автобус и, молча, тащимся на работу. Вот эта полная женщина в фетровой шляпе выходит на Советской, я даже помню аромат ее духов, приторно-сладкий, от которого летом меня едва не выворачивает. Вон тот хлипкий интеллигент едет до Юбилейной. Он все время что-то шепчет себе по нос, отчего кажется, будто он слегка не в своем уме. Эту серую компанию разбавляет девушка, которая каждые несколько месяцев перекрашивает волосы. Я помню ее брюнеткой и блондинкой, рыжеволосой и шатенкой. Помню, как ее волосы были выкрашены в ядовито-зеленый цвет. А сейчас ее голову украшает триколор из красного, синего и зеленного цветов. Скрипнув тормозами, остановилась маршрутка. Полупустая, к счастью. Женщина в фетровой шляпе, девушка с триколором на голове, интеллигент и я один за другим заползаем в автобус. Захлопнув дверь, усаживаюсь в холодное кресло у окна.
- Передаем оплату за проезд! - простуженным голосом хрипит водитель.
Он включает первую передачу, жмет на газ, но дверь вдруг настежь распахивается и в салон, тяжело дыша, вваливается еще один пассажир. Тоже знакомый. Усатый здоровяк, от него за сто метров несет чесноком.
- Трогай, командир! - орет он громовым басом и разваливается сразу на двух сидениях.
Обычно я не обращал на него внимания, но сейчас его поведение меня откровенно раздражает. Маршрутка, наконец, трогается, и я отворачиваюсь к окну.
Выходит на "Советской" женщина в шляпе, на "Юбилейной" выпрыгивает интеллигент, следующая "Автовокзал" - моя.
Работать заведующим хозяйством не сложно, но иногда все-таки приходится побегать. Как сегодня. До обеда носился со счетами по торговым точкам. Экономия на ГСМ привела к тому, что из всего автопарка фирмы работает только служебная машина директора. Приходится толкаться в автобусах. Наспех перекусив в буфете торгового дома, я объезжаю еще несколько магазинов и, наконец, возвращаюсь в офис.
- Срочно зайдите к директору! - раздраженный голос секретарши за полчаса до конца рабочего дня убивает надежду вернуться домой пораньше.
Взгляд директора, действительно, не предвещает ничего хорошего.
- Садись! - еще эта его привычка "тыкать".
- Вызывали? - фальшиво улыбнувшись, я присаживаюсь на край стула.
- Завтра к нам с налоговой инспекции ревизия прибывает! - цедит он сквозь зубы. - Что у тебя с отчетами?
- Все готово...
- Проверь еще раз!!! - рявкает директор. - Сверишь отчеты с бухгалтерией!
- Можно? - входит главный бухгалтер.
- Проходи! - директор жестом приказывает ей сесть. - Проверь его отчеты и завтра с утра все мне на стол!
- Но... - голос главного бухгалтера дрожит. - Вы же знаете, что сейчас ночами творится на улицах....
- Что?! - директор недоуменно поднимает брови.
- Разве вы не слышали... все эти убийства, нападения....
- А это.... Вот, как разберетесь с отчетами, он тебя проводит! - директор кивает на меня.
- Всем все понятно? - он поднимается и идет к выходу.
У дверей оборачивается.
- Утром все документы мне на стол!
За окном сгущаются тени, а вместе с ними страх. Заползает под душный воротник рубашки. Я нервным движением ослабляю узел галстука.
- Может кофе? - голос главного бухгалтера дрожит.
- Да, пожалуйста... - нужно взять себя в руки, в конце концов, я мужчина.
Она насыпает растворимый кофе по бокалам, заливает кипятком.
- Вам две ложки сахара?
- Мне без сахара!- отзываюсь я.
Она протягивает мне горячую кружку и печенье.
- Постойте, постойте! У меня же есть бутерброды! - вспоминаю я и лезу портфель.
Ненужные бумаги, огрызок карандаша, сломанная линейка, газетный сверток.... Это не бутерброды. Пистолет. Сжимаю его и запихиваю поглубже. Бутерброды.
- М-м-м, как вкусно! Жена готовила?
- Да...
- Очень вкусно! А вы почему не кушаете?
- Спасибо, пока не хочется... - я задумчив.
Она садится за свой стол, тяжело вздыхает. Обводит рукой заваленный бумагами стол и говорит:
- С этим мы только к полуночи управимся...
- Вам далеко ехать? - я поднимаю глаза на часы. Без пятнадцати десять. В десять уходит последний автобус.
- До "Красноармейской", а вам?
- Нам почти по пути! - я поднимаюсь. - Может быть, на сегодня хватит?
Она поднимает на меня удивленный взгляд.
- А как же отчет?
- Доделаем завтра с утра, шеф раньше десяти все равно не появится.
- Вы думаете?
- Конечно! Собирайтесь.
Она суетится, то бросает, то хватает свою сумочку.
- Нет, я так не могу! Что скажет шеф? Что я ему скажу?
Одеваю куртку.
- А валите все на меня! - подмигиваю я.
Стемнело. Теперь они уже точно на улицах. Рука главного бухгалтера впивается в мой локоть. Моя - мнет ручку портфеля. Машин на дорогах почти нет. Автобусов тоже. В десять часов последний рейс. На моих часах без пяти.
- Может быть, поймаем такси? - неуверенно предлагает она.
Качаю головой.
- Никто не остановится..., сами знаете, ночью...
Вдруг пустынную улицу разрывает свет фар. Маршрутка. Я поднимаю руку, боясь, что водитель нас не заметит. Взвизгнув тормозами, "газель" останавливается. Я открываю дверь и помогаю главному бухгалтеру забраться.
- Быстрее-быстрее! - торопит водитель.
Захлопываю дверь, прищемив лапы ужасу, тянущемуся за мной из темноты.
"Газель" ревет и срывается с места. В салоне кроме нас еще двое. В бледном трясущемся от страха куске мяса с трудом узнаю здоровяка, от которого как обычно несет чесноком. В углу женщина, ее пальцы впиваются в сиденье, глаза ее испуганно скользят по нашим лицам, а губы что-то шепчут. Черт побери, их страх передается и мне. Моя правая нога начинает дергаться, словно от нервного тика. Глубоко вздыхаю, еще, еще. В конце концов, все не так уж и плохо. Мы успели на автобус. От мысли, что пришлось бы возвращаться пешком, меня чуть не передергивает.
- ...очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша... - долетают до меня обрывки молитвы женщины.
Если б молитвы могли остановить это зло. Можно ли его, вообще, остановить? Как давно оно пришло на наши улицы? Год? Два? А может быть, оно было всегда? Нет, не всегда. Оно пришло совсем недавно. Через экраны телевизоров, динамики радиоприемников и макулатуру газет. Через выпуски новостей зло заползло в каждый дом, каждую постель, каждую мысль....
Женщина, не прекращая бормотать, держась за спинки сидений, бредет к выходу. Холодная тьма пожирает ее вместе с молитвами. Водитель жмет на газ, и маршрутка снова рвет с места.
- Мне на следующей... - тихо шепчет главный бухгалтер.
Действительно, "Красноармейская" - следующая. Моя - следом за ней. Я мну ручку портфеля, чувствую, как потеют ладони.
- "Красноармейская" есть?! - кричит водитель.
- Есть! - поспешно отзывается главный бухгалтер.
- Ну... до свидания? - она боится.
Киваю. Я боюсь не меньше.
- До завтра!
Она пробирается к выходу. Открывает дверь и медленно спускается прочь.
- Подождите! - черт меня дернул. - Я вас провожу!
Удивленный взгляд здоровяка впивается в спину.
- Но зачем? - крепко сжимая мою руку, шепчет она. - Зачем? Вам, наверное, теперь далеко пешком идти придется?
Действительно, зачем? Воспитание? Джентльмен, блин. Зачем? Ну, уж точно не по приказу директора.
- Ничего страшного! - отвечаю я и даже пытаюсь улыбнуться. - Мне тут недалеко...
Три-четыре квартала, как минимум. Три-четыре квартала трястись от страха. Три-четыре квартала... но с пистолетом в руках. От этой мысли меня вдруг волной окатывает странное возбуждение. Что-то похожее было в детстве, когда я с крутого яра прыгал "солдатиком" в воду, когда крутил на качелях "солнышко", когда на спор целовал девчонку из параллельного класса.
- Вот мы и пришли! - она улыбается. Еще бы, через мгновение она будет в безопасности.
- Спокойной ночи! - улыбаюсь в ответ. - До завтра!
- Может быть... - она в нерешительности мнется. - Может быть, подниметесь ко мне?
Симпатичная. Смущение ей определенно к лицу. Но не за этим я вызвался ее провожать.
- Спасибо, конечно, но меня жена дома ждет! Волнуется уже, наверное.
- Ах да, конечно-конечно! - даже в темноте заметно, как она покраснела.
- До свидания! - бросает через плечо и бежит к подъезду.
- Может, в следующий раз?! - кричу ей вслед.
Она лишь машет в ответ, скрываясь за тяжелой дверью подъезда.
Я открываю портфель и достаю из него газетный сверток. Бутерброд со свинцовой начинкой тяжело ложится в мою ладонь. Страх убегает прочь. Сейчас не моя очередь бояться.
Я иду по пустынным улицам, громко вколачивая каблуки в пыльный асфальт. Иду, не прячась от света. Иду, не пугаясь теней.
Я чувствую в руке силу. Силу, которой можно подчинить страх. Силу, которая может сдержать зло ночных улиц.
- Где ты был? - жена с порога бросается мне на грудь.
Три-четыре квартала я прошел легко, как никогда в это время суток.
- На работе, дорогая, - провожу рукой по ее волосам, - шеф задержал....
- Он что у вас совсем с ума сошел?!
- Завтра проверка ожидается с налоговой....
- Нашли время! - она пытается снять с меня куртку.
- Я сам, - в кармане у меня пистолет. - Поставь лучше ужин! Я голодный, как черт!
Прячу пистолет в портфель и прохожу на кухню.
Борщ. Как я люблю - без свеклы.
- Вот сметана! - жена ставит банку на стол, я благодарно целую ей руку.
- Что это с тобой в последнее время? - улыбаясь, спрашивает она.
- Что? - откусывая хлеб, отзываюсь я.
- Странный какой-то! - она игриво теребит мои волосы.
- Угу...
- М-м-м... а может пораньше сегодня ляжем, а?
Давненько мы не ложились "пораньше".
- М-м-м... как хорошо... - жена обняла меня.
Ее небольшая, но еще упругая грудь упирается твердым соском в мое плечо. Мне тоже давно не было так хорошо. Она гладит меня по животу, целует. После этого она всегда такая. Ласковая. Перебираю ее волосы и жалею, что бросил курить. Сейчас бы сигаретку....
- У нас сигарет нет? - спрашиваю я.
- Ты же бросил.
- Да вот что-то хочется...
- Хочется? - она, улыбаясь, забирается на меня сверху, целует плечи, грудь.
Сейчас она так красива. А ее поцелуи все ниже и ниже.... Низ живота каменеет от желания. Переворачиваю ее на спину. Целую губы. Страсть. Вот чего нам не хватало долгие годы. И мы снова пускаемся в сумасшедший танец....
Бесстыдно распластавшись на постели, она тяжело дышит. Перевожу дыхание.
- У меня нет сил... - она едва шепчет.
- Спи!
Утром на остановке все те же лица. Женщина в фетровой шляпе, интеллигент и девушка с триколором на голове.
Все как обычно: подъезжает маршрутка, мы по очереди забираемся в "газель", водитель трогается, стучит в дверь здоровяк, забирается внутрь и застывает - свободных мест нет. Он обводит недовольным взглядом салон, что-то бурчит себе под нос. Запах чеснока режет ноздри. Здоровяк впивается глазами в девчонку с "триколором".
- Нет, ну что за молодежь пошла, а? - похоже, он действительно возмущен.
Девчонке по барабану.
- Детка, может, уступишь дяде место? - наклоняясь к ее уху, орет он.
Девчонка лениво подносит кулак к его красному носу и вытягивает средний палец.
- Ах... - здоровяк чуть не задыхается от возмущения. - Ах, ты... дрянь маленькая!!!
Он хватает ее за куртку.
- Оставь девчонку в покое! - зол, ох как я зол.
Встретившись со мной взглядом, здоровяк отпускает девушку и превращается в тот бледный, дрожащий кусок мяса, которым был прошлой ночью.
- Поздравляю, коллеги! - от выпитого лицо директора раскраснелось. - Ревизия прошла успешно! Сегодня можете уйти пораньше!
Пораньше это, конечно, хорошо. Но мне почему-то даже хочется задержаться. Ловлю себя на мысли, что ночные прогулки мне понравились.
Пока шла ревизия, мы часто оставались с главным бухгалтером допоздна. А потом пешком возвращались домой. Она, конечно, боялась, но со временем призналась, что "эти прогулки пропитаны романтикой". Но я в этих прогулках романтики не искал. Я искал встречи с ними. Черт возьми, я уже жаждал этой встречи. Пока она щебетала мне что-то о луне, о звездах и прочей чепухе, я ловил глазами тени, вслушивался в малейший шорох, а однажды в одиночестве бродил по ночным улицам аж до четырех утра. Но они, как сквозь землю провалились. Если б не пустынный город, можно было подумать, что зло ушло с этих улиц. Но выпуски новостей вопили об обратном. Зло затопило город, залило его кровью и слезами жертв, но почему-то избегало встречи со мной.
- Поздравляю! - трогает меня за рукав главный бухгалтер. - Мы справились!
- Да.... Да...
- Не хотите отметить? - едва слышно предлагает она.
Почему нет?
- Почему нет? - повторяю вслух.
- Тогда вам снова придется меня проводить! - она улыбается и шепотом добавляет, - У меня дома есть бутылочка замечательно армянского коньяка!
Я рад. Коньяк не люблю, правда, говорят, армянский попробовать стоит. Но еще больше меня радует возможность задержаться у нее до наступления сумерек. Похоже, ночная охота входит у меня в привычку.
Пока она накрывает на стол, я разглядываю дом. Небольшая, но уютная "хрущевка", невысокий потолок с элегантной хрустальной люстрой, в кресле у окна раскрытая книга, женский роман с красивым названием "Найди мечту".
- Прошу к столу! - она успела переодеться и подкрасить губы.
На столе фрукты, три четыре вида салатов, красиво нарезанные колбаса, сыр и ветчина, а во главе этого великолепия бутылка марочного армянского коньяка. Она неплохо подготовилась к ужину.
- Ну, чего же вы ждете?! Открывайте!
Беру в руки увесистую бутылку, название на этикетке написано на армянском.
- Этот коньяк называется "Ахтамар"! - говорит она. - Никогда не слышали?
- Нет, не слышал...
- Ахтамар - это остров на озере Ван, где когда-то находилась резиденция армянского царя. Есть красивая легенда об этом острове, на котором юная Тамара полюбила молодого монаха....
Наполняю бокалы ароматным напитком.
- Спасибо! Ну, так вот... - продолжает она. - Между молодыми закрутился роман. Любовь, как вы понимаете. Однако, об этой любви узнал настоятель монастыря и велел сбросить возлюбленного Тамары с высоких стен.