Во второй месяц года долина Светящейся реки так прогрелась, что куда ни глянь увидишь зеленый ковер, словно расшитый яркими цветочными головками. Красные маки соседствовали с лиловыми колокольчиками, желтые одуванчики стелились ковром рядом с медовыми цветами клевера. Еще недавно пашни чернели перевернутыми сохой комьями земли, а теперь нежная зелень ранних всходов расчертила их тонкими линиями.
В один из таких радостных дней принцесса Тэхар, отдыхая на свежем воздухе под воздушной кроной цветущего урюка, вскрикнула и схватилась за живот.
"Рано", - подумала Биришим, еще загодя просчитав, что ребенок должен родиться в конце третьего месяца. Но Анахите было угодно, чтобы он увидел свет именно в этот день!
Город замер в ожидании благополучного разрешения принцессы от бремени. Придворная травница поила принцессу успокаивающими отварами, а женщины, знавшие толк в принятии родов, уложили Тэхар и, подбадривая и похваливая госпожу за послушание их наставлениям, приняли на руки недоношенную девочку, которая, впрочем, сразу закричала - тихо, нежно, как и положено настоящей принцессе. Завернув ее в мягкий хлопковый отрез, Биришим, агукая и улыбаясь, положила новорожденную к матери, но та испугалась, увидев сморщенное личико и огромные в сравнении с тельцем ладошки, которыми она беспорядочно водила перед собой.
- Что ты, госпожа, - успокаивала Биришим, хотя сама удивлялась, как такое крохотное создание может двигаться и даже жить, - она просто еще очень маленькая. Вот посмотришь, пройдет месяц-два, и ее личико округлится, и будет наша девочка красавицей, как и мама!
- Убери, - сглотнув комок в горле, приказала Тэхар, - когда будет красивой, тогда и принесешь.
Биришим забрала девочку и отдала ее кормилице.
То, чего она ждала не меньше самой принцессы, свершилось! Беременность ее госпожи благополучно разрешилась, за ребенком есть кому присмотреть, сама принцесса здорова - чего еще ждать?.. "Еще несколько дней, пока она отойдет от родов, встанет, вернется к обычной жизни". Биришим оттягивала трудный разговор.
- Этому не будет конца! - воскликнул Паланг, возражая. - Найди в себе смелость сказать, что ты тоже ждешь ребенка, что хочешь, чтобы у него был отец, как и у ее дочери.
- Паланг... неужели ты не понимаешь, что мы и они... она - госпожа! Понимаешь? Госпожа! Да еще так непредсказуема... может случиться так, что мы больше никогда не увидимся... Я служанка, Паланг, я не свободный человек, как ты или Жаркын...
Камнерез не нашел слов, чтобы возразить. Любимая права! Они не могут сами распоряжаться своей жизнью. Тогда... тогда остается одно - бежать!
- Нас поймают, - казалось, демон сомнений вселился в душу всегда уверенной в себе женщины.
- Мы подумаем, как уйти незамеченными...
- О чем ты говоришь?! - отчаянье прорвалось в крике Биришим. - Как можно не заметить мое отсутствие?! Я служанка! Я всегда рядом с принцессой!
- Тише, тише, - Паланг обнял любимую, - тише, мы что-нибудь придумаем... - успокаивал он, не видя другого выхода, кроме побега.
Жаркын частенько бывал невольным свидетелем горячих бесед камнереза и Биришим. Он полюбил обоих, как своих детей, и молча переживал, волнуясь за их судьбу.
- Дочка, - позвал он, когда Биришим привычно убегала во дворец.
Служанка вздрогнула. Никто не звал ее так с тех далеких времен, когда родная мать еще совсем девочкой отдала ее во дворец кушанского царя в услужение.
- Подожди, не уходи.
Биришим присела рядом со стариком на глиняную ступеньку у стены дома. Морщинистая ладонь легла на ее колено. Тепло от нее просочилось сквозь плотную ткань хитона. Что-то давно забытое всколыхнулось в груди, взбудоражило, да так, что на глаза навернулись слезы.
- Послушай, дочка, - старик никогда не обращался к ней иначе, чем "госпожа", и вдруг так нежно и по-отечески заботливо зазвучали его слова: - Знаешь ли ты небольшую птицу, которая летает высоко и высматривает добычу, а потом камнем летит с небес, так смело и отчаянно, будто нет для нее никаких преград?
Биришим пожала плечами.
- Ты говоришь о соколе, конюх?
Жаркын одобрительно кивнул.
- Да, дочка, о нем! Знаешь, в чем его сила? - он вопросительно взглянул прямо в лицо Биришим - округлившееся за последнее время, сияющее белизной ухоженной кожи. - Сила его в несгибаемом духе и бесстрашном сердце! - Ответил сам и добавил: - Он не умеет отступать. Поняла?
Биришим потупила взор. Потом прикрыла горячую ладонь старика своей прохладной ладошкой и улыбнулась.
- Спасибо, отец, я поняла!
Всего лишь прозвучали слова, хоть и сказанные горячо, от сердца, но в них Биришим почувствовала неравнодушие и поддержку; не наставление, не просьбу, не приказ, а доброту, идущую из глубины души. И появилась надежда! А вдруг принцесса услышит ее женским сердцем? Услышит ее, поймет и благословит на создание семьи! Не отступать от мечты, как сокол от цели! Идти к ней, несмотря ни на что! И молиться Анахите! Просить о женском счастье - коротком, но желанном!..
Принцесса Тэхар пребывала в скверном расположении духа. Она маялась от безделья и бесконечно копалась в себе.
- Биришим, он меня больше не любит, - сетовала она служанке, нагоняя тоску не только на себя, но и на нее.
- Любит, госпожа моя, еще как любит! Уж поверь!
- Нет, Биришим, ты ошибаешься...
Слезы, тяжелые вздохи и пустой взгляд в никуда!
Дочери для Тэхар словно не существовало. Прошел месяц с ее рождения, но как только Биришим приносила маленький живой сверток, сама млея от нежности, глядя на округлившиеся щечки и сочные губки маленькой принцессы, Тэхар равнодушно отворачивалась, а то и взвизгивала, требуя избавить ее от нерадостного зрелища.
- Госпожа, твоя дочь прекрасна! - в один голос вторили слуги, но это вызывало лишь еще большее раздражение принцессы.
Сколько раз Биришим вспоминала усопшую царицу Висвихани, которая, как теперь стало ясно, лучше всех знала, как успокоить принцессу, или, напротив, заставить ее действовать, думать, жить.
За восточной стеной города по приказу царя Ахвирпата возвели мавзолей, где останки погибшей царицы, уложенные в каменный оссуарий, обрели вечный покой. Принц Афарун горевал по матери, но государственные дела, возложенные на него отцом, отвлекали от грустных мыслей. Некогда пребывать в печали, когда враги с запада, потерпев неудачу раз, вовсе не оставили попытки захватить Никшапайю. Караваны требовали большей охраны, стены Города Образа Светлых Вод нуждались в укреплении. Царь теперь правил из более укрепленного города Кат, а принцу надлежало нести стражу на западных рубежах царства.
Харбалан стал тенью принца, его незаменимым помощником и советчиком. Каждый день - и утром, и вечером - они обсуждали состояние войска, работы по укреплению бастионов, разбирали доносы соглядатаев, слушали лазутчиков, все чаще приносивших нерадостные вести.
- Караван пришел из Хваризма. Половина верблюдов пала в пути от плохой воды в колодцах. Товары оставлены в песках... Соглядатаи видели чужих в дальних усадьбах. Якобы нанялись на работу в полях. Но на земледельцев они не похожи. Глаза так и рыщут по всем, кто мимо идет, соху держат плохо, работают мало, видели у них и припрятанное оружие - короткие мечи, ножи.
Глаза принца сомкнулись в щелки - взгляда не разглядеть. Слушая доклад лазутчика, он поглаживал камень на перстне, подаренном отцом. Воинственный бог йонов так и звал в бой, потрясая в воздухе огненным посохом. Сокол только ждал команды, чтобы взмыть ввысь и пронзительным криком возвестить о начале битвы. Чего ждать? Надо бить врага за пределами родного города, а не ждать, когда он обрушится на его стены, угрожая разрушить не только их, но и саму жизнь! Такие мысли все чаще приходили в голову, и принц решил поделиться ими с опытным военачальником.
- Ступай, - выслушав, принц отослал лазутчика и, помедлив, обратился к Харбалану: - Если мы знаем, что враг находится у нас под боком, не стоит ли уничтожить его раньше, чем он осмелеет и позволит себе приблизиться вплотную?
Харбалан не спешил с ответом. Оборонительная тактика царя Ахвирпата была хорошо продумана. Каждый воин занимал свое место. Нападение - это совсем другое! Войско не готово для стремительных атак. Чего не скажешь о быстрых отрядах персов и кочевниках, ветром опустошавших селения. Старому кушанскому воину по душе были открытые сражения. Он помнил свои победы, во многом состоявшиеся благодаря его умелому командованию. Но и войско у него было другое: кушаны по природе своей - те же кочевники! Кровь закипает в их жилах от азарта боя! Чего не скажешь о воинах Никшапайи!
- Господин, не стоит торопиться, - издалека начал Харбалан, - думаю, тебе необходимо обсудить этот вопрос с отцом - он опытный стратег!
Харбалан хотел было развернуть тему развития стратегии обороны государства, но в тронный зал стремительно вошла принцесса Тэхар. Из ее глаз разве что не вылетали молнии!
- Мой господин! - ее голос дрожал, но не от слабости, в какой обычно пребывала она, а от гнева.
Предполагая бурю, Харбалан низко поклонился и решил ретироваться, отложив разговор на утро, но Тэхар остановила его:
- Харбалан! Не ты ли обещал моему отцу всегда защищать меня?
Искоса посматривая на принца, военачальник пытался угадать, к чему клонит его царственная подопечная.
- Я всегда рядом, госпожа, - неопределенно ответил он и, сжав рукоять меча, висевшего на широком поясе, расшитом золотыми бляхами, склонил голову так низко, что никто не смог бы понять озабоченность, сквозившую в его взгляде.
- О да! Ты рядом! Но не со мной! Ты всегда с ним! - она выпростала трясущуюся руку вперед. Клацнули золотые браслеты на тонком и бледном запястье. Повисла тягучая пауза.
Афарун молчал. Он лишь сжал губы, отчего они вытянулись ниточками, несмотря на их природную пухлость.
Капризы жены все дальше отдаляли их друг от друга. Принц сам нуждался в женском утешении, в тихой беседе наедине, в искренней ласке. Усталость от постоянных сцен недовольства, от беспочвенных обид, равнодушие принцессы к дочери расстраивали его не меньше набегов кочевников. Он чувствовал себя одиноким, несмотря на свиту. Ему не хватало женского внимания, любви, нежности. Поделившись с отцом своим недовольством семейной жизнью, Афарун услышал совет, о котором теперь все чаще задумывался.
- Возьми себе еще одну жену! Ваш брачный договор допускает это. И тебе будет утешение и ласка, и ей урок послушания.
Но принц видел в поведении жены не просто капризы, а причуды больного разума. Он боялся, что само известие о сопернице ухудшит состояние Тэхар. В моменты таких размышлений ему не хватало мудрости матери. Да, она оказалась незаменимой! Новая жена отца только прелестно выглядит. В ней нет и капли того ума, которым облада его мать. Она умела влиять и на государственные дела, оставаясь в тени отца. Только с ее уходом, Афарун понял, насколько великой женщиной была она! И какой матерью!.. Его дочери не повезло. Мать не желает ее даже признавать. Как изменить настроение Тэхар, принц не знал. Вот и сейчас он слышит упреки вместо слов поддержки в такое непростое время.
- Ты, ты... мой господин... - дрожащий голос прерывался сдерживаемыми рыданиями, - ты совсем забыл обо мне...
- Тэхар... - в голосе принца прозвучала мольба. - Мы решаем важные государственные дела. Я приду к тебе... позже...
Биришим, стоявшая поодаль от принцессы, подхватила ее под локоть.
- Пойдем, госпожа, видишь, твой муж занят, но он придет к тебе...
Тэхар с силой оттолкнула служанку. Никто не ожидал этого от слабой принцессы. Биришим упала бы, но крепкая рука Харбалана удержала ее. Тело сразу вспомнило былые объятия и зачастило в груди, да так гулко...
- Надо увести ее, - низкие ноты голоса бывшего любовника ударили в уши, несмотря на то, что он говорил тихо, только для нее.
- Да, господин, - также тихо ответила Биришим и выскользнула из его рук.
Несколько слуг прибежали на помощь. Тэхар ослабла в их руках и ее отвели в покои. Напоив госпожу маковым отваром, Биришим оставила ее и вернулась к тронному залу. Она поддалась внутреннему порыву, толкающему ее к бессмысленному поступку, но остановиться уже не могла.
Стоя у дверей, она услышала конец разговора принца и военачальника, и это стало последней каплей, переполнившей сосуд сомнений - больше отступать некуда!
- ...да, это будет лучше и для нее, и для меня... Восточные рубежи пока спокойны, думаю, отряда для сопровождения хватит. В Наутаке воздух свежей, крепость на скале надежна, и, если что, путь в Смаракансу открыт. Там ее примут... я напишу царю...
Худшие предчувствия Биришим обретали реальность. Принц отправит Тэхар подальше от Никшапайи и ее вместе с ней! Биришим хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Она сползла по стене, скользя по прохладной глине ладонями. Паланг... Нимидин... как она будет жить без них?.. Конюх... сердце сокола... Нет, в ее груди сердце голубки, только и умеющей, что гундеть...
- Биришим? - Харбалан поднял ее и, отодвинувшись чуть в сторону, чтобы не заслонять свет факела, вглядывался в бледное, покрытое блуждающими тенями, лицо. - Что с тобой? Что ты здесь делаешь?
Надежда, почти угаснувшая в груди, вдруг снова разгорелась, как фитиль, впитавший масло.
- Харбалан, господин мой! - взмолилась Биришим. - Выслушай меня, прошу! Помоги мне! Я ведь любила тебя так горячо, как могла...
- Не до любви мне сейчас, Биришим.
"Как некстати всегда эти женщины! Тэхар, теперь она..." Харбалан подтолкнул служанку, побуждая ее уйти, и сам, как лазутчик посматривая по сторонам, поспешил покинуть деловую часть дворца.
- Не о любви прошу, господин мой, о помощи! - не унималась Биришим.
- Помощи? Что у тебя случилось?
Биришим решилась и обреченно, как только способна отчаявшаяся женщина, сказала:
- Я беременна, мой господин...
Харбалан опешил.
- Как беременна? Мы с тобой не встречаемся...
Биришим опустила глаза и проговорила:
- Это не твой ребенок.
- Так что же ты хочешь от меня? - военачальнику надоело женское представление. Он устал от дворцовых интриг больше, чем от долгой скачки по полям.
"Смелость маленького сокола!" - Биришим вспомнила конюха и его рассказ и с жаром схватила руку, в которой видела свое спасение.
- Я хочу выйти замуж за отца моего ребенка! Но принцесса не отпустит меня, я даже говорить с ней об этом боюсь. Помоги мне, господин мой! Оставь меня в городе под любым предлогом, прошу тебя! Не отсылай меня в Наутаку с Тэхар! Что будет с моим ребенком, когда она узнает о нем? Что будет со мной?..
- Ты с ума сошла? - с губ сорвались слова, в большей части адресованные принцессе. Но ей он не мог сказать этого, а ее служанке... - Как я могу оставить тебя, если она уедет? Ты ее служанка! Ты всегда должна быть рядом с ней!
Гнев, железным скрежетом прозвучавший в словах бывшего возлюбленного, лишил сил. Биришим отпустила его руку и, посмотрев так, будто видит в последний раз, склонила голову в поклоне. Освободив путь военачальнику, она прижалась к стене, чувствуя, как силы покидают ее, а сокол, поселившийся было в сердце, удаляется ввысь, порывисто взмахивая крыльями.
Харбалан сделал шаг, еще... и, вдруг поняв отчаяние женщины, остановился.
- Биришим... я дам тебе денег. Когда придет срок, тебе будет чем заплатить... кормилице...
Она лишь кивнула в ответ.
- Я... я не знаю, чем еще я могу помочь тебе... - Харбалан словно оправдывался. - Иди. Тебе надо отдыхать... Береги себя... - он замялся и, потоптавшись, ушел.
С тех пор как Харбалан стал военачальником Никшапайи, кушанский отряд перебрался за дворцовую стену, поближе к дворцу. Несмотря на то что цитадель была в полном его распоряжении, Харбалан предпочитал жить в полупоходных условиях: спал не в шатре, но в простом доме рядом со своим войском, выставлял дозор, как в открытом поле, каждый день общался со всеми воинами, зная таким образом все об их жизни.
После смерти Виркана и его дочери цитадель опустела. Жену бывшего военачальника вместе с малолетним сыном отправили в одну из дальних усадеб, не лишив, впрочем, ни достатка, ни личной охраны. Но покои цитадели содержались в чистоте и порядке, всегда готовые принять всю царскую семью в случае опасности.
Принц Афарун проводил немало времени в библиотеке, с особой тщательностью изучая старые документы, пытаясь найти в них ответы на те вопросы, которые роились в его пытливой голове. Харбалан частенько присоединялся к нему. Не умея читать, он слушал; с мудростью, обретенной годами службы, внимал голосу принца, анализируя услышанное и делая замечания - не советы, не отрицание или одобрение действий далеких предков, а свое мнение предлагал он ищущему истину господину.
В последние дни Харбалан размышлял о войне Наксендара и Спитамена. Как об одном, так и о другом в народе слагали легенды. Но, если Наксендара вспоминали как завоевателя, хоть и грозного, и великого, то Спитамена величали не иначе как героем, а его борьбу за свободу народа Согда воспевали в песнях.
Вернувшись из дворца, военачальник принял доклад о состоянии своего отряда, поужинал и, уединившись в своем глиняном доме, снял доспехи, умылся и прилег на суфу. Усталость навалилась на него грузным облаком. Лежа на спине с прикрытыми глазами, он думал о прошедшем дне. Его мысли путались, чего обычно не происходило. Спитамен, Афарун, Наксендар, Тэхар, Биришим... комок из образов людей разных эпох, хаос в голове - ни уснуть, ни разобраться!
Ругнувшись вслух, Харбалан сел. Факел чадил. Разреженный черный дымок рывками поднимался к отверстию под потолком, норовя выскочить на свободу и там рассеяться в темноте ночи. Вставать самому не хотелось. Ноги гудели и требовали покоя, да и особой прыти не осталось. Мысли об усталости нагоняли тоску.
- Эй, кто там есть! - позвал Харбалан.
Вошел стражник.
- Подлей масла, поправь фитиль, - приказ прозвучал вяло, слова неохотно слетели с губ.
Напитавшись новой порции масла, фитиль ожил, огонь собрался вокруг него ореолом. Красный, желтый, голубой... Каков огонь! Нет пищи, так он чернеет, есть пища - сияет радугой. Биришим... Вспомнились жаркие ночи, когда он, подминая хрупкое девичье тело, ощущал всю свою мужскую силу, а страстные стоны возбуждали еще и еще, и их слияние казалось нескончаемым.
- Исчадие демонов! - от невольных мыслей его тело вновь напряглось. - Какова! Мне жаловаться на принцессу! Мне говорить о своем ребенке! - Харбалан не заметил, как разговаривает сам с собой.
Вновь появился воин охраны. Молчаливый вопрос в глазах. Такой же ответ жестом. Воин удалился. Харбалан встал и прошелся босыми ногами по прохладной глине пола. Холодок в ногах странным образом освежил голову. На смену раздражению пришла забота.
"Как ей помочь?" Старый воин задавал себе мучивший его вопрос, но не находил ответа. Вслед за мыслями о Биришим вернулась рассудительность. Ему надо готовиться в путь! Хоть теперь он военачальник Никшапайи, но не забыл своей главной заботы - охрану принцессы Кушанского царя!
- Да, я пойду. Доведу ее до крепости в Наутаке, оставлю там отряд охраны и вернусь.
Уже с удовольствием он походил по покоям - туда, сюда, обратно. Остановился. Снова печальный образ служанки нарушил покой. Как же быть? Жаль ее... хоть и не его ребенок, но ведь дитя! И она - мать! Он мужчина, воин! Должен защитить, должен!
Стало легче. Волнение оставило, потянуло в сон. Харбалан прилег.
Странная картина привиделась ему, как только голова коснулась ложа: тот самый конюх, который прибился к ним по пути, сидел на берегу Светящейся реки и, поддевая бегущую воду ладошкой, вскидывал ее в воздух. Капли воды, поймав солнечный свет, сияли стеклянной россыпью, отражая все цвета радуги. Конюх тихонько посмеивался, радуясь, как ребенок, и мудрыми глазами искоса поглядывал на обескураженного воина.
- Светится! - кричал конюх, не открывая при этом рта. - Светится вода!
- Светится... - вторил ему Харбалан.
Так он и уснул, обретя во сне покой и ясность мыслей.
В 346-348 гг до н.э. Спитамен возглавил борьбу с македонскими завоевателями, когда хитростью, когда в открытом бою принося войску Александра Великого большой ущерб. Спитамен был предан и обезглавлен, но память о его деяниях сохранилась в народе на века.