Авангардный отряд вышел вперед, когда полоса неба над головой едва посерела. Харбалан не трогался, нервно ожидая вестника, который уже давно должен был появиться. Все готовы. Пора в путь! Но не только военачальник тревожился. Провожатый из местных напряженно вглядывавался в ущелье, прищурившись, исподлобья поглядывал на посветлевшие вершины хребтов.
Что-то здесь не так!
- Приведи проводника! - приказалт Харбалан воину, который постоянно держался рядом.
Неряшливо одетый, с небрежно подстриженными волосами, примятыми с левой стороны и торчащими как иглы дикобраза с правой, этот человек сразу не внушал доверия. Но старейшина села дал именно его в провожатые, сказав, что лучше этого охотника никто не знает окрестных гор. На охотника он совсем не похож. Ни лука, ни колчана со стрелами, ни удобных сапожек, да и запах от него такой, что все зверье разбежится! А вот нож за поясом, похоже, часто бывает в деле.
Проводник, подбегая к начальнику каравана, осклабился, обнажая испорченные зубы, и, как бы не замечая пристального вопросительного взгляда, сообщил:
- Можно идти, надо идти, совсем светло, караван готов.
- Можно, говоришь, - Харбалан сверлил его взглядом.
- Можно, можно, дорога дальняя...
В этот момент на входе в ущелье показался всадник. Он мчался галопом, не щадя коня. Улыбка слетела с лица проводника, как маска. Харбалан развернул коня навстречу посыльному. Тот резко остановился в двух шагах, да так, что конь встал на дыбы!
- Засада! - выдохнул взволнованный воин, опускаясь с конем.
Кивком головы военачальник указал на проводника. И тут же два крепких воина ухватили его за руки, сжав между собой так, что он не мог пошевелиться.
Харбалан спешился и склонился над ним.
- Говоришь, можно идти, - процедил он сквозь зубы.
- А-а, проклятый... - в ответ прошипел разбойник.
Дальше слушать Харбалан не стал. Злодея оттащили в сторону и, перерезав горло, бросили, как дырявый мешок.
Харбалан злился на самого себя. Ведь не понравилось то село, те люди. Старейшина хитрил, прятал глаза, и этот "провожатый"... а вот повелся, взял его, эх!..
- Что там происходит?
- Сражаются, - ответил воин, оторвавшись от чашки с водой. Капли задержались на его усах, острые кончики которых подрагивали при разговоре.
- Сколько их?
- Немного, но сидят крепко, не дотянуться. Сразу по выходу из ущелья сидят, по обе стороны, прячутся за камнями. Стреляют метко!
Харбалан приказал еще шестерым воинам отправиться на подмогу, а сам созвал совет.
- Назад идти опасно. Не знаем, поджидает там кто или нет. И послать некого, чтобы проверить. Будем ждать здесь? - он обвел испытующим взглядом своих ближайших соратников.
Бывалые воины крепко задумались. Каждый понимал, что если отряд, который сражается в ущелье, потерпит неудачу, то враг придет сюда. Держать оборону? А если сломят? Что будет с принцессой, с караваном?
- Когда шли сюда, я приметил в стороне сай. Уходит в ущелье. Можно там спрятаться. Занять оборону по верхам. Выгоднее, чем здесь внизу сидеть, - поделился своими мыслями один.
Харбалан сразу сообразил, что прав он!
- Поднимайте караван! Идем назад! Ты - впереди, показывай, где то ущелье!
Притихшее было стойбище ожило. Поднялись верблюды, груженые ослы встали друг за дружкой, лихо подгоняемые караванщиками. Принцесса ожидала решения военачальника среди воинов, окруживших ее вместе со служанкой и монахом. Харбалан подъехал к ним, резво спрыгнул с коня и приказал, обращаясь к Биришим:
- Дай ей свою одежду. Пусть снимет все украшения. Пойдете пешком среди всех.
Тэхар слушала, не переча. Она понимала, что ее жизнь и честь сейчас зависят от действий военачальника и его воинов. Харбалан подошел к принцессе и, как мог мягко, попытался успокоить:
- Переодевайся, госпожа! Это на всякий случай. Чтобы издали не распознали, что ты непростая женщина. Монаху скажи, чтобы снял свой яркий балахон или хотя бы держался подальше от вас, не привлекал ненужного внимания.
Вскоре две женщины, одетые в невзрачные рубахи, накинув на головы платки, закрывающие не только часть лица, но и почти всю фигуру, двинулись вместе со всеми, держась за руки.
- Все будет хорошо, госпожа, - шептала Биришим, крепче сжимая ладошку Тэхар. - Харбалан не даст тебя в обиду. Он славный воин!
Тэхар знала о том, что ее служанка ночами бегает в шатер военачальника, и не препятствовала этому. Судя по ее довольному лицу и игривому настроению, Харбалан не обижал ее. Сейчас щеки Биришим горели от возбуждения. Серые глаза смотрели вдаль, словно там, на синеющем небосводе, она читала тайные пророчества.
- Хорошо, хорошо, только руку мою не раздави! - нарочито жестко ответила Тэхар.
Биришим отпустила влажную ладонь и растерянно, с испугом, что выдала свою тайну, опустила глаза.
- Прости, госпожа, я только хотела...
Тэхар улыбнулась. Нашла ее руку в складках балахона и сжала. Биришим перевела дух.
Караванщик наметил брод, и началась переправа. Верблюды только намочили ноги, а ослы погрузились по брюхо. Кони ступали по стремительной воде осторожно. Копыта скользили по невидимым скользким камням. Это пугало лошадей, они фыркали, не слушались всадников. Тэхар с Биришим переправились одними из первых на пустынных великанах и теперь наблюдали за обозом с другой стороны реки.
Жаркын вел под узцы двух тонконогих скакунов, обходя валуны, в которые вода билась со всей мощью и потом с силой выплескивалась, огрызаясь и обтекая их и мчась дальше. Жеребцы тоже огрызались, пытались вырваться, но Жаркын находил нужные слова, в нужное время ослаблял или натягивал повод, и они продолжали идти, сопротивляясь стихии. Переправив двух коней, Жаркын пошел за двумя оставшимися. Полы халата набухли от воды и тянули вниз. Жаркын ступал на коварное дно реки, наклоняясь навстречу ее течению. Если смоет, не миновать беды! Побьет о камни, да и выберешься ли, а выберешься, то где? Попадешь еще в руки разбойников! Но вот и берег! Ступив на него, конюх отдышался, отжал полы халата и взялся за уздцы других своих подопечных, которых он предусмотрительно привязал к деревцу олычи.
Харбалан доверил переправу караванщику, а сам ждал воина, отправленного вперед. Вот он показался на гребне ближайшей скалы и замахал желтой тряпкой. Можно идти!
По ложбинке между холмами караван прошел до тихой речки, ложе которой почти полностью высохло за лето; тонкий ручеек бежал в самой ее середине, то пропадая под камнями, то выныривая из-под них. Нигде не видно было протоптанной дороги. Зигзаги козьих троп терялись на скалистых стенах, террасами спускающихся к ручью. А он огибал их, петлял между холмами и скалами. Караван шел по сухому руслу, торопясь скрыться за одиноким камнем, вставшим дозором между бурной рекой и сухим ручьем.
- Господин, - запыхавшийся воин подбежал к Харбалану, - там есть проход! Узкий, но достаточный даже для верблюда с поклажей.
"Хранит нас Создатель!" - про себя промолвил Харбалан и приказал ускорить шаг.
Узкое ущелье пройдено! Впереди долина, окруженная новой цепью исполинов. Жаркын не переставал удивляться необычности Согдийских гор! Не так высоки, как горы его родины, не так холодны, но сколько их, поднимающихся острыми хребтами в небесную синь, или плывущих бесконечными холмами до самого горизонта! Ручейки, реки, бурные и плавные, текут в ущельях, между холмами, уходят под горы и низвергаются водопадами прямо со скалистых стен, то сверху, то пробив силой воды отверстия посередине! Обманчива осенняя окраска Согдийских гор! Пожухлые за знойное лето травы, обмелевшие русла рек говорят о нехватке воды, но сколько ее под землей! Кажется, копни в любом месте и вырвется вода на свободу! На холмах, в ложбинках и из-под камней, у подножия скал вытекают подземные воды - студеные, чистые! Да и горячие источники, подобные тому, в котором купался он, когда гостил в далеком стойбище среди елей Небесных гор, вытекают из-под земли, парят над камнями и вливаются в реки, облепляя прибрежные камни белесыми и желтоватыми натечками.
Кони идут легко. Жаркын постарался: переправил, почистил каждого, подогнал упряжь. Кони тонконогие, стройные, быстрые. Люди говорят, таких выращивают на другой стороне Большой реки, в странах Черных песков. Только здесь, на горных дорогах им не разогнаться - берегут их, не грузят, не дают резвиться по кручам. Воины едут на других конях. Те выносливые. Ростом ниже, грудь шире, ноги крепче. Всадники сами заботятся о них.
На вороном едет сам военачальник. Все успевает рассмотреть - и округу, и каждого в караване. Но особая его забота - принцесса! А она смелая! Идет со своей служанкой, как с подружкой - ни разу не закапризничала. Сейчас, когда опасность миновала, и караван вышел на хоженую дорогу, Харбалан уговорил Тэхар сесть на верблюда. Не на осле же везти принцессу! На одном бактриане меж его горбов устроили седло на двоих. Соорудили балдахин. Парадный вид верблюда, его меланхоличное пожевывание, мягкая поступь сгладили страх принцессы, вызвали симпатию, и она согласилась ехать на нем вместе с Биришим.
Две девушки веселились, покачиваясь в такт шагам пустынного великана. Их легкий смех умилял путешественников, а песни отвлекали от дороги, уносили туда, где остались любимые - жены, дети, родители. Жаркын тоже задумался, вспомнил свою молодость. Почему-то под девичьи песни вспоминается все такое... приятное. Как он скакал на коне! Как догонял красавиц на праздниках! Сколько сладких поцелуев стали ему наградой! А как отбирал козла на купкари! Да, молодость... Прошла она, а вместе с ней и смелость, и азарт. На этой переправе сколько страха он натерпелся! Ноги уже не те, нет в них былой крепости. Еле справился с ними в реке! Все норовили подогнуться, соскользнуть. Но все позади! И разбойники, и переправа. Хороший военачальник у них, умный, опытный. Вон как обманул злодеев! Жаль, добрые воины погибли, и не погребли их, оставили на расправу стервятникам и шакалам...
Хребет за хребтом преодолевал караван. Белые чаши солнечных цветов покачивали им вслед с желтых холмов, прощая и благословляя в путь. Воды крупных и мелких рек пели свои вечные песни, то ворча, как старухи, то лаская слух нежными переливами. Долины становились все шире, хребты - все ниже. И вот, в один из дней пути, на вечерней заре, все хребты остались позади, а впереди, насколько хватало глаз, до самого западного горизонта пестрым покрывалом раскинулась широкая - от края и до края! - долина. Жаркын, стоя на холме, смотрел и смотрел, не веря глазам своим. Нежели такое бывает?! Велик подлунный мир! Разве мог подумать старый пастух, всю жизнь бродя по горным лугам с овцами да конями, что когда-то, на склоне лет, Тенгри подарит ему такое величественное зрелище! Бесконечный простор! Земля будто соткана из множества разноцветных лоскутов, как одеяло, какое Айтулин собирала из остатков тканей и кусков старой одежды. В свете крепчающей зари желтели прямоугольники поспевших злаков, зеленели сады и виноградники. Лента реки, окрасившись в пурпур, лениво петляла между ухоженными усадьбами земледельцев, змеей извивалась в зеленых лугах, обрамляющих русло. Солнце, падающее за край земли, щедро золотило Страну Плодородных Долин. Красные, желтые, розовые, зеленые краски на горизонте смешивались с синевой небес, а пышные облака, потеряв белоснежную девственность, плыли по небу, по дороге, известной только им...
- Что старик, не видал такого у своего Теплого озера? - подтрунил над Жаркыном один из караванщиков.
После того случая у шатра принцессы старый конюх стал известной фигурой в караване. Несмотря на сражение с разбойниками, бегство и трудности пути, Харбалан не забыл о старике, допросил его, разузнал о каменной лягушке у Биришим, попросил показать ему камень конюха. Рассказ старика о подарке Священного озера стал любимой байкой, которую у каждого костра уже рассказывали на свой лад. Жаркын не распространялся о тайне, связанной с его лягушкой. Попробуй, расскажи всем о ее лечебных свойствах, стащат ведь! А так - камень, как камень! Да, ценная вещь, тонкой работы, хотел порадовать принцессу, зачем ему такая ценная вещь? Все думали: повезло старику! Но и жалели его, ведь из-за этой драгоценности он потерял все, что было в его жизни - и жену, и дом, и даже собаку! Но и уважали его за умение обращаться с лошадьми так, как никто другой не умел. Зла от него не было, Харбалан оставил его, не докучая особым вниманием, чему Жаркын несказанно обрадовался. А то ведь и за свою жизнь опасался...
Конюх задиристо ответил:
- Я такое в своей жизни повидал, что тебе и не снилось!
Но красота расстилающейся перед взором долины размягчала самые суровые сердца, не то что отзывчивое сердце жителя далеких снежных гор, и он восторженно добавил:
- А такого, верно, до сего дня не видывал!
Тэхар тоже любовалась закатом. Но красота долины не тронула ее сердце; в нем поднялась тревога. Где-то там, в этой бесконечной степи, теперь будет ее дом. Что ждет ее там? Каков ее жених? Будет ли он к ней добр, полюбит ли она его?.. Девичье сердечко, еще не знавшее настоящей любви, трепетало от мысли об этом неизвестном еще чувстве. Отец говорил, что принц добр, что царь Никшапы предан ему, что войско, возглавляемое мужественным Харбаланом, будет с ней всегда.
- Принцесса, - военачальник окликнул ее, стоя на расстоянии.
После испытаний, пережитых вместе, он уже не пугал девушку. Ни его острый взгляд, ни бряцающие доспехи, ни суровость по отношению к воинам и слугам теперь не казались невыносимыми, напротив, Тэхар полностью доверилась преданному слуге отца.
- Подойди, Харбалан, - она повернулась ему навстречу.
- Вижу тревогу в твоих глазах...
Тэхар потупилась и чуть было не расплакалась. Старый воин догадался о страхах девушки. Он поспешил успокоить ее, как мог.
- Все будет хорошо, не бойся, госпожа. Никто не посмеет обидеть тебя.
- А принц? Ты видел его? Каков он?
Вот о чем тревожится юная принцесса! Эх, молода еще, совсем девочка. Как успокоить ее? Вряд ли он найдет нужные слова. Да и что он знает о любви?! Всю жизнь в седле. Ласки служанок и рабынь - его услада. А любовь... надо поговорить с Биришим. Она-то знает толк в любовных утехах! Пусть подготовит невинное дитя.
- Нет, госпожа. Я видел юношей его отца - царя Ахвирпата. Давно это было. Да и не с самыми добрыми намерениями бывал я в Городе Светлой Воды. Отец твоего отца - великий царь Васудэва! - послал меня тогда за налогами.
Тэхар вдруг не на шутку испугалась. Ее большие глаза остановились, лицо побледнело. Едва слышный шепот достиг ушей Харбалана, который и сам испугался на такую реакцию принцессы.
- Он отомстит мне...
- Кто, госпожа?
- Царь... Ахвирпат...
Харбалан корил себя за излишнюю болтливость. Но кто ж мог подумать, что в этой светлой головке его слова сложатся в такой ужасающий образ?!
- Госпожа, принцесса, нет оснований беспокоиться. Сейчас другие времена. Царь Ахвирпат мудр и он нуждается в нашей поддержке, как и мы в его. Наши народы уже не один десяток лет живут мирно. Другие враги у нас - кочевники, которые, как неблагодарные собаки, пощипывают окраины Кушанской империи, владения твоего отца и царя Ахвирпата.
Тэхар выдохнула, она словно очнулась от беспамятства и покачнулась. Харбалан жестко - иначе он и не умел! - подхватил ее на руки. Биришим, наблюдающая за господами, уже бежала к ним, слуги за ней.
- Госпожа... Тэхар...
Харбалан вспотел от страха. Нежный цветок в его руках, умеющих крепко держать меч, натягивать самую тугую тетиву, метко бросать самое длинное копье, мог рассыпаться на лепестки! Старый воин стоял с принцессой на руках, не шевелясь. Она, то ли замерла от неожиданности, то ли потеряла сознание - Харбалан боялся даже взглянуть на ее лицо. Положение спасла Биришим.
- Опусти ее на землю, господин...
Но мало было сказать, надо было сделать это настойчиво!
- Господин, немедленно опусти принцессу на землю!
Биришим знала своего господина! Она знала, когда лучше не попадаться ему под руку, и как отвлечь от тяжких дум, а теперь смогла и приказать!
Харбалан опустил принцессу на пожухлую траву. Биришим присела к ее изголовью и мягко, по-матерински, погладила нежную щечку.
- Госпожа, все хорошо... все очень хорошо...я с тобой...
Тэхар всхлипнула. Тяготы пути сказались на здоровье принцессы. Как она ни старалась держаться, но усталость от долгих переходов, неустроенность быта так повлияли на нее, что ласка служанки, напомнившая добрые руки отца, размягчила ее чувствительное сердечко. Тэхар расплакалась. Биришим гладила ее молча. Что же придумать? Как успокоить принцессу? И вдруг решение пришло!
- Из твоих прекрасных глаз, госпожа, уже вылилось столько слез, что набралось целое озеро! Вот будет, где порезвиться нашей лягушке!
При упоминании лягушки, Тэхар перестала плакать и приподнялась с колен служанки.
- Где она?
- В шкатулке.
- Пойдем, я хочу погладить ее!
К удивлению Харбалана приступ отчаяния прошел внезапно, как и появился. Военачальник подумал, что Биришим - непростая девушка, вон как она быстро успокоила принцессу! И эта лягушка... может быть, старый конюх прав - она лечит, и не только тело, но и душу? Главное, что не вредит! Но... как же быть? Ведь он подошел, чтобы сказать о том, что завтра до рассвета отправит гонцов царю Ахвирпату. И уже следует готовиться к встрече... Хотел сказать! И сказал! И вот что из этого вышло! Еще бы сказал о гонцах, она совсем бы заболела. Отправлю гонцов сам. А Биришим завтра ее подготовит. Время есть!
Солнце укрылось бесконечно прекрасным плащом зари и ушло на покой. Жаркын твердо верил в то, что дневное светило тоже нуждается в отдыхе, как и люди. Огнепоклонники проводили своего бога, называемого Митрой, и поспешили развести костры, огонь которых должен был ночью охранить их от зла, насылаемого на людей демоном Ахриманом. Собаки заняли свои места в отдалении от жаркого пламени, встав на страже у границы света и тьмы. Собаки видят и слышат то, что недоступно человеку! Поэтому пророк огнепоклонников, которого они называют Заратуштрой, завещал беречь собак, как и дикобразов, и выдр, и ежей.
Сколько всего узнал Жаркын о людях и богах, пока шел с караваном! Сколько на земле богов! И каждый посылает людям законы через своего пророка! Вот, Заратуштра, к примеру, был просто сыном хозяина верблюжьего стада, а поди случись такое, что бог Ахурамазда избрал его и стал он пророком, вестником, само имя которого уже не одну сотню лет вызывает священное благолепие у тех, кто верит в силу огня.
А другой бог послал на землю своего сына. И не просто донести истину, а спасти души людей, дать им шанс попасть в Божье царство! Где оно у них находится? Жаркын спросил. Христианин, как называли себя последователи божьего сына, воздел глаза к небу, а сказал, что царство то - в его сердце. Вот и пойми, как туда попасть! С Просветленным иначе. Он тоже был человеком, и ему открылась истина. Он сам додумался, что причина страданий человека - в нем самом. Жить хотим - вот и страдаем! Так-то оно так, но как иначе? Вот он, старый человек, а жизни все еще рад, все еще чего-то ждет от нее.
Услышал как-то Жаркын, что цель человека - достигнуть Нирваны, а там он может переродиться в цветок или птицу, а то и в червяка, если жил как червяк... Да-а-а! Жаркыну такое не понравилось. Другое дело его бог - Тенгри! Он не делает из людей проповедников, подчас обрекая их на мученичество, но одарил женщину бессмертием и взял ее к себе на небо какой она была - ни цветком, ни птицей, ни душу ее, а всю полностью - во плоти. Почему? Да потому что Тенгри влюбился в красавицу Умай и поступил по закону людей - женился на ней! Теперь она, помня, кем была до замужества, помогает женщинам - и роды облегчает, и детей оберегает, да и с женихами помогает, кто усердно просит ее об этом.
Тенгри всегда с людьми. Днем его не видно - делом занят, как и все! А ночной порой редко когда его сияющий глаз скроется с небосвода. Хоть прищурившись, а смотрит он за людьми, наблюдает, чтобы жили честно, праведно. Сам следит!
Рассказывали еще, что есть среди людей такие, кто призывает слушать сразу трех пророков: и Христа, и Просветленного, и Заратуштру! Что ж, ничего плохого в этом нет. Главное, чтобы человек жил по чести, по совести. Тогда ни ад не страшен, ни гнев богов, ни сансара! Но часто люди забывают о законах, не почитают своих покровителей, не боятся демонов. Вот тогда и получают то засуху, то наводнение, то саранча посевы пожрет, то мор скот погубит, а то и людей.
Жаркын почитал Тенгри и никогда не скупился на пожертвование, отдавал шаману в своем стойбище самого жирного барана. Это в последние годы, когда они с Айтулин уж совсем постарели и хозяйство их заметно поубавилось в поголовье, Жаркын носил шаману для восхваления Тенгри то кувшин кумыса, то хлеб. Шаман понимал. Ни разу не упрекнул! И за Айтулин просил, когда она умерла. Как он тогда плясал вокруг костра! Как старался смягчить сердце небесного покровителя! Просил допустить старуху в царские чертоги.
"Эй, Айтулин! Там ты?" Жаркын вглядывался в звездное небо, надеясь получить хоть какую-то весточку от своей старухи. Вон, звезда упала! Ай да Айтулин! Ай да Лунная Голова! И тут ухитрилась обмануть! И кого! Самого Тенгри! Не зря носила свое имя! Голова!..
Лунная дорожка в реке подрагивала, сжималась, вытягивалась, меняла свои очертания. Будто сам Тенгри посмеивался над хитростью старухи, и его круглые щеки приподнимались, подпирая узкие глаза, одно из которых в эту ночь освещало степь.
Задумчиво стоял Жаркын на берегу Светящейся реки. Что прямо смотри перед собой, что вдаль - она правда светится! Не зря дали такое название! Бежит вода по камням на мелководье - лунный свет бликами по ней, а где русло глубокое, течение плавное, там свет дорожкой, от берега к берегу, и тонет в пожухлой траве, которой смачно похрустывают кони. Они и без света корм найдут!
- Эй, старик, - окликнули его, - иди к нам, сейчас суп поспеет, есть будем!
И то ладно! В животе заурчало, да и вечер обещал быть интересным. Из ближайшего села люди пришли с дарами. У каждого костра кто-то сидит, что-то новое рассказывает, а то слушает о приключениях каравана за долгую дорогу.
Жаркын поправил халат, подтянул пояс и, легко ступая ногами в удобных кожаных ичигах, направился к костру. Ветер потеребил его холщовые штаны, скинул седую прядь волос на лоб. Жаркын пятерней пригладил редкие вихры, нахлобучил кушанскую шапку, полученную за помощь коню, у которого от неправильного седлания спина потерлась до крови. Не очень-то и нравилась старику эта шапка! Сшитая из шерсти, была она как колпак, но голову плотно укрывала, а острый край тульи воины скручивали к переду, скрепляя нитками - почитай, улитка на голове! Его шапка была лучше - войлочная, с красивыми отворотами, с вышивкой - но потерял в горах, а здесь таких не шьют.
Собаки поднялись, завиляли поджатыми хвостами. Жаркын любил собак. Вон та - рыжая с желтыми подпалинами в опавших боках - смотрит в глаза, даже кажется, что улыбается, и все старается сделать, чтобы угодить. Да и не только за кусок мяса или кость - в этом Жаркын не раз за свою жизнь убедился! Потому и подкармливал просто так, и ласково гладил по жестким лбам.
- Пусть остаток дня будет у всех счастливым! - витиевато приветствовал он сидящих за трапезой.
- Как ты?
- Как сам?
- Садись сюда.
Люди отвечали на добро добром. Кому ж доброе слово не будет приятным?! А сказать его - невелик труд! Жаркын был приветлив, никогда не жаловался на жизнь, не ворчал попусту - за это и уважали его караванные люди, да еще за умение справляться с конями. Это главное! В человеке прежде всего ценятся его умения, его дела!
За костром оказались и чужие люди. Они пришли из близлежащих селений, принесли мясо, вино, фрукты. Жаркын поймал пару изучающих взглядов, но опустил глаза. Люди любопытны! Каждому интересно знать о других - что за человек, откуда, с какими намерениями ходит по чужой земле.
Один из караванных подал чашу с дымящимся супом. Жаркын принял с благодарностью. В чашке под густым мясным бульоном с плавающими по поверхности золотистыми масляными пятнами томился распаренный ячмень и аппетитно торчала баранья косточка со сползающим с нее разваренным мясом. Жаркын сглотнул в предвкушении сытного ужина и, обжигаясь, отпил ароматного бульона.
- Так вот, - один из гостей, немолодой, худощавый, с сильными руками, знающими, что такое соха и кетмень, - решил продолжить прерванный рассказ. - На плечах Захака прямо из него выросли две змеиные головы!
Жаркын хлебнул больше, чем надо бы, и обжег язык. Глаза его расширись от боли, а рассказчик принял это за удивление.
-Так оно и было! - поспешил он уверить конюха. - Захак и сам был не рад тому, и не знал, как избавиться от них. А Ахриман нашептал, чтоб царь кормил змей мозгами молодых парней.
- Кто этот Захак? - тихонько спросил конюх у парня, сидевшего рядом. По чертам лица молодого человека можно было догадаться, что рассказчик - его отец. Носы у них одинаково крупные, овал лица, хоть и скрываемый полукруглыми бородками, заканчивался выпуклыми скулами, щеки под которыми впали, а вот прямые брови нависали над выразительными глазами.
- Это царь, который в давние времена правил нашим городом. Вон там видны огни на башнях, - парень кивнул за реку, подальше от того места, где они расположились, - крепость Захака, царя змей!
- А-а! - понимающе протянул Жаркын, а рассказчик поведал дальше:
- Настрадались люди от этого. Сколько молодежи погубил Захак, а от змей все никак не мог избавиться. Но появился на свет человек - славный воин Феридурн! - он и одолел царя змей! Но не сразу. Захак бежал, как трусливый шакал. Далеко бежал, туда, - землепашец махнул на восток, - но по пути остановился в наших краях и построил себе крепость - Кат. Недолго он жил здесь, но и того хватило, чтобы народ запомнил злобного и глупого царя.
- Люди говорят, - понизив голос, вставил свое слово другой гость, - что Захак и по сей день жив...
Мурашки побежали по спине Жаркына.
- Как жив? Ты же сказал, что это давно было...
Первый рассказчик недовольно посмотрел на соотечественника.
- Да мелет что попало! Убил его Феридурн! Это еще отец моего отца, а ему отец его отца рассказывал!
Но коренастый гость с хитринкой в глазах и не думал сдаваться.
- А я тебе говорю: не дал Ахриман убить своего верного слугу. Заковали его в крепкие цепи и опустили в одну гору. У нее на самом верху дыра огромная! Вот как до реки от нас! А из той дыры огонь изрыгается и дым валит. И до сих пор сидит там Захак! Ждет своего часа, чтобы отомстить потомкам Феридурна...
В воцарившейся тишине только слышалось потрескивание дров, да плач ночной птицы за рекой. Жаркын обглодал косточку и кинул ее собаке; поставил пустую чашку и промокнул влажные губы тыльной стороной ладони. Рассказ о страшных змеях хоть и пугал - кто ж не испугается такого! - но сейчас жизнь вокруг обволакивала людей мягкостью теплой осенней ночи. В этих краях ночь не спорила с днем и, когда приходил ее час, не жалила людей холодом. Свежий ветер от реки играючи разгонял дневной жар, а от горячего супа и жирного мяса благое тепло разливалось по телу.
- А что ваш царь? Ахвирпат? Он каков?
Гости встрепенулись, словно сбросили с себя наваждение повелителя тьмы, и, перебивая друг друга, сообщили:
- Справедливый у нас царь!
- И подати не так тяжки, и войско стоит на охране наших земель.
- Трудимся без опаски!
- А живет он где? В этой вашей крепости царя змей? Принцессу нашу где встречать будут?
- А, принцессу! Так ей встречу готовят в другом городе - в Никшапайе! Он там, дальше Ката, но недалеко. Завтра дойдете до полудня, если рано караван соберете. Может и принц со свитой сопровождать будет.
- Ха, ему не терпится свою невесту увидеть, выйдет навстречу, - со знанием дела добавил коренастый, потирая обвислые усы. - Как она? - подмигнул он, обращаясь к воинам. - Хороша?
- Хороша! А ваш принц? Каков он? - в свою очередь поинтересовались караванные.
- Умен! Головастый! Красив собой, только... не любит общества, все норовит уединиться. Царь приобщает его к управлению, учит послов принимать, суд чинить, а он больше тянется к одиночеству. То на охоту отправится, то в храме просидит весь день, таблички перебирает - читает! Говорю же - головастый!
- Наша тоже все со своей служанкой уединяется. Да с монахом, который учит ее мудрости Просветленного. Глядишь, найдут общий язык, - заключили собеседники со знанием дела.
- А с кем ей еще уединяться, с тобой, что ли?
Дружный хохот разорвал ночную тишину.
- Ты, это, не остри, - прикрикнул старший воин, - принцесса это, не какая-то там рабыня!
Помолчали.
- Житейское дело - свадьба! А дальше как получится! Полюбят друг друга или так будут жить, выполняя свой долг...
- Это у нас - житейское дело! А царям надлежит править!
- И то верно!
Жаркына заинтересовал город Никшапа.
- А что за город Никшапа? Образ Светлой Воды... - задумчиво произнес он услышанное название.
- Это Священный город!
- Как твое озеро! - пошутил один из воинов.
- Наш город бережет Богиня Светлых Вод - Дарующая Влагу! По ее воле идет дождь, не давая засохнуть нашим посевам и виноградникам, она наполняет воды Светлой реки, она и за подземными водами следит - наши колодцы всегда полны! Да скоро праздник в ее честь. Из храма вынесут статую богини...
Образ Светлой Воды! Жаркына как водой окатило! Не для этого ли города предназначалась его лягушка? Священное озеро, Священный город, Умай - защитница женщин и потомства, как и упоминаемая огнепоклонниками Анахита - богиня воды и плодородия... И все связано с водой! Как же быть? Жаркын заерзал на месте. Встал, не в силах больше сидеть.
- Ты что, старик? Блоха укусила?
Посмеяться за доброй беседой у ночного костра - за этим дело не стоит! Но Жаркыну не до смеха. Ведь дар Тенгри и Умай - его каменная лягушка! - у принцессы Тэхар! Не заберешь, не попросишь отдать назад. Что же делать?.. Надо найти ее служанку! С ней-то Жаркын поговорить может. А она и принцессу убедит, что лягушку надо принести в дар Богине, Дарующей Влагу!
Жаркын оглянулся на шатер принцессы. Он светился красным приглушенным светом - не спят еще! Сделав круг, будто ушел спать к коням, Жаркын подобрался поближе к шатру и, присев за кустом джиды, что опустила свои ветви до самой земли, решил дождаться Биришим. Выйдет же она когда-нибудь из шатра!
Костяной гребень мягко скользил по еще влажным волосам. Высыхая, они светлели и сворачивались колечками на висках, у лба, а вся масса девичьего богатства колыхалась волнами при малейшем движении.
- Вот и все! Теперь заплетем в жгут, чтобы не спутались за ночь, и завтра, госпожа, ты предстанешь перед принцем во всей красе!
Биришим отложила гребень и села на пятки, заглядывая в лицо принцессы.
Когда караван встал на ночлег у реки, девушки решили, что устроят себе купание. Воины отгородили часть берега у мелководья и встали стражей, не сводя глаз с другого берега - пустынного, уходящего вдаль рыжим степным ковром. Солнце уже склонилось к закату, но согретая за день вода была теплой, и девушки плескались, от души радуясь купанию.
Разомлев от неги, Тэхар улеглась на чистую постель, пахнущую степными травами, и прикрыла глаза. Радужные блики устроили игру в догонялки перед ее внутренним взором. Сердечко сладко замерло в груди. Завтра они прибудут в город, который ей предстоит полюбить, как родной. Там она станет женой принца, а потом и царицей... Принц... каков он?.. В девичьем воображении складывался туманный образ красивого, молодого юноши с чистым лицом и пронзительным взглядом, одетым в золотые одежды, сидящем на тонконогом скакуне, шерсть которого отливает бархатным блеском...
- Госпожа... - тихонько позвала Биришим.
Лик принцессы в отблесках света от масляной лампы казался загадочным, сияющим тайной. Улыбка озаряла его. Мечтает о любви! Биришим рассказала госпоже о чувствах, которые связывают двух влюбленных, о ласках, о восторге обладания. Принцесса слушала опытную в любовных делах служанку с широко распахнутыми глазами. А Биришим плела паутинку сказки, украшая свой рассказ строчками из песен, создавая картинку идеальных отношений между мужчиной и женщиной. Возможно, так и будет! Счастье женщины в любви. Пусть повезет этой юной девушке, судьбой которой управляет неведомая Сансара!
Принцесса уснула, и Биришим, накинув на плечи шерстяной хитон, выпорхнула из шатра. Стражники исправно несли службу, беспокоиться о жизни принцессы не приходилось. А сердце служанки замирало от желания оказаться в крепких объятиях сурового воина, с которым она делила ложе во все время путешествия.
Шатер Харбалана стоял на возвышении, поодаль от реки. Костры вокруг освещали его шелковые бока, внутри же было темно. Спит военачальник? Биришим постояла в темноте, и, решив не попадаться на глаза воинам, пошла вдоль реки, держась подале от костров. Проходя мимо чахлого деревца, она вздрогнула от голоса, позвавшего ее по имени.
- Кто здесь? - рука служанки сжала рукоять кинжала, висевшего на поясе под хитоном.
- Это я, госпожа, конюх Жаркын.
Биришим опустила руку, переведя дух.
- Что ты здесь делаешь?
- Тебя жду...
Жаркын вышел из своего укрытия.
- Госпожа, я... я хочу попросить тебя...
- Говори! - в голосе служанки прозвенели суровые нотки. Да, при Тэхар она служанка, а для таких, как этот конюх - госпожа!
Жаркын замялся, никак не мог найти подходящее слово и промычал невнятно:
- Я хочу... я хочу...
- Что ты хочешь?! - терпение Биришим лопнуло. Она хотела тайно пройти в шалаш любимого, а тут этот конюх! И ведь как знал, что она будет здесь и в это время. Досада на себя саму, на конюха вылилась в раздражение. От благостного настроения не осталось и следа. Но конюх снова озадачил следующими словами:
- Богиня Светлых Вод ...Ардвисура!
Биришим вскинула брови. Никак не ожидала она, что речь пойдет о почитаемой ею богине.
- Там, в том городе, куда мы идем, есть храм богини Ардвисуре, - боясь, что Биришим уйдет, не выслушав его, Жаркын забыл про страх и выпалил сразу, что хотел. - Лягушку надо ей отдать.
Сказал и выдохнул, словно освободился от тяжкого груза.
- Лягушку... - задумчиво повторила Биришим и вдруг поняла старого конюха. - Ты хочешь сказать, что эта лягушка предназначена в дар богине?
Жаркын часто закивал.
- Да, госпожа! Это дар Теплого озера! Тенгри выбрал меня для того, чтобы я отнес ее в эти края, богине, которая властвует над всеми водами, которая дарит жизнь людям, животным, растениям...
- Я поняла, конюх, - забыв про свое раздражение, ласково ответила Биришим, - Будь поблизости, когда мы прибудем на место. Я найду тебя.
- Слушаюсь, госпожа.
Жаркын удалился в темноту. Биришим пошла дальше, но вдруг ее неудержимо потянуло к реке. Вода бежала вдаль, неся светлые воды через степь по воле Ардвисуры Анахиты. Весной ложе реки становилось малым для нее и, собрав всю силу таящих ледников, вода выходила из берегов и разливалась, насколько хватало глаз, наполняя влагой землю, готовую родить. Люди благодарили Дарующую Влагу и возделывали поля и сады, копали канавы и каналы, дабы и летом было чем полить зеленеющие злаки и плодоносящую лозу. Ардвисура благословляла на труд, но и требовала почитания. Прав конюх! Волшебная лягушка - этот дар достоин богини! А убедить в этом принцессу она сможет! Тэхар, хоть и юна еще, а хорошо знает цену воде и почитает покровительницу всех вод, как и ее мать!
Биришим подошла к самому краю берега и присела на корточки. Опустив ладонь в прохладную воду, она улыбнулась ласке, которой та одарила ее. Струясь между пальцами, вода завихрялась, словно играла, журчала, словно смеясь, и текла дальше, всплескиваясь, словно звала за собой. "Как жизнь моя! - подумала Биришим. - Бежит день за днем, ни о чем не заботясь. А дальше что? Темно. Не видно. Что ждет меня в той темноте?"
Взгрустнулось. Биришим вынула руку, посмотрела, как капли, сначала повиснув на пальцах, соскользнули вниз, вернулись к реке и побежали вместе со всеми водами вдаль. Девять сотен и тысяча капель... Не в силах сдержать волнение, бедная служанка взмолилась богине:
О, Ардвисура Анахита,
Со звезд на землю, сотворенную Ахурой.
К дарующему Заотру,
К ладони, дающей жертвенную влагу,
Обильную, бескрайнюю,
Снизойди же, чтобы помочь мне!
О, Ардвисура Анахита,
Которая всегда дарует удачу просящему...
Выкрикнула на одном дыхании и осеклась. Не имела она никакого права обращаться к великой богине в ночи, когда демоны толпятся за ее спиной, так и норовя ужалить, лишить божественной силы! Биришим отпрянула.
- Богиня! Незапятнанная! Прости меня!.. - крик девичьей души выплеснулся в реку и утонул в ней, как камень.
Биришим замерла. Не вымолить ей прощение... Она заметалась по берегу. Жертву! Надо принести богатую жертву! Но как?.. Мысль как спасение прозвучала в ее горячей голове: "В Храме Ардвисуры..." В Нихшапайе! Биришим сжала кулаки. Она вымолит прощение и благо для себя! А пока - будь что будет! Она решительно развернулась и побежала к шатру, где пока еще ее ждала ласка и простое женское счастье. Пусть на одну ночь! Пусть... Она стремилась к любви, которая ждала ее за пологом темного шатра, но умом понимала, что ее судьба не там. Сегодня военачальник привечает ее, а завтра, когда они прибудут в незнакомый город, когда она должна будет все время находиться рядом с принцессой, а он - с войском, вспомнит ли он о ней, о ее горячей любви, защитит ли?
Будь что будет...
Кетмень - сельскохозяйственное орудие для окучивания посевов.
"Ардвисуре же на долю выпали девять сотен и тысяча капель" - строка из Ардвисура-яшта (Авеста), рефрен 120.