Свежим утром, как только первые лучи Солнца скользнули по закрытым головкам тюльпанов, все юноши и девушки Священного города и его окрестностей высыпали в поля. Взрослые вели за руки своих младших братьев и сестер, впервые участвовавших в Празднике Возрождения.
Священные гимны Богам, исполненные молодыми голосами, разбудили пустыню. Ветер, привлеченный пением, оставил хлопья растерзанных туч и ринулся вниз. Пробежав по алеющим бутонам тюльпанов, росистые лепестки которых уже начали расходиться, он метнулся к прозрачным кронам саксаула и запутался в розово-сиреневом пухе его соцветий. Порывисто вырвался на свободу, стряхнул с себя остатки пахучей пыльцы и помчался к синеющим на барханах кустам, мелкие цветы которых источали необыкновенно сладкий аромат. Но люди шли собирать тюльпаны!
Еще с вечера Либия приготовила для своей девочки чистую рубаху, по подолу которой она давно вышила замысловатый рисунок из полураскрывшихся тюльпанов, собранных в букеты. Они следовали один за другим, создавая некое подобие холмов. Нарядная, сменив платок на легкую повязку, прикрывающую злополучное родимое пятно и присмиряющую разновеликие пряди отросших за зиму волос, Аруша стояла на дороге рядом с домом и с завистью провожала всех, кто торопился к северным воротам города. Сердце Либии болело за дочку. Некому было взять ее за руку и отвести к цветочному ковру, как того требовали негласные правила. Сама она не могла пойти за тюльпанами для священных деревьев, остовы которых уже стояли на дворах четырех храмов города. В Храме Воды это была молодая акация, еще только-только впитавшая в себя соки земли. В Храме Огня тюльпанами решили украшать старый саксаул.
Накануне Аруша бегала по городу, высматривая все приготовления. Возвращаясь к Либии, она взахлеб рассказывала о том, как и где готовятся к празднику. И вот теперь девочка стоит одна и ее надежда на участие в празднике тает как белый пух зимы на ладошке.
Либия не выдержала. Подхватив дочку за руку, она пошла к воротам.
- А я и не пойду! Я тебя отведу! Этого мне никто не запретит!
Вдохновившись решимостью матери, Аруша уверенней зашагала по еще влажной глиняной дорожке.
Подходя к воротам, Либия сбавила темп. Мимо пробежала юная длинноволосая девушка в венке из трав, среди которых синели и желтели пустынные цветы. Подавшись вперед, Либия ухватила ее за рубаху.
- Ой, - испугалась девушка, непонимающе смотря на странную женщину с горящим взглядом.
- Не бойся, не укушу, - пообещала Либия, - возьми мою дочь! Ты, я вижу, одна, пусть она, - Либия подтолкнула Арушу вперед, - станет тебе сестрой!
Девушка улыбнулась. Свежесть румянца заиграла на ее щеках, лучистый свет озарил выразительные глаза.
- Идем, сестренка!
Она весело ухватила Арушу за руку, и они вместе побежали ко всем, боясь опоздать.
Либия облегченно вздохнула. "Вот и хорошо!" - подумала она, смотря вслед юркой Аруше.
Красные поля тюльпанов покрылись белыми пятнами рубах. Молодежь разбрелась по округе, торопясь нарвать как можно больше цветов. Старшие учили младших, как собирать нежные "огоньки" в букеты для Священных деревьев.
- Чтобы стебелек был длиньше, потяни его вверх, вот так, - "сестра" прихватила пальцами короткий стебель тюльпана вместе с основанием его листьев и мягко потянула. Где-то в глубине, под землей, стебелек не выдержал натяжения и лопнул. Наружу вылез белый длинный жгут. - Видишь? - девушка показала вынутый тюльпан и приложила его к своему букету.
Аруша посмотрела на несколько цветочков в своей руке. Листья, окружавшие стебель с цветком, отделились от него, будучи сорванными выше, чем они прикреплялись. Недолго думая, Аруша воткнула цветочки за свою повязку на голове и примерилась к следующему цветку, намереваясь вытянуть его, как показала девушка. Стебель поддался и вылез, пусть и не такой длинный, но все же с плотно прикрепленными листьями. "Сестра" потрепала Арушу по макушке, одобрив попытку, и ушла за компанией одногодков, явно тяготея к коренастому парню со светлыми волосами.
Аруша сосредоточилась на тюльпанах. Она хотела собрать столько, чтобы все ее цветы уместились на одной ветке "тюльпанного" дерева - это, как говорили бывалые участники сбора, хороший знак. Если загадать желание у такой ветки, оно непременно исполнится.
Солнце уже высушило всю влагу на цветах. Тюльпаны раскрылись, как чаши. Вездесущие пчелки жужжали над каждым. Они замолкали, лишь водрузившись на покрытый нектаром пестик. Аруша тоже лизнула один. Посмаковав, она ухмыльнулась. Ничего особенного...
- Апчхи! - неожиданно чихнула она.
Пыльца с тычинок села на кончик носа желтыми крупинками, а малая ее часть попала внутрь.
- Ты же не пчелка, - посмеялась над Арушей девочка ее возраста.
- Нет, я не пчелка, - согласилась Аруша, - но интересно! Смотри, в этом какие-то жуки ползают. Красные. Видишь, не только пчелки едят нектар! - назидательно заключила она.
- Вижу! Все равно ты - девочка, а не жук, - "воспитательница" присела рядом, - дай, смахну эту желтую пыль.
Аруша скосила глаза, пытаясь рассмотреть кончик своего носа. Но девочка уже постучала по нему пальчиком.
- Все. Чистый, - уверила она. - Тебя как зовут?
- Аруша. А тебя?
- Апас. Я там живу, с матерью, - девочка махнула в сторону города.
Аруша хмыкнула.
- Я тоже там живу с матерью, - в тон незнакомки ответила она.
- Моя мать вышивает. Смотри, какой узор на моей рубашке!
Апас села, растянув низ рубахи на коленках. Так освобождались руки, и можно было показать отдельные узоры. Красно-желтый орнамент расправился на ткани. Сплетенные в жгут две цветные полосы ползли по подолу, как змеи. Сверху и снизу под ними чернели выпуклые капли. Нижние были направлены острыми кончиками вверх, а верхние - вниз.
- Это земля, - девочка провела пальчиком по волнистой линии, - это - вода, падающая с неба, а это семена, из которых скоро вырастет ячмень. Поняла?
Аруша снисходительно улыбнулась.
- Кто ж этого не знает?! У меня тоже похожий рисунок на рубашке. Моя мама вышила!
- А, у тебя только ростки, - отпустив рубаху новой знакомой, заключила Апас.
- Это тюльпаны! - Аруша пошла в наступление.
Девочки не успели поругаться. Их окликнули старшие. Солнце уже поднялось высоко и всем надлежало быстрее вернуться в город, чтобы украсить деревья пока тюльпаны не поникли.
- Пошли, - Апас решила не сдавать позиций наставницы, - ты с кем пришла?
- С ней, - Аруша кивнула в сторону девушки в желто-синем венке, которая весело смеялась в компании парней.
- Понятно. Моя тоже там. Идем сами. Тюльпаны мы уже собрали.
В городе юноши и девушки расходились по разным храмам. Аруша свернула налево, торопясь в Храм Огня, а Апас пошла в Храм Митры. Либия помогала готовить праздник в Храме Воды. Зная об этом, Аруша сама побежала к Даяне. Девочку распирало от желания показать свой букет. Она собрала много тюльпанов! Это понравится богам, и они исполнят ее желание!
Даяна бродила по храму, счастливо улыбаясь. Древние боги жили в сердцах людей! Злобный Энлиль оставил попытки вымести ветрами и бурями жителей из Священного города. Впереди всех ждало жаркое лето, но это еще впереди! А пока природа дарила красоту! И люди наслаждались ею сполна. Вон и ее девочка - ее любимая и единственная девочка! - прибежала с сияющими глазами и большим букетом тюльпанов. Чуть поникшие, они алели огненными лепестками: нежными, играющими всеми красками огня. Среди чисто алых попадались тюльпаны с перемежающимися желтыми лепестками. Они добавляли живому "костру" подобие его прообраза - солнечного лика, подарившего свои краски божественному цветку.
- Даяна! - приметив свою наставницу, Аруша помчалась к ней, держа букет в вытянутых руках. - Смотри, сколько я принесла! Хватит на одну ветку? А? Хватит?
Аруше не терпелось поскорее узнать, что ее цветов достаточно для исполнения желания. Даяна часто закивала гладкой головой. К празднику она так тщательно выбрила ее, что теперь свет отражался от кожи, как от водной глади озера.
- Идем, идем, - она поманила Арушу за собой.
В центре храмового двора стоял саксаул, укрепленный в большом кувшине с узким горлышком. Два служителя храма украшали ветки тюльпанами, осторожно привязывая их бечевками. Девушки и парни подавали свои букеты и наблюдали за священнодействием с благоговением.
Даяна взяла букет Аруши, присев перед ней и заглядывая в глаза. Солнечный свет очертил профиль жрицы сияющим ореолом. Таким же обозначился профиль девочки. Случайно проходивший мимо служитель храма остановился, увидев это чудо. Очертания лба, носа, губ, подбородка жрицы и девочки походили на зеркальные отражения. Только выбившиеся из-под ободка волосы Аруши торчали вокруг головы спелым одуванчиком, тогда как удлиненная голова жрицы была безупречно гладкой. Но видение исчезло, как только Даяна поднялась во весь рост.
Она подошла к дереву. Жрецы посторонились, уступая ей место. Взяв бечевку, Даяна осмотрела все дерево и, потянувшись к одной из верхних веток, привязала к ней весь букет Аруши. Тюльпаны запылали лепестком огня, поднявшимся выше всех. Аруша затаила дыхание и, сложив руки на груди, беззвучно зашептала: "Пусть приедет Сапар и заберет меня". Легкий испуг изменил просящее выражение лица девочки. Она быстро добавила: "И Либию! Меня и Любию! И Даяну, и Калби!". Сказав все, девочка выдохнула, освободив свою грудь и от сдерживаемого воздуха, и от желания, лелеяного всю зиму.
В эти весенник дни Калби оставил свою маленькую хозяйку. Одурманенный призывами подруг, следуя вековому зову плоти, он, как все кобели, искал свою собачью любовь. Обретя подругу, Калби носился с ней по просторам Маргуша, повизгивая и урча от удовольствия, как щенок. Защищая свою любовь от посягательств сородичей, он мужественно сражался со всеми, кто осмеливался ступить на его территорию. Сила и мощь пса не оставляли соперникам никакого шанса. Аруша изредка видела своего друга, звала его. Но он только раз подбежал к ней и, не дав даже погладить себя, убежал снова.
- У него любовь, Аруша, - объяснила Либия, - время сейчас такое. Каждая живая тварь жаждет любви и ищет ее. Калби вернется, не беспокойся.
Девочка замечала, что все вокруг стало необыкновенным. И люди, и животные, и жуки, и все растения - все тянулось к свету, друг к другу, все расцветало и благоухало. Но Либия ходила грустной, а Даяна напротив - блаженно улыбалась и даже во сне не кричала. Аруша несколько раз оставалась с ней, когда Либия уходила в Храм Воды на ночь. Девочка уже не боялась безумной жрицы. Она чувствовала в ней некую силу, способную защитить. Как и от Калби. Но Даяна была сильнее! Ее боялись! И потому Аруша смело приходила в Храм Огня, где никто не препятствовал ей, не выгонял. Где ее кормили и разрешали посмотреть на священный огонь. Один раз она даже помогала пересыпать белую золу - особо чистую золу, которая считалась божественным даром и прикасаться к ней могли только руки жрецов.
Прикрепив букет, Даяна вернулась к своей девочке.
- Пойдем, пойдем, - позвала она, увлекая ее в жилые помещения храма.
Они прошли в келью жрицы. Аруше не хотелось уходить со двора. Саксаул постепенно превращался в огненное дерево и завораживал всех, кто смотрел на него. Но Даяна настаивала, и Аруша пошла за ней, хоть и побурчала.
- Ну, что там у тебя? Давай быстрее, а то скоро дерево унесут!
Даяна хитро улыбалась. То была улыбка счастливой подруги, а не безумной жрицы. Она жеманничала, вытягивала и без того длинную шею, хихикала в кулачок, поднимая плечи и, в конце концов, приникла к своей подушке, запустив под нее руку.
Любопытство разобрало Арушу, но Даяна приказала ей отвернуться. Артистично вздохнув, девочка повернулась к двери. И тут же сзади ее обвила рука жрицы. Раскрытая ладонь замаячила перед носом. На ней что-то лежало. В полумраке кельи не разглядеть! Аруша сжала запястье Даяны обеими руками и повернула его к свету, лившемуся из-под потолка. Трехлепестковый тюльпан, вырезанный из плоского куска глины, лежал на ладони. Выкрашенный в красный цвет, он казался огоньком, лепестки которого вот-вот вспыхнут с новой силой и поднимуться вверх.
- Какой красивый... - прошептала Аруша, - это мне? Подарок?
Даяна закивала. Неожиданно Аруша кинулась к ней, обхватила ручонками и прижалась всем телом. Жрица стояла с разведенными руками и счастливым удивлением на лице. Из ее глаз покатились слезы. Сев перед Арушей, она трясущейся рукой погладила ее по щечке.
Аруша вытерла пальчиком слезинки, побежавшие по щекам жрицы.
- Не плачь! Я тут, с тобой!
- Со мной, - подтвердила Даяна.
Аруша засунула тюльпан за пазуху, проверила хорошо ли завязан пояс и потянула жрицу из кельи.
- Пойдем, а то весь праздник проплачем тут.
Они пошли во двор храма, где уже во всей красе алыми всполохами пылало Древо Жизни.
Когда солнечные лучи уже не падали на головы сверху, а пронзали воздух горизонтальными стрелами, середину главной площади Священного города застелили камышовыми циновками. Стража встала вокруг арены предстоящего действа, оттеснив зрителей к стенам цитадели. Праздничное возбуждение озаряло лица людей, весь день готовящихся к ритуалу восхваления Великой Богини Плодородия. Напряжение ожидания достигло апогея, по толпе, заполнившей всю площадь, прошелестел ропот, но его заглушил звонкий голос рожков, возвестивший о начале церемонии. К рожкам присоединились бубны, и следом за ними толпу оглушил бой барабанов. Со скрипом отворились старые ворота Дворца, стража расступилась и сквозь коридор жрецов на середину площади понесли трон, на котором восседала царица Удрани.
Длинный каунакес окутал ее всю от шеи до пят. Только носки туфель выглядывали из-под него, и в свете солнечных лучей на шее поблескивало массивное золотое кольцо. Голову венчала шапка с рогами козла. Вряд ли кто сумел бы разглядеть глаза богини, полуприкрытые кожаной шапкой, как маской. Одна рука царицы покоилась на коленях, а второй она сжимала ветку акации с молодыми листочками. Четыре раба - почти обнаженные, в одних набедренных повязках - бережно поставили трон на циновки и, склонившись, ретировались к кольцу стражи.
Перед живым божеством установили низкий столик. Четыре жреца под испуганный вздох толпы привели пустынных барсов, держа их за веревки, обвязанные вокруг шей. Грозные хищники, опоенные настоем маковых зерен, сразу же улеглись у трона, не обращая внимания на людей. Снова заиграли рожки. Высокие ноты взлетели к чистому небу. Молодые голоса подхватили их, и песня полилась рекой по Священному городу. Под ее аккомпанемент на площадь вынесли четыре тюльпановых дерева.
Царица встала и подняла руку вверх, приветствуя символ жизни, дарованный людям богами. Несколько юношей, изображая козлов, выбежали к зрителям и, пока устанавливали деревья, бегали вокруг стражи, шутя поддевая их рогами и "лягаясь" ногами-копытами на попытки отогнать их. Когда же деревья заняли свои места по четырем сторонам от царицы-богини, козлы сели по два рядом с деревьями
- Хвала тебе, милостливая богиня! - зычным голосом Главный жрец Храма Огня начал свой сказ, в котором говорилось о создании людей, о Древе жизни, от которого каждый черпает силы, подобно тем козлам, что принюхивались к подвядшим тюльпанам, задрав головы. - Стадо твое, Великая Богиня, славит тебя и молит о даровании плодов, по твоему желанию созревающих из крохотных зерен на наших полях. Хвала тебе, Великая Богиня, Хвала твоему всесильному супругу, твоим братьям и сетрам, твоим сынам и дочерям, которые даруют нам воду и ветер, силы и уверенность в будущем.
Пока жрец в шапке выдры - самого почитаемого животного Маргуша! - восхвалял всех богов, царица изнывала от жары и жажды. Пот катился по ее телу, по лицу, рука с веткой дрожала. Перед глазами плыли радужные круги. Еще мгновение и Удрани потеряла бы сознание, но тут прямо перед ней возникла золотая чаша, и знакомый голос прошептал у самого уха:
- Держись, царица, выпей, это придаст силы.
Уронив ветку, Удрани как в тумане пригубила прохладный кислый напиток. С каждым глотком она словно оживала. Не отрываясь от чаши, царица осушила ее всю. Жрец принял пустую чашу и поставил ее на столик перед троном. После этого началось представление, в котором участники изображали борьбу злых сил с защитниками, посланными людям богами. Злые силы, сосредоточенные в образе грозы стад - волков - нападали на овец, символизирующих людей, но собаки - верные стражи! - прогоняли их. Когда же один из волков сумел пробраться до Богини, то жрец-выдра вынул трехгранный клинок и нанес волку удар в спину.
Удрани вскрикнула, увидев как юноша в шкуре волка вскинулся прямо перед ней, так правдоподобно изобразив ужас на лице, что в его гибель нельзя было не поверить.
- Все хорошо, царица, не бойся, это всего лишь игра, - успокоил тот же голос, раздавшись сзади.
Когда все злые силы были уничтожены, "выдры" принесли дары Богине. Они проводили перед ней блеющих овец, ставили кувшины с хаомой, привели нескольких очаровательных мальчиков, которые уселись вокруг трона рядом с дремлющими барсами. Овец сразу закололи на глиняных постаментах, выложенных глазуированными плитками и травой, чтобы кровь жертв не осквернила священную землю. Жрецы принялись за приготовление мяса в ритуальных печах храмов, а люди, подбадриваемые звуками рожков и бубнов, повели хоровод вокруг Богини.
В конце песни к ногам царицы посыпались цветочные головки. Тюльпаны падали на циновки, некоторые попадали на каунакес и скользили по нему подобно крупным каплям крови. Царица не видела людей, она только слышала их, и ей казалось, что огненные волны с шумом катятся на нее от деревьев, импровизирующих древа жизни. Действо казалось бесконечным. Но песня закончилась, голоса смолкли. В воцарившейся тишине крепкие руки рабов подняли трон.
Удрани подняла одну руку, но трон качнулся и она уцепилась обеими за подлокотники, боясь упасть. Тишину снова нарушили возбужденные людские голоса. Вслед удаляющемуся божеству полились хвалебные возгласы. "Хвала тебе, Хвала тебе", - слышала Удрани продирающиеся сквозь туман глухие звуки.
Как только сзади раздался лязг затворов закрываемых ворот, царица обмякла, и вихрь беспамятства подхватил ее расслабленное тело. Он унес бы ее далеко от этого города, но чьи-то заботливые руки выхватили ее из игривых объятий и понесли в покои.
- Все закончилось, царица, - прошептал успокаивающий голос, который засыпающая память Удрани связала с образом Главного жреца Храма Митры - единственного длинноволосого и синеглазого жреца Маргуша.
Аруша вертелась среди молодежи, привлекая к себе внимание и необычными глазами, и ироничными ответами на вопросы.
- Чья это девочка у нас тут? - спрашивала какая-нибудь девушка, возомнившая себя первой красавицей.
- Чья-ничья, но не твоя! - уворачиваясь от ладноней, охочих непременно погладить ее по головке, парировала Аруша и убегала под общий смех.
Забыв о наставлении Либии, не маячить у всех на глазах и сразу после представления бежать домой, Аруша вертелась в толпе, проявляя интерес ко всему, что творилось вокруг. Здесь танцевали юноши, там девушки пели о своей любви, тут бродячий артист вел сказ о древних героях. Все было интересно девочке, все в новинку. Наконец она столкнулась со своей недавней подружкой по сбору тюльпанов. В отличие от голубоглазой непоседы, Апас вела себя тихо. Она подходила к нарядным деревьям и с сожалением трогала поникшие алые головки.
- Что ты их трогаешь? - спросила Аруша.
- Жалко, - чуть ли не со слезами ответила Апас, - там, в поле, они были такие красивые, тянулись к небу, а теперь висят, как постираные тряпки.
- Подумаешь, - Аруша тоже потрогала мягкие лепестки, - другие вырастут. Лучше посмотри, что у меня есть!
Девочка засунула руку за пазуху и вытащила глиняный тюльпан. Апас повертела его, рассматривая.
- Да, Даяна, она моя подруга, - похвасталась Аруша и, придирчиво окинув взглядом Апас, вдруг предложила: - Хочешь, и с тобой будем дружить.
Девочка повеселела. Ее лучшей подругой была старшая сестра, но она вышла замуж и уехала, оставив их с матерью. Апас обиделась, но скучала по общению. А в этой девочке ее что-то привлекало, хоть она и казалась заносчивой.
- Хочу! - ответила она.
Взявшись за руки, девочки пошли к акробатам, которые крутились волчком, переворачивались вверх ногами, ходили на руках, чем веселили всю публику.
Аруша не заметила, как стемнело. В этот вечер город освещали большие костры. Языки пламени танцевали с тенями, ползущими по земле и стенам. Стоило потревожить дрова в костре, как вверх взлетали снопы искр. Парни улюлюкали, девушки смеялись. Только жрецы и стражи несли службу, каждые - свою.
Но среди тех, кто не веселился, а бдительно оглядывал толпу, был и соглядай царицы. Он искал девочку с синими глазами, ликом подобную царице. Удрани так и сказала, давая наказ верному Бараку: "Ищи ту, которая напомнит тебе меня!" И он нашел! Голубоглазая девочка с искренним удивлением на лице слушала древний сказ о прекрасной жрице, которая превзошла в искусстве любви саму богиню Иштар, да так, что любовники счастливыми умирали в ее объятиях.
Девочка стояла неподалеку от костра. Пламя освещало ее сбоку, и соглядатай хорошо разглядел нежный профиль и светлые глаза. Осталось одно - посмотреть на лоб. Но он был закрыт жгутом, который кольцом лежал на ее головке. Дождавшись, когда девочка, откликнувшись на зов подруги, побежала к толпе, окружившей артистов в шкурах, Барак двинулся за ней следом.
Плотное кольцо зевак закрывало собой и представление, и свет костра. Девочка, вытягивая голову, как кобра, пыталась протиснуться между взрослыми. Барак помог ей, оттолкнув одного зрителя, потом второго. Аруша не замечала "помощника", ею двигало желание увидеть то, над чем так дружно смеялись окружающие ее люди. Как только она оказалась в полосе света, Барак толкнул и ее. Аруша упала, успев выставить вперед руки. Барак же, сняв с одного артиста волчью шкуру, набросил ее на себя и, изображая голодного хищника, предстал перед Арушей. Толпа загудела, науськивая его на жертву. Никто и внимания не обратил на испуг девочки.
Волк сделал выпад. Аруша, не удержавшись, завалилась на бок и опрокинулась на спину. Жгут слетел с ее головы. Взмокшие волосы облепили лоб. Барак, веселя публику ужимками, навис над девочкой и провел по ее лбу, приподнимая челку. У самых корней волос темнело круглое родимое пятно. Она! Барак ухмыльнулся, довольный своим чутьем. Аруша отползла к краю импровизированной сцены и, поднявшись на ноги, пробралась сквозь толпу.
Представление продолжилось. Брошенную шкуру нахлобучил на себя другой артист, а Барак погнался за убегающей девочкой.
Страх гнал Арушу. Оглядываясь на бегу, она видела преследователя и ее пятки мелькали в воздухе все чаще.
- А-а! - пыталась кричать Аруша, но из горла вылетали только хрипы. Воздуха не хватало не то, что для крика - для дыхания.
Кто-то из стражей заметил бегущих.
- Стой! - приказал один, хватая мужчину, преследовавшего девочку, за руку.
Но тот вывернулся, оправдываясь на бегу:
- Дочка из дома сбежала, обыскались ее!
Страж посмотрел вслед и решил, что дело семейное, чего вмешиваться?..
Дышать стало совсем нечем. Хватая воздух открытым ртом, Аруша не чувствовала его внутри. В глазах потемнело. Ухающее сердце перебралось из груди в уши и стучало, стучало там...
- Стой, стой, говорю, - шипение змеи вплеталось между молотом и наковальней.
Аруша сделала усилие, заработала локтями, но это не помогло: преследователь подхватил ее и прижал к себе.
- Сапар!.. - из последних сил закричала Аруша.
Цепкие, горячие руки внезапно ослабили хватку. У уха девочки раздался приглушенный стон. Не стон даже - выдох! Упав, она подбитой собачонкой отползла к стене. Через радужную пелену, прикрывшую ее глаза, она увидела осевшего рядом преследователя. В медленном падении он удержался на коленях. Его руки повисли. Аруша видела заскорузлые ладони, повернутые к ней. Лихорадочно поводя взглядом по фигуре мужчины, она дошла до его лица и взгляды встретились. В глазах "волка" Аруша увидела недоумение. Всего миг они смотрели друг на друга: синеглазая девочка и бесстрастный пес царицы. Потом он плашмя упал на подсохшую после дождей глиняную дорогу. Серое полотно рубахи на спине Барака превращалось в Плащ Митры. Великий Бог унес с собой грязную душу убийцы, освободив мир людей еще от одного жестокого раба. Другой же, тоже поднявший руку на создание богов, хоть и не на такое невинное, как девочка, не оглядываясь, уходил вдаль. Аруша увидела только развевающиеся плащ и длинные волосы.
- Нам надо уходить! Немедленно!
Белой птицей металась Либия по полутемному дому, хватая все подвернувшиеся под руки вещи. Она кидала их на растеленное одеяло, не глядя. Аруша сидела в уголке, обняв свои колени. Дрожь била тщедушное тельце девочки, все еще пребывающей в оковах страха.
Как только Либия смогла выудить у нее несколько слов, прояснивших случившееся, то первым порывом было - бежать! Лохматый жрец, казалось, подглядывает за ними из затененных уголков дома, из-за приземистого ложа. Даже в глиняных глазах фигурки-богини Либии чудился синий пугающий взгляд.
- Даяна была права! Она всегда права... всегда! Даяна... - Либия остановилась с тряпкой в руке и повернулась к Аруше, - А где Даяна? Где она была, когда этот зверь выследил тебя?!
Аруша нервно подергала плечиками. Ни Даяны, ни верного Калби, даже новой подружки Апас не оказалось рядом.
Первый порыв уступил место трезвому взгляду. Либия вдруг до глубины души, до самых ее потаенных уголков прочувствовала страх своей девочки.
- Радость моя единственная, цветочек мой, - зашептала она, порывисто присев рядом и прижав к себе любимую девочку, - не бойся, не бойся, малышка моя, мы спрячемся, никто тебя не найдет, никто!
- Са-пар убил волка, - уже внятнее проговорила Аруша.
- Сапар? - от удивления Либия уселась на зад и уставилась на дочку.
- Я позвала Сапара, он пришел и зарезал того... волка.
- А где он? Где Сапар? - не смея поверить, но жаждая услышать ответ, с замиранием сердца переспросила Либия.
- Он... он ушел, - Аруша сама недоумевала. Если Сапар пришел спасти ее, то почему ушел?..
Сомнение взяло верх, и Либия переспросила еще раз:
- Ты точно его видела? Не ошиблась?
Аруша снова пожала плечиками.
- Не знаю. Он был в плаще и волосы такие длинные...
Либия ахнула, прикрыв рот ладонью. Неужели жрец? Тот самый жрец из храма Митры? Она видела его, когда шла домой - плащ от шеи до пят, копна волнистых волос на плечах. Но получается, что он спас Арушу... Даяна говорила, что он - опасность, он - зло. Почему спас? И спас ли? Что за игру затеял? Чего он хочет? Либия не могла поверить в искренность коварного жреца.
- Пошли! - резво поднявшись, она связала концы одеяла. - Идем, Аруша, переночуем у Архабтум, а утром уйдем.
Тьма! Кругом тьма и хаос! Огни на башнях выхватывают зубастые оскалы стен города. Но тени прячутся во всех углах. Они выползают из заброшенных домов и растекаются масляными пятнами по всему городу. Только старая площадь перед главными воротами цитадели полна света и людей. Но и среди них притаились тени. Они слушают, смотрят, запоминают! Они выбирают жертв для развлечения своей царицы - той, которая алчна, которая бессердечна. Она - сама смерть! Она - последний глас! Она - последний приют!..
Даяна металась по городу в поисках дочери. Когда ее разум, одурманенный хаомой, вернулся из неведомых далей - оттуда, где обитают Боги! - жрица, еще покачиваясь от хмеля, звала Арушу. Но девочка не ответила на зов, не присела рядом, как обычно, не провела своей сладкой ладошкой по гладкой голове матери. Аруша! Где ты? Сердце жрицы кричало от предчувствия беды, но боги забрали почти все силы. Да, они такие - Древние Боги! Они берут все! Все до крошки, все до капли, все до выдоха!
И все же, Даяна встала и пошла на площадь. Там Аруша, там! Не сможет она пропустить праздничные гуляния - молода, задириста, любознательна! Будет во все глаза смотреть на представление, будет слушать старинные сказы, будет с неподдельным восхищением в своих невероятных глазах смотреть на завораживающие тайными намеками танцы. Забудет об осторожности, откроется в своей наивности, и Зверь выследит ее! Выследит, вынюхает следы ее чудных ножек, найдет, затаится и кинется, улучив момент!
Даяна бежала, она мчалась изо всех сил к сражающимся с тенями всполохам огня, словно пожар охватившим площадь. Но ноги еле слушались, они норовили сплестись, зацепиться за мало-мальский выступ на дороге, утонуть в холмиках пыли на обочине. Прижавшись к стене, Даяна перебирала по ней руками, и бежала, бежала, бежала...
- Аруша! - позвала Даяна, вглядываясь затуманенным взором в толпу. - Аруша! - ей казалось, что она кричит, изо всех сил, во всю мощь, на которую способна, но шипящий шепот выползал из горла. Даяна проглатывала комок, мешающий кричать; он медленно продвигался вниз, видимый бугорком на горле, под задранным вверх подбородком. Но звук проваливался вместе с ним и снова зов превращался в стон: - Аруша!..
Аккробаты, изловчась и как следует примерившись, прыгали через спину "быка", метающегося между ними. Толпа ахала, когда какой из них, зависал над бычьми рогами, крепко держась за гибкий шест. Аккробат перелетал исчадие зла и, встав на расставленные ноги, с гиканьем воздевал руки с шестом к темному небу. Толпа аплодировала, и тут же следующий артист мчался навстречу быку, рискуя жизнью и повторяя подвиг Митры, побеждал силы зла.
Даяна видела сражение. Толпа в ее глазах представлялась кишащей массой - бесформенной, безликой, безвольной, а славные воины с шестами-копьями - легендарными героями, побеждающими зло. Но где же Аруша? Где свет и услада ее души? Где посланница богов, дарованная ей за страдания и тяжесть рока? Нет ее! Нет!! Сердце матери разорвалось на мириады окровавленных кусочков, она завыла, замычала коровой, у которой отобрали новорожденного теленка, только успевшего пригубить мягкие соски, источающие не просто молоко, а саму жизнь.
- У-у-у... - стонала Даяна, прислонившись спиной к холодной глине кирпичей цитадели, беспорядочно водя по ним ладонями с растопыренными пальцами, поводя головой от плеча к плечу.
Два жреца, чей обнаженный торс полыхал отблесками яркого пламени костров, подхватили безумную жрицу под руки и почти волоком потащили с площади. Едва переставляя ноги, Даяна висела на их руках, даже не думая сопротивляться. В ее груди погас огонь, черная зола заняла место сердца. Не бежала кровь по жилам, не тревожила разум. Он потух, как уголек.
В покоях Храма Митры было прохладно и пахло свежей обмазкой. Стены белели в свете чадящих светильников. Жрецы оставили Даяну на полу, устланному камышовой циновкой. Уткнувшись носом в сухие стебли, она вдыхала пряный аромат, сохраненный в глубине гигантской речной травы. Вдох, выдох, вдох, выдох... пустота в груди заполнялась жизнью. Даяна слышала, как шумят зеленые камыши, как река плещется о старую корягу, некогда бывшую деревцем... Река... Река... Река! Даяна привстала на локтях. Подобрала под себя ноги. Рубаха треснула на боку. Оголилось стройное бедро. Даяна смотрела на него, как на чудо. Это мое бедро?.. Она вытянула ногу. Длинная!.. Пошевелила пальчиками, поиграла со стопой. Потом вскрикнула и поджала ноги под себя. Забытые переживания забили крыльями в груди. Дыхание сбилось, сердце воскресло и затарабанило...
- Даяна, - тот голос... тот самый... - Даяна, - тот запах... тот самый запах... он проник в нос, пробрался в горло, добежал до сердца... - Даяна, - тот взгляд... тот самый взгляд... взгляд синих, как небо, манящих глаз.
- А-а-а... - отстраняясь рукой, закрываясь ею от наваждения, застонала Даяна.
Тяжелая рука легла на макушку, провела по ней, остановилась на шее. Счастливая улыбка осветила испуганное лицо. В расширенных глазах еще стоял страх. Губы источали радость, глаза - ужас. Радость-ужас, страх-счастье; все смешалось в безумную маску и лицо красивой женщины снова, как и всегда в последние годы, утонуло за ней, захлебнувшись клубком несовместимых эмоций.
- Как же так случилось? - посетовал Рапаш. - Почему твой разум погрузился в грезы? Куда ты ушла, Даяна? Почему?..
- Ты?.. Это ты?.. - Даяна прислонила ладонь к его щеке. - У-у-у, гладкая, гладкая... А где Аруша? - мурлыкая дикой кошкой, вдруг резко спросила жрица. - Где моя дочь?! - закричала она, но та же ладонь закрыла ей рот.
Даяна замычала, дернулась, но Рапаш прижал ее к себе. Уткнувшись носом в его плечо, прикрытое грубой серой тканью конаса, Даяна затихла. Только слезы текли из ее глаз. Вместе с ними из ее неспокойной души вытекали страдания. Годами копились они внутри, где-то там, глубоко, где, прикрытые безумие, они не были ни видны, ни понятны никому. Только Рапаш знал о них, только он!
- Я виноват перед тобой, Даяна, прости меня. Молодость не отличается мудростью, она порывиста в решениях. Я был глуп. Прости меня, жрица.
Он склонился к ее голове. Усмиренная птица сложила крылья. Она не трепетала в лапах сокола, не пыталась осовбодиться. Она сложила крылья.
- Аруша ушла. Здесь опасно. Страх перед будущим затмил разум Удрани. Она жаждет смерти той, кто ликом похож на нее, а глазами, - жрец усмехнулся, - не на царя!
Даяна встрепенулась. Услышав о смерти, она снова вспомнила страх.
- Даяна защитит! Даяна спрячет! - в ее шепоте - твердом, исходящем из самой груди - слышалась уверенность.
- Успокойся, Даяна. Девочка сейчас в безопасности. Она ушла с той женщиной. Женой гончара. С ней.
Даяна страдала. Она снова потеряла ее, свою дочку, как тогда, когда маленькой девочкой она ушла из приемного дома, ушла и пропала. Но... но ведь потом нашлась!.. Даяна отстранилась от жреца. Да, Аруша потом нашлась! Там, у реки... Река! Бежать! Бежать к реке! Ха! Ха-ха! Аруша ждет ее там! Да! Она с Либией там, они ждут ее - Даяну!
Жрица порывисто высвободилась из объятий и встала во весь рост. Рапаш тоже поднялся. Невольно он сравнивал двух сестер - эту, безумную, но чистую душой, и ту - красавицу, потерявшую в борьбе за место рядом с царским троном не только любовь, но и честь родства. "Какая сила движет тобой, несчастная? - подумал Рапаш. - Ведь сейчас что-то осенило тебя. Куда ты собралась? И можно ли тебя удерживать?" Поняв, что путь безумной ему неведом и не в его власти ей препятствовать, Рапаш лишь остановил ее на мгновенье.
- Постой, Даяна, - он позвал слугу и приказал: - Дай глины!
Сырая пластина легла на раскрытую ладонь жрицы. Рапаш придержал ее руку и приложил свою печать. Мчащийся бык и удачливый акробат, перескочивший через спину чудовища, отпечатались на темно-серой поверхности.
- Возьми. Если найдешь свою дочь, отдай ей. Пока они будут следовать путями Маргуша, эта печать будет хранить их. Каждый знает, чья она! Никто не тронет того, кому я выдал этот талисман! Не сомневайся!
Даяна во все глаза смотрела на Рапаша. Она изучала его лицо, скользя взглядом по черным - чернее самой ночи! - бровям; по прямому носу с чуткими ноздрями, по крутому подбородку с глубокой ямкой посередине. Взгляд безумной жрицы проник в синь глаз, за которой прятались многие тайны. И этот взгляд смутил жреца Митры. Бог Справедливости вновь испытывал своего слугу, поставив перед выбором - убить невинное дитя единого порыва страсти или спасти. Он думал, что прошел то испытание тогда, когда принял на руки теплый шевелящийся комок, завернутый в полотно, окропленное кровью матери. Но, то была лишь проверка на слабость. Тогда он не думал о ребенке, он думал о себе! Он не боялся гнева богов, уже тогда оставивших Маргуш на произвол бурям. Он желал другой женщины, а эта, волею судьбы похожая и не похожая одновременно на желанную, оказалась рядом в неурочное время. Но спустя годы многое изменилось. Рапаш, борясь за власть, как за саму жизнь, стал жестче, злее, но в его сердце зрела справедливость. Она капля за каплей заполняла сосуды, облагораживая кровь, и, в конце концов, оросила мозг, наполнив его склыдки состраданием и любовью.
Даяне открылась правда. Она увидела чувства Рапаша, искрящиеся в его глазах. Согласно кивнув, жрица выскользнула из кельи и удалилась из храма. Она бежала к далекой реке, держа раскрытую ладонь с печатью под грудью. Защитный амулет еще зрел, остывал, креп под струями скользящего по нему ветра. Его надлежало беречь и лелеять, как хрупкий цветок мака, легко роняющего свои лепестки. И Даяна лелеяла, она берегла. Она несла дочери благословение отца, никогда не дарившего ей своей ласки или напутственного слова.
- Аруша, Аруша, - повторяла Даяна, сбиваясь дыханием. - Я иду к тебе, моя девочка!
Ранним свежим утром, когда зеленеющая пустыня еще не умылась росой, караван беженцев, покидающих родной город, вышел за его стены и направился на юг. Он шел туда, где полной жизнью жила новая столица Маргуша, где текла полноводная река, где поля зеленели на заливных землях, где пасся крутобокий скот, вырастающий на сочных кормах. Красивая статная женщина, невообразимым чудом удерживающая тюк белья на голове, вела за руку бойкую девочку, то и дело оглядывающуюся назад. Ни холод, пробирающийся под грубую холстину рубахи, ни плотные глиняные камешки, попадающие под стопу, не беспокоили девочку так, как удаляющиеся крыши, покрытые в это время зеленью и быстро отцветающими пустынными цветами.
- Либия, отпусти мою руку, что ты вцепилась в нее, как паук?
Либия ослабила хватку и горячая ладошка выскользнула. Поглядывая свысока на покрытую платком головку девочки, Либия не могла унять тревоги, не оставляющей ее с вечера. Аруша не хотела уходить. Она плакала и ждала Даяну. Муж Архабтум ходил на площадь, потом в Храм Огня, расспрашивал горожан, не видел ли кто безумной жрицы. Кто-то видел, но где она - не знал никто. Либия не сомкнула глаз всю ночь: она боялась, что Аруша убежит и слуги синеглазого жреца схватят ее. Но они уже вышли за ворота, они уже оставили родной, но проклятый богами Священный город, они уже подошли к реке, над которой вздымался пар в светлеющее небо...
Аруша отстала.
- Колючка! - ответила она на вопрошающий взгляд Либии и уселась на обочине.
Люди обтекали девочку, как вода камень. Повозка, ведомая ослом, прогромыхала невдалеке. Либия, устав, сняла свой тюк и поставила его около ног. Когда она выпрямилась, Аруши не оказалось на том месте, где она сидела.
- Аруша! - Либия, предчувствуя беду, закричала.
- Здесь я, здесь! - хитрый голос раздался в стороне.
- Куда ты пошла?!
Либия остолбенела. Аруша бежала вдоль реки и, оглядываясь, манила за собой.
- Ару... - прижав ладонь к губам, Либия прервала свой же крик. А Аруша, хоть сбавив ход, все так же удалялась и помахивала приемной матери, зовя ее.
Подняв тюк, Либия сошла с дороги и поспешила за дочкой. А что было делать? Оставить вещи и побежать за несносной девчонкой?! И глазом моргнуть не успеешь, как подберут и не найдешь ничего! И Аруша убежит, скроется, если не поспешить! Либия, придерживая тюк обеими руками, растворялась в белесом тумане, все больше походя издали на фигурку богини в высоком головном уборе. Такие, подвязав их на веревку, продетую в две дырочки на "короне", многие носили на груди, как оберег. Живая "богиня" шла вдоль реки, нагоняя непослушную дочь, которая своей волей поменяла все планы.
"Будь что будет! - отмахнулась Либия от тревожных мыслей. - Переждем пока у реки, не будут же нас искать по всему Маргушу! А потом... потом в свой поселок пойду, где мать жила. И дом есть, и вода ближе, чем от города!"
Аруша детским озорством, непреклонностью характера, сама того не осознавая, помогла Либии. Ведь и ей не хотелось уходить. Что-то, кроме могил отца и матери, удерживало ее в Старом городе, хотя бы вблизи от него. Сапар? Либия все еще думала о встрече с ним с замиранием сердца. Думала, но вера в возвращение молодого и свободного мужчины таяла в ее сердце. Но девочка верила свято! Она не сомневалась. И Либия доверилась чутью дочки.
Вместе они добрались до знакомого места. Здесь Либия закопала старика. Здесь, в убогой землянке, жила Аруша. Здесь она в последний раз виделась с Сапаром.
Белая, с засохшими пятнами грязи на разорванной рубахе, жрица встала над могилой старика, как тополь, не так давно росший тут. Ее руки ветвями вскинулись вверх. Солнечный луч, первым ворвавшись в мир, приласкал щеку.
- Даяна! - задыхаясь от бега и возбуждения, Аруша подлетела к жрице и обхватила ее обеими руками. Она всхлипывала, худенькие плечики подрагивали при этом. - Я знала, что ты здесь! Я знала!..
Даяна не смела прикоснуться к дочке. Она водила руками рядом с ее головкой, опускала ладони до плеч и никак не могла притронуться. Вдруг вспомнив о печати, она встрепенулась. Постучала по спинке Аруши, положила руку на ее плечико.
- Смотри, смотри, - раскрыв ладонь перед самым носом, Даяна показала ей печать, - тебе, это тебе, это подарок, это от отца... тебе... защита, - придавая голосу твердость и назидательность, торопливо говорила жрица, путаясь в словах, не находя таких, которые откроют тайну и порадуют одновременно.
Либия подошла к ним. Втроем они встретили утро.
Новый день стал поворотом в судьбе. Но то ведомо богам, а люди?.. Люди радуются встречам, рады, когда есть, что поесть, когда вода бежит рядом, когда возвращается блудный пес, когда глаза детей блестят от счастья, когда матери тайком утирают слезу, обнимая их...
![Прорисовка печати с изображением сцены праздника [Картинка из книги Сарианиди В.И., коллаж - Долгая Г.]](/img/d/dolgaja_g_a/margush2-015/prazdniktjulxpanow1.jpg)
