Вечерню не стояла мать,
заутрени не отслужили,
иконы не решались снять,
покуда вороны кружили.

Там, где раскинулся погост,
что обносили мы цветами
во весь свой неприступный рост
вознесся крест под небесами.

И запах гари ветер нес
с дымящегося пепелища,
и словно замертво прирос
на паперти простертый нищий.

А по ночам на шабаш свой
слетались демоны и ведьмы,
и голосил юрод слепой,
во тьму выкатывая бельма.

И погорельцы по дворам,
о милости взывая,  выли,
и обходили молча храм,
где душным ладаном кадили.

И выходил один на тракт
бродяга в сером армячишке,
колодник беглый ли, солдат,
войной измученный,  мальчишка.

И долго шел, уныл и слаб,
едва передвигая ноги,
многострадальный жалкий раб,
вотще взыскующий о Боге.