Аннотация: Включает в себя две сказки: "Энергосберегающая лампочка" и "Родниковая водица"
Шел путник по пыльной дороге, а лето выдалось жаркое - притомился. Глядь, подле дороги дуб раскинул шатром крону, листья резные от легкого ветерка колышутся. Под дубом тень благодатная, манящая, а в тени - баян сидит. Баян - это вам не гармоника с глазами, а человек, что сказки, да былины бает-сказывает и сам себе на гуслях аккомпанирует. Водились баяны на Руси во времена стародавние, дремучие, но потом как-то сами собой повывелись. То ли кормили их плохо, а может, мор какой случился, да только ныне ни одного не осталось. Откуда, спросите, сей баян тогда взялся? Вот уж чего не знаю, того не знаю, а врать не с руки. Гусельки расписные, струнушки золотые, да мелодия простая, незатейливая. Вошел путник в сень дубовую прохладную, присел на травушку - заслушался. Ох, и ладно баян сказывает. Сказки старые, знакомые, да все на новый лад.
Сказочка первая
Энергосберегающая лампочка
Жили-были старик со старухой, внучкой, Жучкой и кошкой. Да-да, те самые, которые репку вытягивали. Мышка? О, точно! Была еще и мышка! Она бегала поблизости и скромно ждала своего часа.
Вот как-то бабка говорит деду:
- Слухай сюды, старый! Что-то в последнее время совсем я плохо видеть стала. Темно в избе. Дым от лучины глаза ест, слезы градом текут. Живем, как в каменном веке!
- Ага! - вставила случившаяся поблизости внучка. - И одну репу едим. Впотьмах, словно мыши.
Мышка услышала, обиделась, хвостиком махнула и спряталась в норке.
А внучка была грамотной девочкой, она даже в школе училась, причем на одни пятерки. - Вот-вот, - подхватила бабка, - у всех в деревне уже електричество, а мы скоро вымрем как ети, как их, внученька?
- Как динозавры... - подсказала находчивая внучка.
- Точно, как ети самые динозавры и вымрем! - обрадовалась поддержке бабушка и одарила внучку ласковым взглядом. - Так что давай, дед, проводи електричество в хату!
А дед был мужчина брутальный. А как же иначе! Весьма брутальный дед, с какой стороны ни глянь: и борода-то у него кучерявая, и лысина на макушке блестит, словно лакированная. Но женщинам не перечил, он их уважал, особенно, когда те по две соберутся. Все равно же переспорят вдвоем-то одного. Потому дед только вздохнул и отправился хлопотать насчет электричества, хоть на печи полежать и хотелось.
В общем, скоро в хату провели электричество: лампы светили повсюду, даже в сенях их штук пять было.
- Ах-ах, красотища-то какая! - радовалась бабка. - В избе как днем, ну, ей богу, как днем! Я теперь даже нитку в иголку вставить запросто могу. Словно молодость моя вернулась!
Однако сказка сказкой, но радовались они не долго. Лампочки стали перегорать одна за другой.
- Вот ведь беда! - огорчалась бабка. - С каждым днем в доме все темнее. И никому до этого дела нет, одна я страдаю. Вон, глянь, дед, Жучка счастливая, ей что свет, что темнота - без разницы, она блох и в темноте выкусывать может. А мне как быть?
- А тебя разве тоже блохи одолевают? - ахнул дед.
- Да при чем тут блохи! Нитку вдеть - иголки не видать, носка не заштопать. На кухне темно, как в колодце. Эдак скоро щи буду мимо тарелки наливать. Сам же голодным останешься! Вот и думай, что делать...
Обиделась Жучка, заскулила и на улицу убежала. А дед бороду перед зеркалом распушил, волосы вокруг лысины на макушке красиво прислюнил, чтобы не топорщились, совсем было собрался в магазин - лампочки новые покупать.
А тут внучка из школы пришла. В сенях ни одна лампочка не светит. Отличница хотела тапочки обуть, искала, искала - не нашла. Так босая в избу и вошла, да нечаянно в кошачью миску наступила. Рассердилась:
- Вот кошке и дела нет - что день, что ночь. Она в темноте видит, даже миску свою по запаху найти может. А я тут спотыкаюсь без света-то!
Кошка обиделась, фыркнула и убежала на чердак.
- Не переживай, внученька, - утешает бабка. - Я старого в магазин за лампочками снарядила. Скоро у нас опять день настанет.
- Ой-ой! - забеспокоилась внучка. - Это ж он там таких лампочек накупит, что они через месяц перегорят!
- Каких это "таких"? - вскинулась бабка. - Лампочка она и есть лампочка! И голову мне не морочь.
- Не скажи. Тут особенные нужны, бабуль. Энергосберегающие, вот!
Бабка ахнула, на лавку плюхнулась. Хорошо - не мимо, в потемках-то немудрено и мимо лавки угнездиться, и заохала:
- Вот чему сейчас молодежь в школах учат! Словам таким, что язык сломаешь! Кощея Бессмертного - знаю: молодая была, замуж звал, - бабка бросила на деда хитрый взгляд и продолжила: - И вышла бы, если б деда раньше не повстречала. Змея Горыныча - знаю, слыхала, даже Кикимору Болотную и ту прошлым летом подле речки видала, но про ету, как ее? Енергащую лампочку отродясь не слыхивала, нет.
- Да не енергащую, а энергосберегающую, - поправила внучка. - Это такая особенная лампочка, что энергию бережет.
- Чего ее беречь, енергию ету? - обиженно проворчала бабка. - Вон она, по проводам, словно таракан бегает, и не поймаешь сроду. Какое уж там беречь!
- Надо беречь, - отрезала внучка. - Нам так в школе сказали. А то на всех может и не хватить.
- Ну, коли так, ладно, - подвела итог бабка. - Покупай, дед, енер... енерга... Тьфу! В общем, какие внучка сказала, такие и покупай!
Крякнул дед, бороду почесал, чуть пушистость всю на корню не испортил, да делать нечего - пошел покупать энергосберегающие лампочки. Купил, домой принес.
Дивятся дед с бабкой: лампочка каждая в своей коробочке, да не яблочком круглым оттуда выпирает, а рогулькой непонятной скручена. И словно молоко в ней - белая.
- И как же ету страсть включить? - ужаснулась бабка.
- А надо старую выкрутить да вместо нее новую вкрутить! - охотно поделилась познаниями внучка-отличница.
Легко сказать! Дед и так и эдак вертелся, потом на табурет полез, да оступился неловко и чуть ноги себе не переломал.
- Все, - сказал дед, - вы уж как-нибудь сами управляйтесь, а я бюллетень беру. Нашли мальчишку - по табуреткам скакать.
Взяла лампочку бабка, на табурет полезла, да тут как на грех так у нее спину радикулитом скрючило, что едва сил хватило на печную лежанку взобраться. Вот с печи внучке и говорит:
- Ох, внученька, на тебя одну надежа.
Встала на табурет внучка, тянулась, тянулась - не достает никак до лампочки: высоко больно. Мала еще внучка-то. Позвала внучка Жучку, а Жучка не отзывается. Обиду крепко помнит. Наконец прибежала, морду опустила, хвостом не виляет, помогать не хочет. Тут дед бабке и говорит, чтобы та прощения у животины бессловесной просила. Мол, нельзя зазря даже собаку обижать, а человека и подавно. Повинилась бабка. Жучка хвостом завиляла - простила, стало быть. Попробовала внучка Жучку на руки взять - силенок не хватает. Неподъемной собака оказалась, все же на чистой репе воспитана.
Позвала Жучка кошку. А кошка не идет ни в какую. Тоже обиду помнит. Вспомнила внучка, как миску с молоком пролила да словом недобрым кошку обидела. Стыдно ей стало. Пошла, повинилась, налила свежего молока и позвала:
- Кис-кис-кис!
Прибежала кошка. Взяла внучка кошку на руки, сама на стул влезла, подняла повыше. Эх! Чуток не дотянулась до лампочки!
Что делать? Позвала кошка мышку. А мышка из норки и носа не показывает. Обида ее гложет. Тут внучка вспомнила слова свои обидные. Покраснела отличница, стыдно ей стало. Поняла внучка, что слово - самое страшное оружие и бьет куда больней кнута, пошла просить прощение у маленькой мышки, кусочком сыра ее задобрила. Выглянула мышка из норки, сыр приняла, обиду простила. Вот взяла кошка мышку в лапы, а внучка кошку на руки. Достали, наконец! И старую лампочку выкрутили, и новую на ее место вставили. Светло стало, словно днем!
Дед с бабкой на радостях забыли больными прикидываться, чуть не пляшут от счастья. Бабка говорит:
- Надо же! Одна лампочка всего, а свету с нее, как с трех!
- Но ярче любой лампочки светит слово ласковое, - сказал дед, - дружбу верную и любовь искреннюю сберегает.
КОНЕЦ.
Сказочка вторая
Родниковаяводица
Жили-были старик со старухой, внучкой, Жучкой, кошкой и мышкой. Да и отчего б им не жить-то? Дома светло, уютно. В печи дрова сухие потрескивают, а на печной лежанке дед во сне похрапывает. Пригрелся старый: по косточкам тепло растекается, дремы сладкие навевает, а бабка по дому хлопочет. Не жизнь - сплошная сказка.
- Слышь-ка, дед, - молвит бабка, - ты б до колодца сходил, воды, что ли, принес.
А дед расхрапелся пуще прежнего, мол, сплю я, неужели не видно?
- Давай, давай, подымайся ужо. Внучка скоро из школы придет, блинков испечь надобно.
Покряхтел дед, сел, ноги с лежанки свесил. А как не свесить? Бабка-то строга точно фельмаршал. Того и гляди - вытянет ухватом поперек спины. Для профилактики. Чтобы кровь не застаивалась, а непременно по всей организьме циркулировала.
Делать нечего - собрался дед по воду. А на улице, почитай, ноябрь на исходе, со дня на день зима нагрянет с метелями и снега под самую крышу насыплет. Опавшую листву уж приморозило - так и хрустит под ногами. Дед к колодцу: крутит ворот, да прислушивается к тому, как спускающееся ведро по стенкам стучит. И под конец стукнуло, да не плюхнуло. Вытащил дед ведро, а оно пустехонько! Ушла вода из колодца. Не с чем к старухе возвращаться.
Едва дед на порог, а бабка уж тут как тут: передник в муке, скалка в руке:
- Принес? - спрашивает.
А дед руками разводит, мол, нет воды в колодце, ушла вся незнамо куда.
Бабка глядит строго, вопрошает с недоверием:
- Уж не шутки ли со мной шутишь?
- Какое там! - вздыхает дед. - Я ж не враг своему здоровью.
- И то верно, - соглашается бабка. - А раз такое дело, ступай к водяному и узнай, почто он нас с водного довольствия снял.
Запахнул дед тулупчик поплотнее, шапку-ушанку до самых бровей надвинул, да и отправился к речушке, протекавшей неподалеку. На берегу расставил дед ноги пошире, набрал воздуху побольше, и ну кликать водяного. Уж и взмок старичок от усердия, уж и голос охрип, а водяной в ус не дует: не показывается и все тут! Позвал дед бабку. Вдвоем кличут, а водяной ровно оглох - никак не реагирует.
Тут и внучка со школы вернулась, тоже на помощь прибежала, а как увидела, что и втроем водяного не дозваться, позвала Жучку, Жучка - кошку, а кошка - мышку.
Небось думаете, что водяной тут же всплыл весь из себя радостный и счастливый? Как же! Хотите - верьте, хотите - нет, но водяной так и не показался, будто и не слышал криков-то. Зато соседи услышали, примчались как на пожар. Кто с оглоблей, кто с кочергой, кто с ухватом. Подумали, что беда какая стряслась, а то и вовсе - война началась, ни приведи господи! Глядь - а это бабкино семейство вокал тренирует. Плюнули, мол, всяк по-своему с ума сходит, да и разошлись по домам.
Приуныли старики, дескать, водяной до весны будет спать как убитый, а внучка-отличница сомневается, потому что такими криками не то, что водяного, а и мертвого поднять можно.
- Куды ж он делся-то? - переживает бабуся. - Мы ж без воды-то пропадем: ежели не помрем, так от грязи треснем.
- Может, браконьеры его выловили? - осенило внучку.
- Кабы выловили, так давно по всем газетам бы раструбили, - возразил дед, который местную прессу вдоль и поперек знал. - Спит он.
- А ты бородой-то не тряси, будто козел соседский, ты дело говори, - рассердилась вдруг старуха. - Как будем водяного из речки доставать?
- Может, камушком в него кинуть? - неуверенно предложила внучка-отличница.
- Неужто тебя в школе такому научили? - ахнул дед. - Разве ж можно в спящего-то камнями пулять?
- Ты на внучку-то поклеп не возводи, - заступилась бабка, - сам в омут ныряй, коли камешком несподручно.
Испугался дед, эдак и впрямь в воду лезть придется, а водица-то студеная - зима на носу.
- Что ты, старая, белены объелась? Или со свету сжить меня хочешь?
- Побойся бога думать такое! - возмутилась бабка. - Да от жажды сам в омут сиганешь и не заметишь. Кабы можно было речную-то пить, так до весны уж как-нибудь...
- Бабулечка! - воскликнула внучка. - Мне вот вспомнилось, ты давеча сказывала, будто бы Кикимору Болотную подле речки встречала.
Задумалась бабка, а после молвила:
- Было такое, припоминаю. А что?
- Ну как же! Кикиморе ведь на болоте жить полагается, на то она и Болотная. Что ж она у речки-то делала?
- Вот видишь, дед, какая у нас внучка умница-разумница! - задрала нос бабка. - Вот, что значит в школе учиться, это тебе не кроссворды по газетам гадать. А ну, айда к болоту! Устроим Кикиморе допрос с пристрастием.
Сказано - сделано. Отправились дружной гурьбой до болота, и, хоть путь и неблизким оказался, но дошли скорехонько. Там и Кикимора под облетевшей ивой отыскалась. Сидит, голубушка, в аккурат на самом краю болота, да на топь глядит. Грустно так смотрит. Глазки у Кикиморы черные, что спелая смородина, нос тонехонький - не толще камышовой тростиночки, сарафан из тонкой бересты сшит, на ногах - лапти липовые.
- Ага! - радостно воскликнула бабка. - Попалась, которая кусалась!
Бедная Кикиморка от испуга так и подпрыгнула, чуть было в болото не кинулась, да Жучка ее за сарафан удержала.
- Не кусалась я, - сказала Кикимора с обидой. - Я не крокодил какой, а честная Кикимора. И сарафан пустите, а то порвете ненароком! Ходят тут всякие, кикимор по болотам пугают, житья не дают. Водяного едва не до смерти замучили, теперь и до меня добрались. У! Супостаты! Отпустите сарафан, ироды!
- Отпустим, - подбоченилась бабка, - как только все про водяного расскажешь.
- А чего про него сказывать? - удивилась Кикимора.
- Нет! - вмешалась умудренная школой внучка-отличница. - Про то, как родился, крестился, да женился, и до Нового года не переслушать. Нам с водяным лично переговорить надобно, да вот где искать его, не знаем.
- А ежели не скажу?
- Порвем сарафан на лоскуты, на тряпочки, - пригрозила бабка.
Вот тут-то водяной и всплыл. Величественно, точно субмарина посередь вражеских кораблей. Подумаешь, на ушах тина, а на носу пиявка! Зато мох болотный вокруг Налима Водокрутыча так и колышется.
- Чего верещишь? Такой сон сладкий спугнула!
Бабка с дедом сей же час на четвереньки упали, да ползком, ползком к водяному-то, причитая:
- Отец родной, благодетель! Почто без воды оставил, за каки-таки прегрешения?
Жучка Кикиморку выпустила, та подол отряхнула и прытким скоком в болото сиганула.
Налим Водокрутыч на кочку выбрался неспешно, глядит строго, будто профессор какой-нибудь, вот разве что очков на носу ему не хватает, а так - вылитый!
- Вода вам без надобности, - молвит.
- Да как же без надобности? - запричитала бабка. - Без воды и жизни нет! Не умыться, не напиться, блинков внучке - и тех не испечь.
- Вона как заговорили! А когда всей деревней лес рубили, небось, не думали, что вместе с ним и все родники под корень извели? А ведь деревья не только на дрова годятся, они ж в земле-матушке влагу дождевую держат да родники питают - водицей чистой наполняют.
- Неужто нам в зиму студеную без дров мерзнуть? - ахнул дед. - Да как же это?
- А вот не знаю, - буркнул водяной. - Только воды не будет. Кока-колу пейте или отраву городскую из речки - на то воля ваша, а я спать хочу!
Сказал и - бултых в болото, только пузырьки по мутной водице пошли.
Остались на берегу бабка с дедом, внучка с Жучкой да кошка с мышкой. Думу думают большую - одну на всех: как водяного задобрить.
- Ну, дед, - говорит бабка, - ты у нас ума-разума из прессы ведрами начерпался, сказывай, не пишут ли в газетах нынешних про то, как водяного умилостивить.
Дед головой помотал, мол, ничего про то в газетах не сказывают.
- Внученька моя любимая, - махнув рукой на деда, заворковала бабка, - может, ты чего припомнишь из школьных-то премудростей?
А внучка плечиками пожимает, дескать, с научной точки зрения водяные лишь в сказках встречаются и по болотам не шастают.
Жучка с кошкой тоже думу думают. Переговариваются на зверином языке. Со стороны-то и словечка не разобрать, а на деле:
- До чего ж хозяева наши бестолковые, - говорит кошка, - головы большие, ума палата, а в толк не возьмут, что без лешего не обойтись.
- При чем тут леший? - удивилась Жучка, которая хозяев любила беззаветно, а потому слова кошки не пришлись ей по сердцу.
- А при том, - продолжила кошка, - водяной-то почто осерчал? Потому что лес вырубили да родники иссушили. А в лесу кто хозяин?
- Кабы знать еще, чего ей надобно, - проворчала бабка.
Тут уж Жучка вовсю расстаралась: старика за полу дернет, отбежит в сторону и лает призывно, мол, за мной идите. Так и пошли. Впереди Жучка с кошкой бегут, а за ними остальные поспевают.
До леса добрались, глядь, а от него одни пеньки остались. Ни елочек, ни сосеночек, ни березок. Лишь рябинка молоденькая уцелела. Стоит сиротинкой горемычной, веточки тоненькие дрожат под ноябрьским ветром холодным. А под рябинкой - леший. Руками замшелыми ствол обнял, видимо, так и зимовать надумал. Ох и долгий же разговор был! Но таки утешили лешего и пообещали лес загубленный возродить.
Вернулись в деревню, а там уж народ гудит, словно пчелы в улье, потому как вода-то из всех колодцев пропала. Дед прокашлялся, прочистил горло, бороду расправил да поведал обо всем. И про кикимору, и про водяного, и про лешего. Про то, что лес надобно посадить новый, а иначе не простит водяной обиды, не забьют родники подземные, не наполнятся водой колодцы.
Всей деревней сажали деревья, и к весне зазеленеет новый лес пуще прежнего, а когда домой воротились - колодцы были полны... Нет, не кока-колой ядовитой заморской, а чистой родниковой водой из самого сердца земли нашей русской!