1. Хафелар. Сражение.

  

  Тусона барабанный бой застал, как говорится, на горячем. Командор попался на грубом нарушении дисциплины: пребывал вне оговоренного на военном совете места. Глупейшая ситуация: чуть ни с пеной у рта доказывал королю крайнюю необходимость находиться лично среди тех, кому принимать удар врага, а в нужный момент оказался в тылу своих рот, праздно беседующим с Ларнаком. То, что на положенном месте - на командной башне - всё ещё нет короля, ни в коей мере не могло служить оправданием самому командору. И ничего уже не исправишь: роты, ведомые своими командирами, двинулись вперёд, охватывая армию наместника с фланга. План Василия по поимке Безликого начал осуществляться без участия что короля, что командора.

  Оно, конечно, хорошо, что командиры рот чётко понимали и главную цель битвы, и свою задачу, к этой цели ведущую: король немало времени потратил на разъяснение каждому - каждому! - командиру, как тому следует действовать. Вот, ротные и исполняли свой манёвр - согласно указаниям Василия. И что теперь командору делать? Догонять солдат, делая вид, что поторапливает отставших? А как сшибутся с врагом - проталкиваться через своих, чтобы до пустоголовых добраться и мечом успеть помахать?

  В общем, все при деле. Даже Ларнак, прервав беседу, уже орал дурным голосом:

  - По-о-о ко-о-оням! - в смысле, что и ему в атаку пора.

  Один только Тусон оказался кем-то вроде цветка в проруби - и красивый, и пользы никакой.Попасть опять в пехоту - времени нет. Присоединиться к коннице - признать, значит, главенство над собой Ларнака. И смех, и грех - командор идёт в бой рядовым бойцом под командой лейтенанта. А, и выбора особого нет. Виноват - расхлёбывай. Хочешь в бой - иди, как есть.

  - Коня мне! - крикнул Тусон коноводу. - Коня! Живее!

  Коновод не успел - конь подсуетился сам, и, сидя уже в седле, командор сообразил две вещи. Во-первых, конь был не его. Под командором перебирал ногами в галопе королевский дымчатый жеребец Гром. А, во-вторых, Гром нёсся туда, где упорно сражались гномы. Туда, где затерялся в вихре боя Седобородый. Туда, где уже вступила в сражение рота Матушки - ближайшая к гномам рота Священных отрядов.

  Гром выбрал не только седока, что позволяло ему принять участие в битве, но и дорогу к бою он тоже выбрал сам. Ни поводья, ни шпоры Тусона не оказывали ни малейшего влияния на поведение жеребца. Конь Гром мчался на помощь хозяину, и человек Тусон смирился с этим. Да, и какая разница, где сражаться, раз уж так опростоволосился? А, командор?

  Трактирщики - люди, как правило, наблюдательные. Каждый день они исследуют своих клиентов в разных- по количеству выпитого - настроениях и ипостасях. Трактирщики сообразительны и мудры. Пусть не все, но - многие. Навыки с первого взгляда определить опасность посетителя и не дать ей, этой опасности, проявиться, грозя кому-нибудь увечьем, а трактиру - ущербом, трактирщикам присущи по роду деятельности. Потому Ларнак замечал многое и мог из увиденного сделать правильные выводы. И решения умел принимать быстрые.

  Заметив краешком глаза скачущего на позицию гномов Тусона, Ларнак, прежде, чем дать конникам команду к движению, подозвал Довера:

  - Сержант, со своей ротой следуйте за командором. Мне тоже за короля тревожно, но план битвы я менять не имею права. Найдите Его Величество и пособите, чем можете. А мы и без вас справимся, сэр Довер. И удачи, мой мальчик - возле короля сейчас самая рубка идёт...

  Рота Разящего всё ещё выделялась малым количеством солдат - всего две сотни. Но, зато, у каждого имелся конь, сначала - с лёгкой руки генерала Эрина, затем - и стараниями Тусона, который продолжал пополнять её не спеша, с учётом молодости и малой опытности командира. За исключением двух десятков бойцов, следивших за передвижениями пустоголовых из шалашей на верхушках деревьев, рота Разящего должна была сражаться в составе конной группы Ларнака. Теперь же, по приказу бывшего трактирщика, разящие направились за Тусоном.

  Так Тусон, по собственной безалаберности, воле Грома и приказу Ларнака, стал командиром почти двух сотен всадников, приобрёл цель в этой битве - отыскать короля, и вступил в бой чуть ли не в самой горячей точке - о чём и мечтать не мог, когда изнывал в ожидании. Нет, роты, конечно, тоже подчинялись ему, но там и без его вмешательства всё шло должным образом. А маленькая боевая задачка для одного отдельно взятого командора и бойцов из роты Разящего явилась Тусону, мечтающему о золотых шпорах рыцаря, истинным подарком богов.

  Подарок этот, правда, сразу создал проблему - атака конницей в центре королём не планировалась. То есть, ни солдаты рот, ни гномы не ожидали увидеть свою конницу и запросто могли принять роту Разящего за противника. И со всеми вытекающими из сего факта последствиями - порубать роту, например, на капусту - вместо конницы наместника. Кто в горячке боя станет приглядываться к деталям обмундирования или выспрашивать: 'свой', 'чужой'? Ни сигналов, ни знаков никаких на подобный случай придумано не было. Сюрприз - он для всех сюрприз, без исключения. К тому же, у пехоты глаз на спине не предусмотрено, а надо как-то дать знать, чтобы расступились, пропуская конницу. Гром же останавливаться не собирался. Он даже бега не замедлял. А всадники роты во всём следовали примеру командора.

  'Потопчем же! - рассуждал Тусон, глядя на приближающиеся спины роты Матушки. - Обязательно потопчем! Что же крикнуть, чтобы предупредить7 И чтобы - поняли?'

  И тут командора осенило! А король Василий окончательно утратил монополию на крик радости в бою.

  - Ур-ра-а! - завопил Тусон во всё горло. - Ур-ра-а!

  Бойцы роты Разящего подхватили крик Тусоновой души, и были услышаны, и были пропущены расступившейся пехотой к обалдевшим от этого крика пустоголовым - потому что, в считанные мгновения, крик 'Ур-ра-а!' прокатился по всей королевской армии и не умолкал уже до завершения битвы.

  Солдаты короля научились радостно сражаться. И умирать, если приходится, радостно.

  

  2. Хафелар, сражение.

  

  - Слава богам! - отозвался Паджеро на грохот барабанов. - Всем - слушать сюда! Не отрываться! Рядов не нарушать! В ата-ку-у-у! Бего-о-ом! Ма-арш!

  Раттанарский городской полк качнулся на едином дыхании, шагнул вперёд раз, другой и, набирая скорость, стал разворачиваться к центру, охватывая фланг вражеской конницы и пустоголового табуна. Видел бы этот маневр король - порадовался бы. До механического движения лысых, правда, солдатам Паджеро было ой, как, далеко, но от людей никто и не требовал точности механизмов. Как бы там ни было, но одновременное движение тысяч людей, обладающих собственным разумом, совершённое без ошибок и сбоев, смотрится очень красиво. Не зря же военные парады так привлекательны для зрителей.

  Полковник хотел добавить к своим командам ещё несколько ободряющих слов, но не сумел. Долетевшее с левого фланга королевских войск и подхваченное его солдатами громогласное 'ур-ра-а!' заглушило Паджеро - даже он себя не слышал и потому охотно заорал сам.

  - Ур-ра-а! Ур-ра-а! Ур-ра-а!

  Ополченцы уже сошлись с врагами, и ярость их была так велика, что подались назад даже не ведающие страха лысые. Настало долгожданное время расплаты - а ополчению было, что предъявить пустоголовым. Припомнилась и резня у Скиронских ворот Раттанара, унёсшая сотни жизней женщин и детей, и Северная Бахарденская дорога, залитая кровью мирных жителей, попавших на стол голодного табуна, и кровавый ужас Бахардена. Может быть, ополченцы и не стали ещё, за исключением записавшихся в ополчение ветеранов, отменными бойцами и солдатами, но ненависть с лихвой дополняла нехватку военных навыков.

  Слабоват оказался табун против королевской пехоты. Сказывалось и отсутствие у лысых доспехов, и численный перевес войск Седобородого. Слабоват, но всё ещё очень опасен - как стая крыс, не имеющая путей для спасения. Собственно, табун спасения и не искал. Не имея никаких иных стимулов, кроме воли Безликого, он рвался к сияющей хрусталём и драгоценными камнями Короне. Но... Удары по флангам: Тусоновых рот - с одной стороны, и ополчения, совместно с Раттанарским городским полком - с другой, свели фронтальное давление лысых на центр королевских войск почти до нуля. Табун, вырезаемый по бокам, не мог двигаться вперёд всей своей массой. К тому же, ему здорово мешала конница наместника, разделяя единый монолит лысых на отдельные слабосильные ручейки, с которыми гномы справлялись без особого труда.

  В подобной ситуации, в Раттанаре, Разрушитель пожертвовал своей конницей, позволив табуну устранить помеху. Эта жертва совершенно не помогла тогда - не спасла табун от поражения. Сейчас подобный шаг и вовсе был неразумен. Во-первых, конников было не несколько десятков, а несколько тысяч. Мановением руки такое количество не перебьёшь. Во-вторых, и с теми войсками, что оставались ещё у наместника, никак не удавалось добраться до Седобородого. Вряд ли подобное удастся силами одного только табуна. Самому ухудшать и без того сложное положение своих войск, помогая королю одержать победу? А как же - Хрустальная Корона? А как же - смерть Василия? Поражение Разрушителя и так становилось неизбежным, и каждая минута боя приближала неминуемый его разгром и потерю им Хафелара.

  Несмотря на отсутствие полководца, окружение табуна исполнялось с редкой дотошностью. Королевские хотелки осуществились все, как по писанному, и левофланговая рота - рота Поводыря - сомкнулась с правым флангом Раттанарского городского полка, замкнув внутреннее кольцо вокруг войск наместника. Согласно замыслу Василия, занимали отведенные места и передвижные ограждения из пик, и сани с помостами для лучников, образуя ещё два кольца - внешних.. А конники Ларнака и Хермона остались снаружи всех этих колец - из пехоты, из пик и из саней с помостами- на случай прорыва табуна из окружения.

  Дальнейший ход битвы сложился из следующих, неучтённых королём, факторов.

  1) Конница наместника не была разгромлена до окружения табуна и попала в кольцо вместе с табуном.

  2) Королю никак не удавалось выйти из боя, чтобы командовать сражением, а потому было некому отвести пехоту за ограждения из пик и организовать задуманный Василием расстрел табуна. Хотя, не факт, что оторвать пехоту от попавшего ей в руки врага вообще бы удалось. Полковник Паджеро, например, рубился в таком упоении, что не видел и не желал видеть ничего, кроме ненавистных безволосых голов, раскалывающихся от ударов его меча. Получился не расстрел, а избиение, поскольку, как уже говорилось ранее, табун оказался слабоват перед королевской пехотой. Если кто из солдат и проигрывал Паджеро в мастерстве владения мечом, то ни в коем случае не уступал ему в энтузиазме, вложенном в каждый удар или укол. А много ли надо времени, чтобы пятнадцати тысячам, защищённым доспехами, перебить десять тысяч, доспехов не имеющих?

  3) И, конечно же, важную роль сыграл командор Тусон, с ротой Разящего прорубающийся к королю Василию. Никем не запланированный конный рейд Тусона сорвал последнюю отчаянную попытку наместника пробиться к Седобородому.

  

  3. Хафелар, сражение.

  

   Хорошо ли подданным, если король их - упрям? Хорошо ли королевству, когда монарх не слышит голоса своего рассудка? Где проходит граница, отделяющая неколебимую твёрдость характера от обычной упёртости, силе которой позавидует любой осёл?

   Была ли у Василия необходимость принимать столь активное участие в сражении? Требовала ли ситуация его личного участия в рукопашной схватке вместо руководства войсками? И, главное, имел ли право король подвергать риску не только свою жизнь, но и рисковать победой своей армии, выводя солдат центра против конницы - ради спасения Эрина? Разгром центра мог закончиться и разгромом всей королевской армии, и гибелью самого Василия. Ладно, что выстояли. А если бы - нет?

   Верность дружбе, проявленная Василием в сложной обстановке, делала, несомненно, ему честь - как человеку и как надёжному другу. Но ставила под сомнение его качества правителя, качества короля. У властителя не должно быть личных забот, властитель не принадлежит себе. Он - достояние государства, и ни о чём другом не смеет мыслить. Во всяком случае, до тех пор, пока находится у власти. Жизнь Эрина против судьбы всего Соргона. Не слишком ли щедро готовился заплатить король, призванный, как раз, для спасения Двенадцати королевств?

  Этими и ещё многими другими вопросы будет мучиться Василий потом, после битвы, когда подсчитают потери, и их тяжёлый груз король снова возложит на свою совесть. Точнее, Василий опять начнёт сомневаться и страдать, а мучиться будет Капа, уже пережившая не одну королевскую хандру. Пока же Седобородый усиленно работал 'живцом', увёртываясь от наседающих конников, и рубил, рубил, рубил... Меч короля вовсе не казался лишним среди мелькающих вокруг гномьих топоров и клинков стражей - цели он находил вполне исправно. Или они, цели, сами находили острие королевского меча - в тесноте сражения и этот вариант вполне возможен.

  Хрустальная Корона приманивала врагов подобно пламени свечи, и солдаты наместника гибли в своём стремлении достичь вожделенного огонька, как гибнут ночные бабочки от близкого знакомства с предметом своих желаний. Понадобилось не более десяти минут, чтобы полностью скрыть ещё недавно белый снег под конскими тушами и телами убитых всадников. Обе стороны сражались, стоя на трупах - весьма ненадёжной опоре для ног, что людских, что конских. Несхваченный ещё морозом, труп неожиданно прогибался под весом ступившего на него - ломались от тяжести рёбра или нога попадала на не имеющий костной основы живот. И - скользко. Очень было скользко от обилия пролитой крови.

  Лошади осторожно переступали по трупам, понукаемые нетерпеливыми седоками, и падали, падали, падали, принимая смерть от стрел, топоров и мечей. А их сменяли другие, находя такой же печальный конец. И так - снова, и - снова, и - снова... Ни отдыха, ни краткой передышки не имели гномы и стражи, и Василий не считал возможным оставить их, чтобы подняться на башню. К тому же, табун ещё выжидал, не кидался в атаку, а, значит, необходим был пока что 'живец' - там, где он сейчас находился.

  Грохот барабанов удивил короля - кто-то в его отсутствие взял на себя командование войсками. Интересно, кто? Паджеро? Тусон? Или в конец обнаглевший Геймар? Но мысли - так, мелькнули, и сразу стало не до них: пробираясь меж лошадей, за Короной полезли лысые. В сравнении с начавшейся смертельной круговертью предыдущая борьба с конницей выглядела невинной шалостью, разминкой, тренировочным боем. Рядом с королём оказалось единственное в королевской армии место, где не закричали 'Ур-ра-а!' - на крик тут никто не имел возможности. Сбить криком дыхание означало неминуемую смерть - лысые не прощали ни одной ошибки, ни одного промаха. Большая, как выяснилось, разница: рубить табун, атакующий куда-то в сторону, отвлекая некую его часть на себя, и сдерживать саму табуна атаку. Если бы не помощь стрелков и не помеха-конница, Васильева игра в 'живца' имела бы совсем другой финал.

  Чего добивался король? Кому и что собирался он доказать, упорно демонстрируя миру Хрустальную Корону и потому находясь в самой гуще сражения с непокрытой - без шлема - головой? Как показали потом пленные, наместник готовился нанести по измотанному табуном центру ещё один удар конницей. Ориентир - Корона - хорошо просматривался всадниками поверх голов табуна. Нужно было только немного обождать, пока табун совершенно измотает защитников короля и сократит их число.

  Во всех смыслах, табун, в качестве расходного материала, оказывался для наместника предпочтительнее прочего войска. Достоинства: неприхотлив, послушен, нет проблем с пополнением. Но, вот беда, он - безмозглый, и потому хорош только в качестве угрозы. Для осуществления же власти и управления государством нужны люди самостоятельно мыслящие, единомышленники нужны и соратники. И солдаты нужны - для гарнизонов и прочей служебной надобности. Табун неразделим (на близких, разве только, расстояниях) и для государственных целей малопригоден. Видно, всё ещё надеялся на победу наместник, раз конницу, хоть и запоздало, приберечь решил.

  Заранее, до атаки табуна, стал наместник накапливать на своём правом фланге - ближе к Тусоновым ротам, ударную конную группу, насчитывавшую уже около тысячи мечников. Туда же должны были пробираться конники, вышедшие из боя благодаря атаке табуна. Чтобы открыть лысым дорогу к королю, конники попытались раздаться в стороны, проталкиваясь через табун на фланги. Кому-то удавалось, кому-то - нет, и тогда лысые своим потоком выносили неудачника под гномьи топоры. На флангах тоже, с началом наступления королевских войск, всадники чувствовали себя не очень комфортно. Да, и то, смерть, она везде - смерть, и есть ли разница, кто убьёт: гном, ополченец или солдат из Священных отрядов?

  

  4. Хафелар, сражение.

  

  Гром недовольно фыркнул, наступив копытом на труп, и выбрал путь, огибающий завалы из конских туш и мёртвых тел, нарубленных перед позицией гномов. Скорости и силы жеребцу хватило вполне, чтобы проломиться через вражеских конников до чистого от трупов снега. Тусону ничего не оставалось, кроме частой работы мечом - рубить врагов приходилось по обе стороны от неутомимого королевского коня. А тех, что оказывались впереди, опрокидывал на снег сам Гром. Рота Разящего следовала за командором, расширяя прорыв, а сзади, по пятам, вёл свою пешую роту - роту Матушки - капитан Ланс, добивая на завалах уцелевших от гномьих топоров всадников.

  Атакованная Тусоном конная группа и была тем резервом наместника, который он готовил для окончательного разгрома королевского центра. Не дождался наместник удобного для нападения на короля времени. Он вообще ничего не дождался, кроме меча Тусона, отделившего половину его головы с 'жучком' Разрушителя от прочего, вполне здорового, тела. Командор мимоходом удивился, увидев на срезе вместо крови и ошметков мозга нечто зелёного гнойного цвета. Но разглядывать не стал, было некогда - Гром неудержимо рвался дальше, и смотреть приходилось по сторонам, чтобы рубить и отражать удары, отражать удары и рубить.

  Срубив невзначай наместника, Тусон продолжал пробиваться к Василию. Вражеские конники начали от боя увёртываться, расступаться перед ротой Разящего, и вскоре открылся фланг табуна. Тут у Грома вышла заминка, завяз он среди лысых, как завязли и прочие, и несдобровать бы разящим, не подоспей рота Матушки. С помощью пехоты дело снова пошло на лад. И вот, командор разглядел сияние Короны - король находился уже совсем недалеко.

  То ли у Разрушителя не оказалось больше пустоголовых среди конников, то ли авторитета у них было недостаточно, чтобы принять командование вместо погибшего наместника, но только конница попыталась выйти из боя и через разрыв между увлёкшимися атакой ротами Лешего и Поводыря вырваться из кольца королевских войск. Ограждение из пик и лучники могли бы, наверное, и не остановить спасающихся бегством врагов. Но... За спинами лучников алели плащи заградотряда - там Ларнак терпеливо ждал своей очереди подраться. Увы, не пришлось... Наместник не делал тайны из вызова заградителей с побережья Хафелара и, решив, что заградотряды, таки, пришли, только не наместнику в помощь, а королю, конники спешивались и бросали на снег мечи. Враги, обладающие мозгами, неизбежной смерти предпочли сдачу в плен. Те, кто знал о гибели наместника.

  Судьба прочей конницы мало чем отличалась от судьбы табуна. Кому-то посчастливилось сдаться, кто-то был ранен и подобран потом вместе с ранеными королевскими солдатами. Большинство же - погибло. Но это случилось несколько позже. А сейчас Тусон прорубался на блеск Короны с одного фланга. С другого, навстречу ему, двигались ополченцы. Табун сражался упорно, так, как сражался всегда, бездумно и бесстрашно, но медленно отдалялся от короля, избиваемый со всех сторон. Он не отступал, он таял, как тает снег под лучами горячего солнца. Солдаты короля вырубали лысых и занимали их место, сокращая территорию, занятую табуном. А там, где-то в её середине, находился Безликий - главная цель королевской зимней охоты, желанный для короля приз, за который заплачено столькими жизнями.

  Василий потерял счёт и времени, и убитым врагам. Когда вдруг стало некого рубить и не от кого уклоняться, король тяжело опустился, где стоял, усевшись на круп убитой лошади. Вокруг, куда ни глянь, тела и туши, туши и тела. И как-то не верилось, что всё это ещё совсем недавно двигалось и дышало. Точнее говоря - жило. Хотя, кое-что двигалось и сейчас, и король не сразу сообразил, что это удаляются спины его солдат, продолжающих истреблять табун. Идти за ними не было уже сил, и Василий равнодушно смотрел на возрастающее между ним и солдатами расстояние. Что он - не один, понял только услышав восклицание:

  - О, Боги! Да тут кровищи почти до колен!

  Да, попадались здесь лужи и такой глубины. Василий это знал наверное, потому что падал в них несколько раз, оскользнувшись или оступившись. Утоптанный снег и мёрзлая земля кровь не впитывали, а растекаться ей не давали плотно лежащие тела убитых.

  Недовольный голос был хорошо знаком королю, но вспомнить - чей он, Василий никак не мог. А тот всё не унимался:

  - Да Вы весь в крови, сир! Вы не ранены?

  '- Ха! Нашёл у кого спрашивать! - загудела молчавшая всё сражение Капа. - На нём - ни царапинки, одна тока видимость. Не евойная енто кровь...'

  Голос Капы вывел короля из ступора, и он, подняв голову, увидел рядом Тусона. И Грома - на поводу у командора.

  - Тусон!? Вы - здесь!? Верхом!? - нашлись на удивление силы у короля. - А как же ваше желание сражаться в первом ряду своей пехоты? Вы поучаствовать в бою успели?

  Есть, всё же, вопросы, на которые лучше не отвечать. Даже наилюбимейшему из королей.

  - Ваш конь, сир, - сказал королю командор и скромно потупил глаза, всем своим видом показывая, что так, пустяками был занят - всего лишь доставил коня для Его Величества. - Салитесь, сир...

  

  5. Хафелар, сражение.

  

  Король забираться в седло не стал, пошёл по полю боя, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Гром, похоже, был рад такому решению Василия - от хозяина нестерпимо несло кровью, и человеческой, и лошадиной. И не удивительно - искупавшись несколько раз в кровавых лужах, король сохранил не измазанным единственный предмет - Корону. Конь не желал признавать в покрытом коркой свернувшейся крови чужаке - хозяина, пока Василий не снял кольчужную перчатку и не потрепал его чистой рукой по храпу. Но и тогда Гром не выразил ни малейшего желания подставлять спину под окровавленного короля. Так и побрели они, выискивая на поле место, не усеянное телами, чтобы отдохнуть от зрелища крови и трупов. Впереди - король, следом - конь со свободно свисающим поводом.

   Основная выгода королевской жизни заключается в том, что он может не заморочиваться проблемами мелких удобств в быту. Всегда найдётся кто-то, кто обеспокоится ими - без просьб или приказаний. Едва выйдя на чистый пятачок снега, король получил туда и кресло, и воду для умывания, и хорошего вина - горло сполоснуть. Хлопотал, в основном, Клонмел. Направив уцелевших стражей на извлечение из завалов тел своих убитых и раненых, сержант окружил Василия вниманием и заботой.

  - Вы что, не нуждаетесь в отдыхе, Клонмел? - спросил король после умывания и изрядной порции вина. - Судя по вашим измятым доспехам, вам тоже крепко досталось...

  - Служба обязывает, сир. Полковник Паджеро нас учил так: сначала дело, потом - отдых. Ещё он говорил: солдат не имеет права на усталость, если хочет жить долго - усталые погибают первыми...

  Василий посмотрел туда, где продолжалось избиение табуна. Где-то там сейчас отводил душу великий воин и учитель дворцовых стражей - полковник Паджеро. Туда же убежал и Тусон, оставив Грома на попечение короля. Чем меньше оставалось лысых, тем теснее сжималось кольцо вокруг них. Тем меньшее число солдат принимало участие непосредственно в бою. Задние ряды, уже утратив надежду убить хоть одного врага, занялись осмотром убитых и поиском раненых. Но Паджеро, не сомневался король, наверняка продолжает рубиться. Как и Тусон - тот, скорее всего, сумел протолкаться до самого табуна. Там же и Эрин со своими гномами - эти не остановятся, пока не зарубят последнего пустоголового.

  О планах расстрела табуна король больше не вспоминал. Он смотрел на довольные лица снующих по побоищу солдат и думал о той радости, какую испытывали его бойцы - от выполненного своего воинского долга. Они - победили, и им нравилась цена, заплаченная разбитым, в который раз, Разрушителем. Всё ещё возможный, расстрел остатков табуна обязательно омрачит радость победителей, а сама победа приобретёт неприятный горький привкус. Нет, этого король не желал. Зачем же портить праздник своим солдатам?

  К счастливо расслабившемуся королю присоединился советник Геймар. Он заявился не один: понурив голову, за ним шагал заплаканный Индур. Что именно советник наобещал мальчонке, не знал, кроме их двоих, никто, но припухшие от слёз глаза барабанщика полнились уже не слезами, а страхом.

  - Сир! - начал ябедничать Геймар. - Вот он, преступник - взгляните!

  - Кто - преступник? - не понял король.

  - Индур, конечно. Дурная наследственность всегда сказывается...

  - Барон, не забывайтесь! Вы говорите о ребёнке! К тому же, в его присутствии.

   '- Про дурную наследственность - это он о себе, сир, - пояснила Капа. - У них в семье все чокнутые - вспомните Лендору...'

   - Я говорю о барабанщике Королевской сотни, сир! - не пожелал уступать Геймар. - О солдате, самовольно отдавшем команду к общему наступлению. Проступок, которому и названия-то нет... А наказание положено одно...

   Геймар замолк, поражённый реакцией короля: откинувшись на спинку кресла, Василий хохотал во весь голос. Барон попытался подобрать верные слова, которые прозвучали бы в тон неожиданному веселью Седобородого.

   - Но, сир... Если каждый начнёт...

   Король оборвал смех так же неожиданно:

   - Каждый, советник, не начнёт! Каждый не начнёт, дорогой барон Геймар. Вот, вы же - не начали?

  - Я, сир!? Да, я бы ни за что не осмелился! Я бы...

  - Об этом я и говорю: каждый не сможет. Ну-ка, Индур, рассказывай, как дело было...

  Барабанщик, сообразив, что обещанные Геймаром кары ему больше не угрожают, снова захлюпал носом.

  - Рядовой Индур!

  - Я, сир!

  - Приказываю: отставить слёзы и радоваться жизни!

  - Есть, сир, отставить слёзы!

  Василий устроился поудобнее и взялся, было, за подробный Индуров отчёт, но тут за королём прислали: Эрин, Тусон и Паджеро ставили Его Величество в известность, что табуна уже не существует, а Безликий окружен и дожидается, когда его начнут вязать.

   - Что ж, поглядим на монстра вблизи, господа, - сразу вскочил из кресла король. - Может, и поймать его сумеем...

  

  6. Хафелар, Безликий.

  

  Безликий монстр вблизи не поражал.

  Он выглядел необычно, наверное, удивительно: фигура в длинном чёрном плаще с капюшоном, висящая в воздухе ладони на две от земли. Вместо лица из-под капюшона выпирало металлическое полушарие, памятное королю по Скиронскому сражению. Ни малейших признаков рук и ног, как и каких-либо устройств, их заменяющих. Как и признаков глаз, рта и носа на изображающем лицо полушарии. Но в целом, Безликий казался совершенно безобидным. И, если бы не лежали подле него, среди зарубленных лысых, два обугленных тела в оплавленных доспехах, ощущение безобидности оставалось бы полным.

  - Как это произошло? - спросил Василий у Эрина, показав на обугленные останки. - Один из сожжённых, кажется - гном? Я же предупреждал, чтобы не подходили очень близко.

  - Разве их удержишь, сир? Я, признаться, и сам чуть не рубанул Безликого, да вовремя вспомнил Ваш запрет...

  О запрете помнил не только Эрин. Солдаты короля стояли широким кругом, шагов пятьдесят в поперечнике - там, куда отступили, перебив всех лысых подле Безликого. В кругу, в центре - находился Безликий. Примерно посередине между Безликим и солдатами - король с Эрином и Бальсаром. Всем прочим рисковать без особой на то нужды было запрещено. Правда, нашёлся и нарушитель королевского запрета - Геймар. Он больше не отходил от Василия ни на шаг, решив, что его-то, будущего вице-короля Хафелара, распоряжения Седобородого не касаются.

  Василий не препятствовал. Ищешь смерти, барон? Пожалуйста, тебя-то, как раз, и не жалко. Королю было сейчас не до выбрыков советника - он думал, как подступиться к Безликому и гарантированно взять его в плен. '- Для опытов, сир, - подсказала Капа. - Тока, вскрывайте его без меня'. Но, прежде, чем вскрывать - поймать надо, а два обугленных тела заставляли действовать с осторожностью. Что накидывать на Безликого арканы и цепи бессмысленно - похоже, даже до Геймара дошло. Во всяком случае, он не спешил прибегнуть к помощи своей группы захвата, составленной из неуклюжих возниц.

  Собрать вокруг Безликого клетку? А удержит ли его клетка? Проплавит, наверное, и уйдёт... Может, в магическое поде заключить? Интересно, что скажет на это Бальсар? Спросить у мага, разве? Вдруг он сообразит, как отключить защитный кокон Безликого? Не стоять же перед этим уродом вечно!

  И тут Безликий заговорил. Голос раздавался откуда-то из-под плаща. Неприятный, резкий, но, всё же, как показалось королю, не механический. Хотя, и на человеческий не похож. Нелюдской, одним словом.

  - Привет тебе, двухголовый чужак! Это говорю я - Разрушитель!

  Капа сообразила раньше Василия:

  '- Сир, он меня - видит! О, только бы хоть этот не оказался телепатом! С меня и Материнского Камня с головой хватило!'

  - Странно, я не встречал подобного тебе ни в одном из миров, - продолжал Разрушитель. - Надо же, одно тело - два разума...

  Королю разоблачения не понравились - не хотелось ему объясняться с подданными по поводу Капы.

  - Чего ты добиваешься? Кто - ты? - потребовал он ответа.

  Разрушитель несколько раз то ли каркнул, то ли крякнул, что означало, по-видимому, смех. Но на вопросы Василия не ответил, а сделал неожиданное предложение:

  - Давай разделим Соргон - у тебя уже почти половина. Возьми себе ещё и Шкодеран, и Орочьи болота. Будь на своих землях королём, а я стану править остальными. Мы оба - чужаки в этом мире, а, значит, друг другу мы ближе, чем любому из наших подданных. Они - всего лишь расходный материал для осуществления наших замыслов. Иномирец, я не желаю убивать тебя...

  - Кто ты? - добивался ответа Василий. - Чего ты хочешь от Соргона?

  - Стоит ли нам обсуждать это при всех, чужак? Надень Маску, и я отвечу на твои вопросы без тысяч ненужных свидетелей...

  Безликий на мгновение стал вихрем, крутнулся, два-три оборота, и осыпался горкой чёрной пыли. Уцелело лишь полушарие. Оно лежало поверх чёрного порошка, открыв обратную - полую - сторону.

  - И, впрямь, маска... - подивился король своей прозорливости, с которой дал когда-то название врагам. - Стой! Не трогай! Не смей! Слышишь?

  Кричал Василий Геймару, который (и когда успел, проныра?) уже склонился над чёрной горкой и тянул руку к полушарию.

  - Не трогай, идиот!

  Но неслух ухватился за маску одной, потом двумя руками и сунул внутрь лицо... Опять - чёрный вихрь, словно всосавший тело барона... И вот он, Безликий, стоит почти на прежнем месте. А горка порошка от того, прежнего, цела... Значит... Значит, маска за короткий миг перестроила Геймара в Безликого...

  - Вот как оно происходит, - пробормотал король.

  А из Безликого послышался каркающий смех Разрушителя.

  - А ты - хитёр, - похвалил он короля, вволю насмеявшись. - Я рад, двухголовый, что ты не так прост. Не прощаюсь - увидимся...

  Чёрный вихрь осыпал и этого Безликого ещё одной горкой порошка. На этот раз не оставив маски. Охота на Безликого завершилась ничем.

  - Это не магия, сир! Магию я бы почувствовал... наверное... может быть... Сир, я изучу эту пыль? - спросил Бальсар. - Не думаю, что она опасна...

  - И я не думаю, сэр маг, но будьте, всё же, предельно осторожны... Кто их, Масок, разберёт, с их иномирскими секретами...