ОГЛАВЛЕНИЕ

  Пролог

  Часть 1.

  Глава первая

  

  

  ПРОЛОГ

  

  1. Мокей.

  

  Мокей не был росом, хотя теперь, по прошествии двадцати лет, прожитых им в Городище, этого не смог бы определить никто.

  Некогда легионер ненасытного Рима, пленённый росами во время сарматского набега на Римскую Дакию, Мокей не стал возвращаться в империю по освобождении от плена. Прижился он среди славян. Да, и то, если рассуждать здраво - что ему в империи делать? Какой судьбы, какой жизни там ожидать простолюдину?

  Снова идти в легион? Нет, служба в легионе больше Мокея не прельщала - это опасное занятие не имело надёжного будущего. Богатства, отнятые в непрерывных войнах у покорённых народов, притягивали к империи взоры многочисленных и воинственных соседей. И тонущий в роскоши Рим истекал кровью, стараясь удержать награбленное. На это сил пока ещё хватало, но дальнейший рост империи прекратился. Империя выдохлась и существовала только благодаря солдатским жизням. Вернее, смертям солдатским - по всему пограничью гибли легионеры, оберегая покой разжиревшего Рима. Римская Дакия, к слову сказать, перемалывала легионы, как мельничные жернова зерно, и без помощи богов избежать смертной доли там мало кому удавалось. А боги... Боги вряд ли подарят вернувшемуся в строй солдату ещё одну возможность уцелеть в сходных с прежними обстоятельствах - зачем же жить дураку, который не умеет со своей жизнью управиться...

  Пристраиваться где-то в империи помимо легиона - нужны деньги, нужны знакомства. Покровители нужны. Вот, сунешься, к примеру, в клиенты к какому-нибудь патрону, и всю дальнейшую жизнь будешь изъявлять благодарности за пустяковую помощь. Негодный это вариант, ничем легиона не лучший. А другого с достоянием Мокея не придумаешь: всего достояния у него - весёлый нрав (за что и прозван в легионе "Мокеем" - балагуром, значит), да пара мозолистых рук. Мозоли, они что от меча, что от сохи - каменной твердости. И удивительно: для империи такого достояния недостаточно, а в здешней жизни его в самый раз, чуть ли не с избытком будет. И даруют эти мозоли равенство тому, кто росским родом в семью принят. Живи, обычаи соблюдай, да трудись на своё и сородичей благо.

  Не любили росы бездельников, не жаловали. Хотя лодыри нигде не в чести. Так и в легионе было - кто из солдат не жалеет сил на содержание своего снаряжения в должном порядке, тому и в бою уцелеть легче. Знаешь, что не лопнет ремешок на калиге в ненужный момент, острый меч-спата не подведёт, щит-скутум надёжно прикроет... Там подшил, тут подправил, вовремя к кузнецу сходил, да попотел на кузне, меха раздувая, пока кузнец твои наручи подгонял да выравнивал - услугу тебе в обмен на твою работу делал... Много должен потрудиться солдат в лагере, чтобы однажды сохранить свою жизнь в бою - в таком деле мелочей не бывает.

  В плену, закалённый солдатчиной, Мокей легко втянулся в работу пахаря - это и было его рабство. Росы пояснили пленному - отработай три лета и ступай на все четыре стороны, кончится твой плен. А хорошо работать будешь, то и оставайся, коли захочешь - росские роды никогда от добрых людей не отказывались.

  Вот Мокей и остался. Всё сложилось на то, чтобы только так и решить свою дальнейшую жизнь. И пустой кошель, и дорога дальняя, и отсутствие попутчиков для похода в империю, и сомнения в своей для империи нужности, кроме как в роли убоины на каком-нибудь беспокойном пограничье. А, главное, тут была Бажана. Ба-жа-на.

  Какое, однако, притягательное имя. Бажана, бажаная - желанная. Именно, что желанная. Приглянулась ему девица, да и он ей постылым не показался. Он и сейчас выглядел богатырём, даром, что голова седая, и усы пожелтели от старости. А Бажана - всё такая же хрупкая, юркая, на ней ни возраст, ни роды и не сказались будто. Хлопочет в хате - то в одном углу возится, то в другом, то у печи посудой грюкнет. Старается, порядок наводит - ждёт из похода их с Мокеем первенца. Доброго молодца родила - всему Городищу на удивление. И ростом, и статью в отца, и силач, каких мало. За то и получил от росов имя Девясил. Всего шестнадцатое лето на исходе у парня, а князь Белояр его в дружину забрал и не нарадуется.

  Всем Девясил хорош - и на кулачки, и на поясах любого матёрого воя повалит. Хоть и крепки в кости росы, но один только князь, считай, небитый в дружине остался. Не потому, правда, что князь. Белояр и сам богатырь великий, Девясилу не по зубам. Разве, в тело когда сын Мокеев войдёт, заматереет... Но и тогда неизвестно, чья возьмёт.

  Воинскому делу Мокей учил сына сам - в основном, владению гладиусом и спатой. Перевооружение легионов, затеянное Септимием Севером, ещё не завершилось, и Мокея на службе натаскали в технике боя на обоих мечах. Правда, у росов мечи ковали по скифскому образцу, но и тут короткий скифский акинак уже вытеснялся длинной сарматской картой. Так что, знания бывшего легионера не пропали втуне.

  Белояр иногда приходил посмотреть на занятия Мокея и Девясила, два-три урока поучился и сам, но прочих росичей обучать от Мокея не требовал - чтобы не мучился тот виной за легионеров, погибших от росских мечей. Не брал он Мокея и в набеги, когда кто-нибудь из сарматских вождей приглашал Белояра с дружиной 'римлян на зуб попробовать'. Уважал Мокея Белояр, уважал и ценил - римлянин обнаружил в себе способность к работе с кожами и стал в Городище лучшим усмарём-кожевником.

  Нехитрое, вроде бы, дело - защитить ноги от повреждкний при ходьбе, и народы империи изобрели самые разнообразные виды обуви: сандалии, котурны, калиги... Но что хорошо и удобно для тёплых берегов Mare Nostrum ('Наше Море' - римское название Средиземного), совершенно непригодно в Скифии - снежная и холодная зима одинаково губительна что для босого, что для обутого в сандалии.

  Носили здесь, в основном, лапти, лыченицы, лычаки... Такую обужу рос мог себе смастерить из любого подручного материала - лыка, бересты, кожаных ремешков. Крючки для плетения лаптей - кочедыки - были в снаряжении каждого росского воя, чтобы вовремя новую обувь сплести: сбитые ноги - лишняя помеха в бою. Но лапти не отличались высокой прочностью и, даже подшитые кожей, в походе не служили долго - в слякотную погоду одной пары лаптей хватало дня на три, отсилы - на пять. Тут или запас лаптей с собой таскай, или плетением занимайся в виду неприятеля - как раз к своим похоронам и закончишь. Потому в цене среди росских воев были кожаные поршни (порошни, постолы).

  Делали их из одного куска кожи, стягивая края ремешком. Чего, казалось бы, проще - взял кожаный лоскут, стал на него ногой, края лоскута свёл да и стянул кожаным шнурком. Всё, готово. Да? Но это же кожа - материал жёсткий - сбежались от ремешка морщины, и каждая при ходьбе давить будет или тереть. Пробежаться от хаты в нужное место - и то удовольствия мало. А если целый день ходить?

  Нет, за такой обужей лучше к мастеру идти, к усмарю. У того и кожа хорошей выделки, и сошьёт он тебе поршни размером как раз по ноге, и морщинам на коже укорот даст. А попросишь, украсит тебе обувку узорами или кистями - куда там лаптям по красоте равняться! А если усмарь смекалистый, работает с выдумкой, не просто заучено повторяет созданный предками процесс изготовления поршней - такому мастеру завсегда почёт и уважение. И за его изделиями идут издалека. И от желающих мастерство у него перенять - отбоя нет.

  Мокей оказался из смекалистых. В империи видел он, как-никак, но поболее местных мастеров-росов, и то, что видел, сумел применить. И в работе своей приспособить.

  Шил он поршни необычные, отличные от принятых у росов образцов. И отличия эти были такие: на подъёме ноги вставку кожаную делал, чтобы шнурок ногу не тёр. Приловчился к поршню подошву вшивать. И поршни шил из разного качества кожи. На подошву он пускал толстую, прочную кожу из хребтовой части шкуры, а более мягкую и нежную, взятую с брюха, черева, так сказать, использовал для верха. Потому Мокеевы изделия прозвали черевиками. И носили черевики не только знатные жители Городища, но и соседние росам сарматские царьки - кого Белояр одарил этой обувью в знак межплеменной дружбы.

  И потому приставил Белояр к Мокею учеников - закреплять в памяти и множить для племени Мокеем придуманное.

  

  2. Ячменёк, ученик усмаря.

  

  Учеников у Мокея сначаа числилось трое: два сына его - Жизнерад, средний, и Зоремир, младший, да соседский Вышан. А с прошлого лета добавился найдёныш, подобранный ягодницами близ Городища. Одичалый мальчонка лет, примерно, пяти, молчаливый и опасливый.

  Смотреть на ребятёнка вышли всем городом, в надежде опознать мальчика - случались меж росами детские пропажи, когда не находили ни малейших следов. Искали, правда, не везде - волхвы настрого запретили бывать за рекой, на другом берегу Черемоша:

  - Там не наша земля, нехорошая. Приведёте за собой лихо - тогда городу несдобровать.

  Ничем тот берег от этого не отличался с виду. Такой же лесистый, в густоте черёмуховой поросли - черемши - давшей имя своё реке. А за черёмухой, за буковым лесом - снова река. И снова - Черемош. Только этот Черемош - Белый, на отличку от второго, от Чёрного, за которым разлеглась Черногора - горное пристанище колдунов-халдеев, гиблое для росичей место. Нет туда проторенных путей-дорог, нет оттуда ни для кого возврата: что леса, что полонины Черногорского хребта древних Карпат полны чудовищ невиданных да страхов, да ужасов, да мороков - колдовской защиты халдейских владений. Земля же между двух Черемошей исстари считалась ничейной. Одни только волхвы, когда-никогда, посещали безлюдное междуречье - проверяли, нет ли признаков нарушения халдеями установленной с росами границы...

  Волхвам не перечили, за Белый Черемош не рвались - кому же и знать о грозящих из Черногоры опасностях, как не им. Но глядели на тот берег с неизменной ненавистью. Белояр же только зубами скрипел да на поясе меч нащупывал...

  Осмотрев мальца, князь не сдержал удивления:

  - Я уверен был, что карпы отсюда давно ушли!

  - Видно, осталось сколько-то - под халдеями, - подвёл итог осмотру Белоглав, самый мудрый в Городище волхв. И самый главный при этом. В подобном уточнении есть необходимость, потому что не всегда они рука об руку ходят - главенство и мудрость. В случае с Белоглавом совпало.

  Белоглав, главный жрец святилища Рода - отца всех богов и покровителя племени росов - правил в Городище твёрдой рукой, но незаметно, неявно. Пуще глаза берёг он в росах любовь к свободе, к вольности. Не склонились славяне, устояли под скифами, не совладали с ними и сарматы. Теперь же степняки всё чаще искали поддержки у непокорных славян и старались стать росам соседями добрыми.

  Граница между лесом и степью уже давно стала мирной - мирной настолько, что славянские поселения почти сплошь не имели стен. Не ощущали славяне угрозы. Жили они в открытую - и по обоим берегам Данапра-Славутича (греческого Борисфена), и по Роси, и по Данувию, и по Тирасу. Укреплённые селения, подобные Городищу, можно было по пальцам пересчитать, и в каждом случае на строительство укреплений были особые причины.

  Так Городище, например, оберегало славянские территории от колдунов Черногоры: халдеев занесло в Карпаты из Малой Азии - после египетского похода скифов. Карпы, облюбовавшие эти горы раньше, не ужились с колдунами и спешно снялись с насиженных мест - перебрались во Фракию, к родственным им дакам. Перебрались, да, как видно, не все: мальчонка явно был карп. Вот и пригодилось прошлое Мокея - по дакам бывший легионер из Римской Дакии оказался самым крупным в Городище специалистом. Знать, ему и растить мальца - пока пообвыкнет, того запаса дакских слов, что осели в Мокеевой памяти, должно было хватить для общения. Получай, усмарь, четвёртого ученика!

  Мелкий мальчонка, словно ячменное зерно - оттого и стал маленький карп для городищенских росов Ячменьком. И хотя одежду носил, в отличие от сверстников, взрослую: опричь рубахи - пояс и порты, взрослого имени Белоглав ему не дал. Смехота - пятелетнему, да взрослое имя! Ну, а одёжа - то по ученичеству полагалось: учиться ремеслу - занятие, достойное взрослого человека. Не сегодня, завтра ученику доведётся самому, без указаний мастера, работу делать - ну, не ходить же ему с голым задом, подобно римлянину или росской мелюзге! Нет, работнику порты обязательно надобны.

  Ученичество Ячменька не ограничивалось шитьём поршней. В него входили и обучение росскому языку, и какая-никакая история сеседних селений, племён и государств. Что помнил по римскому прошлому, что узнал за двадцать лет славянской жизни, всё вываливал Мокей перед широко открытым от восторга познания ртом Ячменька. И не только учил пацанёнка, но и сам учился. Многие факты он знал, но между собой раньше не связывал - проходила их связь мимо, скрытая ежедневнми делами и заботами. А тут вдруг выяснилось, что росская хата - это скифсская kata, то есть дом, выкопанный в земле.

  А и верно. Росы дома ставили наполовину врытыми в землю, да и сверху и с боков землёй загребали - чтобы зимой тепло не терялось впустую. И многие другие слова у росов и сармат оказались очень схожие. Abra - небо. Так и просился на ум росский обрий - горизонт. Ad - еда. Baga - бог. Brata - брат. Dvara - дверь, ворота.

  Может, росы - потомки скифов? Или долгие века общения - торговли и войн - так сказываются на разных народах, что они всё больше становятся похожи один на другой? Правда, одежда и обычаи росов и сармат имели, всё же, больше отличий, чем сходства. Так и жизнь у кочевника и оседлого земледельца протекает по разному - не это ли причина отличий?

  Было, было - над чем Мокею голову ломать. А, ведь, это появление Ячменька стало тому причиной...

  

  3. Белояр.

  

  Князья у росов исстари были выборные. В канун каждого военного похода собирались мужчины для отыскания достойного, которому их в бой вести. Выбирали не только за силу или умение ратное, но и за ум, за смекалку воинскую - кому же охота по недосмотру княжему голову свою сложить? Но в Городище шестое лето подряд в князьях оказывался всё тот же Белояр. И княжил он в городе помимо походов - завёл дружину себе постоянную, чтобы варту стояли не в очерёдность, обществом установленную, а лишь по его, Белояра, указу. И чтобы, страда, не страда, но мечей из рук не выпускали и улучшали постоянно воинское мастерство, от прочих обязанностей перед обществом свободные. На то не воля случая здесь была, и не произвол Белояров, а воля волхва Белоглава - чуял жрец, недоброе затевается в Черногоре, и желал Городище к обороне укрепить, не сильно ущемляя заветы дедов и прадедов.

  Выборов князя он не отменял, но результат готовил заранее. Хотя, если честно, то и не было в Городище никого, более Белояра достойного князем над росами стоять. Девять раз водил Белояр росов на ратное поле: семь походов в империю, по зову сарматских царей, и дважды в сарматские стойбища - в усобице ратным товарищам помощь оказать. Ни в одном походе неудачи не потерпел: добыча была великая, а урона, и вовсе, считай, что не было.

  В последнем походе побратался князь с сарматским царём Распараганом: смешалась их кровь на поле битвы у стойбищ языгов, где Распараган верховенство своё доказывал. Так что, обряд братания над ними враги провели. Им же осталось только подтвердить уже свершившийся факт. Победив, Распараган над языгами свою власть упрочил - единым вождём над племенем сел. Благодарный за помощь, сармат с побратимом ещё более тесных узд возжелал - намекнул, что не против будет, если князь одну из его сестёр в жёны возьмёт.

  А случай, как раз, подвернулся. Амага, сестра Распарагана, убила в этом сражении первых своих врагов, и, по сарматскому обычаю, получила право замужества. Странный сарматский обычай - женщинам наравне с мужчинами в битвах славы искать - Мокей указывал ученику своему Ячменёнку, как гибельный для них:

  - Каждая погибшая в бою женщина - безвозвратно утраченное потомство. Ни воинов ей уже не родить, ни новых матерей для племени. Сарматы теряют былую силу, потому что восполнения потерям нет. Запомни: женщины - самая большая ценность любого народа. Нет женщин - и будущего нет...

  Странный обычай - то дела сарматские. А родственные узы с одним из самых сильных сарматских племён Белоглав воспринял подарком Рода. Смешанные браки между росами и сарматами случались и раньше, но авторитета (как называли властность и величие римляне), равного Белоярову, ни один рос прежде не имел. Общинные отношения не допускали столь явного выделения кого-либо из военных вождей над всем росским народом. Белояр же стороннему наблюдателю казался сейчас никем иным, как правителем росов, в одном лице объединяя и воителя-князя, и подвластную ему державу. И пусть всей державы у него - огороженное новой стеной княжеское подворье в середине Городища, но кто ж из чужих про то ведает!

  А сарматы - угроза реальная, да и сила немалая, и после свадьбы, случись что, по зову Белояра поднимется на обидчика степь - заступаться за родича царского. Не захочешь да призадумаешься - стоит ли городищенских росов зазря беспокоить.

  Князь с волхвом в полном согласии был - брать за себя Амагу следовало немедля. Да только в земляную хату степную царевну вести - как-то не с руки получалось, не по её высокому положению в землянке жить. Кибитки в кочевье и то роскошней выглядели, чем вросшие в землю жилища росов.

  - Обижать сарматку неуважением нам не след, Белоглав. Надо ставить терем, как греки и римляне делают. Хоть не каменный - деревянный - но быть к лету должен. А летом я за Амагой поеду... И дружину возьму - для почёта...

  - Верно мыслишь, княже. И по обряду нашему женишься - сам с тобой поеду, чтобы царю и невесте растолковать, что да как. Пусть люди видят, что старины не отвергаем...

  Так и сделали, как решили - едва закончили терем - отправилась княжья дружина в путь. Десятый поход Белояров, в котором оказался участником Девясил, был мирным и добрым - князь за невестой к языгам поехал, женитьбой своей черногорских колдунов упреждая: не шалите - добром не кончите, и никакие халдейские заклятия вам не помогут...

  

  4. Амага.

  

  Амага у сармат - имя царское. Сотни лет прошли с правления великой царицы Амаги, которая спасла от скифов Херсонесс, и чуть ли не в каждой сарматской семье все эти годы росла своя Амага. Одно поколение Амаг сменяло другое, и как знать, может именно искажённое греками 'Амага' стало амазонкой из греческих легенд? Нечего и говорить, что все Амаги были девушками исключительной храбрости - кто бы рискнул опозорить славное имя недостойным поступком? - а сестра Распарагана выделялась и среди них.

  Солдаты, ветераны множества битв, обычно покрыты шрамами залеченных ран, особенно - их лица и руки. Да, что там битвы - раны остаются и в учебных боях: от всех случайностей не убережёшься. Редко-редко встретится среди старых опытных солдат их сверстник, не имеющий боевых отметин. Это - лучший из них, ибо только высшее мастерство воина достойно покровительства богов войны, не допускающих ни царапины на телах любимцев. Шрамами заслуженно гордятся, но некоторые в ещё большей степени могут гордиться их отсутствием.

  Конечно, смешно сравнивать Амагу с седыми ветеранами, но она, тем не менее, имела право гордиться своей чистой, без боевых отметин, обветренной и загорелой кожей жительницы раздольных степей. Ни воинское обучение, ни отчаянная рубка, в которой пострадали даже Белояр с Распараганом, ничем не нанесли урона её цветущей юности.

  Среди сарматских женщин нередки были случаи добровольного увечья - не желая уступать мужчинам в мастерстве воинском, сарматки удаляли правую грудь. Так удобнее стрелять из лука, да и правая рука, возможно, становилась крепче. Во всяком случае, это мнение разделяли многие. Но Амага не соблазнилась сомнительной выгодой подобной операции.

  - Какая радость будет мужу моему или детям моим смотреть на моё искалеченное тело? Доблесть и слава воинская не освобождают женщину от чисто женских обязанностей. Мне рожать, да детей растить, да хранить семейный очаг - более главным для женщины кажется, чнм чужие жизни на бранном поле отнимать. А что грудь не мешает в бою, я докажу любой из вас - выходи, несогласные, поборемся...

  И побеждала всех, кто принимал её вызов. Вот такая она была, Амага, сестра царя Рспарагана... Вот такая она была, Белоярова царственная невеста!