Сурн тогда жил в небольшом городке на юге и часто разговаривал с ветром.
Не подумайте ничего такого, - серьёзно разговаривал, не монологами сквозь окно и не криками по крышам, а в самом деле - как говорят с привычным старинным собеседником. А то, пожалуй, и с другом.
Он жил на чердаке, гордо названным мансардой, в одном из старых домов в двух улицах от мостовой.
Чердак был узким и заваленныи самым разным хламом. Например, на стенах висели старые холсты с полустёршимися изображениями каких-то невнятных созданий, чаще всего с раскинутыми, как крылья, руками. Когда-то здесь жил старый художник, и этого добра тут было столько, что хватило на все стены и часть потолка - всё равно он был скошен. Сурн подозревал, что эти картины были с самого начала, с первого дня создания, такими же старыми, как тот художник, но ему это даже нравилось. Ещё музыкальные инструменты, вроде расстроенного пианино, иногда звеневшего чем-то изнутри по ночам, или тонкой флейты из ароматного дерева. До художника этот чердак служил домом одинокой женщине, у которой были почти парализованы руки - но она не отчаивалась, а училась играть, тихо, по ночам, потому что мечтала однажды сплести из звука дорогу и уйти на луну - слишком часто её бледное лицо заглядывало в широкое, во всю стену окно. Однажды она всё-таки ушла - только вот инструменты остались. Некоторые говорили, что её нашли, а кто-то - что она сама нашла лучший инструмент, который слушался её рук, и после этого уж не то что её - и следов нельзя было найти... Карты никому не известных стран, вырезанные на деревянных тонких пластинках, и песочные часы остались от троих мальчишек, которые задолго до неё свободно уходили отсюда - правда, по лестнице и через дверь внизу - но зато каждый раз в разные места и на разное время. Они и сами не знали, где находятся те края, куда бегали в походы и просто гулять, но краты рисовали охотно. А часы нужны были, чтобы знать, долго ли они отсутствовали; разумеется, количество песка каждый раз было разным, в зависимости от того, куда и на сколько они отправлялись. Кому же нравится опаздывать к рассвету... Ну, и книги - без книг не живёт ни один старый чердак. Их были десятки, и в основном они лежали столбами и колоннами вдоль стен, поддерживая крышу. Книги, скорее всего, появлялись здесь при каждом жильце, по своей собственной воле.
Все эти и ещё кучу других историй Сурну рассказал тот самый ветер.
Вечерами он прилетал на сигнал - поскольку верхнего света на чердаке не было никогда, как только темнело, Сурн зажигал на чердаке свечи. И одну, зелёную, как луговая трава, ставил на окно специально для приятеля. Ставил на подоконник чашку с чаем, а иногда - горьким, но ароматным спиртовым настоем. Сам садился, свесив одну ногу вниз, - и принимался ждать.
Ветер всегда приходил не позже, чем питьё остывало, - в ту осень он тоже не любил холодного по вечерам. Даже если речь шла всего лишь о чашке на окне его друга.
Однако в ту ночь - а было уже к полуночи, когда они наконец собарлись - историй Сурну не рассказывали.
- Я собираюсь уйти, - сообщил ветер. - Надолго. А может, навсегда.
Они помолчали.
- Это потому, что здесь начинается Зима? - спросил Сурн.
- Нет. Но и да, поэтому тоже. Ты же знаешь, мы всегда уходим.
- А разве вас много, чтобы говорить - мы? Я думал, ветер - один, хоть его и...
- Ну, - неопределённо ответил ветер, - его-то много, но я - один.
- Это верно.
Некоторое время ветер молча перебирал его волосы и осторожно дул на горячий чай в чашке, касаясь рук.
- Когда наступает - скоро? - спросил Сурн.
- У тебя же есть часы - посмотри?..
Сурн нехотя потянулся внутрь чердака и в ровном свете разглядел стоявшие на высокой полке песочные часы - песка в них оставалось ровно на день.
- Следующим вечером... или ночью?
- Вечером, - немного грустно сказал ветер. - Иначе мне не успеть до Зимы. А уйти нужно...
- А иначе ты умрёшь?
- Если меня не станет - это всё равно что умрёшь? - спросил с любопытством ветер; ему не очень понятно было, что такое для Сурна "умрёшь".
- Получается, да. Это когда тебя не станет не только здесь, а вообще нигде, - не очень уверенно отвечал Сурн. Подумал немного и добавил: - И никем.
- Кажется, ясно.
А ещё Сурн подумал, что в любом случае больше не сможет встретиться с другом - после того, как сегодня он уйдёт. А ведь завтра в городке праздник - и не какой-нибудь, а первый день Зимы, и это значит, что все жители будут в своих домах с семьями печь особые пироги из последних засушенных цветов, пить херес и тихо напевать прадничные песни - чтобы первый хрупкий снег за окнами не услышал, не испугался и без тревоги засыпал пустые улицы. В этот праздник всегда стояла такая красивая и чистая тишина на улицах, и можно было бы проводить друга в дальний путь, не опасаясь, что кто-то посторонний помешает. Он столько слышал отзвуков разговоров о нём за лето, что представлял себе живее, чем сами жители.
А теперь выходило, что не будет этого, и вообще никакого прощания не будет. Прощаться за целый день до дороги - где это видано? А начнётся она уже без Сурна...
Всё это он рассказал ветру.
- А знаешь что... - задумчиво сказал тогда ветер. Если он и не грустил, то перспектива так просто исчезнуть его тоже не очень радовала после слов Сурна. - Кажется, я придумал, как нам попрощаться.
- Как?
- Ну-ка, посмотри внимательней - сколько времени будет, когда я улечу?
Сурн посмотрел ещё раз.
- Полночь и будет, - уверенно ответил он.
- Тогда слушай - ровно в полночь ты вытаскивайся из своего окна и гляди в оба на небо - я пригоню туда облако в виде сатира, и он тебе сыграет. У тебя же есть флейта?
- Есть. Только на ней трещина.
- Ерунда какая... Ты отдай её сейчас мне, а мой сатир с неба за меня попрощается.
Сурн улыбнулся. За такое ему не то что флейты - и половины чердака было бы не жаль.
Однако, протягивая инструмент в окно и глядя, как ветер осторожно принимает флейту из его рук, он случайно глянул на ночное небо. Оно быстро затягивалось густыми молочными облаками.
- Слушай! Как же я распознаю там твоё облако, если они все такие густые, и столько их, что и не отличить одного от другого? Да ещё ночью... Я и сейчас почти не вижу их.
Какое-то время ветер молчал, глядя растерянно то на город внизу, то на почти невидимое небо. Потом легко рассмеялся, и где-то в глубине ему ответили старые струны в пианино.
- Вот что. Если будет такое же небо, как сегодня, ты пройди по Городу и зажги фонари. Обычно их горит несколько, вот как сейчас - но что мешает тебе зажечь от них остальные? Тогда на облаках будет такой отсвет от них, что увидишь всё, что надо. Ну а если не будет их - и думать тут не о чем... Верно я рассуждаю?
Сурн ещё раз всё обдумал и ничего неправильного в рассуждениях друга не обнаружил. Даром что ветер. Хотя может быть, просто за столько времени он и сам привык мыслить так же.
- А когда тебя не станет,- спросил вдруг ветер, осторожно дотрагиваясь до его лба, - получается, что ты - совсем - умрёшь?..
Его явно интересовала эта загадочная тема.
Но Сурн в ответ только пожал плечами.
Что такое "умрёшь"?..
На другой день Сурн проснулся рано - почти утром. Обычно он очень подолгу спал - иногда до самого вечера, - потому что кто же тратит ночь на сон в таком Городе, - но и пропустить хоть сколько-то снов ему не хотелось.
Но сегодня - так вышло как-то само по себе, что он почти с самого утра внимательно следил за небом. Оно было почти чистое. Только изредка по нему медленно проплывали тонкие, почти невесомые облака - будто кто-то грустно и светло вздыхал вдалеке, но тут же скрывал это или забывал. Несколько минут - и снова на небе ни следа.
Так было до заката. На закате Сурн задремал, сидя на мягком ковре рядом с окном.
А когда проснулся - не увидел ни заката, ни неба, ни звёзд. Только ровная тёмно-серая пелена наверху.
И разумеется, когда он посмотрел на часы, они услужливо подсказали, что полночь вот-вот наступит...
Он испуганно вскочил на ног и рванулся в Город.
Он бежал сперва по узким тёмным улицам, потом, сам не заметив как, постепенно выбрался на мостовые. И только тут понял - в городе не горело ни одного фонаря. Словно чужой стал Город.
Он бежал, оставляя за спиной дом за домом, в поисках хотя бы одного огня. Его едва не смело чувством, чем-то похожим на страх, только неприятнее - как бывает, когда боишься не за себя. Он ведь обещал - вот что, единственное, билось у него в голове, как огонёк свечи. А свечи, ни кремня, ни спичек, ни вообще какого-то огня, у него не было. Вот что было хуже всего.
Он надеялся найти хоть один горящий фонарь. Кто же мог знать, что именно сегодня будет такое небо, и ни одного фонаря?..
Конечно, стоило подумать.
И Сурн бежал по Городу, понимая, что время истекает, что уже почти полночь, а он так и не сумел попрощаться, как обещал.
Он добрался до одного из самых высоких мостов. Оглянулся - но и здесь увидел единственный огромный фонарь, котороый сегодня тоже не горел.
Сурн в панике обернулся вокруг. Он не знал, сколько точно времени у него осталось, но чувствовал, что вот-вот упустит и его. Ведь он - обещал. И другого шанса не будет, и не будет даже возможности объяснить другу, почему так вышло.
Что было делать?
С третьей попытки Сурн вскарабкался на фонарный столб, ободрав себе ладони. Едва не свалился с моста вниз, пытаясь снять фонарь. Наконец он каким-то чудом спрыгнул вниз, и в руках у него была полуоткрытая фонарная лампа.
Времени почти не оставалось.
Опустившись на колени, Сурн нащупал рядом на мостовой какой-то камень - повезло, мельком подумал он.
Холода он, конечно, не чувствовал. До того ли было...
Тогда, примерившись, он начал бить камнем по твёрдой холодной мостовой в надежде выбить хоть одну искру. Рядом лежала лампа от фонаря, из которой уже начало вытекать масло. То ли не хватало сил, то ли от страха руки его подводили, и камень постоянно как-то соскальзывал...
На секунду ему показалось, что среди тёмных домов что-то мелькнуло. Жители проснулись, потому что ночь уже кончилась?..
Нет, конечно же, нет...
Наконец из-под камня вылетела едва заметная искра. Сурн вскрикнул от радости и одновременно страха и с новой сидой, ещё более торопливо ударил по дорожным камням.
Ещё несколько мелких искр - и одна их них упала на край верхушки фонаря. Он радостно взвился на ноги, бережно держа в руках фонарь со слабым, едва теплющимся огоньком - и замер. Где-то далеко в Городе часы начали отбивать полночь. Сколько помню, не видел здесь ни часов, ни мастерских, ни каких ещё знаков, чтоб мерить время... А тут, только понадобилось чуток этого времени, и на тебе - и часы появились, и слышно их даже отсюда... А может, отсюда только и слышно?
Какая разница.
Отбей они и все полночи на год вперёд, ему не успеть зажечь от этого блика всех фонарей в Городе.
Всё.
Не успел.
Когда неизвестные часы замолчали, стало совсем тихо. Даже дыхания своего он не слышал, хотя чувствовал, что сердце колотится в рёбра, чуть не пробивая их.
Он осторожно положил фонарь на землю. Не отрывая глаз от неба, поднялся. Небо так и осталось серой ровной пеленой, только стало совсем тёмным. Ни просвета, ни звезды, ни единого отблеска. Сурну стало холодно.
Тихо вздохнув, он опустил голову и, обхватив плечи руками, побрёл по мосту прочь.
Но через несколько шагов вдруг остановился.
Показалось?..
Нет. В Городе с этого дня не должно было остаться ветра - и тем не менее, чуть заметный сквозняк сзади шевелил его волосы. Он резко обернулся.
Огонёк в фонаре колебался ещё сильнее, чем пламя слабой свечи на ветру. Секунда, другая - и погас. От фитиля, где он только что горел, и правда как от свечи, взметнулось несколько тонких прядей светлого дыма.
Сурн подбежал обратно, едва не держась за грудь, из которой рвалось дыхание. И точно - в морозном воздухе ранней зимы дым не рассеялся сразу, а свернулся привычным причудливым узором. И через пару секунд в воздухе соткался полупрозрачный силуэт хрупкого человечка с козьми ногами. Прищурившись, Сурн смог разглядеть даже тонкие копытца, через миг начавшие таять.
И в этот момент где-то далеко - ещё дальше, чем те часы, не иначе, - кто-то заиграл на флейте. Тонкую, почти не грустную мелодию сплошь из едва различимых трелей.
Сурн рассмеялся. Ему стало так легко, как не было бы, наверное, даже если быон смог попрощаться с ветром, как хотел сначала.
А прозрачный сатир, сотканный из дыма, хитро улыбнулся ему в ответ и продолжил таять в воздухе, как и положено дыму. Сурн закрыл глаза и почувствовал, как несколько струй холодного мягкого воздуха коснулись его щёк.
- Счастливого пути, - шептал он, улыбаясь, - счастливого пути.
Когда он вернулся домой, он не сразу понял, что изменилось. А всё было просто - песка в часах больше не было. Просто исчез - и правильно, зачем ему теперь здешние часы? Он сам ещё не до конца понял, почему, но знал, что они ему уже точно не понадобятся.
А ещё на подоконнике лежала флейта. Та самая, но без единой трещинки, как новая.
Осторожно точно спрашиывая разрешения, Сурн протянул руки и поднёс её к губам. Выглянул в окно. И тихо, никого не желая сейчас потревожить, подул.
Флейта издала чистый тонкий звук, а Сурн негромко рассмеялся. Поглядел на Город снаружи, на небо, оглянулся на свой чердак, потом снова выглянул наружу. И только теперь понял, что здесь ему и впрямь больше не нужно времени.
В Городе начиналась зима и вот-вот должен был начаться рассвет...