Дурная привычка, на стекле потом останутся едва заметные следы. Это по определению плохо - и что трогаю окно снова, и что вообще затемно, не зажигая свеч, не закрывая штор, маячу у окна.
Мне сказали, в этом доме следует делать так - закрывать окна и спать, когда темно. Но тогда я не смогу увидеть, что там.
За окном.
Что-то мечется среди зарослей подлеска. Кто-то.
Мне не видно через стекло и темноту ничего, кроме путающихся, как длинные волосы на ветру, ветвей, - зато слышно отлично. Свистит взаправдошний ветер, шелестят листья, изредка мерцая то ли изнанками, то ли светлячками. Громко - так кричать можно щёпотом. И хрустят ветки и земля - я вижу почти глазами, как неповоротливое что-то и огромное тычется в разные стороны среди тёмных зарослей. Я почти не дышу - оно то ли не может решить, куда ломануться в следующую секунду, то ли просто заблудилось.
Или ловит кого-то там.
Или мечется просто... От боли? От страха? От чего?..
Я осторожно подаюсь вперёд, и окно чуть мутнеет от моего дыхания.
- Тссс, - шелестит эхом у затылка.
Вслед за шелестом чуть движется воздух - и сплетается из тени почти неподвижная статуя, вытягивается в доли секунды, изменчивая, как туман. Касается моего плеча - и только теперь я чувствую спиной тепло.
Я тоже научусь так, потом, когда буду старше. Он говорит, раньше у меня получалось так двигаться - пока я не задумывался, совсем в детстве. Теперь емуприходится меня учить... Но он знает, что я смогу не хуже. Этого достаточно - смогу.
Пока я молчу и киваю ему, не оборачиваясь.
Он тоже смотрит в темноту за окном.
Огромная туша в листве на секунду замирает.
- Почему ты не спишь? - тихо спрашивает он. Я не могу расслышать, сердится или просто интересуется. - Я говорил тебе, что когда подходишь к окнам ночью, нужно закрывать их. Сомневаюсь, что это так сложно.
- Что это - там?..
Я тяну руку к тяжёлым складкам ткани, закрыть окно - но он тут же отстраняет меня в тень и быстро задёргивает окно сам. Я едва успеваю заметить - остро хочется уметь двигаться так же, будто замер на месте, а в движение приходит мир вокруг тебя...
Успеешь. Понял - значит, успеешь.
Да.
- Нельзя, чтобы он тебя видел.
Глаза против воли снова затягивает в темноту. Огромный зверь ломает кусты, подвижным куском темноты дёргается и стороны в сторону. Я пытаюсь хоть как-то сфокусировать взгляд...
- Отец. Расскажи...
- Тише.
Его ладони касаются моих скул, накрывают глаза, запирают в темноте. Несколько мгновений я напряжённо вслушиваюсь.
Хруст веток становится реже, чуть тише хлещут по ветру листья. Ещё немного. Глухо стонет дерево, кажется, трещины с покорёженного ствола побегают по черепу. И тише...
- Не смотри туда больше, иди спать. Он скоро уйдёт.
Я молча отхожу от окна вслед за ним. Но так хотелось посмотреть поближе. Они меня не боятся, знают - никогда не боялись. А такого я видел впервые - то есть, почти видел, почти близко... Может, не увижу больше. Безумно обидно, безумно...
- Он потом вернётся, а я снова пойду смотреть. Нельзя его так оставлять, веришь?
- Может быть. Но я сказал тебе идти спать - этого мало?
- Нет. - Я упрямо вздёргиваю подбородок и смотрюна него прямо. Ему врать - это не то что глупо, это в голову мне никогда не приходило. По определению... невозможно. - Но когда ты уйдёшь, всё равно пойду. Ты же слышишь, какой... какое оно. Там.
Мы вслушиваемся в ночь за стенами дома. Доносится едва заметный, скорее ветром и памятью, чем звуком, шорох ветвей. Мне даже кажется, почти дыхание...
Впрочем, нет. Это уже моё собственное.
Потом он совсем тихо говорит: "Хорошо". Не слышу - но поза у него чуть меняется, и туманные неуловимые движения обретают форму. Мне даже чудится, что я вижу в темноте так же хорошо, как он.
Хотя наверное, ему тоже.
- Ты о них почти всё знаешь, просто не даёшь себе труда впомнить. Он из них - бестелесных, бесформенных, которые нуждаются в людях. Они становятся чем-то, только когда встречают того, кто сможет им это представить. Люди боятся или наоборот - но до того, как он выйдет к ним, они очень хорошо придумывают, что сейчас увидят. И когда он замечает человека - ему достаточно посмотреть в глаза, и станет ясно. И он - будет.
Его рука лежит на моих волосах абсолютно неподвижно - всё равно чувствую. И почти слышу тихий гул в кончиках пальцев.
А снаружи уже совсем тихо.
- Хозяева дома, например, верят, что из этого леса выходит шатун, чтобы задирать их детей. - Он чуть грустно улыбается. - Он и выходит, как ты понимаешь. Поэтому шторы следует задёргивать. Запомни это.
Я понимаю. Но мысль о том, чтобы всё-таки познакомиться с этой совсем уж крайней формы тварью, не даёт покоя. Тем более таких - и правда знаю. Почти таких.
- Но почему ты запрещаешь мне? Мы умеем смотреть и представлять не как они. Не представляя смотреть. Я могу не гнать его в формы, а просто...
Этому он тоже меня научил. Совсем в детстве - я даже не помню, когда. Может, просто не дал забыть, как это делается. Легко смогу, просто надо было обьяснить.
Но он только приподнимает бровь.
Думай, если не понимаешь с самого начала.
- Ты можешь себе представить, - наконец тихо произносит он, - что с ним будет, если ты его позовёшь, а формы не дашь? Что?
На секунду я задумываюсь.
- Смерть. Или свобода.
- Таких, как этот, больше не осталось. А теперь ответь - ты имеешь право это выяснять?