Аннотация: Эта фотография могла быть сделана где угодно. Лестничная площадка. Бычок на расколовшейся надвое плитке. Покосившиеся ряды вечно-голодных почтовых ящиков.
Голос вникуда.
сегодня карлики стали меньше на два сантиметра
"Сегодня", альбом "Подмосковный Петербург", Дочь Монро и Кеннеди
Эта фотография могла быть сделана где угодно. Лестничная площадка. Бычок на расколовшейся надвое плитке. Покосившиеся ряды вечно-голодных почтовых ящиков. И ослепительно-белые ноги, в потрёпаных туфлях на каблуке. Это может быть соседний дом. Это может быть и какой-то Урюпинск. Но иногда кажется, что это просто нигде. Туда довезёт только билет в никуда. И время прибытия поезда на конечную станцию будет - "никогда".
Но сейчас - раздаётся звонок.
Дззз. Дззз.
Я поднимаю трубку. Пару секунд слушаю потрескивающий фон. Я говорю
- Алло?
Тишина.
- Алло, плохо вас слышу.
А потливые ладони уже всё знают.
- Алло, вы бы не могли перезвонить?
А в груди уже зреет огромная радость, радость на грани декаданса - с тонкой, как бритва, внутренней гранью тоски.
Б-бип. Номер неопределён.
И тут же она начинает говорить. Откуда-то издалека. У неё глуховатый спокойный голос. Я не выделяю слова, поначалу есть только звук, и буквы - никак не желают объединятся в слова.
А она говорит, что очень устала. Даже купила бритву, в антикварной лавке.
Что сосед вчера закрылся в гараже.
Что у него белое лицо и чёрные губы. И ей хочется трахнуть мертвеца.
А ещё - что люди сошли с ума. А авангард - переживает кризис и упадок от самого своего рождения.
- А наша уборщица, - говорит она, сократив голос до свистящего шёпота, - вальсирует, когда моет пустую залу.
Ей нравятся иссохшие старики в грязных семейных трусах.
- В них есть что-то порочно-беспомощное. Рядом с ними чувствуешь себя большой - доверительно сообщает мне голос.
- Я хочу себя - шепчет.
Я стою и слушаю. Иногда она спрашивает - "Здесь кто-то есть?". Я молчу, но почему-то киваю. Она продолжает.
Ей нравится запах подросткового пота. Потому ей нравятся троллейбусы.
Самый быстрый оргазм она получила, потеревшись о плечо ребёнка. Это, фактически, вышло непроизвольно, вынуждено. Потому и быстро.
- А вчера у меня было...
Щелчок. Треск.
Ещё минуту я стою и слушаю короткие гудки.
Смотрю на фотографию, два месяца назад вылезшую из офисного факса. Если конечно это можно назвать после этого фотографией.
Два месяца назад раздался звонок.
Я поднял трубку.
- Алло?
Шипение. Шорохи. Чужие отголоски.
- Алло, я вас не слышу.
Она сказала.
- Привет. Я вчера гуляла в парке и видела старика с расстроенной губной гармошкой. Люди проходили мимо, а он играл - ни шапки, ни протянутой руки, ничего. Сидел и играл, закрыв глаза. Странный. А ещё, уже после этого...