Павлов Дмитрий Игоревич : другие произведения.

Книга первая "Новая Надежда"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Закончил первую книгу. Очень интересно Ваше мнение. Оставляйте пожалуйста комментарии, потому как замысел-замыслом, но мнение читателя может повлиять на развитие сюжета...


I

   Большая и маленькая стрелки наручных часов "Слава", одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года выпуска, сошлись на отметке двенадцать, обозначив тем самым, что пошёл пятый час утомительного путешествия. Путь, который был начат семнадцатого марта пасмурным субботним утром на "Белорусском" вокзале города Москвы, никак не хотел завершаться.
   Ярослав отложил в сторону уже изрядно потрёпанный номер "Вечерней Москвы" и огляделся. Народу после станции со звучным, а главное совершенно оправданным названием "Туманово", значительно поубавилось, и можно было внимательнее осмотреть оставшихся пассажиров.
   На группе студентов Ярослав не стал заострять внимание. Компания подростков, изрядно нагрузившись "Жигулёвским", всю дорогу вносила сумбур и в без того напряжённую атмосферу, царившую в вагоне. Постоянная беготня в тамбур, отнюдь не с экскурсионными целями, громкие, малограмотные диалоги и немелодичные песни под расстроенную гитару несколько часов были лейтмотивом путешествия. Теперь же, когда, утомившись, подростки уснули, Ярославу не хотелось их рассматривать. И без того слишком много незаслуженного внимания они привлекли к себе за время пути.
   Пожилая чета пенсионеров, которой удалось занять сидячие места только после Гагарина, разгадывала кроссворд и тихо переругиваясь, пыталась вспомнить, как же всё-таки называется "город - родина писателя А.П. Чехова".
   Группа работяг из Можайска обсуждали то результаты футбольного матча недельной давности, то какого-то Семерятина. Причём, если оценка футбольных достижений любимой команды несколько разнилась, то в отношении Семерятина мужчины были единодушны - редкая сволочь.
   Внимание Ярослава привлекла молодая особа, которая сидела в дальнем углу вагона и делала вид, что слушает нравоучения сурового вида старушки, очевидно, её бабушки. А может и какой иной родственницы, потому как представить себе молодую девушку, которая на заре последнего десятилетия двадцатого века, позволила бы долго поучать себя посторонней пенсионерке и ни разу бы не огрызнулась, было практически невозможно.
   Что-то неуловимое было в этой удивительной пионерке, что разительно отличало её от сверстниц. Нет, она и одета была, как и все советские девочки-подростки, и причёсана. Да, её красивые, светлые, чуть вьющиеся волосы были зачёсаны в какой-то глупый пучок. Обычная в общем школьница. Но какие-то неуловимые черты характера, или умения себя держать выделяли её. А может быть, дело было во взгляде.
   Как бы то ни было, но более пристально разглядывать школьницу Ярослав решил для себя неприемлемым и отвёл глаза. Решив, что ощущение "особенности" всего лишь наваждение от крайне утомительного и нудного пути, Ярослав отвернулся и, поняв, что совершенно не хочет по третьему кругу читать засаленную "Вечёрку", уставился в окно.
   Пейзажи были скучны и однотипны. Незамысловатые дачные домики и комья не растаявшего ещё серого снега, вот и всё, что могло так или иначе отвлечь внимание от грязных, заболоченных полей и грузного свинцового неба, медленно проползавших за оконным стеклом. Эти грустные картины полупустой, лишенной хозяина земли своим однообразием навевали тоску.
   Однако чем дальше, тем чаще стали проявляться признаки цивилизации, даря пассажирам надежду на скорое окончание утомительной поездки. Бетонные заборы, дома в несколько этажей, гаражи и в довершение всего здание мукомольного комбината. Железнодорожная насыпь становилась всё основательнее и количество путей, стрелок, семафоров и иных элементов дорожного хозяйства множилось на глазах. Всё это свидетельствовало о приближении крупного железнодорожного узла, и могло означать лишь одно - конечный пункт длительного путешествия - город Вязьма, был близок.
   Поднявшись со скамейки, Ярослав подхватил свою наплечную сумку и направился к тамбуру, стараясь не обращать внимания на толкотню, создаваемую пассажирами. Создавалось впечатление, что поезд прибывал не на конечную станцию, а на полустаночек, со стоянкой в одну минуту и кто не успеет выбраться из вагона, останется в нём как минимум до Бреста.
   Поезд, между тем, со скрипом подтянулся к платформе, громыхнул напоследок всеми своими железными суставами и издав ужасающе громкое шипение, остановился. Короткая пауза и двери с немузыкальным скрипом открылись, выпуская на волю десятки уставших, измученных дорогой граждан.
   Ярослав вышел на перрон, поправляя складки на костюме и сделав несколько шагов, замер, удивлённо глядя на пыльное, ветхое здание, облупившаяся краска на котором не позволяла с уверенностью сказать, синее оно или зелёное. В общем, взору московского гостя предстал типовой провинциальный вокзал, какие встречались каждые тридцать - пятьдесят километров, на всей протяжённости железнодорожных путей, как рыболовная сеть опутавших европейскую территорию РСФСР. Мрачное, обшарпанное здание породило в сердце Ярослава очередную волну тоски. Да и не могло оно разбудить никакого иного чувства.
   На только что сошедшего с поезда гражданина, обратил своё внимание скучавший до той поры сержант милиции Алексей Перфилов. С самого утра доблестного стража порядка преследовала нестерпимая головная боль, являвшаяся логичным продолжением вчерашнего застолья по случаю неожиданно свалившийся на него премии. Вид стража порядка не был опрятен, в той степени, которая приличествовала работнику милиции. Ему было мутно, хотелось пива, сигарет и уснуть, уткнувшись головой в подушку.
   Медленно, опасаясь очередного ружейного залпа в своей голове, сержант поднялся со скамейки, и, сделав несколько неровных шагов, преградил дорогу гостю города, тихим, хриплым голосом произнеся:
   - Предъявите.
   Ярослав смерил бдительного милиционера дружелюбным, изучающим взглядом и ответствовал:
   - Добрый день.
   - Добрый, - совсем недобро буркнул Перфилов, - предъявите!
   - Что предъявить, простите?
   - Паспорт - резко отчеканил сержант.
   - Конечно. Минуточку. А с кем имею честь? Если не служебная тайна?
   - Сержант Перфилов - проскрипел страж порядка, наливаясь самыми неприветливыми чувствами в отношении этого улыбчивого столичного хлыща - Паспорт предъявите!
   - С превеликим удовольствием.
   Всем своим видом демонстрируя желание быть полезным родной милиции, которая как следовало из многочисленных агитационных материалов, бережёт каждого гражданина РСФСР, гость Вязьмы извлёк из внутреннего кармана слегка засаленную красную книжку с серпом и молотом на обложке.
   Получив паспорт, Перфилов принялся его изучать с видом заядлого библиофила, в руки которого попала рукопись, по меньшей мере, XV века. Между тем, из паспорта явствовало, что стоящий перед сержантом человек - Ярослав Борисович Громов, 1956 года рождения, проживающий в Москве, на улице Сергея Эйзенштейна. Что до остального, то паспорт, сухим языком штампов сообщал о том, что его владелец русский, не женат, детей не имеет и почётную обязанность каждого советского мужчины - выполнил. Помусолив красную книжечку в не слишком чистых руках около двух минут, сержант вновь хмуро уставился на Ярослава, видимо сличая его с фотографией в паспорте.
   - Вещи покажите, - у вяземского стража порядка проснулось желание досадить наглому москвичу - содержимое карманов, сумки, и прочие.
   Громов улыбнулся. Не надо было быть психологом, что бы понять какие чувства одолевают въедливого сержанта. Нудное начало пути, который и без того мог растянуться на долгие недели, требовало скорейшего устранения этого препятствия. А заодно и разрядки.
   - А основание, разрешите полюбопытствовать?
   - Я смотрю, вы в своей Москве все умные - решив как можно дольше не отпускать, а по возможности, даже задержать так непонравившегося ему туриста, сержант перешёл на откровенно хамский тон - грамотные все, разговорчивые.
   - Не все - спокойно ответствовал Ярослав - только я да ещё пара академиков.
   - Так, умник московский, - уже откровенно грубо, произнёс Перфилов - вещи на досмотр, и пройдём пожалуй за оказание сопротивления органам правопорядка.
   Ярослав вновь окинул взглядом милиционера. Мятый китель, фуражка с жирным пятном, стоптанные полуботинки - одним словом, внешний вид сержанта был крайне неопрятен. А в довершение всего, слегка отёкшее лицо, недельная щетина и глаза, в которых редко отражались мысли отличные от гастрономических. Дальше тянуть было бессмысленно. Ярослав вздохнул, помедлил мгновенье и взглянул Алексею Перфилову прямо в глаза.
   Сопротивления практически не было. Никакого волевого усилия или инстинктивной попытки защититься. Поверхностная концентрация, небольшой нажим и Ярослав ощутил сердечный ритм, отдалённо почувствовал головную боль сержанта и, наконец, то, что с большой натяжкой можно было назвать сознанием человека разумного. Сплошные рефлексы и инстинкты. Желание самоутвердиться. Желание сытно есть. Желание купить "Жигули". И огромная потребность ничего при этом не делать. Никакого социального начала.
   Выровняв собственное дыханье и подчинив дыхание Алексея собственному ритму, Громов тихо произнёс: "Домой. Спать". После этого, Ярослав, слегка ускорил милицейский пульс, "подогрел" ослабевавшее внутричерепное давление, перетряхнул и без того усталые почки и отпустил то, что мог назвать только подобием сознания сержанта.
   Перфилов вздрогнул, сбрасывая оцепенение, покачнулся и слегка поморщился. Его и без того не слишком выразительные глаза на мгновенье полностью опустели. Он медленно покрутил головой, надавил пальцами на виски, после чего снова вздрогнул и неожиданно широко зевнул. Смутился.
   - С какой целью в Вязьму? - подавляя зевоту и растягивая слоги, спросил Перфилов - И на какое время?
   - В Ленкино - ответил Ярослав и, на мгновенье задумавшись, продолжил - Да, в деревню Ленкино, к родственникам.
   - Удачной дороги - с этими словами сержант неуверенно протянул москвичу паспорт.
   Ярослав кивнул головой, принял документ и, убрав его во внутренний карман плаща, направился к зданию вокзала. Он был раздосадован тем, что сделал. Ярослав уже давно освоил технику подобных воздействий и проделывал это довольно неплохо, тем более, что Алексей Перфилов, был личностью примитивной, а следовательно беззащитной, как младенец. И ещё Громов совершенно не представлял откуда в его голове взялось это самое Ленкино.
   Он был немного сердит на себя, ведь вполне можно было обойтись и без подобных приключений, но нет, желая разрядки после утомительной дороги, Громов позволил себе ребячество, нарочно спровоцировав бестолкового сержанта. Однако бить по хвостам было не в правилах Ярослава, и он отбросил эти мысли, тем более что внутренне убранство Вяземского вокзала подбросило ему целый ворох впечатлений.
   Изнутри здание выглядело ничуть не лучше чем снаружи. Строительные леса, поставленные ещё три года назад, полностью перекрывали доступ в правое крыло, некогда бывшее залом ожидания. В левом крыле расположились лоточники. На раскладные столики вяземские кооператоры вывалили кучу различного хлама. Там были старые радиоприёмники, собрания сочинений классиков социализма, преимущественно ржавые душевые смесители, и всё это в окружении жевательной резинки, комиксов и приспособлений для резки яиц. Откуда-то издалека, из-за открытой двери разносился запах железнодорожной кухни. Этот ни с чем не сравнимый запах сигнализировал о наличии вокзального буфета.
   Люди, находившиеся в здании вокзала в ожидании электрички до Москвы, переходили от лотка к лотку, изучали расписание, осматривали схему движения пригородных поездов и с редким единодушием игнорировали кассы. Пассажиры в Вязьме, как и большинство советских граждан, предпочитали ездить бесплатно. Кто-то оправдывал свои действия различными льготными документами, кто-то ссылался на отсутствие кассы на маленькой платформе, а кто-то не покупал билеты просто так, но как бы то ни было - билеты, в отличие от жевательной резинки и комиксов, спросом не пользовались.
   Ярослав взглянул на обшарпанные стены, с ухмылкой осмотрел пожелтевшую и облупившуюся побелку, и, наконец, остановил свой взгляд на толпившихся у входа горожанах. Периодически из толпы раздавались возгласы, иногда радостные, но чаще разочарованные. Хорошо знавший, что может скрывать собой подобная толпа, Ярослав подошёл ближе.
   Толпа, состоящая в основном из подростков и мужчин предпенсионного возраста, расположилась полукругом, и на арене этого своеобразного амфитеатра стоял молодой человек, лет двадцати. Он был высок, худ и коротко стрижен. Одет юноша был в спортивного кроя брюки и ветровку с закатанными рукавами, а на ногах у него были видавшие виды кроссовки, старавшиеся походить на Adidas, хотя бы и только надписью. Нарочито плохо выбритое лицо было "украшено" очками, придававшими вместо интеллигентного вида вид забавный. Юноша, с неправдоподобной быстротой манипулировал тремя пластиковыми стаканчиками и периодически декламировал:
   - Подходим народ, выигрываем. Один шарик, три стакана. За хорошее зрение - сто процентов премия! Всё честно, без обмана, дарим червонцы из кармана.
   Не понимая своего счастья, народ на декламации благодетеля реагировал крайне неохотно, и ставить деньги не торопился. Быть может водитель хлебозавода, проигравший недавно сорок рублей, так повлиял на жителей Вязьмы, а может пенсионерка, оставившая напёрсточнику четвертной. Но как бы то ни было, а среди зевак начались брожения, ропот и перемигивания - одним словом, назревал конфликт.
   И вот, когда ситуация накалилась до предела, в толпу вклинился паренёк, слёту поставивший червонец и к вящему удивлению зрителей - угадавший. Везунчик сделал ещё три попытки, две из которых оказались удачными. Наконец, молодой человек извлёк из кошелька новенькую полусотенную купюру и, поставив её на кон, вновь победил. Сопровождаемый радостными возгласами, юноша упрятал деньги в задний карман джинсов и покинул здание вокзала.
   То, что юноша был "подставной" было очевидно приехавшему из Москвы Ярославу, но вяземские зеваки легко проглотили наживку, и интенсивность ставок вновь возросла. Стаканы заметались по картонке с новой силой и тонкий ручеёк наживы снова потёк в руки жулика.
   Посмотрев, как ещё пятеро жителей города расстались со своими деньгами, на общую сумму около ста пятидесяти рублей, Громов решил совместить приятное с полезным: немного расшевелить зарвавшегося делягу и поправить своё финансовое положение. Ярослав не любил жуликов. Он протиснулся сквозь ряды зевак и, напустив на себя простецкий вид, осведомился о правилах.
   Мастер напёрстка и шарика - известный в определённых кругах Смоленской области Анатолий Тяпушкин, по прозвищу Клык, окинул Ярослава профессиональным взглядом и про себя возликовал. Ощипать столичного хлыща - куда как прибыльнее, нежели изымать скудные денежные средства у вяземских пенсионерок. Да и сказать по правде, видавшие виды москвичи не часто попадали в сети вяземского жулика.
   В своё время, будучи в Москве, с целью "обмена опытом" он поднабрал в свой арсенал немало трюков, связанных не столько с перекидыванием шарика, сколько с антуражем, сопутствующим действу. Как посмотреть, отвлечь внимание, успокоить волнение. В столице без этих трюков было не обойтись. "Работавший" преимущественно на белорусском вокзале Витя "Поплавок" раскрыл множество тайн этой увлекательной "профессии".
   Толя "Клык" был настоящим профессионалом и никогда не чурался "повышения квалификации" и обрадовался возможности отточить своё мастерство. А, учитывая, что стараниями молодого напёрсточника, общая касса преступного сообщества, известного в народе как "Вяземские" пополнялась еженедельно на добрую тысячу рублей, Тяпушкин справедливо мог рассчитывать на успех даже с москвичом. В конце концов, он ведь увлёкся, а не прошёл мимо. Значит - лопух.
   - Ставочку делаем и следим за шариком. Угадал - выигрыш удваивается. Не угадал - проиграл. Рублями ставим, начиная с червонца. - Клык тараторил привычную фразу и, понизив голос, добавил - а может быть, доллары есть? Марки?
   - Ну откуда! - развёл руками Ярослав - Десятку для начала и поставлю.
   Тяпушкин принял оранжевую купюру и принялся молниеносно двигать стаканы, приговаривая что-то типа: "Кручу-верчу, запутать хочу". Народ увлечённо наблюдал за происходящим. Ярослав же, на удивление, выглядел равнодушно. Он не крутил головой, глаза его не бегали, стараясь уследить за руками напёрсточника, и руки от нервов не подрагивали.
   Постояв так несколько секунд, Ярослав ещё более удивил зевак. Он просто закрыл глаза, всем видом показывая, что будет просто гадать. Тяпушкин ликовал. Ему даже не придётся "подклеивать" шарик к ногтю. Всё будет просто. Как подтолкнуть "гадалу" к выбору нужного стаканчика он знал прекрасно. Уроки столичного мастера "Поплавка" не прошли даром.
   Ярослав между тем выровнял дыхание, приоткрыл веки, зафиксировал взгляд на белой картонке, по которой летали стаканы, и заключил себя в кокон, отринув всё лишнее. Был он, была грязная картонка со следами ног, были видавшие виды стаканчики и шарик. И больше ничего. Всё осталось за границами кокона. Ярослав продолжал концентрироваться на шарике и попытался слиться с ним в единое целое. Мгновение, вдох, ещё мгновение и он в точности чувствовал все манипуляции, как будто сам был шариком. Он метался по картонке, бился о стенки стаканчиков и снова перелетал с места на место.
   Клык между тем прекратил передвигать пластиковые конусы, выставив их намеренно криво, по диагонали, и, уставившись на Ярослава, спросил:
   - Где шарик?
   - Тут - уверенно сказал Громов, указывая на правый стаканчик.
   Слегка опешивший Толя, совершенно справедливо уверенный в своём мастерстве, и ожидавший совершенно другого выбора, был вынужден опустить стакан. Под пластиковой тарой оказался засаленный шарик.
   - Поздравляю! - громко сказал Толя - ещё играем?
   - Да - ответил Ярослав, придавая своему голосу азартные нотки - безусловно.
   - Прекрасно - и добавив к червонцу ещё один, Толя задекламировал - смотрите товарищи, как ловят удачу за хвост!
   Толпа загудела и слегка подала вперёд. Но как только "Клык" начал свои манипуляции, зеваки затаили дыхание. Казалось, им происходящее было интереснее, чем самому Громову. Ярослав же не обращал внимания ни на зевак, ни на молодого мошенника. Он по-прежнему выглядел отрешённо и мысленно был полностью сосредоточен на шарике, ловя малейшие его колебания. И во второй раз Ярослав сделал верный выбор. В третий раз, к плохо скрываемой радости Анатолия, играя со ставкой в сорок рублей, московский гость намеренно проиграл. Начали сначала.
   Победа, поражение, две победы, поражение, победа. Размявшись, целенаправленно проиграв рублей сорок и окончательно изучив манеру игры вяземского "крупье", Ярослав вновь поставил червонец, и верно угадал положение шарика шесть раз к ряду, несмотря на искуснейшие, молниеносные движения, проводимые Клыком. Толпа ликовала. Тем временем, пока Ярослав, сделав ставку в триста двадцать рублей, вновь ловил колебания шарика, из служебных помещений вынырнули двое. Их завидный рост и гориллоподобное телосложение не оставляли сомнений в том, какому роду занятий они отдают предпочтение. Не было сомнений и в том, что в их задачу входило разделить с неожиданным счастливчиком его успех, в безрадостной для того пропорции.
   Громов даже с закрытыми глазами почувствовал, что критический момент близок. Он прекрасно знал, что будет, выиграй он ещё раз или два. Ярослав проиграл. По толпе зевак пронёсся гул, сопровождаемый злорадными смешками. Народная любовь истаяла, и толпа пропиталась желчью на незадачливого игрока.
   Толя перевёл дух и вытер со лба испарину. Он уже практически уверился, что перед ним не столичный мажор, а засланный наблюдатель от "Гагаринцев" - давно проявлявших повышенный интерес к Вязьме и её окраинам. Теперь же "Клык" вздохнул спокойно и, сделав рукой странный жест, который мог бы сделать человек, у которого свело мышцу, отпустил "горилл". Те не замедлили скрыться.
   - Обидно - нарочито горько процедил Громов - очень обидно.
   - Ну так давайте ещё сыграем? - немедленно предложил расслабившийся Тяпушкин, не желая отпускать москвича неощипанным - вам везёт сегодня. С самого начала а?
   - Денег у меня не осталось, а ведь мне ещё ехать надо - со смесью достоинства и досады процедил Ярослав - во сколько оценишь?
   И с этими словами, он протянул застывшему от удивления Толе увесистое золотое кольцо. Клык с трудом сдержал вздох удивления. Кольцо, показанное ему столичным гостем, было поистине великолепно. Толя, по роду своей деятельности, неоднократно общался со скупщиками краденного и прочими "специалистами по антиквариату", и даже беглого взгляда ему было достаточно, чтобы понять - кольцо стоило очень дорого. То, что оно сделано из золота было несомненно, хотя Толя на всякий случай проверил клеймо. Но главное - бриллиант. Он был очень велик, а самое главное - он был не огранён и спрятан внутри "клетки" из тончайших золотых прутьев, а не вставлен, как обычно, в "чашечку". Кольцо было очень старым, что, несомненно, его ценность увеличивало.
   Постаравшись не выказать на своём лице удивления, Толя придирчиво принялся разглядывать украшение. Придираться было затруднительно. Стоимость ювелирного изделия зашкаливала за месячную выручку вокзального казино. Но показывать этого "туристу" катала не хотел.
   - Бабушкино - сказал Ярослав, всё больше и больше начиная походить на проштрафившегося инженера, - а она говорила, что ей от её бабки досталось. Врала, наверное.
   - Пять сотен - твёрдым голосом сказал "Клык" - с натягом.
   - Идёт, - сказал московский гость и, лучезарно улыбнувшись, добавил - мне везёт сегодня.
   Толя начал кружить стаканы. Душа его ликовала. Он не сомневался, что получит от лидера "Вяземских" - Гриши "Вола" - не только личную похвалу, но и не менее пятисот рублей, сверх обычного дохода. Водя хоровод из стаканчиков, он мысленно уже запланировал пару покупок и хороший кутёж.
   Рисковать не стал. Незнакомец часто угадывал, а потому шарику предстояло выпасть из под стакана и найти пристанище на смазанном клеем ногте. Толя "Клык" знал своё дело.
   Ярослав тем временем стоял с закрытыми глазами и практически не дышал. Когда пластиковые стаканчики застыли, Громов указал пальцем на левый конус и, не раздумывая, положил его. Толя затрепетал. Предательский шарик, некогда белого, а сейчас грязно серого цвета, был как на ладони. Волосы на затылке "крупье" неприятно зашевелились.
   - А... ещё сыграем? - неуверенно спросил Толя, подтягивая сползшие треники - На всю? Как?
   - Нет - Ярослав наконец-то скинул с себя вид заезжего простака - мне пора.
   Толя оторопел. Вместо простоватого дачника, готового расстаться со своими "кровными", на него смотрел уверенный, властный человек, один вид которого подавлял всякое желание спорить. Такому человеку хотелось подчиняться. Он принял последнее усилие:
   - А... у меня это... ну... нет с собой... я сейчас сбегаю....
   - Стоять - тихо, но крайне жёстко сказал Ярослав - смотри в глаза.
   Толя ещё успел оглянуться и заметил, что толпа зевак отчего-то рассосалась, и он остался один на один со страшным гостем из столицы. Потом сила воли оставила Клыка. Он уже не помнил, как достал из кармана почти две тысячи рублей и протянул их Ярославу. Не помнил и как тот, отсчитав причитавшуюся ему тысячу рублей, вернул Толе оставшиеся купюры и, забрав кольцо, направился к выходу. Сплошной туман.
   Ярослав уже покинул здание вокзала, а Толя ещё стоял, сжимая в руках кучу мятых банкнот. Гость города же тем временем, приобрёл у одного из лоточников местную газету, купил пачку "БТ" и мельком проглядев Вяземский дайджест сел в машину одного из многочисленных частников, и велел тому ехать на улицу Парижской Коммуны.
   Отъезжая, Громов успел бросить взгляд в окно и немало подивился, отметив одну странность. Среди немногочисленных украшений, на вокзальной площади имелся и привычный в таких локация памятник Ленину. Только в отличии от многочисленный своих прообразов, этот монумент не стоял на самом видном месте и взмахом руки с пьедестала не звал народные массы в светлое будущее. Вяземский памятник стыдливо притаился за высочайшими елями, да так, что практически не был виден. Более того, создавалось ощущение, что вождь мирового пролетариата, по-тихому прижавшийся к стволу вечнозелёной красавицы, намеренно скрылся за хвойным периметром, вроде бы как по нужде. Правда пьедестал свой не оставил, так на нём и стоял.
  
   Оцепенение прошло. Последнее что мог вспомнить Толя Клык - так это волевой, непреклонный голос, произнесший: "смотри в глаза". И всё. Пустота. Теперь только он понял, что как дурак, стоит в одиночестве, посреди Вяземского вокзала, что ногой он раздавил один из трёх стаканчиков, что старый засаленный шарик укатился в неизвестном направлении, что он держит в руках несколько смятых купюр и что тот самый заезжий гость неизвестно куда скрылся.
   Тяпушкин сунул купюры в карман и выбежал на улицу. Он ещё успел заметить, как ограбивший его мужчина садится в 412 москвич, но догнать его уже не представлялось возможным. Толя похолодел. Он машинально достал из кармана оставшиеся деньги и пересчитав их убедился в том, что пропала ровно тысяча рублей. Не теряя больше времени, "Клык" бегом ворвался в одну из дверей и скрылся во внутренних помещениях. Ближайшее будущее Анатолия Тяпушкина обещало принести ему множество неприятных моментов.
  
   Частник возил гостя по ряду подчеркнутым Громовым в газете адресов и наконец, подвёз его к старому деревянному дому, тёмно-коричневого цвета, где-то в середине Комсомольской улицы. Отпустив водителя, щедро расплатившись с ним, гость Вязьмы, ещё раз сверившись с адресом в газете, скрылся за воротами. По прошествии получаса, ворота распахнулись и Ярослав, в сопровождении скачущего вокруг него ледащего мужичка, выкатил на дорогу запущенный, но вполне ещё пригодный к эксплуатации мотоцикл. Двухколёсный конь был явно европейского производства, однако все основные его детали, давно утратили видимые отметки фирмы-производителя.
   - Дык это - увещевал слегка трезвый хозяин дома - зверь машина говорю!
   Он всячески старался угодить нежданному покупателю. Пять сотен полученные им от Ярослава сильно грели душу, но опасение, что нежданный покупатель древнего двухколёсного транспортного средства вдруг передумает, заставляло его идти на самые низкие ухищрения и опускаться до пошлого подхалимажа.
   - Ну а уж документы не взыщите - тараторил мужичок - трофей. От отца остался. У меня отец был - мировой.
   Ярослав, не обращая больше внимания на ужимки спивающегося механизатора, завёл мотоцикл и, выжав акселератор, скрылся за поворотом. Кратчайшей дорогой пересекая город, гость Вязьмы проехал центральную площадь, миновал развалины храма Иоанна Предтечи, проехал по мосту через реку Вязьма и, переехав железнодорожный переезд, наддал газ.
   Высокая скорость не мешала Громову рассматривать проносящийся мимо него пейзаж. Несмотря на то, что весна ещё не торопилась предъявлять свои права, не было сомнений, что вскоре после того, как эти земли засияют буйством красок, ни один здравомыслящий человек в мире не сможет опровергнуть их великолепие, неоднократно воспетое поэтами, художниками и композиторами.
   Это была та самая земля. Дивная земля, по которой век от века проходили тысячи и тысячи недругов, которую пытались сломить не только армии наполеоновской Франции или гитлеровской Германии, но и вышколенные солдаты Батория, и забравшие к югу литовские войска, напоминавшие, скорее, бандитский сброд, нежели армию, и прочие "доброхоты", несшие цивилизацию в "дикую Московию". Земля, которая рождала героев и по дорогам которой бежали спиной к востоку предатели. Земля, за которую платили жизнями сотни поколений людей, вне зависимости от рода и званий - та самая русская земля, дающая силу многострадальному, но непобедимому русскому народу.
   Ярослав мчался вперёд, и вот уже по правую руку от него пронёсся поворот на деревню Ленкино, ту самую, которую он назвал пунктом своего назначения, когда подвергся допросу со стороны бдительного сержанта Перфилова. Надо ли говорить, что он и не думал сюда поворачивать. Его мысли занимали воспоминания о том, что последний раз он видел эти земли много лет назад, когда у него не было возможности любоваться природой. Долг сержанта, ротного командира, от действий которого зависят жизни нескольких таких же юнцов как он сам, был превыше его чувства прекрасного. Счёт шёл на минуты, а ценою ошибки были жизни. И теперь он размышлял о том, как давно его сюда тянуло. Недалеко отсюда его малая родина. И пусть отчий дом стёрт с лица земли годами и войнами, но на месте не только его земля, но даже и его деревня. Огорчало только то, что повод, с которым он вновь прибыл на Смоленщину был не из самых радостных.
   Позади остались деревни Поляново и Дяглево, и вот уже мотоцикл, управляемый Ярославом, пересёк мостик через реку Семлёвка. Посёлок, в который попал Громов, носил вполне предсказуемое название - Семлёво, и являлся центром крупного сельскохозяйственного образования. Сюда-то и стремился загадочный московский гость. Он сбросил скорость и по главной дороге, миновав больницу и сельский клуб, подъехал к стоящему на окраине посёлка жёлтому деревянному дому, окружённому добротным забором. На воротах красовалась слегка покосившаяся красная звезда. Такими, знакомыми многим звёздами, в своё время украшали ворота ветеранов Великой Отечественной Войны. Звёзды того же цвета были также заметным элементом резных наличников.
   Ярослав вынул ключ из замка зажигания, и, подхватив свою сумку, толкнул рукой калитку. Та подалась, и Громов шагнул во двор. Некогда аккуратный и ухоженный сад, теперь приобрёл первые признаки запущенности. Год назад в этом доме умерла хозяйка, и одинокий шестидесяти пяти летний мужчина не в состоянии был сохранить его. Но частичка души, которую из года в год вкладывала в эту землю покойная Надежда Васильевна, всё ещё сдерживала наступающее на сад запустение.
   Сам хозяин, Вениамин Михайлович Корюшкин - высокий, статный, всё ещё сохраняющий офицерскую выправку, и чёрный цвет слегка редеющих волос - стоял на крыльце и пристальным, ясным взглядом смотрел на визитёра.
   - Капитан Громов? - не спросил, а скорее утвердительно заявил Корюшкин - Не ошибся?
   - Да, товарищ генерал-лейтенант! Прибыл в Ваше распоряжение.
   - Не генерал уже - ухмыльнулся хозяин дома - пенсионер. Старик. Проходи милый друг. Давно тебя жду.
   Ярослав закатил свой мотоцикл за скрипнувшие, давно не смазанные ворота, и, поднявшись по ступенькам, вошёл следом за отставным генералом в светлую, просторную комнату, некогда служившую угасающему роду Корюшкиных гостиной.
   - Простите, Вениамин Михайлович, я прибыл, как только смог.
   Ярослав смотрел на хозяина дома и в его сознании рисовался образ молодого ещё лейтенанта Корюшкина. Он, высокий, в испачканной землёй гимнастёрке, криком призывает в чувство оставшихся в живых бойцов, и всем своим видом внушая выжившим уверенность ведёт их за собой, не щадя ни их, не себя. В тот бой за Бухарест они бросались бесстрашно, и три года спустя именно за этот бой получил Корюшкин звезду героя, сумев вывести из под перекрёстного обстрела почти сотню солдат и захватить с ними южные подступы к городу, расчистив их для обеспечения безопасного подхода основных сил. Ярослав видел его тогда лишь мельком, но именно эта мимолётность и позволила ему сейчас явиться в этот дом не боясь быть узнанным. Иначе пришлось бы объяснять слишком много, а разговор и без того предстоял долгий.
   - Понимаю. Служба, долг и тому подобное. Садись, Ярослав. Чаю?
   - С мятой?
   - Ну а то как же. Садись, Ярослав - голос генерала Корюшкина дрогнул - Садись и расскажи мне, как он погиб. Ты ведь за этим приехал. Я знаю.
  
   Анатолий в очередной раз утёр рукой кровь и сопли, и плаксивым, дрожащим голосом, громко прокричал:
   - Вол, ну я те отвечаю, сукой буду, он ведь...
   Договорить он не успел. Ещё одна звонкая оплеуха и Тяпушкин захлебнулся в потоке собственной истерики. Григорий Валовой сидел за столом и не возражал против продолжения экзекуции, которая длилась уже второй час. Его подручный - двухметровый, похожий на каменного голема, Юра Панаев - отвесил проштрафившемуся напёрсточнику ещё два звонких удара.
   - Хватит - низкий голос Вола задержал руку "воспитателя" в очередном замахе - значит так.
   Григорий поднялся и отойдя от стола встал над сползшим на пол телом Клыка. Достав из кармана пачку сигарет "Невские" и прикурив одну из них, он тихо, сквозь зубы произнёс:
   - Ты попался как карась! Тебя развели как последнего фраера, и зря ты мне тут такой пурги наплёл. Значит, катать на вокзале прекращаешь, пока не разрешу. Тонну денег - вернёшь. Как хочешь крутись, хоть мотоцикл продавай, хоть печатку и скажи спасибо, что на счётчик не попал. Старые заслуги помню. Теперь вот что, отсидишься неделю дома. Из города - ни ногой, можешь понадобиться. После чего выходишь на рынок в бригаде с Шишкиным. Пока не позову - на глаза мне не попадайся. Всё.
   И обращаясь уже к Панаеву сказал:
   - Звони Геворгу. Встречу назначь. Как можно скорее.
  
   Всегда трудно говорить о смерти близкого человека. Но гораздо сложнее рассказывать отцу, о смерти его сына. Родители вообще не должны переживать своих детей, это противоестественно.
   За два часа, в которые уложился рассказ Ярослава, генерал Корюшкин не произнёс ни слова. Он молча взял свёрток, с военным билетом, орденами и прочими личными вещами сына, погибшего два года назад в бою, в одном из многочисленных ущелий горной цепи Афгани.
   Можно сколько угодно рассуждать о том, нужна ли была эта война, но выбора у Мишы Корюшкина, старшего сержанта вооружённых сил СССР, потомственного военного в пятом поколении, не было. Он принёс своей стране присягу и был верен ей до конца, отдав свою жизнь за несколько дней до приказа о выводе его части из Афганистана. И оттого, что он умер как настоящий солдат, в бою, легче на становилось.
   Вениамин Михайлович молчал. Казалось он постарел за эти два часа больше, чем за все последние годы. Его спина, которую не смогли согнуть тяготы войны, как-то неожиданно сгорбилась, в волосах явно прорезалась седина, а по щеке, пробежала первая, с 8 мая 1945 года слеза.
   - Спасибо тебе Ярослав. Ты оставь меня одного теперь. Я ведь, так понимаю, что ты надолго к нам?
   - Ну на несколько недель.
   - Ночевать есть где?
   - Да, не беспокойтесь.
   - Ну вот и ладно. Ступай капитан Громов. Мотоцикл во дворе оставь, заберёшь потом.
  
   Ярослав вышел за ворота. Весенний воздух слегка пьянил привыкшего к столичной загазованности туриста. Небо было ещё ярким, но сомнений в том, что вечер очень скоро перекрасит его в пастельные, а затем и сангиновые тона, не было. Ярослав уверенными шагами направился к другому концу посёлка. Пройдя практически через всё Семлёво, он спустился с дороги, перепрыгнул канаву и направился к темневшей впереди полоске леса. Пройдя полторы - две сотни шагов, Ярослав достиг покосившегося, поросшего различными видами грибков и лишайников забора. За ним стоял довольно крепкий, с заколоченными ставнями, деревянный дом, на прочном, пусть и слегка потрескавшемся фундаменте. Этот дом должен будет стать его приютом, на ближайшие недели. А может быть и месяцы.
   Войдя в открытую калитку и поднявшись по ступенькам, Ярослав подошел к двери. Ключ был у него в кармане, но что-то останавливало. Громов привык доверять интуиции, а потому не стал ломиться в заколоченный дом. Он обошёл строение, дважды прикладывая руку к стенам и ненадолго замирая. Затем вернулся на крыльцо.
   Громов принялся оглядывать дверь и пороги. Он ясно чувствовал, что не стоит входить в дом просто так. Внутреннее чувство тревоги не покидало Ярослава, а у двери оно ещё и усилилось. Он продолжал водить по двери рукой, присаживался на колени и надолго застывал с закрытыми глазами.
   Через некоторое время он обнаружил причину своего беспокойства. Небольшой, слегка покрытый ржавчиной гвоздь, забитый только на половину. Да, не могло быть сомнения, что именно на него была завязана большая часть защиты от нежелательного проникновения. Присмотревшись, Ярослав удручённо потёр подбородок и задумался. Несмотря на обширные знания и большой практический опыт, он не сумел распознать, каким образом дом защищён от проникновения. Надо было рисковать, хотя цена ошибки могла быть очень высока.
   Постояв с минуту, размышляя, Ярослав сосредоточился на цели своего путешествия, попытался максимально полно "прочувствовать" весь дом, нагнулся к гвоздю и прошептал: "От вора гвоздём забивали дверь, от лиха гвоздём защищали порог, стоял дом, забит гвоздём, пришёл я хозяин да барин, мне тут жить, а гвоздю в земле гнить". Силой рванул гвоздь, вырвав его из наличника, и тут же отбросил от себя, как будто держал в руках ядовитую змею.
   На мгновение зрение расфокусировалось, к горлу подкатила тошнота и в ушах зазвенело. Но всё прошло и это означало, что он нашёл, может и не оптимальный, но вполне рабочий ход. Лёгкое головокружение отступило и только после этого Громов полез в карман, и, достав ключ, открыл дом.
   - Ну, хозяин - сказал он, обращаясь к дому, - принимай нового жильца.
   И с этими словами Ярослав зашёл в дом. Зашёл и не увидел, как из-за дровяного сарая выскочил худенький мальчуган лет тринадцати, наблюдавший за всей этой картиной с живейшим интересом. "Кому скажи - думал он - не поверят, да засмеют. А того хуже поверят, да ещё придут вопросы задавать новому жителю. А раз он от деда Вениамина вышел, значит человек хороший. Ну и нечего пока воду мутить". Решив так, паренёк поправил тёплую, поношенную байковую рубашку в крупную синюю и зелёную клетку и отправился к дому, ждать подвыпившего отца.
   Юноша уходил, а Ярослав смотрел из окна ему в след, понимая, что старый Стребор, чаяньями которого он и оказался на Смоленской земле, в очередной раз оказался прав. Практически все возможные вероятности в этот момент, влекут к нему этого неказистого подростка. Впрочем - будет день, будет и пища, а пока ему надо было протопить стоявший столько лет без хозяина дом.
  

II

   Весть о том, что в доме на отшибе поселился новый жилец, разнеслась по посёлку сверхъестественно быстро. Надо сказать, что с тех пор как пятнадцать лет назад из этого дома съехала старая бабка Янина, сельчане стали его избегать, а откровенно говоря, и просто побаивались. Дело даже не в том, что сама Янина пользовалась у сельчан двоякой репутацией.
   С одной стороны она помогала беременным успешно разрешаться от родов, поднимала больной скот и лечила прочие мелкие недуги. Но с другой стороны был обычный человеческий страх перед неизвестным, а также постоянные упоминания сельскими старожилами какой-то тёмной истории времён Янининой молодости. Всё это заставляло жителей Семлёво сторониться бабку.
   А что касается истории, так никто не помнил её подробностей и даже нельзя было уверенно сказать была ли какая-то история в действительности. Но как в старом анекдоте: "ложки нашлись, а осадок остался". Всё время, сколько дом стоял пустым, его обходили стороной, благо тот стоял на отшибе. Но к счастью многочисленных любителей почесать языком, дом и пустой умудрился стать центром пары странных историй.
   Как-то, лет через пять, после того как хозяйка дома съехала неизвестно куда, по селу пополз слух, что в доме она померла, а не переселилась, и так там мумией засохшей и лежит. И ещё всякие мистические глупости рассказывали. Находились даже вруны, утверждавшие, что лазили в бабкин дом. И не смущало никого, что дом был снаружи закрыт на замок, а ставни наглухо забиты.
   Слухи эти улеглись, когда зять председателя колхоза, непутёвый, а, откровенно сказать, и просто глупый тип, в какой-то пьяной трепотне пообещал, что вот прямо сейчас пойдёт и обыщет старухину берлогу, ведь вестимо: "у неё там добра всякого навалом, а старуху вредную он и живой не боялся". После чего, пропал и обнаружился лишь через четыре дня, на задворках сельского дома культуры. Он ничего не мог сообщить, говорил, что-то про сосны и мох и вообще оказался маловменяемым. Врачи Семлёвской больницы поставили ему диагноз "белая горячка" и продержали в стационаре почти три недели. Сельчане в основном согласились с врачами, учитывая пристрастие председательского зятя к самогону.
   А три года назад, механизатор Кирилл, поссорившись с женой, заявил той, что уходит и жить пойдёт в "старухин дом", так как тот всё равно пустой, а от "этого гадюшника, с тёщей во главе" на другом конце села находится. Кирилла нашли утром, на крыльце упомянутого дома в мертвенном состоянии. Всё те же врачи из поселковой больницы, констатировали "инфаркт миокарда" и отправили его на лечение и последующую реабилитацию в Вяземскую районную больницу.
   Случаи эти, а так же рассказы старожилов о бабке Янине, которые год от года становились всё драматичнее, окончательно убедили сельчан держаться от дома подальше.
   Теперь же, когда стало известно, что в доме поселился новый жилец, по селу поползли различные слухи. Говорили, что приехавший - священник, которому все бабкины фокусы нипочём, потому как он человек божий. Тихо говорили, потому как на некогдо богомольной вяземской земле священники стали более чем редкостью.
   Утверждали, что это ревизор из Минсельхоза, прибывший инспектировать работу Семлёвского совхоза, а казенный человек - что священник, нечисти не боится. Об этом говорили громко, уверяя что уж теперь-то полетят повинные головы.
   Рассказывали, что этот новичок - внук бабки Янины, вернувшийся в родную деревню. Находились даже такие, кто вспомнили, что видели этого парня на бабкином подворье лет двадцать назад, но потом он уехал в Смоленск и вернулся вот только вчера. В общем, много чего говорили о новом жильце.
   Все эти слухи, застали председателя Семлёвского сельсовета, Виктора Приходько за завтраком и нисколько того не обрадовали. Вместо того, что бы прикрывшись важным совещанием в Вяземском Горисполкоме потихоньку поехать порыбачить на реку, он вынужден был теперь тащиться на окраину села и там беседовать с этим, невесть откуда взявшимся, гостем.
   Натянув охотничьи сапоги, накинув телогрейку и поправив засаленную серую кепку, Приходько отправился к бабкиному дому. По пути он сделал пару замечаний детворе, переговорил с зоотехником Тихоном Карповичем, а также указал встреченному им электрику Валентину на недопустимость хранения выделенных из райцентра двух бухт медного кабеля под открытым небом. Несмотря на присущую ему леность, председатель всегда старался поддерживать в глазах сельчан вид "ответственного работника", который ежеминутно "в трудах как пчела".
   Проковыляв по влажной, не успевшей до конца освободится от снежного плена земле до старого дома, который был равноудалён и от леса и от села, Приходько замер у штакетника. Дом, простоявший пустым полтора десятилетия, казалось, за ночь преобразился. Ставни с окон исчезли, из трубы валил слегка сизый дым, крыльцо было выметено, а неподалёку от крыльца стояла колода с вбитым в неё топором и разбросанными вокруг, аккуратно нарубленными поленьями. Особенно поражало то, что рядом с крыльцом стояла невесть откуда взявшаяся мисочка, до краёв наполненная молоком. Нехорошие мысли забродили в голове председателя и сделалось ему от того как-то неуютно.
   Оглядывая так скоро преобразившийся дом и двор, председатель не заметил, как на крыльцо вышел рослый мужчина, с непривычно длинными, до плеч волосами, одетый в просторные льняные штаны и длинную на выпуск рубаху с расшитым воротом. В руках мужчина держал два сложенных листа бумаги.
   - Добрый день товарищ - заговорил председатель, взяв очень официальный тон - Я председатель сельсовета. Приходько моя фамилия, Виктор Викторович.
   - И Вам день добрый - приветливо ответил мужчина - Громов Ярослав.
   - Ну и откуда Вы к нам товарищ Громов пожаловали? В дом на каком основании въехали?
   - Понимаю волнения Ваши и поспешу их успокоить. Вот, извольте ознакомиться - с этими словами Ярослав протянул председателю те самые листы которые держал в руках - я старший научный сотрудник кафедры "экспериментальной селекции" ТСХА. Буду проводить полевые наблюдения.
   - Это как же - опешил председатель - а мне не сообщали. И надолго вы, с позволения сказать?
   Ярослав подтянул председателя за рукав, и, напустив на себя особо важный вид, тихо заговорил:
   - Вы же понимаете, товарищ Приходько, что если не сообщали, значит надо так. Мой приезд согласован там - Ярослав поднял указательный палец к небу - и его цель не должна являться достоянием общественности. Вы же ответственный работник? Член КПСС я полагаю? Мы же понимаем друг друга?
   Председатель сделался мраморным. Он не понял точно, что это за "там", но точно знал, что ничего хорошего за этим не скрывается. Развязанный же тон и напор с которым говорил свалившийся на председательскую голову приезжий и вовсе говорили о том, что лицо он значительное и многой властью от этого самого "там" наделённое. Проснувшийся же в хорошем настроении Ярослав продолжал резвиться.
   - Я надеюсь, вы, товарищ, понимаете, какая ответственность ложиться на ваши плечи - заговорщицки шептал Громов - вы, как лицо обличённое доверием партии и наделённое властными полномочиями, должны понимать, что такие визиты не бывают случайными.
   Приходько съёжился и был казалось на грани обморока. Его спокойная, сытая, полная безделья и показухи жизнь кончилась. Он с ужасом представлял, что этот Громов, присланный в его вотчину из некоего мифического "там", будет целыми днями находится у него за спиной, и может быть заниматься именно следствием по его, мягко говоря, недобросовестному председательству.
   - Не волнуйтесь. Моё присутствие не обременит Вас. Подготовьте, пожалуйста, документы, я беру этот дом в аренду у совхоза, от собственного имени и, пока что, до конца года. Двести пятьдесят рублей думаю, будет достаточно.
   - А... а как же... - замямлил приходящий в себя председатель - а вы тут... и...
   - Не волнуйтесь. И вот ещё что, мне понадобятся стройматериалы, дрова, садовый инвентарь ну и всякое такое, для того, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что я занимаюсь селекцией - Ярослав достал из заднего кармана пачку банкнот достоинством в пятьдесят рублей и, отсчитав семь штук, протянул их председателю - возьмите и не тяните с этим. Если ещё что понадобиться, я к вам обращусь.
   Председатель взял из рук Громова документы и купюры. Хруст банкнот подействовал на него отрезвляюще. Он уже было собирался уйти, когда вдогонку ему донеслись слова Ярослава:
   - Мы рассчитываем на вас, товарищ Приходько. Надеемся, что вы нас не подведёте.
   Председатель снова почувствовал себя дурно и поспешил скрыться. А Ярослав ещё немного поглядел ему вслед и, прошептав: "Слизняк", поднялся в дом.
   С утра Громов успел навести подобие порядка: смести пыль, вытряхнуть половики, протереть стёкла и, конечно же, обратиться к домовому хозяину с подношением. Судя по всему, подношение было принято, так как работы по дому спорились, а всё, что было нужно, легко находилось. В старом серванте он, например, обнаружил посуду и позавтракал приготовленной на печи кашей из привезённой с собой рисовой крупы. До прихода председателя он успел обревизовать подпол и чердак. Теперь же Ярослав, с чувством лёгкого удовлетворения, стоял и любовался на висящие по стенам, расшитые в ручную, крестиком, полотенца.
   Ему предстояло выполнить огромную работу. Конечно, она не имела ничего общего ни с селекцией, ни тем более с грозным и даже пугающим "там", но была гораздо сложнее и опаснее. А самое главное, не ясно было с чего, собственно, начинать. Казалось бы, всё было рядом: и мальчишка, и дом старой Янины, и лес. Но Стребор требовал от него осторожности и размеренности. И, наверное, был прав, как и всегда.
   Для начала следовало закупить всё, что необходимо на первые две недели. Высокие цели конечно хороши, но и питаться было необходимо. Ярослав подхватил сумку и вышел на крыльцо. У калитки стоял вчерашний паренёк и с любопытством разглядывал дом. Увидев Ярослава он смутился и, кажется, собрался бежать, но потом передумал и стал мяться, не зная, что сказать.
   - Ну, здравствуй юноша - начал разговор Громов - ты видимо самый любопытный? А то с утра многие издали глядят, да кроме председателя пока никто не приходил.
   - Здравствуйте - неуверенно пробормотал подросток - я мимо шёл, и...
   - И дорогу потерял, - усмехнулся Ярослав - или дом перепутал?
   Мальчишка смутился. Сложно было перепутать дом, отстоящий на отшибе, с каким либо иным деревенским строением.
   Паренёк был невысок, худ и бледен. Волосы спутаны и давно не чесаны, а лицо видимо, не умыто. Одет юнец был в поношенные тренировочные штаны и многократно заштопанную рубашку, поверх которой была наброшена видавшая виды ветровка. На ногах были резиновые сапоги.
   - Я пойду?
   - Думаю, нет - сказал Ярослав - ты ни чем не занят?
   - Нет - помедлив сказал юноша и тут же, смутившись, добавил - ну то есть, конечно, у меня по дому всякие работы и прочее, а что вы хотели?
   - Давай для начала познакомимся. Я - Ярослав Борисович.
   - Ваня - неуверенно произнёс парень - Рощин Иван.
   - Отлично Иван. Видишь ли, я приехал вчера вечером и не успел ещё освоиться. Мне предстоит много работы и понадобится помощник. Если ты не занят, то можешь присоединяться. Я буду платить тебе для начала десять рублей в неделю. - Ярослав сделал паузу - Но предупреждаю, что работы много. Ну, так как?
   Иван молчал. Он неуверенно смотрел на этого странного, высокого и уверенного в себе человека, так разительно отличавшегося от всех, кого он когда-либо видел. Естественный страх по отношению ко всему неизвестному боролся в нём с любопытством. Но странное чувство единения и какая-то неодолимая тяга к этому человеку помогла Ивану принять решение.
   - Я согласен.
   - Отлично! Тогда так. Сейчас я прогуляюсь в магазин и вообще осмотрюсь, а ты пока займись делом. В сарае есть старый инструмент - разгреби двор и выруби старые деревья, они уже не зацветут. Если привезут дрова - наруби на неделю и сложи в сенях. Дождись меня. Всё понял?
   - Да.
   - Ещё принесут еды, и кое-чего по хозяйству. Разложи всё.
   - Понял.
   - Ну и приступай.
   Мальчишка кивнул и бросился к сараю, а Ярослав, поправив сумку, направился к посёлку.
  
   Образцовая столовая Смолобщепита, с романтическим названием "Верба" открывалась обычно в полдень. Воскресенье не стало исключением, однако, если бы жители окрестных домов полюбопытствовали, то смогли бы наблюдать странную картину. Уже в десять утра, рядом с закрытым входом остановились чёрная двадцать девятая "Волга" и сорок первый "Москвич" грязно-жёлтого цвета. Из машин вышли спортивные, накаченные парни и, постояв немного, скрылись в столовой. В толпе выделялся высокорослый, похожий на скалу, Панаев, словно тень следовавший за Григорием Валовым.
   Ещё через пять минут, со стороны центральной площади подъехала целая группа автомобилей, из которых вынырнули такие же спортивные ребята, но с той лишь разницей, что они плотным кольцом стояли вокруг высокого, худого человека с кавказскими чертами лица. Без промедлений вся группа проследовала в здание.
   Внутри, за столом сидели Григорий Валовой и Геворг Амбарцумян. Первый - глава молодёжного сообщества "Вяземские" был одет в бежевые вельветовые брюки, бордовую рубашку и кроссовки украшенные брендом "adidas", что, впрочем, не скрывало их отечественного происхождения. Геворг - человек без ведома которого не принималось ни единого серьёзного решения в области, был в безупречном чёрном в полоску костюме и лакированных ботинках. Оба курили. Григорий смолил "Союз", Геворг же потягивал импортный "Camel". Бритоголовое воинство стояло у входа молча.
   - Имей в виду Гриша, что я не могу срываться каждый раз, когда твои ребята наживают себе неприятности. - голос Геворга был низок, а лёгкий южный акцент придавал ему пикантности - У меня через час встреча с заместителем председателя исполкома, которая мне очень важна. А вот таких как ты, у меня целая отара. У тебя пятнадцать минут.
   - Не кипятитесь Геворг. Я не стал бы беспокоить вас по пустякам. - Григорий явно нервничал, а потому, не докурив одну сигарету, принялся за вторую - вчера на вокзале кинули моего каталу, Толю Клыка. Вы слышали, наверное.
   - Я не запоминаю поимённо каждого бегунка. Для этого у меня есть ты, и такие как ты.
   - Ну не важно. Он, конечно, насвистел много разного, но главное в том, что кинули его профессионально. Я вот боюсь, не из столицы ли корни растут. Конфликтом попахивает.
   - Для конфликтов тут не время и не место - отрезал Геворг - рассказывай.
   За пятнадцать минут Григорий успел рассказать всё, что ему стало известно от Толи. Геворг слушал молча, глубоко затягиваясь и разглядывая пожелтевший потолок. Когда Валовой стих, Геворг сквозь зубы процедил:
   - Езжай домой. У железки и у автовокзала держи ребят. Круглосуточно. Как возьмёте - ждите меня, без глупостей и не калечить. Через неделю приедешь сюда же, в это же время. Я наведу справки.
   Гриша молча кивнул головой, вышел из-за стола и, махнув рукой своим сопровождающим, покинул столовую.
   Геворг проводил главу "Вяземских" взглядом, выдохнул кольцами дым и сказал подошедшему ординарцу:
   - Встречи отмени. Едем на дачу. Если кому невтерпёж - пусть подъезжают туда.
  
   Ярослав, не торопясь, шагал по грязной грунтовой дороге в сторону, где по его разумению должен был находиться магазин. Чутьё не подвело Громова, и напротив памятнику вождю мирового пролетариата, неуверенно указывающего куда-то в сияющую даль, он обнаружил грязно-бежевое здание, облупившаяся вывеска на котором не оставляла сомнения в том, что это и есть искомая торговая точка.
   Внутреннее убранство магазина, прозванного в народе "сельпо", полностью соответствовало звучанию этого мерзкого слова. Грязные прилавки пищевого отдела изобиловали пустотой, изредка перемежавшейся вермишелью, выпущенной, судя по внешнему виду, ещё к Московской олимпиаде, тёмно-серой мукой и консервными банками. В хозяйственном отделе царствовали резиновые сапоги и мышиная отрава. Ничего значительного в этом отделе больше не было.
   Но Ярослав не первый раз посещал подобные магазины и неплохо знал, как получить всё что нужно, даже если оно не выложено на прилавок. "Подприлавковая" торговля, и схема "я от Иван Иваныча" работала по стране безотказно. А то, что слухи о его поселении в Семлёво уже достигли и продавщиц и самой Марии Олеговны, заведующей этим магазином, были Громову только на руку. Да и в магазине, по счастью, не было ни единого посетителя.
   Ярослав подошёл к прилавку и выразительно глянул на заведующую, подменявшую сегодня заболевшую продавщицу. Та, привычно придав лицу строгость, пророкотала:
   - Что вам, молодой человек?
   Конечно, она знала, что перед ней новый сельчанин. Но привычка держать себя на высоте, всячески показывая, что от неё в этом селе зависит многое, была ей присуща. Скорее всего, это был профессиональный навык.
   - Мне, любезная Мария Олеговна, - елейным голосом ответствовал Ярослав - нужно приобрести товаров первой необходимости.
   - Всё перед вами - с некоторым удивлением заявила заведующая - ничего не прячем.
   - Виктор Викторович мне порекомендовал обратиться к вам - со значением произнёс Ярослав, как будто не услышав последней фразы - сказал, что я могу на вас рассчитывать.
   Мария Олеговна подобралась, и воровато оглянувшись, шёпотом проговорила:
   - Ну, я могу постараться. Конечно, потребуется время, ведь в город ехать надо, хлопотать там - привычная ложь слетала с её уст легко - Вы только скажите что нужно?
   - Вот список - Громов протянул заведующей тетрадный лист - соберите всё и пусть кто-нибудь из ваших девочек отнесёт их ко мне. Думаю не надо пояснять куда? Там мальчик работает, Ваня Рощин - он всё примет.
   С этими словами Ярослав положил на прилавок две полусотенные купюры и, не ввязываясь больше в разговоры, вышел. Одно дело можно было считать сделанным. Теперь предстояло наведаться в лес.
   Не обращая внимания на взгляды и перешёптывания сельчан, Ярослав, приветливо улыбаясь всем и никому, уверенными шагами дошёл по реки и спустившись по склону моста отправился в сторону леса.
   Если в Москве весна уже полностью оттеснила зиму с занимаемых позиций, то тут, в двух с половиной сотнях километров от многомиллионной столицы зима ещё давала бои, и даже одерживала локальные победы. В лесу снег по-прежнему лежал ровным слоем. Кустарники неопрятно растопырились голыми ветками, деревья были сонные, а прочая растительность и вовсе отсутствовала. Разве что редкие, поросшие мхом прогалины, напоминали о том, что есть под снежным настом какая-то надежда на весну.
   Ярослав постоял немного на границе, едва заметно поклонился и шагнул в лес. По ровному слою не вполне уже чистого снега тянулась цепочка заячьих следов. А чуть правее, среди низких кустов явно проглядывали следы енота. Столичный гость углублялся в чащу, постоянно подмечая следы жизнедеятельности животных, и не уставал удивляться, как всё же разнообразна фауна смоленских лесов.
   Громов следовал простому правилу: "когда не знаешь куда идти, шагай прямо". Поскольку ему предстояло проделать путь, который не поддавался ни одному человеку вот уже лет двести-триста, спешить не имело смысла. Побродив по лесу около двух часов, Ярослав вышел к небольшому, всё ещё скованному льдом озеру. Зеркальная поверхность небольшого водоёма, живописно окружённого зарослями ольхи и орешника, причудливо поблёскивала в лучах нисходящего уже солнца. Развалины бобровой плотины слегка выглядывали из-под снежного наста, а чуть правее явно отпечатались лосиные копыта.
   Немного передохнув, Ярослав двинулся дальше, оставляя маленькую лесную речку, питавшую озеро водой по правую руку. Где-то в глубине души, так называемое шестое чувство подсказывало Громову, что трудности если уже не начались, то скоро начнутся, но он продолжал уверенно идти вперёд. Когда через пятнадцать минут упорный путешественник вышел на поляну с уже виденным им озером, он совершенно не удивился.
   Это было совсем неплохо. Ярослав точно знал, что не мог так глупо заплутать, а значит, по наитию выбранный путь был верным. Однако проверить не мешало, и он ещё трижды покидал поляну в одном и том же выбранном направлении, каждый раз с тем же результатом. Можно было действовать. Ярослав несколько раз обошёл поляну кругом. Затем, раскопав немного снег, он поднял с земли сухой прошлогодний осиновый лист. Встав лицом к солнцу, Громов поднёс лист к губам и тихо прошептал: "За тремя полями, за семью лесами, за болотом чёрным, в чаще дубовой, на пне трухлявом сидит дед, сед да глух. Встань дед лицом на закат, стань дед спиной на восход, забери дед морок древний, обман лукавый, покажи дед путь истинный, дорогу верную. По сказанному содеется, по содеянному сбудется". Произнеся последние слова, Ярослав дунул на лист, сгоняя его с ладони. Как всегда при совершении подобного деяния в голове у него загудело, а в глазах пролетела мельком серая пелена.
   Теперь можно было идти. Громов поправил сумку и вновь углубился в лес. Чем дальше он шёл, тем яснее понимал, что его деяние не возымело должного эффекта. Путь его на этот раз быль несколько дольше, но всё же в скором времени, сквозь расступающиеся деревья Ярослав вновь увидел озеро, и с губ его непроизвольно слетело ругательство. И в тот же миг, отведённая рукой ветка соскользнула, больно стукнув его по губам. Это было уже слишком.
   Ярослав встал на берегу озера и, закрыв глаза, стал прислушиваться. Он стоял, слушая дыхание сонного леса, и пытался понять причины своей неудачи. Применённый им заговор, был верен и должен был однозначно помочь в решении его задачи. Однако он потерпел фиаско. И тут, Ярослав неожиданно почувствовал взгляд. И это не были следы древнего защитного барьера, с которым он ждал встречи. Это был лёгкий, игривый, относительно свежий след, оставленный женщиной. И эта женщина явно следила за сотворённым собой мороком. Такой поворот был для Громова неожиданным.
   Для начала было достаточно. Громов повернул назад, и, не торопясь, зашагал к дому, стараясь на ходу запомнить особо приметные деревья, кусты, ложбины и кочки - одним словом всё, что помогло бы ему легче найти нужное место в следующий раз.
   Ярослав проделал остаток пути без приключений. Подойдя к своему новому дому в начале девятого вечера, он обнаружил, что старые деревья вырублены, прошлогодняя листва свалена в три большие кучи, а привезённые по указу председателя дрова, сложены в аккуратную поленницу. На колоде, рядом с крыльцом сидел Иван. Малец явно закончил порученные ему работы, но уйти не решался. Равно как и зайти в дом.
   - Приветствую Иван. А почему не в доме?
   Юноша замялся.
   - Ну? Работу вижу, сделал добротно, а сидишь на улице, как будто провинился. Ты продукты разобрал?
   - Нет Ярослав Борисович - смущаясь, ответил Иван - ну я немного... ну мне дед рассказывал про этот дом. И мама.
   - Ты боишься?
   - Нет - Иван расправил плачи и постарался предать себе решительности - просто... просто...
   - Всё ясно. Значит так, в этом доме нет приведений, мумий и прочей нечисти. Тут теперь живу я. Уяснил?
   - Да.
   - На сегодня свободен. Вот тебе червонец, на неделю вперёд. Завтра к девяти.
   С этими словами Ярослав протянул юнцу десятирублёвку. Тот неуверенно принял первые свои заработанные деньги и, бросив на своего странного работодателя благодарный взгляд, убежал.
   Ярослав поднялся на крыльцо, и достал из сумки трубку и кисет. Трубка у Громова была ручной работы, вишнёвого дерева с замысловатой резьбой и покрытая лаком. Плотно забив табак, Ярослав закурил. Он медленно вдыхал ароматы собственноручно приготовленной курительной смеси, на мгновенье задерживал дыхание и размеренно выдыхал густой табачный дым. Когда смесь в трубке уже практически полностью перегорела, Ярослав последний раз выдохнул клуб сизого дыма и тихо прошептал: "Стребор, мне очень нужен твой совет. Я в тупике. Мне нужна твоя мудрость". Дым перед ним клубился, принимая причудливые формы и грозя вот-вот разлететься по ветру. Ярослав медленно дунул, развевая табачное наваждение, вытряхнул трубку и ушёл в дом.
  
   Следующая неделя прошла у Громова в волнениях. Скинув ряд работ по дому на мальчишку, он часто уходил в лес, но ключа к загадке не нашёл. Неоднократно Ярослав пытался умаслить сонного ещё лесного хозяина, и прочих обитателей леса, но даже их лояльность не помогала. Неизвестная хранительница надёжно закрыла подходы к цели.
   Несколько раз Ярославу казалось, что он близок к успеху, но всё было напрасно. Не хватало чего-то очень важного. Какая-то неясная деталь ускользала от внимания Громова и не позволяла ему приблизиться к разгадке. Оставался ещё один выход, и после недели бесплодных поисков, он наконец-то решился.
   Действие подобного порядка были по плечу далеко не многим. Помимо Стребора, чуждого в своей мудрости любым условностям, Ярослав видел всего двух-трёх человек, которые без проблем могли оперировать какими бы то ни было силами, без применения разнообразных инструментов - заговоров, трав, обрядов и т.п. Но, несмотря на это, Громов решил рискнуть. Стоя всё на той же поляне с небольшим озером, он принёс подношение хозяину леса и прочёл два заговора, один на защиту от чужих происков, другой призывающий в помощь лесных обитателей. Помедлив только миг, он начал.
   Собрав волю, как говориться "в кулак", Громов как смог представил себе высокую крепостную стену, такой какой описывал ему её Стребор и начал движение. Он делал шаг за шагом, силой раздвигая наведённый морок. Ярослав физически чувствовал, как тяжко рассеиваются чужие чары. Он мысленно призвал на помощь Стребора, держа его образ где то между собой и той самой крепостью.
   Шаги давались тяжело, а в глазах потемнело. Громов принялся тянуть силы из ещё не проснувшегося леса. С каждым вдохом он ощущал сначала тонкие ручейки, а потом и мощные потоки, которые на выдохе переправлял в созданный им "резак", рассекающий паутину чужого колдовства. Через несколько минут, ему показалось, что он толкает перед собой кирпичную стену. Движение предельно замедлилось и, наконец, совсем прекратилось. Ярослав не мог сделать вперёд и шага - морок не поддавался.
   Громов с силой втянул от окружающего мира сколько мог и принялся перебирать всё, что могло ему помочь. Образ крепости остался, а старого Стребора сменило виденное им капище под Калугой, затем большой, непонятного цвета камень с сидящим на нём филином, и под конец, совершенно непонятно почему, перед его мысленным взором предстал Иван. Это неожиданное видение ошарашило Громова. Но ещё больше его поразило то, что непреодолимая стена поддалась. Она продвинулась на два шага и "резак" вошёл в неё ещё глубже. Шаг, ещё шаг. Дальше идти было невозможно. Окружающий лес больше не мог ничего ему отдать, и наружу потекли последние собственные силы Ярослава.
   Прекратив нажим, Громов распустил созданный им "резак" и оставил усилия. К своему удовольствию он обнаружил себя стоящим всё на той же поляне. Ему попался достойный соперник, но между тем, Ярослав не без удовольствия отметил, что у него неплохо получилось. Проанализировав всё произошедшие, он также отметил, что всё это время за ним следила всё та же незнакомка. И ещё следовало поразмыслить о мальчишке и его роли в преодолении этой преграды.
   Однако сил было затрачено слишком много и надо было возвращаться. Живущая в такой глуши незнакомка, соорудившая этот заслон, могла и подождать. Ярослав без труда нашёл свои следы, и по ним направился назад, в Семлёво. Он уже проделал половину пути, как вдруг прекрасно тренированные рефлексы Громова заставили его упасть навзничь и, сорвав с себя в падении сумку, кинуть её за спину. Ярослав ещё не осознал, что он делает, но краем глаза успел уловить, что его сумка, столкнулась с чем-то быстрым и чёрным, отбросив его в сторону.
   Перекатившись Громов вскочил на ноги и по прежнему подчиняясь скорее инстинктам, нежели разуму прыгнул в сторону отлетевшего объекта, схватил его и, успев осознать только что это какая то, оглушённая столкновением с сумкой птица, свернул ей шею.
   Теперь можно было и отдышаться. Противно пульсировало ушибленное колено, и загудела свежая ссадина на руке. Несмотря на то, что затеянное мероприятие было обречено на трудности, Ярослав не ожидал, что они начнутся так скоро.
   Переведя дух, Громов посмотрел себе под ноги. На снегу, лежала мертвая ворона. Обычная, крупная, так привычная взгляду горожанина, ворона. Разница была лишь в том, что эта ворона бросилась на него, и скорее всего не по собственному почину. Ярослав понимал, что тот, кто отправил эту птицу, всего лишь упреждал его, от дальнейших попыток разгадать загадку озера и продвинуться к своей цели, у которой, как выяснялось, были не только древние, но и вполне современные хранители.
  

III

   Шла вторая неделя новой для Ивана жизни. Впервые, после смерти бабушки, юноша ощутил, что нужен кому-то. С утра до вечера он вёл хозяйство нового жителя Семлёво, и, не смотря на тяжёлый труд, был вполне доволен. По вечерам, возвращавшийся неизвестно откуда Ярослав, угощая его вкуснейшим чаем, рассказывал интересные истории, и о войне, и о смутном времени, и о древней Руси. Сам того не замечая, Иван открывал для себя много нового и становился всё более эрудированным. Более того, Ярослав рассказывал ему о свойствах трав, растущих в окрестных полях, заварив которые вместе с чаем можно было избавиться от усталости или крепче уснуть. В общем, новая жизнь Ивана была интересной. Отсутствия же свободного времени на общение с друзьями юношу не тяготило. Не было у него близких друзей, так только, знакомые сверстники-односельчане.
   Единственным серым пятном в новой жизни Ивана был отец. Из-за того, что Егор Тимофеевич Рощин беспробудно пил, Иван не мог полноценно тратить заработанные деньги и даже хранить их дома, справедливо опасаясь того, что они будут отобраны или украдены. Впрочем, работа у Ярослава Борисовича свела их общение с отцом к минимуму. Рощин старший судьбой сына не интересовался, а Иван не навязывался. Время, когда его отец был весел и трезв, подбрасывал его на руках, водил с собой в лес и брал на рыбалку, Ваня помнил смутно. Зато прекрасно помнил день, когда отец впервые пришёл с работы пьяным. Это было через месяц после кончины матери Ивана. С тех пор, алкогольное опьянение стало для Егора Тимофеевича нормой жизни, а сын превратился даже не в обузу, а в сожителя.
   Вечером в среду, подходя к воротам своего дома, Иван ощутил лёгкое беспокойство. Войдя в калитку, он в ужасе застыл. На пороге дома, мертвенно бледный, лежал его отец. Иван подбежал к нему, повернул на спину и прислушался. Егор Рощин дышал. Редкие хриплые вдохи перемежались странными булькающими звуками. Глаза были стеклянными и совершенно бессмысленными. Иван повернул тело на бок и подложил с боку деревянный чурбан, что бы тот мешал отцу откатиться на спину. После того, он бросился на улицу и застыл как вкопанный. У ворот стоял Ярослав.
   - Ярослав Борисович, помогите - выкрикнул Иван - там папа лежит.
   - Беги к деду Вениамину, скажи я послал - не вдаваясь в подробности, быстро проговорил Громов - пусть звонит в скорую. Затем пулей назад.
   Иван бегом рванул выполнять полученное указание, а Ярослав вошёл в калитку и подошёл к распластавшемуся на земле Егору Тимофеевичу. Без видимых усилий подняв его на руки, он внёс мертвенное тело в дом и положил на софу. Затем он подошёл к плите, и, наполнив водой из кадки первую попавшуюся кастрюлю, поставил её на огонь.
   Громов снова подошел к софе и, повернув тело на спину, подложил под шею сразу две большие подушки. Как назло, Ярослав не мог вспомнить ни одного средства для такого случая. Целительство никогда не было его сильной стороной, но счёт шёл на минуты, и действовать надо было быстро, а значит импровизировать. Громов обхватил голову Рощина обеими руками и полностью сосредоточился на его сердцебиении. Неровном, угасающем сердцебиении. Кровь нервно двигалась по сосудам, слабо омывая поражённый язвой желудок, практически нефункционирующую печень, засмолённые лёгкие. И мозг. Кровь практически не достигала мозга. Из-за сильнейшего спазма, стенки сосудов не сокращались, а местами были разрушены. Функции жизнеобеспечения организма Егора Рощина угасали.
   Надо было спешить. Волевым усилием Ярослав слегка смягчил стенки сосудов и постарался расширить их. Чуть-чуть. Ещё чуть-чуть. Мягко и ненавязчиво, что бы не вызвать обратной реакции. Не навредить. Получается. Кажется получается.
   Теперь надо было придать сердцебиению ровный ритм. Ярослав чувствовал, что его и без того потрёпанные в лесных скитаниях силы таят на глазах. На лбу выступили капли пота, желудок выворачивался наизнанку и сердце засбоило. Он вытягивал из себя последние крохи, спасая Рощина старшего, балансируя на грани потери сознания, но, наконец, отец Ивана обмяк и тихо застонал. Взгляд его сделался чуть более осмысленным, дыхание ровным и руки потеплели. Рощин закрыл глаза и заснул.
   Ярослав оторвал руки и с трудом сел на пол. В дверях стоял Иван, ошалелыми глазами глядевший на Громова.
   - Всё сделал?
   - Да Ярослав Борисович - пролепетал подросток - а что тут? Как папа?
   - С ним всё в порядке. Вернее будет в порядке.
   - А с вами как?
   - Всё хорошо. Немного устал. Сейчас поднимусь, а ты пока сделай чаю. С травами от усталости, как я показывал. - Ярослав глубоко вздохнул - всё, что надо есть у меня в сумке.
  
   Геворг Амбарцумян пребывал в дурном расположении духа. Вот уже неделю поиски таинственного гастролёра не давали результата. Вчера вечером, он принял у себя дома одного из руководителей МВД по Смоленской области. Генерал Власенко давно не чувствовал себя нашкодившим ребёнком, но иного ощущения в беседе с рассерженным Геворгом ожидать не приходилось никому.
   Теперь же, масла в огонь добавили сведения из Москвы. Беспокойство в высших эшелонах власти и реакция на это "авторитетного сообщества" грозили разразиться если не революцией, то новым переделом. Это было некстати.
   Геворг Амбарцумян был одним из самых уважаемых авторитетных товарищей в стране, и давно мог бы занимать место в авангарде "общества", но он необъяснимо для всех сидел на Смоленщине, являясь в столицу изредка, для консультаций или на юбилеи. Что держало его в провинции, не знал никто. Никто так же не знал, почему он так встревожен каким-то залётным типом, ведь на такой случай у него была целая команда специалистов. И только Геворг понимал, что нежданный столичный гастролёр, так легко и нестандартно уделавший на вокзале и сержанта милиции, и опытного каталу, мог прибыть с той же целью, ради достижения которой он сидел в Смоленске уже тридцать лет. А уступать, за всю свою долгую жизнь, Геворг не привык.
   Подняв трубку, он набрал номер и коротко скомандовал: "Малый выезд. Одна машина без бойцов и водителя для меня. Нива. И одна машина сопровождения".
   Предстояло совершить визит вежливости.
  
   Скорая увезла Егора Тимофеевича в Вяземскую больницу. По селу поползла новая волна сплетен и слухов. Заново перебирались подробности судьбы Рощина старшего, вспоминали Ванину маму и немного поразмышляли о будущей судтбе мальчика.
   Ушёл участковый, составивший типовой протокол опроса свидетелей. Собрался с силами Ярослав. А Иван всё стоял на крыльце и смотрел куда-то в сторону давно догоревшего заката.
   - Тяжело? - спросил подошедший Громов - Не волнуйся. С ним всё будет в порядке.
   - Я знаю. Вы спасли его.
   - Нет, что ты. Я всего лишь отнёс его в дом. Подушку под голову положил.
   - Спасли. Я не знаю, что вы сделали, но чувствую, что это вы спасли. Я его видел практически неживым. Это вы его спасли.
   Ярослав улыбнулся. Этот мальчик ничего ещё не знает, но обмануть его не легко.
   - Ты прав. Я думаю тебе лучше пожить у меня.
   Глаза Ивана загорелись.
   - Вы это серьёзно?
   - Вполне. Собирай вещи, какие нужны и пошли. А то прибегут сейчас всякие сердобольные, не оберёшься с ними.
   - Вы научите меня так же? Что бы я помог отцу ещё раз, если понадобиться.
   - Не понадобиться.
   - И всё же?
   - Нет - серьёзно ответил Ярослав - по крайней мере, не сегодня. Но кое-что я тебе рассказать сумею.
   Иван сорвался с места и побежал по дому, закидывая в старую спортивную сумку все свои немногочисленные и сильно заношенные пожитки. Через пару минут они уже стояли на крыльце, и молодой Рощин закрывал дом.
   - Вот тебе ключ, беги ко мне, а я присоединюсь позже - и немного подумав, добавил - если задержусь, то ложись спать.
   Юноша неуверенно принял ключ и неторопливо зашагал по дороге, периодически шмыгая носом. Громов же направился в другую сторону. Несмотря на поздний час, он решил навестить заведующую Семлёвским сельпо. Учитывая сложившиеся обстоятельства, Ярослав чувствовал на себе определённую ответственность за мальчика, а потому решил несколько обновить его сильно потёртый гардероб и вообще проявить заботу, которой этот ребёнок был лишён.
   Идти было недалеко, но час был поздний, а последние три дня по ночам ударяли заморозки, поэтому Громов шёл быстро. Но даже шагая в спортивном темпе он не мог не обращать внимание на удивительно звёздное для ранней весны небо. Не то что бы он что-то понимал в астрономии или играючи мог отличить Большого пса от Южного креста, просто с раннего детства он был очарован звёздным небом. Ну и наконец, это просто помогало ему не думать о холоде.
   Мария Олеговна, как и положено работнику торговли, жила довольно крепко. Обложенный кирпичом дом, высокий забор, новая баня и сад - всё ухожено и в отличном состоянии. Видимо пустота вверенного ей магазина с лихвой компенсировалась на её двадцати сотках.
   В сенях было пусто и, сказать по правде, не очень чисто. Войдя в дом, Ярослав застал заведующую магазином за чаепитием. Почтенная, пятидесятипятилетняя Мария Олеговна выглядела моложе своих лет, насколько это возможно в такой глуши. Если бы не пестрый, как тропическая птица, платок на голове, излишняя полнота и безвкусный макияж, то её можно было бы считать привлекательной. А так она походила на гротескное воплощение боярыни Морозовой после "уравнительного".
   - А, Ярослав Борисович - елейным голосом пропела заведующая - чем обязана неожиданному, но приятному гостю?
   - Сущие пустяки. Сегодня у Егора Рощина был приступ.
   - Рощин? Это бывший комбайнёр?
   Ярослав не знал, кем работал раньше отец Ивана, но вдаваться в подробности не стал.
   - Именно. Так вот, его отвезли на скорой в Вязьму. Не знаю, как долго он там пробудет, но пока я взял на себя заботу о его сыне.
   - Ваня? - Мария Олеговна придала своему голосу нарочито материнские нотки - Да, очень хороший мальчик. Помню он ещё...
   - Именно - не обращая внимания на подхалимское щебетание, продолжал Громов - он помогает мне по хозяйству, и я не могу не позаботиться о нём.
   - Какая похвальная забота, - прощебетала торговая леди - в наше-то время...
   - Так вот, - снова перебил её Ярослав - мне нужно, что бы вы, используя свои профессиональные связи, достали ему одежду. Какой-нибудь туристический костюм, пару спортивных, и что-то для поездок в город. Как можно более качественные.
   С этими словами Ярослав достал из кармана деньги и, отсчитав несколько десятирублёвых купюр, положил их на стол. Очередная порция денег оказала на заведующую омерзительное влияние. Подобострастие в её взоре перевалило за все мыслимые пределы, и сама она, казалось, вот-вот лопнет от желания угодить щедрому новосёлу.
   - Разрешите откланяться.
   Громов вышел на улицу и лицом к лицу столкнулся с Анной, старшей дочерью Марии Олеговны. Анна была классической сельской вдовой. Пять лет назад её молодой муж погиб во время охоты, и теперь она одинокая, тридцатилетняя "соломенная вдова" жила у матери, помогая той по хозяйству. Крупного телосложения, но между тем не лишённая элегантности, Анна была немного неопрятна, но без всякого преувеличения хороша собой. Большие карие глаза, копна каштановых волос, милейший, чуть вздёрнутый нос и пухлые, алые губы - всё это манило к ней как одиноких, так и некоторых женатых мужчин и из Семлёво и из соседних деревень.
   - Добрый вечер Ярослав. Вы к нам по делу? Или меня повидать зашли?
   - С матушкой вашей побеседовать приходил.
   - Ну, так может быть, поможете мне, раз уж зашли.
   - Отчего нет - с улыбкой ответил Громов - чем могу?
   - Ну - лукаво улыбнулась Анна - надо мне в бане, кой чего из-под крыши достать. Со стремянкой ночью не управиться, а сама не дотягиваюсь.
   И с этими словами, провинциальная соблазнительница, продемонстрировав серию улыбок в стиле "Смоленская нимфа", развернулась и, покачивая пышными бёдрами, медленно двинулась к бане. Конечно, Анна пыталась соблюдать нормы приличия, и для её односельчан все эти топорные ужимки были эталоном женственного поведения, но Ярослав буквально физически чувствовал всё то, что недосказала ему Семлёвская соблазнительница. Чувствовал и ничего не имел против, ведь, в конце концов, он уже давно был один, был сильно расстроен серией неудачных лесных походов и вымотан сегодняшним целительством.
   Всё это требовало разрядки, и Анна, учитывая её социальное положение, а также видимо богатый опыт, пришлась бы как нельзя кстати. Может быть, это было не очень благородно, но Громов никогда не считал себя "положительным героем".
   Ярослав так и не узнал, что же надо было достать с чердака. Едва он переступил вслед за Анной порог бани, как она обжигая жаром своего тела навалилась и, прижав его к стене, со страстью отпущенной лишь молодым вдовам впилась Громову в губы. Ярослав подхватил её и открыв носком ноги дверь в парную перенёс Анну на полок.
   Уже через несколько мгновений, разбуженный протяжным, сладострастным стоном хозяйский кот, спавший под банным крыльцом недовольно потянулся и покинул утратившее покой место.
   Ярослав вернулся домой уже за полночь. Он выкурил трубку, и, сделав вид, что не замечает притворности сна Ивана, лёг спать.
  
   Геворг оставил машину сопровождения на шоссе и в одиночестве вёл теперь "Ниву" по едва заметному лесному просеку. Он уже забыл, когда в последний раз боялся предстоящей с кем-либо беседы. Его власть в области была практически абсолютной. К нему приходили с просьбами и подарками, его мнением интересовались и испрашивали его разрешения на то или иное мероприятие и всегда он был над ситуацией. Теперь же, не покидая пределов Смоленщины, он оказался на чужой и даже чуждой ему земле.
   В последний раз, когда он был здесь, его беседа с хозяйкой закончилась ссорой, и он получил официальный запрет на право приезжать сюда. Не то, что бы он следовал чьему-то запрету, но и на рожон не лез, убеждая себя в том, что особой потребности ездить в этот лес у него нет. Однако теперь обстоятельства требовали рискнуть. Геворг перебирал в голове варианты возможного развития диалога, как вдруг мотор "Нивы" издал неприятный металлический звук и затих.
   - Твою мать! - процедил сквозь зубы Геворг - Старая ведьма.
   Он вылез из машины, и, оглядевшись по сторонам, направился в чащу. Наступившей темноты он не боялся, так как зрением обладал отменным, да и дорогу помнил неплохо. Раздвигая ветки и обходя канавы, он уверенно продвигался вперёд.
   Неожиданно в кустах справа мелькнула тень. Шорох лап послышался сзади и в овраге справа янтарём вспыхнули глаза. Волки. Геворг ощутил лёгкий толчок - предупреждение. Он знал, что звери не нападут, но так же точно теперь знал, что о его визите известно и его ждут. Время повернуть назад было. Да и соблазн, если честно, присутствовал. Однако гордая горская кровь возобладала над здравым смыслом.
   Звери тихо двигались параллельным курсом, и остановились, так и не показавшись, только тогда, когда Геворг вышел на поляну. Когда-то тут была деревня Журавки, но вот уже два или три десятка лет, как последние коренные жители покинули её. Именно потому-то и облюбовала эту деревню удалившаяся от мирской жизни бабка Янина.
   Среди полудюжины пустых, полуразвалившихся домов, её изба по-прежнему стояла ровно. Впрочем, вид вымершей деревни не удивил Геворга. Не удивила его и сама Янина. Она выглядела ещё более старой и сгорбленной чем раньше, но по прежнему излучала уверенность и силу.
   - Зачем пожаловал? - ласковым, но крайне властным голосом спросила старуха, - Али забыл, что нет тебе в этот лес дороги.
   Геворг остановился, и, изобразив лёгкий кивок, ответил:
   - Пришёл извиниться Янина Кочетовна. Повздорили мы с тобой в прошлый раз, а ведь соседи. Мириться пришёл я, да совета спросить.
   Старуха внимательно разглядывала незваного гостя. Геворг физически ощущал этот пронзительный, необычайной силы взгляд. Меж тем беседа продолжилась:
   - Ты, ври, милок, да не завирайся. Извинений из тебя, с языком не вырвать.
   - Зря вы так, Янина Кочетовна.
   - Зря, да не зря. Говори, что надо?
   Ошибиться было нельзя. Янина вряд ли знала, что за дело пытает в этом лесу горячий горец, но была мудра и сведуща и даже из крошечных кусочков могла сложить целое полотно. Она считала себя его хозяйкой, но древних тайн наверняка не ведала, а потому Геворгу нельзя было ей даже намекнуть, что же его так сюда тянет.
   - Чужак приехал. Не с добром приехал. Того и гляди в лес твой сунется, да порядки свои наводить начнёт. Они же из столицы все гоголем едут.
   - А тебе то что? Моя это забота, коли в лес мой придёт кто. Не твоя.
   - Сегодня к тебе, завтра ко мне. Соседи мы с тобой.
   Повисла пауза. Геворг искал аргументы, Янина молчала.
   Геворг физически ощутил на себе пронзительный взгляд ведьмы. Ему казалось, что его просвечивает мощный рентген. Заломило шею и перед глазами пошли круги от напряжения.
   Наконец старуха произнесла:
   - Нет.
   - Что нет? - опешил Геворг - Янина Кочетовна, я ведь...
   - Нет тебе дороги в Велец.
   Геворг был ошарашен. То, что Янина знает о Велецевой крепости, было для него ударом поддых. Ещё его прадед начал поиски старого оплота, но только Геворг подступил к его обнаружению вплотную. И всегда он считал, что никому живому кроме него местоположение Велеца неизвестно.
   Янина между тем махнула рукой и Геворг, не успев ничего понять и хоть как-то подготовиться к обороне, рухнул на колени. Старуха подошла к нему ближе и всё так же тихо и ровно проговорила:
   - В следующий раз, я оставлю тебя тут навсегда. Заметил волков? Они будут тебе рады.
   Геворг попытался что-то сказать, но язык не слушался его. Он как будто онемел и не мог пошевелиться. Янина между тем продолжала:
   - Велец скоро будет найден, и старые обереги утратят силу. На то две судьбы давно да крепко сплетены были. Не тобой и не мной судьба Велеца творилась. Силы могучие судьбу града потаённого решают. Тебе, как отцу твоему и деду, скажу: нет семени вашему порочному, злато алчущему, хода в Велец. Ступай.
  

IV

   Первая декада апреля выдалась дождливой. Сельчане в редкие погожие промежутки выходили на первые в этом году полевые работы с явной неохотой. Волнения и сплетни связанные с приездом нового поселенца затихли, зато в село просочились слухи о грядущем снятии главы Вяземского райисполкома, и председатель колхоза, потерявший покой, носился по Семлёво мрачнее тучи.
   Иван второй день сидел в доме Ярослава и, выполняя его задание, вытачивал плоские деревянные плашки из ветки можжевельника. Его отец всё ещё находился в больнице и никаких оптимистичных прогнозов врачи не давали. Ярослав же каждый день где-то пропадал, возвращаясь только под вечер. На вопросы о том, где он бывает, Громов не отвечал, зато рассказывал много различных историй. Иван узнал ещё многое о травах, а также о целительстве, свидетелем которого он стал. Много они говорили и об истории и географии, подробно останавливаясь на особенностях различных народов.
   Мальчику нравилась его новая жизнь и он с ужасом думал о том дне, когда Ярослав уедет из деревни. А то, что день этот обязательно наступит, он не сомневался. Мыслями он часто обращался к этому событию и пытался придумать различные шаги, для того, чтобы каким-то образом удержать Громова в Семлёво. Или наоборот отправится с ним, на встречу приключениям, которыми жизнь Ярослава совершенно очевидно была богата.
   Было около часа дня, когда Иван отложил наждачную бумагу и, сладко потянувшись, поднялся. Сегодня Ярослав не оставил ему никаких серьёзных заданий, а потому мальчик решил сходить к себе домой, прибраться и протопить. Пусть жил он сейчас у Громова, но запускать дом не имел права. Ваня натянул на себя брюки, накинул новую, купленную Ярославом ветровку и, схватив сумку, покинул дом, не забыв его закрыть.
   Улицы были пусты. Под ногами хлюпала грязь, накрапывал лёгкий дождь и в низинах собирался туман. Иван не торопясь пересёк село и уже видел отчие ворота, как вдруг из-за забора поселковой больницы вышел Витя Егоров. Из всех, изнывающих от безделья и пьянства Семлёвских подростков, Виктор был самым бестолковым, но зато рослым и физически развитым. Он был организатором и заводилой всех хулиганских выходок, а также зачинщиком многочисленных потасовок с подростками из соседних селений.
   - Стой Роща, - голосом киношного хулигана процедил Виктор. - поговорим.
   Иван остановился. Разговор не предвещал ничего хорошего, но и идти на конфликт было глупо. В конце концов главный деревенский задира никогда особо не задирался к нему.
   - Вить, я спешу. Дела у меня.
   К Виктору, между тем уже подтянулись другие ребята, из числа тех, что предпочитают сбиваться в стайки, дабы не стать объектом слишком пристального внимания к своей персоне со стороны "заводилы".
   - Вот о делах и поговорим.
   Ребята стали кругом, отрезав Ивану путь к отступлению. Глаза их горели недобрым, стайным блеском.
   - Что-то ты стал школу пропускать Ванёк!
   - Ты я смотрю тоже не на уроках - огрызнулся Иван, предчувствуя недоброе, - я тороплюсь. У меня дом не топленый.
   - Говорят, что ты Роща, на московского этого работаешь. - не обращая внимания на протест продолжал Егоров вплотную подходя в Ване. - Так или нет?
   - Работаю - пробурчал Иван, укрепляясь в своих предчувствиях - а что?
   - Вот и помоги нам. Ты же наш? Семлёвский?
   - Семлёвский.
   - Вот и пошли.
   Для убедительности Виктор поиграл мышцами и, разминая пальцы, демонстративно хрустнул суставами.
   - Куда?
   - Домой к нему. Дома ведь его нет? Опять по лесам бегает? Вот и пошли.
   Иван подтянулся, и холодно бросил:
   - Зачем?
   - Не будь ребёнком Роща! Приехал хлыщ столичный, ведёт себя как хозяин. Толян видел, как он от Аньки-вдовы выходил. Мы тут в земле роемся, а он только жрать горазд. Так что, пусть делиться.
   - Нет.
   - Подумал?
   - Да.
   Егоров с силой ткнул Ивана кулаком под рёбра. Рощин согнулся, резко выдохнув, но на ногах устоял.
   - Доходит? Или ещё раз объяснить?
   Иван молчал. Егоров ещё дважды стукнул его в живот и потом крюком ударил в висок. Иван отлетел в сторону, был подхвачен кем-то из прихлебателей Виктора и посредством пинка водворён назад в импровизированный круг.
   - Ну как, Ваня? - вкрадчиво спросил Егоров хватая дезориентировано юношу за волосы - доходит?
   - Иди ты...
   Иван не успел закончить. Сокрушительный удар кулаком сверху вниз едва не лишил его сознания. Лишь в последний момент он инстинктивно выставил руку, что предохранило его от падения в грязь. Из носа брызнула кровь. В этот момент, уже готовясь к худшему, он услышал знакомый, уверенный голос:
   - Это так теперь принято? Пятеро на одного?
   Иван поднял глаза и увидел Ярослава, неторопливо подходившего к месту избиения. Он казался абсолютно невозмутимым, но в его походке было что-то звериное, что-то, от чего разило угрозой. Видимо это же почувствовали и недавно уверенные в себе, а теперь притихшие шакалята. Один только Виктор, не желая терять лицо, грубо бросил:
   - Вали отсюда.
   Ярослав улыбнулся.
   - Хороших манер вам не преподавали. Придётся ликвидировать пробел.
   - Ты что, не понял? Сейчас объясню - гаркнул Виктор, бросаясь на Ярослава, - козёл московский.
   Ярослав больше не говорил. Он совершил молниеносный бросок и, перехватив руку Егорова, как-то замысловато повернул её, после чего Виктор полетел носом в грязь. Другие участники недавнего избиения уже бежали сломя голову. Громов подошёл к пытающемуся встать, матерящемуся Егорову и, наступив ему ногой на горло, прижал к земле.
   - От тебя юноша несёт страхом. Глупой, щенячьей злостью и страхом. В следующий раз, тебе может так не повезти, и ты не отделаешься так легко.
   Егоров что-то зло прорычал.
   - Ваня, ты в порядке?
   - Да, Ярослав Борисович - просипел юноша, утираясь - вы так рано пришли.
   - Просто пришло время для первого урока злословия.
   - Урока чего?
   - Молчи и слушай. Встань ровно. Расслабься. Дыши глубоко. Сконцентрируйся на своих чувствах.
   Иван не понимал, к чему клонит Громов, но старался выполнять всё, что тот говорил. Он очень дорожил его заботой и как губка старался впитывать всё, чему его учил Ярослав. Голос Громова обволакивал мальчика, придавая чувство нереальности происходящего.
   - Тебе было плохо?
   - Да!
   - Тебе было больно?
   - Да!
   - Обидно?
   - Да!
   - Собери это всё! Почувствуй свою боль! Свою обиду! Ощути их физически!
   Иван побледнел. В глазах стояли картины недавнего избиения. Обида и боль. Он сконцентрировался на них. И почувствовал злость. НЕ такую как раньше, когда происходили с ним обычные в жизни мальчика-подростка коллизии. Совсем по другому.
   - Ты хочешь отомстить?
   - Да! - уже почти крикнул Иван - Да!
   Ярослав улыбнулся и чуть придавил ногой зашевелившегося Егорова.
   - Сейчас я отпущу этого щенка - продолжал Громов - и он побежит по дороге. Ты соберешь всю свою злость и представишь, что она комом летит ему в спину, чуть ниже затылка. Толкнёшь её как можно сильнее. И скажешь, что-нибудь вроде: "Чтоб тебя скрутило". Понял?
   - Да.
   - Действуй.
   Ярослав отпустил Виктора. Тот вскочил, и, метнув злобный взгляд на Громова, пробурчал еле разборчивое: "сочтёмся", после чего бросился бежать.
   Ивану на глаза упала пелена. Он был зол и больше всего на свете сейчас хотел отомстить. Он собрал все свои чувства в ком и что есть силы швырнул его в след убегающему Егорову, почти прокричав: "Чтоб тебя скрутило". Бегущий Виктор поскользнулся, и чуть было не упал, но совладал с равновесием и продолжил бег.
   Юноша ошарашено смотрел на Ярослава.
   - Для первого раза неплохо - улыбаясь сказал Громов - но, правда, не без ошибок. Ладно, пошли, разбор дома.
   Они медленно шли через деревню. Кровь прекратила течь из разбитого носа юноши, но полученные раны саднили, чесались и болели. Ярослав буквально физически чувствовал, сколько сейчас пар глаз следят за ними. Самой драки никто не видел, но вот вид побитого Ивана шествующего в сопровождении "этого московского" мог породить проблемы. Впрочем, с этим будет время разобраться. Шли молча до самого дома. Можно было бы сказать, что без приключений, если бы не Ваня, который дважды спотыкался на ровном месте.
   Громов открыл дверь и, пропуская Ивана, заговорил:
   - Собирай тёплые вещи, еды на два дня, котелок, спички и бинт. Обязательно молока и хлеба.
   Ваня побежал по дому, выполняя поручение Ярослава, тот между тем продолжал:
   - Если бы ты всё сделал как надо, этого щенка бы дома сильно припекло. Скрутило бы от прострела в спине, или шею бы повернуть не смог, как будто застудил. Впрочем, бывает по-разному.
   - В чём я ошибся?
   - Ну, тут целый ворох ошибок. Самая первая в том - что ты не хотел сделать ему больно.
   - Хотел.
   - Нет. Не хотел. И в этом главная сложность.
   Иван замер и повернувшись к Ярославу, посмотрел ему в глаза.
   - Да. Именно сложность - продолжал Громов - Нужно научиться разжечь в себе ненависть. Ты должен всей душой желать этого. Ничего в этот миг не может быть важнее.
   - Вы серьёзно? - ошарашено спросил Иван.
   - Да. Но это опасный путь. Ненависть - опасная сила. Она ослепляет.
   - И это опасно?
   - Умея любить и жалеть, можно научиться ненавидеть. Но если ненависть подавила в тебе иные эмоции - пути назад нет. Ненависть - обоюдоострый нож. Контролировать её сложно. Тебе она нужна всего лишь на мгновенье, но ты ей нужен постоянно!
   - Этому можно научиться?
   - Можно. Ты кстати не стой столбом, собирайся.
   Ваня замельтешил.
   - Это первая серьёзная ошибка. Вторая - то, что ты не сумел закрыться.
   - Закрыться - удивлённо переспросил Иван, запихивая в сумку запасной костюм, - как это?
   - Видишь ли, мой юный друг, каждое действие оставляет свой след и имеет свою цену. Когда ты пытаешься сделать кому-то больно, ущемить или обидеть, задействуются определённые механизмы, понять которые мы не в состоянии. Эти механизмы поддерживают в нашем мире порядок и равновесие.
   - В каком смысле?
   - Ты совершаешь воздействие, прилагая определённую силу. Тем самым ты нарушаешь равновесие. Природа же должна пребывать в гармонии, и она возвращает отправителю ту же эту силу, с тем же знаком. Таким образом, если ты решил кому-то сделать плохо - это равное зло вернётся к тебе в тот же момент. Это касается всего, и грубых слов и добрых дел. - Ярослав решил, что подобное примитивное объяснение вполне достаточно для мальчика еще не ступившего на путь ученичества.
   - И что делать?
   - Защищаться. Ты готов?
   - Да, - ответил Иван, вытягиваясь в струну, - а как защищаться?
   - Об этом не сегодня. Я и так сегодня рассказал и показал тебе больше, чем следует. Пошли.
   С этими словами Громов подхватил свой заплечный мешок и какую-то брезентовую сумку.
   - Куда пойдём? - спросил Иван, выходя на крыльцо - далеко?
   Громов клацнул замком и ответил:
   - Далеко. И на долго.
   - А всё-таки?
   - В лес идём. Будет там тебе урок номер два.
   Глаза юноши блеснули. Он поправил сумку и засеменил вслед за Громовым.
   - А вы потому и вернулись? За мной?
   - Да.
   Иван улыбнулся.
   Они покинули деревню, и вдоль реки пошли в сторону одевшегося уже первой зеленью леса. Тот уже не производил впечатления сонного царства. Зелень уже явно обозначилась на ветках кустов, снег почти сошёл, и первые птицы пробовали свои вокальные этюды, придуманные ими за время зимнего отпуска.
   Иван уже было вошёл в лес, но Громов одёрнул его.
   - Не торопись. Лес - это тебе не сельпо. К нему надо проявлять уважение. К нему нужно относиться с почтением. Его надо хранить.
   - Это же лес. Деревья, кусты, овраги.
   - Да. Именно. А как ты думаешь, все эти деревья, кустарники, жуки, крысы, змеи и прочие твари, живут сами по себе? Или есть правила?
   - Ну, конечно есть, но...
   - А если есть правила, то кто-то следит за их выполнением?
   - Наверное, но...
   - Так значит, лес не так неодушевлён, как кажется. Ты думаешь, все сказки про леших и водяных - они просто из воздуха взяты?
   Иван замялся. Его детство не было перенасыщено сказками, и он никогда особо не задумывался над вопросом о том, что в них правда, а что ложь. Теперь же он не мог решить, как относиться к словам Ярослава. Тот в свою очередь продолжал:
   - Понимаю, тебе не легко воспринять мои слова адекватно. Но уверяю тебя, когда мы вернёмся домой, ты будешь полностью уверен в справедливости моего суждения.
   - Ну ладно. Допустим. Ну а как его уважить-то?
   - В обычных условиях, достаточно просто поздороваться. Кивка головы достаточно. Если собираешься набрать грибов, ягод, трав или ещё чего-то, то надо попросить вслух.
   - А если охотиться?
   - Тут нужно больше. Я уже говорил, что у всего есть цена? Ну, так вот, если ты собрался охотиться, то одной просьбы недостаточно. Надо отдать лесу что-нибудь взамен.
   - Чего? Деньги ведь ему не нужны?
   - Нет. Не нужны. Учитывая, что мы сегодня причиним лесу большее беспокойство, чем охота, простой просьбы недостаточно. Достань из сумки молоко и хлеб.
   Иван повиновался. Ярослав скрутил из срезанной тут же бересты небольшое лукошко и наполнил его молоком. Передав лукошко Ивану, он отломил от батона хлеба довольно большой ломоть и тоже протянул его юноше. Затем, склонившись, прошептал ему на ухо несколько слов.
   Сделав несколько неуверенных шагов к лесу, Ваня остановился. Он оглянулся на Ярослава, после чего, наклонившись, поставил на землю лукошко с молоком.
   - Прими это, хозяин лесной - тихо, словно стесняясь, проговорил Иван - и да будет под сенью твоей всегда в достатке влаги, для растения и гриба, для зверя и птицы, во всякий день.
   Затем он разогнулся, подождал немного, после чего вновь наклонился и положил рядом с молоком ломоть хлеба, сопровождая это словами:
   - Прими этот хлеб, и да будет у тебя всегда в достатке еды для твари большой и малой.
   Иван снова разогнулся. В лицо ему, едва уловимо дунул ветер, лес слегка зашумел, и юноше на мгновенье показалось, что всё, от журчания Семлёвки до пения птиц стало слышаться более чётко. Сзади подошёл Ярослав.
   - Ты молодец. Лес принял тебя. Ты не был до конца искренен и не вполне верил сам себе, но он принял тебя. Так что постарайся не расстроить его.
   Ваня кивнул, и они ступили под сень деревьев.
   - А почему молоко и хлеб? Ведь в них ничего особенного? Ну, то есть, есть же вещи гораздо вкуснее.
   - Ты ошибаешься. Но сегодня думаю, мы об этом говорить не станем. Успеем ещё.
   Ивану пришлось смириться. Он успел уже привыкнуть к тому, что Громов рассказывает только о том, что считает нужным, и только тогда, когда считает уместным.
   Ярослав вёл юношу дорогой, которой ходил каждый день с момента своего прибытия в Семлёво. Уже через полтора часа они достигли зачарованного озера. Громов не стал ничего объяснять Ивану и повёл его дальше, прямо. На четвёртом круге Иван спросил:
   - Ярослав Борисович - смущаясь, пробормотал Иван - мне кажется, что мы ходим кругами. Или я ошибаюсь?
   - И да, и нет - ответил Громов - мы действительно вот уже целый час не можем продвинуться вперёд. Но мы не ходим кругами. Эту маленькую задачку я пытаюсь решить уже пару-тройку недель.
   - А куда вы хотите попасть?
   - Об этом позже. Скажу пока только, что туда никто не мог попасть очень давно, так как место это сокрыто древними мастерами. Однако эта иллюзия наведена кем-то из современников. И именно ты поможешь мне её развеять.
   - Но я не умею!
   - Я умею. Но мне нужна твоя помощь.
   Ваня хмыкнул.
   - Всё это - пробурчал он - напоминает какой-то фильм. Добрый волшебник берёт себе мальчика в ученики.
   Ярослав засмеялся и, потрепав Ивана по голове, ответил:
   - Я не добрый волшебник. Но в одном ты прав, на какое-то время ты можешь стать мне учеником. Пока я не познакомлю тебя с тем, кто действительно может тебя многому научить.
   - С кем?
   - Все вопросы - только когда вернёмся. А пока давай решим наш маленький ребус.
   Громов посмотрел по сторонам и, увидел небольшой, слегка замшелый пенёк, к которому и направился, таща с собой за руку Ивана. Он бросил на землю свой мешок и, стащив с Ваниного плеча сумку, отправил её следом. После чего он извлёк из внутреннего кармана тетрадный лист и, протянув его юноше, сказал:
   - Читай, и запоминай всё слово в слово. Ни ошибиться, ни запнуться ты не должен. Так что будь внимателен.
   - А почему....
   - Потому что некоторые вещи боятся слов. Или вернее чем меньше о них говоришь, тем меньше будет неприятных сюрпризов.
   Ваня, ничего не понимая, но, по обыкновению, доверяя Громову, углубился в чтение, а Ярослав тем временем покинул его, скрывшись в лесу. Через десять минут он появился, держа в руках длинную, метра полтора, палку. Быстро обойдя поляну, Ярослав подобрал еловую ветку, какой-то камень и пёстрое птичье перо. После чего он уселся на землю и, не обращая внимания на заинтересованный взгляд Ивана, принялся приматывать свои нехитрые трофеи к принесённой палке, используя для этого извлечённую из кармана верёвку. Иногда он что-то нашёптывал, иногда закрывал глаза и молча сидел. Через пятнадцать минут бутафорский посох был готов.
   Поднявшись, Ярослав принялся ходить по краю поляны, тихо говоря себе под нос нечто неразборчивое. Он то останавливался, то оборачивался вокруг своей оси, то резко убыстрял ход. Наконец он прекратил свои странные действия и подошёл к пню, на котором стоял Иван. Больше всего юношу поразило то, что Ярослав выглядел запыхавшимся и даже вспотел.
   - Я всё запомнил. - сказал Ваня тихо, - Я готов.
   Ярослав улыбнулся и тихо сказал:
   - Посмотрим, насколько ты готов. Будь уверен. Будь спокоен. Ты всё сможешь. Главная твоя задача - преодолеть преграду.
   Ярослав замолчал. Иван же, спрятал листок в карман и молча пошёл к озеру. Он набрал в ладонь воды и, поднеся её к губам, зашептал:
   - Воде - вода, земле - земля, небу - небо. Забери вода пелену обманную, покажи земля дорогу короткую, убереги меня, небо, на пути, ото всякого лиха. Не быть мне на пути обманутым, на родной земле замороченным. Слово моё крепкое, дело моё верное. Гой.
   И едва только последний звук слетел с уст Ивана, он перевернул ладонь вниз, выливая собранную воду.
   Всё стихло. Ни дуновение ветра, ни пения птиц. Ничего. Иван стоял, боясь пошевелиться, помня все предостережения, которые в записке изложил ему Ярослав. Между тем, что-то неуловимо изменилось вокруг. Прозрачный, едва заметный туман медленно поднимался над поверхностью озера. Вот он уже перевалил через береговую линию и аккуратно накрыл всю поляну. Иван стоял, любуясь причудливыми картинами, которые рисовал ему туман, заворожено следя за причудливыми изгибами облачков пара. Он сделал шаг вперёд, навстречу прекрасному фантому. Ещё шаг. И вдруг, как раскат грома в голове раздался голос Ярослава: "Стой! Стой, пропадёшь!"
   Иван замотал головой. Наваждение исчезло. Остатки тумана, жалкими перьями расползались по поляне. Иван стоял на самом краю озера, занеся одну ногу в готовности сделать шаг. Шаг, который увлёк бы его в тёмные, холодные воды безымянного лесного озера. Впрочем, может оно и имело какое-либо название, но Ваня его не знал. Он с ужасом стоял на краю, прекрасно осознавая, какой лютой доли чудом избежал.
   - Ты молодец - ласково сказал ему подошедший сзади Ярослав - справился.
   - Справился? - ошарашено спросил Иван, тяжело и часто дыша - с чем?
   - А ты посмотри вперёд.
   Иван поднял глаза и обомлел. Знакомый, весенний лес изменился. Вперемешку со знакомыми, тоненькими берёзками и елями к небу возносились высокие, в два обхвата деревья, с серой, потрескавшейся корой, бросавшие густой своей кроной сплошную тень на землю. Лес этот был настолько чужим и незнакомым, что Иван невольно поёжился.
   - А где туман?
   - Не было никакого тумана.
   - А как же...
   - Не бойся.
   Ваня расправил плечи, вздёрнул кверху нос и придал лицу выражение уверенности. Ярослав хмыкнул, и, протянув пареньку его сумку, двинулся вперёд.
   Они шли молча. Иван думал о том, что значило всё то представление, откуда взялся туман, почему он по собственной воле чуть было не прыгнул в незнакомое, холодное озеро и откуда вырос тот лес, по которому они шли. Все эти вопросы не давали ему покоя и, собравшись наконец с духом, он спросил:
   - Ярослав Борисович, а что случилось там, на поляне?
   - Что случилось?
   - Ну, туман и озеро. И прочее...
   - Видишь ли, то место, куда мы идем, очень давно сокрыто от людей и отлично защищено. Но тот морок, который ты сумел развеять был наведён недавно. Не более тридцати лет назад. Я пытался его преодолеть и как ты догадываешься - безуспешно. Вот меня и натолкнуло на мысль, что этот неожиданный страж - местный уроженец. А значит тебе - как рождённому на той же земле, легче было бы преодолеть его фокусы. Как видишь, я оказался прав. Ты был на волосок от беды, но справился.
   - Не без Вашей помощи?
   - Не без моей - не стал отрицать Громов.
   Иван по-прежнему не понимал, что он сделал, но был необычайно горд как своим успехом, так и похвалой Ярослава. В его душе разгорался огонь интереса к открывающимся знаниям, он был готов с головой броситься в это, пусть временное, ученичество. Вдруг Ярослав остановился.
   Перед путниками, насколько хватало взгляда, раскинулась топь. На окраине она изобиловала тонкими, белыми берёзками, но чем дальше, тем менее разнообразной становилась местность. Мох. Только мох и вода.
   И тут Ивана скрутило, желудок начало выворачивать, в глазах помутнело и в голове зазвенел колокол. Его начал одолевать необычайный ужас, источником которого служило это болото. Волны ненависти накатывали на путников, причиняя больше беспокойства юноше.
   Ярослав поглядел на небо, затем в даль и, наконец, пробормотал:
   - Не сегодня. Пошли домой.
   И за руку утянул теряющего сознание Ивана за собой. Минут через десять тому полегчало, и он зашагал ровнее, но сгущающиеся сумерки играли с его зрением дурные шутки, плюс ко всему заныли пострадавшие сегодня в драке нос и губа. Однако невозмутимый вид Ярослава и нежелание показаться тому слабаком, заставляли Ваню идти не сбавляя темпа. К счастью вскоре Ярослав объявил привал.
   Они насобирали хвороста, благо с ним не было проблем, и Громов быстро развёл костёр. Из брезентового чехла, захваченного из дома, Ярослав извлёк палатку и в течение пяти минут, при помощи Ивана укрепил её. Потом Громов соорудил из подручных материалов небольшой подвес, к которому прикрепил котелок. За водой для котелка, правда, пришлось прогуляться к лесному ручью, но Ярослав настрого запретил наливать болотную воду.
   Иван извлёк из сумки пакет с сосисками и, нанизав их на ошкуренные еловые палочки, принялся жарить их. Минут через пять путники уселись у костра, вкушать заслуженный ужин. Ване было плохо. Слишком серьёзным испытаниям он подвергся сегодня.
   - Ложись - сказал Ярослав - на спину.
   - Зачем?
   - Ложись, говорю.
   Иван лег, вытянув ноги и сложив руки по швам.
   - Закрой глаза. Дыши глубоко, как я показывал - убаюкивающим голосом говорил Ярослав - ты един с землёй.
   Странные ощущения захватили Ваню. Он чувствовал необычайную лёгкость. Как будто земля стала подобна воде и взяла себе часть его веса, его боль, его усталость. Казалось что он прорастает корнями в землю и пьёт из неё соки.
   - Ты - часть земли. Всё вторично. Нет боли, нет страха, нет усталости. Только земля.
   Иван всё глубже погружался в этот странный транс, он уже не ощущал привычно своего тела. Ему казалось, что он всего лишь холм, пронизанный корнями, по которым текут животворящие соки земли. Счастье и покой захватили Ивана и вскоре он уснул.
   Ярослав ещё около получаса сидел рядом с уснувшим пареньком, после чего подхватил его на руки и отнёс в палатку. Ночь неумолимо навалилась на лес и даже отлично подготовленный к различным жизненным коллизиям Ярослав, не стал ей сопротивляться.
  
   Путники давно спали. Почти затух костёр и лес был полон умиротворения и тишины. В ранний час, как говорили раньше: "до первых петухов" из лесной тени на поляну вышла женщина. На вид ей могло быть и тридцать, и сорок лет. Она была удивительно мила - плавные черты лица, молочно-белая кожа, чёрные даже в ночной тени волосы и удивительно глубокие, чёрные глаза. Длинный, льняной сарафан, расшитый вручную, плотно облегал её безупречную фигуру, а волосы были подхвачены тонкой, как будто сплетенной из тонких древесных прутьев, тиарой.
   Она подошла к костру и внимательно посмотрела на спавшего у костра Ярослава. Спустя несколько минут, заглянув в палатку, гостья долго, пристально рассматривала Ивана. Затем, так же тихо, как будто ступая по воздуху, она отошла к краю поляны и скрылась в лесной тени.
  

V

   На пробуждение, сборы и путь до дома ушло около четырёх часов. Иван и Ярослав шли легко, беседуя на разные, необременительные темы и сами не заметили, как вышли к селу. На душе у юноши было на удивление легко, как будто не было вчера драки у больницы, утомительного лесного марш-броска и отвратительной волны у болота. Ночное "единение" с землёй в значительной мере исцелило юношу, и только несколько ссадин напоминали о пережитых неприятностях.
   Ярослав же, уловивший по пробуждении следы ночной визитёрши, ломал голову над тем, кто она такая, как их нашла и зачем приходила. У него не было сомнений, что таинственная гостья и есть автор развеянного накануне морока. Она же видимо напустила на него птицу, во время одной из первых прогулок в этот лес. Тем удивительнее было её миролюбие, ведь далеко не каждый, представляющий опасность зверь мог подобраться к месту ночёвки Громова, что уж говорить о человеке, а значит, она была достаточно сильна и опытна.
   Мысли о незнакомке пришлось оставить. На крыльце своего дома Ярослав заметил председателя совхоза, в компании Алевтины Прокопьевны и Екатерины Афанасьевны, известных в селе престарелых сплетниц. Рядом он заметил рослого, но крайне худого мужчину в милицейской форме с погонами лейтенанта и потёртой планшеткой в руках. Завидев Громова, Приходько, криво ухмыльнувшись, указал на него пальцем, что-то прошептал милиционеру и предпочёл скрыться. Две его провожатые последовали его примеру.
   - Добрый день - начал разговор Громов - чем обязан?
   Дав Ивану знак идти в дом и заняться хозяйственными делами, Ярослав подошёл к милиционеру вплотную.
   - День добрый - отвечал милиционер, не сводя между тем взгляда с возящегося с замком Ивана - лейтенант Косарев, участковый.
   - Очень приятно. Ярослав Громов.
   - Так вот, товарищ Громов - с места в карьер начал Косарев, тоном генерала, допрашивающего новобранца, пойманного в самоволке - сигнал поступил, что вы похитили и силой удерживаете несовершеннолетнего Ивана Рощина, причинив ему физические увечья. Потрудитесь пояснить, на каком основании удерживается Вами несовершеннолетний мальчик, находящийся в настоящее время на попечении органов опеки, в виду сложившейся неопределённости его социального статуса.
   Громов от души захохотал.
   - И откуда, позвольте узнать вы взяли подобный бред - сквозь смех проговорил Ярослав и крикнул в сторону дома - Ваня, выйди на крыльцо, пожалуйста, и постой там.
   Взгляд милиционера вновь впился в выбежавшего Ивана. Юноша выглядел вполне здоровым и бодрым и на жертву похищения не походил. В воздухе запахло недоразумением. Менее уверенно, участковый всё же продолжал:
   - Семлёвская общественность обеспокоена. Вот, сигнал был.
   - Ну, так пусть бред и комментирует тот, кто его озвучил - унимая смех, прервал стража порядка Громов - я не буду тратить на это своё время.
   - Был сигнал - упорно продолжал Косарев - я обязан отреагировать!
   - Вот и реагируйте. Товарищ Приходько уведомил вас, чем я тут занимаюсь? Кем согласована и одобрена моя работа. Или вы считаете, что такой человек как я не способен на проявление человеческих добродетелей?
   - Не, но....
   - Я взял на себя заботу о мальчике, потому как вся совхозная общественность способна оказалась только судачить - с напором продолжал Громов - команды же не поступало! Милосердие у нас строго дозировано сверху.
   Участковый спал с лица.
   - Да.
   - Так вот. Не мешайте! У меня крайне насыщенный план работ! Мне нужен помощник и этот мальчик мне подходит. Его работу я оплачиваю. Так что займитесь, пожалуйста, своим делом и покиньте мой дом!
   Косарев опешил. За годы службы в милиции он впервые столкнулся с полным отсутствием привычного уважения и подхалимства. Скорее этот столичный хлыщ демонстрировал полное презрение к нему. Косарев, как оплеванный, зашагал через поле, пытаясь переварить произошедшее. И тут он неожиданно вспомнил, что дней десять-пятнадцать назад он получил ориентировку. Ярослав Громов! Из Москвы!
   Лейтенант Косарев был ленив и глуп, но даже ему хватило ума не играть в героя, с человеком, ориентировка на которого пришла непосредственно из канцелярии начальника ГУВД Смоленска, с пометкой "Особо Опасен". Участковый, покрываясь испариной, почти вприпрыжку добежал до дороги, где стоял его видавший виды "Урал". Через несколько мгновений мотоцикл Косарева уже мчался по дороге в сторону Вязьмы.
   Ярослав же тем временем наливал себе кружку предусмотрительно заваренного Иваном чая и отвечал на его немудрёные, но очень многочисленные вопросы. Наконец он прервал юношу и с серьёзным видом сказал:
   - Иван. Тут началась возня и, думаю, скоро будет заварушка. Завтра я ухожу в лес. Моя цель там. Думаю, что за мной скоро придут и это доставит тебе неприятности. А потому у меня вопрос...
   - Я с вами.
   Ярослав глубоко вздохнул. Другого он и не ждал. Судьба этого мальчика неумолимо вела его в ученики. Он был готов бросить родной дом, забыл об отце, о родных. Стребор всё это знал заранее. Иногда Громову казалось, что Стребор всегда всё знает заранее.
   - Но у меня есть вопрос. Куда мы идём?
   - Это долгая история. Ты слышал, наверное, про князя Владимира?
   - Это который Русь крестил?
   Ярослав хмыкнул. Этот штамп твердили все от мала до велика. Несколько слов, за которыми стояла огромная трагедия десятков поколений. Несколько слов, смысл которых был замаран и утрачен. Несколько слов, как коровья жвачка прилипших к умам миллионов.
   - Не совсем. Греческая вера при нём получила права, равные с другими. Внуки Сварога, как и иные язычники, были весьма толерантны к иным конфессиям.
   - Толерантны? Конфессиям?
   - Это значит терпимы - пояснил Ярослав и продолжал - Так вот. Подворья последователей веры византийской были на Руси и раньше. Но только Владимир дал им право ладить в Новгороде, Киеве и по всей стране свои капища. Это было политическое решение. Он рассчитывал укрепить отношения с соседями и со временем растворить их в культуре собственного народа. Но Великий Князь ошибся. Греки, на деньги Царьграда, развернулись стремительно и уже через десять лет начали активные гонения носителей веры древней, славянской.
   - А почему Греки?
   - На Руси, это слово не имело того значения как сейчас. Пришедшие в Киев христиане, в основном беженцы или намеренные посланцы из Византии, говорили по-гречески. И книги привозили на греческом. Потому и закрепилось за ними слово "греки".
   - Понятно. А дальше?
   - Дальше? Дальше была чума.
   Иван округлил глаза.
   - Нет, не болезнь - внёс разъяснение Ярослав - боль и страдание огнём пошли по земле. Византийские правители, как главные инициаторы насаждения на Руси своей веры, желали полностью подчинить себе славянские народы. Позже я расскажу тебе подробнее о кровавом пути византийского учения и ты увидишь, что каждое государство, принимавшее его, начинало гореть огнём раздора и усобицы. Десятки народов сгинули после прихода византийских проповедников. Первые адепты греческой веры на Руси, всеми силами пытались внедрить в умы людей осознание их ничтожности и неполноценности. Они пытались заставить славян ощутить себя рабами. Отказаться от радости, от любви и от земли, то есть от всего, чем они до того жили.
   - Что-то не похоже. Ведь сегодня всё не так. Мы великая страна.
   - Ой ли не так? Впрочем, ты отчасти прав. Достигнув многого, греческие проповедники упустили главное. Сами того не понимая, они шли на уступки, и в итоге, вместо подавляющего, порабощающего сознание и лишающего воли монстра, родился этакий суррогат. Земля наша, не позволила полностью уничтожить и поработить себя, но и цена была не малой.
   - Как суррогат? Ведь вера в Иисуса Христа и по сей день в силе! - и непонятно зачем добавил - у меня бабушка крещёная была.
   - Так, да не так Ваня. Я уже говорил тебе, что первые проповедники шли на неизбежные уступки. Посмотри, ведь Бог Отец и Бог Сын были и у славян, и у их соседей. Разница лишь в том, что славяне Богу-Сыну были детьми, а для греческого бога они рабы. Обрати внимание и на то, что приходя в церковь, люди редко молятся единому богу. Они просят заступничества и помощи у Николы Чудотворца или Серафима Саровского. Военные идут просить помощи у Ивана Воина, а женщины уповают на милость Матроны Мученицы. Всё это очень похоже на язычество, просто обставленное множеством уловок, чтобы подчинить себе людей и заставить их не верить в бога, но подчиняться церкви. Дай им сейчас волю и лет через десять они начнут публиковать под христианской штукатуркой древние знания о траволечении, которые они сами и искореняли и объявляли знанием от лукавого и всячески истребляли.
   Иван был смущён. В четырнадцать лет, мальчику, воспитанному крещёной бабкой и воинствующим атеистом дедом, сложно было понять и принять информацию, разительно отличающуюся от всего, что он слышал в своей жизни. Всё же он очень старался и задал Ярославу новый вопрос:
   - Значит Христианство врёт? Оно не имеет силы?
   - Имеет.
   - Так как тогда...
   - Понимаешь, учение это родилось не на пустом месте, и знание за ним стояло не малое, а слившись с языческими корнями, намоленное поколениями верующих, оно обрело на нашей земле серьёзный вес.
   - А как же тогда....
   - Мы отвлеклись Иван. У нас ещё будет время поговорить об этом. Впрочем, когда ты станешь учеником Стребора, ты получишь больше...
   - Я хочу быть твоим учеником.
   Ярослав снова вздохнул. Он не считал себя способным учить кого бы то ни было, а особенно этого мальчика. Потому он поспешил вернуть разговор в начальное русло:
   - Так вот. Когда стареющий Владимир понял, что совершил огромную ошибку, было уже поздно. Он не сумел сплотить отношения между Киевом и Царьградом, разругался с Новгородом. Греческое учение вообще не способно сеять, а тем более растить зёрна мира. Более того, он поставил на грань уничтожения огромный культурный пласт. Не изменив самостоятельно вере отцов, он между тем предал десятки поколений предков. И в агонии, попытался спасти то, что мог.
   - Спасти?
   - Да. Многое было уже утрачено. Кое-что, оставшиеся в живых волхвы сумели сохранить. Я кстати всю свою жизнь потратил на поиск этого наследия. Но сейчас не об этом. Так вот, в порыве раскаяния, Владимир, укрывая от греческой расправы, собрал полдюжины мудрейших из выживших волхвов. Им он поручил укрыть остатки наследия предков, и в том числе Белую Книгу.
   - Белую Книгу?
   - Да. Это больше чем Тора, Библия и Коран вместе взятые. В ней знания древних славян, знания их предков, и, по легенде, даже цитаты из Книги Велеса. А может и знания Ариев. Впрочем, и без них, эта книга бесценна. Но сам Владимир не дожил до спасения Книги, и перед смертью поручил её своим племянникам. Те, более двадцати лет укрывали её, постоянно перевозили с места на место и прятали. Окрепшее к тому времени византийское учение, устами своих проповедников объявило племянников покойного князя вне закона. Они перебили дюжину дюжин родовитых бояр, помогавших выполнять последнюю волю князя Владимира. Наконец греки сумели поймать и назначенных Владимиром хранителей, но даже два месяца жестоких пыток не смогли развязать им языки.
   - И куда делась Книга? И зачем они её искали?
   - На второй вопрос ответить просто. Белая Книга была символом старой веры и являлась серьёзной угрозой для греков. Впрочем, её поиски продолжались не одно столетие. Из угрозы для старой веры, она превратилась в угрозу разоблачения. Разоблачения единобожия как явления.
   - А куда пропала книга?
   - Книгу прятали несколько поколений. Когда же укрыться стало почти невозможно, было найдено отчаянное решение. Ещё в седьмом веке, в лесах, неподалёку от не существовавшего тогда Смоленска, стояла крепость Велец. Потаённый город и в годы своего величия был легендой, а уж после нашествия греков и вовсе превратился в миф. Это, собственно, помогло крепости уберечься от греческого воздействия. Велец был одним из оплотов мудрости славян, и хранил за своими стенами знания о древних днях, пятом, четвёртом, а может и более древних веках.
   - Книгу спрятали там?
   - Скорее всего, да. Велецкий князь Радомир, при поддержке своих волхвов, согласился принять сей опасный дар. И для того, чтобы сохранить наследие отцов они практически обрекли себя. Когда обескровленное войско объявленного вне закона, обесчещенного и проклятого греческой церковью князя Вратислава, далёкого потомка Владимира, последнего из рода законных правителей Новгорода, достигло города, Велецкие волхвы провели обряд, равного которому по сложности раньше не проводили чаще, чем раз в сотню лет. Они огородили город от всякого путника, спрятали его и вырвали из хода времени. За семь столетий с того момента, в Велеце не сменилось и пяти поколений.
   - Такое возможно?
   - Ни ты, ни я такого не сможем никогда. Дюжина мудрых волхвов, вооружённых древними знаниями провели этот обряд, в течение которого пятеро из них умерли от истощения сил.
   - И они пошли на это? - оторопело спросил Иван - Добровольно?
   - Это Ваня не самое страшное. Они скрыли Велец не навечно.
   - А как...
   - Заклятие спадёт, когда...- тут Ярослав приосанился и голосом диктора, цитирующего выступление генсека, продекламировал - ...книги коснётся рука зверя, в облике воина и когда покинет она Велец в руках дарующего надежду. Заклятие спадёт, восстановив ход времени вблизи Велеца, и всё, что было накрыто древними чарами, на подобии сжатой да отпущенной пружины вернётся на круги своя. Они погибнут. Все, кто пережил свой век.
   - А откуда - испытующе глядя на Громова, спросил Иван - вы всё это знаете?
   - Видишь ли, Иван. Как ты уже мог понять, Книга представляет огромную ценность для одних и огромную опасность для других. И греческая вера, и иные заинтересованные стороны, обладают достаточными знаниями для того, что бы достигнуть стен Велеца. Мне известно как минимум о пяти попытках захвата города. Все не удачные, как ты можешь догадаться.
   - И мы пойдём за книгой?
   - Не только. В прочем это не самое главное.
   - Не главное? Но я так понял, что эта книга очень важна?
   - Ты прав. Но важна не только она. Ни одна книга или любая другая вещь не способна на самостоятельные действия, к тому же, глобального характера. - Громов говорил столь уверенно, как будто цитировал таблицу умножения - вещь всегда остаётся вещью и приобретает силу только в руках человека.
   - А может вообще не стоит её забирать?
   - Стоит Ваня. Ещё как. Нам многое предстоит там сделать.
   - А где мы возьмём зверя, в облике воина и дарующего надежду? Откуда вообще такие условия?
   - Зришь в корень Иван. Слова эти, в припадке предсмертного откровения произнёс один из спасшихся после неудачного штурма греческих проповедников, епископ Иннокентий.
   - А где взять этих то? О ком говорил этот Иннокентий?
   - Ну, тут, думаю, проблем не будет. Откуда возьмётся зверь я знаю доподлинно. А с дарующим надежду мы что-нибудь решим. Так ты со мной?
   - А как же! Я хоть сейчас...
   - Сейчас не надо. Отдыхай. Постарайся поспать. Выходить будем завтра, после полудня, так, чтобы переночевать на старом месте и к следующему утру быть у болота. Негоже на ночь глядя гулять по болоту в старом лесу.
  
   Небольшой парк, разбитый возле кинотеатра "Арктика", носил громкое название "Бабушкинский Парк культуры и отдыха". Впрочем, узнать об этом не представлялось возможным, из-за отсутствия каких-либо опознавательных знаков. И хотя все атрибуты парка культуры и отдыха были на лицо: несколько каруселей, тир, летняя эстрада, кафе, обилие скамеек и даже памятник герою-лётчику Ивану Бабушкину, для жителей района он всё равно оставался безымянным сквером, где можно было выгулять собаку, прогуляться с коляской, покатать ребёнка на аттракционах или просто посидеть в тени раскидистых деревьев.
   На одной из скамеек, окружавших памятник отважному полярному лётчику, сидел неприметный старичок. Он был невысок ростом, жилист и подтянут. Редеющая шевелюра почти утратила свой естественный, каштановый оттенок и была, как будто, покрыта инеем. В руках старичок держал резную, слегка изогнутую трость, сделанную из натурального дерева.
   На лице у пенсионера играла искренняя, жизнерадостная улыбка. Он с живейшим интересом, но при этом совершенно ненавязчиво разглядывал прохожих. Казалось, его радовало всё вокруг. Щебетание первых в этом году птиц, неожиданно яркое солнце, детский смех, да всё происходившее вокруг. Даже самые смурные и неприветливые прохожие были ему интересны.
   Он сидел с самого утра, но улыбка ни на мгновение не покинула его лица. И вот когда пошёл уже четвёртый час его своеобразной прогулки, на скамейку рядом подсела женщина.
   На вид ей было слегка за тридцать. Она была невысокого роста и внешностью не могла претендовать на звание красавицы. Но редкий мужчина, проходя мимо неё, мог удержать себя от того, чтобы оглянуться, да и то, такая воздержанность чаще объяснялась наличием рядом супруги.
   - Здравствуй, - произнесла женщина, обращаясь к улыбчивому старичку - давно ждёшь?
   - Нет. Последние годы я редко могу просто так посидеть, посмотреть на людей, отвлечься.
   - Не иначе, как от судеб мироздания?
   Старичок хмыкнул.
   - Ну не от язвы же желудка, которой, собственно, у меня нет.
   - Сколько тебе лет? Не устал?
   - Я не так стар, как кажется. Мой наставник, Азамат, был вдвое старше, когда у него родился младший сын. Впрочем, ты права. Моё время уходит. Всем нам пора на покой.
   Женщина молчала. Возможно, у неё были соображения относительно пенсионных перспектив собеседника, но она не торопилась их высказывать. Старичок между тем продолжал:
   - Ты по-прежнему её прячешь?
   - И буду прятать. Ей в твоих играх не место. Её ждёт великая судьба, и ты не будешь иметь к этому отношения.
   - Воля твоя. Пока что.
   - Ты угрожаешь мне?
   Старик хмыкнул.
   - Ну что ты. Просто я старше и вижу дальше. Скоро тебя ждут перемены. Новая веха в твоей жизни. Тебе тридцать шесть? Да, это гораздо раньше, чем рассчитывали многие.
   - О чём ты?
   - Ты чуешь беду, Беляна? Хочешь знать, что случится?
   - Я многое чувствую, и если мы говорим об одном, то я давно ощущаю надвигающиеся перемены. И, кстати, я Ирина!
   - Это ты кому-нибудь про Ирину расскажешь. Я ведь насквозь вижу, кто Ирина, а кто Беляна.
   - Ты что-то знаешь обо мне?
   - Да. И ты тоже узнаешь. Новая ответственность ждёт тебя скоро. Новые заботы, знание и мудрость новые. Уже скоро. Тогда и поговорим.
   С этими словами, старичок поднялся и, опираясь на свою трость, пошёл к выходу из парка, тому, что ведёт на улицу Менжинского.
  
   Иван и Ярослав вышли, как и планировалось, за полдень. Ярослав нёс свой заплечный мешок, с которым практически не расставался, на левом плече. Правое плечо Громова также было отягощено всё тем же брезентовым чехлом со сложенной палаткой. Иван нёс свою спортивную сумку, которая по сравнению с прошлым походом значительно похудела. Они уверенно пересекли поле и слегка поклонившись, отдавая должное лесному хозяину, вошли под сень деревьев, уже успевших оттенить зимнюю серость первыми проблесками листвы.
   День выдался на удивление ясным и сухим. Птицы гомонили вовсю. То тут, то там слышалось шуршание кустов, являвшееся результатом повышенной активности мелких лесных обитателей. К чести крупных лесных обитателей можно было сказать, что они в долгу не оставались. Уже дважды путники натыкались на лосиные следы и однажды пересекли кабанью тропу. Ивану даже показалось, что между деревьями мелькнул не то волк, не то собака, но поскольку это было всего один раз и то мельком, он решил, что ему почудилось.
   Между тем, Ярослав был обеспокоен. Они шли уже довольно долго, и местность была ему знакома, но вот место их прошлого ночлега не показывалось. Более того, Громов явственно ощущал близость того болота, от которого в прошлый раз они, учитывая наступавшие сумерки, вынуждены были ретироваться. Он, незаметно для Ивана петлял, возвращаясь назад, и каждый раз убеждался, что место ночлега как будто стёрто. Поняв, наконец, что найти его не сможет, Ярослав начал искать другое, более-менее подходящее место. Но лес, как будто ополчившись, не представлял путникам возможности для ночлега. Казалось, что деревья стеной сплотились, не оставляя иного пути, кроме как к болоту.
   Можно было попытаться развеять это наваждение. И Ярослав попробовал некоторые, не требовавшие серьёзных усилий варианты. Но все они не принесли ни малейших результатов. Тратить же время на серьёзное вмешательство не хотелось, а возвращаться домой тем более. Надо было рисковать.
   - Иван, - начал Громов - нам придётся заночевать в другом месте.
   - Я догадался.
   - Догадался?
   - Да, - неуверенно ответил Ваня - я не могу этого объяснить, но мне кажется, лес как-то странно себя ведёт.
   Ну что можно было сказать... Он ничего не знает, он ни шагу не ступил по пути ученичества, но он отлично ощущал настроение леса. Какие ещё сюрпризы таит этот смоленский самородок? Какие надежды возлагает на него Стребор?
   Дорога тем временем вывела их к краю вчерашнего болота. Иван опять побледнел, его качнуло, и он чуть было не потерял сознание. Ярослав был готов к такому решению. Он сбросил чехол с палаткой на землю и, раскрыв свою сумку, недолго покопался в ней и извлёк небольшую, серебристую флягу. Откинув крышку, он подхватил оседающего Ивана и насильно влил ему в горло часть содержимого фляги. Только после этого он аккуратно посадил юношу на землю и прошептал ещё один заговор.
   Иван тяжело дышал и бессмысленно блуждал глазами по округе. Минут десять-пятнадцать он пребывал в прострации, после чего щёки его вновь налились сдержанным румянцем.
   За это время Ярослав успел развести небольшой костёр. С помощью плохо ещё соображавшего Ивана он растянул палатку. Ужинали, как и в прошлый раз, сосисками и чаем.
   Костёр разгорелся ярче, а влитая Ярославом в Ивана жидкость помогла ему расслабиться. Он впал в негу, но какая-то липкая "жаба" сидела у него на душе. Ваня попросил Громова вновь помочь ему, как накануне, слиться с землёй, на что получил резкий отказ. Оставалось смотреть по сторонам. В отбрасываемом огнём свете, болото выглядело пугающе. Какие-то стремительные тени, метавшиеся в разные стороны, запах мокрого мха и глины, тихие, малоприятные звуки, всё это не способствовало успокоению. Решив отвлечься разговором, Ваня спросил:
   - А кто живёт на болоте?
   - Сложный вопрос - с готовностью ответил Ярослав, прекрасно понимая целительные свойства беседы, необходимые сейчас юноше - видишь ли, распространение влияния греческого учения пагубно сказалась на исконных обитателях лесов, полей, болот и даже людских подворий. Впрочем, болотники есть и по сей день, но силы их ограничены, и они редко способны навредить человеку. Думаю где-то есть и живые криксы, но, впрочем, не тут. Однако ночевать на болоте и сегодня ни кому не рекомендую.
   - Значит, не живут?
   - Видишь ли, Иван. Я прекрасно понимаю, что вопросы про болото вызваны твоей реакцией на него. Это болото, на окраине которого мы волею судеб застряли, не обычное. Оно долгое время было сокрыто от мира. Это, а также близость Велеца оказали на него серьёзное воздействие, и рука греческого учения не сумела извести местную живность и нежить. Поэтому нам сегодня надо будет держать ухо востро. Солнце практически село. Пора подумать и о мерах предосторожности. Ты просто ложись спать, и помни, ночью, если ты проснёшься, не отходи от костра более чем на десять шагов. Понял?
   - Да. А почему?
   - Просто поверь на слово.
   Ярослав встал и, потянувшись, обошёл стоянку по воображаемому периметру. Солнце село окончательно и теперь импровизированный лагерь выглядел жалко и уязвимо. Громов между тем достал из своей сумки маленький холщёвый мешочек и высыпал себе на руку пригоршню какого-то порошка. Он повторно обошёл лагерь, кругом рассыпая этот порошок и что-то шепча себе под нос. Затем, подойдя к костру, сел на корточки и снова стал бурчать себе под нос нечто еле слышное. Едва только он закончил свои манипуляции, как услышал тихий, слегка напуганный голос Ивана.
   - Ярослав Борисович. Я глаза видел. Там, на болоте. Они сначала далеко были, а потом ближе. А потом совсем пропали.
   - Не беспокойся. Ты же знаешь, в лесу живёт множество обычных животных, так что не надо видеть кошмаров больше, чем их в действительности окружает нас. Ты просто запомни, что бы ни случилось, что бы ты ни услышал - не отходи от костра. Понял?
   - Да. А что вы сыпали вокруг нас?
   - Соль с перцем.
   - Соль с перцем - сонно хмыкнул ничуть не поверивший Иван - придумаете же.
   - Ты не волнуйся. Всё будет в порядке.
   Громов посмотрел в сторону болота, но ровным счётом ничего там не увидел. Впрочем, за годы своей жизни он привык к тому, что если чувство опасности не подтверждается визуальными образами, это ещё не означает что, опасности нет. Но по его расчётам сегодня им нечего не должно было угрожать. Не видевшая более полутора столетий живого человека болотная нечисть, не сумела бы раскачаться так скоро и серьёзная опасность, с которой не справилась бы расставленная Ярославом защита, могла возникнуть только на вторую-третью ночь. Существовала правда вероятность, что их приход потревожил какую-нибудь мелкую, безымянную тварь, но она-то как раз не пугала Громова.
   Иван между тем засыпал и последним волевым усилием заставил себя добрести до палатки. Ярослав, которого всё сильнее одолевало смутное ощущение беды, решил провести ночь бодрствуя, и сел к костру, закурив предварительно трубку. Было тихо.
   Мелкая болотная тварь, глаза которой увидел Иван, набралась смелости подползти к лагерю только через три часа. Ярослав внимательно следил, как она насторожено тыкается носом в возведённую им преграду, пытаясь найти в ней слабое место. Это странное существо вполне могло бы сойти за белку, если бы не огромные белёсые глаза и полный острых, предназначенных для терзания живой плоти зубов, рот. Мерзкое, даже для видавшего виды Ярослава зрелище.
   Тварь между тем, на уровне примитивных своих инстинктов поняв, что лёгкой добычи не предвидится, принялась с разбегу бросаться на невидимую преграду, сопровождая свои действия мерзким, утробным рычанием. У Ярослава не было ничего, чем обычно принято бороться с подобными тварями, но и ночевать по соседству с разъярённой болотной нечистью, одержимой жаждой человеческой крови, было неприятно.
   Громов покопался в сумке и достал из неё раскладной туристический нож. Орудие, что и говорить неподходящее, но выбора не было. Ярослав, заранее подготовил маленький мешок, смесь из которого он использовал в прошлый раз, ведь защиту пришлось бы восстанавливать, и шагнул за круг.
   Болотная тварь, почувствовав близость добычи, яростно зарычала и бросилась вперёд. Громов безучастно стоял в ожидании. Ему необходимо было изучить повадки этой твари, ведь что не говори, а шанс убить её и не пострадать самому, может представиться только один раз.
   Взяв приличный разбег, существо прыгнуло, обнажив полный арсенал острых, кривых зубов. В миг, когда она практически достигла своей цели, Ярослав сделал шаг назад, и что было силы стукнул ногой. Тварь отлетела шагов на десять и, дважды перевернувшись в воздухе, врезалась в дерево, сдавленно крякнув.
   Медлить было не с руки, и отлично понимая это, Ярослав рванулся вперёд. Существо ещё не успело придти в себя от неожиданности, а Громов повторно стукнул его ногой, после чего, изо всех сил стукнул сверху ножом. Тварь закряхтела и, содрогнувшись раз - другой, из последних сил отхаркнула в своего губителя комок слизи. Только незаурядная реакция и отлично тренированные рефлексы помогли Ярославу уклониться от плевка. Тварь же ещё раз вздрогнула и обмякла.
   Прекрасно осознавая, что вероятность убийства такого существа раскладным туристическим ножом ничтожна, Громов, не желая рисковать, аккуратно подхватил тушку за, по прежнему торчащую из неё, рукоять и направился к костру. Кинув останки твари в огонь, Ярослав наконец перевёл дыхание и утерев со лба выступившую испарину, хотел было приняться за восстановление нарушенного круга. Но его взгляд неожиданно упал на откинутый полок палатки. Ивана там не было.
  
   Иван неожиданно проснулся. Дело было не в дискомфорте или приснившемся кошмаре, наоборот, в поставленной на "подушку" из лапника палатке, под тёплой курткой спалось прекрасно, а снов в этот раз у Вани не было. Но пробуждение было необыкновенно резким. Стараясь постичь причину такого явления, Иван сел и прислушался. За спиной шумел лес, где-то вдалеке вскрикнула сова и тихо потрескивал костёр.
   Но тут, Иван услышал голос. Тихий, и совершенно невероятный тут, посреди сокрытого леса. Голос его отца.
   - Ваня. Ваня, где ты? - голос был еле различимый, но совершенно точно принадлежавший Егору Тимофеевичу Рощину - ты тут? Я всю ночь ищу тебя!
   Иван выскочил из палатки и завертел головой по сторонам. Ярослава не было видно, а в голове неожиданно появилось лёгкое кружение. Метрах в тридцати, в окружении низеньких, слегка поросших мхом берёз находился его отец. Худой и бледный, он стоял, слегка пошатываясь на ветру.
   - Папа? - Иван был ошарашен - это ты?
   - Ваня, иди ко мне - произнёс старший Рощин - я искал тебя. Я очень устал.
   - Искал?
   - Я искал тебя - продолжал отец - иди ко мне.
   Медленно шагая в сторону отца, Иван лихорадочно пытался сообразить, как тот сумел выбраться из больницы и зачем он бросился в лес искать сына, о существовании которого несколько лет вспоминал лишь в редкие минуты трезвости. Ваня чувствовал какой-то подвох, но не в силах был разобраться в происходящем, и, повинуясь голосу отца, шёл к нему.
   - Иди ко мне Ваня - продолжал Егор Тимофеевич - Я искал тебя. Иди ко мне.
   Иван шагал как завороженный. Он полностью потерял контроль над собой. Невероятное появление отца, бросившего всё и отправившегося ночью в лес, на его поиски, делало его счастливым. Впервые за много лет он почувствовал к этому человеку тёплые, сыновние чувства, и он совсем упускал из вида, что даже если бы Егор Рощин захотел, он не смог бы проникнуть в этот лес. Он всё шагал и шагал, голос отца звучал в его ушах ликующим набатом. Сил сопротивляться и даже просто думать не оставалось. Лишь в последний момент от заметил, что лицо его отца чрезмерно бледное, и даже зелёное, глаза водянистые, а куртка запахнута на обратную сторону и насквозь мокрая. Затем Иван провалился в небытие и упал к ногам фантома.
  
   Ярослав метнулся к палатке и убедился, что Ивана нет. Он принялся оглядываться и наконец увидел Ваню, который словно управляемая кукла шёл на встречу какому-то человеку. Человеку? Ярослав бросился вперёд, срывая с шеи подаренный Стребором медальон в форме золотого солнечного диска, расписанного письменами.
   Иван потерял сознание. Он упал к ногам анчутки, и на лице твари промелькнула злорадная усмешка. Громов был зол на себя. Впопыхах он не мог вспомнить ни единого способа борьбы с этой тварью, ведь его импровизированное оружие было предназначено совсем для других целей. Никакие другие способы воздействия ему в голову не лезли. А самое главное, что за спиной анчутки, скорее чувствовалась, нежели была видна, чья-то тень. Тень более сильного и разумного врага.
   Анчутка увидел мчавшегося к нему мужчину, поднял в стороны руки и взвыл. Ярослав словно ударился лбом о стену и, отлетев на метр назад, упал на спину.
   - Не смей, тварь! - с этими словами Ярослав сунул руку с медальоном в мох, в грязную жижу болота - светом лунным, волей...
   Тень вырвалась из-за спины болотной твари и топь всколыхнулась, отбрасывая Громова назад. Тут же он ощутил, как с силой старается болото утянуть его в глубь, ровно тысячи тонких, скользких пальцев скользят вдоль его тела в поисках того, за что можно уцепиться. Перевернувшись и встав на колени, Ярослав снова опустил в воду медальон и, взывая к Сварогу прародителю, принялся на ходу составлять заговор.
   Тут из тени на Громова прыгнула тварь, доподлинно похожая на ту, что он убил совсем недавно. Только эта была крупнее, и цвет её был скорее рыжий, чем серый. Тут же из-за спины его раздался вой и сзади выпрыгнула ещё одна гадина. К вящему ужасу Ярослав отметил, что черты её лица похожи на младенческие. Но времени на размышления не было. Под омерзительные булькающие звуки, издаваемые болотником вместо смеха, Громов ещё дважды умудрился увернуться от крикс, присутствия которых на болоте он не ощущал ещё три часа назад. Он в третий раз сунул руку глубоко в болотную жижу и громко прокричал, собирая воедино всю боль за юношу и досаду на самого себя:
   - К силе радуницкой взываю. Волею прародителя нашего Сварога, повороти...
   Он не сумел закончить. Болотник, всё ещё метавшийся тенью неподалёку, взревел, и всё болото всколыхнулось, словно гигантская перина. Необычайный вой раздался со всех сторон. Трясина бурлила и колыхалась, периодически прорываясь фонтанами грязной, затхлой воды. В Ярослава полетели ветки и комья грязи. Всё было кончено. Он выбрал неверный путь, но всё ещё продолжал бороться. Силы уже было покинули Громова, как вдруг, краем глаза он заметил её.
   Ярослав сразу понял, что это она, та самая женщина, которая навела морок у лесного озера. Та самая, которая посетила ночью их старый лагерь. Она стояла на границе леса, невозмутимая, как будто вытесанная из мрамора, и гневно взирала на происходящее. Болотник тоже заметил её, и вой его прекратился. Женщина подняла руки к небу и всё мигом стихло. Она перстом указала на болотника и тот, съёжившись, попятился назад. Хозяин трясины рычал и кидал на незваную гостью злобные взгляды, но противостоять ей не мог. Сделав ещё несколько шагов назад, болотник повернулся вокруг своей оси и с плеском ушёл под воду. Следом за ним в глубь провалился и анчутка, так и не успевший вонзить зубы в детское горло.
   Она тихо подошла к месту трагедии. Необыкновенно красивая, как будто и не было этой стычки с болотной нечистью, она с удивительным теплом во взгляде посмотрела сначала на лежавшего без сознания мальчика, затем на отряхивавшегося Громова и, сделав последнему знак следовать за ней, направилась назад к лесу. Ярослав поднял тело Ивана на руки и понял, что дела плохи. Дыхание юноши было редким и поверхностным, он был бледен и, судя по всему, находился в коме. Подхватив так же свою сумку, Громов отправился за таинственной спасительницей.
   Они шли молча. Впереди девушка, за ней Громов, несший на руках мальчика. Замыкал процессию серый с подпалинами волк. Казалось, что деревья расступаются перед шедшей в авангарде девушкой, и, наоборот, сходятся перед Ярославом, стараясь хлестнуть его посильнее. Обижаться было не на что - заслужил.
   Минут через двадцать они вышли на довольно большую поляну. Видимо тут когда-то была деревня, но жители покинули её, и жилым осталось единственное подворье. Дом, в окнах которого мелькали язычки свечного пламени, и баня, из трубы которой тонко струился дымок. На пороге избы стояла женщина. Старая, с испещрённым морщинами лицом и на удивление чёрными для такого возраста, собранными в косу волосами.
   - Пришли - произнесла женщина - мальчика в баню неси. И ложись в сенях. Ближайшие несколько дней ты полезен не будешь.
   Громов повиновался. Он отнёс мальчика в баню, раздел его и положил на полок. В бане пахло квасом и можжевельником. Под потолком в предбаннике висели пучки трав, на своеобразной столешнице стояли разнокалиберные банки, бидоны и мешочки. На полу лежала прекрасно выделанная, медвежья шкура.
  

VI

   Иван пребывал в забытьи. Его то бросало в жар, то лоб его покрывался холодной испариной. Мальчик беспокойно метался по полоку, не приходя в себя, и мучимый, видимо, самыми неприятными видениями.
   Первый раз он пришёл в себя буквально на несколько мгновений. Их хватило только на то, что бы приоткрыть глаза и сквозь туманную пелену разглядеть незнакомые стены потемневшего сруба. Попытка приподняться породила судорогу во всём теле, и накатившая волной слабость снова отправила юношу в беспамятство.
   Он ещё дважды ненадолго приходил в себя, но слабость была столь всеобъемлющей, что не хватило сил даже на то, что бы оглядеться. Ивану казалось, что он слышит какое-то тихое бормотание, но разобраться, не галлюцинации ли это, у него не получалось, и он снова проваливался в туман.
   Через какое-то время Ваня снова пришёл в себя. На сей раз всё происходило медленно, как бывало каждое утро. Он пошевелил ногами, зевнул и, протерев глаза, разомкнул слипшиеся веки. Только тут мальчик понял, что лежит не у себя дома, в белье и под одеялом, а находится в чьей-то бане, голый, на полоке и смотрит в покрытый разводами потолок. Ещё не совсем осознав, что происходит, Иван приподнялся, опершись на локти, и тут же ошарашено замер.
   В противоположном углу парной стоял абсолютно голый мужичонка. Он был удивительно мал ростом с взъерошенной бородой и сам весь не волосатый, а даже какой-то косматый. Мужичок стоял спиной к Ивану и ковырялся за печкой, не то что-то поправляя, не то очищая. На скрип полока он обернулся.
   Из-под взъерошенной чёлки в Ивана впились два пронзительных зелёных глаза. Иван оцепенел настолько, что даже не прикрылся, хотя обычно смущение было ему присуще. Мужичок же, сжал плохо различимые под бородой губы и раздосадовано крякнув, буркнул:
   - Уже лучше?
   - Да - прошептал Иван - лучше.
   - Ну и славно. Поспи ещё.
   Иван хотел возразить, сказать, что он прекрасно выспался, но тут зелёные глаза впились в юношу, и голова его закружилась, веки отяжелели и спустя мгновение он снова рухнул на полок, провалившись в глубокий сон без сновидений.
  
   Ярослав открыл глаза. Проснулся он уже довольно давно, но вставать не спешил. Некуда спешить было. Вот уже третий день он пребывал на хлебах у неизвестной ему старухи-отшельницы. Никто с ним особенно не разговаривал. Молчаливая спутница, изредка появляясь, хлопотала по хозяйству, а бабка практически не вылезала из бани. За это время Ярослав ни разу не улучил момента, когда она спала.
   Солнце уже поднялось, и пора было вставать. Потянувшись, Громов поднялся с кушетки с которой сроднился за последние ночи и расправил брюки, которые по известным причинам не снимал. За время, проведённое в этом доме, он сумел оправиться от потрясения и немного восстановить силы. Много часов он анализировал причины провала и раскладывал различные возможные сценарии поведения в подобной ситуации. По всем прикидкам получалось так, что ничего глупее того, что он сделал и придумать было нельзя.
   К полудню хозяйка вновь показалась. Она подошла к крыльцу и села на ступеньку. Громов, стоял у неё за спиной и ошарашено глядел на её волосы. Они были седые. Ещё три дня назад у неё была чёрная, как смоль, коса, а сегодня она вышла из бани седой.
   - А ты как думал милок - тихо, не оглядываясь, произнесла старуха - ты таких дел наворотил, что и мне с трудом управиться удалось.
   - Вы знаете о том, что случилось? Вы знаете мальчика? Или меня?
   - Если Стребор послал тебя, птенца желторотого, то, вестимо, спятил.
   - Вы знаете Стребора?
   Старуха поднялась и повернувшись к Ярославу продолжала:
   - Знаю? Да, пожалуй, знаю, - со скрипом произнесла она - многое я знаю. Что в доме моём ты поселился, что морок, дочкой моей наведённый разбил и что мальчонку чуть не угробил. Многое знаю-ведаю.
   Громов от удивления впал в ступор. По всему выходило, что перед ним сидит Янина - та самая деревенская ведунья, в чьём доме он поселился. Но ведь все в деревне были доподлинно уверены, что она, куда бы ни уехала - померла. На это же намекал ему и Стребор. И вот, выходило, что старая Янина жива! И не смотря на то, что она изрядно выложилась за последние три дня, было очевидно, что её мудрость и сила были непостижимы для Громова, и стояла она едва ли не вровень Стребору.
   - Ты не замирай милок - продолжала бабка - ошибки твои я исправила ценой не малой. Для другого, мыслю, силы я берегла, да ведь сохранить мальчика важнее было.
   - Вы знали, что мы придём?
   Янина улыбнулась и по матерински тепло глянула на Громова:
   - Ох, молодо-зелено. Нешто ты думаешь, что ты один на всём свете сведущ в знаниях древних да делах потаённых? Ты ещё и знать не знал о мальчике этом, а Стребор на него уже виды имел.
   - Вы знакомы с ним?
   - Говорила же, что да. Его разумением и покинула дом родной и в глушь эту перебралась. Не уймётся, старый. До всего ему дело есть.
   - А как же вы тут? Дрова для бани, да еда. Откуда это? Тут почитай до ближайшего селенья полдня через лес топать.
   - На то внучка моя мастерица. Зорюшка моя ясная, Людмила, - и тут Янина пронзительно глянула Громову в глаза - что замолчал-то милок? Нешто люба она тебе?
   Не понимая, что движет его откровением, он ведь с девицей это и парой слов не перемолвился, Громов ответил:
   - Люба.
   Янина глубоко вздохнула.
   - Не по тебе она. Девочка она не простая, и тебе, неумёхе, с ней не управиться.
   Бабка задела Громова за живое. Пусть он не был семи пядей во лбу, но повидал не мало и считал, что уж неумёхой точно не является. Теперь же он заново чувствовал себя школьником, который без уважительной причины не выучил урок.
   - Ты про морок на озере сам догадался - без всякого перехода спросила бабка - или Стребор подсказал?
   - Сам - буркнул Громов - думал только долго.
   - Долго - согласилась Янина - и птицу зря убил. Больно ты Людмилушке моей сделал. Впрочем, решение с мороком ты нашёл необычное. Молодец.
   - Так вроде, неумёха я?
   - Неумёха и есть. Борового не унял, мальчонку не обучил, рубежа болотного не почуял, да и болотника самого тоже. Чуть непоправимой беды не случилось.
   Громов поёжился. Он вспомнил, как жалко смотрелась его попытка отбить Ваню у болотника, и в какое безвыходное положение он чуть было не попал из-за глупой забавы с безвестной тварью. Видимо и правда, следовало ему не спешить и обучить мальчонку прежде чем вести его за собой. Месяц-два не срок, если речь идёт о столетиях, и отложить поход в Велец можно было безболезненно.
   Дверь бани скрипнула, и на пороге показался Иван. Бледный и какой-то немощный, он виновато улыбаясь, смотрел на Ярослава. Янина подозвала его и сказала:
   - Проснулся?
   - Да.
   - Ну и славно. Пошли снедать.
   - Так не готовил я. Нечего вроде бы есть-то?
   - Ты не готовил, а Людмилушка моя уже два часа как от печи не отходит.
   В какой уже раз за день, Ярослав опешил. Он точно знал, что с момента пробуждения никто не проходил в дом. Не мог он, лёжа в сенях, не заметить прошедшей мимо него Людмилы.
   - Что глаза таращишь - со смехом сказала Янина - у неё свои пути. Нам с тобой непонятные.
   Ярослав выслушал это замечание и подчеркнул для себя сказанное "нам", затем набрался смелости и сказал:
   - А ведь не проста ваша внучка. Совсем не проста.
   Грустная улыбка появилась на усталом, морщинистом лице ведуньи. Она без видимой надобности поправила на плечах платок и произнесла:
   - Не простая. Хозяйка она тут. В лесу.
   - Не Ваша ли работа? Она же человек, не берегиня.
   - Человек. Не от мира сего она родилась. Блаженная была. А я свой срок уже тогда ясно видела, вот и передала ей всё, что могла. Ну и дело сделала доброе, над лесом её поставила. Она его ещё на полсотни лет сохранить сможет. А так глядишь и больше. Так что, милок, берегиня она. Не та конечно, о которых деды наши знали, но уж какая есть, другой тут почитай лет триста и не было.
   Громов задумался. Иван стоял, пошатываясь, и было видно, что он не понимает о чём говорят взрослые. Янина между тем строго, но ласково сказала:
   - По два раза обедню глухим не служат. Ступай завтракать, милок!
  
   Геворг метал громы и молнии. Многочисленные помощники и посетители, столпившиеся во дворе его дачной резиденции, боялись даже близко подходить к его кабинету. Полчаса назад он в прямом смысле слова выкинул из своего кабинета курьера из Горисполкома, и с тех пор никто не рисковал близко подбираться к бушующему горцу.
   В своём кабинете Геворг метался как дикий зверь, впервые запертый в тесной клетке. Час назад по телефону ему сообщили, что так давно разыскиваемый им резидент всё время находился под носом у Вяземской милиции и самое страшное, что в непосредственной близости от Велеца. Сомнений не было. Он приехал именно для того, что бы опередить Геворга и первым достичь крепости.
   Две судьбы! Вот о каких двух судьбах говорила старая ведьма! Заезжий гастролёр и мальчик! Надо было срочно предпринимать меры и, выместив гнев на ни в чём неповинных курьере, телефонном аппарате и предметах интерьера, Геворг выскочил из кабинета и никому ничего не объясняя рванул в гараж. Там он сел за руль всё той же "нивы" и, заведя мотор, сорвался с места, поставив таким, невиданным для себя по невоздержанности, поступком в тупик свою многочисленную охрану.
  
   Завтрак был непритязательным, но довольно сытным. Пища была в основном растительная, за исключением запечённой в горшке белой рыбы. Вместо привычного чая пили ягодный кисель.
   Людмила молчала. Ярослав тоже. Иван, казалось, кроме еды вообще ни о чём не думал. Натянутое молчание прервала хозяйка дома:
   - Ты, милок, не расслабляйся. Вам с мальчонкой в путь скоро. Странно, что ты от болотника откупиться не додумался, впрочем, теперь он обиду утолить алчет. Я тебе средство в сумку положила верное, бросишь в воду и иди себе.
   - Так как же идти то, если болото?
   - Возьмёшь выше по краю, от того места, где лагерь вы разбили, шагов триста. Там гать притопленная. Её полтора столетия назад латиняне ладили, думаю, для телег не хватит, но вам - в самый раз.
   - До заката-то успеем?
   - Нет. Но ты не бойся. Ты защиту добрую ставил, только сам её и нарушил. Ночью болото в силе будет, так ты перед ночлегом второй круг возведи, к соли своей заговорённой, добавишь чего дам. И пусть болотный беснуется.
   - Не превозможет?
   - Нет. Он зол, конечно, на Людмилушку мою. Она ведь, тебя спасая, в его вотчину вторглась, наказ исполнить не дала, так что злость его тварь донную душит лихо.
   Ярослав замолчал. Перспектива провести ночь в окружении беснующейся нежити, особенно в свете последних событий, не представлялась ему привлекательной. Иван так же прекратил живать и боязливо уставился на взрослых.
   - И береги его. Ему беда грозит, неминуемая. А потому береги мальчишку. Тебе его учителем быть, это я ясно вижу, а потому не чурайся, рассказывай ему всё. Не молчи.
   Снова над столом повисла тишина. Иван сиял, чувствуя, что надолго теперь будет связан с Ярославом, а Громов переваривал услышанное. Становиться чьим-то учителем в его планы не входило и Стребор, отправляя его сюда, ни словом не обмолвился об этом. Не видел? Ярослав очень сомневался, что мудрейший Стребор мог пропустить в будущем такие перемены. Значит знал. По возвращении его ждал крупный разговор с хитрым стариком.
   Вдруг Ярослав ощутил сильнейшее давление извне, такое, которое не возникает на ровном месте и на создание которого способен только сильнейший. По видимому Янина тоже почувствовала чьё-то приближение и даже выронила из рук вилку, но в отличие от Громова, она, очевидно, знала с чем придётся столкнуться.
   - Идите - властно сказала Янина - быстро. Людмила вас проводит.
   - Что происходит?
   - Это вызов. И вам он не по зубам.
   - Вы же слишком устали. Я смогу помочь...
   - Беги, дурная ты голова! - тоном, не допускающим возражений произнесла Янина - нос у тебя ещё не дорос до такой брани.
   На споры времени не оставалось. Схватив сумки Ярослав выбежал на крыльцо, где уже изрядно нервничая, стоял Иван. Он тоже почувствовал "вызов" и подспудно понимал, что ничем хорошим такое грубое вмешательство обернуться не может. Людмила уже ждала их на окраине вымершей деревни, под раскидистой сенью старой ели. Времени на раздумья не было, и они устремились в лес.
   На этот раз дорога была легче. Людмила шла легко, как будто ступая по воздуху, и Громов с удивлением отметил, что идёт она босиком. Более того, на этот раз она иногда оглядывалась, проверяя, идут ли путники за ней и всё ли у них в порядке.
   Деревья так же вели себя лояльнее. Выпирающие на землю корни, конечно, мешали гладкому хождению, но радовало по крайней мере то, что ветки не торопились бить по лицу. Однако чувство неясной тревоги и ощущение позорного бегства липким комом висели на душе путников.
   Что бы скрасить гнетущее впечатление от неожиданно завершившейся трапезы, а главное унять свои подспудные страхи, Иван заговорил:
   - Кто она, эта женщина?
   - Она? - Ярослав некоторое время пытался отобрать хотя бы одно из многочисленных, пришедших ему на ум определений - она хозяйка того дома, в котором мы жили.
   - Быть не может - охнул Иван - ведь бабка Янина ведьма была. Мне мама говорила.
   После этих слов Людмила обернулась и, чуть улыбнувшись, вновь стала прокладывать путь сквозь чащу. Иван осёкся, осознавая, что сказал бестактность.
   - Ведьма - утвердительно ответил Громов - видишь ли, Ванюша, ведьма - это ведь всего лишь женщина, которая ведает. Ничего более. Никаких ужасов и избушек на курьих ногах.
   - Но...
   - Или ты думаешь, что она тебя три дня аспирином лечила?
   Ваня замолчал. Он старался не вспоминать о произошедшем, но образы того ночного кошмара, тёмное болото и зелёный, полупрозрачный болотник, ужасно похожий на его отца, не покидали его. И ещё он помнил, как несколько раз приходил в себя в бане. И почти каждый раз рядом была та самая пожилая женщина. Она то что-то говорила, то чем-то обмахивала углы, а то просто молча смотрела на него. И каждый новый раз, в её облике что-то неуловимо менялось. И ещё тот странный мужичонка. Впрочем, вопрос о том кто это, Иван решил отложить.
   Пока Иван переваривал свои переживания, а Ярослав пытался разобраться в происходящем и составить какой-либо приемлемый план действий, они вышли к болоту. При свете дня оно выглядело не так воинственно, хотя при их появлении определённый направленный импульс угрозы ощутили все.
   Путники шли вдоль болота, стараясь не обращать внимания на неизбежно надвигающуюся опасность. Людмила шла по-прежнему легко и беззаботно, успевая обращать внимание на птиц, которые её абсолютно не боялись, на деревья, встревоженные ветром и на прочие жизненные явления.
   Между тем, путники достигли своей бывшей стоянки. Даже захоти они на ней остановиться, сделать это было бы не легко. Разорванная в клочья палатка, вытоптанная, как после стада диких копытных, земля, и даже несколько выломанных деревьев. Впечатление было удручающее.
   Они шли дальше и наконец достигли места, где начиналась гать, о которой говорила Янина. Громов понял, что дальше они пойдут вдвоём. Самое удивительное было в том, что Ярослав не хотел отпускать эту странную, отрешённую от мира девушку. Они не сказали друг другу ни слова, да и не могли, они обменялись всего парой взглядов, но этого было достаточно. Громов был растерян, но поделать с собой ничего не мог.
   Иван подсознательно понимал сложность момента, а потому молчал. Надо было идти. Гать слегка выступала над водой. Старый наст из полуразвалившихся брёвен, поросших мхом, покрытых какой-то растительностью, и крайне ненадёжных. Они уже готовы были сделать первый шаг на слегка покачивающиеся брёвна, как вдруг нежданно возникший ветер врезался в них, казалось со всех сторон.
   Ярослав, сам не понимая почему, уставился на лес, в сторону как ему казалось их недавнего приюта. Туда же обратили свои взгляды Иван и Людмила. Ветер крепчал. Небо на глазах заволакивало тучами и на землю уже упали первые, тяжёлые капли дождя. Где-то в лесу завыли волки. И тут Ярослав понял, чем вызвано это надвигающееся буйство стихий. Понял и содрогнулся.
  
   Геворг пробивался через чащу, не разбирая дороги. Ненависть и гнев душили его. Дело всей его жизни было под угрозой из-за какого-то проходимца, и старой ведьмы. Они должны были ответить за содеянное. Геворг осознавал, что несмотря на разницу в возрасте, ему не тягаться с Яниной, но сегодня с утра он долго раскидывал руны ища выход из патовой своей ситуации и неожиданно увидел едва ли не единственный его шанс. Янина полностью выложилась. Она отдала уйму сил на врачевание никому не нужного ребёнка и теперь была слаба. Геворг спешил.
   Нелепая случайность. Парень нарвался на тот рубеж защиты Велеца, который сам Геворг давно обнаружил и сумел бы преодолеть без труда, что делал не раз. Глупый юнец, сам того не зная, влез в опасную игру и помог ему, заставив старуху потратить уйму сил.
   Выскочив на поляну он принялся оглядываться по сторонам и, наконец, увидел её. Янина стояла рядом со старым колодцем, опираясь на сучковатую палку. Волосы её, полностью утратившие привычный, чёрный цвет были распущены и спадали по плечам почти до пояса. Взгляд был по-прежнему уверенным и не выдавал ни тени слабости.
   - Я предупреждала тебя Геворг? - сказала она ровным, будто речь шла о погоде, голосом - не взыщи.
   - Почему - крикнул Геворг - почему не я?
   - Лицом не вышел, милок. Я твоё поганое племя давно знаю. Ещё дед твой тут рыскал, вынюхивал.
   - Почему?!
   - Нет тебе дороги в Велец.
   В висках у Геворга застучало, и он понял, что разговора не будет. Дело всей его жизни стояло на кону, и терять было нечего.
   - Я пойду за ними! Я войду в Велец!
   - Не раньше, чем я умру.
   - Это твой выбор.
   С этими словами Геворг ударил. Три слова. Три ничего не значащих набора звуков и сразу три подготовленные удара рванулись к Янине. Деяние высшего порядка, давно подготовленное и отлаженное. Янину должно было смести как горсть семечек. Но та невозмутимо стояла, опираясь на палку и лишь поведя бровью, свела старания горца к нулю. Геворг обомлел, но времени не оставалось, поединок был начат и пути назад не было. Он бил что было силы, давил вперёд себя стену и полудюжиной щупов пытался дотянуться до противницы. Но все усилия его пропали впустую. Казалось, что ведьма была окружена монолитной, неприступной стеной.
   Впервые в жизни Геворг испытал чувство животного страха. Как бы ни выложилась Янина в попытке исцелить глупого подростка, она всё равно превосходила его. Мгновение, ещё одно и ведьма перешла в наступление. Она развела в стороны руки, что-то пробормотала и, необыкновенно ловко обернувшись вокруг своей оси, хлопнула в ладоши.
   Ветер поднялся из ниоткуда. В Геворга летели шишки и ветки, прошлогодняя листва и даже наколотые поленья. Он вынужден был использовать весь доступный ему арсенал боевых навыков. Соорудив монолит, Геворг попытался потеснить Янину с места, но та даже бровью не повела, отправив его посул назад.
   Геворг продолжая бороться с ветром, потянул сколько было силы и скрутив хитрую паутину попытался накинуть её на ведьму с тем, чтобы если не отсечь, то по крайней мере ослабить её. Янина всё так же невозмутимо распустила плетение нападающего и силой вернула ему посланный импульс. Согнувшись от внезапного укола в почках, Геворг постарался ослепить ведьму, но и этот его удар она развеяла без труда.
   Осознавая своё плачевное положение, агрессор принялся без подготовки наносить тычки, в надежде пробить защиту старухи. Его собственная защита, ещё недавно казавшаяся ему едва ли не безупречной, просто исчезла, и он всё чаще получал чувствительные уколы в печень. Две предпринятые им попытки захватить контроль над сердцебиением и дыханием Янины были отброшены, и только что-то затрещало в лесу. Ветер между тем усиливался, всякий мусор приносимый им со двора или из леса, всё чаще задевал Геворга и он понял что силы покидают его.
   С трудом сдерживая натиск и уклоняясь он почувствовал, как какая-то неодолимая сила клонит его к земле. Сердце бешено колотилось, пошла носом кровь и из горла вырвался непроизвольный крик. Не помышляя больше об атаке, Геворг бросал все силы на спасение собственной жизни, но никакой возможности противостоять не было. И тогда он решился использовать последний шанс. С трудом преодолевая растущий нажим, Геворг сунул руку за пояс, выхватил заправленный за ремень пистолет и наугад выстрелил. Горцу показалось, что всё стихло. Он не замечал больше ни ветра, ни шума леса, ничего.
   Янина по-прежнему стояла у колодца, но поза её сделалась какой-то неестественной и даже комичной. Она грустно улыбнулась и сделала шаг вперёд. Палка выпала из её рук, ведьма покачнулась и осела, откинувшись на спину. Из простреленной груди медленно стекала струйка тёмной крови, образуя на бурой земле грязную лужицу. Янина что-то тихо прошептала, но понять, что именно было не возможно из-за поднявшегося ветра, а затем медленно закрыла глаза.
   Ветер меж тем начал бесноваться вовсю. Он срывал с крыш целых ещё домов последнюю дранку и солому, он гнул молодые деревья чуть не до земли, он хлопал ставнями и беспрестанно выл. Небо на глазах почернело и разразилось проливным дождём. Сверкнула молния и где-то в чаще завыли волки.
  
   У крыльца второго подъезда одного из старых, довоенных ещё домов, уютно прячущихся в многочисленных зелёных останкинских двориках, стоял невысокий, пожилой мужчина. Он курил трубку и казалось, к чему-то прислушивался. В ногах у мужчины лежала авоська, из которой нескромно выглядывал завёрнутый в жёлтую, промасленную бумагу, батон докторской колбасы. Рядом стояли две стеклянные бутылки кефира и одна бутылка жигулёвского пива, бадаевского завода.
   Вдруг лицо его исказила мгновенная судорога. Он, оставив авоську у подъезда, сделал несколько шагов вперёд и обернулся к западу глядя куда-то вдаль. Так прошло минут пять. После чего он отрицательно покачал головой, потеребил, неожидан затрясшейся рукой подбородок и, повернувшись, подхватил свои нехитрые покупки. Он медленно шел к подъезду, слегка покачиваясь. По щеке его катилась слеза, но, пожалуй, это было единственное, первое за много лет проявление личных чувств. Мудрый Стребор привык терять.
  
   В небольшой деревне Просторы, в десяти километрах от Новосибирска, в добротной, крепкой избе, Елена Егорова хлопотала по хозяйству. С самого утра она мучилась дурными предчувствиями. Отменив приём ведьма попыталась сосредоточиться на запущенных домашних делах, но всё отчего-то шло кувырком.
   Вдруг, лютая тоска вихрем ворвалась в её сердце и от неожиданности мудрая Елена выронила небольшой, глиняный сосуд, представлявший из себя самодельную ароматическую лампу, которую она до того протирала. Замысловатой формы кувшинчик грохнулся о деревянный пол избы и разлетелся вдребезги.
  
   На террасе собственного особняка, расположенного в пригороде Загреба, сидел высокий, импозантный мужчина, лет сорока-сорока пяти. Прекрасно сложённый, он мог бы считаться красивым, если бы не чёрная повязка на глазу, из тех, что обычно одевают на пиратов в детских фильмах.
   Мужчина читал утреннюю газету и потягивал кофе из маленькой, элегантной чашки. Неожиданно он отложил дайджест и обернулся на восток. Лежавшие до того в его ногах два огромных, серых пса вскочили и, глядя в солидарном с хозяином направлении, завыли.
  
   В единый момент, десятки и даже сотни людей в мире почувствовали нестерпимую тоску. Все дела были отложены. Многие из них не знали, с кем случилась беда, но каждый из них понимал, что когда-нибудь и его смерть вызовет похожую волну апатии и горя.
  
   Людмила застыла на месте. Казалось, она кричит, просто звуков этого отчаянного проявления боли, от понесённой невосполнимой утраты не было слышно. Это было не просто пугающе, это было страшно.
   Дождь между тем усилился. Небо окончательно потемнело, и порывы ветра сделались угрожающе сильными. Деревья бушевали, и даже болотная ряска пошла волнами от разыгравшегося буйства стихий. Природа оплакивала одну из мудрейших женщин, так глупо погибшую в поединке с более слабым, но честолюбивым и беспринципным соперником.
   Сделав шаг к Людмиле, Громов попытался найти какие то слова утешения, но она выбросила вперёд руку, всем видом показывая, что ей необходимо в одиночестве пережить утрату. У движения её был и второй смысл. Ярослав понял, что пока природа бушует, они могут беспрепятственно миновать болото. Ждать не имело смысла.
   Громов ступил на шаткую и скользкую от дождя гать, увлекая за собой юношу. Медленно продвигались в глубь болота, стараясь не сбиться с пути, Громов несколько раз оборачивался, оглядываясь на скрывающуюся в пелене дождя Людмилу. Он знал, что их пути ещё пересекутся, но впервые в жизни Ярослав с таким трудом покидал женщину. Наконец стихия скрыла её окончательно, оставив только серую стену воды.
   Между тем идти становилось сложнее. Гать пропадала в болоте, и иногда приходилось шагать, утопая по колено. Редкие, низкорослые и кривые деревья не спасали от дождя, который колотил что было силы. Усталость неотвратимо накатывала на путников, затрудняя каждый следующий шаг. Несколько раз по пути им попадались островки суши, но памятуя о предыдущем отдыхе у болота, путешественники, не останавливаясь, шли вперёд.
   То тут, то там из болота торчали различные предметы, место которым было лишь в витрине исторического музея или на съёмочной площадке. Это были деревянные слеги, куски материи и прочие следы прошедшего некогда каравана. Страшно было. В довершение картины раскатисто грохотали небеса, и небо озарялось вспышками.
   Задача Громова осложнялась тем, что он вынужден был читать на ходу заговоры, которые перед отъездом из Москвы заставил его выучить Стребор. Вспоминать на ходу длинные словосочетания и одновременно стараться не сбиться было крайне тяжело. Но только Ярослав понимал, что стоит ему прекратить или ошибиться, и их путешествие рискует стать вечным. Велец был надёжно сокрыт, и наскоком проникнуть туда было невозможно.
   Сверкали молнии. Иван невыносимо устал. Он вымок до нитки, мокрая куртка тянула к земле, сапоги были полны воды и в них забился ил. Мальчик сделал ещё несколько шагов и, покачнувшись, упал. Не позволяя себе раскиснуть, он схватил протянутую Громовым руку и, поднявшись, продолжил шагать вперёд. Ливень стегал обоих путников с какой-то неправдоподобной силой. Болото бушевало, будто почувствовало себя морем. Всё вокруг противилось их пути, и тот мог оборваться в любой момент.
   Дождь начал стихать, ветер постепенно разгонял тучи, и стало понятно, что наступил вечер. Готовый уже впасть в отчаяние Иван поднял газа и увидел, что в полусотне шагов стеной стоит спасительный для них лес. Последний рывок, и практически бегом Иван достиг спасительного рубежа, споткнувшись на последнем шаге, растянулся на мокрой земле. Всё было позади.
   - Не раскисай - строго сказал Ярослав переводя дух - нам надо уйти в лес, хотя бы метров на сто-сто пятьдесят.
   С этими словами Громов за шиворот поднял Ивана и, поставив его на ноги, направился в глубь леса.
   Как бы Ване ни было плохо, как бы ни кружилась его голова, он всё же подмечал, как удивительно отличается этот лес от любого виденного им в жизни. Уходящие ввысь, огромные деревья, невиданные им кустарники и странная поросль, похожая то ли на высокий мох, то ли на низкий папоротник. Но самое главное, в лесу было абсолютно сухо, как будто гроза не коснулась его вовсе.
   - Мы почти на месте Иван. Тут не было дождя. Тут свои законы и свой ход времени.
   Сил ответить у Вани не нашлось. Он молча, покачиваясь, шёл за Громовым и, дождавшись когда Ярослав скомандовал привал, просто повалился на землю.
   Громов самостоятельно разобрался с костром и положил юношу на безопасном отдалении, но так, что бы тепло огня грело его. Затем Ярослав достал из сумки батон хлеба и отломил от него кусок. Подойдя к краю поляны, он поклонился и положил хлеб под дерево, прошептав: "Чем богат, лесной хозяин".
  
   Геворг пришёл в себя. Он провёл без сознания около часа, лёжа на земле под проливным дождём. Шагах в тридцати от него лежало тело Янины. Без всяких сомнений она была мертва.
   Первым порывом Геворга было броситься и обыскать её дом. То, что в закромах у Янины наверняка хранилось множество редких и крайне полезных предметов было несомненно. Наверняка он смог бы отыскать гримуары, обладать которыми мечтал бы любой. Но чутьё, которое редко подводило Геворга, подсказывало ему, что если он не уберётся прямо сейчас, то, скорее всего, отправится вслед за Яниной. Он точно не знал, что происходит с ведьмой после смерти, но хотел максимально увеличить интервал между свершившейся уже смертью и его собственной, не без оснований полагая, что покойная старуха нашла бы способ продолжить начатый разговор.
   Геворг поднялся, и, стараясь производить как можно меньше шума, углубился в чащу, направляясь к оставленной в паре километров "Ниве". Он был уверен, что лес всячески будет препятствовать его движению, и может даже попытается запутать, но тот как будто оцепенел, позволяя горцу без затруднений ретироваться с места поединка.
  

VII

   Ночь прошла спокойно. Вернее сон путников никто не тревожил, но от этого он не становился безмятежным. Иван всю ночь метался из стороны в сторону и что-то шептал, а Ярослав постоянно просыпался прислушиваясь к звукам леса и оставшейся позади топи. Встали разбитые, но все же посвежевшие. Было зябко. Иван немного дрожал, но тепло утреннего костра помогало ему не стучать зубами.
   Наспех перекусив тем, что успели забрать с собой из дома старой Янины путники неспешным шагом стали углубляться в лес. Кроны и без того огромных деревьев поднимались всё выше и наконец образовали над головами Ивана и Ярослава своеобразную крышу, слегка пропускавшую солнечные лучи. Юноша был заворожён таким зрелищем. Подобных деревьев он не видел ни разу в жизни, хотя ходил в лес с детства. Да что говорить, даже Ярослав, изрядно повидавший на своём веку чувствовал себя необычно.
   Пробираться приходилось прилагая не малые усилия. Ни какой дороги или тропы под ногами не наблюдалось. Раз за разом дорогу преграждали глубокие канавы или колючие кусты. Когда справа неожиданно ухнула птица, Иван от неожиданности споткнулся об один из многочисленных корней и в полный рост растянулся на земля. Осмотрев его Ярослав заметил, что ничего серьёзного, кроме нескольких царапин это падение не принесло.
   Пятиминутный отдых и снова в путь. Всё тот же путь, среди гигантских деревьев. Всё тот же путь, к неведомой цели. Однообразие скрашивали разве что окрики птиц, как будто призывавших одуматься и вернуться. Впрочем, часа через два, рутина была нарушена. Путники вышли к ручью. Чуть более трёх метров шириной, он лениво нёс свои воды с запада, из неизвестной лесной дали, в не менее загадочном восточном направлении. По крайней мере именно так определил стороны света Ярослав.
   - Может наполним флягу - впервые за день заговорил Иван - а то воды почти не осталось?
   - Думаю не стоит. Возможность нам ещё представиться.
   Иван пожал плечами. Он встал на берегу ручья и стал его разглядывать. Глубины была не более двадцати сантиметров. Сквозь чистейшую воду видны были редкие камушки, разбросанные по ровному илистому дну.
   - Пойдём - спросил Иван - или есть подвох?
   - Есть - ответил Громов - но всё равно пойдём. Держись рядом.
   Иван встал по левую руку от Ярослава и вместе с ним ступил в воду. Ноги чуть увязли в иле, подняв столь чуждую этому чистому ручью муть. Ещё один шаг. Ещё. Ярослав остановился на середине ручья. На душе "скребли кошки" - верный признак надвигающихся трудностей. Шаг. Ещё шаг. Берег не только не приближался, но даже казалось стал ещё дальше.
   Почувствовав неладное юноша практически вплотную прижался к Ярославу. Сам же Ярослав, сделал ещё несколько шагов и отметил, что берег действительно стал дальше. Обернувшись, он понял, что весь ручей расширился и стал похож на небольшую речушку. Усилилось течение, а коснувшаяся внезапно коленей холодная вода указала и на увеличение глубины. Ещё с дюжину шагов и вода поднялась до пояса, а с течением уже приходилось считаться.
   Попытка пойти назад привела к тем же результатам. Река уже с шумом неслась мимо путешественников и Иван с трудом удерживался на ногах, стоя по плечи в воде у опираясь на Ярослава всем телом. Плачевное положение усугубляли смутные, вытянутые тени, мелькавшие в воде. Через мгновение одна из них врезалась в Ивана и он почувствовал сильнейший толчок, поскользнулся и с криком повалился в воду.
   Громов повинуясь рефлексам схватил потерявшего равновесие юнца. Ему пришлось вновь развернуться спиной к заветному берегу, иначе рука Ивана просто выскользнула бы. И тут, вспышка озарила его разум. Тихий, но как всегда твёрдый голос Стребора произнёс: "Вода обманчива. Вода искажает. Вода отражает. В воде многое оборачивается с ног на голову.". Ну конечно!!! Именно это говорил мудрый Стребор, напутствуя Громова. Среди прочих рассуждений о высочайших знаниях, он вдруг пустился в рассуждения об азбучных истинах.
   Что было силы Ярослав потянул к себе мальчика, и двумя руками прижав теряющего силы Ивана к себе, начал шагать задом наперёд, громко произнося слова древнего заговора:
   "Встану с зарёю вечерней,
   Пойду из дома не под восточную сторону,
   Пойду к Смородине реке, к Калинову мосту,
   Крикну в голос, позову люд навий,
   Как вам, людям навьим обратно через мост не перейти
   Текучей воды не превозмочь,
   Так никому меня, внука Сварожьего не оморочить,
   Не затуманить и с пути не сбить,
   Повернитесь ликом к нави, заберите с собой кривду,
   Оставьте живым правду,
   Век по веку. Гой!"
   Шаг за шагом продвигался Громов таким противоестественным путём. Он читал заговор за заговором и наконец заметил, что вода спала, а течение вновь стало тихим, убаюкивающим. Ещё пара шагов и под ногами оказалась не слишком зелёная, но всё же более привычная чем речной ил трава.
   Ярослав положил юношу на траву и сел рядом. Иван дышал очень медленно, уставив широко раскрытые карие глаза вверх. Затем юноша сомкнул вежды. Полежал так немного и неожиданно чихнул. Громов успокоился и позволил себе задремать.
   Впрочем дремал он не долго. По его собственным ощущениям прошло не более получаса. Ярослав растолкал Ивана, достал из сумки два бутерброда - последнее, что осталось от хлебов старой ведьмы - и несмотря на протесты юноши заставил его съесть их оба. После чего они снова пошли в лес, оставляя за спиной оморочивший их ручей.
   Тишина окружавшего путешественников леса давила на уши. Прекратились даже редкие птичьи вскрикивания. Ивану казалось, что даже звуки их шагов, ломающиеся ветви, шелестящие листвой об одежду кусты, все звуки растворялись мгновенно. Становилось не по себе.
   - Затишье перед бурей - буркнул Громов - чую сейчас начнётся.
   Однако ничего не начиналось. Они шли ещё около получаса. Лес постепенно оживал, становясь ближе и обыденней. Иван отметил колыхания травы, в которой видимо бегали мыши. И вдруг из за кустов выскочил заяц. Он был ещё белым и смотрелся на фоне бесснежного леса довольно комично. Не сбавляя хода и не делая попытки сменить путь, он как оголтелый пронёсся между путниками.
   Чутьё Ярослава подсказывало, что ему лучше всего сбавить ход и идти помедленнее. И в какой уже раз за последние дни он решил не идти наперекор внутреннему голосу. Путешественники сбавили ход и как оказалось очень вовремя.
   На дорогу выскочил кабан. И ладно бы один. За пронёсшимся секачом из чащи выбирались один за другим ещё несколько крупных особей. В ногах у взрослых самцов и самок бегало с пол дюжины поросят и подсвинков. Все они с удивительной быстротой промчались перед опешившими людьми.
   Последним на дорогу выбрался крупный секач, с седой уже щетиной. Но даже он не выказал ни малейшей агрессии, а потрясая боками и припадая на одну ногу просто пробежал мимо.
   Громов опешил. Постигая причины такого странного поведения животных он принялся оглядываться и увидел ещё одного мчавшегося зайца. Этот был крупнее и чуть менее белый, чем первый. Над головой пролетела сова. Это было ещё необычнее. Ярослав ещё медленнее продолжил движение, периодически оглядываясь на Ивана.
   В течении следующих минут, различные животные попадались им на глаза многократно. Енот, лисица и не менее пяти зайцев. Все они опрометью бежали, совершенно игнорируя путников. А один раз дорогу Ярославу пересёк крупный лось, чуть было не сбивший его. Но и он, ровно не замечая людей помчался по своим делам.
   - Все они бегут с одной стороны - заметил Громов - не хорошо.
   - Что это значит?
   - Это значит Иван, что кто-то или что-то их оттуда гонит. И нам с этим "нечто" придётся встретиться.
   Иван поёжился. Выпавшие на долю мальчика испытания и без того беспредельно испытали его выносливость, а упоминание о новой опасности заставило собрать в кулак остатки мужественности. "Для таких испытаний он ещё слишком мал. Такие стрессы не предсказуемо отразятся на будущем характере мальчика" - думал Громов. Впрочем мысли эти заняли лишь миг, после чего Ярослав, откинув эмоции постарался сосредоточиться. Опасность надо было встречать во всеоружии.
   Лес между тем наполнился странными звуками. Помимо шума ломаемых веток, раздававшегося отовсюду и производимого очевидно ретирующимися представителями фауны, появился какой то новый, необъяснимый звук. Он походил одновременно на эхо какого-то крушения, и одновременно на гул самолётного двигателя. Низкий и ровный гул и резкий треск.
   Продвигаясь вперёд Ярослав заметил, что зверей становиться всё меньше, а новый, необъяснимый звук, оттесняет все предыдущие на второй план. И ещё одно ощущение обеспокоило Громова не на шутку. И без того не самые яркие цвета окружающего леса, как будто поблекли ещё больше.
   - Вам не кажется - прервал течение мыслей Громова Иван - что пахнет гарью?
   Ярослав принюхался и остановился. В воздухе действительно чувствовался угар. И интенсивность этого безобразного запаха нарастала. Всё стало ясно. Горел лес.
   За считанные минуты окрестности заволокло дымом, глаза обоих путников заслезились, в горле запершило, а дышать стало невозможно. Ярослав попятился на пару шагов назад, борясь с естественным желанием броситься бежать, вслед за более разумными и предусмотрительными животными.
   Наконец показалось и пламя. Картина горящего леса была ужасна. Огонь поднимался по высоченным стволам, во мгновение ока пожирал кусты и кидаясь из стороны в сторону, сплошной стеной приближался к людям, не оставляя им шансов на спасение.
   К удивлению Ивана, едва находившего в себе силы не броситься наутёк, Громов вдруг выпрямился и как ни в чём не бывало пристально уставился на чудовищный огненный шквал. Несколько мгновений он просто смотрел, испытывая тающую смелость Ивана, после чего вдруг с презрением сплюнул и процедив сквозь зубы: "Примитив" сел на корточки и повернулся к юноше:
   - Слушай меня внимательно. Верь мне. Мы можем пройти этот огонь.
   - Но там же так жарко - застонал мальчик - мы сгорим...
   - Нет.
   - Сгорим - закричал он и из глаз его брызнули слёзы - сгорим, сгорим, сгорим...
   Время таяло. Ярослав прервал начинающуюся истерику короткой, но увесистой оплеухой. Иван оборвал свои стенания на полуслове, буквально захлебнувшись от неожиданности.
   - Просто верь мне. Мы пройдём.
   С этими словами Громов подхватил парнишку на руки и направился в самое сердце стихии. Взывая к Сварогу и Семарглу он нагнул голову и пошёл вслепую. Жар обжигал его. Казалось, что кожа вот-вот пойдёт пузырями, а волосы растают в этом бушующем пламени. Превозмогая себя Ярослав шаг за шагом продвигался вперёд. Сердце бешено стучало и первые языки пламени коснулись одежды Громова. Огонь охватил его мгновенно и со всех сторон. Ярослав даже не молился - он кричал что то бессвязное, обращённое к Сварожичам. А может и просто кричал.
  
   Легкий ветерок приятно ласкал кожу и трепал длинные волосы. Громов остановился. Помедлив немного он открыл глаза и обнаружил, что одежда цела, а на абсолютно здоровых, необожжённых руках лежит чуть дыша Иван, тоже совершенно невредимый. Ярослав опустился на колени и положив мальчика на землю оглянулся.
   Позади стоял первозданный лес, ни разу не видевший огня. Высоко на ветке сидела какая-то плохо различимая птица, лучи солнца пробивались сквозь монолитную крону и свежие, хорошо отпечатавшиеся следы говорили о том, что почва влажная, не иссушенная пожаром.
   - Мощно - выдохнул Ярослав - примитивный замысел, но какая работа!
   В его дрожавшем, слегка хрипящем голосе скользило однозначно звучало восхищение.
   - Что это было - практически дискантом спросил Иван - как мы прошли?
   - Просто мы с тобой молодцы - едва ли не впервые за несколько дней улыбнулся Громов - ты большой молодец.
   - Я испугался.
   - Я тоже.
   Ярослав откинулся назад, прикрыл глаза и сказал:
   - Отдыхаем.
  
   Жизнь покинула бренное тело неверного, но прощание её нельзя было назвать не быстрым ни приятным. Недели мучений, крики и мольбы о пощаде. Последние дни жизни предатель провёл в страхе. И умер как скот. Предав интересы братства, нельзя было рассчитывать на другую смерть. Он ещё легко отделался. Не рядовой предатель - шпион заклятого врага. Но его смерь послужит братству.
   Из подвешенного вверх ногами тела, из хирургически точного надреза стекал жир. Стекал и собирался в небольшую чашу. Впрочем, теперь уже он собирался там про запас. Нужное количество было собрано в первые минуты после смерти. Теперь они обрели новую "жизнь".
   Палач крутил в руках широкий, в ладонь длиной цилиндрик. Свеча из жира мёртвого человека - завершающий шаг в подготовке к великому свершению. К началу столь долгожданного пути. Он поднял глаза и ещё раз посмотрел на посмертную маску предателя. На мраморно белом лице его навек закаменела гримаса ужаса. Отчаяние в глазах врага. Бездвижное, обезображенное лицо. Палач улыбнулся, при мысли о том, что в ближайшие годы подобная учесть ждёт всех, кто встанет на пути Братства к достижению цели. Бежавший подельник предателя - следующий.
   Его не зря называли его Аспидом. Он был мудр и опасен. Он был быстр и ловок. Второй человек после Великого Магистра. Первый после Бога, так говорили про него. Да. Именно таковым он себя и считал. Без него и его знаний, братству пришлось бы туго. Конечно он был не единственным, кто знал тайны древнего мастерства. Но он был лучшим. Он - Аспид.
  
   Отдохнуть снова не получилось. Ярославу показалось, что он только закрыл глаза, но прошло около часа. Проваливаясь всё глубже в объятия Морфея, он вдруг увидел вокруг себя какие-то странные картины. Он видел корни деревьев. Множество корней, которые казались живыми. Он пробирался сквозь них и не мог найти выхода. Метался туда-сюда, но кругом были только корни. И ощущение, что кто то пристально смотрит за ним.
   Волнения эти подтолкнули Ярослава назад к реальности. Он проснулся, но глаза открывать не хотел. Ему было хорошо. Он чувствовал умиротворение. Волна неги прокатилась по телу. И тут тревожный сигнал прозвучал в сознании Ярослава. Что-то сковывало его свободу. Он открыл глаза и попытался пошевелиться.
   По большей части это ему удалось. Только левая нога встретила странное сопротивление. Приподнявшись на локтях Громов оглядел себя. Его нога была просунута под выпиравший из земли корень, толщиной с палец. Создавалось ощущение, что он сам засунул её туда, прежде чем лёг спать.
   Ярослав попытался высвободится, но корень поддавался с трудом. Более того, Громов обнаружил, что его тело как будто украшено сетью из тончайшего, зелёного вьюна. Почувствовав неладное он обернулся и увидел, что такой же сеткой накрыт Иван. Разница была в том, что обе руки мальчика были накрепко привязаны к земля тонкими корешками.
   Рванувшись что было сил Ярослав высвободился из пут и в два прыжка подлетел к юноше, бесцеремонно схватив его и оторвав от земли. Иван часто заморгал сонными глазами, но видимо инстинктивно прижался к Ярославу и ни о чём не спрашивал, только смахнул с себя куски зелёной сети.
   Лес зашумел. Деревья заскрипев принялись раскачивать кроны, хотя особого ветра не ощущалось. Кусты с шумом заколыхались. Казалась сама земля противиться путникам.
   Оглядываясь Громов то тут то там замечал небольшие бугорки, выпирающие из под земли ростки и целые плети, которых не видел раньше. Чутьё спасло их с Иваном от ужасной участи.
   И тут, Ярослав, обхватил юношу руками и резко, увлекая его за собой развернулся. На поляну, ломая кусты вышел медведь. Не самый крупный и очень худой, он между тем казался гигантским, опешившим от такого явления путникам. Иван крепко прижался к Громову, понимая, что теперь спасти их может лишь чудо.
   Медведь издал глубокий, гортанный звук и принялся переминаться с лапы на лапу. Ярослав сбросил оцепенение и воззрился на короля леса. Тот постоял ещё немного, качнул сверху в низ головой и косолапой походкой направился к людям, не делая правда попыток встать на задние лапы. Солнечные лучи причудливо переливались на его не однотонной шерсти, играя если это возможно, всеми оттенками бурого и коричневого.
   Зверь остановился в паре метров от Ярослава и вновь тряхнул головой. Их глаза встретились. Ярославу показалось что почва уходит их под ног. Ощущение, что он проваливается в эти удивительно глубокие, полные мудрости глаза захватило Громова. Впрочем он сумел взять себя в руки. Его воля мягко, но неуклонно высвобождала его от этого гипноза. По чуть-чуть, что бы не вызвать агрессии и не передавить. Стать равным.
   Иван наблюдал за этим молчаливым диалогом. Он чувствовал, что происходит что-то важное, и может быть даже он не станет ужином для этого огромного зверя. Но понимания происходящего не было. Чувство собственной умственной несостоятельности уже начинало угнетать юношу. Он чувствовал, что ему не хватает знаний, что бы выжить в новом, открывшимся для него мире.
   Между тем Ярослав и медведь продолжали смотреть друг другу в глаза. Казалось они даже не дышали. Но вдруг зверь встрепенулся, отчего Иван подпрыгнул на месте, кивнул головой и отступил на пару шагов. Громов склонил голову и в который уже раз за день прижал к себе мальчика.
   Иван почувствовал, что кто-то схватил его за ногу. Опустив глаза вниз, он увидел, как тоненькие стебельки оплетают его ноги. Это было похоже на замедленное кино и длилось довольно долго. Неспешно, тонкие стебельки поднимались к коленям и даже к пояснице мальчика, а ноги между тем были схвачены уже стеблями толщиной в сантиметр. Тоже происходило и с Ярославом.
   Иван не знал как ему реагировать и не придумал ничего лучше, чем в очередной раз довериться Громову. Последнее, что он увидел прежде чем стебли скрыли обзор, был всё тот же медведь, который, лениво развернувшись побрёл в лес. После этого сознание оставило мальчика.
  
   Синиша мог быть доволен собой. Он любил это состояние - когда ему было чем гордиться. Что говорить, тщеславие было присуще молодому югославу. Впрочем, он уже давно перестал ощущать себя таковым. Принадлежность к влиятельнейшей из существующих организаций делала двадцати трёх летнего Синишу Томашевича гражданином мира.
   Оглядев стены своей кельи он впервые осознал, что скоро попрощается с ними. Двенадцатилетним юнцом он прибился к обители служителей господа и конечно же сбежал бы отсюда, если бы не понял вовремя, какие перспективы открывает ему этот старый монастырь. Или вернее его настоящие хозяева. Справедливости ради стоит отметить, что прозорливость была вторым, ярким качеством юноши.
   Последнюю неделю, с тех пор как закончилось Большое Испытание, Синиша провёл в этих четырёх стенах, до мельчайших подробностей вспоминая каждый день своего многолетнего учения и особенно шлифуя в памяти моменты своих побед. Он был лучшим из одиннадцати послушников, которых приютил под своей крышей монастырь. Более того, многие наставники считали его лучшим за несколько последних десятилетий.
   Сказать по правде, само число послушников было крайне велико. После второй мировой войны, даже самые организованные представительства ордена во всём мире часто могли похвастаться даже полудюжиной учеников. Тем ценнее и милее сердцу честолюбивого юноши были его успехи. Он, ещё будучи послушником был допущен к тайнам ордена, узнать которые не суждено многим его соратникам по учёбе, на протяжении всей своей службы. Его ждало блестящее будущее.
   Стук в дверь оторвал Синишу от столь приятных размышлений. Пока он поднимался и зашнуровывал грубую, серую рубаху послушника, которую так и не успел сдать дворовому старосте, голос за дверью произнёс:
   - Брат. Тебя призывает Настоятель. Поторопись.
   Раздавшиеся следом шаги дали понять, что ждать баловня судьбы никто не собирается. Пока он не получил Назначения, он оставался простым послушником, пусть и прошедшим Испытание.
   Синиша приосанился и попытался придать грубому рубищу мало-мальски подобающий случаю вид. Несмотря на все его достижения, никто не собирался отменять установленных три столетия назад правил.
   Однако этот вызов мог означать только одно. Уже сегодня он снимет наконец этот "наряд" и станет полноценным членом Братства.
   А ведь он знал, что Совет готовит ему - самому блестящему ученику в современной истории орден. Знал и едва мог сдержаться. Его ждала крайне важная работа, которой он посветит всю жизнь. В стане неприятеля, под самым его носом, он должен был стать не просто информатором. Он должен был стать рычагом, который будет направлять движение огромной, крайне опасной машины в нужное ордену русло. И оставаться между тем вне поля зрения служб безопасности.
   Сложно? Да безусловно. Но пост швейцарского гвардейца самое удобное для этого место. И он займёт этот пост.
  
  
   Иван стоял на поляне. Она была ему знакома. Но при этом, он не помнил ничего. Он просто стоял в этом необычном лесу и оглядываясь старался понять, как он сюда попал и каким образом отсюда следует выбираться. А главное - куда?
   Деревья искривлялись под самыми причудливыми углами, а цвет листвы не давал возможности определить какое стоит время года. Кусты же вовсе были лишены листвы, но зато богато усыпаны шипами. Землю покрывал невысокий мох. Не зелёный и не бурый, а какой-то серый.
   Удивлял и цвет неба. Оно было окрашено в различные оттенки сиреневого. Цвета переливались из одного в другой, перемежаясь серыми и чёрными полосами, и вновь начиная переливаться невообразимыми, лиловыми разводами. Было тихо.
   Он помнил, что пришёл сюда не один. Но с кем и зачем - память молчала. Стоять не имело смысла и юноша решил идти куда глаза глядят. Но стоило ему сделать первый шаг, как из за спины раздался страшный вой. Иван оглянулся и увидел, как на поляну выпрыгнул огромный зверь. Это мог бы быть волк, если бы существовали волки размером с быка.
   Янтарные глаза зверя горели столь ярко, что казалось смогли бы освещать путь в темноте. Пасть была открыта, и в ней блестели невиданного размера клыки, по которым на шерсть зверя катилась слюна. Зверь замер на мгновенье, пригнулся на передние лапы, каждая из которых была не тоньше Ивановой руки и рванулся вперёд.
   Повинуясь инстинкту Ваня отпрыгнул к дереву и спрятался за него. Огромная тень пронеслась мимо, с хрустом ломая кусты и выдирая дёрн. Не дожидаясь пока зверь развернётся юноша бросился в чащу, полагая, что так легче укрыться. Он нёсся что было сил, постоянно маневрируя и пытаясь найти спасительное направление. Иван не оглядывался. Он просто знал, что чудовище следует за ним и дистанция между ними сокращается.
   Поворот. Рывок и ещё поворот. Несколько скачков через кочки, обогнуть дерево и снова рывок. Иван бежал несколько минут и порядком устал, однако старался не давать волю страху. Он пытался бороть понимая, что шансов спастись нет. Рывок, ещё рывок, поворот. Вдруг юноша остановился будто наткнулся на невидимую стену.
   Леденящий душу, пронзительный вой разнёсся по лесу. Этот ужасный, скрежещущий звук отражался от стволов деревьев, всё усиливаясь и нарастая словно снежная лавина. Наконец звук достиг своего пика и казалось начал затихать. Сердце Ивана бешено колотилось, по лицу текли капли пота, а оцарапанные во многих местах руки заныли. Нелепая мысль, о том что зверь отстал и это крик отчаянья закрадывался в сердце. Лучик надежды на чудесное спасение зажёгся на миг и погас.
   Откуда-то из далека, в ответ раздался тихий, вызывающих холод волчий вой. Один голос, два, три. Хор волчьих голосов наполнил лес. Юноша понял, что теперь за ним охотится не только то кошмарное чудовище, но и все волки, находившиеся в этом странном лесу. Сделав это чудовищное открытия Иван вновь бросился бежать.
   Он петлял среди деревьев, перепрыгивал ямы и ухабы, постоянно менял направления, тщетно пытаясь не потерять ориентацию в этом диком, непривычном месте. Вдруг он увидел канаву, шедшую куда то в сторону, от того направления которое он выбрал за основное. Решив, что там он будет меньше заметен, Ваня прыгнул в неё.
   Прыгнул и замер. В двух-трёх сотнях шагов впереди него, в той же канаве стоял волк. Он как будто поджидал мальчика. Шерсть на звере встрепенулась, глаза сверкнули и он бросился вперёд.
   Голова Ивана раскололась от боли. Он вдруг вспомнил, что пришёл на ту самую поляну с Ярославом. Ярослав Громов, человек открывший ему новый мир и уже неоднократно приходивший на выручку. Они были вдвоём, но теперь его учитель пропал. Не осознавая что делает, Иван бросился вперёд, на встречу хищнику. Он бежал не думая о том, что будет делать, когда они наконец столкнуться со зверем. Иван думал только о том, что в этом диком лесу пропал его учитель и что теперь, ему нечего терять. Он не сможет выбраться один, а потому будет драться.
   Шаг, ещё шаг. И вдруг Иван осознал, что бежит уже не на двух ногах, а перебирая всеми четырьмя конечностями. Необычное ощущение захлестнуло его. Ване казалось, что тело его сжимается, а по мышцам бежит электрический ток. В лицо ему ударил ветер. Умопомрачительное чувство бега поглотило его. Мир слегка расплылся в глазах, а потом обрёл сверхъестественную четкость, вновь изменив цвета. На встречу ему летел уже не просто волк. Крупный зверь с развивающейся шерстью и густой холкой был как будто окутан серебристым туманом. Он даже не бежал, а скорее летел.
   Иван понял, что сейчас произойдёт. В горле его появился солёный привкус, зуд в клыках одолевал юношу и началось обильное слюноотделение. Два скачка и быстро сгруппировавшись Иван оттолкнулся задними лапами, отправляя себя в полёт. Лапами? О да. Он не чувствовал больше ног. Он бежал на четырёх лапах, каждая из которых заканчивалась крупными, острыми когтями.
   Прыгнул юноша в тот момент, когда, тоже самое действие осуществил его противник. Два волка взлетели над канавой и пролетев несколько метров в воздухе, столкнулись, стараясь как можно больнее задеть друг друга лапами. Истинный волк был тяжелее и крупнее, но Иван лучше оттолкнулся и после столкновения, в котором он сумел нанести врагу серьёзный порез, приземлился на четыре лапы. Волк между тем неуклюже перевернулся и плюхнулся на хребет.
   Солёный привкус во рту стал ещё острее а зуд в зубах нестерпимее. Повинуясь секундному помутнению, Иван прыгнул на врага и вонзив зубы ему в глотку рванул что было силы. Жаркая волна прыснула в горло юноше. Она утоляла ужасную жажду, она давала сил и дурманила. Всё тело Ивана как будто рождалось заново. Самое прекрасное ощущение в жизни. Но это ощущение длилось всего лишь секунду. Сильнейший удар в бок и Иван пролетев несколько метров спиной ударился о ствол дерева.
   Протерев рукой лоб юноша огляделся. Рукой? Да, именно рукой. Он прекрасно чувствовал руки и ноги. Всё тело, было его телом. Он был Иваном Рощиным. Но, что ежё более удивительно, он был всё на той же поляне, откуда начал свой путь. Всё те же странные деревья, необычное небо и серый мох.
   Огромный зверь всё так же стоял у края поляны, издавая утробное рычание и сверкая неправдоподобно яркими глазами. Но вот посередине поляны лежали два волчьих тела. Из разорванного горла одного из них била кровь. Рядом с ними, поднимался с земли Ярослав. Он был бледен и казалось очень напуган. Однако с какой-то хищной грацией он обернулся к монстру и вытянул вперёд руку.
   Шагнувший было вперёд зверь остановился. Он вновь угрожающе зарычал и шерсть на загривке встала дыбом. Громов не двигался. Зверь вновь покачался из стороны в сторону, качнул головой и ощерившись показал целый арсенал огромных зубов. Ярослав продолжал стоять, вытянув вперёд руку. Наконец чудовищу видимо надоело это противостояние и оно попыталось прыгнуть. В тот же миг, Ярослав шагнул вперёд и сделал рукой движение, как будто пытался ладонью прибить муху, севшую на поверхность стола.
   Зверь издал приглушённый, крякающий звук и распластался за земле. Он рванулся вперёд - безуспешно. Ещё одна попытка - то же результат. Рычание, переходившее в вой оглушительно разнеслось над поляной. Зверь метался на месте, не в силах передвинуться хоть на сантиметр. Казалось он сейчас вырвется из кожи, пытаясь высвободиться из под гнёта гигантской, невидимой руки, прижавшей его, словно мокроносого щенка.
   Громов не теряя ни секунды, развернулся, бросился к Ивану, схватил его будто куклу и побежал. Ваня едва ни терял сознание от чудовищной тряски. Он попытался что-то сказать, но язык не слушал его. Удалившись метров на триста, сквозь смыкавшиеся уже кусты Иван увидел, что зверь всё же преодолел неведомую силу, удерживавшую его и бросился в погоню.
   Бросив взгляд на Ярослава юноша испугался. Он выглядел хуже, чем Ванин отец после приступа. Так мог выглядеть человек, переживший сильнейшее потрясение. И очень напуганный человек.
   Зверь между тем с бешенной скоростью приближался к убегающим. Клочья земли и дёрна летели из под его задних лап. Иван понимал, что удача не может быть вечной и не видел пути к спасению. Их разделяло уже не более полусотни метров. Иван мог различить каждую шерстинку на морде догонявшего из чудовища. Он вновь попытался что-то крикнуть Ярославу, но язык онемел. Да ещё и пара приближавшихся янтарных глаз буквально гипнотизировала его. "Скоро всё кончится" - подумал Иван.
   Треск ломающихся сучьев раздался откуда-то сбоку. Наперерез волкообразному чудовищу, выскочил огромный медведь. Он боком врезался в монстра и тот кубарем покатился по земле. Медведь между тем ни теряя ни секунды подскочил к упавшему зверю и дважды ударил его лапами, сначала левой, потом правой.
   Но Иван так и не узнал, чем закончилась битва двух гигантских животных. Цвета вдруг поплыли и на качавшемся от бега небе появились голубые разводы. Зелёные прожилки пронизали мох. Кусты чуть распрямились и шипы уступали места листьям. Перед глазами замелькали стебли и корни и Иван снова погрузился в темноту.
  
   Громов положил спящего мальчика на траву. Тот ненадолго приоткрыл глаза, огляделся, увидел своего учителя и улыбнувшись заснул. Дыхание его было ровным, а сон судя по всему безмятежен. Будить его сейчас было нельзя. Тяжелейшие испытания оказали разрушительное воздействие на душевную организацию мальчика. Излечить его сейчас было невозможно. Громов вообще не знал, можно ли поправить нанесённые мальчику увечья. Но сон, мог по крайней мере сгладить это. То, что сон - лучшее лекарство, не просто присказка. Это более чем справедливая народная мудрость.
   Ярослав очень устал, и, несмотря на возможные опасности, решил, что выспаться необходимо и ему. Но пренебрегать безопасностью больше не решился. Он лег на спину и прежде чем заснуть, мысленно раскинул над лагерем купол, радиусом около полусотни метров. Сделать его больше не хватало сил, но укрепить его Громов смог, прошептав, проваливаясь уже в сон:
   "Спать ложусь - луне поклонюсь,
   Спать ложусь - земле поклонюсь,
   Дай мне луна полог защитный, купол отворотный,
   Дай мне земля стену каменную, тын железный,
   Сохраните меня от зверя и от человека,
   От деяния лихого да слова чёрного,
   С этого мига и до восхода солнца.
   Небу ключ. Земле замок. Аминь".
  

VIII

   Защита, которую Ярослав раскинул перед сном, сработала ближе к четырём часам утра. Громов проснулся, практически кожей ощущая присутствие чужака. Кто-то из-за кустов наблюдал за лагерем, стараясь производить минимум звуков. Изображая сонную возню, Ярослав перевернулся на бок, и из-под полуприкрытых век принялся наблюдать. Кто бы ни шпионил за путниками, он однозначно был человеком.
   Стараясь не шевелиться Громов поочерёдно поиграл мышцами, проверяя их готовность к рывку. Он скорее чувствовал чем видел или слышал как сопит в кустах соглядатай. Один. Мужчина, средних лет. Совершенно точно один.
   В бездеятельном ожидании прошло около двадцати минут. Громов даже посопел для убедительности. Удостоверившись видимо в том, что путники спят, наблюдатель медленно покинул своё укрытие и вышел на поляну. Вид его поразил Ярослава до глубины души.
   Вышедший из засады мужчина был невысок, лицо имел худое, заросшее щетиной и острижен был под горшок, впрочем, не аккуратно. Но удивительно было не это. Одет он был в потёртый, кожаный поддоспешник, поверх которого была наброшена некогда белая накидка, с вышитым на груди крестом. На ногах были грубые, холщёвые штаны и высокие сапоги с подбитым железом каблуком. Складывалось ощущение, что на поляну вышла живая иллюстрация к приключенческому роману или учебнику по истории Европы.
   Громов вспомнил, что Стребор предостерегал его от чего-то подобного. Он рассказывал, что то ли в 1821 то ли в 1824 году, Ватикан предпринял последнюю известную попытку захватить Велец. Но Громов, неплохо знакомый с историей России, сомневался, что отряд из полутора сотен хорошо вооружённых воинов, не менее дюжины из которых были действительными рыцарями, а также челядь и несколько обозов, могли незамечено проникнуть на территорию Российской Империи и достигнуть Смоленщины.
   Однако теперь приходилось верить. Видимо отряд, ведомый, судя по обрывочным данным, шевалье Антуаном де Мартиньяком и его преосвященством кардиналом Дино Марьяджи, сумели пробиться сквозь все препоны и теперь, несколько лет по местному ходу времени, ведёт осаду Велеца. То, что воины пробились через болото и сумели преодолеть защиту, делавшую крепость с окрестностями недоступной для простых смертных, Ярослава не удивило. Ватикан издревле хранил больше знаний, чем позволял узнать своей пастве. Странно было, что они прошли незамеченными.
   Пока Громов терзал свою память, воин продвигался к угасающему костру, с любопытством и недоумением разглядывая путников. В руках он сжимал огромных размеров заряженный арбалет, а на боку у европейского воителя висели ножны. Это обстоятельство заставило Громова усомниться в эпохе, которой принадлежал крадущийся к нему боец. Впрочем, служители Ватикана всегда были несколько архаичны.
   Воин между тем протянул к Ярославу руку. Медлить не было смысла, и Громов схватил незваного гостя за руку, резко выгнулся и, уперевшись сопернику ногой в грудь, попытался произвести бросок. Воин, как оказалось, весил несколько больше, чем предполагал Громов, да ещё умудрился упереть в землю арбалет, а потому бросок у Ярослава вышел корявый. Ошарашенный вояка повалился на бок и вместо того, что бы подняться, попытался дотянуться до выпущенного из рук арбалета. Эта ошибка стала для него фатальной.
   Громов всем весом навалился на распластавшегося воина и, сунув руку за голенище его сапога, вытащил оттуда кинжал. Прижатый к земле европеец видимо осознал нависшую над ним угрозу и, борясь за свою жизнь, попытался перевернуться, скинув с себя Ярослава. Он даже сумел немного оторваться от земли, но было уже поздно, Громов что было сил всадил клинок в шею воина, вогнав кинжал по самую рукоятку. Поверженный боец захрипел, несколько раз вздрогнул и затих. Ярослав поднялся и, склонившись над телом, принялся его обыскивать.
   В карманах и поясных сумках побеждённого обнаружились флорентийские монеты, табак и огниво. Тогда Громов отцепил от перевязи покойного колчан, в котором обнаружилась добрая дюжина низкокачественных, деревянных болтов, вытесанных, очевидно, в полевых условиях, и два отличных арбалетных снаряда, с оперением и кованным острым навершием. Подобрал он и сам арбалет, а также снятый с воина меч. Последний, кстати, оказался довольно посредственным оружием, плохо сбалансированным, с рытвинами и следами ржавчины. Но выбирать не приходилось. Брать изношенный подоспешник Ярослав побрезговал.
   Чтобы не травмировать и без того переевшего впечатлений подростка, Ярослав оттащил тело в кусты. Затем он вернулся в лагерь, подбросил в костёр хвороста и, подогрев на огне кусок вяленого мяса, заботливо положенного в его сумку то ли Яниной, то ли Людмилой, разбудил Ивана.
   - Держи, - Громов протянул сонному ещё юнцу кусок мяса, - быстро ешь. Надо нам сворачивать ночлег.
   - Пить хочется.
   Ярослав протянул Ване свою флягу.
   - Если всё сложится удачно, вечером будем на месте. Но на всякий случай будь экономнее.
   Тут Иван увидел рядом с Ярославом арбалет и, поперхнувшись, спросил:
   - А откуда это у вас?
   - Не важно. Важно, что его старый хозяин не хватится. Ты доедай и пошли.
   - За нами следят?
   - Можно сказать и так. Видишь ли, Велец находится в осаде, а значит, мы рискуем нарваться на людей, которым наша миссия не придётся по нраву. Впрочем, мы даже объясниться с ними не сможем.
   - И что делать?
   - Идти, посмотреть, что да как. Кстати возьми себе.
   Ярослав протянул Ивану кинжал, не забыв его предварительно вытереть от следов крови предыдущего хозяина. Тот неуверенно принял оружие.
   - Что мне с ним делать?
   - Сунь за голенище - показывая как безопасно спрятать клинок, сказал Ярослав - надеюсь, использовать не придётся. А теперь пошли.
   Громов встал и принялся затаптывать костер. После того как последний уголёк потух, и поляна погрузилась в предрассветную серость, Ярослав забросал костровище землёй и кусками дёрна. Стоявший в стороне Иван между тем обратил внимание на примятую траву, находившуюся поодаль от места отдыха. Ваня заметил, что трава не просто примята, но и выпачкана в какой-то поблёскивающей, тёмной грязи. Соединив в голове внезапное пробуждение, арбалет в руках Ярослава и следы кровопролитной борьбы, юноша понял, что кто бы ни пытался нарушить их покой, он заплатил за это жизнью и расчёт у него принял, видимо, его учитель.
   Это открытие взволновало Ивана, но шока не вызвало. В конце концов, за последнее время он повидал немало, и был уверен в Ярославе. Тот не был маньяком, и если пошёл на убийство, то только для спасения их жизней. Принявши для себя такую трактовку событий, Иван не стал задавать вопросов и молча последовал за Громовым. Однако пару вопросов буквально жгли его.
   - А что произошло на болоте? Это был болотный? Болотник? Или как там правильно?
   - Сложно сказать. Та тварь, которая притворилась твоим отцом, зовётся Анчутка.
   - Никогда не слышал о таком.
   - Не удивительно - хмыкнул Громов - и между тем. Мерзкая тварь. Но не очень опасная.
   - Мне так не показалось - буркнул Иван.
   - В том-то и всё дело. Сама по себе Анчутка, не страшна. Но то, с чем мы столкнулись, не лезет ни в какие рамки.
   Иван молчал, внимательно слушая Громова.
   - Я думаю, что мы это был кордон.
   - Кордон?
   - Защита, на пути в Велец. Видишь ли Ваня, это моя вина. Я не должен был относиться так халатно. Мы должны были идти другой дорогой. Вдоль русла реки, со стороны Дорогобужа. А я понадеялся на авось. Меня слишком расхолодила удача с первым мороком, который мы так удачно преодолели.
   - А Анчутка...
   - Ни болотник, ни Анчутка не способны на воздействия такой силы. Впрочем Янина мне многое разъяснила. Теперь будет проще.
   - А вот болотник - не унимался юноша - он как домовой?
   - Болотник, он в определённом смысле тоже нечисть. Однако в отличии от домовых, овинников и прочих, его вотчина - болото, а в его задачах нет служения.
   - Служения?
   - Ну цели, если так тебе яснее. Все эти существа самостоятельны и обособлены, только до определённой степени. Однако многие из них тесно связаны с людьми. Домовой приглядывает за домом. Он получает от людей хлеб, молоко и прочие приятные мелочи и тем доволен. Даже доброго слова ему бывает достаточно. Ну на крайний случай, в современных условиях, он доволен и тем, что люди просто следят за своим домом. Если их обижать невниманиям, они хиреют и уходят.
   - А как же...
   - Это вкратце. Подробнее расскажу дома. Но так вот. Все существа соседствующие с человеком, и приглядывающие за тем, что ему близко и нужно, получают в замен часть его тепла. Часть того что они лишены. Можешь считать, что это искорки жизни.
   - А болотник?
   - А болотник нет. Издревле, разве что кузнецы иногда использовали болота, да и то крайне редко. Все контакты человека с болотом были разовыми, и даже вынужденными. Поэтому жизненного тепла он лишён, а посему и к людям не слишком благоволит.
   - То есть они злые?
   - Нет. Добрыми их не назвать, но и злом в чистом виде они не являются. Да и для подготовленного человека, непреодолимым соперникам они не являются.
   - Но этот...
   - Да. Этот. Этот был во служении. Редчайший случай. С болотником можно договориться, но не факт, что он соблюдёт договор. С болотником можно говорить с позиции силы и какое-то время он будет подчиняться. Но этот - обладал чем-то большим.
   - Можно сказать, что он как бы сторож? Или пограничник.
   - Слишком просто. Я не знаю кто и какими усилиями заставил его охранять рубежи Велеца, но его мощь стала необыкновенна. Впрочем думаю на это нам ответит Стребор. Позже.
   - Мы с ним увидимся?
   - Весьма вероятно.
   За этой беседой они неспешно пробирались через лес и наконец вышли к его окраине. Иван хотел было задать ещё несколько вопросов, о реке и о том страшном звере, но решил повременить.
   Их взору предстало огромное, уходившее в даль поле. Метрах в семистах от того места, где стояли путники, находился невысокий, но довольно просторный холм. По периметру вершину холма окружала высокая, в три-четыре человеческих роста деревянная стена. Сложенная из огромных, врытых в землю брёвен, слегка покосившаяся и поросшая мхом она производила внушительное впечатление. Три из шести башен выглядели вполне боеспособными, а огромные, слегка открытые ворота и несколько лёгких дымных струек однозначно давали понять, что город обитаем.
   Как завороженный, Иван глядел на это удивительное зрелище, такое необычное для ребёнка двадцатого века и такое естественное в окружающем ландшафте. Он хотел как можно скорее направиться в город, в пути к которому он столько всего перенёс, но Ярослав остановил его. Он левой рукой, молча, подтянул юношу к себе, одновременно указывая ему правой рукой куда-то вдаль.
   Присмотревшись, Иван увидел вдали с десяток костров и какое-то непрерывное движение. В предрассветных сумерках видно было плохо, но даже смутного мельтешения отбрасываемых в свете костров теней было достаточно, что бы понять - там был разбит лагерь и лагерь не маленький.
   Ярослав потянул юношу за собой, назад, под защиту леса.
   - Будем ждать тут. Скоро начнётся бой, так что думаю, мы сможем преподнести сюрприз.
  
   Его преосвященство, Дино Марьяджи пребывал в крайне дурном расположении духа. С момента последнего штурма прошло уже около трёх недель, а боеспособность отряда, вот уже седьмой год ведущего осаду одного из последних оплотов ереси на земле, была крайне низка. Из более чем двух сотен боеспособных, прекрасно обученных воинов начинавших осаду, в живых оставались не более четырёх десятков, не считая полусотни рабов, вооружённых кто чем и привычных более к черпаку и лопате, нежели к военному делу. И кроме него, никто не знал, ни о великой цели похода, ни о том, что по возвращении их с победой, они вряд ли разыщут даже своих правнуков.
   В довершении всего, во время последнего штурма, командир де Мартиньяк получил тяжёлое ранение и по-прежнему не мог восстановиться. В раны попала грязь и воспалительные процессы медленно и непреклонно губили рыцаря.
   Назначенный на нынешнее утро штурм был под угрозой срыва. Из четырёх охотников вернулись только трое, и те принесли лишь пару зайцев да тетерева. Куда делся последний посланец, было не понятно. За несколько лет осады воины осатанели от урезанного пайка и их уже не вдохновляли рассказы о благах, которыми осыплет их Святой Престол, после взятия Велецкого оплота.
   Но взять поганое вместилище язычников было невозможно. Несмотря на то, что количество боеспособных защитников было не более трёх дюжин, они прекрасно справлялись с обороной всего периметра, а при помощи слуг дьявола - волхвов, умудрялись практически не нести потерь. Поганые русские язычники, созданные господом для того, что бы служить истинным христьянам, благородным и просвещенным европейцам, отчаянно сопротивлялись.
   Ведущие осаду воины применяли различные тактические хитрости, но за последний год сумели лишь повредить в нескольких местах стену, которую за зиму осаждённые почти восстановили, а так же отнять пять-шесть языческих жизней. Кардинал и трое оставшихся в живых священников ежедневно молились, но молитвы помогали ещё меньше тактических уловок. Поборники христовой веры были полностью деморализованы и от дезертирства их удерживали лишь бесовые чары, скрывавшие этот оплот человеческих пороков от глаз обычных людей.
   Сегодняшний день Кардинал Марьяджи объявил решающим. Наложив на себя строжайшую епитимию, он неделю постился, прежде чем вскрыть переданный ему самим понтификом саркофаг. В нём хранились древние свитки, датированные VI веком от рождества Христова. В них содержались знания, не менее мерзкие и опасные чем те, которые хранили язычники за стенами Велеца. Преподобный Дино, никогда бы не осмелился воспользоваться этим знанием, пусть даже авторами его были католические проповедники, но выданная папой Львом XII индульгенция, равно как и прямой указ во что бы то не стало овладеть языческим оплотом, не оставляли ему шансов.
   Впрочем преподобный Дино восхищался новым папой. Менее чем за год своего понтификата, он сумел практически полностью восполнить урон, нанесённый святому престолу проклятым бенедиктинцем, его предшественником. Наконец то к ответу были призваны засевшие в Риме иудеи. Папская полиция неусыпно следила за благочестием римлян. Мощнейшие, сокрушительные удары получили остатки целого ряда еретических сообществ, тайных орденов и сект. Это безусловно прекрасный понтифик чья память несомненно будет увековечена в Ватикане.
   И пусть к моменту возвращения Дино Марьяджи в Рим, Папа Лев XII наверняка уже будет мёртв, но если ему удалось передать власть в руки кардинала Риваролли или на худой конец графу Кастильони, то дело духовного возрождения церкви не удастся разрушить.
   Однако сейчас, предстояло отставить милые сердцу мысли. Кардиналу предстояло сложнейшее и опаснейшее деяние, но его вера была непоколебима, и он не сомневался в успехе.
   В своём шатре, изношенном и потрепанном за годы осады, кардинал стоял, склонившись над свитком и вникая в ужасную суть его содержимого. Накануне он произнёс перед бойцами речь, в которой обещал истинное, божественное чудо в решающей битве и теперь ему предстояло это чудо создать. Окончательно собравшись с силами, он, наконец, спрятал свиток в один из многочисленных внутренних карманов своей сутаны, после чего вышел, направившись к шатру шевалье де Мартиньяка.
  

IX

   Ночь не принесла Ирине покоя. Весь день металась она по квартире, пытаясь спастись от нахлынувшей на неё тревоги. Принималась мыть посуду, драила раковину, приводила в первозданный вид линолеум, переставляла на полках книги, в общем, пыталась всячески себя занять. Она дважды звонила в деревню, узнавая всё ли в порядке с её воспитанницей, звонила так же на работу и сестре в Черкассы. Предприняла даже крайние меры - стала наводить порядок на антресолях. Наконец, в двенадцатом часу ночи, поняв тщетность мытарств, она заставила себя лечь спать. Но сон её не был безмятежен.
   Она стояла на краю какой-то впадины, дно которой было скрыто плотным туманом. На противоположном "берегу" едва различимы были деревянные домики с крытыми дранкой крышами и непрозрачными окнами. За спиной у Ирины чернел лес. Небо было свинцовым и висело низко над головой. Тучи практически не двигались, а источник тусклого света оставался неразличимым, так как ни солнца, ни луны видно не было. Воздух был недвижим, тяжёл и даже тягуч.
   Тут перед ней из тени леса вышли две женщины. Обе они были старше Ирины и, как безошибочно она определила, сильнее. Одна из них, невысокая, с выразительными формами, была одета в длинный, широкий сарафан и чёрные её волосы свободно падали чуть ниже плеч. Другая - высокая, в коричневом костюме для верховой езды с рыжими, забранными в косу волосами. Повинуясь выработанным за годы рефлексам, Ирина тщательно закрылась и подготовилась к любым неприятностям. Обе женщины молчали и смотрели на неё испытующе. Ирина ждала. Она ощущала, как изучают её две женщины и чувствовала, что для них она открытая книга. Женщины стояли недвижно и явно чего-то ждали.
   Ирина в последний момент почувствовала какой-то подвох и резко шагнув в сторону развернулась. Из-за спины у неё вылетела огромная серая тень. Ирина, не вполне отдавая себе отчёт в том что делает, послала чудовищной силы импульс и тень замерев на мгновение в воздухе плавно растаяла. Ирина вздрогнула, но неожиданно вспомнила, что спит. Проснуться это откровение не помогло.
   - У неё есть сила и восприятие её тонко - тихо проговорила одна из наблюдательниц - это бесспорно.
   - Бесспорно - согласилась вторая.
   Ирина перевела дух и обратила внимание на женщин. Рассуждали они явно о ней, но делали вид, что самой Ирины рядом не было. Такое отношение злило. Все-таки она была сильной и опытной ведьмой и не могла позволить кому бы то ни было, обращаться с ней как с новорожденным котёнком.
   - Если я не услышу объяснений, то вы убедитесь насколько тонко моё восприятие. Кто бы вы ни были.
   Казалось, что женщины не слышат её.
   - Но сдержана ли она? - произнесла та, что была чуть выше ростом - есть ли у неё выдержка?
   - Скоро мы будем знать.
   Ирина закипела. Впервые в жизни она столкнулась с подобной ситуацией и хотела скорее выяснить, что же тут происходит. То, что это не простой сон она была уверена. Но сделать ничего не успела. Её как будто парализовало. Перед мысленным взором меж тем, соткалась картина из её далёкого детства. Неприятная, давно забытая и даже в чём-то постыдная. Ирина вздрогнула и попыталась воспротивиться, прогнать тяжёлые воспоминания, но не смогла. Как будто некие шлюзы против воли хозяйки распахнулись в памяти и нахлынула неуправляемая лавина воспоминаний давних и свежих.
   С нечеловеческой быстротой сменялись перед Ириной различные эпизоды её жизни. Первое неудачное свидание, пьяный отчим скучающий по молодой женской плоти, предательство лучшей подруги и наконец муж ушедший от неё. Всё это и многое другое в мельчайших подробностях пронеслось перед ведьмой. Картины сменяли друг друга с поразительной быстротой и были до отвращения чёткими и жизненными. Все обиды, вся боль, все неудачи её жизни водопадом обрушились на Ирину.
   У ведьмы закипела кровь и застучало в висках. Она готова была разорвать каждого из тех, кто когда либо обидел её и чувствовала, что сейчас ей стоит только захотеть и всё сбудется. Личная жизнь её бывшего мужа полетит к чертям, начальника снимут с должности и отдадут под суд, сгорит у завистливых и склочных соседей по даче дом и баня, а сад безвозвратно зачахнет, сдохнет в мучениях старый, хромой отчим, в общем воздастся "всем сёстрам по серьгам". Но между тем Ирина заметила, что чем сильнее нарастает её злость, тем значительнее меняется окружающий мир. Небо почернело и на нём ясно проступали сполохи зарниц, поднялся ветер, затрещали сучья в лесу и в провал ударила молния.
   Ирина остановилась. Быть может впервые в жизни она поняла, чему учила её мать. Поняла, что значат слова о необходимости прощать. Она замерла на мгновенье, ещё раз перебрала в голове все свои обиды и горести и отпустила их, простив каждого, кто когда-либо причинил её боль. Простила, отпустила и забыла.
   Ведьма стояла тяжело дыша. В глубине души она осознавала, что только что прошла едва ли не самое серьёзное испытание в своей и без того насыщенной жизни. Две пары глаз смотрели на неё изучающее. Небо между тем успокоилось, ветер стих и лес снова стал незыблем.
   - Она сдержана - произнесла простоволосая - Она сильна и сдержана.
   - Она зрела - тоном не допускающим возражения произнесла рыжая - Она готова.
   Вердикт был вынесен. Ирина не понимала о чём речь но чувствовала, что испытания закончились и скоро ей откроют значения странного "сна". Но действительность была несколько иной.
   - Осталось последнее - вновь заговорила первая - Насколько она сведуща? Выдержит ли ношу знания?
   - Око даст ответ.
   - Подойди к разлому, Беляна - впервые обратилась к испытуемой простоволосая женщина - подойди и взгляни в него.
   Слегка вздрогнув от произнесения истинного её имени Ирина повернулась к провалу и глянула вниз. Туман, неизвестно когда успевший достигнуть края поляны сгустился и образовал плотное, казавшееся твёрдым кольцо. В кольце этом к вящему удивлению Ирины плескалась вода. Сначала отражалось в ней небо, но потом подёрнулась она рябью и предстало взору ведьмы похоронная процессия. Среди присутствовавших увидела она свою сестру, племянниц, близких друзей и знакомых семьи. Все они были знакомы, но как бы несколько старше, чем то помнилось Ирине. Но хуже всего было то, что в гробу лежала её мать. Совсем седая, не похожая на себя обычную, но совершенно точно она.
   Затем видение исчезло и предстал её взору Литейный проспект в городе Ленинграде. Увидела она себя, стоящую в толпе зевак и двух милиционеров, носившихся взад вперёд над телом мужчины. Мужчины? Да, на асфальте лежало тело Игоря Дубравина, - её близкого друга. Тело было изуродовано и лежало неестественно, а на голове зияла открытая рана. Игорь погиб, в результате дорожной аварии.
   Снова смена видения и увидела Ирина стены обычного московского морга. Толпа в трауре, её воспитанница, племянники и сама она, над гробом своей сестры. Цветы, венки, заунывная музыка. Ирине показалось на мгновение, что она ощущает запах стеарина и слышит собственный, сдавленный плачь. Мужчины, многие из которых были ей не знакомы, подняли гроб на плечи и понесли его к выходу.
   Множество видений пронеслось перед её взором. Одни из них были о её родных и близких, другие о людях совсем не знакомых. Она видела молодого кавказца в генеральской форме и танки у белого дома в Москве, разрушенные дома в мирных городах и горящую телебашню. Десятки, а может быть и сотни видений пронеслись перед ней.
   И снова перемена. Увидела она взрослую, сорокалетнюю женщину. Черты лица были смутно знакомы, но имя женщины ускользало. Рядом стоял высокий мужчина, с окладистой бородой и благородной сединой в длинных, прямых волосах. Рядом стоял мужчина моложе, с простым, деревенским лицом, на котором между тем читалась печать мудрости и опыта. Двое детей не старше двенадцати лет. И женщина в гробу.
   Ужас овладел Ириной, когда она поняла что покойная женщина - она сама. Седая, с испещрённым морщинами лицом на котором навсегда запечатлелось выражение покоя и умиротворения.
   Ирина задрожала и сжала кулаки так, что костяшки её пальцев побелели как снег. Предательски задрожала нижняя губа и изображение в глазах стало расплываться от неконтролируемых слёз. В единый момент она узнала больше, чем могла принять в этот же момент.
   Не знала Ирина только одного - сколько времени простояла она так, захлёбываясь горячими, солёными слезами от тяжести свалившегося на неё знания. Голос рыжей, впервые заговорившей первой, вывел её из оцепенения.
   - Ты готова Беляна. Ты сильна, ты зрела и ты сведуща.
   Набравшись сил Ирина спросила:
   - Кто вы? Зачем всё это?
   Не обращая внимания рыжая продолжала:
   - Через день. Ты ляжешь спать после полуночи. Мы будем ждать тебя у Чистой Купели.
   - Где? - с трудом выдавила из себя Ирина - и зачем?
   - Ты найдёшь. Ты справишься.
   Всё поплыло перед глазами Ирины и она провалилась в кромешную тьму глубокого, без видений, сна.
  
   Около часа лежали Иван и Ярослав в мокрой от утреней росы канаве и издали наблюдали за лагерем осаждающих. Из скупых комментариев, сделанных Ярославом Иван знал, что в лагере около двух десятков тяжело вооружённых воинов и как минимум три рыцаря. Это не считая лёгких бездоспешных бойцов.
   Помимо того, наблюдателям стало понятно, что в лагере идут приготовления к атаке. Бойцы разминались махая оружием, прилаживали себе и лошадям доспехи и приводили в порядок осадный инвентарь.
   Но Ярослава больше всего занимал высокий священник в форме кардинала, прошедший недавно в командирский шатёр. Громов кожей ощущал, что в шатре творится что-то недоступное силам простого смертного. Какое-то деяние подвластное силам высших мудрецов. Но понять суть происходящего не мог.
   Воины между тем продолжали сборы, но даже издалека было видно, что энтузиазм не присущ бойцам. Движения их во многом были бессмысленны и медленны, а неверие в успех очередного штурма было заметно даже не искушённому Ивану.
   Неожиданно полог шатра откинулся в сторону и на пороге возник облачённый в неправдоподобно сияющий рыцарский доспех мужчина. Одного взгляда было достаточно Ярославу, что бы мгновенно понять суть сотворённого в шатре действа. Стоявший воин находился в центре сияющей сферы и казалось сошёл с иконы. За спиной у рыцаря стоял кардинал.
  
   Кардинал Марьяджи прошёл через лагерь и бросил на ходу кому-то из рыцарей:
   - Сигнальте подъём и построение. В полдень выступаем. Шевалье Мартиньяк поведёт нас.
   - Как прикажите Ваше превосходительство - с сомнением процедил рыцарь - будет исполнено.
   Кардинал вздохнул и откинув полог вошёл в шатёр. Сомнения рыцаря в том, что Мартиньяк поведёт в бой свой отряд были вполне понятны. Вот уже две недели благословленный святым престолом командир был при смерти. Полученная при последнем штурме рана съедала его без остатка. Шевалье Мартиньяк то бился в лихорадке и бредил, а то затихал и практически не дышал. Кардинал Марьяджи уже неоднократно слышал, как среди оставшейся знати ходят толки и ведутся переговоры о приемнике Мартиньяка, в исцеление которого никто, в том числе и сам церковный иерарх, не верил.
   Именно это неверие, помноженное на ощущение обречённости их начинания заставило кардинала пойти на крайние меры. Он подошёл к кровати, на которой лежал рыцарь-командор и жестом отпустил охрану. Шевалье Мартиньяк был бледен и практически недвижим. Глаза его были закрыты, а дыхание столь слабое, что покрывало, которым рыцарь был накрыт, даже не двигалось.
   Кардинал встал у изголовья и вскрыв запечатанную папской печатью торбу принялся изучать её содержимое. Наконец он оторвался от чтения и принялся за дело. Из поясной сумки он достал кусок известняка и обвёл вокруг кровати больного круг, в который вписал шестиконечную звезду Давида. Дальше он принялся расписывать получившееся изображение различными фразами на каком-то из древних языков, то ли арамейском, то ли арабском.
   Закончив начертание кардинал вновь полез в сумку и достал оттуда свечи, которые расставил в определённых местах, предварительно не забыв зажечь их. Затем вновь встал у изголовья и принялся читать молитвы. В основном молитвы были на латыни, но изредка перемежались они с какими-то другими, на языках неизвестных, а пожалуй что и мёртвых. Темп молитв всё ускорялся, кардинал говорил всё громче и казалось воздух в палатке задрожал. В момент, когда казалось кардинал сорвётся на крик, шевалье вдруг открыл глаза и в этот миг священник ударил его в грудь извлечённым из складок сутаны кинжалом. Хриплый стон вырвался из уст рыцаря, тело которого покидала и без того не крепко к нему привязанная жизнь, и струйка крови потекла изо рта.
   Не медля кардинал откинул плед и принялся срывать с покойного одежды. Кровь обжигала руки и дурманящий её запах вызывал головокружение. Когда работа была окончена, священник извлёк из отложенной ранее торбы маленький пузырёк с густой, похожей на мазь настойкой. Предварительно омыв тело водой из стоявшей в углу кадки, принесённой ещё утром, кардинал принялся растирать тело новопреставленного рыцаря. Он что было сил втирал странное средство в быстро холодеющую кожу, не пропуская ни одного шрама или складки на некогда могучем, а теперь исхудалом теле шевалье Мартиньяка. Несмотря на утренний холод, пот ручьями тёк по лицу священника, попадая в глаза и капая на белую плоть мёртвого тела. Весь процесс растирания сопровождался чтением молитв на латыни.
   Наконец подготовка тела была закончена. Но по лицу уставшего Дино Марьяджи было видно, что самое трудное ещё впереди и терять времени он не может. Разложив тело на кровати, в форме креста, кардинал принялся ходить по периметру очерченного им круга и продолжил чтение молитв, вновь перемежая певучую и строгую латынь с рваным арамейским и мощным древне-халдейским. Он периодически останавливался и то обращался к небу поднимая вверх руки, то падал на колени шурша многочисленными одеждами, перевязями и подвесками.
   Несколько раз обойдя ложе покойного, кардинал вновь вернулся к изголовью и принялся призывно исполнять очередную молитву, но на этот раз в одной его руке оказалась горящая свеча, а в другой кинжал, которым был убит Мартиньяк. Повысив голос практически до крика, священник единым движением вспорол ладонь и кровь из раны брызнуло на лицо и губы покойного рыцаря. После того, как несколько капель алой крови Дино Марьяджи скатились по иссохшим губам в рот покойного, кардинал с трудом подавляя крик прижёг свою рану огнём свечи.
   Слегка пошатываясь он сделал несколько шагов назад, перекрестив тело он опустился на колени и зашептал новые воззвания. С телом между тем стали происходить странные метаморфозы. Оно как будто засветилось изнутри. Морщины и шрамы разглаживались, тонким седеющим волосам возвращались цвет и жизненная сила, а кожа залилась каким-то неестественным, золотистым румянцем. Кардинал чувствовал необыкновенный жар. Ему казалось, что он стоит в раскалённой пустыне, где огненные ветры приносят не облегчение, а муку. Да что там в пустыне. Клирику казалось что он проваливается в ад. Изнемогая от чудовищных мучений Дино Марьяджи продолжал ритуал.
   Вдруг рыцаря скрутила судорога, из горла вырвалось рычание и тело дугой изогнулось, сопровождая действо это треском костей. Воин принялся метаться по кровати, его колотил озноб и зубы скрипели грозя стереться до корней. Рыцарь кричал. Минута, две, и страдания отпустили Мартиньяка, также неожиданно, как и напали на него.
   Дино Марьяджи глубоко и облегчённо вздохнул. "Воин Творца" - обряд древний и право на него вымаливали у господа десятки лет в монастырях Италии, Испании и Франции. С утра до вечера вымаливали сотни верующих этот великий дар и теперь настал черёд пустить его в дело. Проклятые язычники не смогут устоять против истинного воина господа, а значит долгожданная победа будет на стороне служителей святого престола.
   Рыцарь плавно поднялся и окинув лучезарным взглядом ладную фигуру его преосвященства, принялся натягивать доспех. Кардинал собрал волю в кулак и несмотря на усталость заставил себя унять волнения и страхи. Ниспосланный воин был покорен воле его, но являлся между тем созданием высшим, по сравнению с человеком, и стоило на секунду потерять концентрацию, как последствия могли стать непредсказуемыми. Но несмотря на всю сложность, игра стоила свеч, и Дино Марьяжди прекрасно осознавал, что сегодняшний день войдёт в историю, став днём триумфа католической церкви и ниспровержения одного из последних оплотов язычества на планете.
  
   Оставив Ивана на окраине леса, в тени высоких елей, Ярослав отправился проводить осмотр местности. Не было сомнений в том, что сегодня быть бою, а потому следовало как можно тщательнее подготовиться, ведь в предстоящем сражении каждый воин был на счету и каждая мелочь могла сыграть решающую роль. Громов был уверен, что при прочих равных условиях, оставшиеся, деморализованные войска нападавших были не способны взять оплот без какого то чудесного вмешательства. Но увиденный им издалека воин, от которого за версту разило древней магией, представлял собой как раз случай такого вмешательства.
   Ярослав с благоговением смотрел на древние стены Велеца и гадал ,сколько же защитников ещё живы и есть ли среди обороняющихся опытные волхвы. В любом случае день предстоял жаркий, и Громов всячески пытался составить какой-либо план действий.
   Передвигаясь практически ползком, Ярослав уже метров через сто вымок до нитки и пожалел, что не взял трофейный поддоспешник. Мокрая от утреней росы трава неприятно кололась и царапала открытые участки тела. Мешал заплечный мешок, постоянно скатывавшийся со спины и меч, гарда которого больно упиралась в рёбра и пах. Приходилось превозмогать себя.
   Тихо ругаясь, Ярослав продолжал ползти, стараясь одновременно подмечать удобные для боя места и не выпускать из вида лагерь осаждающих. В лагере между тем, воины приняли боевой порядок и видно было как священник обращается к ним, скорее всего подбадривая. От лагеря, незримыми волнами распространялась радость, вызванная видимо появлением в рядах атакующих необычного воителя. Моральный дух европейцев, находившийся на нуле ещё час назад, явно вырос.
   Проползав по поляне около часа Ярослав наткнулся на удобное углубление, скрытое со всех сторон высокой травой. С обнаруженной позиции можно было стоя в полный рост обозревать всю картину предстоящего боя, не рискуя быть раньше времени раскрытым. А главное, ворота крепости, которым предстояло стать главной целью штурма, находились на расстоянии полёта арбалетной стрелы.
   Сбросив с плеч мешок и наметив себе глазом пару-тройку ориентиров, Громов двинулся назад. Он не знал, выставляют ли европейцы наблюдателя, и не собирался рисковать быть обнаруженным до начала атаки, а потому передвигался крайне аккуратно.
   Достигнув края поляны Ярослав нашёл сидящего под елью бледного от волнения Ивана и тихим голосом начал его инструктировать:
   - Иван, мы сейчас ползком движемся через поле. Ты аккуратно держишься за мной. Скорее всего намокнешь, но тут ничего не поделаешь, мы на войне. Если всё удастся, нас и согреют и накормят.
   - На войне?
   - Видишь ли, у нас нет выбора.
   - Но там же армия. А нас двое. И я не...
   - Иван, забудь ты наконец всякие предрассудки навеянные кинофильмами - оборвал его Ярослав - ты считаешь, что воины того времени в эхо которого мы угодили, часто ходили в поход стотысячными отрядами? Ты считаешь, что огромная европейская армия могла пройти по нашим землям незамеченной?
   - Ну не знаю, а как же иначе?
   Громов хмыкнул. Современные дети совершенно не представляли себе, что такое боевой поход армии образца восемнадцатого и более ранних веков. В их понимании армия - это сотни тысяч вооружённых до зубов солдат, в считанные дни пересекающих Европу, берущих города с наскока, всё это делающих за идею и питающихся святым духом.
   Не было у Ярослава времени рассказать Ивану, что европейские армии - едва ли не самые недисциплинированные, воевавшие только за деньги, плохо обученные и экипированные, даже в лучшие времена редко могли собрать под свои знамёна более двадцати-тридцати тысяч воинов. Да и те быстро рассыпались на мародерствующие шайки.
   Не было времени рассказывать, что наши северные и западные соседи в шестнадцатом веках совершали приграничные набеги имея в наличии не более двух тысяч человек, из которых обученными воинами были не больше сотни, а несколько сотен наёмников разбредались по домам при первой же удобной возможности. Да и рассказывать об этом, не упомянув редкие исключения, например Стефана Батория, было бы не справедливо.
   А потому Ярослав предпочёл молча развернуться, и пригнувшись пополз к облюбованному им участку поляны. Иван вздохнул и пополз следом.
   Стараясь как можно более бесшумно продвигаться к намеченному участку Громов продолжал разглядывать готовящееся к атаке войско. Он подметил троих рыцарей, мельтешащих рядом с созданным духовником "кадавром", и три десятка бойцов, вооружённых кто длинными пиками, а кто мечами. Все были в полной боеготовности и внимая словам командира строились в боевой порядок.
   Заметил Громов и струйки дыма, поднявшиеся над стенами Велеца. Очевидно осаждённые не могли не замечать надвигающегося штурма, а потому готовились, в какой уже раз за последние годы, достойно встретить врага. Однако чувство, что защитники оплота не догадываются о козырном тузе, припрятанным кардиналом, не покидало Ярослава, а потому, как только они с Иваном, мокрые и с ног до головы перемазанные землёй, достигли впадины, он принялся напряжённо соображать, как же передать эту весть за стены и не выдать себя.
   Как назло, в голову ничего не лезло. Атакующие же в этот момент начали штурм. Впрочем это мало походило на штурм, в том виде, как его показывают в кино. Слишком невелики были силы по обе стороны деревянной стены. Несколько слуг, прячась под сколоченные наспех деревянные щиты, прикрывая собой провели к вырытым при прошлых штурмах окопам двух рыцарей и десяток солдат. Расположившись в траншеях, воины отложили холодное оружие и взяли в руки тяжёлые арбалеты. С левого фланга раздались первые звуки спускаемой тетивы и первые стрелы с пылающими наконечниками устремились к воротам.
   Ярослав отметил эту необычную для европейских воинов тактику стрельбы. Видимо отчаявшись взять крепость академическими методами, лишившись пороха для двух ржавеющих пушек и четырёх мортир, европейцы нашли единственный выход - поджигать стрелы. В прочим отсутствие опыта стрельбы огнём сказывалось и три из четырёх пущенных болтов достигли цели уже потухшими. Да и четвёртый, погорев немного, потух на ветру. Непонятно было, на что вообще рассчитывали нападавшие. Тем временем ещё насколько стрел полетели в сторону крепости. Стрелки видимо учли допущенные ранее ошибки и эффективность стрельбы европейцев возросла.
   На стенах стало заметно движение, и несколько вёдер с водой окатили стену, заливая начавший местами тлеть мох. В тот же миг, с правого фланга к стене устремились обычные стрелы, целью которых было задеть кого либо из обороняющихся и не дать им вести ответную стрельбу со стен.
   Ярослав долгое время созерцал этот ленивый штурм, дожидаясь, когда же обороняющиеся начнут предпринимать ответные ходы. Европейцы тем временем вытащили видавший виды таран, и схватившись за хлипкие подвесы, вшестером, с каждой из сторон, приняли разбег. Рядом семенили слуги, прикрывая атакующих щитами. И тут стены ответили настоящим смертоносным дождём. Один из слуг упал замертво, а двое из несших таран с криком от полученных ранений отскочили в стороны, что впрочем не помешало атакующим нанести удар по воротам, не вызвавший правда серьёзных повреждений.
   Ответные арбалетные выстрелы задели кого-то на стенах. Европейцы между тем приняли новый разбег, а слуги и оруженосцы постарались как можно плотнее сплотить щиты. Людей нападавшим явно не доставало, а потому арбалеты стреляли с неимоверной быстротой, стараясь не дать защитникам крепости ни единого шанса на ответный выстрел. Два следующих удара были хороши и ворота заметно накренились. Ещё один европеец упал и остался бездвижен. С обратной же стороны видимо пострадали двое.
   Вдруг Ярослав схватился за арбалет. Он увидел реальный шанс помочь защитникам. Те не догадывались какая беда нависла над крепостью, а потому каждый человек был на счету. Уперев трофейный арбалет в землю, Громов вложил в ложбину плохо сработанный болт, и прицелившись выстрелил.
  
   Маурицио Паскуале - оруженосец его светлости рыцаря де Дувье, с нескрываемым удовольствием наблюдал, как таран в третий раз ударил по воротам ненавистной крепости язычников и отметил, что те всерьёз деформировались. Правда это было не впервой. Трижды уже доблестные воины господа пробивали ворота, но защитники оплота ереси умудрялись завалить проход каким-то хламом.
   Больше всего он мечтал о том, чтобы в осаждённой крепости нашлись женщины. Он не был близок ни с одной женщиной с момента перехода границы герцогства Варшавского, где они остановились на одну ночь в деревушке Войтице. Конечно, Маурицио был христианином, но ни он, ни его хозяин не соблюдали целибата, а потому мысли эти он не считал грешными.
   Их командир, шевалье Мартиньяк ещё недавно бывший при смерти, сегодня выглядел на удивление здоровым и уверенным в себе. Воспринимать это иначе как божественное чудо оруженосец не мог, а потому был крайне уверен в победе и перед его мысленным взором всё чаще и явственней возникали образы русских женщин, столь желанных и пылких.
   Маурицио отложил арбалет. Он уже дважды в течении сегодняшней атаки посылал стрелы точно в обороняющихся, а потому счёл для себя возможным временно прекратить стрельбу и дать отличиться другим. Поправив старый, неудобный куяк он выпрямился и потянулся, разминая затёкшие мышцы.
   Мгновение спустя до Паскуале донёсся странный, неприятный звук, как будто что-то рвали или ломали. Он ещё не понял, что произошло, как вдруг его позвоночник пронзила боль и разрывая ткань из живота вырвался арбалетный болт. Маурицио с глупым выражением лица уставился на землю. На свежую лужицу крови под своими ногами. Он хотел что-то сказать или позвать на помощь но из горла вырвался лишь странный хрип и бывший оруженосец его светлости рыцаря де Дувье упал на траву.
  
   - Один есть - прошептал Громов прячась в траве и отползая от арбалета - держись Иван. Ты в порядке?
   - Всё в норме - тихо прошептал Иван - что будет дальше?
   - Если нас не заметят, то сможем вывести из строя ещё двоих-троих. А потом будем уповать на мощь Велецевых волхвов.
   - Тот странный воин. С ним что то не так?
   - С ним друг мой всё не так. Впрочем, мы всё это ещё увидим. Смотри - четвёртый заход.
  
   Четвёртый и пятый заходы были не менее удачными. Ворота ещё сильнее покосились и в образовавшиеся щели стал виден завал, организованный обороняющимися. Впрочем и потери были более значительны. Двое убитых и столько же раненых европейцев и не менее трёх раненых защитников.
   Европейцы взяли перерыв. Громов видел издалека, как священник что-то командует, тасуя состав носителей тарана, распоряжаясь оказать помощь раненым и отдавая приказы стрелкам. Тот же, кому пристало бы заниматься всем этим, стоял неподвижно, уставившись на крепость и казалось совершенно не замечал царивший вокруг суеты.
   Наконец приготовления закончились и таран снова пошёл в разбег. Ярослав с досадой заметил, что щитоносцы наловчились и очень грамотно стали прикрывать и набег и отход. Удар, в значительной мере попортивший ворота остался безнаказанным. Немногочисленные стрелы выпущенные защитниками цели не достигли. Новый разбег, и всем стало ясно, что штурм вступает в завершающую стадию. Видимо силы обороняющихся были на исходе после многолетней осады.
   Громов понял, что дальше таиться нельзя и надо действовать. Когда очередной удар с треском проломил ворота, образовав брешь достаточную для прохода одного человека, Ярослав схватил арбалет и выстрелил по отбегающему, плотно прикрытому щитами воинству, особо не целясь. Жалобный, удивлённый вскрик и вся дюжина таранщиков, спотыкаясь о слуг и друг о друга, повалилась на землю. Тут же улучив момент со стен свистя устремились стрелы, поражая ставших во мгновение ока беззащитными воинов.
   Но главное было сделано. И в тот миг, когда Ярослав удовлетворённо потирал руки, а Иван, сдерживая порыв закричать, принялся радостно колотить руками о землю, священник руководивший боем призывно вскрикнул что-то на латыни, и бывший до той поры безучастным Мартиньяк высвобождая из ножен огромный двуручный меч, широкими шагами направился к воротам.
   Снова засвистели стрелы, рассекая воздух, но они как будто и не задевали рыцаря, в каждом шаге которого чувствовалось что-то неестественное и страшное.
   - Ну вот теперь начнётся - прошептал Громов - пригнись Иван и ползи за мной. Пойдём по дуге. Со стен людей сейчас снимут и мы подберёмся к воротам с фланга.
   - А дальше?
   - А дальше остаётся молиться, что бы защитники крепости не спутали нас с католиками.
  
   Шевалье Мартиньяк, или то что когда-то им было, достиг между тем ворот крепости и принялся методично раскидывать скарб, наваленный осаждёнными. Больше не было слышно свиста выстрелов, так как обороняющиеся осознали их тщету. Сзади к рыцарю подтягивались оставшиеся европейские воины, числом чуть более дух дюжин.
   Кардинал Марьяджи двинулся к крепости, замыкая процессию. Однако, перед тем как направиться к вожделенному оплоту, он на мгновение задержался. Схватив за рукав молодого епископа - Карло Франческо Леоне он протянул тому подзорную трубу и прошептал на ухо:
   - Сын мой. Оставайтесь тут. Что бы ни случилось, вы должны видеть всё и если богом проклятые язычники возьмут верх - в Ватикане должны будут узнать об этом.
   Закончив кардинал вложил в руку юного епископа небольшую шкатулку.
   - Тут все инструкции сын мой. И да смилостивится над нами бог.
   Дино Марьяджи поспешил вслед за остальными воинами, оставив Карло Леоне в смятении, и уже на ходу отметил что созданный им воин господень преодолел преграду, убив походя двух язычников и расчистив проход для остальных воинов. Европейские солдаты не преминули воспользоваться случаем и ворвались в долгожданную крепость.
  
   Громов тихо подбирался к воротам, таясь в высокой траве и стараясь оставаться незаметным. Он периодически поглядывал на Ивана, который всячески старался подражать Ярославу и даже тщанием своим несколько замедлял передвижение. Сам же Громов больше волновался о том, что ждёт их в крепости. Прежде чем последовать за скрывшимися внутри воинами Ватикана он постарался как можно внимательнее изучить картину происходящего, через пролом в стене. Времени на длительные рассуждения не было, внутри кипел бой.
   Ярослав схватил меч и кинулся в ворота. Битва была на пике. Бездушное тело шевалье Мартиньяка одержимое чьей-то волей, как кукол расшвыривало обороняющихся в стороны и словно не замечая сопротивления двигалось к детинцу. Скупо но назаглядение чётко орудуя мечём, воин господень наносил неописуемый урон защитникам крепости. Не менее дюжины витязей, старых и молодых, с ужасающими ранами, умываясь собственной кровью упали ему под ноги. Следовавшие в арьергарде европейцы только добивали раненых. След рыцаря был явно виден на земле, сливаясь в единое полотно из грязи, крови, обрывков ткани и частей человеческих тел.
   Понимая, что ни о каких правилах благородного боя речь не идёт, Громов, сделав Ивану знак не отходить от ворот, настиг отставшего от колонны бойца и резким уколом сзади в шею прервал его существование. Недостаток практики в обращении с древним холодным оружием дал о себе знать, падая, воин крикнул что-то неразборчивое, но достаточно ясное для того, что бы двое других солдат обернулись. Ярославу предстояло принять бой сразу с двумя противниками, на одном из которых красовался пусть сильно поношенный, но вполне узнаваемый мундир Швейцарской Гвардии.
   Приняв левостороннюю стойку Громов отразил первый выпад.
  
   В глазах у Ивана мутилось от происходящего. Он находился в полуобморочном состоянии и плохо понимал, что происходит. В итоге, боясь потерять сознание, он упёр в землю арбалет и облокотившись на него, принялся смотреть как шедший впереди рыцарь в одиночку разбрасывает защитников крепости.
   Неожиданно, толпа воинов - защитников цитадели раздалась выкрики и с нескольких сторон в этот импровизированный круг вошли пятеро мужчин, внешний вид которых ни как не вязался с образом воинов. Они были разного возраста, роста и внешности, но каждый из них был одет в свободные одежды, в руках они сжимали посохи, а на поясах, рукавах, манжетах и прочих деталях одежды у них болтались различные вещицы, как то лоскутки ткани, пучки трав, части тел животных и многое такое, что делало их похожими на Бабу Ягу в мужском обличии.
   Рыцарь на мгновение замер, но потом поднял меч и с тем же неудержимым напором двинулся вперёд. Мужчины хором выкрикнули какую-то фразу, на языке непонятном, но отдалённо знакомом и сделав шаг вперёд скрестили посохи так, чтобы их концы соприкасались, образовав вокруг нападавшего круг.
  
   Ярослав отражал один выпад за другим, стараясь держать обоих соперников впереди себя на одной линии. Европейцы были более умелыми бойцами, но только по одиночке. Они никак не могли скоординировать свои действия и загнать неизвестно откуда взявшегося русского варвара в угол. Громов с трудом поддерживал высокий темп, постоянно меняя позицию, то перепрыгивая через тела, то уклоняясь от выпадов. Его положение осложнялось тем, что у одного из нападавших в руках была пика, а потому его простор для манёвра всегда был ничтожно мал, а цена ошибки - фатальна.
   Громов отступал и вдруг понял, что сзади - тупик. Решение нужно было принимать мгновенно. В висках застучало, пот капал в глаза и меч вдруг оказался крайне тяжёл. Ярослав слегка пригнулся, повернув меч плашмя отвёл копьё, и рванулся вперёд и вниз.
   Не успевший ничего понять латник, обрадовавшийся тому, что наконец удалось загнать хитрого русского в угол, не сумел прикрыть живот и попятившись назад от удара плечом наткнулся на своего соратника, не успевшего ещё вернуть копьё.
   Риск был велик. Одно неверное движение и несколько десятков сантиметров ржавой европейской стали пронзили бы Ярослава насквозь. Он что было сил врезался плечом в зазевавшегося воина и подтащив меч тычком от груди направил его вперёд, надеясь скорее на удачу, чем на точность.
   Пот жёг глаза, а упавшие на лоб волосы не позволяли разобраться с происходящим, но сдавленный крик однозначно сигнализировал о том, что удар достиг цели. Ярослав подавил желание отпрыгнуть назад. Он понимал что стоя в углу с мечом у него нет шансов против опытного копейщика, а потому что было сил вновь рванулся вперёд, откидывая раненого бойца в сторону. Спина вдруг прогнулась под тяжестью обрушившегося на неё удара, видимо отчаявшись достигнуть русского остриём, европеец обрушил на него древко, и в глазах у Громова потемнело. Он что было сил перехватил меч двумя руками и ударил остриём вверх.
   Меч встретил лёгкое сопротивление, что-то хрустнуло, и поняв что победил Ярослав рухнул без сил.
  
   Подвластное чужой воле тело шевалье Мартиньяка металось в столь ненадёжном на первый взгляд круге, созданном защитниками. С рыком и воем бился он в невидимые стены, будучи не в силах вырваться на волю.
   Воспользоваться заминкой не преминули защитники крепости, выведя из строя пятерых, поражённых удивительным зрелищем солдат. Ещё двоих прикончил странный незнакомец, ворвавшийся в крепость вместе с латинянами. Остальные европейцы стали медленно отступать, сбиваясь в кучу.
   Бывший же командир осадного войска предпринял попытку поразить мечом одного мужчину, из числа образовавших круг, и потерпел неудачу. Все пятеро престранных защитников стояли уверенно, расставив ноги на ширину плеч и с закрытыми глазами что-то шептали.
   Тут к кругу подошёл ещё один воитель, похожий на первых пятерых, но значительно более возрастной и статный. Его уверенное выражение лица и аристократическая осанка придавали ему значительности, а властный взгляд подавлял. Воин вздёрнул к небу руку с посохом и начал громко и раскатисто выкрикивать какие-то слова.
  
   Поднявши голову Ярослав увидел, как старший волхв читает какое то воззвание. Не было сомнений, что он готовиться с поединку с тем "зомби" который сейчас метался в кругу. Громов не понимал речи волхва. До него доносились лишь редкие обрывки слов, отдалённо похожих на Макошь, Навь и Сварог.
   Ярослав обратил внимание на то, что двое из пяти образовавших круг волхвов слишком бледны. Казалось что они стоят на ногах лишь потому, что кто-то поддерживает их сзади. На их лицах не дрогнул ни единый мускул, и они даже не открывали больше рта, для произнесения заговоров.
   Голос старшего из волхвов между тем всё нарастал. Он уже перекрыл все иные звуки вокруг места сражения. Да и по правде сказать, атака полностью захлебнулась. Немногочисленные из выживших Европейцев были пленены, и взгляды защитников были прикованы к волхвам.
   Бывший рыцарь Мартиньяк рыча и воя метался в кругу волхвов. Казалось, что он бился о невидимые стены, стараясь то сломать их, то найти брешь. И тут, в миг, когда голос старшего волхва казалось достиг наивысшей точки, круг расступился и зомбиподобный воин рванулся к своему мучителю с силой бронепоезда, но тот не дрогнув, вытянул вперёд руку с посохом и прокричав "Гой" стукнул им рыцаря в лоб. Тот с немыслимой силой отлетел и упал на спину в разомкнутом кругу из которого и выпрыгнул мгновение назад. По телу его прошла судорога, а из горла вырвался крик на языке незнакомом и чуждом. Затем всё стихло.
  

X

   Автобус подпрыгивал на каждой кочке. Немилосердная тряска вымотала пассажиров и те из последних сил терпели оставшиеся до конечной остановки метры. Наконец железный ящик, который только по возмутительной самоуверенности конструкторов назывался транспортным средством, остановился и, растворив двери, пустил в салон глоток свежего воздуха. Сквозь открытые двери устало выходили пассажиры.
   Мария огляделась. После трёх недель проведённых с бабушкой в деревне она была рада оказаться тут. Летняя дача её тётушки располагалась неподалёку от столицы в подмосковном совхозе. Но к Ирине она приехала бы, даже живи та во Владивостоке. Больше всех на свете девочка любила свою тётку. Рядом с ней, Марию охватывало чувство спокойствия и умиротворения. Тётушка была строга, но при этом доброжелательна, эрудированна и общительна. Кроме того, Ирина рассказывала девочке о вещах крайне интересных и любопытных, открывая ей небольшие тайны, необычные истории, в основном о средневековье, и многое другое, о чём нельзя было узнать в школе. Впрочем, бывали и другие, очень похожие на сказку приключения.
   В этот раз девочке предстояло провести у Ирины две или три недели. Это было несколько странно, так как на праздновании нового года Машина мама и Ирина немного повздорили и с тех пор не сделали ни шага к примирению. В том споре звучало и Машино имя. Мама девочки пеняла сестре, что та слишком сильно привязала к себе ребёнка. Ревность ли или ещё какое чувство толкнуло Машину маму, не перетруждавшую себя материнской заботой, но ссора вышла значительная и с далеко идущими последствиями. И вот теперь, неожиданный мамин звонок и обещавшее быть скучным лето начало приобретать краски.
   Шагая по залитой лужами дорожке, ведущей мимо так называемого дома культуры, превращённого чаяньями местной кооперации в коммерческий центр, девочка размышляла о причинах такого неожиданного поворота. Она была уже морально готова, что ближайшие месяцы ей придётся проторчать у бабушки. Не то что бы она не любила свою бабушку. Любила. И в деревне ей нравилось, но беда в том, что ей было скучно. Умеренный, сельский быт удручающе сказывался на активном и пытливом уме Маши. И вот теперь она в пяти минутах от самого увлекательного времяпрепровождения. Странная перемена в мамином настрое волновала девочку.
   Но теперь главное было в том, что она приехала в Речное. Ещё несколько минут и она будет пить вкуснейший чай с мятой, на небольшой, но уютной кухне в коммунальной квартирке, которую предоставляли Ирине на лето в качестве ведомственной дачи. Почему с мятой? Девочка точно не могла сказать с чего вдруг пришла к ней такая уверенность, но сомнений в том, что ей ждёт именно такой чай - не возникало.
   Постоявши немного, раздумывая над странным чувством уверенности в рецептуре ожидающего её чая, Маша потеребила косу, вошла в открытую калитку и пошла по уходящей вниз тропинке, мимо двухэтажных домиков, в каждом из которых было по нескольку "дач-квартир". По правую руку осталась волейбольная площадка и теннисный корт. Слева тянулись кустарники. Мария хорошо помнила эту знакомую с детства дорогу.
   Весна уже сдавала свои права лету, а потому дорожка была укрыта ласковой тенью от молодой, ярко зелёной листвы. Тянувшиеся вдоль дороги липы и тополя буквально пестрили различными оттенками зелёного. На дворе стояла удивительная пора, когда всё самое радостное и светлое от весны рука об руку прогуливалось по улицам с самым тёплым и ясным от наступающего июня. Даже самый унылый и грустный человек в такое время нет-нет, да и улыбнётся чему-то неясному, но очень доброму.
   У двухэтажного бежевого домика девушка остановилась. Постояв ещё несколько минут в нерешительности и не зная, как встретит её тётушка, Маша шагнула в темноту подъезда. Поднявшись наверх, она толкнула большую белую дверь, по обычаю оказавшуюся незапертой. Впрочем, иногда девушке казалось, что Ирина вообще может обойтись без дверей, и с ней не случиться ничего плохого.
   Ирина стояла на кухне и разливала чай по чашкам. Разливавшийся в воздухе аромат не оставлял сомнения - чёрный чай с мятой. Не оглядываясь тётушка произнесла:
   - Входи милая. Присаживайся у окна.
   Нельзя сказать, что девочка удивилась. Такие маленькие странности, или возможно совпадения стали уже привычны. Тётушка изобиловала сюрпризами.
   - Садись. Впереди у нас очень интересная неделя.
   - Всего лишь неделя?
   - Нет конечно. Думаю, ты задержишься у меня до августа. Просто ближайшая неделя будет особенной.
   Стараясь не показать ни радости, ни заинтересованности, Маша села на старую, потёртую табуретку и, придвинувшись к столу, вдохнула восхитительный аромат чая. Она с детства помнила эту старую красную скатерть в горошек. И белые кружки, расписанные невзрачными голубыми цветочками, и ложки - всё это было родным и знакомым. Ну и конечно чай. Такой восхитительный вкус имел только тот самый тётушкин чай. Маша почувствовала себя счастливой.
   - Рассказывай. Как началось твоё лето?
  
   Вечер прошёл очень интересно. Маша была более чем счастлива. От своей тётушки, буквально за один вечер, она увидела столько внимания, сколько не получала за последние три месяца от всей семьи. И конечно на радостях засиделась с Ириной за полночь. Они много говорили, освежая в памяти подробности прошлых встреч, рассказанных ранее историй и уроков травничества.
   Проснувшись ближе к полудню, Мария, потянувшись на кровати увидела на тумбочке записку. Из её содержания следовало, что тётушка вернётся только к пяти вечера, а до тех пор ей предстоит выполнить некоторую работу по дому. Или вернее помочь своей тётке в ряде её домашних забот.
   Быстренько покончив с утренними хлопотами и завтраком, она поспешила заняться Ириниными заданиями. Маша вообще часто помогала своей тётушке, и очень любила ассистировать ей, зная, что по выполнении задания она обязательно расскажет что-то новое. Мария как губка впитывала всё, что рассказывала ей Ирина. Не удивительно, что к своим одиннадцати годам она была очень эрудированным и активным ребёнком.
   Сегодня ей предстояло перетолочь растения, оставленные в трёх небольших банках. В двух из них были лепестки знакомых Маше полевых цветов. А вот в третьей находились незнакомые белые соцветия. Действуя согласно оставленной Ириной инструкции, Маша взяла деревянную плошку и ступкой стала толочь листья.
   Несмотря на свою любовь к тётушке и привычку помогать ей, Маша не могла отделаться от чувства лёгкой досады. В те разы, когда ей приходилось заниматься травами, Ирина требовала чтобы девочка пользовалось именно деревянными инструментами. Это было не очень здорово, так как и плошку и пест приходилось мыть по нескольку раз, не допуская преждевременного смешивания трав. Мыть деревянные предметы, лишённые к тому же лакового покрытия, задача не из приятных, съедающая много времени и усилий.
   Тем временем сама Ирина пользовалась очень красивым набором, из серого с чёрными прожилками камня. И самое интересное - запрет, даже прикасаться к тёткиному набору, был одним из самых строгих. Зная на собственном ярком опыте ослушаний тётушкины таланты в области изобретения наказаний за провинности, девочке приходилось терпеть. Свежи ещё были воспоминания и о вязке веников и о сборе гусениц с капустных листов.
   Вымыв орудия труда в очередной раз, Маша сверилась с инструкцией. В этот момент в замке скрипнул ключ и в дом вошла Ирина. Выйдя в коридор девочка увидела, что тётушку сопровождает незнакомая женщина.
   - Мне всё ясно - говорила Ирина продолжаемый начатый видимо на улице разговор - зайдите, пожалуйста, через час. Ни о чём не волнуйтесь.
   - Спасибо благодетельница - шёпотом затараторила женщина - совсем извёл дочь мою. Житья никому нет. Глаза стеклянные.
   - Не волнуйтесь - ровным голосом промолвила Ирина - зайдите через час.
   Рассыпаясь в благодарностях женщина, так и не обратив ни малейшего внимания на девочку, удалилась. Ничего непонимающая Маша уставилась на тётушку. Та улыбнулась и ласково потрепав девочку по щеке жестом пригласила её за собой.
   Войдя в кухню она жестом указала девочке на стул а сама открыла полку и принялась перебирать многочисленные банки.
   - Пора тебе зайка моя развиваться дальше. Ты и так очень долго на одном месте топчешься.
   - Ну так Вы с мамой...
   - Запомни раз и на всегда - неожиданно строго сказала тётя - наши с твоей мамой ссоры не касаются никого кроме нас и уж тем более они не являются основанием для того, что бы тебе лениться. Я не довольна тем, как ты усвоила последние уроки.
   Маша осела. Она никогда не слышала, что бы тётя разговаривала с ней в таком тоне. Ирина между тем продолжала:
   - Ты хоть чего-нибудь поняла из того, что так мучает эту женщину?
   Обескураженная сменой темы девочка попыталась припомнить скудные подробности беседы и извлечь из них что-либо, что могло бы ей подсказать ответ на заданный вопрос. Ничего не получалось. Маша потёрла кончик носа и потеребила свалившийся на лоб локон. Действия эти ситуацию не проясняли.
   - Не можешь? Странно. Это лишний раз говорит о том, что ты слишком засиделась. У этой женщины есть зять. Лентяй и пьяница. Из дома приворовывает и пьёт. Не работает естественно.
   - А почему глаза стеклянные? - удивилась девочка - Эта женщина так сказала.
   Ирина усмехнулась.
   - Из-за отсутствия другого доступного термина. Видишь ли, повадился тут один умник приторговывать всякой дрянью. Думаю в и без того низкокачественный самогон он что-то подливает. А может и дихлофосом припшикивает.
   - Зачем - изумилась девочка - дихлофосом зачем? Мухи в самогоне у него что ли живут?
   - Мух конечно нет - рассмеялась Ирина - думаю именно для того, что бы глаза были как стеклянные шары. Верная гарантия, что любители дешёвого пойла будут частенько к нему захаживать. Стакан-другой - с утра и до вечера ты в стране грёз. Довольно посредственных грёз на мой взгляд, но некоторым нравится.
   Маша сидела подавленная столь чудовищной информацией. Для неё, пусть не рядовой, но всё же советской школьницы, воспитываемой к тому же под влиянием антиалкогольной компании, всё сказанное было дико.
   - Не слишком весело, согласна - Ирина продолжала говорить, а сама между тем перетряхивала содержимое всех своих полок доставая на стол какие-то мешочки и банки - не сиди сиднем. Возьми ковшик и вскипяти литр воды.
   Девочка повиновалась, вполне резонно предполагая, что уже скоро ей откроется ещё какая-то новая тайна о свойствах трав. Едва ли не самое интересное в общении с Ириной было то, что она казалось знала всё о растениях.
   Тётушка между тем продолжала.
   - Ну, с этими милыми торговцами дармовым счастьем мы с тобой разберёмся чуть позже. А пока надо помочь тем, кто об этом просит.
   - Мы будем что-то варить?
   - Варить? Нет, ни в коем случае. В данном случае мы будем запаривать.
   С этими словами Ирина покинула кухню и вернулась где-то через минуту держа в руках очень красивый кувшин. Маша широко раскрыла глаза. Кувшин был не стеклянный и не керамический, а из металла, причём судя по всему серебряный.
   - Да, и нечего удивляться - сказала Тётушка - кувшин серебряный. Подарок твоей прабабушки, мне на свадьбу.
   - То есть для того что мы будем запаривать нужен серебряный кувшин?
   - Совершенно не обязательно. Просто мне так нравиться. Я тебе уже как-то говорила, что такие сложности нужны не часто. Тот рецепт, который ты узнаешь сейчас, далеко не самый популярный. Просто в этот раз он будет уместен. Да ты его ещё и не знаешь.
   - А как это понять? Ну в смысле какой лучше?
   Ирина сделала загадочное выражение лица. Она сняла с кувшина крышку и положила её на подоконник, после чего ласково посмотрела на Машу.
   - Это приходит со временем.
   Девочка надулась от обиды. Такой ответ она слышала не редко, и он уже порядком её достал. Но опыт общения подсказывал, что ничего другого она сейчас не услышит. Однако чувство обиды никуда не пропадало. От размышлений о собственном разнесчастном положении Машу отвлёк тётушкин голос.
   - Будешь и дальше обижаться на жизнь или займёшься делом?
   Маша испытующе посмотрела на свою наставницу. Та между тем расставила в ряд все отобранные ей пузырьки и мешочки и продолжала.
   - Так, давай по очереди. Посмотрим, многое ли ты забыла за полгода.
   Маша открутила крышку у первой банки. Банка была небольшая и закрашенная снаружи чёрной тушью. Девочка ознакомилась с содержимым, понюхала его, покрутила в руках и наконец растерянно пожала плечами. Неудачное начало несколько обескуражило её.
   - Не знаешь? - подозрительно добрым голосом спросила строгая обычно Ирина.
   Маша ещё раз пожала плечами.
   - Не удивительно. Мы ещё не беседовали с тобой об этом. Но волею судеб именно с ряски маленькой мы сегодня начали. Не будем долго отвлекаться, я расскажу тебе о ней позже. Нам понадобиться 1 столовая ложка. Пересыпай как есть и давай дальше.
   В следующей баночке хранился просвирник лесной. Его Маша опознала сразу, чем свою наставницу очень обрадовала. Пересыпав чайную ложку в кувшин и перетряхнув его, она взялась за холщовый мешочек, с содержимым которого провозилась чуть дольше. Это растение она никогда не видела своими глазами, и ей понадобилось около пяти минут, чтобы по косвенным признакам опознать в мелкой крошке баранец.
   Ирина была довольна, и сообщив девочке что необходимо добавить три столовые ложки, принялась наблюдать дальше.
   С полынью у Маши и вовсе не было проблем. Ей даже подумалось, что в мире вообще нет человека, способного не опознать полынь. Половина чайной ложки горькой травы отправилась в кувшин.
   Ещё один мешочек. Тут были какие-то толчёные цветы. Некогда кажется белые, а теперь сероватые. Запах не слишком выдающийся.
   - По-моему - неуверенно начала девочка - это лабазник...
   - Не просто лабазник - поправила тётушка - а вязолистный лабазник. Но ты молодец. Добавляй чайную ложку, встряхни хорошенько, и выключи уже огонь под ковшом.
   Маша быстро захлопотала. Ирина между тем достала из шкафчика небольшую банку с пластиковой крышкой.
   - Теперь милая моя, ты должна залить всё это тремя стаканами кипятка и накрыть кувшин крышкой. После чего можешь пять минут отдохнуть. С этими словами Ирина вышла из кухни. На секунду девочке показалось, что её тётушка была чем-то взволнована.
   Маша послушно залила содержимое кувшина кипятком и, оставив его накрытым, села на табуретку, уставившись в окно. Она без особого интереса наблюдала за играми неутомимых воробьёв, танцем склоняющихся под порывами ветра деревьев и миграцией облаков. Вдруг её посетила тревога. Не то что бы именно тревога, просто на душе стало неспокойно, а в кухне как будто зябко и даже как-то серо. Маша обнаружила, что отведённые на запаривание пять минут прошли.
   Девочка отцедила получившуюся настойку, перелила её в банку и закрыла её. После чего вымыла всю посуду и расставила по местам всё, что необходимо. В глубине души Маша очень сочувствовала несчастной женщине и хотела, чтобы её зять перестал пить.
   Ирина не возвращалась. Набравшись храбрости, девочка пошла в комнату. Она застала Ирину в состоянии растерянности. Тётушка сидела за столом и вертела в руках старое зеркало. Это зеркало Маша несколько раз видела у своей наставницы дома. Старое, в оправе из потемневшего резного дерева, чуть больше тридцати сантиметров в диаметре, оно очень нравилось девочке. Судя по тому, что она слышала, это зеркало тоже было подарком от прабабушки.
   Лицо Ирины между тем не теряло столь необычной для него растерянности. Она около минуты смотрела на свою племянницу, и казалось вообще не понимала кто перед ней. Потом встряхнула головой и кажется наконец-то пришла в себя.
   - Уже пора отцеживать - сказала она чуть хрипловатым голосом - ты не забыла?
   - А я уже всё сделала.
   - Правда? - Ирина была немного удивлена - Отцедила?
   - И перелила в банку - продолжала перечисление своих заслуг Маша - и посуду помыла и по местам всё расставила. Вот.
   Ирина встала на ноги. Поборов последние остатки напавшей на неё растерянности она отправилась на кухню, и оценив наведенный Машей порядок обратилась к своей воспитаннице:
   - Милая моя, теперь ты можешь прогуляться в лес.
   - Здорово - обрадовалась ученица - собирать что-то?
   - Нет - отвечала Ирина - собирать будем через пару недель. Вообще мне надо пополнить запасы трав. Кое-что мне пришлют с юга. Кое за чем мы прокатимся в Тверь и Кострому. Ну а некоторые травы, как ты уже знаешь, растут прямо неподалёку. Впрочем, думаю вернувшись ты сама расскажешь мне, что и когда мы соберём на опушке ближайшего леса. Ты ведь помнишь, мы гуляли там в прошлом году?
   Мария не ответила. Она уже переодевалась, торопясь как можно скорее отправиться на прогулку, совмещённую с заданием от своей наставницы.
  
   Маша вышла на улицу и самой короткой дорогой отправилась к лесу. Однако ей пришлось несколько скорректировать свой путь. Ветер, пусть и не слишком сильный, но вполне ощутимый, дул в спину, отчего её длинные, слегка вьющиеся волосы постоянно закрывали лицо. Пришлось углубиться во дворы и идти вдоль гаражей, где не было такого ветра. Возвращаться и собирать волосы в косу не было желания. Опять же пришлось бы выслушать множество напоминаний на тему: "поспешишь - людей насмешишь".
   Несколько сот метров и дорожка, изогнувшись, вывела её к пустырю. Справа, за забором возвышались совхозные теплицы, слева шла дорога, а впереди, за пустырём, возвышались сосны и немногочисленные лиственные деревья - лес.
   Девочка напрямик пересекла пустырь, и перебежав через канаву вошла в лес. Тут она перевела дыхание и, вспомнив о том, что тётушка учила её всегда вести себя степенно, а уж тем более в лесу, она медленно пошла по опушке внимательно разглядывая всё вокруг.
   В течение получаса она медленно прогуливалась и уже успела заметить невысокие, около полуметра, гладкие в нижней части и покрытые жестковатыми волосками в верхней, стебли Львиного Зева. Ему ещё предстояло расти и цвести, и для скорого сбора он был непригоден.
   Лес был светел. Солнечные лучи проникали сквозь кроны и ярко играли всеми оттенками зелёного. Птицы вовсю щебетали и прогулка, несмотря на довольно бедные результаты, была приятна. Под ногами то и дело ломались ветки, и шуршала прошлогодняя листва.
   Ещё некоторое время спустя Маша увидела жёлтые шапочки череды. Она на всякий случай вышла к окраине, стараясь запомнить какие-то внешние ориентиры. Потом снова углубилась в лес. Череда стала попадаться всё чаще. Да, тут пожалуй много работы. Вместе с чередой тот тут, то там стала попадаться пижма. Растение горькое и очень странное, но как говорила тётушка крайне востребованное.
   Это было уже что-то. Два растения для скорого сбора, да ещё в запасе и Львиный Зев - это уже не плохо. Впрочем, очевидно что тётушка ждала большего, а потому и прогулка была далека от завершения. Сказать по правде девочка и не спешила домой. Ей нравилась прогулка.
   Побродив ещё немного, Маша наткнулась на растение, с острыми, как бы "рваными", трёхклинными листьями, стебель которого был утыкан коричневыми шишечками. Спутать пустырник она ни с чем не могла. Больше впрочем ничего не обнаруживалось. Ну, пожалуй, что ещё вездесущая ромашка. Правда сказать и найденного было не мало, и Маша была собой довольна. Однако она всё же была подростком, а потому очень утомилась столь длительной прогулкой.
   Мария вышла на небольшую поляну и решила перевести дух. Постелив на траву куртку, она уселась, облокотившись на дерево. Усталость накатила на неё тяжёлой волной. И к этой усталости стал примешиваться ещё какой-то странный, дурманящий запах. В поисках его источника Маша стала оглядывать поляну. Но ничего особенного не увидела. На поляне росла обычная полевая зелень, обильно разбавленная мелкими, белыми зонтиками то ли тмина, то ли кориандра.
   Девочка прикрыла глаза, наслаждаясь пением птиц. Солнце пригревало всё сильнее и мысли текли всё медленнее. Мария ещё несколько раз приоткрыла глаза, и наконец сон сморил её.
  
   Маша почувствовала, что качается как на волнах. Что-то больно упиралось ей в рёбра. Она с трудом открыла глаза и сквозь мутную пелену увидела образ мужчины, несущего её как видимо на руках. Мужчина показался ей знаком, но вспомнить кто это - девочка не смогла и вновь провалилась в забытьё.
  
   Девочка снова открыла глаза. Над головой виднелся белый потолок. Рядом слышался женский голос. Очень знакомый. Но чей - девочка так и не поняла. Наконец над ней вновь возникло лицо мужчины и она узнала соседа по даче. То ли Анатолий, то ли Антон. Маша попыталась что-то спросить, но не издала ни звука и вновь провалилась в сон, успев понять лишь, что ей очень жарко.
  
   Маша проснулась. Резко, как будто её кто-то выдернул из сна. Она села на кровати и поняла, что находится у тётушки. На полу стояли вёдра и тазики с водой. Вообще было как-то влажно. Пытавшись связать воедино цепочку событий, она вспомнила, что Ирина отправила её в лес. А вот что случилось дальше?
   Тут в комнату вошла тётушка.
   - Проснулась? - сказала она металлическим голосом.
   - Ну да - неуверенно промолвила девочка - а что...
   Не дав ей договорить Ирина продолжила:
   - Как ты думаешь, зачем я трачу на тебя время? Зачем, если ты всё ещё как глупый, слепой щенок суёшь нос в неприятности?
   - Что случилось-то?
   - Да собственно ничего. Вспомни, где ты уснула?
   - Я утомилась - начала вспоминать Маша - и присела.
   - А что было рядом?
   - Да ничего - напряглась Маша, вспоминая всё, что видела - обычная поляна.
   - Эта поляна - громко и зло промолвила Ирина - поросла болиголовом. И ты должна была узнать его!
   Маша сидела, как будто её облили ледяной водой. Ну конечно, Зонтики маленьких белых цветочков и тяжёлый, "мышиный" запах! Болиголов! Как она могла забыть. Конечно.
   Она не знала куда прятать глаза от Ирины.
   - Сейчас мне некогда разбирать твою расхлябанность. У меня образовалось очень срочное дело - и чуть помолчав продолжила - Одним словом, остаёшься дома. Зайдёт женщина, которую ты уже видела, отдашь ей настой. Напомнишь Ольге Назаровне, что она должна поить своего зятя в течение четырёх дней. По три столовые ложки три раза в день. Потом пусть зайдёт ко мне, я расскажу ей что делать дальше.
   - Прошло так мало времени?
   - Прошло два дня - отрезала тётушка - это новый настой.
   Ирина ещё раз оббежала комнату тяжёлым взглядом своих чёрных, пронзительных глаз и, улыбнувшись, оставила остолбеневшую от неожиданности Марию в одиночестве.
  

XI

   Несмотря на мастерское владение мечом, кардинал Марьяджи в битве не участвовал. Как только воины ворвались внутрь еретического оплота, он, осенив себя крестным знамением, принялся читать молитвы, уповая оставаться незамеченным. И дело было отнюдь не в трусости. Цель его была превыше желания отнять несколько русских душонок.
   Медленно, шаг за шагом он проник в крепость и принялся оглядываться. Чёртовы язычники жили в деревянных и полуземляных строениях и лишь несколько зданий стояли на каменном фундаменте. Уже через несколько секунд священник сориентировался, куда ему следует направляться.
   Дино Марьяджи уверенно лавировал между воинами, не замечавшими его. Он попробовал прижаться к стене и чуть было не был сбит с ног каким-то диким русским. Если бы у клирика было время, он бы немало подивился тому, как выглядел этот дикарь. Однако служитель только мельком заметил необычное одеяние витязя, но шагу не замедлил и продолжил пробираться к зданию, которое невежественные дикари именовали детинцем.
   Детинец был сложен в два этажа и стоял на высоком каменном основании. Русские дикари не поленились украсить его ажурной резьбой. Наличники, крыша и крыльцо были как кружевом опутаны тончайшей деревянной паутиной.
   Каждый шаг приближал кардинала к заветной цели. Он единственный знал, что выжившим предстоит вернуться совсем в иной мир. Знал он также, что скорее всего вернётся один. Но каким бы не был тот, изменившийся за долгие годы мир, он станет лучше, когда грязные языческие тайны достигнут Святого Престола.
   Святой Престол. Да. Покидая благословенные стены, пятидесятидевятилетний кардинал, был одним из самых влиятельных священников в Ватикане. Безупречная репутация, множество заслуг, публично отмеченных понтификом и завидное умение находить самые убедительные слова ярко выделяли Дино Марьяджи на фоне других клириков. Ближайший конклав, мог избрать его понтификом, о чём неустанно твердили за спиной стареющего папы. Он мог стать первым за два столетия представителем своей прелатуры на Святом Престоле.
   Но он бросил всё. Он бросил блестящую жизнь ради величайшего из святых деяней. Впрочем, если всё закончится так, как того хочет Создатель, то Дино Марьяджи не упустит свой шанс стать понтификом. Самым могучим за всю историю римской церкви.
   Между тем, клирик практически добрался до ступеней детинца. Он напоследок оглянулся, и увидел как падает на землю тело сотворённого им воина. Проклятые служители дьявола - волхвы - сумели победить величайшее из божественных творений. Впрочем, свою задачу он выполнил. Окончание битвы займёт ещё какое-то время и его будет достаточно, для завершения его великой миссии.
   Дино Марьяджи крадучись пробрался в детинец и принялся методично обшаривать комнату за комнатой. Но нигде не мог найти ничего похожего на хранилище книг или свитков. Мысли о том, что он ошибся и выбрал не то здание, всё чаще закрадывались к нему. Однако он продолжал искать.
   Вернувшись к дверям он начал всё заново. И тут наконец о обратил внимание на некую асимметричность во внутренней архитектуре. Клирик максимально сконцентрировался и принялся изучать так удивившую его особенность. Ну конечно! Теперь всё стало ясно. Центральная часть детинца не имела входа. Четыре стены, полностью изолированные видимо и таили в себе хранилище.
   Кардинал кинулся в дальние комнаты и без труда нашёл двустворчатую откидную крышку ведущую в подпол. Он откинул дверцы и убедился, что вниз ведут полноценные ступени.
   Однако прежде чем спуститься вниз он отошёл к самому дальнему углу детинца и, открыв стоявшие там сундуки, расшвырял по полу всё, что сумел найти. Заодно он опрокинул стол и вообще навёл в этом углу сильнейший беспорядок. После этого, не медля ни секунды Дино Марьяджи бросился вниз и практически сразу натолкнулся на ступени, ведущие вверх. Он взлетел по ним и попал в небольшую комнату.
   Деревянные стены в ней по прежнему были белыми, а освещалась она двумя лампадами и несколькими лучинами. По периметру были развешаны берестяные манускрипты и исписанные рунами шкуры животных. На импровизированных полках аккуратно были разложены небольшие пергаменты и берестяные дощечки, а также множество различных предметов из дерева, металла и камня. В дальнем углу комнаты, на небольшом постаменте лежал огромный, резного дерева ларец.
   Самым неприятным для священнослужителя стало то, что несмотря на решительный этап осады и разыгравшуюся во дворе битву, рядом с ларцом стояли два дружинника. Увидев незнакомца они мгновенно ринулись в атаку, обнажив прямые металлические мечи.
   Кардинал не стал искушать судьбу и пытаться вступить в диалог с дикарями. Он обнажил тонкий, слегка изогнутый меч и приняв боевую стойку отразил первые удары. Стражи наступали. Одному из них было едва ли более пятнадцати лет, но он довольно прилично орудовал мечом и, в отличие от своего более старшего соратника, наседал на европейца более агрессивно.
   Двигаясь по кругу, Дино Марьяджи заметил, что соперники теснят его в угол и стараются подобраться сразу с двух сторон. Иного выхода кардинал не нашёл, а потому стал разбрасывать с полок хранившиеся там предметы, стараясь попасть попеременно то в лицо, то под ноги стражам.
   Решение пришло неожиданно. Да даже и не решение, а роковая случайность. Молодой витязь оступился и неуклюже подался вперёд, как-то странно выгибая руку с мечом. Его, как и многих отроков до него, подвела излишняя горячность. Дино Марьяджи воспользовался этим подарком Господа, и ни секунды не медля, дважды рубанул наотмашь увлёкшегося юнца и тут же толкнул безвольное уже тело в сторону второго воина, выиграв тем самым ещё несколько секунд.
   Тело юноши рухнуло к ногам соратника, звякнув напоследок плетёными, кольчужными звеньями, прикрывавшими его руки, плечи и шею. Второй витязь, не тратя время на сожаление, перепрыгнул поверженного юнца и с удвоенной силой принялся атаковать врага.
   Теперь дело пошло веселее. На стороне европейца были несколько веков прогресса, давшие ему лучший, более эффективный меч и - самое главное - более серьёзная техника ведения боя. Несколько атак русского дикаря клирик отразил без труда, после чего улучил момент и сделал выпад, попав мечом между кожаным доспехом и нашитыми бронзовыми пластинами.
   Витязь упал на одно колено и попытался напоследок нанести ответный удар, но европеец не стал ждать и трижды рубанул его, сперва по руке, а затем и по туловищу, нанеся страшные, рваные раны. Путь был свободен. Кардинал утёр выступивший на лбу пот, поправил рясу и обтерев меч о подоспешник юного русича подошёл к вожделенному ларцу.
   Стоя рядом с главной целью всего похода, ради обладания которой пожертвовали жизнью сотни и тысячи христиан, клирик с трудом унимал дрожь. Он не мог прикоснуться к этой реликвии. Вознеся молитву Создателю за его помощь он продолжал сверлить резной ларец взглядом. И вот уже собравшись с духом он протянул руку, как вдруг произошла целая череда удивительных событий.
   Резкая боль в правом боку пронзила всё тело кардинала Марьяджи и тут же кто-то небольшой, но неистово сильный запрыгнул ему на плечи. Клирик принялся крутиться и биться спиной о стены, но в результате споткнулся и упал на колени.
   В тот же миг за стенами комнаты раздался шум. Видимо защитники спешили на выручку. Клирик что было сил схватил насевшего на него русского и попытался бросить его. Напавший отрок не удержался и к своему изумлению кардинал увидел престранно одетого подростка, который кубарем пролетел до постамента и свалив его обхватил ларец с Книгой двумя руками.
  
   Иван больно ударился головой об пол, но всё же сумел схватить упавший ларец и прижал его к себе. Он ощутил на лице жар и понял, что это кровь стекает по щеке. Видимо в пылу борьбы он рассёк себе бровь.
   Между тем клирик поднялся на ноги и в мгновение ока оказался рядом с юнцом. Ивану было безумно страшно, но повинуясь какому-то необъяснимому порыву он ещё сильнее сжал ларец, понимая, что скорее умрёт, нежели отдаст его этому человеку.
   Кардинал оправил сутану, оглянулся и произнеся несколько слов на латыни что было сил стукнул Ивана ногой. Юноша отлетел метра на два назад, но ларца не выпустил. Клирик между тем, видимо, утратил самообладание. Он забыл о выроненном мече, и вместо того чтобы зарезать глупого русского, принялся неистово колотить его ногами.
   Иван утратил ощущение пространства. Его тело от каждого удара вздрагивало и перекатывалось по полу. Дикая боль вспыхивала то тут, то там. Он уже не видел бьющего, а только слышал как тот преследует его и чувствовал наносимые удары. Но тут боль стала притупляться, исчезли звуки, темнота вокруг закружилась и юноша потерял сознание.
  
   Удостоверившись, что юнец не подаёт признаков жизни Дино Марьяджи с трудом вырвал из его рук ларец и побежал прочь. Он выскочил из тоннеля и краем глаза увидел двух дружинников, стоявших в углу детинца и пытающихся понять причины разора. Того самого, который клирик навёл прежде чем проник в хранилище. На этот раз молитвы не помогли. Варвары заметили кардинала Марьяджи и бросились к нему что-то выкрикивая на своём дикарском наречии.
   Но несколько метров форы в запасе у Дино оставались, и он не собирался от них отказываться. Бросившись что было сил к выходу, он оттолкнул поднимавшегося по ступеням крыльца воина и припустил к воротам, пытаясь воспользоваться неразберихой. Он наконец-то завладел Книгой и теперь даже побег не мог считаться позорным.
   Лавируя среди тел и рухляди, разбросанной по двору, Дино Марьяджи бежал вперёд. Преследователи только выскочили на крыльцо и объяснения обеспечили ещё несколько секунд отрыва. Никто из дикарей по счастью не схватился за лук. Клирик перепрыгнул тело молодого волхва и понял, что до спасения остаётся не более сотни метров. Там, за воротами его ждут двое гвардейцев и слуги, в задачу которых входит защита его жизни, при отступлении с ценным трофеем.
   Дино уже уверовал в успех. Оставалось менее полусотни метров. Последний рывок. Но тут, дорогу ему преградил тот самый русский, который чуть было на сбил его с ног в начале штурма. В руках этого странного, столь непохожего на защитников крепости варвара блеснул меч.
   Но клирик не собирался сдаваться. Он опустил руку на пояс, рассчитывая выхватить клинок и только тут понял, что его оружие осталось на полу, в потайной комнате в детинце. Ещё не до конца сознавая, что эта глупейшая оплошность поставила под угрозу все старания, он попытался увернуться.
   В последний момент кардинал сумел лучше разглядеть русского. Он был весь испачкан в грязи, как будто только что поднялся с земли. На его одежде были следы крови и многочисленные порезы. А на лице была целая гамма чувств. Там было и отчаяние, и злость, и решимость. В глазах сквозь слёзы горел огонь ненависти. И тут кардинала настиг страх. Он неловко оступился, нога его подвернулась, и он явственно почувствовал, как сталь легко входит в его плоть.
   Всё было кончено. Кардинал опустился на колени и выронил ларец. Он в последний раз взглянул на уходящее от него солнце и с детским недоумением воззрился на свою грудь, из которой, чуть ниже распятия торчала рукоять меча. Клирик не верил, что всё разрушилось в мгновение ока. Он держал Книгу в руках и вдруг... Всё напрасно. Язычники взяли верх, и Ватикан потерпел поражение. Весь мир потерпел поражение от слуг дьявола. С этой мыслью кардинал Дино Марьяджи повалился на траву, и его душа покинула тело.
  
   Тело кардинала медленно оседало на траву, а Карло Франческо Леоне уже сломя голову мчался сквозь заросли кустарника, содрогаясь от рыданий. Первым его порывом было броситься на выручку, но он не мог нарушить приказ погибшего во имя веры и церкви кардинала Марьяджи. Сдерживая крик и едва разбирая дорогу, сквозь пелену слёз, он бежал вперёд, осознавая лишь, что должен как можно скорее добраться до Рима.
  
   Ярослав выдернул меч и отбросил его на траву. Битва была закончена. Громов огляделся, и увидел как высокий витязь с кровоточащей раной на щеке выносит на руках Ивана. Ярослав направился к воину, но один из волхвов остановил его, жестом приказывая оставаться на месте. Четверо оставшихся в живых волхвов приняли мальчика из рук воина и понесли его за детинец. Громов, не обращая ни на кого внимания, опустился на землю.
  
   Больше всего Синиша Томашевич хотел умереть. После встречи с настоятелем он понял, что его жизнь кончилась. Блистательная карьера была разрушена. Его ждала безвестность. Он раз за разом прокручивал в памяти встречу недельной давности и не хотел верить в то, что она не была сном.
   Не будет ему Ватикана. Не будет и швейцарской гвардии. И вообще, никакой цивилизации и блестящей карьеры. А будут снега, медведи и забвение. Старый настоятель не желал слушать возражений. Он, с трудом находя силы, чтобы произносить слова, пытался убедить Синишу Томашевича в том, что именно ему предназначена величайшая из миссий за множество столетий. Но это была ложь.
   Синиша не верил, что сумеет достичь высот, отправившись в Советский Союз. Да ещё с кем!!! С ним должен был отправиться Грей. Тот самый Грей! Легенда ордена и опальный мастер. Человек, пожалуй, с самым нетерпимым характером в мире. Старый, хромой и нелюдимый, Грей был синонимом непреклонности, силы и... неудачи.
   Жизнь закончена.
  
   Аспид внимательно осмотрел комнату. Всё было прекрасно. Чёрные стены отсвечивали ритуальными рисунками, а вытесанный из чёрного, с прожилками, камня алтарь ждал своего часа. Где-то в подвале томилась жертва. Осталось дождаться подходящего дня. Совсем немного. Совсем немного и царствие Господина придёт.
  

XII

  
   Луна на темнеющем небе ещё не показывалась, а потому воды озера были темны и совершенно непрозрачны. Впрочем, тут практически всегда были сумерки. Иногда ночь, но в основном сумерки. На поляне, рядом с небольшим водопадом метались какие-то тени. Казалось, что именно они поддерживают молодое ещё пламя недавно разведённого костра. Где-то в лесу ухнула сова. Тени всё сильнее принялись метаться по поляне, и та принимала всё более благообразный вид. Трава становилась ровнее. Неподалёку от костра появилась тренога с какими-то предметами и небольшой столик с прозрачными фужерами.
   Тем временем из леса вышла невысокая, темноволосая женщина. Она была не слишком красива, что, впрочем, с лихвой компенсировалось большими выразительными глазами и точёной, словно статуэтка богини Бастет, фигурой, которую не мог спрятать даже длинный, мешковатый балахон.
   Как только женщина ступила на поляну, тени мигом исчезли. В траве запели кузнечики и цикады, кроны деревьев зашумели и за тёмными облаками на и без того сумрачном небе показался плохо различимый силуэт ночного светила. Женщина прошла чуть слышно шелестя травой и остановилась у стола.
   В этот же самый момент, с другой стороны поляны показалась ещё одна женщина. Она так же была одета в балахон, но уже тщательно скрывающий подробности фигуры. Женщина как будто плыла над травой. Её можно было бы назвать привлекательной и даже красивой, если бы не слишком большой, да ещё и с горбинкой, нос. Поравнявшись с первой женщиной, вновь прибывшая заговорила:
   - Благосклонность Луны с тобой Тамара. Я была уверена, что прибуду первой. Теперь не скучно будет ожидать наших значимых особ.
   - Я тоже прибыла недавно, - почти прошептала первая женщина - но очень рада, что ты поторопилась. Ожидается большое действо и, конечно, будут соблюдены церемонии.
   - Когда меня вводили в Круг, всё было проще.
   - Ситуация особая - сказала Тамара и немного подумав добавила - впрочем, сегодня не всё пойдёт "по протоколу". Я думаю Лена, что будут и сюрпризы.
   - Ты думаешь она не придёт? - вторая женщина откинула капюшон и поправила не слишком длинные, каштановые волосы - Я как-то наблюдала за ней. Не феномен конечно, но думаю, что справится.
   Повисла пауза. Женщины некоторое время смотрели на воду, как будто ждали чего-то. Но не дождавшись, продолжили разговор.
   - Она не просто придёт, а прибежит. Её, видишь ли, не просто пригласили.
   - Не просто? А как? С фанфарами? - огоньки интереса запрыгали в глазах Елены - что за особое приглашение?
   - Ну видишь ли... От приглашения Елены Васильевны не отказываются.
   - Она сама присылала ей зов? - глаза Елены округлились - они знакомы?
   - Нет - рассмеялась Тамара - не знакомы. Но, думаю, даже посредственная из посвящённых поняла бы с кем имеет дело. А наша Беляна далеко не сельская повитуха.
   В этот миг тихий плеск воды издаваемый небольшим водопадом изменился. Сквозь пелену воды расплывчато прорезался новый силуэт. Брызги перестали растворяться в озёрной глади и стали облаком кружить на берегу, пока не сформировали более осязаемый образ. Наконец, из пелены этого наваждения вышла высокая молодая женщина со светлыми волосами. Её полупрозрачная тога была очень красива, хотя именно ей-то и следовало облачиться в максимально широкий хитон. Крайне высокая фигура ничем не напоминала женскую, а простое, совершенно не запоминающиеся лицо спасала от полного безразличия только весёленькая причёска. Вообще, сияющие белые волосы были единственным привлекательным аспектом внешности.
   - Ундина какая-то - прошептала Елена - ни разу без выкрутасов не прибыла.
   Между тем высокая блондинка подошла к женщинам, поприветствовав их кивком головы.
   - Луна озаряет Ваш путь ярким светом, - высоким раскатистым голосом произнесла она - Тамара и Елена.
   Забавный акцент подумалось Тамаре. Действительно забавный. Интересно, она просто немка или ещё и со скандинавскими корнями? Старая Хельга общается очень похоже.
   - Привет Ула, - в слух произнесла Тамара - присоединяйся к нашему обмену мнениями.
   - Привет, - буркнула Лена - ты рано сегодня. Обычно ты к самому началу появляешься, а тут заранее.
  
   Ирина уверенной походкой шла через Речное. Она привычно улыбалась, кивала знакомым и вообще, вела себя как ни в чём не бывало. По пути она зашла в магазин и осведомилась там, когда привезут свежие молочные продукты. Получив расплывчатый ответ, Ирина вышла на улицу и на площади столкнулась с соседкой. Не проявляя ни малейшего нетерпения и никак не выказывая того, что она торопиться, она несколько минут побеседовала с соседкой, не забыв, помимо ряда выслушанных сплетен осведомиться о здоровье. Наконец соседка направилась по своим делам.
   Пройдя через площадь, Ирина углубилась во дворы построенных недавно девятиэтажек. Она уверенно прошла через детскую площадку, ещё раз раскланялась со знакомыми старушками и пошла вдоль гаражей в сторону леса.
   Небольшой лесной массив был одним из любимых мест отдыха жителей Речного. Особенно привлекало всех небольшое озерцо с пляжем, которое в летние месяцы становилось популярным центром отдыха не только жителей совхоза, но и приезжих москвичей.
   Ирина сохраняя спокойствие вошла тень высоких сосен. Но несмотря на всю внешнюю невозмутимость, в душе Ирины царило смятение. Всего лишь полчаса назад она получила сообщение. И дело было не в содержании. Она ждала, и была уверенна, что что-либо подобное случиться довольно скоро. Её поразил способ, которым она получила это сообщение.
   Миронова Ирина, тридцати пяти лет от роду, была штатным специалистом закрытого НИИ в области обработки и анализа информации. Но это была лишь рубашка её жизни. Главное в жизни Ирины было в том, что была она ведьмой. Ведьмой - в самом классическом, старорусском понимании этого слова. За свою не самую долгую пока жизнь она уже превзошла свою бабушку, к которой на рубеже ХIX-XХ веков ходили с поклоном страждущие со всего южного Урала. По чести сказать, она не была сильна в исцелении. Кое-что конечно умела, но не на столько, что бы именоваться Целительницей. Её таланты располагались в другой области, но силой и умением свою предшественницу она превосходила.
   И тут она получила подтверждения того, что её знания всё ещё ничтожны. Среди всех своих знаний, она не обнаруживала ничего, что помогло бы ей связаться с кем-либо при помощи зеркала. А тут, с ней говорила удивительная пожилая дама, властная и фантастически сильная. Говорила коротко, содержательно и снисходительно, как со школьницей. Говорила о вещах странных, о которых Ирина слышала только в древних преданиях. А теперь вот эти предания оживали у неё на глазах.
   Постояв немного в нерешительности под высокими соснами Ирина пыталась сообразить, с чего начать. Ей предстояло попасть в место, где она никогда не была и существование которого ещё недавно полагала легендой. И что самое главное, попасть туда она должна была способом, который считала забытым ещё столетия назад. Ходить путями стихий не могли ни её бабушка, ни прабабушка. Да, именно так. В её роду Дар распределялся не статично. Мать её, в отличие от тётки не унаследовала ничего, в то время как бабушка, при всех её талантах была лишь бледной тенью собственной матери. "Вот она-то пожалуй справилась бы" - подумала Ирине о собственной прабабке.
   Но медлить было незачем. Ирина что-то прошептала себе под нос и сделала первый шаг. Она медленно шла лавируя между деревьями и пытаясь не сбиться со знакомой тропинки. В лесу было тихо. На таком малом отдалении от Москвы птицы не спешили открывать летние гастроли.
   Промотавшись по стремительно темнеющему лесу не менее получаса и поняв, что ничего не получается, Ирина остановилась. Простым хождением добиться результата не получилось. Впрочем, она и не слишком надеялась. Надо было что-то придумывать. В конце концов, она считалась, и заслуженно, носительницей знаний не прикладных, но фундаментальных, а потому справиться с неожиданной задачей была обязана.
   Женщина из зеркала сказала, что только ярое желание и максимальное использование собственных сильных сторон могут помочь ей добраться. Уж чего-чего, а вот желания было хоть отбавляй. В конце концов, не каждый день ты узнаёшь, что можешь прикоснуться к ещё более удивительным знаниям, а для Ирины, как и для любого настоящего человека, поиск знания был наиглавнейшей задачей. Но вот сильные стороны? Немного поразмыслив, Ирина сошла с тропинки.
   В угасающем солнечном свете сосны и ели всё ещё отбрасывали тени. Ирина встала на одну из них и пошла по ней. Медленно переставляя ноги она сконцентрировалась на том, что её ждало. Место куда она стремилась тоже было окружено деревьями. И они тоже отбрасывали тени. Надо было только поймать нужную. Она медленно перешагнула с одной тени на основание другой и вновь пошла вперёд.
   Свет на небе практически померк, но Ирина не оставляла попыток. Иногда ей казалось, что она слышит то чьи-то голоса, то плеск воды. Пару раз за ветвями даже мелькнули искры костра. Но все эти явления были как будто не настоящими. Ирина начинала сердиться. Она в бешенстве встала на очередную тень и тут почувствовала, что её уносит. Вернее не уносит, а медленно растаскивает в ничто. Не то что голоса, стали пропадать и обыденные лесные звуки. В голове помутилось, ноги стали ватными и окружающий мир стал угасать. Волевым усилием Ирина заставила себя сойти с тени.
   Мир снова стал реальным. В лесу окончательно потемнело и никакого шанса продолжить попытки не было. Впрочем после последней неудачи, которая, как чувствовала Ирина могла стать роковой, желания искать теневую дорогу пропало.
   Задача оставалась нерешённой. Но падать духом было не в привычках Ирины. Она ещё некоторое время постояла среди высоченных деревьев, в тени ночного леса. Наконец новый план был придуман. План необычный, но крайне изящный.
   Ирина, расправив юбку и плащ, присела на поваленное бревно. Потом, немного подумав, легла на него и закрыла глаза. Уснуть бы она не смогла, но этого и не требовалось. Успокоив дыхание и потратив несколько минут на то, что бы привести себя в пограничное состояние она стала рисовать в своём воображении картину. Тот самый кусочек леса, на котором она остановилась. Деревья, жухлую траву, кусты. Наконец то самое бревно на котором она сейчас лежит и себя саму, в нелепом, летнем плаще.
   Картина сложилась на радость быстро и была предельно реалистичной. Ирина уже затруднилась бы без раздумья сказать, какой и миров более реальный, тот в котором она лежит с закрытыми глазами или тот в котором смотрит на себя со стороны. Теперь нужен был проводник. Скорее всего собака. Да, именно собака, верная, преданная и точно знающая маршрут. Не слишком большая, но и не комнатная. Ирина всячески принялась рисовать себе проводника. В меру мягкая и длинная шерсть, мокрый нос, не слишком длинный хвост. Заминка была только с цветом глаз. Оставалось ещё немного и можно будет вернуться к реальности.
   Возвращение прошло не так, как видела себе Ирина. Кто-то лизнул её в щёку. От неожиданности она свалилась с дерева на котором лежала и не успела заметить какой именно зверь отпрыгнул от неё в кусты. Впрочем, почему какой? Собака, ведь именно её она хотела увидеть. Хотя увидеть не получилось бы, даже если очень постараться. Собака была иллюзорной и существовала только между сном и явью.
   Поднявшись и отряхнувшись, ведьма последовала за своим проводником. Ей не нужно было его видеть. Она чувствовала своего поводыря. Впрочем, несмотря на иллюзорность, он, передвигаясь по лесу, производил достаточно шума. Можно было ориентироваться и на слух.
   Довольно быстро приходилось передвигаться, но Ирина успевала следить за тем, как изменялся вокруг лес. Не то чтобы кардинально, но довольно значительно. И темнота вокруг стала не столь непроглядная. Небо было чуть светлее, но затянуто тучами. Лес стал казаться более живым. Попадающиеся по дороге лиственные деревья были зелёными и несмотря на время года в самом соку, без весенней игривости. В общем можно было сказать, что свой путь она нашла.
   Между тем вдалеке, среди деревьев мелькнул огонёк костра. Только теперь он был не эфемерным, а вполне себе настоящим. Её поводырь, к вящему удивлению Ирины, вдруг промелькнул между кустов. Ведьма могла спорить на что угодно, но это точно была не собака. Это был волк. Он несколько раз промелькнул между кустами указывая ей путь. Наконец Ирина вышла на прогалину. От поляны с костром её отделяла тонкая преграда из нескольких деревьев.
   Волка на прогалине не оказалось. Но назвать её пустой не смог бы никто. Сероватый силуэт стоял как вкопанный и казалось даже не дышал. Именно силуэт. Не человек или фантом.
   Ирина поняла, что дальше её провожать не будут. Да видимо и не надо. Она направилась к последним на её пути деревьям. Поравнявшись с силуэтом она с удивление отметила, что он скорее мужской, чем женский. Сам силуэт между тем тронулся с места и встал за её спиной.
   Повинуясь какому то странному инстинкту Ирина расстегнула пальто и сбросила его на заботливо подставленные руки. Разулась она так же быстро. Ирина была нага. Её практически идеальное для тридцатипятилетнего возраста тело не испытало холода, полагавшегося в это время года. Она гордо подняла голову и направилась вперёд. Неизвестный сопровождающий шагал за ней.
   Несколько шагов и Ирина вышла на поляну. Поляна была не велика и полностью окружена высокими деревьями. Ближе к её центру располагался холм, по склону которого бежала вода, с плеском вливаясь в небольшое озерцо.
   На берегу этого озера горел костёр, а вокруг него стояло несколько фигур. Чуть больше дюжины.
   Как только Ирина сделала первый шаг на поляну, тучи на небе практически мгновенно развеялись и поляну залил серебряный свет полной луны. В этом свете отчётливо прорисовались шестнадцать, как успела посчитать Ирина, женщин в длинных, свободных одеждах. И тихий, но удивительно чёткий и поставленный голос произнёс: "Добро пожаловать в Ведьмину Купель, Беляна. Твои сёстры ждут тебя".
  
   Расставшись с просительницей, Мария всерьёз задумалась. Её несколько обескуражило поведение тётушки. В её глазах Ирина была едва ли не оплотом стабильности. Ей казалось, что тётушка всегда настолько взвешенно подходит к принятию любого решения, что никаких случайностей с ней вообще не может произойти.
   Посидев немного в одиночестве и не слишком внимательно прочитав пару дюжин страниц Сабатини, она решила пойти проветриться. Ей почему-то казалось, что она непременно встретит тётушку на улице, и они вместе прогуляются по вечерним улочкам Речного. Вообще-то, тётушка не одобряла её ночных прогулок, но Маша всерьёз надеялась встретить её или, по крайней мере, до ночи вернуться домой.
   Маша оделась и без лишних раздумий шагнула за дверь.
  
   Ирина несколько стушевалась, но держалась решительно, не показывая своего удивления и смущения. Она сделала ещё несколько шагов. Боковым зрением она заметила, что её провожатый переливчато засиял оттенками серебряного и растворился в лунном сиянии, успев правда предварительно накинуть ей на плечи тонкую накидку.
   На встречу прибывшей из круга шагнула женщина. Невысокого роста, не слишком привлекательная но довольно милая в лунном сиянии. Прежде чем она сказала хоть что-то, тихий, неизвестно чей голос озаботился проинформировать её: "Тамара. Хранительница обрядов".
   - Мир под Луной - сказала женщина громким голосом - мы рады приветствовать тебя сестра. Твой приход был неизбежен. Ранее женщины твоего рода дважды стояли в старшем кругу.
   Ирина кивнула. Она была несколько удивлена подобным церемониалом. Впрочем, всё скоро встало на свои места. Тамара подошла ближе и уже более светским тоном сказала:
   - Пойдём. Не обращай внимания. Наши старшие удивительно привязаны к обрядам. Но мы все действительно рады. Я - Тамара. Впрочем ты и так это знаешь.
   Они проследовали ближе к кругу. Ирина отметила, что четыре женщины стоят особняком и о чём-то беседуют. Остальные же обступили её со всех сторон.
   - Ты пыталась добраться сюда Теневым путём? - осведомилась высокая, худая блондинка - Должна тебе заметить, что это было не очень разумно с твоей стороны.
   Кто-то, за спиной Ирины хохотнул, но говорившая не смутилась и продолжала:
   - Не разумно, опасно и мало выполнимо. С таким же успехом ты могла попытаться воспользоваться Придонным Трактом.
   Ирина удивлённо воззрилась на говорившую, но тут в беседу вмешалась Тамара:
   - Это Ула. Она страшная зануда. Мне иногда кажется, что ещё большая чем Хельга и Алевтина вместе взятые.
   Блондинка горделиво приосанилась и холодным тоном заявила:
   - Не знаю известно ли тебе, что оберегать женщин круга от опасностей некорректного использования путей моя обязанность?
   Тамара улыбнулась и вновь обратилась к Ирине:
   - Ну вот видишь? Что я тебе говорила - потом она подмигнула насупленной Уле и продолжила - но если без шуток, то конечно к ней стоит прислушаться. Она Хранительница Путей. Первая кстати лет за сто пятьдесят.
   - А что она говорила о...
   - Придонном Тракте? Забудь. Все знают что это не путь смертных. Впрочем Ула потратила много лет, пытаясь подчинить себе этот путь. Но это - невозможно. Мы не знаем ни одного успешного случая. А вот печальных - на трёх возах не увести.
   Стараясь сдерживать своё удивление, Ирина пригляделась к Уле. На первый взгляд нельзя было определить сколько ей лет. Ей можно было дать и тридцать и пятьдесят. Крайне худая и не слишком привлекательная, она была практически полностью лишена возрастных признаков.
   Впрочем ещё больше чем внешность Улы, волновало Ирину значение слов "Хранительница Путей". Несколько коробило и то, что она совершенно нагая, лишь в нелепой накидке, среди женщин каждая из которых одета в хитон или балахон.
   - Меня можешь звать Ирой - прервала ход мыслей другая женщина - мы с тобой в некотором смысле тезки.
   - Твоя бестактность, девочка, меня поражает - неожиданно вмешалась в разговор старая, совершенно седая женщина - тебе не в Кругу стоять, а в куклы ещё играть.
   Такой напор был крайне неожиданным. Рост суровой старушки не доходил Ирине даже до плеча. Волосы не то чтобы были не причёсанны, а всё же как-то неопрятны, а помимо заштопанного в нескольких местах балахона, на её плечах покоился какой-то старый платок, тоже многократно подшивавшийся.
   - Это Алевтина. - сообщила Тамара - Не считая Хельги и Ангелы, она среди нас старшая по возрасту.
   - И должна тебе заметить, девочка, - продолжала старуха, обращаясь уже к Тамаре - ты не слишком ответственно подходишь к соблюдению обрядов.
   Делая вид, что не замечает упрёка, Хранительница обрядов продолжала:
   - Уж она-то за тебя точно не встанет. Вон, даже платок на плечи набросила. По её мнению, вводить в круг кого-либо младше шестидесяти лет - преступление.
   Не трудясь объяснить, что означала эта престранная фраза о платке и каком-то "подъёме", Тамара продолжила представлять всех женщин.
   Через несколько минут Ирина знала всех, кроме стоявших в отдалении четырёх женщин. Ей очень понравилась Ангела. Несмотря на то, что она не вполне уверенно говорила, растягивая гласные и делая большие паузы между словами, и была старше всех присутствующих, она проявляла доброту и жизнерадостность. К Ирине она отнеслась по-матерински. Впрочем, та не сомневалась, что за внешностью приятной "доброй бабушки" таится более чем серьёзный противник. Почему противник? Ирина и сама не смогла бы себе объяснить.
   Руслана и Оксана были одинаково милы и в общении приятны. Оксана правда, несмотря на вполне русское имя была одета в какое-то подобие чадры. Руслана же носила длинный сарафан, причудливо расшитый крестиком.
   Несколько особняком держалась Верея. Восточные черты её лица сохраняли каменное выражение, а глаза пронзительно сверлили Ирину, как будто изучали её внутреннее строение.
   Улучив момент Ирина спросила у Тамары:
   - Что будет? - и тут же уточнила свой вопрос - мне понадобиться что-то делать?
   - Если ты об обрядах, то нет - чуть помедлив отметила та - это раньше церемония вхождения в Круг Луны была сложной и требовала голосования, а теперь минимум формальностей. Это только для Старших Женщин остались серьёзные требования, но нам с тобой ещё очень долго до такого.
   Ирина перевела дух, но как оказалось рано.
   - Впрочем, кое-что всё же намечается. Но ничего из того, к чему тебя следует заранее готовить. Да и вообще, твое введение в Круг всего лишь второй вопрос.
   - Кстати, а почему Круг Луны? Моя бабушка, да и прабабка называли наше учение Алым Кругом.
   - Всё верно. Мы и есть сёстры Круга Луны. А Круг Луны старое, практически истёршееся из памяти название. Его употребляем только мы. Так что можешь считать, что так зовут себя старшие ведьмы Круга Луны. В некотором смысле это так и есть.
   Между тем на поляне началось движение. Четыре стоявшие поодаль женщины подошли к общему собранию и встали метрах в пяти от костра. Остальные, не теряя впрочем достоинства, поспешили последовать их примеру. Тамара потянула Ирину за руку, на ходу тихо сообщив:
   - Это старшие женщины. Я не должна тебе представлять их. Они сделают это сами, если сочтут нужным. Впрочем одну из них ты наверняка знаешь. И ещё. Запомни имя - Янина. Очень скоро понадобиться.
   Ирина поняла о чём говорила её новая знакомая. Среди четырёх так называемых "старших женщин" выделялась одна. Невысокого роста, лет пятидесяти на вид, сухонькая и какая-то уж больно простая, она между тем была как будто закутана в мантию гордости и силы. Но самое главное - это была именно та женщина, чей образ она видела в своём, доставшемся ей по наследству зеркале.
   Пока Ирина размышляла, женщины сформировали вокруг костра практически идеальный круг. Возникла какая-то неестественная тишина. Ирине вдруг подумалось, что именно такую тишину в классической литературе называют звенящей. Казалось весь мир затих. Даже огонь, до той поры весело трещавший перестал издавать какие-либо звуки.
   Вопреки Ирининым предположениям заговорила не одна из старших женщин, а Тамара:
   - Семь дней назад - произнесла ведьма голосом ровным, но преисполненным скорби - нас покинула сестра. Её уход болью отозвался в наших сердцах. Луна скорбит о своей возлюбленной дочери. Оплачем же мы её уход, ибо наша утрата невосполнима.
   С этими словами Тамара вошла внутрь круга, сжимая в руках невесть откуда взявшийся кубок. Она пошла по кругу, против часовой стрелки, останавливаясь у каждой из женщин. И каждая принимала из её рук кубок, делала глоток и произносила тихо какие-то слова.
   Ирина понимала, что скоро дойдёт черёд до неё. Она совершенно не знала, что надо говорить и как себя вести. Она лишь смутно догадывалась, что происходящее как-то связанно с приступом тоски охватившем её несколько дней назад. Подобный приступ она испытывала меньше полудюжины раз за всю жизнь. Впервые это случилось с ней когда умерла её прабабушка, хотя тогда ощущения были не так сильны. В каждый следующий раз она переживала этот краткосрочный недуг всё тяжелее.
   От размышлений Ирину оторвала Тамара. Оказывается она прошла уже весь круг и теперь стояла перед ней, впившись в ей лицо огненным взглядом огромных чёрных глаз. Ничего не оставалось, как взять кубок. Сделав глоток Ирина поняла, что в кубке вода. Очень холодная, даже ледяная, но обыкновенная вода.
   Тихо, но совершенно искренне Ирина выразила скорбь по почившей ведьме, совершенно ясно поняв в этот миг, какая трагедия для окружающего мира и для всех женщин в этом кругу уход каждой ведьмы. Слова нашлись сами. По поверхности воды пробежала рябь. Ирина вернула кубок Хранительнице Церемоний.
   Тамара вернулась в круг и заговорила.
   - Мы потеряли сестру. Её забрали у нас раньше срока. Она пала, но не была побеждена.
   По кругу пронёсся шёпот. Очевидно не все были в курсе подробностей случившейся беды.
   - Наша сестра была Старшей Женщиной Круга. Хранительница Лесов, Хранительница Слова Звериного. Хранительница Белой Книги.
   Последние слова вызвали недоумение у доброй половины женщин. Ирина так вообще не поняла о чём речь. Когда-то давно она слышала о Белой книге, но полагала её вымыслом. Однако не могло быть и речи о каких-то ошибках и мистификациях. Впрочем, и на размышления времени не было.
   - Луна благосклонна к нам. Она не отпустила нашу сестру, не дав нам попрощаться с ней.
   Снова шёпот.
   - Позовём же нашу сестру.
   Ирина, повинуясь какому-то непонятному инстинкту произнесла: "Янина". И то же самое сделали остальные женщины. Тихо, но отчётливо они произнесли имя погибшей ведьмы.
   Серебряный свет луны усилился и лунная дорожка протянулась от круга к лесу. Ирина с любопытством уставилась на неё, ожидая увидеть там женщину. Однако, от леса шествовало сразу несколько фигур.
  
   Маша шла знакомыми улочками подмосковного Речного. Всё тут было ей знакомо с раннего детства. Временами ей даже казалось, что не только дома, но и люди всегда находятся на одних и тех же местах. Также сидят у подъездов и стоят у входа в магазин. Те же самые лица толкутся у здания сберкассы и ругаются на ступеньках дома культуры. Маше казалось, что она идёт по дну стакана, наполненного киселём, от вязкости которого даже время остановилось и не торопиться двигаться вперёд.
   Девочка хотела зайти в магазин и поискать тётушку там, но по непонятной причине ноги её медленно двигались в сторону от центральной площади.
  
   Янина вошла в круг. Она была необычайно благообразна и возвышена. За её плечами стоял какой-то престранный тип. Довольно высокий, он казалось был одет в наряд из веток и листвы. Борода его была зеленоватой, волосы редкие а глаза бездонно чёрные.
   Ведьма оглядела круг.
   - Сестра. Луна скорбит о тебе - заговорила Тамара - твой земной путь пройден.
   Янина молчала.
   - Мы знаем имя Врага. Мы знаем его путь. Мы знаем его Род. Мы знаем его.
   Янина молчала.
   - Мы хотим слышать тебя.
   Янина подняла глаза.
   - Грядут серьёзные перемены - голос почившей ведьмы был тих - грядёт время когда мир станет с ног на голову. Грядёт время лиходейное. Грядёт время большой надежды и большой беды. Круг не должен ослабнуть.
   Повисла тишина. Ведьмы переглядывались. Луна озаряла поляну и Ирина видела как напряжены лица, особенно старших женщин.
   - Мы - заговорила вдруг женщина, вызвавшая на этот сбор Ирину - готовы к переменам. Мы храним Круг дюжину дюжин лун, как делали это наши матери. Мы нашли ту, которая поможет нашему Кругу окрепнуть. Скажи Янина, ты была в Кругу шестьдесят лет, готова ли она к вхождению в Ккруг Луны?
   Взгляд Янины впился в Ирину. Ведьма оцепенела. Она почувствовала себя маленькой девочкой, про все маленькие тайны которой всё известно строгой бабушке. Она не могла даже пошевелиться. На поляне было тепло, но Ирину пробил холодный пот. Но длилось это не долго. Янина опустила взгляд и промолвила столь же тихо как и раньше:
   - Она войдёт в Круг. Я готова встать за неё.
   По поляне пронёсся лёгкий шёпот. Но тут же затих, так как заговорила Тамара:
   - Твоё слово имеет силу в Круге. Кто ещё готов встать за Беляну - сестру Круга Луны? Кто готов принять её в сёстры в Ведьминой Купели? Кто готов принять её?
   - Я рада тебе сестра - промолвила Ангела, скидывая с себя накидку и совершенно обнажённая делая шаг в центр круга.
   - Я рада тебе сестра - вторила ей Руслана, полностью повторяя её действия.
   Ещё несколько голосов, среди которых самым Важным был голос Старшей женщины. Той самой, которую Ирина видела в Зеркале. Стоя в круге сложно было оценить точно, но показалось, что своего мнения не высказали только Алевтина и ещё одна старая женщина из Старших.
   Ирина и две другие женщины остались за кругом. Тамара продолжала:
   - Беляна, сёстры Круга Луны спрашивают, готова ли ты принять на себя тяжёлый груз и встать с нами рука об руку? Готова ли ты стать нашей сестрой?
   В голове Ирины пронёсся ураган мыслей. И в последний момент, решив уже сказать твёрдое: "Да" она вдруг опустила глаза земле и произнесла: "Я готова принять решение старших".
   - Не все сёстры готовы принять тебя.
   В тот же миг, по обе стороны от Ирины выросли две расплывчатые тени. Они аккуратно подвели её, всё ещё стоящую за спинами женщин Круга к Алевтине. Один из "фантомов" поставил перед ней небольшую, полную чистейшей воды лохань, а второй вручил отрез шёлка. Повинуясь не известно откуда взявшемуся чувству, Ирина, распахнув накидку опустилась на одно колено и погрузила руки в воду. Ледяная вода холодом обжигала руки. Пальцы немели и хотелось кричать от столь сильного холода. Ирина, превозмогая боль и немоту, зачерпнула воды и принялась омывать предусмотрительно протянутую Алевтиной ступню.
   Только коснувшись ноги ведьмы, вода стала тёплой и приятной. Ирина со всем тщанием омыла одну ногу и заново зачерпнула воду. Ладони вновь "обожгло" льдом. Но останавливаться Ирина не собиралась. Она усердно продолжала ритуал. Омыв обе ноги Ирина обтёрла их шёлковой тканью и поднялась.
   Тени подхватили вёдро и шёлк и проследовали за ней. Ирина остановилась напротив старой, сгорбленной женщины. Та смотрела надменно и, казалось, не на Ирину, а сквозь неё. Ирина повторила ритуал, после чего её проводили на то место, где она и стояла.
   - Сёстры - заговорила Тамара - я прошу Вас о единстве. Наша сестра Янина приняла Беляну. Наша сестра призывает нас к единству и недопущению слабости в кругу Луны.
   - Я принимаю суждение своих сестёр - промолвила Алевтина, и скинув накидку вошла в круг.
   - Я принимаю суждение своих сестёр - вторила её вторая.
   - Совершилось. В ночь эту, под луной Ведьминой Купели мы рады приветствовать новую сестру нашу Беляну. Войди в круг сестра. Мы принимаем тебя с радостью.
   Ирина сделала шаг.
  
   Маша заблудилась. Она никогда бы не могла подумать, что способна заблудиться на улочках Речного, но факт оставался фактом. Она совершенно не понимала где находится. Более того, куда-то исчезли не только знакомые дома, но и вообще любые дома. Маша бродила в сером мареве, как вдруг впереди забрезжил огонёк костра.
  
   - Знаешь ли ты о Большом Пророчестве Круга Луны? - обратилась в Ирине старая женщина, которая вместе с Алевтиной отказалась принимать её сразу.
   - Очень смутно. Бабушка рассказывала мне.
   - И ты не знаешь в чём оно?
   - Нет.
   Повисло молчание, которое нарушила всё та же женщина:
   - Я Хельга, хранительница Обетов и Пророчеств. Я Хельга, стоящая в Высшем Кругу дольше всех. Я, Хельга, спрашиваю тебя сестра - знаешь ли ты что-либо о детях Большого Пророчества.
   - Нет.
   - Первым деянием твоим в Круге Луны стала ложь! Сестры имеют право на личные тайны, ели только они не касаются дел Круга. Большое Пророчество - важнейшее из таковых. И ты солгала нам!
   Ирина поняла, что атмосфера накаляется.
   - Остынь Хельга - вмешалась Тамара и глаза её хитро заискрились - может быть наша сестра не врёт нам? Скажи нам Беляна, если тебе незнакомо пророчество, то кто тогда эта девочка?
   Ирина обернулась и с ужасом увидела что на поляну вышла Маша.
  
   Маша остановилась в нерешительности. Она никогда не видела такого количества обнажённых женщин, кроме как в бане. А тут их было не менее двух десятков, и в одной из них девочка узнала Ирину. Конечно за несколько лет она подметила в Ирине множество странностей, но представить себе такое! Девочка остановилась в нерешительности.
   - Кто это? Скажи нам Беляна?
   - Это моя племянница. И я не считаю допустимым её присутствие тут. Она ещё ребёнок!
   - Она тот самый ребёнок! О ней говорит Большое Пророчество!
   - Это моя племянница! И я требую отправить её домой! Ей среди Вас не место!
   - Среди нас?
   Тут же небо потемнело и с облаков сорвалась стая огромных чёрных птиц. Впрочем Ирине было достаточно нескольких секунд, чтобы понять что это всего лишь морок. И бороться с ним ей было не привыкать. Стая птиц растаяла в воздухе за секунды.
   - Вы можете меня Вашими фокусами пугать хоть до завтра, - закричала Ирина - но девочка Вам не достанется.
   Тут рассмеялась та, которую звали Хельга.
   - Ты думаешь, девчонка, тебе по силам бросить вызов всему Кругу?
   Ирина огляделась. Теперь она стояла одна, а все её новообретённые сёстры стояли против неё сплошной стеной.
   - Я буду бороться с Вами поодиночке, со всеми сразу, да хоть с чёртом лысым!
   - С чёртом, говоришь - проскрипела Хельга - можно и с чёртом.
   Она как то странно махнула руками, повернулась и воздух перед ней соткался в плотное марево из которого материализовался чёрт.
  
   Маша остолбенела. То, что открылось её глазам было за пределами понимания обычной советской школьницы. После непродолжительной перепалки какая-то старая тётка непостижимым образом уплотнила воздух и из него вывалилось какое-то существо.
   Существо было невысоким, чуть менее полутора метров в высоту, покрытое густой шерстью, на кривых ногах и с хвостом. Плешивую макушку существа украшали небольшие причудливые рога. Существо встряхнулось и бросилось на Ирину. Маша вскрикнула.
  
   Ирина опешила. Бабушка когда-то рассказывала ей о чертях и бесах, но сама она их не видела никогда. Прабабушка видела, но многого рассказать не успела. Приходилось импровизировать. Чёрт уже пришёл в себя и совершил первый бросок. Интуитивно Ирина сложила пальцы и осенила воздух крестным знамением. Чёрт натолкнулся на невидимую стену и отлетел в сторону, но не растаял и вообще не понёс видимого урона.
   - Тут не действует магия Царя Иудеев. Это место старше, чем ты можешь себе представить.
   Ирина не поняла кто это сказал, но решила не пренебрегать полученной информацией. Нужно было только выиграть время, чтобы придумать какой-то иной способ. Ирина ещё дважды отбивала атаки чёрта крестом, но каждый раз эффект был всё менее заметен. Козлоногий глупо рычал, кидался с разных сторон и пускал слюну.
   Ещё минута или две и Ирина наконец осознала, что момент икс близок. Но тут она поняла, что этого мохнатого недомерка кто-то контролирует. Парируя прыжки чёрта Ирина принялась прощупывать окружающие пространство. Она несколько раз натыкалась на незримый "поводок", но сосредоточится на нём не смогла, так как необходимо было не упускать из виду агрессивного рогача.
   На секунду Ирина замешкалась и поскользнулась, что спасло её от очередного прыжка, но всё же она не устояла и растянулась на земле. Козлоногий пролетел мимо, поскользнулся, упал и проехал несколько шагов. Рыча и отплёвываясь, он попытался подняться, плюхнулся в грязь и снова вскочил на ноги. Ирина не стала тратить время не акробатику и пошла ва-банк. Она сосредоточилась на "поводке" и что было сил ударила по обратному концу "поводка". Ударила что было сил и неожиданно обнаружила что он свободен. Ирина, как могла, сосредоточилась и приказала чёрту остановиться. Козлоногий застыл в трёх шагах от неё. Ирина обернулась.
  
   Маша с замиранием сердца следила за поединком Ирины и чёрта. Она не знала, хватит ли у её тётушки сил справиться с этим небольшим, но крайне страшным и агрессивным созданием. Она даже забыла своё возмущение вызванное наготой присутствующих. Но вдруг Ирина упала, чёрт пролетел мимо и вдруг замер.
  
   Ирина развернулась. Злоба клокотала внутри. Она уставилась на противостоящих ей женщин.
   - Неплохо. - прохрипела Хельга всё ещё шокированная ударом Ирины - Не ожидала.
   - Я вообще полна сюрпризов - ответила Ирина - это моя девочка и я никому её не отдам!
   - Думаю не стоит тебе слишком преувеличивать значение собственной победы. - степенно промолвила та самая Елена, которая приглашала Ирину - Готова ли ты идти дальше?
   Четыре женщины вышли вперёд и разостлали перед Еленой чёрный кусок кожи на которым белыми линиями были нанесены замысловатые узоры. Ещё несколько мимолётных движений и на узоре стояли горящие свечи, а в середине рисунка тренога.
   - Готова ли ты побороться дальше?
   Даже беглого взгляда Ирине было достаточно чтобы понять, что дело серьёзное. Она не поняла, для призыва кого было расчерчено это поле, но сомнений в том, что призываемый будет значительно более серьёзным соперником и справиться с ним в одиночку будет скорее всего невозможно, не было. Всё, что тут происходило - было заранее спланировано. Ирина вздохнул и махнула рукой. Чёрта развеяло.
   Елена сделала несколько шагов и ласково погладила усталую Ирину по голове.
   - Не расстраивайся девочка. Ты всё сделала правильно. Мы не повредим твоей племяннице. И прекращай хандрить. У нас очень много работы.
  

XIII

  
   Домой возвращались молча. Масса впечатлений, длительные беседы и проводы Янины - всё это оставило тягостное впечатление. Ула сумела играючи провести их коротким путём, после чего растворилась в водах озера.
   Ирина пыталась переварить огромный объём новой информации. Всё, что она знала и чему научилась за эти годы вдруг резко обесценилось. Она почувствовала себя ученицей. Впервые за многие годы. Вокруг неё находились старшие женщины и младшие. Ирина получила с дюжину обещаний. Новообретённые сёстры должны были помочь ей ликвидировать те пробелы, которые обнаружились в её подготовке. Даже Елена Васильевна заверила её в том, что в ближайшие дни даст ей несколько полезных уроков.
   На встрече также обсуждались вопросы связанные с реакцией Круга на смерть Янины. Старинный враг - горский клан Жвания. Столетиями они волей неволей стояли на пути Круга. Личные амбиции, желание укрепить собственное положение, увеличить состояние, расширить владения и любым иным образом добиться увеличения собственного могущества - вот что вечно двигало членами клана Жвания. И это именно то, что чуждо было Кругу.
   Однако, как узнала Ирина, последние два столетия до прямого столкновения не доходило. И вот теперь, была убита Старейшая в Кругу. Убита подло. И Круг собирался ответить. Предстояло ввязаться в первую за долгие году войну. Жвания могли помешать Кругу исполнить предначертанное.
   Волновало Ирину также и то, что Круг очень мало уделил внимания Марии. После дикого представления и испытания Ирины, с Марией поговорила разве что Тамара. Да и то, всего-то пару минут. После чего, девочка просто ждала в стороне.
   Сама же Мария было совершенно дезориентирована. Она давно подозревала за тётушкой нечто большее, чем простое умение разбираться в травах. Но такого она не ожидала! Всё, чему она стала свидетелем, вообще не укладывалось в голове.
   Да ещё эта Тамара. Она говорила странные вещи. Интересные, привлекательные, чарующие, но одновременно странные и пугающие. Одним словом мир перевернулся.
  
   Утром Маша проснулась поздно. За окном было облачно и накрапывал дождь. Девочка села на кровати и, сунув ноги в чуть стоптанные тапки, стала раздумывать над произошедшим. Мысль о том, что всё произошедшее сон была соблазнительна, но и пугающая одновременно.
   Девочка взяла со стула футболку и, надев её, потянулась за юбкой, когда в комнату вошла Ирина.
   - Доброе утро.
   Ирина села на край кровати и долго молчала, подбирая слова. Рассказать надо было о многом, но с чего начать?
   - Не удивлюсь, если у тебя много вопросов, - тихо промолвила тётушка, - и это вполне объяснимо.
   - Мы вчера...
   - Не перебивай. Я надеялась уберечь тебя от этого, однако теперь выхода нет. Я должна рассказать тебе очень многое. Собственно, жизнь твоя сильно переменилась вчера.
   Девочка молчала. Она понимала, что происходит что-то большое и значительное, но всё же, сознание советской школьницы было не готово принять такие изменения.
   - И наши с тобой отношения тоже меняются. Теперь ты моя ученица.
   Девочка кивнула.
   - Теперь так. Сейчас я дам тебе первую информацию. Можно сказать вводную. Это займёт не много времени. После чего ты пойдёшь умываться и завтракать.
   - А потом?
   - После завтрака, - продолжала Ирина - ты повторишь мне всё, что я тебе рассказала и если меня не устроит содержание твоего рассказа, то весь оставшийся день ты проведёшь за стиркой постельного белья. Советую помнить, что горячей воды нет. Кроме того, если ты не усвоишь рассказанное, мы не будем с тобой общаться до завтра.
   Маша была шокирована. Тётушка никогда не вела себя так.
   - Завтра мы повторим всё с начала. Если снова не справишься - Ирина выдержала паузу - впрочем, в твоих интересах справится с первого раза. Кроме того, если ты справишься с этой, довольно простой, задачей, у тебя будет некоторое практическое занятие. В качестве поощрения.
   - Я готова слушать.
   - Ты даже не представляешь себе, на сколько ты не готова. - акцентировано выделив "не" тётушка продолжала - Ну да ладно. Начнём.
   Ирина села поудобнее и уставившись Маше в глаза начала.
   - Магия есть. Это должно стать для себя аксиомой. Она просто есть. Во всём мире, во вселенной, кругом. Слово магия возможно толковать двумя способами. Она представляет собой некое связующие явление между всеми событиями и объектами во вселенной. Она же является наукой. Такой же точной, как математика, физика, химия или любой иной предмет, изучаемый тобой в школе. Более того, она насквозь пронизывает их все.
   - А...
   - Не перебивай. Не все люди способны к магии, но не потому, что она сложна, а потому, что люди слишком просты. Все упомянутые нами дисциплины помогают людям познать мир в той степени, к которой они готовы к его познанию. То есть, ещё "вчера" люди не знали о микробах, но это не значит, что их не было. "Сегодня" мы знаем о них кое-что, а что откроется нам "завтра"?
   Маша поёжилась.
   - Кроме того. Магия задействует стихии. Стихий в магии пять. Четыре активные стихии: вода, огонь, земля и воздух, имеют две ипостаси. Есть и связующая, пятая стихия. Она имеет несколько названий, но мы будем называть её энергия. Она связывает между собой четыре предыдущих стихии. Без неё, они не несут в себе магического потенциала. Любое действие совершаемое магическим порядком задействует комбинации стихий. Кроме того, любого результата можно добиться разными способами.
   Маша поправила футболку. Она боялась пропустить хоть звук.
   - И последнее. Нет никакой градации. Все определения типа "чёрная", "белая" и тому подобное, всего лишь термины, придуманные людьми. Они обозначают путь, которым ты следуешь к достижению результата, но никак не меняют фундаментальных механизмов. Магия была до людей и будет после. Она такая, какая есть. Она константа. Люди не могут повлиять на неё, но могут научиться использовать. Это -всё.
   - Я...
   - Лучше перевари сказанное. А теперь марш умываться и завтракать. После чего продолжим.
  
   Деревня "Ивановка" была чуть удалена от основных дорог. Не деревня собственно, а скорее посёлок городского типа, он располагался в полусотне километрах от Новгорода. Со всех сторон он был окружён лесом, и только две дороги могли привести сюда путников. Вернее, привести их могла всего одна грунтовая дорога, которая шла сюда от города Боровичи. Вторая же дорога, вела в две соседние деревни и дальше через лес, к озеру.
   По главной дороге шёл невысокий, крепкий старик. Он опирался на резную палку, хотя вроде и не хромал. Старик шёл не слишком быстро и оглядывался по сторонам, как будто что-то искал.
   В это время дня жители деревни по большей части находились либо в огородах, либо в совхозе, а потому никто не обращал на старика никакого внимания. Он, между тем, подошёл к невысокому, бревенчатому дому, стоявшему чуть на отшибе и, постучав в дверь, вошёл в сени.
   - Кто вы? - взволнованным и чуть визгливым голосом спросила стоявшая в сенях женщина, - Вы домом не ошиблись?
   Женщина была низенькой, пухлой и неопрятной. Кроме того, её совершенно не красил широкий, чуть приплюснутый нос. Вошедший же, ничуть не смущаясь, выдержал паузу и заговорил.
   - Думаю в сенях нам будет не слишком удобно. Пройдём в дом. Там и поговорим.
   - А не пойти ли тебе - начала было женщина визгливо, но неожиданно её лицо разгладилось и она продолжила спокойно - пройдёмте. В доме конечно будет удобнее.
   Комната, под стать хозяйке оказалась не слишком прибранной. Занавески грязноваты, по углам пыль, печь выбелена неровно, да и всё в таком духе. Устроившись за столом старик заговорил:
   - Вы Стацюк Ольга Степановна?
   - Я - равнодушным тоном согласилась женщина - могу быть чем-то полезна?
   Гость достал из кармана пачку двадцати пяти рублёвых купюр, две пачки десятирублёвых, перевязанных банковской лентой, и положил их на стол, чуть приподняв грязноватую скатерть. На равнодушном лице женщины пробежала целая гамма эмоций. Она никогда не видела такой суммы сразу.
   - Вы дадите объявление в газету о продаже дома. Не дорого. Не дороже пятисот рублей. К Вам придут четверо покупателей. Среди них будет женщина. Она придёт четвёртой и представится как Ирина. Ты продашь ей дом. Только ей.
   - А куда денусь я?
   - Я думаю, Вы вернетесь на родину.
  
   Маша справилась. Она сильно нервничала, но всё же сумела воспроизвести полученную информацию с максимальной точностью. Теперь же она сидела одна и ждала обещанного "приза". Ирина ушла по делам, оставив девушке список дел, с которыми та справилась довольно быстро.
   Оправив на себе белую футболку с изображением символа летних игр в Сеуле и потянувшись, Маша уселась на диван и взяла в руки Сабатини. Не то чтобы она очень любила приключенческий жанр, но "Одиссея капитана Блада" захватила её. Морские сражения, любовь, предательство и целый фейерверк приключений.
   Девочка утратила ощущение за ходом времени. Страницы пролетали одна за другой, рисуя в воображении ребёнка яркие батальные картины. Маша даже не заметила, как пришла Ирина.
   - Откладывай книгу, девочка моя, - с порога заявила тётушка - у тебя две минуты на сборы.
   Мария подскочила с кровати и, заложив страницу фантиком от ириски "Золотой Ключик", помчалась собираться. Но несмотря на чрезмерную торопливость, она сумела заметить странный наряд своей тётки. Она была одета в короткую, чуть облегающую юбку и широкую блузку с глубоким вырезом. Всего этого не было видно когда она вошла, но присаживаясь Ирина распахнула пальто и Маша успела заметить необычно вольное одеяние тётушки. Однако вопросов она решила не задавать.
   Ирина между тем присела в кресло. Ей очень трудно было так давить на девочку, но из непродолжительного общения Тамарой и другими сёстрами она поняла, что сильно запустила обучение девочки. Оберегая и защищая её от её судьбы, она затянула начало ей обучения до критической точки. Теперь же она должна была резко навёрстывать упущенное.
   - Я готова - отрапортовала Маша.
   - Отлично.
   Ирина поднялась и, сделав Маше жест следовать за ней, вышла из комнаты. Спустившись на улицу, она взяла Машу за руку и направилась к выходу с территории дачного посёлка, увлекая за собой девочку.
   - Могу я спросить?
   - Да, отчего же нет - отвечала Ирина - спрашивай.
   - Куда мы сейчас идём?
   - Мы идём в гости к одному предприимчивому деляге - ровным голосом говорила тётушка - который наладил прекрасный конвейер по травле соседей.
   Маша недолго думала над полученной информацией и, сопоставив её с событиями последнего времени, спросила:
   - Мы идём к торговцу самогоном? Ну, тому самому, у которого глаза стеклянные? Не у него в смысле, ну... вы поняли....
   - Поняла. - подтвердила Ирина - Всё верно. Думаю это будет полезный урок как для него, так и для тебя.
   - А мне за что урок?
   Ирина хмыкнула.
   - Почему урок должен означать что-то плохое? Ты посмотришь на качественную работу и, может быть, что-то усвоишь.
   Маша замолчала. Она мысленно пыталась представить себе, что именно будет делать тётя. Но никаких особенных мыслей не возникало. Между тем, они с Ириной прошли уже центральную площадь и приблизились к восьмиэтажному, одноподъездному дому серого цвета.
   На скамейке у крыльца сидели старушки. Маша подумала, что старушки сидят у каждого подъезда в стране. Их, видимо, привозят вместе с новыми лавочками к свежепостроенным домам и увозят, когда дома сносят. Молча пройдя мимо пенсионерок, они вошли в подъезд и тут Ирина заговорила:
   - Держи себя тихо. Я буду вести себя странно, но это всего лишь часть намеченного плана.
   - Поняла, - тихо промолвила Маша, - кажется поняла.
   Поднявшись на четвёртый этаж они подошли к чуть пошарпаной, коричневой двери. Дальше началось что-то странное. Ирина распустила и чуть взлохматила волосы и, слегка потоптавшись на месте, придала себе какой-то расхлябанности. Маша поражалась тому, что строгая, умеющая себя держать тётушка вдруг стала какой-то развязной и даже как будто подвыпившей.
   Ирина тем временем позвонила.
   За дверью кто-то зашаркал по полу и, ничего не спрашивая, открыл скрипнувшую дверь. На пороге стоял невысокий мужчина в одних трениках. Он был лысоват, крепок и вообще неплохо сложен. На вид ему можно было дать лет сорок.
   - Вам кого?
   - Ну видимо Вас - игриво и даже несколько развязно сказала Ирина - вы Сергей?
   - Я, - чуть удивлённо сказал хозяин квартиры - а вы кто?
   - Обычно у Вас мой муж себе покупает ну... напитки. Или вернее бывший муж - Ирина поправила чёлку - я его выгнала. Сегодня.
   - А я тут при чём?
   - Да ну ладно - хохотнула Ирина - ну мы же с ним шестнадцать лет прожили. Расстроена я. Надо мне...
   И Ирина постучала внешней стороной ладони по подбородку. При этом она качнула округлыми бёдрами и чуть пошатнувшись, как от лёгкого хмеля, оперлась о дверной косяк.
   - Одна что ли пить будешь? Или с дочкой?
   Маша поняла, что лучше молчать и опустила глаза к полу.
   - Ну а кто мне компанию-то составит? Я теперь женщина одинокая. Почти разведённая.
   - Могу составить я. Я обычно не пью, но раз душа у тебя просит, так как тебе отказать. А дочурка-то твоя не помешает?
   - А - махнула рукой Ирина - посидит. Почитает. У тебя книги есть?
   - Есть. Но ты то, я надеюсь, не читать пришла.
   - О нет -хихикнула тётушка - не читать это точно.
   Они вошли в квартиру. Захламлённая прихожая с ободранными обоями и стоптанной обувью, разбросанной по полу, тускло освещалась одной лампочкой без плафона. Комната, впрочем, была ни чуть не лучше.
   - Как тебя зовут девочка? - чрезмерно сладким голосом спросил Сергей.
   - Оля - неизвестно почему вдруг соврала Мария.
   - Сядь, Оленька, на диван - проговорил он - в шкафу бери любые книги. А мы с твоей мамой побеседуем.
   Маша взяла книгу и, сев на диван, принялась из-под чёлки смотреть на тётушку. Та, в развязной позе устроилась на табуретке, и какими-то странными, как будто сальными глазами, смотрела на то, как суетится Сергей.
   - Тебе покрепче или по легче?
   - Покрепче.
   - Отлично.
   На не знававшем скатерти столе появилась "Вечерняя Москва", поверх которой была поставлена бутылка без этикетки и тарелка с несколькими кусками любительской колбасы, порезанным помидором и шоколадкой "Алёнка". Наконец хозяин квартиры перестал суетиться.
   - За знакомство? - уточнил он, наливая, - Как, кстати, зовут такую привлекательную женщину?
   - Света - буквально мурлыкнула тётушка - Светлана. Русское имя.
   - Красивое - сказал Сергей и подняв стакан протянул его Ирине.
   Маша внимательно смотрела и увидела, как та, принимая стакан, слегка провела своей рукой по руке Сергея. Тот чуть вздрогнул, а тётушка склонила голову набок и слегка поправила волосы. Девочке почудилось на секунду, что воздух над столом чуть зарябил. Впрочем, учитывая, что Сергей курил одну сигарету за другой, это можно было списать на дым.
   Разговор тёк бурно. Ирина повествовала грустную историю о расставании с опостылевшим мужем и регулярно разбавляла её обещаниями раскрасить свою новую свободную жизнь в яркие цвета. Каждый раз, когда Сергей наливал Ирине, та находила повод коснуться его руки, а один раз, когда тот ненадолго отошёл, сама налила ему из бутылки, что-то прошептав над стопкой. Ощущения зарябившего воздуха ещё дважды посещало наблюдавшую за этой сценой девочку.
   Уже дважды Маше показалось, что Сергей пытается натолкнуть Ирину на мысль уйти с ним в смежную комнату. Наконец его нервы не выдержали и он напрямую спросил:
   - Может пойдём туда, - показал он на прикрытую дверь, - а Оленька пока почитает?
   - Да можно. Но давай ещё по одной?
   - Да. Почему нет.
   Сергей поднял со стола бутылку и вдруг как-то странно дёрнулся. Безымянный сосуд упал на стол и остатки жидкости разлились по его поверхности. Хозяин квартиры как-то выгнулся, и вдруг его стошнило.
   Ирина подошла к Маше:
   - Смотри внимательно. Мне показалось, что ты заметила, что я делала. А вот теперь ты видишь и результат. Не слишком красиво, но действенно.
   Сергей стоял на четвереньках и исторгал содержимое желудка не прерываясь ни на секунду. Зрелище было не из приятных. Казалось, что он сейчас вывернется наизнанку. Длилось всё это минут десять. По телу Сергея пробежала лёгкая судорога.
   - Извини Светик - прохрипел он - это первый раз. Со мной такого...
   И тут он снова зашёлся в приступе рвоты. Изо рта его уже шла пена, что не добавляло привлекательности и без того неприятной картине. Он рычал и даже как-то хрипел, а тело его безобразно изгибалось.
   - Да что же это за твою мать - просипел Сергей во время очередной передышки - я же...
   И снова зашёлся в приступе.
   - А хочешь я расскажу тебе, что с тобой?
   Сергей лишь хрипел, корчась на полу.
   - Ты видимо запланировал себе весёлый вечерок? Тебя ничего не трогает. Ни беды чужие, ни горе...
   - О чём... о... о чём ты... - со свистом вырывавшиеся из горла Сергея слова, были едва различимы - твою... о чём... мать....
   - О твоём милом хобби. Брызгать дихлофосом в и без того поганое пойло, которое ты цедишь у себя на кухне.
   Хрип превратился в вой и тело хозяина квартиры снова свело судорогой.
   -Я бы с удовольствием досмотрела это прекрасное представление. Но видишь ли, ты и без того не слишком приятен. Мог бы быть, но учитывая твоё занятие и образ мышления - нет.
   -Я... я... не... сука..
   - О! - Ирина подняла брови - Мы ещё и грубим.
   Сергей заорал, как будто кто-то в него иглу воткнул.
   Маша смотрела на свою тётушку с благоговением. За несколько секунд из развязанной, вульгарной особы она превратилась в гордую, грозную и статную женщину. На Сергея она старалась больше не смотреть. Ей было противно. Она понимала, что он заслужил всё это, но с другой стороны всё же это ужасно, даже для такого мерзавца.
   - Я... ты...
   - А теперь слушай. Если ты хочешь, чтобы это прекратилось, запоминай. Каждый раз как ты прикоснёшься к самогонному аппарату, деньгам полученным за продажу самогона или любому другому предмету твоего грязного промысла, с тобой будут происходить такие приступы. Только, если этот приступ закончится минут через десять-пятнадцать...
   - Прекрати это, - еле слышно прошептал он - умоляю...
   - ... то следующий приступ будет длиться не меньше часа. И так каждый раз, пока ты свои поганые, прокуренные лёгкие не выплюнешь на пол.
   Сдавленный стон и Сергей, вздрогнув ещё раз, замер.
   - Он не умер? - тихо спросила Маша - Он...
   - Да жив он. Пошли. Нечего тут делать.
   И они вышли из двадцатой квартиры.
  

XIV

  
   Разговора вечером вновь не получилось. После возвращения от торговца самогоном, получившего более чем наглядный урок порядочности, Ирина посадила Машу за разбор свежих, непонятно откуда взявшихся, трав. Сама Ирина погрузилась в чтении какой-то книги и так и не произнесла больше ни слова.
   За ужином тоже больше молчали. Сказать по правде, после увиденного есть особо не хотелось, а потому в основном пили чай. Ирина задала Маше пару вопросов о родственниках, которых давно не видела, о маме и о школе, а затем вновь углубилась в чтение. Маша, поняв что ничего интересного сегодня уже не будет, взяла Сабатини и завалилась на кровать.
   Спала девочка плохо. Переживания последних дней серьёзно сказались на подростковой психике. Во сне она видела то корчившегося в муках Сергея, то бескрайние поля болиголова то ещё какие-то неприятные картины. И пробуждение не порадовало. За окном шёл дождь, было ветрено и серо. Ирины в комнате не было.
   Маша села на кровати и, выгнув спину, сладко потянулась. После чего она взяла с табуретки жёлтую футболку с эмблемой киевского футбольного клуба Динамо. Футболка была великовата, но с недавних пор Маше стало не слишком комфортно в привычных ранее футболках.
   Дверь отворилась и тётушка вошла в комнату.
   - Доброе утро - поздоровалась Маша - можем мы...
   - Можем. Но потом.
   - А...
   - А сейчас мы займёмся более важными вещами.
   Маша быстро натянула футболку и села на кровати.
   - Всё верно. Садись поудобнее. Так, чтобы могла расслабиться.
   Маша немного поёрзала на кровати и уселась облокотившись на большую подушку, в расшитой крестиком наволочке.
   - Так, девочка моя - проговорила Ирина ласковым голосом - закрой глаза.
   Маша послушалась.
   - А теперь постарайся полностью погасить все, что ты видишь даже с закрытыми глазами. Должна быть только темнота. Ты должна видеть темноту.
   Маша попыталась, но различные образы так и мелькали перед глазами.
   - Получается - участливо, и с нотками интереса спросила Ирина - или не слишком?
   - Не слишком - призналась Маша - но я попробую ещё.
   Девочка вновь попыталась разогнать все образы, но так не кстати разыгравшееся воображение постоянно подсовывало ей различные яркие видения.
   - Плохо - сказала Ирина - открой глаза, передохни и попытайся ещё раз.
   Маша попробовала. Получалось с трудом. Затем, следуя совету Ирины она попыталась отделять образы один за другим. С пятой или шестой попытки у неё получилось. Закрыв глаза она увидела темноту. Впрочем, не совсем темноту. Перед её "не взором" отчётливо пробегали полосы. Тонкие горизонтальные линии.
   - Я почти смогла...
   - Почти?
   - Я вижу полосы.
   Ирина задумалась. Рановато для полос. Надо было отработать с темнотой, но у этой девочки есть большой таланту, а у неё нет времени на полноценное обучение. Надо ловить момент.
   - Какие полосы.
   - Тонкие и...
   - И? Заинька моя, опиши их подробнее.
   Маша задумалась. Сложно было описывать тонкие, чуть видные полосы которые пересекали темноту.
   - Одна или две серые, а остальные разные. Чуть-чуть голубоватые. Или зелёные. Ещё есть жёлтые и красные. Но мало. А ещё...
   - Очень интересно. Сходи-ка, милая моя умойся и завари нам чаю. Шиповник, душица, чабрец и, возможно... впрочем хватит и этого.
   Маша убежала на кухню, а Ирина принялась размышлять. Девочка обнаруживала незаурядные таланты. Никто и не ждал, что она увидит все полосы серыми, но такой набор! Более чем удивительно. И приятно, конечно.
   Надо форсировать обучение и при таких темпах начальный этап, на который уходит до полугода, займёт не более одной или двух недель. А там глядишь...
   - Тётушка, чай готов. В комнате пьём или на кухне? Там никого нет.
  
   Тэона чувствовала волнение. Уже час её преследовало ощущение, что кто-то смотрит на неё. Женщина не находила себе места, и переложив все домашние заботы на дочерей и младших сестёр она вышла в сад.
   Горный воздух не пьянил её как обычно, в течении сорока девяти лет жизни. Тревога. Она забивала запах цветения плодовых деревьев, забивала пение птиц, шум ветра. Она полностью овладела Тэоной.
   Проходя мимо пруда, вырытого тут ещё лет семьдесят назад дедом Тэоны, она заглянула в его воды и застыла. Из-под водной глади на нё глядела не слишком привлекательная, но высокая и статная молодая женщина с волосами цвета спелой пшеницы.
   "Через три дня" - раздалось в голове у Тэоны.
   - Что через три дня? - прошептала женщина - Кто ты...
   "Через три дня. Выбор места за Вами".
   - Места?
   "Трое Жвания"
   - А Вы? - и тут Тэона поняла, кто назначает ей встречу - а...
   Тэона Жвания приосанилась, распрямила спину и с пламенем во взоре бросилась в психологическую атаку. Однако разговора не вышло.
   "Через три дня. В первом часу ночи. Тсипари. Дом Отари".
   Видение пропало.
   Тэона глубоко задумалась. Надо было действовать. Такая встреча с ведьмами Круга Луны. Впервые за две сотни лет. Война. Надо многое успеть.
  
   Два дня Маша занималась тем, что фокусировала при закрытых глазах темноту. Горизонтальные полосы по требованию Ирины она видела всегда и всегда разных цветов. Тётушка стала приветливее, но и требовательней. Забот у Маши прибавилось, но это девочку не расстраивало. Её жизнь была интересна и полна смысла. Днём она продолжала читать Сабатини и по заданиям тётушки перебирала травы, а вечером получала всё новые и новые уроки.
   На третий день Ирина пришла домой рано.
   - Рановато сегодня - заметила Маша.
   Тётушка сняла кремовый плащ и расправив его на вешалке убрала в шкаф. Поправив копну тёмно-каштановых волос, она переодела юбку на более свободную и сменила официальную блузку на игривую, зелёную футболку.
   - День прошёл интересно. В числе прочего я уволилась с работы.
   - Уволились?
   Мария уставилась на свою тётушку как на сумасшедшую. Последние дни с ней происходили разительные перемены. Она стала строже и требовательней. Она часто запиралась в ванной или просила Машу покинуть комнату на полчаса или час. Девочка понимала, что всё это как-то связано с недавним происшествием в лесу и, скорее всего, тётушка делает что-то необычное. Что-то такое, к чему Маша только прикоснулась. Но бросить работу?!
   - Да уволилась.
   - Но почему?
   - Грядут перемены. Большие перемены. Я тебе покажу. В своё время.
   - А когда?
   - Скоро. А пока сядь.
   Маша подтянула тренировочные штаны и, зевнув, развалилась на диване.
   - Я не сказала ляг - строго заметила Ирина - я сказала сядь. Спина прямая.
   Девочка подтянулась и села ровно. С готовностью закрыв глаза она приготовилась снова концентрироваться на чёрном цвете.
   - Снова чёрный цвет?
   - Уже сфокусировала?
   - Да.
   - Молодец. У тебя стало быстро получаться.
   Ирина глубоко вздохнула.
   - А теперь представь себе другой цвет.
   Маша немного замешкалась, перед её взором пробежала целая палитра в акварельных тонах и наконец она ненадолго сумела задержать перед взором насыщенный, синий цвет. Впрочем он быстро смешался и снова стал чёрным.
   - Вот. Получилось.
   - Ты сфокусировалась на нём? Сумела удержать?
   - Чуть-чуть....
   - Не пойдёт. Ещё раз.
   Занятие заняло минут пятнадцать - двадцать. Маше так и не удалось научиться держать сколь бы то ни было долго никакой цвет, кроме чёрного. Зелёный, жёлтый и синий - вот основные цвета. Были и различные другие оттенки, но всё не более чем на три-пять секунд. А чаще всего калейдоскоп различных красок.
   По окончании занятия девочка и тётушка перебрались в кухню. Соседка, Рината Константиновна, пятидесятилетняя, полная и сварливая особа как раз заканчивала своё чаепитие. Между тем соседи из третьей комнаты, Пётр и Оксана ещё не появлялись.
   Зверобой, мята, листья земляники - Маша, под руководством тётушки заваривала очередной травяной чай. Ирина испытующе смотрела на свою воспитанницу. Наконец, когда чай был разлит по кружкам и Маша поставила его на стол, тётушка сказала:
   - Сегодня пьём чай в комнате. Неси чайник и чашки к нам.
   Маша быстренько накрыла столик и добавила к двум кружкам пряников, конфет и немного прочих мелочей.
   - Я вынуждена форсировать твоё обучение. Тебе бы ещё два-три месяца надо тренироваться с фокусировкой цветов. Но мы будем продолжать. Однако для начала у меня к тебе вопрос. Тебе мама рассказывала про то, что такое месячные?
   Маша смутилась и чуть-чуть покраснела.
   - Ты ещё глаза в пол опусти, - хмыкнула Ирина - я не мальчик из твоей школы.
   - Да.
   - Рассказывала? Отлично. У тебя их ещё не было ни разу?
   - Нет - почти шёпотом сказала девочка - ни разу.
   - Прекрати паясничать - чуть строже сказала тётя - в этом нет ни чего порочного или стыдного. Это жизнь и она такая, какая есть.
   Маша молчала. Ей было сложно смириться с тем, что её вынуждают говорить о вещах, которые она считала постыдными. Пусть даже говорит она об этом с любимой тётушкой.
   - Как только с тобой это случиться, ты должна дать мне знать.
   Девочка кивнула.
   - А теперь к делу. Пока твоё обучение носило строго фрагментарный характер. Ты немного познакомилась с травами. Мы делали настои и мази, от кашля, от желудочных колик, от сыпи и фурункулов. Всего около сорока рецептов? В том числе и один рецепт от запоя. Верно?
   - Да - чуть громче и спокойнее произнесла девочка - я не считала, но очень похоже.
   - Так вот. Травничество - всего лишь одна из граней того знания, которое годами превосходили и познавали сёстры нашего Круга.
   Маша молчала. Румянец смущения сошёл и она готовилась к тому, что сейчас ей откроется ещё что-то новое.
   - Сегодня мы откроем новый раздел твоего обучения. Это - вербальное воздействие.
   - Вербальное?
   - Словесное.
   Ирина поднялась и прошла к своей сумке. Она извлекла оттуда толстую тетрадь и шариковую ручку.
   - Я не уверена, что ты сразу сможешь многое запомнить, а потому тебе придётся записывать. С годами ты систематизируешь свои записи и у тебя появятся собственные гримуары.
   Маша хотела задать вопрос о том, что такое эти загадочные "гримуары", но вспомнила недовольство тётушки и промолчала. Ирина хмыкнула, отметив эту воздержанность.
   - Вербальное воздействие бывает разное. Заговоры, шёпотки, заклинания. Ну и конечно речевая часть обрядов тоже. О том каковы они, чем различаются и прочее, мы ещё поговорим.
   Маша взяла тетрадку и раскрыла её.
   - Простое запоминание не поможет тебе. А потому твоё обучение будет построено по принципу максимально быстрого осваивания житейских премудростей, которые ты сможешь начать пробовать на практике.
   - И какие это премудрости?
   - Мы начнём с любовной магии.
   Маша хмыкнула.
   - Готова спорить, что угадала о чём ты подумала. Ты подумала: "больно надо".
   Маша смутилась. Её тётушка в очередной раз попала точно в цель.
   - Ты сама поймёшь, что надо. Со временем. Когда ты сделаешь первые шаги в этом направлении, мы попробуем бытовую магию. Семейные и хозяйственные секреты. Ну а там доберёмся и до целительства.
   - А до войн?
   - Войн?
   - Ну, я слышала от тех женщин.
   - Тебе об этом беспокоиться не надо. В ходе учения ты превзойдёшь многое и прочтёшь десятки книг. Ты узнаешь и о войнах, и о магах, и о многих других интересных явлениях. Будут у тебя войны или нет, но то, что ты слышала тогда, к тебе не относится. Эта война пройдёт мимо тебя.
   - Поняла.
   - И ещё. Запоминай, так как это очень важно. Всё, что ты делаешь, имеет цену. Любой поступок который ты совершаешь - должен быть оправдан. И должен быть правильно тобой оценен. А теперь записывай.
   Маша взяла ручку.
   - Есть приворотный заговор на золу. Зола должна быть древесной и должна быть из печи. Держишь золу в руке и начитываешь на неё:
   Зола сера, была жгуча, была горяча.
   Помоги мне, пособи мне, наведи тоску, печаль на раба Божьего (имя).
   Чтоб белый свет ему стал серый без рабы (имя). Аминь.
   Золу эту передаёшь той, для кого ты сделала этот заговор, а она в свою очередь должна отнести её к порогу любимого и рассыпать её там.
   Маша усердно записывала сказанное, а тётя между тем продолжала:
   - А теперь пойми главное. Любой приворот это игра с чужой волей. Чужую волю ты толкаешь в нужную тебе сторону. Но если ты заставляешь кого-то, изменяя себе, почувствовать любовь, ты должна быть уверена, что тот, ради кого ты это делаешь ответит взаимностью.
   - В смысле?
   - Подавление чужой воли истощает человека. И пустота эта заполняется только тогда, когда на её место приходит любовь. Если ты присушила кого-то к человеку, который перестал любить в ответ, то омороченный тобой будет сохнуть.
   - Сохнуть? До смерти?
   - При слабом заговоре нет. При сильном - возможно, что и да. Тут много тонкостей. Ты научишься чувствовать их в процессе обучения. Пока просто запоминай.
   Они сидели ещё долго. Присушка на блины, на ветер и на женскую кровь. Ирина диктовала заговоры и рассказывала об особенностях их применения. О силе и тонкостях. О возможных преградах и помехах. И конечно о последствиях.
   - Ну а теперь, - подытожила Ирина - закрывай глаза и мы снова попытаемся сфокусироваться на цветах.
  
   Неподалёку от городка Тсипари Грузинской АССР в тени чудом избежавших вырубки виноградников, располагался невысокий, глиняный дом. Невысокий, но довольно просторный и как видно, несмотря на свежий ремонт, очень старый.
   Чуть ниже шумели первой листвой груши и абрикосы. Сад был красив и очень велик. Недавно появившаяся луна освещала его серебристыми лучами пробиваясь через ветви и оставляя на земле следы своего небрежного, недоступного, небесного касания.
   У крыльца дома стоял высокий, крепкий и жилистый старик. Годы сгорбили его некогда могучую спину и он опирался на резной пастуший посох. На ногах его были расшитые красивым узором широкие шарвали, а редеющие, седые волосы были покрыты черкеской, которую местные жители именовали чоха.
   Старик-горец курил трубку и смотрел на сад. На безмятежном его лице нельзя было прочесть никаких эмоций. Глубокие, тусклые глаза, некогда голубые, а теперь какие-то водянистые, не выражали никаких эмоций. Да, его глаза были именно голубыми. Более того, сквозь седину проглядывали ещё рыжие пряди. Отари Жвания был настоящим грузином. Мало кто помнит какие они. Аджарцы, кохетинцы, имеритины, месхетинцы и ещё почти две дюжины народов объединены в единый собирательный образ. Но Отари был настоящим грузином.
   Из дома вышли ещё двое. Женщина, одетая в бархатный, с меховой оторочкой и бисерным шитьём котиби, повязывала вокруг своей головы тавсакрави - традиционную повязку. Тэона была полновата. Пятеро детей сказались на фигуре и внешности, и сложновато уже было определить, что ещё два десятилетия назад эта женщина пленяла своей красотой весь север Грузии.
   Вторым из дома вышел ещё довольно молодой человек. В отличие от своих родственников он не был одет в национальный костюм, а носил классическую тройку ленинградского пошива. Волосы его были коротки.
   - Вы готовы? - тихим, но твёрдым, как скала, голосом спросил Отари - у нас есть ещё минута или две. Луна высоко. Их время.
   - Скажи отец, - громко и зло спросил молодой мужчина - ради чего всё это? Ради чего я приехал из Тбилиси?
   - Ты тоже получил вызов Шота.
   - Получил. Но почему мы должны с ними встречаться?
   - Таковы правила. - Отари выдохнул дым и, разглядывая причудливую игру табачного облака, продолжил - Я учил тебя с детства. Ты должен знать.
   Шота скривился.
   - К чёрту правила. Нам не о чем с ними говорить. Мы не слышали о них лет сто? Или больше? Вот пусть и пропадут.
   Старец повернулся и уставился в глаза своему сыну.
   - Запоминай сынок. Правила они потому и правила, что им должны следовать все. Грядёт беда и...
   - Мы...
   - Не сметь меня перебивать! - повысил голос Отари - Ты конечно вырос, но мне ещё хватит сил отхлестать тебя розгой. Ты не понимаешь, что такое война. И встреча эта не только дань традиции. Это возможность...
   В саду ухнула птица. Удивительно, но это была столь редкая в этих местах сова. Пора.
   Все трое двинулись в сад.
   Из тени абрикосовых деревьев выступили три женщины. В центре этого трио была невысокая женщина лет пятидесяти, с подхваченными платком волосами и в длинном платье, расписанным славянскими узорами. На груди женщины покоился небольшой серебряный крест.
   Вторая женщина была стара. Испещрённое морщинами лицо оживлялось лишь удивительно голубыми глазами. Волосы седые были собраны в удивительно толстую для такого возраста косу. В руке она сжимала палку.
   Третья женщина была молода, высока и не слишком привлекательна. Светлая кожа, золотые волосы и обжигающий холод глаз бросались в глаза даже в темноте сада.
   Все трое сделали десяток шагов и не выходя из тени деревьев встали.
   Горцы подошли ближе и остановились в двух дюжинах шагов от пришедших. Шесть человек стояли друг против друга и молчали. В небе то и дело мелькали летучие мыши и ночные птицы. Наконец, та из прибывших женщин, что была старше, заговорила.
   - Мы пришли, согласно древнему обычаю. Мы пришли требовать ответа.
   - Дороги Жвания идут поодаль с дорогами ведьм Круга Луны. - Отари говорил строго и даже грозно - Жвания не желают иметь с вами ничего общего.
   Снова вскрикнула сова.
   - Один из Жвания вызвал нашу сестру. Один из Жвания проиграл поединок. Один из Жвания совершил подлость и преступил черту. Один из Жвания убил нашу сестру.
   Повисла пауза. Эта новость видимо застала горцев врасплох.
   - Кто? - холодно спросил Отари.
   - Геворг Жвания - продолжала говорить седая ведьма - проиграл дуэль. И застрелил старейшую из нас. Янину.
   Эта новость внесла в ряды Горцев ещё большее замешательство.
   - Ты ведь помнишь Янину, - произнесла вдруг молодая спутница - твоя мать дважды ходила к ней на поклон. Ты должен знать это.
   Лицо старого горца эмоций не выражало, в то время как лицо его сына исказила судорога.
   - Жвания никогда никому не кланялись. - громко и с вызовом произнёс Шота - Ваше ведьмино племя...
   - Слюни подбери! - как бритвой отрезала старая ведьма - Ты воспитал глупого сына, Отари.
   Тишина. Несколько минут тишины, не нарушаемой ничем и никем. Даже многочисленные звуки ночи, заполняемой обычно пением птиц и стрекотанием насекомых, стихли.
   - Чего вы хотите? - наконец произнёс Отари.
   - Мы требуем суда. Мы требуем привлечь убийцу к суду.
   - Вы хотите убить Геворга? - подала голос Тэона - Вы просите нас...
   - Мы не просим, девочка, - произнесла старая ведьма - мы требуем. Мы требуем от вас лишить Геворга защитных родовых уз и передать его Кругу. Мы будем судить его.
   Пришедший в себя Шота снова взял инициативу в свои руки.
   - Вы просите смерти одного из Жвания? Мы никогда не предаём своих. У нас есть честь - Шота срывался на крик - мы не отдадим его никому. Что ты можешь сделать нам ведьмино отродье?
   И тут заговорила третья из ведьм. Казалось она сковала льдом весь окружающий мир и все звуки вокруг умерли. Был только её голос.
   - Ты действительно воспитал дурного сына, Отари. Ваш клан вырождается и Шота самое явное тому подтверждение. Однако вопрос задан и я отвечаю. У вас есть три дня. Три дня на то, чтобы принять наши условия. Иначе мы будем уничтожать всех Жвания, имеющих хоть искру Дара. Мы уничтожим каждого и последним останется Геворг. Но много ли стоит Ваш клан без тех, кто способен поддержать его?
   Женщина замолчала. На лицах горцев было видно недоумение. Тэона была в оцепенении от силы и властности голоса говорившей женщины. Отари опустил вниз глаза и видимо размышлял. Шота же некоторое время боролся с собой, но и в этот раз чувства превозмогли разум.
   - Иди прочь ведьма! - зло, громко и отчётливо произнёс он - Твоих жалких угроз не хватит, чтобы испугать Жвания.
   Отари поднял глаза и посмотрел на сына. Он хотел что-то сказать, но так и не собрался.
   - В таком случае, одни сутки. - сказала властная женщина - Прощайте.
   Женщины развернулись и, сделав несколько шагов под сень абрикосовых деревьев, растворились в игре теней и лунного света.
   Трое горцев некоторое время стояли молча. Тэону била дрожь и она нервно теребила в руках тавсакрави. Шота громко дышал и зло смотрел вслед ушёдшим Ведьмам. Наконец заговорил Отари.
   - Ты сделал шаг достойный Жвания, - тихо, с лёгким хрипом проговорил он - но кто знает. Может быть ты только что погубил нас всех.
  

XV

  
   Уже три дня Синиша сидел в номере Гранд Отеля Краков. Один из старейших отелей Польши, он конечно производил достойное впечатление даже на видавшего виды югослава. Однако юноша не имел ни малейшего понятия, сколько проведёт в этом месте. Уже две недели он предавался вынужденному безделью.
   Синиша глотнул из стакана смешанной с апельсиновым соком водки и, замерев ненадолго, с шумом выдохнул воздух. Посидев с закрытыми глазами, он сделал несколько глубоких вдохов, а затем уставился в телевизор. Новостной канал транслировал подробности визита Леха Валенсы на какой-то завод.
   Дверь номера открылась. Вообще-то уровень сервиса в отеле обычно был высок и бесцеремонное вторжение не слишком часто практиковалось. Синиша хотел было гневной отповедью обрушиться на горничную, как вдруг заметил, что в дверях стоит высокий, худой мужчина с короткими стальными волосами.
   Синиша приподнялся с дивана.
   - Пьём значит - грубым и хриплым голосом произнёс вошедший на сербском - прекрасное занятие для такого блестящего выпускника. Сообразно умственным способностям.
   - Какого чёрта - зарычал югослав - кто ты такой, старик?
   - Да - констатировал гость - умственные способности на нуле. Теперь такие увальни у нас в фаворе?
   Наконец-то до Синиши, сквозь хмель стало доходить.
   - В фаворе? Если бы я был в фаворе то ехал бы уже в Рим, а не сидел тут в ожидании старого неудачника.
   Вошедший молнией преодолел разделявшие мужчин расстояние и сильно ударил Синишу в челюсть. Звук удара был столь громким, что заглушил шум от последующего падения.
   - Это первое правило, которое поможет тебе в жизни. Никогда не груби тому, кто во всём превосходит тебя.
   Синиша вскочил на ноги. Его тренированное тело не привыкло получать удары но легко оправлялось от полученных травм. Повинуясь рефлексам он принялся наносить вошедшему удары. Однако и десяти секунд не прошло, как он убедился, что не способен причинить своему сопернику никакого повреждения. Наконец гость перешёл в наступление.
   Удар. Ещё удар. Что-то хрустнуло в руке и вдруг перед глазами поплыли какие-то тучи. Звуки затихли. Ещё пара ударов и в глазах совсем потемнело. На пол уже упало бессознательное тело.
  
   Возвращалось сознание с трудом. Ныла челюсть, бок, бедро и висок. Двигать головой было и вовсе не возможно. Боль была совершенно невыносимой.
   - О! - раздался возглас, на этот раз уже на английском - всего сорок минут? Это не плохой результат. Я думал, что ты будешь изображать половую тряпку не менее двух часов.
   Голос этот вернул Синишу к реальности. Говорил несомненно тот самый тип, который столь легко и при том болезненно избил его.
   - Это правило второе. Всегда старайся всё усваивать с первого раза. Жизнь редко даёт тебе второй.
   - Спасибо за совет - сквозь зубы процедил югослав - надеюсь всё время, что мы пробудем в дикой снежной стране мне не придётся выслушивать водопад житейской мудрости.
   Синиша встал и с трудом потянулся. Хрустнуло сразу в нескольких местах и он со стоном опустился в кресло. Сверкнув злым серым глазом югослав попытался не двигаться.
   Между тем гость налил себе в стакан водки из ополовиненной бутылки и едва ли не в один глоток осушил его. Затем, оправив фалды прекрасно скроенного серого пиджака и чуть подтянув шитый шёлковый нитью галстук произнёс:
   - Придётся, мой юный друг. И судя по тому, что я тут увидел, эта мудрость будет вбиваться в твою голову довольно болезненными методами.
   Юный балканский самородок зарычал и попытался приподняться с кресла но не смог и, застонав, рухнул обратно. Говоривший же лишь ухмыльнулся и продолжил:
   - И первое занятие мы проведём сейчас - он поднялся и уставившись на Синишу продолжил - и попытаемся развеять несколько мифов, засевших в твоей голове.
   - Каких мифов?
   - Относительно страны которая на ближайшие годы примет нас. Мне кстати очень странно, что у серба такой странный взгляд на своих братьев.
   - Я не серб - прохрипел Синиша - я...
   - Кто?
   Гость как-то не по доброму ухмыльнулся.
  
   Иван открыл глаза. Он лежал спине и солнце ярко светило ему в лицо, а трава неприятно щекотала затылок. Рядом неприятно гудела муха или пчела. Иван с трудом поводил плечами.
   - Я рад, что ты пришёл в себя.
   Этот голос мог принадлежать только одному человеку. Тому самому, который за довольно короткий срок стал для Ивана едва ли не самым близким на всей земле. Этот голос мог принадлежать только Ярославу.
   - Ты пробыл без сознания больше двух часов. Я вообще боялся, что ты не придёшь в себя. Однако старые мастера могут творить настоящие чудеса.
   Иван попытался подняться. Это было трудно и голова закружилось, но со второй попытки всё же удалось. Юноша огляделся. Поляна, на которой он обнаружил себя, была довольно велика и Ваня лежал в самом её центре.
   Поляна была окружена высоким, в три человеческих роста частоколом, над которым виднелись кроны лиственных деревьев. Иван не сумел определить, что это за деревья, хотя всю жизнь рос в деревне и неплохо знал флору окрестного леса. Кроны, которые увидел Иван, были густы и приятно радовали глаз игрой солнечного света на сочной листве.
   - Тебе несказанно повезло Ваня - произнёс Ярослав глубоко вздохнув - видимо ты видишь последнее настоящие капище. Древнее, дарующее успокоение и радость каждому, кто лишь вошёл в него.
   Мальчик огляделся. Шагах в десяти от того места, где он пришёл в себя лежал гигантских размеров камень. Дед рассказывал Ивану, что раньше на таких камнях ставились печи. Да Иван и сам видел, спускаясь с погреб Янининого дома, валуны на которых стояла русская печь.
   Но этот камень был несомненно больше. Красноватый, с серыми вкраплениями он был размером с крупного медведя. Да он и был похож на спящего лесного. Создавалось ощущение, что огромное животное просто спит. Временами казалось даже, что воображаемые бока его плавно покачиваются, когда могучий зверь делает вдох.
   На камне лежал расшитый причудливым узором платок. Мальчику даже показалось, что часть узора - вовсе никакой не узор, а надпись на языке незнакомом но чарующем. Платок был белым, а нити узора в основном красными.
   Чуть дальше камня, полукругом стояли высокие деревянные фигуры. Мальчик кое что понимал в сложном, но увлекательном искусстве резьбы, но и он встал зачарованно глядя на резных исполинов. Дед Ивана когда-то занимался резьбой по дереву, но даже он не смог бы вырезать столь качественно и точно.
   Иван попробовал подняться и чуть не упал от внезапного головокружения, но был предусмотрительно подхвачен под обе руки. Мальчик огляделся. Под правую руку его поддерживал Ярослав. Всё в тех же льняных, но уже мятых и пачканных штанах он между тем успел сменить свою куртку на просторную косоворотку, которую подвязал широким, красным поясом. Слева же стоял незнакомый Ивану мужчина.
   Впрочем, почему незнакомый? Пробираясь за клириком в детинец Иван успел заметить этого мужчину. Он был ниже Ярослава ростом, но коренаст и крепок. Лицо его, как будто каменное, было испещрено глубокими морщинами, длинная седеющая борода подвязана в двух местах кожаным ремешком. Русые волосы также были обильно посеребрены.
   Одной рукой мужчина поддерживал Ивана, а другой держал резной посох, слегка громыхавший при любом движении, как будто внутри него была погремушка. Ярослав и волхв подвели мальчика к самым высоким резным фигурам, стоявшим против остальных не полукругом, а в ряд, один за спиной другого.
   - Это - тихо заговорил Ярослав - Род. Сущий, единый бог прародитель.
   Мальчик сам понял, что его учитель говорит о самой высокой из фигур, стоявшей сзади всех и вырезанной прямо в стволе живого дерева. Дерево Иван опознал не сразу, однако приглядевшись понял, что огромное древо, самое высокое которое он когда либо видел, было ясенем. В высокой его кроне обильно играла зелень.
   Иван посмотрел на волхва, но тот только кивнул. В ясном взоре его живых, голубых глаз читалось благоговение.
   - Пред ним сын его - после небольшой паузы продолжил Ярослав - рождённый в пламени Сварог. Прародитель славян.
   Иван удивился. В школе они проходили славян, в рамках истории древней Руси, но ни слова о Свароге там не было. Стоявший слева волхв вновь кивнул.
   - Сварог - тихо и важно подтвердил он, чуть растягивая гласные звуки - яр огонь Сварог.
   - А пред ним чур деда нашего Даждьбога. Старшего среди Богов Радуницких. И он же средь равных Первый.
   Иван разглядывал изображение. Даждьбог был вырезан с длинными волосами и аккуратной длинной бородой. На предполагаемой груди его было схематично изображено восьмилучевое колесо и многочисленные узоры, а в том месте где был лоб, волосы были как бы подвязаны настоящей тканевой повязкой.
   - Чур? - переспросил Иван - Деда?
   - Чуры - то предки наши.
   - А почему дед?
   - Потому как Боги Радуницкие все дети его и все предки наши.
   Иван округлил глаза. Он никогда не слышал ни о чём подобном и в единый миг родилась у него едва ли не дюжина вопросов, однако Ярослав прижал к губам указательный палец. По другую руку мальчика волхв повторил жест учителя, но только палец к губам он прикладывал уже большой палец.
   Мальчик внимательно рассмотрел остальных Чуров. Они были похожи и при этом каждый их них имел свою особую индивидуальность. Первым от Даждьбога справа стоял чур резаный не столь причудливо, зато украшенный черепом быка и двумя черепами поменьше, расположенными один под другим. По левую руку стоял ещё более странный идол. Он не касался земли, а был установлен на кованый железный постамент о четырёх вросших в землю ногах.
   Раскинувшиеся полукругом боги поразили Ивана. Были среди них высокие и низкие, украшенные резьбой или тканями, мужские и женские. Было что-то умиротворяющие, что-то великое и что-то возвышенное в них.
   Волхв отпустил руку мальчика и подойдя к камню, положил на него извлечённый из поясной сумы, расшитый крестиком платок. На платок он с поклоном возложил пару каких-то корнеплодов и, совершив ещё один поясной поклон, отошёл.
   В руках у Вани оказался небольшой берёзовый туесок. Вложил его подошедший сзади молодой волхв. Ярослав чуть подтолкнул юношу в спину и мальчик сделал несколько робких шагов вперёд. Он поднял глаза и всмотрелся в лики старых богов. Голова его закружилась и вокруг потемнело. На миг ему почудилось что под сенью старого ясеня с резным Родом стоит высокий старец с диной бородой и совой на плече. Услышал голоса. Целый хор, голосов мужских и женских. Потом всё плавно утихло и показалось, что стало даже светлее.
   Мальчик сделал ещё шаг и поклонившись в пояс поставил на плат туесок, в котором оказался ароматный мёд. "Спасибо" - прошептал Иван. Он медленно попятился назад, как зачарованный глядя в лики богов. Тем временем к камню подошёл Ярослав и возложил на него небольшой каравай с хлебом.
   Немного постояли. Затем Ярослав потянул Ивана за руку и они оставили капище.
   - Ты видел истинное чудо - сказал учитель - настоящие чудо.
   - Мы должны будем уйти?
   - Да - промолвил Ярослав - ты сам понял почему?
   - Кажется да - ответил Иван и шёпотом добавил - грустно это.
   Выходя с капища мальчик успел бросить взгляд назад и увидел, как старый волхв макнув руку в туесок с мёдом подошёл к одному из Чуров и смазал губы кумира мёдом.
   Пройдя мимо ряда невысоких земляных изб и одного ладного бревенчатого дома на каменном основании путники вышли на широкую площадь. На площади стояло два десятка мужчин различного возраста и пол дюжины женщин.
   Многие из мужчин успели снять доспех и стёганки и стояли в широких, чуть не по колено рубахах. Волосы у всех мужчин были длинны и почти у всех подобранны тонкими ремнями или повязками. Женщины были в сарафанах или также в рубахах, но более длинных и чуть более узких и красивых. Две старушки стояли поодаль в каких-то нелепых толстых накидках без рукавов, но явно набитых чем-то тёплым.
   В центре площади, из телег, обломков стены и просто мощных брёвен, был сложен помост. На нём лежали тела. Семь или восемь мужчин в боевом облачении, двое волхвов, три женщины и двое детей. Все они лежали скрестив руки на груди. В руки мужчин было вложено оружие. Обложен помост был мелкой щепой, хворостом, сухим мхом и прочей мелочью.
   Чуть поодаль от помоста стояла высокая и широкая лавка. Или низкий стол. На нём расположились братины с какой-то жидкостью, глубокие чугуны с кашей, караваи хлеба и ещё какая-то мелочь.
   Иван обратил внимание на печаль во взоре каждого из живых. На них с Ярославом они старались не смотреть, а если и смотрели то мигом, тут же отводя взор. Было тихо.
   Из-за спин путников на площадь вышли волхвы. Двое несли в руках горящие головни. Старший подошёл и воздев руки принялся медленно, певуче и ровно говорить что-то. Мир замер. Молодые волхвы подошли к помосту и вторя старшему опустили свои факелы.
   Огонь занялся быстро. Жаркие языки пламени нарочито жадно пожирали дерево и вскоре, плотно укутавшись в тяжёлый серый дым, закрыли тела погибших. Мужчины затянули какую-то песнь. Слова они растягивали и голоса их звучали низко, слаженно и печально. Волхвы заканчивали свой обряд. По очереди они стали подходить с столу-скамье, отламывали кусок от стоявшего там каравая, макали его в мёд и, подходя к огню, бросали его в пламя.
   Потянулись следом женщины, а потом и мужчины. Все они повторяли тот же странный обряд. Ярослав потянул за собой Ивана. Мальчик с трудом оторвал от хлеба небольшой кусок и макнув его в мёд подошёл к огню. Вернее настолько близко, насколько позволял огонь, неумолимо дышавший жаром во все стороны. Вдруг в сознание его вторглась неумолимость утраты. Он понял, что погибли люди. Погибли безвозвратно. Они с Громовым скоро уйдут навстречу завтрашнему дню, но погибшие не увидят этого дня. Никакого дня они больше не увидят.
   Боль вторглась в его сердце и он переживал каждую смерть, как уход собственного родственника.
   Ярослав вновь потянул за собой Ивана. Мальчику показалось, что он уже давно никуда не ходил сам, а всё время лишь повинуется воле учителя. Между тем Ярослав подвёл юношу к столу. У стола собрались видимо все последние жители Велеца. Они поднимали братины и слив малость хлебного кваса на землю пили.
   Иван отведал кашу. Крупу он не определил, но почувствовал на вкус репу и мёд.
   - Посмотри - шепнул Ярослав - туда.
   Он указал на огонь. В лучах непривычно жаркого солнца мальчик увидел птиц. Вернее маленьких птичек. Над поляной кружили жаворонки. Обычные полевые жаворонки, издалека похожие на воробьёв, но с более причудливым узором и характерной формой крыла. Птицы подлетали к столу так близко, что видны были их игривые хохолки.
   - Чего это они?
   - Они - улыбнулся Ярослав - унесут души в Правь.
  
   Курс вводной информации занял четыре дня. За это время Синиша предпринял ещё три попытки заставить Грея относиться к себе чуть уважительнее. И каждая из них заканчивалась всё более продолжительной и болезненной экзекуцией. Наконец он устал сопротивляться и вынужденно слушал своего нового наставника.
   Грей говорил о многом. И говорил на русском, заставляя Синишу осваивать новый, хотя и похожий на его родной язык. Он открывал перед молодым сербом захватывающие страницы истории и культуры русского народа. Он успевал осветить десятки укоренившихся мифов, привести сотни фактов в их поддержку и во мгновение ока развенчать их.
   Синиша знал о русских только со слов своего наставника Кароля Топалека. Его взгляд нельзя было назвать беспристрастным. Он был непосредственным свидетелем Пражской Весны 1968 года, а потому говорил о русских с изрядной долей презрения и даже где-то с ненавистью. Синиша ненавистью этой не проникся, но и любви к братьям славянам испытывать не мог, так как другого взгляда просто не имел. Все его учителя и наставники большую часть времени работали в западной Европе или центральной Америке, а потому ничего не знал он о русских.
   - И теперь о корнях нашего дела - тихо говорил Грей - я вкратце ознакомлю тебя.
   - Было бы неплохо - буркнул Синиша - понять бы ради чего орден решил отправить меня в Союз, вместо Рима.
   Грей усмехнулся.
   - Ты ещё поймёшь, что тебе несказанно повезло.
   Синиша скривился. Несмотря на всё, что до этого момента рассказал ему Грей, он не видел в Советах ничего, что могло бы быть важнее карьеры в Ватикане. За десять-пятнадцать лет он бы стал командиром Швейцарской Гвардии и при удачном стечении обстоятельств охранял бы Святой Престол, на котором восседал бы кто-то из членов Ордена. Достойный продолжатель дела Джузеппе Ронкалли.
   - Так вот. Мы с тобой едем собирать сведения.
   - Сведения?
   - Да. Сведения об одном из древнейших родов, одарённых талантами, так интересными Ордену.
   - Мы едем следить за ведьмами? Я променял карьеру в Ватикане на слежение за какими-то ведьмами?
   - Не за какими-то. - акцентировано поправил его Грей - Мы имеем шанс приблизиться к Алому Кругу. А это - дорогого стоит.
   - Круг Луны это миф. Или, вернее, это эфемерный путь, которому следуют некоторые ведьмы. У них нет единого строя, устоев и вообще какой либо организации.
   Грей расхохотался.
   - Ты повторяешь глупости которым очень хочет верить Рональд. Однако...
   - Рональд?
   - Магистр Рональд ван Худенвальд, если тебе так удобно. Или, как он фигурирует в открытых документах, Белый Филин.
   - Вы знаете по именам Магистров?
   - Нам предстоит провести с тобой не один месяц или год, - промолвил Грей - а потому было бы неплохо, если бы ты перестал тратить время на глупые удивления.
   Синиша хмыкнул.
   - Итак. Род Мироновых.
   - Мироновы?
   - Да. В поле зрения Ордена попал ещё в шестнадцатом веке. Вот например, что есть об этом периоде в наших архивах.
   Грей извлёк из открытого чемодана папку и расшнуровав её достал рваный, пожелтевший листок.
   "Обратила внимание на себя Ольга, младшая дочь новгородского боярина Любытина. Таится она ловко, но сомнения ни малого не имею я в том, что ведает она знания многие, тайные. Остаюсь я в Новгороде и буду отсылать сообщения по мере возможности".
   - Это прислал нам в одна тысяча пятьсот тридцать седьмом году Кшиштов Вендери. Он более полусотни лет был членом ордена. Его работы или вернее его письма и разбор принесённых им сведений, занимают два полных стеллажа в малом хранилище в Амстердаме. Он был прекрасный практик и из пятидесяти лет служения сорок провёл в поездках.
   - И что с того?
   - В архивах сохранились и ещё донесения. Помимо ряда прозрачных писем с информацией о замужестве её и умении таиться, были и интересные. Так например, восемь лет спустя Орден получил вот такое донесение.
   "Немалых ухищрений стоило мне добыть сведения сии. Упоминалось мною и ранее, что Ольга, нынешняя боярыня Миронова, по отцу Любытина, таинствами врачевания владеет искусно, равно как и умениями сновидения. Но церемония, свидетелем коей стал я, пробираясь на сбор ведьмин рискованно, не оставляет сомнений. Ольга Миронова была возведена в высокий ранг, или, как принято говорить об этом тут, коронована. Я получил неопровержимые доказательства существования Круга Луны. Выезжаю в Амстердам. Множество информации прибудет со мной вместе."
   - А что за информацию он привёз?
   - А он ничего не привёз. Он пропал.
   Синиша замолчал. Случаи охоты на членов Ордена, со стороны объектов наблюдения были крайне редки. Орден прекрасно готовил своих сотрудников. Разбирались, конечно, дела Марка Вернсдорфа, Питера ван Абеля и Оливера Вероне. Упоминалась ещё пара случаев, но и всё.
   - Да. Подобные случаи были и позже. За потомками Ольги Мироновой наблюдали беспрерывно до тысяча девятьсот двадцатого года. Информация загадочная и чарующая. Впрочем, ты ещё в этом убедишься.
   Молодой серб приподнялся с кресла и приняв от Грея толстую папку взвесил её на ладони. Вес впечатлял.
  
   Ярослав бережно принял резной ларец. Князь Твердислав передавал его как ребёнка, бережно и аккуратно. Он обернул его в красивый, расшитый платок, и держа на двух руках передал его Громову.
   Ивану показалось, что за то недолгое время, сколько прошло с момента его пробуждения волосы не старого ещё князя всерьёз разбавились сединой. Да и лицо его как будто обветрилось и дополнилось морщинами. Впрочем эти изменения казалось настигли не только князя. Без изменений оставались разве что дети.
   Сумка Ярослава изрядно потолстела. К тому же Волхв и княжие помощники нагрузили ещё два заплечных мешка, один из которых водрузили на плечи мальчику. Иван поправил лямку и с тоской подумал о расстоянии, отделяющем его от дома.
   Они двинулись к опрокинутым воротам. Никто не начал поправлять их. Казалось, что никого и не волнуют полученные повреждения. И тут до Ивана стало доходить. Они забрали Книгу. Они забрали Книгу и теперь ничего не охраняет этот город. Все, кто живут в нём теперь обречены на жуткую смерть. Они всё равно что не живы уже сейчас. В этом свете участь погибших в битве была благом, а то, что ждало оставшихся в живых, было настоящим кошмаром.
   Иван оглянулся. Они с Ярославом уже прошли около полусотни шагов от ворот в сторону леса. Последние из жителей Велеца вышли вслед путникам и встали плечом к плечу провожая взглядами тех, кого ждали долгие столетья. Иван бросил на них последний взгляд, пытаясь запомнить тех, кто уходил в небытие. Он видел высокую колоритную фигуру постаревшего волхва, опиравшегося на посох, и князя, сжимавшего в руке топор.
   Видел он и детей. Трое молодых, голубоглазых пареньков и две русые девчушки, одна из которых была ему ровесницей. Он видел три дюжины пар глаз, смотревших им во след и сердце его сжало как тисками. К горлу подкатил ком.
   Ярослав силой повернул голову мальчика к лесу и не сбавляя хода потянул его за руку. В глазах юноши стояли слёзы и щёки предательски дрожали. Учитель ускорил ход и успел втащить Ваню под сень леса прежде чем тот разрыдался. Мальчик упал на землю, и, содрогаясь от рыданий, вцепился в траву, как будто пытался сорвать со стола скатерть.
   Громов некоторое время постоял молча. Мальчик всё понял правильно и наверное сам Ярослав в десятилетнем возрасте ничуть не легче бы воспринял такое откровение. Иван захлёбывался плачем.
   - Вставай - тихо сказал Громов - мы должны идти.
   Ваня поднялся. Ярослав вытер ему лицо и взяв за руку повёл за собой.
   Шли быстро и старались не оглядываться. Ивана одолевали вопросы, но он шёл молча, боясь проронить хоть слово. Боялся вновь расплакаться. Тоска не отпускала мальчика, хотя теперь ему не приходилось сдерживать дрожь на лице, да и ком откатил от горла.
   Через час путники дошли уже до болота. Иван оторопело уставился на непроходимую некогда топь. Ярослав тоже выглядел удивлённо.
   - Чего-то такого и следовало ждать - пробормотал Громов - первый раз такое вижу.
   Вода в болоте опустилась едва ли не на метр. Тут и там из под воды торчали коряги, грязные кочки и какие-то, явно рукотворные, хотя и утратившие изначальные очертания предметы. Прямо у ног Громова начиналась деревянная, кривая тропинка, шириной около трёх метров.
   Ярослав аккуратно наступил на её край и оценив треск мгновенно отступил.
   - Выбора нет - сказал он - надо идти. Думаю мы не сможем выбраться не замочив ног.
   - Это ладно - прошептал Иван - но вот этот...
   Мальчик замолчал не закончив фразы.
   - Ты о болотнике? Не беспокойся, у него сейчас достаточно хлопот. Недолгих и не слишком приятных.
   Иван сглотнул и хотел было задать ещё вопрос но Ярослав уже ступил на хлипкие брёвна настила и пришлось торопиться.
   Шли тяжело. То и дело настил не выдерживал и один из путников вдруг проваливался в грязную, пахнущую серой воду болота. Ветра практически не было, что ещё сильнее ухудшало состояние путников, вынужденных дышать болотными испарениями. В отличие от прошлого перехода не было дождя, но становилось не сильно легче.
   Миновала уже середина пути когда Ярослав заметил в болотной воде небольшую, странную, мохнатую тушку, непохожую ни на одно из знакомых ему существ. Крикса была мертва и медленно погружалась в ил не успевшего ещё засохнуть болота. Иван тоже заметил мёртвую криксу, но вида не подал.
   .

XVI

  
   - И чего ты от меня хочешь? - спросил Геворг, перекладывая трубку в другую руку - Чего?
   Разговор был очень долгим и неприятным. Ну а учитывая, что звонили из Грузии, так ещё и дорогим, что, правда, совершенно не волновало Геворга.
   - Дядя Отари - продолжал Геворг - ты же знаешь, чем я занят. Ты же не боишься их!
   Отари отвечал тихо и ровно. Более того, он ни на чём не настаивал и ничего не требовал. Но и понимания у племянника не находил.
   - Я, в конце концов, справился со старшей в их поганом племени.
   В трубке, голос старшего в роду не разделял уверенности Геворга. На этот раз монолог Отари затянулся, но, впрочем, был вновь прерван.
   - Да плевать я хотел на эти средневековые правила - зарычал Геворг - я со всем справлюсь.
   И он швырнул трубку. Вошёл секретарь.
   - Геворг Зурабович - тихо промолвил вошедший, прекрасно разбиравшийся в настроениях своего начальника - к Вам майор Ерохин. Из главного управления.
   - Пусть войдет - сказал Геворг, не поднимая головы - ещё что-то?
   - С утра доставили - произнёс секретарь, кладя на стол конверт - лично для Вас.
   - Доставили?
   Геворг поднял голову и уставился на своего помощника.
   - Да. Жигули. Девятка. Номера - московские.
   - Хорошо - Геворг потянулся за сигаретой - пусть Ерохин подождёт.
   Секретарь вышел. Геворг подтянул к себе конверт и, отложив сигарету, разорвал конверт. На ознакомление с содержанием времени ушло немного. Необходимо было ехать в столицу. Срочно. Однако оставлять незаконченные дела тут было просто недопустимо. Надо было заставить Ерохина форсировать события.
  
   Уже стемнело, когда Иван наконец начал узнавать в окружавших его деревьях и кустарниках знакомый с детства лес. Пару раз он даже сам посоветовал Ярославу сменить тропинку, чтобы как можно скорее попасть в Семлёво. Усталость накатывала на мальчика всё сильнее.
   Наконец деревья стали совсем редкими, и путники вышли в поле. Всего какие-то три-четыре сотни метров отделяли их от дома. Иван ускорил шаг, однако уже через несколько шагов Ярослав окоротил его прыть.
   - Нас ждут - прошептал он.
   - Кто? - переспросил Иван, не совсем ещё понимая, о чём речь - а вы уверены?
   - Уверен. Но если хочешь, можем проверить.
   Он увлёк мальчика назад в лес, и двигаясь по опушке стал забирать левее. Иван очень хотел спать, но Ярославу доверять привык. От усталости он еле волочил ноги и стал часто спотыкаться о выпиравшие из-под земли корни. Да и от веток уклоняться стало сложнее.
   - Скорее всего нас встречает целая группа доброжелателей. Но не все сразу. Кто-то ждёт в резерве.
   - А откуда...
   - Сейчас поглядим.
   Но на этот раз прогулка не затянулась. Уже минут через десять-пятнадцать они снова вышли в поле и направились прямиком к дороге. Ярослав постоянно озирался и старался держать мальчика на расстоянии вытянутой руки, но так, чтобы его не было видно из деревни.
   - Мы куда идём? - шёпотом спросил Ваня.
   - Сейчас увидишь. С годами у тебя тоже разовьётся чутьё и ты научишься ему доверять. А пока я наглядно покажу тебе, что моё чутьё меня подводит редко.
   Они подошли к дороге, но не вышли на неё, а пошли по мокрой, то ли от росы, то ли от недавнего дождя, траве. На счастье никто не вышел им навстречу, и они совершенно беспрепятственно дошли до дома Виктора Викторовича Приходько.
   Ярослав потянул мальчика за рукав, не давая ему подходить к дому ближе.
   - Смотри - прошептал он.
   Дом председателя стоял на перекрёстке двух улиц и ворота для въезда машин располагались не на той дороге, с которой пришли Ярослав и Иван. У ворот стояли две легковые машины с синей полосой и проблесковыми маячками. Чуть поодаль стоял так называемый "козёл", также снабжённый всеми соответствующими регалиями.
   У капота одной из машин стоял худенький молодой паренёк, в серой форме, но без фуражки. Он подпирал ногой бампер и курил. В сумерках невозможно было разглядеть погоны, но понятно было, что юноша этот не слишком преуспел пока в карьерном росте. Других милиционеров поблизости не было, но Иван и сам понял насколько маловероятно то, что этот курящий страж порядка приехал сюда один.
   - Они за нами? - прошептал Иван.
   - Надеюсь, что только за мной - ответил Громов, увлекая мальчика за собой подальше от председательского дома - поглядим.
   - Мы вернёмся к нам в дом?
   - Да.
   Путники против ожидания Ивана вернулись к лесу. Там Ярослав снял обе сумки и аккуратно сложил их на землю.
   - Стой тут - обратился он к мальчику, - ни при каком раскладе не ходи за мной.
   - А если...
   - Если что-то случиться иди к деду Вениамину. Переночуй у него. В моей сумке есть деньги и адрес. Езжай в Москву.
   Иван обомлел. Он и представить себе не мог, что обстоятельства так повернуться. Ехать в Москву, одному и неизвестно куда, но Ярослав уже шёл через поля не оглядываясь.
  
   Громову не редко приходилось попадать в ловушки. Зачищая небольшой горный посёлок Асмар, он в одиночку пошёл проверять небольшой серенький домик. Пошёл специально, для того чтобы сохранить жизни ещё пятерым ребятам, которые непременно бы погибли ввязавшись в бойню. Тогда он был схвачен и чуть не погиб, но сумел справиться с тремя душманами, засевшими в засаде.
   Неприятная ловушка ждала его и в Казани. Он разыскал целый ряд исторически ценных документов шестнадцатого века, проливающих свет на чудо возведения Свияжска и несколько подрывающих основы принятого взгляда на историю осады этого города войсками Ивана Грозного. Среди прочих вещей добыл он и ряд драгоценностей, которые и привлекли местных охотников за наживой. Тогда в номере гостиницы "Татарстан" его ждали сразу пять молодчиков.
   За последние тридцать лет таких случаев было не менее полудюжины. Дважды Громову сильно досталось. В Шойбулаке, что недалеко от Йошкар-Олы, ему сломали руку и два ребра. Кроме того, там он навсегда лишился ногтя на мизинце. Ещё сильнее ему досталось на железнодорожном вокзале в Кичере. Там он получил сотрясение мозга и целый ряд переломов и растяжений.
   Впрочем, гораздо чаще ему удавалось уйти из ловушки без серьёзных потерь. И каждый раз он заранее знал, что его ждут. Вот и сейчас Громов уверенным шагом приближался к дому с тыла. Он тихо пробрался вдоль стены. Было тихо, но Ярослав безошибочно различил дыхание двух человек. Судя по сдержанному и рваному ритму они очень старались оказаться незамеченными и кроме того сидели видимо в неудобных позах.
   Ярослав тихо обошёл дом с другой стороны. Пять или семь минут и стало ясно, что оба засевших в засаде сидят по обе стороны крыльца в зарослях шиповника. Или дикой кустовой розы. Громов не очень разбирался в таких тонкостях. Но самым важным открытием было то, что в доме также кто-то находился. Очевидно, что в задачу сидевших в кустах входило перекрыть возможность к отступлению.
   Надо было действовать. Одно из правил, которые твёрдо усвоил в своей жизни Громов, гласило: "Если не можешь не оставить в тылу врагов, постарайся оставить их там как можно меньше". Именно пренебрежение этим правилом стоило ему больших проблем на севере Байкала.
   Но и завязать драку он не мог. Это всполошило бы ожидающих в доме. Надо было импровизировать. Ярослав вновь прокрался за дом. Тихо, стараясь не издавать ни звука, он принялся разбирать наваленную там ещё Яниной кучу скарба. В основном, всё что там валялось было слишком лёгким. Но терпенье и труд всё перетрут, и уже спустя пять минут Ярослав достал из под кучи ржавой и ломанной дряни огромный чугунный горшок. Предмет кухонной утвари и сам был довольно тяжёл, но в нём уже довольно давно закаменел ком глины или какой-то другой субстанции.
   Взвесив в руках найденный предмет, Ярослав оценил его вес как более чем подходящий. Он обнял его одной рукой, прижимая к груди и, потратив ещё немного времени на обходной манёвр, вновь неторопливыми уже шагами устремился к дому, но на этот раз со стороны дороги.
   Кто бы там не ожидал Громова, это явно были не профессионалы. Он понял это сразу. Так вытоптать землю, наплевав вокруг и набросав окурков, надеясь при этом остаться незамеченными, могли только грубые дилетанты. Это, правда, не снижало угрозу, ведь численный перевес явно был на стороне незваных гостей.
   Ярослав ступил на крыльцо и аккуратно поставил тяжёлый горшок на поручень. Поручень был сработан из некогда хорошей сосновой доски, достаточно широкой, чтобы даже сидеть на нём. Он буквально физически ощущал, как затаились сидевшие в засаде у крыльца ребята. Конечно, Ярослав мог бы обездвижить их, но неразумно было бы тратить столько усилий, не зная что именно ожидает его внутри.
   Следуя первоначальному плану, Громов не стал форсировать события, а достав из кармана трубку закурил. Несколько минут он просто вдыхал дым и кольцами выпускал его в воздух. Одновременно он пытался добиться от своего организма полной мобилизации. Полностью подчинил себе дыхание, подёргал отдельно каждой мышцей. Он не мог ни размять рук, ни каким либо иным явным образом подготовиться к драке, а потому старался делать это тайно.
   Трубка, наконец, погасла. Громов с сожалением посмотрел на неё и, стараясь сохранять естественность в движениях, развернулся, как бы невзначай задев поставленный им ранее на поручень горшок. Расчёт был верен. Кухонный раритет издал тяжёлый, чавкающий звук. После чего в кустах что-то скрипнуло, зашуршало и стихло.
   Ярослав улыбнулся в отросшие за последние несколько дней усы и постучал перевёрнутой трубкой по поручню, вытряхивая пепел на второго "сексота". Громов взялся рукой за ручку и, отворив скрипнувшую дверь, вошёл в дом.
   Пусть незваные гости и не умели готовить тайные засады, но боевую подготовку имели вполне достойную. Удар последовал в самый подходящий момент и Громов впервые пожалел, что сунулся в это "осиное гнездо". Однако и сам Ярослав был не лыком шит. Он уклонился и удар, который должен был проломить основание черепа, вскользь пришёлся по спине.
   Громов упал на одно колено и, развернувшись на нём, выкинул назад ногу. Кто-то из нападавших, пытавшихся подобраться сбоку споткнулся и, отчаянно матерясь, развернулся по полу. Первый из ударивших, на котором была надета милицейская форма, бросился вперёд, стараясь ударить ногой по лицу поднимающегося с колен Ярослава. Тот откатился и, вскочив на ноги у головы упавшего ранее агрессора, что было сил наступил ему на горло.
   Громкий вскрик и противный хрип заставили замешкаться второго нападавшего. За эту долю секунды Ярослав успел перевести дух. Он молниеносно огляделся и успел сосчитать врагов. Их было ещё четверо. Один уже пришёл в себя и вновь бросился на Громова, а трое других, мешая друг другу, вырывались из второй комнаты. Времени не было и надо было успеть закончить всё до того, как нападавшие схватятся за оружие.
   Ближайшего к себе врага Ярослав, уклонившись, принял на бедро и, поймав уже потерявшего равновесие за шиворот, стукнул головой об стену, используя инерцию его собственного тела. Тот обмяк и сполз вниз, с шумом выпуская из лёгких воздух.
   Двое оказались рядом. Громов несколько раз уклонился, лавируя по сеням и неожиданно остановившись, выкинул назад и вверх локоть, повергая одного из преследователей в нокдаун этим неожиданным манёвром.
   Второй принялся наносить Ярославу удары. Тот вновь уклонялся, отступая назад пока не упёрся в стол. Схватив с поверхности нож он, вместо того что бы нанести удар, бросил его врагу. Тот, не мешкая, сам попытался нанести Громову удар. Ярослав руку перехватил и резко вывернул ее. Раздался громкий хруст и сдавленный крик. Громов отбросил вопящего врага в ту сторону, с которой, как ему казалось, должен был приближаться последний из нападавших. Грохот падающего тела и мат показали, что он всё рассчитал верно.
   Ярослав не стал переводить дух, а попытался развить успех, но в этот момент скрипнула дверь и боковым зрением Громов увидел как в сени врывается ещё один враг. Видимо оставшийся невредимым "сексот", которого Громов недавно обсыпал пеплом из трубки.
   Повинуясь скорее инстинкту, нежели действуя обдуманно, Громов выбросил вперёд руку, посылая импульс столь мощный, что тело его исказило судорогой. Он даже вскрикнул от неожиданности. Но более удивительно было то, что вбежавший в комнату вдруг подлетел на месте и, стукнувшись спиной о закрывшуюся дверь, упал навзничь, забрызгав пол неожиданно обильной кровью. И в этот момент прозвучал выстрел.
   Ярослав инстинктивно упал на пол и перекатился. Раздался взрыв. Громова подбросило в воздух и стукнуло о шкаф и стену. На мгновение он потерял сознание, но тут же пришёл в себя. Видимо он временно оглох, однако быстро оценил ситуацию. В другом углу зашевелился один из атаковавших. Его тоже сильно контузило, но в руках у него был пистолет, и ждать от него можно было чего угодно.
   Громов, сосредоточившись, лишил отряхивавшегося агрессора сознания и постарался как можно более скоро привести себя в порядок. Он по-прежнему ничего не слышал, однако каким-то шестым чувством понял, что за покосившейся дверью его поджидает опасность. Он был не в том состоянии, чтобы нарываться на новые неприятности.
   Стена, где ещё недавно была газовая плита и баллоны, один из которых и взорвался от попавшей в него пули, была частично разрушена и горела. Громов молнией пролетел по комнате сгребая в карманы всё, что могло ему пригодиться и взяв разбег, рыбкой бросился в огненный проём разрушенного сруба.
   Резко оглядевшись он понял, что его манёвр прошёл незамеченным. К крыльцу уже бежали четверо человек. У двоих из них, одетых также в милицейскую форму в руках были пистолеты. Впрочем, и у двух других также в руках находилось оружие.
   Громов очень бы хотел услышать что-либо, но в ушах было по-прежнему тихо. Громов развернулся и пригибаясь побежал по полю в сторону леса.
  
   Иван смотрел вслед уходящему Громову и его била дрожь. Он всё яснее осознавал, что Ярослав идёт навстречу опасности и может быть опасности серьёзной. Мальчик вдруг понял, что может лишиться учителя! Это было для него как кошмарный сон.
   Громов уже растворился в сумерках и Ивану оставалось только нервничать. Он периодически вставал с пня, начинал ходить кругами, но потом спохватывался, что его могут заметить и вновь садился. Сидя он грыз ногти.
   По его расчётам прошло около получаса. Иногда ему казалось, что он видит Ярослава, как тот крадётся за домом, сначала в одну сторону, потом в другую. Но скорее всего это была игра воображения. Было уже довольно темно.
   И тут Иван услышал выстрел. Ещё мгновенье и раздался взрыв. Иван вскочил и тут же сел. Снова вскочил, бросился было к дому, но спохватившись, вернулся. В глазах встали слёз. Он хотел кричать, но в горле стоял ком.
   Издалека раздались крики. Кто-то командовал. Иван залез на пень и принялся вглядываться. Дом горел. Где-то в деревне заголосили первые женские голоса. Иван внимательно вглядывался вдаль, но в темноте не мог увидеть ничего нового. Он уже отчаялся, спрыгнул и уселся на мокрую траву. Надо было двигаться к деду Вениамину. Сумки видимо придётся оставить или тащить в два захода.
   Справа щёлкнула сухая ветка. Иван резко обернулся и тут же попал в чьи-то крепкие руки, сильно обхватившие его и зажавшие ему рот. Иван резко дёрнулся и увидел, что держит его Ярослав. Лицо его было расцарапано, по щеке бежала кровь, как видно из уха и волосы были всклокочены.
   Громов подхватил сумки и сделал жест рукой, следовать за ним. Они двинулись по опушке левее. Через десять минут они вышли к окраине деревни. Тут было темно и тихо. Ярослав схватил Ваню за руку и потянул за собой. Сделали несколько шагов и резко остановились. Из калитки ближнего дома, одетый в треники и стёганку без рукавов вышел какой-то мужик и, пошатываясь, пошёл по дороге к центру деревни.
   Подождали некоторое время. Ещё двое или трое любопытных покинули свои дома и отправились на шум взрыва. С ориентацией проблем не было, зарево от горящего дома было видно отовсюду.
   Ярослав снова потянул Ваню за собой. Они шли по улице Калинина и старались держаться края. Поравнявшись с освещённой чайной, в которой как ни странно не было посетителей путники свернули налево и вновь оказались в поле. Громова покачивало из стороны в сторону и он постоянно спотыкался. Иван невольно стал держаться ближе к своему учителю и даже немного поддерживал его.
   Идти по деревенским задворкам в спустившейся ночной тьме было всё сложнее. Ярослав молчал, пресекая все попытки Ивана задать вопрос и упрямо шагал к одному ему ведомой цели. Положение ухудшилось ещё больше, когда они дошли до речки. Вода в это время года стояла высокая и была очень холодна.
   Иван решил, что им придётся идти вдоль русла к мосту, но Громов неожиданно твёрдой рукой взвалил его себе на спину и ступил в воду. От поднявшегося тумана Ивана пробил озноб и он с ужасом представлял себе каково приходится Ярославу. Однако тот уверенно шагал вперёд и походка его хоть и замедлилась, но стала значительно ровнее.
   Вода между тем достигла ног мальчика и их сковало ледяным холодом. Длилось это правда всего мгновение, как раз когда Громов миновал середину реки. Несколько шагов и Ярослав всё той же крепкой рукой поставил Ивана на землю. Путь продолжался.
   Внимание мальчика привлекли звуки сирены. Он не сумел точно определить куда, в деревню или из деревни ехали машины, но на слух понял что было их две. Громов же как будто не замечал происходящего. Он как одержимый шагал вперёд и тянул за собой Ивана. Зубы его отбивали дробь, по лицу текла еле различимая в темноте кровь, походка была не ровной но он целеустремлённо шагал, не сбавляя темпа.
   Ночь полностью вступила в свои права. Подул пронизывающий ветер и стало совершенно невыносимо. Шаг. Ещё шаг. Громов сильно зашатался, и сделав ещё пару шагов упал.
   Иван бросил сумку и, сев на колени, принялся тормошить Ярослава. Громов тихо застонал, но глаз не открыл. Иван попытался подтянуть его к кустам. Он хватал своего учителя и что было сил упирался ногами в холодную и влажную землю. Измождённый и изгвазданный в грязи мальчик обессилено рухнул. Ему удалось протащить Ярослава не больше чем на метр, но и это было неплохо.
   Устроив Громова под сенью невысоких, ветвистых деревьев, укрыв его плащом и сложив рядом все сумки, Ваня решил оглядеться и постараться раздобыть какие-то лекарства. Он не знал что именно нужно Громову, но решил, что сориентируется на месте. И ещё надо было добыть еды. Иван был голоден.
   Пробравшись сквозь заросли, Ваня вышел на дорогу. Неширокую грунтовую дорогу, шедшую через поле в сторону железной дороги. Убедив себя в том, что Громов надёжно укутан и не замёрзнет на промозглом ночном ветру, Ваня зашагал по дороге. Когда он заметил припаркованную неподалёку машину, было уже поздно. Из машины выбралась высокая тёмная фигура и шагнула вперёд, перекрывая мальчику дорогу.
  
   Геворг смотрел в окно. Вязьма, доставившая ему столько неприятностей последнее время уже осталась позади. Минуту назад чёрная "волга" ГАЗ 3102, прозванная в народе "зубило" миновала мост через реку со странным названием Жижала. Горец смотрел на проносящиеся мимо поля и деревья и напряжённо размышлял.
   Он не хотел никуда уезжать. Однако Геворг дал чёткие указания и к своему возвращению надеялся пообщаться с незваными на его земле гостями. Впрочем, Смоленск ему стал тесен. Следовало признать, что он давно перерос эту провинцию. И теперь надобность сидеть тут отпала. Но и в Грузинскую ССР он возвращаться не собирался. Особенно сейчас.
   Ах, как всё удачно складывалось. Грядут большие перемены, и скоро Геворг сменит затерянный в лесах и болотах Смоленск на неизменно более привлекательную в свете грядущих событий Москву. Ну, на крайний случай Ленинград. Геворг включил верхнюю лампу и ещё раз внимательно перечитал все документы, телеграммы и газетные вырезки. Он был умён, но пока не мог понять, что же ждёт впереди эту страну, погрязшую в административном и идеологическом болоте.
   Геворг не признавал идеологии. Никакой. Геворг всегда руководствовался только своими интересами и своими потребностями. Он безусловно помогал членам своего родового клана, и конечно не спешил нарушать принятые в среде его общения правила. Но всегда и во всём искал только личную выгоду.
   - Давай побыстрее - сказал он водителю - хочу спать в гостинице, а не в машине.
  
   Над ведьминой купелью светила луна. Впрочем, она светила тут всегда. Солнца это место не знало никогда. В кругу, у озера стояли ведьмы. Говорила невысокая, пожилая Ангела. Речь её, с заметным акцентом была тиха и певуча.
   - Война объявлена. Первый удар за нами.
   - Какие-то ограничения? Запреты? Условия?
   - Жвания не оговорили никаких условий. А значит правила стандартные. Принятые столетия назад.
   - Как с детьми? - спросила одна из ведьм - они...
   - Ни в коем случае - встряла Тамара - ни один ребёнок не должен...
   - Да я не о том - перебила Тамару ведьма - родители? Или как?
   Повисла пауза. Заполнила её всё та же Ангела.
   - Дети, у кого родители лишены дара, неприкосновенны. Дети, у кого только один из родителей способен к войне - останется второй. Дети у кого оба из родителей одарены искрой, не могут остаться без опеки.
   - У них большие семьи - буркнул кто-то.
   - И между тем. В таком случае на бой вызывается отец. Мать лишается дара. Об этом позаботится весь Круг.
   Снова повисло молчание. Ведьмы, каждая по-своему переваривали полученную информацию. Лишить другую женщину сил - страшная кара. Для многих она хуже смерти. Но ведьмы Круга Луны не могли позволить себе обездолить детей. А тем более убить их.
   - И последнее. Мы будем вызывать на бой по одному человеку в месяц. Мы будем ослаблять их поганый клан. В случае если вызов получает кто-то из Вас - вы обязаны оповестить Круг немедленно.
   - А если....
   - А если не хватает сил - включилась в разговор Хельга - есть телефон. Каждая из нас должна иметь в распоряжении не менее двух телефонных номеров других сестёр.
   - И о главном - вновь включилась в разговор Ангела - первая из нас примет бой уже через три дня.
   Повисла пауза. Все ждали, чьё имя будет названо первым. Это было важно. Никто не хотел начинать первым, но каждая была готова.
   - Первой будет - Ангела затянула паузу и наконец произнесла - Алевтина.
   Старая ведьма приосанилась. Безусловно именно она. Старая и опытная ведьма. Она уже участвовала в одной войне. Более того, за семьдесят девять лет, что она прижила на свете, ей едва ли не чаще всех ходили на поклон другие мастера. Наверное только Первая Ведьма была более опытной и искушённой. Алевтина была самым лучшим выбором.
   - Ты должна уведомить свою соперницу не менее чем за час. Да ты и сама всё знаешь. Удачи тебе.
  

XVII

  
   Пожилой таксист не слишком заботился о комфорте своих пассажиров. Он резко бросал машину по дороге, рвал сцепление, не притормаживал перед неровностями и на обгон шёл исключительно агрессивно. Впрочем, пассажиры попались не конфликтные.
   Таксист не слишком утруждал себя размышлениями о том, кто его пассажиры. Каждый день он возил самых разных людей и эта пара была ничем не примечательнее прочих. Разьве что говорили они с каким-то странным акцентом. Вернее говорил один, тот что старше. Второй всё больше молчал и только зло сверкал глазами.
   - Скоро будем - сказал один из них, тот, что был выше и имел седые волосы - возьми.
   Он протянул своему молодому спутнику большой почтовый конверт.
   Синиша принял конверт и заглянул в него. Внутри обнаружился паспорт. Серб держал в руках документ гражданина Польской республики Томаша Радучинского. С первого же разворота на него глядела его собственная фотография. Несколько недоумевая, когда же Грей сумел подготовить такой серьёзный документ, Синиша достал из конверта следующие бумаги.
   В руках молодого серба был авиабилет на рейс авиакомпании Аэрофлот. Судя по времени на билете, ехали они в аэропорт впритык, не имея запаса. Несмотря на сильнейшую неприязнь к своему напарнику Синиша отдал должное его оперативной подготовке. Так быстро, качественно и незаметно всё подготовить мог только настоящий профессионал.
   - Успеем. "Окенче" - маленький аэропорт.
   Синиша скривился. Уже не первый раз закрадывалось у него подозрение что Грей умеет читать мысли. Сам он был обучен защищать себя от таких акций, но видимо не достаточно хорошо.
   - Успокойся - тихо произнёс Грей - ты просто ещё очень молод. Да к тому же совершенно не умеешь владеть лицом.
   Молодой серб в очередной раз, молча, проглотил оскорбительное для себя замечание. Имея яркий опыт споров с Греем, он последнее время вообще предпочитал молчать.
   Машина между тем подкатила к терминалу. Грей расплатился с водителем и, вручив Синише два чемодана, пошёл в сторону здания аэропорта, неся на плече лишь одну спортивную сумку.
   - Регистрация на наш рейс закончится через пятнадцать минут. Надо успеть сдать багаж. Поторопись.
  
   Формальности были улажены довольно быстро. Пройдя в салон не слишком комфортной, но по уверению Грея крайне надёжной ТУ-шки, путники разместились в креслах, пристегнувшись, и в соответствии с правилами, приведя спинки кресел в вертикальное положение.
   Синиша обратил внимание, что ни передний, ни задний ряды кресел не заняты.
   - Да, нам надо будет пообщаться. А соседи нам могут помешать.
   Говорил Грей по-русски. Все последние дни он говорил по-русски и не позволял Синише говорить на других языках. Серб уже неплохо освоился и перестал невольно переходить на привычный ему английский.
   - Всё будет не так легко, как тебе кажется. Для начала нам предстоит найти нашу ведьму.
   - Найти? Я так понял, что досье на неё вполне исчерпывающее.
   - И да и нет. Видишь ли, за те две недели, что мы провели в Польше, произошёл целый ряд событий. Во-первых, она ушла с работы.
   Синиша промолчал. Он знал, что в Союзе очень плохо относились к безработным. А кроме того, по информации которая имелась в их распоряжении, Ирина была работницей закрытого НИИ, близкого к службам государственной безопасности. Оттуда просто так никто не станет уходить по доброй воле. Но ведь Грей не сказал "уволили"?
   - Всё верно понимаешь. Это, кстати, не все странности. За последние три недели Ирина посетила...
   Тут Грей достал несколько листов бумаги, на которых виднелись как фотографические изображения, так и рукописные отметки.
   - Итак. Ирина дала объявление о сдаче своей квартиры внаём. Это первое.
   Грей покопался в листах.
   - Ирина посетила не менее пяти-шести деревень, в Ярославской, Костромской и Новгородской областях.
   - А точнее информации нет?
   - К сожалению нет. В союзе очень сложно работать. И у нас мало агентов. Даже вольнонаёмных.
   - За шпионов их там считают?
   - И за них тоже. Для советской государственной безопасности что "Ми-6", что Орден, неважно.
   Грей перевернул ещё пару листов.
   - Теперь. Не менее семи раз Ирина вступала в контакт с людьми, ранее попадавшими в поле зрения Ордена. Из них две числятся как потенциальные ведьмы Круга, и ещё две как просто потенциальные ведьмы.
   - Мило. Но я так понимаю, что это далеко ещё не всё?
   - Нет. Не всё. После увольнения она лишилась дачи. Той самой, которую предоставляла ей работа.
   Синиша молчал.
   - Одним словом, ознакомься пожалуйста и я хочу послушать твоё мнение.
   Грей протянул югославу листы.
  
   Синиша внимательно изучил переданные ему бумаги. Три факсимильные копии довольно посредственного качества, и несколько рукописных листов содержали в себе очень подробную информацию о том, чем занималась и куда ездила Ирина за последние полтора - два десятка дней.
   Также, была дана краткая информация на каждого из тех, с кем она встречалась. Ну по крайней мере то, что было известно Ордену. Информации признаться было не много.
   Заинтересовал Синишу поход Ирины с племянницей в один из домов совхоза Речное. Куда она ходила, точно установить не удалось, но зато спустя тридцать минут к дому этому приезжала медицинская служба и госпитализировала одного жильца. Жилец этот никогда в поле зрения Ордена не попадал, однако агент сработал ответственно, и внизу имелась приписка, относительно того, что данный жилец торговал в совхозе самогоном.
   Обратил внимание молодой серб и на некоего старика. С ним встречалась одна из предполагаемых ведьм. Встречалась за день до общения с Ириной. Но самое интересное было в том, что Ирина и сама встречалась с ним, около месяца назад. Приписка на полях была сделана рукой Грея.
   Потратив около получаса на чтение и осмысление всего переданного ему к изучению, Синиша вернул Грею бумаги.
   - Ну как - спросил тот - что увидел? Что заметил?
   Синиша уже понял, что с Греем никогда нельзя расслабляться. Он наверняка устраивает ему очередной экзамен и скорее всего, выжал из этих бумаг максимум. Учитывая, что с остальными проверками Синиша по меркам своего новоявленного наставника справился слабо, надо было попытаться хоть чем-то его удивить. Больше всего Синиша мечтал достать Грея до печёнок и вернуться в Европу, к настоящему служению Ордену, но самолюбие требовало получить от этого самодовольного типа хоть какое-то одобрение.
  
   НестАни поставила глиняный кувшин на подоконник и оправив волосы присела на табурет. Времени не оставалось. Последние два часа она сознательно нагружала себя домашней работой пытаясь отыскать какие-то дела, которые не могут быть закончены сейчас. Она то начинала перекладывать какие-то вещи, то принималась готовить, то шла в сад. Душа требовала всё успеть до заката, а разум требовал недоделанных дел, как слабого шанса уцелеть. Уцелеть, чтобы вернуться и доделать их.
   Солнце между тем стремительно падало за горы, и только красное зарево из-за каменной гряды напоминало о том, что светило и сегодня поднималось на небосклон. Нестани прошлась по дому, стараясь запомнить каждую мелочь. Она брала в руки вазы и книги, вещи, посуду и открытки. Она вглядывалась в гордые лица своих предков, взиравших на неё с пожелтевших фотокарточек.
   Поняв, что её ждёт, она специально услала из дома детей. Проклиная в душе ту малую, призрачную искорку родового дара, она на всякий случай отправила детей и внуков в гости с своей тётке, наказав не возвращаться до завтра. Дом был прибран, ворота закрыты, собаки накормлены и заперты.
   Ещё раз обойдя дом, Нестани подошла к своей кровати и принялась аккуратно снимать с себя одежду. Распустив волосы и положив на стул красивый серебряный обруч, она мельком взглянула на себя в зеркало. На секунду её показалось, что за спиной у неё стоят две женщины. Охнув, Нестани оглянулась, но комната была пуста и темна. Она не стала зажигать свет.
   Облачившись в чистую ночную рубаху, она вновь подошла к зеркалу и принялась расчёсываться. Медленно, аккуратно она прядь за прядью расчёсывала изрядно поседевшие за последние годы волосы. Завершив это мероприятие, Нестани перекрестилась и поцеловав золотой нательный крест подошла к своей кровати. Оставалось лечь спать.
  
   Уснула Нестани сразу же и уже через несколько мгновений поняла, что час пришёл. Она обнаружила себя стоящей на небольшом зелёном лугу. Луг этот имел не более двух дюжин шагов в поперечнике и с трёх сторон был окружён практически отвесными скалами. Единственный край не был замкнут в каменную чашу, и к краю этому Нестани подошла медленно, с большой опаской.
   За свободной от скал окраиной луга начинался крутой обрыв. Внизу, в клубах вечернего тумана Нестани увидела небольшой посёлок с глиняными черепичными крышами, раскинувшийся вокруг озер с тёмной водой. Посёлок был очень далеко, и невозможно было бы разглядеть там людей, вздумайся им выйти из дома в этот час.
   За спиной раздался шорох. Нестани оглянулась и увидела полненькую, одетую в какой-то странный костюм женщину. На ней был просторный белый сарафан с красной и жёлтой оторочкой по подолу и такого же цвета вышивкой на рукавах. Вокруг поясницы и до колен была она задрапирована синей льняной тканью подхваченной витым разноцветным шнуром.
   Впрочем, удивление было недолгим. Оглядев себя, Нестани обнаружила, что и сама она одета в преувеличенно точный, национальный костюм.
   "Алевтина" - промелькнуло в голове у Нестани. Эту женщину зовут Алевтина. Ей шестьдесят два. И в отличие от Нестани, она прекрасно знает, как она будет воевать. И тут её накрыло странное ощущение, как будто стала прозрачной. Всего мгновенье. Значит и Алевтина теперь знает о ней всё.
   - Первый удар твой - холодно и властно произнесла Алевтина - бей.
   Первым желанием Нестани было признаться в том, что она понятия не имеет как бить. Дар её был слаб, и мать едва сумела обучить её паре шёпотков да заговоров, из тех, что могут помочь в быту. Но закипевшая кровь не позволила ей проявить слабость. И она решила действовать.
   Дважды видела она старших своего клана и чувствовала какую силу и уверенность они излучают. Казалось они вообще не видят преград. Их силой и мудростью клан был силён и крепок. И тут Нестани уверилась, что ей обязательно придут на помощь. Надо только чуть-чуть продержаться. Конечно, они не бросят Нестани.
   Она сосредоточилась на своей сопернице и попыталась использовать фокус, которому учила её мама в детстве. Её и сестёр. Она внимательно вгляделась в пространство перед собой и постаралась запомнить его до мельчайших деталей. Наконец она закрыла глаза и постаралась максимально ясно воспроизвести всё, что запомнила.
   Какое-то время картина была мутной и нечёткой, но ценой серьёзного внутреннего усилия Нестани добилась приемлемой ясности. Не открывая глаз, она видела и каменную стену скалы, и луг, и небо, и Алевтину, в её странном, национальном костюме. Зафиксировав данный образ, Нестани стала мысленно стирать Алевтину. Она всё больше внимания уделяла чёткости пейзажа и всё меньше и меньше оставляла от соперницы. Миг, ещё миг и как будто гигантским ластиком она совсем освободила свой взор от противницы.
   Боясь открыть глаза, Нестани продолжала удерживать новый образ перед мысленным своим взором. И вдруг, в центре нарисованного ею пространства, как раз там, где была ещё минуту назад, возникла Алевтина и стала еще чётче и яснее чем была ранее. И тут же скулу Нестани обожгла боль, голова дёрнулась как от удара и глаза непроизвольно распахнулись.
   Алевтина стояла на месте. Волосы её самую малость растрепались, а по лицу бежала капелька пота. Рот женщины был искривлён в ухмылке. Она тихо шепнула: "неплохая попытка" и, прошептав ещё что-то, сделала какой-то странный жест, после чего вытянула руки вперёд.
   На Нестани обрушилась тьма. Ей вдруг показалось, что во тьме этой почва уходит у неё из-под ног. В голове загудело. Нестани почувствовала себя так, как будто была сильно пьяна. Она принялась метаться в окружившей её тьме. Ей казалось, что из мрака этого на неё кто-то смотрит. Нестани металась из стороны в сторону как вдруг мир взорвался тысячей искр и на миг она лишилась сознания.
   Открыв глаза, Нестани обнаружила, что лежит на спине, на том самом лугу. Лицо её жгло от боли. Ощупав лицо, она поняла, что жжёт её кровь. На скале перед ней также был кровавый след. И стекала густая, красная жидкость по серому камню скалы нарочито медленно.
   Поняв, что ждать её не будут и время на исходе, Нестани, сдерживая рвущийся из груди стон, опираясь о скалу, поднялась на ноги. Боль пронизала всё её тело. Оглядевшись, она с трудом сфокусировала взгляд на Алевтине. Та стояла ровно и как будто не испытывая никаких трудностей.
   Нестани оправила потрёпанную и порванную во многих местах одежду и, заметив, что та реагирует на её желания, постаралась предать ей достойный вид. Получилось так себе, но стоять перед соперницей как оборванка она не собиралась. Надо было атаковать.
   Алевтина что-то нашёптывала себе под нос. Лицо её было невозмутимо. Нестани загорелась изнутри, чувствуя сильнейшую ненависть к той, что пришла её убить. Она, что было сил, постаралась выплеснуть из себя столько энергии, сколько могла собрать. Раздавить, размазать её по скале. Уничтожить.
   Алевтина ойкнула, и утратив на мгновение равновесие, попятилась на пол дюжины шагов. С ведьмы сорвало её странную драпировку. На лице Алевтины заблестели многочисленные уже капельки пота, а в глазах загорелось холодное пламя.
   Нестани давила выбиваясь из сил, но видимого эффекта больше не было. Она понимала всё. Ей дали шанс. Весь этот обмен ударами - всего лишь шанс для неё. Но она сделала то, чего от неё не ждали и теперь игры кончились. Если она сейчас не додавит свою соперницу, то новой атаки ей провести не дадут. Силы между тем покидали её и наконец истощились вовсе. Тяжело дыша, она подняла глаза.
   Алевтина, оправив сарафан, выудила откуда-то из складок тряпицу, которую тут же бросила себе под ноги. Носком левой ноги расправив чуть загнувшийся угол, ведьма выудила ещё откуда-то небольшой тёмный предмет. По внешнему виду он напоминал то ли крысиную голову, то ли голову какого-то иного грызуна.
   Громкие и грубые слова с воззванием выкрикнула Алевтина и в единый миг голова в руке её загорелась. Это длилось лишь мгновение, но и его хватило, чтобы в руке у ведьмы остался лишь черный пепел, который она кругом рассыпала по расстеленной у её ног ткани.
   Ничего не происходило. Налетевший тихий ветерок всколыхнул волосы Нестани. Ей на мгновенье показалось, что противница её ошиблась, невольно предоставляя тем самым ей ещё один шанс. Надо было действовать.
   Нестани вновь принялась давить свою соперницу, но на этот раз она действовала более осознано. Она не просто хотела раздавить её. Она старалась нагнетать вокруг своей соперницы жар, не давая ей шелохнуться. Сжечь её. Давить и сжечь!
   Между тем трава у ног Алевтины зашевелилась, и из травы этой раздался тихий одиночный писк. Мгновение спустя второй высокий пищащий звук вторил первому откуда-то с края луга. Нестани оторопела. Со всех сторон к Алевтине стекались грызуны. Мыши и крысы, серые и коричневые они заполняли поляну и вскоре вокруг ведьмы образовался круг не менее метра в поперечнике, где не было уже видно травы, а был пёстрый и живой ковёр.
   Алевтина поймала взгляд Нестани и та поняла всё. Ещё миг и эта свора кинется на неё. Они в считанные мгновения обглодают тело и шансов справиться с ними не будет. По крайней мере, в рукаве у Нестани не было ни одного достойного трюка.
   Обидно было умирать. Она точно не знала что произошло, но понимала, что клан Жвания каким-то образом вступил в конфликт с ведьмами. Обидно умирать. Она и Жвания-то очень условно. Столь многоюродная родственница она действующему главе клана, Отари Жвания, что и не сосчитать. И в войне этой она лишь первая пешка. У русских была пословица: "Лес рубят - щепки летят". Так вот она и есть эта самая щепка. И судьба ей лететь первой.
   Пришедшее в затуманенную болью голову решение было скорее инстинктивным, нежели обдуманным. Нестани попятилась, опираясь о скалу, к обрыву. Она ещё раз глянула на свою соперницу, и не дав ей времени скомандовать чёртовым грызунам она перекрестилась и не поворачиваясь сделала шаг назад.
   Алевтина склонила голову набок и глубоко вздохнула. Разведя руки в стороны она заставила разбежаться в стороны всех призванных ею тварей, и подняв с земли расчерченный причудливыми рисунками отрез ткани, тяжёлым усилием испепелила его. Не прошло и минуты, как все копошившиеся на поляне грызуны скрылись из виду и только изредка кое-где раздавались отдельные шорохи и писк.
   Ведьма с трудом опустилась на траву и перевела дух. "Всё кончено" прошептала она и прикрыла глаза. Прошла минута. Или вечность.
   Сзади к ней подошли две другие женщины. Одной из них была Хельга, а другой Ангела.
   - В этой маленькой стычке мы получили больше, чем могли ожидать - тихо промолвила Хельга.
   - Мы убили ведьму. Самую слабую из Жвания.
   - Ах, Алевтина - с чарующим акцентом мурлыкнула Ангела - ты прекрасный практик, но теоретик из тебя никудышный.
   Уставшая ведьма подняла глаза на своих сестёр. На лице её отразилось непонимание.
   - Самоубийство - проскрипела Хельга.
   Алевтину озарило. Конечно, самоубийство! Независимо от вероисповедания и особенностей национального мировоззрения, самоубийство - универсальный грех. Это удар, который ложится тяжким пятном на несколько поколений. Вся семья несёт на себе печать этого деяния.
   - Ты всё верно поняла. Мы не просто отрубили тончайший из каналов, питавших родовую защиту Жвания. Мы ослабили её противодействием тому грузу, который наложит самоубийство этой девочки на весь род. И это прекрасно.
   Хельга улыбнулась.
  
   В подвале было темно. Одна за другой зажигались свечи, образуя на чёрном, расчерченном мелом полу причудливый узор. В центре этого узора, на деревянном помосте лежало распластанное, привязанное за руки и за ноги тело плотного, невысокого мужчины.
   Мужчина был гол и на теле его видны были многочисленные ссадины и порезы. Распластанный мужчина уже не делал попыток вырваться и даже не стонал, но был безусловно жив.
   Вокруг стояли люди. Одеты они были кто во что горазд, но все в чёрном. У головы привязанного стоял высокий, светлокожий юноша с водянистыми голубыми глазами. Он был поистине красив, и сразу становилось понятно, что пользовался он успехом как у молодых девчонок, так и у дам постарше. Те, кто знал его лучше, замечали, что под его необъяснимо мощное очарование попадали все.
   Его звали Евгений. Правда так называли его родители и многочисленные члены семьи. Стоявшие же в кругу люди называли его Наместник. Для них он и был Наместником Несущего Свет.
   Сзади подошёл к нему Аспид.
   - Всё готово - прошелестел он - можем приступать?
   Евгений смерил его взглядом. Всё, чего он добился за последнее время, было связанно с этим человеком. Он презирал его дикость, не редко вступал с ним в конфликт и всё же среди того сброда, который окружал их сейчас, его единственного он мог назвать другом. Да, как это ни странно, они были друзьями.
   - Ты поборол свои страхи?
   - Ты знаешь, что я ничего не боюсь. Именно поэтому я и нужен тебе.
   - Но ты против?
   - Я не разделяю твоей уверенности. Тот ритуал, который мы подготовили, опирается на очень зыбкие домыслы.
   - И ты, и я говорим на арабском. Мы оба переводили те страницы...
   - Да - отчеканил Аспид - но сколько мы знаем того языка? Ты учишь его год, в своём институте? И я около полугода, по тем учебникам, которые ты воруешь из библиотеки. Я думаю этого не достаточно.
   - Я уверен в том, что мы не ошиблись.
   - Когда мы начали переводы, ты был уверен что данным ритуалом мы вызовем Самого Светоносного. И чуть было не наломал дров. Я с трудом удержал тебя.
   - Ты прав - прошептал Наместник - Но теперь я уверен. Мы призовём его правую руку. И он поведёт нас. Уж он-то точно знает, что надо делать.
   - Ты Наместник - пожал плечами Аспид - тебе и решать.
   С этими словами он отошёл от лидера и шикнул на маленького, щуплого подростка в кривых, дедовских очках.
   - Бегом шкет, неси кинжал и свиток.
   Юный Виктор Одинцов, всего полгода назад попавший в ряды сообщества служителей Светоносного и занимавший самое низкое место в иерархии, опрометью бросился исполнять приказ.
   Наместник тем временем нагнулся к жертве и прошептал ему на ухо:
   - Ну что, сержант? Ты хотел вынюхать, чем мы тут заняты? О, ты будешь свидетелем великого события. Ты смог бы написать прекрасный рапорт. Но, думаю, что не сможешь.
  

XVIII

  
   Тьма. Тьма окружала его столетия. А может быть мгновение. Тут не было времени. Время придумали смертные, а в егго распоряжении была вечность. Вечность - это очень много даже для бессмертного.
   Он пребывал во Тьме целую вечность. Всё, что он мог здесь - это мыслить. Мысли были материальны. Мысли были им, а он мыслями. Мысли были всем. И кроме них - только Тьма. Он так устал от своей вечности, от нескончаемой Тьмы, что перестал думать. Он так давно не ощущал себя, что практически истаял в Небытие. Но вдруг...
   Вспышка. Яркая вспышка и в единое мгновение он заново прожил всё, что видел на долгом своём веку. Он видел зарю мира. Многих миров. Он видел становления народов и цивилизаций. Он стоял за спинами Нефелимов и Атлантов. Он видел расцвет и закат миров. Он прожил тысячу жизней и ещё тысячу. Он был ростом с мельчайшую пылинку и был ростом с мамонтовую секвойю, он был нищим и безродным, и был он богат и знатен. Он был в числе победителей и знавал горечь поражений. Раньше.
   Мысли запульсировали в темноте подобно сердечной мышце младенца и Он вновь ощутил Бытие. Он двигался во Тьме, оставаясь меж тем неподвижен. Он распрямлялся во весь рост, не имея вовсе никакого роста. Его звали и он шёл.
   Он был достаточно могущественен, чтобы не идти. Зов был слаб. Но острое осознание того, что он чуть было не утратил саму свою Суть, забившись в это тёмное Ничто, толкала его вперёд. К жизни.
   Он ещё не видел их, но чувствовал. Две дюжины? Три? Скорее три. Старая кровь. Вырождающаяся, но старая и крепкая. Он не видел их, но уже знал всё, про стоявших вокруг пентаграммы людей. Вокруг? Да, пожалуй, именно вокруг.
   Имя. Они выкрикивали имя. Когда-то у него было имя. Тысячи имён.
   "Как вы звали меня?"
   Неясно. Впрочем, нет, след остался. Кто-то из учеников самого Аль-Хазреда? Не сам конечно. Через века. Письменность великая наука.
   "Как и тысячу лет назад. Любопытные мальчики"
   О! Какая интересная техника. Круг. Тьма. Ритм и звук? Он ощутил ритм. Впервые за неведомо сколько времени Он ощутил, как колеблется этот мир. Живёт и пульсирует. Книга Шандэрса. Хорошая подготовка.
   "Вы любопытны. Как всегда"
   Тело. Мёртвое тело. Старые ошибки.
   Лидер. Он чувствовал лидера. Настоящий. Но с гнильцой. Впрочем, он видел тысячу тысяч Лидеров, и дюжины из них не смог набрать бы без изъяна. Но этот хорош.
   "Он? Нет, пожалуй рядом с ним. Пока."
   Мерцающий? Жрец. Истинный жрец. Старый друг, старый враг. Прекрасное соседство. Душа во мраке. Тебя лучше иметь рядом. Перед взором, нежели за спиной.
   Сила? Никакой. Он абсолютно свободен. Там лучше.
   "Не разочарую Вас мальчики"
   Надо погасить пару-тройку свечей. Эти ребята - прах. Но и они нужны. Для начала. Они очень нужны, и не надо разочарований. Пусть думают о маленькой ошибке.
   "Для Вас меня нет. Только вы для меня. Как всегда"
   Он открыл глаза. Видно было плохо. Тускло и размыто. Что-то мешало, но с этим можно разобраться и потом. А теперь надо занять подобающее место. В тени, но не во Тьме.
  
   Ирина устала. Четыре часа по ухабистой дороге на старенькой волге немного вымотали её. Лучше конечно, чем в Жигулях, но всё равно очень утомительно. Однако прочь тоску-печаль. Машина сделала очередной поворот и ржавая вывеска "Ивановка" недвусмысленно показала, что дорога близка к завершению.
   Юра вёл машину виртуозно и только благодаря ему Ирина не получила лишних синяков и шишек на многочисленных ухабах. Два десятка лет водительского стажа и прекрасная ведомственная школа вождения давали о себе знать.
   Он был другом. Не только сослуживцем, но и настоящим другом, вот уже много лет. Их отношения носили различную окраску. У них был и бурный роман и серьёзная ссора, и период равнодушия. Теперь же, вот уже лет пять, как они тепло общались, иногда впрочем, позволяя судьбе завлечь их несколько дальше, чем это принято у друзей.
   Когда Ирина попросила его помочь с переездом, он откликнулся сразу. Юра не позволил ей грузить немногочисленные, но тяжёлые тюки, расширив тем самым свою помощь с только водительской до еще и погрузочной.
   - Куда? - спросил Юрий не оборачиваясь - показывай.
   - Вон тот дом - указала Ирина на стоявшее поодаль от деревни бревенчатое строение - теперь я живу тут.
   Юра хмыкнул. Он не понимал, зачем успешная, красивая, амбициозная и волевая женщина вдруг бросает столицу и едет жить в глушь Новгородских лесов. Не понимал, да и не старался. Он вообще давно решил оставить бесплодные попытки лезть в дела этой загадочной женщины. Было в ней что-то необыкновенное.
   Не без труда проехав по раскисшей от дождя дороге к дому, Юра остановил свою "волгу", предварительно развернувшись и подъехав багажником ближе к крыльцу. Машина затихла и только небольшое потрескивание из-под капота сигнализировало о не совсем исправной работе двигателя.
   - Приехали.
   Ирина выбралась из машины, и расправив плащ пошла к крыльцу. Дом был не заперт. Да и незачем было его запирать. Старая хозяйка вывезла буквально всё "под метёлочку". Казалось будь у неё возможность снять со стен обои она бы и их уволокла. Впрочем обои эти Ирина и сама с радостью отдала бы. Ещё в первый свой приезд Ирину неприятно удивило то, что дом был оклеен обоями. Неплохой ещё, бревенчатый дом, и вдруг какие-то городские стены. Впрочем, это временно.
   Ирина обошла свои новые владения. Гораздо просторнее чем на ведомтсвенной даче. И конечно никаких соседей под одной крышей.
   По-хозяйски обходя свой дом, Ирина осмотрела печь и пришла к выводу, что та вполне ещё способна послужить, без серьёзного ремонта. В доме было сыро и Ирина решила сразу затопить. Юрий как раз к тому моменту закончил выгружать вещи и, сбегав на улицу, принёс из-под пристроенного к дому косого навеса две охапки сухих берёзовых дров.
   Отодвинув заслонку, Ирина подожгла в печи небольшой газетный лист и убедилась в том, что тяга есть и можно не опасаться задымления. Она пресекла попытку Юрия помочь ей и самостоятельно развела огонь. Дрова занялись быстро.
   - Ну что? - спросил Юрий - Чем помочь ещё или я поеду?
   - Юра - засмеялась Ирина - ты никак обидеть меня решил?
   Мужчина смутился.
   - Ты первый день меня знаешь? Ну как я могу тебя отпустить, не напоив чаем?!
   Юра разулыбался и подмигнул Ирине.
   - Чашки, чайник и спички в красной сумке. Надеюсь, эта милая дама не увезла газовые баллоны.
   Юра хмыкнул и, направившись к двери, пробасил:
   - Сейчас сделаем.
   - Нет. Сделаю я. А к тебе у меня другая просьба.
   Юра развернулся на пороге.
   - У тебя есть какие-нибудь инструменты?
   - Ирочка, ну ты же знаешь, что в багажнике каждого советского автолюбителя, есть всё, что бы починить своего железного коня...
   - А также трактор, танк, Обнинскую АЭС и спускаемый аппарат космической ракеты - подхватила женщина - так есть?
   - Ну конечно.
   - Тогда в той же красной сумке лежит новый дверной замок. Врежь его, пожалуйста. Сегодня, я думаю, ты не уедешь, но завтра я тут останусь одна и мне не хотелось бы жить с открытой дверью.
   - Будет сделано товарищ капитан - как на плацу гаркнул Юра - разрешите выполнять?
   - Выполняйте - сквозь смех скомандовала Ирина.
  
   Чтобы успеть на работу, Юра уехал в половине шестого утра. Повалявшись на кровати некоторое время, Ирина решила, что больше не уснёт и принялась за дела. Затопив чуть тёплую ещё печь она принялась выметать из дома пыль, мусор а иногда и откровенную грязь, скопившуюся по углам.
   Следующим шагом стало мытьё полов. Покрытый краской пол отмывался легко, без лишних усилий. Вымыв обе комнаты и сени, Ирина присела на скамью и предалась воспоминаниям о прошедшей ночи. У неё было много ухажёров. Был и муж в своё время. Юрий был в числе самых замечательных. Сильный, умелый и предупредительный. Нет, она не сожалела о том, что их отношения в очередной раз сделали виток за границу дружбы.
   Чайника закипел, и Ирина с удовольствием выпила ароматного травяного чая. Случайно взглянув на часы поняла, что утро уже в самом разгаре, а следовательно пора заняться делами и за пределами дома.
   Достав из сумки сарафан, Ирина одела его и принялась причёсываться. Собрав волосы в косу, она повязала поверх головы платок на кубанский манер. От косметики Ирина решила отказаться, что впрочем, не наносило её природной красоте ни малейшего урона. Взяв сумочку с документами и деньгами, Ирина вышла из дома, заперев его на новенький, врезанный работящими руками Юрия замок.
   Проходя по улицам Ивановки, она ловила на себе заинтересованные взгляды селян. Тех, чья смена в совхозе уже закончилась или тех, кто по каким либо причинам не был занят на сельскохозяйственных работах. Взгляды заинтересованные и настороженные одновременно.
   Ирина не спеша прогуливалась по довольно широким улицам, отмечая обилие растительности и неплохое состояние домов. Сельский магазин, в который Ирина зашла купить несколько хозяйственных мелочей, произвёл довольно удручающее впечатление пустотой прилавков. Впрочем, это был единственный негатив.
   Здание поселковой администрации обнаружилось тут же, за спиной у отлитого из какого-то металла Ленина. Ирину всегда забавляло, что ко всем значимым административным и социальным объектам в стране, основной идеологический символ страны повёрнут задом. По этой примете, любой советский гражданин мог с лёгкостью найти в незнакомом городе администрацию, вокзал, а иногда даже стадион и почту.
   Войдя в скрипнувшую дверь, Ирина очутилась в совершенно пустом, пыльном коридоре. Из шести ламп дневного света, на потолке горели две. Краска на стенах облупилась и вообще, было как-то неуютно. Пройдя в дальний конец коридора, она остановилась у двери с табличкой "председатель".
   Прежде чем войти, Ирина решила прощупать почву. Она осторожными движениями стала прощупывать помещение за дверью. В кабинете был один человек. Мужчина. В возрасте. Что-то у него не ладилось. Что-то глубоко личное. Так, интересно. Ага. И ещё разнос из районного центра. Тоже неплохо.
   Постаравшись сгладить острые углы в настроении председатели и вообще напитать обстановку в комнате духом мира и согласия, Ирина постучав вошла в дверь.
   За старым столом, который, по-видимому, мог быть ровесником эпохи военного коммунизма, в куче бумаг, телеграмм и циркуляров, сидел мужчина пятидесяти лет. Он был сед и лысоват, слегка рыхл и одет в коричневый пиджак с кожаными нашивками на локтях. Оторвав голову от чтения какого-то пожелтевшего листка бумаги, он неприветливо, хотя и без грубости спросил:
   - Чем могу помочь?
   Ирина улыбнулась и, войдя в кабинет, остановилась в дверях. Выдержав небольшую паузу, она коротко отчеканила:
   - Вам звонили на счёт меня. Ирина Миронова. Из Москвы.
   Лицо председателя разгладилось. Но в глазах заплясали недобрые огоньки. Ирина между тем прошла к столу, и доставая из сумки бумаги, по одной протягивала их мужчине за столом.
   - Вот это направление на работу в Ваш совхоз, вот это документы на приобретение дома в Ивановке, вот характеристика с предыдущего места работы, вот служебное предписание.
   Председатель принял бумаги и сделав жест присесть, принялся вникать в содержимое. И содержимое ему не понравилось. Нет, опасения, что дамочку эту прислали ему на смену, развеялись. Но наползли новые. Совсем нехорошие. Впрочем, он сумел вымучить из себя улыбку и сказать:
   - Расстригин - и кашлянув, добавил - Константин Сергеевич
   - Очень приятно
   Ирина не стала ходить вокруг да около и сразу взяла с места в карьер.
   - Я понимаю все Ваши опасения, а потому говорю сразу. Мне совершенно не интересно Ваше кресло. Мне если честно и новое назначение незачем.
   Глаза председателя округлились.
   - Безусловно, я возьму на себя возложенные социальные функции. Скажу Вам честно. Мне просто надоела Москва.
   - А как же вы...
   Председатель не был готов к такому повороту разговора.
   - Я оставляю Вам все бумаги. Вы лучше меня знаете, что делать. С понедельника я готова приступить к работе. Мне нужен кабинет, стол, стул, шкаф для бумаг и мелкая канцелярия.
   - Очень приятно видеть такой здравый подход. Ведь мы, по сути, деревенские люди. У нас традиции и устои.
   - Не волнуйтесь. Я не собираюсь лезть в чужой монастырь со своим уставом.
   - Рад, что Вы к нам приехали.
   - У меня к Вам одна просьба - Ирина протянула председателю ещё один, на этот раз тетрадный листок - я въехала в совершенно пустой дом. Мне бы понадобилось кое чего из мебели, а то и сесть-то толком негде. Спала на печи, в спальном мешке.
   - Ну постараемся. О мебели похлопочу, но...
   - Я за всё заплачу. Там сказано, что мне надо.
   - Конечно. Безусловно.
   - Спасибо Вам. И до понедельника.
   Ирина улыбнулась, и уже на выходе из кабинета вновь повернулась к председателю, тихо, как бы воздух сказав.
   - И вот ещё Константин Сергеевич. Семьёй своей, я вижу, вы дорожите. Но и волнения у Вас есть. Неуверенность в себе.
   Председатель смущённо кашлянул и во все глаза уставился на Ирину.
   - Есть у меня, чем Вам помочь. В субботу зайдите ко мне.
   - Я...
   Расстригин опешил и не сразу нашёл нужные слова. Но Ирина сама расставила точки над "i".
   - Ваша жена будет Вами очень довольна.
  
   Ирина покинула здание сельсовета и прежде чем вернуться домой решила сделать ещё одно важное дело. Она медленно шла по поселковым улочкам, внимательно разглядывая дома. У некоторых изб она останавливалась, и некоторое время всматривалась в них. Потом продолжала свой путь.
   Бревенчатый дом с шиферной двускатной крышей, притаившийся за зелёным забором, прочно опутанным ростками хмеля. У калитки Ирина задержалась, как будто к чему-то прислушиваясь. Да, скорее всего именно тут. Ошибиться сложно.
   Из дома вышла низенькая, полная женщина с копной неопрятных, каштановых волос. Лицо у женщины было располагающее и даже доброе. Она внимательно вгляделась в незваную гостью.
   - Извините - прервала Ирина затянувшуюся паузу - я только вчера переехала...
   - Конечно-конечно - высоким голосом затараторила женщина - я Валентина.
   - Ирина.
   - Понимаю, что у Вас сплошные хлопоты... С радостью помогу чем смогу.
   - Не хотелось бы Вас обременять. Но я пока не обзавелась ничем, кроме того, что привезла с собой.
   - Понимаю. Думаю, что смогу Вам помочь. Я всю жизнь тут жила, и мать моя с отцом, и бабка с дедом. Крепкое у нас хозяйство.
   Ирина про себя отметила, что не ошиблась домом. Всё верно. На старом хозяйстве - старый хозяин.
   - Понимаю. Я бы молока у Вас прикупила. Да творогу если есть. А то из пакетов этих я в городе напилась. Надо заново к настоящему привыкать.
   На лице Валентины образовалась целая серия улыбок, а по глазам стало видно, что разум её уже нарисовал живописную картину деревенской девушки, рванувшей в большой город и не выдержавшей тяжести столичной жизни.
   - Конечно. Сейчас вынесу.
   Немного волевого усилия со стороны Ирины и после небольшой паузы Валентина добавила:
   - Вы проходите в сени. Чего мы тут стоим...
   Ирина прошла в горницу, а Валентина скрылась за домом, где, по-видимому, были ясли. В распоряжении гостьи было две-три минуты.
   Не теряя времени даром, быстро оценив обстановку и прислушавшись, нет ли кого дома Ирина прошла к дальнему углу и встав на табуретку внимательно исследовала верхние брёвна. Так и есть. В том месте, где сени, пристроенные явно позже самого дома, касались стены, было небольшое углубление. Видимо раньше тут шла опора крыши. Достав из кармана красный лоскуток и шоколадную конфету Ирина положила их в обнаруженную нишу, после чего слезла.
   Оправив юбки, Ирина повернулась к стене, и глядя на то место, куда положила немудрёные эти вещи, шёпотом произнесла:
   - Батюшка хозяин домовой, ты много старше, знаешь больше и видишь дальше. Поклон тебе кладу. Помоги мне на новом месте обжиться, хозяйством укрепиться. Три зари вечерних буду на крыльце стоять, в дом хозяина зазывать. Помоги мне Батюшка домовой хозяин, как старший и мудрый. Помоги мне найти в дом помощника работящего, хозяина настоящего.
   Прошептав эту фразу, Ирина поклонилась, и как ни в чём ни бывало, прошла к стоявшему в углу дивану и села на него. В этот момент зашла Валентина. Она поставила на стол трёхлитровую банку с молоком и пакет рассыпчатого деревенского творога.
   - Слушай, мы ведь соседки теперь - с порога заявила хозяйка дома - давай на ты.
   - Конечно - беззаботно ответила Ирина - это будет здорово.
   - Вот я молочка принесла и творога.
   - Спасибо большое.
   Ирина сделала попытку достать кошелёк но Валентина запротестовала.
   - Не думай об этом. Ты только приехала. Разочтёмся.
   - Ещё раз спасибо.
   Ирина улыбнулась, и приняв банку и пакет, распрощалась с хозяйкой.
  
   До вечера Ирина, не покладая рук, прибирала свой новый дом. Развесив на окна шторы и постелив на стол скатерть, она принялась чистить погреб. Диву даваясь как умудряются люди из своего дома делать склад бесполезного, а зачастую и вредного хлама она без устали выгребала остатки прошлогодней и позапрошлогодней картошки, моркови и свеклы. Корнеплоды давно уже стали непригодными к употреблению в пищу и только холод подпола препятствовал распространению гнилостных запахов.
   Умаявшись, она подошла к плите и зажгла огонь на одной из конфорок. Из одной из сумок на свет была извлечёна коричневая банка кофе. Ирина присела за стол и принялась протирать запылившиеся чашки. Кинув взгляд на плиту, она увидела, что огня под конфоркой нет.
   Ирина поднялась и быстро подойдя к плите постаралась заново её зажечь. В голове зашевелились самые грустные мысли, о том, что готовить видимо сегодня придётся на печи. И попытки разжечь газовую предательницу подтвердили опасения Ирины.
   Но всерьёз расстроиться она не успела. За окном раздался гул мотора. Низкий, глухой и неровный звук сходил на нет, фыркнул пару раз и затих. Ирина поспешила на улицу.
   Из запылённой кабины старенького ЗИЛа выскочил Юра.
   - Привет хозяйка! Принимаешь подарки и старых друзей?
   - Я даже соскучиться не успела - рассмеялась Ирина - ты откуда тут взялся.
   - А я успел соскучиться за двоих. И взял отпуск.
   Юра картинно взял Ирину под руку и повёл вокруг грузовика, из под капота которого явственно раздавались какие-то щелчки и треск. Немного повозившись с покорёженным рычагом Юра открыл дверь. Внутри стояли какие-то коробки. Много картонных коробок.
   - Юр, что это?
   - Это подарок - весело сказал мужчина - на новоселье и полдюжины праздников, с которыми я забыл тебя поздравить.
   Ирина непонимающе уставилась на него.
   - Да не волнуйся ты так. Это мебель.
   - Что?
   - Мебель.
   Ирина ещё раз посмотрела на содержимое кузова и, прикинув в уме количество и стоимость находившихся там предметов, тихо, но твёрдо произнесла:
   - Юра, мне кажется это не слишком хорошая идея.
   - Почему?
   - Тут мебели на пять-шесть моих новых зарплат. Такие подарки даже жёнам делают редко, а наши с тобой отношения никоим образом не супружеские.
   - Ой, да прекрати ты. Я же не в мужья тебе набиваюсь. Мебель-то тебе нужна.
   - Да, но это слишком...
   - Да не слишком. Это один деляга по нашему ведомству...
   Ирина с любопытством уставилась на Юрия.
   - Он не так мерзок, как вся эта кооператорская братия. По глупости влез в неприятности, ну а я не стал пускать его в оборот. И без него полно кандидатов. Ну а за эту маленькую услугу, он остался мне немного должен.
   - Мебель?
   - Торгует он мебелью. В государственных магазинах её нет даже по записи, а эти проныры как-то достают. У меня квартира обставлена, а дачи нет.
   - И надолго ты взял отпуск? - сменила тему Ирина - На месяц?
   - Нет. На неделю. Вернее на восемь дней. У меня отгулов на три декады, но взять разрешили только восемь дней.
   - Впритык.
   - Для чего? - не понял Юрий.
   - Как для чего? Собрать такое количество мебели в одиночку практически нереально даже за месяц.
   Ирина рассмеялась и пошла в дом, топить печь. Одним кофе теперь было не обойтись.
  
  

XIХ

  
   Геворг отложил нож и вилку в сторону. Ужин был неплох. В ресторане гостиницы "Россия" умели качественно готовить. Конечно русская стряпня ни в какое сравнение не шла с тем, что готовили у него на родине, но по сравнению с тем же Смоленском качество было несоизмеримым. Борщ был не слишком густой, но котлеты "по-киевски" оказались очень хороши. "Саперави" тоже не вызывало неприятных слов, хотя и было заметно хуже привычных домашних вин его родины.
   Он отодвинул стул и медленно направился к выходу. Из-за соседнего столика поднялись двое крепких, коротко стриженых ребят в тренировочных костюмах, и молча направились за ним. Геворг привык не обращать внимания на эскорт. Он просто всегда знал, что они рядом.
   Сам он не нуждался ни в какой защите. Родовые узы и собственные его возможности давно приучили его чувствовать себя в полной безопасности. Но положение обязывало. Опять же, случись что - ими можно и пожертвовать, дабы не привлекать излишнего внимания к "чудесному" спасению.
   Лифт не торопясь поднял горца на семнадцатый этаж. Хотелось спать. Но жизнь внесла некоторые коррективы. Подходя к своему номеру, он увидел, что у дверей стоят незнакомые молодые парни, которые могли бы показаться близнецами его собственных сопровождающих. Такие же колоритные фигуры, бритые головы и каменные лица. Разве что костюмы их были явно оригинального качества, а не сшиты кустарями. Не было сомнений в том, что надпись Adidas вполне соответствовала истинному происхождению костюмов.
   Поскольку агрессии эти ребята не выразили, видимо кто-то ждал его в номере. Геворг отвык от подобного обхождения, но прекрасно понимал, что кто бы ни ждал его внутри, он, скорее всего, имеет право на подобные визиты. Медлить и показывать нерешительность было нельзя.
   Геворг вошёл в номер, оставив своих сопровождающих за дверью. В комнате, в высоком полукресле сидел высокий мужчина с восточными чертами лица. Геворг узнал его. Седые волосы, шрам на щеке и глубокие как бездна чёрные глаза. Не поднимаясь с кресла мужчина слегка кивнул и чуть скрипучим голосом произнёс:
   - Здравствуй Геворг.
   - Здравствуй Ришат. Рад видеть тебя в добром здравии.
   - И я рад пребывать в добром здравии.
   Повисла пауза. Геворг пытался понять, зачем к нему пришёл этот человек. Один из тех немногих людей, кто действительно обладал в этой стране властью. Истинной властью, никак не связанной с горкомами, райкомами и прочими "комами".
   - Грядут перемены Геворг. Ты и сам это знаешь. Вся проделанная нами работа может либо дать сочные плоды, либо обесцениться вовсе.
   - Понимаю.
   - Понимаешь. - гость сделал многозначительную паузу - Наши традиции и правила будут держать серьёзное испытание. Уже сейчас есть горячие головы, не способные придерживаться принятых устоев.
   Геворг кивнул. Да, такие молодые да горячие шакалята действительно есть. И если он правильно понимает ситуацию, с ними будет очень много проблем. Страну захлестнёт волна новых возможностей. Но волна эта поднимет и выкинет не улицы мутную пену. Много пены.
   - У нас уже есть проблемы в Казани, в Свердловске и даже в Подмосковье.
   И об этом Геворг был наслышан. Власть агонизировала и всеми силами пыталась воспитать поколение бездумных, но хорошо тренированных, преданных и исполнительных "защитников". Тренированных и бездумных воспитали. С преданностью и исполнительностью вот промашка вышла.
   - Нам нужен порядок - продолжал Ришат - и нужен серьёзный смотрящий.
   Повисла Пауза. Вечерний гость сверлил Геворга глазами, а тот старался держать себя в руках и не проявлять волнения. Он мечтал о том, чтобы стать "смотрящим". Он долго к этому шёл и теперь его ничего не держало. Поддержка Ришата - это было бы больше, чем половина дела.
   - Что-то подсказывает мне, что ты хотел бы сменить Смоленск на Москву.
   Геворг молчал понимая, что вопрос риторический.
   - И я думаю, что это неплохое решение. Ты горяч, конечно, но это не беда. У общества нет к тебе претензий, а это куда как важнее. Ты человек эталонной пробы.
   Испытующе глядя на Ришата, Геворг не мог поверить своей нежданной удаче. Он думал, что оборванные связи и пошатнувшееся влияние придётся восстанавливать по крупицам. И вот теперь, всё что он хотел, само шло ему в руки. С него конечно потребуют многого, но это всего лишь...
   - Я готов рекомендовать тебя обществу - продолжал Ришат - и то же самое сделают все, кто разделяет мои взгляды на ситуацию.
   - Но есть проблема?
   - Есть. Тебя поддержу я. Поддержат ребята, что с Комсомольцем и с Владиком. Но есть ещё Лобан.
   Геворг поморщился.
   - Лобан человек уважаемый. И серьёзный. Но дела его последнее время идут не в гору. Вернее в гору, но только за счёт молодых шавок. И он с лёгкостью принесёт все традиции нашего коллектива в жертву. И уж точно не захочет видеть в Москве тебя.
   - А с ним?
   - А с ним Старшина и Ходок.
   Расклад был неожиданным.
   - И найдёт поддержку?
   - Найдёт. Расклад сил приблизительно равный.
   - И за кем дело?
   - За Азиатом.
   Это было трудно. Уже три десятилетия Николай Петровский, по прозвищу Азиат был для общества эталонным вором. Он пользовался непререкаемым авторитетом и фактически был признан старшим среди равных. В стране было не больше полудюжины более влиятельных людей, но все они, кроме Ришата уже отошли от дел и были как бы "над схваткой".
   - Ты должен будешь его убедить. Тебе дадут слово.
   - Понял - прошептал Геворг - Понял.
   Он действительно многое понял.
  
   - Тут я с Вами и попрощаюсь.
   - Спасибо Вам. Вы очень нам помогли, но вот как быть с машиной?
   - Чего тут думать - дед Вениамин поглядел на Громова - позвоню в милицию. Заявлю об угоне. У Вас будет час, чтобы попасть на Сычёвское шоссе. Там пойдёте на Ржев. А оттуда по Ленинградскому до Москвы. Не рискуйте, езжайте так.
   - Снова спасибо.
   - Не заплутаете?
   - Не должны.
  
   Громов пришёл в себя два часа назад и обнаружил себя на заднем сиденье "копейки". Суетившийся на переднем сидении Ваня тут же извлёк из-под ног термос и налил ему горячего чая.
   Поднявшись на локтях, он увидел, что за окном темно, а машина стоит в каких-то зарослях. Доносившиеся до него шум дождя и завывания ветра говорили о том, что слух восстановился. Наверное, последствия контузии ещё дадут о себе знать, но по крайней мере он был дееспособен.
   В течение получаса он приходил в себя и общался с Вениамином Корюшкиным - владельцем той самой машины в которой он себя и обнаружил. Теперь же Корюшкин передал ему техталон и рукописную доверенность, после чего не прощаясь вышел из машины и растворился в темноте.
  
   Ярослав завёл машину. Двигатель, несмотря на возраст автомобиля работал тихо и ровно. Громов не стал пока включать фары и вывернул на дорогу, ведущую к деревне. Проехав развилку он свернул на Вязьму. Включил фары и прибавил скорость он только подъезжая к Поляново. В этот момент заговорил Иван.
   - Я очень испугался.
   - Верю. Извини, но мне надо было туда сходить.
   - Трудно было?
   - Сначала нет. Просто я не ожидал, что на нас подняли такие силы. Ну и ещё взрыв этот.
   - А что взорвалось? - с придыханием спросил Ваня - такой грохот стоял... Просто ужас.
   Поморщившись от неприятных воспоминаний, Ярослав сказал:
   - Да ненормальный одни пальбу начал. Ну и попал в газовый баллон.
   - Ого - чуть не закричал Ваня - дом, я думаю, совсем сгорел?
   - Думаю да. Впрочем, самое ценное у нас с собой.
   Это было верно. Заплечная сумка Громова и вещи, взятые в Велеце, были при них. Всё остальное было делом наживным.
   - Вы можете мне кое-что рассказать?
   - Конечно. То, что в моих силах разумеется.
   - Ну вот когда мы были в крепости. В городе. В Велеце одним словом. Там вы говорили о богах славян. А можно подробнее? Ну, в школе нам ничего не рассказывали. Бабушка только про Христа говорила. И ещё священник какой-то приезжал из Вязьмы к ней пару раз. Тоже рассказывал. Про сотворение мира и так далее. Но как-то непонятно. Про Творца.
   - Про Творца - ухмыльнулся Громов - ну давай начнём с Творца.
   - Он есть?
   - Не знаю.
   Иван опешил. Этого ответа он совершенно не ожидал.
   - Давай начнём так. Ты можешь представить себя творцом?
   Иван задумался. И так и эдак он подходил к этой задаче, но путных результатов в воображении своём не добился.
   - Не получается. Я не знаю, что бы стал делать.
   - Не "как", а именно что? Это прекрасно. Давай упростим ситуацию. Представь себя председателем лесной поляны.
   - Ну это легко.
   - Нет. Не таким бездельником, как ваш Приходько. Только от тебя должно зависеть как будет жить вся поляна. Трава, деревья, птицы, звери и даже змеи, жуки и пауки.
   - Ну и - уже не так уверенно сказал Иван - в чём сложность?
   - Как это? А накормить? А напоить? А обеспечить всех условиями для продолжения рода, но не позволить слишком сильно размножиться, чтобы не нарушить порядок? Вот так не уследишь за гусеницами или кротами - и нет кустов и травы. А дальше по цепочке все и вымрут.
   Картина солнечной поляны в воображении Вани померкла.
   - Но ведь вода и еда не только на этой поляне есть. Её же как -то... Или...
   - Вот именно. Обеспечить всем, что есть своё, да договориться, чтобы с соседних лесов да полян прибыло то, чего у тебя нет. Это конечно всё очень упрощённо, но зато наглядно. Справился бы ты? С чаяниями каждой козявки?
   - Думаю нет.
   - Вот именно. А почему?
   - Ну не знаю - Иван принялся подбирать слова. Получалось с трудом - Ну как-то сложно. Непонятно как всё что нужно понять и успеть. И что бы сразу. И всем.
   - Вот именно. Ты человек. Царь природы, как принято считать. Но не в силах понять даже такой малой задачи, чего уж говорить обо всей Вселенной, голова о которой должна болеть у Творца.
   - Точно - согласился Иван - никогда не думал об этом так...
   - Не удивительно. Есть Творец или нет, мы не знаем. Думаю всё же есть. Просто его желания, помыслы и стремления так сложны и непонятны нам, что попытка отдельных служителей культа говорить о том, что ему угодно просто смешны.
   - Теперь понимаю.
   - А сейчас давай поговорим о творении. Любая вера это всего лишь инструмент в руках человека, помогающий ему познавать мир и находить в нём своё место. И одним из способов это делать является накопление мудрости. Поколениями жили люди и всегда старались собрать и упорядочить свои знания о мире. Но для того, что бы сохранить их и увлечь ими потомков знания эти всегда облекались в художественную форму.
   - Что-то вроде литературы - улыбнулся Ваня - сказка ложь, да в ней намёк?
   - Да, очень похоже. Однако все рассказы должны иметь начало. Самое простое и понятное начало - это начало всего мира. Это всего лишь набор историй и метафор, рассказов и новелл, подводящий людей к сокровенным знаниям, накопленным их предками.
   Иван слушал. Его учитель обладал удивительной способностью смотреть на вещи с неожиданных сторон и со всех этих сторон показывать эти вещи ему. Ваня буквально физически чувствовал как меняется его мироощущение. Он как завороженный внимал Ярославу.
   - Слушая рассказы тех или иных священников надо выискивать в них суть, отпуская шелуху. То же и с твореньем. Это просто начало. Христианский взгляд тебе знаком. Не будем останавливаться на иудеях или мусульманах. У них почти всё то же самое. Это вообще религии с общим корнем. Но об этом тебе расскажет Стребор. А вот у веры наших предков был другой взгляд на творение. И в основе всего стоял не творец, а РОД.
   - Это вот тот самый большой чур?
   - Именно. Это и суть всего мировоззрения наших предков и метафора. Род и первое божество и семья. Все близкие тебе люди, все кровные родичи - все Род. И боги твои, тоже твой Род. Уходя из этой жизни, наши предки также присоединялись к Роду, составляя то общее знание и учение, которое завещали своим потомкам. Совершенствуя и дополняя его.
   - Сложно это всё понять.
   - Сложно понять. Это почувствовать надо. Огромную непрерывную цепь поколений идущую к тебе сквозь тысячелетия. От самых далёких предков, приручивших огонь, через освоивших печатное слово и подчинивших железо, через познавших суть тысяч веществ и расщепивших атом - к тебе. И пусть ты ничего ещё не сделал, но ты связан с ними и тебе доступно всё, что было ими открыто и создано.
   - Чувствовать такое! Вы чувствуете?
   - Я - да. И ты сможешь.
   Разговор продолжался, а Громов между тем уже въезжал в Вязьму. Начинало светать и надо было торопиться проехать город в темноте. Ярослав уверенно провёл машину по центральной площади и поехал туда, где ему мнилось шоссе. Собственно, почему мнилось? Уже спустя три минуты они были на трассе, по которой счастливые обладатели автомобилей могли попасть из Москвы в Минск. Ну, или наоборот...
   - А что всё же насчёт Рода? - в душе мальчика бушевал огонь любопытства - он кто?
   - Один мой знаковый волхв, настоятель молодой общины набирающего популярность Родоверия, сказал о нём так: Род - Всесущий Всебог Вседержитель, Беспричинная Причина и Безначальное Начало всего сущего. Род - Един как Сам, но Многолик в Проявлениях, Кои Суть Родные Боги наши, во Всебожьи Родовом Сущие. К Кому бы из Родных Богов не обращались мы, - поистине к Одному Всебогу Роду обращаемся, ибо Он Есть Один без другого, Всесущий, Вселикий, Всепроникающий.
   - Чего? - переспросил ошеломлённый Иван - не понял...
   - Согласен. Сложно это. Несколько столетий выжигания родной веры не оставили у нашего народа ориентиров, а потому молодые волхвы дня сегодняшнего подспудно следуют тому же пути что и церковники. Усложняют свою речь и напирают на обряды, забывая иногда о сути.
   - А если проще о Роде?
   - Род - творитель мира. Всё, что способен ты увидеть и почувствовать создано им. Он не человек, не зверь и не птица, но он дух единый, пронизывающий всё во вселенной.
   - Так немного яснее.
   - Поясню. Род не просто бог. Боги славян, лесные духи, люди, звери и птицы, деревья и травы - всё это Род и все мы его часть. И дети Рода, первые боги Славян, они тоже часть Рода.
   - Сложно. Правда, про Христиан не легче. Бабушка говорила, что Христианский бог один, но их трое.
   - Ты думаешь это их Бог?
   Иван пожал плечами.
   - Как и много другое, символ триединства заимствован Христианами. Этот символ присутствует в большинстве мировоззрений.
   - А у славян?
   - И у славян. Род - триедин. Можно сказать даже трижды триедин.
   - Это как?
   Ярослав снизил скорость и повернул на малозаметную дорогу, рядом с которой стоял указатель на Сычёвку.
   - Есть старейший славянский символ - Триглава. Многие учёные сегодня пытаются представить Триглаву богом славян. Одним из богов. Но это лишь символ, хотя и почитаемый.
   - А в чём его смысл?
   - В чём? Ну вот смотри. Род триликий являет собой Белбога, Рода и Чернобога. Белбог и Чернобог - первые лики Рода, олицетворяющие два начала, свет и тьму и Род -единое мерило между ними, отделяющие одно от другого и поддерживающие гармонию между ними.
   - Ух ты...
   - И это не всё - продолжал Громов - Род, суть вседержитель являет собой ещё и Триглаву всемирья, то есть Явь, Правь и Навь.
   Иван слушал молча, стараясь усвоить столь новую для себя информацию. Он многого ещё не понимал, но чувствовал, что в том, о чём говорит Громов, есть нечто подлинное. Нечто большое и значимое.
  
   В дороге они провели часа три. Иван немного подремал после трудной ночи, и открыв глаза увидел огромные противотанковые ежи, как на картинках в учебнике. Он протёр глаза и, сев ровно, спросил:
   - Мы уже где?
   - Мы в городе Химки.
   - А это где?
   - Это Ваня в пяти минутах от Москвы. Мы почти приехали.
   Иван ощутил внутренний трепет от того, что они так близко от столицы. Он всегда хотел увидеть этот город. С детства его восхищали рассказы о Москве. Он любил и Смоленск, и свою родную Вязьму, но всегда манила его Москва.
   - Без приключений?
   - Да так - ответил Ярослав - два раза проверяли документы. Ну и всё.
   Иван озирался по сторонам. Машина ехала вперёд и, наконец, пронеслась мимо указателя "Москва". Иван ждал чего-то необычного, но ни салюта, ни фанфар не случилось. Они ехали по шоссе, вдоль которого слева тянулись жилые здания, а справа угадывалась река.
   И всё же эта обыденность длилась минут пять. Слева вдруг взмыли ввысь высокие ели, и не успел Иван удивиться, как они расступились и на постаменте коричневого мрамора, в самом начале образовавшейся аллеи, мальчик увидел высокую белую фигуру женщины. Женщина в развивающихся белых одеждах поразила юношу. Во вздетых руках она, как будто укрощая стихию, держала волны, на которых покачивался небольшой парусный кораблик.
   За спиной этой женщины Иван увидел красивейшее из зданий, на которое когда-либо падал его взор. Высокие серые сводчатые арки с барельефами, как кружевами были оплетены искусными белыми изгибами тонких арок. Возносившийся в небо тонкий шпиль увенчанный звездой довершал эту картину.
   Ярослав как специально сбавил скорость и имел возможность рассмотреть столь необычное здание.
   - Это Ваня - Северный речной порт.
   - Порт? - поразился Иван - В Москве?
   - Да. Как-нибудь мы обязательно съездим сюда прогуляться. А пока нам надо избавиться от этой машины.
   - И как мы дальше?
   - На метро...
  
   Геворг покидал зал для деловых встреч озадаченным. Встреча прошла в предсказанном Ришатом ключе, но принесла совершенно неожиданные результаты. Нельзя было сказать со щитом или на щите вышел Жвания из зала. С одной стороны общество предложило ему встать на Москве смотрящим, как он того и ожидал. Но неожиданность заключалась в том, что предложили это не только ему.
   Бывало, конечно, и раньше, что на Москве было двое смотрящих, но не часто и не долго. В качестве временной меры. Однако сегодня было принято совсем уж странное решение.
   Речь, которой предварил собрание недавно вернувшийся из мест лишения свободы Азиат, шокировала многих из присутствующих. Из речи этой следовало, что нависшие над страной перемены будут носить более чем масштабный характер. Что возможно полное изменение государственного строя. Немыслимые новости.
   Верилось в это с трудом, но и сбрасывать со счетов подобный вариант развития событий было нельзя. Волна новых возможностей и, как следствие, хаоса могла накатить с такой силой, что погребла бы под собой всех участников встречи. А потому, Азиат выступил с предложениями.
   Первое предложение не было необычным, и имело прецеденты. Азиат предложил передать общественные деньги или "кассу взаимопомощи" на хранение независимому лицу. В ходе обсуждения выбран был известный народный артист, исполнитель популярных песен и лауреат целого ряда государственных премий и призов. Его положение в обществе не внушало опасений. Контроль за взаимодействием с новым "управляющим" оставил за собой сам Азиат.
   Что же касается Москвы, то Азиат не поддержал ни одного кандидата. О Геворге он сказал кратко, хоть и уважительно, о ставленнике Лобана - молодом агрессивном товарище, с русским именем Федя и прозвищем "Смола", не сказал и вовсе. Кроме того, Азиат условно поделил Москву с областью на три части, оставив самый значимый и сочный кусок себе.
   Члены общества единогласно поддержали Азиата, не желая в столь сложный период искать с ним ссоры, хотя и остались многие озадачены. Кому-кому, но Николаю Петровскому, было и не по чину... Две оставшихся территории достались Геворгу и Смоле. Прямым текстом было сказано, что как только наступит хоть какая-то определённость, раздробленность будет ликвидирована. Из недоговорок было понятно, что на Москве станет один из двух "помощников". Надо было действовать.
   Геворгу дали месяц на приведение дел в порядок, передачу всех существенных начинаний в Смоленске преемнику, и окончательное утверждение в столице. А дела в Смоленске ещё оставались. То, что Геворг не попал в Велец первым, отнюдь не означало, что дело его жизни загублено. Люди оставляют следы. Может быть уже сейчас нежданный гастролёр сидит в отделении милиции дожидаясь его возвращения. На это очень хотелось надеяться.
  
   Его мучил голод. Две недели он скитался по лесам и болотам, две недели он шёл по едва различимым ориентирам натыкаясь на пересохшие реки или неотмеченные на карте поляны. Он шёл и молился крестясь двумя перстами и вознося молитвы Творцу.
   Есть приходилось всё, что попадалось под руку. Он рвал молодую траву, вырывал из земли коренья и один раз, случайно набредши на тушу задранного кем-то из хищников зайца, он рвал начавшуюся уже портиться плоть зубами и, не обращая внимания на муравьёв, глотал его не жуя.
   Озноб становился всё сильнее и несколько раз он терял сознание, но приходя в себя, продолжал идти. Дни в его голове уже давно потеряли счёт, когда наконец он вышел к деревне. Он уже не знал, та это деревня или какая-то иная. Он сделал несколько шагов по утоптанной глиняной дороге и упал на руки первому встречному пробормотав только заветную фамилию: "Корецки"...

XХ

  
   Сказать, что метро поразило Ивана - значит не сказать ничего. Оно подавило его. Сначала гигантскими размерами помещений и поездами, уходящими в тёмные туннели. После, когда позади остались невзрачные конечные станции, взору мальчика предстали поражающие воображение вестибюли станций кольцевой линии. Сказочная красота и обилие света обрушились на деревенского мальчишку.
   Казалось одной люстрой на "Проспекте Мира" можно было осветить всю его деревню. Витражи же станции "Новослободская", которые Ваня успел немного рассмотреть во время остановки, поразили его в самое сердце.
   Юноша стоял у дверей, мешая входящим и выходящим пассажирам, не в силах отойти вглубь вагона. Поезд между тем прибыл на очередную станцию. Диктор объявил, что называется она "ВДНХ". В этот момент Ваня почувствовал, что его куда-то ведут и понял, что Ярослав за руку выводит его из вагона.
   Новая станция была не менее красива, чем предыдущие. Мрамора тут было немного, но на общем белом фоне бросались в глаза зелёные своды арок и красивые, разлапистые люстры.
   У глухой стены станции стояли молодые люди и девушки. Некоторые из них, улыбаясь друг другу и оживлённо беседуя, а иногда и обнимаясь, вместе шли к эскалатору.
   Громов вёл Ваню за собой, и вступив на эскалатор сказал:
   - Запоминай дорогу. Какое-то время мы будем жить тут.
   - У Вас?
   - Не совсем.
   - А у кого?
   Иван взволновался. Последнее время ему не слишком везло на новые знакомства, кроме общения с Ярославом, разумеется.
   - Мы будем жить у Стребора.
   - Ух ты...
   Иван неоднократно слышал от Ярослава о Стреборе. Он представлялся мальчику ещё более загадочной и интересной личностью, чем сам Громов. Человек, о котором Ярослав говорил с таким уважением; человек, отправивший Ярослава на поиск Велеца; человек, обладавший неправдоподобно большим набором знаний заранее очаровывал.
   Ваня не раз пытался представить себе как должен выглядеть столь значимый человек. Ему мнился то высокий, широкоплечий витязь, то крепкий, седой как лунь, старец с длинной бородой. Воображение каждый раз дополняло и приукрашивало вымышленный образ.
   Выходя из дверей, Иван взглядом наткнулся на молодую девушку. Да девочку ещё собственно, не старше самого Вани. Длинные, собранные в косу светлые волосы, едва заметные веснушки и глубокий взгляд тёмно-серых глаз. Девочка задержала взгляд на Иване, и чуть вздёрнув носик отвернулась, продолжив свой путь.
   Заметил девушку и Ярослав. Натренированная память Громова подсказывала ему, что девочку эту он видел и раньше. Но где? Жизнь не часто сталкивала его со школьницами, а последнее время и вовсе не сталкивала. Так где же?
   И тут он вспомнил. Именно её видел он в электричке на Вязьму. Конечно! Имена эта девчонка привлекла его внимание. И опять на мгновенье пришло к нему ощущение необычности этой девушки. Что-то особенное почудилось в ней.
   На этот раз Громов не спешил прогонять это странное наваждение. Он привык доверять своим ощущениям, и, соединяя воедино внезапно нахлынувшие чувства с ничтожной вероятностью второй встречи, он понял, что опять влип в новую тайну. Ну а учитывая, что влип он в неё будучи занят делами Стребора... Да и столь маловероятная встреча произошла в непосредственной близости от дома старого интригана. Не было сомнений, что ниточки этой загадки ведут к хитрецу-учителю.
   Они прошли по дорожке в сторону главного входа на выставку, где Иван, как и большинство приехавших сюда впервые, замер, поражённый колоссальными размерами архитектурного шедевра - арочного входа на выставку.
   - Сюда мы ещё сходим. И не раз.
   Ярослав, увлекая за собой мальчишку, пошёл по дороге, идущей вдоль выставки. Иван не успел ещё опомниться от потрясения вызванного шедевром Мотовилова, так вдруг его ждал новый удар культурного шока. Так знакомые с детства по заставкам любимых фильмов рабочий и колхозница, в полный рост вознеслись к пасмурному серому небу.
   Громов наблюдал за Иваном с любопытством. Он прожил на свете гораздо дольше и не раз видел как давались диву люди, приезжавшие в Москву впервые. Но он не уставал удивляться чистоте и искренности детских эмоций. Не было в его взгляде ни гордости социалистических завоеваний, ни миллионов рублей пошедших на строительство этих шедевров, ни скрытой ненависти провинциала к столице. Нет, в его взгляде, как и во взгляде каждого нормального ребёнка, был неподдельный восторг.
   Ненадолго замедлив ход, Громов решил дать Ивану налюбоваться монументальной конструкцией скульптора Мухиной. В конце концов, Стребор никуда не денется.
  
   Яков Корецки работал счетоводом в сельсовете. Поляк австрийского происхождения, он быль представителем восьмого поколения переселенцев, осевших на Смоленщине, в деревне Велижка.
   Спроси соседей о Якове и каждый ответит, что мужчина он поистине положительный. Не пьёт, любит жену, работящий. Личный огород держал в идеальном состоянии снимая большой урожай и не жалея помощи для соседей. В работе счетоводом аккуратен и ни разу не имел взысканий.
   В общении Корецки был вежлив и предупредителен. Никогда не забывал поздравить знакомых и друзей со сколь бы то ни было значимыми праздниками. И в помощи не отказывал. Хороший, одним словом, человек.
   И скажи кому из немногочисленных жителей Велижки и соседних деревень, что в глубине души Яков Корецки ненавидел каждого из них - они не поверили бы. Не готовы были бы они принять и правду о том, что их добрый сосед Яков Лешикович автор многочисленных кляуз и доносов, да и что там говорить - случаев откровенного саботажа, наказание за который получали другие люди.
   Яков Корецки ненавидел Советский Союз, также сильно как его предки ненавидели царскую Россию. Он презирал окружавших его людей и мечтал вернуться на родину своих предков в тихий городок Сейны. Но обет, данный его набожными католическими предками непосредственно святому престолу, обязывал его оставаться тут, на ненавистной ему Смоленской земле.
   Впрочем держали его тут и более прагматические вещи. С великими ухищрениями, с трудом и опаской, но всё же регулярно получал он из Рима неплохие суммы, позволявшие ему пусть и в тайне, считать себя едва ли не самым богатым частным лицом в этой части страны. Кроме того, он получал выписки с банковских счётов в Польше и Германии и знал, что в день, когда ему суждено будет вернуться домой, он будет богат и счастлив.
   В тот день и миг, когда на него буквально рухнул вышедший из леса худой и грязный оборванец, шептавший его фамилию, Яков испытал крайне сложные чувства. Он понял, что длительному изгнанию в этой грязной и пропахшей сивухой стране пришёл конец. Но и трудности предстояли серьёзные. Незаконно депортировать человека из Советского Союза было попросту невозможно. А уж убежать вместе с ним..!
   Но Яков знал, что ему помогут. Он знал за какие ниточки дёрнуть, чтобы без лишнего риска и с гарантией распрощаться с этой дикой, ненавистной ему страной.
  
   Подъезд дома не впечатлял. Ивану казалось, что человек подобный Стребору просто не может жить в простом доме с невзрачным, плохо пахнущим и тускло освещённым подъездом.
   Между тем Громов уверенно пошёл по лестнице, и мальчик проследовал за ним наверх. Ярослав не стал звонить в невзрачную коричневую дверь, открыв её своим ключом.
   Прихожая в квартире также была обыкновенной. Простые обои, стоптанный половичок, вешалка с поношенной одеждой и популярный плафон-ананас жёлтого цвета на люстре.
   Иван, следуя примеру Ярослава, разулся, как вдруг в дверном проёме, ведущем из комнаты появился невысокий седой мужчина.
   - Привет вам, гулёны. Ждал вас неделю назад.
   - Здравствуй Стребор.
   - Посидите на диване. У меня встреча.
   Иван вошёл в комнату и успел заметить, как Стребор скрылся за дверью, за которой обычно находится кладовка. Иван видел такую планировку квартир в Вязьме. Он сел на диван, размышляя о том, что у Стребора за встреча в кладовке. И тут его озарило.
   Он представлял себе Стребора совершенно не так. Встреть он его на улице, никогда бы не подумал, что в этом старичке таится столько тайн, загадок и видимо могущества.
   - Удивлён? - сказал севший рядом Громов - ожидал чего-то более колоритного?
   - Если честно - то да.
   - Ничего. Состояние удивления станет для тебя привычным на многие годы.
   Ваня принялся оглядываться. Квартира не производила никакого особенного впечатления. Обычные обои, телевизор "Рубин", клеёнчатая скатерть на столе и всё та же люстра-ананас, на этот раз уже трёхрожковая.
   Громов встал, и подойдя к книжному шкафу вытащил оттуда какую-то книгу, после чего вернулся и протянул её Ивану. В ответ на его вопросительный взгляд, он сказал:
   - Тебе придётся много читать. Ты привыкнешь и даже полюбишь это дело. А пока, я сам буду подбирать тебе книги. Начни с этой.
   Иван взял книгу и прочёл: "Всадник без головы". Открыв книгу, Ваня углубился в чтение.
   Где-то через час-полтора Ярослав, сделав жест подниматься, повёл его за собой. Они направились к двери в кладовку. Ваня приготовился к чудесному, необычному перемещению неизвестно куда, но всё оказалось прозаичнее. В кладовой был пробит дверной проём в соседнюю квартиру. И эта квартира была совсем другой.
  
   Вместо Эпилога
  
   Иван и Ярослав стояли над привезённым ларцом и смотрели на многочисленные обрывки бересты и кожи, исписанные трудноразличимыми знаками.
   - А где же книга? - спросил Иван - я думал...
   - Нет никакой книги - ответствовал Стребор спокойно - вернее, книга может быть и есть. Но к Велецу она не имеет никакого отношения. Впрочем, время покажет. Может Белая книга есть всего лишь собирательный образ?
   - А что же мы привезли?
   - Вы привезли одну из самых взрывоопасных исторических находок. Кое-что из этого написано рукой князя Владимира. Кое-что, думаю, Ольгой. Впрочем, основная часть того, что написано на бересте значительно старше.
   Повисла тишина. Каждый думал о своём.
   - Не расстраивайтесь. Мы только в начале пути.
   Стребор, вооружившись невесть откуда взявшимся пластиковым пинцетом, за краешек достал из ларца тонкую "страничку" исписанную какими-то странными крючками.
   - Что это? Не по-русски написано? - спросил Иван, заглядывая старику в восхищённые глаза.
   - Не по-русски? Ещё как по-русски.
   И сделав паузу, медленно, практически по слогам стал зачитывать: "Сим днём, весны 3271 от основания Словейска и 6370 от миросотворения, вечевым сходом родов древних, решено было на княжение новое не воздвигать никого.
   Угасши в боях род Роса на землях Новоградских не угас вовсе. Не позже летнего солнцеворота гонцов в земли наши северные отправить и на княжий стол призвать потомков ближайших, последними от древа правителей отошедших, конунгов Рарога и Хелега, дабы как и предки их Словен и Рос простёрли они длань над народом Новоградским и землю по чину приняв на княжение Великое взошли".
   - Колоссально - прошептал Ярослав - просто немыслимо.
   - Думаю, что это самое малое из того, что хранится в этом ларце.
   - А книга? - не унимался не осознавший значимости момента мальчик, - Неужели она менее ценна?
   - А это и есть книга Ваня. Книга.
   Ярослав вдруг осознал, что вся трепотня о важности книги - суета. Первый шаг. Первый шаг на пути, который приведёт к... К чему?
   Иван ничего не понимал и думал лишь о том, что все их приключения были едва ли не впустую.
   А Стребор размышлял о том, что дело его жизни наконец-то обрело под ногами реальную почву. Они сделали первый шаг...
  
   Договор аренды квартиры лежал на столе, но арендатора в квартире не было и быть не могло. Ольга Венедиктова даже и не собиралась жить на арендованной ею площади. За пятьдесят рублей в месяц она обязалась числиться арендатором квартиры и вести разговоры с хозяйкой, но вот проживать в квартире должны были совсем другие люди.
   Грей кинул сумку на диван и уселся на пол. Синиша уже облюбовал один из шкафов и раскладывал по полкам свои вещи.
   - Это верно. Располагайся. В ближайшее время мы отсюда ни ногой.
   - Я думал, мы будем искать Миронову.
   Грей улыбнулся в отросшие за время переезда усы.
   - Конечно будем. Просто для этого нам не понадобится бегать как умалишённым по стране. Работа по установлению контакта с объектом требует степенности. Мы должны легализоваться и планомерно приближаясь к объекту начать сбор информации. Поглядим, одним словом.
   Легализоваться. Легализоваться - значит осесть надолго. В горячем югославском сердце поселилась тоска. Всё, чему стал свидетелем Синиша за два дня пребывания в этой стране, оправдывало пока только самые худшие его подозрения.
  
   Ирина довольно легко обживалась на новом месте. Работа не угнетала её, а наоборот оказалась интересной. Она завела множество знакомств и уже успела полюбиться всем, с кем сталкивала её новая должность. Заведующие школой и детским садом, а также пенсионеры, среди которых было немало участников войны, нашли у неё тёплые ответные чувства. Прицепившийся к ней парторг был вежливо, но непреклонно отшит. Одним словом нормально всё было.
   И дом в умелых, работящих руках стал светлее. Вычищенные деревянные стены Юра обработал олифой и теперь они радовали взгляд, создавая теплую и уютную атмосферу.
   Новый домовой откликнулся, как и ожидалось, на третий день, и не разочаровал хозяйку. Его незримое присутствие ощущалось в доме повсюду. Вещи не терялись и лежали на местах, активные ещё недавно мыши стали обходить дом стороной, и даже пыль, казалось, совсем пропала.
   Но главное, конечно, было не в работе, без которой она спокойно бы обошлась. И не в домовом, с которым так или иначе сумела бы подружиться. Она наконец осела там, где должна была, и теперь ей предстояло пройти долгий путь, в конце которого брезжил лучик надежды. Новой надежды...
  
   У ворот стоял почтальон. В селении Тсипари все знали своего почтальона. Казалось жизнь тут остановилась веке в девятнадцатом, и также как тогда мужчина с кожаной сумкой был уважаемым человеком и желанным гостем у любого порога.
   Отари нехотя прошествовал по выложенной крупным серым камнем тропинке к калитке и вымучено улыбнулся визитёру.
   - Доброе утро! Отари Шалвович!
   - И тебе доброе утро Давид. Как работа?
   - Всё слава Богу.
   - С письмом?
   - Телеграмма Вам, Отари Шалвович.
   Телеграмма - значит ничего хорошего. Хорошие новости пишут в письмах. Подробно и красочно.
   Он расписался в большой тетради и сухо, но не переходя рамки традиционного радушия, распрощался с почтальоном.
   Телеграмма, сухим языком сообщала о скоропостижной и трагической кончине Таймураза Жвания-Гобиашвили.
   Второй удар. Второй удар и это значит, что отступать ведьмы не намерены. Значит надо готовить ответные шаги.
  
   Мужчина с повязкой на глазу потрепал по холке здоровенного пса и присел в высокое кресло. Даже сидя в кресле, он был высок и статен. Его лицо было гладко выбрито и казалось слегка обветренным, что было странно для Загреба, с его мягким Адриатическим климатом.
   В соседнем кресле уже сидел пожилой мужчина с благородной сединой и в умопомрачительно дорогом костюме. Мужчине было сильно за сорок, но за внешней степенностью угадывалась скрытая мощь, а взгляд был властным и твёрдым.
   - Я был в Москве господин Иггерсон.
   - Это само по себе подвиг. Для гражданина Великобритании, да ещё и вашего рода деятельности...
   - Молодая, набирающая вес советская элита благоволит мне и всей моей корпорации. Финансовая Группа T.E.M.P.L.E. имеет ряд контрактов с советским правительством.
   - Ну, господин Ланкастер, вы ведь пришли ко мне не для обсуждения ваших финансовых успехов? Мы конечно с вами деловые партнёры, но...
   - Вы правы господин Иггерсон. Во время моей поездке я получил приглашение к небезызвестному Вам...
   - О! Я так понимаю, что последний из Серых, вновь поднял голову?
   - По-моему он не опускал её с момента рождения. Не знаю какая сила вообще могла бы её придавить...
   - И что, он сумел чем-то удивить вас?
   - Сумел. Я должен Вам сообщить, что получил подтверждения правильности его суждений. Вы помните его старый конфликт с Серыми? Думаю, что теперь можно смело судить о правоте его позиции...
   Олаф Иггерсон поёрзал в кресле и поправил галстук.
   - У него мальчик. Тот самый мальчик.
   Олаф поднялся и, закрыв глаза, принялся прислушиваться к чему-то. Казалось он забыл о своём госте. Впервые за долгие-долгие годы, сквозь пепел утрат, сквозь память о погибших детях и исковерканных судьбах, в нём проснулась надежда. Новая надежда...
  
   Маша сидела на кровати с закрытыми глазами и тренировалась рисовать перед внутренним взором фигуры. Различные геометрические фигуры возникали перед ней, и теперь она могла похвастаться тем, что способна удерживать их достаточно долго.
   Развивая свой успех, и сожалея о том, что не может похвастаться перед тётушкой, девочка принялась пытаться мысленно окрашивать эти фигуры в различные цвета, меняя также и цвет фона. Получалось с трудом. Любые попытки изменить нарисованную в сознании картину мгновенно приводили к её искажению. Но Маша продолжала упорно заниматься.
   В свободное от занятий и домашних хлопот время она нередко размышляла о том, чему стала свидетелем в этом году. Непонятным образом она прикоснулась к тайнам, о которых ещё недавно не имела понятия. И вообще, на её долю выпало немало необычных приключений.
   Поразила её и Ирина. Перемены, произошедшие с тётушкой в столь короткий период, наводили на размышления. Машина мама крайне неодобрительно высказывалась о решении своей сестры оставить Москву и уехать в деревню. Девочка же смутно догадывалась, что это была скорее вынужденная мера. Этого требовала вторая и как видно главная часть Ирининой жизни.
   Думала Маша и о том, что выбранный ею путь потребует от неё. Какие сюрпризы преподнесёт, какими дарами одарит и каких жертв потребует. С неправдоподобной для столь молодой девушки ясностью она понимала, что вступила на путь длиною в целую жизнь. И что по пути этому сделала она только первый шаг.
  
   - Я вижу, ты тоскуешь, Ярослав?
   - Немного.
   Стребор улыбнулся. Он прекрасно чувствовал своего ученика. Видел он в душе его смятение, от навалившегося на него бремени учителя. Видел и тоску на сердце. Тоску по далёкой берегине.
   - Отпустить тебя не могу. Нужен ты мне. Ближайшие годы ещё больше нужен будешь.
   - Я понимаю учитель.
   - Не понимаешь. Но это и не важно. Тоску твою унять смогу.
   Громов молчал.
   - Сегодня, на вечерней заре дам тебе урок новый. Ты хорош в теории, неплох в драке, не слаб в учении шамана и безумно хорош на волчьем пути. Но ты пока не сведущ в путях незримых. Сны закрыты для тебя.
   - Я вижу сны. Нечасто, но вижу.
   - Видеть мало.
   Громов не удивился. Пусть он получил своего ученика, непонятно почему занимающего столь важное место в жизни и планах Стребора, сам он, был всё так же сер и прост по сравнению со старым своим учителем.
   - И что дальше? В смысле с мальчиком?
   - Дальше? - Стребор затянулся и над трубкой сизым облаком воспарил плотный табачный дым - дальше мальчик пойдёт в школу.
   - Ты как всегда всё устроил?
   - Хорош бы я был, если бы не смог решить такую задачу.
   - А как же ученичество, о котором ты столь любезно умолчал?
   - Почему умолчал? Это был твой урок. И от обучения тебя никто не освободит.
   - И чему я буду его учить?
   - Чему сочтёшь нужным.
   Громов разгладил рубаху и проведя рукой по чисто выбритому подбородку сказал:
   - А какую задачу придётся решать мне? И мальчику?
   - До осени думаю никаких. Это я о мальчике. Вы пока не слишком хорошо выучили первый совместный урок. Но это и понятно. Тайны Велеца - это скорее причастие для высших. С годами Вы многое поймёте и переосмыслите.
   - Но мне надо его к чему-то готовить. К чему?
   - Всему своё время. Не волнуйся, ты прекрасно справишься.
   Ярослав молчал. Не было у него такой уверенности.
   - Но следующий ваш шаг будет ещё более труден и сложен. Вы как восьмиклассники, которые должны решать задачи высшей математики. А я не имею права давать вам более лёгкие задания...
   - К чему Вы готовите мальчика? Пестуете спасителя? Думаете, у Вас получится лучше, чем у Ваших предшественников?
   - Запомни Ярослав - тихо произнёс Стребор - Спасителями не рождаются. И воспитать спасителя никто не в силах.
   - Так что же? Просто новый ученик?
   - Этот мальчик - почти прошептал Стребор - подарит миру надежду.
   Громов посмотрел на своего учителя и казалось бы впервые увидел, как он немолод. Всегда державшийся молодцом, энергичный и крепкий, готовый к любым испытаниям Стребор медленно затягивался табачным дымом из трубки и на лице его явно проступали морщины. Седина обозначилась гораздо чётче, да и сами волосы стали редки. Множество старческих мелочей увидел Ярослав на лице своего учителя.
   - Надежду? На что?
   - На обновление.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"