"ПУЛЯ"

Судьба - мешок монет: чем туже он набит,

Тем он желаннее и тем сильней манит;

Судьба - развратница. Она в бесстыдном блуде

Повсюду шествует, открыв всем взорам груди;

Судьба - извечный страх: преследует фантом

Того, кто в тяжкий час спасует пред врагом.

Л. Буйе

пуля

В начале она была пустотой. Расплавленным железом и свинцом. Лужицей раскаленного металла. Кипящей субстанцией, в которой не было смысла, поскольку отсутствовала форма. А форма определяла сущность существа.

Затем наступило прозрение. Хаос упорядочили. Бессмысленности придали форму и поименовали: "Пуля. Калибр - 9 мм". Форма была раскаленной. Лишь при взгляде на нее можно было обжечься. Пулю остудили. Механическая щупальца выбрала Пулю с конвейера, захватила ее, сравнила с эталоном и, убедившись, что форма идеальна, погрузили ее в коробку, что насчитывала сто единиц пуль. Упаковку запечатали, опломбировали и втиснули в деревянный ящик. Сверху поместили крышку, опустился аппарат, вживляя в древесину гвозди. Подъехал погрузчик, забрал ящик и отвез его на склад, где ящик разместили в темноте, дожидаться покупателя.

Пуля была одинока. Пуля заснула в темноте, ожидая своего выхода в свет.

Погрузчиком управлял Иван Тюленев. На Тульском Патронном Заводе он работал вот уже пять лет без просвета и перспективы. Первые восемь лет после прихода к власти демократов, что сменили на посту коммунистов, завод хирел, зарастал бурьяном и медленно ржавел. Но приняли Закон, разрешивший владение личным огнестрельным оружием, и Тульский Патронный Завод воспрянул. Появились заказы, открылись новые рабочие места, запустили дополнительные конвейеры. В этот промежуток времени на завод устроился Иван Тюленев, закончивший десять классов школы и водительские курсы по категории "спецтехника". Ему только успело исполниться восемнадцать лет.

Рабочий день закончился по обыкновению в восемнадцать часов. Иван наспех принял душ, переоделся в цивильное, оставив в шкафчике рабочую униформу, и рванул за проходную, где его уже дожидался Степан Стеклов в салоне потрепанной годами девятки. Машина бросалась в глаза издалека своей боевой гоночной раскраской. Степан профессионально занимался автогонками вот уже три года.

Иван ринулся через сугробы, словно бульдозер, разбрасывая снежный завал в сторону, перебежал дорогу, лавируя между редкими машинами, и плюхнул ладонью о крышу девятой модели. Дверь открылась. Из салона выглянул Степан.

- Поехали? - поинтересовался он, щелкая замком соседней пассажирской двери.

- Давно пора. - согласился Иван.

На этот вечер у Стеклова и Тюленева была намечена прогулка. Они условились заранее, что вечером в пятницу тринадцатого отправятся на Косую Гору в клуб "Коломбина", где собиралась золотая молодеш, да и девочку легкого поведения найти не составляло труда. Ребята думали развлечься, не ведая, какой сюрприз приготовила им судьба.

Ирину и Таню они подобрали на выезде из города. Девочки стояли на обочине и голосовали. Степан с Иваном переглянулись, и Стеклов затормозил. Девочки выглядели невинно и развратно одновременно. Они с шумом забрались на заднее сидение, хихикая и наполняя салон автомобиля алкогольными парами. Девочки были изрядно навеселе.

- Куда? - спросил Стеклов.

- В Апрелевку. - отозвались веселые девушки.

Чтобы доставить девушек, которых, как выяснилось, звали Ирина и Таня, по названному адресу, ребятам пришлось уклониться от намеченного заранее маршрута.

Дорогой они общались. Щебетали на разные малозначительные темы и не заметили, как въехали в Апрелевку, маленький зачумленный городишко из десятка каменных и двух десятков деревянных домов. Ирина попросила остановить на перекрестке и вышла первой. Таня проехала чуть дальше и возле парка заявила раздухаренным ребятам, что отправится к друзьям, что живут неподалеку.

Степан и Иван переглянулись с сожалением. Им не светило. Стеклов выпустил девушку. Она бросила им на прощание воздушный поцелуй и скрылась в ночной темени.

В клуб они поспели лишь к полуночи. И провеселились до самого утра. Тюленев не вылезал из-за стойки бара, поглощая водку, словно воду. Стеклов познакомился с двумя девочками в танцевальном зале и, оттанцевавшись, привел добычу к Ивану. Девочкам налили по пиву. А потом повторили заказ дважды. Девочек повело. Они изрядно захмелели и были готовы на все.

Стеклов скомандовал:

- По коням.

И шумная компания вывалилась из клуба на мороз. Но холод не чувствовался. Алкоголь бурлил в крови, согревая.

Стеклов завел машину. Ребята погрузились и взяли курс на Тулу.

Ребята условились заранее, что девочек, которых удастся снять, повезут на квартиру к Стеклову. Степан жил один. Родители давно переехали в загородный домик, оставив жилплощадь в полное единоличное владение сына.

В шесть утра Стеклов распахнул стальную входную дверь своей трехкомнатной норы, пропуская девочек и приятеля вперед.

Иван пошатываясь переступил порог, уцепился, как за спасательный круг, за юбку Лили, веселой разбитной девчушки, которая всю дорогу льнула к нему, болтая о чем-то несусветном. Ее язык колебался от спиритических сеансов до поведения подружек. Юбка соскользнула вниз. Иван не удержался на ногах и упал, заваливая девушку на пол прихожей.

- Прямо к делу. Ближе к телу. - оценил Степан поведение друга. - Только может, перейдем в спальню. Там удобнее.

Иван поднялся с хихикающей Лили. Протянул ей руку и вздернул на ноги.

Юбка осталась в прихожей. Там же легли колготки, блузка, туфли и нижнее белье. Иван отконвоировал девушку в гостиную, где уложил на диван. Степан и его избранница появились через минуту. Девушка по пути забрела в ванную. Выглядела свежо, словно и не пила вовсе. Она соблазнительна улыбнулась Степану, увлекая его за собой в спальню.

Иван облизнулся, словно кот, зачуявший запах сметаны, вобрал в ладонь большую грудь Лили и приступил к ее изучению.

* * *

Ивана разбудил шум глухого взрыва. Он с трудом разлепил глаза. Голова жутко стенала о переизбытке потребления водки накануне. Девушка под его рукой зашевелилась, перевернулась на спину и томно потянулась. Только, к удивлению Ивана, это была вовсе не Лиля. Тюленев не помнил, как они со Степой поменялись девочками.

В комнату влетело что-то большое, ударилось о ковер и извергло из себя клубы ядовитого желтого дыма. Иван приподнялся (в голове разорвалась ядерная бомба), понимая, что снаряд попавший в комнату и чадивший, словно вазочка с заточенным внутрь джином, не предвещает ничего хорошего.

Один за другим в комнату влетели еще три дышащие желтым дымом банки.

Иван вскочил с дивана и бросился вон из комнаты, стараясь не вдыхать ядовитые испарения. Глаза заслезились, лишь дым попал внутрь. Он зажмурился, оттого и не видел, кто саданул его чем-то твердым, похожим на приклад автомата, в подбородок.

Тюленев упал на колени. Зашипел от боли. Ядерная бомба внутри черепной коробки - это цветочки, по сравнению с первоначальным взрывом, из которого родилась галактика Млечного Пути, что распухал в его голове.

Ивана завалили на пол, прижали сапогом голову. Через минуту рядом упали корчащийся Степан в окружении заходящихся в кашле девочек.

Им ничего не объяснили. Вздернули на ноги, нацепили наручники и поволокли, не дав одеться, в милицейский УАЗик. Люди в черных масках с автоматами Калашникова наперевес.

Ничего не понимающий Иван попытался узнать, что происходит у безликого человека в черном, но получил лишь тычок прикладом в спину.

В машине им разговаривать не разрешили. Ехали молча. Долго. Наконец УАЗик остановился и голых приятелей вытряхнули из авто.

Тюленев после темени милицейского рыдвана зажмурился от слепящей белизны. Но лишь глаза обвыкли, а мороз охватил тело цепкими колючками, разлепил глаза и осмотрелся. Они стояли посреди леса, усыпанного шапками снега в окружении восьми бойцов в черном с эмблемами отряда специального назначения "Омега". За спинами специалистов прятались трое полных мужчин средних лет в строгих костюмах. Одного из них Тюленев узнал. Это был Сергей Михайлович Сидоров, начальник милиции областного города Апрелевки. А узнал Иван его оттого, что Сидоров несколько месяцев назад баллотировался в городскую Думу, в связи с чем развязал крупную агитационную компанию, грозя закрыть на Зонах всех казнокрадов и лихоимцев.

Ситуация показалась Ивану комичной. Два голых мужика и две полуодетые бабы посреди леса в пятнадцатиградусный мороз в окружении толпы тепло упакованных мужчин. Иван ухмыльнулся.

- Чего ржешь, тварь!!! - завопил, брызжа слюной Сидоров.

Он рванул к Тюленеву, но бойцы удержали его.

- По какому праву!! - подал голос Степан.

И рухнул в снег от удара прикладом в голову.

- А теперь заткнулись! - тихо сказал усатый мужчина, стоящий подле Сидорова.

Бойцы расступились, пропуская его вперед, и он вышел на пятачок, где топтались стучащие зубами вынужденные нудисты.

- От вас, ребятки, требуется только одно. Вы должны сказать, где спрятали тело и кто убил девочку!!!

- Я их порешу, гнид, сейчас!!! - выплюнул проклятия Сидоров, но его вновь остановили специалисты.

- Какое тело? Какую девушку? - спросил, сплевывая кровь и зубные осколки в снег, Степан, поднимаясь с колен.

- Таню. Таню Сидорову, мальчики. Ту самую, что вы подсадили вместе с подругой по дороге из Тулы и отвезли в Апрелевку. Ириша запомнила ваши номера, а также то с какими соплями вы слюнявились на девочек. Таня домой не вернулась. Где она? Что вы с ней сотворили?

- Что за хрень? - возмутился Иван. - Она попросилась возле парка вашего из машины. И почесала через парк этот. Все. Вот, а мы поехали.

- Значит, вы убили ее в парке! - оценил признание усатый.

Тюленев узнал его. Начальник ФСБ района. Мелькал несколько раз на экране телевизора, давая оценку работе сотрудников правоохранительных органов в связи с терактами в Москве. Игорь Пужицкер, кажется, звали начальника.

- Никого мы не убивали! - возмутился Степан. - Девочка пошла к каким-то друзьям.

- Осталось узнать, где вы спрятали тело! Насиловали вы девочку, или нет! Но думаю, что скоро мы все услышим.

Пужицкер равнодушно потер замерзающие ладони.

- Уберите девочек. Они лишние.

Бойцы ухватили девчонок за руки и уволокли в авто.

- Даю пять минут на признание. - заявил Пужицкер.

- Какое признание! Мы никого не убивали! - возопил Тюленев, но его никто не услышал, словно кричал он в пустыне на необитаемой планете.

- Чего цацкаться с этими!! - прокричал Сидоров.

Пужицкер развел руками, отступая из круга.

Первым в изнасиловании и убийстве Тани Сидоровой признался Стеклов. Он извивался в крови на снегу и кричал показания, требуя занести их в протокол. Вторым лопнул Тюленев, указывая место захоронения тела, сжимая пульсирующий болью пах руками.

- Хорошо, ребятки. Хорошо. Даже очень. - довольно потер руки Пужицкер. - Теперь мы поедем в управление и там занесем все в протокол. Я обещаю вам, ребятки, самую голубую камеру. Извращенцев соседей и массу других удовольствий.

Стенающих ребят погрузили в "УАЗик".

* * *

Таня Сидорова вернулась домой к исходу третьего дня. Тюленева и Стеклова пришлось отпустить за отсутствием состава преступления. Газетчики, стреноженные отцом Ивана, подняли шумиху вокруг "ментовского" произвола. Если бы девочка и вправду пострадала, то Стеклову и Тюленеву было бы не извернуться. Но трупа не было. Никто никого не насиловал и не убивал, а виновные сидят.

Иван покинул стены управления внутренних дел со сломанными ребрами, вывихнутой челюстью и заиканием. Степан же, не выдержав допросов, накануне возвращения Тани выпрыгнул из окна второго этажа и сломал себе позвоночник. Стеклова доставили в больницу, где он пролежал в приемном покое пять часов. Никто не решался сделать ему операцию. Тени серых кардиналов от милиции и ФСБ стояли у изголовья калеченного, отпугивая медиков.

Два месяца Тюленев пытался бороться за свои права. За те дни, что он провел под следствием, его успели уволить с Завода. Восстановиться ему не удалось. Отец нашел ему адвоката, и Иван подал иск в суд с требованием возместить физический и моральный ущерб, вызванный незаконным задержанием и применением в ходе следствия пыток. Но суд, приняв иск, в два дня разобрался с делом, постановив отказать Тюленеву в возмещении ущерба. Вечером накануне дня слушаний Тюленеву позвонили, замогильный голос посоветовал: "не рыпаться. И не возбухать без меры", а то инвалидная коляска для Тюленева уже заготовлена.

Измотавшись в конец, Иван заехал к Стеклову, который был придавлен окончательным и неисправимым диагнозом "паралич нижней части туловища". Степан поставил на стол бутылку. Они выпили по сто, поскучали, взяли на грудь еще по сто, и Иван зажалобился.

- Валить их надо. - вынес вердикт Степан, выслушав историю Тюленева. - Суд Линча.

- Уверен? - спросил Иван.

- На все сто.

Степан налил по сто. И они приняли, закусывая маринованным огурцом.

- Мы итак кончены. Я инвалид. Тебе в этом городишке места больше нет. Никто на работу тебя не примет. Слишком скандальная и шумная фигура, да и имена наших врагов говорят сами за себя. Остается только убрать их. И валить из города.

- А девчонку?

- Суку эту. Обязательно. Она видите ли по ночным клубам два дня гуляла с дружбанками, а мы кровью за ее раздолбайство харкали.

- Ее итак клюют. Даже из института отчислили. - вступился слабо Иван. - Журналюги вороньем кружат. Даже кликуху ей дали: "черная вдова".

За вечер они оговорили все нюансы задуманного. Исполнителем мстительной воли был выбран Тюленев. Степан на коляске не подходил под образ благородного мстителя в маске. Орудием избран был обрез, который несколько дней назад изготовил Стеклов из своего охотничьего ружья. Коробка медвежьих патронов была добавлена в список, а поверху легли ключи от девятки, которая теперь была не нужна Стеклову.

- Только я буду ездить с тобой.

Три дня Иван потратил на то, чтобы отследить маршрут Сидорова - старшего, раскатывающего на последней модели "БМВ". И два дня на маршрут Пужицкера, также пользовавшегося услугами не "Запорожца". За это время одной мишенью стало меньше. Выбросилась из окна Таня Сидорова, не сумевшая выдержать натиска журналистов и близких людей, включая отца, которые обвиняли ее в разыгравшейся трагедии.

Пужицкера уговорились стрельнуть возле парадной дома, где он проживал. Вечером. После работы. Он возвращался по обыкновению в десять вечера. Иногда задерживался до двенадцати. Тюленев и Стеклов были в точке рандеву в восемь.

В молчании просидели два часа. Степан первым увидел подъезжающий Линкольн Пужицкера, спрятал под полой куртки обрез и выскользнул в мартовскую слякоть.

Линкольн остановился. Из него появился довольный усач Пужицкер. Захлопнул дверцу, щелкнул на брелке включение сигнализации и направился к парадной. Иван ускорился. Догнал Пужицкера и выпалил ему в спину:

- Обернись!

Пужицкер медленно обернулся.

Тюленев выбросил из-под куртки руку с обрезом и спустил курок. Шмальнуло огнем, завоняло дымом. Тело Пужицкера с разваленной напополам головой отшвырнуло к парадной. Снег под усачом напитался кровью.

Иван развернулся и рванул к машине. Заскочил в салон, бросил обрез под ноги и вырулил из подворотни.

- Теперь только Сидоров остался. - заунывно сказал Степан. - Сука!!!

человек

- Ser schlimm. Die Situation ... абр ... по-русски это будет ... неконтролируемый. - Ганс выругался по-немецки, сплюнул в рыхлый прокопченный снег и потянулся за стаканом.

Илья плеснул в стакан немцу самогонки, что солдаты покупали у местных на базаре и пьяно улыбнулся.

- Все под контролем, немец. Ничего то ты не понимаешь в нас русских.

- А что понимать, объясни. Я вижу, как ваш der начальник говорит надо брать тот квартал. Вы идете и отбиваете его, а потом он командует отдать район обратно. Разве это разумно? - поинтересовался Ганс, раскачиваясь со стаканом в руке.

Ганс Шерман свободный журналист, сотрудничающий с восьмью европейскими газетами, приехал в Грозный в девяносто восьмом году. И вот уже четыре с половиной месяца маялся под зимним горным солнцем, заливая глаза водкой и фотографируя развалины некогда цветущего города. Немец вместе с другими журналистами проживал в солдатских казармах. Для них выделили отдельный барак, который представители прессы поделили брезентовыми пологами на отдельные номера.

Шерман писал статьи каждый вечер. Садился за старенький ноутбук (электроэнергией аккумулятор его старичка кормила солдатская подстанция) и строчил сухие строчки одну за другой, складывая их в предложения, которые повествовали о боле и потерях. Немец приехал в Чечню с иллюзиями, которыми болела Европа, но очень быстро иллюзии оставили его. Отправляясь по заданию "Die Deutsce Zeitung" в Россию Ганс считал, что русские ведут несправедливую войну, притесняют чеченский народ, который под предводительством Дудаева, Басаева, Гилаева и иже с ними сражается за независимость. Попав же в Грозный и выбравшись с русским отрядом в район, который некоторое время занимали чеченские "освободители", Ганс ужаснулся. Он увидел трупы местных, обезображенные лица. Мертвых детей и женщин, полыхающие дома. На немой вопрос Ганса, ответил Илья Иволгин:

- Их резанули, чтобы они не выдали направление, куда ушел отряд.

Фантомная пелена упала с глаз. Шерман поклялся открыть европейцам истинное положение вещей и приступил к делу ретиво. Но, как было велико его разочарование, когда три первых статьи Шермана редакция газеты отвергла и предложила ему покинуть пределы Чечни, отзывая журналистскую аккредитацию. Уезжать Ганс не собирался. Он связался с друзьями, оставшимися в Европе, что работали в разных газетах и журналах, и в течение трех дней ему выслали восемь изданий свою аккредитацию.

Ганс Шерман остался в Грозном.

Ганс Шерман сдружился с русским солдатом Ильей Иволгиным, что однажды спас ему жизнь.

Илья Иволгин солдат срочник, отслужив свои два года, положенные ему по закону, в мирной сельской глубинке, остался в рядах армии. Заключил контракт и, сжав автомат в руках, отправился в Чечню. Почему он так поступил Ганс понять не мог, да и не особо вдумывался. Расспрашивать же Илью он не стал, решив оставить сию загадку неразгаданной.

Познакомился Ганс с Иволгиным ранней весной прошлого года, когда снег успел только сойти, обнажив рваные раны земли, осколки артиллерийских снарядов, высыпавшееся из соседних окон стекло и мятые пачки из-под чипсов, торчащие из покореженных жестяных пивных банок. Два грузовика с русскими солдатами отправились в горное селение Чантерой, где по проверенной информации залегли на лежку бойцы полевого командира Хасана Алиева, прославившегося подготовкой и проведением нескольких террористических актов в Грозном. Ему приписывался взрыв военной комендатуры в августе девяносто девятого, когда террорист - смертник на "УАЗике", начиненной взрывчаткой вклинился в кирпичную стену здания. Взрывом разнесло половину комендатуры. По счастью из людей никто не погиб. Несколько солдат получили ранения, а начальника военной комендатуры, находившегося в это время со спущенными штанами на унитазе, вынесло сквозь дверь и выбросило на клумбу.

Три часа грузовики трясло по ухабам, подбрасывало на разбитой бронетехникой горной дороге, кидало из стороны в сторону. Ганс Шерман, попросившийся в кузов к солдатам, множество раз успел пожалеть о своем опрометчивом поступке. Надо было соглашаться на кабину, ведь предлагал полковник. Солдаты, не смотря на тяготы дороги, улыбались, сыпали шутками, большая часть которых была непонятна Шерману, подбадривали журналиста, единственного кто согласился поехать с частью на боевую операцию.

В кузове Шерман и не заметил Илью Иволгина. Он был таким же солдатом, как и остальные. Ничем не выделялся.

Селение Чантерой показалось на горизонте лишь к вечеру. Успело стемнеть. Грузовики сбавили ход, пробирались осторожно на петляющей словно заяц - рысак от голодной, обозленной долгой зимой лисы. За несколько километров от поселка грузовики свернули с дороги, съехали в лесок и остановились. Солдаты повыпрыгивали в рыхлую кашу земли и нервно затоптались на месте, словно исполняли ритуальный танец перед боем. Шерман видел, как нервничали бойцы. Многим из них предстояло умереть этим вечером.

"Бог даст и пронесет кривая" - подумал он.

Командиры - два капитана и четыре сержанта - провели короткий инструктаж личного состава, после чего солдаты короткими группами оставили лесок, оставив возле машин четырех солдат, занявших оборонительную позицию.

Шермана сперва не хотели пускать вместе с отрядом. Капитан Крусанов отказывался, твердил, что это очень опасно, а он не несет ответственности за безответственное поведение штатских, тем более иностранцев.

- Это же международный скандал выйти может? - горячился капитан, но потом поддался на уговоры Ганса, не последним аргументов в которых оказалась хрустящая сто долларовая бумажка.

Тремя отрядами селение Чантерой было окружено. Солдаты залегли в оврагах, закопались в талый снег, укрылись за чахлыми стволами деревьев, два снайпера взобрались на деревья, взяв на мушку селение, что разлеглось перед ними во всех подробностях.

Капитаны перемигнулись по рации. Приказ о вторжении прошел волной по солдатским рядам. И тенями бойцы просочились между домами, блокировав двери и окна.

Боя не было. Короткие вспышки выстрелов где-то вдалеке от Шермана. Истошный лай собак, сходивших с ума от множества чужих запахов. Ганса оставили под прикрытием юнца, который нервничал больше, чем немец. Он истово грыз ногти и нервно трясся, озираясь по сторонам и вздрагивая от каждого шага. Руки жалкого человечка тряслись, как у алкоголика, заприметившего наутро после попойки стакан. Шерман, явно заскучавший, достал из чехла фотоаппарат и сквозь глаз объектива стал осматривать местность. Он не видел, как подкрался бандит. Только услышал свинячий визг. Ганс обернулся на звук и увидел юнца. Он сидел, привалившись к мокрому покрытому коркой льда стволу дерева, зажимая рукой рану на животу. Изо рта струилась кровь. В шаге от него хищно зыркал на немца бородатый дикарь в папахе, грязном свитере и военном камуфляже. Дикарь вытирал нож о штанину.

- Что погань русская готовь потроха, ща потрошить буду. - глухо произнес он, сильно коверкая слова.

- Я есть немецкий журналист. - пробормотал Ганс.

Шерман не успел испугаться.

Дикарь метнулся к нему, сбил с ног, навалился сверху. Фотоаппарат ударился об камень, лопнула линза объектива. Дикарь оскалился и направил в живот немца нож. Лезвие приблизилось, вспороло куртку Ганса и ткнулось в обнаженную кожу. Дикарь рассмеялся. Чуть вдалеке прокашлял автомат. Давление на нож ослабло. Дикарь растерянно улыбнулся. Из его рта хлынула черная кровь, и он завалился на Шермана. В отвращении Ганс скинул с себя мертвое тело, вскочил на ноги и стал отряхиваться, как искупавшаяся собака, стараясь избавиться от горячей и склизкой крови, что липла к рукам и вызывала отвращение.

- Пошли, помоемся. - раздался спокойный равнодушны голос.

Ганс поднял глаза на голос и обнаружил солдата, что избавил его от смерти. Как позже выяснил Шерман, солдата звали Илья Иволгин.

Фотоаппарат был испорчен. Капитан Крусанов позвал Шермана поснимать занятую территорию и захваченных в плен бандитов, но пока Ганс сбегал до машины, где остался запасной аппарат, и вернулся, солдаты покинули деревню. Шерман сделал несколько кадров мертвого поселка и бросился догонять русских.

Триумфальное возвращение победителей. Солдат встречали водкой. Два ящика подаренные главнокомандующим и пламенная речь над столом, соображенным на скорую руку. Улов был богатый. Хасан Алиев захвачен и большая часть его бойцов арестованы. Трое солдат ранены. Один убит.

Ганс присутствовал на праздничном банкете в комендатуре, неказистом домике с полуразрушенной крышей, залатанной наспех, деревянным полом и русской печкой, обмазанной глиной. Шерман чувствовал безграничную благодарность Иволгину за спасение его жизни и после банкета преподнес ему в подарок именные часы, изготовленные в Швейцарии.

* * *

По пустынной улице, запорошенной снегом, бежала собачка. Маленькая страшная дворняжка с обрубленным хвостом и вислыми ушами. Язык свисал изо рта, точно тряпочка, которой вытирали кровь на бойне. Глаза мутные со свисающими липкими слезами. Собачка перебегала улицу, задержалась возле наклоненного на манер Пизанской башни фонарного столба, задрала лапу, помочилась и бросилась через улицу к теплому подвалу комендатуры. Она была на середине мертвой проезжей части, когда внезапно подскочила, словно укушенная шершнем в зад, заскулила, упала на землю и покатилась, оставляя за собой длинный кровавый след.

- Снайпера балуются. - пояснил удивленному Шерману Иволгин.

- Почему вы не зачистите дома, откуда эта стреляли сейчас? - спросил Ганс.

- Ты думаешь это чечены? - нахохлился Илья.

- А кто же еще? - не мог понять Шерман.

- Наши снайпера и балуются. Извращенцы дремотные на собачонках бездомных тренируются. - пояснил Иволгин.

Немец и русский сидели на скамейке перед крыльцом комендатуры и выпивали, рассуждая на разные отвлеченные от чеченских реалий темы. Поболтать над стопочкой, а потом опрокинуть ее холодненькую, как велико удовольствие посреди войны.

- Вы русские недавно разрешили владение пистолетами. - внезапно заикнулся Шерман. - Вы так любить Америку, что ... как это вы говорите ... слизнули их обычай. Но зачем Илья? К чему вам в России это нуждаться?

- Мужчины в отличии от женщин мало чем отличаются от сородичей по полу из средневековья. - заметил Иволгин.

- Что ты иметь в виду, Илья? - заинтересовался Шерман.

- Мужчины привыкли решать вопросы при помощи силы. Не к ментам же обращаться. - развел руками Илья.

- Менты это кто? - поинтересовался Ганс.

- Милиционеры. Выражение такое. Они захватили слишком много полномочий. Слишком самоуправны в России. Наглы. Зарвались. У нас же как было. Правосудие чинят не в пользу того, кто прав, а кто больше отслюнявит. Даже бывшие менты наглы и отучиться от высокомерия своего не могут. Поэтому владение оружием для нас как глоток свежего дыхания. Каждый может быть уверен в том, что может постоять в крайнем случае за себя сам. Да и шпана не лезет на рожон, поскольку не знает какой отпор может встретить.

Илья Иволгин замолчал. Выпил водки, закусил соленым огурцом, шумно выдохнул, закашлялся и произнес:

- Меня в армию из института взяли. Не доучился. Так повернулась ситуация ...

* * *

Шумная пьяная компания студентов вывернула из подъезда.

От Барановой Ксеньи, у которой собрались отметить Татьянин день, ребята наметили движение в Парк Победы. Ничто так не отрезвляет и не способствует потреблению новой порции горячительного, как зимняя прогулка по сумрачному парку, полному гуляющих пар, веселящейся детворы, катающейся со снежных холмов и мамаш с колясками в окружении заботливых папаш.

Часть компании осталась у Барановой. В основном те, кто без посторонней помощи передвигаться уже не мог. Те же кто еще более или менее уверенно держался на плаву отправились вослед за Ильей Иволгиным, инициатором идеи о прогулке. Качающейся походкой, стайка уток на выгуле, компания пересекла Московский проспект, миновала шайбу метрополитена и углубилась в парк, следуя по аллее. Мимо прошли двое милиционеров, скосились на ребят, но Илья развел руками и пробормотал извиняющимся тоном:

- Студенты.

Подразумевая:

- Что с нас взять?

Иволгин предлагал пойти на каток, взять в прокат коньки и раскатиться. Женька Светлоусова возразила, заявив, что в таком штормовом состоянии на коньках они будут выглядеть, по меньшей мере, нелепо. Илье пришлось согласиться под давлением женской половины коллектива. Тогда постановили просто погулять, забрести в какую-нибудь кафешку и выпить по пиву. Благо на пиво здоровья еще хватало. Девушки повозражали чуть, но в итоге, скрипя сердцем, согласились.

Илья настоял, чтобы на каток они все-таки заглянули. Ради интереса, как ледок, как коньки.

- Сходим потом. Все вместе. - предложил он.

Предложение оказалось роковым.

На льду кружились разновозрастная мишура. Илья окинул скучающим взглядом каток, разочарованно сплюнул и предложил продолжить путь, когда из-за деревьев показалась компания подвыпивших подростков лет восемнадцати. Было их человек десять. Держались они нагло и вызывающе. В компании же Иволгина мужиков было трое плюс сам Илья.

"Обойдется" - подумал Илья, не ведая, как он ошибался.

Пьяные подростки взяли в кольцо студентов. Интересовались содержанием кошельков ребят и объемом бюстов девушек. Студенты вяло отбрыкивались, стараясь отгородить девчонок от плохо воспринимающих реальность парней. Их это злило, и они лезли сильнее. Вспылил Санька Тюленев, черный пояс по дзюдо. От слабой обороны он перешел к атаке. В две минуты он раскидал пареньков. Иволгин поддержал Тюленева. Профессиональный бой был ему не ведом, но, если бы за уличные драки давали бы разряды, он получил бы по максимуму.

Пьяные не понимали. Он лезли с удвоенной энергией, валились в снег, поднимались и наседали снова.

Илья не видел, как это произошло. Внезапно Саня Тюленев, отбросив очередного юнца, замер, охнул по-женски и просел к земле. Ноги подкосились. Саня обернулся к Илье, и в его глазах Иволгин увидел смерть.

Паренек, отброшенный последним, вскочил на ноги, уронил в снег нож и бросился бежать. Его никто не стал догонять. Остальные разбежались тут же, в миг протрезвев.

Бригада врачей, явившаяся спустя два часа, лишь констатировала смерть.

Саня Тюленев был убит.

Илья Иволгин казнил себя за это. Запил несусветно. И профыркал переводные экзамены за третий курс. Был отчислен и призван в армию.

пуля

В среду к открытию оружейного салона "Дикий Иван" прибыла новая партия товара. С Тульского Патронного Завода - несколько ящиков пуль. С Тульского оружейного двадцать пистолетов "ТТ", пользовавшихся в этот сезон особым спросом. И много другого смертоносного товара. Ящики принимал Игорь Владиславович Перфильев. Коробку с Пулей он посчитал и поставил на полку под прилавок ближе к кассе.

В это утро Игорь Владиславович Перфильев, продавец оружейного салона, был слегка возбужден. Из центрального офиса вечером обещали выслать по факсу накладную с расписанной зарплатой. Игорь Владиславович предвкушал, как получит хрустящие деньги, и вечером по дороге с работы заглянет в салон игровых автоматов.

Давняя страсть глодала Перфильева весь день. Он не мог работать, путались слова, мешались мысли. Перед глазами крутились белые барабаны с цветными символами. И каждый раз выпадал "Джек Пот".

* * *

Полусумрак, напитанный эмоциями, словно набухшая грозовая туча, объял большой зал, пространство которого было украдено игровыми автоматами, отчего зал казался тесным. Автоматы перемигивались огнями, магнетизируя людей, рассевшихся на стульях, словно птахи на жёрдочках. Пустых мест не было. Люди дёргали за рычаги, запуская механизмы игровых автоматов, и крутились барабаны, замешивая в цветовой вихрь игровые картинки в поисках выигрышных комбинаций. Их взгляды были прикованы к экранам "одноруких бандитов", где разыгрывались их судьбы. Зомбированые игрой, они уже не могли остановиться, и дёргали за рычаги, скармливая автоматам последние деньги в жетоновом эквиваленте. Коктейль злости, разочарования, ненависти, азарта переполнял их и выплёскивался на рычаги. Люди рвали рычаги, точно разрубали "гордиев узел", и сокрушались, когда выпавшая комбинация расходилась с выигрышной.

За четвёртым от входа игровым автоматом, неподалёку от лысоватого "секьюрити-мэна" сорока лет в бронежилете и с резиновой дубинкой на брючном ремне просаживал зарплату, выплаченную за два месяца, мужчина средних лет с усталым взглядом уличной собаки - бродяжки, которую наградили пинком, когда она пыталась выклянчить кусок гамбургера у проходящего мимо мальчугана. Молодое, но с жёванной жёлтой кожей лицо. Тонкие губы были обсыпаны болячками, и припудрены. Звали мужчину Игорь Владиславович Перфильев, и для охранника он был таким же привычным явлением, как приём пищи палочками для китайца. Охранник знал, что от этого клиента проблем не будет. Он появлялся после восьми часов вечера, раза четыре на неделе, и просиживал за автоматом два часа. Но сегодня припозднился. Уже прошло три с половиной часа, а Игорь Перфильев играл, отстранившись от окружающего мира, будто воздвигнул за своей спиной высокую толстую стену, сквозь которую не просачивалось ни звука. И даже оглушающая танцевальная музыка, что рвалась из динамиков, не доносилась до него. Он вбрасывал в зев автомата игровой жетон, рвал рычаг на себя и с замиравшим сердцем следил за мельтешением барабанов.

Эти барабаны не оставляли его в покое уже несколько лет. С тех пор, как он впервые попробовал, и проиграл первые деньги. Но проигрыши его не останавливали. Проигрывал он помалу, в основном оставался при своём. Изредка выигрывал, но все его выигрыши были настолько мизерными, что не покрыли бы и десятой доли, что уходило у его жены Людмилы в один поход за продуктами на рынок. Но отказаться и не заглянуть после работы в клуб Игорь Перфильев не мог. Для него это стало наваждением, точно поиск редких экземпляров марок для филателиста. Он заболел игрой, и в его случае болезнь была неизлечима, точно курение для слабовольного человека. Он мог себя тешить мыслью, что в любой момент может отказаться от игры, но, проходя мимо клуба игровых автоматов, неизменно заворачивал, зная какую лавину ругательных слов услышит из уст жены Людмилы.

Играл Игорь Владиславович Перфильев только в заведениях, входивших в единую призовую сеть "Джек Пот - С". Для него это была традиция, которую он не смел нарушить. И устоялась она по двум причинам. Первая заключалась в том, что при выигрыше в клубе "Джек Пот - С" сумма могла бы быть больше, нежели в ином заведении. А в то, что однажды он всё-таки выиграет, Игорь Перфильев верил свято. Вторая причина, была в том, что залы игровых автоматов, помеченные фирменным знаком "Джек Пот - С" - разнузданным пиратом с тремя семёрками на кокарде шляпы и с крюком вместо руки, что цеплялся за игровой рычаг, встречались по городу куда чаще, чем заведения других фирм.

Сегодня, получив в бухгалтерии зарплату за два месяца, Игорь Владиславович заторопился в клуб. С утра у него было предчувствие, что именно в этот день удача повернётся к нему лицом, и можно будет ухватиться за неё и отыграть все проигрыши, что приключились с ним за все годы. Но за три с половиной часа за игровым автоматом предчувствие выигрыша стало медленно таять, будто по утру рассасывается туман, оставляя лишь росу на траве. Эта роса блестела в его душе, но её становилось всё меньше с каждым новым нажатием рычага. Она высыхала, и вместе с ней уменьшалась горка жетонов, что лежала перед Игорем Перфильевым. До начала игры он наметил максимально возможный проигрыш в пять сотен, но, когда пятьсот рублей в жетоновом эквиваленте сожрал "однорукий бандит", вера в сегодняшнюю удачу ещё не успела исхудать, и Перфильев наменял ещё жетонов. За три с половиной часа он, уговаривая себя, что удача близка, просадил восемь тысяч рублей, это было ровно половина от зарплаты, и теперь он не мог подумать без содрогания какой будет реакция жены, когда она узнает, что семейный бюджет на ближайший месяц исхудал вдвое.

У Игоря Владиславовича оставалось четыре жетона, когда игровой автомат закашлялся, провернулись игровые барабаны, замедляя бег, и выплюнули выигрышную комбинацию. Из недр "однорукого бандита" донёсся скрежещущий звук, будто у него забарахлила желудочная система, и посыпались в желоб жетоны. Много жетонов. Десятки жетонов. Сотни жетонов. Тысячи жетонов. Они затопили желоб, и выплеснулись на пол, образуя сугроб возле автомата.

В испуге Игорь Владиславович вскочил, опрокинув стул, и стена, воздвигнутая между ним и окружающим миром, оказалась проломленной, и в пролом устремились звуки. Он смотрел на выплёскивающиеся из автомата жетоны, и не мог поверить, что это происходит с ним наяву, а не в сказочном сне. Предчувствие не обмануло, хотя уже истончилось и потеряло силу к моменту, когда провёрнутый рычаг привёл игровые барабаны к выигрышной комбинации. Игорь Перфильев замер, сглатывая накопившуюся слюну, и почувствовал, как мускулы каменеют, а он обращается в недвижимого колоса. Взглядом он обшаривал кучу жетонов, пытаясь прикинуть в уме сколько это денег. И никак не мог понять. Цифра не складывалась, а его расчёты запутывались, точно тропа в лабиринте, где без нити Ариадны не обойтись.

Игорь Владиславович Перфильев не верил в открывавшуюся картину. Он несколько раз моргнул, опасаясь, что после того как глаза вновь откроются, куча жетонов растворится. Но этого не произошло, и жетоны остались на месте. Игорь Владиславович растерялся. Он беспомощным взглядом заскользил по сторонам. Игра в зале прекратилась. Люди перестали заряжать автоматы жетонами и уставились на везунчика завистливыми взглядами. Будь Игорь Перфильев свечкой, под жаром взглядов он бы растаял и растёкся восковой лужицей по каменному полу.

От дверей выдвинулся охранник, всем своим лысоватым видом показывая, что физическое проявление зависти будет прекращено им в зародыше. А из примыкающего к игровому залу кабинета спешил менеджер, приклеивая на ходу улыбку к слащавому молодому лицу с каркасом блестящей причёски, пропитанной лаком, отчего казалось, что волосы мокрые, и люди заглядывали ему за спину, ожидая увидеть дорожку капель. В коричневом костюмчике, с галстуком цвета американского флага, и визитной карточкой, закатанной в пластик, и прикреплённой к правому карману пиджака. На визитке было обозначено: "Владислав Португалов. МЕНЕДЖЕР".

- Здравствуйте. - сказал Португалов, останавливаясь перед Перфильевым - Поздравляю вас с выигрышем.

Окаменение у Игоря Владиславовича ещё не прошло, поэтому он растерялся и воззрился на подошедшего менеджера, который, подхватив его тряпичную руку, затряс в рукопожатии.

- Спасибо. - выдавил из себя Игорь Перфильев, но его никто не услышал, поскольку не верные голосовые связки подвели, и выдали такой тихий звук, что в шуме возобновившейся игры он был сродни пищанию комара в переполненном вагоне метро, скользящего по туннелю от станции к станции.

Португалов оценивающе глянул на комбинацию игровых барабанов, перевёл удивлённый взгляд на гору жетонов, присвистнул, прикидывая в голове сумму, и сообщил:

- Вы выиграли четыре тысячи долларов.

Игорь Перфильев почувствовал, как дыхание у него остановилось, словно лёгкие сковала зимняя стужа, превращая живую мембрану в ледяной мёртвый коралл. Он не верил услышанному. Ему казалось этого не может быть, что-то произойдёт, и как карточный домик рассыплется ткань реальности, выбраковывая из настоящего строчку, в которой был возможен его выигрыш.

Португалов же, не обращая внимания на душевные смятения Игоря Владиславовича, продолжил:

- Мы вам пока деньги подготовим, а вы подождите. Можете посидеть, если хотите, можете ещё поиграть ...

- Нет. Спасибо. - отказался Игорь Владиславович.

- Ну, как хотите. Только вот сразу мы вам деньги выдать не можем.

"Вот оно. Ну, чувствовал, что не может быть такого. С кем угодно, а не со мной. Обязательно какая-то подлянка будет у меня. У всех гладко. А у меня подлянка" - подумал Игорь Владиславович, и кровь прилила к лицу.

- Сперва нужно дождаться приезда съёмочной команды "Счастливчики "Джек Пот - С"". Они вас подснимут для рекламы. Это обязательное условие.

От сердца Игоря Владиславовича отлегло, но дурной осадок остался, будто на стенках бокала повисла томатная изморось, после того как сок был выпит.

Ожидание съёмочной группы, которая обещала быть через полчаса, а приехала спустя полтора, оказалось тягостным. Игорь Перфильев восемь раз выбегал на улицу, и дымил. Пытался читать, но проглатываемые строчки не оставляли в мозгу смысла, и книга была убрана в сумку. Охранник выделил ему стул, на котором он и раскачивался, пытаясь унять нервическое возбуждение.

Спустя полтора часа метаний появилась съёмочная группа в составе режиссёра, выполнявшего так же роль корреспондента, и оператора, который, переступив порог клуба, приступил к установке света, и камеры, нацеленной на игровой автомат. Через десять минут приготовлений режиссёр потребовал от менеджера счастливчика, и Игорю Перфильеву было указано место подле "однорукого бандита". Пятнадцать минут режиссёр, оказавшийся очень въедливым человеком, засыпал Игоря Перфильева вопросами, а он, вымучив жалкое подобие счастливой улыбки, заикаясь и перемежая ответы словами "ну", "конечно", "понимаете", "блин", пытался разобраться в словесной очереди, что выстреливалась в него. Наконец, режиссёр насытился, и дал отмашку о завершении съёмки. Оператор свернул аппаратуру, загрузил её в микроавтобус "Форд", припаркованный подле клуба, и съёмочная группа отчалила. А Игорь Владиславович измождённой поступью направился за менеджером в надежде, что наконец-то ему выплатят выигрыш.

В кабинете, куда Португалов привёл Игоря Всеволодовича, уже были приготовлены наличные в рублёвых бумажках, и документы, которые Перфильев должен был подписать. Он аккуратно стал заполнять бесконечный ряд граф, где должен был указать имя, фамилию, пол, паспортные данные, место прописки, доход семьи, и многие другие сведения, большую часть которых, по словам менеджера, собирали для внутренней статистики фирмы. Дойдя до конца второго листа, Игорь Всеволодович облегчённо вздохнул, предчувствуя долгожданную развязку всей канители, и небрежно начертал подпись, которая более была похожа на забор частоколом, сколоченный пьяным плотником.

Пока Игорь Всеволодович заполнял графы, он предавался мечтаньям, на автомате вписывая данные в длинный перечень вопросов анкеты выигравшего. Он представлял как будет радоваться Людмила, не веря неожиданному счастью, свалившемуся на его неудачливую голову, как она будет суетиться вокруг него, и даже извлечёт из кладовки маринованных белых грибов, что в их семье открывались только по большому случаю чьего-то дня рождения, годовщины свадьбы или нового года, и бутылочку водочки на стол поставит, чтобы отпраздновать. Она даже и не подумает, что после этой бутылочки, Перфильев её может в запой стронуться. Её радость затмит все горькие мысли, и тем самым обезоружит её перед его капризами.

Подписав бумаги, Игорь Перфильев протянул их менеджеру, который, брезгливо ухватив их двумя пальцами, отодвинул на край стола, и придавил пустым графином, будто они могли куда-то улететь, или исчезнуть.

- Можно я от вас позвоню. - спросил Игорь Владиславович.

Португалов кисло улыбнулся, и забормотал извинения.

- Извините, вынужден вам отказать. Не имеем права давать кому-то пользоваться служебным телефоном. Всё очень строго. Меня за это и с работы погнать могут. Но, как вы от нас выйдите, так слева сразу же от входа на улице, четыре таксофона стоят. Вот оттуда и позвоните.

Выигрыш Перфильева аккуратными стопочками, Португалов сложил в без того пухлую сумку с не застёгивающимся передним отделением, отчего сумка издалека напоминала зевающего гиппопотама, и, ехидно ухмыльнувшись, будто предчувствуя дальнейший поворот событий, ещё раз поздравил Игоря Владиславовича.

Игорю Перфильеву мерещилось в воздухе крутящаяся, облачённая на манекен, точно в рекламе, меховая шуба с Апраксиного рынка, о которой так давно мечтала Людмила и уговаривала его где-нибудь подработать, и скопить жене на подарок. Подле плавал давно желанный телевизионный спиннинг, что рекламировали сразу по нескольким каналам в программе "магазин на диване". Дочке весенняя обувь, да книги про Гарри Поттера, о которых она давно мечтала. Для мамы нужно было приобрести лекарств тысяч на десять. Игорь Владиславович уже давно хотел ей таблеток от "Ирвин Нэчурэлс" купить, но денег скопить не удавалось, да с скудненькой зарплаты продавца-консультанта в оружейном магазине, который плотницкими работами приработок искал, не много то и скопишь. Людмила всё время ему твердила: "Хилый ты у меня какой-то. Безынициативный. Таким как ты одна дорога в подвалы. А уж кто там в подвалах уже не перебывал".

Игорь Владиславович вышагнул за порог клуба, поёжился от уличного холода пробравшего в мгновение до костей, и хотел было завернуть налево к таксофонным автоматам, как советовал менеджер, отзвониться Людмиле, чтобы предупредить её, что едет домой и с ним всё в порядке, когда его окликнули:

- Гражданин!

Игорь Всеволодович обернулся на голос и обнаружил, что прямо напротив клуба игровых автоматов "Джек Пот - С" стояла грязная белая машина марки "Жигуль" с синей полосой по бортам, в которую было втиснуто слово "МИЛИЦИЯ". Облокотившись на неё, перекидывая резиновую дубинку с ладони на ладонь, стояли двое милиционеров в форменных зимних куртках и меховых шапках.

* * *

Милицейский автомобиль с напуганным, и оттого тихим, Игорем Перфильевым без затруднений выбрался за город. На посту милиции, на выезде из города, постовой козырнул проходящей мимо машине с синими полосами по бортам и дал отмашку грузовику, что пристроился позади милицейского "жигулёнка", призывая его остановиться.

За всю дорогу ни лейтенант, ни сержант не обмолвились ни словом. Они молчали, хмурились, разглядывая проносящиеся за окном домики, словно генерал, проходящий вдоль двух шеренг солдат, выстроенных лицом друг к другу, думает не о смотре, а о бутылке водки, ожидающей его к вечеру. Игорь Перфильев понимал, что их молчание не сулит ему ничего хорошего. А милицейское отделение явно не может располагаться за городом. Он предложил им забрать его выигрыш, но сержант и лейтенант не соизволили ему ответить. И тут, понимая, что впереди его ждёт при любых раскладах смерть, он обмяк, будто из него выдернули стержень, на котором всё держалось, и больше не двигался, словно парализованный укусом паука.

Один за другим пролистывались названия населённых пунктов - "Вартемяки", "Сертолово", "Лужино", "Гнилино", "Чертово", "Чулково", "Лупполово" - русские названия соседствовали с финскими, как недавно русские деревеньки и посёлки прижимались к угорским поселениям. Автомобиль, не сбавляя скорости, удалялся от города, всё глубже и глубже забираясь в леса. Всё реже вымигивал из темноты дальний свет встречных машин. Всё меньше медленный милицейский "жигулёнок" обгоняли торопливые автомобили. А по обе стороны шоссейной дороги разрастался густой мрачный хвойный лес, засыпанный снегом. Создавалось устойчивое ощущение, что автомобиль всё больше углубляется в какую-то сказочную дремучесть.

Когда за последние десять минут ни одна машина не попалась навстречу, и ни одно авто их не обогнало, лейтинант предложил:

- Давай здесь. Чего дальше то кататься, свалим в канаву и всего делов то.

- Погодь. Ещё малость проедем. - сказал сержант. - Мы только что воинскую часть миновали. А надо бы так всё слить, чтобы на него не сразу наткнулись.

Дорога вильнула два раза, унося десятки мшистых елей и сосен, оставив в петлях километра четыре, и вынесла на прямой бугристый отрезок. Отмахав до его середины, так чтобы вперёд - назад дорога просматривалась и не могла преподнести сюрпризы в виде чересчур любопытных водителей, сержант сбросил скорость, и через сто метров притормозил, въезжая на обочину.

- Всё. Место. - утвердил он, и выбрался из машины.

Справа от автомобиля лес был редок, затопленный болотом, о наличии которого можно было догадаться по одиноким голым гнилым берёзкам, торчащим из сугробов, будто выкошенный мечами врагов фланг войска, где лишь оставшиеся в живых единицы защищали обнажившуюся проплешину.

Вдвоем лейтенант и сержант выволокли с заднего сидения "жигулёнка" парализованного страхом Перфильева. Сержант взмахнул дубинкой и строенный удар пришёлся по затылку, воспламенив перед глазами Игоря Владиславовича мельтешение огоньков, будто кто-то устроил фейерверк в его голове. Ухватив Перфильева за ноги и за руки, они раскачали его и сбросили с дороги. Бессознательное тело упало на снег, прокувыркалось, и, распахнув руки, осталось лежать в мокром тающем сугробе возле берёзы.

- Мочи его. - приказал сержант.

Лейтенант удивился:

- Почему я?

- Потому что ... - не стал объяснять сержант, лишь сплюнул в грязь, и извлёк из кармана форменной куртки пистолет. - Ствол непалёный. Номера спилены. Не табельный. Не боись, комар, это сперва страшно, а потом во вкус войдёшь.

Сержант взял безвольную руку лейтенанта, похожую на руку тряпичной куклы, и вложил в неё оружие.

- Давай. Только не тяни. Я тебя в тачке подожду.

Сержант вернулся за руль автомобиля, немного сдал назад, поворачиваясь передним бампером машины к сугробу, в котором лежал Перфильев. Вспыхнули фары, высвечивая тело, для удобства прицеливания. Лейтенант немного помедлил, решаясь, затем поднял руку с пистолетом, нацелился, и дважды спустил курок. Пистолет дважды дёрнулся в руке, точно живой. Громыхнули выстрелы, согнавшие с древесных веток ворон, которые, раскаркавшись, поднялись в небо, и закружились над вершинами деревьев, пережидая, когда минует опасность. Тело Перфильева дёрнулось, принимая в себя свинец, и снег подле протаял от крови.

- Дуй в машину. - крикнул сержант оцепеневшему лейтинанту с наведённым на тело пистолетом.

И только тогда лейтенант стронулся с места, и забрался в автомобиль.

Милицейский "жигулёнок" развернулся на месте, выбрасывая из-под колёс грязную кашу, и устремился к городу.

* * *

Игорю Перфильеву повезло. Рука у лейтенанта с непривычки дрожала, и оттого распрыгавшийся пистолет испустил пули косо. Из двух пуль только лишь одна настигла цель, и, прошив перфильевское плечо насквозь, ушла в болотистую, но мерзлую почву. От внезапной боли и истёкшей крови Перфильев вновь потерял сознание, которое на время к нему вернулось, когда он, скатившись по снежному склону, ударился о берёзу.

Милицейским нужна была его смерть - либо мгновенная, либо от потери крови, но смерть. Игорь Владиславович Перфильев остался жить, но, если бы помощь не подоспела к нему в течении двух часов, он бы истёк кровью, и умер. И тут ему повезло вновь.

Он очнулся оттого, что его кто-то переворачивал лицом к небу. По безлюдной в это время года и суток и непопулярной шоссейной дороге проезжал пенсионер на жёлтом потрёпанном ржавчиной "Запорожце". Дальний свет вырвал из темноты чёрное пятно в сугробе канавы, похожее на человеческую фигуру, и пенсионер не прибавил газу, стараясь убедить себя, что ему померещилось, а остановился у обочины, и спустился по откосу к неподвижному телу.

Старик попытался перевернуть тело, но оно было настолько тяжёлым, словно вылито из цемента. Он опустился на колени перед лежащим, и, подцепив его, перекатил на спину. Человек был жив, и смотрел на него дикими расширенными от боли глазами. Его плечо как спереди, так и сзади было выпачкано кровью. Продранная зимняя куртка истекала кровавыми перьями.

- Вставай, мужик. - пробормотал старик, поднимаясь с колен и помогая Игорю Перфильеву встать. - Ничего. Помощь уже пришла. Щас в больницу тебя свезу. Там заштопают.

Голова Игоря Перфильева кружилась. Было такое ощущение, словно мозг оторвался и отправился в свободное плавание. Не стеснённый черепной коробкой, он кружился, раскачивался, расстраивая вестибулярный аппарат. Когда же Игорь взглянул на онемевшее плечо, и узрел кровавую рану, его сознание взбрыкнуло, словно необъезженная лошадь впервые под седлом, но удержалось на плаву. Он навалился всем телом на старика, который, будто тростник прогнулся, но устоял. Ноги не держали Перфильева. И он начал восхождение по склону на дорогу, облокотившись на спину жилистого мужика. Ноги скользили по мокрому снегу, а, попавшаяся старику под ноги ледяная корка, сыграла роковую роль, отправив их к исходной точке. Пришлось всё начинать сначала.

Через двадцать минут мучений на снежном откосе, они оказались наверху. Старик помог Игорю Перфильеву втиснуться на заднее сидение "запорожца", откинув переднее сидение к лобовому стеклу, а сам, водрузившись за руль, покряхтывая и причитая, развернул машину, и взял старт в сторону города.

На больничной койке Игорь Владиславович провалялся неделю, страдая скукой и усталостью, но более всего он мучался от жалости к самому себе. Четыре тысячи долларов, которые уже были в его владении, растворились в руках неизвестных. И от этого было невосполнимо больно. Теперь эти желанные деньги казались ему такой же сказкой, как горшок золота леприкона на другом конце радуги. По ночам его не ведающий сна мозг заново и заново проигрывал события рокового вечера, и ему уже начало казаться, что он присутствует на нескончаемом кино сеансе в заколоченном досками кинотеатре. Игорь Перфильев отказался от сна, но сиделки, заметив за ним особенность - лежать ночами напролёт с уставленными в потолок глазами, доложили обо всём лечащему врачу, и он распорядился выдавать ему снотворное. Поскольку Игорь Перфильев отказывался принимать его в таблетках, снотворное впрыскивали два вечера подряд ему в вену, после чего он согласился на таблеточный эквивалент.

Паспорта при поступившем с каталки на операционный стол Игоре Перфильеве не оказалось. Лишь, когда он пришёл в сознание, и, превозмогая боль, выдавил из себя телефон и имя с фамилией, о местонахождении Игоря Владиславовича сообщили жене Людмиле. Она примчалась в больницу вся на переживании с кровавыми белками глаз, что выдавало бессонные выплаканные до полного нервного изнеможения ночи, и завалила его продуктами, купленными на последние деньги. Её суета и слезливая забота раздражали Игоря Владиславовича, который при появлении Людмилы переворачивался лицом к стене, а, когда всё-таки ему приходилось оборачиваться к ней, уступая настойчивым просьбам, не мог смотреть ей прямо в глаза. Игорю Перфильеву оказалось стыдно. Потерянные деньги, как выигранные, так и зарплата за два месяца, тяготили его, и он не знал, как восполнить тот душевный пробел, что образовался после потери четырёх тысяч долларов.

человек

- Во всем они виноваты! Полукровки! Орки тупорылые! - рядовой Иванов сплюнул кровь в снежную буро-коричневую кашу и скорчился от нового приступа боли в позе эмбриона.

- Кончается. - тихо пробормотал Иволгин.

Он говорил это себе, но его услышали все.

- Кто его мог кончить? - спросил Ганс Шерман, склоняясь над корчащимся человеческим силуэтом, выныривающим из ночного сумрака, оскальпированного косым лучом фонаря.

- Чечены кто еще! - зло прочавкал патрульный, поправляя лямку автомата.

Этот незнакомый Гансу солдат по имени Степан вышел вечером в патруль вместе с рядовым Ивановым. Маршрут им был задан безопасный - бывший проспект Ленина. Вот уже три недели, как улица была самой зеленой в Грозном. Ни одного преступления. Ни одного выстрела. Чудом сохранившиеся в бомбежках здания из кирпича. Изредка выпирающие прутья арматуры из полусъеденных стен. Юркнет из хибары на улицу девушка, покажет личико и испуганно спрячется в доме. Никаких происшествий. Тишь. Мир. Божья благодать. Солдаты чинно патрулировали проспект в течение получаса. Степан изрядно заскучал, но ничем не раскрывал своих истинных чувств, стесняясь товарища, который сиял, словно начищенный для проверки автомат. Иванов часто поглядывал на часы, подхихикивал и облизывался, точно кот, пытавшийся утопиться в крынке со сметаной. Через сорок минут бездельного блуждания по проспекту Ленина Иванов обратился к Степану:

- Браток, я отлучусь на двадцать минуток. Прикрой. Будь другом.

Степан согласился.

Он прогуливался по проспекту в течение часа. Потом начал нервничать. Поглядывать на часы и грызть ногти. Ганс Шерман видел свидетельство волнения солдата. Не пальцы, а обрубки. Шерман брезгливо отвел взгляд.

Когда до окончания патрулирования оставалось десять минут, Степан распсиховался. Засунул руки в рот по самый локоть и бросился искать Иванова. Он вернулся к тому месту, где они расстались и вступил на тропинку между домов, по которой ушел напарник. Через двести метров плутаний и блужданий в сумерках он наткнулся на Иванова, пребывающего в полузабытьи. Ошалев от увиденного - картина была для первогодка Степана впечатляющая - он затеребил рацию, вызывая штаб. Штаб не преминул откликнуться, выслав усиление - двух солдат под командованием Ильи Иволгина. Ганс напросился к Илье в последнюю минуту. Чутье журналиста подсказывало ему, что убийство патрульного может оказаться знаковым.

Рядовой Иванов, придя в сознание, сумел рассказать мало. Скудная информация сводилась к адресу чеченской девушки, к которой на огонек под теплое крылышко он заглянул во время службы. Проведя с Лисой, как ее назвал Иванов, час, он, распрощался с ней, и отправился в обратный путь. Возле фонаря остановился, потянулся за сигаретами, когда в его спину что-то тупо ткнулось. Иванов удивленно обернулся, собираясь возмутиться подобным панибратством, но никого не увидел. Пустынная улица. Глухие мертвые дома с выколотыми глазами - окнами.

Пожав плечами, Иванов собрался идти дальше, но обнаружил, что ноги не слушаются. Вежливо отказались подчиняться его воле. Затем заплелись, и он нырнул лицом в землю.

- Ножом саданули. - осмотрев рану, сказал Иволгин.

- А он даже не почувствовать, что кто-то подошел? - удивился Шерман.

- Поговаривают, что в районе шустрят странные ребята. Убивают людей, но их никто не видел. Никто не слышал. Не почувствовал. Убивают аккуратно, часто на глазах множества свидетелей. Ни один из тех, у кого на глазах произошли убийства, ничего толком рассказать не смог. - сообщил Иволгин.

- Ниндзя какие-то. - фыркнул Степан.

- Именно. Чеченские ниндзя. - согласился Ганс, представляя возможную статью.

- Только работали они раньше на севере города. Теперь же к центру, получается, подтянулись. Не нравится мне это.

Иволгин склонился над затаившимся Ивановым. Протянул руку к шее, вцепился тонкими пальцами. Отпрянул, распрямляясь.

- Готов. Степ, подожди медиков. А мы заглянем к чеченской милочке на огонек.

Глаза Ильи хищно сверкнули. Шерман поежился. Последние две недели Иволгин смущал его. Что-то чужое чувствовал Ганс в некогда близком человеке. Немец был благодарен русскому за спасение жизни, но сторонился его, точно чумного.

* * *

Домик Лисы, о которой успел рассказать перед смертью Иванов, находился на отшибе района. За котлованом, образовавшимся от разрыва авиа-бомбы, двухэтажный плотно склоченный, свежий, словно взошедший после дождичка боровик. Дом был обнесен высоким каменным забором, в котором была прорезана узенькая калитка, похожая на лисий лаз.

Иволгин ухмыльнулся, облокотился спиной на оледенелую кирпичную стену и стал рассказывать. Дом, к которому они пришли, принадлежал бывшему прокурору города Зелемхату Барсанову. Лиса была либо его дочерью, что сомнительно, не стал бы Барсанов дочку свою под простого русского солдата подкладывать. Узнал бы о таком, проклял бы обоих пулеметной очередью. Вероятнее всего девушка была из прислуги. Зелемхат освободил должность сам, как только произошла дудаевская революция под "зелеными флагами". Фанатичную политику бывшего советского офицера Зелемхат разделить не мог. Затаился. Выстроил на последние деньги дом, обнес его забором высоким, собрал всех родственников и близких ему людей подле себя за воротами своей крепости, вооружил и стал жить обособленно, не подчиняясь дудаевцам, да и перед русскими, когда они вошли в город, голову не клонил.

- Думаешь, они Иванова убили? - спросил Иволгина Шерман.

- Зачем им. - удивился Илья. - Думаю, Лиса эта по доброй воли с Ивановым встречалась. Но это наш единственный след. Нам нужно поговорить с этой Лисой. Может узнаем важное.

- Ты предлагать штурмовать эту крепость? - изумился Ганс Шерман.

- Зачем? - удивился Илья. - Попросим хозяина. Он и впустит.

Иволгин решительно направился к воротам. За ним увязался безымянный для немца рядовой. Ганс тяжело вздохнул и пошел следом. Русский глухо постучал в ворота, попросил рядового подсветить и от жидкого пламени зажигалки обнаружил электрический звонок. Утопил его и стал ждать.

Разлился собачий лай.

Через пять минут за воротами послышался глухой кашель.

- Кого нечистый принес? - спросили на чистом русском.

- Солдаты. Поговорить надо с господином Барсановым. - сказал Иволгин.

- О чем говорить то? - лениво спросили.

- Тут рядом солдата убили. Он из дома вашего вышел.

Ворота, проворчав, распахнулись.

- Заходи. - сказал высокий статный русский и посторонился, пропуская военных во двор.

Ситуация прояснилась в течение двадцати минут. К пришедшим вышел сам Зелемхат Барсанов, кутаясь в длинный теплый халат и отчаянно зевая. Он рассеянно выслушал Иволгина и пояснил, что Лиса, вероятнее всего, дочка его кухарки - девочка зрелая, обделенная вниманием мужчин, которые по воле судьбы большей частью оказались на войне. Вот подходящего жениха и не оказалась.

- Иванов ваш чем-то люб оказался ей. - ухмыльнулся Зелемхат. - Можете поговорить с ней. Фарида, проводи молодых людей.

На зов вышла маленькая худенькая женщина, укутанная в черные платки. Она сама словно вся состояла из каких-то лоскутков и тряпочек. Беззвучно поманив русских за собой, она развернулась и скрылась в доме. Солдаты пошли следом. Шерман не отставал.

Разговор с Лисой ничего не дал. Проводив Иванова до ворот, она вернулась к себе и легла спать, проснулась же, когда раскашлялись собаки. Версия - не подкопаешься.

Иволгина же, казалось, удовлетворил ее рассказ. Он поблагодарил Лису, распрощался с ней. Фарида проводила компанию во двор, довела до ворот и выпустила на улицу.

- Она не при чем, как и Зелемхат. Эти чеченские мстители сами по себе действовали. Отследили солдата и убрали тихонько. - резюмировал Илья.

- Возвращаемся. Холодно нынче ночью. - попросил, зябко поежившись, Ганс.

* * *

- Ты так не любишь людей? - спросил Ганс.

- Большая часть людей - паразиты. - отозвался Иволгин.

- И на ком же они паразитируют? - поинтересовался Шерман, прикуривая от зажигалки Ильи.

- О! Люди - это особые паразиты. Они пожирают самих себя. Свою душу, свое тело. Паразитируют друг на друге. Я имею ввиду не тех, кто с толстым кошельком и огромным пузом проходит равнодушно мимо голодной нищенки-старушки, просящей подаяние. Нет. Я говорю о тех, кому лень донести мусорные пакеты до баков, и они оставляют их возле парадной. Ставят между дверей, чтобы с улицы было не видно. Только не удосуживаются завязать горлышко у пакета. А ведь ничего сложного в том, чтобы отнести мусор в приличествующей ему мусорный бак нет. Опаздываешь на работу - некогда вынести мусор, выйди на пять минут раньше. И все путем. А еще лучше, отправь с мусором свою раздолбайку дочь, которая придя из школы, просиживает в комнате перед телевизором до самого вечера, отнекиваясь, что надо делать уроки.

Я то сам из Питера. Так у нас это проблема. Идешь утром по улице в Центре. Где-нибудь по Марата. А мусорные пакеты красуются между дверями парадных. Идешь вечером - пакеты перевернуты, сбиты ногами других паразитов, а весь мусор - пластиковые коробочки из-под йогуртов, картофельные очистки, обглоданные куриные кости - валяются на асфальте.

Мерзость!

А знаешь, почему так получается?

Иволгин нагнулся к Шерману и заглянул в глаза. Ганс увидел сумасшедший блеск.

- Потому что чужаки. Повсюду чужаки. Понаехали из кемских болот, повыползали из древлянских земель, спустились с чеченских гор. Хамье. Ума не хватает тянуться к более высокой культуре. Все опошляют. Вандалы.

Иволгин сплюнул в снег.

- Чужаки, одним словом.

- Но я тоже чужак, Илья. - возразил Шерман.

- Нет. Ты не чужак. Ты станешь чужаком тогда, когда придешь на мою землю и в мой город, и будешь мусорные пакеты выбрасывать прямо на улицу, не удосуживаясь поднять свою толстую задницу и донести пакет до мусорного бака. Почувствуй разницу, Ганс. Почувствуй разницу. Ты станешь чужаком тогда, когда будешь торговать фруктами на рынке, обсчитывая на последние рубли коренных тружеников, а вечером приторговывать малолеткам наркоту, да растлевать наших девочек. Вот тогда ты станешь чужаком. Ты станешь чужаком, когда приедешь из ниоткуда в мой город, захватишь его, опутаешь своей паутиной, подчинишь себе, не созидая, а разрушая. Вот тогда ты станешь чужаком. И мой долг будет тебя как гниду раздавить. Выбить из тебя все дерьмо. И поверь мне, Ганс, таких как я много. Таких, которые думают также как я. И именно этим я намерен заняться, когда вернусь домой. Я хочу очистить свой город от чужаков. Надеюсь ты понял меня, Шерман.

- Я понял тебя, Илья. - согласился Ганс.

пуля

Покупатель показался Ивану Полторанину, продавцу-консультанту оружейного салона "Дикий Иван", странным. Он робко переступил порог, огляделся по сторонам и собрался было уже уйти, но Иван выскользнул из-за прилавка ему на встречу.

- Вам чем-нибудь помочь? - вкрадчиво поинтересовался Иван.

- Здравствуйте. - неуверенно сказал покупатель. - Даже не знаю, я ведь зашел так ... посмотреть. Я еще не решил, стоит ли мне покупать что либо. Понимаете, мне пистолет нужен для того, чтобы оборонить себя и семью свою если что. Вот. Но я еще не решился на покупку.

"Тебя это не спасет. - подумал Полторанин, - Приступаю к раскрутке"

- Давайте посмотрим, что у нас есть. Как я понял, вы подумывали о пистолете? - вкрадчиво спросил Иван.

Полторанин умел делать голос таким слащавым, что ни один человек не мог отказаться от его предложения.

- Да. Я хотел бы пистолет. Что-нибудь маленькое, но удобное и ... убойное. Чтобы если что, он не только пукнул, но и дырку мог сделать. - стесняясь, пояснил свое желание покупатель.

- Я понял. Я все понял. - засуетился Иван. - Тогда вам нужно именно это.

Он ужом ввернулся за прилавок, нырнул вниз и извлек коробочку, которую положил перед покупателем на стол. Рядом легла упаковка с патронами, в которой находилась Пуля.

Руки покупателя дрожали, когда он взял коробочку. Раскрыл ее и извлек компактный, словно вылитый по его руке пистолет. Осмотрел оружие со всех сторон, причмокнул языком и, кажется, остался доволен увиденным.

- Пожалуй, это и впрямь то что нужно. - согласился покупатель. - Но я не уверен, что готов ... Понимаете, терпеть не могу оружие. Еще с армии, когда автомат собирать и разбирать заставляли. Я, наверное, подумаю, а потом ...

Чувствуя, что он может потерять клиента, Полторанин перевел стрелку разговора.

- А можно взглянуть на ваши документы.

Покупатель покорно протянул Ивану книжечку - паспорт. Полторанин раскрыл ее и прочитал на третьей страничке: "Федор Всеволодович Сказов".

- Так, что с вами приключилось, Федор Всеволодович, что вам вдруг понадобился пистолет? - как бы невзначай спросил Иван.

- Вы знаете, ситуация наверное стандартная, но меня некоторое время преследует один человек. Мы когда-то учились вместе. А потом он оказался в Чечне. Мне кажется он сошел с ума ...

* * *

Телефон пробил толщину ночной тишины.

Сказов проснулся. Вынырнул из тягостного, чугунного сна и дотянулся до телефонной трубки. Голову подняла Ксенья - жена и, не раскрывая глаз, поинтересовалась:

- Какого, спрашивается. Четыре часа ночи.

- Алле. - рявкнул в трубку Сказов.

- Федор Всеволодович. - поинтересовался смутно знакомый голос.

- Я. - растерянно пробормотал Сказов, пытаясь окончательно проснуться.

- Родина ждет тебя, Федор Всеволодович. - грозно произнес голос.

И Сказов узнал его. Призрак из прошлого, студенческий товарищ, потерявшийся после отчисления с курса и призыва в армию в чеченском пекле, - Илья Иволгин. Сказов встретил его два дня назад на улице, разговорился, посидели в кафе, выпили по пиву, и он дал ему свой номер телефона.

- Илья, что тебе нужно? - недовольно спросил Сказов.

- Скажи, что ты любишь носить? - поинтересовался загадочно Иволгин.

- В смысле. Ты что с ума сошел.

Сказов бросил трубку.

Но телефон не подумал оставить его в покое. Он зазвонил вновь.

- Кто это? - фыркнула жена.

- Институтский товарищ.

- И что он хочет от тебя в четыре утра?

- Не знаю! - рявкнул Сказов, поднимая трубу.

- Больше так не делай, Федор Всеволодович. Больше так не делай. Я не люблю, когда от меня отпихиваются, как от дворняжки, которая мечтает о косточке, а получает сапогом по яйцам. - проревел в трубку Иволгин.

- Что тебе нужно? - зарычал Сказов.

- Я всего лишь хочу узнать, что ты любишь носить. Твой вкус в одежде.

- Ты нажрался? Или бредешь?

- Ответь мне на вопрос! - потребовал Илья.

- Я люблю ходить в белом. Белые брюки. Белая рубашка. И белое пальто. Надеюсь, я удовлетворил твое маниакальное любопытство?

Ксенья толкнула Сказова в плечо.

- Поговори где-нибудь в другом месте. Я спать хочу!

Сказов выбрался из-под одеяла. Накинул на плечи халат, не выпуская зажатую между подбородком и плечом трубку. И вышел в коридор, включая за собой свет. Он проследовал на кухню, щелкнул газовую горелку под чайником, приоткрыл форточку и закурил.

- Ну, ты добился своего, Иволгин. Ты меня разбудил. Теперь изволь объяснить, что означает сия хрень?

- Завтра. Приезжай в Вайтемяки. Знакома местность? - спросил Илья.

- Более. Или менее. - туманно ответил Сказов.

- Я буду ждать тебя в десять утра. В Вайтемяках. Возле воинской части. У ворот. Ты меня понял?

- Да. - выдавил из себя стон Сказов.

- Ты будешь?

- Обязательно. - с сарказмом пообещал Сказов.

- Я жду тебя.

Сказов уже приготовился повесить трубку, но вновь услышал голос Иволгина.

- Скажи, ты ненавидишь Америку? Ты считаешь, что америкозы зарвались и пора поставить их на место. Они чужаки? Ты согласен со мной?

- Полностью. - простонал Сказов.

Возразишь тут, и услышишь на полночи лекцию о захватнической политике Америки и о его сказовской политической инертности. Почему-то догадаться выдернуть шнур телефона из розетки, Федор не догадался.

- Я жду тебя. - рявкнул Иволгин и отсоединился.

Сказов положил трубку на кухонный стол, затянулся табачным дымом, отключил огонь под чайником, распрямился и направился досыпать.

* * *

Сказов и не думал никуда ехать. Но утром его разобрало любопытство. Обыкновенное мужское любопытство, сроднившееся с жадностью. Он подумал, что, если утром не появится в Вайтемяках, то может упустить что-то полезное, выгодное для себя. Не будет Илья Иволгин звонить ему в четыре утра просто так, да и пьяным его голос не был.

После звонка Иволгина Сказов заснул, но проснулся спустя полтора часа, и больше не засыпал. Лежал на спине, разглядывал потолок и думал, пытался понять, зачем все-таки он потребовался Иволгину. Измучался до изнеможения. А когда понял, что никакого сна в эту ночь больше не будет, выбрался на кухню, развел огонь под чайником и закурил. Два следующих часа он провел перед телевизором, благо в этот час показывали какой-то американский боевик, Сказов выкурил пачку сигарет, осушил три кружки крепкого кофе без сахара и съел восемь бутербродов с колбасой и сыром. Дорожные полицейские из штата Оклахома ловили трех опасных преступников, сбежавших из тюрьмы строгого режима. Сказов с интересом следил за развитием действия, но когда фильм кончился, Федор решил, что он должен поехать.

Допив кофе, он выключил телевизор, распахнул форточку, чтобы до того как проснется Ксенья сигаретный дым выветрился, и покинул квартиру, проверяя в кармане кожаного пальто брелок с ключами от синей девятки.

До Вайтемяк от дома Сказов добрался за полтора часа. Мог бы и быстрее, но дорога обледенела. Машину кидало из стороны в сторону, пришлось идти на осторожной скорости. По обе стороны дороги нанесло пятиметровые сугробы, из-за которых выглядывали оледенелые деревья. Складывалось впечатление, что девятка неслась по дну огромной траншеи, за пределами которой начиналось поле, захваченное врагом.

Воинскую часть, о которой говорил Иволгин ночью, Федор отыскал без труда. Остановившись перед двустворчатыми воротами, украшенными двуглавыми орлами, растерявшими позолоту, он выбрался из машины и добрел до контрольно-пропускного пункта, скользя на льду и балансируя, чтобы не упасть.

В будочке КПП сидел сонный солдат. Он с трудом раскрыл глаза, уставился на Сказова и прохрипел:

- Что надо?

Пахнуло спиртом.

"Солдатик то с бодунца" - подумал Сказов.

- Мне звонили. Сказали, что будут звать.

- Кто будет то? - равнодушно спросил солдат.

- Некий Илья Иволгин. - спокойно сказал Сказов.

Но фамилия Иволгина подействовала на солдата, как волшебное слово, способное пробудить мертвого от вечного сна. Он вскочил, распрямился, отдал честь и потянулся к телефонной трубке.

- Сейчас я позвоню. Сейчас мы все уладим. Ночью спалось плохо. Гастрит замучил.

Сказов ухмыльнулся.

"Знаем мы ваш гастрит"

- Я подожду в машине. - сказал он.

Вернувшись за руль, он включил радио, но кроме треска помех авто-магнитола ничего не ловила. Сказов завращал ручки настройки, но тут ворота военной части распахнулись, явив ему фигуру человека, стоящего посередине дороги. В этой фигуре Сказов узнал Иволгина. Илья завращал призывно руками. Федор тронул машину с места и закатился осторожно на территорию воинской части. Ворота за ним закрыли солдаты. Задвинули засов и навесили серьезный замок.

Сказов выскользнул из салона девятки и столкнулся лицом к лицу с Иволгиным.

- Я ждал тебя. - сурово произнес Илья, протягивая Федору руку.

Сказов ответил на рукопожатие.

- Пойдем за мной. - потребовал Иволгин. - Можешь не беспокоиться за свою машину. За ней присмотрят.

Илья повернулся к Сказову спиной и направился прочь от ворот. Федор постоял минуту и последовал следом.

- Может, пояснишь, какого ты меня сюда позвал. - поинтересовался у безмолвной спины Федор.

- Ты должен все увидеть сам. - коротко ответил Илья.

Иволгин направлялся к двухэтажной кирпичной коробе, возле которой красовалась покореженная статуя красноармейца с арматурным прутом вместо руки и торчащей вверх бетонной винтовкой. Илья вошел в здание. Сказов последовал за ним.

Они прошли по длинному коридору первого этажа, свернули два раза и остановились. Илья уперся руками в двустворчатую дверь и распахнул ее. За дверью начинался спортивный зал, заполненный молодыми крепкими ребятами, которые, разбившись по парам, отрабатывали какие-то приемы. Махали руками, истошно выкрикивая какие-то кличи, наносили удары ногами, кидали друг друга.

- И что ты хотел мне показать? - равнодушно спросил Сказов.

- Это. - кивнул головой на ребят Илья.

- Что это? Клуб обучения карате? А ты заделался сенсееем? - поинтересовался язвительно Федор.

- Неужели ты ничего не понимаешь? - удивился Илья. - Мы встретились с тобой на Невском, посидели в Кастельвании. Ты помнишь, о чем мы говорили? Разговор начал не я, а ты. Ты жаловался на засилье чужаков в нашем городе. Ты жаловался на то, что засиделся в должности, мечтал о повышении, а место, которое прочили тебе, занял какой-то грузин, приехавший недавно из Грузии. Вновь чужак. Ты жаловался на америкозов, что диктуют по всему миру свои правила, засыпали наши рынки дешевым, пропитанным радиацией, шоколадом и забавляются в отелях с нашими девочками. Это говорил мне ты. А я сидел и думал, что ты можешь подойти нам. Что ты можешь разделить нашу дорогу. Ведь у нас одни цели, и одна ненависть. Мы коренные не любим чужаков, наглых, развязанных чужаков.

Иволгин завелся. Он вышел на маты, размахивая руками. Ребята остановились. Тренировка закончилась. Они встали, слушая своего гуру.

- Пришла пора изменить это. Надо бороться. Мы светловолосые. В наших жилах течет чистая кровь. Пора выбить из этого города чужаков.

Я захожу на рынок.

Иволгин приблизился к Сказову, наклонился к нему и зашептал:

- Я захожу на рынок и вижу из каждого ларька черное лицо. Точно такое же, что я видел там ... в Чечне в прицеле своего автомата. Там они воюют с нами, а здесь приезжают кормить нас фруктами по баснословным ценам. Пойми какой бред. Чужаки не дают нам торговать. Не дают жить. Они вытесняют нас с наших территорий, как римляне изжили этрусков. Мы новые этруски, Федя. Через столетие по Невскому будут ходить горбатоносые и узкоглазые люди, которые никак не будут похожи на нас с тобой. Я предлагаю тебе борьбу. Борьбу за наше будущее и будущее наших детей. Эти ребята только часть. Мизерная часть нашей армии таких же исстрадавшихся от засилья чужаков. Я предлагаю тебе быть вместе с нами. Предлагаю начать битву.

- Ты псих. - резюмировал услышанное Сказов.

- Ты не согласен со мной? Ты не разделяешь мои мысли? - удивился Иволгин.

- Какие мысли? Бред параноика? - ухмыльнулся Федор.

- Но ведь ты сам говорил. Ты признавался. Ты ...

Илья задохнулся чувствами.

- Что я говорил? Жаловался по пьяни! Урод несчастный. Все я пошел. Слышать о тебе ничего не хочу.

Сказову стало противно. Он почувствовал жгучую неприязнь к Иволгину и скривился, словно проглотил живую лягушку.

- От нас не уходят. - зло произнес Илья.

Он уже успокоился. В его глазах мерцал мертвенный огонь.

- И что ты сделаешь? Убьешь меня? - осведомился Сказов.

- Тебя. Жену твою. Детей твоих. - процедил Иволгин.

- У меня нет детей. - ответил Федор.

Сказов развернулся и вышел из спортивного зала. Как ни странно, его никто не попытался остановить. Он беспрепятственно дошел до ворот, кивнул солдату, который направился снимать с засова замок. Сказов сел за руль, завел мотор и стал ждать, когда раскроются ворота. Пальцы нервно теребили руль. Сердце заходилось в неистовом беге.

Ворота медленно раскрылись. Сказов включил первую скорость. В водительское окно настойчиво постучали. Сказов вздрогнул и оглянулся. Рядом с машиной стоял Илья Иволгин. Он попросил жестом приспустить стекло. Федор послушался.

- Запомни. От нас живыми не уходят.

Сказов нажал на газ, выруливая с территории военной части.

Страх пришел позже, когда он поверил в слова Иволгина.

человек + пуля = соединение

Документы на пистолет марки "Тульский Токарев" были оформлены за два дня. Иван Полторанин позаботился о срочном выполнении заказа. Федор Сказов не ожидал раннего звонка из оружейного салона, удивился, а в душе возрадовался. Два дня после посещения магазина он провел в нервном ожидании, вздрагивал, когда звонил телефон. Выходя из дома, лихорадочно оглядывался, боясь увидеть во дворе фигуру Иволгина, который стал отныне преследовать его в ночных сновидениях, наполненных ядом и страхом.

Илья же не проявлялся. Наобещав адских мук и дъвольского пекла, он исчез. Словно и не было военного лагеря по подготовке молодых бойцов, призванных идти за предводителем на "священную" битву с захватчиками, чужаками.

До оружейного салона "Дикий Иван" Сказов добрался за сорок минут. Чудом избежал дорожной пробки, пробился сквозь какие-то дворы, распугивая воронье и воробьев, жмущихся к люкам теплоцентрали, из которых вился к ледяному солнцу призрачный пар. Оставив возле салона авто, Федор включил сигнализацию и поднялся в магазин.

Полторанин был занят с покупателем. Быкоподобным бугаем, мечтавшим об огромном пистолете, размером со слоновий бивень. Иван разложил перед ним на прилавок восемь моделей и долго о них рассказывал с маниакальным восторгом.

Бугай ушел без покупки. Пообещал подумать и хлопнул дверью.

Федор приблизился к продавцу.

- Вы звонили. Я приехал за заказом. - напомнил он.

- Конечно. Конечно. - закудахтал Полторанин и исчез под прилавком.

Жестом профессионального картежника Иван разметал перед Федором документы, под которыми он поставил свою подпись, выдал пластиковый красный квадрат "разрешение на ношение личного огнестрельного оружия" и протянул коробочку с пистолетом.

- Мне бы тогда две упаковки патронов еще. - неуверенно попросил Сказов.

- Нет ничего проще. - обрадовался Иван.

Он положил перед ним две картонные коробочки с патронами, в одной из которых лежала Пуля.

- Давайте я попробую зарядить. - пробормотал Федор.

Он выщелкнул обойму, распотрошил коробку с патронами и стал наполнять обойму. Третьей в ложе обоймы легла Пуля.

- Только осторожнее. Держите пистолет на предохранителе. - посоветовал Иван.

- Обязательно. - пообещал Сказов.

К двум коробкам патронов и стволу Федор прикупил плечевую кобуру, которую надевать не стал. Свернул змеей и спрятал в карман пальто. Туда же легли и патроны. Пистолет же он не нашел ничего лучше, нежели чем воткнуть его за пояс брючного ремня.

Расплатившись за покупки, Федор довольно пробормотал слова благодарности и выпрыгнул на уличный мороз.

* * *

По дороге к дому, Сказов остановился возле супермаркета. Купил две упаковки баночного светлого пива, свиной шейки полтора килограмма, две пачки пельменей, банку сметаны, кефира, йогурта, молока, бутылку вина, банку кофе и две косички сосисок. Также три скумбрии холодного копчения, красной рыбы и банку черной икры. Покупки его были хаотичны, непродуманны. Он проходил мимо полок и брал то, что радовало глаз. Мысли же его были заняты Иволгиным. Что-то тревожило душу. Что-то волновало.

Подъехав к парадной, Федор обратил внимание на старую черную "Волгу", утопшую одним колесом в сугробе. Эта "Волга" была незнакома Сказову. Она никогда не появлялась в его дворе. Да и в соседних ни разу не парковалась. Лобовое стекло машины было с трещиной, в центре которой красовалась дырка, точно камешек угодил в ровную гладь озера, распустив от себя кольца - вассалы.

Сказов запомнил "Волгу". Поставил свою машину на сигнализацию, и направился к парадной, прихватив с собой пакеты с продуктами. Лифт не заставил себя долго ждать. Поднявшись на четвертый этаж, Федор вышел в коридор и сгрузил свои пакеты возле железной двери своей квартиры. Нашарил в кармане пальто ключи и отпер дверь.

Что что-то не в порядке Федор почувствовал сразу, но не придал этому значение. Вошел в квартиру, внес пакеты, поставил их на журнальный столик и запер за собой дверь. Включив свет, Сказов обратил внимание, что шуба жены находилась на вешалке. Рядом с ней висели три незнакомые зимние куртки.

- Ксюш, я вернулся!!! - крикнул он.

Но ему никто не ответил.

Сказов почувствовал волнение.

Быстро раздевшись, он втиснул ноги в тапки и направился в гостиную.

- Ксюша, почему ты меня не встречаешь? - немного с обидой вопрошал он.

Картина, которую он увидел в гостиной его потрясла. На диване, укутанная в одеяло, сидела его жена. Возле нее прохаживался высокий бритоголовый мужчина в защитной форме. В его руках танцевал автомат Калашникова, лишенный приклада. Еще один юнец с размером мускулов "а ля Шварценеггер" стоял у окна. В кресле же напротив дивана сидел Илья Иволгин, хищно улыбаясь и дымя сигаретой.

С появлением Сказова на пороге Иволгин привстал из кресла и улыбнулся.

- А вот и хозяин дома.

В грудь Федора нацелился автомат.

- Что ты здесь делаешь? - сурово спросил Федор.

- Я! - Илья ухмыльнулся. - А я вот в гости к тебе пришел. А никакого гостеприимства не увидел. Как-то неприлично это. Не по-петербуржски. Ты не согласен со мной, Владиславович?

Сказов не ответил. Он старался трезво оценить ситуацию.

- Я же говорил тебе, Федечка. - продолжил Илья. - От нас живыми не уходят. Ты пойми. Не могу я тебя отпустить. Никак не могу. Ты слишком много знаешь. Можешь сболтнуть чего лишнего. Вот я пришел, что называется зачистить концы.

Иволгин тяжело вздохнул.

- Отпусти жену. Она ничего не знает. - попросил Сказов.

- Уже знает. - возразил Иволгин. - Макс, давай.

Бритоголовый с автоматом отвел дуло от Федора и направил его на Ксенью.

У Сказова появился шанс. Доли секунды, свободные от угрозы смерти. И он успел. Федор выхватил из-за пояса пистолет и нацелил его на бритоголового, не успевая снять оружие с предохранителя. Курок поддался пальцу. Дрогнул. Громыхнул выстрел. Бритоголового отбросило от дивана. Автомат выпал из рук.

Сказов забыл поставить пистолет на предохранитель.

Второй выстрел прошил юнца у окна насквозь и раскрошил оконное стекло в мелкое крошево.

Третий выстрел отправил в полет Пулю. Пуля покинула ствол пистолета, взяла курс на голову растерявшегося захваченного врасплох ситуацией Иволгина. Илья ничего не успел сказать, только страх промелькнул в его глазах и сменился тьмой.

Пуля вошла в голову Ильи Иволгина.

Человек и пуля соединились.

Человек + пуля = единение.

Сказов опустил дуло пистолета к полу. Он чувствовал себя опустошенным, но он сумел защитить свою семью.

19 февраля - 8 марта 2004 года