|
|
||
Вчера объявили, что премия Зеро вручена Ригу Укриссу. За исследования про... про... вот, нашел: "...за исследования прототопологических парадоксов пространств Маркоса-Люнгера". Поэтому мне, разъездному корреспонденту, надлежит срочно собрать манатки и отправиться на поиски подходящего материала. "Если хочешь вкусно кушать, потрудись начальство слушать" - так что сказано "прототопология", значит "прототото...", тьфу, не выговорить. Короче, нужно побывать в мирах с интересной топологией и рассказать о них нашим любознательным подписчикам. Начал я с многомерия Вирса. Здесь простой кубик имеет три сотни граней, а радуга переливается тысячью сияющих цветов. Жизнь на Вирсе возникла давно, но за миллиарды лет так и не постигла все возможные направления. Похоже, местные обитатели просто спасовали перед проблемой. Они не стремятся к экспансии, осваиваются потихоньку, но каждый в своих измерениях. В общем - большой, светлый и разъединенный мир. Следующим был Ля-Корр. Он знаменит полимасштабностью. Вы можете так протянуть руку, что она окажется в микромире. Чуть-чуть изменили наклон - и пальцы начинают мерзнуть в межпланетном вакууме. Аборигены очень лихо ориентируются в этом сумасшедшем доме и вовсю используют его свойства. Я же так и не научился делать правильно даже простейшие движения. Благо, к приезжим здесь сразу приставляют пару инструкторов-гидов. Без них я бы просто погиб, забравшись куда-нибудь в глубины космоса или в межатомное пространство. Долго быть на Ля-Корре невозможно, я оттуда сбежал на Мооол. "Чистая равнина" - примерно так можно перевести название мира. Всего два измерения, вроде огромной столешницы. И на этом столе живет чудовищное количество обитателей. В том числе четыре разумные расы. Насколько я понял, двумерность нисколько не мешает местным. Они дружелюбны, веселы и любят путешествовать. Впрочем, по поводу двух измерений у меня закрались большие сомнения. Дело в том, что культуры рас изобилуют множеством сказаний, мифов и легенд о чудесах, необычных превращениях и мистических связях. И кажется мне, не видные простому взгляду другие пространства как-то переплетаются с этим миром, добавляют ему необычных связей и чудесных событий. В разговоре я однажды коснулся малости измерений Мооола. Ответом были чуть ехидные улыбки и советы обязательно посетить Урст. Я ничего не знал об Урсте и боялся, что направляюсь к скучной, безразмерной точке. Страхи мои отчасти подтвердились - Урст оказался струной. Из измерений мог предъявить лишь длину, впрочем это вольно называть как угодно, все равно больше ничего нет. Мир древний, с непростой и во многом трагической историей. Особая геометрия Урста не помешала возникновению живого. Но жители существуют, как костяшки на счетах, в пространстве от одного соседа до другого. И путешествия, и все существование на Урсте возможны только группами. У групп есть авангард и арьергард, но нет флангов. Информация передается от одного к другому, по цепочке. Поэтому местная раса всячески развивает культуру точного пересказа и запоминания. Фантазеры, молчуны и скрытные особы здесь не в почете. Вначале жизнь на Урсте теплилась редкими островками. Мешали узлы на струне, что-то вроде огромных кочек. Но в ходе долгой эволюции жители научились употреблять кочки в пищу. И стали чем-то вроде земляных червяков - пропускают через себя местную почву и так двигаются сквозь нее. Самое ужасное, что эту тактику применяют они и в бою. Темный, холодный и страшноватый мир. Я покинул Урст с явным облегчением. Меня ждало четырехмерие пространства и времени: не густо, но вполне достаточно. Здесь я уже бывал, мне здесь нравилось. Нравилось сияющее дневное светило, голубое небо, зеленая трава. Череда темных растений на самом горизонте. Напоенный тысячами запахов густой воздух. Встреча произошла в самом конце пути, у поворота дороги. На потемневшей от времени скамейке сидел сморщенный старик. Освещенный низким солнцем, человек сидел неподвижно, только изредка жевал губами мундштук давно погасшей трубки. И я с каким-то мальчишеским озорством подумал: "А как он видит свой мир?". Сначала старик ничего не понял. Я стал объяснять, но через минуту он прервал меня: - Ладно, достаточно. Когда-то я размышлял об этом. Он склонил голову, вспоминая... - И что же вы придумали? - не выдержал я. - Понимаешь, мне кажется, живем мы внутри колпака. Такого, с острым верхом... - Конуса, - подсказал я. - Да, конуса, только очень большого. И с течением жизни поднимаемся все выше, стремимся к вершине. Когда человек юн, то находится в самом низу. Мир кажется огромным, без конца и пределов. А с годами начинаешь замечать, что свет не столь и велик, многое в нем повторяется, и все чаще судьба заставляет тебя биться о жесткие границы возможного - то с одного боку, то с другого. К старости границы эти совсем сужаются, их почти что можно достать руками. И отчетливо становится видна самая верхушка. Старик едва слышно вздохнул: - Вот ведь выходит, вроде и вершина, а на поверку - нет ничего, одни стенки кругом... Он замолчал, сунул трубку в рот и устремил немигающий взгляд на огромный звездный диск, уже наполовину скрывшийся за далеким черным лесом... Я тихонько встал и пошел прочь. Работа завершена, остался лишь путь домой. Я знал, чем займусь дорогой: буду тихонько разглаживать невесомые листы золотого пергамента и тончайшей сквозной вязью заносить на них свои впечатления. А затем сложу драгоценность в заветный ларец, где-то в глубине души. Чтобы потом, когда станет плохо, нагрянет безделье или просто захочется пофилософствовать - перелистывать золото воспоминаний и благодарить судьбу за то, что довелось когда-то увидеть...
|