Эстен Дмитрий : другие произведения.

Книга Деси Арназа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мемуары Актера и режисера сериала Я люблю Люси.
  Оцифровано в интернет-архив в 2022 году финансирование из Фундамент Кале/Остин
  Авторское право (C) 1976 , автор Дези Арназ
  Арназ, Дези (дата)
  Книга.
  Автобиография.
  1. Арназ, Дези, 1917 год-
  PN2287.A69A32 790.2'092"4 [B] 75-28040
  ISBN 0-688-00342-7
  Дизайн книги - Хелен Робертс
  Перевел Дмитрий Эстен 2025 год.
   Слово Переводчика.
  Книга эта попала ко мне в руки случайно. И я был сильно удивлен этому. Так как являюсь большим поклонником сериала "Я люблю Люси". Я очень много чего интересного узнал из этой автобиографии как о сериале, так и о самом актере.
  Тем, кому интересно узнать, как создавался сериал, и что Деси прошел, до того, как открыл свою кинокомпанию, рекомендую к прочтению книгу. Одно могу сказать Деси прошел огонь и воду.
  Посвящается Люси и Деси IV
  Книга Деси Арназа
  "Добро пожаловать в "Книгу", в которой я пытаюсь написать, как парень с Кубы, нашел способ заработка себе на жизнь в Соединенных Штатах.
  Здесь есть все - хорошее, плохое, прекрасное, уродливое, невероятно удачные случайности и душераздирающие неудачи.
  "За исключением моего первого опыта в сексе, сильного землетрясения и революции, в которой мы умудрились потерять все, что у нас было, в прекрасной жизни на Кубе. Изгнание в Майами для выживания, где я отточил множество интересных профессий, таких как мобильный чистильщик клеток для канареек и продавец битой мозаичной плитки.
  Отец Барри и Аль Капоне-младший помогли мне закончить среднюю школу. Там я многое узнал об Америке и людях, продолжая свою борьбу с ее языком.
  "Когда я играл на гитаре и пел в "Roney Plaza" в Майами-Бич, Ксавье Кугат предложил мне работу в своем оркестре.
  Мне пришлось воровать на кухне "Waldorf-Astoria", чтобы жить на то, что мне платили. То, чему Ксавье Кугат меня научил, стоило целого состояния. Когда я вернулся в Майами, он прислал мне небольшую "латинскую" группу. Они приехали, и я понял, что меня обманули. В отчаянии начал выбивать все соки из большого афро-кубинского барабана, и в США родилась конга.
  Это стало повальным увлечением и вовлекло меня в Бренду Фрейзер и ее подруг- дебютанток, Полли Адлер и дам (не только в продолжении на заднем сиденье.)
  William Morrow & Company, INC.
  
  
  
   Посвящена Люси и Деси младшему.
  
  
   1
  Я родился в Сантьяго-де-Куба 2 марта 1917 года. (Мне нужно было
  где-то начинать.) По гороскопу Рыба. А для нее не может быть лучшего места чем рождения, на Кубе, в окружении Мексиканского залива, Флоридского пролива, Атлантического океана и Карибского моря.
  В 1869 году королева Испании назначила моего прадеда, дона Мануэля II, мэром Сантьяго и подарила его отцу, дону Мануэлю I, моему прапрадеду, и его жене Вентуре, славный кусок Южной Калифорнии.
  В 1953 году, вскоре после рождения сына Деси, получил письмо от внучки дона Мануэля и Вентуры. Поговорил с ней, и она рассказала, что земельный грант, предоставленный нашим предкам королевой Изабеллой, включал большие участки земли в районах, известных сегодня как округ Вентура, Беверли-Хиллз и район Уилшир в Лос-Анджелесе. Бульвар Вентура в долине Сан-Фернандо и Арназ- Драйв в Беверли-Хиллз также были названы в их честь.
  Когда попросил ее, чтобы они сохранили эти прекрасные участки недвижимости, то она ответила: - Ты мне говоришь каждый раз, когда я иду за покупками на фермерский рынок, но ведь я могу в любой умереть.
  Мой дед, Дон Десидерио, был кубинским врачом, назначенным в "Рубежи" Тедди Рузвельта, когда они поднялись на холм Сан-Хуан во время испано-американской войны, она принесла Кубе независимость от Испании.
  Мой отец, Десидерио II, окончил Южный фармацевтический колледж в Атланте, штат Джорджия, в классе 1912-1913 годов. Он женился на моей матери, Долорес де Ача, в 1916 году, а в 1923 стал мэром Сантьяго. Ему тогда стукнуло двадцать девять лет. Он был самым молодым, когда-либо занимавшим такую должность в Кубе.
  Мое полное имя - Десидерио Альберто Арназ-и-де-Ача. Когда я
  стал гражданином Америки, и находился в армии США, то сержанту, ответственному за церемонию принятия присяги, пришлось изрядно помучиться, выговаривая мое полное имя.
  Он вежливо сказал: - Знаешь, сынок, ты можешь немного сократить свое имя, если хочешь, конечно, в своем свидетельстве о гражданстве.
  Я сказал: - Думаю, лучше, будет сержант, напишите Деси Арназ.
  - Тебе не нужно перебарщивать, - продолжил он. - Разве ты не хочешь вторую букву или что-то в этом роде?
  - Нет, спасибо, сержант. Просто Деси Арназ - и точка.
  Полное имя моего сына Деси - Десидерио Альберто Арназ-и-Болл.
  Он быстро изменил это на Деси Арназ-младший. Но сегодня его зовут Деси Арназ - и точка - а меня Деси Арназ-старший.
  Когда мой дедушка сильно заболел в 1929 году, я ходил в иезуитскую школу. Мы все были католиками, но мой дедушка не был прихожанином церкви. Зная, что он скоро умрет, я уговорил его встретиться с моим другом-священником.
  Бабушка Росита сказала мне: - Десидерио, если твой дедушка знает, что священник - твой друг, он его увидит.
  Священника звали отец Хиль. Преподавал математику в иезуитской средней школе. Поэтому он пришел навестить моего дедушку.
  После того, как они немного поговорили, отец Хиль сказал ему: "Ponga el Corazén con Dios" (Держи свое сердце в Боге).
  Мой дедушка ответил ему: "Ponga el Corazén con Dios, y el Rabo tiezo". (Держи свое сердце в Боге и крепкий член.)
  У испанцев и кубинцев, как и у большинства других латиноамериканцев, есть такие же поминки, как у ирландцев. Они длятся два или три дня, и все, что делают скорбящие, это пьют много выпивки и едят много еды. Мне было всего двенадцать лет, когда умер мой дедушка, и я помню, как пытался выгнать всех из дома. Они чтили его, но я не мог понять, почему все должны так хорошо проводить время, когда мой дедушка лежал в гробу, а в доме пахло смертью.
  Похороны были одними из самых больших со времен в Сантьяго не только потому, что мой отец был мэром, а его брат, Мануэль, начальником полиции, но и из-за того, что сделал мой дедушка как врач.
  Его знали и любили за безвозмездные услуги во время эпидемий оспы, желтой лихорадки и холеры во второй половине девятнадцатого века. У дона Десидерио и бабушки Роситы было семеро детей. Когда он умер, то был уже давно на пенсии, и большую часть времени проводил на маленькой ферме в Эль-Каней, недалеко от Санти-эса, в его Casa Chica. Оттуда он все еще продолжал лечить людей вокруг бесплатно. Casa Chica ("маленький дом") - это место, где жила его хозяйка с их семью детьми. Всякий раз, когда он слышал, что приезжает бабушка Росита, говорил: - Все вон!
  И они все прятались в амбаре, пока бабушка не уходила. Я уверен, что она должна была знать, но не говорила ни слова, а хозяйка никогда не расстраивалась из-за того, что ей приходилось выходить и прятаться.
  Пока он продолжал любить каждого из них и заботился об их детях одинаково, они были довольны. Иметь два дома и две пары детей было очень распространено среди латиноамериканских мужчин со средствами, и латиноамериканские женщины понимали это и не поднимали из-за этого шума.
  В "Los Angeles Times" была статья Дэвида Ф. Белнапа, датированная Сантьяго, Чили, октябрь 1973 года: "Комендантский час в Чили - благо для семейной жизни. Он сделал больше для супружеской верности за месяц, чем шесть месяцев жесткой евангелизации". Редактор этого издания сказал: - что, имел в виду популярную чилийскую склонность к "la casa chica" - буквально "маленькому дому" или, выражаясь смелыми словами, любовнице, которую он видит два-три или более раз в неделю".
  Так что, похоже, обычай дня моего дедушки все еще силен в Латинской Америке. Однако это не тот образ жизни, который вы можете безопасно продолжать в этой стране. Американские девушки, похоже, не понимают этого.
  Большой дом дедушки находился прямо через дорогу от нас, и каждый день, когда он возвращался домой со своей маленькой фермы, все внуки ждали его там.
  У него всегда было что-то для каждого из нас - может быть банан, апельсин или мандарин.
  Вечерами после ужина дедушка любил сидеть с бабушкой в их креслах-качалках, лицом друг к другу у большого окна рядом с улицей, здороваться и сплетничать с друзьями, когда те проходили мимо.
  Я любил подходить и сидеть с ними. У дедушки было отличное чувство юмора, и мы с бабушкой с удовольствием его слушали.
  Помню, как однажды вечером она заметила, приближающуюся одну из их дочерей с мужем. Повернулась к нему и сказала: - Вот идут Мигелито и Росита, и, кстати, твоя ширинка расстегнута.
  Он улыбнулся и ответил: - Все в порядке, птичка больше не летает.
  Я был его единственным внуком, законным, конечно, и он всегда говорил мне: - Твой долг и ответственность - следить за тем, чтобы имя Арназ продолжалось.
  - Не волнуйся, дедушка, я приложу все усилия.
  
   ****
  
  По материнской линии моим дедушкой был Альберто де Ача, один из основателей компании по производству рома Bacardi. Его женой, моей бабушкой, была Росита Сосиас. У обеих моих бабушек было одинаковое имя и одинаковое телосложение (5 на 5). Я обожал их обеих. Каждое воскресенье мы обедали у дедушки Альберто. У них было двенадцать детей, и стол всегда накрывался на тридцать человек.
  Тем не менее, часто детям приходилось есть на террасе, на кухне или где-то еще, где они могли найти место.
  Одна из вещей, по которой я очень скучаю в этой стране, - это семейная близость моей юности. Родственники здесь, кажется, живут так далеко друг от друга, и даже если они этого не делают, они собираются вместе только изредка.
  Эмилио Бакарди, в честь которого назвали ром, был любителем
  хорошего вина. Ему не нравился темный и тяжелый ром Ямайки. Итак, с небольшим перегонным кубом и оборудованием он начал экспериментировать с различными смесями, пока не придумал превосходный и легкий ром. На самом деле он искал напиток типа шотландского.
  Вставал на рассвете вместе с другими ребятами, чтобы начать дневные дела.
  Каждое утро мы соревновались, кто быстрее всех наполнит ведро молоком. Каждый из нас ставил пять центов, и тот, кто наполнит ведро первым, забирал горшок. Так я стал довольно хорошо доить коров.
  Также делал другие ковбойские дела, которые мне поручали бригадиры. На ферме лето было только работой и никаких развлечений.
  Я был таким маленьким, когда научился ездить верхом, что даже не могу вспомнить, когда впервые сел на лошадь. Моей любимой была прекрасная лошадь породы теннессийская прогулочная, которую отец подарил мне на десятый день рождения. Я будучи очень изобретательным и оригинальным, назвал Пинто.
  Также была хорошая рыбалка на бурной реке, протекавшей за нашим домом на молочной ферме. Вдоль нее росли деревья с очень большими листьями, которые мы использовали для ловли крупных речных креветок, и они были самыми вкусными.
  Моим любимым местом являлся наш летний дом на Кайо-Смит, на небольшом острове в заливе Сантьяго, который считается одним из трех самых красивых мест в мире.
  Кайо-Смит выглядит как маленькая гора, выпирающая из воды. Вокруг основания острова проложена дорога. Она была просто узкой и грунтовой, по ней не разрешалось движение автомобилей. У нас были велосипеды, но, чтобы обойти остров, требовалось всего около сорока пяти минут. Однако моим обычным способом было обогнуть его вплавь. Мои товарищи по школьной команде, по плаванию, и я проплывали половину пути, навещали нескольких друзей, а затем продолжали плыть к своим домам. Это была хорошая тренировка, особенно если мы готовились к соревнованиям.
  На самой вершине его стояла маленькая церковь, и по воскресеньям все население острова, около трехсот-четырехсот человек, в разгар сезона, обычно ходили туда на мессу. На склоне холма стояли небольшие жилища рыбаков и людей, которые заботились о наших пляжных домиках, когда мы и другие отдыхающие ездили туда в конце лета.
  Наш пляжный домик был окружен садовыми террасами тропических цветов и фруктовых деревьев - манго, ананасы, гуавы, кокосы, бананы и многое другое. Была крытая веранда шириной 21 фут и перила, которые шли по всему второму этажу дома.
  Внизу жили повар и горничная. Также жил Бомбале, большой, замечательный чернокожий мужчина, который заботился о катере моего отца и научил меня всему что касалось лодок и двигателей, а также как правильно с ними обращаться.
  Сейчас, когда живу в Нижней Калифорнии, разбираясь в новых, сложных двигателях и других гаджетах, вспоминаю Бамбале и его учения.
  В том доме на островке было четыре спальни, которые всегда занимала наша семья, родственники и друзья. Все любили Кайо Смит.
  Не спрашивайте меня, почему маленький остров в центре залива Сантьяго назвали в честь Смита. Я не знаю.
  Прямо перед домом находился пирс длиной 75 футов, уходящий в воду. В конце его достаточно большой лодочный сарай. Туда вмещались две лодки и катер моего отца, который каждый день возил его в мэрию и обратно, и моя первая моторная лодка. Это была 18-футовая норвежская рыболовная лодка, сделанная из тика. Одним из самых больших впечатлений в моей жизни было увидеть, как ее строят прямо у меня на глазах, от закладки киля до установки мотора. Некоторые из лучших лодок в заливе Сантьяго были сделаны на этом маленьком острове.
  Моя лодка приводилась в движение одноцилиндровым двигателем Regal, и я добился того, что мог разобрать его и собрать обратно с завязанными глазами, конечно, благодаря Бомбале.
  Элеватор "Cayo Smith" спроектировали так, чтобы каждую лодку можно было вытащить из воды с помощью шкивов, и почистить дно, покрасить, когда это необходимо. Также было удобно вытаскивать их на уровень пирса и давать возможность любой из моих бабушек 5x5 выходить из них, когда они приезжали в гости.
   Эллинг окружена с трех сторон пирсом шириной 10 футов с перилами и покрыта остроконечной жестяной крышей. Вход в лодку, конечно же, был с открытой стороны. С противоположной же находились две раздевалки, одна для мужчин и другая для женщин. Одна из раздевалок стала местом очень важного события. Моего первого опыта в сексе.
  Дочь повара была симпатичной двенадцатилетней чернокожей девочкой. Однажды эта девочка, которая также была мудрой в своем возрасте и я, оказались в одной из таких примерочных. Заперев дверь, мы начали экспериментировать. Никто из нас не имел ни малейшего представления. Сегодня это может показаться невероятным, потому что уверен, что очень мало двенадцатилетних детей, которые не знают, в чем именно заключается вся эта затея и как ее осуществить.
  Я не имел ни малейшего понятия о том, куда положить свою маленькую частицу. Она тоже не знала. Но был явно встревожен и заметно готов к действию, и с каждой минутой становился все более и более разочарованным. Мы испробовали несколько нелепых экспериментов и работали над новым, когда раздался громкий стук в дверь. Это была ее мать, кухарка. Она попросила дочь выйти. Я без труда в спешке натянул плавки. Маленькое доказательство моей тревоги исчезло. Был в ярости, от того, что все сорвалось. Оглядевшись, понял, что единственный путь к спасению - через высокое окно, выходящее на воду.
  От подоконника до воды было не менее тридцати футов, а пирс вокруг той стороны лодочного сарая, как уже сказал, был шириной около 10 футов. Но это оказался единственный выход!
  Сделал глубокий вдох, нырнул из окна, проскочил пирс, и поплыл подальше от места преступления.
  Подводное плавание для меня не было проблемой. Мы обычно оставались под водой не менее двух минут. Часто с ребятами соревновались, кто сможет находиться под ней дольше всех. Вынырнул за воздухом у следующего лодочного сарая, примерно в пятидесяти ярдах от моего старта, все еще чувствовал, что это недостаточно далеко, поэтому снова нырнул и пошел к следующему.
  Выбравшись из воды, попытался понять, что делать дальше, когда услышал, как меня звал Сальвадор.
  Сальвадор являлся младшим братом моего отца и одним из моих любимых дядей. У него была небольшая мыльная фабрика в Сантьяго. Его не волновала политика или работа в администрации отца. Хотя он не зарабатывал столько же, сколько его братья, я уверен, что он являлся самым счастливым.
  Он женился на Вилли Мэй Рид, познакомившись с ней в школе в Атланте, где учился. Она была первой американкой, которую я встретил. Вилли Мэй не говорила ни слова по-испански. Когда увидел ее в Майами много лет спустя, изгнанную с дочерью Эмпи и мужем, она все еще ненамного лучше владела нашим языком. Я поддразнил ее по этому поводу, и она ответила: - Если бы я была тобой, я бы тоже не слишком хвасталась тем, как ты справляешься с моим языком.
  Когда услышал, как Сальвадор зовет меня с лодки, понял, что забыл, про рыбалку с ним в тот день. Я был рад его видеть. "Какая удача", подумал, "идеальное алиби!" Если бы кто-нибудь поднял тему инцидента с лодочным сараем, сказал бы: - Я не знаю, о чем вы говорите. Я рыбачил с дядей Сальвадором.
  Поэтому радостно поднялся на борт, взял весла и направился к рыболовным местам.
  Сальвадор сказал: - Куда ты хочешь пойти сегодня днем?
  - Давай порыбачим на вершине Мерримака.
   -Тебе понадобится час, чтобы доплыть туда.
  "Не обращай внимания. Сегодня прекрасный день, и в это время года - это лучшее место в заливе.
   Это место было дальше всех других от той раздевалки.
  "Мерримак" был кораблем, который американцы потопили во время испано-американской войны, для того чтобы заблокировать очень узкий вход в гавань Сантьяго. Это не позволило большей части испанского флота, стоявшего там на якоре, выйти.
  Мы всегда ловили много красного люциана, окуня и желтохвоста, а также теряли много крючков, грузил, и лесок. Если вы не были начеку, как только рыба поняла, что она на крючке, то она направлялась внутрь затонувшего корпуса, и, если вы ее упустили, то можете забыть о ней.
  У меня была привычка представлять, куда в корпусе могла забраться рыба.
  Примерно на полпути к месту ловли дядя Сальвадор сказал: - Я
  не знал, что ты такой хороший подводный пловец. Должно быть, от твоего лодочного домика до того места, где я тебя нашел, больше ста ярдов.
  - Я вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, после первых пятидесяти, и откуда ты знаешь об этом?
  - Ну, - начал он, - я тебе расскажу. Я шел на рыбалку с тобой и, подходя к твоему дому, заметил очень интересную картину. Твоя мать стояла на крыльце, очень пристально глядя на лодочный домик. Я проследил за ее взглядом и увидел и услышал, как повар стучит в дверь и зовет свою дочь выйти. Мгновение спустя увидел, как ты вылетел из окна, идеально прыгнув лебедем в залив.
  - Боже мой, ты имеешь в виду, что моя мать видела все это?
  - Да, и судя по тому, как она стояла на крыльце, явно ожидая, что произойдет, я почти уверен, что именно она послала повара вниз, чтобы помешать твоей тайной операции.
  - А! А! А! А! А! А! - закричал я.
  - Если это тебя утешит, - продолжил он, - должен сказать, что она с большим интересом наблюдала, как ты плыл под чистой голубой водой Карибского моря до следующего лодочного сарая. С ее точки зрения это, должно быть, было прекрасное зрелище. - У Сальвадора было замечательное чувство юмора.
  - Что мы будем делать теперь?
  - Мы собираемся встать на якорь на вершине Мерримака и заняться рыбалкой.
  - И что потом?
  - Когда ты пойдешь домой, то будешь отвечать за свои слова!
   - Но мой отец будет дома, и мама расскажет ему всю историю. - И все рассказал Сальвадору, что на самом деле ничего не произошло. - Мы не могли понять, как это сделать.
  - Ну, мы сделаем что-нибудь с этим позже, - сказал он. - А пока давай поймаем немного рыбы, а потом тебе придется идти домой.
  Итак, мы рыбачили, но я был слишком занят своим затруднительным положением, чтобы наслаждаться этим. Мне бы хотелось остаться над Мерримаком навсегда, но пришло время уходить. Мы погребли обратно, я пошел домой, принял душ и переоделся. К тому времени мой отец вернулся на своем катере.
  Мама не сказала мне ни слова.
  За ужином папа сказал только одно: - Вы с Сальвадором сегодня поймали рыбу? - отец действительно знал, как оказывать давление. После ужина он пошел в свой кабинет рядом с гостиной и позвал: - Деси, иди сюда.
  Я подумал: "О, боже, вот оно".
  Вошел в комнату с большим трепетом, и он сказал: - Сядь. Я хочу поговорить с тобой. - и начал: -Ты когда-нибудь видел, как я оскорблял твою мать?
  - Нет, папа.
  - Ты когда-нибудь видел, чтобы я смущал ее или заставлял стыдиться меня?
  - Нет, папа.
  - Тогда почему ты сделал то, что сделал сегодня днем? Я знаю, что ты пытался сделать. Ты мальчик. Но ради Бога, почему ты был таким чертовски глупым? Ты мог бы выбрать место получше, чем наш собственный лодочный сарай.
  Тут до меня дошло, о том, что имел отец в виду.
  Затем он продолжил: - А теперь послушай меня, молодой человек, и послушай, хорошо. Никогда больше не оскорбляй свою мать таким образом и не смущай ее, как ты это сделал сегодня. А теперь убирайся отсюда к черту! И все!
  Мой дядя Сальвадор, примерно три года спустя, уверен, что, по указанию отца, отвел меня в Каса Марина. Мне тогда было пятнадцать лет, опасный возраст, когда ты уже не ребенок, но тебе еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем тебя будут считать мужчиной.
  Каса Марина был лучшим публичным домом в Сантьяго, и я там узнал все об этом деле.
  Все дамы в доме были молоды и чисты и обращались со мной очень любезно, мило, нежно и очень умело. Иногда я думаю, что, может быть, лучше дать образование такому молодому парню, как я, чем позволить попасть в кучу неприятностей, пытаясь выяснить все самому. Если бы мой отец, мать или близкий родственник, как в моем случае, были готовы направить меня и помочь с этой первой неизбежной и главной проблемой подросткового возраста, я бы не боялся и не стыдился обратиться к нему или к ней с другими проблемами.
  
  
   2
  
  В 1932 году мой отец все еще был мэром, пока вел кампанию за выборы в Палату представителей от нашей провинции Ориенте.
  Мы жили в доме на улице Сан-Базилио, прямо напротив дома моей бабушки Розиты.
  Первого июня в час ночи мы с мамой спали дома. Полицейский, дежуривший возле нашего дома, стоял у двери.
  Меня разбудил какой-то громкий стук. Дом трясся так сильно, что большие балки в открытом потолке этого огромного старого помещения танцевали, как зубочистки. В то же время услышал звук, похожий на мимо проезжающие поезда. Вскочил с кровати и пошел в комнату отца и матери, которая была рядом с моей.
  Мать стояла на коленях у своей кровати, молилась и смотрела на безумные трясущиеся стены и танцующие старые балки.
  Наконец я понял, что то, что звучало как проезжающий поезд, оказалось большим колоколом от паровоза, который моему отцу подарили на память о первом поезде, приехавшем из Гаваны в Сантьяго. Это была ценная старая реликвия, установленная на прекрасной прочной подставке из красного дерева, которую он хранил в своем домашнем офисе.
  Землетрясение - самая страшная вещь в мире. Кажется, ничего нельзя сделать, и нет никаких предупреждений.
  Мой отец был в Сити-Хилл, все еще в своем офисе, работая со своей предвыборной кампанией в Конгрессе. Позже он рассказал, что первое, что услышал, был низкий, зловещий гул, который сначала звучал так, как будто доносился издалека, а затем становился все громче и громче. Он сказал, что это звучало так, как будто город накатывался на него гигантским ковром - тот же звук, который разбудил меня. Внезапно стол прижал его к стене.
  Когда он выбежал во двор, то вспомнил, что это не то место, где можно было бы стоять, потому что двор находился над большим водохранилищем, поэтому он рванул в парк перед зданием мэрии. Когда отец направился в сторону нашего дома, он взглянул на гигантскую статую архангела Гавриила и увидел, как фигура опасно покачивалась взад и вперед на вершине собора.
  Загипнотизированный этим зрелищем, он протянул руки к ангелу, словно хотел поймать статую и не дать ей упасть на землю. Когда понял, насколько нелепым был этот жест, то продолжил бежать к дому.
  На другой стороне площади, справа от мэрии, был отель под названием "Venus". Это было трехэтажное здание, занимавшее примерно половину квартала. Он был один из двух самых больших отелей в Сантьяго. Слава богу, там никого не было, потому что он находился на реконструкции. Весь отель рухнул на землю.
  На другой стороне площади, слева от мэрии, находился клуб "San
  Carlos", эксклюзивный и частный, только для мужчин. Перед этим зданием, с видом на площадь, стояло несколько десятков кресел-качалок, куда члены клуба, обычно старые политики и бизнесмены, приходили посидеть и обсудить последние новости или сплетни, но в основном посмотреть на симпатичных девушек, прогуливающихся по площади.
  Пока они разглядывали их, муниципальный оркестр играл свой ночной концерт.
  На третьем этаже клуба "San Carlos" была игровая комната, где с десяти вечера и до рассвета шла игра в покер.
  Когда наконец-то прекратилось сотрясение, здание полностью развалилось и засыпало всю площадку наблюдателей. Это произошло в тот момент, когда клуб был полон народу. Правда никто не пострадал, при первых же толчках, они повыскакивали на улицу.
  Одним из парней, игравших в покер в тот вечер, был муж сестры моего отца, Марии Пепы, парень по имени Васмер, немец по
  происхождению. У них было три дочери и два сына. Имел хорошую работу, дом, но постоянно залазил в долги, проигрывая деньги в покер, надеясь на ту самую счастливую ночь, где он сможет отыграться.
  Энрике, его старший сын, наконец нашел его сидящим на площади, покрытого порезами и синяками, но все еще с картами в руках, он находился в шоковом состоянии и бормотал себе под нос: - Сукин сын, в первый раз, когда у меня оказались все тузы, произошло это гребаное землетрясение.
  Когда папа вернулся домой, пробежав шесть кварталов и уклоняясь от падающих стен, был покрыт штукатуркой с головы до ног, и похожим на привидение.
  - Как все? - первое, что спросил отец.
  Я сказал: - У меня все хорошо, и у мамы тоже. Единственный, кто пострадал, это дежурный полицейский. Если бы он остался под укрытием нашего дома, то был бы в порядке, но он перебежал улицу, где упала стена прям на него и поранила голову.
  Затем мой отец пошел посмотреть, все ли хорошо с его матерью, Вилли Мэем и ее дочерью Ампи.
  Все были в порядке.
  Дом бабушки и наш, который мы снимали, были испанскими колониальными, очень старыми, и крепкими, построенными в те дни, когда Куба была еще испанской колонией, и они выдержали землетрясение, за исключением одной стены в моей спальне, той, что возле кровати. Когда вернулся в свою комнату, чтобы взять одежду, увидел постель, заваленную кирпичами.
  Папа вернулся от бабушки и сказал, что там никто не пострадал. Он решил, что нам будет безопаснее за городом, на нашей ферме, Эль-Кобре, всего в двадцати милях от города. Он беспокоился, что, если толчки продолжатся, эти старые дома могут не выдержать. Хуже того, существовала опасность пожара, который уже начался во многих районах города из-за обрушившихся высоковольтных проводов. Отец также подумал о весьма пугающей возможности приливной волны.
  Он нашел в записях мэрии, что Дон Мануэль, его дед, который был мэром во время землетрясения 1869 года, эвакуировал всех из окрестностей залива на возвышенность внутри страны, тем самым спасая много жизней от довольно пугающей приливной волны.
  Папа сказал Сальвадору: - Вы с Деси возьмите мою маму с собой. Я возьму Лолиту [прозвище моей матери для Долорес], Эмпи и Вилли Мэй. Прослежу, чтобы остальная часть семьи добралась туда на грузовиках или чем-то еще.
  В нашем городе не у многих были машины. У Сальвадора был старый Ford Model T Coupe. В него мы посадили бабушку, он сел за руль, а я по другую сторону от нее. Мы направились на ранчо. Нам пришлось ехать очень медленно из-за горячих проводов и трафика. Кроме того, стены рушились везде; люди кричали и бегали повсюду. Дома горели, проезжали машины скорой помощи, а полиция изо всех сил старалась поддерживать хоть какой-то порядок. Это был хаус.
  Сальвадору было чертовски трудно выбраться из города. Моя бабушка все это время сидела очень тихо. Потом мы услышали, как она сказала: - Я уже ездила в этой машине раньше, но мне никогда не было так неуютно, как сейчас. Почему так?
  Я посмотрел налево и увидел только ее ноги. Поднял глаза и рассмеялся. Она посмотрела на меня и сказала: - Почему ты смеешься?
  - Бабушка, что ты делаешь, сидя там наверху?
  - Я сижу там, куда ты меня посадил.
  Помогая ей спуститься, я понял, что, торопясь посадить ее в маленькую машину, я каким-то образом умудрился затолкать ее на верх спинки переднего сиденья, в результате чего ее спина упиралась в крышу машины, а ноги болтались в воздухе. Бедная бабушка, которая, как я уже упоминал, была ростом 5 футов и весила более двухсот фунтов, согнулась, как толстый крендель. Неудивительно, что ей было не по себе. Когда мы добрались до фермы, все остальные начали собираться. Вскоре большинство моих родственников с обеих сторон рода пришли туда.
  Всю свою жизнь хотел, чтобы у меня были братья и сестры. Я был единственным ребенком в семье, но у меня было чертовски много кузенов, я вам скажу.
  Все дома в этом районе были сделаны из дерева.
  Помню, как один из соседей пришел и сказал нам: - Я читал роман, когда произошло землетрясение, и, оглядываясь вокруг, увидел, как гвозди входят и выходят из стен. Я был испуган этим невероятным зрелищем, и все, о чем мог думать, было: "Пожалуйста, Боже, пусть это прекратится, когда гвозди вернуться назад".
  Позже узнал, что во время землетрясения автобус исчез, когда земля разверзлась, и его больше никто не видел. Слава богу, в час ночи в автобусе было не так много пассажиров.
  Наш кинотеатр представлял собой руины.
  Позже провели исследование, в котором утверждалось, что, если бы землетрясение произошло в 8 вечера, а не в час ночи, погибло бы не более десяти человек.
  А так унесло жизни тридцати человек.
  В Кайо-Смите тоже были деревянные дома, никаких больших зданий. Когда угроза приливной волны миновала, некоторые из нас отправились домой, а другие остались на ферме.
  Папа не смог провести большую часть того лета с нами. Он долго боролся за восстановление города.
  Самым крупным проектом моего отца на посту мэра был план Арназ, который одабривался пару лет до этого происшествия городским советом и губернатором. С тех пор он лежал в Гаване, ожидая необходимого федерального одобрения и финансирования.
  Отец требовал, чтобы все улицы заасфальтировали; потому- что большинство были без асфальта, особенно бедные кварталы. Даже наш первый дом, в котором мы жили, находился на грунтовой улице. План также предусматривал канализацию, тротуары, больше и лучше оборудованных больниц, школ, водоканал для обеспечения достаточного количества свежей и чистой воды, пожарные части.
  Это был план, который не только превратил бы город в очень чистый и современный, но и сильно удивил бы жителей.
  Отец боролся за этот план годами, и это разбило ему сердце, когда он, наконец, был отвергнут.
  Даже в 1973 году он верил в то, что рано или поздно его план осуществиться. Но увы, мечты остались мечтами.
  Моей средней школой в Колледжио де Долорес управляли иезуиты, и, боже, они крутые! На самом деле, все средние школы на Кубе крутые.
  Тем не менее, на первом и втором курсах у меня были высшие оценки - все пятерки, даже по английскому, хотите верьте, хотите нет. Но на третьем году появились настоящие проблемы с учебой.
  Один из моих лучших друзей, Джек Сендойя, чей отец владел хозяйственным магазином в городе, учился в месте со мной в этой школе- это кошмар. Плоскостная и стереометрия, тригонометрия, испанская литература, история испанской литературы, логика, психология и физика - все это являлось обязательным. В Соединенных Штатах эти предметы растянуты на два или три года.
  Мы знали это. Я боялся, что не справлюсь с выпускными экзаменами, пошел к отцу и сказал: - Послушай, папа, я не думаю, что смогу сдать выпускные экзамены.
  Он посмотрел на меня из-за стола: - Ну и что? Чего ты хочешь от
  меня?
  - Ты всегда говорил, что в любой момент, когда у меня проблемы, я должен прийти к тебе и ни к кому другому и рассказать об этом. Так вот, у меня проблемы.
  Он несколько раз кивнул головой, улыбнулся и позвонил своей секретарше, чтобы сказать ей, что он не хочет, чтобы его беспокоили. После сказал: - Я рад, что ты пришел ко мне и рассказал правду.
  - Мне жаль, папа, я не знаю, что случилось.
  - Я знаю, что случилось, - продолжил он. - Ты открыл для себя девушек, и из отчета, который я получил от своего брата-мыловара, у тебя не было никаких проблем с изучением этого предмета.
  Я растерялся: "Нет, я имею в виду...
  - Неважно, - сказал он, "должен быть способ помочь тебе преодолеть и этот недуг. - И на мгновение задумался, потом нажал кнопку на своем столе и сказал: - Пригласи сержанта Рохаса. - Повернулся ко мне и продолжил: - Этот сержант из команды мэрии - гений в математике.
  - Ну, - в начале растерялся я, "если он сможет провести меня через геометрию и тригонометрию, думаю, что смогу справиться с другими экзаменами, если буду усердно заниматься следующие пару месяцев.
  - Я скажу тебе, что бы я сделал на твоем месте. Я бы сейчас бросил школу и использовал бы каждый час, чтобы готовиться к экзаменам дома, потому что, в столь позднее время, уверен, что все остальные ребята в твоих классах будут просто повторять то, что они изучали ранее, а, согласно тому, что ты мне сказал, тебе нечего повторять.
  Сержант Рохас вошел в кабинет, и папа объяснил ему проблему. Он назначил дату, на следующее утро в 8 утра у нас дома.
  - Большое спасибо, папа, - сказал я и собрался было уходить, как отец окликнул меня. - Деси, Слушай, тебе лучше сдать эти выпускные экзамены, потому что, если ты этого не сделаешь, то этим летом для тебя не будет Кайо Смита.
  Он еще не знал, что еще до конца лета, несколько месяцев, которые он так тщательно и с любовью наметил для нашей жизни, будет разорван в клочья.
  
   3
  Мой отец был избран в Конгресс в ноябре 1932 года. Я ходил на некоторые избирательные участки Сантьяго с ним. В те дни не было машин для подсчета голосов, поэтому этим занимались чиновники.
  Когда заглянул в один из избирательных участков, то увидел, как госслужащий бросал некоторые бюллетени в урну папы и кричал: - Арназ - Арназ - Десидерио - Деси - Десидерио.
  Папа отправился в Гавану в январе 1933 года, принять присягу в качестве конгрессмена. Когда он вернулся в Сантьяго, чтобы помочь передать мэрию новому мэру, ему устроили грандиозный парад в честь победы.
   Видел, как его несли на самом большом кубинском флаге, в который, поместилось бы не менее сотни человек. Потом толпа народу принялась ликовать и подбрасывать моего отца. Он выглядел так, словно выполнял трюки на батуте.
   Я подумал: "Боже мой, они так убьют его".
  Мы с мамой были с членами совета и мэром, которые спонсировали праздничную вечеринку. Папа смеялся и махал рукой толпе, пока они несли его по всей площади к ступеням городской ратуши.
  После передачи своей администрации новому мэру, он вернулся в Гавану, чтобы начать отбывать срок в Палате представителей.
  Второго марта получил письмо от папы. Это был мой шестнадцатый день рождения. В нем говорилось, что в его книге это означало, я больше не ребенок, а мужчина. Остальное, философствование о жизни в целом, произвело на меня такое впечатление, что вставил этот лист в рамку и повесил в своей комнате.
   Мать также получила от него письмо в тот день, где он сообщил, что нашел прекрасный дом для нас в Эль-Ведадо, в очень хорошем жилом районе Гаваны, эквиваленте Бель-Эйр в Лос-Анджелесе. Он также написал, что приедет к пятнадцатому августа, и мы все поедем в Кайо-Смит, пока буду на каникулах.
  С нетерпением ждал осени, когда уже сдам эти экзамены.
  Джек Сендойя и я, с помощью долгих часов учения сержанта, и по милости Божьей, все же сумели протиснуться к финалу третьего года обучения в старшей школе.
  Около трех часов дня двенадцатого августа был у Джека, в четырех или пяти кварталах от нашего дома, в Виста-Алегри. Виста-Алегри ("гей-виста") жилой пригород Сантьяго. У моего отца там была хорошая недвижимость. Он сразу после землетрясения приказал построить дом - полностью из дерева.
  Все, кто мог себе это позволить, уезжали из Сантьяго и ее старых зданий. Мы перебрались в Виста-Алегри в конце 1932 года.
  Мы с Джеком в тот день играли в простой покер. Я обычно никогда не приходил домой раньше шести часов, но тут, почему-то около трех дня, что-то внутри меня стало торопить домой: - Не знаю почему, но мне кажется, пора.
  - Что ты имеешь в виду, когда говоришь, это? Потому, что ты побеждаешь, а?
  - Вернусь через некоторое время. - Ответил я.
  Когда пришел домой, зазвонил телефон. Это был брат моей матери Эдуардо, подающий надежды адвокат, который позже стал судьей. Он звучал очень взволнованно: - Выведи свою мать из дома, немедленно! Они идут за тобой.
  - Кто идет за нами? - спросил у него.
  - Мачадо бежал из страны, и все, кто принадлежал к режиму Мачадо, в опасности. (Мачадо был президентом.)
  - Ты успокоишься, Кикин (такое было у него прозвище)? О чем, черт возьми, ты говоришь?
  - Слушай меня, и слушай внимательно. Всех мачадистов арестовывают или убивают. Их дома грабят и сжигают.
   - Подожди минутку! Жители Сантьяго только что устроили грандиозную вечеринку в честь папы, когда его избрали в Конгресс. Почему они должны идти к нам?
  Он продолжил: - Это не люди Сантьяго. Это просто кучка анархистов и большевиков (их даже не называли коммунистами в те дни). Они убивают или калечат каждого полицейского, который пытается их остановить. Куартель Монкада (крупнейший армейский пост в Сантьяго) в огне! Ради Бога, не теряйте больше времени. Убирайтесь оттуда! Пусть Бомбале отвезет вас в дом Браво Корреосо, а я встречу там.
  Антонио Браво Корреосо был дядей моей матери и одним из самых известных адвокатов по уголовным делам на Кубе. Некоторые из его дел до сих пор используются в качестве учебников в Гаванском университете. Он также был сенатором. Блестящий человек.
  Как только повесил трубку, то услышал грохот. Выглянул в окно и не мог поверить в то, что увидел. Примерно в восьми кварталах отсюда, в начале нашего холма, толпа человек пятисот, наверное, может больше, несли факелы, вилы, ружья и Бог знает что еще.
  Мать услышала и увидела эту пугающую толпу, ужаснулась,
  - О, Боже, что это? Что происходит?
  - Кикин позвонил и сказал, что это анархисты, которые уничтожают все, что принадлежит любому мачадисту, и чтобы мы немедленно убирались от сюда и шли в дом Браво.
  Помогая ей надеть пальто, спросил: - Где мелкие деньги, которые оставил отец?
  Тогда он оставил около трехсот или четырехсот долларов на домашние расходы.
  Она быстренько взяла их, а я схватил револьвер с перламутровой рукояткой, который отец всегда держал в ящике ночного столика. Нашел Бомбале, стоящим у входа, качающим головой и смотрящим на эту сумасшедшую толпу.
  - Они навряд ли пойдут сюда, - сказал он и увел нас. - В этой толпе есть черные. - Бомбале имел в виду, что черные были самыми большими сторонниками отца. Без них он никогда бы не был избран мэром три раза. Большинство лидеров политических кампаний моего отца были черными.
  Никогда не знал, что такое расовые предрассудки, пока не приехал во Флориду. Вместо того чтобы быть предвзятыми, мы гордились нашим черным населением.
  Многие из наших героев Войны за независимость, такие как Флор Кромбет и Перито Перес, были черными. Хосе Масео и Хуан Гуальберто Гомес, мулаты, и, наконец, непревзойденный "Титан бронзы", Антонио Масео, который вместе со своим белым революционным братом Хосе Марти, стали нашими величайшими героями и, действительно, освободителями.
  Марти, наш Симон Боливар, и, возможно, самый блестящий кубинец всех времен, писал: - У человека нет особых прав, потому что он принадлежит к определенной расе. Душа исходит равной и вечной из тел, различных по форме и цвету. Достаточно сказать "Человек", чтобы постичь в ней все права".
  Наши танцы, которыми мы были так же известны на международном уровне, как наши сигары, сахар и ром Bacardi, были в основном африканскими: конга, румба и мамбо. А наша кубинская музыка, как так любяще выразился Фернандо Ортис, "произошла от любовной связи африканского барабана и испанской гитары". (Чанго, бог войны, - это африканский бог, которому я пою в "Бабалу").
  Бомбале повернулся к моей матери и сказал: - Сеньора Арназ, пожалуйста, позвольте мне остаться и защитить ваш дом.
  Мать ответила ему: - Gracias, Bombalé, но нет. Ты нам нужен. Пожалуйста, уведи нас от сюда.
  Мать знала, что, если Бомбале остался бы там, он погиб.
  Когда мы сели в машину, полицейская собака и чихуахуа отца уже были внутри; думаю, они что-то почувствовали.
  Бомбале попытался завести двигатель. Но он не заводился. Потом он сказал: - О, Боже мой, я забыл, что отвез аккумулятор в гараж сегодня утром.
  К этому времени толпа уже была рядом, и машина затормозила возле нашего автомобиля. За рулем был Эмилио Лопес, один из главных людей в ABC, группе, сформированной против Мачадо. Он сказал: - Давайте, Деси, Лолита и Бомбале, садитесь сюда, и я отвезу вас к себе домой.
  Какая-то ирония в том, что человек, который увел нас от толпы, и, возможно, спас наши жизни, был одним из глав оппозиционной партии. Они не предвидели, что падение Мачадо предоставят анархистам и большевикам прекрасную возможность для насилия.
  Мы оставались в доме Эмилио до темноты. По пути к Антонио Браво Корреосо нам пришлось проехать мимо нашего дома. То есть, того, что осталось от него. Разбитое пианино находилась в саду возле окна гостиной. Наша машина, Essex (была в ужасном состоянии), перевернутой на тротуаре с разбитыми окнами и отсутствующими шинами. Повсюду были разбросаны столы, лампы, вазы, стулья, картины, стаканы, тарелки, пластинки, фонограф, радио, мой велосипед (скрученный и согнутый, как крендель), теннисная ракетка, бейсбольные и футбольные мячи, одежда мамы, папы, моя- все.
  Некоторые люди все еще заходили в дом или выходили из него, ища вещи, которые можно было забрать, или, просто собирали сувениры. Последнее, что я видел, был гриф моей гитары, по которой до сих пор схожу с ума.
  Моя мать сказала: - Не могу поверить, что это был наш дом всего пару часов назад.
  Если вы читаете это в тепле и уюте своего дома, окруженные всем имуществом, которое вы накопили за свою жизнь - не только ценными вещами, но и вашими личными и памятными - попробуйте представить, что было бы, если бы в течение нескольких часов все это исчезло.
  Больше всего моей матери не хватало детских фотографий, свидетельств о крещении, первом причастии и браке, свадебных фотографий, первого подарка моего отца, когда он ухаживал за ней, и других напоминаний такого рода. Стоимость их в ломбарде не составила бы и доллара, но они все равно остаются вещами, которые ценны для нас больше всего.
  Помню, много лет спустя, когда мы с Люси жили на ранчо в Чатсворте, случился большой пожар. Мы в месте с мамой возвращались домой. Сначала полиция долго не пускала нас. Они вообще никого не допускали в эту зону, но я объяснил, что нам нужно добраться до дома и попытаться спасти, все, что мы сможем. И нас пропустили.
  Когда мы добрались, то полез на крышу со шлангом, чтобы она оставалась влажной. Люси была внутри, решая, что забрать.
  Она спросила мою маму: - Что выносить в первую очередь?
  - Все фотографии, просто забери все свои фотографии, личные документы и бумаги. Все остальное можно заменить.
  Люси никогда этого не забывала, и она рассказала мне, что сказала мама. Снова вспомнил, что как бы ни старался, или насколько успешным и богатым бы ни стал, всегда будут определенные вещи, которые деньги никогда не купят и не заменят.
  Наш дом в Сантьяго оказался не единственным, он был разграблен и сожжен. По крайней мере еще двадцать или тридцать домов в тот день постигла та же участь.
  Некоторые из них принадлежали людям, которые даже не были в правительстве, например, бедному Сальвадору. Только потому, что он был братом моего отца. Они сожгли его маленькую мыльную фабрику.
  Бабушку и дедушку Альберто чуть не разорвало на куски бомбой перед их домом. Слава богу, они не сидели у окна в своих креслах-качалках. Их спасло то, что они находились на дне рождения одного из своих внуков во дворике. Дедушка никогда даже не занимался политикой.
  Действия такой толпы, подстрекаемой и манипулируемой людьми, которые знают, как, можно указать пальцем на кого-то и сказать: - Это он убил моего брата!
  А они, не обращая внимания на то, правда это или ложь, поверив в это могли спокойно застрелить этого человека или, что еще хуже, привязать веревку к его лодыжке и протащить по улицам города.
   Мне довелось увидеть такой ужас. Беднягу так дотащили до кладбища; и там, застрелили, как искалеченную лошадь. К этому времени солдаты и полицейские были напуганы до смерти и их было намного меньше, поэтому они стали просто наблюдателями разъярённой толпы.
  По крайней мере, на данный момент моя мать и я были в безопасности в доме Браво. Он выступал против режима Мачадо, и один из его сыновей, Тони, и зять полковник Пухоль, были очень заметны в ABC, которую основали в 1931 году студенты и лидеры оппозиции из высшего среднего класса. Их единственной целью стало избавиться от Мачадо. Они были серьезными идеалистами, заинтересованными только в возрождении кубинской жизни. Анархистские и коммунистические группы проникли в ABC только для того, чтобы осуществить свой революционный метод преднамеренного создания террора и, таким образом, вызывать крах деятельности правительства.
  Когда им это удалось и Мачадо был вынужден уйти, они ухватились за возможность уничтожить любое подобие власти, зная, что анархия, хаос - идеальные условия для их террористической деятельности - создадут такую невыносимую ситуацию, что бы захватить власть и контролировать остров, обещая восстановить закон и порядок, которые они так искусно ранее разрушили.
  Анархия. Слышал это так много раз, что спросил Браво: - Что значит, анархия?
  - Gobierno sin Jefe", - объяснил он. (Правительство без
  главы.)
  Тони Браво, и полковник Пухоль были в Каса Марино с раннего утра, празднуя падение Мачадо. Они не знали, что наш дом был разграблен и сожжен, или что мама и я прятались в их доме до того вечера, пока кто-то не пришел туда, неся и показывая некоторые из "трофеев", взятые из нашего дома. Среди них была групповая фотография их семей и нашей. Это действительно омрачило вечеринку.
  Тогда Тони позвонил отцу, и узнал, что с нами случилось. Они оба тут же приехали в дом.
  Моя мать держалась довольно хорошо, учитывая все - то, что случилось с ней в тот день. Однако новости следующего дня были больше, чем она могла вынести, и впала в истерику, когда мы узнали, что эта толпа сделала то же самое с нашими тремя фермами и с пляжным домиком в Кайо-Смит, а также потопили папин катер и мою маленькую рыбацкую лодку. Хуже всего то, что они убили большинство животных на фермах - коров, кур, свиней, лошадей, коз.
  Я спросил Тони: - Они убили животных, потому что были голодными?
  -Черт, нет, они просто убили их и оставили там гнить.
  - Но почему - почему животные?
  - Не знаю, Деси. Не знаю, зачем кто-то мог сделать такое. Все, что знаю, это то, что они также выпустили всех преступников из тюрьмы, не только политических заключенных, но и всех убийц, насильников и воров. Они также взломали все винные магазины. Я никогда не видел столько пьяных. Просто невероятно, как хорошо обученная группа агитаторов может превратить то, что должно быть мирным и счастливым празднованием, в варварскую оргию убийств и разрушений".
  В течение следующих нескольких дней я ходил по дому, как зомби. Ел и спал, принимал ванну, разговаривал, и думал, много думал. Единственное, что не мог делать, это плакать. Не мог понять, что произошло. Папу всегда любили в этом городе. Его называли "Alcalde modelo" ("образцовый мэр"). Одним из последних дел, которые он сделал на посту мэра, было превращение большой территории вокруг залива, которая была позорным гетто, где жили некоторые из черных и бедных, в красивый малекон с парками и деревьями, двумя большими бассейнами для детей, теннисными и баскетбольными площадками и бейсбольным полем. Пример того, что его План Арназ сделал бы везде.
  Когда он был закончен, профсоюзные работники и лидеры, а также руководители торговли собрали пожертвования, и у входа в малекон построили большую башню. В ней были огромные часы и бронзовый бюст моего отца с надписью "Alcalde modelo" внизу.
  Мой отец назвал малекон Аламеда Майклсон в честь американского друга Кубы. Часы и бюст моего отца сейчас там. Их восстановили через несколько лет после того, как снесли.
  Позже, когда я увидел папу в тюрьме "Ла Кабафия" в Гаване, спросил: - Как такое могло произойти за одну ночь?
  - Это произошло не за одну ночь, - ответил он. - Когда так много людей голодают и не имеют достойного жилья, медицинской помощи и хороших школ для своих детей, чистых городов без мух и комаров, без постоянной угрозы тифа, желтой лихорадки, они склонны к восстанию. Было много беспорядков, но никто не ожидал, что все закончится так, кроме тех, кто ждал, чтобы воспользоваться этим. Если бы у меня было хоть малейшее подозрение, я бы был в Сантьяго. Я должен верить, что даже Самнер Уэллс, американский посол на Кубе в то время, не понимал, что он делает, когда заставил Мачадо внезапно бежать. Все хотели избавиться от Мачадо. Даже я разочаровался в этом человеке, и, если бы мистер Уэллс не действовал так глупо, все должно было быть по-другому. Он упустил из виду тот факт, что страна, внезапно оставшаяся без главы государства, не смогла заменить его упорядоченным и законным образом.
  Папа сравнил это с тем, что произошло бы, если бы главная несущая стена здания сгнила и ее пришлось бы срубить и заменить.
  - Прежде чем срубить, нужно убедиться, что все остальные стены в этом здании хорошо укреплены и защищены, потому что если они не укреплены, и вы просто срубите гнилую и выбросите ее, то здание рухнет. И это, к сожалению, случилось с Кубой.
  Через пару дней мы узнали, что папа в безопасности в доме своей сестры в Гаване, но каждый мэр, губернатор, начальник полиции, сенатор, представитель и любой другой, кто был в режиме Мачадо и кого могли найти, был брошен в тюрьму. Остальные, у кого были деньги, спрятанные за пределами Кубы, и которых не поймали, уезжали из страны так быстро, как могли.
  Позже узнал, что папа на самом деле поехал в аэропорт с президентом и мог улететь с Мачадо, когда тот отправился в Майами. Мачадо уехал ранним утром двенадцатого числа с пятью парнями в костюмах. Каждый из них нес два или три мешка золота, так что с ним точно все хорошо.
  Он сказал папе: - Тебе лучше поехать со мной, Десидерио, потому что после того, как я уйду, наступит полный хаос.
  Папа поблагодарил его, и ответил, - со мной ничего не случится. - Они не будут возиться с такой маленькой рыбой, как я.
  - Просто запомни мои слова, Десидерио, и не рискуй. Люди, которые стоят за всем этим, - это не члены оппозиционной партии, какой мы ее знали в прошлом, а анархисты и коммунисты сегодняшнего дня.
  Сантьяго-де-Куба был первым городом на острове, где коммуниста бросили в тюрьму во время второго срока моего отца как мэра. Это, вероятно, объясняет, почему они не могли дождаться, чтобы уничтожить все, что у него было, как только они смогли это сделать. Папа решил сдаться в "Ла-Кабафию", где ему обещали защиту, пока закон и порядок не будут восстановлены.
  Дом Браво Корреосо был построен вокруг прекрасного патио, такого большого, и с таким количеством цветов, деревьев, фонтанов и скамеек, что он казался парком. В центре была самая великолепная клетка, заполненная разными видами птиц.
  Высотой она была не менее полутора этажей и не менее 40 футов в длину и 30 футов в ширину. Посередине стояло огромное тенистое дерево, поэтому птицам было лучше внутри, чем снаружи. У них была вся необходимая еда и вода и все красоты природы. Это был рай для них, и они там размножались как сумасшедшие.
  Браво знал, что его сын Тони должен был отвезти нас в Гавану на следующий день. Я помню, как он сказал матери, когда мы гуляли по этому дворику: - La vida es muy larga (жизнь очень длинная). Она как книга со множеством глав, и это первый golpe в твоей жизни. (Golpe. согласно испанскому словарю Касселя, означает удар, стук, шок, боль, ранение - все это очень применимо к нашему первому golpe.) И ты, вероятно, получишь еще несколько. Жизнь, кажется, полна golpes".
  Затем он добавил: - Я знаю, что ты сейчас не в состоянии верить в то, что я собираюсь сказать, но поверь мне на слово, ты поправишься, и будешь продолжать. У тебя снова будет то, что у было, и, возможно, даже больше, но тебе придется быть сильной; особенно ты, Деси, ты еще мальчик, и у тебя вся жизнь впереди. Так что давайте молиться, чтобы ваши будущие годы не были такими же тяжелыми и незаслуженными, или такими же непонятными для вас, как этот.
  На следующий день Тони, моя мать, ее брат Эдуардо, который был за рулем, и я отправились в Гавану на машине Тони, украшенной флагами ABC. Каждый раз, когда мы приезжали в город или видели толпу людей, мы с ними садились на подножку и кричали "Viva la Revolucion!", пока благополучно не прибывали в Гавану.
  Вся эта неделя двенадцатого августа была похожа на ужасный кошмар. Если я думал, что только в Сантьяго все плохо, то, когда мы добирались до Гаваны, увидел какой кошмар творился по всей стране.
  Мы добрались туда после полутора дней осторожного путешествия по острову и криков "Viva la Revolucion", и направились прямо в дом тети Ампаро. Она была сестрой моего отца. Вот тогда мы узнали, что папа уже сдался и находится в тюрьме "Ла- Кабафия".
  Когда оказались в доме моей тети, по соседству с нами жил один чертов идиот, который самодельными бомбами пытался бомбить новый режим во Дворце.
  Моя тетя жила примерно в трех кварталах от Дворца, опасное место, потому что этот придурок никогда не приближался к Дворцу. Он попадал во все вокруг. В уличном кафе в ребенка, игравшего
  на маракасах. В результате чего дитя потерял руку. В пару на пляже, которая была примерно в трех с половиной кварталах от Дворца, погибли. Люди, выходящие из театра в четырех кварталах от него, были ранены. В результате самым безопасным местом во всем городе был Дворец.
  Было еще одно зрелище, которое я никогда не забуду. Голова мужчины, насаженная на длинный шест, и висела перед его домом. Остальное тело оказалось повешенным через две двери перед домом его отца.
   4
  Когда сошел с парома, который доставил меня из Кубы в Соединенные Штаты Америки на морской порт Ки-Уэст, конечно, это не являлось сенсацией для человечества, но для меня это был большой шаг.
  Пока иммиграционная служба проверяли мое туристическое разрешение, поднял глаза и увидел папу, счастливо смеющегося за стеклянной перегородкой.
  Они пропустили меня, и я сильно обнял отца. Он сказал: - Bienvenido a Los Estados Unidos de Norte America, (Добро пожаловать в Соединённые штаты Америки) и это будут последние испанские слова, которые я говорю тебе, пока ты не выучишь английский.
  С гордостью напомнил ему, что получил отличные оценки за последние два года английского в старшей школе.
  
  Он сказал: - Хорошо, так что теперь говори со мной по-английски.
  Попытался ответить ему, но у меня не получилось.
  - Ну, твоим ушам понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть, а языку - чтобы справиться с этим. - добавил он.
  В конце концов мои уши привыкли к этому довольно хорошо, но мой язык с тех пор ведет проигрышную битву.
  Мы сели в автобус до Майами, и когда устроились на своих местах, он предложил мне сигарету. Я никогда не курил при нем. - Как ты узнал, что я начал курить?
  - Догадался.
  Он сидел в тюрьме в "Ла-Кабафия" в Гаване шесть месяцев.
  Наконец-то нам удалось вытащить его по habeas corpus, что является юридическим термином, означающим (Или дерьмо, или брось травку).
  Прочитал газетный отчет о habeas corpus, который был успешным, в пользу губернатора нашей провинции Орьенте. У них не было ничего против моего отца, никаких определенных обвинений, никаких обвинительных заключений, поэтому им пришлось его отпустить.
  Отнес газету Браво Корреосо и сказал: - Разве это не сработает для папы? Никто не обвинял его в каком-либо преступлении. Ему ни в чем не было предъявлено обвинение.
  Он ответил: - Да, я не вижу, почему бы и нет. Позволь мне проверить суды в городе и в Гаване.
  Он сделал это, и ничего против отца не нашел. Поэтому отправил эту газетную вырезку моему дяде Эдуардо, парню, который позвонил мне, когда сумасшедшая толпа пришла в наш дом, и как уже сказал, был также очень хорошим адвокатом. Эдуардо обратился в суд выиграл дело и папа был освобожден. Как только он вышел, Батиста посоветовал ему поехать в Майами, пока Куба не вернется к нормальной жизни.
  Там все еще было много психов, бегающих на свободе, хотя Батиста к тому времени установил некоторое подобие закона и порядка. По крайней мере, суды снова работали.
  - Мне жаль, что не смог пригласить вас присоединиться ко мне раньше, но вы знаете, у меня не было денег. Честно говоря, у меня сейчас их очень мало. Я смог занять всего несколько сотен долларов.
  - Не волнуйся об этом, папа, тебе еще предстоит долгий путь (ему тогда было всего сорок). Мы начнем все сначала, и хотя бы помни, что то, что случилось с нами на Кубе, никогда не случится в Соединенных Штатах.
  Квартиру, которую мы снимали в юго-западной части Майами, была меблированной, но не очень хорошей.
  Знал, что мой отец стыдился, за то, что он не мог найти нам что-то лучшее. Но мне было все равно, и ему не стоило беспокоиться. Я был счастлив просто находиться рядом с ним. Все, что хотел, это чтобы мы поскорее перевезли сюда мою мать, которая, с нетерпением ожидала, переезда.
  На следующий вечер он сказал: - Ладно, тебе нужно начать передвигаться самостоятельно, так что иди и поужинай в одиночестве.
  Прошелся и нашел что-то похожее на скромный ресторан, но оформленный со вкусом. Очень милая официантка принесла мне меню. Посмотрел и сказал: - Спасибо, - открыл его. Глянув в него, я начал проклинать иезуитов. Они не только не научили меня понимать или говорить по-английски, они даже не научили меня читать его. Официантка стояла рядом со мной с блокнотом и ручкой. Окинул ее взглядом и снова улыбнулся. Она посмотрела на меня, улыбнулась в ответ и сказала что-то вроде - Ты собираешься заказать ужин сейчас?
  Вот в чем проблема с иностранным языком, понимаете; никто не останавливается между словами. Она могла бы сказать: - Ты собираешься сидеть там всю ночь или ты собираешься заказать ужин, глупый кубинец? - И я бы не заметил разницы. В любом случае, не желая оставлять ее там дольше, я указал на четыре разных строки меню и в итоге получил четыре разных вида супов, которые съел или выпил, или как там это называется, как будто это то, что обычно заказывал на ужин. Подумал, что она выглядела немного странно, когда впервые указал на четыре разные строки меню, и к тому времени, когда она принесла мне вторую тарелку супа, понял, почему.
  Вы должны понять, что в 1934 году в Майами было очень мало кубинцев. Великая лавина кубинских изгнанников, которая собиралась обрушиться на Майами в течение следующих сорока лет, еще не началась. Единственными, кто был там тогда, это изгнанники от режима Мачадо. Неделю спустя нашел один небольшой ресторан с вывеской, где было написано: "Se hable Espanol" (Я говорю по-испански).
  Сегодня, когда в том же районе Майами проживает полмиллиона или больше изгнанников, вам повезет, если вы найдете тот, где написано "Английский разговорный".
  Мой отец сказал мне, что боялся, оценки "отлично" от моего учителя английского языка, иезуита из Испании, не имеющего никакой ценности в этой стране. Он решил меня отправить в летнюю школу в Сент-Лео, примерно в сорока милях к северу от Тампы.
  -Мы не можем тратить на это деньги, - запротестовал я.
  Он сказал, что все было устроено. Племянница бывшего президента Мачадо имела связь с одним учителем через своего друга, у которого там учились двое сыновей, и они сделали нам очень хорошую скидку.
  Затем отец подошел к своему чемодану и, доставая что-то из него, сказал: - Хочешь взять это с собой?
  Это было письмо, которое он отправил мне на мой день рождения годом ранее. Стекло было разбито, а рама не в лучшем состоянии.
  - Как ты вообще это получил?
  - Бомбале вернулся в дом после того, как они оставили тебя у Браво, и отправил мне это в тюрьму. Прочитай записку, которую он поместил в это письмо. Она приклеена сзади.
  (Дорогой доктор Арназ:
  Мне жаль, что я ничего не смог сделать. Но я подумал, что Деси, вероятно, хотел бы получить это письмо, которое вы ему отправили. Вот как я нашел его на заднем дворе.
  С уважением, ваш слуга и твой друг.
  Бомбале.)
  
  Прекрасно провел время в Сент-Лео тем летом и почти не видел других двух кубинских мальчиков, которые были там. Мой отец приказал братьям держать нас порознь, чтобы мне приходилось больше говорить по-английски. Мои уши еще не могли расшифровать, что, черт возьми, означают все эти слова, слитые вместе. Это действительно звучало хуже, чем двуличие, и оно раздражало, особенно если кто-то пытался дать мне длинное объяснение чего-то. Так что, если я не хотел этого слышать, делал вид, что понял, и просто говорил: - Да, да, хорошо.
  Примерно через три недели после того, как прибыл в Сент Лео, один из братьев, который отвечал за атлетику, пришел ко мне с длинным объяснением чего-то. Я сказал: - Да, да, хорошо.
  На следующий вечер пошел на занятия по боксу и заметил, что там была большая толпа. Обычно вокруг стояло всего несколько парней, некоторые брали уроки, другие просто смотрели и давали советы. На этот раз зал оказался полным. Тот же брат был на ринге, делая какое-то объявление, и все аплодировали и смотрели на меня. Знал, что что-то не так, но не мог понять, что именно.
  Брат подал мне знак подойти к рингу, а затем помог с перчатками. Тренер по боксу уже был там, в плавках и перчатках. Затем брат отвел нас в центр ринга, где услышал еще больше двусмысленных разговоров. Заставил нас пожать руки и отправил в наши углы. Прозвенел звонок. (Но не на урок). Когда он ударил меня в первый раз, я чертовски хорошо осознал, что это не было уроком. Приземлился прямо на задницу и думал: "Какого черта я в это вляпался?"
  Встал и начал немного танцевать. - Продолжай двигаться, продолжай двигаться, - говорил себе. Когда подумал, что увидел возможность. Бросился первым и получил три комбинации. Снова упал на задницу.
  Раунды длятся две минуты с минутой отдыха, и позвольте мне сказать вам, что это самые длинные два и самая короткая минута в мире.
  Был зол, мне было больно. Хотел сдаться, но не хотел выглядеть трусом - поэтому мы снова взялись за дело. Но у меня не было возможности ударить этого парня. Когда подумал, что побеждаю его, и нанес удар, он уклонился и бим, бац, ударил меня три или четыре раза, и я сразу вернулся к своему, вы знаете, чему. Ну, так продолжалось все три раунда. Никогда не получал такого избиения в своей жизни. Потом две недели не мог есть твердую пищу.
  Что произошло, так это то, что когда сказал: - Да, да, ладно, - одному из братьев, то одобрил показательный матч, который те два кубинца организовали сказав, что я, как чемпион средней школы в среднем весе моего города, но это неправда, хотел провести с тренером. Hijos de puta! (Сукины дети.)
  Тренер, который, кстати, был чемпионом Флориды среди любителей в среднем весе, очень сожалел об инциденте и на протяжении оставшейся части лета меня научил заботиться о себе. Это пригодилось мне несколько раз. Первый перед самым концом лета. Должен признать, что не следовал всем правилам маркиза Куинсберри, "рассуждая" с этими двумя кубинцами по одному.
  В конце лета вернулся в Майами и обнаружил, что бывший мэр Сантьяго, бывший губернатор Санта-Клары и бывший губернатор Камагии основали компанию по импорту строительных материалов. Строительный бум только начинался в Майами и Майами-Бич. Они импортировали черепицу, плитку для ванной, плитку для кухни - все виды мозаики. Назвали компанию "Pan American Importing and Exporting Company, Incorporated", чертовски хорошее название для компании с капиталом в пятьсот долларов. Покупали плитку на четыреста долларов в Мексике, а затем им приходилось ждать, пока товар не продастся, чтобы заказать еще одну партию.
  Им не давали никакого кредита. Ребята даже не могли восстановить поломку, потому что не было страховки.
  Штаб-квартира компании находилась на Третьей улице, S.W., в Майами, одна крошечная комната с тремя столами для руководителей. Я отвечал за транспорт, обычно ходил за кофе, сэндвичами и за плиткой.
  Склад, прямо за офисом, имел довольно гладкий цементный пол и был большой комнатой 40 на 40 футов. В задней части стояла маленькая банка и раковина.
  Однажды, когда считал и расставлял там плитки, заметил, как папа оглядывается и измеряет угол. Понял, о чем он думал, но никогда не говорил мне. Поэтому сказал ему: - Знаешь, папа, я думаю, нам стоит перестать платить пять долларов в неделю леди в пансионе. Еда там в любом случае отвратительная, и мы можем перекрыть этот угол. Сделали бы это сами, с помощью картона и нескольких гвоздиков. Туда поставили небольшой комод, пару кроватей, шкаф для одежды. Это стала бы хорошей спальней. У нас есть туалет, вода, и нам действительно не нужно все это место для плитки. Мы купим двух конфорочную плиту, пару кастрюль и сковородок, и будем в деле.
  Он просто глянул на меня. Мой отец был очень гордым человеком, а я его единственным сыном. Он дал мне все, что отец может дать сыну с тех пор, как я родился. Он сказал: - Я не хочу, чтобы мой сын жил на складе.
  - Это глупо, папа, нам здесь будет комфортнее, и мы сможем есть лучше, чем в пансионе.
  Мне потребовалось некоторое время, чтобы убедить отца, но в конце концов удалось.
  
  Приходил домой со свидания и находил своего отца, который был королем моего родного города в течение десяти лет, симпатичного, молодого, замечательного парня, ходящего с гребаной битой, пытаясь убить крыс, прежде чем мы могли спокойно лечь спать.
   Жили там довольно долго и превратили это в своего рода игру, чтобы посмотреть, кто из нас сможет придумать, как лучше все отремонтировать и избавиться от крыс.
  Мы также ходили на рынки и искали еду на распродажах. Однажды, помню, нашли свинину и бобы, продававшиеся по очень выгодной цене. Купили довольно много коробок, около шестидесяти банок. Съев около полудюжины из них, мы попробовали остальные с кетчупом, с чесноком, с луком, с рисом. Пытались замаскировать свинину и бобы всеми возможными способами, но я вам говорю, вы не сможете сделать этого - они все равно получаются свининой и бобами.
  После нескольких сделок в бизнесе по производству плитки партнеры решили, что, учитывая поломку и все такое, это не очень выгодно.
  Импорт бананов был бы намного лучше. - У этих фруктов гораздо лучший оборот и большая отдача от вложенных денег, - сказал один из партнеров. - Мы могли бы получать бананы очень дешево из Пуэрто-Рико и продавать их здесь по крайней мере по пять центов за штуку. Очень хороший бизнес. Поэтому они начали импортировать бананы.
  С первой поставкой бананы принесли чертовски хорошую прибыль, около 200 процентов. Вот и все. Мы собирались разбогатеть на них.
  Когда прибыла следующая поставка, я спустился на корабль, чтобы забрать бананы. Посмотрел на них, и рассмеялся. Они были черными. Я имею в виду черными- пречерными, то есть испорченными. Это было так трагично, что не мог не рассмеяться. Я тут же поднял трубку и сказал: - Папа, мне жаль сообщать тебе, что Панамериканская компания по импорту и экспорту, Инкорпорейтед, только что обанкротилась.
  Он спросил: - О чем ты говоришь?
  - Каждый из этих бананов черный, как Бомбале.
  - Боже мой, ты уверен?
  - Да, я уверен, пап, они все гнилые. Прости.
  Можно было подумать, что это положит конец P.A.I. -& E.C., Inc. Только не с моим отцом. Два других партнера сдались, но не мой отец.
  Несколько дней спустя мы с ним снова сидели на этом чертовом складе, и все, что там осталось, - это большая груда битого кафеля от нашего предыдущего бизнеса. Папа посмотрел на них и сказал: - Должен же быть какой-то способ заработать на этой большой куче битой плитки.
  Я спросил: - Как? Склеить их вместе?
  - Эй, подожди минутку, это хорошая идея.
  - А что это за хорошая идея?
  - То, что ты сказал - но не склеивать их, а скреплять вместе.
  - Пап, по-моему, ты перегнул палку.
  - Нет, нет, - ответил он. - Слушай, ты знаешь этого парня, мистера Голдштейна, который строит маленький многоквартирный дом в Майами-Бич?
  - Да.
  - Что ж, мы собираемся пойти туда, и, держу пари, он будет рад купить эту разбитую плитку.
  Я спросил, - почему?
  - Просто погрузи их в кузов пикапа, и мы поедем на работу.
  Во времена нашего бананового процветания мы купили старый пикап по очень низкой цене.
  Когда приехали туда, папа сказал мистеру Голдштейну, что собирается его кое с чем познакомить.
  - Послушайте, есть новый стиль облицовки каминов плиткой, который очень быстро завоевывает популярность. Это новинка.
  Мужчина спросил: - Что? Что это?
  - Ну вместо того, чтобы использовать целые плитки, мы разбиваем их на части и складываем разные маленькие кусочки вместе. Это очень художественно.
  Как ни странно, позже это стало большой модой.
  Строитель сказал: - Хм. Что они придумают в следующий раз?
  - Да, - добавил я, - как насчет этого?
   Папа просто глянул на меня. Мужчина спросил его, видел ли он, как что-то делается подобным образом.
  - О, да, эта техника зародилась на Кубе, - продолжил мой отец. - У нас они по всей нашей асьенде в Сантьяго.
  - Мы каждый день узнаем что-то новое, не так ли? - сказал Голдштейн.
  - Разве это не правда? - спросил его отец. - Деси, принеси несколько таких плиток, и мы покажем ему, как это выглядит.
  Я посмотрел на отца, пытаясь понять, как мы собираемся это сделать.
  - Traelas para aqua "Cono",(Отправляйтесь в аквапарк "Конус") - сказал он.
  Мужчина спросил его, что он сказал.
  - Я говорил сыну, чтобы он принес только те, которые мы специально разбили для этого стиля. Мы сделаем часть камина, и вы увидите, на сколько это красиво.
  Мы никогда в жизни не занимались цементом, плиткой или чем-то подобным. Поэтому, принося сломанные кафелины, я сказал: - Папа, мы не знаем, как это делать. (Конечно, на испанском.)
  -Неважно, - ответил он на том же языке, - нам не нужно делать весь камин. Просто сделаем небольшой кусок каминной полки.
  Итак, мы взялись за работу и начали собирать маленькие части вместе.
  Закончили всю верхнюю часть, и, ей-богу, она выглядела хорошо. Правда заняло много времени, но кого это волновало? Нам больше нечего было делать.
  Мистер Гольдштейн сказал: - Да, выглядит хорошо. Ты бы смог сделать все камины так же?
  Папа ответил ему, что у нас нет времени на всю работу, но мы будем рады показать его каменщику, как это нужно делать.
  Строитель продолжил: - Отлично, возможно, и дешевле, да?
  - Ну, нет, - сказал папа. - Это стоит немного дороже, когда это сделано из битой плитки.
  Строитель спросил: - Почему?
  Это объяснение мне тоже пришлось услышать.
  - Ну, это работа, стоимость разбивания плитки.
  Я ели сдерживался от смеха. У нас была целая гора битой плитки. Но этот человек пошел на это, и, хотите верьте, хотите нет, бизнес по продаже битого кафеля держал нас на плаву около года. Мы так преуспели, что продали все битые плитки, и нам пришлось покупать новые и разбивать их. Стоимость труда по их разбиванию была невелика.
  После того, как мы выкладывали новые хорошие плитки на убитую дорогу, отец проезжал по ним на маленьком грузовике. Затем сваливал их на бетонный пол склада, где мы большие куски разбивали на мелкие осколки.
  На этом мы зарабатывали достаточно денег, чтобы хорошо питаться.
  И мы выиграли битву с крысами.
  
   5
  Мне было девятнадцать, и еще не закончил среднюю школу. О Нотр-Дам, конечно, не могло быть и речи, но папа хотел, чтобы я был выпускником хотя бы средней школы.
  Отец Уильям Барри был директором средней школы Святого Патрика в Майами-Бич. Когда он увидел мои стенограммы об окончании иезуитской средней школы, которые ему прислали с Кубы, то сказал мне, что у меня уже достаточно знания, чтобы закончить школу.
  - Но, - продолжил он, - я настоятельно рекомендую вам взять хотя бы один год английского языка, и, поскольку вы выбрали Соединенные Штаты, в год американской истории.
  - Это звучит здорово, отец Барри, - добавил я, - но есть проблема. У меня нет денег, чтобы платить за обучение.
  - Все в порядке, сынок, - сказал он. - Твой отец объяснил всю ситуацию. Может, ты найдешь работу утром и придешь в школу днем на два курса. Тебе не придется быть здесь до половины второго, и ты закончишь к трем часам дня. В июне закончишь учебу вместе с остальными мальчиками.
  Это был самый легкий учебный год в моей жизни. Играл в баскетбол и плавал в школьной команде. У них не было футбола. Моим лучшим другом стал Аль Капоне-младший.
  Часто ходил к нему в гости, в великолепный дом, стоящий на одном из самых эксклюзивных островов Майами-Бич. Его мать, Мэй, всегда готовила нам вкусные обеды и угощала лимонадом и прохладительными напитками.
  Когда мы закончили учебу, Сонни показал мне красивые карманные часы с бриллиантами по всему периметру.
  - Сонни, это красиво, - сказал я. - От кого они?
   - Это от моего отца, - ответил тот.
  Никогда не упоминал его отца при нем. Вообще никто из подростков никогда этого не делал.
  Он сказал: -Ты знаешь, что он в Алькатрасе?
  - Да, я знаю, Сонни, но он не забыл о твоем выпускном. Он, должно быть, очень тебя любит.
  - Я тоже его люблю, - сказал он.
  В какой-то момент после нашего выпуска Капоне вышел из Алькатраса. Однажды, когда позвонил Сонни, он ответил на звонок и сказал: - Алло, алло. - У него был очень высокий голос, почти сопрано.
  - Могу ли я поговорить с Сонни, пожалуйста? - спросил я.
  - Кто это?
  - С кем я разговариваю? - спросил я.
  - Это Эл, его отец.
  - О, мистер Капоне! - "Господи Иисусе, я разговаривал с Аль Капоне".
  - Кто это? - снова спросил он.
  - Фис-ис Деси.
  - О, Деси. Да, да. Мэй рассказала мне все о тебе и Сонни. Подожди минутку, я его позову.
  Тогда этого не знал, но позже узнал, что отец Сонни был на ранней стадии общего пареза (сифилис мозга), который в конечном итоге убил его.
  У меня еще один друг был Тедди Уайтхаус. Я влюбился в его сестру Люси. Их мать являлась кубинкой, а отец американцем. У мистера Уайтхауса было хобби - разведение канареек. У него было так много пернатых, что он превратил весь свой гараж в клетку для них.
  Однажды, когда был у них в гостях, Тедди сказал мне, что придумал, как заработать на канарейках. Он собирался купить около сотни клеток, посадить в каждую из них по канарейке, а затем разместить их на консигнацию в аптеках вокруг Майами, Майами-Бич и Корал-Гейблс, с разной ценой на каждую канарейку и ее клетку. Если одна клетка была более нарядной и в ней находилась канарейка лучше, чем в других, она уходила за 25,97 долларов. Другие продавались по $15,98 или $12,99, никогда по $26,00, $16,00 или $13,00 (хороший урок американского торгового искусства).
  Люди приходили в магазин, видели красивую клетку, слышали пение и щебетание канарейки, читали книгу с инструкциями, висящими на каждой клетке, о том, как ухаживать за ними, и о месячном запасе специального корма для пернатых. Это было привлекательное пакетное предложение.
  Как оказалось, моя работа заключалась в том, чтобы ходить, кормить их, чистить клетки. Начинал каждое утро в Корал-Гейблс, затем ехал в Майами и заканчивал в Майами-Бич. Последняя чертова канарейка, о которой заботился каждый день находилась ближе всего к Святому Патрику, и вот где у меня была небольшая проблема. Не хотел, чтобы дети из школы видели меня на работе, поэтому проводил много времени, прячась за грудами коробок с "Kotex" и "Kleenex".
  Зарабатывал пятнадцать долларов в неделю на ужин, а мистер Уайтхаус продавал всех канареек. Чертовски хороший бизнес.
  Это были замечательные дни в Майами-Бич. По выходным мы, может быть, шесть или семь парней, выкладывали по доллару или около того на каждого. Покупали хот-доги, булочки, кока-колу и пиво, а наши подруги приносили торты и пирожные, одеяла и подушки из своих домов, и у нас был свой бизнес.
  Отель "Рони Плаза" был последним большим зданием на берегу океана в Майами-Бич, если не считать "Довиля". Между двумя зданиями не было ничего, кроме миль великолепного пустынного пляжа с прекрасным белым песком и высокими кокосовыми пальмами. Мы там разбивали лагерь, ходили купаться, разводили костер, выпивали, готовили хот-доги, играли на гитаре и пели. В конце концов мне удалось купить гитару за пять долларов в ломбарде. Это была самая дешевая гитара, которую когда-либо видел. На передней панели гитарного ящика кто-то нарисовал целую панораму из пальм и девушек в юбках для "хулы" (гавайский народный танец). Игралось на ней достаточно хорошо.
  Никогда не забуду те великолепные ночи на пляже, когда луна сияла над Майами. Мы ели и пили, пели и играли, занимались сексом без остановки. Это было потрясающе.
  
  Моя карьера чистильщика канареечных клеток закончилась, когда мистер Уайтхаус продал канареек. А следующая работа стала моим самым первым опытом в шоу-бизнесе.
  Альберто Баррерас, бывший председатель сената Кубы, тоже находился в изгнании, но его финансовое положение было гораздо лучше, чем у отца. Он отправил много денег в Соединенные Штаты, прежде чем ему пришлось покинуть Кубу, и теперь жил в очень красивом доме в заливе Бискейн.
  Познакомился с его внучкой Габриэллой, и они часто приглашали меня на ужин. Старик знал, что мы были на мели, но он оказался хорошим другом, который сочувствовал несчастьям моего отца. Сенатор Баррерас любил играть в лотерею, и благодаря этому я получил свою первую работу в шоу-бизнесе.
  У парня, который продавал ему лотерейные билеты, тоже была небольшая румба-группа в "Рони Плаза". В те дни там было два ансабля. Бадди Роджерс возглавлял основной оркестр в "Рони", а у этого парня была вспомогательная группа "Siboney Septet". Не знаю, почему он назвал это септетом, наверно, потому что, даже после того, как он добавил меня, нас оказалось всего пятеро. Однажды он спросил сенатора, не знает ли тот кого-нибудь из кубинцев, кто умел бы играть на гитаре и петь.
   Я научился играть на гитаре, когда был совсем маленьким. На Кубе неотъемлемой частью романтики является исполнение серенад, а для их исполнения идеально подходила гитара. Ведь с пианино пришлось бы изрядно повозиться.
  Старик сказал мне - да, - но он не был уверен, что отец позволит мне это сделать, все еще помня о старой семейной гордости. Тем не менее, когда в следующий раз пришел к ним в гости, старик рассказал мне об этом. "Отлично", - ответил я. - Сколько платят и как работают?
  - Они играют семь вечеров в неделю, а по воскресеньям устраивают чаепитие с танцами. Ты получаешь пять долларов за вечер и четыре доллара за чаепитие с танцами.
  - Это тридцать девять долларов в неделю, - подчитал я. -Как я могу попытаться получить эту работу?
  - Сходи к этому парню домой и пройди прослушивание. Возьми свою гитару и спой пару песен.
  Я послушал старика, назначил встречу ему и спел несколько песен.
  - Это здорово. Ты принят на работу, -сказал он.
  Затем пошел к отцу и сказал ему: - Мы занимаемся бизнесом. Я нашел работу, за которую мне будут платит тридцать девять долларов в неделю.
  - Какой бизнес?
  - Я устроилась в группу.
  - О, нет, надеюсь, ты не собираешься становиться чертовым музыкантом.
  - Да ладно, пап. Это Соединенные Штаты Америки, и, кроме того, это не может быть хуже, чем чистить птичьи клетки.
  Наконец старый сенатор поговорил с моим отцом и сказал ему, что тот ведет себя глупо.
  - В конце концов, - добавил он, - ребенок может заработать немного денег, купить новую одежду, и что в этом плохого? Он довольно хорошо поет, и людям он понравится.
  Папа согласился.
  Я начал зимой 1936 года. Наша группа состояла из моей гитары, игрока на маракасе, игрока на бонго, пианиста и лидера
  (продавца лотерей), который играл на маримбуле, деревянном ящике с четырьмя металлическими полосками над отверстием посередине. Он заменял бас. Я также исполнял все вокальные партии.
  В то время очень мало людей знали о румбе. Едва ли кто-то знал, как ее танцевать, и это все, что мы могли играть. Пока оркестр Бадди Роджерса исполнял свой репертуар, танцпол был полон, но, потом они делали небольшие перерывы, и все садились. Когда мы начинали играть, никто не вставал, чтобы потанцевать.
   Я понял, что наша группа не просуществует долго, если они будут продолжать делать это.
  Подошел к мистеру Роджерсу и сказал: - Мистер Роджерс, не могли бы вы оказать нам одолжение?
  - Какое, сынок?
  - Ну, когда вы уходите, а мы продолжаем, все садятся, и мы не можем их снова поднять.
  - Просто они пока не знают, как танцевать под вашу музыку, - ответил он.
  - Да, я знаю, но если последний номер, который вы играете в сете, может быть чем-то, что мы знаем, например, "The Peanut Vendor"("Продавец арахиса"). Ну после того, как вы тайком выведи своего пианиста, а мы посадим нашего, и когда остальные ребята выйдут, наша группа появиться, и мы продолжим тот же номер, медленно переходя на наши композиции. Люди будут танцевать, только уже под нашу музыку.
  Это сработало, потому что внезапно народ понял, что они танцуют под румбу, а затем решили, что это не так уж и сложно, и продолжили танцевать.
  Однажды утром, в первую или вторую неделю, когда работал
  в "Роней Плаза", мы с папой были на складе, где все еще жили. К нам пришел иммиграционный офицер. Он сказал, что мы не имеем права работать в этой стране, потому что у нас нет гражданство этой страны и поэтому, пока не получим его не можем работать. Таков закон.
  Папа спросил мужчину: - Что мы должны делать?
  - Послушайте, доктор Арназ, мы все знаем о вас и о том, что вы пережили во время Революции 1933 года, поэтому вот что мы сделаем. Я не буду ходить в "Роней Плаза" в течение трех месяцев и прослежу, чтобы никто из нашего отдела тоже туда не заходил, но через три месяца я хочу, чтобы у вас и вашего сына были документы в порядке. Удачи вам обоим. - И он ушел.
   Это показывает, что в этом мире есть хорошие люди.
  Мы не могли стать постоянными жителями Соединенных Штатов, пока были в стране. Нам пришлось обратиться в американское консульство за пределами США, чтобы получить "вид на жительство".
  Папа обнаружил, что самый дешевый способ - добраться до Пуэрто-Рико (мы пока не думали, что Куба для него - безопасный вариант). Он вернулся через пару недель и занялся своим бизнесом по продаже битой плитки. Затем я отправился в Гавану, чтобы получить свои документы.
  Когда вернулся, снова начал работать в "Роней Плаза". Нам потребовалось всего четыре недели, чтобы все сделать.
   Вскоре после этого мы послали за мамой.
   6
  Мои школьные приятели очень мило пошутили на первом чаепитии после моего возвращения. Они все притворились, что не обращают внимания на Бадди Роджерса и его оркестр. Как только наша маленькая группа начала, все они затанцевали. Когда запел, мои школьные приятели встали перед эстрадой, глядя на меня, и, когда закончил, они все закричали и зааплодировали. Это произвело хорошее впечатление на продавца лотерейных билетов и на того, кто стоял рядом с детьми. Подумал, что видел его где-то раньше.
  Я спросил пианиста: - Кто этот лысый парень там с детьми?
  - Как давно ты здесь, мальчик? - ответил он. - Это Ксавье Кугат.
  Конечно, много раз видел его фотографии. Куги был королем румбы. Карлос Молина, Энрике Мадригера, Панчо и еще несколько других также были популярны, но никого близкого к Кугату не было.
  Когда мы закончили играть в тот день, у меня возникло предчувствие, что Куги позвонит мне, если я пройду мимо его стола. Просто знал это. Положил гитару в чехол и начал уходить, убедившись, что мой маршрут не слишком далеко от его стола. Медленно идя, и беспечно оглядываясь, приблизился к его столу. Ничего. Даже возле его стола остановился, не глядя на него, и закурил. Обратно ничего. К тому времени я говорил себе: - Ты, придурок, зачем он тебе позвонит?
   Начал уходить и как раз у выхода услышал: - Эй, Чико!
  Мое сердце подпрыгнуло. Повернулся, притворившись, что не знаю, кто зовет.
  - Ты там с гитарой, - продолжил он. - Подойди, пожалуйста.
  Подошел к этому столу. - Да, сэр?
  - Я Хавьер Кугат.
  - Да, я знаю.
  Он спросил мое имя и сказал, что я был великолепен сегодня.
  -Я тут подумал, - продолжил он. - Может быть, я дам тебе шанс попробоваться в моем оркестре. Ты придешь на прослушивание?
  У него была репетиция на следующий день, и он хотел узнать, могу ли я прийти и исполнить пару номеров с его группой.
  - Да, сэр! - обрадовался я. - Конечно, смогу.
  Итак, попал в "Brook Club" и сыграл пару номеров с группой. Затем он спросил меня, знаю ли я "Para Vigo Me Voy" "В Виго я ухожу".
  - Мы не играли ее в нашей группе, - ответил я, - но думаю, что знаю эту песню довольно хорошо.
  - Ну хорошо, попробуй со мной и оркестром. Какая у тебя тональность?
  - Я не знаю.
  Он повернулся к группе и произнес: - Этот чертов ребенок даже не знает своей гребаной тональности. Попробуй нашу аранжировку. Сначала куплет, знаешь?
  Я был напуган, но, когда эта замечательная группа начала вступительные такты, ведущие к куплету, и заиграла ритм-секция в стиле вамп с таким ритмом и волнением, которых не слышал с тех пор, как покинул Кубу, и переехал в Сантьяго!
  Моя кубинская кровь текла, бедра вращались, ноги пинались, руки размахивали. Это заставило бы Элвиса Пресли выглядеть так, будто он стоит на месте. Я спел эту песню до чертиков.
  Закончил, и парни в группе были великолепны. Они все аплодировали.
  Был так чертовски взволнован, что едва слышал, как Кугат сказал: - Скажи, сынок, тебе нужна эта работа? Когда ты сможешь приехать в Нью-Йорк?
  - Я не могу поехать в Нью-Йорк, пока не закончу среднюю школу.
  - Ты еще не закончил среднюю школу? - спросил он.
  Я сказал ему, что потерял три года из-за Революции, поэтому буду учиться до следующего июня.
  - Ясно. Ну, тогда напиши мне, - продолжил он.
  Когда окончил среднюю школу, написал ему письмо.
  Думал, что не получу от него никаких известий, но через две недели он прислал мне ответ. Предложение было двадцать пять долларов в неделю в течение четырнадцати дней, проезд на автобусе в одну сторону до Нью-Йорка, где буду репетировать с группой, а затем выступлю с ними в "Aquacade" Билли Роуза в Кливленде, штат Огайо.
  В письме также говорилось: "Это всего лишь проба, но, если ты справишься, мы поговорим о дальнейшем сотрудничестве".
  Папа думал, что я сойду с ума, если возьмусь за эту работу.
  - Это как ходить в школу, папа. Я ничего не знаю о бизнесе биг-бэнда, и могу многому научиться у Кугата. Кроме того, я нигде не был, кроме Майами.
  Мама была на моей стороне, и, если бы не ее помощь, не думаю, что папа отпустил бы меня.
  Больше всего помню о Нью-Йорке то, каким малышом себя чувствовал, когда приехал туда на автобусе с одной маленькой сумкой, в которой находилось все, что смогли раздобыть для меня мама и папа. У меня был один хороший костюм, пара шорт, несколько рубашек, пара носков, пара ботинок - хороших ботинок - один хороший галстук и пятнадцать долларов в кармане.
  Я должен был явиться к Кугату в "Waldorf-Astoria". Они играли в "Starlight Roof". Понятия не имел, где находится "Waldorf-Astoria", но в начале мне нужно было найти место для проживания. Один из носильщиков на автобусной станции оказался пуэрториканец.
  Я сказал ему, что это мой первый визит в Нью-Йорк и что ищу дешевое место для проживания. Он направил меня на Сорок вторую или Сорок третью улицу, недалеко от Бродвея. - Там вы найдете какой-нибудь дешевый отель.
  Он был прав. Я нашел номер стоимостью один доллар за ночь. Открыл жалюзи одного окна, ожидая увидеть прекрасный вид на Бродвей, и обнаружил, что смотрю на кирпичную стену. Однако был так чертовски взволнован тем, что нахожусь в Нью-Йорке, что это действительно не имело значения.
  Распаковал вещи, спустился в коридор, чтобы принять душ и побриться, вернулся, надел свою лучшую рубашку, пару носков, галстук и свой единственный хороший костюм, спустился в вестибюль и спросил, как добраться до отеля "Waldorf-Astoria". Мне сказали, что это довольно далеко, но я был так очарован видами, что даже если бы у меня были деньги на такси, все равно пошел бы пешком, что и сделал.
  Вошел через вход со стороны Парк-авеню, прошел великолепный вестибюль, наконец добрался до лифта и попросил: - "Starlight Roof", пожалуйста.
  Прибыв туда, столкнулся с метрдотелем в белом галстуке и фраке. Сказал: - Я должен встретиться с мистером Кугатом.
  Меня привели к столу Кугата, где сидела его жена Кармен, это было слишком круто для сына бывшего мэра Сантьяго.
  Кармен - замечательная женщина, поняла это и попыталась заставить меня чувствовать себя как дома, что оказалось не очень легко, пока мой рот был широко открыт, а глаза вываливались из орбит.
  После того, как Куги закончил дирижировать, он присоединился к нам за столом, купил мне ужин и бокал вина, сказал, где на следующий день состоится репетиция, и что мы выступим у Билли Роуза в "Aquacade" на следующей неделе.
  Шоу, которое Билли Роуз устроил в Кливленде, было действительно особенным. Я никогда не видел ничего подобного в своей жизни. Большой танцпол покрывало великолепное искусственное озеро. Сцена, декорации и вход для прекрасного хора находились на стороне, противоположной огромной трибуне для зрителей. Танцовщицы, пловцы, фантастические костюмы - и звездами были Джонни Вайсмюллер, Элеанор Холм, Бастер Крэбб, Кугат и кубинский чистильщик птичьих клеток.
  
  Вода была заполнена самыми великолепными аквамейдами, которые когда-либо видел.
  - О, чувак, какое лето!
  Черт, я бы заплатил Кугату, чтобы просто быть там, если бы у меня были деньги, конечно. И был счастлив, потому что все говорили, что "я везунчик".
  В конце недели сказал Кугату: - Кажется, все меня очень любят. Когда мы поговорим о делах?
  - Ты прав, мы поговорим о делах. Я даю тебе тридцать долларов в неделю.
  - Это конец деловых разговоров?
  - Да.
  Ну, какого черта, он мог бы урезать мне до двадцати долларов, и я бы не ушел и не оставил всех этих великолепных аквамейд.
  Из Кливленда мы отправились в Саратогу, чтобы играть в "Arrowhead Inn", в одном из лучших казино в штате Нью-Йорк в то время.
  Для меня было большим волнением, когда Кугат решил, что я должен открыть шоу песней "Para Vigo Me Voy" до того, как Велос и Иоланда, которые были самыми известными танцорами в мире, и, конечно, звездами шоу, вышли, чтобы исполнить свое выступление.
  Во время сезона скачек Саратога всегда забита Вандербильтами, Уитни и Дюпонами, а также ассортиментом лучших заводчиков, владельцев, тренеров, жокеев чистокровных лошадей в Америке, и дюжинами звезд сцены, радио, и кино.
  Однажды вечером метрдотель подходил к эстраде пару раз с просьбой спеть "Quiereme Mucho". ("Он так сильно меня любит.") Когда мужчина подошел в третий раз, я услышал, как он спросил Кугата, - можно ли мне сесть рядом с одним из гостей.
  Кугат ответил ему: - Ты знаешь правила. (В то время участникам группы не разрешалось общаться с гостями.) Метрдотель сказал, что все будет в порядке. - Это мистер Кросби.
  Когда я подошел к столу и увидел его, сказал метрдотелю: - Что вы имеете в виду, мистер Кросби? Это Бинг Кросби!
  Бинг встал и поприветствовал меня словами - Mucho gusto, Senor. (Очень приятно, сэр.)
  Я ответил: - El gusto es todo mio, Senior Crosby. (Вы великолепны мистер Кросби.)
  Затем он спросил: - Como se llama usted? (Как тебя зовут?)
  - Desi Arnaz, Sefor. (Деси Арназ, сеньор.)
  - Sientese, por favor. (Присаживайся пожалуйста.) Он указал на стул. - Quiere un Scotch (Хочешь виски) или quiere rum (хочешь ром)?
  - Rum. Bacardi, por favor, (Ром Бакарди пожалуйста,) - ответил я.
  - Si, como no. (Даже не знаю.)
  На стол принесли бутылку старого доброго "Aftejo Bacardi". Мистер Кросби рассказал мне, как сильно любит кубинскую музыку и предложил отметить встречу с местным жителем. Он выпел со мной немного рома. Позже спросил: - Сколько этот испанец тебе платит?
  - Тридцать в неделю, - ответил я.
  - Это еще тот аферист, - продолжил он. - Давай поговорим с ним.
  - Привет, Бинг, - поприветствовал его Кугат.
  - Слушай, дешевый испанец, что ты имеешь в виду, когда говоришь этому прекрасному кубинскому певцу тридцать в неделю?
  - Он только начинает, Бинго.
  - Не обращай внимания на все эти дела с Бинго. Дай ему повышение. Однажды ты попросишь его о работе.
  - Ладно, ладно. Как насчет того, чтобы спеть песню с группой, Бинг?
  Бинг сказал: - Ты делаешь ему повышение?
  - Конечно.
  Кросби пел, и публика сошла с ума. Это было настоящим пером в шляпе Кугата, когда Бинг Кросби работал с его оркестром. Он исполнил много песен, некоторые из них со мной. "Quiereme Mucho", его любимая песня, он спел на испанском, что было довольно хорошо, а затем я спел ее на английском, что оказалось просто кошмаром. "Afiejo Bacardi" был тому виной.
  В следующий раз увидел Бинга, когда был гостем на его радиошоу "Kraft Music Hall". Это оказался самый первый раз, когда я появился на национальном радиошоу.
  Первое, что он спросил меня, было: - Ты когда-нибудь получил эту прибавку?
  - Еще бы. На следующей неделе он повысил мне зарплату до тридцати пяти, и единственное, что мне нужно было сделать дополнительно, это выгуливать его собак, пока они не закончат свои дела.
  После того, как мы закончили в Саратоге и перед открытием в "Waldorf", Кугату предстояло несколько театральных выступлений. Группа путешествовала поездом, но некоторые ребята ездили на своих собственных машинах. Кугат не использовал автобус для всей группы, как большинство оркестров. Он должен был оплатить нам проезд на поезде с одной работы на другую.
  В те дни не нужно было вступать в профсоюз, чтобы просто играть на бонго, маракасах, конгах или петь. Для этой группы не существовало минимального размера.
  Одним из способов экономии денег было совместное использование автомобилей для поездок с одной работы на другую. У одного из ребят в группе, игрока на маракасах, была довольно приличная машина, поэтому вместо того, чтобы ехать на поезде, мы скидывались на бензин и другие расходы, которых хватило бы владельцу, чтобы заработать несколько долларов. С пятью мужчинами в машине нам поездка обходилась в разы дешевле чем на поезде.
  Однажды мы ехали из Детройта в Бостон. Нико, игрок на бонго, сидел на переднем сиденье. Мальчик, который вел машину, был игроком на маракасах. Нило Мелендес, блестящий пианист Кугата и композитор моей любимой на всю жизнь группы "Green Eyes" (Зеленые глаза), я и еще один парень, который играл на гитаре, были сзади. Шел дождь, окна были открыты, и все курили. Мне показалось, что сигареты пахнут как-то странно, а потом заметил, что все чертовски хорошо проводят время. Мы были в очень счастливом настроении, и никого казалось, не слишком волновала ужасная погода, дождь лил, а машины, проезжая мимо, брызгали водой в окна. Все смеялись.
  Кто-нибудь спрашивал: - Который час?
  Кто-нибудь отвечал: - Три часа.
  Довольно скоро я обнаружил, что у меня такое же настроение. Мы все чертовски хорошо проводили время прямо посреди этого ужасного ливня.
  Ну, если вы меня не опередили, они все курили марихуану, и, поскольку иногда окна закрывали, мне не нужно было курить, я так же кайфовал, как и они, просто находясь рядом.
  Пробыл с Кугатом почти шесть месяцев и думал, что проделал очень хорошую работу. Публике я, казалось, нравился. Был представлен в Уолдорфе; и являлся заключительным актом в его театральном шоу; но все еще получал только тридцать пять долларов в неделю. Прожить на эти деньги в Нью-Йорке, даже в те дни, было очень трудно. Сегодня, конечно, это невозможно. Необходимость пройти через кухню Уолдорфа, чтобы попасть на сцену, помогала мне выжить. Я воровал сельдерей, оливки, морковь, куски хлеба, булочки, масло и все остальное, что мог спрятать в своей рубашке для румбы, каждый раз, когда мы возвращались через кухню для нашего десятиминутного отдыха. Эти широкие, пышные рукава со всеми большими оборками были очень полезны.
  
  Решил, что шести месяцев достаточно для обучения, и действительно многому научился у Кугата. Он блестящий шоумен, но не только это, он проницательный бизнесмен, очень коммерческий. Никогда не дурачился, пытаясь представить что-то, в чем он не был уверен.
  Во время моей стажировки у Кугата узнал не только о том, как должна играться музыка, но и как она должна быть представлена, под что любят танцевать американцы, также как управлять группой, репетициями, зарплатами и всеми аспектами бизнеса группы.
  Одной из вещей, к которой Кугат всегда был очень щепетилен и на которую тратил деньги, было то, как выглядела группа. У него всегда было три или четыре человека, обычно девушка и два или три парня, одетые в большие и цветные рубашки румбы, которые все время танцевали и двигались. В каждом сете девушка и один из парней танцевали на сцене, так что любимая на всю жизнь группа "Green Eyes", я и некоторые американцы могли увидеть, как делается этот конкретный латинский танец - самба, румба или танго.
  Обычно мы заканчивали около двух или двух тридцати ночи, а затем завтракали. Однажды утром спросил, могу ли я позавтракать с ним и поговорить.
  За завтраком сказал: - Я возвращаюсь в Майами, чтобы посмотреть, смогу ли собрать небольшую группу, как тот "Siboney Septet", с которым ты видел меня в "Роней Плаза". Какого черта, я знаю столько же, сколько тот парень, который был лидером, - на самом деле, гораздо больше, благодаря тебе, - но я просто не могу заработать достаточно денег с тобой.
  - У тебя не будет шанса, - сказал он. - В этой стране пока не так много людей, которые знают и любят латинскую музыку. Тебе придется тяжело. Ты будешь голодать.
  - Ну, черт возьми, Куги, я сейчас голоден! К тому же, там мои мать и отец. Может, я и упаду на задницу, но я должен попробовать.
  - Хорошо", - сказал он, - я скажу тебе, что я сделаю, чтобы ты начал. Ты можешь выставить себя как Деси Арназ и его оркестр Ксавье Кугата прямо из отеля "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке.
  - Это здорово! Чудесно! Спасибо! Но я хочу заплатить тебе за использование твоего имени.
  Он поднял глаза и спросил: - Сколько?
  - То же самое, что ты платил мне, когда я начинал, двадцать пять долларов в неделю, и, если мы сделаем хорошо, мы поговорим о делах.
  У Куги было отличное чувство юмора. - Ладно, чертов кубинец, посмотрим, что ты сможешь сделать.
   7
  Луи Николетти был секретарем Кугата, и одной из его работ, которую мы часто делили, было выгуливать двух чихуахуа Кармен, Куги и большую полицейскую собаку Моро вокруг Уолдорфа.
  Ник спросил меня: - Ты действительно уходишь?
  - Я уже ушел. Еду в Майами. Кугат говорит, что я могу использовать Деси Арназа и его оркестр Ксавье Кугата, прямо из "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке, когда найду работу.
  
  Затем Ник быстро принял решение. - Я тоже уйду и поеду с тобой. Буду менеджером группы.
  - У нас даже группы пока нет.
  - Мы что-нибудь найдем, - добавил он, пошел к Куги и сказал: - Я поеду с Деси.
  - Хорошо, удачи вам, ребята, - ответил тот. - Если нужна будет моя помощь, то свяжетесь со мной, дайте мне знать, и я пришлю вам группу.
  Когда мы с Ником уезжали во Флориду, у нас было всего сорок долларов на двоих, и его старая, убитая машина.
  Мы проехали из Нью-Йорка в Майами на этой штуке и отправились в маленький дом моих родителей.
  Папа справлялся еще лучше со своей сломанной плиткой и также начал заниматься мелкими строительными работами с другими парнями.
  У них с мамой был крошечный маленький дом в Майами. В те дни его можно было арендовать очень дешево. Правда приходилось затыкать щели газетами, чтобы не допустить ветра и холода, но, по крайней мере, это был дом с двумя спальнями, ванной, кухней и гостиной, что гораздо лучше, чем на складе, и именно там мы с Ником приземлились.
  К тому времени, как добрались туда, у нас осталось двадцать долларов на двоих, плюс по одному хорошему костюму на каждого. Это было в начале декабря, и в те дни сезон в Майами и Майами-Бич начинался только перед Новым годом.
   Мы осмотрели окрестности и узнали, что Бобби Келли собирался арендовать новое помещение в Майами-Бич в дополнение к "Park Central", одному из лучших ресторанов на пляже. Бобби был сыном Матери Келли, которая, кстати, являлась его отцом, а не матерью, но бар назывался "Mother Kelly"s", поэтому все называли его Матерью. В этом месте он планировал поставить бар, несколько кабинок и небольшую танцевальную площадку. Там могло вместиться двести или двести пятьдесят человек - это максимум. В стене за стойкой бара они прорезали отверстие и сделали там небольшую сцену для развлечений, которые планировали устраивать.
  Мы решили, что это наш лучший шанс, потому что дошли слухи, что это может быть сделано в латинском стиле. Поэтому однажды вечером мы надели наши лучшие костюмы и с двадцатью долларами отправились в "Mother Kelly"s".
  План состоял в том, чтобы Ник сыграл роль менеджера группы Кугата и сказал, что Деси Арназ, приглашенный вокалист Ксавье Кугата, приехал сюда в отпуск. Он очень много и успешно работал в "Waldorf-Astoria" и в театрах по всей стране, поэтому мистер Кугат дал ему отпуск. Деси приехал сюда, чтобы позагорать и отдохнуть, прежде чем присоединиться к нему в январе в Waldorf's Starlight Roof. Кугат поручил своему менеджеру группы, мистеру Николетти, присматривать за его "драгоценным сокровищем".
  Когда мы вошли, то сказал Нику: - Закажи бутылку шампанского.
  Официант подошел к нам, мы спросили: - У вас есть шампанское?
  -Да.
  - Хорошо. У вас есть Cordon Rouge, Extra Dry?
  - Конечно, - ответил официант.
  - Какого года? - спросил я.
  Он назвал нам год, который на самом деле ничего не значил для нас, но мы сочли, что вопрос прозвучал хорошо. Официант, казалось, был впечатлен.
  Ник сказал ему: - Это нехороший год для Cordon Rouge. Что еще у вас есть?
  - У нас есть Piper Heidsieck.
  
  - Какого года?
  Когда он нам сказал, я продолжил: - Это хороший год, Ник, очень хороший.
  Мы сидели там с нашим шампанским. Подумал, что уже потратили около десяти или двенадцати баксов из наших двадцати долларов. Через несколько минут пришла девушка с маленьким подносом, предлагая: - Сигареты, сигары, конфеты!
  Мы купили пачку сигарет и дали ей доллар чаевых.
  Довольно скоро возле нашего столика появилась матушка Келли.
  - Привет, - сказал он. - Разве вы не ходили в эту школу? Разве вы не окончили школу Святого Патрика с Сонни Капоне и теми ребятами?
  - Да, сэр. Конечно, закончил, - ответил я.
  - Помню, вы, дети, приходили сюда на выпускной.
  - Верно, матушка. Мы праздновали наш выпускной.
  - Ну, приятно снова вас видеть. Как дела?
  - Ну, я с Кугатом. Кстати, это мистер Луис Николетти, менеджер мистера Кугата. - Два приветствия спустя продолжил: - Я играл главную роль в его шоу в "Starlight Roof" и в театрах по всей стране, и немного устал, поэтому Кугат был очень любезен, позволив мне приехать сюда на пару недель.
  Затем Ник взял инициативу на себя, нахваливая меня. Он был гораздо лучшим болтуном, чем я.
  Довольно скоро мать сказал: - Я бы хотел познакомить тебя с Бобби.
  - Кто такой Бобби? - Как будто мы не знали.
  - Мой сын.
  Бобби пришел и сел с нами. - Я открываю ресторан с латинскими мотивами. Жаль, что тебе придется вернуться в "Waldorf", ты идеально подходишь для этого места.
  Бобби также вспомнил, что я был там с Сонни Капоне и всеми детьми, когда мы окончили школу Св. Патрика.
  - Ну, - сказал я, - ну, ты знаешь, я люблю Майами, мои родители и все мои друзья здесь, но у меня контракт с Кугатом, и я должен открыть Starlight Roof в январе.
  Ник снова взял инициативу в свои руки и сказал Бобби, что было очень мило с его стороны подумать обо мне и что я буду великолепен.
  Ты бы видел его в "Waldorf" со всеми девушками, стоящими вокруг. Они не танцевали или что-то в этом роде. Они просто смотрели на него. (Хотя никто не стоит и не смотрит ни на кого в "Waldorf".)
  К этому времени Бобби пускал слюни. Он спросил Ника, есть ли какой-нибудь шанс, что он сможет заставить меня появиться у него дома.
  Ник ответил ему: - Никаких шансов, Бобби, потому что даже если мы получим разрешение Кугата, твоя маленькая комната не сможет позволить себе его.
  Думаю, это сработало.
  - Подожди минутку, - сказал Бобби. - Это не маленькая комната. Мы собираемся открыть шикарное заведение и можем себе позволить столько же, сколько и любой другой.
  - Ну, я рад это слышать, Бобби, но у нас все еще есть проблема с тем, чтобы Куги его отпустил, - продолжил Ник.
  Бобби не сдавался. - Попробуй. Скажи ему, что было бы хорошо, чтобы Деси был сам по себе в Майами-Бич и был звездой нового места. Это может помочь шоу Кугата в будущем. Почему бы тебе не позвонить ему?
  Теперь он умолял нас пойти туда, а мне было смешно, потому что думал, что Ник немного переусердствовал. Пнул его под столом и сказал: - Cuidado, (Осторожнее)- когда они начали говорить о деньгах.
  Я продолжил: - Давай не будем сейчас говорить о деньгах, Ник. Позвони Кугату, и, если он согласится, вы с Бобби сможете уладить финансовые вопросы. Мне неловко говорить о деньгах, понятно?
  - Я понимаю, Деси, - сказал Бобби. - Обязательно позвони мне, как только узнаешь, что-нибудь, Ник.
  Я спросил у официанта. - Не принесешь ли ты мне чек, пожалуйста?
  - О, нет, нет, - продолжил Бобби. - За счет заведения.
  Итак, мы вышли оттуда, потеряв только стоимость пачки сигарет и доллар, который дал девушке.
  -Ник, - сказал я, - ты чертовски крутой мошенник. Давай позвоним этому чертовому испанцу и посмотрим, что он скажет.
  - Он же сказал, что пришлет тебе группу, не так ли?
  -Да.
  Мы позвонили Куги, и я спросил: -Ты обещал, если я получу маленькую работу, то пришлешь мне группу, и я могу сказать: "Деси Арназ и его оркестр Ксавье Кугата прямо из "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке. Это еще в силе?
  -Да. Конечно.
  "Ты пришлешь мне группу, если я получу эту работу? - продолжил я.
  - Конечно, сколько?
  - Ну, я пока не знаю, потому что мы не обсудили цену с парнем. Думаю, четыре или пять. Знаешь, просто небольшой состав.
  - Хорошо, - ответил Кугат, - сообщи мне, что будет.
  На следующий день мы пошли к Бобби домой, и он снова начал говорить с нами о делах.
  Я сказал: - Бобби, я же говорил тебе, я не говорю о делах. Ник - менеджер Кугата, и он всем займется.
  Мошенник, используя обратную психологию, продолжил: - Единственный способ, которым Кугат позволит ему это сделать, если ты согласишься говорить во всех объявлениях "Деси Арназ и его оркестр Ксавье Кугата прямо со Звездной крыши отеля "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке. Я не знаю, хочешь ты этого или нет, но это единственный способ, который он разрешит Деси это сделать.
  Бобби едва сдерживал себя. - О, да, все в порядке. Конечно, мы можем это сделать. Да, да. Посмотрим... реклама на всю страницу. "Единственная типичная кубинская группа в Майами-Бич! Деси Арназ и его оркестр Ксавье Кугата прямо со Звездной крыши отеля "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке!" Да, я соглашусь на это. Кто бы не согласился?
  Ник и Бобби поговорили о деньгах наедине, и час спустя Ник сказал мне: - Все готово.
  - Что ты получил?
  - Шестьсот пятьдесят долларов в неделю для тебя и группы из пяти человек на двенадцать недель гарантированно.
  Возможно, сегодня это звучит не так уж много, но в 1937 году это были чертовски большие деньги.
  Мы платили музыкантам по шкале, которая составляла около 70 долларов плюс транспорт. Так что группа обошлась бы нам где-то в районе 350 долларов в неделю. Мы также должны были отправить Кугату 25 долларов в неделю за использование его имени, как я и обещал.
  Я спросил Ника: - Как ты думаешь, что ты должен получить?
  - Ну, нам придется заплатить за транспорт, купить немного инструментов, смокинг для тебя и другие разные вещи. Я зарабатывал тридцать пять долларов в неделю с Кугатом, так что отложи для меня около пятидесяти долларов, остальное забирай, а там посмотрим.
  Мы собирались остановиться у папы, чтобы не тратить много денег на проживание, но у нас уже появились проблемы за неделю до открытия, так как группа была еще не сформирована. На самом деле, Куги сказал, что у меня была чертовски плохая дата открытия. Единственная ночь в году, когда каждый музыкант зарабатывает много денег, - это канун Нового года, примерно втрое больше. Никто не хотел ехать в Майами до Нового года.
  Я объяснил ему, что контракты подписаны, и Бобби дал объявление на всю страницу в газетах об открытии "единственной типичной кубинской группы в городе, Деси Арназа и его оркестра Ксавье Кугата прямо со "Starlight Roof" отеля "Waldorf-Astoria" в Нью-Йорке.
  Затем Ник сказал Кугату: - Я сказал Бобби, что это единственный способ, которым ты позволишь Деси сделать это, так что у тебя будут такие же проблемы, как и у нас, если ты не отправишь группу, то Бобби подаст на нас в суд, и он знает, что у тебя есть деньги, поэтому он тоже подаст на тебя в суд.
  Правда была в том, что у Куги действительно были проблемы с поиском музыкантов. Наконец, он позвонил за день до того, как мы должны были открыться, и сказал, что ребята уже в поезде. Спросил его, кого он нам отправляет, и Кугат ответил: - Пять парней - бас, барабанщик, пианист, саксофон и скрипка.
  Я спросил: - Что это, черт возьми, за латинская группа? Саксофон и скрипка? Ни трубы, ни аккордеона, ни бонго?
  - Это единственные, кого я смог нанять, - сказал он.
  - Как их зовут, мистер Кугат?
  - Откуда мне знать, черт возьми? Ищите невысокого толстого итальянца с басом.
  - Отлично.
  У нас не было ничего, кроме нескольких листов для фортепиано, никаких специальных аранжировок вообще. Были только несколько стандартных аранжировок издателя, которые обычно очень хороши и легки для исполнения стандартным составом, но очень трудно адаптировать к этому неортодоксальному, сумасшедшему, который мы получили.
  Музыканты прибыли в три часа дня, в день открытия.
  Мы с Ником арендовали универсал и поехали на вокзал в Майами. В то время с поезда сошло довольно много музыкантов, потому что, как уже сказал, сезон в Майами и Майами-Бич только открывался. Некоторые из них были с большими, организованными оркестрами, такими как Бадди Роджерса и Ломбардо.
  Каждый раз, когда мы видели парня с инструментом, то спрашивали его, для кого он едет играть. Наконец, мы увидели этого невысокого толстого итальянца с басом в два раза больше его самого.
  Ник спросил его: - На кого ты работаешь?
  - Какой-то парень по имени Диззи Арнацци или что-то в этом роде, - ответил тот.
  Басистом был Цезарь Де Франко, и он помог нам собрать остальных четырех парней. Вот что мы получили для единственной типичной кубинской группы в Майами-Бич: итальянец бас-гитарист, испанец барабанщик. Испанцы не умеют играть ничего, кроме пасодоблей; они не знают и не интересуются румбой, танго или самбой, только пасодоблями, особенно теми, которые были популярны в 1937 году.
  За пианино еврейский мальчик - сегодня еврейские мальчики играют латинскую музыку так же хорошо или лучше, чем латиноамериканцы, но в те дни они ничего не знали о латинской музыке. На скрипке был еще один итальянец, а на саксофоне - еврей.
  Это была моя типичная кубинская группа. Ну, вот что я получил, и вот с чем мне пришлось работать. Было пять часов дня. Открыться должны были в десять вечера. Мы пошли в репетиционный зал.
  Спросил пианиста: - Ты знаешь хоть какую-нибудь латинскую музыку?
  - Ну, - сказал он, - "The Peanut Vendor" и - э-э-э - "Mama Inez" и - э-э - э-э - я думаю, это все.
  - О, Боже, - пробубнил я себе под нос.
  - Ладно, давай сыграем их и посмотрим, смогут ли остальные ребята разобраться с ними.
  Мы с трудом справлялись, но этот испанец на барабанах, независимо от того, что мы играли, играл пасодобли.
  Я сказал ему: - Какого черта ты делаешь? Мы должны звучать как латинская группа, а звучим так, как будто играем для чертового быка, который вышел на арену.
  - Oi vay, (Эй, вай )- сказал пианист.
  Я также попытался найти какой-нибудь аккомпанемент для "Para Vigo Me Voy" и "Cachita" с фортепианных листов.
  В конце репетиции после того, как мы попробовали все, что могли, из всей музыкальной библиотеки, которую брал с собой на работу, состояла из "Para Vigo Me Voy", "Cachita", "The Peanut Vendor", "Mama Inez" и еще пары песен, которые разработал только с фортепиано и гитарой, двух или трех стандартных аранжировок. Мы адаптировали их для группы (что было нелегко) и одну чертову пасодоблю, чтобы угодить испанцу.
  Ровно в 10 вечера, 30 декабря 1937 года, дал слабый ритм своей первой группе.
  Мы выглядели хорошо. Все парни были одеты в рубашки румбы, которые бывшая первая леди Сантьяго шила всю прошлую неделю. Я надел черные брюки-смокинг, лакированные туфли, белую рубашку с крошечными оборками, красный галстук-бабочку под моим белым льняным летним смокингом с широкими лацканами, отделанными белым атласом, и красный носовой платок в тон галстука, осторожно выглядывающий из моего кармана.
  После нашего первого сета мы вышли из дыры в стене и спустились вниз. Бобби Келли сказал:
  - Вы уволены!
  Полагаю, одной внешности недостаточно.
  - Это худшее, что я когда-либо слышал в своей жизни, - сказал он.
  - Вы не можете нас уволить. У нас шестинедельная договоренность.
  - Мне все равно, что у вас там есть. Это не латиноамериканская группа. Это смешно. У вас два еврея, два итальянца, и я не знаю, что за чертовщина у парня на барабане.
  Посмотрел на испанца и начал смеяться. Не знаю, почему, но каждый раз, когда все действительно ужасно, мне становиться смешно.
  - Почему ты смеешься? - спросил Бобби.
  К этому моменту все мои "типичные кубинцы" показывали друг на друга и разражались смехом над тем, как они выглядели в своих рубашках румбы. Это был первый раз, когда кто-либо из них надел гуаяберо, и мне пришлось согласиться с Бобби, что это была нелепо выглядящая группа. Наконец-то взял себя в руки и сказал ему: - Ты прав, Бобби. Извини, но к тому времени, как ребята приехали сегодня, было уже слишком, слишком, поздно, чтобы нормально репетировать. Когда ты хочешь, чтобы мы ушли?
  - Ну, нравится мне это или нет, я должен оставить тебя как минимум на две недели. Таково правило профсоюза.
  - Ладно, мы постараемся сделать все, что сможем, за это время.
  После следующего сета, который был не таким уж плохим, но все еще далеким даже от честной латинской музыки, Бобби сказал: - Ты выходишь в эфир завтра вечером в качестве гостя на радиошоу Теда Хасинга.
  - Что? - спросил я. - Я думал, ты меня только что уволил.
  - Я сделал это, и ты все равно уволен. Тед Хасинг хочет поставить тебя на удаленку отсюда и заставить спеть пару песен, но только ты и твоя гитара. Не смей позволять этой твоей, как ее называют, группе играть хотя бы одну ноту.
  Тед Хасинг, один из лучших радиоведущих и спортивных комментаторов того времени, если не лучший, был в зале в качестве гостя Бобби. Когда мы играли второй сет, Бобби сказал ему: - Я собираюсь уволить эту группу, Тед. Мне продали "группу Ксавье Кугата из "Waldorf-Astoria", в результате я оказался с этой кучей ничтожеств. Лучше бы нанял группу "Армия спасения".
  - Я согласен, группа неудачная, - сказал ему Тед, - но у этого кубинского парня что-то есть. Я не знаю, что, но что-то, и я скажу тебе, что сделаю. У меня каждый вечер радиошоу из Майами. Дам ему завтра вечером на пять минут спеть пару песен отсюда.
  - Но не с этой паршивой группой позади него, - сказал ему Бобби. - Если вы хотите, чтобы он был на вашем шоу, позвольте ему спеть пару номеров только под свою гитару.
  Подошел к столу Бобби, поблагодарил мистера Хасинга за его добрый жест и сказал, что спою несколько номеров только под свою гитару в следующем сете, чтобы узнать, считает ли он их приемлемыми. После того, как я исполнил песни, посмотрел на мистера Хасинга. Он кивнул головой и дал мне знак "хорошо".
  После этого моя группа "whachamacallit" и я боролись с несколькими румбами, но у нас ничего не получалось. Звучание было кошмарным. Мальчики являлись неплохими музыкантами, но у нас не было аранжировок, они никогда не играли латинскую музыку, да и инструменты не подходили для этого. Нам нужна была труба, бонго, маракасы, конга-барабаны. У меня был конга-барабан, потому что он хорош для поддержки остальных ударных инструментов и барабанщика во всех латинских ритмах, но нужен был барабанщик с другие ударные инструменты, которые могли играть латинские ритмы. Невозможно сделать все это только с конга-барабаном.
  И мой разум вспомнил ежегодные карнавалы в Сантьяго, когда тысячи людей на улицах выстраивались в линию конга, и шли по всему городу, пели и танцевали в течение трех дней и ночей под ритм африканских конга-барабанов. Они также использовали сковороды, прибитые к доскам, нижней стороной вверх, по которым били твердыми палками, издавая резкий звук динь-динь-динь-динь ит-динь ит-динь-динь, поддерживали темп с конга-барабаном, идущим бум-бум-бум-БУМ. Это простой ритм.
  Вы можете услышать этот звук, приближающийся за десять кварталов, и он становится все громче и громче и более захватывающим.
  Альфонсо Менансьер был очень выдающимся чернокожим джентльменом средних лет, одним из лучших друзей и лидеров политической кампании моего отца. Он всегда одевался элегантно в безупречный белый льняной костюм, белые туфли, такого же цвета рубашка и шелковый галстук, искусно завязанный, с большой бриллиантовой булавкой, удерживающей его на месте всего на два дюйма ниже узла.
  На голове у него была широкополая соломенная шляпа, которую Шевалье с гордостью носил бы, и никогда не обходился без бастена (трости) с серебряной ручкой.
  Менансьер стоял на ступенях мэрии с отцом и его гости, прислушиваясь к началу этого дикого, сексуального, примитивного карнавального грома; и по мере приближения он начинал критиковать обычай.
   Вот они снова. Каждый год напиваются ромом и образовывают эту линию конга, бьют в барабаны и неистово танцуют под свой африканский ритм.
  Его самообладание нетронуто, достоинство пока не поколеблено, но если вы присмотритесь, то заметите, что его ногам было трудно стоять на месте.
  Звук конга становился все громче и громче, по мере того как толпа людей подходила все ближе и ближе.
  - О, о. Они идут сюда. Вы почти можете почувствовать запах рома.
  Примерно в это время одна нога, вероятно, неосознанно, откидывалась в сторону на последнем такте, который подчеркивал ритм конга.
  Теперь было видно, как линия конги выходит из-за угла здания мэрии и начинает кружить по площади перед ним. Сотни из них продолжали выходить из этого угла. Удар барабанов, непрерывный пронзительный звук сковородок, сопровождающий скандирование их африканского лидера, которые все остальные в очереди выкрикивали в ответ, продолжало нарастать, почти монотонно, до неконтролируемого крещендо безумия.
  Он наблюдал за ними, завороженный, теперь, когда лидеры достигли больше, чем половины площади, и все больше и больше продолжали выливаться из этого угла. Он немного вспотел, воротник на шее начал его беспокоить. Трость слегка поддерживала темп ритма на ступенях здания мэрии. Его ноги больше не могли сдержаться, чтобы не слегка подпрыгнуть. Ему было трудно сохранять самообладание, и он хотел сохранить свое достоинство. - Боже мой - Боже мой - Боже мой - БОЖЕ МОЙ! - Возглас вырвался в ритме конги.
  Они шли прямо мимо того места, где стоял Менансьер, и вскоре оказались перед ним. Люди прошли мимо него и достигли конца очереди тех, кто все еще выливался из того угла. Окружили всю площадь и продолжали танцевать и кричать вокруг него. Их было тысячи. Барабанов сотни. Звук сковородок был подобен звуку молнии, сопровождающему громом барабанов. Все почти могли почувствовать вкус рома, запах полов. Это похоже на дикую оргию пинков ногами, размахивания руками. Его и их сердца теперь колотились в унисон. Он не мог себя контролировать - больше никто не мог этого. Воротник расстегнулся, а галстук развязался одним рывком. Соломенная шляпа приземлилась на затылок, и, высоко подняв трость, Менансьер присоединился к ним в экстазе, в прочем, как и все остальные, стоявшие на этих ступенях, включая мэра, американских туристов, и гостей его посольства.
   8
  Конгу никогда не танцевали в Соединенных Штатах. Подошел к бармену и сказал: - Дайте мне бутылку рома Bacardi.
  Затем отправился за кулисы, к парням. - Ладно, ребята, вам лучше выпить, потому что мы сыграем то, чему я вас научу, прямо здесь и сейчас. Так что расслабьтесь.
  Это был единственный раз в моей жизни, когда позволил группе пить, пока мы работаем.
  - Внимательно слушайте, что играю на этом барабане конги. Это четыре такта в такте и последний такт а-ля Чарльстон, вот так. - И я ударил бум-бум-бум-БУМ. - Подчеркни последний бум. Танец идет один-два-три- БАЙК. Теперь ты, чертов испанец, можешь сделать бум-бум- бум-БУМ, не так ли?
  - Си, си, я могу это сделать.
  Попросил пианиста сыграть всего четыре сильных прогрессивных аккорда с тем же ритмом. Бас то же самое на нижних струнах, саксофонист ударил по большому барабану мягкой колотушкой, также делая бум -бум-бум-БУМ.
  Чуть позже, когда вернулся из кухни со сковородой, прибитой к доске и двумя ложками, ром почти выпили. Ребята были готовы к работе.
  Затем позвонил Нику и рассказал, что собираюсь танцевать конгу и выстроить линию конги. Он являлся хорошим танцором и, будучи таким же отчаянным из-за нашего затруднительного положения, как и я, был готов на все, что угодно.
  Мы уже решили начать. Скрипач смотрел на свою сковороду и ложки, пытаясь понять, что с ними делать.
  - В чем дело? - спросил его.
  - Как мне сделать бум-бум-бум-БУМ с этими?
  - Ой, извини, я забыл тебе показать. Ты не делаешь бум- бум-бум-БУМ. Ты делаешь динь-динь-динь-динь это-динь это- динь, динь, когда ты бьешь ложкой по сковороде, то держишь по одной в каждой руке.
  Теперь он был уверен, что я сошел с ума. - Динь-динь-динь-динь это-динь это-динь-динь?
  - Правильно. Пошли!
  Повесил большой кожаный ремень барабана конга на правое плечо и начал отбивать бум-бум-бум-БУМ. Группа присоединилась ко мне. Им было не так уж сложно делать бобом- бум-бум-БУМ. Люди в клубе не знали, что, черт возьми, происходит.
  Я сказал: - Этот танец, ребята, называется "La Conga". Это очень просто.
  И я, продолжая играть начал пританцовывать под бит.
  Ник поднялся на танцпол и закричал: - Идемте за мной, ребята, я знаю, как это делать - раз ... два ... три ... УДАР. Один... два ... три ... "УДАР, Встаньте: за мной. Мы сформируем конга линию.
  Через пару минут несколько пар встали за ним. Затем я выпрыгнул из дыры в стене и взобрался на барную стойку. Она была длинной, около тридцати футов, затанцевал продолжая бить в барабан перемещаясь от одного конца до другого и обратно. Потом спрыгнул на танцпол, и довольно скоро весь чертов клуб танцевал эту конга линию.
  Вот так все началось!
  С тех пор я называю конгу "Моим танцем отчаяния".
  После того первого раза в ту ночь нам пришлось танцевать ее по крайней мере один раз в каждом сете, и примерно через неделю конга действительно прижилась. В клуб было не попасть. Он был забит каждую ночь.
  Вскоре начал вести конгу с нашего танцпола через боковую дверь, за углом, а затем налево ко входу в "Park Central", ресторан, который располагался рядом, прямо через толпу ужинающих, в наш бар и обратно на танцпол. Бобби Келли был в восторге и попросил меня забыть о двухнедельном уведомлении.
  - Эй, Деси, как насчет того, чтобы назвать бар "Desi"s Place"?
  - Нет, назови ее "La Conga".
  В этот период Джо Э. Льюис выступал в "The Continental" за углом от нас. Он посетил "La Conga", и сказал мне: - Эй, парень, ты молодец! Ты придумал что-то новое.
  Однажды вечером у нас собралась большая компания. Когда мы вышли на улицу, я увлекся и закричал: - Давайте-пойдем-увидимся- с ДЖО!
  И вот мы пошли в "The Continental", как раз когда он был на сцене, делая свое полуночное шоу.
  Обошли его пару раз. Во второй раз Джо присоединился к концу очереди и вернулся в наш клуб.
  Когда увидел его там, прокричал нашей группе. - Давайте вернемся, народ! Давайте вернемся, народ!
   Итак, мы отвезли Джо обратно в "The Continental", оставили его в центре зала, вышли и вернулись в наш клуб, не сбиваясь с ритма.
  Джо Э. был не только сенсационным артистом, но и милым, теплым, обаятельным человеком. Все мы, кому посчастливилось знать его, будем всегда скучать по Джо Э. Льюису. (Джо Э. Льюис - американский комик, певец, актер. 1902-1971 год.)
  Вскоре весь Майами-Бич танцевал конгу. Причина, по которой она так быстро приобрела популярность, думаю, что это очень простой танец.
  Его может танцевать любой; раз-два-три - УДАР. Старики, молодые дети, кто угодно. К тому же это групповой танец, и ритм, как и океан, имеет гипнотическое свойство.
  Одним из наших лучших клиентов и спонсоров в "La Conga" была Соня Хени. В то время она находилась в Майами, где давала свое необыкновенное ледовое шоу, и приводила к нам всю группу. Она любила танцевать и стала моим близким другом, даже пыталась научить меня кататься на коньках, но я все время падал на свою кубинскую задницу.
  Гарри Ричман, еще один из великих артистов той эпохи, был постоянным клиентом. Однажды вечером я немного пошалил, и он и сказал: - Послушай, ты, кубинец, ты не выложился на полную сегодня вечером на этой части конги. Никогда больше так не делай. Ты не знаешь, кто может сидеть там. Ты должен все время стараться изо всех сил, что бы ни делал.
  Он был прав. С тех пор старался больше не шалить.
  Джордж Санчес, кубинский сахарный король, тоже был хорошим другом и спонсором еще до "La Conga", когда я чистил клетки для птиц и подрабатывал в септете Сибоней.
  Он знал моего отца и всю мою семью, особенно дедушку Альберто. Джордж был одним из его лучших клиентов, так как ему всегда требовалось большое количество Bacardi для больших вечеринок на его сахарной плантации, не так уж далеко от Сантьяго.
  Однажды вечером в "La Conga", он спросил меня, не хочу ли сыграть на гитаре и спеть на большом обеде, который он давал у себя дома в Майами-Бич.
  - Seguro, Jorge. (Подстраховка Джордж.)
  - Ну, - сказал он, - не знаю, понравится ли это твоему отцу, учитывая, что почетным гостем будет Батиста, но ты можешь заработать себе сто долларов.
  - Мой отец ничего не имеет против Батисты. Если бы не Батиста, который заставил суды снова работать, папа все еще мог бы сидеть в тюрьме. К тому же сто долларов - это сто долларов.
  - Я рад это слышать. Увидимся в воскресенье около полудня.
  - Muchisimas gracias, Jorge.(Большое спасибо Джордж)
  После того, как спел несколько кубинских песен, меня проводили к столу Батисты.
  Он поприветствовал меня словами - Buenas tardes. (Добрый день.)
  - Buenas tardes, Senor. (Добрый день, сеньор.) (я не знал, называть ли его Sargento,(сержант) General (генерал) или Dictator, (диктатор) поэтому остановился на Senor).
  - Вы, должно быть, с Кубы. Правильно?
  -Да, сэр!
  - Из какой части Кубы?
  - Сантьяго-де-Куба, - гордо говорят все сантьягеросы.
  - О, Сантьяго - прекрасный город. Как вас зовут?
  - Арназ, Senor.
  - Вы как-то связаны с мэром, доктором Десидерио Арназом?
  - Да, сэр, он мой отец.
  - Ну, что скажете? Como estdé su padre? (Как твой отец?)
  - С ним все в порядке, сэр. Спасибо, и спасибо также за то, что вы помогли ему выйти.
  - Ему вообще не следовало там находиться. Передайте ему привет.
  - Спасибо, сэр.
  Мы закончили наши двенадцать недель в "La Conga", и сезон закончился. Несмотря на ужасное начало, мы были очень популярны.
  Сказал Нику: - Собираюсь поехать на Кубу и посмотреть, смогу ли я получить немного больше музыки. А также хочу увидеть своих бабушку и дедушку. Встретимся с тобой в Нью-Йорке.
  - Слушай, - сказал Ник, - нам нужно отправить Кугату двадцать пять долларов за эту последнюю неделю? Просто у меня их нет.
  - Ну, лучше, конечно, отправь. Я не хочу, чтобы этот испанец что-то имел против нас. У меня не так уж много денег, но могу одолжить тебе пятьдесят долларов.
  - Спасибо, Пара Виго. Увидимся в Нью-Йорке через две недели, и мы отправимся на поиски работы.
  Когда стартовала "me Para Vigo", это была единственная песня, которую я знал с оркестром Кугата. Поехал в Гавану, а Ник должен был упаковать инструменты, барабан конга, рубашки для румбы и все остальные вещи, чтобы взять с собой в Нью-Йорк.
  В то время в Майами была дама по имени Луиза, прекрасная дама, из одной из самых богатых семей Детройта, наследница мультимиллионера. Они собиралась с Питом Кондоли, другом и помощником Бобби Келли. У нее был прекрасный нрав и прекрасное чувство юмора. Женщина была помолвлена с Питом.
  Когда Питу нужно было поехать в Чикаго, чтобы купить немного акций для клуба, выпивки, которую они могли приобрести там на много дешевле через свои связи, он попросил Ника позаботиться о Луизе. Сказал:
  -Ты присмотришь за Луизой, Ник? Ты же знаешь, она любит танцевать. Так что своди ее куда-нибудь поужинать и потанцевать. Она знает, что у тебя не так уж много денег, но она все равно не позволит тебе заплатить. Я уеду всего на пару дней.
  Ник ответил: - Конечно, был бы рад, она мне очень нравится.
  Пробыл в Гаване три дня, когда мне позвонили в восемь утра. Поднял трубку, сказал: "Алло", и услышал: - Привет, Пара Виго.
  - Ник, где ты? В Нью-Йорке?
  - Нет, нет, не в Нью-Йорке, я в Гаване.
  - В Гаване? Какого черта ты делаешь в Гаване?
  Он сказал: - У меня пентхаус в Plaza.
  - Ты пьян?
  - Нет, я трезв как стеклышко. У меня весь чертов этаж.
  - Да ладно, Ник, что ты мне несешь? Я только что оставил тебя в Майами с пятьюдесятью баксами, ты был на мели, ты собирался в Нью-Йорк. Так что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у тебя весь пентхаус в Plaza?
  Он сказал: - Я говорю тебе, что остановился в пентхаусе Plaza. У меня медовый месяц, и хочу, чтобы ты присоединился ко мне на завтрак.
  Меня внезапно осенило.
  - Сукин сын, ты женился на Луизе?
  - Да, конечно.
  - Ну, это хороший способ позаботиться о девушке бедного старого Пита... ладно, я буду там через некоторое время.
  Провел с ними их медовый месяц. Мы ходили во все лучшие ночные клубы и на пляж Варадеро. Жили как королевские особы две недели, и когда они уезжали, я сказал: - Ладно, Ник, удачи тебе, она милая леди.
  Все еще очень хорошо ее знаю. У нее прекрасный дом в Палм-Спрингс, но бедный Ник умер.
  Я вернулся из "нашего" медового месяца в дом моей тети в Гаване и нашел письмо от Кугата с уже подписанным им контрактом. Он слышал о большом успехе, который мы имели в "La Conga", несмотря на паршивую группу.
  Контракт был на двести в неделю, пятьдесят две недели, пять лет гарантии. В этом контракте - и помните, это был 1938 год - он охватывал вещи, о которых я в то время и не мечтал.
  Он охватывал радиошоу, Бродвей, кинофильмы, водевили и
  - хотите верьте, хотите нет - телевидение. Кугат даже имел право изменить мое имя, если сочтет это необходимым. Поэтому я подумал, что лучше отнести этот контракт к адвокату.
  Майито Мендоса и я были в одной команде, когда учились в школе в Майами. (Ральф Фланаган, который в конечном итоге побил множество рекордов Джонни Вайсмюллера, также был в той же команде.)
  Отцом Майито был Марио Мендоса, который являлся одним из лучших юристов на Кубе. Я много раз бывал в их доме в Майами. Подошел к нему и сказал: - Мистер Мендоса, не могли бы вы прочесть это? Оно уже подписано Кугатом, но прежде, чем я что-либо сделаю с этим, хотел бы, чтобы вы дали мне совет.
  Он сказал: - Хорошо, сынок, оставь это здесь, а я просмотрю. Когда тебе это нужно?
  - Ну, я хотел бы иметь возможность принять решение как можно скорее, потому что у меня не так много денег; на самом деле, я почти разорен. Вот почему искушаюсь подписать этот контракт. Это означает большую безопасность. Но если не подпишу его, то хочу вернуться в Нью-Йорк и посмотреть, смогу ли я найти там другую работу.
  Он сказал: - Хорошо, оставь это здесь и приходи завтра днем.
  Вернулся на следующий день.
  Он сказал: - Я прочитал его, и единственное, что, согласно этому контракту, Кугат не может с тобой сделать, это послать тебя на три буквы - и даже это спорно, потому что у меня не было времени прочитать весь мелкий шрифт. Так что, если ты ценишь свою независимость, не подписывай его. Если ты, все-таки, это сделаешь, у тебя ее не будет в течение следующих пяти лет.
  - Большое спасибо, мистер Мендоса.
  Двести долларов в неделю, пятьдесят две недели в году, гарантированно на пять лет, было трудно отказаться.
  
   9
  Мне к тому времени исполнилось двадцать один год. За исключением того небольшого успеха, который был в Майами-Бич, на самом деле ничего не сделал. Не знал, куда поехать, или что буду делать. Сезон там длился всего три месяца в году. Знал, что могу вернуться, но что, черт возьми, буду делать оставшиеся девять месяцев?
  Отправился в Нью-Йорк, но совершенно разоренным. Сначала принялся за поиски Цезаря Де Франко, нашего басиста из Майами. Нашел его в Союзе музыкантов. Туда входят все музыканты для того, чтобы быть в курсе клубных дат или о том, кто что ищет и так далее.
  Цезарь сказал: - Ага, мы хорошо провели время в Майами.
  - Да, мы хорошо провели там время.
  Затем он спросил, есть ли у меня другая работа, и я ответил, что нету, но был уверен, что что-нибудь найду.
  Он сказал: - Ну, почему бы тебе не пожить у нас? Мы получили дополнительную комнату в квартире в Бруклине . . . Семьдесят четыре Авеню О. Моя жена - милая итальянка, и я уверен, что она не будет возражать. Вы были добры ко мне, и я прекрасно провел время с вами в Майами; вы также дали мне работу на двенадцать недель. Я уверен, что вы скоро получите что-то еще, так что не волнуйтесь.
   - Gracias, Цезарь, это здорово.
  Его жена была прекрасной женщиной, и я сказал Цезарю: "Слушай, я хочу платить за проживание здесь.
  - Ну, ты ешь здесь каждый вечер. Она не против накормить двоих, троих... одно и то же... особенно когда мы едим спагетти большую часть времени, а когда у нас появляются деньги, мы покупаем мясные рулеты.
  Я платил им пять долларов в неделю за комнату и питание, когда зарабатывал их, то есть - если нет, мы отмечали это в ее записной книжке.
  Но это было гораздо больше, чем просто проживание и питание. Миссис Де Франко стирала мои рубашки и носки, гладила мою одежду, она обращалась со мной как со своим сыном. Им обоим было около пятидесяти, и у них не было детей.
  Внизу находилась парикмахерская, а маникюрщицей являлась очень милая рыжеволосая девушка. Мы ходили туда вместе, и я мог делать маникюр совершенно бесплатно в любое время, когда захочу. Она также уговорила парикмахера подстригать меня, когда это было необходимо, в долг, конечно.
  У Де Франко всегда имелся кувшин красного вина. Не знаю, делали ли они его сами или нет. Иногда по вечерам мы ели только хлеб, кусок сыра и вино. Это было восхитительно. Нам не везло с поиском работы. Помню, как-то ночью лег спать и помолился: - Пожалуйста, Боже, мне все равно, что это, я вернусь и почищу клетки для канареек... что угодно.
  Расскажу вам, как мы были разорены. Вставали в четыре утра и шли из Бруклина в Нью-Йорк пешком, чтобы сэкономить никель. Метро тогда стоило никель. А на сэкономленный никель мы покупали два пончика и столько кофе, сколько хотели. Такой был у нас обед.
  Это была приятная долгая прогулка по Бруклинскому мосту. Однажды днем, когда мы оказались в Союзе в поисках клуба или чего-то еще, услышали, что руководитель оркестра искал гитариста на выходные, которые начинались тем же вечером. Это, конечно, означало гитариста, который мог бы читать ноты и играть американскую музыку и все такое, что было не со мной.
  Тем не менее, сказал Цезарю: - Я собираюсь взяться за эту работу.
  Он ответил: - Как ты можешь это делать? Ты не умеешь читать ноты.
  - Ну и что? Мы разорены, и к тому времени, как он узнает, будет слишком поздно.
  Я пошел к руководителю и сказал: - Я гитарист.
  Мужчина ответил: - О, хорошо, правда, сегодня уже поздно. У тебя есть смокинг?
  - Да, сэр.
  Он спросил: - Черный?
  - Да, сэр.
  Взял напрокат черный смокинг к брюкам, гитару и пошел туда, куда он мне сказал. Это было одно из тех немецких мест, ставших модными в восьмидесятых. Они играли много немецких песен и американскую музыку, но они вообще не играли латиноамериканскую.
  Сел рядом с барабанщиком. Мне дали все эти аранжировки. Это был довольно хороший оркестр, восемь или девять инструментов. Подумал, что, сидя рядом с ударными, они, возможно, не услышат мою гитару. У меня была испанская гитара, и я решил: "Если я буду играть на ней тихо, возможно, никто не заметит".
  Мы начали, я играл так тихо, как только мог, но через пару минут руководитель группы повернулся и жестом руки сделал знак немного поднять ее. Прежде чем он дал слабую долю для следующего номера, сказал: - Слушай, сынок, ты не мог бы немного поднять гитару? Я тебя не слышу.
  - О, извините, сэр, я обязательно это сделаю.
   Он дал сильную долю, а я все еще использовал свой тот же легкий прием, поэтому он снова махнул мне рукой, чтобы поднять ее. - Ну, я справился с этим сетом... Когда мы отдыхали за кулисами в комнате для музыкантов, он подошел и сказал: "Слушай, парень, я не слышу эту гитару. Может, тебе лучше сесть впереди. Знаешь, ты прямо рядом с барабанщиком, а саксофоны перед тобой, я просто совсем не слышу гитару. Мы бы прекрасно справились и без нее.
  Я ответил: - Ну, черт возьми, извините. Дайте мне попробовать прямо оттуда, где я нахожусь, но я скажу вам вот что - я буду использовать медиатор. Видите ли, я играл пальцами. Теперь буду использовать медиатор, как это делают американские парни. Думаю, это поднимет тон.
  Он сказал: - Да, это хорошая идея, использовать медиатор.
  Теперь я был действительно подавлен. Лучше порву пару струн, подумал. В следующем сете порвал три.
  Он спросил: - Что случилось?
  Показал ему гитару с порванными струнами.
  - Ну, почини их, - сказал руководитель.
  Сошел с эстрады и пошел за кулисы. У меня был запасной комплект струн в футляре для гитары, который вынул и положил в карман брюк.
  Он вернулся в комнату музыкантов и спросил: - Ты починил гитару?
  - Нет, - ответил я, - У меня нет никаких струн.
  - Ты хочешь сказать, что ты берешь работу и не приносишь запасной комплект струн?
  Я сказал: - Ну, слушайте, я был полностью разорен. Я имею в виду, у меня не было ни цента, это было действительно тяжело.
  Руководитель оказался довольно приятным парнем: - Я понимаю, мы все через это проходим. Что еще ты умеешь?
  - Я пою.
  Он переспросил: - Ты поешь?
  - Да, латинские номера.
  - О, Боже. Латинские номера?
  Я спросил: - Вы что, не играете латинские номера?
  - Ну, у нас есть пара, например, "Peanut Vendor" и "Mama Inez".
  (Разве нет других латинских номеров, которые знают эти гринго?)
  - Отлично, - сказал ему. - Я пойду к пианисту и посмотрю, сможем ли мы сыграть пару из них.
  Он сказал: - Хорошо, тебе нужно что-то сделать.
  Я поговорил с пианистом, определился с тональностью, и в следующем сете мы сыграли "The Peanut Vendor".
  Снова за кулисами руководитель оркестра сказал: - Мне это нравится, дает нам - вариацию. Ты что-нибудь делал в течение следующих трех или четырех выходных?
  - Нет, ничего.
  - Хорошо, Я заплачу тебе сейчас за сегодняшний вечер.
  Обычно оплачивают в конце выходных.
  -Так ты сможешь купить новый комплект струн и играть на гитаре с оркестром, помимо пения. - Спросил он.
  - Ну, слушайте, вы были очень добры ко мне, но, честно говоря, я не умею читать ноты.
  - Ты не умеешь читать ноты?
  - Нет, не умею. Те аранжировки, которые вы мне дали, кажутся китайской письменностью.
  - Ну, сукин сын, - возмутился он.
  - Я был голоден.
  - Ладно, ладно, забудь о гитаре.
  - Нет, нам не нужно забывать о гитаре. Когда я пою эти испанские песни, я могу играть на гитаре, и это заставит группу звучать лучше. У меня дома есть пара маракасов. Я принесу их и научу одного из парней играть на них. Мы даже можем попытаться узнать, как этим немцам нравится конга-линия.
  - Что, черт возьми, это такое?
  - Это то, с чего мы начали в Майами.
  На следующих выходных я привез маракасы и конга-барабан. научил группу ритму, и вскоре у нас были немцы в конга-линии. Мы пробыли там четыре выходных, и до того, как работа наконец закончилась, немцы танцевали конга по всему кварталу.
  Именно в этом немецком месте конга началась в Нью-Йорке.
  Смог заплатить Цезарю и его жене за аренду, и мы снова ели фрикадельки со спагетти. Но после того, как эта работа закончилась, у нас был долгий период засухи. Затем однажды получил телеграмму, адресованную Десидерио Альберто Арназу де Ача, 74 Авеню О, Бруклин. Она была подписана "Таппсом", и в ней говорилось, что у него есть возможная работа для меня и моей группы на предстоящее лето в местечке в Гленс-Фоллс, и он хотел бы встретиться со мной и поговорить об этом.
  Я спросил Цезаря: - Откуда этот парень знает мое полное имя и где я живу?
  В то время этого никто не знал. Например, все из Майами звали меня как Деси Арназа. Это имя я всегда использовал. Вспомнил, что мое полное имя на карточке Союза музыкантов, потому что еще не сменил его официально.
  - Какого черта тебя волнует, откуда он его знает? - ответил Цезарь. - Пойдем, посмотрим на этого парня.
  В тот день мы потратили пару пятицентовиков и поехали на метро.
  Таппс был невысоким, плотным парнем с белыми волосами. У него не было шикарного офиса, не совсем как у Лью Вассермана в MCA в пятидесятых, но не так уж и плохо. Я представился.
  Мужчина продолжил: - Ну, у меня есть небольшая работа на лето, и я могу ее вам предложить.
  Перед тем, как мы вошли в офис, я сказал Цезарю: - Позволь мне говорить, а ты помалкивай.
  Правда в начале тоже ничего не сказал. Хотел, чтобы Таппс продолжал говорить. Узнать, как он нашел мое полное имя и откуда оно у него.
  Думал, что это даст мне подсказку о том, где нахожусь.
  -Эти люди открывают придорожный ресторан в Гленс-Фоллс, и они попросили меня разыскать небольшую румба-группу из Майами. Но они даже не смогли вспомнить ваше имя, поэтому я связался с Союзом, узнал и получил ваш адрес. -Сказал мистер Таппс.
  Это навело меня на мысль, что кто-то очень хотел, чтобы я пошел на все эти неприятности. Конечно, мистер Таппс, был очень хорошим агентом, пытался сделать так, чтобы это звучало будто оно не так уж и важно.
  - Ну? - спросил он.
  - Звучит многообещающе, - ответил я. - В чем суть?
  - Вы играете там, вероятно, две недели, с некоторыми вариантами, и если вы хорошо справитесь, то можете остаться там на восемь недель.
  - Сколько платят за эту работу? - спросил я.
  - Четыреста долларов для вас и вашей группы из Майами.
  - О. Что ж, большое спасибо за то, что вы прошли через все эти проблемы, мистер Таппс, но нет смысла тратить ваше время. Я знаю, что вы занятой человек.
  - Я найду время, - продолжил агент. - Давайте сядем и обсудим это.
  -Хорошо, но - а - а...
  - Теперь, послушайте, может быть, я смогу поговорить с ними и уговорить их дать вам пятьсот долларов, и, конечно, транспорт туда и обратно.
  - А как насчет комнат и еды?
  - У них там есть комнаты. Я позабочусь, чтобы вы получили несколько.
  - Хорошо, а как насчет еды?
  - Ну, это придорожный ресторан, я смогу устроить вам ужин. Попробую договориться с ними на обед и ужин.
  - Это немного лучше, - продолжил я, - но мы все еще далеки от цены.
  - Я не могу подняться выше, - сказал он. - Пять, пять пятьдесят. Это примерно максимум.
  - Большое спасибо, мистер Таппс, но этого недостаточно. Пойдем, Цезарь.
  Мы начали уходить.
  - Подождите минутку! - крикнул мужчина. - Подождите минутку! Возвращайтесь сюда! Что с вами? Вы не можете потратить пару минут на разговор со мной? Сколько вы имели в виду?
  - Как я понимаю, мы будем единственной группой. Так?
  - Точно.
  - И они хотят, чтобы мы играли и латиноамериканскую, и американскую музыку, поэтому мне нужно добавить еще двух человек, трубача и аккордеониста. Со мной будет восемь. Тогда мы сможем играть американскую музыку, танго, румбу, все.
  -Ладно, ладно. Сколько?
  - Я вам скажу, мистер Таппс. Если вы уговорите их добавить двух человек, транспорт туда и обратно, конечно, плюс питание и проживание и минимум восемь недель, никаких вариантов...
  - Да, да. Сколько?
  - То понизит нашу цену до тысячи долларов в неделю.
  - Вы понизите ее до тысячи? - спросил он. - Да сэр? У вас немного сбитая математика. Вы получали $650 в "La Conga" за пятерых, так что еще двое могут стоить максимум $150. Это составит всего $800. Так что вы имеете в виду, когда говорите, что сократите до тысячи?
  Еще один урок - агенты могут получить всю информацию о вас от союза.
  - Ваши цифры верны, мистер Таппс, но это было до того, как мы стали таким хитом, как сейчас, - сказал я с серьезным лицом.
  Краем глаза заметил, как Цезарь исподтишка крестился.
  - Ну, я никак не могу этого получить, - продолжил Таппс.
  - Мне жаль, но мы ценим, что вы о нас думаете. Пошли, Цезарь, пойдем.
  Когда мы проходили через дверь, Цезарь бормотал: - Что случилось? Ты не хочешь есть? (Половина на итальянском, половина на английском.)
  - Эй, вернитесь сюда, - услышали мы. - Не думаю, что смогу заключить с вами эту сделку. Это намного больше, чем они собирались заплатить. Но я попробую. Конечно, вы знаете, что я получаю десять процентов.
  - От моей тысячи? - спросил я.
  - Конечно, все агенты получают десять процентов.
  - Тогда вам лучше попросить одиннадцать сотен долларов, чтобы вы могли получить свои сто долларов.
  - Вы уверены, что вы не еврей? - спросил он у меня.
  Он представлял "Fan and Bill"s," но он также хотел 10 процентов от меня, что, конечно, в порядке вещей. Владелец клуба звонит агенту и говорит, какую группу он хочет. Затем агент связывается с лидером этой группы и говорит ему: - Слушай, я знаю место, где могут тебя принять.
  То, что натолкнуло мистера Таппса на мысль, было телеграммой, адресованной на мое полное имя. Ему пришлось пойти в союз, чтобы собрать обо мне больше информации. Также он сказал, что ему позвонили и попросили найти небольшую группу румба из Майами.
  Ну, в те дни я был единственной небольшой группой румба из Майами.
  В любом случае, мистер Таппс пообещал, позвонить мне на следующий день.
  Уходя, Цезарь сказал: - Я думаю, ты просто испортил все.
  - Я не знаю, они искали нас. Кто-то, должно быть, очень хотел, чтобы мы пошли на все эти неприятности.
  Слава богу, я оказался прав, потому что на следующий день мистер Таппс позвонил и сказал, что у нас есть работа.
  Группа, которую я отвел в "Fan and Bill"s", была той же, что и у меня в "La Conga". Но к этому времени мы уже работали вместе довольно долго. Испанец выучил другие ритмы, помимо пасодоблей, а труба и аккордеон, которые мы добавили, превратили это в довольно хорошее сочетание.
  Мы все отлично провели время в Лейк-Джордж тем летом. Фэн и Билл были добры к нам, и именно они впервые вывели мое имя на свет - "Деси Арназ и его оркестр" - больше не Кугат.
  Следующей зимой мы снова играли в "La Conga" в Майами-Бич. К концу того сезона к нам пришел парень по имени Марио Торсатти и сказал, что открывает клуб в Нью-Йорке, который также называл "La Conga". Он предложил нам работу, начиная с того момента, как мы закончим в Майами.
  В "La Conga" в Нью-Йорке другой группой стал "Pancho"s". Они были известны своими танго, которые стали очень популярны в те дни. У них также появилась девушка, Диоса Костелло, пуэрториканская певица и танцовщица. Она была в восторге и идеально подходила для моего конга. Девушка могла трясти задницей лучше и быстрее, чем кто-либо, кого когда-либо видел - великолепная исполнительница.
  Нью-йоркская "La Conga" имела невероятный успех. Как и Чарльстон, линия конга стала национальным танцевальным увлечением, а вскоре и международным.
  Дебютанткой номер один в Нью-Йорке была Бренда Фрейзер, и она приехала в "La Conga", чтобы посмотреть, что, черт возьми, происходит вокруг всего этого шума.
  Ее группа обычно останавливалась на Ист-Сайде, в таких местах, как Stork Club, "21", The Versailles и El Morocco. Когда Бренда приезжала в "La Conga" все следовали за ней. Она была лидером, и куда бы ни двигалась, все остальные дебютантки и их сопровождающие шли.
  Как - то Дороти Килгаллен написала в своей колонке, "La Conga" был первый ночной клуб, который перенес Истсайд Нью-Йорка в Вестсайд". Он находился недалеко от Бродвея.
  Был уверен, что Бренда до сих пор остается, чрезвычайно красивой и яркой девушкой. Она носила очень легкий, почти белый макияж с едва заметной помадой. У нее были красивые глаза, шелковистые длинные темные волосы, самые провокационные губы, и улыбка.
  Она была не такой, как я предполагал, избалованной восемнадцатилетней девушкой из нью-йоркского общества, совсем нет. Мы стали хорошими друзьями, и Бренда продолжала приводить всех этих людей из Истсайда в "La Conga".
  Одним из ее сопровождающих в то время был Питер Арно, парень, делающий все мультфильмы для "New Yorker", один из величайших карикатуристов в мире - высококлассный. У Питера был старый гоночный автомобиль "Duesenberg", и мы с ним иногда ездили на нем в Атлантик-Сити на выходные. Там обычно были тусовки в те дни, и Питер знал, где крутились лучшие "тусовщики".
  В то время я завел еще одного хорошего знакомого. Однажды вечером, танцуя перед эстрадой, заметил одну из самых великолепных рыжеволосых женщин, которых я когда-либо видел. Она выглядела на восемнадцать или девятнадцать лет. Я не мог насмотреться на нее, и она, казалось, наслаждалась этим очень кокетливо, что немного разожгло мое любопытство.
  После выступления спросил о ней Ирвинга Цуссмана. Ирвинг и Милтон Рубин были двумя другими партнерами в "La Conga" и лучшими пиарщиками в этом бизнесе. Милтон завтракал с Уинчеллом каждое утро, и Уолтер иногда приходил туда. Он показал мне несколько отличных рекламных материалов в своей колонке, которые в те дни были чрезвычайно ценны.
  Я спросил их, - кто эта рыжеволосая девушка за соседним столиком?
  Ирвинг ответил: - Давай, я тебя познакомлю с ней и людьми, которые с ней. Я думаю, тебе будет очень интересно узнать о них.
  Он подвел меня к столу, где сидела женщина с двумя прелестными молодыми леди, и сказал: -Мистер Арназ, я хотел бы познакомить вас с известной нью-йоркской мадам Полли Адлер и двумя ее прекрасными молодыми леди.
  Я думал, он сказал "мадам", и что, вероятно, она была матерью или тетей девушек. Женщина попросила меня сесть с ними. У Полли был очень низкий голос. Он звучал как у Билли Фроули с ларингитом. Она представила меня рыжей и другой, красивой мулатке. Затем сказала: - Не хотите ли зайти и позавтракать с нами после вашего последнего выступления?
  - О, это было бы здорово.
  К этому времени действительно сходил с ума, сидя рядом с этой рыжей. "Построена как кирпичный сортир" было популярным описанием в мое время. Дом Полли Адлер с дурной репутацией в Нью-Йорке был действительно - Элегантное место. Большая гостиная, выполненная в оттенках красного и белого и обставлена в роскошном французском стиле семнадцатого века.
  Высокий потолок поддерживал большую хрустальную люстру Марии Терезии.
  Ее украшениями являлись вазы со свежими желтыми розами, а также та самая сенсационная девушка-мулатка, одетая не как один из кроликов Хью Хефнера, а в вечернее платье из белого шелка с высоким воротом - ничего другого, а-ля Харлоу - которое облегало все холмы и долины ее прекрасного тела. Я не должен был говорить "ничего другого", потому что она также всегда носила красные туфли на высоком каблуке.
  Не было открытого бара, но как только в моем бокале заканчивался напиток, это девушка быстро наполняла его.
  Главными особенностями спален были кровати с балдахином или размера "ультра-кинг-сайз" с красиво оформленными изголовьями.
  В стратегических местах висели большие старинные зеркала. Освещенные только свечами и благоухающие ароматом разных свежих цветов, чтобы соответствовать цветовой гамме комнаты, которая, в свою очередь, дополняла колорит каждого жильца.
  После того, как мы съели роскошный завтрак из икры, осетрины, яичницы-болтуньи, тостов - всего самого наилучшего - и ничего, кроме самого лучшего шампанского, Полли сказала: - Тебе нравится рыжая, не так ли?
  - О, да!
  Но к этому времени я понял, что нахожусь в очень классном борделе, и был уверен, что в этом месте "наслаждение" должно быть не менее ста долларов.
  Поэтому я сказал ей: - Миссис Адлер, мне очень понравился ваш завтрак. Вы были очень любезной хозяйкой, но, боюсь, рыжая мне не по карману.
  Она посмотрела на меня и с этим своим замечательным, глубоким и искренним смехом сказала: - Все в порядке, сынок, это за счет заведения.
  Я начал протестовать, но она остановила меня словами: - Иди сейчас. Она тебя ждет. Ты же не хочешь, чтобы она подумала, что тебе не нравится, не так ли?
  - Конечно, нет.
  - Ну, тогда иди.
  - Сколько времени?
  - Шесть тридцать.
  - У меня репетиция в два часа.
  - Разбужу тебя в полдень - надеюсь, она даст тебе поспать пару часов.
  Эти девушки, которые работали на Полли, выглядели так же хорошо и элегантно. Были такими же утонченными, как светские девушки, которых вы найдете в El Morocco или "21".
  Полли действительно заставила их пройти школу. Мужчины не только ходили туда, чтобы провести пару часов, но и могли пригласить одну из девушек на вечер, но это было удовольствие не из дешевых, скажу вам. Некоторые богатые иногородние бизнесмены не хотели ни с кем ввязываться или вступать в какие-либо романтические отношения. Они могли брать этих прекрасных молодых леди куда угодно, зная, что они всегда будут хорошо одеты и воспитаны, и никогда не будут слишком много пить.
  Полли также очень помогла мне, поручив всем своим девушкам возить мужчин в "La Conga", когда это было возможно. Странно, что мои первые лучшие две подруги в Нью-Йорке были с разных полюсов: Бренда Фрейзер, дебютантка номер один, и Полли Адлер, мадам номер один. Вместе они, и из разных источников, но приводили "La Conga" много людей.
  Я не знал многих людей из кино или театра, которые приезжали в "La Conga". Однажды вечером, после того как я закончил первое шоу, Марио позвал меня в офис и сказал: - Знаешь, кто хочет поговорить с тобой?
  - Кто?
  - Роджерс и Харт.
  - Кто они? - Я действительно не знал их.
   10
  - Ричард Роджерс и Ларри Харт - лучшая команда сценаристов мюзиклов и комедий в Америке. У них все большие бродвейские шоу. Вот кто они, глупый кубинец!
  - Я никогда не был на бродвейском шоу.
  - Ну, они самые лучшие. У них постоянно есть хиты. Я не знаю, чего они хотят от тебя, но тебе лучше пойти поговорить с ними и попытаться быть самым очаровательным из всех.
  Я встретил Дика Роджерса и Ларри Харта. Джордж Мэрион-младший был с ними, и мистер Харт объяснил мне, что Мэрион написал - книгу под названием "Слишком много девушек". Один из персонажей в рассказе - латиноамериканский парень восемнадцати или девятнадцати лет, который, как предполагается, является лучшим футболистом, когда-либо выходившим из Латинской Америки. Любой, кто играет эту роль, должен уметь быть веселым, а также петь и танцевать.
  В то время латиноамериканский тип, который они описывали, было нелегко найти в этой стране. Сегодня их довольно много, и они лучше, чем я. Единственными, кто стал известен в те времена, это романтичные типы такие как Валентино и Джордж Рафт, или другая крайность, ленивый мексиканский персонаж Криспина Мартина или Лео Каррильо.
  Хотя мне было больше восемнадцати или девятнадцати, я выглядел на несколько лет моложе, чем являлся на самом деле.
  Ларри Харт сказал: - Я видел вас в "La Conga" в Майами.
  - О, я даже не знал, что вы там были, мистер Харт.
  - Я знаю это. Я видел вас и наблюдал за вами. Я рассказал Дику и Джорджу о вас. Вы умеете играть?
  - Нет, не знаю. Я сыграл пару ролей в школьных пьесах, когда находился в Кубе. Был в команде дебатов. Я также могу декламировать "La Marcha Triunfal de Rubén Dario". ("Триумфальный марш Рубина Дарина".)
  - Что, черт возьми, это? - спросили Дик и Ларри.
  - Это была моя главная фишка. Я начал заниматься этим, когда мне исполнилось двенадцать.
  - Мы никогда не узнаем, пока не попробуем, не так ли, Дик? - спросил мистер Мэрион.
  - Я готов на все, - вставил я.
  - Не слишком волнуйся, - продолжил мистер Роджерс. - Нам нужно пригласить сюда мистера Эбботта, чтобы он посмотрел на вас.
  - Кто он?
  - Вы действительно ничего не знаете о нью-йоркском театре, не так ли?
  - Мне жаль.
  - Джордж Эбботт - один из ведущих режиссеров нью-йоркской сцены, и он особенно хорош с неопытными молодыми людьми. Он также является тем человеком, который может режиссировать это шоу, если мы решим.
  На следующий вечер Ларри Харт вернулся с Джорджем Эбботтом и увидел, как я танцую конгу. На самом деле, мистер Эбботт присоединился к нему. После этого он позвал меня и сказал: - Я хотел бы, чтобы вы пришли в театр и прочитали мне пару сцен, послезавтра в девять утра. Ларри расскажет вам, где это.
  Девять утра напоминает мне Томми Дорси в MGM много лет спустя. Помощник режиссера сказал Томми, что он и его группа будут в гримерной в восемь часов следующего дня, чтобы быть готовыми в девять. Они были заняты в "DuBarry Was a Lady", ("Дюбари была леди") одном из лучших мюзиклов MGM, с Люси и Редом Скелтоном в главных ролях.
  Дорси спросил ассистента: - Вы имеете в виду восемь часов утра?
  - Конечно, - ответили ему.
  - Господи Иисусе, - продолжил Дорси, - мои мальчики даже не начинают блевать до одиннадцати.
  Эбботт ушел, и Ларри представил доктора Бендера, дантиста, который подрабатывал агентом.
  Ларри сказал: - Послушайте, Эбботт не любит, чтобы кто-либо видел сценарий, прежде чем его ему прочитают. Вы когда-нибудь читали кому-нибудь сценарий?
  - Я так не думаю. Что такое сценарий? - Я даже не знал, что это значит.
  - Вот чего я и боялся. Скажу вам, что сделаю. Принесу сценарий, и мы поработаем с вами, прежде чем вы его прочитаете для него. По крайней мере, будете иметь представление о том, что это должно быть, но ради Бога, когда вы будете читать для Эбботта, послезавтра, притворитесь, что вы видите это в первый раз, иначе он устроит нам настоящий ад, если узнает, что мы дали вам сценарий до того, как вы пришли туда. Ему нравится, чтобы люди читали его впервые.
  Это одна из многих вещей, которым я научился у мистера Эбботта. Пока мы работали с "Я люблю Люси", даже Люси никогда не видела сценарий до первой читки в понедельник утром, и Билл с Вивиан тоже.
  Не хотел, чтобы они беспокоились о том, что будут играть на следующей неделе, пока мы делали шоу на этой неделе.
  Роль, которую я должен был читать для Манолито, и у него были некоторые очень важные сцены. Ларри и Док Бендер заставили меня прочитать их несколько раз на следующий день. Позже репетировал перед зеркалом, снова и снова. Даже добавил несколько жестов, которые считал подходящими.
  Пришел на прослушивание, Эббот сказал: - Сначала ты что-нибудь споешь. Поговори с пианистом, и мы посмотрим, как ты будешь звучать в этом театре без микрофона.
  Прослушивание, как уже упоминал, началось в девять утра, для меня это было тяжелое время. Никогда не заканчивал в "La Conga" раньше 4:30 утра и, конечно, еще не ложился спать. Мне нужно было расслабиться. Обычно шел к Полли и завтракал - или что-то в этом роде. Никогда не ложился спать раньше семи или семи тридцати утра. В этот конкретный день знал, что если лягу спать, то не проснусь вовремя, чтобы попасть на прослушивание. Поэтому вообще не ложился.
  Встретился с пианистом и спел одну из песен Роджерса потом одну из старых хитов Харта; Пианист не знал ни одной из моих латинских композиций. Это был не мой тип песен, или не мое время суток.
  После того, как закончил, понял, что все получилось довольно паршивым.
   Эбботт сказал Дику Роджерсу, который сидел рядом с ним: - Ну, он достаточно громкий.
  Затем он передал мне сценарий и попросил прочитать сцену, которую отметил карандашом.
  Манолито пытался решить, в какой колледж в Соединенных Штатах он пойдет. У него много вариантов. Все учебные заведения охотились за ним, предлагая стипендии и все такое. Но есть только одна вещь, которую Манолито хочет знать в этой сцене. Он говорит одному из скаутов: "Все, что меня интересует, - это поехать туда, где много красивых девушек. В моей жизни у меня девять братьев, ни одной сестры, десять дядей, ни одной тети. Мне восемнадцать лет, и у меня никогда не было девушки. Но понимаю, что здесь, в Соединенных Штатах, есть много колледжей с большим количеством девушек, которым не нужно беспокоиться о сопровождающих или о чем-то подобном. Вот куда я хочу пойти.
  Скаут говорит: - Тебе место в Вассаре.
  - У них там есть девушки? - спрашивает Манолито.
  - Да, у них есть девушки - и ничего больше - продолжает Скаут; - единственная проблема в том, что они не играют в футбол и не допускают туда мужчин.
  МАНОЛИТО: Футбол - это не самое главное, я бы хотел пойти туда, где в него играют, но там должно быть много девушек.
  СКАУТ: Ты имеешь в виду "совместное обучение".
  МАНОЛИТО: вот именно - девушки, готовые к сотрудничеству.
  Манолито был хорошим персонажем, симпатичный. Американская публика посочувствовала бы восемнадцатилетнему парню, который еще был девственником.
  Как только начал говорить речь, то увлекся своей игрой и размахивая руками делал все жесты, которые отрепетировал перед зеркалом.
  Сценарий был повсюду, кроме моих глаз. Очевидно, я его не читал. Закончил, посмотрел на Эббота, а он на Дика Роджерса. Затем увидел, как Ларри Харт крадется к выходу.
  Эббот тоже увидел его и крикнул, -Ларри! Куда ты идешь?
  - Просто в туалет.
  Эббот возмутился: - Ты же дал ему сценарий, не так ли?
  - Кто? Я? Как? Почему?
  - Потому что он не посмотрел ни на одно чертово слово из этой сцены. Он был профессионален, проявляя эмоции и размахивая рукой. Вы научили его этому, не так ли? И, могу добавить, вы сделали очень плохо.
  Это было ужасно. Я поставил Ларри в очень неловкое положение. В конце концов, он предупреждал меня о том, что Эббот не любит, чтобы кто-то видел сценарий перед прослушиванием. Кроме того, как сказал мистер Эббот, все эти жесты и выражения, которые я добавил перед этим чертовым зеркалом, были довольно плохими. Точно провалил прослушивание. Поэтому, очень тихо, начал уходить со сцены. Почти покинул театр, когда кто-то подошел и сказал, что мистер Эббот хочет посмотреть на меня.
  Я вернулся и сказал: - Извините, сэр, это не вина мистера Харта. Он знал, что я никогда раньше не читал сценарий. Он просто пытался мне помочь. Я увлекся и добавил все эти жесты и многое еще чего.
  - Ладно, Диззи.
  - Это не Диззи, сэр, это Деси.
  - Ладно, Деси, похоже, ты единственный, кто подходит на эту роль, так что, если ты не против поработать над собой, мы попробуем. Приходи к часу.
  -То есть я получил роль?
  По-моему, я даже не сказал, - Спасибо. - Не мог в это поверить. Никогда не мечтал, что у меня будет шанс выйти на бродвейскую сцену. Для меня это было далеко за пределами моей досягаемости. Я зарабатывал триста в неделю в "La Conga" в Нью-Йорке, и, учитывая предыдущие пять лет, это были все деньги в мире.
  Пресса была ко мне чудесна. Бренда Фрейзер, дебютантка номер один в стране, стала одной из моих самых больших поборниц. Полли Адлер и ее девочки являлись моими друзьями, и даже больше. Я был в восторге.
  На следующий день мистер Эбботт сказал: - Мы должны что-то придумать о вашем участии в "La Conga". Сколько еще времени ваш контракт предусматривает там?
  - Ну, мне нужно быть там еще как минимум три месяца.
  Он сказал: - Вы можете продолжать работать там, пока мы в городе. Вам не придется репетировать по ночам, но через четыре недели мы уедем из города. Мы будем в Нью-Хейвене неделю или больше, а затем поедим в Бостон как минимум на две недели до нашего открытия на Бродвее. Как вы думаете, вы могли бы получить отпуск по вашему контракту?
  - Думаю, да.
  Я поговорил с Марио Торсатти, Ирвингом Зуссманом и Милтоном Рубином, партнерами в "La Conga", и рассказал им, что Эбботт сказал об отпуске. Затем добавил: - Прежде чем ты мне ответишь, я должен сказать тебе, что даже не знаю, хочу ли я этого.
  Марио удивился: - Что ты имеешь в виду, говоря, что ты не знаешь, хочешь ли ты этого?
  - Ну, я до смерти напуган. Никогда в жизни не ходил по сцене, а это Бродвей, где появляются все большие звезды мира. Я не имею ни малейшего представления о том, что такое актерство. Я даже не понимаю некоторые шутки.
  Марио ответил: - Да, ну, мы понимаем, что ты чувствуешь, но Джордж Эбботт - величайший режиссер для неопытных молодых людей в бизнесе. Если он думает, что у тебя есть шанс - ты сумасшедший, что не попробуешь.
  - Но предположим, что я просто не смогу этого сделать? Предположим, я провалюсь там, и тогда, вероятно, вы, ребята, тоже не захотите меня сюда брать.
  - Послушай, если это все, что тебя беспокоит, вот что мы сделаем. Мы оставим ядро вашей группы здесь, пока тебя не будет. Если шоу провалится, то вернешься в "La Conga" с той же зарплатой, а если шоу будет иметь большой успех, и ты станешь звездой Бродвея, то вернёшься в "La Conga" на шесть месяцев, а не на три, но также с той же зарплатой.
  - Это достаточно справедливо, - ответил им.
  Пока мы репетировали в Нью-Йорке, проблем не было, потому что мистер Эбботт заставлял танцоров репетировать ночью в тех номерах, в которых я ему не был нужен, и он всегда отпускал меня в пять или шесть часов, не позднее, чтобы у меня было достаточно времени переодеться и подготовиться к моему ужинному шоу в "La Conga".
  Конечно, все актеры из шоу приходили в "La Conga" после репетиций, так что у меня была другая группа, которая болела за меня.
  Джордж Мэрион-младший и Джордж Эбботт часто бывали там, потому что они оба любили танцевать. Эбботт действительно отличный танцор румбы. Он танцевал с Диосой всю ночь между выступлениями.
  Однажды вечером он сказал мне: - Знаешь, лучшее, что ты делаешь, это когда начинаешь танцевать конгу, крича и колотя по полной в этот твой большой барабан. Нам нужно придумать, как это вписать в шоу.
  Они изменили финал первого акта, так что весь состав танцевал конгу со мной. Диосе также дали роль в шоу. Пока я бил в барабан и руководил криками, она трясла своей красивой пуэрториканской задницей по всему залу. Все участники хора, весь состав, покрывающий сцену на разных уровнях, выстраивались в большую линию конга, отвечая на крики, пиная ногами, поднимая руки в воздух, пока барабаны становились все громче и громче. Это было действительно безумно. Роберт Элтон проделал сенсационную работу, поставив хореографию этого номера.
  Дик и Ларри написали великолепную партитуру. "I Didn"t Know What Time It Was"("Я не знаю, что за время сейчас") была песней номер один в The Hit Parade по крайней мере двенадцать недель подряд. Другие: "I Like to Recognize the Tune",("Мне нравится узнавать мелодию") "Give It Back to the Indians",("Отдай его обратно индейцам") "Love Never Went to College", ("Любовь никогда не училась в колледже") "Spic and Spanish", ("Острый и испанский") "She Could Shake Her Maracas", ("Она могла бы потрясти своими маракасами") "Too Many Girls", ("Слишком много девушек")"Potowatamie" ("Потоватами") и "Harvard Look Out" ("Горвард берегись").
  Последняя песня стала интересной музыкальной проблемой, когда мы впервые попытались сделать ее как конгу для финала первого акта. Этот номер был сразу после того, как мы выиграли большой футбольный матч, в котором Манолито становился героем, и празднование проходило со всеми парнями в команде, группой, чирлидерами и всем студенческим составом - точно так же, как в USC или UCLA после большой победы.
  Слова "Harvard Look Out" продолжались словами "Princeton берегись, мы кричим, берегись, Йель, ты хам, лучше убирайся, Notre Dame, мы заставим Уильямса плакать, Navy you're through, Army you too, pooh, pooh, to Purdue".
  Это песня являлась отличной для митинга. Единственная проблема была в том, что Дик написал ее как марш. Сейчас конга очень проста, но этот раз, два, три - удар; раз, два, три - удар должен соответствовать не только мелодии, но и фразировке слов. Иначе вы полностью сбиваетесь с толку и не можете танцевать или петь под нее. Вы просто сбиваетесь с ритма.
  Когда попытался поставить конгу на эту песню, она просто не подошла. Поэтому сказал пианисту, аранжировщику и дирижеру, которые были там, - Послушайте, это нельзя сделать как конгу. Размер не подойдет. Актеры могут сделать это прямо, как есть, в первый раз, когда они выходят, но, когда я начну играть на барабане, нам придется ее изменить.
  Ну, они обиделись.
  Дирижер сказал: - Вы собираетесь изменить песню Дика Роджерса и Ларри Харта?
  -Если они хотят поставить конгу, мне придется это сделать. Иначе ничего не получиться.
  Они ответили: - Забудь, парень. Ты говоришь о Ричарде Роджерсе и Лоренце Харте.
  - Я знаю это. На самом деле, я ошеломлен тем, что вообще в этом деле. Я напуган до смерти, но, если они хотят, чтобы я танцевал конгу под эту песню, нам придется сделать ее в ритме конги, иначе у нас ничего не получится. Все в Нью-Йорке танцуют конгу так же, как они видят, как мы это делаем в клубе. Так что, если вы хотите, чтобы я танцевал ее здесь, нам придется делать это именно так, и это выход из сложившейся ситуации.
  На самом деле, это был единственный способ. Вы определенно не можете танцевать вальс под танго или конгу под марш.
  - Мы не можем изменить музыку Роджерса, - был их ответ. В этот момент увидел, Роджерса идущего по проходу.
  Он сказал: - Что происходит? В чем дело, Деси?
  - Ну, мистер Роджерс, я думаю, у нас проблема, и я... э-э-э...
  - Ну, в чем дело?
  Дирижер, поддержанный аранжировщиком, продолжил: - Привет, Дик, этот парень хочет изменить фразировку Ларри и твою музыку, чтобы они соответствовали его чертовому ритму конги.
  Дик сказал: - Давай посмотрим, почему. В чем твоя проблема, Деси?
  - Ну, я не могу петь "Harvard look out, Princeton look out, we shout, look out Yale" так, как написано, потому что я не могу сделать бит конги в этой фразе.
  - Как бы вы сделали это для конги?
  - Ну, это должно было бы звучать так: - "Har-ar-ar-VARD! Look out, Prin-n-n-STON! Look out, we-e-e-EE! Shout, look
  out Ya-a-a-ALE" и так далее.
  Мистер Роджерс сказал: - Почему бы и нет? Что с вами, ребята? Мы споем первый припев, а потом, когда Деси начнет бит конги, мы изменим его, чтобы он соответствовал его стилю. Честно говоря, мне больше нравится, как он.
  Вот что сказал и сделал мистер Ричард Роджерс, один из величайших композиторов этого века. Вот почему я был так рад и горд, что меня пригласили принять участие в дань уважения ему несколько лет назад на ежегодной телевизионной феерии премии "Тони". Дик был там за пианино, а я спел "She Could Shake Her Maracas", одно из моих соло из Too Many Girls, помимо "Harvard Look Out" и заглавной песни.
  После этого Дик подошел и поцеловал меня. - Ты первый мужчина, которого я когда-либо целовал, кубинец.
  - Дик, я люблю тебя. Я никогда не забуду, что ты сделал в тот день, когда мы пытались разобраться с музыкой конга, и все остальные разы, когда ты так мне помог.
  Подумать только, что я был просто ребенком, которому повезло иметь работу, и даже не зная нот. Все, что знал, это как бить по барабану конга. И это, по милости Божьей, подняло какое-то помешательство по всей стране, по всему миру, в конце концов. Единственная причина, по которой начал это делать, все время, была в том, что Кугат прислал мне паршивую группу.
  И теперь, вероятно, автор музыки номер один в мире позволил мне изменить его музыку, чтобы она соответствовала моему "делу". Да, Дик Роджерс - настоящий мужчина, и мне, кубинцу, очень повезло, что он, Ларри и Джордж Эбботт помогали мне. Мистер Эбботт - гений, когда дело касается руководства неопытными молодыми людьми. У него просто есть талант заставить вас почувствовать себя комфортно, показать, куда идти, как это сказать, когда и как реагировать.
  Ничего не знал об актерской игре, тем более об игре в комедии, которая, как согласится большинство актеров, гораздо сложнее, чем в драме. За все мои долгие годы в шоу-бизнесе обнаружил, что актер, который хорош в комедии, может быть также очень хорош в драме, но не обязательно наоборот.
  Одной из моих самых больших проблем с комедией было то, что не понимал некоторые шутки, особенно те, которые зависели от смешной игры слов. Ходил к Эбботту и говорил ему: - Я очень смеюсь над этой фразой, но не знаю, почему.
  Он получал удовольствие от этого и потом объяснял мне. Также, иногда Эдди Брэкен, у которого была главная роль в комедии, говорил мне что-то в пьесе, и зрители смеялись как черт. Конечно, мне, как Манолито, приходилось реагировать так, как будто я знал, что он сказал, и тоже смеяться как черт. Часто я не знал, над чем мы все смеялись.
  Например:
  БРЭКЕН (говоря о футбольном матче): Судья перехватил пас и пробежал восемьдесят ярдов для тачдауна.
  МАНОЛИТО: Судья?
  БРЭКЕН: "Да, он был старым защитником Нью-Йоркского университета и никогда раньше не был в безопасности - ха-ха-ха!
  Первое, чего я не знал об этом, было то, что означает Нью-Йоркский университет.
  Одна из самых больших шуток в шоу была о многих девушках в Потоватами, которые носили шапочки на головах. Шапочки были круглыми, и они закрывали затылки девушек. Все парни пытались выяснить, имеют ли шапочки какое-либо значение.
  Сцена началась с того, что Эдди Брэкен был на сцене один, затем вышел я, а за мной Хэл Лерой, великолепный танцор, который также, в пьесе, играл в задней зоне в команде.
  МАНОЛИТО: Я узнал, что означают шапочки.
  БРЭКЕН: Что?
  МАНОЛИТО: Ну, все девушки, которые носят шапочки, это... э-э-э девственницы.
  БРЭКЕН: Да ладно, этого не может быть.
  МАНОЛИТО: Да, именно так. Один из парней нам сказал.
  БРЭКЕН: Он шутил или что-то в этом роде.
  МАНОЛИТО: нет, нет, он не шутил. Те, кто носят шапочки, все девственницы.
  БРЭКЕН: В это трудно поверить.
  МАНОЛИТО: Я знаю - их так много.
  "Ух ты! Какой смех!"
  И я не знал почему. Сначала подумал, что это может быть религиозная шутка. Ну, вообще не понял связи, пока Эбботт не объяснил мне.
  Кстати, сцена продолжилась тем, что моя спутница на вечер, Мэри Джейн Уолш, вышла, чтобы встретить меня. Она останавливала шоу каждый вечер, исполняя замечательную песню "Give It Back to the Indians".
  МЭРИ ДЖЕЙН (с сильным южным акцентом): Ты готов пойти на вечеринку?
  МАНОЛИТО: о да, как мы вместе попадем на эту вечеринку?
  МЭРИ ДЖЕЙН: (с многозначительной, кокетливой улыбкой): ну, ты просто пойдёшь со мной, ты, высокий и красивый кубинский грубиян, и узнаешь, все.
  Манолито внезапно понимает, что у его милой, сексуальной спутницы нет шапочки на голове. Он поворачивается и смотрит на Брэкена и Лероя, в центре сцены, и указывает на её голову. Затем снова смотрит на неё, "чтобы зрители могли действительно увидеть мое выражение", как сказал Эббот. Беру её за талию, с большой, большой улыбкой предвкушения на лице, выхожу вместе с ней.
  Моё единственное предыдущее знакомство с тем, что считал американским юмором, было основано на наблюдении за несколькими американскими туристами, которые приехали в Сантьяго, и моей реакцией в то время было "Какая кучка глупых персонажей". Они все, казалось, носили смешные шляпы, пытались играть на маракасах или бонго и выставляли себя на посмешище, пытаясь танцевать румбу и смеясь друг над другом как черти.
  Иногда кто-нибудь из них рассказывал вам шутку на английском, и вы говорили: "No sabe". Затем они пытались перевести ее на испанский, и, конечно, тогда это вообще не имело никакого смысла, особенно шутки, которые были связаны с игрой слов. Поэтому вы говорите, - Какое, черт возьми, чувство юмора у этих персонажей? Они на самом деле кучка глупых людей.
  Позже, когда приехал в эту страну и пошел в старшую школу, и, конечно, во время показа Too Many Girls, узнал об американском чувстве юмора и понял, что они не глупые люди, которые выставляют себя дураками и смеются над какой-то идиотской шуткой, но и начал восхищаться их чувством юмора. Начал понимать, что у них гораздо лучшее чувство юмора, чем у нас, латиноамериканцев. Американцы умеют смеяться над собой, высмеивать не только себя, но и свои недостатки. Это одна из вещей, которая делает эту страну такой великой.
  "Too Many Girls" открылся за городом, в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, 28 сентября 1939 года.
  Нью-Хейвен был выбран, потому что это хороший студенческий город, и все наше шоу было о студентах, футболе и сексе. (Да, в 1939 году студенты тоже этим занимались.) Так что это был хороший город, чтобы попробовать шоу. Оно имело большой успех в первый же вечер. К тому времени узнал больше о том, что означают шутки, и мне нравилось играть свою роль, но был зомби в тот первый вечер, когда вышел на сцену перед полным залом.
  Первый большой смех, который испугал меня до чертиков. Никогда не слышал, как полный театр действительно смеется над шуткой, чувак.
  Какой это замечательный звук, и какое сенсационное чувство!
  Всегда запомню Нью-Хейвен как место, где впервые получил такой кайф.
  В первый вечер мы исполнили песню "Harvard Look Out", за которой последовало изменение темпа для номера конга в конце первого акта. Занавес опустился под громкие аплодисменты. Затем мы услышали крик помощника режиссера: - Места! ! !
   Поэтому вернулись, и занавес снова поднялся. Люди все еще аплодировали, теперь уже стоя.
  Во время антракта мистер Эбботт заглянул в нашу гримерку и сказал: -Эй, Деси, для любителя ты отлично справляешься, малыш. Так держать.
  Как бы он ни был занят в первый вечер, нашел время, чтобы зайти в гримерку, и сказать это. Для меня это значило очень много.
  Затем Брэкен сказал: - Знаешь, что мы только что сделали?
  - Что? - спросил я.
  Это был конец первого акта.
  "ОНО это знает".
  - Я знаю, что ты это знаешь, но чего ты не знаешь, так это того, что занавес не поднимается в конце первого акта. Занавес опускается - конец первого акта - и люди выходят, идут через улицу, покупают пару быстрых рюмок выпивки и, когда звенит звонок, возвращаются на второй акт. Никто не останавливает шоу в финале первого акта.
  - Это то, что мы сделали?
  - Да, это то, что мы сделали. Мы остановили шоу этой твоей штукой с конгой.
  Я подумал, что он просто пытался заставить меня почувствовать себя хорошо, и это действительно было правдой, и происходило почти каждый вечер в Нью-Хейвене, позже в Бостоне, и тем более в Нью-Йорке.
  Мы играли одну неделю в Нью-Хейвене.
  Следующая остановка: Бостон.
  После премьерного выступления у мистера Эбботта было довольно много заметок для всех в актерском составе. Закончив с нами, он повернулся к Ларри Харту и сказал: - Ларри, нам нужно как минимум еще два припева для "I Like to Recognize the Tune".
  Этот номер остановил шоу в тот вечер, и хотя актеры были готовы с двумя дополнительными припевами, которые они спели, зрители все равно хотели еще. Мэри Джейн Уолш, Эдди Брэкен, Ричард Коллмар и Марси Уэсткотт исполнили этот номер.
  Ларри заглянул в карман пальто и достал конверт, положил его на репетиционное пианино на сцене, взял карандаш и начал писать. Так мы его оставили, когда пошли в ресторан через дорогу от театра на вечеринку, которую Роджерс, Харт и Джордж Эббот устраивали для актеров и друзей, приехавших из Нью-Йорка.
  Примерно через полчаса пришел Ларри, подошел к мистеру Эбботу и Дику Роджерсу и сказал: - Что вы думаете об этом? - потом он передал им конверт. Там было написано еще три припева, которые оказались так же хороши, если не лучше, чем те, что он написал раньше. Невероятный ум!
  Слова песен Ларри всегда рассказывали историю так хорошо и так полно, что вы могли бы использовать некоторые из них в качестве основы для фильма. "Кажется, мы стояли и говорили так раньше. Мы смотрели друг на друга так же тоже тогда.
  Но я не могу вспомнить, где или когда".
  Это случалось с каждым. Иногда вы появляетесь в каком-нибудь месте и думаете: - Я уже был здесь раньше; но знаете, что никогда не были, и все же ... Другое это: "Я не знал, который час. Потом встретил тебя. О, какое это было прекрасное время. Как возвышенно это было".
  Есть определение гения, и мне оно очень нравится. "Человек, который может сделать что-то необычное, чего никто другой не делал раньше, и особенно то, что принесет пользу человечеству, или человек, который делает свою работу лучше, чем кто-либо другой, мог бы сделать ту же работу".
  Ларри Харт, должно быть, являлся гением. Он подходит под обе категории.
   11
  В поезде в Бостон почувствовал, боль в одном из пальцев ноги. Это беспокоило меня уже пару дней, но не обращал особого внимания. Снял ботинок и носок, посмотрел на палец. Он был весь синий. Одна из девушек увидела это и сказала: - Тебе лучше показать ногу мистеру Эбботу, Деси. Она выглядит ужасно.
  Подошел к мистеру Эбботу и сказал: - Мне не хочется беспокоить тебя, но кое - кто посоветовал показать это тебе.
  Он спросил: - В чем дело?
  - Ну, посмотри на палец ноги... Должен сказать, что мистер Эбботт был немного ограничен в средствах. Он не брал с собой ни одного лишнего человека.
  Когда Ван Джонсон узнал, что у меня проблемы с пальцем, испугался и подумал, что ему, возможно, придется искать дублера, - вот это мне повезло! - закричал он. -Брэкен - я могу, Коллмар - я могу, Лерой - я могу. Но как, черт возьми, я собираюсь сыграть этого кубинца?
  Пока он болтал, ему примеряли темные парики, чтобы посмотреть, можно ли заставить его выглядеть латиноамериканцем, что довольно сложно сделать с высоким, голубоглазым, веснушчатым, рыжеволосым, типичным американцем, как Ван.
  На следующий день он пришел в больницу ко мне, и сказал: -Поговорим!
  - О чем?
  - О чем угодно. Просто поговори. Мне сегодня вечером нужно изобразить твой акцент.
  - Ты будешь играть мою роль?
  - Ага, разве не в этом дело? Вот в чем мое паршивое везение. Это должен был быть ты.
  - Останься. Я поговорю с врачом. Он сейчас приедет сюда.
  Появился доктор, и после того, как он осмотрел мою ногу, я спросил: - Слушай, Док, разве нет чего-то, что ты можешь сделать, чтобы я принял участие в этом чертовом спектакле?
  - Думаешь о том, чтобы сыграть в шоу?
  - Ну, если ты можешь обезболить эту ногу на небольшой промежуток времени, тогда вернусь сюда, чтобы вы поработали над ней ночью.
  В начале они положили несколько горячих компрессов на нее, а затем сделали пару уколов. Врачи пытались определить, смогут ли они вывести инфекцию без необходимости в операции.
  Доктор сказал: - Хорошо, давайте попробуем.
  Ван был в восторге. - Слава Богу! Слава Богу! - обрадовался он.
  Итак, в течение первых трех вечеров в Бостоне врач делал мне обезболивание ноги, скорая помощь доставляла за кулисы - я переодевался для своей первой сцены -и играл в шоу.
  После скорая обратно приезжала за пол часа до финала последнего акта, а затем увозила меня в больницу.
  К тому времени уже начинало проходить. Как только я возвращался, медсестры были готовы с компрессами и всем остальным. Они работали со ступней всю ночь и весь следующий день, пока не наступало время обратно ее обезболивать.
  За три дня и ночи вылечили мою ногу. Сутки спустя врач сказал: - Я хочу вас увидеть. Вы приедете сюда?
  - Моя нога в порядке, док, вы отлично поработали.
  - Спасибо, я рад это слышать, но все равно хочу вас увидеть.
  - Но, Док, мы репетируем новые тексты для открытия в Нью-Йорке. Она больше не беспокоит меня, поверь мне, и цвет естественный.
  - Да, я вижу это, но как только сможешь, пожалуйста, приходи.
  - Хорошо доктор.
  Зашел в его кабинет и заметил, что он выглядит мрачным и грустным. Мы стали довольно хорошими друзьями, пока он помогал мне те три ночи в Бостоне.
  Он продолжил: - Сядь, сынок.
  Я подумал, "Боже мой, что теперь?"
  -Мне не хочется тебе это говорить, но у тебя сифилис.
  -У меня что? - переспросил у него.
  - Сифилис. Видишь ли, мне пришлось проверить твою кровь из-за вируса в ноге, и тест показал, что у тебя сифилис.
  Мне было двадцать два года. Шоу имело большой успех, но оно еще даже не достигло Бродвея. И этот врач сидел передо мной и говорил, что у меня сифилис. В те дни это было хуже смерти. Лекарства кроме пенициллина еще не было - ничего. Странно, сколько мыслей приходит в голову в такое время: тебе двадцать два, ты пять лет чистил клетки для птиц, голодал, работал в крысиных норах, какие ужасные вещи пришлось пережить моим отцу и матери на Кубе, а теперь я в успешном шоу, которое вот-вот выйдет на Бродвее, шоу, которое, как пишут газеты, будет иметь большой успех, и похоже, что я тоже буду иметь большой успех на Бродвее. И этот человек говорит мне, что у меня сифилис!
  Вернулся в отель. Мой номер был на пятом этаже. Не мог перестать думать об ужасной новости. Знал, что лекарство от сифилиса либо не существует, либо встречается крайне редко. Знал, что Аль Капоне умер от него.
  Никогда в жизни не был так близок к тому, чтобы выпрыгнуть из окна, как в тот день. Не мог поверить в то, что мне сказали. Не мог принять это.
  Вернулся к врачу и сказал: - Доктор, я просто не верю в это. Я не был с такой девушкой. Я не знаю, где я мог подцепить что-то подобное.
  Он ответил: - Вы могли подцепить это, просто поцеловав кого-то.
  - О, Боже, у меня есть сцена, где я целую девушку около шести раз. Вы имеете в виду, что я могу заразить ее?
  - Ну, если у вас порез на губе, а у нее на губе царапина, да, вы можете заразить ее, поцеловав.
  - Думаю, мне лучше больше не выступать в этом шоу.
  - Но, если у вас нет порезов на губах, все в порядке.
  - Это чертовски тревожная вещь. Знаешь, док, я был готов выпрыгнуть из чертового окна, но просто не верил в это. До сих пор не верю в это. Не помню, чтобы какая-то девчонка с кровавыми губами целовала меня, а девушки, с которыми у меня были интрижки - за последние шесть месяцев или около того - все довольно милые. Ни одна из девушек Полли не могла заразить меня этим. Они самые чистые девушки в Нью-Йорке.
  - Мне жаль, сынок. Я знаю, в это трудно поверить.
  - Док, ты не мог бы сделать мне еще один тест?
  - Конечно, да, я возьму у тебя кровь прямо сейчас.
  - Сколько времени тебе потребуется, чтобы узнать?
  - Сорок восемь часов.
  - Это будут самые длинные сорок восемь часов в моей жизни.
  Док сказал: - Мы помолимся.
  Затем я спросил его: - Что мне делать с шоу? Если оно у меня есть, не хочу терять Лиле. (Это была та девушка, с которой играл сцену с поцелуем.)
  - Обязательно проверь свои губы.
  Ну, я даже не осмелился закурить. Думал, что бумага прилипнет к моей губе, и я ее разорву. Каждый вечер, перед шоу проводил много времени у зеркала с увеличительным стеклом. Это была очень милая сцена для Манолито, в которой он говорит этой студентке: - Держу пари, я могу угадать, какой у тебя тип помады.
   Конечно, зрители знают, что он уже узнал, какой у нее цвет помады.
  ЛИЛА: держу пари, ты не можешь.
  МАНОЛИТО: если я тебя поцелую, я смогу.
  ЛИЛА: по вкусу моих губ можно определить, какую помаду я использую?
  МАНОЛИТО: да.
  Затем Манолито целует, пробует губы на вкус и говорит: - Шанель.
  ЛИЛА: это сопли:
  МАНОЛИТО: Дай мне еще один шанс.
  Итак, он целует ее около шести раз, прежде чем сказать ей правильный вид.
  К тому времени появляется Брекен и говорит: - Эй, ты, что за шутку тут устраиваешь?
  Это была сцена, которая меня так беспокоила. Я так и не рассказал Лиле. Нет смысла нам обоим беспокоиться. (Лила Эрнст, если вы читаете эту книгу, пожалуйста, поверьте мне - я был очень осторожен!)
  Результат второго теста оказался ОТРИЦАТЕЛЬНЫМ!
  Если я когда-либо благодарил Бога в своей жизни, то благодарил Его тогда. Что произошло (я узнал позже) было так. Когда они брали анализ крови в больнице у лежащих пациентов, то приносили поднос с множеством маленьких стеклянных трубочек, и ребята из лаборатории брали кровь и помещали ее в одну из этих пробирок. Затем писали имя пациента на пробирке. Я не был в отдельной палате. Сначала они взяли кровь у пациента рядом со мной, потом у меня. Перепутали пробирки и вписали мое имя в его анализ крови. Правда потом врач нашел этого беднягу и сказал ему, что у него сифилис.
  В течение следующих полутора лет сдавал анализ крови каждые шесть месяцев.
  После этого инцидента я бы не доверял ни одной больнице. Пошел бы прямо к врачу и сказал: - Возьмите кровь передо мной, поместите в эту маленькую стеклянную пробирку, и я сам отнесу ее в лабораторию, или если кто-то другой должен будет ее взять, я пойду с ним.
   12
  "Слишком много девушек" открылось в Нью-Йорке 14 октября 1939 года в Имперском театре. Никогда не видел бродвейских шоу, и вот открываю его с музыкой Роджерса и Харта, постановкой Джорджа Эбботта, текстом Джорджа Мэриона-младшего, хореографией Роберта Элтона и костюмами Рауля Пене Дюбуа.
  В те дни, на таком открытии, как это, публика так же, как и оркестр, всегда носила белые галстуки и фрак. Мне жаль, что у нынешнего поколения нет возможности увидеть, какое это прекрасное зрелище, когда зрители, слушающие увертюру, все в белых галстуках и фраках.
  Брэкен заставил меня посмотреть в глазок в занавеске. Там были все важные критики и обозреватели: Уолтер Уинчелл, Дороти Килгаллен, Джордж Джин Натан, Брукс Аткинсон, Эд Салливан, Луис Собель, Дэнтон Уокер, Леонард Лайонс, Эрл Уилсон и многие другие. Брэкен показывал мне на них всех.
   - Ты заткнешься? - сказал я ему. - Меня злит это.
  Шоу было замечательным. Все шутки вызывали большой смех. Мэри Джейн Уолш отыграла шоу. Хэл Лерой отыграла шоу; также отыграли шоу Марси Уэсткотт и Ричард Коллмар с "I Didn"t Know What Time It Was". Диоса Костелло отыграл шоу. Брэкен отыграл шоу. Я смеялся, слава богу, и финал первого акта действительно вызвал овации. Мы все думали, что у нас большой хит.
  Но как сказал Брэкен: - В Нью-Йорке никогда не знаешь наверняка, пока не появятся эти отзывы.
  Ну, у меня не было времени сидеть в Sardi"s и ждать их, потому что нужно было выступать в "La Conga" в тот же вечер. Клуб разместил рекламу на всю страницу в театральную программу, сообщая публике, которая пришла на премьеру "Too Many Girls", что Диоса Костелло и я делаем спектакль в клубе сразу после последнего занавеса, возвращаясь на место нашего дебюта в Нью-Йорке.
  Как только я закончил заглавную песню "Too Many Girls - Too Many Girls - But how one man have Too Many Girls?" (Слишком много девушек - Но как у одного мужчины может быть много девушек?) сделали финал. Мы с Диоса сразу же отправились в "La Conga".
  В Джейтерские годы Люси говорила: - Too Many Girls - это не только название твоего первого шоу, это история твоей жизни.
  Она никогда не упускала возможности сказать такую шутку.
  К тому времени, как я прибыл в "La Conga", он был полон народу. Многие люди, которых я оставил в "Империале", уже были там: мистер и миссис Роджерс, Ларри Харт, Джордж Мэрион-младший и его жена, мистер Эбботт с нашей ведущей леди Марси Уэсткотт, Бренда Фрейзер и Питер Арно, Ричард Коллмар и Дороти Килгаллен, Эдди Брэкен, Хэл Лерой, Боб Олтон и многие, многие другие.
  Заведение было переполнено, почти все сидели в белых галстуках и фраках. "La Conga" выглядела прекрасно. Вскоре после того вечера начал носить белый галстук и фрак в своем шоу. Никогда не одевал готовый галстук; всегда завязывал его сам, потому что хотел иметь возможность ослабить в нужный момент, особенно когда начинал бить по барабанам.
  Мы отыграли наше полуночное шоу в час ночи. Публика была замечательная. Большинство из них только что увидели наше открытие на Бродвее, и было ощущение, что "Too Many Girls" оказался большим жирным хитом.
  Все говорили: - Поздравляю, потрясающий хит.
  Даже Эбботт сказал: - Не волнуйтесь.
  Ирвинг Зуссман, Милтон Рубин и Марио Торсатти, партнеры в "La Conga" тоже были в восторге. Тем не менее, нам все еще приходилось ждать рецензий Брукса Аткинсона, Джорджа Джина Натана и других.
  Все, кто был связан с шоу, решили прийти и подождать их в"La Conga", а не в "Sardi"s".
  Когда мы закончили последнее шоу, около 4 утра, Диоса и я сидели за столом с Роджерсами, Ларри Хартом и его матерью, Джорджем Эбботтом и Марси, Джорджем Мэрионом-младшим, Брендой и Питером, Диком Коллмаром и Дороти Килгаллен.
  Примерно через полчаса увидел Полли Адлер, направляющуюся к нашему столу. У нее в руках были газеты. Приближаясь, она прокричала своим громким, глубоким голосом: - Кубан, ты самый большой хит в городе!
  Она довольно хорошо встряхнула наш стол, включая меня, хотя я не "встряхиваюсь" слишком легко. Схватила меня и поцеловала. После того, как все выпили, она передала газеты по кругу и сказала:
  - Вот и все, ребята, рецензии великолепны! Поздравляю. - Затем сказала мне: - Я куплю тебе бутылку шампанского, кубинец. Пошли.
  - Я сейчас, миссис Адлер, - ответил я как можно вежливее.
  - Кто эта леди? - спросила меня миссис Роджерс.
  - Она просто моя подруга, которая очень помогла мне, когда я только начал работать в "La Conga". Она - она -
  Питер Арно пришел на помощь: - Она Полли Адлер, величайшая мадам в мире и очень хорошая наша подруга.
  Бренда сказала: - Ага! Так вот где вы двое проводите ранние часы утра.
  Я ответил: - Бренда, дорогая, мы ходим туда только потому, что она готовит замечательный завтрак.
  - Ага, конечно! - И она ударила Питера. Так как он оказался ближе к ней.
  К этому времени все остальные были так заинтересованы чтением отзывов, что забыли о Полли. Отзывы были отличными. Мы оказались большим, жирным хитом того сезона, три с половиной звезды в Daily News, больше, чем у любого шоу со времен "Babes in Arms".
  Не хотел больше просто сидеть там и игнорировать Полли, поэтому подошел к ее столику. Она разливала шампанское, и с ней были три ее девушки, моя рыжая красавица и еще пара, с которыми я не встречался.
  Полли представила их мне и сказала: - Как вам наш мальчик, а? Большой кубинский хит в большом американском мюзикле. Мы собираемся отпраздновать, так что продолжай наливать шампанское, капитан.
  Затем она повернулась ко мне. - Во сколько завтра занавес? - Знаешь, как всегда, восемь тридцать, - ответил ей.
   - Что ты планируешь делать до этого момента? - спросила она.
  - Ну, я собираюсь лечь спать и хорошенько отдохнуть. Я вымотался.
   Она сказала: - Вы правы. Вы идете спать, но не раньше, чем позавтракаете. Особняк Полли Адлер будет закрыт для всех остальных до завтрашнего вечера. Мои сотрудники покормят вас и расслаблять, пока вам не придется идти на "Too Many Girls". Что может быть более подходящим?
  Как я мог сказать нет?
  Следующим вечером, в конце первого акта, мистер Эбботт пришел за кулисы и спросил меня: - Что случилось с вами сегодня вечером?
  - Что вы имеете в виду, мистер Эбботт?
  - Ну, вчера вы разнесли этот театр, но сегодня вы выглядели так, будто вы были полумертвы.
  - Да. Ну, я думаю, это было волнение и все после премьеры. - Я не осмелился сказать ему, где провел день. - Уверяю вас, это больше не повторится.
  - Надеюсь, что нет. Убедитесь, что вы хорошо отдохнули. Совмещать здесь и в "La Conga" будет для вас непросто. Не валяйте дурака.
  - Нет, я буду.
  Во время показа "Too Many Girls" Ирвинг Пинкус, который был человеком Twentieth Century-Fox, отвечающим за таланты в Нью-Йорке, появился за кулисами. Он очень лестно отозвался о моем выступлении в шоу и упомянул тот факт, что они снимают фильм "Down Argentine Way" (По Аргентинскому пути) с Элис Фэй в главной роли; и сказал, что собирается привезти несколько человек в Нью-Йорк, для того чтобы посмотреть, подхожу ли им, для роли в их картине вместе с мисс Фэй.
  Когда рассказал об этом Эбботту, он сказал: - Если ты получишь главную роль с Элис Фэй в мюзикле на Fox, это будет для тебя большим прорывом. Как ты к этому относишься?
  - Я чувствую, что не знаю, что делаю. Если бы не ты, я бы не знал, как ходить по сцене. И если это будет делом моей жизни, и ты считаешь, что у меня есть хорошие шансы преуспеть как актер, мне следует научиться быть им. Я не стал водить грузовик моего отца в Майами, пока не сдал на права. Работа под твоим руководством на сцене кажется мне очень хорошим способом научиться играть.
  - Ну, ты очень разумно к этому относишься, - добавил он. - Мы бы очень не хотели потерять тебя, но я уверен, что Дик и Ларри, как и я, чувствовали бы, что мы не должны стоять на твоем пути к такому большому прорыву.
  - Большое спасибо.
  Пинкус вернулся через неделю и сказал: - Люди увидели вас, и мы готовы сделать вам предложение. Мы хотели бы, чтобы вы снялись вместе с Элис Фэй в этом фильме. Мы начнем с полутора тысяч долларов- ларов в неделю на сорок недель. Когда вы сможете уехать на побережье? Что с вашим контрактом с шоу?
  -Мистер Пинкус, - начал я, - - я говорил с мистером Эбботом, и он сказал, что они не будут мне мешать. Они отпустят меня несмотря на то, что у них есть контракт со мной, и я уверен, что люди в "La Conga" сделают то же самое. Но решил не соглашаться на эту работу.
  - Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы решили не соглашаться на эту работу? - спросил он. - Вы решили не играть главную роль с Элис Фэй в одном из лучших музыкальных комедийных фильмов Twentieth Century-Fox нашей программы в следующем году? Вы знаете, от чего вы отказываетесь?
  - Да, больше, чем я могу себе позволить, но я не могу этого сделать.
  - Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы не можете этого сделать? Они вас отпустят.
  - Мистер Пинкус, честно говоря, я даже не знаю, что делаю на этой сцене. Я просто делаю то, что мне говорит мистер Эбботт.
  - Ну и что! - продолжил он. - Не многие актеры знают, что, черт возьми, они делают в Голливуде. Их всех ведут режиссеры, как и вас Эбботт. И, кроме того, там намного проще. Они играют только пару реплик за раз. Здесь вам нужно выдерживать выступление весь вечер.
  Мистер Пинкус действительно не мог поверить, что я отказываюсь.
  Он сказал: - Ты хочешь больше денег, вот и все, а?
  - Нет, правда, - ответил я. - Твое предложение невероятно, и я очень благодарен, но не могу его принять.
  Забавно, как все произошло. Элис Фэй забеременела, а в место нее в фильме сыграла Бетти Грейбл. Роль, которую они хотели дать мне, досталась Дону Амичи. Это стало первым большим прорывом Бетти в кино, и в конечном итоге она заменила Элис Фэй в качестве королевы музыкальных фильмов Twentieth Century-Fox.
  Романтическую главную роль в "Too Many Girls" исполнил Ричард Коллмар, который должен был жениться на Дороти Килгаллен, газетном обозревателе "Journal-American". Дороти приходила в театр по крайней мере дважды в неделю, чтобы посмотреть спектакль. Каждый раз, когда она была в зале, Ричард, в середине шоу, становился как выжатый лимон. Имею в виду совершенно пустым. Мы даже за кулисами делали ставки на то, провалит ли он спектакль в первом или во втором акте, в первой, второй или третьей сцене. Это было похоже на бойцовский тотализатор - "В каком раунде?" В шоу моя первая сцена была с Ричардом. Она определяла характер Манолито. Очень важная сцена для моего героя, без которой многие из последующих шуток не имели бы никакого смысла.
  Однажды вечером Дороти появилась там. Я сказал только две строчки, и он ответил фразой Джаста из сцены: - Ты принадлежишь Вассару. Он пропустил четыре и три четверти страницы диалога. Я просто стоял и смотрел на него. У меня вообще не было опыта в таких вещах.
  Я сказал: - Что ты сказал? (Отличная импровизация, а?)
  - Ты принадлежишь Вассару, - повторил он.
  Знал, что первая сцена выиграла пул. Странно, когда кто-то так теряется. Зритель не понимает этого. Он думает, что это другой парень забыл свои строчки.
  К этому времени Джерри Уайт, наш менеджер по сцене, с ума сходил за кулисами, а руководитель оркестра Гарри Левант был готов к чему угодно, только не к провалу.
  Затем я сказал: - Вот что ты сказал, я думал, что должен быть в Вассаре. (Еще один фантастический импровизированный выпад.)
  Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и решительно ответил: - Вот что я сказал!
  Не мог его вытащить. Не мог заставить дать мне подсказку, что должен был сказать.
  Поэтому начал: - Ты имеешь в виду, потому что у меня было девять дядей и ни одной тети, и так далее, и потому что мне все равно, играю ли я в футбол за Гарвард или Йель, и так далее, и потому что все, чего я хочу, это пойти куда-то, где есть "сотрудничающие девушки.
  Я произнес целый монолог, а он просто стоял там, пока я не сказал - сотрудничающие девушки.
  Затем он проснулся и продолжил: - Вот что я сказал, ты должен быть в Вассаре.
  Я чуть не выпалил: - Да, ты, глупый осел, но ты сказал это на четыре и три четверти страницы раньше, чем тебе следовало это сказать.
  Когда пришел за кулисы, там был мистер Эбботт. Он проверял шоу каждый вечер в начале показа. Это было где-то на второй или третьей неделе.
  Он посмотрел на меня и сказал: - Ну, я скажу тебе кое-что, мой кубинский друг, ты сегодня закончил школу.
  У нас в шоу было много отличных хитов. "I Didn"t Know What Time It Was" была самой популярной. В нашем шоу ее сначала исполнили исполнитель главной роли Ричард и инженю (с французского переводится, как актёрское амплуа, изображающее наивную невинную девушку) Марси. Место действия было в университетском парке. Влюбленные сидели на маленькой скамейке, с деревьями, все вокруг создавало очень романтическое настроение. В песне было два куплета: в начале пел молодой человек, а потом - девушка.
  Однажды вечером Ричард начал свой куплет с "Когда-то я был молодым, вчера, возможно, танцевал с Джимом и Полом и целовал других парней.
  За кулисами мы сказали: - О, боже мой, он поет куплет Марси!
  Мы знали, что Дороти снова в театре. Естественно, зрители были в истерике, но Ричард не имел ни малейшего представления, почему они смеются. Почему, внезапно, "I Didn"t Know What Time It Was" вызвало столько смеха. Он посмотрел на Марси, а затем на зрителей, как на сумасшедших, но продолжал петь, пока не закончил весь куплет девушки. Бедная Марси!
  После этого мы спросили ее: - О чем ты думала?
  Она ответила: - Я не знала, следует ли мне петь его куплет, когда подойдет моя очередь, или что-то еще.
  Наконец она решила повторить свой куплет и дать зрителям точно знать, что произошло.
  Как же весело нам было на этом шоу! Единственное время, когда мне было немного тяжело, это в дни дневных представлений, в среду и субботу. Я был в театре в два часа дня на дневном представлении. После этого мы все шли в "Dinty Moore"s", который был совсем рядом, на ужин. Затем отдыхали до вечернего представления, но мне приходилось идти в "La Conga" на ужин в семь тридцать. Обычно ужин там начинался в восемь тридцать, но во время показа "Too Many Girls" они разрешили сделать мне это раньше. Как только заканчивал, меня ждала машина, которая увозила в театр на вечернее представление. Затем после того, как завершалось шоу в театре, я возвращался в "La Conga" на полуночное шоу, и когда оно закончилось, мне все еще нужно было отыграть шоу в 2:30 ночи, которое, слава богу, было последним. Шоу проходило пять раз за день, а завершалось бит конгой, который длился на полную катушку пять минут; но когда ты молод, то можешь делать многое. Сегодня я бы умер, если бы мне пришлось сделать это хотя бы дважды.
   13
  1939 год был замечательным, за исключением одного. Мои родители развелись. Я понятия не имел, что это даже отдаленно возможно.
  Когда папа позвонил мне, чтобы сообщить об этом, я был в таком шоке, что молча повесил трубку. В конце концов, понял, что это просто еще одна трагедия, вызванная революцией - необходимость быть разлученным с матерью так долго, начинать совершенно новую жизнь в сорок лет, разоренный и стыдящейся того, что не может заботиться о нас. Все это стало основой для развода.
  Ему было всего сорок шесть, когда они разошлись. Он был одинок долгое время, за исключением визита моей матери в Майами. Энн, женщина, на которой папа в конечном итоге женился, была мила и добра с ним. Ее дочери Конни тогда было всего три года, куколка, и она обожала моего отца.
  Я, наконец, позвонил ему, и мы снова были очень близки, пока он не умер. На самом деле, это моя мать заставила меня сделать звонок. Она обожала моего отца. Ей всего было тридцать семь во время революции и их принудительной разлуки, и всего сорок три, когда они развелись, но она больше никогда не вышла замуж. До сих пор носит обручальное кольцо.
  Однажды на Кубе очень разозлился на отца по какой-то детской причине и сказал матери: - Кем он себя возомнил? Это твоя вина, мама. Ты всегда обращаешься с ним, как с королем.
  Никогда не забуду ее ответ: - Только так я могу быть королевой.
  Моя мать не очень-то заинтересована в женском движении за равноправие.
  В начале 1940 года мать приехала в Нью-Йорк и остановилась у меня в прекрасном пентхаусе, который снимал у Барни Росса, великого боксера той эпохи. Он находился на улице Central Park West, 60, прямо напротив парка, и там жили очень милые люди. Одной из них являлась Этель Мерман. Дуплекс был элегантным, с огромными стеклянными окнами, выходящими на парк.
  Мать возилась с хозяйством для меня. Всякий раз, когда она смотрела, как я бью в барабаны и веду линию конга, что было почти каждый вечер, говорила мне, что я слишком много работаю.
  - Почему бы тебе просто не спеть несколько красивых песен под свою гитару?
  - Они хотят видеть, как я потею, мама, и я не против. Кроме того, это весело и помогает мне оставаться в форме.
  Единственная проблема, с которой сталкивался, живя с мамой, заключалась в том, что не мог привести девушку к себе в гости, а у меня был очень прекрасный и серьезный роман с самой удивительной женщиной, которую когда-либо встречал. Ее любовь, нежность, ее характер просто невероятны.
  Нет никаких сомнений, что она стала моей первой настоящей любовью. Я называю ее "Веснушка".
  Встретил ее в "La Conga" однажды вечером, когда Фреклс пришла с Брендой Фрейзер и Питером Арно. Они были частью "группы из Eastside", как их называли Килгаллен, Уинчелл и другие. Дороти утверждала, что "они" приехали в Westside только для того, чтобы посмотреть бродвейское шоу или попасть в конга-линию. Уинчелл называл конга-линию "The Desi Chain". (Цепь Деси.)
  В ту ночь, когда встретил Фреклс, понял смысл слов Ларри Харта: - Я бросил на тебя один взгляд, это все, что хотел сделать, и потом мое сердце остановилось.
  Она была драгоценностью, редкой и уникальной находкой. Мы создали самые счастливые и прекрасные отношения. У нее было понимание и терпение, чтобы терпеть меня. Уверен, что, это порой являлось нелегкой работой. Она никогда не ворчала, никогда не спорила. Даже если знала, что я находился с другой девушкой во время короткой поездки на выходные, делала вид, что не знает, и просто спрашивала, хорошо ли провел время, что, конечно, заставляло меня чувствовать себя дерьмом. Я бы принял положительное решение прямо там, и никогда больше этого бы не делал. Но в том возрасте очень трудно сдержать обещание.
  Фреклс знала, что я люблю ее и намереваюсь сделать предложение. Все, чего мы ждали, это ее развода.
  Она была частью танцевальной команды, одной из самых известных в мире, замужем, но жили они врозь, потому-что муж был ужасен с ней. Он избивал ее.
  Однажды Фреклс пришлось выйти на сцену с синяком под глазом, покрытым макияжем.
  Единственная причина, по которой она была ему верна, заключалась в том, что он нашел ее в одной из танцевальных школ, когда она была еще подростком, а он являлся большой звездой. Муж научил ее всему, что она знала, но стал собственническим, диктатором. Вся эта история с Пигмалионом интересна, пока вы не подумаете о возможности жестокости Генри Хиггинса к Лизе Дулитл за эти годы.
   Однажды вечером мы с Фреклс пошли в ее квартиру в Pierre, чтобы позавтракать после того, как закончил работу, около четверти пятого утра, и обнаружили, что ее муж ждет нас в вестибюле. Мужчина был по крайней мере на двадцать пять-тридцать лет старше меня, также ниже ростом, поэтому я отнесся к этому равнодушно. Он вошел в лифт вместе с нами, повернулся к коридорному и сказал: - Сынок, я хочу, чтобы ты познакомился с моей женой и ее любовником.
  Конечно, коридорный видел меня раньше, но не думаю, что он знал, что в этом замешан муж. Поэтому посмотрел на меня как-то нервно, не зная, что сказать. Когда мы добрались до нашего этажа, мистер Муж вышел вместе с нами.
  Я сказал ему: - Какого черта ты здесь?
  Он ответил: - Я хочу поговорить с тобой.
  - Хорошо. Как только я отведу ее в ее квартиру, вернусь.
  Перед тем, как Фреклс впустила, она сказала: - Слушай, Деси, пожалуйста, будь осторожен. Я знаю, что ты сильнее и моложе его, но, поверь мне, он очень хитер и опасен.
  - Не волнуйся, дорогая, я могу позаботиться о себе.
  - Просто будь начеку каждую секунду. Я уже видела этот безумный взгляд в его глазах, и это не в первые, когда он пытается кого-то убить.
  - Ладно, детка, я буду осторожен с ним. Обещаю.
  Поцеловал ее и вернулся к ореху. Мы спустились вниз и вышли на улицу, где он начал надевать перчатки, кожаные.
  Я сказал: - Слушай, я не хочу причинять тебе боль, но, если ты ударишь меня один раз, ты вылетишь прямо через это стеклянное окно позади себя.
  Этот маленький задиристый ублюдок все равно получил удар. Я пригнулся и схватил его за шею, чтобы удержать. Это было действительно смешно, он не мог дотянуться до меня, но продолжал пытаться.
  Когда держал его, то сказал: - Я поговорю с тобой, но не хочу с тобой драться.
  - Хорошо, отпусти меня, и я пойду в свою квартиру.
  - Хорошо.
  Мы пошли в его квартиру, которая была примерно в шести кварталах.
  Он жил на семнадцатом этаже очень хорошего здания. Когда мы вошли в его апартаменты, он открыл окно и сказал: - Подойди сюда и посмотри на этот вид.
  Я ответил: - Послушай, мистер, ты случайно не собираешься вытолкнуть меня из этого окна?
  - С чего ты взял, что я попробую что-то подобное? - спросил он.
  - Я не знаю. Просто мы стоим здесь посреди зимы, и вдруг ты открываешь окно, впуская ветер и снег, просто чтобы я мог посмотреть на вид. Я знаю вид - так что закрой его!
  - Я просто хотел, чтобы ты увидел. . .
  - Да, я знаю. А теперь закрой - это чертово окно, пока мы оба не замерзли насмерть.
  Он закрыл его, затем спросил меня: - Хочешь позавтракать?
  - Да, это было бы неплохо. Это то, что мы с Веснушкой собирались сделать, пока ты не присоединился к вечеринке.
  - Как насчет бекона с яйцами, тостов и кофе?
  - Прелестно, и пока ты это готовишь, не мог бы сказать, что ты хочешь от меня?
  - Я хочу, чтобы ты попросил ее вернуться и поработать со мной.
  - Ты, должно быть, сошел с ума. Ты хочешь, чтобы я вернулся туда и сказал той девушке, после всего, что ты с ней сделал, что ты хочешь, чтобы она вернулась и поработала с тобой? Как давно вы не работали вместе?
  - Несколько лет, - продолжил он. - Она мне нужна. Мы можем открыться в "Waldorf Astoria" в разгар сезона. Это было бы наше величайшее возвращение. Ты же знаешь, что мы были величайшими.
  - Да, все это знают.
  Он десять минут рассказывал об их выступлении. - Мы выступали перед королем и королевой Англии, королем Испании. Мы знамениты во всем мире. Нет никого, похожего на нас.
  - Это твоя вина, что все закончилось, - сказал я, поедая бекон и яйца.
  - Скажи ей только об этом одном выступлении. Это все, что я хочу. Я хочу уйти с вершины. Тогда я займу работу хореографа в Голливуде, которую мне предложили. Ты не думаешь, что она мне так много должна?
  - Как она может быть тебе должна? - спросил его.
  - Я взял ее, когда ей было пятнадцать лет. Научил всему, что она знает, и сделал ее такой же большой звездой, как я. Если бы не я, она бы все еще была хористкой... или Бог знает кем.
  - Я уверен, что она это ценит, - сказал я, - но все оскорбления, которые она от тебя получила, должны остаться в прошлом. Я думаю, она заплатила сполна.
  - Пожалуйста, попроси ее? - настаивал он.
  - Я не знаю. Спасибо за завтрак.
  Фреклс ждала меня. - Слава богу, ты вернулся. Я так волновалась. Тебя не было три часа. Что случилось?
   - Ну, его первым планом было вытолкнуть меня из окна, но затем он приготовил мне замечательный завтрак.
  - Что?
  - Он рассказал историю своей жизни, включая то, как он научил тебя всему, что ты знаешь.
  - Чего он хочет?
  - Я думаю, он убежден, что ты никогда не вернешься к нему, и он готов дать тебе развод, но он хочет, чтобы ты поработала с ним еще один раз.
  - Он сошел с ума, - ответила она. - Они посадят его в один прекрасный день.
  - Ты не поверишь, Веснушка, но мне его жаль. Не... ты ему ничем не обязана, я так и сказал. Он обещал, что у вас будут разные гримерки, и что он больше никогда тебя не тронет. Все, чего он хочет, это последнее выступление. Тогда он сможет принять работу хореографа в Голливуде и дать тебе развод без борьбы.
  - Что ты думаешь, Деси?
  - Я не знаю, дорогая, не могу говорить, что делать. Тебе придется принять решение, и что бы ты ни сделала, меня это устроит.
  - Ну, если это единственный способ для развода...
  - Не позволяй ему повлиять на тебя. Не хочу, чтобы ты делала это только потому, что хочешь развестись. Ты получишь развод, так или иначе. Он просто использует это.
  Они действительно снова встретились для того последнего шоу. Их премьера в Waldorf стала величайшим событием за долгое-долгое время в истории нью-йоркского общества кафе. Никогда раньше не видел, как они танцуют.
  Она танцевала с такой дьявольской самоотдачей, что, казалось, звуки музыки делали ее невесомой, и она дразнила своего партнера, бегая, прыгая и совершая пируэты в воздухе. Время от времени она украдкой поглядывала на меня и подмигивала, как непослушная девчонка. Они были фантастическими.
  Лекс Томпсон являлся мультимиллионером, и мы встретились в "21".
  У него был самый красивый дом на колесах, великолепно декорированный и все построено по его спецификациям. Должно быть, он был первым в своем роде.
  Перед домом на колесах, полностью изолированным от жилых помещений, находилось место для шофера и официанта. Когда они ему были нужны, он просто звонил в колокольчик, и официант приходил. В задней части располагалась гостиная, бар, кухня и большая, великолепная спальня. Над сиденьем водителя было громадное крыльцо, полностью застекленное, со встроенным диваном вдоль стены, обращенным к фасаду.
  Воскресенье и понедельник являлись единственными днями, когда у Фреклс, и меня были выходные, поэтому Лекс, который стал нашим хорошим другом, организовал автомобиль, чтобы забрать нас из клуба после того, как я закончу последнее шоу в субботу. Мы садились и говорили водителю, чтобы он ехал в деревню, в верхний Нью-Йорк. Отсутствовали все воскресенье и понедельник, вернулись как раз к нашим выступлениям.
  Мы находили ручей и ловили рыбу, поднимались в горы и осматривались, делали много фотографий, гуляли по лесу. Водитель иногда спрашивал нас, куда мы хотим пойти, и я говорил: - Удивите нас. Отвезите туда, где мы еще не были.
  В том же году Бетти Грейбл стала сенсацией в бродвейском шоу Этель Мерман "Дюбарри была леди". Она оказалась великолепна - какая Фигура и какие ноги! Ее кожа была настолько гладка, что она выглядела как персик.
  Наши театры находились рядом друг с другом. У всех были одни и те же дни дневных сеансов, поэтому мы начали ужинать вместе в "Dinty Moore's" между представлениями. Она присоединялась к нашему столику, и мне захотелось узнать ее намного лучше.
  Я пригласил Бетти в "La Conga", чтобы посмотреть наше представление. Она приходила, мы танцевали, и ждала меня, пока я не закончу. Потом мы ходили в боулинг или еще куда-то. Бетти была самым долгим моим увлечением, за то время, что был с Фреклс, которая снова знала и понимала. Была чем-то другим. Она поняла, что я был молодым парнем в его первом большом хите на Бродвее, наслаждающимся каждой минутой жизни и пьющим все, что было сладко.
  RKO купила права на экранизацию "Too Many Girls". Со мной подписали контракт на фильм. Когда шоу закрылось в Нью-Йорке, я должен был отчитаться в студии в Голливуде. Мне не нужно было быть там в течение двух недель, поэтому решил немного посмотреть страну по пути на Побережье, где меня встретит Веснушка.
  Я остановился в Детройте, чтобы навестить Бансфилдов. У мистера Бансфилда был довольно хороший бизнес. Его компания делала обивку для всех автомобилей General Motors. Я планировал поехать с Пэт и его дочерью, в Майами, пока был там в "La Conga". Когда они приехали в Нью-Йорк, чтобы увидеть меня в "Too Many Girls", мистер Бансфилд сказал мне: - Если тебе нужна машина, Деси, приезжай в Детройт, и я куплю тебе ее оптом.
  Это был год, когда вышел кабриолет Buick Roadmaster.
  Я купил один, светло-серый с черным верхом, черной обивкой и белыми шинами. Он был потрясающим, одним из лучших автомобилей, которые у меня когда-либо были.
  Ричард, мой камердинер, и я провели восхитительную неделю в Детройте в качестве гостей Бансфилдов. Он был костюмером во время показа "Too Many Girls". Его приставили к Брэкену, Лерою и мне. Все трое из нас переодевались в одной примерочной. Ему было за шестьдесят, но этот парень мог помочь нам всем троим с легкостью переодеться за тридцать секунд, благодаря его профессионализму. Еще одна замечательная вещь, которую помню о Ричарде, это то, что всякий раз, когда у кого-то из нас болела голова или похмелье, он был самым лучшим, кого можно было иметь рядом. У него были большие сильные руки, и он нажимал на виски так сильно, как только мог. Затем очень медленно ослаблял давление и повторял всю процедуру около трех раз, и даже если у вас было самое сильное похмелье в вашей жизни, когда он заканчивал свою процедуру головная боль просто исчезла. Это было невероятно, и в те дни мы нуждались в Ричарде довольно часто.
  Поэтому, когда мы закончили шоу, я спросил его, не хочет ли он быть моим камердинером и посмотреть Голливуд. Ричард никогда не выезжал за пределы Нью-Йорка, Нью-Хейвена и Бостона. Он всегда был с шоу, потому что у него была репутация одного из лучших костюмеров в театре.
  Любое шоу было удачей, если Ричарда пригласили. У меня тоже. Веснушка настояла, чтобы мы проехали через Соединенные Штаты и посмотрели страну, и что она сядет на поезд и встретится с нами в Голливуде. Я сказал Ричарду, что, когда он захочет вернуться на сцену Бродвея, которая была всей его жизнью, просто чтобы дал мне знать.
  Мать уехала на Кубу, чтобы получить документы на постоянное жительство не потому, что она собиралась работать, а просто чтобы ей не пришлось продлевать разрешение на посещение каждые шесть месяцев.
  Мы с Ричардом получили карты, составили маршрут и - Калифорния, вот мы приехали! Мы начинали ехать на рассвете, останавливались на обед на час или около того, затем ехали, пока не стемнело. Ночевали в придорожном мотеле, вставали до рассвета, завтракали и снова ехали. Это была очень приятная, неспешная поездка. Мы оба были в восторге, потому что никогда не видели Соединенные Штаты, по крайней мере, не от Детройта до Голливуда. Это был единственный способ, если вы хотели не торопиться и наслаждаться всей этой прекрасной сельской местностью.
  Мы ехали всю дорогу без каких-либо проблем, пока не добрались до Пасадены. Прибыли туда около 6 вечера. А в Голливуде оказались только около десяти часов вечера. Я просто не мог выехать из Пасадены.
  Я до сих пор не знаю, как добраться до Голливуда из Пасадены.
  На указателе было написано "HOLLYWOOD" в этом направлении, и мы следовали стрелке. После некоторое время ехали по кругу, и как раз, когда думали, что должны были добраться туда, увидели указатель с надписью "PASADENA".
  Мы хотели добраться до отеля "Hollywood Roosevelt", где у нас была бронь. Наконец после того, как мы много раз пытались выехать из Пасадены, нас остановил полицейский и спросил, что мы делаем, ездя вокруг да около. Мы объяснили, что проделали весь путь из Детройта без каких-либо трудностей, пока не добрались до этого чертового места Пасадены, и теперь, похоже, мы в ловушке.
  - Мы просто пытаемся попасть в Голливуд, но, похоже, заблудились.
  Полицейский рассмеялся как черт, а затем достаточно любезно показал нам дорогу.
  Мы, наконец, добрались до нашего отеля и зарегистрировались. Не было никаких возражений против Ричарда, и он остановился в месте со мной, о чем мы беспокоились всю дорогу, потому что он был черным, хотя, когда мы путешествовали по стране, никто не беспокоил нас из-за того, чтобы остановиться в одном месте или поесть в одном ресторане. Думаю, если бы мы поехали через Юг, у нас были бы некоторые проблемы.
  Мы должны были явиться в отдел кастинга в RKO Studios в девять тридцать следующего утра. Я спросил у клерка, как добраться
  туда.
  Мужчина сказал: - Езжайте по бульвару Сансет до Гауэра, затем поверните направо, пока не увидите знак. Вы не сможете его пропустить.
  Мы поехали в Сансет, поехали в Гауэр и повернули направо, и я заметил это большое здание и знак "RKO". Там были большие ворота, поэтому я въехал в них. Там стоял мужчина, и я сказал: - Доброе утро.
  Он ответил: - Доброе утро.
  - Я должен явиться в отдел кастинга. Где это?
  - Кастинг?
  - Да.
  - Я думаю, вы не в том месте.
  - Что вы имеете в виду? Мне сказали, что от Сансет до Гауэра поверните направо. Это Гауэр, а на знаке написано RKO.
  - Ну, нет. Это место примыкает к RKO. Это Бет Олам, кладбище, и я думаю, что вы немного рановато для этого места.
  Ричард спросил: - Как нам выбраться отсюда?
  Мужчина ответил: - Давайте вернемся, продолжайте движение до Мелроуз, а затем поверните налево. Когда вы дойдете до первого угла, это будет просто маленькая улица, снова поверните налево, но это не то. Я имею в виду, что студия, которую вы видите перед собой, не RKO. Это Paramount, но вы почти уже там. Посмотрите налево, и вы увидите ворота RKO, и именно туда вам нужно идти.
  Я поблагодарил его. Ричард был немного потрясен.
  - Надеюсь, нам не придется здесь некоторое время отчитываться.
  - Не волнуйтесь, ни вы, ни я, скорее всего, никогда не будем здесь работать. Это еврейское кладбище.
  Наконец мы добрались до въездных ворот студии RKO.
   14
  Собирался проехать через ворота одной из самых известных киностудий в мире, чтобы сняться в фильме. Мне пришлось ущипнуть себя, и поверить, что это был не сон.
  Посигналил, и из маленькой стеклянной постройки выскочил полицейский.
  Цепь протягивалась через вход.
  Ричард был одет в свою новенькую форму, черную кепку и все такое. Я тоже выглядел довольно круто, в спортивном костюме, панаме и шарфе.
  Полицейский спросил: - Да, сэр?
  Я ответил: -Деси Арназ из Нью-Йорка. У меня встреча в девять тридцать. Снимите цепь, пожалуйста.
  - Кто вы, говорите?
  - Деси Арназ из Нью-Йорка. Снимите чертову цепь, я опаздываю!
  - Да, сэр. Конечно!
  Он не знал, был ли я главой RKO из Нью-Йорка или кем еще. Но мы с Ричардом выглядели довольно впечатляюще.
  Проехал и припарковался перед зданием администрации. (Примерно семнадцать лет спустя здесь же, рядом с красивым маленьким парком, будет мой собственный офис.)
  Увидел свободное парковочное место, и въехал на него, сказал Ричарду: - Ты оставайся здесь, а я пойду и узнаю, где проходит кастинг.
  Спросил людей в здании администрации, как добраться до кастинга, и сказал, что я являюсь Деси Арназ, актер "Too Many Girls".
  Девушка на ресепшене обрадовалась: - О, хорошо, они в Малом театре. Мистер Эбботт уже спрашивал о вас.
  Она показала мне дорогу, и я поблагодарил ее. Мы подъехали к Малому театру и припарковались прям перед его входом.
  Позже узнал, что все задавались вопросом, кто, черт возьми, этот парень с шофером, потому что очень немногим разрешалось въезжать на территорию студии - Фреду Астеру, Джинджер Роджерс, Кэрол Ломбард, Кэтрин Хепберн, президенту, может быть, парочке вице-президентов, и это было все. Не знал, поэтому мы ездили по всей территории и парковались, где было удобнее всего.
  Все актеры были уже там. Мы познакомились с Ричардом Карлсоном, претендующим на роль Ричарда Коллмара; Энн Миллер, которая должна была играть Диозу - не спрашивайте меня, почему; по той же самой причине, по которой Ван Джонсон был моим дублером, я полагаю. Он тоже оказался там. А также Фрэнсис Лэнгфорд, которая должна была стать Мэри Джейн, плюс все мальчики и девочки из хора Бродвея.
  Я действительно восхищался Энн Миллер и Фрэнсис Лэнгфорд, но почему они заставили Энни сыграть роль Диозы, наверное, из-за акцента? Кроме того, зачем заменять Мэри Джейн Уолш, которая в течение года на Бродвее никогда не пропускала шоу и не опаздывала на него даже на пять минут?
  - Так они делают в Голливуде, - говорили люди, когда их спрашивали. Как будто утверждали: - Так Бог сотворил вселенную.
  Единственным человеком, которого не было в Малом театре, оказалась Люсиль Болл. Она должна была сыграть роль Марси в инженю.
  Не знаю, нравится ли нынешнему поколению образ того, какой была инженю в те дни. Но она обычно казалась очень нежной, светловолосой, голубоглазой девушкой с невинным и девственным видом.
  Марси Уэсткотт была прототипом инженю, и она играла эту роль в течение пятнадцати лет. Я не думаю, что Джордж Эббот когда-либо делал шоу, в котором она не была инженю. Несмотря на то, что Марси была прекрасной девушкой, никто никогда не подумывал бы лечь с ней в постель без свадебных колоколов и всех украшений. Мистер Харт говорил: - Держу пари, она писает ледяной водой. - Очень похоже на Ларри, и, вероятно, совсем не похоже на Марси, но она жила этим образом.
  Мы не ожидали, что эту роль исполнит Люсиль Болл, которую я в то время еще не знал.
  Мисс Болл только что сошла со съемочной площадки, где снималась в фильме "Танцуй, девочка, танцуй" с Морин О'Хара. Там они обе играли королев бурлеска. Люсиль закончив сцену, в которой она подралась с мисс О'Хара, выглядела как двухдолларовая шлюха с волосами по всему лицу, синяком под глазом, и в дешевом костюме. Она заглянула буквально на пару минут, чтобы поздороваться с Джорджем.
  После того, как она ушла, спросил у мистера Эбботта: - Кто, черт возьми, это был?
   Он ответил: - Это та девушка, которая будет играть роль Марси. Это Люсиль Болл.
  - Это Люсиль Болл, и она будет играть роль инженю? Ты, должно быть, шутишь.
  - Ну, подожди минутку. Она была в гриме для другой роли.
  - Я думаю, ты облажался, Джордж. Они никак не смогут изменить ее спину, чтобы она выглядела как инженю.
  Мы прервались на обед. Должны были вернуться туда в пять часов, чтобы обсудить музыку с новыми людьми, аранжировщиком, пианистом и всем составом. Ричард и я объехали все вокруг, искали буфет, который оказался прямо рядом с Малым театром. Мы припарковались, и Ричард сказал, что не голоден. Он остался в машине, как будто владелец студии.
  Пять часов, и мы снова обсуждали музыку. Я играл "She Could Shake the Maracas" с пианистом, когда увидел, Люсиль снова. Она была одета в обтягивающие бежевые брюки и желтый свитер, с красивыми светлыми волосами и большими голубыми глазами.
  Я сказал пианисту: - Чувак, вот это красотка!
  Он ответил: - Ты сегодня ее видел.
  - Нет, я никогда ее не встречал. Я никогда ее раньше не видел.
  - Это Люсиль Болл.
  - Это Люсиль Болл? Она совсем не похожа на ту, что была сегодня утром.
  - Привет, - сказала девушка, подходя ко мне.
  Я спросил: - Мисс Болл? - Как будто не был уверен, что встречал ее раньше.
  - Почему бы тебе не называть меня Люсиль, а тебя я буду называть Диззи.
  - Ладно, Люсиль, но только не Диззи.
  - О? Как это сказать? Дэйзи?
  - Нет, Дэйзи - это цветок, это Деси - ДЭСИ.
  Следующие несколько фраз, которые я использовал, были самыми банальными. - Ты умеешь танцевать румбу, Люсиль?
  - Нет, я никогда не училась.
  - Хочешь, чтобы я научил тебя танцевать румбу? - "Довольно впечатляющий подход, а?" Не знаю, почему она вообще пошла со мной после этого.
  - Это может пригодиться для твоей роли в картине. - Сказал я, хотя ее партия не требовала румбы, но она еще этого не знала. - Мы все идем в "El Zarape", который, как мне сказали, крутой мексиканский ресторан на Сансет, почти в центре города, возле рынка. Все молодежь из Нью-Йорка ходят туда на ужин. Я слышал, что у них там есть отличная маленькая латиноамериканская группа, и подумал, возможно, ты захочешь пойти и узнать ее немного получше, если тебе больше нечего делать.
  Она ответила: - У меня нет никаких дел еще, и я бы с удовольствием присоединилась к вам. Я очень люблю это.
  Я попросил Ричарда взять выходной, и мы с Люсиль присоединились к остальной группе в "El Zarape". Танцевали всю ночь, ужинали, и все напились.
  Потом отвез ее домой. Она поблагодарила меня за прекрасный вечер, и мы попрощались. Это могло бы стать концом истории Люсиль, которая еще не началась.
  Фреклс прибыла в субботу. Я встретил и забрал ее на станции в Лос-Анджелесе, и не решился с ней ехать в Пасадену.
  А в место этого у нас состоялась замечательная встреча. В воскресенье с Эдди Брэкеном в Малибу. Он и его жена Конни пригласили всех подростков провести день на пляже. Они сняли очень хороший дом. Группа Бродвея и Голливуда все были там.
  Когда я пошел на пляж, то увидел Люсиль.
  - Привет! Как мой учитель румбы? -спросила она.
  Я засмеялся и сказал: -Привет.
  - Я прекрасно провела время в "El Zarape", - продолжила она, глядя прямо сквозь меня этими чертовски большими красивыми голубыми глазами.
  - Спасибо, я тоже.
  Она похлопала по песку и сказала: - Сядь.
  Я сел и больше не возвращался к Фреклс.
  Позже вечером мне сказали, что Фреклс ушла с кем-то другим. Она не сказала ни слова, не спросила у меня, что, черт возьми, происходит. Я не вернулся в "Hollywood Roosevelt". А в место этого пошел в квартиру Люсиль, и это была наша первая ночь вместе.
  На следующий день Люсиль позвонила Элу Холлу, своему жениху, и сказала: - Я съезжаю, Эл. Я пришлю кого-нибудь забрать мою одежду. Объясню тебе в другой раз.
  Я позвонил Фреклс и сказал ей: - Не знаю, что заставило меня сделать то, что сделал, и именно с тобой. Ты же знаешь, что я был влюблен в тебя.
  - Да, но теперь ты не влюблен, не так ли?
  - Фреклс, я не знаю, как такое может произойти. Это не естественно, у этого нет причин...
  Все, что она сказала, было: - Все, что происходит в жизни, естественно и имеет причины. Удачи, Деси.
  Я встречал много женщин в своей жизни, но ни одной такой бескорыстной и понимающей, как Фреклс. Хотя мог сделать что-то плохое в своей жизни, ни одна из них не могла быть такой плохой, как то, что я сделал с ней.
  Мы с Люсиль взяли мою машину, "Roadmaster", которую купил в Детройте, опустили верх и поехали в Палм-Спрингс на выходные. В те дни можно было найти очень красивые и пустынные дороги, тянущиеся на многие мили. Я очень гордился этим "Roadmaster", он ехал прекрасно, и я разгонялся более ста миль в час по прямой, что чертовски пугало Люсиль. Она думала, что я сошел с ума. Несмотря на то, что, она доверяла моему вождению и понимала, что я не буду рисковать, расслаблялась, а затем начинала кричать во все легкие, что, в свою очередь, чертовски пугало меня.
  - Что случилось? - перекрикивал я ее.
  - Ничего, продолжай, - кричала она в ответ. - Кэтрин Хепберн сказала мне, что я должна говорить тише.
  - Ну и что? - закричал я в ответ.
  - Лучший способ понизить голос - кричать во все легкие, когда едешь в открытой машине.
  - Ладно. Кричи, а я поведу.
  Если бы нас увидел или услышал какой- нибудь полицейский, он бы запер нас за решетку.
  "Too Many Girls" от RKO не был так хорош, как "Too Many Girls" от Бродвея, но я не думаю, что мы когда-либо снимали другую картину, в которой всем было так весело, как в той. Одна из вещей, о которой я упомянул ранее, заключалась в том, что Ван Джонсон был одним из мальчиков хора, которого пригласили сниматься в этой картине. И это подводит меня к вопросу о том, как люди становятся звездами.
  Я не думаю, что кто-то может сказать, как стать звездой. Это просто кто-то, кто появляется на экране для вас - вы зрители, делаете его звездой. Ван был идеальным примером.
  На предварительных показах новой картины в студиях всегда есть маленькие белые карточки в вестибюле, на которых зрителям предлагается ответить на такие вопросы, как: "Как вам в целом понравилась ли картина?" "Как музыка?" "Как выступление того-то и того-то?" "Что вам понравилось больше всего?" "Что вам понравилось меньше всего?" "Ближе к концу они спрашивают: "Еще есть комментарии?" Невероятное количество этих карточек с наших предварительных просмотров вернулось с вопросом, кто этот высокий рыжеволосый парень, стоящий позади Деси, или Энн Миллер, или кого-то еще. Они имели в виду Вана. И у него не было речевых реплик или чего-то еще. Они просто выделили его из фона. А зритель сделал Вана звездой.
  После того, как картина была закончена, мне пришлось ехать в Чикаго, чтобы сыграть свою роль в "Too Many Girls" на сцене, а Ван играл главную роль. Ричард Коллмар к тому времени женился на Дороти Килгаллен, которая не могла покинуть Нью-Йорк из-за своей колонки в газете. Я думаю, они также начали свое раннее утреннее радиошоу, Дороти и Дик. Поэтому он не мог покинуть Нью-Йорк, и Эбботт дал Вану шанс сыграть главную роль.
  Люсиль приехала в Чикаго, и пробыла со мной до 30 ноября 1940 года. Препятствий, проблем, ссор, через которые мы прошли, было бы достаточно, чтобы отговорить кого угодно от женитьбы.
  Мы любили друг друга яростно и также ссорились. Я начал называть ее Люси вскоре после того, как мы встретились; мне не нравилось имя Люсиль. Его использовали другие мужчины. "Люси" было только моим. Так, в конечном итоге, наше телешоу стало называться "Я люблю Люси", а не "Я люблю Люсиль".
  Предки Люси - ирландцы, шотландцы и французы. Мои - испанцы, ирландцы и французы с примесью кубинских. Она родилась в Джеймстауне, штат Нью-Йорк, а я в Сантьяго-де-Куба.
  Действительно удивительно, что два человека с таким разным происхождением и географическим сошлись. Это, возможно, было частью привлекательности, а также, уверен, причиной многих наших споров, драк и других проблем. У меня было одно представление о вещах у нее другое. Она воспитывалась иначе, чем я.
  Люси могла остаться в Чикаго всего на пару дней, потому что ей нужно было закончить фильм в Голливуде, который она снимала для Гарольда Ллойда под названием "Девушка, парень и плевок". Эдмонд О'Брайен и Джордж Мерфи были ее коллегами.
  Когда я закончил показ пьесы в Чикаго, то пошел в Университет Теннесси и несколько других колледжей, рекламируя фильм, "Too Many Girls", который должен был выйти на экраны. В каждом городе у нас проходили конкурсы, где выбирались студентки, танцующие румбу, что было все еще чем-то новым в те дни, и лучшая студентка, исполняющая этот танец, появлялась со мной в тот вечер на шоу и получала награду, а потом мы устраивали показательное выступление румбы. Это было весело, и подросткам нравилось. В конце этого тура я отправился в "The Versailles" в Нью-Йорке. К тому времени со мной уже не было группы. Я исполнял сингл. Моим старым друзьям из "La Conga" больше не нужно было ехать через город. Это был хороший шаг вверх по лестнице в моей карьере в ночном клубе, от подвала на Бродвее до высококлассного "Versailles".
  Теперь знаменитая акробатическая комедийная танцевальная команда "Hartmans", стали моими коллегами.
  После "Versailles" открылся в "Roxy" в Нью-Йорке первого ноября. Пробыл там четыре недели, и у меня был очень успешный ангажемент. Так как шла хорошая реклама. Думаю, это сделал "Alexander's Ragtime Band" (Рэгтайм-бэнд Александра). Это стало хорошим прорывом для меня, потому что все кассовые сборы в "Variety" оказались великолепны. Библия шоу-бизнеса была озаглавлена "Arnaz On Stage, Roxy Theatre, WOW!" (Арназ на сцене, Театр "Рокси", ВАУ!) В течение всего этого периода Люси и я были разлучены, за исключением выходных, когда Гарольд отпускал ее в Чикаго.
  Телефонные разговоры в то время считались дорогим удовольствием, - Господи, мы могли бы купить половину AT & T.
  Я обычно звонил ей и говорил: - Где ты была, когда я звонил тебе в прошлый раз? Я знаю, что тебя не было в студии. С кем, черт возьми, ты ужинала? - Я стал очень ревнивый, и она была не лучше, возможно, даже хуже.
  Затем она говорила: - Ну, я была здесь и там.
  И я не мог узнать, где, черт возьми, она была, поэтому злился и вешал трубку со словами - Ну, черт с тобой, вот и все, забудь. Я не могу доверять тебе, ты то да сё.
  Затем она либо перезванивала через несколько минут, либо я перезванивал ей и извинялся, иногда она звонила мне в другой раз, прямо перед дневным представлением, и говорила: - Ты, кубинский сукин сын, где ты был всю прошлую ночь? Что ты пытаешься сделать, переспать с каждой чертовой из этих хористок из "Too Many Girls"? Неудивительно, что они выбрали тебя для этого шоу! - Затем вешала трубку.
  Это продолжалось все время в течение этого периода. Она поехала в Милуоки, чтобы продвигать "Dance, Girl, Dance" (Танцуй, девочка, танцуй), и я увидел ее фотографию с мэром. Он был красивым молодым сукиным сыном. Она должна была пробыть там всего два дня, но осталась на неделю.
  Следующий звонок был от меня. - Я знаю, почему ты остаешься в Милуоки, ты ничтожество, ты спишь с мэром. - А она обвиняла меня в том, что я трахал каждую девчонку в каждом городе, где был.
  Как, черт возьми, мы пережили этот период после всего этого и все еще имели смелость жениться, (никак не пойму.)
  Когда поженились, нам предвещали, что больше двух недель мы в месте не проживем. По всей стране были ставки с астрономическими коэффициентами против нас.
  Она наконец-то закончила свою сделку в Милуоки и приехала в Нью-Йорк.
  Конечно, я ошибался, что она спала с мэром - думаю - я был безумно влюблен в нее, и знал, что она влюблена в меня.
  Люси приехала в Нью-Йорк в пятницу, двадцать девятого ноября.
  Я все еще был в "Roxy", но пошел в "Pierre", где у нее был люкс, между шоу.
  Люси давала интервью журналистке женского журнала, и перечисляла ей все причины, по которым нам с ней не следует жениться.
  Она сказала журналистке, что просто приехала в Нью-Йорк, чтобы поздороваться, и рекламировала свою картину "Танцуй, девочка, танцуй". Также она была рада, что я тоже находился в Нью-Йорке в то же время. Мы, конечно, увидимся, но о свадьбе и речи не может быть, из-за слишком многих различных трудностей, между нами. Наш персонажи были совершенно разными. Мне пришлось жить определенной жизнью в дороге, ночных клубах и театральной работе, а она была более или менее преданна Голливуду.
  Наконец, леди ушла. Мы давно не виделись, поэтому поцеловались и извинились за все гадости, которые наговорили друг другу по телефону. Мы снова поцеловались и быстро занялись любовью, потому что мне нужно было вернуться в "Roxy" и отыграть следующее шоу.
  Уходя, сказал Люси: - Этой девушке будет чертовски тяжело с этой историей.
  - Почему?
  - Потому что я все организовал, чтобы жениться на тебе завтра утром, если ты захочешь выйти за меня замуж.
  Она спросила: - Где?
  - В Коннектикуте, - ответил я.
  - Ты шутишь, да?
  - Нет, я не шучу. Я хочу жениться на тебе завтра.
  - Почему мы просто не можем жить вместе? - спросила она.
  Я ответил: - Нет, я не хочу просто жить вместе. Я хочу жениться на тебе, хочу иметь от тебя детей и хочу иметь дом. Я не такой, как ты меня представляешь. Так ты хочешь выйти за меня замуж или нет?
  - Конечно, я хочу выйти за тебя замуж, идиот, но разве мы не должны ждать три дня разрешения или что-то в этом роде?
  - Я все уладил. У меня уже есть разрешение, и судья даст нам освобождение.
  - Ну, как мы собираемся... разве тебе не нужно работать в "Roxy" завтра?
  - Да, но мое первое шоу завтра только в одиннадцать часов.
  Она спросила: - Ты имеешь в виду, что мы поедем в Коннектикут, поженимся и вернемся, а затем пойдем в "Roxy" в твою гримерку... на медовый месяц?
  - Это всего на неделю или около того.
  - Я знала, когда встретила тебя, что все будет не так, как обычно, - добавила она.
  - Ты меня любишь, не так ли?
  - Я тебя очень люблю.
  - Ну, я тоже тебя очень люблю. Так что, черт возьми, еще что? Мне пора идти, я вернусь после следующего шоу.
  Когда я вернулся, Джордж Шеффер был с ней. Он был - президент RKO. Люси еще не сказала ему, что мы собираемся пожениться, потому что я сказал: - Никому ничего не говори. Если в "Roxy" узнают, они наверняка будут нервничать из-за того, что я не успею к шоу.
  Г-н Шеффер, конечно, меня знал, и когда я вошел в комнату, он яростно показывал на меня и пытался сделать так, чтобы Люси не заметила. Я не мог понять, что, черт возьми, он пытался мне сказать.
  Но, Люси это все-таки заметила.
   Он сказал, - Дорогой...
  - Г-н Шеффер пытается сказать тебе, что у тебя расстегнута ширинка.
  Я так торопливо сменил сценическую одежду, что забыл не только молнию застигнуть, но и трусы надеть, и сказал: - О, Боже! (В конце концов, моя птичка умеет летать.)
  Она повернулась к г-ну Шефферу и сказала: - Он верит в рекламу.
  Это был суматошный день. Мне нужно было сделать еще одно шоу. Кажется, я быстро съел сэндвич и выпил стакан молока, которые Люси заказала в обслуживании номеров, и она поехала со мной в "Roxy".
  Сделал последнее шоу. Мы вернулись в ее номер, и я сказал: - Нам лучше лечь спать. Нам придется очень быстро заснуть.
  В 6 утра мы вылезли из теплой постели и поехали в Гринвич, Коннектикуте, чтобы пожениться.
  
   15
  Судья по наследственным делам Гарольд Л. Нейп отменил пятидневное ожидание, требуемое законодательством Коннектикута, а мировой судья Джон П. О'Брайен провел церемонию в "Beagle Club" на реке "Byram" в полдень в субботу, 30 ноября 1940 года.
  Я забыл купить обручальное кольцо и не знал, что нам нужно сделать тест Вассермана. Это было единственное, от чего судья не мог отказаться. Пока мы с Люси ходили на тест, в "Deke Magaziner", мой бизнес-менеджер, и Док Бендер, друг Ларри Харта, который являлся моим театральным агентом, пошли за кольцом. Все ювелирные магазины были закрыты, потому что была суббота, поэтому они вернулись с кольцом из магазина "Five-and-dime".
  - Это ужасно, - сказал я им.
  Люси услышала нас и спросила: - В чем дело?
  Я рассказал ей, что случилось, и показал кольцо.
  -Мне оно нравится! - ответила она.
  С годами оно становилось все зеленее и тоньше, но Люси его так и не сняла. Даже после того, когда я подарил ей очень красивое кольцо на нашей церковной свадьбе в 1949 году, Люси настояла на том, чтобы оставить и это пятицентовое кольцо.
  Взглянул на часы и понял, что не успеваю попасть на первое шоу. Позвонил в офис менеджера в "Roxy".
  Когда он ответил, думал, что я за кулисами, потому что оставалось примерно час до начала шоу. Он знал, что я люблю приходить туда пораньше, чтобы разогреть свой барабан. Мне приходилось вставлять в него лампу, чтобы натянуть пластик. Я никогда не доверял это делать кому-либо другому. Потом проверял в порядке ли все струны на гитаре.
  Он сказал: -О, привет, Деси, как дела?
  - Я не там.
  - О, ты еще не в театре?
  - Нет, не в театре.
  - Где ты?
  - Я в Гринвиче, Коннектикуте.
  - Ты в Гринвиче, Коннектикуте? - закричал он. - У нас полный зал, и у нас очередь, которая тянется вокруг всего квартала. Отменить шоу в одиннадцать часов я не могу!
  - Не знаю, что делать. Вот почему тебе и звоню.
  - Что я должен сделать со всеми этими людьми? Что я им скажу? - спросил он.
  - Ну, я думаю, если ты скажешь им правду. Они простят нас, и я буду там на втором шоу. Я тебе обещаю.
  - Что ты делаешь в Гринвиче, Коннектикуте, если ты не против рассказать мне об этом?
  - Я женюсь.
  - Ты женишься?
  Последнее, чего кто-либо в Нью-Йорке ожидал от меня, - это женитьбы.
  - На ком ты женишься?
  - Я женюсь на Люси, Люсиль Болл, девушке, которая была на фотографии со мной.
  - Это замечательно! - ответил он.
   - Судья О"Брайен организовал эскорт на мотоциклах, чтобы отвезти нас обратно в "Roxy". - Продолжил я. - Обещаю, буду там на втором шоу. Я даже выведу Люси на сцену и расскажу зрителям, что произошло.
  - Ну, мне ничего не остается, как пожелать вам обоим удачи и поздравить.
  Затем судья О'Брайен сказал нам: - Послушайте, я не хочу женить вас здесь, в моем офисе. Давайте пойдем в "Beagle Club" на реке "Byram".
  - Что это? - спросил я.
  - Ну, у нас здесь клуб, загородный клуб. Это очень милое место.
  Это действительно было самое прекрасное место. Бурная река, текущая мимо, красивые цветы и деревья, горы на дальнем плане. Сзади была стеклянная зона, где проходила церемония.
  Судья позвонил заранее и попросил их охладить шампанское и разложить цветы по всему периметру. Вид, который мы с Люси видели во время свадьбы, был рождественской открыткой.
  Поблагодарили мирового судью О'Брайена за то, что он отвез меня и Люси туда. Это то, что никто из нас никогда не забывал. Мы очень долгое время переписывались с ним, пока он не умер.
  К тому времени, как вернулись в Нью-Йорк, в "Journal-American" был заголовок об этом; и фотографы, и киноманы, большинство из которых знали Люси лучше, чем меня, плюс те, кто знал меня по Бродвею, "La Conga" и, конечно, "Roxy," создали целую толпу. Менеджер сцены был на грани нервного срыва.
  - Дези, у тебя пятнадцать минут... двенадцать минут. Тебе нужно... Тебе нужно переодеться.
  Наконец я сказал: - Ребята, извините, мне пора. Вы знаете, я уже пропустил первое шоу.
  Они все смеялись и поздравляли нас. Они были действительно очень милыми, не толпой, рвущей одежду, а наоборот дружелюбными и счастливыми.
  Люси поднялась со мной наверх, и, конечно, как только мы добрались до моей гримерки, мне пришлось это сделать. Первый порог, который я перенес ее, был у двери. В гримерке стояло красивое ведро с "Mumm"s Extra Dry" и цветы для Люси. Руководство действительно пошло на все.
  Я никогда не получал таких оваций в своей жизни, как когда я вышел на сцену.
  Театр был просто переполнен. Очень мало людей ушло после объявления во время первого показа, и многих запустили с улицы, даже тех, кто ждал своей очереди. Руководству пришлось получить разрешение от пожарной службы, чтобы люди могли стоять в проходах, по крайней мере, пока они не увидят Люси и меня.
  Поблагодарив публику за их прекрасный прием, сказал: - Я хотел бы познакомить вас с моей прекрасной невестой всего лишь на час. - И вывел Люси.
  В "Roxy" оказалось много ярусов, четыре или пять, поднимающихся все выше и выше, и руководство послало за небольшими пакетами риса. У каждого в этом театре был один из таких маленьких пакетов. Это было похоже на снежную бурю, когда они включили прожекторы, и мы увидели этот каскад риса, падающего с самого верха последнего яруса на сцену. Я не знаю, сколько времени им потребовалось, чтобы убрать беспорядок, но это было действительно зрелище.
  Мы целовались, плакали и посылали им поцелуи, а они вставали, кричали, визжали и бросали в нас рис.
  Я организовал свадебную вечеринку в "El Morocco" в тот же вечер, только в белых галстуках и фраках, и пришли все наши друзья в Нью-Йорке: Бренда Фрейзер, Питер Арно, Роджерс и Харт, Джордж Эббот, Джордж Марион-младший, Дороти Килгаллен и Ричард, все из "La Conga" (я пропустил Полли в тот вечер, подумал, что это было благоразумно), все из "Too Many Girls", Джордж Шеффер, президент RKO, и все друзья Люси оттуда, Цезарь, его жена, и другие парни из группы, люди из "Roxy" и Бог знает, сколько еще.
  Они украсили все место цветами и свадебными тортами. Группа сыграла "Свадебный марш", когда мы вошли.
  Мы танцевали под "I Love You Truly", (Действительно, я люблю тебя) затем они сыграли все песни из "Too Many Girls" и песни, которые были на других премьерах Люси. Это оказался изнурительный, но прекрасный вечер. RKO оплатил большой люкс Люси в "Pierre", пока она рекламировала свой фильм в Нью-Йорке.
  К счастью, следующий день был воскресеньем, поэтому мой первый показ в "Roxy" начался в час дня. Мы легли спать только в шесть утра. Пили шампанское весь день, привезенное из клуба "Beagle".
  После всех показов в "Roxy" и вечеринке в Марокко, проснулся среди ночи, очень хотел пить. Шлепнул ее по попе и сказал: - Принеси мне воды, ладно? Я хочу пить.
  Она пробормотала: - А?
  - Принеси мне воды, я хочу пить.
  Люси полусонная, встала и прошла через гостиную, которая выглядела как снежная буря, потому что она забыла закрыть окно. Это было одной из наших главных проблем. Она все время открывала окно, я его закрывал. Мне нравится жара, ей наоборот холод. Она пошла на кухню и принесла мне большой стакан воды, положила в него немного льда, и сказала: - Вот тебе, милый, - и снова заснула.
  Около 11 утра Люси села в постели, потрясла меня и сказала: - Эй, эй!
  - Что? Что случилось? -спросил я.
  - Слушай, ты. В следующий раз, когда захочешь стакан воды, вставай и наливай себе сам. Я только что поняла, что ты заставил меня сделать.
   - Прости, дорогая, - ответил я. - Я скажу тебе вот что, с этого момента просто убедись, что на моем столике у кровати есть кувшин с водой, прежде чем я пойду в кровать, потому что я хочу пить, особенно если я пью, я ужасно хочу пить. И пока мы не легли спать, хочу сказать тебе, чтобы ты закрывала это чертово окно. Я чуть не замерз насмерть, пытаясь сходить в туалет с минуту назад.
  Кстати, это стало одним из эпизодов "I Love Lucy" (Я люблю Люси).
  Она оставалась со мной, пока я не закончил свое шоу - помолвку в "Roxy". Затем мы совершили прекрасную поездку в Калифорнию. К тому времени получил сообщение от Лью Вассермана, который с тех пор стал моим агентом.
  MCA выкупила "Doc Bender", и RKO заключил со мной контракт на снятие трех картин в течение следующих двух лет по десять тысяч долларов за картину.
  Хотя это небольшие деньги, но для меня это было нормально. Я собирался оставаться рядом с Люси. Мы были чрезвычайно счастливы, когда сели на борт лайнера "Chief", где получили две спальни и убрали центральную перегородку, что превратило пространство в красивую большую комнату. Оно выглядело романтично и весело со всеми красными и белыми гвоздиками, ее любимыми цветами, которые я приказал разместить там.
  Три дня мы занимались любовью, ели и отдыхали. Это была замечательная поездка. Я взял с собой гитару, и в первый же день и часть ночи я бренчал на ней и бормотал себе под нос.
  Люси позже сказала мне: - Я немного нервничала из-за тебя бормочущей себе под нос и твоей гитары, и подумала: "Боже мой, он, наверное, устал от меня".
  Я написал для нее песню: -
  Когда я посмотрел в твои глаза.
  Ты тихо сказала: "Я согласна".
  Внезапно понял, что у меня есть новый мир.
  Мир с тобой.
  Мир, где жизнь стоит того, чтобы жить.
  Мир, который так нов для меня.
  Мир, где брать и давать,
  Как Бог задумал, чтобы мир был.
  Где хорошие времена найдут двоих,
  Чтобы поприветствовать.
  Где тяжелые времена найдут двоих,
  Чтобы победить.
  Я нашел свой новый мир с тобой, дорогая.
  Когда ты тихо сказала: "Я согласна".
  Люси была очень довольна. Это стало ритуалом, что на каждой из наших будущих годовщин я пел эту песню, а также отправлял ей красные и белые гвоздики.
  По сей день, после пятнадцати лет развода, я посылаю ей красные и белые гвоздики на нашу годовщину.
  Когда приехали в Голливуд, нас замечательно встретили пресса, студия, семья - все. Мы вернулись в квартиру Люси - у нас еще не было дома - и там она начала изучать мою стряпню.
  Люси узнала все о кубинских блюдах: рис, черные бобы и пикадильо, аррос кон полло (курица и рис) и другое. Она полюбила их все и научилась готовить хорошо.
  У нас были замечательные вечеринки в квартире с несколькими друзьями и конечно, большим количеством музыки. "Где я, там должна быть музыка."
  Кармен Миранда приходила со своей группой. Бакалейникофф Михаил привел нового солиста из оркестра RKO и принес немного хорошей русской водки, и икры. Отлично проводили время в этой квартире.
  Однако мы хотели иметь собственное жилье, дом с двором и деревьями или небольшое ранчо.
   Люси давно знала Джека Оуки и у нее было несколько фотографий с ним. Джек жил в доме, который изначально принадлежал Барбаре Стэнвик, в Нортридже.
  Однажды вечером, когда мы были в гостях у Джека, он сказал: - Почему бы вам не посмотреть долину Сан-Фернандо? Это район, который только начинает расти. Я знаю Билла Сеснона, чья семья владеет этой землей много лет, там и холмы, и равнины в Долине, которую он начинает осваивать. Билл взял участки по пять акров и построил небольшие, разбросанные ранчо, колониального типа, поставил на каждом участке симпатичный маленький бассейн и посадил около двухсот апельсиновых деревьев спереди и сзади каждого дома. Он также огородил все пять акров трехрядным белым забором.
  Вы не сможете точно представить, что такое пять акров, пока не увидите их, ограждённых красивым белым трехрядным забором с большими воротами спереди.
  Когда мы увидели двести апельсиновых деревьев, маленькую дорогу, ведущую к дому, и бассейн сзади, то подумали, что это просто идеально. Это было примерно в трех кварталах от того места, где жил Джек, на той же улице, бульваре Девоншир. То сразу же влюбились в это место.
  "Эй, за этим забором наша земля. Это могло бы быть нашим маленьким местом. Мы могли бы завести кур, коров, огород и все такое".
  В то время никто из нас не зарабатывал слишком много денег. У Люси был контракт с RKO, а я собирался сняться в трех фильмах. Поэтому больших накоплений у нас не было. Мне не получалось копить, а Люси постоянно заботилась о своих родственниках- дедушке, матери, брате и кузине Клео - пока та не вышла замуж. Она купила им небольшой дом и поддерживала их всю жизнь, с тех пор как впервые устроилась на работу.
  Мы с Люси говорили о наших первых работах, о том, как были разорены, и о том, как мы начали заниматься шоу-бизнесом.
   Она рассказала мне, что когда-то была продавцом газировки в аптеке в Нью-Йорке, и ее уволили, потому что Люси всегда забывала класть бананы в банановые сплиты. Так же рассказала, как была разорена и голодна, и как придумала схему, чтобы бесплатно завтракать.
  Она ходила в одно из тех заведений, где подают два пончика и кофе (в то же самое, куда ходили мы с Цезарем) и пыталась обнаружить "человека с одним пончиком" - того, кто вечно спешит, проглатывает один пончик и свой кофе за пять секунд, смотрит на часы, быстро откусывает последний кусочек другого пончика и кладет пятицентовик на стойку, прежде чем выбежать.
  Как только Люси замечала такого человека с одним пончиком, то ждала не далеко, и в ту минуту, когда он уходил, она садилась на его табурет, брала пятак и оставшийся пончик, подзывала официанта и говорила, кладя пятак на стойку: - Я бы хотела еще два пончика и свежую чашку кофе, пожалуйста.
  Когда она приехала в Голливуд, то была девушкой Голдвина, зарабатывая пятьдесят долларов в неделю.
  Никто из нас не смог создать сберегательный счет или купить облигации и акции или что-то в этом роде.
  Мы спросили мистера Сеснона, чего он хочет, и вы не поверите, в наши дни - 14 500 долларов за пять акров, дом, бассейн, деревья, все, и прямо на углу Корбин и Девоншир.
  Билл Сеснон был очень умен. Он пытался заставить некоторых людей, которые были довольно известны, купить его новый проект, чтобы привлечь других людей и повысить стоимость его собственности. Но у нас не было 14 500 долларов.
  Когда мы ему это сказали, он ответил: - Не беспокойтесь об этом. Сколько вы можете внести?
  - Может, полторы тысячи долларов или что-то в этом роде.
  - Это нормально, - сказал он. - Выложите полторы тысячи долларов и платите остальное столько, сколько захотите. Десять лет будет достаточно?
  Мы позвонили Энди Хикоксу, бизнес-менеджеру Люси, и сказали: -Мы бы очень хотели это сделать. Мы хотим собственное маленькое жилище и увидели то, что нам нравится. Мистер Сеснон предложил нам замечательную сделку.
  Мы рассказали ему, в чем дело, и он сказал: - Я думаю, вы сможете с этим справиться, если ваши дети увидят это. Пожалуйста, назначьте сумму, Люси, и вы получите. Кубинец, я поговорю с вашим бизнес-менеджером, журналистами, и вам тоже назначат пособие.
  - Хорошо, хорошо, - согласились мы.
  Это было действительно прекрасное место. Я сразу же влюбился в кухню. С одной стороны были большие стеклянные окна, выходящие на север, на ворота, подъездную дорожку перед домом и апельсиновую рощу.
  Еще одно большое окно напротив выходило на задний двор и бассейн.
  Из кухни была распашная дверь в большую красивую комнату, столовая и гостиная объединены, с 16-футовыми стеклянными окнами от потолка до пола на северной стороне, а с южной прямоугольный застекленный угол длиной 18 футов с мягким сиденьем.
  Из главной спальни виднелось другое 16-футовое стеклянное окно от потолка до пола на рощу апельсиновых деревьев, горы и сельскую местность. В те дни это было захватывающе, потому что по близости не было домов. Единственный достаточно близкий к нам был к западу от нас, дом Билла Генри, выдающегося обозревателя "Los Angeles Times". Теперь это большой жилой комплекс, и все прямо друг на друге.
  Это была действительно сенсационная покупка, и Люси устроила бал, украсив место красивым белым органди, гофрированными шторами и ситцем, которые отлично смотрелись с обоями гостиной с большими красными розами и зелеными листьями. Она делала это постепенно. Моя мать, ее мать и Клео все помогали шить шторы и повесить их.
  Все наши друзья устроили нам большое новоселье и подарили кастрюли, сковородки, столовые приборы, тарелки, стаканы, вазы, даже салфетки и туалетную бумагу. Мы не обставляли его какими-либо дорогими вещами, только приятными удобными, в стиле раннего американского.
  - Ранний Нортридж, если вам угодно, - поправляла меня Люси.
  Мы захотели придумать название для наших прекрасных пяти акров. Слышали о Пикфэре, элегантном поместье Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса стоимостью в миллион долларов, так почему бы нам не иметь его? Наше место выглядело для нас миллионным. Мы пробовали "Arnaball" (нехорошо), "Ballarnaz" (фу), "Lucy"s
  Des" (нет), "Desi"s Ball" (определенно нет), "Ludesi" (не совсем), "Desilu"- БИНГО!
  В первые я получил большой адреналин, и она не возражала. Торнтон Уайлдер позже сказал мне, что "Десилу" звучит как причастие в прошедшем времени французского глагола.
  
   16
  Вскоре после того, как мы купили ранчито, начал сниматься в другой картине на RKO, "Четыре Джека и Джилл", которую, надеюсь, никто не помнит.
  Я бы хотел сам забыть ее. Хорошее название, и в ней был неплохой актерский состав: Рэй Болджер, а также Эдди Фой-младший и Энн Ширли. Но у нас оказался ужасный режиссер, нет смысла упоминать его имя. Я не думаю, что он сейчас где-то рядом, а если и да, то никто не знает где он. Может быть, уехал куда-нибудь с тех пор. Изначально он был редактором. Как ни странно, большинство режиссеров, которые пришли из отдела монтажа, обычно оказывались чертовски хорошими режиссерами. Они практичны и знают кино. Но этот парень был каким-то другим. Я научился у него двум вещам. Имею в виду, понял, как не делать их.
  Во-первых, мне предложили сыграть двойную роль: принца и водителя такси. Это должно было стать музыкальной комедией. Где принц заставлял таксиста носить его одежду и ходить вместо него на ужин в "Waldorf", встречаться с какими-то большими чиновниками или что-то в этом роде.
  Я не думаю, что зрители поймут, был ли это принц на этих мероприятиях или водитель такси, выдающий себя за него. Мне самому было тяжело разобраться в этом, так как же это мог понять зритель?
  Я сказал режиссеру: -Я не понимаю, а как же зритель точно поймет, что он таксист, пьяница или персонаж, пытающийся выдать себя за принца с достоинством и пышностью королевской семьи. Если они не знают, кто он принц или шофер. Что, черт возьми, в этом смешного?
  На что он ответил: - Надеюсь, ты прав. Это заставит зрителей задуматься, и будет держать их весь фильм в напряжении.
  - Погоди-ка, - продолжил я, - Я не понимаю. Что, черт возьми, мы делаем, комедию или детектив? Мы делаем Хичкока или Любича?
  - Не беспокойся об этом, мальчик. Надеюсь, ты прав. Это будет здорово мальчик.
  Чем больше он называл меня "мальчиком", тем больше мне не нравился этот придурок.
  Но это была моя первая картина после "Too Many Girls", и я был рад, что у меня есть контракты на эти три другие картины, поэтому не хотел заострять на ней внимание.
  Был счастлив просто находиться рядом с Люси в нашем маленьком доме и делать то, что мне говорят, но знал, что режиссер неправ. Я уверен.
  Здравый смысл подсказывал мне это. Он должен был дать зрителям подсказку, какова ситуация, может быть, даже позволить им быть впереди событий. Хорошо, если они скажут: - Подождите, подождите, - пока не увидят, что произойдет.
  Как иногда реагировала наша аудитория в "I Love Lucy": - О, боже, подождите, когда Рики вернется домой. У нее будут большие проблемы.
  Это нормально. Хорошо, когда зритель предвкушает.
  А когда это происходит, они говорят: - Вот видите, я же говорил, я же говорил, что она получит за это.
  Время от времени ты бросаешь им кривую, что тоже нормально, если это смешная кривая.
  Конечно, это было много лет назад в "I Love Lucy", так что я не был на 100 процентов уверен, что прав. Но после того, как вышел фильм, и зрители на предварительных карточках сказали нам то же самое - что они не понимали, что, черт возьми, происходит, кто есть кто и что есть что - я понял, что был прав. Никогда не забуду урок, который получил от этого режиссера: "Как не надо снимать комедию".
  Он должен был увидеть, сколько деталей и работы Джордж Эбботт использовал для создания сюжетной линии, чтобы шутки срабатывали. Сколько терпения и понимания проявил, направляя актеров.
  Лу Хольц, один из лучших комиков в водевиле - в одном классе с Джорджем Бернсом, Джеком Бенни, Милтоном Берлом, Хенни Янгменом и Бобом Хоупом - человек, который получал большие деньги в ночных клубах и театрах, впервые появился в кино в качестве приглашенной звезды в эпизодической роли в фильме "Четыре валета и Джилл".
  В своей большой сцене он произносил очень длинную речь, монолог. Это не было написано мистером Хольцем или его авторами. Это не было одним из его знаменитых водевильных номеров, и вообще не в его стиле.
  Мы добрались до дня, когда собирались снимать сцену, и наш режиссер (никто не мог не заметить, что он был режиссером - об этом говорила большая надпись на спинке его парусинового стула) сказал актерам: - Хорошо, давайте попробуем это.
  Мистер Хольц репетировал один раз, и допустил пару ошибок, и режиссер, не делая прогон еще раз, сказал: - Хорошо, давайте попробуем дубль.
  В те дни стояла жара. На сценах не было кондиционеров, и свет был очень горячим, намного горячее, чем сейчас. Когда мы находились на маленькой площадке бутафорском кафе полного дыма, и переполненного всеми главными актерами и статистами, это было довольно неуютно даже для нас, молодых людей. Мистеру Хольцу было за пятьдесят, но он держался молодцом.
  Очень забавный человек с чудесной улыбкой, и в первом дубле он допустил ошибку.
  - Снято, снято, снято, снято! Поправьте грим, он вспотел.
  Они поправили грим.
  - Ладно, давайте попробуем еще раз. Камера. Мотор.
  Мистер Хольц добрался до того же места и снова споткнулся на той же строке. И это было почти на три четверти пути к концу речи. У него оставалось всего несколько предложений, но режиссер снова сказал: - Ладно. Снято, снято, снято! Теперь, мистер Хольц, это не так уж и сложно, возьмите себя в руки, ладно? Поправьте грим, он снова вспотел. На экране это будет выглядеть паршиво.
  Режиссер обычно делает несколько вещей. Меняет ракурс камеры за пару строк до конца. Использует два или три ракурса для крупных планов мистера Хольца и реакции других людей. Но нет, он хотел сделать этот паршивый "мастер-кадр" за один дубль.
  Такой человек, как Джон Форд, сказал бы: - Это замечательно, мистер Хольц, идеально. Снято. А теперь поднесите камеру сюда для крупного плана мистера Хольца. До этого момента все было прекрасно, Лу. Люди подумают, что ты всю жизнь снимаешься.
  Вот так и надо делать. Вот так делает хороший режиссер. Это заставляет человека чувствовать себя великолепно, и есть вероятность, что в следующий раз он не споткнется об эту же фразу. Но этот чертов идиот заставил Лу почувствовать себя сломленным любителем и чертовски смутил его в комнате, полной статистов и всех других актрис и актеров в фильме. Весь актерский состав был в этой сцене.
  Итак, они вернулись снова. Ну, он заставил этого беднягу прокрутить эту штуку десять или более раз. К тому времени им пришлось менять ему рубашку и галстук три раза. Они несколько раз исправляли его грим. Бедный Лу не мог и помыслить о том, чтобы произнести всю эту длинную речь за один дубль. Как только у вас возникает ментальный блок в определенном месте, вы мертвы.
  Что еще хуже, к этому моменту он потерял все хорошее, что у него было до начала.
  Поэтому Лу сказал: - Господин режиссер, я уверен, что, если бы я мог изменить эту фразу немного и иметь в виду то же самое, у меня бы больше не было проблем.
  Это было такое незначительное изменение, что оно на самом деле не имело никакого чертова значения. Это не изменило шутку, ее смысл, логику, что-либо. Просто он знал, что появился ментальный блок с этой конкретной фразой, и если бы он мог сказать ее по-своему, то избавился бы от этого блока.
  Вот что сделал режиссер. Он встал со своего стула и перед всем актерским составом и статистами сказал: - Ну, мистер Хольц, я не знал, что вы хотите режиссировать эту картину. Пожалуйста, садитесь в мое кресло и режиссируйте ее.
  Лу начал дрожать. Он не мог говорить. У него из глаз потекли слезы. Затем он повернулся к нам спиной и ушел со съемочной площадки, из студии и больше не возвращался.
  Я схватил режиссера за рубашку и сказал ему: - Ты сукин сын. Ты сломанный бездельник. Ты никогда не делал ничего, кроме пятидесятицентового куска дерьма, как этот. Ты тупой засранец. Кто, черт возьми, сказал тебе, что ты можешь режиссировать?
   Часть этого, вероятно, была на испанском. Им пришлось оттащить меня от него. Думаю, мой латинский темперамент не выдержал. Это взрывается довольно быстро, но и так же быстро проходит. Может быть, поэтому вы редко слышите о язвах в Латинской Америке.
  После этого я снялся в фильме под названием "Отец берет жену" с Адольфом Менжу и Глорией Свенсон. У Менжу было прекрасное чувство юмора, и он знал все приемы ремесла. Мы снимали сцену в такси и должны были выйти из него, чтобы пойти в отель.
  Когда мы вышли, Менжу первым, а я вторым, должны были сказать реплику. Мы сделали это, и режиссер крикнул: - Снято! - Это был не тот же режиссер, слава Богу, а другой.
  - Давайте сделаем это еще раз, - сказал он, - но, Деси, когда выйдешь из такси, освободи место позади Менжу, чтобы камера могла видеть тебя.
  - Хорошо, - ответил я.
  Мы сделали это еще раз. Менжу вышел из такси с тем великолепным талантом, который у него был, и я снова был накрыт, когда говорил эту реплику.
  - Режьте!
  Я испытывал большое уважение к мистеру Менжу и восхищался им во всех его фильмах. Знал, что он снимался в кино долгое-долгое время, и что был одним из лучших характерных актеров в бизнесе, поэтому не осмелился ничего сказать.
  Режиссер сказал мне: - Деси, тебя снова накрыли.
  - Ну, у меня возникли некоторые проблемы с тем, чтобы открыть себя. Мистер Менжу занимает большую часть комнаты, когда мы выходим оттуда.
  - Адольф заберет все, если ему это сойдет с рук. Только не позволяйте ему.
  - Ладно, я попробую еще раз.
  Мы сделали это снова, и снова я потерпел неудачу.
  - Режьте.
  Вернувшись в такси, я сказал: - Мистер Менжу, вы должны немного помочь мне, потому что режиссер меня ругает. Он хочет, чтобы я отступил от вас, когда мы выйдем из такси, чтобы он мог видеть мое лицо, когда буду говорить свою реплику. Я уже пятый раз пытался отступить, и у меня не очень получилось.
  Он ответил: - Каждый актер сам за себя!
  - Каждый актер сам за себя? - спросил я.
  - Правильно.
  В следующий раз, когда мы вышли из такси, я сильно его толкнул, и он чуть не упал на задницу.
  - Снято! Назад в такси.
  - Это немного перебор, чтобы оправдаться, не так ли? - спросил Адольф.
  - Ну, каждый актер сам за себя, мистер Менжу.
  Он рассмеялся. - Вы здесь отлично справляетесь, вы быстро учитесь.
  В следующем дубле у нас не возникло никаких проблем, и он стал помогать мне с моими репликами, подсказывал, как делать комедийные сцены, мои реакции. Он оказался прекрасным человеком.
  Снимая этот фильм, я узнал кое-что еще о том, как они делают дела в Голливуде. Чарли Кернер, который теперь был президентом RKO и отличным парнем, присутствовал, когда я пел "Perfidia" (Вероломство) на благотворительном концерте в Сан-Франциско. Ему понравилась песня и то, как я ее спел, просто под свою гитару. Поэтому он поручил своим людям купить права на фильм и заставить меня спеть ее в этом фильме с Менжу и Свенсоном.
  "Perfidia" - прекрасная латинская баллада в медленном темпе. Партия, которую я играл в фильме, была оперным тенором. Поэтому, хотя студия купила песню, потому что ее президенту понравилось, как я ее спел, продюсер фильма решил, что я должен исполнить ее как оперную арию с большим оркестром, для чего, во-первых, мой голос не был подготовлен, а во-вторых, это было не так, как следовало бы.
  Поэтому "Perfidia", купленная мистером Кернером, чтобы я ее спел, просто под аккомпанемент своей гитары и в моей собственной, возможно, не слишком хорошей, но типичной латинской манере, в итоге была спета в фильме итальянским тенором, дублирующим мой голос в стиле оперной арии, в сопровождении симфонического оркестра.
  Позже я получил письма из Латинской Америки, Испании и особенно с Кубы, в которых меня спрашивали: - Что, черт возьми, ты пытался сделать с "Perfidia", и где ты подцепил этот итальянский акцент?
  После "Отца, берущего жену" у RKO не было других картин, в которых я мог бы сняться, поэтому оказался без зарплаты. Заработал двадцать тысяч долларов за короткое время, но моя карьера киноактера не пошла мне на пользу. Обе картины были неудачными.
  Поехал с Люси в Таос, штат Нью-Мексико, где она снималась в фильме с Джеймсом Крейгом под названием "Долина Солнца". В фильме было много индейцев, и, поскольку мне больше нечего было делать, взял один из их барабанов и показал им ритм конги. Вскоре все индейское племя танцевало конгу по всей деревне.
  После "Долины Солнца" следующим фильмом Люси должен был стать "Большая улица" с Генри Фондой, основанная на романе Дэймона Раньона "Маленькие гвоздики".
  Это была тяжелая драма, в которой Люси играла калеку в инвалидной коляске - подлую и стервозную.
  Она сказала Чарльзу Лоутону, который также работал в RKO в то время, что она переживает из-за роли. Это был первый раз, когда я видел, как Люси боялась браться за нее.
  Лоутон ответил ей: - Люси, дорогая, если ты собираешься играть стерву, играй самую стервозную стерву, которая когда-либо жила, или не играй эту роль вообще.
  Мистер Лоутон также пытался заполучить меня в одну из своих картин, с Кэрол Ломбард, моей любимой комедийной актрисой.
   У Кэрол было качество, которое встречается редко; вы можете пересчитать таких женщин, по пальцам одной руки. Она, делая дикие выходки клоуна, растрепанная, мокрая от дождя, не обращая внимания на то, как выглядит даже в грязи, могла заставить вас смеяться, и в то же время вызвать у вас желание лечь с ней в постель. У Люси есть то же самое качество.
  Несмотря на аргументы мистера Лоутона с руководством RKO, что я идеально подхожу на роль молодого человека в картине, которая позже стала мюзиклом Фрэнка Лессера "Самый счастливый парень на Бродвее", работники компании не хотели меня на эту роль из-за моего акцента.
  Они были готовы заплатить за репетитора по ораторскому искусству, чтобы посмотреть, смогу ли я избавиться от него. Я брал уроки в течение трех месяцев, и в конце концов провалил прослушивание на эту роль. Мой акцент оказался такой же сильный и кубинский, как всегда.
  Тем временем, вернувшись на ранчо, пошел работать на огород. Построил барбекю и bohio (кубинскую хижину со соломенной крышей) на одном конце бассейна. На другом начал строить баню.
  У нас был пожилой человек из Чатсворта, мистер Конлин, он помогал мне с этими проектами. В самом дальнем углу пяти акров мы также поставили два стойла для лошадей, просто чтобы быть готовыми, если я когда-нибудь снова их получу, и большой деревянный инкубатор. Заполнили инкубатор сотней яиц, из которых вскоре должны были вылупиться цыплята.
  Однажды Люси, мистер Конлин и я обедали на кухне, когда заметили через большие стеклянные окна, что весь двор был в тени, но на небе не было ни облачка. Оказалось, что это был большой рой пчел. Мистер Конлин попросил меня вынести мой конга барабан во двор и сыграть на нем.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Просто вынеси его, встань в центре двора и поддерживай ровный монотонный ритм. Они соберутся кучей на одном из деревьев, и тогда мы сможем их поймать, и у тебя будет свой собственный мед. Я пойду домой и принесу улей, пока ты будешь играть для них на барабане.
   Он ушел, как будто только что поручил мне очень простую, повседневную работу. - Люси сказала: - Делай, ты слышал, что он сказал.
  Пока я стоял там, отбивая ритм на своем барабане, эти тысячи пчел находились повсюду, включая мое лицо и волосы. Люси была в безопасности за сеткой на крыльце. Сказал ей, стараясь как можно меньше шевелить лицом: - Я играл на этом барабане для многих людей, но никогда для стаи пчел.
  Она засмеялась так сильно, что из ее глаз выступили слезы.
  Мистер Конлин был прав. Они ни разу меня не ужалили, и в конце концов все собрались на большом оливковом дереве прямо перед крыльцом.
  Он загнал их в самодельный улей, и у нас довольно долго был свой мед.
  Еще одним хорошим помощником, который у меня был в этих проектах на ранчо, дедушка Люси, Фред С. Хант, настоящий персонаж.
  Увидел его впервые после того, как мы поженились и уехали в Палм-Спрингс примерно на три недели, в их доме на Огден-драйв, который Люси купила для своей семьи.
  Когда я выхожу на солнце, то быстро сгораю. Меня не отличишь от местных рыбаков на Гавайях или в Мексике. Именно тогда он впервые увидел мужа своей внучки.
  После встречи со мной дедушка отозвал Люси в сторону и сказал: - Он кажется хорошим парнем, но он не очень хорошо говорит и немного смуглый, не так ли?
  Ему было немного за семьдесят, и, хотя он был на пенсии, он все еще мог изготавливать красивую мебель в своей гаражной мастерской. Один из немногих хороших, старомодных токарей по дереву, оставшихся. Когда RKO услышали о нем, они уговорили Люси разрешить дедушке работать, по крайней мере, несколько часов в день, в их отделе плотницкого и мебельного производства.
  Через три дня работы там он убедил весь отдел объявить забастовку против RKO, требуя повышения заработной платы. В результате его, конечно, уволили, и Люси чуть не выгнали вместе с ним.
  Дедушка Хант был большим поклонником и последователем социалистических идеалов Юджина В. Дебса, а также ежедневным читателем "People's World", социалистическо-коммунистической газеты в Лос-Анджелесе. Он хватал каждого, кто заходил в этот дом, и читал редакционные статьи так долго, сколько мог их там удерживать.
  Мать Люси, ДиДи, дочь дедушки, с трудом удерживали даже неполный рабочий день с горничной или поваром.
  Он заходил на кухню, разговаривал с ними и комментировал, какие паршивые зарплаты они получают, и вскоре горничная или повар увольнялись.
  Он был настолько за аутсайдеров, что его считали бунтарем.
  Сегодня он консервативен.
  Однажды поздно вечером дедушка помогал мне с крышей бани. Было жарко, и я спросил: - Дедушка, хочешь холодного пива или хорошего джина с шипучкой?
  - Нет, нет, я больше не прикасаюсь к этой штуке, - ответил он.
  - Ты вообще не пьешь?
  - Нет, уже очень давно.
  - Как так? Что случилось?
  - Раньше я был довольно хорошим выпивохой, - объяснил он. - Случилось так, что последний раз я напился на День благодарения. Когда протрезвел, это был уже Новый год, и я не мог вспомнить, что происходило, между нами. Вот тогда я подумал, что мне лучше бросить, и пошел лечиться.
  ДиДи давала ему карманные пять долларов в неделю. У него, конечно, не было никаких расходов; но был дом, еда и все, что он хотел. Пять долларов были только на карманные расходы. Дедушка ходил на угол Сансет и Фэрфакс, недалеко от их дома. Это было место тусовки для уличных проституток, которые сидели там на скамейке, делая вид, что ждут автобус, пытаясь подцепить кого-то. Если дедушке нравилась одна из девушек, он давал ей свои пять долларов карманных денег и говорил: - Послушай, дорогая, почему бы тебе не взять выходной?
  Перед домом 1344 North Ogden Drive, между тротуаром и улицей, вверх и вниз по кварталу, росло несколько красивых деревьев.
  Дедушка любил сидеть на крыльце и смотреть на людей и транспорт, проезжающий мимо. Одно большое дерево портило ему вид. Он все время повторял: - Это чертово дерево загораживает нам вид. Думаю, его нужно срубить.
  Любой, кто слышал, как он это говорил, отвечал ему: - Дедушка, тебе лучше не делать этого. Оно принадлежит городу. Из-за тебя у нас могут быть большие неприятности. Это не наше дерево.
  Он говорил: - Оно все равно рано или поздно упадет. Оно старое и не слишком здоровое, и в следующий раз, когда пойдет хороший дождь и подует ветер, оно упадет.
  Клео - двоюродная сестра Люси, но они воспитывались как родные сестры. Дедушка Хант также был дедушкой Клео. Она была замужем в то время за Арти Ауэрбахом, очень хорошим радио исполнителем, который был довольно известен как мистер Китцель в шоу Джека Бенни.
  Арти рассказал мне, что однажды темным вечером он обнаружил, что дедушка снял дерн вокруг дерева квадратами, чтобы он мог вернуть их обратно, как они пересаживают газоны, и немного подпилил корни. Чтобы все поверили в его пророчество.
  После того, как Арти рассказал мне, он спросил: - Как ты думаешь, что нам делать?
  - Забудь об этом, Арти. Оставь его в покое. Ну и что, если дерево упадет.
  К сожалению, когда пошли дожди и дерево упало, оно упало прямо на новенький кабриолет Люси.
  Пару лет спустя Клео развелась с Арти и вышла замуж за Кенни Морган, который позже стал главой отдела по связям с общественностью в "Desilu Productions". Кенни был капитаном в армии во время войны и приехал домой в отпуск. Клео сказала дедушке: - Ты помнишь моего мужа, Кенни, не так ли?
  Дедушка спросил: - Что случилось с Арти?
  После Перл-Харбора дедушка хотел что-то сделать для военных нужд, и его назначили инспектором по противовоздушной обороне своего квартала. У дедушки была двойная грыжа, поэтому ему приходилось носить двойной бандаж. Он также не мог видеть без очков. Всякий раз, когда звучала учебная воздушная тревога, ДиДи и Клео приходилось вставать, находить его двойной бандаж, его очки и его каску инспектора по противовоздушной обороне, прежде чем они могли вытащить его из дома. Им было тяжело собирать его в темноте.
  Единственный дом во всем квартале, где горел свет во время отключения, был домом инспектора по противовоздушной обороне. Обычно, к тому времени, когда они его готовили к выходу на улицу, уже звучал сигнал отбоя.
  Я любил дедушку Ханта. Он был прямо как из "Ты не сможешь взять это с собой", милый, сумасшедший персонаж.
  С помощью мистера Конлина, дедушки и самой Люси, когда она не снималась, я привел наше ранчо Десилу в отличную форму. Вылупились цыплята, все хорошие и здоровые, и у нас был полный курятник их. Огород был в порядке. У нас росли замечательная кукуруза, прекрасные артишоки и картофель. Никогда в жизни не пробовал такой вкусный картофель. Удивительно, насколько он отличался на вкус, когда только вытаскивали его прямо из земли. У нас были морковь и редис, которые росли повсюду, как сорняк.
  Друг подарил нам двух телят. Один из них умер, другая была очень больна, и мы с Люси не спали всю ночь. У нее была высокая температура, и мы держали ее, завернув в одеяло, и давали то, что посоветовал нам ветеринар. Наконец, она преодолела болезнь и выжила. Мы оба чувствовали себя хорошо и гордились нашим триумфом, что этот прекрасный маленький бело-черный теленок, которую мы называли Герцогиней Девонширской, выжила благодаря усилиям нашего ухода. Она была белой голштинской породы.
  В конце концов Герцогиня достигла веса в двести фунтов. Она влюбилась в меня и подходила к окну нашей спальни посреди ночи и мычала, мычала, мычала. Люси просыпалась и говорила: - Вот твоя чертова подружка пытается забраться в спальню. Тебе лучше пойти и сделать что-нибудь, пока она не ворвалась в окно.
  Нам отдали теленка, чтобы откормить и в конечном итоге забить, но мы никак не могли бы испортить Герцогиню.
  Мы наконец-то заплатили кому-то за ее комнату и питание, пока она не умерла своей смертью.
  Все и вся, казалось, шло хорошо, кроме меня и моей карьеры. Она никуда не двигалась, и я был этому не рад. У Люси часто шли съемки, показы. Она не была звездой величины Джинджер Роджерс, но стала бесспорной королевой фильмов категории "B" в RKO. Я бы согласился на несколько заданий в фильмах категории "C". Мой акцент мне не помогал. Он сузил число ролей, на которые они могли бы меня даже рассмотреть. Однажды вечером я оделся до зубов, надеясь, что какой-нибудь продюсер увидит меня и подумает обо мне зачем-нибудь, и отвез Люси на премьеру RKO в театр "Pantages" на моем прекрасном "Buick Roadmaster", с которым провел полдня, чистя и полируя. Должен сказать, что мы были прекрасной, красивой парой.
  В конце премьеры билетер с микрофоном вызывав машины звезд, чтобы их вывел вперед либо их шофер, либо парковщик в униформе. Когда имена были названы, прожекторы высвечивали эту пару, и киноманы, толпящиеся на трибунах, специально возведенных для этого случая, и на тротуарах и улицах, дико аплодировали и кричали своим фаворитам.
  Когда подошла наша очередь, билетер посмотрел на нас, улыбнулся, кивнул и затем крикнул: - Машину Люсиль Болл, пожалуйста!
   Машину подвели вперед, я помог ей сесть, подошел к водительскому месту, сел за руль и выехал оттуда.
  В квартале отсюда, я не знаю, как я заставил себя ждать так долго, что сказал Люси: - Всё!
  - Что ты имеешь в виду?
  - Я уезжаю из этого проклятого города и найду работу.
  - Тебе нужно быть терпеливым. Я уверена, что ты скоро что-нибудь получишь. Ты не знаешь, сколько людей подходят ко мне и говорят, что ты должен стать следующим Рудольфом Валентино.
  - Ну, спасибо, милая, я ценю, что ты пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше.
  - Теперь послушай меня, милый, - сказала она. - Только что Перри Либер (директор по связям с общественностью RKO) дал мне эту статью, которая появилась по всей стране с датой Голливуд, двадцать второе июня, синдицированный выпуск новостей. Дай мне ее тебе прочитать.
  Она включила лампу для чтения в машине, и пока мы ехали домой, она прочитала:
  - Если бы Деси Арназ, красивый, с оливковым оттенком, черными волосами, горящими глазами, кубинский парень, которого Эбботт видел в "La Conga", взял бы его тоже.
  Многие девушки стали кумиром дневных спектаклей, теперь могут повторить на экране, он вполне может заставить кинопродюсеров искать латиноамериканцев, как они это делали после взлета Валентино. Именно в Валентино латинский тип достиг своего звездного часа. Тогда мода на этот тип была так велика, что мужчины, даже не латиноамериканцы, пробовали себя в ролях. Уорнер Бакстер в "В старой Аризоне", Уоллес Бири в "Вива Вилла", Рикардо Кортес, хотя и не латиноамериканец, извлек выгоду из своей знойной внешности, приняв профессиональное имя, чтобы соответствовать. Но этот час уже не настал. Деси Арназ, новичок, может быть именно тем, что доктор прописал для возрождения латиноамериканской моды после успеха Валентино, лезвием, чтобы высечь такое возрождение.
  Я ответил ей: - Что ж, это очень мило, но, полагаю, я опоздал на несколько лет, и, очевидно, мое лезвие было недостаточно острым.
   Я также читал во многих других колонках Голливуда и Нью-Йорка, что должен сыграть с Джинджер Роджерс в топовом мюзикле, с Морин О'Хара в другой феерии RKO и так далее, и все, что сделал до сих пор, это три паршивых фильма, и теперь я без работы. Нет никаких шансов, что останусь здесь и стану мистером Боллом!
  На следующее утро я позвонил Цезарю и попросил его собрать такую же группу, как у нас была в "La Conga" в Нью-Йорке или у Фэна и Билла. Мы не работали вместе с "La Conga", и я не видел его с нашей свадебной вечеринки. Он был рад вернуться к делу.
  Затем позвонил в MCA и сказал им, что еду в Нью-Йорк, чтобы порепетировать с группой и где-то устроиться на работу.
  Собрал свою одежду, взял гитару и барабан и ушел, не злясь и не конфликтуя с Люси, просто обескураженный и раздраженный.
  MCA получила работу в "Rumba Casino", новом месте, которое только что открыл Том Кассара, человек, управлявший "The Continental", когда Джо Э. Льюис был там, а я был в "La Conga".
  В конце этого мероприятия Государственный департамент спросил меня, не хотел бы я присоединиться к группе артистов и кинозвезд, которых отправляли в Мексику, чтобы запустить политику добрососедства президента Рузвельта. Я был польщен, что меня пригласили, и не пропустил бы ее ни за что на свете.
  Политика добрососедства была замечательной идеей и предназначалась для того, чтобы сблизить людей Северной Америки, особенно тех, кто из Соединенных Штатов, с людьми, которые живут ниже Рио-Гранде, не только в Мексике, но и во всех странах Латинской Америки.
  Фонд Рокфеллера также участвовал в продвижении этого проекта для президента.
  Начало состояло из трех самолетов DC-3, загруженных звездами из Голливуда, направленных в Мехико. Когда я говорю, что самолеты полны звезд, я имею в виду звезд, таких как Микки Руни, Норма Ширер, Джеймс Кэгни, Кларк Гейбл, Роберт Тейлор, Бинг Кросби - вершина верхушки!
  Я был в поездке не потому, что состоял в том же классе. Единственная причина, по которой меня туда отправили, это то, что они хотели, чтобы получил реакцию мексиканского народа на политику добрососедства г-на Рузвельта. Я был от всего этого в восторге.
  Величайший роман во время поездки был с Микки Руни из Голливуда в Мехико и Нормой Ширер. Они выглядели довольно забавно вместе, мисс Ширер всегда элегантная в длинных платьях из органзы с зонтиком, и Микки, бежавший рядом с ней через Президентские сады парка Чапультепек.
  Когда они останавливались, чтобы поговорить и повернуться лицом друг к другу, если вы не были близко, казалось, что Микки разговаривает со своими сиськами.
  Там было довольно много всего. Мы поехали только в Мехико и пробыли там три дня, но нас встречали толпы людей, которые следовали за нами повсюду. Мы играли в пяти, шести или семи театрах каждый день, и с нами обращались по-королевски.
  Несколько лет назад Ли Трейси, великолепный характерный актер, отправился в Мексику в качестве гостя мексиканского правительства на празднование Синко де Майо, которое для них как Четвертое июля для нас. Ли весело проводил время. Он случайно обмочился с балкона как раз во время парада. Конечно, он был пьян. Мексиканцы были злы не только на Ли, но и на Соединенные Штаты. Это стало крупным международным инцидентом и фактически разрушило карьеру мистера Трейси.
  Когда мы были там в 1941 году, всякий раз, когда кто-нибудь из американских актеров выходил на балкон, можно было видеть, как толпа расходится.
  Они думали: "Чертовы сумасшедшие американцы снова набросятся на нас!"
  Самым важным в этой поездке была реакция мексиканского народа на политику добрососедства г-на Рузвельта. Как я уже упоминал, единственная причина, по которой поехал, заключалась в том, что я говорил по-испански, и они хотели, чтобы я отчитался перед людьми Рузвельта и в Фонде Рокфеллера.
  Когда мы вернулись оттуда, меня спросили: - Какова была их реакция?
  Я сказал им: - Они подозрительны.
  - Что вы имеете в виду, говоря, что они подозрительны?
  - Они не понимают. Они не понимают этого, внезапного, соглашения о политике добрососедства.
  - Разве вы не сказали им, что мы имели в виду ...
  - Я сказал им, что у президента Рузвельта есть замечательная идея, и что пора, но, полагаю, должен рассказать вам, как один мексиканец выразил ее мне, потому что, по-моему, он выразил ее очень хорошо, когда я спросил его, почему он с подозрением относится к этой политике. Я сказал ему буквально следующее: - Я знаю, что президент Рузвельт хочет укрепить отношения между Соединенными Штатами и Латинской Америкой. Так почему же вы с подозрением относитесь к нему?
  Он сказал: - Ну, это может быть правдой, и это прекрасно и здорово. Но если бы вы жили по соседству с кем-то двадцать лет, и он ни разу не поздоровался с вами, ни разу не пригласил вас выпить, ни разу не вспомнил о дне рождение вашей жены, Рождестве или о чем-то еще, и он был вашим соседом двадцать лет, но вообще не имел с вами ничего общего; затем внезапно в один прекрасный день он поздоровается, пошлет вашей жене цветы и пригласит вас на ужин. Какова ваша реакция? Должно быть, "Какого черта этот сын хочет?"
  Это была точная реакция мексиканского народа на политику добрососедства. - Что это вдруг? Мы здесь уже сто пятьдесят лет, никто не обращал на нас никакого внимания. И вдруг они говорят: "Я хочу быть вашим другом". Чего они хотят? Взять остальную часть Мексики? Они уже забрали большой кусок. Чего они хотят теперь?"
  Конечно, это одна из наших самых больших проблем. Мы включаем ее слишком сильно и слишком внезапно. Они не понимают нашей внешней политики. Что касается Латинской Америки, то это всегда была плохая, плохая политика.
  Мы все время валяем дурака. Мы просто не знаем, какого черта мы там делаем. Частично это объясняется тем, что - и я не понимаю, почему мы это делаем - наши послы там, большинство из них, во всяком случае, даже не говорят на этом языке. Я уверен, что у нас достаточно людей в этой стране со всей Латинской Америки, из Аргентины, Мексики, Бразилии, Чили, Колумбии, Перу и т. д. и т. д., которые теперь являются гражданами Америки и могут прекрасно говорить на обоих языках. Так почему бы нам не выбрать некоторых из этих парней в качестве наших послов там вместо того, чтобы послать Самнера Уэллса, который сидел в чертовом вестибюле отеля "National" и читал стихи, пока Батиста убивал всех генералов?
  
   17
  7 декабря 1941 года мы с Люси были в Нью-Йорке. Остановились в прекрасной квартире в пентхаусе, которую нам одолжил мой друг.
  Она приехала туда, чтобы побыть со мной после моей встречи с людьми из Фонда Рокфеллера, и именно там услышали о японской бомбардировке Перл-Харбора. Мы знали, что они подорвали наш флот, и предполагали, что японцы на этом не остановятся и нападут на Калифорнию или какое-то другое место на Тихоокеанском побережье.
  Договорились немедленно вылететь в Лос-Анджелес к нашим семьям. В течение недели Куба также объявила войну Японии, и вскоре после первого января я получил звание лейтенанта кубинской армии.
  В Голливуде все либо вступали в армию, либо были призваны. Тогда я решил уйти в отставку из кубинской армии и присоединиться к ВМС США. Любил океан, всю жизнь был на лодках, неплохо ориентировался, по крайней мере, по навигационному счислению, так что флот был моим.
  Познакомился с капитаном Джексоном Тейтом из ВМФ через Эда Седжвика, режиссера большинства фильмов Бастера Китона в MGM и очень хорошего друга Люси. Мы многому научились у мистера Седжвика о комедийном фарсе.
  Капитан Тейт в то время командовал авианосцем. Это был первый человек, посадивший самолет на авианосец в ВМС США. Он сказал мне: - Если ВМС примут тебя, ты сможешь начать как помощник штурмана.
  Я ответил, что знаю, как ориентировать корабли по навигационному счислению, но не очень хорошо знаю о навигации по звездам.
  - Не беспокойся, - продолжил он, - потому что, как мы это делаем сейчас на наших навигационных таблицах, перемести пару линеек в одну сторону или в другую, и ты поймешь, что, все, действительно просто.
  Я был очень взволнован, но, когда пошел на призывной пункт ВМС, чтобы присоединиться, обнаружил, что не могу. Есть закон, если вы не являетесь гражданином Соединенных Штатов, то не можете стать добровольцем. Вас могут призвать, но вы не будете им. Но почему именно так?
  Капитан Тейт пытался помочь мне. Он даже пошел к министру ВМС, пытаясь уговорить его, но ему сказали, что для изменения закона потребуется акт Конгресса.
  Я уже подал заявление на получение документов о гражданстве пару лет назад. Это стало гонкой между гражданством в США или "Приветом от дядюшки Сэма". Как оказалось, через несколько месяцев дядя Сэм победил.
  Тем временем снялся в последней картине по своему контракту с RKO, "Военно-морской флот выходит на сцену". Ее снимал Эдвард Сазерленд, прекрасный режиссер. Он являлся полной противоположностью придурку, который снял "Четыре Джека и Джилл". Это был прекрасный человек, знающий свое дело, и к тому же он начинал как актер.
  В актерском составе были Пэт О'Брайен, Джордж Мерфи, Карл Эсмонд (который сыграл великого немецкого "тяжеловеса"), Фрэнк Дженкинс, Макс Бэр и Джеки Купер (в роли молодого героя-моряка), а также Рэй Коллинз, Ли Боннелл и другие. Единственной девушкой в картине оказалась Джейн Уайетт сыгравшая медсестру.
  Фильм был основан на журнальной истории Бордена Чейза. Картина получила очень хорошие отзывы, также как и я. Там писали: - Превосходная игра Деси Арназа и Фрэнка Дженкинсона.
   Это был единственный хороший фильм из трех, в которых я снялся в RKO. Тем не менее, они отказались от меня. А это означало, что меня уволили.
  Встретил Макса Бэра в Майами как раз перед тем, как он стал чемпионом мира в тяжелом весе. Макс был самым мягким, добрым человеком, которого когда-либо встречал. Как он вообще попал в боксерский бизнес, никогда не узнаю. У него не было характера, необходимого инстинкта убийцы. Когда он сражался с Примо Карнерой за титул, я был там. Карнера уже стоял на ринге. Он был гигантом. Когда Макс спускался по проходу, то увидел меня, остановился на секунду, посмотрел на Карнеру и затем высоким женским голосом и с очень смешной "гейской" подачей сказал: - Он большой, не так ли?
   Потом вылез на ринг, нокаутировал Карнеру в первом раунде и стал чемпионом мира в тяжелом весе.
  После того, как мы закончили "Военно-морской флот выходит", совершил поездку по стране в апреле и мае 1942 года в рамках благотворительной организации "Army and Navy Relief" (Помощь армии и флоту), чтобы собрать средства для вдов и семей наших солдат и моряков, погибших за рубежом.
  Частный поезд из семнадцати вагонов, возивших двадцать две самых больших звезды Голливуда, а также семь великолепных старлеток, музыкантов и технических специалистов по всей стране.
   Это был "Hollywood Victory Caravan" (Голливудский победный караван). Марк Сэндрич, блестящий продюсер-режиссер "Paramount", организовал шоу. Альфред Ньюман, ведущий музыкальный директор "Twentieth Century-Fox", дирижировал оркестром из тридцати музыкантов. Если бы этот поезд потерпел крушение, Голливуд бы обанкротился.
  В одной газете появилась статья о том, что постановка этого шоу обходилась им более чем в 4 миллиона долларов за вечер, что не кажется таким уж неправдоподобным, если учесть, кто в нем участвовал.
  Как обычно, когда задействовано так много звезд, счет был в алфавитном порядке. Благодаря букве А Арназ Деси оказался первым, но, поверьте мне, это была единственная причина; другими стали Джоан Беннетт, Джоан Блонделл, Шарль Бойер, Джеймс Кэгни, Джерри Колонна, Клодетт Колбер, Оливия де Хэвилленд, Кэри Грант, Шарлотта Гринвуд, Боб Хоуп, Берт Лар, Фрэнсис Лэнгфорд, Лорел и Харди, Граучо Маркс, Фрэнк Макхью, Рэй Миддлтон, Пэт О'Брайен, Мерл Оберон, Элеанор Пауэлл и Райз Стивенс. Бинг Кросби присоединился к нам в Миннеаполисе.
  Большими хитами тура со всеми, с кем они встречались, стали семь прекрасных старлеток того года: Альма Кэрролл, Мари Макдональд, Фрэнсис Гиффорд, Элис Нокс, Фэй Маккензи, Хуанита Старк и Арлин Уилан.
  У нас было всего два дня репетиций перед открытием, 30 апреля, в театре "Capital" в Вашингтоне, округ Колумбия. Среди авторов, которые предоставили материал, оказались Джордж С. Кауфман, Мосс Харт, Марк Коннелли, Джером Керн и Алан Скотт.
  Миссис Рузвельт устроила чаепитие в Белом доме в день нашего открытия в театре "Capital". Она была во главе очереди, и каждый раз, когда кто-то подходил к ней, говорила что-то очень личное и очень интимное, прежде чем отпустить его. Я был уверен, что она знала Кэри Гранта, Шарля Буайе, Джеймса Кэгни, Боба Хоупа и всех других больших звезд, но откуда она была осведомлена обо мне и некоторых девушек, которые являлись просто старлетками?
  Миссис Рузвельт относилась ко всем нам так, как будто мы тоже были большими звездами. Она интересовалась о нашей личной жизни.
  Когда подошла ко мне, то сказала: - Привет, Деси. Как Люсиль?
   Я был действительно никем в те дни. Поэтому подумал: "Как, черт возьми, она может это сделать?" Мимо проходило по меньшей мере сорок или пятьдесят человек. "Как она вообще может помнить кто, на ком женат, и говорить каждому что-то личное? Даже Джеймс Фарли не смог бы этого сделать, а ведь у него была репутация лучшего в таких делах."
  Наконец заметил парня, стоящего позади нее. Он шептал миссис Рузвельт: - Деси Арназ, женат на Люсиль Болл, кубинец.
  Я стал использовать это в более поздние годы, когда занялся бизнесом биг-бэнда. В каждом городе, который мы посещали, было четыре или пять человек, очень важных для нас и этой встречи: менеджер театра, самый популярный диск-жокей и ребята из местной газеты. В каждом городе мы проводили целую неделю с этими людьми и становились очень дружелюбными с ними. Затем ехали в следующий город и находили другую группу людей того же типа. И так продолжалось, и продолжалось.
  В следующий раз, когда я возвращался в Омаху, например, я не мог вспомнить названия этой группы. Вот тогда использовал технику миссис Рузвельт.
  Брат Люси, Фредди, работал на меня, но я не знал, как его использовать и тут мне пришла идея, а что, если Фредди и будет тем самым человеком - подсказчиком.
  Я сказал ему: - Фредди, вот единственное, что тебе нужно сделать: каждый раз, когда мы приезжаем в город, я хочу, чтобы ты фотографировал важных для нас людей. Затем завел альбом, куда помещал бы их фотографии, а под ними писал бы их имена, и просто вел учет, чтобы, когда мы снова приезжали в этот город через шесть месяцев, то ты встал бы за моим ухом и называл бы их имена и род деятельности.
  Кстати, именно это и делает хорошего метрдотеля - запоминать имена людей.
  Думаю о метрдотелях: Лопес в Копакабане был лучшим. Мы работали там с биг-бэндом в 1946 году, чертовски много, восемнадцать недель, побив рекорд Джо Э. Льюиса.
  Бар был наверху, на первом этаже. Лопес приветствовал людей, спускающихся вниз.
  - Можно нам столик? - спрашивали они.
  Он говорил: - Я точно не знаю.
  Он всегда держал одну руку за спиной, с открытой ладонью, когда оглядывал комнату. Если он чувствовал что-то в ладони, он говорил: - Возможно, я смогу найти вам столик.
  Я продолжал наблюдать за этой рутиной и задавался вопросом, как он узнал, сколько денег было положено ему в ладонь. Это же все бумага, верно?
  Долларовая купюра такого же размера и веса, как и 100 долларовая, или 20-долларовая, или 10-долларовая, или 5-долларовая. Так откуда он знает, что это? Или куда девать парня, который заполняет его пустую ладонь? Купюра в 100 долларов даст вам место у ринга или даже дополнительный столик на полу, но, если это будет один доллар, он просто выгонит вас из клуба. Так откуда он знает?
  Я наконец спросил его, и он сказал: - Это чувство, это то, как они это вкладывают.
  
   18
  После того, как мы вернулись в Голливуд, я действительно запутался. Кен Мюррей делал шоу под названием Ken Murray's Blackouts, (Провалы в памяти Кена Мюррея) и он позвонил мне, чтобы узнать, не хочу ли принять участие в его шоу, которое, шло уже довольно давно, и оно имело большой успех. Я был рад получить эту работу.
  Однажды после очередного спектакля мистер Луис Б. Майер пришел за кулисы. Он в тот вечер был в зале. Конечно, я знал, кто такой мистер Майер, но никогда его не встречал.
  Он сказал: -Я хотел бы поговорить с вами. Сможете ли вы прийти завтра в мой офис в MGM один?
  - Хорошо, мистер Майер.
  Я был так взволнован, что подумал, может быть, наконец-то, хороший голливудский прорыв. Пошел в его офис, великолепный в здании Thalberg Building в MGM. В те дни это являлось тем самым местом, где бывали Гейбл и Тернер, Трейси и Хепберн, Тейлор и Гарбо, Джуди Гарленд, Джеймс Стюарт, Бэрриморы, Джоан Кроуфорд, Микки Руни - "Больше звезд, чем на небесах" - таков был их слоган.
  Бог знает, как я был впечатлен.
  Мистер Майер усадил меня и сказал: - Когда я смотрел ваше шоу вчера вечером, то вы напомнили мне Бушера.
  Я всегда был большим поклонником скачек. У меня тогда не было своих лошадей, но знал, что Бушер один из лучших скаковых лошадей мистера Майера, возможно, даже самый лучший. Поэтому воспринял это как комплимент.
  - Я уверен, что то, что вы сказали, должно быть комплиментом, - сказал я, - Я знаю, что Бушер - одна из главных звезд в вашей скаковой конюшне, но как я могу вам напоминать Бушера?
  -Ну, Бушер выглядит очень обычно, когда он в конюшне, но, когда на него надевают седло и он выходит на трассу, - то ты же знаешь, что он чемпион. То же самое происходит и с тобой, когда ты вешаешь этот барабан на плечо. До этого момента ты просто еще один мексиканец.
  - Не мексиканец, сэр, а кубинец.
  - Ну, один из тех латинских парней. Я хочу посмотреть, что мы можем сделать с тобой здесь. - Затем мистер Майер нажал кнопку и сказал: - Пусть Лана войдет.
  Как только появилась мисс Тернер, он продолжил: - Вы встанете рядом с ней, затем повернетесь и посмотрите на нее, сверху вниз, после снова поворачиваетесь, обнимаете и целуете! И мы посмотрим, что у вас из этого получится.
  Я выполнил его просьбу, а затем он сказал Лане: - Возвращайтесь на съемочную площадку.
  Я проводил ее до двери и сказал: - Спасибо.
  Она ответила: - С удовольствием, - и ушла.
  Снова кнопка. - Пусть Джуди войдет.
  Вошла Джуди Гарланд, и он заставил меня проделать с ней то же самое. К этому времени моя птичка действительно захотела летать.
  А он продолжил: - Вы знаете, что это лучшая студия в мире, и мы здесь делаем звезд, много звезд. Я думаю, у вас есть шанс стать одной из них.
  - Мистер Майер, это самый приятный комплимент, который я получал с тех пор, как занялся этим делом.
  - Мы начнем с пятисот долларов в неделю.
  - Мистер Майер, - продолжил я, - вы знаете, я люблю хорошо жить. Я люблю есть в Chasen"s, женат, и содержу свою мать. Мне нравится носить хорошую одежду; пятьсот долларов в неделю не подойдут.
  - Сынок, это довольно хорошая сделка. Ты не так много снимался в кино. Всего три фильма в RKO, которые были не так уж хороши...
  - Я не могу спорить с вами, сэр. Они даже не дали возможность выбора фильма.
  - Я ценю вашу честность, но пятьсот долларов - это неплохо для начала.
  - Я скажу вам вот что. Я не могу обманывать; я не в том положении, чтобы блефовать, и хочу быть с вами по контракту. Самым большим прорывом в моей карьере было то, что вы случайно пришли на "Blackouts" той ночью, увидели меня и вам понравилось то, что я сделал. Так что, если вы настаиваете, я подпишу контракт на пятьсот долларов, но буду намного счастливее, если вы дадите мне шестьсот пятьдесят долларов.
  Он просто посмотрел на меня, рассмеялся и сказал: - Ты сукин сын, как я могу сказать нет? Ты будешь получать шестьсот пятьдесят долларов.
  После того, как подписал контракт, USO он отправил меня в Карибы, чтобы развлечься в этом районе, где было много кубинцев, пуэрториканцев и других латиноамериканских парней с нашими американскими войсками.
  Г-н Майер сказал: - Продолжайте. Я думаю, у меня есть хорошая картина для вас, но она еще не совсем готова. Как только будет готова, мы заставим USO отправить вас обратно.
  Первая остановка: залив Гуантанамо на моей родной Кубе.
  В этой группе было всего три исполнителя - Билли Гилберт, этот замечательный комик с тренированным чиханием; его жена Лолли; Фэй Маккензи, его племянница, очень красивая девушка и хорошая певица, и танцовщица, и я.
  Мы прошли через все разные базы на Карибах. Хотя не были большими звездами, но дали им хорошее шоу. Работали со всем, что было у парней. На большинстве баз не было сцен, поэтому использовали заднюю часть грузовика в качестве сцены. Для освещения подходили фары двух других грузовиков, а в качестве занавесок одеяла или что-то еще, что было под рукой. Если мы хотели, женский танцевальный хор, то брали шесть парней из войск, одевали их как девушек, клали им на грудь пару половинок кокосов и просили их скакать. Солдатам нравилось это.
  Когда мы были в заливе Гуантанамо, который находится недалеко от моего старого родного города, я спросил у командира базы: - Есть ли способ, чтобы я мог добраться до Сантьяго, хотя бы на пару часов, чтобы увидеть моих бабушку и дедушку?
  - Сколько времени прошло, - спросил он, - с тех пор, как вы видели их в последний раз?
  - Около шести или семи лет. У меня осталось только двое бабушек и дедушек, и это может быть мой последний шанс. Они становятся довольно старыми.
  - Ну, у тебя не запланировано ничего до завтрашнего вечера. Я попрошу одного из парней, чтобы он отвез тебя туда и привез обратно.
  - Это было бы замечательно. Большое спасибо.
  На следующее утро ко мне подошел военно-морской мичман и отвез меня на их посадочную полосу.
  Он спросил: -Ты не против полетать на этом самолете?
  -Каком самолете?
  Он указал мне на него и сказал: - Мы называем его Желтой опасностью. Это тот, на котором мы тренируем парней.
  Он был желтый, да, двухместный, с открытой кабиной.
  - Ну? - спросил он.
  - Тогда поехали, мужик!
  Мы взлетели и приземлились в Сантьяго. Взяли машину и поехали в дом моего дедушки. Никто не знал, что я вообще в стране, и когда мои дедушка и бабушка увидели этого американца - ВМС в форме и поняли, что ВМС отправили меня туда только для того, чтобы увидеть их, они были действительно впечатлены. Решили, что я, должно быть, довольно большая шишка в Соединенных Штатах. Правда, мы не провели там и получаса, как весь город узнал об этом.
  В семье моей матери двенадцать братьев и сестер и семь в семье моего отца. С их мужьями и женами, детьми и кузенами, вдруг вокруг дома собралось 150 человек.
  К этому времени было около трех часов дня. Я увидел большие, тяжелые облака, проплывающие по небу и двигающиеся довольно быстро. В нашей стране эти тропические штормы возникают быстро. Поэтому повернулся к Энсину: - Я думаю, нам лучше убираться отсюда, потому что будет довольно сурово.
  Мой дедушка поднял глаза и сказал: - Si, vete pronto. (Да уходи, скорее.)- Он не понимал английский, но понимал эти облака и знал, о чем я беспокоюсь. Мы прошли через холмы, что является коротким путем, но к тому времени, как добрались до аэропорта и сели в самолет, стало так плохо, что мы не могли пролететь через холмы. Энсин спросил: - Как еще мы могли бы добраться отсюда до Гуантанамо?
  - Через залив, - ответил я.
  - Хорошо, - сказал он, - но залив Сантьяго окружают высокие горы, и вход в него ужасно узкий.
  - Я знаю, но могу продеть иголку через этот залив.
  - Хорошо, - продолжил он, - направляй меня, и мы пролетим в ста футах над водой.
  Он подумал, что если выйдет из залива, сразу попадет в море, то с нами все будет в порядке. Такой шторм может быть сосредоточен на очень маленькой территории.
  Я увидел свои старые рыболовные угодья и сказал ему: - Иди через Мерримак, который там, держись по этому курсу, и ты пройдешь прямо через вход.
  - Деси, не дай своему парашюту намокнуть, - сказал он.
  - Что? - переспросил я.
  - Не дай своему парашюту намокнуть, потому что, если он намокнет, то не сработает.
  -Сейчас самое время мне об этом сказать - он уже весь мокрый!
  - О, черт возьми, я должен был сказать, чтобы ты сел на него.
  Мы расчистили вход и через пять минут прошли шторм.
  Это было похоже на то, как будто ты прошел через дверь в самый прекрасный тропический климат. Солнце светило, рыбы прыгали, вода была голубой и спокойной; а слева, так близко, что ты почти мог дотронуться до нее, черная, страшная масса, где вырывался на свободу весь ад.
  Такие вот эти тропические штормы.
  Мы шли на юг, чтобы проскочить шторм, затем на восток и параллельно ему, но нам пришлось повернуть на север, чтобы добраться до Гуантанамо.
  На полпути Энсин сказал: - Знаешь, единственная проблема в том, что мы доберемся до Гуантанамо примерно за пятнадцать минут, но этот маленький самолет не сможет пройти через эту стену.
  К этому времени она действительно закрылась.
  Через несколько минут он сказал: - Мы почти вровень с заливом, теперь нам следует повернуть на север, но пройти через это невозможно.
  Пока мы говорили по внутренней связи, эта сплошная черная штормовая стена внезапно слегка раздвинулась, и там оказался залив Гуантанамо.
  Выйдя из самолета, мы оба посмотрели вверх и сказали: - Спасибо, сэр.
  Когда добрались до Сент-Томаса, командир сказал мне готовиться к полету в Пуэрто-Рико, где меня посадят на самолет в Голливуд. MGM начинала сьемки фильма "Батаан". Эта картина была историей горстки людей, которые защищали мост, чтобы генерал Макартур смог сбежать из Филиппин.
  В фильме каждый человек в нашем взводе знал, что он оттуда не выберется. Просто, когда и как погибнет, оставалось вопросом. Интересно в таких картинах то, что, когда вы читаете сценарий, то можете сказать, насколько важна ваша роль, выяснив, в какой части вы умрете. Если вас убьют в начале, ваша роль невелика.
  У нас оказался отличный актерский состав: Роберт Тейлор, Джордж Мерфи, Роберт Уокер-старший, Томас Митчелл, Ллойд Нолан, Ли Боумен, Барри Нельсон и Фил Терри, который позже женился на Джоан Кроуфорд. Это была первая картина Роберта Уокера, и он был в ней сенсационен.
  Роберт Тейлор являлся сержантом, и, конечно, умер последним. Для меня этот фильм оказался очень хорошим опытом, наблюдать, за тем, как все играют смерть по-разному, и сколько существует способов умереть, когда в тебя стреляют?
  Джимми Кэгни оказался парнем, который умирал красивее всего во всех своих фильмах. Он падал, полз, поворачивался к камере, становился на колени, снова вставал, пытался подняться по лестнице или что-то еще, поворачивался к камере и, наконец, умирал. Он был мастером своего дела.
  У нас с Мерфи были единственные разные сцены смерти. Он поднял свой самолет, полный динамита, а затем, в великом акте героизма, разбил его о мост. Я медленно умирал от малярии, дрожа как в аду. Думаю, умер примерно на трех четвертях фильма, так что это была довольно хорошая роль. Когда мы репетировали мою сцену смерти, я находился внутри москитной сетки, пока Роберт Тейлор сидел снаружи ее. Все мои слова были на испанском. Поэтому я сказал Тэю Гарнетту, нашему режиссеру: - У меня нет молитвы в этой сцене. У вас Роберт Тейлор за сеткой. Есть ли способ убрать эту москитную сетку?
  - Хорошо, - ответил он, - мы уберем сетку.
  - Еще одна вещь, - сказал я, - когда он будет умирать, пусть он как бы вернется в свое детство и произнесет Mea Culpa, (Моя вина) не на испанском или английском, а на латыни, как мы делали, когда был ребенком в иезуитской школе.
  Ему понравилось это предложение. Он посоветовался с Бобом Тейлором, и тот сказал: - Я думаю, это будет здорово.
  "Батаан" был одним из лучших фильмов о Второй мировой войне. На самом деле, его выбрали для хранения в Музее киноискусства для потомков, и он также принес мне признание как актеру - премию "Photoplay Award" за лучшую игру месяца - из-за сцены смерти, уверен. Правда это была не премия "Оскар", но чертовски хорошо для меня.
  
   19
  В мае 1943 года получил "Привет от дяди Сэма". Подал заявление в военно-воздушные силы. Прошел все тесты и должен был поступить в школу бомбардиров в понедельник.
  В воскресенье, за день до моего отъезда, играл с бейсбольной командой в приемном центре Арлингтона недалеко от Риверсайда, Калифорния. Замахнулся на мяч, промахнулся и порвал хрящ в оставшемся здоровом колене. Другое порвал ранее, играя в футбол на Кубе. Пролежал в больнице три месяца. На ногу наложили гипс, что, как узнал позже, было неправильным решением. Когда сняли его, нога оказалась жесткой.
  Они хотели сделать мне операцию на коленке. Обратился к специалисту в Нью-Йорке по поводу разрыва хряща и узнал, что в те годы такие операции не всегда были успешными. Когда армейский врач услышал об этом, то сказал: - Давайте сначала попробуем небольшую зарядку. Каждое утро садитесь на край кровати и вытягивайте ногу (она была похожа на кусок дерева 2 на 4 дюйма), и повторяйте это упражнение еще два или три раза в течение дня. По часу каждый раз.
  Однажды колено согнулось примерно на полдюйма, затем, понемногу, продолжало опускаться все больше и больше; но по сей день не могу согнуть его достаточно далеко, чтобы коснуться моей задницы.
  После того, как меня выписали из госпиталя, конечно, отправили в пехоту.
  Как бомбардиру, мне нужно было бы только сесть, посмотреть в прицел, изучить его, нажать кнопку и сбросить бомбы. Но я не смог пройти медосмотр для военно-воздушных сил, поэтому меня направили в пехоту, и это было хорошо для двух чертовых разорванных хрящей.
  Что еще хуже, к тому времени стал немного более известным, и все знали, что женат на Люсиль Болл, поэтому, естественно, все, о чем могли думать некоторые из этих парней, было то, что любой, кто приехал из Голливуда, являлся гламурным мальчиком, педиком или кем-то еще в этом роде. У меня было несколько драк, даже пару раз попадал в лагерь. Также проводил много времени, убираясь в туалете и чистя картошку, но я просто не мог позволить кому-либо уйти от ответственности за это дерьмо.
  В конце концов все уладилось. Прошли последние базовые упражнения, полоса препятствий и десятимильный поход с полным комплектом вещей.
  Некоторые ребята падали повсюду, теряли сознание, были истощены или просто притворялись. Я бы не остановился, если бы не упал замертво. Когда мы вернулись из похода, мое колено снова было большим, как окорок.
  Меня вернули в больницу, а затем классифицировали как подлежащего ограниченному сроку службы.
  Попал в другой лагерь инструктором для неграмотных. Был там около шести месяцев. Не знал, сколько таких призвали в армию. Я действительно не думал, что во всей стране так много неграмотных.
  Когда был в том лагере, командир сказал мне: - Знаешь, все беспокоятся о том, чтобы развлекать войска за пределами Соединенных Штатов. Это одна из наших самых больших потребностей - развлекать этих солдат, которых только что призвали. Они переживают колоссальные перемены в своей жизни. Для большинства из них это первый раз, когда они находятся вдали от дома, и, если есть что-то, что вы можете сделать, чтобы развлечь их, это было бы замечательно.
   Никого не волновало развлечение в неграмотных лагерях. Было более гламурно отправиться с Бобом Хоупом туда, где проходили настоящие действия. Однако, психологически, эти мальчики нуждались в этом очень сильно. В этих лагерях находилось много молодых солдат, которые действительно запутались.
  -Я сделаю все, что смогу, - сказал я ему.
  Люси была огромной помощью. Она заставила прийти много людей. У нас были Энн Шеридан, Люсиль Болл, Лана Тернер, Томми Дорси - и его оркестр, Микки Руни, Лена Хорн, Марта Рэй и многие другие. Мы устраивали самые грандиозные шоу в округе, благодаря Люси. Она просто звонила им и говорила, что они должны приехать.
  Армия проснулась однажды и спросила: - Как так получается, что этот маленький учебный лагерь неграмотных получает всех этих больших звезд? Что происходит?
  В начале 1944 года меня перевели в Бирмингемский госпиталь в долине Сан-Фернандо. Этот госпиталь был почти достроен и готов принять всех раненых из южной части Тихого океана.
  Из-за того, что я сделал в неграмотном месте, их персонал отправил меня в психологическое отделение. К тому времени стал капралом.
  Несколько месяцев спустя уже был штаб-сержантом. Моя работа заключалась в том, чтобы у этих людей, которые прибывали прямо со своих кораблей в Бирмингем, было что-то, что отвлекало их умы в ту минуту, когда их корабль вставал на якорь.
  Это были ребята с серьезными травмами, многие из них испытывали упадок, некоторые боевую усталость, и попадали прямо в психиатрическое отделение. Из них вышибали все дерьмо в Тихом океане, поэтому у нас было много серьезных потерь.
  Люси снова очень помогла. Всякий раз, когда прибывал корабль, она привозила двадцать или тридцать молодых девушек из студий, звезд и старлеток. Это не имело значения, просто чтобы они были красивыми девушками, и подавали мальчикам холодное молоко. Мы обнаружили, что, если спросить любого из них, что он хочет сначала, он отвечал: - Стакан холодного молока.
  У нас были грузовики, загруженные холодным молоком, и эти великолепные девушки разливали его, когда они приезжали. Некоторые из этих парней выпивали четыре кварты, одну за другой, прежде чем отправиться в больницу.
  Эта замечательная организация Бенай Брит также оказала нам большую помощь. Ирвинг Брискин, который тогда был руководителем Columbia Studios, всегда был рядом, когда мы в нем нуждались. Армия иногда делает вещи немного странными. Они строили больницу и говорили, что развлекают ребят. Но у нас не было никаких возможностей сделать это. Благодаря Люси, Ирвингу и многим другим людям мы в конечном итоге получили бассейн и боулинг, а армия построила театр с проекционным аппаратом. Но расположение сидений было ужасным - деревянные скамейки без спинок.
  Многие пациенты в больнице были не в форме, чтобы сидеть на этих скамейках пару часов. Даже я не мог просидеть на одной из них весь сеанс, так как же эти бедняги могли это сделать?
  Что делало это еще более нелепым, так это то, что даже если бы мы могли собрать деньги, все равно не получили бы обычные театральные кресла. Они были классифицированы как приоритет "Triple A" (тройной А), и чтобы получить их, нужно было пройти через Девятое командование службы в Сан-Франциско, где должны были попросить разрешение у Пентагона в Вашингтоне, а затем отправить его обратно к нам.
  Подумал, что, если нам придется пройти через всю эту чертову бюрократию, война закончится до того, как прибудут триста мест. Должен быть другой способ их получить.
  Позвонил Ирвингу Брискину в Колумбию. - Ирвинг, как ты думаешь, Бенай Брит готов пожертвовать триста театральных мест Бирмингемской больнице?
  -Я так думаю, но вам нужен приоритет "Triple A", чтобы их получить. Я знаю это, потому что мы даже не можем получить их для наших собственных театров.
  - Я понимаю, - ответил я, - но предположим, что смогу получить приоритет? Тогда Бенай Брит сможет купить места?
  - Я перезвоню тебе через пару часов.
  Он перезвонил. - У нас есть деньги, просто получи приоритет, и у вас будут эти кресла. Хорошие, удобные сиденья, мягкие, с подлокотниками и всем остальным.
  - Это просто прекрасно, - ответил я и поблагодарил его.
  Пытаясь придумать, как обойти всю армейскую волокиту, узнал, что в конечном итоге все бумаги поступали к девушке-секретарю на нашем посту, которая, после разрешения Командования девятой службы, могла оформить и подписать "Triple A".
  Я начал сближаться с ней, не упоминая ничего вообще о театральных местах. Пригласил ее на обед и танцы пару раз, купил ей несколько напитков. Надеясь, что театральные места, вероятно, скоро прибудут. Но так ничего и не смог сделать с приоритетом, потому что понял, что у нас нет никаких шансов получить его вовремя.
  На следующей неделе Брискин позвонил мне и сказал: - Хорошо, мы получили эти кресла. У вас есть приоритет "Triple A"?
  - Да, сэр, - ответил я. - Еще бы! У вас есть люди, чтобы их установить?
  - Да, мы все сделаем за вас. Когда они вам нужны? Сегодня днем? Завтра?
  - Завтра днем, - ответил я.
  - Отлично. Завтра они будут там.
  - Замечательно. Скажите им, чтобы они пришли в Административное здание. Мой кабинет находится прямо у входа. Поверните направо через два кабинета прямо по коридору.
  Появились парни с сиденьями, и я направил их в театр и сказал: - Идите и начинайте устанавливать.
  Затем позвонил девушке, которая должна была заключить сделку "Triple A" и отправить ее в Пентагон в Вашингтоне для окончательного утверждения, а затем обратно в Командование девятой службы, прежде чем она наконец выпишет "Triple A" и отдаст его нам, сказал: - Привет, дорогая! У тебя есть мой приоритет на места в театре, верно?
  - Что? - спросила она.
  - Приоритет, мой приоритет "Triple A" на места в театре!
  -Я не знаю, о чем ты говоришь?
  - Да ладно, не говори мне, что ты забыла. Я же говорил тебе месяц назад. Мы все обсудили.
  - У меня нет ни от кого приказов, - ответила она.
  - Разве я не передал тебе письмо от Девятого командования службы с одобрением Пентагона?
  - Ты точно не передал. Ты ничего мне не передавал.
  - О, Боже, прости, - сказал я. - Много дел, закрутился, что забыл. Ребята сейчас расставляют сиденья, так что, пожалуйста, выпиши "Triple А". Прости, что забыл отдать тебе бумаги, дорогая, но я принесу их тебе прямо сейчас. Я просто пойду и посмотрю, что они расставили их правильно, и как только проверю театр, приду и отдам тебе разрешение.
  - Хорошо, Деси, я начну набирать его сейчас, но, пожалуйста, принеси мне бумаги, подтверждающие это.
  -Я принесу их тебе сразу после театра.
  К этому времени ребята уже почти закончили расставлять сиденья.
  Ответственный бригадир сказал: - Сержант, где приоритет?
  - Что? - спросил я.
  - Мне сказали, что мы не должны устанавливать эти сиденья без приоритета.
  - О, точно, - ответил я. - Подожди минутку, и я сейчас же схожу за ним.
  Теперь я точно влип. Парень, который расставлял сиденья, просил "Triple А", а девушка, которая должна была выдать его мне, просила документы на его выдачу.
  Я подошел к секретарю и спросил: - Ты выписала эту штуку?
  - Да, вот она, - сказала девушка. - Где документы?
  Я выхватил у нее "Triple А", поблагодарил, обшарил все карманы в поисках бумаг и, наконец, сказал: - Черт возьми, я оставил их в своем кабинете. Слушай, этот сукин сын не закончит работу, пока не получит это. Почему бы тебе не пойти в мой офис, и я встречу тебя там, после того как отдам это ему.
  - Ты уверен, что получил их? - спросила она.
  - Конечно. Ты шутишь? Зачем мне говорить, что я это сделал, если я этого не сделал?
  - Хорошо, - ответила она, - встретимся в твоем кабинете.
  Отдал парню приоритет "Triple А"; она встретила меня в моем кабинете, и, конечно, я не смог найти бумаги и там.
  -Ну, они были здесь пару минут назад, - продолжил я. - Я не понимаю, что с ними могло случиться.
  К этому времени понял, что она знала, что у меня ничего нет.
  - Ты уверен, что писал кому-нибудь об этом? - спросила она.
  Я сказал: - Теперь послушай... ты хочешь увидеть этих парней, сидящих на жестких скамьях, без рук, без ног, со сломанными спинами, шеями и сломанными задницами? Это даже не удобно ни для тебя, ни для меня.
  - Ты так и не получил полномочий, не так ли? - продолжила она настаивать на своем.
  - Ответь мне, ты хочешь увидеть этих парней, сидящих там на этих жестких скамьях? Да или нет?
  - Ну, нет. Но мы рискуем попасть в чертовски большую кучу неприятностей. Что мы скажем полковнику?
  - Он ничего об этом не узнает. У нас есть места. Парень получил свой приоритет "Triple A", и за них заплатил Бенай Брит. К тому времени, когда армия узнает об этой сделке, война закончится, и никто не узнает, что произошло. Какой-нибудь бедный сукин сын, армейский клерк, через несколько лет все еще будет пытаться выяснить, как мы получили эти чертовы места. Вы знаете, как они это делают. Они отправляют вам семь копий приказа, все разного цвета, в котором говорится, как экономить бумагу.
  - Ладно, - сказала она, - я ничего не скажу, если вы не скажете.
  Примерно через три дня полковник попросил меня зайти к нему в офис. - Сержант, я слышал, что есть какие-то разногласия по поводу того, как мы получили места для театра. Никто, кажется, не знает точно, должны ли мы за них деньги или получили приоритет, или если получили, то как мы его получили. Единственное, что я знаю, так это то, что театр выглядит хорошо, сиденья очень удобные, и мальчикам нравится гораздо больше, чем раньше. Даже мы с женой наслаждались ими вчера вечером. Так в чем же история?
  - Ну, во-первых, полковник, сэр, мы не платили за места. Бенай Брит пожертвовал их благодаря любезности Ирвинга Брискина из Columbia Pictures. Теперь, если вы хотите, чтобы я рассказал вам, как я получил "приоритет "triple А", я расскажу, но это довольно длинная история, и знаю, что вы очень занятый человек. Но если вы хотите, я расскажу.
  Он вопросительно глянул на меня, и я невинно посмотрел в ответ. -Нет, сержант, сказал он, - у меня есть предчувствие, что я не хочу этого слышать. Бог знает, куда Девятое командование службы может решить вас отправить, и я не думаю, что мне бы это понравилось.
  - Как пожелаете, полковник, сэр. - И я отдал честь и вышел из его кабинета.
  Они, вероятно, все еще пытаются выяснить, как мы получили приоритет "Triple А" для этих мест.
  Большая часть моих законных обязанностей была связана с тяжелоранеными и психически больными пациентами. Врачи сказали нам не показывать этим пациентам, что мы их жалеем, но быть с ними настолько грубыми, насколько это возможно. Это было нелегко.
  Я очень хорошо помню одного парня. Я следовал за ним всю дорогу с того момента, как он сошел с корабля. Он был симпатичным, 6 футов 2 дюйма ростом, героем студенческого футбола из Техаса, и он потерял ногу. Когда молодой человек сошел с корабля, то не захотел разговаривать с симпатичными девушками, которые всегда ждали его на точке высадки; он даже не захотел холодного молока, когда я его ему принес.
  - Отвали от меня, дерьмо! - вот что он мне сказал.
  Когда парень добрался до больницы и его уложили в постель, он не хотел есть. Просто лежал и доставлял санитарам и медсестрам только неприятности. Не будучи подстреленным или не пережив того, что произошло с ним, я чувствовал себя тем, кем он назвал, когда мне пришлось на него закричать.
  - Какого черта ты так чертовски жалеешь себя? -Я спросил его. - Ты потерял одну ногу. Ладно. Хочешь, я покажу тебе других парней, которые потеряли две? Других тоже без рук? Тебе повезло. Так что ты не хочешь есть? Ладно, умри с голоду, но перестань приставать ко всем со своими жалобами.
  Тебе не очень приятно говорить это любому, кто смотрит на тебя и говорит: - Ну, ты, дерьмо, тебя не подстрелили, так что, черт возьми, что ты знаешь? Ты здесь, в этой чертовой больнице, развлекаешься. Ты никогда не был на фронте или что-то в этом роде!
  - Нет, не был, - признался я.
  Мне очень нравился этот парень. Он стал личным вызовом. Я пытался сделать так, чтобы у него появился интерес, хобби, чем мог бы он заниматься каждый день и ночь.
  У нас был театр, и все голливудские студии присылали нам фильмы и очень сотрудничали во многих других областях.
  Также было собственное шоу, в котором мы использовали много старомодных затемнений. Эдди ЛеБарон, руководитель оркестра, был в нашей группе. Калли Ричардс, который работал с Беном Блю, тоже был там. Мы использовали некоторых парней в качестве девушек в платьях в хоре, как мы делали на Карибах, и у нас была группа.
  Мы устраивали довольно хорошее шоу с нашим сотрудниками и с пациентами, которые могли что-то делать. Но рано или поздно возвращались к работе. Придумывали, что еще можем сделать и чем заняться. Пытались понять, что еще можно сделать, например, во вторник. Поэтому остановились на бинго, но не просто на обычном бинго. И снова Люси и ее друзья из Голливуда пришли на помощь.
  Я сказал ей: - Я хочу, чтобы каждый вторник здесь было тридцать красивых молодых девушек.
  Мы сажали трех парней и одну или двух этих симпатичных девушек за каждый стол, чтобы играть в бинго. Магазины в долине Сан-Фернандо тоже были готовы к сотрудничеству и давали нам ремни, часы, кошельки, рубашки и все виды других вещей в качестве призов. Пациентам не нужно было ничего вкладывать, чтобы выиграть, но они всегда сами покупали девушкам прохладительные напитки и конфеты.
  Призы были не главной достопримечательностью. Дело было в том, что тридцать или сорок красивых девушек сидели вокруг, разговаривая и шутя с парнями. Та ночь бинго была самым большим хитом из всех.
  Они не могли дождаться, чтобы приехать туда и посидеть с этими прекрасными девками, но я действительно чувствовал себя мудаком, сидя там с этими парнями, у которых были все виды медалей, наград и боевой опыт.
  Этот мой техасский приятель был таким мерзким сукиным сыном, что никогда не приходил на игры в бинго. Я спрашивал его много раз: - Почему ты не придешь как-нибудь вечером? Там есть несколько действительно красивых девушек. Милые цыпочки.
  - К черту бинго! - отвечал он. - Какого черта я должен играть в бинго, ты глупый сержант?
  Он всегда умудрялся называть меня именно так, как я себя чувствовал.
  Я сказал: - Ладно, сдохни. Кому какое дело?
  Примерно через три недели мы играли в бинго, и я увидел, как он идет по проходу в своей инвалидной коляске. Ему еще не приделали искусственную ногу, и он смотрел прямо на меня с выражением недовольства на лице.
  Я подумал: "О, черт, теперь он действительно это сделает".
  Он спустился прямо перед сценой, посмотрел на меня и подождал, пока я закончу называть игру.
  Затем сказал: - Эй, сержант!
  - Чего ты хочешь? - спросил я.
  - Я хочу поговорить с тобой.
  - Хорошо, Пару минут. Нужно узнать, кто выиграл последнюю игру.
  Мы вычислили победителя, вручили ему приз, затем я повернулся к Ле Барону. - Проведи следующую игру, ладно?
  Я спустился со сцены и сказал: - Ты собираешься сейчас облажаться с этой сделкой по Бинго?
  - Я хочу называть номера, - сказал он.
  - Что ты хочешь сделать?
  - Я хочу пойти туда и называть номера, как ты.
  - Ты не можешь называть номера. Ты не знаешь, как. Для этого нужен опыт; ты должен знать, какая линия и какие номера и тому подобное. Посмотри вон там, слева. Видишь блондинку и рыжую? Почему бы тебе не позволить мне называть номера, а ты пойдешь туда с этими двумя и сыграешь, а?
  - Сержант, я думаю, ты правильно понял, - сказал он.
  И все! С тех пор он был в порядке и в конце концов научился пользоваться своей искусственной ногой, как будто она была его собственной.
  Некоторые из наших пациентов были в еще худшем состоянии, чем этот парень.
  Я помню одного мальчика, который вышел из своего ступора - боевой усталости - пока Эдди Кантор пел в его палате. У нас было пианино на роликах, которое мы возили из палаты в палату. Прямо посреди одной из песен Эдди этот парень, который не знал, кто он, черт возьми, такой, откуда он родом, не хотел или не мог говорить вообще, впервые заговорил. - Эдди Кантор! Он был на пути к выздоровлению.
  Я также был редактором Birmingham Reporter. Заключил сделку с Hollywood Reporter, и он был опубликован в том же формате - на той же бумаге, в том же стиле. Билли Уилкерсон, редактор-издатель отраслевой газеты, печатал его для нас бесплатно.
  Я не знаю, достаточно ли люди отдали должное таким как Эдди Кантор, Джо Э. Браун, Бинг Кросби, Эл Джолсон, Бетти Хаттон, Боб Хоуп, Марта Рэй и многим тысячам других, которые через USO сделали такие замечательные вещи для этих мальчиков.
   20
  Во второй половине сентября 1944 года мне позвонил в Бирмингем адвокат Люси и сообщил, что она разводится со мной. И на самом деле она пошла дальше и получила временное решение в октябре 1944 года.
  Начал писать эту главу в ноябре 1974 года. Мог ясно вспомнить год и месяц, а также то, что происходило за день и ночь до ее появления в суде, и то, что случилось сразу после того, как ей предоставили временный речевой указ. Но будь я проклят, если смогу вспомнить, почему она развелась со мной. Это было тридцать лет спустя. Поэтому позвонил ей.
  - Почему ты развелась со мной в сорок четвертом?
  - Не спрашивай, - сказала она. - Ты знаешь почему. Ты трахал всех в Бирмингемской больнице.
  - Кого? - спросил я. - Калли Ричардс? Эдди ЛеБарон? Я бы был уже под военным трибуналом, если бы замутил хоть с кем-то из них. Так кого?
  - Ты чертовски хорошо знаешь, кого, девушек из Бинго, или из молока, и самое ужасное, что это я их тебе поставляла.
  - Ну, ты ошибаешься. Я бы никогда не сделал такого.
  - Ха! (шоу а-ля Люси). Ты никогда бы не сделал этого? Ха!
  - Ну, дорогая, ты ошибаешься.
  Если бы она застукала меня в постели с девушкой в самом процессе, то я бы выскочил и потребовал, чтобы она рассказала, как эта девушка туда попала. Слава богу, Люси этого не сделала, иначе я бы не писал об этом сегодня.
  - Кроме того, - продолжила она, - почему ты поднимаешь эту тему? Это было тридцать лет назад, и это был самый короткий промежуточный этап в истории судов Калифорнии.
  Она была права. За день до того, как узнал, что Люси должна явиться в суд, запрашивая постановление - не собирался его оспаривать - позвонил ей. - Как ты?
  - У меня все хорошо.
  - Что ты делаешь сегодня вечером? - спросил я.
  - Ничего особенного. Ты же знаешь, что я развожусь с тобой завтра утром.
  - Да, знаю, но что ты делаешь сегодня вечером?
  - Ничего особенного.
  -Не хочешь поужинать со мной?
  - Хорошо, - сказала она и дала мне адрес квартиры где-то в Беверли-Хиллз.
  Получил пропуск, забрал его, и мы пошли ужинать. После ужина вернулись в квартиру и легли спать вместе. У нас была прекрасная ночь. В семь тридцать утра она встала и сказала: - О, Боже, я опаздываю. Мне нужно идти.
  - Что ты имеешь в виду? - спросил я. - Куда ты идешь?
  - Я же сказала тебе, что развожусь с тобой сегодня утром.
  - Да, я знаю, что ты мне сказала, но ты же не собираешься идти до конца, не так ли?
  - Я должна это сделать, - ответила она. - Все газетчики там. У меня новый костюм и новая шляпа. Мне нужно идти.
  - Ты сумасшедшая, - продолжил я.
  - Ну, я не могу разочаровать прессу.
  Итак, она надела свой новый костюм и новую шляпу, поцеловала меня и сказала: - Я не буду говорить о тебе слишком много гадостей. Я вернусь, как только смогу.
  - Возвращайся поскорее, красавица. Я буду ждать тебя здесь.
  Она пошла в суд, получила развод, вернулась и присоединилась ко мне в постели. Потом, конечно, быстро аннулировали развод, потому что в Калифорнии в те дни был годичный период ожидания между промежуточным и окончательным, и, если в течение этого периода разведенные сходились и заводили роман, развод автоматически становился недействительным.
  Мы оба вернулись на ранчо в Чатсворте. Куры старели, а герцогиня Девонширская выросла. На следующий день вернулся в Бирмингем. Я довольно часто возвращался домой после работы, когда у меня не было ночных дежурств, и на выходные. Больница находилась всего в пятнадцати минутах от нашего ранчо.
  Никогда не забуду тот день, когда сидел в своем кабинете в Бирмингеме, выглянул в окно и увидел, что флаг приспущен. Сначала не знал, почему, а потом мне сказали, что президент Рузвельт умер. 12 апреля 1945 года.
  Это был очень грустный день и настоящий шок для всех. Никто не знал мистера Трумэна, и, я думаю, никто не мог и предположить о том, каким президентом он будет. Знаю, что большинство из нас думали, что теперь мы будем в армии вечно. Как оказалось позже, Гарри С. Трумэн войдет в историю как один из величайших президентов США когда-либо.
  В 1948 году, Трумэн баллотировался против Дьюи, я уже был в отставке из армии почти три года. Мне позвонил председатель Демократической партии в Калифорнии. Он сказал, что президент приезжает в Лос-Анджелес и собирается остановиться в отеле "Biltmore". Они хотели, чтобы к нему на ужин присоединились несколько голливудских звезд.
  Он спросил: - Вы и Люси поужинаете с президентом и миссис Трумэн?
  - Конечно, - ответил я. - Это будет честью для нас. Большое спасибо. Когда?
  Он рассказал мне, а затем добавил: - Я хочу, чтобы ты сделал кое-что еще для меня. Как думаешь, ты сможешь пригласить других звезд поужинать с ними?
  - Что ты имеешь в виду? - спросил я.
  - Ну, знаешь, в Голливуде все за Дьюи, и никто не хочет приходить на ужин к Трумэну.
  - Это звучит нелепо, - ответил я. - Даже если ты за Дьюи, Трумэн теперь президент Соединенных Штатов. Какая большая честь может быть для тебя, чем приглашение на ужин с ним и первой леди?
  - Я тебе говорю, - сказал он, - мне чертовски трудно заставить кого-либо прийти. Ты первый, кто сказал "да". Я позвонил многим людям. Это удивительно, это невероятно.
  - Я постараюсь сделать все, что в моих силах, - ответил я.
  В конце концов, это были Люси и я, Хамфри Богарт и Лорен Бэколл, Алан Лэдд и его жена Сью Кэрол, и Джордж Джессел, который боялся, что его уволят, потому что он в то время работал на Twentieth Century-Fox Studios и Даррила Зануку.
  Занук тогда агитировал всю студию за Дьюи.
  Мы встретились в баре, а потом поднялись в президентский люкс. Людей оказалось мало для ужина в большом обеденном зале отеля, поэтому провели его в люксе.
  Я не могу вспомнить других звезд, которые пришли на тот ужин. Конечно, там были некоторые видные калифорнийские демократы, но не более тридцати человек. Поскольку их оказалось мало, президент садил разные пары по обе стороны от себя во время ужина. Например, Богарт и Бетти на суп, Джессел и его подруга на рыбное блюдо, Алан и Сью на основное блюдо, Люси и я на кофе, и бренди.
  Я не мог не сказать президенту, как хорошо он выглядит. Я сказал ему: - Господин президент, я ездил по стране, проводя однодневные встречи со своей группой, и думаю, что я намного моложе вас, и все же эти вещи просто убивают меня. Они жесткие. Я знаю, что вы делали в своей кампании по оповещению, и вы выглядите замечательно, такой здоровый и с таким красивым загаром. Как вам это удается?
  - Ну, я скажу тебе кое-что, сынок. Я люблю хорошую битву, и ты запомни мои слова (ударил по столу правым кулаком, чтобы подчеркнуть каждое слово), я собираюсь победить!
  В тот момент у меня не было ни малейшего сомнения, что этот человек победит, хотя все говорили, что у него нет шансов, и все опросы были против него.
  В ночь выборов я играл со своей группой в "Palace Hotel" в Сан-Франциско, где располагалась штаб-квартира республиканцев. Все ранние и даже поздние результаты, которые мы получали, были за Дьюи. Люди считали, что это будет для него убедительной победой. Все время вспоминал, как мистер Трумэн стучал по столу и говорил: - Я выиграю!
   Продолжал принимать ставки, и по мере того, как шансы становились все больше и больше, даже сделал несколько ставок 10 к 1.
  Все знают историю заголовка "Chicago Daily Tribune": "ДЬЮИ ПОБЕЖДАЕТ ТРУМЭНА".
  Те, кто был на том ужине в "Biltmore", получили от него специальное приглашение на его инаугурацию. Люси не смогла приехать, но я был там и сидел в его ложе на вечеринке в честь победы в "Washington Armory". Сказал ему, что заработал много денег на выборах.
  - Молодец, - ответил он.
  Одной из групп, игравших на той вечеринке, была группа "Cugat". Однажды вечером я увидел Куги на полу под ложей президента, пытающегося привлечь мое внимание.
  Посмотрел вниз и сказал: - Чего тебе, крестьянин?
  Президент повернулся ко мне и спросил: - Чего этот парень хочет?
  - Раньше я работал на него, - ответил я. -Я просто шучу.
  Мы наконец привели его в ложу, и президент одобрил его программу. После того, как он ушел, я сказал президенту, что первая работа, которую Кугат дал мне, оплачивалась всего двадцать пять долларов в неделю.
  - Да ну, мошенник! - ответил тот.
  - Именно это сказал ему Бинг Кросби, но я многому научился у него.
  Спустя годы у меня возникла идея телевизионного шоу - ведущий американский государственный деятель, разговаривающий с молодежью со всего мира. Одна из вещей, которая натолкнула меня на эту идею, заключалась в том, что я знал, как многие латиноамериканцы не совсем понимали некоторые вещи, которые американцы делали во внешней политике в отношении Латинской Америки. Исходя из этого, подумал, что было бы здорово, если бы бывший президент сделал это. Он провел бы форум с пятью или шестью молодыми людьми из таких разных стран, как Россия, Япония, Мексика, Куба, Германия и Франция. Они спросили бы президента: - Почему вы это сделали? Почему Америка делает это?
   И он ответил бы им с американской точки зрения.
  Поехал в Индепенденс, штат Миссури. Он принял меня в своем офисе в Библиотеке Трумэна и показал все свои памятные вещи и все такое. Это было довольно интересно.
  В какой-то момент он сказал: - О, вот... Я хочу показать тебе изображение Бога. Это он.
  Я посмотрел, на изображенного генерала Макартура, а он продолжил: -По крайней мере, я думал, что это Бог. - Было около половины первого, поэтому он сказал: - Пойдем пообедаем.
  Мы вышли из библиотеки и направились к его машине. Я не увидел никакого шофера, поэтому открыл ему заднюю дверь.
  Он сказал: - Нет, нет. Пошли. Садись спереди. Я за рулем.
  Он сел на водительское сиденье, а я рядом с ним. Только мы двое, даже без сотрудника Секретной службы. Он вел довольно ярко и разговаривал очень красочно. Например: - Уйди с дороги, сукин сын (высунув голову из окна). Что ты делаешь с этим грузовиком?
  Водитель грузовика узнал его, расхохотался и крикнул: - Хорошо, Гарри. - Он был таким же, как все, таким естественным.
  Когда мы добрались до центра города, Трумэн припарковал машину на парковочном месте, которое нашел, затем мы прошли около полутора кварталов до отеля, где собирались пообедать. Гарри обедал там каждый день. Это было для него обычной рутиной.
  Пока мы шли, все говорили: - Привет, Гарри, как дела? А он: - Привет, Джо-Билл-Эд.
  Он знал всех в городе, и все его любили. Мы поднялись в номер, где он всегда обедал с четырьмя или пятью своими дружками.
  - Хотите выпить перед обедом? - спросил он меня.
  - Вы что-нибудь выпьете, господин президент?
  - О, да, я всегда так делаю. Что бы вы хотели?
  - Пожалуйста, скотч и воду. Я перешел с рома на скотч.
  - Скотч? - спросил он. - Забавно. Я бы поклялся, что ты пьешь бурбон.
  - Это что, очко против меня? - спросил я.
  - Нет, - ответил он, - - просто я не думал, что ты пьешь скотч.
  Официант знал, что он пьет, два пальца бурбона перед обедом, поэтому принес ему это, мне скотч, а другим джентльменам то, что они пили. Затем он заказал обед, большой обед, и во время всего этого мы продолжали говорить о телешоу.
  - Мне нравится твоя идея, - сказал он. - Мне нравится работать с молодежью. Я думаю, это очень хорошая мысль.
  - Господин президент, - сказал я, - что бы вы сказали парню из Японии, если бы он спросил вас, что заставило вас сбросить бомбу на Хиросиму?
  - Это было бы сложно, не так ли?
  - Это было бы сложнее всего, - ответил я. - Вот почему я хотел поднять этот вопрос.
  - Ну, я бы сказал ему правду. Я бы сказал, что это было самое большое и трудное решение, которое мне когда-либо приходилось принимать в своей жизни, и причина, по которой я в конце концов решил, что это правильно, заключалась в том, что чувствовал, как мы могли бы спасти миллион жизней, как японцев, так и американцев. Если бы нам пришлось вторгнуться в Японию с пехотой и десантниками, то, безусловно, полмиллиона японцев или больше были бы убиты, плюс столько же или, возможно, даже больше наших парней. В конце концов, я уверен, что мы могли бы победить таким образом, но, сбросив бомбу, мы спасли много жизней. Вот что в конце концов заставило меня принять решение.
  Все это время я обращался к нему как к господину президенту.
  Он сказал: - Позволь мне спросить у тебя кое-что. Почему ты продолжаешь называть меня господином президентом? Я больше не президент. По крайней мере, официально я господин Трумэн. Большинство людей называют меня Гарри. Так почему ты продолжаешь называть меня господином президентом?
  Я действительно не знал, что сказать, да и не думал об этом. "Наверное, просто, привычка." Если кто-то был губернатором, вы продолжаете называть его губернатором, а если президентом, вы всегда называете господином президентом. Но он был таким приземленным человеком, что я знал, что мне нужно придумать честный ответ, потому что это был тот тип человека, которого нельзя обманывать. Лучше сказать ему правду.
  Я сказал ему: - Я не знаю. Дайте мне подумать об этом минутку.
  Я действительно подумал об этом и внезапно понял.
  - Я знаю, почему я называю вас господином президентом.
  - Почему? - спросил он.
  - Потому что это делает меня более важным человеком. Я разговариваю с президентом, и это повышает мой уровень.
  - Это в моей книге, - сказал он. - Вы читали?
  - Нет, сэр, я не читал. Вы просто дали мне свою книгу. Вы только что подписали ее мне час назад, а потом мы поехали сюда, и я был с вами все это время, так что у меня еще не было возможности прочитать ее.
  - Ну, когда вы ее прочтете, вы увидите.
  И это в его книге - что люди все еще обращаются ко мне как к Мистеру президенту после того, как я покинул свой пост, потому что настало время.
  Это правда.
  Телевизионная сделка была почти заключена, и ему понравилась эта идея.
  Тогда я сказал: - Есть только одна вещь в этом шоу, с которой, я надеюсь, вы согласитесь со мной. Оно не может быть политическим или партийным. Это шоу, где мы общаемся с людьми из других стран, и, будь это демократ или республиканец, он не может использовать шоу для политического продвижения себя или своей партии.
  - Я никогда не смогу этого сделать, - сказал он. - Я никак не смогу удержаться от того, чтобы не воспользоваться этим в политических целях.
  - Господин президент, я имею в виду господин Трумэн, так это не сработает.
  Он не был расстроен или что-то в этом роде. Он выпил еще один бурбон до обеда, купил мне еще один напиток и съел весь свой обед. Я тоже хорошо пообедал. Затем он сказал: - После обеда я ложусь спать и сплю два или три часа. Мне жаль, что то, что вы задумали, не сработает, но мне понравилось быть рядом с вами.
  -Спасибо, господин Трумэн.
  Я не могу передать, насколько этот человек был замечательным.
  Номер 392-956-43 был уволен из армии 16 ноября 1945 года.
   Мне сказали, что я уйду за месяц до этого. Все, что мне нужно было сделать, это вернуться в MGM и сказать: - Вот я.
  Пока был в армии, студия мне не платила, но мои повышения вступали в силу в любом случае. Я начал с 650 долларов в неделю, на второй год поднялся до 750, на третий до 850 долларов и т. д. Так что к тому времени, как я ушел из армии, мой контракт составлял 1000 долларов в неделю на сорок недель. Неплохо - 40 000 долларов в 1945 году.
  Я знал, что MGM снимает мюзикл с Эстер Уильямс. Это звучало как идеальная схема для меня. Я был связан с ними контрактом; они были довольны моей работой на "Батаан", поэтому решил просто пойти и сказать, что ухожу из армии. Я пошел в студию и сказал Джеку Каммингсу, который должен был продюсировать картину: - Джек, я выйду примерно через месяц, и ты снимешь меня в фильме с Эстер Уильямс, в роли ее романтического интереса - латиноамериканца. Я хотел, чтобы ты знал, что я идеально подхожу для этой роли.
  - Я рад, что ты уходишь, - сказал он, - но у меня уже есть другой.
  - Кто? - спросил я.
  - Рикардо Монтальбан, - ответил он.
  - Рикардо кто?
  - Монтальбан, - сказал он. "Мексиканский актер, с которым мы подписали контракт. Он будет играть главную роль напротив Эстер в фильме.
  - Я прослужил в армии два с половиной года, - сказал я ему. - Это идеальная роль для меня, и ты собираешься дать ее кому-то другому, у кого даже нет контракта со студией?
  - Все уже сделано, - ответил он.
  Для меня это стало настоящим ударом. Был уверен, что мне будет легко начать с этого фильма. Но также понял, что Джек Каммингс, ведущий продюсер мюзиклов, был очень увлечен Монтальбаном, и я беспокоился о том, сколько работ будет предложено для такого типа главных ролей. Если он был так увлечен Монтальбаном, я буду играть там вторую скрипку и делать то, что они не хотели, чтобы он делал.
  Думаю, это было с глаз долой, из сердца вон. Отсутствовал два с половиной года, и они забыли, для чего меня наняли... мюзиклы.
  Я был еще довольно молод, и в течение жизни, когда у меня появился кризис такого рода, всегда возвращался к музыке, к групповому бизнесу. Поэтому решил, что мне нужно убираться оттуда к черту и организовывать группу.
  Проблема была в том, что я не думал, что мистер Майер даст мне отпуск. Он гордился своими достижениями в качестве создателя звезд. Я был его личной находкой, и он сам нанял меня.
  К тому времени я задолжал тридцать тысяч долларов, когда меня освободили от армии, большую часть из них - Налоговой службе. Если бы остался в MGM, у меня были бы сорок тысяч долларов, гарантированные как минимум на год. Но бывают моменты, когда нужно посмотреть на свою жизнь и на то, где ты находишься, и сказать себе: - Сейчас все в порядке, но что произойдет в будущем, если я останусь в этом направлении? - В любом случае, я всегда был игроком.
  Поэтому, когда узнал, что мистер Майер едет в Ньюмаркет, Англия, для покупки лошадей, знал, что у меня появится шанс добиться своего освобождения. Бенни Тау был тем человеком, который все это решал. Он занимался контрактной частью дел игроков. Прежде чем пойти поговорить с мистером Тау, я обратился к своему очень хорошему другу, который был главой "General Artists Corporation" в Калифорнии, человеку по имени Милтон Рэд, и рассказал все.
  - Я точно знаю, какой оркестр мне нужен, Милтон. У латиноамериканской музыки в этой стране есть один основной недостаток. Когда группа, такая как "Machito in New York", играет латиноамериканскую музыку, ритм отличный, но звук недостаточно мелодичный - он жесткий. С другой стороны, когда Костеланец играет "Amor", это круто, но у него нет яиц.
  Моя идея - объединить латинские ритмы "Machito" с пышностью "Костеланца".
  Рэд ответил: - Это хорошая идея. Давай я поговорю с Х. Д. Ховером. Он скоро снова откроет "Ciro"s".
  Потом он сказал Ховеру: - Деси уходит из армии; у него чертовски хороший оркестр, и они идеально подойдут для "Ciro"s".
  У нас еще не было ни оркестра, никакой аранжировки. Это напомнило мне дни "La Conga" в Майами. Мистер Рэд - отличный агент. Когда вышел из офиса мистера Ховера, то имел гарантированный контракт на восемь недель. Я должен был открыться в "Ciro"s" с оркестром из двадцати двух человек. Сказал Рэду, что это даст то звучание, которое я задумал.
  Рэд спросил: - Как вы собираетесь это организовать?
  - Пока не знаю, - ответил я ему. - Может ли ваше агентство одолжить мне немного денег?
  Он позвонил мистеру Томми Роквеллу, президенту GAC в Нью-Йорке, и они одолжили мне 8000 долларов. Нам нужны были аранжировки, униформа, репетиционный зал и переписчики. Я просто не мог открыться в Ciro"s с готовыми аранжировками.
  Когда все подготовил, решил идти к Бенни Тоу. Одолжил форму, которая была мне слишком тесна, положил маленькую подушку на живот, пригладил волосы, что совсем не льстило моему круглому лицу, и накануне всю ночь пил. И все это для того, чтобы у меня не было особых проблем с расторжением контракта.
  В ту минуту, когда вошел в офис Тау, увидел, как он на меня посмотрел, был уверен, что у меня не будет никаких проблем с расторжением сделки.
  - Мистер Тау, - сказал я, - я собираюсь уйти из армии, и убежден, что никогда ничего не добьюсь в кинобизнесе. Я хотел бы, чтобы меня освободили, и я мог бы собрать небольшую румба-группу и начать все заново.
  Он сказал: - Вы уверены, что знаете, что делаете? Вы будете получать тысячу долларов в неделю, как только выйдете из армии, по крайней мере, сорок недель. Вы теряете чертовски много.
  - Знаю, - продолжил я, - - но я просто чувствую, что мне нужно выбрать новое направление.
  В любом случае после того, как он был достаточно любезен, чтобы попытаться отговорить меня от этого, он сказал: - Хорошо, если это то, чего ты хочешь.
  Я знал, что должен MGM полторы тысячи долларов, которые они одолжили мне, пока я был в армии.
  - Мне неприятно об этом говорить, - сказал он, - но ты должен студии полторы тысячи долларов, которые мы бы вычитали из твоей зарплаты примерно по сто долларов в неделю, если бы ты остался здесь, но если я дам тебе освобождение...
  - Я знаю, мистер Тау. - Полез в задний карман и положил на стол полторы тысячи стодолларовых купюр.
  Он посмотрел на меня с некоторым удивлением и сказал: - Полагаю, ты был к этому довольно хорошо подготовлен.
  - Я знал, что должен вам денег, мистер Тау, и не собирался просить вас забыть об этом или немного подождать.
  - Удачи, - ответил он.
  Мы открылись в "Ciro"s" две недели спустя. Это было первое открытие в стиле "black tie" (Черный галстук) с окончания войны. Мы с Ховером договорились сделать его только в стиле "black tie".
  Группа состояла из трех труб, двух тромбонов, четырех саксофонов, которые также играли на кларнетах и флейтах, четырех скрипок, гитары, фортепиано, баса, барабанов, бонго, маракасов, конг и двух девушек - американки Аманды Лейн и латиноамериканки Дульсины.
  Мы начали играть танцевальную музыку в восемь часов, а затем около девяти часов устроили первое шоу. У Бенни Тау был столик у ринга, и он привел с собой много звезд MGM.
  После того, как мы закончили играть нашу первую танцевальную музыку, мистер Тау подозвал меня к своему столику и сказал: - Слушай, ты, кубинец, это та самая "маленькая румба-группа, с которой ты хотел начать карьеру заново?
  - Ну, мистер Тау, она становилась все больше и больше по мере того, как мы продвигались.
  - Звучит хорошо, очень хорошо, и ты выглядишь немного иначе, чем когда пришел в мой офис две недели назад. Ты выглядишь великолепно!
  - Я сидел на диете.
  - Угу... ты, конечно, устроил чертовски классное представление в моем офисе. В любом случае, удачи и поздравления.
  - Спасибо, мистер Тау.
  "Ciro"s" был действительно забит, благодаря усилиям Люси, Красни, Х. Д. Ховера и, как я уже сказал, самого Бенни Тау.
  Мы открыли концерт с очень быстрой оркестровой инструментальной композиции. Затем я представил Дульчину, которая была милой, имела чертовски хорошую фигуру и такую же заднюю часть, как у Диосы.
  После Дульчины я представил, в его первом профессиональном ангажементе, молодого человека по имени Ларри Сторч. Хедда Хоппер позвонила и сказала мне, что видела этого молодого человека, когда он служил на флоте, в одном из шоу, которое она делала с Бобом Хоупом, и что он был очень хорош, хорошо подражал и был забавен. Ларри оказался не только хорош, он был просто великолепен! Я уверен, что к настоящему времени большинство знает его как Ларри Сторч.
  Для смены ритма вышла Аманда Лейн, американская певица, очень красивая и сексуальная девушка, и исполнила бодрый джазовый номер. Затем она исполнила куплет "Кубан Пит", который, собственно, и представил меня.
  После "Пита" я просто поздоровался с аудиторией и поблагодарил их за то, что они были там. Я не пытался шутить, в основном потому, что не знал никого. Затем мы закончили "Бабалу", как номер конга с барабаном. Это был первый раз, когда я исполнил "Бабалу".
  Шоу имело успех. Публике, казалось, понравились все, и мы получили хорошие отзывы. В перерывах между выступлениями я сидел с Богартом, Эрролом Флинном, Брюсом Кэботом и некоторыми другими моими сторонниками из "La Conga" в Нью-Йорке.
  Помню, как Боги осматривал место и комментировал, как красиво выглядели все девушки и какие красивые мужчины. Затем он сказал мне: - Неудивительно, что они все трахаются друг с другом.
   21
  Пока я играл в "Ciro"s", Говард Уэлш, один из исполнительных продюсеров "Universal Studios", Джони Таппс, отвечающий за музыку в "Columbia" и сын нью-йоркского агента, который привел нас в Гленс-Фоллс, обратились ко мне с предложением снять малобюджетный музыкальный фильм под названием "Кубинский Пит". Это должен был быть фильм категории "B-минус".
  Они увидели меня в "Ciro"s" и подумали, что могут снять небольшую картину о парне по имени Деси Арназ и его группе, и нажиться на этом.
  Сразу же принял их предложение, потому что не снимался уже три года. Там я должен был сыграть самого себя, и это, безусловно, было хорошей рекламой для моего оркестра. Самое главное, что Налоговая служба была очень рада деньгам. Мне потребовалось всего двенадцать дней, чтобы снять фильм и заработать десять тысяч долларов. Налоговая получила из них пять тысяч. Я заключил с ними сделку, чтобы погасить мой долг, заплатив им половину своего заработка после службы армии.
  Когда мы закончили фильм, ко мне подошел сотрудник Налоговой службы в Лос-Анджелесе и сказал: - Эй, разве мы не можем получить еще несколько таких фильмов? Это была довольно выгодная сделка. Если вы создадите еще несколько таких картин, вы не будете должны нам ни копейки.
  - Если вы или еще кто-то из вас хотите стать моим агентом, то поторопить, я не против.
  Думаю, что "Кубинский Пит" выполнил свою задачу. К тому времени, когда я начал ездить с группой, гастролировать по театрам, по крайней мере, люди нас видели; и это давало нам хорошую выручку. Также наш оркестр познакомился с Латинской Америкой и, уверен, это внесло большой вклад в успех нашего первого альбома на "RCA Victor".
  В то время в Нью-Йорке была "Copacabana Monte Prozera". Там играли только самые известные имена страны: Джо Э. Льюис, Джимми Дюранте, Лена Хорн, Фрэнк Синатра, Дин Мартин и Джерри Льюис. Я был в восторге, когда Милтон Красни сказал мне, что мы будем выступать в "Copacabana" сразу после нашей удачи в "Ciro"s".
  "Ciro"s" всегда делал большой бизнес, и это легко понять, учитывая, какие артисты там были. И у них также выступали "Copa Girls" - шесть или восемь самых великолепных девушек, которых я когда-либо видел в своей жизни. Я имею в виду, они были действительно нечто.
  Джейн Фроман являлась звездой шоу, когда мы там открывались. Ее выступление заканчивалось, и Монте приглашал Питера Линда Хейза чтобы он играл со мной. Я не мог быть счастливее.
  Питер только что демобилизовался из армии, и мы стали друзьями с тех пор, как я впервые приехал в Голливуд. Мать Питера, Грейс Хейс, владела клубом в долине Сан-Фернандо под названием "Grace Hayes" Lodge". (Лоджия Грейс Хейс)
  Она была замужем за Чарли Фоем, старшим ребенком знаменитой семьи Фоев из водевиля. Чарли работал там, как и Джо Фриско, один из лучших старых водевильных артистов и большой прирожденный остроумец.
  Помню как-то у нас был уикенд, и Питер, Калли Ричардс и я пошли к Грейс. Она всегда была гостеприимна к нам, угощала большими стейками на ужин. Тогда на наши армейские зарплаты стейки было не купить.
  Однажды вечером мы втроем сидели за нашим столом, обсуждая, кто самый богатый человек в мире. О чем еще мы могли говорить, имея всего тридцать баксов в месяц на расходы?
  Один из нас сказал, - Рокфеллер, - другой, - Форд.
  Я добавил: - Может быть, Дюпон.
  Фриско услышал эту дискуссию, и заикаясь сказал, - Подождите, п-п-ребята, вы все п-п-п-неправы. Самый богатый человек в мире - Эндрю М-М-Меллон. Он владеет нефтью М-М-Меллон, железной дорогой М-М-Меллон; он владеет всеми медовыми дынями и половиной той песни "Приходи ко М-М-М-М-М-моей М-М-Меланхоличной Б-Б-Малышке.
  Это был Джо под влиянием момента. Всегда оригинальный и у него никогда не было автора. Однажды, когда он показал Питеру и мне письмо из Налоговой службы, в котором ему было сказано явиться в офис IRS в Лос-Анджелесе, он спросил: - Как вы думаете, мне п-п-идти?
  - Конечно, - сказали мы ему. - Не шути с федеральным правительством.
  Джо всегда был на мели. Он любил лошадей. Одной из самых лучших рутин, которые он делал в своем номере, был гандикап лошадей. Он часто консультировал людей о том, как правильно выбрать лошадь, для скачек и провести сделку и так далее.
  В общем, он спустился в IRS. В приемной встретил Пэта Руни-младшего, чей отец также был одним из величайших в водевиле всех времен.
  Фриско спросил его: - Ч-ч-что ты здесь делаешь, к-к-малыш?
  - Ну, мне говорят, что я должен четыреста семьдесят пять долларов или что-то в этом роде налогов, а у меня нет ни цента.
  - О, я п-п-вижу.
  Джо, назвали имя, и он вошел в кабинет человека, которого они оба там видели. Фриско никогда не делал отчет о подоходном налоге.
  Он всегда говорил: - Лучше не п-п-начинать.
  - Г-н Фриско, - сказал сотрудник налоговой службы, - вы должны правительству двадцать две тысячи пятьсот семьдесят пять долларов и пятнадцать центов. У вас есть деньги, чтобы заплатить это?
  - Вы п-п-шутите? Если бы у меня были эти д-деньги, я бы б-б-был в Голливудском парке. - Он ни разу не заикаясь сказал Голливудский парк, который наш очень красивый и известный ипподром.
  - Это очень смешно, мистер Фриско, но это серьезное дело. Нам придется забирать вашу зарплату.
  - Увы, п-п-слишком поздно, - сказал Джо. - Трое парней уже п-п-сделали это.
  У Джо не было собственности - у него никогда не было дома или чего-то еще.
  Он либо жил в отеле "Plaza" в Голливуде, которым управлял его старый друг из шоу-бизнеса, либо переезжал к Чарли Фою. В любом случае, налоговая служба не могла ничего сделать, потому что арестовывать было нечего.
  Что касается его зарплаты, он был прав. Всегда было три или четыре парня, пытающихся добраться до него за комнатой или продуктами, но в основном за деньгами, которые он одалживал букмекерам.
  Поэтому налоговику пришлось его отпустить. Выходя, он снова увидел молодого Пэта, который все еще сидел там, выглядя очень обеспокоенным.
  Джо вспомнил, что они взяли парня за 475 долларов. Поэтому вернулся к налоговику, от которого только что ушел, и сказал:
  - М-М-мистер, там сидит славный п-п-мальчик. Он должен вам 475 долларов. Просто п-п-положите их на мой с-с-счет.
  Бинг Кросби любил Фриско. Он использовал его в радиошоу "Kraft Music Hall" столько раз, сколько мог. Бинг был первым, кто рассказал мне о политике Фриско, когда брал деньги в долг на ипподроме.
  Если Джо знал, что ты едва сводишь концы с концами, он мог занять пять долларов.
  Если ты получал шанс сняться в полнометражном фильме, он мог занять двадцать долларов. Если ты становился звездой, ты мог взять у него пятьдесят долларов.
  Я знал, что Бинг был прав, потому что, когда был в "Ciro"s", он просил у меня только десять долларов, но когда мои записи "Бабалу" и "Кубан Пит" начали продаваться, он поднял цену до двадцати пяти долларов, а когда "I Love Lucy" стала номером один, дал мне пятьдесят.
  Кросби он дал сотню - тот стал суперзвездой. И Бинг часто давал ему.
  Однажды, сказал мне Бинг, он выложил сто долларов, а затем, примерно через три гонки, услышал, что Фриско поставил "C-Note" на дальнюю ставку и теперь был набит деньгами, крупные купюры торчали из каждого кармана его пальто, покупая выпивку для всех в баре "Turf Club". Это первое, что он всегда делал, когда ему везло.
  Бинг сказал себе: - Просто ради всего святого, я посмотрю, смогу ли вернуть свою сотню.
  Он подошел к Джо у бара, где было очень много народу, и похлопал его по плечу. Фриско оглянулся на него и спросил: - Что такое, к-к-малыш?
  Бинг сказал ему: - А как насчет сотни, Джо?
  - Ладно, к-к-малыш. Подожди, п-п-народ, п-п-молчи.
  Затем он повернулся к Бингу, дал ему стодолларовую купюру и сказал:
  - Скажи нам ч-ч-припев "Wh-Wh-White Chr-Chr-Christmas.
  В рамках своего выступления в Copa Питер рассказывал довольно много историй о Джо Фриско, особенно о Фриско в Нью-Йорке.
  Я помню одну, в которой Джо шел по Шестой авеню. Он остановился на краю глубокой ямы, которую они копали, посмотрел вниз и спросил одного из рабочих: - Что ты т-т-делаешь там внизу?
  - Мы строим метро, - крикнул ему в ответ мужчина.
  - Сколько времени оно будет п-п-строиться? - крикнул в ответ Джо.
  - Около двух лет, - сказал мужчина.
  - О, я п-п-лучше возьму т-т-такси.
  Мы давали по три концерта за ночь в Копе - в 8:30, в полночь и в 2:30 ночи. Иногда на последнем концерте становилось шумно.
  Люди уже к этому времени довольно сильно напивались. Так что всегда было несколько пьяных, а иногда и несколько задир.
  Джо Э. Льюис являлся мастером по части разборок с задирами и пьяными. Он мог справиться с ними лучше, чем кто-либо другой. Я не был так хорошо знаком с тем, что он с ними делать.
   Однажды вечером Джо Э. увидел, как я борюсь, и после концерта сказал: - Деси, я дам тебе совет. Когда эти бродяги накачаются и зашумят, ты стань мягче, и они замолчат. Если они могут слышать вас одним ухом и разговаривать, и слышать девушку рядом с ними другим, они будут продолжать говорить. Но если, разговаривая, они не могут слышать вас, они замолчат, потому что побоятся что-нибудь упустить.
  Попробовал. Всякий раз, когда публика становилась шумной, исполнял "Tabu", которая является очень мягкой афро-кубинской песней без барабанов и группы, только я и моя гитара. Пел ее, даже без микрофона, ходя среди толпы. Так что, если они хотели услышать эту песню, им приходилось замолчать. Это действительно сработало. Предложение Джо было идеальным.
  Однажды ночью, прямо посреди "Tabu", услышал, как несколько монет упали на пол, и, скажу вам, они звучали как удары тарелок, потому что этот задира выбрал время, когда я заставлял публику сидеть тихо и спокойно бросил в меня горсть пенни. Когда я посмотрел и увидел эти пенни на полу то был действительно смущен.
  Закончил песню, а затем не спеша собрал все по одной пенни. Пока это делал, стало совсем тихо.
  Зрители не знали, заметил ли парня, который бросил пенни, и если да, то собираюсь ли подойти и ударить его в нос или что-то еще. Но я тоже не знал, как быть.
  У Джо Э. было довольно много прекрасных замечаний, и все они были очень смешными, уверен. Но я - я просто стоял там. Затем подбросил один из пенни в воздух, как Джордж Рафт делал с полу долларами в своем фильме. Повторил это несколько раз, чтобы выиграть время, пока не смог что-то придумать.
  Вспомнил о баре "The Rat Hole" в Майами и продолжил.
  - Знаете, дамы и господа, мне очень повезло в этой стране. У меня было много замечательных перерывов. Много лет назад, когда я был в Майами и у меня совсем не было денег, я играл на гитаре в месте под названием "The Rat Hole" за доллар за ночь и чаевые. Оно выглядело точно так же, как следует из названия, крысиной норы, и клиентура там была, конечно, не такой, какую мы обычно видим здесь, в "Ciro"s", далеко нет. Они были не очень образованы, и не имели ни малейшего представления о том, что такое хорошие манеры. Они были просто кучей бедных пьяных бездельников. Но если давали вам пенни, два или три, в качестве чаевых, это было довольно лестно, потому что они не могли позволить себе больше. Поэтому я очень рад узнать, что один из моих старых поклонников из "The Rat Hole" сегодня здесь, в "Ciro"s".
  Монте Прозер был великим шоуменом. Думаю, он сейчас на пенсии. Его главным человеком и менеджером был Джек Энтраттер, большой, сильный мужчина ростом 6 футов 4 дюйма, который мог выдержать удар в подбородок и смотреть прямо на тебя, не моргнув глазом. Не то чтобы я когда-либо пробовал, но видел, как пьяный сделал это однажды ночью, и когда он увидел, что Джек просто пялится на него, то окаменел, быстро протрезвел и убрался из клуба. Он являлся тем человеком, который в последующие годы сделал "The Sands Hotel" в Лас-Вегасе успешным. К сожалению, Джек уже умер. Он был моим шафером, когда я женился на Эди, моей второй жене, и очень близком другом.
  Ник Келли был помощником Джека, веселым, толстым, добрым человеком. Все в бизнесе знали, что Монте не владел Copa. Его хозяевами были Фрэнк Костелло, Лаки Лучано и их "парни". Келли все время хвастался своими днями с Капоне и тем, как он мог обращаться с пулеметом. Он хотел, чтобы все думали, что он один из больших, плохих парней в эпоху сухого закона. Но на самом деле все знали, что Ник никогда не был таким. Он был кошечкой, которая не могла убить даже муху.
  Когда Джек появлялся в "The Sands", Ник ходил с ним; и никогда не пропускал ни одного шоу "The Untouchables" (Неприкосаемые), которое продюсировало "Desilu".
  Ник звонил мне время от времени, чтобы сказать, что шоу было великолепным, и он был удивлен, что "Purple Gang" (Пурпурная банда) не справились с этой работой, а мы смогли.
  Я отвечал ему: - Чего вы, ребята, хотите, экранного типа?
  Они были прекрасной группой мужчин, с которыми можно было работать, и все очень гордились "Ciro"s". Шоу, которое ребята ставили, были лучшими в Нью-Йорке.
  У каждого нового шоу была оригинальная хореография, музыка и тексты, новые костюмы, новое освещение - которое они делали обычно для бродвейского ревю.
  В моем шоу у них был очень милый латинский мотив. Костюмы в стиле Кармен Миранды. Джули Уилсон, великолепная девушка, исполняющая все постановочные номера и песни. Главным хитом нашего шоу, написанного специально для нашей помолвки, была композиция "У них в Бразилии ужасно много кофе", которую исполнили Джули и "Copa Girls, а затем, позже, я сам пел ее.
  Они также гордились своими клиентами. У них была очень хорошая клиентура, за исключением одного парня, который бросал в меня пенни. Но с этим в ночном клубе ничего поделать не могли.
  В "Ciro"s" их было не так уж много, потому что Монте, Джек, Ник и Лопес, наши метрдотели, следили за тем, чтобы люди вели себя хорошо. Один раз мы поймали короля задир. Он оказался мультимиллионером и светским львом из Канады.
  Я думаю, не стоит называть его имя. Это ничего не изменит в этой истории.
  Совет, который мне дал Джо Э. Льюис, о том, что, когда толпа шумит нужно петь тише, чтобы успокоить их, это часто срабатывало. К сожалению, это также дало одному из этих случайных задир шанс быть услышанным. Парень, который бросал монеты, ничего так и не сказал, он просто продолжал бросать их, пока его вышвырнули. Но этот другой мужчина из Канады сидел у ринга, и был действительно пьяницей, одним из худших пьяниц, которых когда-либо встречал за все свои годы в ночных клубах.
  Пока исполнял "Табу", он продолжал разговаривать со мной в течение всего номера. Я все пытался улыбаться и игнорировать его, но он продолжал это делать и делать, и делать, пока Монте не встал из-за своего стола и не посмотрел ему прямо в глаза. Затем мужчина сказал, как девушки из "Copa Girls". -Уже, уже трахнули тебя?
   Это сработало!
  Монте, был невысоким мужчиной, спустился к столу этого неприятного парня, который находился прямо перед одной из пальм, что стояли у нас в Copa. Пальмы были сделаны из цемента, покрашены в белый цвет с зелеными поддельными листьями.
  Когда он подошел к столу, Монте, то сказал: - Вставай, сукин сын, я тебе сейчас прямо в нос.
  Пока это происходило, я все еще пытался закончить свою мягкую версию "Табу". Монте снял очки. Хотя он не мог без них видеть ни фута, замахнулся на парня и промахнулся, ударил по пальме, и сломал себе руку.
  Энтраттер, Келли и Лопес были там через несколько секунд. Лопес отвез Монте в больницу, чтобы вылечить его руку, Энтраттер и Келли каждый взял подлокотник кресла, в котором сидел этот ублюдок, подняли и, вывели его из клуба, посадили на тротуар и вызвали лимузин. Когда машина подъехала к Copa, они открыли дверь, и запихали парня на пол лимузина. А после, он больше не появлялся в клубе.
  Питер Линд Хейс был большой звездой в Copa. Помимо того, что он рассказывал все истории о Фриско, так же парень много рассказывал и забавных историй из своей жизни. Одним из его специальных номеров было описание бойца, напившегося перед боем на ринге. Питер называл его Панчи Каллахан. Он использовал только кепку, и действительно перевоплощался в этого бойца. В номере было много пафоса, историй и смеха. Это стало классикой. Я делал то же самое шоу, что и в Ciro"s. Именно там Монте заметил меня, и пригласил в Copa, потому что ему понравилось мое шоу.
   Итак, я сделал быстрый вступительный номер с нашим оркестром, "Cuban Pete", который представили "Copa Girls", и номер на гитаре; и завершал барабаном, и "Babalu".
  Монте предложил, чтобы Питер и я закрывали шоу, сделав что-нибудь совместно.
  Питер написал пародию на "Gallagher and Shean". Суть ее была в том, что он обращался ко мне как "Мистер Арназ, о, мистер Арназ", а затем он говорил, - какая у меня классная ракетка. - Просто клал этот большой, удлиненный барабан мне на плечо, кричал и стучал по нему, и останавливал мое шоу.
  Затем я говорил ему: - О, мистер Хейз, я не знаю, зачем вам так орать. Все, что вы делаете, это рассказываете кучу историй о Джо Фриско, а затем вы делаете этот бит Панчи Каллахана и смешите публику.
  - Так ли это, мистер Арназ?
  - Да, это так, мистер Хейз.
  - Ну, мистер Арназ, вы хотели бы попробовать сделать мой номер?
  - Мистер Хейз, это было бы легко.
  - Вы хотели бы сделать Панчи Каллахана?
  - Конечно, в этом нет ничего сложного.
  Затем он давал мне кепку, я надевал ее и пытался сделать Панчи Каллахана так, как он это делал. Конечно, это выглядело просто ужасно.
  Затем он говорил: - У тебя это никогда не получится, мистер Арназ.
  - Возможно, вы правы, мистер Хейз. Не хотели бы вы попробовать сделать мой номер?
  Он говорил: - Вы имеете в виду просто надеть этот большой удлиненный барабан на плечо, кричать и бить по нему как следует?
  Я говорил: - Да, мистер Хейз.
  Он говорил: - Мистер Арназ, это может сделать кто угодно.
  - Пожалуйста, будьте моим гостем, мистер Хейз.
  Затем я вешал барабан ему на плечо, он кричал, - Бабалу, Бабалу,- а затем, когда он в первый раз ударял по барабану, то падал прямо на задницу, вместе с барабаном, что, конечно, было смешно. Я помогал ему подняться и снимал барабан с плеча, а затем он говорил: - Мистер Арназ?
  Я отвечал: - Да, мистер Хейз.
  - Я думаю, вам лучше продолжать бить по своему большому барабану и исполнять ваши "Бабалу" и ваши крики.
  - Спасибо, мистер Хейз, и я думаю, будет лучше, если вы продолжите исполнять истории Фриско и Панчи Каллахана.
  - Спасибо, мистер Арназ.
  - Пожалуйста, мистер Хейз.
  Затем Питер говорил: - Не хотите ли потанцевать, мистер Арназ?
  - С удовольствием, мистер Хейз.
  Потом мы вставали в танцевальную позицию, танцевали по всему полу, поднимались по ступенькам и исчезали в наших гримерках.
  Я забыл, кто был ведущим.
  Зрителям очень понравился этот финал, потому что, думаю, он показывал, что эти двое молодых парней, которые впервые играли вместе в этом знаменитом шоу, не пытались превзойти друг друга, были друзьями и им нравилось работать вместе. Нам обоим нравилось, что Монте предложил сделать это.
  Дэймон Раньон, один из самых известных и любимых писателей Америки, часто посещал Copa и стал одним из моих самых больших сторонников.
  Винсент X. Флаэрти, который много лет был знаменитым спортивным редактором "Los Angeles Times", однажды написал целую колонку обо мне, основываясь на письме мистера Раньона. В своей истории, которая, должно быть, появилась в спортивном разделе, он кричал на весь Голливуд за то, что он не признал мои таланты. Да благословит Бог его душу!
  С тех пор, как мы организовали большой оркестр, играли в лучших ночных клубах Голливуда и Нью-Йорка. Мы также записали наш первый альбом и несколько синглов. Лучшего входа в большую эпоху шоу-бизнеса и желать нельзя.
  Между двумя местами и моим контрактом на запись, плюс несколько радио- гостей в Нью-Йорке, заработал более 100 000 долларов. В тот момент был очень рад, что "Metro" подписали контракт с Монтальбаном.
  Моя профессиональная жизнь с каждым днем поднималась вверх, зато личная разваливалась.
   22
  Долгие разлуки всегда приносили Люси и мне много несчастий, даже до того, как мы поженились. Годы в армии порой создавали еще более длительные разлуки. Это фактически привело к первому разводу в 1944 году, который, к счастью, не дошел до конца. И теперь казалось, что наши противоречивые карьеры продолжат мешать нам жить и создают далеко не идеальную супружескую ситуацию. Добавьте к этому тот факт, что мы оба были чрезвычайно ревнивыми и темпераментными, и у нас было настоящая проблема, которую мы оба пытались преодолеть, как могли.
  Карьера Люси в кино шла очень хорошо, что удерживало ее в Голливуде, в то время как, к сожалению, мировая киноиндустрия, совсем не интересовалась мной.
  Я мог бы остаться дома и быть на попечении жены, что подтвердило бы мнение большинства американцев о нас, латиноамериканцев, особенно в те дни. Но если бы это сделал, мне было бы очень стыдно. Поэтому у меня не было выбора, кроме как принять такие ангажементы, как "Copacabana in New York" и множество других ночных клубов и театральных туров, которые последовали за этим.
  Пытался зарезервировать группу в Голливуде на как можно более долгий срок, но даже во время первого длительного ангажемента с Ciro"s, до Copa, Люси и я не могли проводить много времени вместе.
  Мы часто встречались на вершине каньона Колдвотер, когда она ехала на работу в MGM - это было сорок пять минут езды от нашего ранчо до студии. Вообще все девушки, которые играли главные или второстепенные роли в фильме, всегда должны были явиться в гримерку студии в шесть утра. С другой стороны, я никогда не заканчивал у "Ciro"s" раньше четырех часов утра, и к тому времени, как расслаблялся, перекусывал, и выезжал домой около пяти часов утра.
  Поэтому мы встречались на вершине каньона Колдвотер около пяти тридцати. Если она опаздывала, мы просто махали друг другу. Но когда у нее было несколько свободных минут, то садились в ее машину, немного разговаривали, делали пару поцелуев, а затем она ехала на работу, а я шел домой и ложился спать. Чаще всего мы встречались снова в тот же вечер около семи часов, когда она возвращалась с работы - Люси никогда не заканчивала раньше шести, а мне приходилось начинать в Ciro"s в восемь - и та же сцена снова происходила на вершине каньона Колдвотер.
  Когда у нее были поздние съемки в студии, или, вообще их не было, она приходила ко мне в Ciro"s, мы ужинали, и она оставалась там, пока я не заканчивал шоу, а затем мы вместе ехали домой.
  А когда я был в Copa, если у нее появлялась неделя или две отпуска, она прилетала в Нью-Йорк и находилась со мной. Люси была и на моем открытии. Тогда она со мной провела там пару недель.
  Но это были редкие случаи. В остальное время, в частности, когда мы были географически далеко друг от друга, AT & T продолжала увеличивать свою прибыль от наших междугородних и бесконечных телефонных разговоров, часто по три-четыре в день, большинство из них заканчивались ужасным спором, в котором мы обвиняли друг друга во всех вещах из-за нашей ревнивой натуры.
  Некоторые из газетных обозревателей ничем не помогали нам в этой ситуации, но, справедливости ради, следует сказать, что многие из напечатанных ими материалов приходили ко мне на работу. Они часто меня выставляли как плейбоя или дамского угодника, что, по их мнению, было бы полезно для моего бизнеса.
  Одна из статей, которую прочитала Люси, была о пьяном бродяге из Канады, о стычке в клубе и о том, что он спрашивал меня о "Copa Girls". Люси, увидев "Copa Girls" захотела узнать, рассказывал ли я когда-нибудь этому человеку, сколько их было в моей постели.
  Я ужасно разозлился на нее за то, что она обвинила меня в чем-то, основываясь на каком-то замечании этого неприятного персонажа. Сказал ей, что никогда не гулял с людьми, с которыми работал. На что она отвечала: - Ха!
   Но это действительно было правдой.
  Еще одна статья, которая вызвала большой скандал, появилась в одной из главных нью-йоркских газет одним из самых известных обозревателей. Он написал, что "приятели Деси посоветовали ему: - Тебе следует быть более осмотрительным.
  На что я ответил, по словам этого обозревателя: - Это то же самое, что они говорили королю Эдуарду VII во время его ухаживаний за миссис Симпсон, и король ответил: "Осмотрительность - это не то качество, которое я особенно ценю". Думаю, я тоже, ребята. - Статья пошла еще дальше и там было написано, что, несмотря на мой ответ приятелям, я пытался прислушаться к их совету, но следующая девушка, с которой у меня был роман, побежала к редактору журнала и продала ему свою историю. В этот момент, как написал этот обозреватель, я ответил, как он выразился, "это моя слабость".
  Были и другие статьи о Люси, которые я читал.
  Например: Люсиль Болл была замечена прошлой ночью в таком-то ночном клубе, где она очень уютно беседовала с коллегой по ее нынешнему фильму. Это разозлило меня и между нами произошел спор в следующем телефонном разговоре, сказав ей, что, хотя она всегда обвиняла меня в том, что я трахаю каждую чертову шлюху, с которой когда-либо работал, то она, похоже, отлично проводит время с каждым партнером по ее фильмам. Затем она разозлилась, называла меня несколькими не слишком лестными именами и попыталась объяснить, что, хотя ей это и не нравилось, она должна была появляться ради рекламы на каких-то публичных мероприятиях и вечеринках. На что я отвечал: - Ну, тогда бросай этот чертов кинобизнес и просто будь моей женой. Мне не нравится, когда тебя видят в городе с кем-то еще, кроме меня. Я еще не настолько американизировался!
  Должен признать, что был старомодным латиноамериканцем, воспитанным в стандартных отношениях, где ваша жена - это ваша жена, и вы знаете, что можете доверять ей и быть уверенным в ее верности. Ваши шалости никоим образом не могут повлиять на вашу любовь к ней. Эти отношения священны, и несколько грешков ничего не значат.
  Люси знала это.
  Мне было приятно прочитать ее очень честный ответ Лоре Бергквист в интервью с ней для журнала "Look". Мисс Бергквист спросила ее: - Это был конфликт? Двойной стандарт, так называемый "мачизм"?
  Мачизм - это то, что якобы все латиноамериканцы постоянно пытаются доказать, что они хорошие жеребцы, что их сексуальные возможности исключительны". Что также является большой ерундой.
  Когда эта дама задала Люси этот вопрос, она ответила: - Нет, "мачизм" меня не беспокоил. Мне тоже нравится играть в игры.
  Я убежден, что причина, по которой мы пережили эти постоянные споры, ссоры и обвинения в течение стольких лет, была в том, что у нас было что-то особенное. Мы были очень влюблены друг в друга, и когда могли быть вместе, наши сексуальные отношения были божественными. Кроме того, и, возможно, даже более важно, у нас было хорошее чувство юмора. Мы могли смеяться над собой и над нашими порой абсурдными и глупыми спорами.
  Большинство этих телефонных разговоров заканчивались тем, что она вешала трубку, или я вешал трубку. Затем мы сидели там, на своих концах страны, думая о том, что мы только что сказали друг другу, и осознавали, как ужасно вели себя и в каких нелепых вещах обвиняли друг друга.
  Мы начинали смеяться, и через пять минут один из нас снимал трубку и звонил другому, чтобы извиниться за то, что сказали, помириться и, наконец, пойти спать.
  Однажды ночью, после особенно неприятного телефонного спора, никто из нас не позвонил другому. Я остановился в отеле "Warwick" в Нью-Йорке. Телефонисты отеля в Нью-Йорке слушали все, что происходило, особенно если знали нас и все о нас. Они слушали все наши споры и привыкли к тому, что после того, как один из нас повесил трубку, через пять минут раздавался еще один звонок, либо от меня ей на побережье, либо от нее мне в "Warwick".
  В эту конкретную ночь, когда этого не произошло или, по крайней мере, еще не произошло, сама оператор, благослови ее душу, позвонила Люси и сказала: - Почему вы ему не перезвонили? Я знаю, что он в своем номере, чувствует себя несчастным, ждет, когда вы ему позвоните. Он не имел в виду ничего из того, что сказал, и я уверена, что вы тоже не имели в виду, так почему бы вам не перезвонить ему и не помириться с ним? Он же просто как ребенок.
  Это, конечно, разбило Люси, и она не могла дождаться, чтобы перезвонить мне и рассказать о том, как оператор позвонил ей и сказал, что я "просто ребенок", и это привело к повторному примирению.
   23
  После Копакабаны мы отправились в наш первый театральный тур.
  Играл в театрах в сороковых, прежде чем пошел в армию. Потом в Roxy, когда женился на Люси, но тогда был только один и получал зарплату - и точка. Эти гастроли группы в театрах были чем-то совершенно другим. Договор заключался в том, что театр предоставлял все помещения и сотрудников, а также фильм. Руководитель группы создавал сценическое шоу и делил 50 на 50 с владельцем театра. Поскольку театр должен был платить за фильм, который будет транслироваться во время показа, он всегда бронировал самые дешевые картины, которые мог найти, - такие жемчужины, как "Кто убил Тилли в горах и в долине?" с монограммой.
  Мой орешек был в районе пяти тысяч долларов в неделю или больше. Поэтому, если неделя была паршивой, мог потерять деньги. Наши первые три театра были "Chicago Theatre" в Чикаго, "Riverside Theatre" в Милуоки и "Orpheum Theatre" в Омахе.
  Я беспокоился, что мой тип развлечений не будет иметь успеха на Среднем Западе. Что Омаха, Небраска, подумает о "Бабалу"?
  Как оказалось, у нас была неделя в Чикаго за 65 000 долларов и еще большие сборы на второй неделе. Мы побили рекорд Томми Дорси в Милуоки и сравнялись с ним в Омахе.
  Пока были в Омахе, мне позвонила Люси и сказала, что разговаривала с Бобом Хоупом о том, как хорошо я справляюсь с нашим театральным туром. Она показала ему все копии Variety с рецензиями и кассовыми сборами и спросила, не рассмотрит ли он меня и мой оркестр для своего радиошоу, которое должно было начаться где-то в октябре. Люси была чертовски хорошим агентом и, конечно, также пыталась сделать все возможное, чтобы удержать нас вместе. Только у нас возникла одна проблема. К тому времени, как Люси договорилась с Бобом, и агенты собрались вместе, у нас было около двух дней, чтобы добраться из Омахи в Голливуд, для того чтобы начать репетиции открытия "Мистер Хоуп - шоу сезона", но мы не смогли забронировать билеты для всей группы и меня, а также груза - наших больших чемоданов с музыкой, костюмами, пюпитрами, инструментами и т. д. - на регулярную авиакомпанию, чтобы успеть в Лос-Анджелес. Вы должны помнить, что в те дни было не так много авиакомпаний, и у них не было таких больших самолетов, а только DC-3.
  Я попросил Фреда Болла, который был менеджером группы на гастролях, зафрахтовать самолет.
  Мы закончили завершающее шоу в Orpheum в Омахе. Сложили все, что могли, в течение дня, но нам все еще нужно было упаковать инструменты, костюмы и остальное, что использовали на последнем шоу. К тому времени, как мы все это сделали и добрались до аэропорта, было четыре утра. Мы не могли видеть своих рук перед глазами, было так туманно. Даже не могли найти самолет, который мы зафрахтовали. Осмотрев весь аэропорт, Фред заметил его, и когда мы подъехали достаточно близко, чтобы увидеть его, то я обратил внимание на большую вывеску на борту самолета, где было написано: MIDWEST VEGETABLE Co., INc.
   Я сказал: - Что за чертовщину ты нам достал? Этот парень летает с овощами на Среднем Западе.
  Фред ответил: - Не беспокойся об этом. Я проверил пилота. Он очень хороший пилот, очень хорошо зарекомендовал себя. Ты знаешь, что DC-3 - хорошие самолеты, и, кроме того, это все, что я смог найти.
  Ну, если это все, что мы могли получить, то это и получили.
  Когда мы начали загрузку, то узнал в нем старый армейский транспортный DC-3, у которого нет обычных сидений, только ковшеобразные по обеим сторонам. Также наткнулись на несколько головок салата и капусты и тому подобного, которые все еще валялись там.
  Наш самолет был готов ко взлету, но вышка не позволила пилоту сделать это, пока туман не рассеялся. Мы просидели внутри этой штуки два с половиной часа. Наконец, они дали ему добро на взлет, и мы взлетели.
  Альберто Марреро, который был моим барабанщиком - пуэрториканец, - сидел прямо рядом со мной. Он ненавидел летать и никогда раньше этого не делал.
  На этот раз я сказал ему: - Тебе придется лететь, потому что мы никак не сможем попасть на мероприятие Hope, если не полетим. Так что давай, черт возьми!
  Сел рядом с ним, чтобы успокоить его. Альберто был мулатом. Мы находились примерно в часе езды от Омахи, когда он подтолкнул меня и сказал: - Так и должно быть? - указывая на пропеллер с нашей стороны самолета. Я посмотрел на него и понял, что пропеллер не двигался. Он просто стоял там - мертвый.
  Я сказал: - Нет, не совсем.
  Поднялся в кабину пилота, и как раз когда туда добрался, он делал поворот.
  - Что происходит? - спросил я.
  - У нас сломался двигатель, и я думаю, что наш лучший шанс - вернуться в Омаху. Это моя штаб-квартира, и мы сможем починить самолет там. К тому же, я не знаю другого аэропорта поблизости, в котором мы можем приземлиться, не потеряв слишком много высоты.
  - Как вы думаете, мы сможем вернуться в Омаху?
  - Ну, мы не так уж далеко, к тому же эти DC-3 довольно хорошо летают на одном двигателе. Мы будем все время терять высоту, но я думаю, что справимся.
  Я вернулся и сказал ребятам: - Не беспокойтесь ни о чем. Нам нужно вернуться в Омаху, чтобы починить двигатель, но опасности нет. Просто расслабьтесь, все будет хорошо.
  Я снова сел рядом с Марреро. Он не мог расслабиться.
  - Как, черт возьми, ты позволил Фреду Боллу найти самолет, который должен был доставить нас в Калифорнию? - спросил он. - Ради всего святого, он не мог найти адрес правильной жены, чтобы отправить ее чемодан.
  У Марреро было три "открытых брака" одновременно - один в Лос-Анджелесе, один в Чикаго и один в Нью-Йорке - и он имел в виду тот случай, когда Фред совершил ошибку и отправил чемодан, который должен был бы достаться женщине Марреро в Лос-Анджелесе, а пришел его женщине в Чикаго. Женщина Марреро из Чикаго, пуэрториканка с вспыльчивым характером, поняла, что это не ее одежда; и когда Марреро приехал на гастроли в Чикаго, она набросилась на него с кухонным ножом, намереваясь отрезать ему яйца. Марреро повернулся как раз вовремя, иначе он стал бы мерином. Вместо этого она попала ему в задницу, и сделала рану, которая потребовала наложения пятнадцати швов и заставила его стоять все те выступления в Чикаго, играя на барабанах. Теперь в самолете эти ковшеобразные сиденья не помогали ни его характеру, ни его заднице.
  Мы наконец-то починили самолет и снова вылетели из Омахи.
  Когда приближались к Лос-Анджелесу, услышал звонок из кабины пилота, что означало, пилот хотел меня видеть. Пошел в его кабину. Мы пролетали как раз мимо Палм-Спрингса или рядом с тем районом, и все были очень рады, что почти добрались после всех неприятностей, которые у нас произошли.
  Когда я прибыл в кабину, пилот спросил: - Где Лос-Анджелес?
  - Что за чертов вопрос? Где находится Лос-Анджелес?
  - Ну, я летал только по Среднему Западу и не знаю, где он.
  У него не было ни штурмана, ни второго пилота.
  - Они предлагают вам включить радио, - сказал ему, - и попытаться связаться с Международным аэропортом в Лос-Анджелесе и рассказать им, в чем ваша проблема, потому что я не могу вас туда направить. Я не пилот. Я летал туда много раз, но просто сидел сзади, разговаривал с красивыми стюардессами, выпивал и расслаблялся.
  Он включил радио. Я подумал, что лучше послушать этот разговор между ним и башней Лос-Анджелеса. Сел на место второго пилота и надел другую пару наушников. То, что услышал, было примерно следующим:
  Башня Лос-Анджелеса попросила его назвать себя. Наш пилот дал им номер самолета или номер лицензии, как вы его называете. Башня подтвердила распознавание и затем спросила: - В чем проблема?
  - Я не знаю, где находится Лос-Анджелес, - ответил он.
  БАШНЯ: - Пожалуйста, повторите вашу последнюю передачу. Я не думаю, что я правильно вас понял. По какой-то причине я подумал, что услышал только то, что вы летите в Лос-Анджелес, но не знаете, где находится Лос-Анджелес.
  ПИЛОТ: - Это верно.
  БАШНЯ: - Откуда вылетел ваш рейс?
  ПИЛОТ: - Омаха, Небраска.
  БАШНЯ: - И вы не знаете, где находится Лос-Анджелес, или в каком аэропорту вы должны приземлиться?
  ПИЛОТ: - Это также верно.
  БАШНЯ: - У вас есть пассажиры на борту?
  ПИЛОТ: - Да, у нас довольно много. У нас есть Деси Арназ и его весь оркестр, пара девушек-певиц, менеджер оркестра и мальчик-оркестр. Всего, кроме меня, у нас двадцать четыре человека.
  БАШНЯ: - Вы знаете, где вы сейчас? Может быть, вы можете это выяснить?
  ПИЛОТ: - Подождите минутку.
  Затем он повернулся ко мне и спросил: - Как вы думаете, где мы сейчас? Более или менее, я имею в виду.
  Я сказал ему: - Я знаю, мы только что пролетели Палм-Спрингс. Я летал там так много раз, что мог распознать огни Палм-Спрингс.
  ПИЛОТ: - Мы только что пролетели Палм-Спрингс.
  БАШНЯ:- Не могли бы вы быть немного более конкретными? Не могли бы вы сообщит нам вашу широту, долготу, высоту и текущие показания компаса, курс, по которому вы сейчас летите?
  ПИЛОТ: - Подождите минутку.
  Он действительно был хорошим пилотом, но он никогда не летал нигде, кроме Среднего Запада. Он перезвонил на вышку.
  ПИЛОТ: - Я могу сообщить вам нашу высоту и курс. (Что он и сделал.)
  ВАШИНГТОН: - Хорошо, теперь у меня есть ваша проблема. Прежде всего, поднимитесь на две тысячи футов. В этом районе есть горы. А пока оставайтесь на текущем курсе. Кстати, какая у вас воздушная скорость?
  ПИЛОТ: - Сто двадцать миль в час.
  ВАШИНГТОН: - Хорошо, держитесь этого курса, держитесь большей высоты, сохраняйте спокойствие, и мы скоро с вами свяжемся.
  БАШНЯ: - (пару минут спустя) Пилот самолета авиакомпании, направлявшегося в международный аэропорт Лос-Анджелеса, который только что пролетел мимо вас слева, позвонил нам, пытаясь узнать, кто вы. Он не смог прочитать номер вашего самолета. Затем, используя свой мощный бинокль, сообщил, что у этого самолета на борту большой знак. MIDWEST VEGETABLE Co., INc. Это вы?
  ПИЛОТ: - Это мы, все верно.
  БАШНЯ: - Хорошо, теперь мы точно знаем, где вы находитесь. Сохраняйте ту же высоту, сделайте поворот на пять градусов вправо. Через короткое время вы сможете увидеть огни аэропорта Лос-Анджелеса. Когда вы это сделаете, начните зону ожидания.
  ПИЛОТ: - Вы имеете в виду, просто кружить и кружить над аэропортом?
  БАШНЯ: - Вы поняли. Правильно.
  ПИЛОТ: - Хорошо, мы так и сделаем.
  БАШНЯ: - На посадку заходят еще несколько самолетов, которые также находятся в зоне ожидания на разных высотах. Так что просто убедитесь, что вы остаетесь на той же высоте, на которой находитесь сейчас, и как только сможем, мы поможем вам спуститься на посадку. Мы скажем вам, какой курс выбрать для правильного захода на посадку, какая взлетно-посадочная полоса и т. д.
  Башня сделала это очень спокойно, очень эффективно, и мы, наконец, приземлились.
  Все это время я не мог удержать Марреро на его месте. Он хотел быть впереди со мной, чтобы знать, что происходит, и к этому временами его цвет лица, который был довольно темным, становился намного светлее, и стал как цвет лица Люси.
  
   24
  С момента моего прибытия в Соединенные Штаты в 1934 году, даже несмотря на то, что смог закончить только среднюю школу и так и не поступил в колледж, я все время учился. Многому научился в те первые годы в Майами, борясь за выживание, наблюдая за стойкостью своего отца.
  Время, проведенное мной с Кугатом, было лучше, чем ходить в школу, чтобы изучить бизнес биг-бэнда. Наставничество Джорджа Эбботта оказалось бесценным.
  Паршивые фильмы, в которых снялся, показали мне кое-что в кинобизнесе, вернее то, чего не следует делать. Постановка собственного шоу в Ciro"s, Copacabana и в театрах, в которых мы играли до приезда в Лос-Анджелес, чтобы присоединиться к радиошоу мистера Хоупа, все это способствовало моему образованию в шоу-бизнесе.
  Теперь я поступал в лучший колледж, который только можно было найти, чтобы изучить искусство комедий, где меня ведущий профессор, мистер Роберт Хоуп, мастер шоу всему этому собирался обучить. Как музыкальный директор этого шоу, должен был присутствовать на первой встрече с его авторами (я думаю, у него было десять или двенадцать в то время), чтобы узнать, какая музыка, бриджи или фон ему нужны, и хочет ли он, чтобы я спел с группой определенный номер или нет, кто будут приглашенные звезды и какой тип песни они должны петь. Он мог не захотеть медленную балладу в определенном месте на этой неделе. Он мог захотеть бодрую мелодию.
  Эти конференции авторов были очень поучительны. Каждый из них написал целое получасовое радиошоу. Я видел, как он это делал, Боб заходил в большой офис, раскладывал все эти десять или двенадцать различных версий шоу той недели на полу и ползал на четвереньках от одного сценария к другому, за ним следовал один секретарь с ножницами, другой со скотчем. Он уже прочитал их все, но теперь редактировал то, что считал лучшим из всех версий, что будет более актуальным для этой недели, какие шутки будут смешнее или лучше, и какой набросок, или наброски подойдут для приглашенной звезды и актера. Это была довольно долгая и трудная сессия, но, когда завершал все это, у него появлялся один сценарий из этих десяти или двенадцати версий, и это был тот, который они перепечатывали и копировали для шоу на этой неделе.
  В течение дня перед трансляцией он репетировал все шоу, контролировал музыку, костюмы, реквизит, декорации (он всегда делал свое шоу перед аудиторией) и репетировал скетчи с приглашенными звездами и постоянными участниками - Джерри Колонной, Верой Ваг, а иногда и со мной. Фрэнсис Лэнгфорд больше не была с ним, поэтому нам приходилось искать новую девушку каждую неделю.
  Я прослушивал многих из них для Боба. Одной из девушек оказалась Дорис Дэй. Она была куколкой, и мне нравилось, как она пела, но я не был уверен, что должен рекомендовать ее Бобу, потому что он привык к Фрэнсис, которая действительно пела песню. Но когда Дорис закончила собирать свои ноты, поблагодарила меня и группу и ушла от нас, я сказал: - Вот и все!
  Ее сексуальная фигура имела восхитительное действие. Дорис была одной из певиц на наших шоу. Вскоре после этого она ушла работать с фильмами, и у нее больше не было времени на радио.
  Забыв на время о Дорис, что сделать было нелегко, вернусь к своему образованию в этот период. Наблюдал, как Боб каждую неделю работал над всем, о чем упомянул, - контролируя каждый аспект этого шоу, фактически сам продюсируя и направляя его, что он и делает до сих пор.
  В тот вечер, когда мы репетировали шоу, он выходил на сцену под звуки "Спасибо за память", высоко подняв подбородок, делая те самые большие шаги, которые он делает, переходя из стороны в сторону, а затем подходил к микрофону у рампы в центре сцены и захватывал аудиторию, как никто другой, кроме Боба.
  Его подача всегда так хороша. Он рассказывает большую шутку или шутки, которые, как он чертовски хорошо знает, вызовут большой смех, как будто он не знал, что это так смешно. Другие комики делают паузу после шутки, и, если смех не приходит, они оказываются в яйцах по всему лицу.
  Еще одна вещь, которой научился у Боба, и, возможно, самая важная, - как экономить энергию. Он мог расслабиться в любое время. Когда ему нужно было что-то сделать, он отключался и расслаблялся, как будто засыпал. Это большой подарок.
  В машине по пути на следующее благотворительное выступление Боб спросил меня: - Какая рутина на этот раз? - Я рассказывал ему, и, если ему нравилось, он говорил: -Отлично.
  Затем он клал голову на спинку сиденья и засыпал, несмотря на чертовые сирены и машину, мчащуюся по пробкам со скоростью семьдесят пять или восемьдесят миль в час. Я просто ждал, а он спал, пока мы не добирались до места назначения, потом шел прямо в свою гримерку, умывался и отдыхал, пока мы не были готовы... В ту минуту, когда он слышал звуки "Спасибо за память", выходил туда полный бодрости и энергии.
  Способность делать это - то, что позволяет Бобу выступать на многочисленных шоу, бенефисах и в тех длинных, безумных, иногда даже опасных турах по всему миру - это то, чему, к сожалению, Люси так и не научилась. Она не может внезапно включить эти умственные и физические тормоза.
  Эл Джолсон был одним из величайших артистов, которые когда-либо жили. Он был моим великим героем. Он также мог выйти перед аудиторией и одним своим присутствием держать ее на ладони.
  Джолсон выступал во многих бродвейских шоу. Иногда выходил перед вторым актом и говорил людям: - Послушайте, к черту второй акт. Он в любом случае не так уж хорош. Я сказал всем актерам идти домой, а я сяду здесь на этом перроне и буду петь вам столько, сколько вы захотите.
  Зрителям это нравилось. Я не слышал, чтобы кто-то еще смог сделать это на сцене театра на Бродвее.
  В жизни Джолсона был период, когда его забыли. Он сказал, что собирается уйти на пенсию, что, возможно, имел в виду в то время, но через несколько лет, когда захотел вернуться, он, похоже, больше никому не был нужен.
  Затем "Columbia Pictures" решила снять "Историю Джолсона". Ее продал им его старый друг, Сидни Сколски, очень известный нью-йоркский и голливудский обозреватель. Ларри Паркс играл Джолсона, но песни пел Эл. Если вы жили в конце сороковых, то наверняка помните это. Если нет, то возможно, видели это по телевизору много раз. Фильм имел такой колоссальный успех, что они сняли продолжение, "Jolson Sings Again" (Джолсон поет снова), и Эл был больше, чем когда-либо.
  Всякий раз, когда он появлялся лично перед публикой, реакция оказывалась просто невероятной. Были овации стоя каждый раз, в любом месте. И это казалось не просто так, как будто публика аплодировала его пению или выступлению; а нечто большее. Это было как будто они говорили ему: - Мы любим тебя, мы скучали по тебе, мы рады, что ты вернулся.
  В этих овациях было много эмоций. Когда Эл должен был стать нашей следующей приглашенной звездой, мы делали радиошоу Боба из театра "El Capitan" в Голливуде, того же места, где я работал в "Blackouts Кена Мюррея" и где мистер Майер увидел меня.
  Боб, будучи очень проницательным шоуменом, знал, что публика устроит овацию Элу в ту минуту, когда он его представит, и что она будет продолжаться столько, сколько захочет Эл. Не имея больше получаса - на самом деле меньше, учитывая рекламу - Боб хотел, чтобы у него был Джолсон и тот большой вклад, который он внесет в шоу на этой неделе; в то же время он не хотел тратить слишком много времени на овации, иначе Бобу пришлось бы отказаться от многих шуток.
  Он хотел, чтобы Джолсон начал петь в ту минуту, когда он его представит, и пока в конце номера шли аплодисменты, Боб хотел выйти, присоединиться к мистеру Джолсону и пошутить. Поэтому, когда он проигрывал музыку со мной, то сказал: - Слушай, кубинец, как только я закончу свое представление Эла словами "И вот он, Эл Джолсон!", включай музыку прямо сейчас.
  -Хорошо.
  Вскоре после этого, всего за несколько минут до того, как мы должны были выйти в эфир, ко мне подошел Джолсон и сказал: - Маэстро?
  - Да, мистер Джолсон, - ответил я.
  - Не включайте мою музыку, пока я не повернусь и не поклонюсь вам.
  Оркестр находился позади певцов, которые использовали передние и центральные микрофоны.
  - Мистер Джолсон, - сказал я, - это не мои инструкции.
  - Я так и думал, - ответил он, - но не включайте музыку, потому что я не начну петь, пока не повернусь к вам и не скажу: "Маэстро?"
  Когда Боб сказал: - И вот он - Эл Джолсон! - Джолсон вышел на сцену под оглушительные овации.
  Мистер Джолсон знал, как доить такие овации. Он смотрел на театр и делил его на секции - три секции на первом этаже, три секции на верхнем этаже. Когда начинались овации, он кланялся центральной части основного зала, затем центральной части верхнего этажа, потом левой части основного зала и еще раз правой части основного зала. Если люди на верхнем этаже начинали немного сбавлять обороты, он смотрел на центральную часть этого зала, справа и слева от него, что заставляло их всех снова подниматься. К этому времени основной зал мог уже затихать. Поэтому он смотрел прямо им в лица, и они снова поднимались.
  Он мог продолжать это вечно. Довольно сложная техника. Я, с поднятой палочкой, был загипнотизирован, наблюдая за этим. Я также мог видеть Боба краем глаза, стоящего за кулисами и указывающего на меня, обзывающего меня всякими грязными прозвищами. Мне не нужно было быть великим читателем по губам, чтобы понять их.
  Джолсон наконец повернулся ко мне и сказал: - Маэстро?- И я дал слабый бит.
  После шоу Боб не мог дождаться, чтобы поговорить со мной.
  - Ты сукин сын, ты проклятый кубинский ублюдок!
  - В чем дело? - спросил я. - Что я сделал?
  - Я же сказал вам, чтобы вы включили музыку в ту же минуту, как я сказал: - А вот и он, Эл Джолсон!
  - Да, сэр, мистер Хоуп, но, если бы я включил музыку, разве это не остановило бы аплодисменты, которые получал мистер Джолсон?
  Боб посмотрел на меня с этим прекрасным, юмористическим, саркастическим выражением лица и сказал: - Д-А-К-А-А-А-Л-Ь?
  Затем он начал уходить со сцены и, достигнув кулис, повернулся ко мне и сказал очень мило: - Ты дерьмо!
  
   25
  В течение последних нескольких месяцев того сезона с Бобом Хоупом мы выступали на его радиошоу во многих городах страны -Детройт, Толедо, Атланта, Филадельфия, Нью-Йорк, Вашингтон и другие. В некоторых местах просто останавливались, чтобы сделать бенефис, как в Boys Ranch (Ранчо парней) в Амарилло, штат Техас. Мы закончили сезон его трансляцией из Вашингтона 10 июня 1947 года.
  12 июня оркестр и я начали наш собственный тур на Летнем музыкальном фестивале Среднего Запада в Омахе. Затем отправились в Чикагский театр. После нас забронировали в "Palace Hotel" в Сан-Франциско на двенадцать недель, и оттуда мы вели удаленную радиотрансляцию каждый вечер. В те дни для оркестра это было очень важно. Это держало нас перед публикой и помогало с продажами наших пластинок.
  После одного из моих выступлений в "Palace Hotel" метрдотель принес мне записку, в которой говорилось: "Господин Морис Шевалье хотел бы, чтобы вы присоединились к нему за его столиком". Я не знал, что господин Шевалье был среди зрителей в тот вечер. Позже узнал, что он был в концертном туре по США и затем выступал в одном из театров Сан-Франциско.
  Если Джолсон был одним из моих героев, Шевалье, безусловно, был другим.
  Я использовал соломенную шляпу во многих своих номерах, "Cuban Pete", "Cuban Cabby", "The Straw Hat Song" (песня о соломенной шляпе) и других.
  Соломенная шляпа - это типичная шляпа, которую носят кубинцы, как фетровая для жителей Нью-Йорка. Она прохладная и защищает лицо от солнца. Вы можете увидеть море таких шляп в большинстве городов Кубы. Поэтому, когда использовал соломенную шляпу в этих кубинских номерах, не пытался быть похожим на Шевалье. Это было просто типичной латинской привычкой.
  "Cuban Cabby" - это история парня, который управляет лошадью и повозкой в Гаване, и который, рассказывает людям, насколько это лучше, чем такси, насколько романтичнее, так почему бы не прокатиться с ним, и он покажет вам город. Во время номера я обходил столы, выбирал девушку у ринга, становился на колени перед ней, пел ей песню о любви, целовал ей руку, а затем продолжал идти среди толпы до конца песни, оглядываясь на нее, пока шел.
  Записка от господина Шевалье была большим волнением, и я едва мог дождаться окончания шоу и попасть к его столу. Когда пришел, он представился (как будто должен был) и затем сказал, имея в виду соломенную шляпу и "кубинского таксиста": - Знаете, это очень хорошо, то, что вы делаете. Как вы бросаете шляпу на затылок, ловите ее одной рукой, а затем надвигаете на глаза. Как вы это делаете?
  Я сказал: - Подождите минутку, господин Шевалье, не подставляйте меня, пожалуйста. Вы используете соломенную шляпу лучше, чем кто-либо в мире. Вы мастер, вы отождествляете себя с ней. Что вы имеете в виду, говоря, как мне это сделать?
  - Нет, нет, нет, - ответил он с очаровательным французским акцентом, - я не тебя обманываю. Я просто не знаю, как это сделать, чтобы оно не упало.
  Он был воплощением обаяния. Затем сказал: - Еще кое-что, что ты делаешь, очень хорошо, то, что не так просто сделать. Знаешь, что?
  - Что?
  - Когда ты обходишь столы и выбираешь пару у ринга, ты занимаешься любовью с девушкой, но мужчина, который с ней, не злится на тебя. Это хорошо - очень хорошо. Я делаю то же самое.
  Спустя годы мы с Люси поехали в Париж и гостили у него дома, примерно в двадцати минутах езды от Парижа. Там была винтовая лестница, которая вела в его кабинет и спальню на втором этаже. Когда мы поднимались по ней, на стене висела серия фотографий, изображающих Шевалье с детства и до наших дней. На самом верху последней картиной была фотография Люси, меня и его самого. Я уверен, что последняя изображение на стене наверху лестницы менялась в зависимости от того, кто был его гостями в то время.
  Он любил свой дом, который являлся не большим, но очень очаровательным, и территория вокруг него была великолепной. Он даже построил сцену на открытом воздухе на одном конце лужайки, и там помогал молодым французским исполнителям ставить их любительские постановки, а затем приглашал многих своих друзей, режиссеров и продюсеров прийти и посмотреть на этих молодых исполнителей.
  В то время он уже выступал с нами в шоу на "LucyDesi Comedy Hour" (Час комедий Люси Деси). Ему тогда было больше восьмидесяти лет.
  На его восьмидесятилетие один газетчик спросил: - Каково это - быть восьмидесятилетним, мистер Шевалье?
  Он ответил: - Ну, учитывая альтернативу, это чувствуется довольно хорошо.
  У Мориса также был замечательный дар экономить энергию, как и у Боба. Когда он выступал с нами, он говорил мне: - Дай мне знать, когда все будет готово, и ты захочешь, чтобы я это сделал.
  Затем репетировал его номера с группой, настраивал, как ему следует ходить, устанавливал камеры и т. д. Выступал в качестве его дублера. Когда думал, что все правильно, то говорил: - Хорошо, Морис, теперь мне нужен ты.
  И тогда это было так, как будто кто-то включил его. Он выглядел на тридцать лет моложе и исполнял номер с тем неповторимым обаянием, этой милой, кокетливой личностью.
  Когда я получал то, что хотел, на пленке, говорил: - Снято! Bien magnifique! (Очень красиво.)
  Затем он, как Боб, отключался, шел в свою гримерку или просто садился в кресло в углу сцены и засыпал.
  Возможность работать и наблюдать за этими великими шоуменами, о которых уже упоминал, и со многими другими, с которыми мне посчастливилось работать в будущем, была бесценным опытом. Он мне очень помог.
  После отеля "Palace" в Сан-Франциско у нас с Люси было два худших года в нашей жизни. Не потому, что мы хотели, чтобы они были такими, а потому, что обстоятельства сделали их такими. Казалось, что чем больше наши собственные противоречивые карьеры шли хорошо, тем больше проблем они создавали в нашей личной жизни.
  Она смогла приехать в "Palace" на выходные, что было чудесно, но снова у нас было бурное время. Мы либо занимались любовью как сумасшедшие, либо ссорились как в аду. - В "Palace" у меня была Кэрол Ричардс, новая, молодая, сексуальная, возбуждённая выходящая девушка, как моя американская певица. Дульсина все еще была моей латиноамериканкой.
  - Что, черт возьми, это? - сказала Люси. - Каждый раз, когда я тебя вижу, у тебя в шоу новая девушка. Единственная, которая, кажется, нравится тебе достаточно, чтобы оставить ее, - это Дульсина.
  Это правда, у нас было много разных.
  
  - Подожди минутку. Я попытаюсь объяснить.
  - Да, будь добр, объясни.
  - Очень трудно найти девушку, которая мне нужна. Она должна петь американские песни, плюс латиноамериканские песни, и быть сексуальной. Это важно для нашего шоу.
  - Да, ну, все те, с которыми ты работал, были сексуальными и важными для вашего шоу.
  Что заставило ее подумать, что я буду дурачиться с этими девушками, никогда не узнаю. Кроме того, ее брат Фред обычно добирался до них первым.
  После "Palace" и в течение следующих нескольких лет мы почти не виделись, а AT&T продолжала богатеть. Оркестр был забронирован в каждом чертовом театре страны, с перерывами в несколько недель или на одну ночь. А Люси снималась в одном фильме за другим, а также путешествовала по стране со своей первой театральной пьесой "Dream Girl",(Мечтающая девушка) в которой была великолепна и доказала некоторым продюсерам, что она чертовски хорошая комедийная актриса.
  После "Palace" мы играли в Окленде, затем в Индианаполисе, Милуоки, Омахе, снова в Чикаго и в театре "Paramount" в Нью-Йорке. "Paramount" был тем местом, где началась вся эта сцена с криками и обмороками Фрэнка Синатры. Я тогда служил в армии, поэтому не слишком осознавал, что произошло и как это звучит.
  После того, как зрители начали кричать для Фрэнка, это стало привычкой, тем, что нужно делать. Это больше не обязательно должен был быть Фрэнк; любой, кто им нравился, кто был на сцене, вызывал крики.
  В первый раз, когда услышал это, исполняя "Кубинского Пита", подумал, что у кого-то случился сердечный приступ, и тут же прекратил петь, и спросил: - В чем дело? Кто-то пострадал? Нам вызвать врача?
  Боб Вайтман, который был менеджером театра, подошел ко мне и сказал, что это в порядке вещей. Дети делали это все время и получали от этого удовольствие.
  Эта молодежь выстраивалась в очередь у театра в 7 утра, чтобы занять места в первых рядах, а затем сидела там в течение трех или четырех представлений. В театрах не было всех тех концессий на еду, которые сейчас есть, таких как хот-доги, попкорн, конфеты, газировка и т. д., и зрители были там с самого раннего утра. Они даже не ели весь день. Поэтому я обычно заключал с ними сделку.
  - Я скажу вам, что я сделаю. Если вы пообещаете мне, что вернетесь домой после следующего представления, я пошлю за пончиками, конфетами и другими вкусностями. Вы, вероятно, прогуляли школу, и, если вы не вернетесь скоро, у вас будет очень много неприятностей.
  - Ладно, Деси, ладно. Мы сделаем это, - кричали они.
  Мы отправляли мальчика-оркестра и пару швейцаров, чтобы они принесли вещи и распределили их по пятнадцати или двадцати рядам детей.
  Они получали свои вкусности и смотрели третье представление. К этому времени было около 4 часов вечера. Затем: - Спасибо, Деси, увидимся скоро, - и они уходили.
  Во время одной из поездок из одного театра в другой у нас произошла ужасная трагедия. Наш автобус, перевозивший весь оркестр и шоу, столкнулся с грузовиком на двадцатом шоссе в США, недалеко от Роллинг-Прери, Индиана. Мы только что закончили играть в Мэдисоне, Висконсин, и должны были открыться в Акроне, Огайо, на следующий день.
  Десять участников оркестра получили тяжелые травмы. Пятеро из них были доставлены в больницу в Ла-Порте, Индиана, а пятеро были доставлены в Городскую больницу Мичигана. Среди пострадавших были Бобби Джонс, мой первый трубач, который был первым трубачом Гленна Миллера; Чарли Харрис, скрипач и концертмейстер; Джо Миллер, саксофонист и ведущий флейтист; Ральф Фелисес, наш мальчик из группы, который время от времени подыгрывал на маракасах; и Роджер Холлер, еще один из саксофонистов.
  В Городской больнице Мичигана были Марко Ризо, наш пианист; Джо Гуттьеррес, первый тромбонист, которого я украл у Кугата; Фред Дютьеррес, еще один саксофонист; Джек Пикеринг, один из наших лучших аранжировщиков и второй тромбонист; и Джек Бейкер, еще один из саксофонной секции. Вся эта саксофонная секция была почти уничтожена.
  Наш водитель автобуса заснул на скорости около восьмидесяти пяти миль в час и въехал прямо в этот большой, тяжелый грузовик перед ним.
  Передняя часть автобуса была полностью уничтожена. Мальчикам повезло, что они выбрались из него живыми, потому что вскоре после аварии все загорелось. Если бы не водитель грузовика, в который врезался наш автобус, и его очень быстрые действия, и помощь, они бы сгорели заживо. В этом автобусе была только одна выходная дверь, и ее заклинило в результате аварии. Водитель грузовика, используя топор, проделал достаточно большое отверстие, чтобы они могли выбраться. Я всегда ездил с оркестром в этом автобусе. На этот раз, Однако Люси была в Детройте, исполняла "Dream Girl", которую я еще не видел, но которую очень хотел посмотреть. Попросил Чарли Харриса, моего концертмейстера, взять на себя обязанности в этой поездке, убедиться, что в автобусе достаточно холодного пива и сэндвичей для всех, проконтролировать установку сцены в Акроне и так далее, чтобы мог прилететь в Детройт, посмотреть шоу, провести ночь с Люси и вернуться вовремя на наше первое шоу в Акроне.
  
  Чарли позаботился о том, чтобы у них было все необходимое в автобусе, прежде чем они покинут Мэдисон, а затем сел там, где я всегда сидел, что было худшим местом, которое он выбрал. Он наиболее серьезно пострадал. Сломанная нога, сломанная рука, сильные порезы на голове и, что хуже всего, он потерял глаз.
  Если бы Люси не была в Детройте, а я не хотел пойти и посмотреть на нее, то сидел бы на этом месте. Que serd, sera. (Что было, то было.)
  Мы подали в суд на компанию, которая арендовала этот автобус, и выиграли дело, и им пришлось заплатить Чарли более 100 000 долларов наличными, плюс все его расходы на врача и больницу - все равно недостаточно компенсации за потерю глаза.
  Несчастный случай произошел в час ночи того дня, когда мы должны были открыться в Акроне.
  Вскоре после этого мне позвонили в отель в Детройте, где ночевал с Люси. Когда зазвонил телефон, потревожив нас, я накричал на оператора. Дал строгие указания, чтобы нас не беспокоили до 7 утра, что даст мне достаточно времени, чтобы успеть на самолет в Акрон.
  Это был драгоценный вечер после всех месяцев разлуки, которые мне удалось украсть, и я не был настроен позволить кому-либо все испортить. Во время моей тирады эта добрая и терпеливая леди умудрилась вставить одну строчку: - Весь ваш оркестр в больнице. Хотите услышать, где и почему или нет?
  Уверен, что не смог извиниться перед ней за свой вспыльчивый характер. Тем не менее, она помогла мне найти самолет, чтобы зафрахтовать его и вылететь на место аварии в течение следующего часа.
  Некоторые из ребят были совсем не в форме, чтобы выполнить наше выступление в тот день. Несколько других, даже несмотря на то, что они были не в лучшей форме, со швами на порезах, повязками на головах, гипсовыми на ногах и руках, все же хотели продолжить это.
  Не представлял, как мы сможем устроить это шоу, если некоторые из наших лучших ребят отсутствуют.
  Уже собирался сдаться, когда мне позвонили из General Artists Corporation в Нью-Йорке и сказали, что Томми узнал об аварии и присылает мне две пьесы для исполнителей тромбона Дорси. Дюк Эллингтон отправил пару своих саксофонистов, а Кугат игрока на маракасе. Все они прибыли вовремя, и мы смогли сделать наше шоу.
  Никто не должен спорить со мной о том, что люди в шоу-бизнесе довольно милы.
  
   26
  В 1949 году спросил у Люси, готова ли она выйти за меня замуж в католической церкви.
  Я сказал: - Знаешь, я просто не чувствую себя женатым.
  Может быть, это звучит немного банально и нелогично (я даже не думал, знаю ли это слово, пока не написал его). Но решил, что, возможно, после всех наших проблем в прошлом, это может доказать ей, что действительно очень ее люблю и хочу укрепить наш брак во всех отношениях.
  Люси не была католичкой и не должна была ею становиться, но с радостью согласилась. Она хотела понять, что это такое, и также планировала, что когда у нас появятся дети, то они будут воспитываться при католической церкви.
  19 июня перед алтарем Богоматери Долины, очень очаровательной маленькой церкви в Чатсворте, отец Майкл Херли снова поженил нас. На этот раз с Божьего благословения.
  Это был узкий круг, где присутствовали только наши семьи и близкие друзья. Несмотря на то, что мы прожили в браке девять лет, когда увидел ее идущей к проходу с букетом цветов, в свадебном платье и шляпкой, испытал столько же волнений, как и в первый раз, возможно, даже больше. Церковь и все остальное сделали это казалось намного более реальным. Люси выглядела прекрасно, с этими большими голубыми глазами, смотрящими прямо на меня.
  Один из наших самых близких друзей, Эд Седжвик, отдал невесту. Эд являлся директором в MGM и был Люси как отец в течение многих лет. Он снимал фильмы Бастера Китона, вестерны Тома Микса и множество веселых погонь и фарсов с полицейскими из Кистоуна, пока был по контракту с Хэлом Роучем.
  Капитан Кенни Морган, женатый на кузине Люси Клео, отпросился со своей службы в Пентагоне и прилетел в Вашингтон, чтобы стать для меня шафером.
  Моя мать была подружкой невесты Люси. Граучо Маркс прислал нам телеграмму: - ЧТО НОВОГО?
  Причина, по которой у нас не было малыша, заключалась не в том, что мы не пытались. Мы делали все возможное, чтобы завести ребенка. Никогда не забуду тот день, когда пришел на прием к одному врачу. Может быть, это была моя вина, подумал я.
  - Мне нужно, чтобы твою сперму проверили, - сказал он, - так что иди в туалетную комнату, возьми эту маленькую баночку и наполни ее своей спермой.
  - Подожди минутку, - ответил я. - Как?
  - Мастурбируй, а когда наступит оргазм, убедись, чтобы она попала в эту баночку.
  - Я становлюсь немного староват для этого, доктор. Не могла бы одна из медсестер помочь?
  - Неважно, - сказал он, - сам.
  Пошел в ванную и сказал себе: - Ну, ты должен сделать это, так что сделай это.
  Пожарные машины и полицейские сирены, проезжающие по улице внизу, мешали мне в работе, но я справился. В результате не было никаких физических причин, по которым не мог бы стать отцом. Люси уже обследовали, и с ней тоже все было в порядке.
  Через шесть месяцев после нашего венчания в католической церкви Люси забеременела. Был уверен, что Бог вознаградил нас.
  Однажды вечером на ранчо она внезапно начала кричать: - О, Боже мой, Боже мой! Дорогой, у меня кровь! - Она была на третьем месяце.
  Немедленно посадил ее в машину и поехал из Чатсворта в больницу "Cedars of Lebanon" (Ливанские Кедры) в Лос-Анджелесе, примерно в тридцати милях. Нарушал все скоростные правила штата, когда увидел, что за нами гонится полицейский на мотоцикле, не обратил на него внимания. Он прибавил скорость и поравнялся, размахивая руками и указывая на обочину.
  Я крикнул: - Cedars of Lebanon, пожалуйста!
  Он ничего не спросил, просто встал перед нами и повел в больницу.
  Ред Кроун, главный врач, и его персонал боролись три дня, чтобы спасти нашего ребенка, но у них так ничего и не получилось. Это было ужасно.
  Люси оказалась полностью разбита. Она чувствовала себя не в форме, неспособной. Это было душераздирающе.
  На следующее утро после того, как она потеряла ребенка, доктор Кроун пришел в палату и сказал: - Я знаю, что вы двое чувствуете, но это лучшее, что могло случиться.
  Я чуть не ударил его. - Как, черт возьми, ты можешь говорить нам это, Ред?
  - Подожди минутку, Деси, - продолжил он. - Позволь мне объяснить тебе. Когда после стольких лет брака первая беременность заканчивается выкидышем, это означает, что беременность была неправильной. Вот что делает природа, чтобы все исправить. Я готов поспорить на ужин в "Chasen"s", что она скоро снова забеременеет и все пройдет замечательно.
  "My Favorite Husband" (Мой любимый муж)- это радиошоу на CBS, в котором Люси участвовала несколько лет. Ричард Деннинг играл мужа. Это была очень хорошая получасовая комедия отношений между мужем и женой, спонсором которой стал "Jell-O". Радиошоу всегда находилось на верхних строчках национальных рейтингов.
  В начале 1950 года CBS начала предлагать Люси перенести "My Favorite Husband" на телевидение в виде сериала.
  Люси сказала, что сделает это, но только если Деси сыграет мужа. Ее муж на радиошоу был типичным американским парнем, вторым вице-президентом банка и высоким голубоглазым блондином. Мне никак не могли доверить эту роль.
  Однако именно тогда у меня зародилась идея, что, возможно, мы могли бы поработать вместе на телевидении. Не в My Favorite Husband", а в комедийном сериале о муже и жене, где образ мужа был написан так, чтобы я мог его сыграть и быть правдоподобным.
  Однако сеть агентств, все, кто участвовал, говорили, что никто не поверит, что латиноамериканский руководитель оркестра с образом "кубинского Пита" с конга-барабанами и "Бабалу" сможет жениться на типичной рыжеволосой американке. (К тому времени она уже была рыжей.)
  - Это просто не имеет смысла, - говорили все они.
  Люси не сдавалась. Она сказала мне: - Почему бы нам не попробовать?
  - Дорогая, может, они правы, - ответил я. - Может, нам с тобой нет смысла играть мужа и жену.
  На самом деле, многие люди говорили, что нам изначально не было смысла жениться. Что, это нехорошо для ее карьеры, и для моей тоже.
  В то время у нее дела шли неплохо с карьерой на радио и в кино, да и у меня тоже также. Тогда я зарабатывал более 100 000 долларов в год, что не так уж и много.
  Попав на телевидение, нам пришлось бы отказаться от того, что у нас уже было, рисковать, как все говорили, вообще не имело шансов. Но я верил в мудрость аудитории. Американцы - это те, кто решают, кто прав, а кто нет. Великий Джордж М. Коэн сказал что-то вроде того: - Каждый человек в аудитории, скорее всего, не обладает достаточной подкованностью, чтобы понять, почему им что-то нравится или нет, но как группа они гении.
  Публике нравилось, смеется над Люси, плакать вместе с ней или что-то еще, что она пыталась заставить их сделать, другая публика, в 99 процентах случаев реагировала так же.
  Полагая на это из своего опыта в водевиле и театре, сказал: - Хорошо, давайте попробуем так: мы вместе создадим номер, и этим летом вы пойдете со мной в мой театральный тур, и посмотрим, что американцы думают о нашей работе в команде.
  У меня был очень близкий друг по имени Пепито, который раньше ходил со мной на рыбалку. Сейчас на пенсии, но тогда являлся одним из величайших клоунов в мире. Его афиша была "Пепито, испанский клоун". Он много лет выступал на Ипподроме, пока был в Нью-Йорке. Пепито также давал командные выступления для королевы Англии и короля Испании. Блестящий клоун.
  Однажды, когда рыбачили, рассказал ему, что мы с Люси планируем, и он ответил: - Да, это хорошая идея. У меня есть несколько клоунских фигур, которые могут помочь тебе в твоем представлении, и я уверен, что Люси будет великолепно их исполнять.
  - Спасибо, Пепито, мы были бы очень признательны.
  Сняли номер в отеле "Coronado" в Сан-Диего, и он провел две недели, работая по восемь-десять часов в день с Люси и мной. Он также превратил виолончель и ксилофон в отличный комический реквизит - точно такой же, как тот, с которым он создавал свои клоунские представления. Мы использовали их и в нашем театральном туре, и позже в пилотной серии "I Love Lucy". Это были два лучших номера, которые когда-либо делала Люси.
  Боб Кэрролл-младший и Маделин Пью, писали свое радиошоу с Джесс Оппенгеймер, также написали для нас короткий скетч. Как оказалось, это было не единственное, что они собирались написать для нас. К 1959 году они подготовили 180 получасовых серий для седьмого сезона "I Love Lucy", плюс двенадцать часов "Lucy-Desi Comedy Hour", (Люси - Деси час комедий) а после этого еще сделали несколько эпизодов "The Lucy Show", затем много шоу "Here"s Lucy".(Здесь Люси)
  Говорю им, что следующим, что они напишут для нее, будет "There Goes Lucy" (А вот и Люси), а затем, уверен, "Here Comes Lucy Back" (А вот и Люси возвращается).
  Написал для нее несколько вариантов второго припева "Cuban Pete" и поставил дикую румбу, для завершения этого номера. Теперь она была готова присоединиться к нашему шоу.
  Тур был организован так, чтобы нас увидела большая часть страны. Мы выступили в театре "Roxy" в Нью-Йорке, а затем в театрах Миннеаполиса, Омахи, Сан-Франциско и других. Конечно, она была сенсационной.
  В партии с виолончели я выступал на сцене, исполняя очередной номер, а она, одетая в плохо сидящий, потертый белый галстук и фрак и со старой фетровой шляпой, проходила через зал, неся эту виолончель по центральному проходу. Когда зрители узнавали ее, это создавало настоящий хаос. Делал вид, что не знаю, из-за чего весь этот переполох и кто прерывает мое выступление.
  - Что там происходит? Пожалуйста, включите свет.
  Затем она появлялась в зале и спрашивала: - Где Диззи Арнази? хриплым мужским голосом, и поднималась на сцену, окидывала меня взглядом с ног до головы и говорила: - Вы Диззи Арнази?
  - Деси Арназ, - поправлял ее.
  - Так я и сказал, Диззи Арнази.
  Сдаваясь, я говорил: - Послушайте, мистер, чего вы хотите?
  - Я хочу работать в вашем оркестре.
  - О, вы музыкант? - спрашивал я.
  - Да, именно так.
  Затем она входила в оркестр, начинала вытаскивать виолончель из футляра, перелезала через пюпитры, ударяла некоторых парней футляром по голове, поворачиваясь и ища место, чтобы сесть, пока мне не пришлось подойти к ней и сказать: -Подожди минутку! Подожди минутку! Вернись сюда! - И снова выводил ее вперед.
  Она говорила: - В чем дело?
  - Мне нужно увидеть ваши способности.
  Затем она делала большой дубль, выглядела шокированной и скрещивала руки на груди.
  Люси одна из величайших пантомимистов в мире и клоун в душе. Она выучила все, что ей дал Пепито. Каждое его движение, которое она делала с бутафорской виолончелью, создавая прослушивание для меня, временами показывала язык.
  После виолончели она играла на ксилофоне, не как Люси, а как тюлень, тюлень, играющий на ксилофоне. Позже в шоу, вовремя второго припева "Кубинского Пита", она выходила в наряде "Фрэнки и Джонни", размахивая сумочкой и напевая: - Меня зовут Салли Свит/Я королева Деланси-стрит/Когда я начинаю танцевать, все идет/Чик, чики-бум/Чик, чики-бум/Чик, чики-бум, - и с последним "бум" делала большой удар и сбивала соломенную шляпу с моей головы. Затем мы танцевали дикий танец румбы, чтобы уйти.
  Весь этот номер, плюс короткий скетч, который был написан для нас, и сам Пепито, в конечном итоге стали пилотным шоу "I Love Lucy".
  Тур имел огромный успех и убедил Люси и меня, что людям мы нравимся как команда, а это значило для нас больше, чем то, что думали руководители той или иной сети.
  После театрального тура мы вернулись в Калифорнию. Оркестр и я должны были открыть первый большой ночной клуб в Палм Спрингс, "The Chi Chi". Люси вела переговоры о том, чтобы сыграть главную роль в "Величайшем шоу на Земле" Сесила Б. Демилля.
  Мы открылись в The Chi Chi в октябре. Люси приехала и провела со мной пару недель. Пока я был там, Гарри Акерман, главный специалист CBS на Западном побережье, рассказал мне об идее Гая делла Чоппы, его правой руки в радиоотделе, о шоу под названием Tropical Trip. Это должна была быть музыкальная викторина с тремя участниками, а главный приз - двухнедельный отпуск с оплатой всех расходов в другой стране Латинской Америки каждую неделю.
  Он также объяснил мне, что это должно было стать "поддерживающее шоу", означающее, что у них пока не было спонсора, поэтому бюджет оказывался небольшим. Поддерживающее шоу - это программы, которые сети оплачивают сами и используют для заполнения определенных периодов времени в программах, когда им не удается найти спонсора. Они также используют их для продвижения своих больших шоу и для рекламы общественных услуг, как, например, "The Marchof Dimes" (Марш десятицентовиков), "Heart Fund" (Сердечный фонд) и "Christmas Seals" (рождественская печать).
  Г-н Акерман сказал мне, что "Tropical Trip" запланировали на воскресные вечера, перед Эдгаром Бергеном и Чарли Маккарти, Джеком Бенни и всеми их другими большими пушками в воскресенье вечером. Я не был особенно заинтересован в его идее. Знал, что к тому времени, как заплачу за группу, аранжировки и переписчиков, у меня не так много останется денег.
  Мне понравилась тема шоу. Она шла рука об руку с политикой добрососедства президента Рузвельта начала сороковых годов, которому так умело помогал Фонд Рокфеллера, но я не мог позволить себе быть таким же филантропом, как Рокфеллеры.
  Вскоре после того, как мы закончили в The Chi Chi, в конце ноября 1950 года, вернулись в Ciro"s в Голливуде. Пару недель спустя узнали, что Люси беременна. Это было, безусловно, самым важным событием в нашей жизни. Никто из нас не думал, что это может быть правдой, что она действительно беременна. Но доктор Джо Харрис был за границей. Его партнер, доктор Кроне, сказал: - Да, малыш на подходе, и вы с Деси должны моему партнеру ужин в Chasen"s.
  Позвонил мистеру Акерману в CBS и спросил, - заинтересован ли он все еще в том, чтобы наш оркестр и я участвовали в радиошоу, которое задумал мистер Делла Чиоппа. Если да, я был бы рад прийти и поговорить с ним.
  Он сказал, что да, и мы договорились о встрече.
  Пошел и заключил сделку, чтобы начать делать "Tropical Trip" в начале января 1951 года. Мистер Акерман был прав. Бюджет оказался очень маленьким, но он действительно сплотил группу, и это удерживало меня дома.
  Это также дало мне возможность сделать пристройку к нашему дому в Чатсуорте с моим другом Эрлом Леверихом, профессиональным строителем. Мы строили детскую, конечно, с двумя спальнями, большой ванной, игровой комнатой и патио. Эрл заставил меня прибить каждую чертову драйвовую кровлю.
  У Люси в то время были некоторые проблемы с Гарри Коном в "Columbia Pictures", с которым держал ее контракт, и она должна была сняться еще в одной картине. Гарри Кон был одним из старых первопроходцев киномагнатов и чертовски хорошим кинорежиссером. Но он всегда старался отхватить лучших актеров.
  Люси пыталась заставить его позволить сняться в Величайшем шоу на Земле для мистера Демилля, но ничего не добилась. Она снова и снова спрашивала его: - Почему ты не позволяешь мне принять участие в этой картине? Ты уже одалживал меня для съемок в паршивых фильмах, когда для тебя это не имело никакого значения.
  Гарри пришлось заплатить ей 85 000 долларов за последний фильм по ее контракту.
  Уверен, если бы он попросил Люси освободить его от этого обязательства, она бы согласилась, чтобы иметь возможность сниматься в фильме Демилля.
  Это было слишком просто для Гарри. Он хотел перехитрить ее. Поэтому отправил ей сценарий под названием "Волшебный ковер", который оказался ужасным. Этим фильмом он пытался заставить Люси отказаться от контракта, и стать нарушителем его.
  Она попросила меня прочитать эту вещь. Прочитал его и сказал: - Тебе нужно быть сумасшедшей, чтобы сделать это.
  - Все, что мне нужно сделать, так это получить восемьдесят пять тысяч долларов, - сказала она, - это всего лишь шестидневный график. (Даже у Кубинца Пита было двенадцатидневное расписание.) Я не смогу сняться в фильме Демилла, потому что к тому времени, как мистер Демилл будет готов к выходу на "Величайшего шоу на Земле", я буду так сильно хотеть своего ребенка, что мне это не сойдет с рук.
  - Ты пытаешься мне сказать, - продолжил я, - что ты пойдешь туда, никому, не сказав о своей беременности, сделаешь этот паршивый фильм о ковре-самолете, получишь свои восемьдесят пять тысяч долларов и выпутаешься из этого контракта с "Columbia".
  - Почему бы и нет? - ответила она.
  - Да, почему бы и нет? - возмутился я. - Это настолько паршиво, что уверен, что никто никогда его не увидит, так что это не может причинить тебе большого вреда.
  Она должна была сыграть одну из тех девушек из гарема, лежащих на диване в откровенном костюме, пока рабы кормят ее виноградом.
  - Давай, снимайся в этом чертовом фильме.
  Она послала сообщение в "Columbia", что будет рада сняться в этой картине. Эти девушки из гарема должны быть немного пухлыми, и Люси становилась полной. Девушка из костюмерной не могла понять, Почему Люси так быстро поправляется и ей каждый день выдают новые костюмы.
  - Просто скажи им, что я готовлю для тебя кубинские обеды. - Ответил я, когда Люси рассказала мне про ситуацию на съемочной площадке.
  Она закончила картину для "Columbia". Сэм Кацман был продюсером, очень милым человеком, который раньше снимал фильмы категории "B" и сериалы, но с тех пор он снял несколько очень хороших фильмов. Он старался сделать все возможное, чтобы Люси не снималась в этой картине. Ее зарплата в $85 000 была больше, чем весь его бюджет.
  - Почему бы тебе не позволить нам переписать ее? - спросил он. - Я уверен, если бы у нас было немного больше времени, мы бы сделали ее намного лучше для тебя.
  Но Люси, зная, что ей нужно было закончить это в очень короткие сроки, сказала: - Не меняй ни слова. Это просто прекрасно. Мне нравится, как оно есть.
  После того, как она завершила последнюю сцену в фильме, то позвонила Гарри Кону со съемочной площадки и сказала: - Гарри?
  - Да.
  - Это Люсиль Болл.
  - Какого черта тебе надо?
  - Я просто хочу, чтобы ты первым узнал, что у нас с Деси будет ребенок.
  На что мистер Кон ответил: - Зачем, сука. Ты меня подставила, не так ли? Почему ты не сказала мне об этом до фильма?
  К этому времени у Люси уже не было возможности сняться в фильме мистера Демилля, который должен был быть выпущен в "Paramount". Реакция Демилля на то, что у Люси будет ребенок, немного отличалась от реакции мистера Кона. Люси была с ним очень честна и рассказала всю историю о том, почему она снялась в паршивом фильме для Гарри.
  Я видел Демилля примерно через месяц на одном голливудском мероприятии. Мистер Демилль подошел ко мне и сказал: - Поздравляю, мистер Арназ. Вы единственный мужчина, который когда-либо трахал свою жену, Сесила Б. Демилля, "Paramount Pictures" и Гарри Кона, и все это одновременно.
  
   27
  Вскоре после того, как мы начали делать "Tropical Trip", с Уильям С. Пейли, глава CBS, согласился выпустить наш телевизионный пилотный выпуск. Он сказал своим людям: - Я думаю, зрители поверят, что эти двое могут быть женаты. Им по всей стране очень понравилось, как они работали в команде в том театральном туре, и, кроме того, они женаты уже десять лет.
  Первый сценарий был написан не о Люси и Рики Рикардо, а о Люсиль Болл и Деси Арназе. Это оказался забавный проект, и он был хорошо написан, где Люси играла успешную киноактрису, замужем за кубинским руководителем оркестра, который также был очень успешен. Так что мы действительно играли самих себя в этом проекте.
  Самое интересное в нем являлось то, что эта пара пыталась быть вместе. Я большую часть времени находился в дороге, а она работала в студии; или если я работал в ночном клубе в Голливуде, мы встречались в 5:30 утра на вершине каньона Колдвотер. Люси шла в студию, а я возвращался из ночного клуба по дороге домой в постель. Другими словами, как и происходило в нашей жизни.
  Кроме того, первый сценарий был связан с нашей годовщиной. Мы хотели провести его вместе и в тишине. Планировали это долгое время, прежде чем узнали, что журнал "Life" напишет статью о нас в этот день. В последнюю минуту получили сообщение, что фотограф и журналист приедут к нам домой, чтобы провести нашу годовщину с нами, и это как-то испортило наше запланированное празднование.
  Как уже сказал, это было забавно и хорошо написано, но чувствовал, что телезрители не будут идентифицировать себя с такой парой. Они подумают: "Итак, они испортят свою годовщину. Ну и что! Они получат обложку журнала "Life". Почему они, черт возьми, так несчастны? Это довольно хороший прорыв!"
  Уверен, что в нашей индустрии есть пары, будь то в кино или на сцене, которые бы получили удовольствие от этой ситуации и могли бы идентифицировать себя с ней. Но я всегда придерживался мнения, что не следует устраивать шоу для людей, которые могут позволить себе пойти в "21" в Нью-Йорке или в Dave Chasen"s в Беверли-Хиллз, а лучше это сделать для тех, кто не может посещать такие места, а это большинство американцев.
  Поэтому мы изменили формат на более приземленный. Вместо того, чтобы моя роль была ролью Деси Арназа, успешного руководителя оркестра, он стал Рики Рикардо, также руководителем оркестра, но борющимся и просто пытающимся пробиться. Мы сделали Люси обычной домохозяйкой, которая хотела бы попасть в шоу-бизнес, но у нее совсем не было таланта.
  Во втором шоу - их не было в пилоте - у нас появились соседи, Фред и Этель Мерц. Эпизод включал бы все проблемы, которые обычно возникают у мужа и жены. Все их понимают. Они также понимают отношения с соседями и битву полов - Люси и Этель против Рики и Фреда.
  Вот так мы в конечном итоге пришли к формату "I Love Lucy".
  Джесс Оппенгеймер, Боб Кэрролл-младший и Мэделин Пью видели наше театральное представление, и они написали пилотный сценарий. Мы сделали это в прямом эфире в штаб-квартире CBS Sunset и Gower в их большой студии A. В те дни - 1951 год - большинство шоу создавались таким образом. Телевидения на пленке, почти не было.
  Пилот - это постановка, которая предназначена для того, чтобы показать сети, возможным спонсорам и их рекламным агентствам, каков ваш формат, и что вы собираетесь делать в будущем с этим видом материала.
  Это как прослушивание. Сеть берет эти полчаса и идет в различные рекламные агентства и показывает им этот выпуск, говоря: - CBS нравится это шоу, и мы планируем сделать сериал, с участием Люсиль Болл и Деси Арназа в этом виде комедии положений.
  Мы также предоставили CBS еще шесть или восемь набросков сюжета, которые написали Джесс, Боб и Мэделин, чтобы они могли рассказать заинтересованным сторонам, что будет в других эпизодах.
  Пилот вернулся на CBS в Нью-Йорке, и в течение сорока восьми часов был продан "Philip Morris". Рекламным агентством стала компания "Biow Company". Цена каждого эпизода в сериале составляла 19 500 долларов, и если надо было мы бы сделали тридцать девять эпизодов для того первого сезона, 1951-1952 года, затем Philip Morris имел бы возможность либо продолжить сериал на второй год, либо поставить точку. Сегодня каждый эпизод стоил бы 100 000 долларов или больше, и вы бы сделали только двадцать или двадцать два и заполнили остальную часть сериала повторными шоу. Продажа нашего первого пилота была самым захватывающим опытом. Сеть, спонсор и временной период, понедельник вечером в девять часов, все в течение двух дней. Невероятно!
  Месяц спустя мне позвонил мистер Милтон Биоу из Нью-Йорка. Он спросил: - Когда вы с Люси переедете в Нью-Йорк, чтобы начать сериал? - Это был очень шокирующий вопрос.
  Все, что мы делали, пытаясь работать как команда, делали для того, чтобы увидеть, сможем ли мы наконец быть вместе и оставаться дома. И сейчас, в частности, когда мы с нетерпением ждали рождения нашего первенца, этот мужчина спрашивал нас, когда мы собираемся приехать в Нью-Йорк.
  В то время, когда мне позвонил мистер Биоу, Люси была на последних двух месяцах беременности. Она выходила из дома, большая, как слон, смотрела на меня и Эрла на крыше и говорила: - Поторопитесь, ребята. Этот ребенок не будет ждать вечно. Прекратите перерывы на пиво.
  - Не волнуйся, дорогая, мы справимся.
  Когда сказал мистеру Биоу, что мы не собираемся переезжать в Нью-Йорк, чтобы снимать сериал, он возразил: - Вы не можете снимать шоу в Калифорнии. Если бы вы это сделали, все, что получили бы на Восточном побережье, оказалось бы мизером, и качество шоу стало бы ужасным.
  Не было коаксиального кабеля от Восточного побережья до Западного. То, что мы получили на Западном побережье, было мизером, и качество желало бы лучшего. На Восточном побережье, где все большие шоу проводились в прямом эфире, качество, конечно, было хорошим. Теперь, благодаря кабелю и спутникам связи, зрители получают изображение в прямом эфире из любой точки мира, и качество одинаково на любом побережье Соединенных Штатов или в Лондоне, Японии или Аргентине. Никогда не мог понять, как можно повернуть ручку на телевизоре и смотреть, что происходит, во всем мире. Это далеко за пределами моего понимания. Но, с другой стороны, никогда не верил, что кто-то побывал на Луне. Космический центр Хьюстона каким-то образом договорился с отделом анимации "Disney". Господин Биоу продолжил: - Больше людей смотрят шоу к востоку от Чикаго, чем в остальной части страны к западу от Чикаго.
  Уверен, вы понимаете, что спонсор хочет, чтобы проект увидела самая большая часть аудитории. Мы не могли допустить, чтобы шоу шло только в Калифорнии, а на Восточное побережье проходило уже в записи.
  Прекрасно понимал, что если мы не поедим в Нью-Йорк, то потеряем спонсора, хотя жутко этого не хотели.
  "Должен же быть другой вариант," подумал я.
  Затем кто-то откуда-то тронул меня за плечо и прошептал: -Фильм.
  Вот и все! Конечно! Мы сделаем это на пленке! Мы сделаем столько копий, сколько нужно, и вся страна получит то же самое высочайшее качество. Спонсор сразу же купил идею фильма. CBS не спорил по этому поводу, но они сказали: - Нам нравится, что Люси работает перед аудиторией. Именно так она делает свое радиошоу, и она намного лучше с аудиторией, чем без нее. Если вы сделаете это на пленке, она не сможет работать перед аудиторией, а мы этого не хотим.
  Не мог с ними спорить. Они были правы. Она намного лучше перед аудиторией.
  Поэтому сказал: - Ну, почему бы нам не сделать это на пленке перед аудиторией?
  - Что, черт возьми, это? - ответили они.
  Я тоже не знал, что, черт возьми, это такое, но уже сказал это, и повторил снова.
  - Мы сделаем это на пленке перед аудиторией, вот и все.
  - Как вы это себе представляете? - спросили они.
  Никто не снимал комедию положений перед публикой. Я не имел ни малейшего представления, как это можно сделать. Но подумал, что живые выступления проводятся перед публикой, почему бы не записать шоу?
  Был еще один вопрос, на который они хотели получить ответ. - Сколько это будет стоить, чтобы снять это перед публикой?
  Опять же, я не знал. Подумал, что нам придется поставить это как пьесу и одновременно снимать ее тремя или четырьмя 35-миллиметровыми кинокамерами - пообещал высочайшее качество, поэтому 16-миллиметровая камера отпала - и записывать все это одновременно перед публикой. Пытаясь выглядеть так, будто знаю, о чем говорю. Взял цифру из воздуха и сказал: - По крайней мере, еще пять тысяч долларов, двадцать четыре тысячи пятьсот долларов за каждый эпизод.
  Сегодня эта цена звучит смехотворно дешево, но в те дни это были большие, большие деньги. Переговоры шли туда-сюда, пока "Philip Morris" не согласился увеличить гонорар на две тысячи долларов. CBS согласилась внести еще две тысячи в качестве своего взноса в бюджет.
  Никогда не забуду, что было дальше. Как уже упоминал, делал "Tropical Trip" на радио CBS, когда Дон Шарп, который являлся нашим агентом в то время, пришел на репетицию и сказал: - Я уверен, что они позволят вам сделать это так, как вы хотите, но вам с Люси снизят зарплату.
  - Насколько сильно снизят? - спросил я.
  - Тысяча долларов в неделю. Это составит еще пять тысяч долларов за каждое шоу.
  Поэтому сказал: - Ну, почему бы нам не сделать это на пленке перед аудиторией.
   В то время наша сделка составляла пять тысяч долларов за эпизод для нас обоих, плюс 50 процентов прибыли, если в конечном итоге будет какая-либо прибыль. Будучи игроком с дальним прицелом, я сказал: - Хорошо, Дон, мы возьмем тысячу долларов за первые тридцать девять шоу, если ты сможешь заставить их согласиться, что мы тогда будем владеть всеми шоу этого года и всеми шоу всех будущих лет, если таковые будут, на сто процентов.
  Мы действительно не рисковали слишком большими деньгами. В нашей категории, еще 39 000 долларов дохода означали бы, что после уплаты налогов мы могли бы оставить себе только 4 000 долларов, или, возможно, максимум 5 000 долларов. На самом деле мы купили бы остальные 50 процентов фильмов "I Love Lucy" за 5 000 долларов или меньше. CBS согласилась.
  Несколько лет спустя мы продали им фильмы обратно за 4 500 000 долларов.
  Один из случаев, когда попытка сделать плюс из минуса (как мой отец сделал с разбитой плиткой) окупилась - и какая выгода! Самый большой джекпот в нашей жизни!
  Думаю, что CBS согласились, потому что они не думали, что снимать шоу так, как мы хотели, будет работать.
  Так что, черт возьми? Они, вероятно, думали. Пусть они поборются за несколько эпизодов, и вскоре будут рады приехать в Нью-Йорк и сделать их в прямом эфире. И если их способ сработает, что с того?
  В те дни никто не задумывался о том, сколько может стоить фильмотека в будущем. Поэтому, уверен, они считали, что отдача 50 процентов прав собственности ничего не значит.
  Если честно, мы и не мечтали об этом. Просто знал, что сможем сделать лучшее шоу на пленке. Люси будет лучше снята, а любые ошибки, допущенные во время съемок, могут быть исправлены повторными дублями. В те дни видел так много телешоу с такими нелепыми ошибками, что они фактически портили историю - например, труп, встающий и уходящий, пока камера все еще снимала его. В ревю или варьете такие ошибки иногда даже добавляют веселья. Но мы не делали таких шоу, мы создавали комедию положений, которая, должна быть смешной и реальной, и в то же время правдоподобной. Поэтому знал, что наш конечный продукт на пленке должен оказаться лучше, чем вживую.
  Также чувствовал, что семья, сидящая дома и смотрящая шоу, не должна думать о том, как это было сделано механически, вживую или на пленке. Им будет интересно только наслаждаться этим.
  Желая остаться дома, чтобы дождаться рождения первенца, и не потерять нашего спонсора, а также удовлетворить желания CBS видеть Люси, работающую перед аудиторией, придумал "такой" способ.
  И теперь моя шея была вытянута далеко туда. Заставил их всех поверить, что знаю, о чем говорю, когда на самом деле не имел ни малейшего понятия.
  Рассказал Люси о своей дилемме, а затем спросил: - Как насчет этого, у тебя есть какие-нибудь мысли или идеи?
  Она ответила: - Ну, это будет сниматься на пленку, как в кинофильме - верно?
  - Si, Senora. (Да, сеньора.)
  - Ну, тогда, сеньор, вам лучше начать с того, чтобы найти кого-то, кто знает, как это снимать.
  - Спасибо, ты только что дала мне первую подсказку.
  
   28
  Познакомился с Карлом Фройндом, когда Люси снималась вместе с Редом Скелтоном в фильме "Дю Барри была леди" в MGM.
  Мистер Фройнд был оператором-постановщиком этого фильма и великим художником. Ни Гарбо, ни Хепберн не сняли бы картину без Карла. Он являлся большим, толстым, веселым мужчиной, который ходил вразвалку по всей съемочной площадке, неся термос с мартини, и отдавая приказы с сильным немецким акцентом. Никогда не видел его пьяным, и он был добрым и блестящим человеком. Все называли его Папой.
  Карл получил желанную премию "Оскар" за фильм "Добрый мир", где снимались Луиза Райнер и Пол Муни. Он также был очень изобретательным человеком, поэтому я подумал о нем.
  Именно Карл первым успешно справился с движущей камерой. Он использовал тележки и краны для фильма "Последний смех" с Эмилем Яннингсом в главной роли, который Папа снимал в Германии в 1924 году.
  Тележка - это платформа с четырьмя колесами, помещающаяся на рельсы, камера установлена на платформе. Рельсы выровнены, чтобы объектив не трясся.
  Раньше полы в киностудиях были полностью деревянными и совсем не гладкими. Даже сейчас многие из них все еще такие. На тележке вы можете перемещать камеру прямо назад или вперед по мере необходимости. (Зум-объективы появились только в конце пятидесятых годов.)
  До изобретения тележек камера устанавливалась на штатив и оставалась неподвижной, куда бы ее ни поставили, и, если вам нужно более крупный план или другой ракурс, вы поднимали камеру и перемещали ее в нужное для этого место.
  
  Кран - это тоже платформа, только больше и прочнее, с большими колесами на более тяжелых гусеницах, чтобы поддерживать камеру, установленную на кране, которую вы можете поднимать или опускать по своему желанию. Есть небольшие краны, они могут подниматься только на высоту десяти футов, а есть и такие, которые поднимаются на двадцать пять или тридцать футов могут и еще выше, в зависимости от того, какой вид кадра вы пытаетесь снять. Басби Беркли почти отправился на орбиту для некоторых кадров с крана в тех великих мюзиклах, которые он поставил для "Warner Brothers".
  В 1942 году Папа также представил свой экспонометр, который показывает, подходит ли освещение для типа используемой вами пленки.
  Его экспонометр - это тот, который использовали большинство операторов-постановщиков и применяют до сих пор.
  Ему также приписывают изобретение процесса съемки. Съемка процесса - это способ показать человека, едущего в горах или летящего на самолете, не покидая при этом студийную сцену. Это делается с помощью большого прозрачного экрана на сцене. В нескольких футах позади экрана находится кинопроекционная машина. Она проецирует на экране нужный вам фон, неподвижный или движущийся, для этой сцены. Вы уже сняли фон. Перед этим экраном вы размещаете машину и людей в ней или самолет, его пилота и пассажиров. Затем вы снимаете все это 35-миллиметровой кинокамерой, которая располагается лицом к большому экрану и включает все, что вы размещаете перед ним, и это дает вам эффект, будто машина едет или самолет летит, а возможно, просто группа людей стоит и смотрит на Эйфелеву башню в Париже, руины Рима или Великую Китайскую стену.
   Фройнд являлся тем оператором, который мне был нужен для "этого" способа снять шоу "I Love Lucy". В это время он был в Вашингтоне, округ Колумбия, работая на правительство в лаборатории исследований и развития кино. Позвонил Карлу и рассказал ему, что хочу сделать.
  - Я хочу поставить шоу как пьесу, снимать его непрерывно перед аудиторией, возможно, из трехсот человек, используя три тридцати пятимиллиметровые камеры и записывая смех и реакции зрителей одновременно с нашим диалогом, а потом все камеры синхронизировать на одной звуковой дорожке, чтобы мы могли перейти от основного плана к среднему или к крупному, когда позже будем монтировать фильм.
  - Ты не сможешь этого сделать, - сказал он. Он был немногословным человеком.
  - Почему, папа? - мягко спросил я.
  - Это невозможно. Ты просишь меня использовать одну камеру для съемок основного кадра, полный комплект с теми, кто в нем находится? Правильно?
  - Правильно.
  - В то же время, когда вторая камера снимает средний кадр, ближе, чем основной, и только с двумя, тремя или четырьмя людьми?
  - Верно.
  - В то время как третья камера снимает крупный план Люси, вас или кого-либо еще? - спросил он.
  -Да, сэр.
  - Вы не можете этого сделать.
  - Почему нет?
  - Потому что, мой дорогой мальчик, вы должны осветить основной кадр одним образом, осветить средний план другим образом, а осветить крупные планы еще одним способом. Вы не можете снять все три ракурса одновременно и получить какое-либо хорошее качество пленки. Вдобавок ко всему, вы хотите сделать это перед аудиторией.
  - Ну, я знаю, что никто этого не делал до сих пор, но я подумал, что если кто-то в мире и мог бы это сделать, то это был бы Карл Фройнд.
  - Это очень лестно.
  - Боже мой, Папа, - сказал я, - ты показал, как пользоваться движущейся камерой, ты изобрел экспонометр и процесс съемки, и я понимаю, что ты сейчас занят крошечной камерой для армейского медицинского департамента, которую человек может проглотить, и она делает цветную пленку, показывающую процесс пищеварения - тонкую кишку, толстую кишку и анус, когда он выходит с другого конца. Для такого гения то, что я хочу, чтобы ты сделал, должно быть легкой задачей.
  - Ну, спасибо, что так обо мне подумал, - сказал он, - но ты же знаешь, что Люси не трусиха. Ты же хочешь, чтобы она хорошо выглядела, не так ли?
  - Конечно.
  - Ну, тогда для ее крупных планов мне придется использовать специальное освещение, надеть на объектив немного марли...
  Я перебил его: - Я не знаю, как это сделать, Папа. Ты мастер в этом.
  Я чувствовал, что до него достучался.
  Он сказал: - О, ну, спасибо, но поверь мне, Деси, это было бы очень сложно. Нам пришлось бы попытаться разработать совершенно новый способ освещения, и я все еще не понимаю...
  Я почти поймал его.
  - Мне все равно, что тебе придется делать, папа, - сказал я, - я достану все, что тебе нужно.
  - Когда нам нужно это сделать? - спросил он.
  Теперь я знал, что он у меня есть.
  - Чтобы успеть к дате выхода в эфир и быть на несколько шоу впереди на случай, если кто-то заболеет или что-то еще, мы должны сделать это как можно скорее.
  Наконец он сказал, что придет и обсудит это. Затем спросил: - Где вы собираетесь это делать?
  - Что вы имеете в виду?
  - Где вы собираетесь это снимать? Вы не можете привести триста человек на сцену студии, пока они снимают. Они не позволят вам. И я сомневаюсь, что вы сможете найти театр, где построите три или четыре декорации по всей сцене, что вам придется сделать, если вы хотите хороших, прочных, реалистичных декораций, а не тех, которые используют в прямом эфире, где вы открываете дверь, и вся стена трясется.
  - Это проблема, не так ли? - спросил я. - Я скажу тебе вот что - когда ты приедешь сюда, мы осмотрим разные места, обсудим все проблемы, а затем, если ты все еще считаешь, что это выше твоих возможностей, мы забудем об этом.
  Это все, что ему нужно было услышать. Он оказался гордым человеком.
  Затем я добавил: - Кстати, Папа, есть еще одна вещь, которую я должен тебе сказать. У меня нет денег.
  Тишина. Наконец, ровный текст: - У тебя нет денег?
  Я знал, что он зарабатывал полторы тысячи долларов в неделю в MGM, гарантированно пятьдесят две недели в году. В те дни, черт возьми, даже сегодня, это была очень высокая зарплата для оператора-постановщика, и он стоил каждого доллара.
  - У тебя нет денег, чтобы платить мне зарплату? - спросил он.
  - Ну, мне придется платить тебе базовую профсоюзную шкалу, конечно.
  - Базовую профсоюзную шкалу для Карла Фройнда?
  -Послушай, Папа, нам не нужно это публиковать. И если это сработает, я даю тебе слово, что через год или даже меньше ты будешь зарабатывать столько же, если не больше, чем ты зарабатывал в MGM. Кроме того, я знаю, что если ты соберешься это сделать, то не будешь делать это ради денег, а только ради вызова.
  - Хорошо, я приеду, и мы говорим, и посмотрим.
  Он повесил трубку. Папа был в полном порядке. Он мог купить или продать Люси и меня три или четыре раза. Деньги, которые он заработал на экспонометре, плюс много апельсиновых деревьев, которыми владел в долине Сан-Фернандо, сделали его человеком со значительными средствами.
  Вызов был тем, что его зацепило, и именно на это я и рассчитывал.
  Мы с Карлом смотрели ночные клубы, театры, бальные залы, всевозможные места, но не могли подобрать ни одной сцены, которая бы отвечала его потребностям и нашим.
  Ресторан и ночной клуб Эрла Кэрролла были достаточно большими для камер и для нового типа освещения Папы, которое он уже проектировал и строил, но сцена была недостаточно большой, чтобы поставить три или четыре декорации рядом, что, как я знал, в некоторых шоу нам потребовалось бы. Сценаристы уже написали несколько из них. Кроме того, ресторан Эрла Кэрролла был сформирован таким образом, что только зрители могли видеть выражения лиц исполнителей, а для нашего типа интимных комедийных ситуаций мы хотели, чтобы вся публика находилась как можно ближе.
  Другие помещения представляли ту же проблему или другую, которые нельзя было преодолеть. Шоу Граучо Маркса проводилось в небольшом театре и снималось несколькими камерами перед зрителями. Они использовали пять камер, размещенных в разных стратегических местах, где оставались неподвижными в течение всего шоу, и, используя разные объективы в каждой камере, они имели выбор из пяти различных углов, но Граучо использовал только один небольшой набор, в котором он сидел на стуле и разговаривал с двумя участниками одновременно, стоящими рядом с ним, и оба оставались неподвижными.
  Мы не могли этого сделать. Наши камеры должны были стоять на тележках и не только двигаться вперед и назад, но и в стороны по всему пространству пола между нашими декорациями и зрителями. Единственная проблема заключалась в том, что таких тележек для камер не было. Электронные телевизионные камеры были установлены на этих тележках и могли двигаться в любом направлении, но они были недостаточно большими или достаточно прочными, чтобы поддерживать 35-мм кинокамеру со звуком, оператором и помощником оператора. Я знал, что папа изучал проблему и был уверен, что он что-нибудь придумает.
  Однажды ночью мы с Люси лежали в постели на нашем маленьком ранчо в Нортридже. Было около двух часов ночи. Я внезапно проснулся, сел, потряс ее и спросил: - Где они снимают?
  Полусонная, она сказала: - Чт... чт...?
  - Где они снимают?
  - Что это? - спросила она. - Ты пьяный или что?
  - Нет, я не пьян. Где они снимают?
  - На киностудиях, глупый кубинец. Где, черт возьми, им еще снимать фильмы?
  - Вот где мы собираемся снимать наше шоу, - спросил ее. - На звуковом павильоне для кино?
  - Ты не можешь этого сделать, - ответила она.
  - Почему нет?
  - Они не позволят вам привести триста человек в павильон для съемок.
  - Так сказал Карл, но должен быть способ.
  Я начал разбираться. Карл и Люси были правы. Они не позволили бы нам привести аудиторию в триста человек или даже гораздо меньше в павильон для съемок во время съемок. И у них были все виды довольно веских причин и законов, чтобы помешать вам.
  Пожарная служба не позволила бы вам сделать это, отдел здравоохранения и благосостояния не позволил бы вам сделать это, а в некоторых студиях даже отдел зонирования не позволил бы вам сделать это.
  Пошел к начальнику пожарной службы, и он сказал мне лично: - Это противоречит нашим правилам противопожарной безопасности - приводить триста человек в павильон для съемок. Вы не можете этого делать.
  - Знаю, - ответил я. - Я здесь, чтобы спросить вас, как я могу сделать то, что я не могу.
  - Прошу прощения?
  - Что мне нужно сделать со звуковым павильоном киностудии, чтобы снять наше шоу перед аудиторией? Телесети снимают некоторые из своих телешоу перед аудиторией. Мы сняли пилот " I Love Lucy" таким образом в студии CBS в Голливуде.
  - Сцены сети соответствовали нашим правилам. Я предполагаю, что если бы у вас была сцена киностудии с системой пожаротушения по всему потолку и двумя хорошими выходными дверями на двух разных концах одной стены, ведущими на главную улицу студии, плюс одна большая двойная выходная дверь, ведущая на городскую улицу, мы бы разрешили вам это сделать, но отдел здравоохранения и социального обеспечения должен был бы одобрить расстановку мест для зрителей и санитарные условия. И вам лучше убедиться, что эта сцена киностудии находится рядом с городской улицей в той части города, которая не будет конфликтовать с отделом зонирования, прежде чем вы начнете делать все то, что, как я вам сказал, потребует наша пожарная служба.
  - Хорошо, я поговорю с другими правительственными департаментами.
  - Есть еще одна вещь, - продолжил он. - Вам придется иметь одного или, возможно, двух пожарных в помещении каждый раз, когда вы приводите аудиторию.
  - Хорошо, - ответил я. - Не могли бы вы изложить все это на бумаге?
  Затем он написал мне письмо, в котором говорилось, что если мы сделаем то-то и то-то, то получим одобрение других правительственных департаментов, пожарный департамент это одобрит.
  - Большое спасибо. Вы были очень добры.
  Мы осмотрели множество студий и могли бы арендовать помещение в любой из них. Киноиндустрия не очень хорошо функционировала, и большинство звуковых павильонов были наполовину или полностью пустыми. Мы нашли идеальную на сцене 2 -х студий General Service Studios.
  Она была достаточно длинной, чтобы разместить четыре или пять декораций рядом, если это необходимо, и достаточно широкой, чтобы учесть закулисную зону, глубину декораций, площадь пола для камер, расположение мест для зрителей, на которых мы остановились, и звуковую будку и электроуправление над ней. Она также примыкала к городской улице.
  Полы были ужасными, но они в каждой студии в городе - сделаны из дерева и полны трещин и дыр от рельсов, декораций и тяжелых стоек для освещения, которые были прибиты к ним и использовались снова и снова в течение всех лет с момента постройки студий.
  Поэтому мы знали, что нам нужно найти какой-то пол, который будет соответствовать нашим целям. Нам пришлось бы брать эти старые, куда бы мы ни пошли.
  Интересным моментом было то, что на сцене 2х студий Шерли Темпл сняла свой первый фильм, десятиминутную короткометражку.
  Улица, к которой примыкала эта сцена, была узкой (Selma Avenue в Голливуде), и именно там должен был быть наш двухдверный выход. Прямо напротив нее стояли небольшие семейные дома, поэтому подумал, что нам лучше проконсультироваться с отделом зонирования, прежде чем заключать сделку аренды и начинать сносить стены и устанавливать разбрызгиватели, новые полы и т. д.
  Начальник отдела зонирования сказал мне: - Вы поступили мудро, проконсультировавшись с нами. Это жилая часть, и любое здание, в котором будет собираться публика, - например, ваша предлагаемая театральная сцена, - не будет соответствовать этому зонированию.
  - Почему так?
  - Люди, ожидающие, чтобы попасть на шоу, будут по всему кварталу, и будет шум музыки, смех и аплодисменты во время съемок, которые начнут беспокоить домовладельцев, поэтому вы не можете этого сделать.
  - Вот чего я боялся, что вы скажете. Я пошел к начальнику пожарной части на прошлой неделе, и он сказал мне то же самое: "Я не могу этого сделать", не по тем же причинам, что и вы, а из-за их правил противопожарной безопасности. Затем, после того как объяснил ему, что это совершенно новое дело, которое мы пытаемся сделать, и что, если оно окажется успешным, это поможет киноиндустрии в этом городе, он дал мне список вещей, которые мне придется сделать, чтобы соответствовать их правилам и нормативные акты. Он также сказал, что мне следует проконсультироваться с вами, людьми по зонированию, и с отделом здравоохранения и социального обеспечения.
  - Вы не против, если я пойду и поговорю с людьми, которые владеют или арендуют дома в этом квартале, чтобы узнать, согласятся ли они на исключение для такого рода операции в своем зонировании?
  - Конечно, - ответил он, - если вы получите их одобрение в письменной форме от всех в этом квартале, мы согласимся с вами.
  Поблагодарил его и пошел поговорить с жильцами этого района. Думаю, в этом квартале было шесть или восемь домов. Рассказал им, что мы с Люси хотели сделать, и что я уверен, если мы звукоизолируем стену, прилегающую к улице, они вообще ничего не услышат.
  - Вы, вероятно, услышите меньше, чем сейчас, когда делают фотографию, - сказал им, - потому что эта стена не звукоизолирована. - Также добавил, что у нас будут охранники студии, направляющие зрителей, ожидающих выхода на сцену, чтобы они стояли в колонне у стены студии, и не создавали путаницу на улице; и что, если эта новая техника съемок телешоу окажется успешной, нам потребуется больше места для офисов. Если это произойдет, "Desilu Productions" будет более чем готова купить их собственность по хорошей и справедливой цене. В то же время, когда они захотят посмотреть шоу, я позабочусь о том, чтобы у них и их семей были хорошие зарезервированные места.
  Все они дали мне свое согласие в письменной форме, и мы преодолели проблему зонирования. В следующем году Desilu купила все дома в этом блоке, которые мы переоборудовали в офисы. Американская федерация музыкантов завладела двумя другими участками в этом блоке, на которых они построили свои офисы "Los Angeles Union". Мы достигли довольно многого к настоящему моменту, благодаря пониманию и сотрудничеству различных правительственных департаментов в Лос-Анджелесе, которым мы всегда будем благодарны, но оставалось еще несколько мелких деталей, о которых нужно было позаботиться, прежде чем мы могли бы начать делать "I Love Lucy" "таким" образом.
  Первое, что нам нужно было сделать, это заключить контракт с "General Service Studios", чтобы мы могли начать реконструкцию двух студий в соответствии с правилами.
  Мы пошли туда и поговорили с Джимми и Джорджем Нассером, которые владели этим местом. К сожалению для них, но к счастью для нас, у них было много проблем. Они либо были в состоянии банкротства, либо собирались объявить себя банкротами. В тот день, когда я туда пошел, парень из отдела банкротства, или как вы его там называете, был там, просматривая их активы.
  Я сказал Нассерам, что мы хотели бы заключить долгосрочный контракт на эту одну сцену и иметь опции на других сценах, плюс офисы, гримерные, любое осветительное оборудование, монтажные, реквизит и так далее. Другими словами, все имеющееся у них оборудование и все объекты их студии должны быть доступны нам по первому звонку.
  Они были рады видеть нас и сказали: - Конечно, все, что вы хотите, но мы не знаем, сможем ли дать вам контракт, потому что мы вот-вот потеряем место.
  Я спросил их: - Что вам нужно, чтобы удержать его? Сколько денег вам нужно будет заплатить этим людям?
  Они ответили мне: - Пятьдесят тысяч долларов.
  Я вернулся в CBS, поговорил с мистером Акерманом и рассказал ему ситуацию.
  Мистер Акерман сказал: - Ну, у вас не так много времени.
  Нам нужно было начать съемки не позднее 1 сентября, чтобы наше шоу было готово к показу по телевидению 15 октября.
  Реконструкция сцены не должна была быть делом за одну ночь.
  Мистер Акерман сказал: - Хорошо, скажите им, что у них будет пятьдесят тысяч долларов.
  - Вы позвоните Нассерам? - спросил я. - Там есть человек, который собирается отобрать у них студию, но я уверен, если вы позвоните им и скажете, что CBS собирается отправить им чек завтра утром, мы сможем подписать контракт и начать.
  Пятьдесят тысяч долларов будут авансом в счет стоимости реконструкции сцены, которую должна будет взять на себя General Service Studios, а также в счет аренды помещения, оборудования и помещений.
  Выдав деньги авансом, мы получили лучшую сделку по аренде и оборудованию, которую могли бы получить в любой студии в Голливуде, но, черт возьми, это также позволило Джимми и Джорджу Нассеру сохранить свою собственность.
  CBS отправила чек на следующий день. Мы подписали контракт и начали разбирать две студии. Должен сказать, что Джимми и Джордж были немного удивлены, когда увидели, как мы поднимаем старый деревянный пол и вырезаем большую дыру в стене их студии, прилегающей к улице, чтобы мы могли сделать двухдверный выход.
  Мы нашли идеальный тип пола на погрузочной платформе универмага "May Company" в центре Лос-Анджелеса. Это был не цемент, а какой-то новый состав, очень гладкий и ровный, способный выдерживать большие веса; в него можно было вбивать гвозди, и он не трескался; и если вам нужно было отремонтировать участок, вы могли вырезать это место, вынуть его и налить туда еще немного состава, и после того, как выровняли его, вы не могли сказать, где он был отремонтирован.
  Папа нашел человека, работающего над тем типом куколки, который нам был нужен. Мы помогли ему закончить ее и, протестировав, заказали три таких, которые купила Desilu. Мы называли их "куколками-крабами", так как они могли двигаться, как крабы, во всех направлениях.
  Компания Desilu добивалась успехов; но, что гораздо важнее, наш вице-президент родил нашу прекрасную дочь, Люси Десире Арназ, 17 июля 1951 года.
  Какой это был славный день!
  
   29
  Мы были так заняты всеми этими делами, что еще не наняли актера и актрису, которые должны были играть наших соседей.
  Формат сериала должен был стать довольно близок к формату пилотного шоу, но Боб, Мэделин и Джесс посчитали, и это было правильно, что у нас должна быть еще одна пара в качестве наших лучших друзей и соседей. Как оказалось, они также стали нашими арендодателями, что еще больше увлекло веселье.
  Сценаристы сказали: - Может быть утомительно просто иметь Люси и Рики неделя за неделей. Кроме того, персонажу Люси нужен кто-то, кто будет ее союзником. Персонаж Этель должен быть тем, кого она уговорит помогать ей с ее дикими планами и схемами, и хотя Этель много раз говорила: "О, нет, ты не ввяжешь меня в эту сделку", Люси в конечном итоге потворствовала ей или шантажировала ее.
  Они также посчитали, что Рики нужен аналог Этель. Это был бы Фред, ее муж, союзник Рики в этих битвах полов.
  Пока мы пытались решить все физические, механические и бюрократические проблемы, сценаристы были заняты написанием первых нескольких сегментов сериала, которые нам нужно было начать делать в ближайшее время, чтобы уложиться в наш эфирный график. Поэтому нам нужно было найти кого-то - двух кого-то - кто соответствовал бы тому, какими должны были быть эти соседи.
  Должен сказать, нам очень повезло (при всем уважении к Philip Morris, которые никогда не позволяли нам использовать это слово, пока они спонсировали нашу шоу) найти двух людей, которых мы нашли для ролей Фреда и Этель Мерц.
  Вскоре после этой конференции сценаристов и решения мне позвонил Уильям Фроули. Я не думал о нем для этой роли, но каким-то образом он узнал о формате сериала и хотел, чтобы его рассмотрели на роль Фреда. Я видел Фроули во многих картинах с Бингом Кросби, Джеймсом Кегни, Пэтом О'Брайеном и другими звездами. Он был ведущим характерным актером в течение многих лет, но в последнее время ничего не делал.
  - Спасибо за звонок, мистер Фроули, - сказал я. - Я думаю, вы могли бы быть возможностью. Позвольте мне перезвонить вам.
  После того, как повесил трубку, я продолжал видеть его физиономию и вспоминать, как хорошо он играл грубоватого персонажа, которого он обычно играл.
  Чем больше думал об этом, тем больше убеждался, что это Фред Мерц.
  Затем связался с людьми из CBS, спонсором и рекламным агентством. Они все говорили: - Да, мы знаем, что он сделал в прошлом, но что он сделал в последнее время? К тому же он алкоголик. Вы сойдете с ума, если наймете его. Есть много актеров, которые гораздо более надежны и могут сыграть эту роль.
  Чем больше они продолжали разрывать этого парня на части, тем больше мне нравилась идея нанять его, и тем больше думал, что он идеально подойдет для Фреда.
  Согласно моему контракту как исполнительного продюсера, у меня был полный творческий контроль над шоу. Знал, что могу оказаться в заднице, сделав неправильную вещь, но я бы лучше оказался в ней, сделав это, чем если бы кто-то другой уговорил меня сделать что-то, что в любом случае приведет меня туда.
  Решил нанять Фроули, независимо от того, что они говорят. Назначил ему встречу на следующий день в "Nickodell's", ресторане и баре на Мелроуз-авеню, прямо за "RKO Studios". Мы выпили вместе, и я сказал ему, что все говорят мне, что он алкоголик, что он может даже не появиться и т. д.
  - Ну, эти ублюдки, эти сукины дети, - сказал он. - Они всегда так говорят обо мне. Откуда, черт возьми, они знают, эти ублюдки?
  - Слушай, мне все равно, пьешь ты или нет. Я люблю пить сам и буду пить у тебя под столом в любое время, когда ты захочешь попробовать, кроме рабочего времени. Но у Люси и меня все идет по этому проекту. Она бросила свою карьеру в кино, а я бросил свой групповой бизнес. Если мы потерпим неудачу, не хочу, чтобы это произошло из-за того, что какой-то тип вроде тебя нас испортил.
  - Налей нам еще выпить, ладно? - сказал он официанту.
  - А теперь слушай, мистер Фроули.
  - Зовите меня Билл.
  - Хорошо, Билл, я хочу, чтобы ты знал, что я много думал об этом. Я рассматривал много хороших актеров для этой роли, особенно Гейла Гордона, которого очень любят агентства и сети.
  - Что он может сделать, чего не могу я? - спросил Билл.
  - Ничего, это то, что ты делаешь, а он не делает, тебя парит. Но я убежден, что нет никого лучше во всем мире, чтобы сыграть Фреда Мерца, чем Уильям Фроули.
  Принесли напитки, и он сказал официанту, что за его счет.
  Затем он повернулся ко мне и спросил: - Хорошо, так в чем твоя проблема? Уильям Фроули сейчас сидит рядом с тобой и готов выслушать то предложение, которое ты готов ему сделать, чтобы твое шоу стало успешным.
  - Хорошо, Билл, я скажу тебе, что я с тобой сделаю. В первый раз, когда ты не сможешь выполнить свою работу, я постараюсь обойти тебя в этот день. Во второй раз я попытаюсь снова справиться. Но если ты сделаешь это три раза, тебе конец, и я имею в виду конец, не только в нашем шоу, но и ты больше никогда не будешь работать в этом городе, пока жив. Это достаточно справедливо?
  - Ладно, черт возьми, это достаточно справедливо.
  - После работы, если ты хочешь зайти в Nickodell's и выпить бутылочку чего угодно, я с радостью приду и разделю ее с тобой.
  - Эй, официант, что это, черт возьми, за пустыня Сахара? Мы хотим пить. Ладно, кубинец, у нас есть сделка, и мы покажем всем этим ублюдкам, как они неправы.
  Он ни разу не пропустил ни одного рабочего дня и не опоздал ни на несколько минут за все годы, которые он был с нами. Каждый раз, когда мы с Люси отправлялись в любой город в Соединенных Штатах, первое, что люди спрашивали у нас, было: - Где Фред?
  Но он не выносил Этель (Вивиан Вэнс). - Где, черт возьми, ты нашел эту сучку? - спрашивал он. - Она не умеет петь ни черта. Ты снова заставишь ее петь?
  - Билл, она чертовски хорошая актриса, а Этель Мерц, роль, которую она играет, не предполагалось, чтобы она пела хорошо.
  - Ну, она меня раздражает, - сказал он. - Знаешь, какой танец она и я должны исполнить на следующей неделе?
  - Да.
  - Ну, эта глупая девчонка говорит хореографу, что она не думает, что мы сможем это сделать, потому что я никогда не смогу этому научиться. Как будто это будет номер Фреда Астера и Джинджер Роджерс или что-то в этом роде. Все, что мы должны делать в этой штуке, это старомодная мягкая рутина. Ну, ради всего святого, я играл в водевиле с пяти лет, и я гарантирую вам, что в итоге буду учить старого толстозада, как делать эту чертову штуку.
  К счастью, эта же грубость Билла идеально подходила для роли Фреда. Еще одна вещь в Билле, которая раньше меня чертовски бесила, заключалась в том, что он не брал домой полный сценарий после чтения в понедельник и первой репетиции. Он брал только страницы, где находил ФРЕДА: только свои реплики. Поэтому иногда он не понимал шуток. Мы доходили до шутки, и он говорил мне:
  - Это не смешно.
  - Что ты имеешь в виду? - спрашивал я. - Это не смешно? Ты не читал пять других страниц, на которых мы готовились к твоему появлению.
  - О чем ты говоришь?
  - Ты просто читаешь то, что должен сказать, а мы подготавливали тебя, чтобы ты зашел и сказал: "Привет, Этель" и вызвали большой смех.
  - Вы думаете, что "Привет, Этель" смешно?
  - Нет, "Привет, Этель" не смешно, но мы подготавливали эту ситуацию, в которой Этель находится внутри костюма, представляющего вторую половину лошади, и когда ты входишь в дверь, она наклоняется и отворачивается от тебя. Все, что ты можешь видеть, это вторая половина этой лошади - задница лошади - это все, что ты видишь - и ты говоришь: "Привет, Этель", и это смешно.
  - О, да, это смешно!
  Агентом Билла был Уолтер Майерс, замечательный старый парень, который любил своего клиента. Он не имел дела со многими людьми, но обычно заставлял их всех работать. Билл доверял ему. Агент Вивиан Вэнс был еще одной чашкой чая. Он представлял интересы многих крупных имен в бизнесе и считался довольно влиятельным человеком на переговорах, которые мы всегда, казалось, вели с ним.
  Перед началом каждого нового сезона он приходил и говорил мне, что, если Вивиан не получит новый контракт со значительным повышением, он не может гарантировать, что она останется в шоу-бизнесе.
  - Ей нужна такая признательность и стимул, чтобы уберечь ее от нервного срыва.
  Он сказал, что несколько лет назад она долгое время скрывалась на ранчо в Нью-Мексико, прежде чем кто-то смог уговорить ее вернуться к работе.
  Нам всегда удавалось выполнять его условия, и Вивиан стоила всего, что она получала.
  Мейерс не приходил и не настаивал на новой сделке каждый год, но он слышал о переговорах с агентом Вивиан, и, справедливо полагая, что Билл так же важен для шоу, как и она, он говорил мне, что если Вивиан получит новый контракт и повышение, он считал, что было бы справедливо, чтобы я в то же время подумал и о Билле.
  Я говорил ему: - Расслабься, Уолтер, не беспокойся о Билле. Я буду заниматься его действиями за тебя. Я обещаю тебе, что все, что получит Вивиан, получит и Билл.
  Он останавливал меня на съемочной площадке и спрашивал: - Как у нее дела в следующем сезоне?
  - Меня убивают! - Я отвечал.
  - Это хорошо, а?
  - Да, это хорошо.
  Когда мы наконец перестали снимать "I Love Lucy", Фред Макмюррей подписал Билла на "My Three Sons" (Трое моих сыновей), в котором он играл того же типа сварливого персонажа.
  Спонсором этого шоу была автомобильная компания, и Биллу выдали машину для личного пользования. Однако это создало проблему. В прошлом у Билла было много штрафов за нарушение правил дорожного движения, и в конце концов у него забрали водительские права за вождение в нетрезвом виде, и он так и не смог получить еще одни. Водитель такси "Yellow Cab" стал его приятелем.
  Desilu снимал шоу Мак Мюррея, и я всегда сталкивался с Биллом на съемочной площадке. Однажды он остановил меня и сказал: - Пойдем со мной, я хочу показать тебе мою новую машину и шофера.
  Пошел с ним и встретил очень красивую, сексуальную молодую куколку - его шофера.
  У Билла случился сердечный приступ, и он умер 3 марта 1966 года. Его службы проходили в католической церкви Доброго самаритянина на бульваре Сансет в Голливуде. Фред Мак Мюррей и я были парой носильщиков гроба впереди. Это был очень тяжелый гроб и очень жаркий день. Мы оба вспотели и устали.
  Посмотрел на Мак Мюррея и сказал: - Я знаю, что Билл там, наверху, смотрит вниз, как мы боремся с этим чертовым гробом, потеем, ломаем себе спины, и я готов поспорить, что он смеется как черт.
  Я любил Билла, и знаю, что американцы, которые смотрели наши шоу, тоже его любили.
  
   30
  15 октября, день нашего телевизионного дебюта, приближался неумолимо. Сценаристы писали замечательные сценарии, и мы выбрали Фреда. Но нам еще предстояло кое-что сделать, прежде чем сможем начать съемки и уложиться в эту дату.
  Пошел на CBS и попросил у Гарри Акермана помощи. Он знал, кто мог бы стать моим менеджером по производству или помощником продюсера, в общем называйте как хотите?
  Гарри сказал: - Я думаю, Эл Саймон, может подойти. Я назначу вам дату встречи с ним.
  Он также рассказал мне, что мистер Саймон принимал участие в некоторых съемках "Шоу Граучо Маркса" и в других небольших кинопроектах для телевидения.
   Я познакомился с этим ярким, молодым, энтузиастичным, изобретательным и добросовестным человеком.
  Его заинтересовало то, что мы пытались сделать.
  После той первой встречи понял, что он тот человек, который не побоится взяться за что угодно. Саймон стал нашим менеджером по производству.
  Нам нужен был режиссер, человек, который знал, как перемещать эти несколько камер и брать нужный ракурс для каждой сцены.
  Также решили, что лучше всего подойдет тот, кто работал в прямом эфире перед аудиторией. Единственная сложность, с которой сталкивается режиссер прямого эфира заключалась в том, что он не может увидеть, что снимает, пока не завершит съемки.
   Тогда у нас не было мониторов в кабине, как сейчас в прямом эфире. Ему приходилось работать с пола, смотреть через объективы, чтобы найти то, что он считал нужным для конкретного кадра, проверять, отмечать и передавать своему координатору камеры.
  Этим парнем стал Марк Дэниелс, молодой человек, который сделал много хороших прямых эфиров в Нью-Йорке. Его координатором камеры была его жена, очень эффективная молодая леди, и они хорошо работали вместе. Для звука мы ничего не могли использовать из звуковых отделов киностудий, потому что все, что записывалось во время съемок, это диалоги; а после, в комнате дубляжа, добавлялась музыка, звуковые эффекты и все остальное, что им нужно было для фона.
  Мы также нуждались в ком-нибудь с радио, чтобы одновременно микшировать диалоги, реакцию публики, звуковые эффекты и музыку во время съемок перед публикой. В конце концов остановились на Кэме Маккалоу из "Glen Glenn Sound".
  Одной вещью, о которой мне не нужно было беспокоиться, это то, как шоу будет сниматься. Знал, что Папа работал над этим довольно долгое время, проектируя различные виды освещения; и к тому времени, как мы были готовы, он тоже был готов.
  Мы также нуждались в первом помощнике режиссера. Опять же, в молодом человеке, который не был бы связан старомодными голливудскими идеями о том, как снимать кино, и который мог бы приспособиться к нашей технике. Нам повезло найти Джеймса Пейсли.
  Также нуждались в монтажере, и он должен был быть свободен от любых предвзятых идей о том, как монтировать это шоу.
  Конечно, нам нужен был художник-декоратор и музыкальный директор. Я знал, что не могу играть Рики и посреди сцены давать слабую долю для музыкальной реплики. Нам также нужны были аранжировщик, автор текстов, композитор, художник по костюмам, эксперт по спецэффектам, реквизитор; костюмеры, гримеры, парикмахеры и уборщик.
  Последний пункт звучит как мелочь, но для того, как мы пытались сделать наше шоу, уборщик был очень важен. Новые полы, которые мы собирались положить на двух сценах в "General Service", должны были быть действительно чистыми и гладкими, чтобы камеры могли двигаться так, как им нужно, без окурков, спичек или чего-то еще. Это невероятно, скачок в фильме, когда камера наезжает на маленькую спичку.
  У нас был чертовски классный парень, Лу Джейкоби. Он не только заботился об этом, но и нашел себе много других работ. Следил за тем, чтобы кулеры с водой были полны каждый день, а также чтобы у нас были пончики и кофе. В первый день репетиции, чтобы стулья всегда были под рукой для актеров. Если я простоял некоторое время, то внезапно оглядывался вокруг и Лу оказывался позади меня со стулом и говорил: - Садитесь, босс.
   Он был молодцом.
  У всех в команде были наушники, чтобы получать сигналы из кабинки. Однажды Пейсли, наш помощник режиссера, устроил Джейкоби ад, потому что на сцене было место, которое не было достаточно убрано. Джейкоби повернулся к нему и сказал: - Откуда я должен знать, что делать? У меня нет никаких наушников.
  Наш уборщик Джейкоби действительно доказал, что это должна быть командная работа.
   Любой из этих людей, которых я упомянул, должен был выполнять свою работу, и, если кто-либо из них этого не делал, все шоу падало на землю.
  Несколько лет спустя, когда спродюсировал картину для MGM под названием "Forever, Darling", Джейкоби снова доказал свою ценность.
  Я сказал "Metro", что наша кинокомпания "Zanra" могла бы снять это за миллион долларов, если бы делали это на нашей студии, а не в MGM. Эдди Мэнникс, который отвечал за этот отдел в MGM, не думал, что я справлюсь.
  Мы начали "Forever, Darling" (Навсегда дорогая) в понедельник. Мэнникс позвонил мне в одиннадцать часов утра.
  - Как у вас дела? - спросил он.
  - У меня все хорошо, мистер Мэнникс. Мы опережаем график на три дня.
  - О чем, черт возьми, вы говорите? Как вы могли опередить график на три дня? Вы начали снимать только сегодня утром.
  - Я знаю это, но мы опережаем график на три дня.
  Мистер Мэнникс был очень мудрым человеком, поэтому после паузы он сказал: - Ты сукин сын, кубинец, ты снимал тесты.
  - Да, сэр!
  Он имел в виду, что во всех пред производственных бюджетах у них было достаточно денег на три дня, чтобы протестировать одежду, декорации, освещение, грим и прическу. У меня был Гарольд ("Липпи") Липштейн, лауреат премии "Оскар", в качестве оператора-постановщика.
  - Вам нужны эти три пред производственных дня, чтобы узнать, как одежда Люси будет смотреться на фоне декораций, или какое освещение вы используете в этом фильме?
  - Они не нужны, - ответил Липштейн.
  - Тогда для чего мы их делаем?
  - Мы всегда так делаем.
  - Слушай, Липпи, - сказал я, - почему бы нам не включить звук? Это все, что нам нужно. У нас есть актеры, у нас есть одежда, у нас есть декорации, а у вас есть камеры и свет. Почему бы нам не снять "картину" за эти три дня, а не просто тесты? Если что-то пойдет не так и вы не будете удовлетворены, я обещаю вам, что мы переснимем ее.
  - Меня это устраивает, - сказал он.
  Мы сняли картину менее чем за миллион долларов. После того, как закончили, мистер Мэнникс спросил, не против ли я приехать и встретиться с ним и его производственными людьми в MGM.
  - Конечно, нет, мистер Мэнникс, в любое время, когда захотите.
  Там был его главный финансовый менеджер по производству на протяжении многих лет, Дж. Дж. Кон, и еще несколько помощников.
  Мистер Мэнникс сказал: - Я знаю, как вы сэкономили кучу денег, используя эти три дня тестов, чтобы получить хороший кусок изображения. Я не знаю, почему, черт возьми, мы никогда об этом не думали. Но есть еще несколько вещей, о которых я хотел бы тебя спросить. Они довольно специфичны.
  - Продолжай.
  - Когда звенит звонок и двери на сцену должны быть закрыты, прежде чем ты начнешь снимать, кто за это отвечает?
  - Лу Джейкоби, - сказал я, - он за это отвечает.
  - Лу Джейкоби?
  - Верно.
  - Хорошо. Когда ты заканчиваешь снимать на съемочной площадке в конце дня и тебе нужно вернуться на ту же самую съемочную площадку на следующий день, но к этому времени эта съемочная площадка уже пыльная и, скажем, там есть цветы, которые выглядят увядшими, кто отвечает за то, чтобы эта съемочная площадка была такой же чистой и эти цветы такими же свежими, как и накануне?
  - Лу Джейкоби, он за это отвечает.
  - Понятно, - взглянув на Дж. Дж. Кона. - У вас на сцене есть кулеры с водой, чтобы актеры, статисты и съемочная группа могли попить воды?
  - Конечно, есть.
  - Кто отвечает за то, чтобы они были заполнены и находились в хорошем рабочем состоянии?
  - Джейкоби этим занимается.
  - Угу. Скажите, что вы на месте, и это очень ранний вызов. У вас есть кофе, пончики, сладкие булочки и тому подобное для съемочной группы и актеров, когда они только прибудут туда, перед началом работы?
  - Конечно, есть, мистер Мэнникс.
  - Кто отвечает за то, чтобы все это было там?
  - Джейкоби.
  Затем мистер Мэнникс повернулся к Дж. Дж. Кону и его помощникам и сказал: - Вся эта встреча была посвящена тому, чтобы попытаться выяснить, как мы можем удерживать наши нижестоящие расходы, как это делает компания Деси, "Zanra".
  Ответ очень прост. Все, что нам нужно сделать, это получить Джейкоби.
   31
  Тем временем, на ранчо, миссис А. приводила себя в форму для очень напряженной работы, которая нам предстояла, и в то же время наслаждалась заботой о нашей маленькой дочке в комфорте и уюте в доме.
  Единственное, что не очень хорошо работало, была моя программа по разведению скота. Все эти куры и цыплята, которых мы купили, теперь ходили на костылях. Люси дала им имена и сделала их домашними животными.
  Когда я предположил, что из пары этих кур, вареных в течение четырех дней, получился бы хороший суп, она пришла в ужас, и назвала меня убийственным монстром.
  В канун Рождества на Кубе мы едим жареного поросенка вместо традиционной индейки, которую здесь едят. Я купил маленького поросенка за несколько месяцев до предстоящего Рождества и очень хорошо его откормил, но перед праздником, он стал "Маленьким Санчо". Поэтому у нас была индейка.
  Герцогиня Девонширская все еще была с нами, становясь больше и толстее. Если бы я предложил ее зарезать, Люси бы меня убила.
  Старался приходить домой как можно раньше каждый вечер из студии, просто чтобы иметь возможность подержать свою маленькую девочку на коленях в кресле-качалке, которое у меня было в детской. Люси не давала ей спать, пока я не приходил домой. Она не считала важным, ложится ли маленькая Люси в семь, восемь или девять часов, лишь бы она отдохнула.
  Она укутывала малышку для меня в постельное белье. Я держал маленькую Люси у себя на груди, прижимая ее щеку к моей, и качал взад-вперед. Когда это делал, она ворковала, смеялась, играла с моими ушами, носом и губами, дергала меня за волосы и тыкала мне пальцем в глаз.
  Мне очень хотелось проводить больше времени с ней и с Люси на ранчо. Но к настоящему периоду элемент времени стал нашим самым большим беспокойством, особенно потому, что еще не нашли Этель.
  Трудно понять, почему мы этого не сделали. Кинобизнес не процветал, и, безусловно, было много доступных актрис, но по какой-то причине ни одна из тех, кого рассматривали, не была приемлемой. Некоторые из них не подходили для роли жены Билла, какие-то Люси вообще не нравились, у других не было никакого опыта на сцене, что сразу же их исключило. Им нужно было привыкнуть работать перед публикой.
  Примерно за неделю до начала съемок. Марк Дэниелс, наш режиссер, пришел ко мне и сказал, что, по его мнению, у него есть действительно хорошая возможность для Этель, Вивиан Вэнс, которую он знал раньше по телевидению и на сцене, и теперь она выступала в "La Jolla Playhouse".
  Театр "La Jolla Playhouse" являлся летним. Им руководил Мел Феррер, Грегори Пек и несколько их друзей в качестве художественного проекта, а не коммерческого.
   С нетерпением ждал встречи с мисс Вэнс. По какой-то причине не смог приехать до субботнего вечера. Марк Дэниелс, Кенни Морган, Дон Шарп и я поехали в Ла-Хойю, чтобы посмотреть Мисс Вивиан в "Голосе черепахи".
  Она играла очень саркастичную стерву в этой пьесе. Это было не то, что вы бы назвали кастингом для Этель. Тем не менее, сразу после того, как увидел ее в первой сцене, понял, что мы нашли Этель.
  Вивиан была такой замечательной актрисой, такой честной. Каждая реплика, реакция, каждое ее движение были просто идеальными. Не мог дождаться, чтобы попасть за кулисы и поговорить с ней. Уверен, что Марк звонил ей раньше и объяснял, что мы делаем и в чем заключается роль. Но я никогда не встречался с этой леди.
  После шоу пошел за кулисы, поговорил с ней и тут же подписал с контракт на роль Этель.
  Когда мы ехали обратно в Лос-Анджелес - было уже раннее утро воскресенье, мы должны были начать репетировать первый эпизод "I Love Lucy" в следующий понедельник утром - ударила молния.
  - О, Боже, что я наделал? Предположим, Люси она не понравится? Что, черт возьми, мне тогда делать?
  Мог бы попросить мисс Вэнс прийти в студию, почитать с нами, встретиться с Люси и посмотреть, как они поладят, но я был так уверен, что она подходит для роли Этель, что просто не подумал ни о чем другом, кроме как подписать с ней контракт.
  Пришел домой рано утром в воскресенье и сказал Люси, что мы нашли идеальную актрису на роль Этель.
  - Кто? - спросила она.
  - Вивиан Вэнс, - ответил я.
  - Кто, черт возьми, она?
  - Никто, кого ты могла бы знать. Я видел ее в театре "La Jolla Playhouse" вчера вечером, и она такая хорошая актриса, что уверен, она будет замечательной с тобой.
  К счастью, это была любовь с первого взгляда. Когда они встретились в понедельник утром, и мы все сели и читали вместе, это было просто идеально.
  В этот раз мне очень повезло.
  Мы никогда не смогли бы найти никого, кто сыграл бы Этель лучше или даже так хорошо, как Вивиан Вэнс. Она была великолепна в этой роли. Вивиан была такой хорошей актрисой, что заставила себя стать Этель.
  Еще она очень хорошо ладила со старым Биллом. Никогда не чувствовала к нему никакой враждебности. Просто решила, что он засранец, и слишком старый, чтобы изменить свои привычки. Я где-то читал в одном из интервью Вивиан об актерском составе- кастинге "I Love Lucy": "Теоретически наше шоу состояло из трех неудачных кастингов и одного случая идеального кастинга, Люси. Я всегда играла сложные роли "другой женщины" в музыкальных комедиях, Билл Фроули был водевилем, а Деси - руководителем оркестра".
  Действительно не могу спорить с мнением Вивиан. Наш кастинг, конечно, не соответствовал норме, но, возможно, именно это и сделало его хорошим. Все, что знаю, это то, что химия, которая возникла между этими четырьмя персонажами - Люси, Этель, Фредом и Рики - была, уверен, одной из причин успеха "I Love Lucy".
  Телевидение - это люди, и телезрители должны узнать этих людей и полюбить их, прежде чем приглашать их к себе домой неделю за неделей.
  
   32
  Многое произошло с тех пор, как мы с Люси решили отправиться в театральный тур, чтобы узнать, понравится ли американскому народу наша командная работа.
  Звонок на стартовых воротах вот-вот прозвенит!
   Это был вечер, когда мы должны были осуществить наше первое шоу. Сделали все возможное, чтобы попытаться сотворить его
  успешным.
  Привлекли лучших людей, которых могли, в помощь. Папа был готов, его операторы, Марк Дэниелс тоже, мой оркестр на сцене, играя под руководством Уилбура Хэтча, декорации выглядели великолепно, все были в гриме, и нервничали.
  Никто на самом деле не знал, будет ли эта система или техника, "этот" способ делать наше шоу удачным, включая меня. Нас было полно руководителей CBS, руководителей агентств и представителей прессы. Очередь тянулась вокруг всего квартала из людей, ожидающих, чтобы попасть внутрь. Билетерши, которых мы получали от CBS каждую неделю, следили за тем, чтобы все было чисто, и раскладывали подушки на трибунах, которые мы построили.
  За кулисами Люси, Вивиан, Билл и я обсуждали последние детали с нашим директором. Помню, что плотники все еще работали молотками.
  В этот момент джентльмен из санитарного отдела, департамента, здравоохранения и социального обеспечения хотел поговорить со мной. Я подошел к нему и сказал, - рад, что ты смог прийти на наше открытие.
  - Я не думаю, что вы можете пойти и сделать это шоу сегодня вечером, - ответил тот.
  - Что вы имеете в виду?
  - Ну, согласно нашим правилам, у вас должно быть два туалета, один для женщин и другой для мужчин, на определенном предписанном расстоянии от того места, где сидят зрители. У вас есть один для мужчин на этом расстоянии, но ни одного для женщин. Я не могу пустить эту публику, если у вас нет обоих.
  Я позвал Кенни Моргана. - Вы пойдете с этим джентльменом и посмотрите, сможете ли вы найти туалет, приемлемый для его отдела, чтобы женщины могли ходить?
  Вернулся на встречу с писателями, актерами и остальной частью нашей группы. Немного позже этот парень и Кенни пришли и сказали, что нашли один.
  - Все в порядке? - спросил я. - Тогда все в порядке?
  - Мы не знаем, - ответил Кенни. - Единственное, что находится на правильном расстоянии от зрителей, - это туалет в гримерке Люси.
  Джесс подошла к нам и спросила: - О чем, черт возьми, вы, ребята, говорите? Мы собираемся выступить и дать свое первое шоу, а вы ищете туалет?
  - Правильно, Джесс, мы должны предоставить место, где женщины из нашей аудитории могли бы пописать, или в котором, если они почувствуют необходимость сделать это, и единственное, что находится на правильном расстоянии от наших зрителей, чтобы соответствовать правилам санитарного отдела, здравоохранения и благополучия, - это туалет в гримерке Люси.
  Люси заговорила. - Это не проблема. Скажите женщинам, чтобы они были моими гостями.
  Затем я спросил мужчину, можно ли теперь пропустить зрителей в наш маленький театр.
  - Да, продолжайте, - ответил он.
  - Большое спасибо.
  Джесс тогда сказал мне: - Эти люди были там на двадцать или тридцать минут дольше, чем предполагалось, и мы, черт возьми, не хотим ворчливую, недовольную аудиторию. Они не отреагируют хорошо на наши шутки, так почему бы вам не выйти и не разогреть их?
  - Что, черт возьми, это значит, разогреть их?
  - О, ради Христа, сказал он, - выйдите туда, поприветствуйте, заставьте их почувствовать себя как дома, расскажите о технике, которую мы используем для съемки нашего шоу, затем добавьте несколько шуток, чтобы настроить их на смех. После этого представьте актеров, и мы начнем снимать.
  - Хорошо, я попробую.
  Вышел. Играла группа, и публика усаживалась на свои места. Заметил, как Кенни заботился обо всех руководителях (которых оказалось очень много) и прессе. Это было волнительно. Премьера всегда волнительна и нервирует. Она даже превзошла нью-йоркский показ "Too Many Girls". По крайней мере, там мне нужно было беспокоиться только о своем выступлении. Эбботт позаботился обо всем остальном.
  Джейкоби убрал, вытер и, по-моему, даже вылизал полы. Они буквально блестели.
  Делла Фокс, которая никогда не была слишком спокойной, оказалась на грани срыва, пытаясь убедиться, что вся нужная одежда, обувь для съемок актеров готова.
   Я поприветствовал людей. Объяснил, что они увидят, как мы станем делать спектакль, который в то же время будет сниматься. Сказал, чтобы они не беспокоились о камерах на полу или людях, работающих с ними. Также уверил, что камеры, независимо от того, какие движения они должны будут сделать, никогда не станут прерывать или закрывать их линию обзора. Затем подумал, что мог бы также пошутить об этом, потому что были моменты, когда съемка немного нарушала мои обещания.
  - Я покажу вам, что я имею в виду. Предположим, я сижу здесь, в этой гостиной (я сел в низкое кресло), и режиссер скомандовал камерам придвинуться и снять это.
  Говоря это, я дал сигнал всем трем операторам подойти ко мне и окружить меня. К тому времени, как они добрались, зрители вообще не могли меня видеть.
  - Вы понимаете, что я имею в виду? Камеры ни в коем случае не будут прерывать вашу линию обзора.
  Это вызвало большой смех. Я не знал, что ничего плохого не случится во время шоу, но, возможно, лучше было затронуть сейчас, чем не упомянуть об этом вообще. Все сработало хорошо, и я стал использовать это в каждой разминке перед шоу с тех пор.
  -Мне сказали рассказать вам несколько забавных историй, чтобы поднять настроение. Я знаю одну забавную историю. С нами был старый водевиль в течение нескольких недель во время нашего первого театрального тура. Слышал эту историю так много раз, что, кажется, знаю ее довольно хорошо. Вот как это происходит:
  - Красивая семнадцатилетняя девушка плавала в озере поздно вечером, когда услышала голос: - Девушка, красивая девушка, иди сюда.
  Девушка огляделась, но никого не увидела. Она спросила: - Кто меня зовет? Я никого не вижу.
   Голос снова произнес: - Я здесь, на вершине этой скалы.
  Девушка подплыла к ней. Там сидела маленькая черепаха. Молодая, красивая девушка спросила у нее: - Это ты меня звала?
  -Да, я звала.
   - Как так? Ты черепаха и умеешь говорить!
  - Я не всегда была такой. Раньше была сержантом армии, но какая-то ведьма наложила на меня проклятие и превратила в черепаху. Причина, по которой я позвала тебя сюда, в том, что ты можешь мне помочь.
   Девушка поинтересовалась: - Чем я могу тебе помочь?
  - Если ты возьмешь меня к себе домой и позволишь спать в твоей кровати под подушкой, к завтрашнему утру снова стану сержантом армии.
   - Я не думаю, что смогу это сделать.
  - О, пожалуйста, ты должна это сделать. Я так устала быть черепахой, Мне просто нужно вернуться в армию. (Полагаю, что это какая-то сумасшедшая черепаха.)
  - Хорошо, - ответила молодая красивая девушка, - я помогу тебе. Она взяла маленькую черепаху домой, положила в постель и оставила ее там на ночь.
  На следующее утро в комнату вошла ее мать, и увидела в кровати, прямо рядом с ее дочерью, лежал этот очень красивый сержант армии ростом шесть футов два дюйма.
  - И, вы знаете, до сих пор мать этой девушки не верит в историю о черепахе?
  После этой истории представил актерский состав зрителям - Билл Фроули в роли Фреда Мерца, Вивиан Вэнс в роли Этель, а затем: - Вот моя любимая жена, мать моего ребенка, вице-президент "Desilu Productions" - я президент - моя любимая рыжеволосая девушка, которая играет Люси, Люсиль Болл!
  И она вошла с развевающимися рыжими волосами, пока оркестр играл тему "I Love Lucy", и, поверьте мне, она так же хороша, как Хоуп, Джолсон или Шевалье в том, чтобы захватить аудиторию. Люси подошла и поцеловала Билла и Вивиан, потом поспешила ко мне и сказала: - Как дела, у красавца-кубинца? - и отправила воздушный поцелуй зрителям. Вся атмосфера была радостной, карнавальной.
  Затем голос из кабинки. - Пожалуйста, займите свои места для первой сцены... камеры приготовьтесь... включите звук... Включай пленку... теперь идите и сделайте для нас сегодня хорошее шоу. Мотор!
  Мы стартовали - "Я люблю Люси" был запущен. Трудно поверить, насколько гладко все прошло в тот вечер, механически и в плане исполнения. Все это казалось легким, что только доказывает, что требуется много усилий, чтобы что-то выглядело легким.
  Руководители сети, спонсор, рекламщики и пресса оказались очень лестными. У нас была вечеринка на сцене после премьеры. Мы все праздновали и пили. Но я все еще не имел ни малейшего представления о том, что у нас на камерах. Нам пришлось ждать, пока пленка отправится в лабораторию и будет обработана, прежде чем мы узнаем, что получилось.
  Когда посмотрел запись на следующий день, понял, что Марк и все остальные проделали отличную работу. Я знал, что у нас было шоу, чертовски прекрасное, и что "этот" способ сработал, и сработал лучше, чем любой другой, который использовался раньше для телевизионной комедии.
  Взял первые два шоу, которые мы отсняли, и показал их в кинотеатре в "Риверсайде", городе в округе Ориндж, примерно в сорока милях от Лос-Анджелеса. Убедился, что фильм, который там шел, оказался чертовски хорош. Реакция публики в театре и в кинотеатре на наше шоу была настолько одинаковой, что мы не могли разобрать смех нашей аудитории в студии. Смех публики в кинотеатре покрывал его в тех же местах.
  Это был хороший тест. Он убедил меня, что наша система, помимо того, что выполнила просьбу CBS - чтобы Люси работала перед публикой - также показала нам, какое шоу у нас было каждую неделю - смешное, очень смешное. Или, возможно, если это было не так, у нас было время исправить любые шутки или рутины, которые не сработали, прежде чем они пошли по сети.
  Не думаю, что кто-то может точно сказать, какой смех вызовет реплика. Вы можете сидеть в проекционной комнате и говорить: - Добавьте немного хихиканья сюда, хорошего смеха сюда, - но в "Я люблю Люси" было так много рутин, которые вызывали долгий и громкий смех, который я бы не осмелился вставить. У меня не хватило бы смелости сделать это. Еще одним преимуществом живой аудитории было то, что актеры должны были знать свои роли наизусть и быть готовыми к ним, и, проходя действие в непрерывности, мы подхватили спонтанность, которая тогда была только найдена в живых шоу.
  Постпродакшн каждого из этих шоу требовал от четырех до пяти недель, прежде чем он был готов к отправке. Я всегда работал над восемью или девятью шоу одновременно, каждое на разной стадии пре- или постпродакшна.
  Идеи нового шоу, первый черновик сценария, окончательный черновик другого, шоу, которое мы репетировали и снимали на той неделе, монтаж другого шоу, интеграция рекламы в одно или два других, дубляж другого и проверка композитной печати других. Из всех этих различных стадий монтаж занимал слишком много времени. Для получасового шоу в те дни мы монтировали ввод- развлекательная часть, то есть без рекламы, титров и перерывов на станции, до 24 минут и 30 секунд. Сегодня это даже меньше. Сети, местные станции, спонсоры, профсоюзы, требующие кредита для чертовски большего количества людей, сократили развлекательную часть до 22 минут. Обычно мы снимали не менее 29 или 30 минут и много раз превышали это, что означало, если мы использовали только три камеры - минимум, которые могли использовать - нам приходилось просматривать 90-100 минут пленки, прежде чем начинать монтировать шоу. Это занимает довольно много времени, и к тому же, когда мы запускали камеру A полностью, затем камеры B и C, мы забывали, какой угол у нас был на камере A в одном и том же месте.
  Я обнаружил, что провожу пять, шесть, семь часов в день или в ночь в проекционной с нашим монтажером, Дэнни Каном. Люди, работающие на прямом телевидении, смотрели на все три угла одновременно через свои мониторы. В киноиндустрии были те же старые "Moviolas", способные одновременно показывать только один кусок фильма.
  Я спросил Эла Саймона: - Почему мы не можем поставить три "Moviolas" вместе и синхронизировать их с одной звуковой дорожкой, чтобы мы могли смотреть со всех трех углов, вернуться ко всем трем или только к одному или двум или что бы нам ни пришлось сделать? Это сэкономило бы Дэнни и мне три или четыре часа в день в проекционной.
  Эл нашел какого-то парня, работающего на людей, которые производили "Moviolas", рассказал ему, чего мы хотим, и спросил, возможно ли это.
  Мужчина сказал: - Не вижу, почему бы и нет.
  Он пошел работать над этим и построил "штуку", три "Moviolas", установленные на чугунной платформе с четырьмя ножками и колесами. Он также имел четыре руки, три из которых тянулись вверх от каждой "Moviola" и могли удерживать тысячефутовую катушку, четвертая также тянулась вверх и в левую сторону от всех трех и была закреплена на куске трубы, прикрепленной к платформе с помощью локтя, зацепляя другой кусок трубы, чтобы удерживать катушку звуковой дорожки.
  Примерно на полтора фута ниже каждого экрана "Moviola" находились еще три руки для приемных катушек камер A, B и C, а также четвертая рука, выровненная со звуковой катушкой для ее приемной катушки. Все три катушки с пленкой были синхронизированы со звуковой катушкой.
  Прямо под платформой находились отдельные педали для каждой из четырех катушек на случай, если вам просто нужно было, чтобы одна камера двигалась назад или остановилась на месте, и одна главная педаль, которая управляла всеми четырьмя одновременно.
  Эта штуковина стала известна как "четырёхглавый монстр "Desilu".
  Парень, который ее построил, хотел сдать ее нам в аренду. Я сказал: -Нет, я не хочу ее арендовать. Я хочу ее купить.
  Эл сказал: - Я дам тебе три с половиной тысячи долларов.
  - Хорошо, покупайте.
  Невероятно, но это был единственный четырёхглавый монстр в городе, пока спрос на него не стал настолько большим, что мы построили второго. Это одна из вещей, которую трудно понять в Голливуде. Они все еще работают с тем же оборудованием, которое Д. У. Гриффит использовал в "Рождении нации".
  Играть Рики в то время было наименьшей из моих целей.
  У меня были серьезные проблемы с бюджетом в 24 500 долларов, которые я обещал CBS. Во-первых, в то время у нас не было большой работы с бухгалтерским отделом или юридическим. Мы еще не были разделены на отделы.
  Я приходил домой вечером, доставал счета, просматривал их и выписывал чеки, чтобы оплатить. Также мы нуждались в некоторых вещах, которые нам приходилось использовать каждую неделю, обычно купал их, а не арендовал. Не знал, что единовременные расходы, такие как система разбрызгивания, расходы на перестройку сцены и установку больших дверей, сидений на сцене, замену поверхности пола, кукол-крабов, четырёхглавого монстра и многих других, должны быть суммированы и разделены между всеми тридцатью девятью шоу. Так и должно быть, но все, что я делал, это оплачивал каждый счет по мере продвижения.
  В результате первое шоу стоило около 95 000 долларов; второе 85 000 долларов; третье 75 000 долларов; и четвертое 60 000 долларов. Затем мне позвонил Гарри Акерман, парень, который одобрил кредит в 50 000 долларов, чтобы начать весь проект. Он сильно подставил свою шею, рекомендуя и одобряя этот кредит. У нас была сделка на 24 500 долларов плюс, что означало, если мы превысим бюджет, то платит CBS, и они немного нервничали в этот момент. (Они больше никогда не предлагали мне такую сделку.)
  К четвертому шоу мы превысили бюджет где-то на 220 000 долларов. Гарри сказал, что Доктор позвонил ему.
  Мы знали, что, когда они говорили "Доктор", они имели в виду Фрэнка Стэнтона, председателя совета директоров CBS.
  Еще одним руководителем CBS был Говард Мейган, чьим крупным проектом в то время являлся Television City, и он хотел, чтобы мы вели шоу в прямом эфире оттуда.
  Гарри сказал мне: - Говард Мейган хочет поспорить со Стэнтоном на пятьдесят тысяч долларов, что CBS потеряет более полумиллиона долларов за первый год "I Love Lucy". Что бы вы хотели, чтобы я сказал доброму Доктору?
  - Скажите ему, что я приму половину ставки.
  - Ты кажешься сильно самоуверенным.
  - Да, ну, я думаю, ты скоро увидишь, как все начнет падать. Я заказывал все по ходу дела, и здесь много расходов, которые не повторяются, которые я должен был амортизировать за все тридцать девять шоу. (Только что узнал от нашего личного менеджера Эндрю Хикокса, что означают это слова.)
  Мы покупали много вещей, которые могли бы использовать снова и снова, не платя компаниям по аренде. В конце концов, отыграли несколько шоу в районе $15 000, другие за $18 000, некоторые даже за $12 000. Тридцать девять шоу обошлись примерно в $9 500 сверх бюджета для всего зала. Так что вместо того, чтобы каждое стоило $24 500, оно стоило $24 750, что было прямо по соседству. Это устраивало всех. А почему бы и нет? Это была выгодная сделка.
  В пресс-релизе Американского исследовательского бюро из Вашингтона, округ Колумбия, в начале 1952 года причина изложена в гораздо более официальных и драматичных выражениях, чем я способен: Отчеты ARB Television Reports раскрывают "I Love Lucy" первое в истории телешоу, которое посмотрели 10 миллионов домов.
  Впервые в истории телевидения регулярно запланированную телепрограмму посмотрели в 10 миллионах американских домов.
  Отчеты Американского исследовательского бюро за апрель рассказывают, что комедийное шоу "I Love Lucy" в понедельник вечером 7 апреля достигло 10 600 000 домов. Объявляя эту цифру, директор ARB Джеймс У. Сейлер сказал, что это "первый" случай для отрасли и важная веха в телепросмотре.
  Программа, которая транслируется на CBS по понедельникам с 9 до 9:30, в главных ролях: муж и жена Люсиль Болл и Деси Арназ. В помимо преодоления отметки в 10 миллионов, "I Love Lucy" стала лучшей программой в стране в апреле с рейтингом 63,2, и это было первое по рейтингу шоу практически в каждом крупном городе. Программа выходит на 62 из 64 телевизионных рынков, но фактически находится в пределах досягаемости зрителей во всех 64 областях.
  Директор ARB Сейлер также отметил, что, хотя программа достигла 10 600 000 домов, в среднем 2,9 зрителя смотрели ее на каждом телевизоре. Это означает, сказал он, что шоу посмотрели 30 740 000 человек - почти пятая часть населения страны. Из них, согласно данным дневника ARB, 32% или 9 836 800 были мужчинами, 44% или 13 525 000 были женщинами и 24% или 7 377 600 были детьми.
  "I Love Lucy" дебютировал на телевидении в этом сезоне и впервые был оценен в ноябре. Отчет ARB за этот месяц показывает, что он охватил 5 050 000 домов, имел 50 точек и рейтинг 38,5 - 16-я по популярности программа в стране. В декабре он поднялся на 7-е место в рейтинге ARB; в январе и феврале он был пятым, и в марте он стал вторым по рейтингу программой в стране.
  Сводка показателей ARB из шести отчетов, охватывающих "I Love Lucy", показывает, что программа увеличила свой рейтинг на 24,7 пункта за период, более чем удвоила количество домов, которые она охватывает, и добавила 17 миллионов зрителей к своей аудитории.
  4/30/52
  Я всегда задавался вопросом, как выглядит зритель 0,9.
  
   33
  Мы собирались начать снимать второй сезон, в начале 1952 года, когда Люси пришла ко мне и сказала: - Привет, отец, у меня есть новости для тебя. Я снова беременна.
  Мы были так счастливы, что не могли в это поверить. Десять лет как хотели детей, и все, что могли получить, являлись кошки, собаки, пчелы, старые куры и герцогиня Девонширская, и вот это произошло через девять месяцев после рождения нашей прекрасной девочки, и Люси снова была беременна.
  Когда мы успокоились, я сказал: - Господи, мне лучше рассказать об этом Джесс Оппенгеймер.
   Договорился о встрече с ним и сказал, что есть ситуация, о которой нам нужно подумать.
  - Что это? - спросил он.
  - Люси снова беременна.
  - О, Боже, - ужаснулся он, - что мы будем делать?
  Я рассмеялся и ответил: - Что ты имеешь в виду, что мы будем делать? У нее будет ребенок. Что бы ни нужно было с этим сделать, мы с Люси уже сделали это.
   - Да, но как насчет шоу? - спросил он. - Ты же знаешь, какой большой она становится. Мы не сможем скрывать это больше пары месяцев.
  - Я знаю. А как насчет того, чтобы Люси Рикардо родила ребенка в рамках нашего шоу в этом году?
  - Они никогда тебе этого не позволят, - ответил он.
  - Почему не позволят? И кто такие "они"?
  - Знаешь - спонсор, сеть, рекламное агентство.
  - Ну, я не вижу, почему бы и нет, - ответил я. - Что плохого в том, что у Люси Рикардо есть ребенок? Люси и Рики женаты. Она беременна. Мы никак не можем скрыть этот факт от зрителей. Мы уже подписали контракты. Это шоу номер один в эфире. Есть только один способ сделать это - у Люси Рикардо будет ребенок.
  - Это был бы адский трюк, - сказала Джесс, - если бы они вам не позволили.
  Позвонил в агентство "Biow" и рассказал им ситуацию. Они сказали: - Вы никак не можете этого сделать. Вы не можете показывать беременную женщину по телевидению.
  Позвонил в CBS. У них был тот же ответ, как и у людей из Philip Morris. Сколько бы я ни утверждал, что Люси и Рики поженились, что для них естественно иметь ребенка, - Что, черт возьми, в этом может быть плохого?
  Они не соглашались. Хотели, чтобы мы делали шоу, не показывая, ее беременность.
  Они спросили: - Вы можете спрятать ее за стульями или чем-то еще?
  - Я никак не могу скрыть беременность Люси. К осени она станет такой же большой, как дирижабль "Goodyear". И я все еще не понимаю, что плохого в том, что у нее будет ребенок в шоу в роли Люси Рикардо.
  Ну, я ничего не мог добиться.
  Они наконец сказали: - Вы можете просто сделать одно или два шоу об этом?
  - Нет, так нельзя. Нам нужно по крайней мере восемь или десять шоу, чтобы сделать их честными и хорошими, и иметь какую-то преемственность в сериале. Во-первых, она должна сказать Рики, что у нее будет ребенок.
  Люси и Рики, в нашей истории, женаты уже более десяти лет, не имея ребенка, так что это должно быть отличной новостью для семьи Рикардо, и мы не смогли бы сделать это должным образом, не создав одно целое шоу именно об этом. Затем, даже если охватим последние шесть месяцев ее беременности в восьми или десяти шоу, мы, конечно, не сможем сделать их забавными, сентиментальными, честными и реальными гораздо меньше, чем за восемь шоу.
   Альфред Лайонс, председатель совета директоров Philip Morris, не был в Соединенных Штатах. Он был в Англии. Замечательный, мудрый старый джентльмен, всегда был очень добр к нам и очень понимал нас.
  Он посетил ранчо в Чатсворте вскоре после того, как купил наше шоу. Когда он впервые встретил Люси в нашем доме, она чувствовала себя не очень хорошо. Он вошел в спальню, Люси лежала на кровати, в прекрасной кофте, читала книгу и курила "Честерфилд", факт, который она не могла скрыть, потому что на ночном столике рядом с ней стоял целый блок "Честерфилд", уставившийся на Лайонса.
  Он принял это очень изящно и после "приветствую вас" и "приветствую вас" ты - чувствуешь и надеешься - ты - на - сносях - он добавил: - Это очень смешная шутка.
  - Что? - спросила Люси.
  - Поставить коробку "Честерфилд" на ночной столик.
  - О, Боже! - ужаснулась Люси.
  Когда мы вышли из комнаты, он сказал мне: - Послушай, если она должна курить "Честерфилд", убедись, что ты кладешь их в упаковку Philip Morris и в коробку Philip Morris.
  Мы делали это некоторое время, пока однажды я не сказал нашему реквизитору не менять их и посмотреть, заметит ли она. Она не заметила. Мы больше не меняли их.
  Решил написать письмо мистеру Лайонсу и объяснить всю ситуацию с беременностью Люси и то, как я хотел отнестись к этому в шоу, как все эти люди были против этого, включая его сотрудников Philip Morris, его рекламное агентство и сеть.
  Мистер Лайонс, я думаю, все сводится к вам. Вы тот человек, который платит деньги за это шоу, и я думаю, мне придется сделать все, что вы решите. Я хочу убедиться, что вы понимаете только одно. Мы дали вам шоу номер один в стране, и до сих пор творческие решения были в ваших руках. Ваши люди сейчас говорят нам, что мы не можем этого сделать, поэтому единственное, что я хочу от вас, если вы не согласны с ними, - это чтобы вы сообщили им, что мы не примем их указаний, если только в будущем они также не скажут нам, что делать.
  В этот момент, и если это будет ваше решение, мы перестанем нести ответственность перед вами за то, что шоу стало номер один на телевидении, и вам придется обратиться за этой ответственностью к своим людям, к сети и к агентству "Biow". Большое спасибо за все, что вы сделали для нас в прошлом.
  С уважением.
  Примерно через неделю после того, как я отправил письмо, все споры о "беременных" шоу прекратились. Никто больше не кричал о том, должно ли быть только два или ни одного или восемь шоу, или что-то еще. Подумал, что мистер Лайонс, должно быть, что-то сделал, но не собирался выяснять, что именно. Тот факт, что оппозиция прекратилась, был для меня достаточно хорош.
  Пару лет спустя я оказался в Нью-Йорке и, как обычно, зашел в офис мистера Лайонса, чтобы просто поздороваться с ним и еще раз поблагодарить его за все доверие и сотрудничество в прошлом. Когда уходил, меня остановила у двери его секретарша, леди, которая была со стариком тридцать или сорок лет, и с которой у меня были очень хорошие отношения.
  Она спросила: - Вы когда-нибудь задумывались, почему все споры прекратились, когда вы захотели сделать эти шоу о беременности Люси, и все были против этого?
  - Да, конечно, задумывался. Я подумал, что мистер Лайонс, должно быть, сказал что-то кому-то, но я не собирался задавать слишком много вопросов и, возможно, создавать какие-то другие проблемы. Оставим это в покое, знаете ли.
  - У меня есть памятка, которую я хочу вам показать, - продолжила она, - но никогда не говорите никому, что я вам ее показывала.
  В памятке, отправленной из Англии, было написано: "Того, кого это может касаться: "Не связывайтесь с кубинцем! Подпись: А. Л."
  Я чуть не упал на пол. Какой он был замечательный старик!
  После того, как сопротивление шоу о "детях" прекратилось, мы собрались с Джесс, Бобом и Маделин и изложили то, что, по нашему мнению, должно быть сделано, как мы должны это ввести и сколько выпусков должны сделать. Мы наконец решили, что в первом шоу Люси должна узнать, что она беременна, и рассказать об этом Рики. В восьмом шоу он отвезет ее в больницу, и ребенок родится.
  В промежутке мы могли бы делать шоу о том, как Люси испытывает тягу к странным сочетаниям еды, например, шоколадному мороженому, сардинам и соленьям, смешанным вместе. У Рики возникнут симпатические схватки, и он закажет ту же ужасную смесь, и другие забавные вещи, обычные для беременности, например, Люси не сможет встать с кресла или завязать шнурки. Очевидно, что Рики не должен разговаривать с ребенком, чтобы его или ее акцент не мешал. Если нам нужен был перерыв или два от шоу о беременности, или если нам нужно было продлить период времени, чтобы рождение ребенка Рикардо максимально совпало с фактическим рождением ребенка Арназа, мы использовали повторы прошлых шоу, как будто вспоминали о том, что произошло. Одной короткой сцены было достаточно, чтобы ввести нас в каждый повтор.
  Одним из плюсов для нас стало то, что Люси, наш первый ребенок, родился с помощью кесарева сечения. Так не должно было быть, но в последнюю минуту доктор Джо Харрис обнаружил, что малыш повернулся неправильно, и он не хотел рисковать.
  Она была хорошей крупной малышкой, и он был очень рад, что решил оперировать, потому что Люси появилась на свет примерно на две недели позже. Если бы мы потеряли того второго ребенка после потери первого, это было бы такой трагедией, что я не думаю, что мы смогли бы это вынести.
  Каждый день своей жизни, когда думаю о прекрасной нашей дочери, я благословляю доктора Харриса и благодарю Бога.
  Люси, у которой было кесарево сечение, также должна была рожать своего следующего ребенка через кесарево. Зная это, мы спросили доктора Харриса, когда он думал, что ребенок родится. Он сказал, что это произойдет где-то в январе 1953 года. Мы начали отсчет с середины января и решили, что в одном шоу в октябре 1952 года Люси скажет Рики, что она беременна.
  Нам не нужно было идти неделя за неделей. В написанном мы могли сказать, что это было на следующий день или в следующем месяце.
  Мы посчитали, что с восемью шоу о ребенке и, возможно, одним, двумя или тремя повторами, мы сможем охватить оставшуюся часть беременности, ведущую к рождению ребенка Рикардо, и довольно близко подойти к рождению нашего собственного ребенка.
  И вот так все было распланировано.
  Еще одна вещь, в которой мы хотели убедиться, это то, что не сделали и не сказали ничего, что могло бы оскорбить нашу телевизионную аудиторию каким-либо образом. Поэтому позвонил кардиналу Джеймсу Макинтайру, который был нашим главным человеком здесь. А также позвонил раввину Эдгару Магнину и протестантскому лидеру, занимающемуся телевидением, преподобному Клифтону Муру из Голливудской пресвитерианской церкви. Объяснил каждому из них, чем мы занимаемся, и попросил их назначить кого-нибудь, кто будет с нами в течение всего этого периода, чтобы читать сценарии, приходить на репетиции и смотреть съемки.
  Они любезно согласились. У нас был католический священник, монсеньор Джозеф Девлин из католической церкви Святого Винсента и глава Католического легиона благопристойности; раввин Альфред Вольф из храма Уилшир, представляющий иудейскую веру; и сам мистер Мур. Они находились с нами четыре дня в неделю, чтобы смотреть репетиции и съемки. обедали и ужинали вместе с нами, и мы стали очень хорошими друзьями.
  На самом деле, у нас было слово "беременная" в одном из шоу, и цензор CBS не позволил нам его произносить, но раввин, пастор и священник сказали: - Ну, что плохого в "беременной"? Это то, что есть.
  Я встретился с ними и сказал: - Послушайте, в чем разница? Что еще мы можем сказать?
  - Ожидание, - посоветовали все трое.
  - Хорошо, мы будем использовать "ожидание". Вероятно, это вызовет смех, потому что я не могу хорошо произнести "ожидание". Вероятно, получится "наблюдение", и Люси тогда сможет подражать моему способу произнесения. "Да, как он говорит, я "наблюдение".
  Трудно поверить в наши дни, что CBS или кто-либо еще могли быть ханжами в отношении слова "беременная". Сегодня они не только используют это слово, но и показывают, как достичь этого состояния.
  Я не хотел, чтобы Люси работала дольше пятого месяца беременности, что должно было произойти в октябре, более чем за три месяца до рождения нашего ребенка.
  Мы знали, что ребенок должен был появиться где-то в январе.
  Это означало, что последнее шоу должно состояться как минимум за три или четыре месяца до этого.
  К этому времени я снова связался с доктором Харрисом, и он сказал мне, что на второй неделе января.
  Поэтому нам пришлось снять шоу о том, как Люси Рикардо рожает, не позднее первого октября, а затем Люси Арназ могла пойти домой и ждать рождения нашего ребенка.
  Следующий вопрос был: будет ли это мальчик или девочка? Что касается шоу, то мы должны были решить это за три с половиной месяца до того, как ребенок действительно родится.
  Я спросил доктора Харриса: - Можете ли вы сказать, кто это будет?
  - Я могу сказать вам, что это будет мальчик или девочка.
  - Да, но мне нужно снять шоу в ближайшие пару недель.
  - Ты игрок, - сказал он. - Это пятьдесят на пятьдесят.
  - Ну, Джо, я уже обсудил это с Люси, и мы согласились, что у Рикардо должен быть мальчик, независимо от того, кто появится у Арназов. Мы думаем о нашей дочери, которая никогда не была в шоу. Она даже не родилась, когда мы начали. Так что, если у Рикардо будет мальчик, и мы наймем актера, который сыграет эту роль, наша дочь поймет, что он всего лишь член выдуманной семьи Рикардо, и что она и новорожденный ребенок - единственные настоящие члены семьи Арназов. Все решено. Ребенок Люси Рикардо будет мальчиком, независимо от того, кого родит Люси Болл Арназ.
  Через пару недель после этого мы начали репетировать восьмое шоу, в котором должен был родиться маленький Рики. Сценаристы действительно превзошли сами себя в этом. Рутина репетиций и хронометраж, как Этель, Фред и Рики будут вести себя, когда Люси скажет нам, что пора везти ее в больницу, и как наша очень хорошо спланированная и хронометрированная процедура развалилась, когда пришло время, это было одним из моих любимых выпусков.
  В сцене в больнице, когда Рики показали ребенка и сказали: "Это мальчик", он красиво упал в обморок. Надеюсь, Рики оценит, что я получил чертовски сильную шишку на голове, когда падал всем телом назад, чтобы изобразить его обморок.
  Вы, вероятно, не могли видеть мои слезы из-за этого сумасшедшего макияжа и головного убора вождя племени, который был на мне, но мои глаза были полны слез. Думал, что через десять или двенадцать недель буду в настоящем родильном отделении, ожидая известия о рождении нашего ребенка, и это было здорово. Конечно, очень молился, чтобы наш ребенок был мальчиком, но не ради шоу.
  Я был единственным мужчиной в семье Арназ в моем поколении. У обоих братьев моего отца были девочки, и, как уже упоминал, семья была очень старой. Если бы у меня не было сына, это был бы конец фамилии Арназ. Поэтому, конечно, я был крайне заинтересован в том, чтобы родить сына, и это был мой последний шанс, потому что после этого Люси не могла иметь еще одного ребенка. Врач сказал: - Она уже не так молода, и двух кесаревых сечений достаточно. Еще одно будет опасно.
  Я буду первым, кто признает, что Люси Арназ родила мальчика в 8:30 утра в понедельник, девятнадцатого числа. Январь 1953 года, и Люси Рикардо, родившая мальчика в тот же вечер на CBS, была самым невероятным совпадением во времени, которое я знаю. Но, как сказал доктор Харрис, "Это было пятьдесят на пятьдесят".
  Одной из причин, по которой это произошло в один и тот же день, было то, что доктор Харрис всегда проводил кесарево сечение в понедельник, если только не было какой-то чрезвычайной ситуации. Он сказал мне, что, если ребенок будет сотрудничать и продолжит делать тот же прогресс, что и он, в понедельник, 19 января, он будет готов дебютировать и присоединиться к миру.
  Все, что нам нужно было сделать, чтобы восьмое шоу транслировалось по телевидению в тот же понедельник, - это использовать два повтора предыдущих, недетских шоу в канун Рождества и в канун Нового года.
  Огромное количество удачных случаев и чертовски много трудолюбивых и преданных людей помогли нам добиться этого. Когда по телевидению начали показывать шоу о том, что у Рикардо будет ребенок, они вызвали невероятный интерес во всем мире, и он продолжал расти. Когда объявили, что ребенок Арназа, по всей вероятности, родится в тот же день, репортеры со всего мира и из всех информационных агентств в Соединенных Штатах и Латинской Америке набросились на меня. Все они хотели быть со мной в комнате ожидания для отцов в больнице. Конечно, было невозможно разместить всех. Я попросил их выбрать одного парня, который будет представлять информационные агентства и газеты, и только он окажется в месте со мной в комнате ожидания для отцов.
  Люси пошла на операцию в восемь часов утра. Джеймс Бэкон из "Associated Press", который сейчас пишет синдицированную колонку, появляющуюся в "Los Angeles Herald-Examiner", был выбран тем, кто оказался в комнате ожидания для отцов вместе со мной. Это была небольшая комната прямо рядом с родильным отделением, где проводилась операция. Между мной и Люси находилась только вращающаяся дверь, но они не пустили меня внутрь и не позволили мне быть с ней.
  Врачи, медсестры и все остальные, кто был в той комнате с Люси, смотрели шоу и знали, что ребенок Рикардо должен был родиться тем же вечером по телевизору, и что это будет мальчик.
  Одновременно Джим и я услышали громкий детский плач и радостный хор голосов, запевающий: - Это мальчик!
  Бэкон взлетел как ракета, крича, - Поздравляю!
  Позже он сказал мне, что через девяносто секунд новости уже были на японском радио. Службы новостей по всему миру стояли рядом во время операции.
  - Это мальчик! - Хотелось бы, чтобы у меня была запись, но она мне действительно не нужна - я могу слышать ее и сегодня.
  Национальные рейтинги "I Love Lucy" в ту ночь, когда родился ребенок, были самыми высокими за всю историю телевидения. На первых полосах газет разместили историю о том, что наше шоу в тот вечер посмотрело на два миллиона человек больше, чем на инаугурацию генерала Эйзенхауэра в качестве президента Соединенных Штатов на следующий день.
  Я никогда не забуду, как Деси было девять или десять лет, и он проводил выходные со мной в Палм-Спрингс. Мы случайно столкнулись с генералом Эйзенхауэром, который собирался повеселиться в загородном клубе "El Dorado". Генерал поднял глаза, пока мы смотрели и ждали, чтобы оторваться после него, и затем он спросил меня: - Это тот малыш, который выбил меня с первых полос за день до инаугурации?
  - Да, сэр, генерал, это он.
  Генерал Эйзенхауэр, казалось, получил удовольствие от встречи с Деси, а потом в клубе купил ему банановый сплит. Деси никогда не забудет тот день.
  1953 год, казалось, не принес нам ничего, кроме благословений, успеха, почестей и богатства.
  Менее чем через месяц после рождения Деси мы с Люси подписали контракт с MGM на совместную работу в фильме "Длинный, длинный трейлер" за 250 000 долларов. Представитель студии сказал, что это самая дорогая сделка, когда-либо заключенная в истории MGM.
  Было приятно снова иметь дело с Бенни Тоу и получать такие деньги. Он обвинил меня в том, что я задержал их так сильно, потому что все еще был зол на студию за то, что она наняла Монтальбана.
  Поэтому я заключил с ним сделку. - Я скажу тебе вот что, Бенни. Если картина не соберет столько же, сколько "Отец невесты" в Соединенных Штатах, мы вернем вам двадцать пять тысяч долларов, но, если это принесет прибыль, вы заплатите нам на пятьдесят тысяч долларов больше.
   Он подпрыгнул от восторга.
  "Отец невесты" собрал больше, чем любая другая комедия MGM до того времени.
  Я сказал: - Внесите это в контракт.
  Примерно через полтора года, когда большая часть кассовых сборов была получена, у нас был чек на дополнительные 50 000 долларов, что составило общую сумму в 300 000 долларов, и утроило совокупную зарплату, которую мы получили за целый год, когда были по контракту с MGM ранее.
  На той же неделе мы подписали соглашение о продолжении производства "I Love Lucy" еще два года. Это являлся самый крупный телевизионный контракт, когда-либо заключенный. Он предусматривал расходы "Philip Morris" в размере 8 миллионов долларов, из которых CBS получит 3 миллиона долларов за период с девяти до девяти тридцати по понедельникам, а "Desilu" - 5 миллионов долларов за производство. В том же феврале моя запись "Columbia" "I Love Lucy", обратная сторона "There"s a Brand New Baby at Our House" (В нашем доме появился новый ребенок), (которую я написал совместно с Эдди Максвеллом) вошла в первую пятерку самых продаваемых записей в стране. Я также попал в список Десяти самых стильных мужчин в Соединенных Штатах, вместе с такими денди, как президент Эйзенхауэр, бывший президент Гарри С. Трумэн, Рекс Харрисон, Эцио Пинца и Дэнни
  Кей.
  Национальная академия телевизионных искусств и наук вручила Люси премию "Эмми" за лучшую комедийную актрису 1952 года, а нам обоим - премию "Эмми" за лучшую комедию положений.
  5 февраля газета "New York Times" прокомментировала: "С рождением ребенка Люсиль Болл и Айком, как и было запланировано, американская ситуация теперь, можно сказать, находится под контролем".
  Конечно, самое главное из всего было то, что теперь у нас есть наша дочь, сын, и два человека не могли быть более влюблены или счастливы, чем мы.
  А потом дерьмо ударило в вентилятор.
   34
  
  Играл в покер в доме Ирвинга Брискина в Дель Мар, когда мне позвонил Кен Морган и сказал, что Уолтер Уинчелл только что сделал комментарий на его радиошоу в одном из своих "слепых" элементов: "Великая телевизионная комедиантка столкнулась с ее членством в Коммунистической партии!"
  Это было воскресенье, 6 сентября.
  Для меня это не стало "слепым" элементом. Сразу понял, что он имел в виду Люси. Знал всю историю о дедушке и о том, как Люси, ее мать и брат Фред подвергались расследованию, и после того, как они ответили на множество вопросов, их оправдали. Тем не менее, Фред потерял работу на авиазаводе в Канзасе из-за некоторых слухов о его расследовании, и ему пришлось пойти в ФБР, чтобы получить допуск к секретной информации, прежде чем он мог устроиться на другую работу на каком-либо оборонном заводе.
  И всего за два дня до трансляции Уинчелла Люси снова встретилась с Уильямом Уилером, следователем Комитета по расследованию антиамериканской деятельности Палаты представителей. Дональд Джексон, представитель от Санта-Моники, Калифорния, являлся главой этого.
  Был хорошо знаком с протоколом допроса, который Комитет любезно позволил мне прочитать. Поэтому знал, что она ни в чем не виновна, но в те дни время было плохое даже для самых маленьких намеков. Джо Маккарти и его слушания в Сенате являлись подобию охоты на ведьм. Он даже обвинил генерала Джорджа К. Маршалла в коммунистических наклонностях.
  Ларри Паркс, который так хорошо сыграл Джолсона в фильме "История Джолсона" и в "Джолсон снова поет", закончил свою карьеру в кино в Соединенных Штатах, потому что он испугался и сначала сказал, что никогда не считался членом партии, но позже признал, что был. И хотя членство не являлось преступлением, и он не был осужден за это, но никто не давал ему после этого работу.
  Поэтому, когда Кенни просветил меня в передаче Уинчелла, я ответил ему:
  - Я сейчас еду в город. Встретьтесь со мной в доме в Чатсворте и приведите Говарда Стриклинга.
  Ехал около 130 миль от Дель Мар до ранчо, когда меня осенило, что история повторяется в ироническом образе. Двадцать лет назад играл в покер в доме Джека Сендойи в Сантьяго, когда мне позвонил дядя и сказал, что группа коммунистов (большевиков в те дни) направляется, чтобы обыскать наш дом, и попросил меня вытащить мою мать оттуда. Мне пришло в голову, что следует либо прекратить играть в покер, либо отключить телефон, пока это делаю.
  Говард Стриклинг был вице-президентом по связям с общественностью в "MGM Studios", для которой мы только что закончили снимать длинный, длинный трейлер, который еще не был выпущен.
  Вернулся домой около 2 часов ночи, и Кенни, Говард и Люси ждали меня.
  После небольшого обсуждения с сильно заикающимся Говардом, был уже проинформирован Кенни. Говард сказал: - Ну, м-м-может быть У-У-Уинчелл не имеет в виду Л-Л-Люси. M-M-может быть, он м-м-имеет в виду Имоджен К-К-Кока.
  Люси отважно ответила: - Я возмущена этим, Говард. Все знают, что я лучшая комедиантка!
  - Я бы хотел, чтобы ты не хвасталась в это время, - добавил я.
  Затем повернулся к Говарду и сказал: - Послушай, Люси была расследована, и ее оправдали. У нее была регистрационная карточка, которую она подписала в тысяча девятьсот тридцать шестом году, но срок ее действия истек в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. Она не знала, что, черт возьми, она подписала. Вот, прочтите стенограмму последней встречи со следователем Комитета, два дня назад.
  ПОКАЗАНИЯ ОТ 4 СЕНТЯБРЯ 1953 ГОДА
  После того, как мисс Болл заявила, что она явилась добровольно, и рассказала, как начала свою карьеру киноактрисы за 50 или 75 долларов в неделю в Голливуде, показания, в частности, были следующими:
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Когда, вы впервые зарегистрировались для голосования?
  МИСС БОЛЛ: Я полагаю, что первый раз я это сделала в 36 лет.
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Я хотел бы вручить вам фотокопию регистрации избирателя и спросить, ваша ли это подпись.
  МИСС БОЛЛ: Похоже на мой почерк.
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Вы заметите, что партия, в которую вы намеревались вступить в то время, была Коммунистической партией.
  МИСС БОЛЛ: В 36?
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Да.
  МИСС БОЛЛ: Думаю, да.
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Вы зарегистрировались для голосования как коммунист или собирались голосовать за коммунистов?
  МИСС БОЛЛ: Да.
  Г-Н УИЛЕР: Не могли бы вы вдаваться в подробности и объяснить предысторию, причину, по которой вы проголосовали или зарегистрировались для голосования как коммунист или как человек, который намеревался присоединиться к Коммунистической партии?
   МИСС БОЛЛ: Это был наш дедушка, Фред К. Хант. Он просто хотел, чтобы мы это сделали, и мы просто сделали что-то, чтобы угодить ему. Я не собиралась голосовать таким образом. Насколько помню, я этого не делала. Мой отец умер, когда я была маленькой, до рождения моего брата. Дедушка заменил его. Он также стал отцом и для брата. Всю свою жизнь он был социалистом, еще со времен Юджина В. Дебса, и симпатизировал рабочему человеку, сколько я его знала. Он покупал газету "Daily Worker". Это ничего не значило для нас, потому что он был настолько радикален в этом вопросе, что нажимал на свою точку зрения слишком сильно в нашем детстве, потом он перешагнул через наши головы, и мы ничего не делали, кроме как считали это неприятностью, он был нам как отец, и ему было за семьдесят, и для него стало настолько важным, что мир должен быть прав двадцать четыре часа в сутки, повсюду, и он изо всех сил старался сделать все возможное для всех, и особенно для рабочего человека; то есть, от мусорщика, горничной на кухне, рабочего студии, рабочего на фабрике. Он никогда не упускал возможности сделать то, что он считал улучшением их положения. Иногда это становилось немного смешным, потому что мое положение в так называемом капиталистическом мире было довольно хорошим, и было немного трудно совместить эти два. Мы не спорили с ним много, потому что у него было несколько инсультов, и если он слишком волновался, ну, у него случался еще один. Так что, наконец, наступил момент, когда моему брату стукнуло двадцать один год, и он собирался добиться, чтобы Фредди зарегистрировался, и начал помогать рабочему человеку, что, по его тогдашним представлениям, было Коммунистической партией. В то время это не было проблемой.
  Г-Н УИЛЕР: Он считал Коммунистическую партию партией рабочих?
  МИСС БОЛЛ: Это все, что я когда-либо слышала. Я никогда не слышала, чтобы мой дедушка использовал слово "коммунист". Он всегда говорил о рабочем человеке и читал "Daily Worker". Он очень запутался в последние годы, когда Россия и - кто объединился? - Россия и Германия?
  Г-Н УИЛЕР: Это верно.
  Тот период хорошо помню, и рад, что Люси наконец-то правильно поняла, кто с кем объединился. Но факт в том, что дедушка был очень сбит с толку. Когда Кенни добровольно пошел в армию в 1942 году, а я не смог пойти на флот и был призван в 1943 году, он был очень расстроен и продолжал спрашивать нас о том, кто, черт возьми, с кем был в союзе. Были ли мы с Германией и Россией, и, если да, против кого? Мы объяснили ему, что Германия и Россия больше не друзья и что наши союзники - Россия, Англия и Франция, а наши враги - Германия, Италия и Япония. К тому времени он был довольно старым, и мы все его жалели.
  МИСС УИЛЛЕР: Вы когда-нибудь были членом Коммунистической партии?
  МИСС БОЛЛ: Насколько мне известно, нет.
  МИСС УИЛЛЕР: Вам когда-нибудь предлагали стать членом Коммунистической партии?
  МИСС БОЛЛ: Нет.
  Г-Н УИЛЕР: Вы когда-нибудь посещали какие-либо собрания, которые, как вы позже узнали, были собраниями Коммунистической партии?
  МИСС БОЛЛ: Нет.
  Г-Н УИЛЕР: Знаете ли вы, проводились ли когда-либо какие-либо собрания в вашем доме по адресу 1344 North Ogden Drive?
  МИСС БОЛЛ: Нет, я ничего об этом не знаю. Я не верю, что это правда.
  Г-Н УИЛЕР: Сколько вам было лет в 1936 году?
  МИСС БОЛЛ: Мне сейчас 42; 24.
  Это был 1953 год, так что ей было сорок два, но это значит, что в 1936 году ей было двадцать пять, а не двадцать четыре. Математика не была ее любимым предметом.
  Г-Н УИЛЕР: хотел бы представить заявление о регистрации No 847584. Это заявление о регистрации подписано Люсиль Болл и датировано девятнадцатым марта 1936 года. Вы когда-нибудь знали человека по имени Эмиль Фрид?
  МИСС БОЛЛ: Я никогда раньше не слышала этого имени, насколько мне известно, насколько я помню.
  Г-Н УИЛЕР: Вы знаете, что вы были членом Центрального комитета Коммунистической партии в 1936 году?
  МИСС БОЛЛ: Я знала об этом до того, как вы мне сказали, вы это имеете в виду?
  Г-Н УИЛЕР: Да.
  МИСС БОЛЛ: Нет.
  Г-Н УИЛЕР: Что ж, я хотел бы вручить вам документ под названием "Назначение членов заседания Центрального комитета штата в Сакраменто в 1936 году". На нем стоит штамп "Коммунистическая партия", и этот документ раскрывает, что Эмиль Фрид был делегатом по выдвижению в Центральный комитет Коммунистической партии штата в том году. И он назначил трех человек в качестве делегатов. Эти назначения, согласно документу, - Якоб Бергер, 822 Норт-Орандж-Драйв, Фред Хант, 1344 Норт-Огден-Драйв, и Люсиль Болл, 1344 Норт-Огден-Драйв.
  МИСС БОЛЛ: Я не знаю Эмиля Фрида. Я никогда не слышала об Эмиле Фриде, и если Эмиль Фрид назначил меня делегатом в Центральный комитет штата, это было сделано без моего ведома или согласия.
  МИСС УИЛЕР: Знаете ли вы, кто может быть ответственным за то, что ваше имя появилось в этом документе?
  МИСС БОЛЛ: Возможно, мой дедушка, Фред К. Хант.
  Люси называла своего дедушку Фредом К. Хантом с того года, как она получила от него рождественскую открытку с подписью "Фред К. Хант".
  Г-Н УИЛЕР: Я полагаю, вы не присутствовали на заседании Государственного центрального комитета в Сакраменто.
  МИСС БОЛЛ: Я даже не знала, что оно было. Я до сих пор не знаю, что это значит.
  Г-Н УИЛЕР: Я хотел бы сослаться на отчет о неамериканской деятельности в Калифорнии за 1943 год и сослаться на страницу 127 этого документа, которая является частью показаний под присягой Рены М. Вейл. В этом показании под присягой она признала, что когда-то была членом Коммунистической партии, и обсуждает, как она стала членом: "Что в течение нескольких дней после того, как было подано мое третье заявление о вступлении в Коммунистическую партию, я получил уведомление о посещении собрания на Норт-Огден-Драйв, Голливуд; хотя это была напечатанная, неподписанная записка, просто требующая моего присутствия по адресу в 8 часов вечера в определенный день, я знал, что это было долгожданное уведомление о посещении занятий для новых членов Коммунистической партии.
  "Что по прибытии по этому адресу обнаружил еще несколько человек; пожилой мужчина сообщил нам, что мы гости актрисы экрана Люсиль Болл, и показал нам различные предметы, подтверждающие этот факт, и заявил, что она рада предоставить свой дом для занятий новых членов Коммунистической партии.
  Знаете ли вы о каких-либо собраниях, проводившихся в вашем доме, мисс Болл?
  МИСС БОЛЛ: Вообще никаких.
  МИСТЕР УИЛЕР: Вы знакомы с Реной Вейл?
  МИСС БОЛЛ: Я никогда в жизни не слышала этого имени.
  МИСТЕР УИЛЕР: Вы знаете, проводил ли ваш дедушка, Фред Хант, собрания в доме?
  МИСС БОЛЛ: Насколько нам известно, никогда.
  Или Рена Вейл лгала, чтобы сделать себя важной шишкой, или дедушка действительно проводил эти собрания, а ее мать и Фред боялись рассказать Люси.
  МИСТЕР УИЛЕР: У меня также есть фотокопия заявления о регистрации за 1936 год для г-жи Дезире Э. Болл, и в нем указано, что она также зарегистрировалась для голосования как лицо, намеревавшееся вступить в Коммунистическую партию двенадцатого июня 1936 года.
  Каким родством с вами приходится Дезире Болл?
  МИСС БОЛЛ: Моя мать.
  Г-Н УИЛЕР: Знаете ли вы, была ли она когда-либо членом Коммунистической партии?
  МИСС БОЛЛ: Насколько мне известно, нет.
  Г-Н УИЛЕР: У меня здесь есть вторая фотокопия, регистрация избирателя, подписанная Фредом Э. Хантом, который также намеревался вступить в Коммунистическую партию.
  МИСС БОЛЛ: Фред К. Хант.
  Г-Н УИЛЕР: Фред К.-Хант, скорее. Этот документ датирован двенадцатым днем июня 1936 года, а также показывает, что он изменил голос на демократа 11-18-40. Вот тогда он и разозлился на русских за то, что они стали союзниками нацистов.
  Г-Н УИЛЕР: В заявлении о регистрации указано, что вы голосовали на предварительных выборах в 1938 году... в заявлении о регистрации на обратной стороне указано, что вы подписали две петиции за 1936 год, петицию о выдвижении кандидатуры Фрида в 57-й законодательный округ, или, скорее, это сертификат спонсора. Этот документ также был получен из архивов государственного секретаря, и я представлю его в записях как доказательство Болла No 3. Я хотел бы сослаться на вторую страницу этого документа, под строкой 23, и там стоит подпись Люсиль Болл, 1344 Огден Драйв, и профессия, художник. Он датирован 16-6-36. Это ваша подпись (указывает)?
  МИСС БОЛЛ: Я бы сказала, что да.
  Г-Н УИЛЕР: Вы помните, как подписывали документ?
  МИСС БОЛЛ: Я подписала его, не глядя, или если я посмотрела, то в то время это не казалось чем-то важным.
  Это было бы в точности как Люси подписала сотни документов, которые я ей дал, не глядя дальше своей подписи. Если бы я их подписывал, она бы автоматически подписалась под мной. Они включали контракт Philip Morris на 8 миллионов долларов и счет на подоходный налог в размере 989 642,69 долларов от дяди Сэма в 1957 году. Конечно.
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Вам знакомы слова или фраза "Криминальный синдикализм"?
  МИСС БОЛЛ: Нет, но это красиво. Что это значит?
  Вы не можете не любить ее за это замечание. Я знаю, что любил. она была напугана, но все еще могла сохранить чувство юмора.
  ГОСПОДИН УИЛЕР: Коммунистов привлекли к суду и судили за преступный синдикализм, и . . .
  МИСС БОЛЛ: А я что-то еще подписала?
  Г-Н УИЛЕР: . . . вы подписали эту петицию об исключении Закона об уголовном синдикализме из законов штата Калифорния.
  МИСС БОЛЛ: Да? Могу я увидеть подпись?
  Г-Н УИЛЕР: э-э, как ни странно, они были уничтожены, эти конкретные петиции.
  МИСС БОЛЛ: Кем?
  Г-Н УИЛЕР: Они хранятся несколько лет, по закону, и их можно уничтожить.
  МИСС БОЛЛ: Это было то же самое время, когда мы были любезны с папой на неделе? Какой милый, честный вопрос.
  Г-Н УИЛЕР: Это было в 1936 году.
  МИСС БОЛЛ: Я полагаю, что эта петиция связана с деятельностью комитета по расследованию антиамериканской деятельности, конституционными правами, которые они все сейчас отстаивают. Это то, что это значит?
  Г-Н УИЛЕР: Ну, это означает примерно следующее: "Акт, определяющий преступный синдикализм и саботаж, запрещающий определенные действия и методы в связи с этим и в целях их осуществления, а также устанавливающий наказания и санкции за это".
  Неудивительно, что она не знала, о чем, черт возьми, он говорит.
  МИСС БОЛЛ: Ну, в любом случае, я не знаю, что это значит.
  Г-Н УИЛЕР: Ранее с вами связывался я, следователь Комитета по расследованию антиамериканской деятельности Палаты представителей?
  МИСС БОЛЛ: Да.
  Г-Н УИЛЕР: Вы помните дату 3 апреля 1952 года?
  МИСС БОЛЛ: Да.
  И как она вспомнила эту дату, и я тоже. Вот почему мы оба были так удивлены, когда ее снова вызвали на этот раз, плюс статья Уинчелла и "Herald-Express", подхватившая ее. Было что-то фальшивое и намеренно злонамеренное во всем втором интервью. Комитет знал всю историю в 1952 году.
  Г-Н УИЛЕР: Ну, ваше имя упоминается в "Daily People's World", выпуск от 26 октября 1947 года, страница 1, столбцы 5 и 6, как одна из высокопоставленных личностей, которые спонсировали или были членом Комитета Первой поправки. Этот комитет был сформирован здесь, в Голливуде, чтобы противостоять слушаниям в Конгрессе в 1947 году.
  МИСС БОЛЛ: Хорошо. Тогда я не знаю, подписывала ли я его. Это было связано с "Недружелюбной десяткой Голливуда". Она никогда сознательно ничего не делала, ни за, ни против этого. Эта тема обсуждалась в нашем доме много раз, и ее интерес к делу был нулевым.
  Конечно, видел, что может сделать хорошо организованная и искаженная пропагандистская кампания, как это было на Кубе. Однако чувствовал, что большинство из Недружелюбной десятки были просто пешками профессионалов.
  Г-Н УИЛЕР: У вас есть что-нибудь еще, что вы хотели бы добавить для протокола?
  МИСС БОЛЛ: Насколько мне известно, я никогда ничего не делала для коммунистов. Я никогда не жертвовала деньги, не посещала встречи и даже не имела ничего общего с людьми, связанными с ними, если, насколько мне известно, они были. Сейчас я не коммунистка. Я никогда не была. Я никогда не хотела быть. Ничто в мире не могло изменить мое мнение. Никогда в жизни я не симпатизировала чему-либо, что даже отдаленно напоминало это. Он всегда был против (указывая на меня) того, как мой дедушка относился к любому другому способу, которым должна управлять эта страна. Я думал, что все и так прекрасно.
  Сейчас это звучит немного слабо, глупо и банально, но в то время это было очень важно, потому что мы знали, что папа не будет с нами долго. Если это делало его счастливым, то это было важно в то время. Но я всегда осознавала тот факт, что могу зайти лишь на определенное расстояние, чтобы сделать его счастливым. Я старалась не заходить дальше. В те дни это не было чем-то большим и ужасным. В те дни быть республиканцем было почти так же ужасно.
  Ну, дорогая, сегодня еще хуже.
  МИСС БОЛЛ: Я никогда не была слишком гражданственной и уж точно никогда не была политически настроенной в своей жизни.
  Неправда! Она могла бы также сказать, что, если бы не ее помощь, мы бы никогда не смогли поужинать с несколькими людьми, которые нам удалось поужинать с президентом Трумэном и первой леди в 1948 году. Она могла бы также сказать, что первый раз в своей жизни голосовала на всеобщих выборах, и точно зная, что она делает, это было, когда мы оба голосовали за генерала Эйзенхауэра в 1952 году.
  Г-Н УИЛЕР: У меня больше нет вопросов. Спасибо за ваше сотрудничество.
   35
  Читая части стенограммы в тот вечер после передачи Уинчелла, Говард Стриклинг смеялся над некоторыми ответами Люси и ее рассказами о дедушке. Он также посоветовал нам игнорировать передачу Уинчелла и молчать обо всем этом. Говард был уверен, что это просто улетучится.
  Когда вы смотрите на это ретроспективно и задним числом (как говорят в Вашингтоне), вы понимаете, что Говард был не единственным, кто когда-либо думал таким образом.
  Президент Никсон, говоря об Уотергейте, сказал Джону Митчеллу по телефону, согласно расшифровкам записи: "Это всего лишь один из побочных вопросов, и через месяц все будут оглядываться назад и задаваться вопросом, о чем все эти крики".
  Честно говоря, не разделял уверенности Говарда в том, что это лучший способ справиться с ситуацией. Хотел, чтобы все было открыто, и как можно скорее. Знал, что члены Комитета по расследованию антиамериканской деятельности не могли обвинить Люси в каких-либо преднамеренных правонарушениях, и даже поблагодарил ее за честные ответы и сотрудничество в прояснении всего этого вопроса. Но кто-то из них, должно быть, слил факт второго допроса Уинчеллу в надежде привлечь внимание к Комитету Палаты представителей, которое до сих пор было захвачено группой Маккарти в Сенате.
  Чтобы избавить Люси и ее семью от дальнейшего смущения, я последовал совету Стриклинга. И стало казаться, что он был прав. В понедельник, вторник, среду или четверг в газетах ничего не появилось. Мы репетировали наше шоу, как обычно. Говард позвонил мне в четверг вечером, очень довольный тем, что никто не подхватил "слепую" статью Уинчелла, и он был теперь убежден, что никто не поднимет, и все это просто умрет естественной смертью. Поблагодарил его за звонок и сказал, надеюсь, что он прав.
  Эта надежда не продлилась долго.
  На следующее утро только начало светать, и мы с Люси спали в постели, когда проснулся и увидел парня с камерой, прямо за большим окном в нашей спальне. Вышел на улицу и схватил фотографа за шею.
  - Какого черта ты делаешь с этой камерой тут? - закричал я на него.
  С ним был репортер, который сказал мне: - Извините, сэр, но у нас приказ от газеты взять интервью у Люси.
  - Какая газета и кто вам приказал? - потребовал я ответа.
  - Геральд-Экспресс и редактор отдела по городу Агнесс М. Андервуд.
  Он показал мне свои полномочия и сказал: - В газете есть фотокопия заявления под присягой, показывающего, что мисс Болл зарегистрировалась в 1936 году как избиратель, намереваясь присоединиться к Коммунистической партии".
  Пригласил их в дом. Позвонил Эгги Андервуд и сказал ей, что Люси ни с кем не будет разговаривать. Затем попросил передать этим персонажам, чтобы они убирались к черту с ранчо. Передал трубку репортеру, и он получил приказ уйти. Они освещали пожар недалеко от нас и позвонили в газету, и в это время им приказали встретиться с Люси.
  В отличие от Ларри Паркса, моя реакция была полной противоположностью страху. Так чертовски разозлился, думая, насколько это иронично. Одна из причин, по которой наша семья потеряла все, что у нас было, во время Революции в 1933 году, заключалась в том, что мой отец был первым Большевиком в тюрьме. И вот мы здесь, двадцать лет спустя, и казалось, что можем потерять всю чертову империю "Desilu" и все, что у нас было на тот момент, потому что мою жену называли коммунисткой.
  Не мог заставить Эгги придержать историю, пока она не поговорит с конгрессменом Дональдом Джексоном. До полудня они вышли с дополнительным материалом. На первой странице эти сукины сынки напечатали четырехдюймовый баннер, еще в перебивке}; ЛЮСИЛЬ БОЛЛ КРАСНАЯ:
  Карточка, которую подписала Люси, и с которой они получили фото статическую копию, сбоку гласила "АННУЛИРОВАНО", а под ней дата 12-30-38. "Herald-Express" напечатала ее на первой странице, со словом ОТМЕНЕНО, фактически вырезанным из документа. Их злобное искажение этой карточки было довольно хорошим примером паршивой желтой журналистики. Я рад сказать, что большинство газет, которые опубликовали эту историю, не только не вырезали ОТМЕНЕНО, но и разместили подпись внизу, гласящую:
  "Обратите внимание на отмену слева".
  И, справедливости ради, через пару дней один из ребят Херста позвонил и очень извинялся. Он сказал мне, что установил довольно строгие новые правила и уволил пару человек из-за этого искажения.
  Когда мы приехали в студию и увидели дополнительный выпуск, я снял трубку и позвонил Дж. Эдгару Гуверу в Вашингтон, округ Колумбия. Знал мистера Гувера, потому что он приезжал в Дель Мар каждое лето, чтобы пройти осмотр в клинике Скриппса, а затем днем он ходил на скачки. Я сразу же позвонил ему и рассказал, что произошло и каков был заголовок в "Herald-Express". Затем спросил: -Я хочу знать, мистер Гувер, у вас есть что-нибудь против Люси, есть ли у ФБР какие-либо доказательства правонарушения? Потому что, насколько я понимаю, единственное, что я знаю об этом, это то, что ее дедушка, около семнадцати лет назад, заставил ее подписать эту чертову карту, и я хочу знать, что еще у вас есть, если что-то есть.
  - Абсолютно ничего! Она на сто процентов чиста, насколько нас это касается, - ответил он.
  - Большое спасибо, мистер Гувер.
  Затем позвонил доктору Фрэнку Стэнтону в CBS в Нью-Йорке. -Доктор, на первой странице "Los Angeles Herald-Express" сегодня утром появился ужасный заголовок.
  Рассказал ему, что там было написано, и что, конечно, это, вероятно, уже будет в газетах по всей стране. Я также сказал ему, что только закончил свой разговор с Дж. Эдгаром Гувером и что сказал Гувер.
  - Как вы к этому относитесь? - спросил Фрэнк.
  - Фрэнк, я так чертовски зол, что буду драться, как никогда раньше. Это так нелепо. Это ужасно, когда кто-то говорит о Люси. Ей наплевать на политику. Она даже не поняла Революцию 1933 года на Кубе и то, что случилось с нашей семьей.
  "Я объяснял ей это сто раз, а она говорит: - объясни еще раз. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь "объяснил" мне, как этот сенатор Маккарти и этот Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, могут избежать наказания за все это дерьмо. Но мы не собираемся бояться.
  - То, что случилось с Ларри Парксом, не случится с ней. Я гарантирую вам!
  Я также сказал ему, что еще не говорил с "Philip Morris", поэтому не знаю, какова будет их реакция, но, если они испугаются и захотят провести шоу в следующий понедельник, мне нужно будет время.
  - Хорошо. С девяти до девяти тридцати вечера в следующий понедельник на всех тех же станциях, которые транслируют "I Love Lucy".
  "Сколько бы это ни стоило, "Desilu" заплатит. Люси и я выйдем в эфир и расскажем историю о дедушке и обо всех чертовых вещах, через которые пришлось пройти Люси. Мы должны дать понять американскому народу, что это такое. Она не будет распята злонамеренными инсинуациями, искаженными фактами или ложными обвинениями. Кроме того, Люси и я, расскажем все истории о дедушке. Они могут стать нашим самым смешным шоу.
  - Ладно, ладно, кубинец. Если "Philip Morris" откажется от участия, ты хочешь с девяти до девяти тридцати в следующий понедельник вечером?
  - Да, сэр!
  - Знаешь, сколько это стоит?
  - Около тридцати тысяч. Так?
  - Да.
  - Если нам это нужно, мы можем получить?
  - Надеюсь, вам это не понадобится, но, если понадобится, у вас это есть, и я гарантирую, что будет очень интересно посмотреть, что вы с этим сделаете. Скажите Люси, что мы на сто процентов поддерживаем вас обоих. Я расскажу Пейли обо всем. Если что-то еще вам понадобится, просто поднимите трубку и позвоните Биллу или мне.
  Затем я позвонил Альфреду Лайонсу, председателю совета директоров "Philip Morris", и сказал ему, что поговорил с Гувером, и со Стэнтоном, и что, если "Philip Morris" занервничает, мы заберем полчаса.
  - Мистер Лайонс, я должен знать, собираетесь ли вы выпустить "I Love Lucy" в эфир в следующий понедельник вечером или нет. Я должен знать это сейчас! Я должен предупредить вас, чтобы вы были готовы к некоторым паршивым заголовкам сегодня, но может быть, завтра или послезавтра они расскажут нашу версию истории.
  - Это трудное решение - ответил он, - с ситуацией, которая во всей стране и все остальное.
  - Да, сэр, я очень хорошо знаю ситуацию, и если вы хотите уйти, я не могу вас слишком сильно винить, и уверен, что Люси тоже не уйдет:
  - Нет, молодой человек, я не уйду, - сказал этот славный старый ублюдок.
  - Давайте сделаем несколько хороших заголовков!
  Это были первые три звонка, которые сделал в тот день. Попытался связаться с Уинчеллом в ту ночь, когда Кенни рассказал мне, что он сказал в своей передаче о лучшей комедиантке, но я не смог дозвониться до него. Поговорил с Шерманом Биллингсли в клубе "Stork" в Нью-Йорке и сказал ему: - Шерман, Уолтер выпустил эту чертову статью в эфир, и он может этого не знает, но создал кучу проблем для Люси и меня. Я уверен, что он знает настоящую историю. Он друг Дж. Эдгара Гувера, так что все, что ему нужно сделать, это снять трубку телефона и позвонить мистеру Гуверу.
  Люси не могла перестать плакать. Она не верила в паршивый заголовок и ей было стыдно, за то, что люди могут подумать, что она "коммунистическая шпионка".
  Я сказал ей: - Послушай, Рэд,- что заставило ее разразиться громким воплем.
  - О, Боже, теперь послушай меня. Американский народ не будет судить тебя, пока не услышит твою историю. Я сейчас пытаюсь дозвониться до Джексона, чтобы провести пресс-конференцию.
  - Кто он? - спросила она.
  - Он el hijo de la madre del cabron (он сын матери ублюдка) комитет, и я уверен, что один из его членов слил историю о допросе. Так что теперь, черт возьми, ему лучше провести пресс-конференцию и выдать всю историю. Расскажите людям, как они, ФБР и все остальные вас оправдали. Я уверен, что он это сделает. Он знает, что каждая служба новостей, каждая телевизионная станция и каждая камера кинохроники будут освещать эту пресс-конференцию. Он не упустит шанса стать большим человеком, оправдав вас публично. Что, черт возьми, он еще может сделать? Ты ни в чем не виноват.
  - ты ни в чем не виновата, - поправила Люси.
  - Не обращай внимания на мой чертов английский. Мне только что звонила Хедда Хоппер. Я сказал ей, что единственное, что в вас рыжее, - это ваши волосы, и даже это не законно.
  - Ты "вмятина"! - ответила она.
  Когда Люси начала насмехаться над моим акцентом, я понял, что ей стало лучше.
  - А как насчет шоу сегодня вечером? Предположим, зрители начнут освистывать или что-то в этом роде?
  - Не беспокойся об этом, дорогая. Мы собираемся провести шоу сегодня вечером перед зрителями, и никто тебя не будет освистывать.
  Она была не единственной, кто беспокоился об этом. Люди CBS, даже некоторые из моих собственных людей "Desilu", беспокоились о том же. Но я чувствовал, что внезапная отмена аудитории будет признаком слабости, возможно, даже вины.
  Люси согласилась, и мы решили не только провести аудиторию, но и пригласить представителей прессы, чтобы они сообщили о реакции публики.
  Джексон позвонил мне ближе к вечеру и сказал: - Я понимаю, что ты очень расстроен.
  - Ты чертовски прав, я очень расстроен, - ответил я. - Твой секретарь рассказал тебе о пресс-конференции для тебя и твоего комитета?
  - Statler Hotel, шесть вечера?
  - Это верно. Я хочу получить заявление от вас и вашего комитета, что вы ничего не имеете против Люсиль Болл, что является абсолютной правдой.
  - Я не знаю, смогу ли я собрать комитет к шестичасовой конференции.
  - Ну, вам лучше собрать их, потому что либо вы будете там, либо я буду там.
  - Позвольте мне перезвонить вам через некоторое время. Слушайте, я не знаю, как это произошло. Мы ничего не имеем против Люси.
  - Да. Но вы должны это сказать.
  - Давайте посмотрим, со сколькими из этих парней я смогу связаться.
  В три тридцать или четыре часа он перезвонил и сказал: - Хорошо, меня достаточно.
  - Вы хотите, чтобы мы были на пресс-конференции? - спросил я.
  - Нет. Я буду там.
  Я не спрашивал его, что он собирался сказать. Я просто сказал: - Большое спасибо.
  Затем позвонил Джиму Бэкону из "Associated Press", парню, который был со мной, когда родился Деси, и сказал: - Джим, Джексон собирается провести пресс-конференцию.
  - Да. Мы слышали об этом, - ответил он.
  - Я хочу, чтобы ты был там и позвонил мне в ту минуту, как все это закончится. Я должен знать, что он сказал, каков был результат пресс-конференции, потому что это будет как раз перед тем, как я выйду на публику перед самым шоу.
  Знаю, что это был один из самых ужасных дней в жизни Люси. Но она пришла, репетировала, продолжала и подняла шоу в хорошем состоянии.
  Когда вышел на сцену, чтобы разогреться перед полной аудиторией и примерно пятьюдесятью репортерами, Кен Морган позвонил мне. Это был Джим Бэкон, который сказал: - Хорошо. Пресс-конференция окончена. Завтра утром у вас будут только красивые заголовки.
  - Что он сказал? - спросил я и заставил Люси послушать.
  - Он оправдал ее на сто процентов, - ответил Джим, - - никаких сомнений. Мы все любим вещи, связанные с Люси.
  - Прекрасно!
  Нам все еще приходилось иметь дело с этими людьми. Все, что они знали, это то, что прочитали за день, а то, что они прочитали за день, было довольно плохо.
  Я крепко поцеловал Люси и сказал ей: - Выходи, качайся!
  Я вышел вперед и сказал: - Дамы и господа, я знаю, что вы сегодня прочитали много плохих заголовков о моей жене. Я приехал из Кубы, но за годы службы в армии США стал гражданином Америки, и одна из вещей, которая меня восхищает в этой стране, это то, что вы считаетесь невиновным, пока ваша вина не будет доказана.
  - До сих пор вы читали только то, что люди говорили о Люси, но у вас не было возможности прочитать наш ответ на эти обвинения. Поэтому я попрошу вас сделать только одно сегодня вечером, а именно: отложить свои суждения до тех пор, пока вы не прочтете завтрашние газеты, где будет наша история. А пока я надеюсь, что вы сможете насладиться шоу в этих сложных обстоятельствах.
  Затем я представил Фреда и Этель.
  - И теперь девушка, на которой я женат уже тринадцать лет, и которая, я знаю, такая же американка, как Дж. Эдгар Гувер, президент Эйзенхауэр или Барни Барух, моя любимая жена, мать моих детей, вице-президент "Desilu Productions" - я президент - моя любимая рыжая - даже это не законно. Девушка, которая играет Люси - Люсиль Болл!
  Это был невероятно эмоциональный момент для всех, кто был на той сцене. Зрители встали, аплодировали и кричали: - Мы любим тебя, Люси.
  Билл и Вивиан плакали, оркестр играл нашу песню "I Love Lucy", операторы, электрики, вся команда кричали, аплодировали, плакали, смеялись.
  Я взглянул туда, где сидели репортеры, и все они как сумасшедшие делали заметки о счастливом столпотворении, которое продолжалось. Их фотограф и наш, Бадди Грейбилл, мигали лампочками во всех направлениях.
  Люси стояла там, рыдая, смеясь и благодарила всех. Она обняла Вивиан, Билла и меня, а затем пошла в зал, обняла и поцеловала свою мать, и своего брата, мою мать, писателей, газетчиков, и Кенни, Клео, большинство людей в зале, до которых она могла добраться или которые до нее добрались.
  Как, черт возьми, она вообще взяла себя в руки и продолжила одно из лучших выступлений в своей жизни, после всего этого, только доказывает, какая потрясающая актриса эта девушка.
  На следующий день заголовки были о том, что Комитет оправдал ее на 100 процентов, а Джексон сказал: - Мы тоже любим Люси.
  И истории о реакции нашей аудитории накануне вечером. Хедда Хоппер, также на первой странице "Times", процитировала меня: "Единственное, что в ней рыжего, это ее волосы, и даже это не законно". Даже отчет в "Herald-Express" об этом был довольно точным.
  В воскресенье днем у нас состоялась пресс-конференция на нашем ранчо в Нортридже. Газетчики хотели услышать нашу часть истории лично.
  Я попросил нашего соседа Билла Генри из "Los Angeles Times" провести пресс-конференцию. У нас была хорошая расстановка вокруг бассейна с едой, выпивкой и безалкогольными напитками.
  У всех была полная стенограмма, которую мы настояли, чтобы Джексон опубликовал, а также заявление Эмиля Фрида для прессы, появившееся в то субботнее утро и подтверждающее показания Люси о том, что она никогда его не встречала. (Я пытался найти мистера Фрида с тех пор, как впервые прочитал стенограмму.)
  Там говорилось: "Я никогда не встречал мисс Болл".
  Он также заявил, что, насколько он помнит о назначениях в Центральный комитет семнадцать лет назад, они были сделаны людьми, которые собирали подписи за него.
  К настоящему времени все представители прессы пришли к выводу, что все это было просто неоправданной и несправедливой рекламой Люси. Они задавали много вопросов, в основном о дедушке, и мы рассказали им много историй.
  В конце Дэн Дженкинс, который был западным редактором "TV Guide", а также телевизионным редактором "Hollywood Reporter", встал и сказал: - Дамы и господа из прессы. Я думаю, возможно, вы согласитесь со мной, что мы все должны извиниться перед Люси.
  Все они захлопали, и она снова заплакала.
  Когда вы проходите через что-то подобное, то узнаете, кто ваш друг. Мы узнали об этом во время Кубинской революции. Первыми парнями, которые пришли в дом, даже до хороших заголовков в субботу, были наши соседи в Долине: Лу Костелло, Лайонел Берримор и Джек Оуки. Мистер Берримор приехал в своей инвалидной коляске.
  Во время пресс-конференции в воскресенье Ларри Паркс позвонил в дверь и попросил горничную принять нас. Он никогда раньше не был в нашем доме. Я подошел к двери, и у него был большой букет красных роз для Люси.
  Я очень поблагодарил его за его вдумчивый жест и упомянул, что мы находимся в разгаре большой пресс-конференции, и, как можно дипломатичнее, сказал ему, чтобы он исчез. Я объяснил, что ему или Люси не пойдет на пользу история о том, что Ларри Паркс принес Люси красные розы в тот конкретный "период времени". Какой-нибудь сукин сын обвинит их в принадлежности к одной ячейке. Ларри, который достаточно настрадался от этой же самой плохой рекламы и который всегда был идеальным джентльменом, понял.
  Я действительно чувствовал себя дерьмом, но не осмелился рискнуть.
  В то же воскресенье вечером Уолтер Уинчелл начал свою еженедельную радиопередачу словами: "Мистер и миссис Америка, и все корабли в море: на прошлой неделе Дональд Джексон, председатель Комитета по расследованию антиамериканской деятельности Палаты представителей, и все его члены оправдали Люси на сто процентов, как и Дж. Эдгар Гувер и ФБР, а также все газеты в Америке, и сегодня вечером мистер Линкольн вытирает слезы за то, что заставил ее пройти через это.
  "Это" было начато всего неделю назад им и его "слепой" статьей.
  В понедельник четырнадцатого большинство газет в стране опубликовали стенограмму показаний Люси, заявление Эмиля Фрида и очень благоприятные истории о пресс-конференции на нашем ранчо.
  В большинстве из них также была история о том, что многие председатели многомиллионных корпораций с нетерпением будут ждать "Neilsen", "Trendex" и других местных и национальных рейтингов нашего шоу в тот вечер.
  Сидя ближе всего к своим телевизорам, с телефоном на коленях, ожидая результатов этих различных рейтинговых опросов, Уильям С. Пейли, председатель CBS, Альфред Лайонс из Philip Morris, Милтон Биоу из "Biow Company" и Луис Б. Майер из MGM. Л. Б. не был председателем, но никто никогда не обращал внимания на то, кто был председателем этого совета, пока Л. Б. был жив.
  Излишне говорить, что президент и председатель совета директоров "Desilu Productions" будут бороться за телефон со своим великолепным рыжеволосым вице-президентом в ту минуту, когда он зазвонит.
  И он зазвонил, громко и отчетливо, вскоре после полуночи. Как они получают эти "ночевки" так быстро, что я никогда не узнаю. Наше время было 9 вечера по всей стране. Результаты были действительно очень удовлетворительными. "I Love Lucy" все еще находилась на первом месте, с комфортным отрывом. Заголовки во вторник пятнадцатого числа все комментировали этот факт. Например, "Los Angeles Times" гласила: "Все по-прежнему любят Люси".
  Две недели спустя мы получили приглашение от президента и миссис Эйзенхауэр быть их гостями в Белом доме 26 ноября. Впоследствии доктор Стэнтон сообщил нам, что 26 ноября - день рождения президента и что он, президент, выразил желание, чтобы мы выступили на его вечеринке тем вечером, и, пожалуйста, приведите с собой Фреда и Этель.
  За день до поездки в Вашингтон Люси получила премию "Бней Брит" как "Женщина года". Это был первый случай вручения этой награды актрисе.
  Президент, Мейми и их VIP-гости оказали нам прекрасный прием, с удовольствием смеялись во время всех наших выходок и в конце устроили нам самые громкие и теплые овации, которые мы когда-либо получали.
  После шоу двое впечатляющих пажей Белого дома зашли за кулисы и попросили нас следовать за ними. "Президент и первая леди просят вас присутствовать за их столом".
  Боже, благослови Америку!
  
   36
  Почему "I Love Lucy" добилась успеха?
  Все хотели, чтобы мы разобрали этот вопрос и нашли ответ, надежную формулу. Ну, к сожалению, создание телешоу или любого другого шоу не похоже на создание Coca-Cola или Bacardirum. Не то чтобы эти компании не заслуживали большой похвалы за то, что нашли отличные формулы, но как только они узнали ингредиенты, уже никогда их не меняли. Они просто продолжали повторять и всегда выдавали один и тот же продукт.
   Человеческий фактор в нашем бизнесе мешает нам находить успешную формулу каждый раз. Но время от времени мы сталкиваемся с одной.
  Способ, которым снимали наше шоу - техника "Desilu", как ее стали называть, - оказалась лучшим вариантом для съемок телевизионных комедий.
  Химия, вспыхнувшая при первой встрече Люси, Вивиан и взаимопонимание между Биллом, и мной, каким-то образом естественно перенеслись на персонажей Люси и Этель, Рики, и Фреда. Никто, включая меня, не мог представить, что все получится так идеально.
  Уверен, были случаи, когда вы отлично проводили время на вечеринке без какой-либо особенно очевидной причины. Почему? Потому что химия, смешение людей там делала это веселым.
  Основные элементы нашего формата, касающиеся института брака с его повседневными испытаниями и невзгодами мужа и жены, и их вовлеченностью в отношения с соседями и друзьями, имеют универсальную тему, понятную молодым, и старым, особенно по телевидению, где это видит вся семья, сидящая дома.
  У нас не было исключений или монополии на юмор, присущий этому формату. Он так же стар, как и сам театр, но то, как наши сценаристы обращались с этими основными элементами, с их дарованным Богом даром превосходного понимания фарса, было тем, что имело значение.
  Они начинали каждый сценарий с логической и достоверной предпосылки, закладывая основу, мотивацию для диких выходок, которые последуют. Участие Рикардо и Мерцев всегда касалось базовых и реальных человеческих эмоций, таких как любовь, ревность, жадность, ненависть или страх. Все то же, что и другие соседи, повсюду, в то или иное время испытывали.
  Поэтому нашим зрителям было легко идентифицировать себя с персонажами этого шоу, которое оказалось правдоподобным.
  Ситуации, в которые они попадали, были достоверными и, как мы надеялись, смешными. Если они не были таковыми, у нас появлялись проблемы.
  Это напоминает мне историю о Грир Гарсон и Джимми Дюранте. Мисс Гарсон была на самом пике своей блестящей и выдающейся карьеры в кино, только что закончив "Миссис Минивер" в "Metro-Goldwyn-Mayer", и должна была появиться в качестве специального гостя на очень успешном радиошоу Дюранте на NBC. Она любезно настояла на том, чтобы пойти в дом Джимми для первого чтения сценария.
  Когда пришла, Дюранте спустился по лестнице из своей спальни на втором этаже, одетый безукоризненно и, конечно, в своей старой сломанной фетровой шляпе на голове. Джимми посчитал, что она не одета должным образом и без шляпы. Это также позволило ему снять ее и поприветствовать мисс Гарсон самым джентльменским образом. Они прочитали сценарий, и после того, как она закончила читать скетч, который должна была сделать, спросила: - Это шутки?
  ДЮРАНТЕ: Да, мэм, это они.
  ГАРСОН: Понятно - и это смешно?
  ДЮРАНТЕ: Верно, мэм.
  ГАРСОН: А если никто не посмеется?
  ДЮРАНТЕ: Ну, тогда мы все окажемся в хорьке.
  Обычно Джим говорил: - Мы все окажемся в дерьме.
  Но он изо всех сил старался быть максимально вежливым перед миссис Минивер.
  Иногда наше шоу критиковали за то, что у нас слишком много фарса. Я не верю в легкую комедию, и Люси тоже. Это то, что зрители должны просто улыбаться. Нам нравится, когда они смеются во весь голос.
  Ничто не заставляет кого-либо чувствовать себя лучше, чем искренний смех. Это хорошая терапия, духовная и физическая.
  Иногда наш тип комедий становился довольно диким. Вот почему причины, по которым мы дошли до этих выходок, должны были быть фундаментально обоснованными. Существует очень тонкая грань между честными и правдоподобными физическими комедийными рутинами и рутинами "просто попытайтесь быть смешными". Но вам лучше знать, где проходит эта грань, и осторожно ее соблюдать.
  Никто из нас, кто работал над планированием и производством "I Love Lucy", не утверждал, что мы были гениями, которые с самого начала знали, что нам нужно для успеха шоу. Но когда вы оглядываетесь назад и ретроспективно, как сказал этот человек, мне кажется, что мы нуждались в определенных ингредиентах.
  У нас были некоторые правила с самого начала: базовый хороший вкус, моральные ценности, никогда не шутить, если эта шутка, независимо от того, насколько она смешная и какой большой смех она может вызвать, каким-либо образом оскорбит даже небольшую часть наших зрителей. Это исключило шутки о физических дефектах, таких как заячья губа, нервное подергивание и шутки о сумасшедших людях, а также шутки о поляках, евреях, чернокожих, мексиканцах, японцах, китайцах и других этнических группах.
  Единственными, близкими к этнической шутке, были шутки об акценте Рики, и, конечно, они относились к категории высмеивания себя, что нормально. Но даже они не срабатывали, если их использовал кто-то, кроме Люси. Когда Фред и Этель высмеивали акцент Рики, они не получали смеха. Интересно, не правда ли?
  Рики мог расстраиваться из-за выходок Люси, которые порой казалось, приведут к катастрофическим результатам. Это было естественно, и зрители знали, что у него была причина. Но, и это казалось большое "но", он никогда не должен был по-настоящему злиться на нее, или нервничать, как это называли сценаристы. Он должен был только забавно злиться, раздражаться, как вы бы поступили с непослушным ребенком. С другой стороны, не хотел, чтобы Рики потерял правдоподобность в таких случаях и выглядел глупо; но, если он демонстрировал какую-либо подлость, зрители возмущались, и мы теряли юмор.
  Это была самая сложная проблема, с которой столкнулся, играя Рики.
  Она помогло, когда я переоценил приемлемое латинское использование рук и рук, когда нервничал. Также было удобно позволить моим глазам выскочить из глазниц. Больше всего, парад испанских слов "рат-тат-тат" помог мне пройти тонкую грань между смешным безумием и безумным безумием.
  Сегодня, двадцать четыре года спустя, дети подходят ко мне. "Эй, Рики, скажи "Mira que tene . . ." как это сказать?"
  "Miraquetienecosalamujeresta" (Посмотри какая это хорошая женщина).
  - Вот и все! Вот и все!
  Сделать шоу максимально реалистичным было обязательным, и это область, где я не шел на компромисс. Ваза с цветами, которая должна выглядеть свежей, ароматной и живой в сцене, должна быть свежей, ароматной и живой, а не фальшивой и увядшей. Реквизит, прибор, все, с чем Люси или Рики, Фреду или Этель приходилось работать, должно было быть настоящим и функциональным. Наши кухни, холодильники, раковины, стиральные машины, духовки, кофейники, тостеры, радиоприемники, телевизоры - все было практичным.
  Когда по сценарию Люси и Этель должны были испечь свою первую буханку хлеба, эта буханка должна была получиться гигантской и выглядеть как монстр, пытающийся дотянуться до них, когда она начала вырастать из духовки.
  Я сказал Джеймсу Пейсли, нашему первому помощнику режиссера, что хочу, чтобы это был настоящий хлеб, а не сделанный из папье-маше или резины и покрашенный, чтобы выглядел как настоящий хлеб. Джиму пришлось сделать сотни звонков, чтобы найти пекарню, которая попыталась бы выполнить эту работу. У некоторых не было достаточно большой духовки, а другие боялись, что вес восьмифутовой буханки сломает ее. Наконец он нашел того, кто согласился попробовать. Нам нужно было иметь две буханки, одну в качестве дублера, каждая весом в триста фунтов.
  После нашего шоу около трехсот человек из аудитории сошли со своих мест в "Tropicana", где работал Рики.
  Мы накрыли столы с несколькими галлонами джема, желе и масла, и каждый наслаждался куском нашего хорошего хлеба и забирал остаток своего куска домой. Каждый кусок был толщиной в два дюйма и площадью два квадратных фута.
  Один реквизит, который не выглядит настоящим для зрителей, может испортить вам настроение. То же самое касается и малейшего недостатка в создании мотивации в сюжетной линии. Зрители будут думать о реквизите или недостатке и упустят шутку.
  Лучший способ исправить недостаток, слабое место в сюжетной линии - это чтобы один из персонажей шоу вынес его на первый план. Фред мог сказать Рики: - Это не имеет никакого смысла.
   Рики тогда объяснит Фреду, как и почему это имеет смысл, и когда Фред сказал: - О, понятно, - зрители также сказали бы: - О, понятно.
  История двух тунцов - хороший пример того, как сильно мы старались для реальности. Часть этого эпизода была связана с пари на семьдесят пять долларов, которое Люси и Этель заключили с Фредом и Рики о том, кто поймает самую большую рыбу на следующий день. Женщины должны были использовать одну лодку, а мужчины - другую. Мы установили это в первой сцене.
  Вторая сцена начинается с того, что дверь в квартиру Рикардо открывается. Люси и Этель входят, неся шестидесятифунтового тунца. Этель кричит о том, как нелепо тратить столько денег на тунца. Люси пытается оправдать это, говоря ей, что мужчина сказал, что они, возможно, не будут бегать завтра. - Хочешь потерять семьдесят пять долларов? Давай, спрячем это. - Они кладут его в ванну в нашей ванной.
  Сцена продолжается, когда дверь квартиры Мертц открывается, и входят Рики и Фред, неся еще одного шестидесятифунтового тунца. Обмен диалогами почти такой же, Фред говорит то же, что сказала Этель, а Рики использует то же оправдание, что и Люси. Когда Рики заканчивает словом - Хочешь потерять семьдесят пять долларов? - Фред тут же говорит: - Где мы можем это спрятать? - И, конечно, они прячут его в ванной Мертц.
  Рики возвращается в свою квартиру, а Этель - в свою.
  Когда Рики собирается принять ванну, Люси звонит Этель и говорит ей поторопиться, им нужно переместить тунца, и что она задержит Рики, пока они этого не сделают.
  - Но я как раз собиралась принять ванну, - говорит Этель.
  - Неважно, - отвечает Люси, - ты можешь принять ванну позже. Поторопись!
  Во время этого телефонного разговора Фред заходит на кухню Рикардо и говорит Рики, что Этель собирается принять ванну, и они оба спешат вниз по лестнице черного хода.
  Затем девушки несут своего тунца в квартиру Мертц и прячут
  его в своей ванной. Фред и Рики берут своего тунца и прячут его в ванне Рикардо.
  Этот тип близкого промаха очень похож на французский фарс, только во французском фарсе это все происходит между мужьями и любовниками, а не между тунцами.
  Одна и та же рутина с вариациями повторялась несколько раз, и все сходили с ума, пытаясь понять, как чертовы тунцы продолжали появляться в том же месте, откуда их только что взяли. Фред говорит Рики: - Может, они плывут вверх по течению, как лосось.
  Пытаясь спрятать наших тунцов в другом месте, и женщины делали все то же самое, что и мужчины, несущие шестидесятифунтовую рыбу. Они налетели на женщин в коридоре, и, конечно, же со своим тунцом в руках.
  У нас был отличный отдел реквизита, и они сделали два идеально выглядящих шестидесятифунтовых резиновых тунца, и я уверен, что наши телезрители подумали бы, что это настоящие рыбы.
  Мы использовали их в течение первых трех дней репетиций, и когда переносили с одного места на другое, довольно хорошо притворялись, что это настоящие шестидесятифунтовые тунцы. Но мы знали, что это не так, и я был уверен, что наша публика в студии также узнает. Независимо от того, насколько хорошо наш отдел реквизита их сделал, они просто не будут работать достаточно хорошо. Рыбача с тех пор, как я не помню, сколько времени, я знал, что наши действия и реакции в этой конкретной рутине были бы на 1000 процентов лучше, если бы мы имели дело со скользкими, не чешуйчатыми, вонючими, настоящими шестидесятифунтовыми тунцами.
  В конце последнего дня репетиций мы всегда проводили генеральную репетицию. После этого в моем офисе проводилось совещание. На этом совещании присутствовали сценаристы Боб, Маделин и Джесс; наш режиссер в то время Билл Эшер; Карл Фройнд; наш помощник режиссера Джек Олдворт (мы повысили Пейсли до руководителя производства); Люси, Фред и Этель; костюмерша Делла Фокс; реквизитор Джерри Миггинс; наша сценаристка Дороти; специалист по спецэффектам. Все, кто имел какое-либо отношение к написанию, исполнению, звуку, действию и съемке шоу, должны были присутствовать там. Каждый из нас поднимал любые проблемы, которые могли возникнуть в нашем отделе, какими бы незначительными они ни были, просматривая страницу за страницей сценария.
  Когда мы добрались до тунцов, я обратился к Джеку Олдворту. - Джек, я хочу, чтобы ты достал мне двух тунцов по шестьдесят фунтов, совершенно одинаковых - одного вида, неочищенных и не чешуйчатых, - и я хочу, чтобы они были здесь к репетициям перед камерой в час дня завтра. - Затем я повернулся к Люси со следующей запиской. - Как ты думаешь, платье, которое ты носишь...- В этот момент услышал, как Джек прочистил горло, и увидел, как он поднял руку. - Что, Джек?
  - Я просто хотел убедиться, что правильно тебя понял, сэр. Ты сказал, что хочешь, чтобы я достал два настоящих тунца по шестьдесят фунтов, неочищенных и не чешуйчатых, и ты хочешь, чтобы они были здесь завтра в час дня?
  - Верно, Джек.
  Я повернулся к Люси. - Ну, что ты думаешь о...- Джек снова поднял руку.
  - Что теперь, Джек? Тебе нужно в туалет?
  - Нет, сэр, - ответил он. Он всегда обращался ко всем "сэр", неважно, я это или уборщик. - Сэр, если мне нужно найти этих тунцов, я думаю, что мне следует освободиться от оставшейся части этой встречи и идти.
  - Ты прав - иди.
  Мы закончили нашу встречу. Обычно такие вещи длились где-то от полутора часов до трех или трех с половиной часов.
  На следующий день, незадолго до полудня, Джек зашел ко мне в кабинет и спросил: - Вы не подниметесь на нашу сцену и не посмотрите, все ли с ними в порядке?
  Будь я проклят, если у него не было двух тунцов, одного вида, одного размера, одного и того же веса в шестьдесят фунтов, пойманных накануне. Они были еще свежими. Каждый из них был завернут в полотенце внутри чего-то, что выглядело как маленькие гробы с сухим льдом внутри. Я поблагодарил его очень и спросил, где он их взял.
  - Ну,- начал свой рассказ Джек, - я обзвонил все компании спортивной рыбалки и консервные заводы, но ни у кого из них не было тунцов такого размера здесь. Один парень сказал мне, что, возможно, на консервных заводах в районе залива в Сан-Франциско или к северу от него мне повезет больше. Я нашел владельца одного из этих консервных заводов и сказал ему, что мне нужно.
  Мужчина сказал мне, где он находится и как туда добраться, и что у него есть сто двадцать фунтов тунца, упакованного и готового.
  Но это не то, что мне нужно. - Мне нужны два тунца, по шестьдесят фунтов каждый, свежевыловленные, неочищенные и не чешуйчатые, и они должны быть похожими. Мужчина начал вешать трубку. Я остановил его. Он спросил, не сумасшедший ли я. Затем я объяснил ему, зачем они мне нужны и для кого.
  Он сказал, что он фанат шоу Люси, никогда не пропускал ни одного из них, и что только такая сумасшедшая группа, как наша, будет искать двойных тунцов в два часа ночи.
  Затем он добавил, что достанет тунцов, но нужен какой-нибудь контейнер или коробка, достаточно большая, чтобы привезти их в Лос-Анджелес, и даст мне немного сухого льда, чтобы они оставались свежими.
  В три часа ночи я вылетел в Сан-Франциско. Там все было закрыто. Я не мог найти ни коробки, ни контейнера, ни чего-либо еще, куда можно было бы положить тунцов. Пока ходил вокруг, пытаясь думать, что делать дальше, увидел свет перед похоронным бюро с вывеской на фасаде, на которой было написано ОТКРЫТО. Вот тогда и подумал о маленьких детских гробиках.
  Вошел и спросил у парня, который был заведующим, нет ли у него двух дешевых детских гробов на продажу. Он также подумал, что я какой-то псих или шутник. Я спросил его, могу ли воспользоваться телефоном, что мне нужно позвонить на консервный завод и заплатить ему за звонок. Он ответил: - Продолжайте, - но он не отставал от меня.
  "Я дозвонился до владельца консервного завода. Парень из похоронного бюро не мог поверить в разговор, который он слышал, о двух тунцах и о том, будут ли эти гробы достаточно длинными и широкими для них. Человек с консервного завода сказал, что они будут в самый раз.
  - Я зафрахтовал небольшой самолет, положил в него два детских гроба и полетел на консервный завод. Мы насыпали в гробы сухой лед, завернули тунцов в полотенца, положили их поверх льда, а затем все трое полетели обратно в Сан-Франциско, сели на следующий самолет в Лос-Анджелес, и вот мы здесь!
  Я смеялся так, что плакал. Вот что называю настоящим первым помощником режиссера с большой долей изобретательности. И вот почему Джек также стал менеджером по производству нескольких шоу "Desilu", а в последующие годы и менеджером по производству некоторых из самых бюджетных фильмов в отрасли.
  Кстати, наша сценаристка Дороти, одна из лучших, была женой Джека, с такой же преданностью своей работе, как и он.
  Наличие настоящих тунцов сделало это шоу намного смешнее, чем оно было бы с резиновыми. С ними было почти невозможно справиться, и к тому времени, как мы отсняли шоу, нам, черт возьми, не пришлось притворяться, что они были тяжелыми. Это стоило всех хлопот и расходов.
  Мы использовали много личного жизненного опыта в качестве основы для некоторых наших сценариев - вечная борьба, например, о горячем и холодном между Люси и мной дома. Она открывала все окна в нашем доме, потому что ей нравится холод, а я следовал за ней несколько минут спустя, закрывая их все, потому что мне нравится жара.
  Куры на нашем ранчо "Desilu" в Чатсворте, которых Люси никогда не позволяла мне убивать и есть, несли яйца, стоящие нам около 4,50 долларов за штуку. Наши сценаристы использовали это в одном из шоу. Когда Люси, Рики и Мерцы переехали в деревню, Люси и Этель решили сэкономить деньги на счетах за продукты, купив несколько кур. Фред и Рики сказали женщинам избавиться от них, как я сказал Люси в Чатсворте.
  Для развития истории дальше, сценаристы заставили Люси придумать схему, чтобы иметь возможность оставить их. Они с Этель покупали четыре дюжины яиц в магазине и клали их в курятники, а на следующий день вели Фреда и Рики в курятники и говорили: - Посмотрите на... эти яйца! Это действительно хорошие трудолюбивые куры. Мы же говорили, что это окупится.
  В шоу был номер, который Люси и Рики должны были исполнить на благотворительном вечере PTA в пользу школы Маленького Рики. Это было танго с причудливым финалом, в котором Рики отшвырнул Люси от себя, затем схватил за руку, развернул ее спиной, прижав к своей груди, а после, схватив прядь волос, откинул ее голову назад и поцеловал. Одной из первых сцен в шоу была их первая репетиция этого номера.
  Сюжет закручивался, и план Люси приближался к катастрофе, когда Рики, который был не слишком доволен тем, как прошла репетиция, вернулся домой намного раньше обычного, едва не застав Люси с двумя дюжинами яиц, все еще находившихся в картонной коробке. Снимая шляпу и пальто, он крикнул: - Люси?
  - Да, дорогой, - ответила она из кухни, отчаянно пытаясь сообразить, где спрятать яйца. Услышав, как Рики идет на кухню, она спрятала их в блузке и застегнула пальто, которое было на ней поверх.
  Вошел Рики и сказал: - Ну что ж, нам надо репетировать.
  - Репетировать? Репетировать что, дорогой?
  - Танго - я не очень доволен тем, как идет финал.
  - Сейчас? - растерялась она. - Нам нужно репетировать финал танго сейчас?
  - Да, прямо сейчас. Только финал, и все. Когда я разверну тебя и прижму к груди, мне придется сделать это сильнее, как это делают аргентинские апачи.
  Это тот случай, когда хорошо передать шутку. Публика предчувствует катастрофу. Мы их не подвели.
  Когда мы подошли к концу танго, я отбросил ее как можно дальше, а затем схватил и развернул, прижав к своей груди. Я не стал хватать за волосы и целовать в конце. Я просто стоял, глядя на нее и гадая, что я услышал и почувствовал под ее пальто.
  Это тот тип ситуаций, где Люси так хороша. В бизнесе нет ни одной комедиантки, которая могла бы приблизиться к ней. Она знает, что публика знает, что с ней происходит, и она может доить их реакцию столько, сколько захочет.
  Сначала Люси посмотрела на Рики с глупой улыбкой, как будто заявляя о своей невиновности. Затем с извиванием посмотрела на свою грудь и изящно оттянула от нее блузку, глянула на Рики с той же глупой улыбкой, покачала туловищем и талией немного, давая зрителям понять, что разбитые яйца пробираются вниз по ее телу.
  Когда она подумала, что смех зрителей может немного стихнуть, то тряхнула левой ногой и ступней, что дало им понять, что яйца завершили свой тур вниз и теперь были повсюду на ней, вызвав смех громче и сильнее, чем раньше.
  Наш редактор и звукорежиссер засекли этот смех и записали его как самый длинный, который мы когда-либо получали. Это прекрасный пример того, почему зрители так важны. У меня никогда бы не хватило смелости дублировать этот громкий смех. Некоторые другие шоу снимались без зрителей, и смех был вставлен позже. Мне он всегда казался фальшивым.
  Вот почему все наши комедийные шоу проводились перед зрителями.
  Это довольно забавно, когда в конце "All in the Family", (Все в одной семье) который я люблю, и некоторых других комедийных шоу, они с гордостью показывают вам большой знак - ПРИКЛЕЕНО ПЕРЕД АУДИТОРИЕЙ".
  Люси такая перфекционистка, что настояла на том, чтобы никогда не использовать яйца внутри своей блузки во время репетиций. Она не хотела знать или предвидеть ощущение, когда две дюжины яиц разбиваются о ее тело. Она использовала их только тогда, когда мы фактически снимали сцену.
  В шоу, где Люси высмеивала что-то, чего она никогда раньше не делала, например, о том, как устроиться на работу в пиццерию, комические ценности зависели от того, насколько хорошо она высмеивала то, как они вращают тесто и подбрасывают его в воздух, когда формуют.
  Она проводила много часов в пиццерии после наших репетиций, пока не научилась обращаться с этим тестом так же хорошо, как пиццайоло. Это, конечно, единственный способ. Вы должны знать, как это сделать правильно, прежде чем сможете посмеяться над этим.
  Когда мы снимали "Длинный, длинный трейлер", мне пришлось ездить на нем по всей стране, вверх и вниз по горам, снести навес для машины в доме ее семьи в этой истории. Мне пришлось научиться водить эту большую штуковину правильно, прежде чем я смогу заставить ее делать все то, что она не должна делать.
  Когда Люси играла роль тюленя на сцене и в нашем пилоте, она научилась играть на ксилофоне так, как это делал бы тюлень, сжимая ртом разные размеры старомодных автомобильных гудков. Для нее не было ничего слишком сложного, и она никогда не ныла из-за дополнительной работы и более долгих часов. Когда сценаристы спросили ее, думает ли она, что сможет сыграть "Glowworm, Glow" (Светлячок, свечение) на саксофоне, она сказала им: - Дайте мне неделю. - В конце назначенного срока Люси сделала это. Мы могли бы заставить ее притворяться, что она играет на ксилофоне и саксофоне, пока кто-то за кадром это делает, но это было бы не так смешно, как то, что Люси сама изо всех сил пытается это сделать. Еще одна вещь, которая помогла в планировании, в производстве и реализации нашего шоу, заключалась в том, что все, кто был вовлечен в творческий процесс, имели одну и ту же цель - чистое развлечение, не обремененное посланиями. Некоторые называли его поверхностным, без литературных или интеллектуальных ценностей - только эскапизм. Хорошо, но я не вижу ничего плохого в шоу, которое имеет только это.
  Мы всегда представляли себе парня, который работал восемь или десять часов в день, управляя грузовиком или такси, укладывая кирпичи на раствор, или чиня краны, забивая гвозди, или сидя за столом, или какой бы ни была его работа. Когда он приходит домой вечером, скидывает обувь, кладет ноги на стул, открывает холодную банку пива и, включив телевизор, полчаса просто смеется и расслабляется, я за. Думаю, очень важно позволить ему отвлечься, хотя бы на время, от всех чертовых забот и трудностей нашей повседневной жизни. Телевидение не должно стыдиться, а наоборот гордиться тем, что помогает ему в этом.
  Настоящие интеллектуалы также любят время от времени отвлекаться от своего мира интеллекта.
  Чарльз Янг, блестящий молодой человек, который проделал большую работу на посту канцлера Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, когда его спросили о развлечениях в целом, сказал: - Мне нравятся развлечения, особенно телевидение. Мне не нравится смотреть глубокие, сложные фильмы или телепрограммы, которые бьют меня по голове образованием и информацией. Мне нравятся легкие развлечения. Мое отношение к развлечениям - долой посыл.
  Теперь, если вам удастся придумать телешоу, пьесу или фильм, которые являются хорошим развлечением, и которые в то же время доносят посыл, не ударяя людей по голове, это прекрасно и замечательно. Одним из наших самых преданных поклонников и друзей, который часто писал нам о том, как ему нравится отдыхать и смотреть наше шоу, он говорил, что ни за что его не пропустит, был наш блестящий высокопоставленный государственный деятель Барни Барух. Другим был издатель "Chicago Tribune" полковник Роберт Р. Маккормик. Хедда Хоппер рассказала нам, что все разговоры прекращались в доме полковника в девять часов вечера в понедельник и не возобновлялись, пока он не досмотрел "I Love Lucy".
  Что касается сообщений, то, хотя мы никогда не пытались их читать, время от времени все равно просматривали. Один парень написал: "Дорогой Рики, я хочу, чтобы ты знал, что я думал, что моя жена настоящая сумасшедшая, и собирался развестись с ней. Но после просмотра твоих шоу она стала выглядеть вполне нормально. Спасибо, что спасли наш брак".
  Одно из философских убеждений папы: "Должен быть способ", помогло в некоторых случаях, когда у меня были проблемы с шоу Люси.
  По какой-то необъяснимой причине одно шоу было на две с половиной минуты короче. Часто наши выступления были слишком длинными, и мы с трудом урезали до двадцати четырех минут и тридцати секунд, которые должны были доставить в сеть. Я не могу вспомнить ни одного другого случая, когда нам не хватало времени.
  Это было еще одно из тех шоу, в котором Люси и Этель уговорили Рики появиться на благотворительном вечере для какого-то женского клуба или чего-то еще. Было бы очень легко заполнить две с половиной минуты, попросив Рики спеть еще одну песню на том мероприятии, но я чувствовал, что Рики достаточно спел на этом шоу, и хотел посмотреть, нет ли лучшего способа это исправить. Очевидным способом было бы просто заставить каким-нибудь выступлением на две с половиной минуты в рамках шоу, от Люси и Этель, которое в нашей истории в любом случае не должно было быть большим, профессиональным, театральным хитом.
  Решил попытаться получить лучшие две с половиной минуты в этом бизнесе. Я рассказал Люси, что у меня на уме.
  Она ответила: - Нет никакого способа заставить Сэма Голдвина дать тебе двухминутный отрывок фильма Фрэнка Синатры, поющего одну из лучших песен из "Guys and Dolls" (Парни и куклы). Картина еще даже не появилась в прокате.
  - Я не знаю, - сказал я ей. "Это может быть чертовски хорошей рекламой для картины. Кроме того, мистер Голдвин - тот парень, который первым привел тебя в Голливуд как девушку Голдвина, и он всегда остался твоим настоящим хорошим другом. На самом деле, каждый раз, когда он видит меня, то очень лестно отзывается о нашем решении снимать шоу на пленке. Кроме того, все, что он может сказать, это "нет". Я попробую".
  Позвонил мистеру Голдвину и сказал: - Мистер Голдвин, это Деси Арназ.
  - О, да, да - вы тот парень, который женат на Люсиль Болл.
  - Верно, мистер Голдвин. Я встречался с вами пару раз.
  - Да, да - вы тот парень, который купил ту студию, где вы снимаете фильм для телевидения. Мне очень нравится ваше шоу. Я смотрю его каждую неделю.
  - Большое спасибо, мистер Голдвин.
  - Что я могу для вас сделать?
  - Ну, мне не хватает двух с половиной минут на это конкретное шоу Люси, которое мы уже сделали, и я думаю о том, что она была девушкой Голдвина, когда впервые приехала в Голливуд...
  - Да, я привел ее сюда. Я помню это.
  - Ну, мистер Голдвин, я подумал, что, возможно, смогу получить от вас немного пленки, чтобы заполнить эти две с половиной минуты.
  - О, конечно, но я скажу вам вот что, я сделаю лучше, чем это. Я приду в вашу студию и поговорю на вашем телешоу с Люси о том, когда она пришла сюда как девушка Голдвина?
   - Понятно. Ну, мистер Голдвин, э-э-э, спасибо большое, но мы не можем этого сделать.
  - Почему бы и нет? - спросил он.
  - Ну, Люси - не Люсиль.
  - Люси - не Люсиль?
  - Нет, сэр, Люсиль была той девушкой, которая пришла сюда как девушка Голдвина, но это не та Люси в нашем шоу.
  - Это та же девушка, не так ли? Я имею в виду девушку, которая там с вами в "I Love Lucy"? Это та девушка, которую я привел сюда как девушку Голдвина. Правда?
  - Да, сэр, это та же самая девушка. Но для мистера Голдвина не имело бы смысла говорить с девушкой из "I Love Lucy" о том времени, когда она была девушкой Голдвина, потому что это была не Люси, это была Люсиль.
  - Это была не Люси, это была Люсиль. Но это та же самая девушка.
  - Боюсь, я не очень хорошо объясняю. Давайте посмотрим, девушка, которую вы привели в Голливуд как девушку Голдвина, была Люсиль. Девушка в нашем шоу притворяется...
  Он вмешался: -Быть Люсиль. Теперь я понял.
  - Нет, нет, мистер Голдвин, Люсиль притворяется Люси.
  Я должен был ожидать, что моя попытка объяснить что-либо мистеру Голдвину по телефону будет нелегкой. Даже когда лицом к лицу мы не могли хорошо понять друг друга.
  Затем мистер Голдвин сказал: - Я действительно не знаю, что именно вы хотите, и мне придется повесить трубку, но что бы это ни было - вы это получили.
  Пятнадцать минут спустя секретарь мистера Голдвина позвонил Джонни Этчисону, моему секретарю, и сказал: - Мистер Эйтчисон, мой босс только что передал вашему боссу кое-что. Мы хотели бы узнать, что это, чтобы мы могли отправить это.
  Примерно через год я увидел Фрэнка, и он сказал: - Какого черта я оказался в "I Love Lucy", исполняющим песню из "Guys and Dolls"?
  - Это долгая история, Фрэнк. Почему бы вам не спросить мистера Голдвина?
  Журнал "New York Times Magazine" посвятил целую статью тому же вопросу: Почему "I Love Lucy" добился успеха?
  Они спросили меня: - Если бы вам пришлось разделить заслуги между авторами, режиссерами и актерами, как бы вы это сделали?
  - Я бы отдал Люси девяносто процентов, а остальные десять процентов разделил бы между всеми нами.
  Шоу транслировалось по телевидению во многих странах по всему миру, поэтому журнал "The New York Times Magazine" брал интервью и цитировал людей из разных стран. Было интересно узнать, что некоторые из них скажут.
  Британский антрополог, который проводил исследование о том, что "посылает" американцев, пришел посмотреть, как мы репетировали и снимали шоу. Его мнение о том, что сделало шоу успешным: - Люси и Рики и их друзья, Этель и Фред, являются типичными американцами среднего класса в типичной среде американского среднего класса, но с существенным отличием - вместо того, чтобы сидеть и ждать, пока что-то произойдет, они заставляют вещи происходить. Они и их зрители настолько похожи, что зрители начинают верить, что это "оно" заставляет вещи происходить - чистый массовый гипноз, или, если можно так сказать, пустая болтовня, но ужасно умно, хм?
  Приезжий французский актер объяснил свою зависимость от шоу таким образом: - В нем есть реальность "любви", или, как вы говорите, секса. Хотя можно поверить, что другие комедийные команды мужа и жены делят одну спальню, невозможно поверить, что они делают это с удовольствием. Люси и Рики переругиваются днем, чтобы "помириться" ночью.
  Я согласен с французом. Отсутствие романтики и секса не помогает ни одному шоу. Я думаю, что наши зрители могли бы представить, как Люси и Рики ложатся спать вместе и наслаждаются этим.
  Я получил письмо поклонника, адресованное Рики, от парня, который сказал: - Люси должно быть довольно хороша в сексе, раз ты терпишь все ее безумные вещи.
  Журнал "Times" также взял интервью у американского социопсихолога, который принадлежал к школе, утверждающей, что американка доминирует над американским мужчиной и презирает его за то, что он позволяет ей делать это. Он сказал: "Необычайная привлекательность шоу Люси основана на его способности предполагать два фактора вины, глубоко в американском подсознании: A) Американка в отчаянии из-за того, до какого состояния она довела мужчину. Поэтому она благодарит Небеса, что в доме Рикардо, по крайней мере, Рики - босс, и Люси это знает, и американка это знает, и это делает их всех вместе счастливыми на протяжении всего шоу. (Насколько он был прав!) B) Где-то в глубине души у большинства американцев есть родственник, родившийся за границей, чей иностранный акцент смущал их, и теперь они сожалеют об этом. Но Рики говорит с иностранным акцентом, но все его уважают. Разделяя свое уважение к Рики, зрители успокаивают свою совесть".
  Что вы знаете!
  Журнал продолжил: "В остальном красноречивая матрона, которая гордится своим рабством в шоу Люси, проясняет его влияние на нее таким образом: "Я не знаю. Я просто люблю Люси, я люблю Люси - мой муж нет".
  Затем интервьюер "Times" сказал мне: - Еще один вопрос. Вы думаете, что "I Love Lucy" так успешен, потому что вы постоянно делали лучшее шоу на телевидении?
  - Нет, я так не думаю. Я думаю, это потому, что мы постоянно никогда не делали плохого.
   37
  Когда "I Love Lucy" стал телешоу номер один в стране в сезоне 1951-1952 годов, я начал получать предложения от звезд и продюсеров о том, будет ли наша компания готова и сможет ли она снимать их шоу, и когда они выйдут на телевидение, таким же образом, как мы снимали "I Love Lucy". Первой, кто пришел и заговорил со мной об этой возможности, была Ив Арден, которую я знал по кинобизнесу, и она была хорошей подругой Люси.
  Ив являлась звездой радиошоу на CBS, очень успешного и популярного, "Our Miss Brooks".(Наша миссис Брукс) Она сказала, что CBS обратились к ней с предложением адаптировать шоу для телевидения, как когда то они собирались сделать с "Lucy and My Favorite Husband", на что она ответила, что сделает его, в том случае если они согласятся снять также, как шоу "I Love Lucy".
  Затем Ив спросила меня, сможем ли мы помочь ей, и я сказал: - Я не понимаю, почему бы и нет. У нас есть оборудование, камеры, звукорежиссеры и электрики, которых мы используем только два дня в неделю, в четверг и пятницу, и снимаем по пятницам вечером. Во вторник и среду репетируем без них.
  Вы можете использовать их в эти дни и снимать по средам вечером. Нам придется подготовить еще одну сцену для зрителей, но сейчас это не так уж и важно". Никогда не думал о производстве и съемках шоу других звезд, но я не видел, почему бы нам этого не сделать. знал, что съемочные группы будут рады дополнительной работе. Чего я не знал, так это то, какую большую банку бобов я открывал.
  Особенно рад был видеть эту тенденцию телевизионных шоу, желающих попасть на пленку, и продолжал продвигать идею, что живое шоу лучше, чем фильм. Но CBS никак не могло сказать это Ив, когда их шоу номер один было на пленке.
  Причина, по которой они были против фильма, заключалась в том, что знали, чем больше шоу будет снято на пленку, тем больше власти и контроля потеряют. Если шоу транслировалось в прямом эфире, независимые местные телевизионные станции, желающие, чтобы это представление показывалось, должны были стать филиалом сети, которая его демонстрировала. Затем сеть передавала им по кабелю, если кабель доходил до них, иногда отправляла запись его. Но с фильмом местные независимые станции могли заключать прямые сделки с продюсерами. Вот как началась синдикация. Фильм был намного лучше для художника и творческого таланта, потому что если их шоу имело успех через несколько лет, даже если им пришлось бы заключить сделку с сетями - стать их партнерами - они все равно владели бы очень хорошей частью этой ценной фильмотеки, что является единственным способом, в котором звезды когда-либо зарабатывали реальные деньги на телевидении. Прямая трансляция шоу, когда-то транслировавшая по телевидению, ушла навсегда, и никто больше не получал от этого ни цента.
  Мы начали продюсировать и снимать "Нашу мисс Брукс" для компании Ив Арден и CBS в 1952 году. Также снимали несколько рекламных роликов для "General Foods" и "Philip Morris".
  Перед тем, как начали сезон 1952-1953 годов, CBS заключила новый контракт с "Desilu". Я предполагаю, что, хотя они ничего не потеряли в сезоне 1951-1952 годов, они немного встряхнулись, когда первые несколько шоу стоили так дорого, но, как я объяснил, на то была причина. Тем не менее, они решили, что больше никогда не дадут нам контракт с оплатой издержек. Новая сделка заключалась в том, что мы будем получать фиксированную сумму. Думаю, это было $28 500 или $30 000 за каждый из тридцати новых эпизодов, и половину этой суммы за каждый из девяти повторов, что было довольно большой суммой в те дни.
  CBS также купила 25 процентов "Desilu Productions" за один миллион долларов. Примерно в то же время я организовал еще одну компанию, под эгидой которой мы стали производить кинофильмы и сдавать в аренду оборудование. Мы назвали ее "Zanra". Люси и я владели 80 процентами акций, а остальные 20 были распределены между нашими ключевыми людьми, тогда не более чем пятью или шестью, нашими детьми и нашими матерями. "Desilu" продала все оборудование, которое мы покупали в течение оригинального сезона "I Love Lucy", например, освещение, которое Карл спроектировал и построил, тележки-крабы, четырехголового монстра, реквизит, переносные гримерные и трибуны, по себестоимости "Zanra". Это был способ, которым наши ключевые люди могли заработать немного дополнительных денег. Однажды они продали свои акции в "Zanra" на основе прироста капитала, и чем усерднее работали, чтобы сделать "Zanra" успешной и финансово прочной корпорацией, тем больше стоили их акции.
  "Zanra", в свою очередь, сдала это оборудование в аренду "Desilu Productions" не только для "I Love Lucy", но и для "Our Miss Brooks" и для рекламных роликов, которые мы снимали. Это вызвало небольшую полемику.
  Я обедал с Пейли и Спенсером Харрисоном, юристом CBS и руководителем отдела деловых отношений, в Нью-Йорке, когда мы завершали новый контракт на шоу Lucy, продажу им 25 процентов наших акций и сделку "Our Miss Brooks". Спенсер сказал мистеру Пейли, что я их обманываю. Он также добавил, что оборудование, которое мы купили на бюджет "I Love Lucy", теперь сдается им в аренду. Пейли спросил меня, правда ли это, и я ответил: - Да, в определенной степени верно. Когда CBS вели переговоры о нашем новом контракте, больше не на основе "затраты плюс", а на фиксированной сумме, я утверждал, что все оборудование, которое мы купили в течение первого года производства "I Love Lucy", должно по праву принадлежать "Desilu", поскольку оно было частью бюджета "I Love Lucy". Это обсуждалось подробно и, в конце концов, было принято CBS. Мы вставили в контракт соответствующий пункт.
  - Это правда, - сказал Спенсер, - но этот контракт был подписан до того, как мы дали вам сделку на производство и съемку Brooks, которая принадлежит CBS, с Арден, получающей процент от прибыли, и в которой "Desilu" не имеет процента или права собственности.
  - Я не понимаю, какое отношение это имеет к арендному бизнесу "Zanra", г-н Харрисон. "Zanra" владеет оборудованием и сдает его в аренду "Desilu" для Lucy, Brooks или чего-то еще. Я думаю, Брукс мог бы арендовать его у какой-то другой компании по прокату в Голливуде, если бы "Desilu" не производила и не снимала его. И если бы была другая компания по прокату, у которой было бы такое же необходимое оборудование, как и у Люси, чего, как я понимаю, хочет мисс Арден.
  - Сколько вы берете с Брукса за аренду разных вещей, которые вы купили? - спросил мистер Пейли.
  - Ничего не беру. "Zanra" берет с "Desilu", а "Desilu" берет за свои постановки столько же, если не меньше, сколько им пришлось бы заплатить, если бы они могли арендовать его у другой компании по прокату, чего они не могут, потому что...
  Пейли закончил: - Ни у одной другой компании по прокату нет такого оборудования.
  - Верно, - ответил я.
  Затем Пейли спросил меня: - Сколько Арназа, написанного наоборот, принадлежит Арназам? Восемь процентов.
  - Правильно.
  - Кому принадлежит остальное?
  -Мы дали десять процентов нашим руководителям отделов в качестве поощрения, и десять процентов нашим детям и нашим матерям. Зачем? Вы хотите купить часть акций "Zanra"?
  - Нет, нет, я уже достаточно много с вами сделал.
  Затем он повернулся к Спенсеру и сказал: - Я не вижу, чтобы Чико сделал что-то неправильное. Это оборудование "Zanra", и они могут сдавать его в аренду кому захотят. Если он кого-то и обманул, так это людей, которые обсуждали все детали нового контракта Люси, но мне кажется, он обманул их честно и справедливо.
  - Спасибо, мистер Пейли.
  Я уверен, Спенсер знал, что я прав. Он всегда был очень честным человеком и, пытаясь заключить для CBS максимально выгодную сделку, очень справедливым переговорщиком. Он просто пытался понять, есть ли возможность переговоров перед боссом, а Пейли подкалывал его за то, что его переиграли.
  Конечным результатом всего этого стало то, что покупка оборудования в течение первого года вместо его аренды оказалась довольно выгодной сделкой. Четырехголовый Монстр собрал более 300 000 долларов в качестве арендной платы для "Zanra", прежде чем он стал слишком старым и его пришлось отправить на покой.
  В 1953 году мы переехали в "Motion Picture Center". У "General Service" не было достаточно сцен, которые можно было бы переоборудовать для размещения зрителей. В "Motion Picture Center" их было шесть, все примыкали к городской улице, и в конечном итоге "Desilu" переделал и переоборудовал все их в театральные сцены для зрителей. Помимо шоу Люси и Брукса, которые мы продолжали снимать, мы были наняты на съемки тридцати шести эпизодов "Письма Лоретты Янг Лоретте", тридцати шоу Дэнни Томаса, тридцати шоу Рэя Болджера и четырех шоу Джека Бенни, которые они хотели попробовать в нашей системе. Это был также год, когда мы снимали "Длинный, длинный трейлер" в MGM. Во время съемок фильма мне удалось нанять двух трудолюбивых, сообразительных и очень способных молодых людей в нашу компанию. Одним из них был первый помощник режиссера Винсента Миннелли, Джерри Торп. Я наблюдал за ним, работая первым помощником Миннелли, и был очень впечатлен тем, как он руководил всеми статистами, заботой и вниманием, которые он уделял даже самым незначительным деталям, так что каждая сцена была подготовлена и готова для мистера Миннелли, обычно даже до того, как Винсент был готов ее снимать. Я подумал, что он будет тем молодым человеком, которого мы искали для обучения этой новой технике "Desilu". Старые, устоявшиеся директора были напуганы до смерти.
  Я сказал Джерри: - Ты начнешь как первый помощник режиссера в - "Я люблю Люси" и будешь просто стоять у меня за спиной, пока мы репетируем, пока мы устанавливаем камеры, пока я иду в монтажную - куда бы я ни пошел - и когда ты посчитаешь, что готов попробовать свои силы в режиссуре одного из этих шоу, то мне скажешь.
  - Это справедливо, - сказал Джерри, - но я хотел бы взять своего второго помощника, он мне очень помогает.
  - Это Олдворт?
  - Да.
  - Хорошо, он начнет в той же должности, что и ты.
  Это был Джек Олдворт, с которым ты уже встречался в инциденте с тунцом.
  Другим молодым человеком, приехавшим в "Desilu" в том же году, был Мартин Лидс, который являлся главой отдела деловых отношений CBS на Западном побережье. Этот сукин сын доставил мне столько хлопот, споря о деньгах CBS, которые мы тратили на "I Love Lucy" в течение года, когда мы были на основе оплаты плюс расходы, можно было подумать, что это его собственные. Я имею в виду, этот персонаж кричал о счете за уборку в 3,50 доллара. Я подумал, что станет лучше, если он будет сражаться на моей стороне.
  В начале 1953 года Фрэнк Синатра согласился сделать для нас пилот под названием "Downbeat", (подавленный) мы надеялись продать его как сериал к осени. Это история о певце, у которого была небольшая группа в Нью-Йорке, и он всегда путался с девками и гангстерами и попадал в различные приключения. Это своего рода мелодрама с щедрой порцией музыки и юмора. Фрэнку она очень понравилась. Это было задолго до "Guy and Dolls", и в то время его карьера шла не слишком хорошо.
  В этот период даже его агенты сказали ему, что больше не хотят его представлять, и разорвали контракт, что было подлым и неблагодарным поступком по отношению к парню, который зарабатывал для них миллионы. Они забыли, что однажды чемпион, всегда чемпион.
  Синатра, был таким потрясающим хитом, национальной страстью, внезапно не мог быть забыт. Я всегда думал, что Фрэнк являлся чертовски хорошим актером. Своим пением он это доказал. Он просто не поет песню, а разыгрывает стихотворение под музыку, и его фразировка придает словам в каждом предложении правильный смысл, будь то нежная ласка или дерзкий упрек.
  Мы были почти готовы пойти с пилотом, когда Фрэнк пришел ко мне в офис в "General Service" и сказал, что получил роль в "From Here to Eternity", (От сюда и в вечность) которую он действительно хотел и упорно работал, чтобы получить ее. Фрэнк с нетерпением ждал этого и думал, что это будет для него огромным прорывом. Но, будучи таким парнем, он хотел знать, сколько мы вложили в разработку пилота и сможет ли он нам возместить его или, может быть, сделает это позже.
  Я сказал ему: - Забудь об этом, Фрэнк. Какого черта, мы можем сделать телесериал в другой раз. Мы просто оставим это дело в файлах на некоторое время и посмотрим, что получится.
  Я был очень рад увидеть, что произошло.
  
   38
  1953 год был довольно напряженным. Лучшее, что произошло, это то, что родился Деси, а худшее - это тот чертовски нелепый, но пугающий эпизод с Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности.
  В телевизионном сезоне 1954-55 годов мы также спродюсировали и сняли две другие полностью принадлежащие "Desilu" комедии.
  Одна из них была пилотной, которая продолжалась в следующем сезоне "Те девушки Уайтинг", в главных ролях Маргарет и ее сестра Барбара, Мейбл Альбертсон, и с участием Джерри Пэриса, которому мы позже дали шанс стать режиссером. Он так хорошо справился, что снял множество хитовых шоу для "Desilu" и сегодня является одним из ведущих режиссеров в бизнесе, с большим количеством предложений.
  Другой снялся с Джун Хэвок, в роли женщины-юриста в сериале "Вилли". Молодой, худой, застенчивый, странно выглядящий парень начал свою телевизионную карьеру, сыграв несколько эпизодов в этом шоу. Сегодня он уже не такой худой и застенчивый, и его внешность, которую казалась странной, теперь считается модной. Он один из лучших и самых успешных продюсеров фильмов для телевидения, не только сериалов, но и фильмов недели - Аарон Спеллинг.
  В том же сезоне, в партнерстве с Парком Леви, в конечном итоге также с CBS, мы продюсировали и снимали "Декабрьскую невесту" со Спринг Байингтон в главной роли. Я не имел никакого отношения к началу переговоров об этом партнерстве. К счастью, все свалилось мне на колени. Парк Леви, создатель и сценарист "Декабрьской невесты", которая была очень успешным шоу на радио в течение многих лет, владел 50 процентами шоу. CBS владел остальными 50 процентами. Сеть хотела перенести его на телевидение, как они сделали с "Our Miss Brooks", но они не хотели Спринг Байингтон в той роли, которую она сыграла на радио.
  Парк, блестящий сценарист и создатель радиошоу, но я не представлял себе это шоу без Спринга Байингтона. Возможность, которая была у CBS, сделать это на телевидении, подходила к концу, а споры продолжали существовать. Я узнал обо всем этом, когда Парк пришел ко мне и разъяснил ситуацию.
  Затем он спросил меня: - Вы бы сделали это со Спринг Байингтон?
  - Конечно, я думаю, она была бы хороша в этом, - ответил я. - Я не знаю, почему CBS не хочет делать это с ней.
  - Хорошо, - ответил Парк. - Я дам вам знать, что произойдет.
  Примерно через месяц он вернулся в мой офис в "Motion Picture Center" и сказал мне, что CBS не воспользовались своим правом и теперь он владеет 100 процентами "Декабрьской невесты".
  Я спросил его: - Какова была бы позиция "Desilu", если бы мы финансировали пилот?
  - Такая же, как и у CBS. Вы будете владеть половиной процентов, а я второй половиной.
  В течение этого месяца, между визитами Парка, я прочитал все радио сценарии, которые они сделали, и прослушал множество записей. Они сделали радиошоу перед аудиторией, как Люси сделала "My Favorite Husband," и это была еще одна важная причина, по которой Парк пришел ко мне.
  Он хотел, чтобы это сделали так же, как "I Love Lucy" и другие наши комедии. "Desilu" все еще была единственной компанией, снимающей шоу с несколькими камерами, перед аудиторией.
  Материал, который читал и слушал, был очень хорош, и вызвал большой смех у аудитории в студии. Я был убежден, что, если мы сможем взять на роль юную дочь и зятя Спринг, а также их соседей, шоу станет хитом. Даже если Парк не напишет ни одного нового эпизода для телевидения (что, конечно, он, владея 50 процентами, сделает), материал с радио можно будет легко адаптировать.
  Я сказал Парку: - Хорошо, у вас есть сделка.
  Это был первый раз, когда вложил собственные деньги в пилотное шоу.
  "Desilu" еще не была публичной компанией. Я рассказал Люси о сделке, которую заключил с Парком, и спросил ее, что она думает.
  - Ты занимаешься сделками. Я играю Люси, - ответила она. - Кроме того, ты уже заключил ее, не так ли?
  - Да... но почему, как ты думаешь, CBS не захотела сделать это со Спрингом? - спросил ее.
  - Я не знаю, но думаю, что вы с Парком были правы. Она будет великолепна в этом. Кино для нее не в новинку. И с каких пор тебя волнует, что сеть сделала или не хотела делать?
  - Мы вкладываем собственные деньги в производство и съемку пилота. CBS отказались от своего опциона и отказались от пятидесяти процентов права собственности, потому что они не хотели делать это со Спрингом, и у ABC пока недостаточно каналов, поэтому, если мы не продадим его NBC, то можем потерять много денег.
  - Слушай, Кьюбан, не беспокой меня своими ужасными деловыми проблемами. Просто постарайся придумать хит.
  - Спасибо.
  Мы адаптировали радиошоу для телевидения и смогли подобрать актеров как надо: Фрэнсис Рафферти, красивая рыжеволосая, которая сделала несколько фильмов в MGM, в роли дочери; Дин Миллер, молодой, красивый парень, который мог сыграть сложную комедию (a ля Кэри Грант) в роли зятя; Верна Фелтон, ведущая радио- и кинокомик в роли соседки; и один из лучших характерных актеров и комиков в бизнесе, Гарри Морган, в роли соседа.
  Джерри Торп отлично справился с ролью первого помощника режиссера в "Люси", в то же время внимательно следя за каждым углом нашей техники. Мне было трудно даже сходить в туалет, чтобы Джерри не оглянулся через плечо. Прошел почти год после того, как он присоединился к нам, когда он сказал мне: "Босс, я думаю, что готов руководить, когда вам это нужно.
  Это доказало, насколько он добросовестный. Большинство молодых людей, пытающихся продвинуться по карьерной лестнице, наблюдали бы, как мы это делаем, в течение нескольких недель, а затем говорили, что готовы. Я дал Джерри его первое режиссерское задание на пилот "Декабрьской невесты". Он проделал прекрасную техническую работу, и, что еще важнее, Парк, актеры и съемочная группа уважали его способности и любили работать с ним. Он заставлял их работать очень усердно, но им всем было весело на съемочной площадке, что, поверьте, видно на экране, особенно когда снимаешь комедию.
  Реакция нашей студии была отличной, и мы все чувствовали, что у нас случился успех. Спринг не могла понять, почему люди из CBS не были рядом. Она сказала мне, что мистер Пейли никогда не забывал присылать ей цветы в начале каждого радио сезона и подарки на Рождество с запиской, в которой говорилось, что ее радиошоу было одним из его любимых и как он рад, что оно транслировалось по сети. Я не хотел говорить Спринг, почему их не было рядом, но узнал очень важную информацию. Как это часто случается в этих крупных компаниях, мистер Пейли, возможно, не знал, что они отказались от своего варианта. Его подчиненные могли посчитать, что это слишком незначительно, чтобы беспокоить его.
  "General Foods" увидела пилот, им понравилось, и они захотели сделать его сериалом на CBS. Я сказал им, что не знаю о CBS, но, если они хотят показать его им, убедитесь, что мистер Пейли был на показе. Они сделали это. Пейли увидел его и, все еще находясь в проекционной, поздравил всех своих людей.
  - Я так рад, что мы сделали это как телешоу. Это всегда было одним из моих любимых, частично принадлежащих CBS объектов.
  Среди его руководителей было много шарканья ногами, нервного кашля и испуганных взглядов, но им пришлось ему сказать.
  - Ну... э-э... э-э... Мистер Пейли, мы не владеем частью телешоу, - наконец сказал кто-то.
  - Что вы имеете в виду? Мы владели пятьдесят процентов этого шоу с момента его зарождения, и оно всегда было одним из наших самых рейтинговых радиошоу.
  - Да, сэр, но CBS не превратили его в телешоу.
  - Почему мы не сделали этого и кто сделал?
  - Деси сделал.
  - Деси? Спенсер был прав. Как он нас подставил на этот раз?
  - Ну, это долгая история, - сказали ему.
  Он не стал дожидаться, чтобы услышать это. Он встал, пошел в свой офис и немедленно позвонил мне.
  - Чико, ты мошенник.
  - Теперь погоди, Шеф. О чем ты говоришь?
  - Ты украл у меня "Декабрьскую невесту.
  - Я ничего такого не делал. Я расскажу тебе, что именно произошло. Парк Леви пришел ко мне в офис и сказал, что CBS упустила возможность, потому что кто-то там не хотел, чтобы Спринг Байингтон играла ту роль, которую она играла на радио.
  - Кто, черт возьми, был этот тупой сукин сын? - спросил он.
  - Спринг великолепна в пилоте.
  - Я думал, что она будет такой, поэтому мы пошли вперед и сделали это на свои собственные деньги. Взамен Парк отдал "Desilu" пятьдесят процентов собственности, которые, как я понял, изначально принадлежали CBS.
  - Ты правильно понял. Мне жаль, что я назвал тебя мошенником. Это чертовски хорошее шоу, Чико. Я бы хотел увидеть его на CBS.
  - Ты хочешь вернуться? - спросил я.
  - Как?
  - Дайте мне девять тридцать понедельника, после "I Love Lucy", и вы получите двадцать пять процентов. Может быть, мы сможем уговорить Парка еще несколько процентных пунктов, но он уже отдал несколько другим писателям и, я думаю, немного Спрингу. Даже в этом случае, худшее, что может случиться, это то, что вы получите половину того, что получил я.
  - Как вы думаете, остальные эпизоды в сериале будут так же хороши, как пилот?
  - Такие же хорошие или лучше, Шеф, и эта штука может продолжаться столько, сколько вы этого хотите. У нас есть миллион способов.
  - Ладно, - сказал он, - у вас девять тридцать понедельника, а у меня половину того, что было. Я слил двадцать пять процентов, когда какой-то невежда отказался от варианта, не сказав мне об этом.
  - Ну, может, этот невежда не сделал бы это так хорошо, как мы.
  - Ты, наверное, прав, Чико. Знает ли Спринг, что мы отказались от варианта и почему?
  - Нет, Шеф, ни Парк, ни я ей ничего не говорили.
  - Хорошо, я сразу же пошлю ей цветы и скажу, что мне понравился пилот и как мы все рады, что она будет на нашей сети в такое хорошее время.
  "Декабрьская невеста" оставалась на CBS пять лет, всегда в первой десятке. Это был наш второй по успешности комедийный сериал.
  Кроме уже упомянутых, мы все еще снимали "Нашу Мисс Брукс", "Дэнни Томаса", "Рэя Болджера", "Линейку", новое шоу CBS и три спецвыпуска Джимми Дюранте для NBC.
  Всего в том году "Desilu" провел 229 получасовых показов, что эквивалентно примерно восьмидесяти фильмам.
  В то время мы все еще арендовали помещение в "Motion Picture Center". Джо Джастман и его партнеры владели им. Все они занимались овощным бизнесом. Кажется, я постоянно сталкиваюсь с этими овощными людьми. Джо сказал мне, когда мы впервые заключили сделку аренды, что, если "Desilu" захочет владеть "Motion Picture Center" или просто купить контроль над ним, он уверен, что большинство его партнеров будут готовы продать нам акции.
  Это была хорошая маленькая студия, и при правильном планировании и упорной работе ею можно было управлять без больших накладных расходов. Но в 1953 году я не думал о покупке студии.
  К концу 1954 года Джо сказал мне, что у них есть покупатель на "Motion Picture Center", но он не мог сказать мне, кто это был.
  Прекрасным субботним утром, в первую неделю 1955 года, я играл в гольф в загородном клубе "Thunderbird" в Палм-Спрингс, когда мне позвонил Кенни Морган и сказал: - Ирвинг Брискин пытается связаться с вами. Он сказал мне, что Гарри Кон только что завершил сделку по покупке "Columbia Motion Picture Center", и что вам не стоит беспокоиться об этом. Мистер Кон обещает, что у "Desilu" останутся сцены, которыми вы пользуетесь столько, сколько захотите.
  Это меня чертовски напугало! Гарри Кон был человеком, которым я иногда восхищался, но знал, что он был абсолютно безжалостен в бизнесе. Если "Desilu" и зависел от него в своей жизни, то она могла быть недолгой. Был уверен, что, если ему когда-нибудь понадобятся наши сцены, мы будем на улице искать другое место.
  Я немедленно позвонил Джо Джастману и назначил встречу на обед в воскресенье на нашем ранчо. Затем позвонил Арту Манелле, нашему налоговому юристу, блестящему молодому человеку, который раньше работал в Налоговой службе.
  Я сказал ему: - Арт, у нас очень серьезная ситуация. Я только что узнал, что Гарри Кон собирается купить "Motion Picture Center". Я не могу доверять мистеру Кону и тому, что "Columbia" может с нами сделать. Джо Джастман приедет в Чатсворт завтра на обед, и я хочу, чтобы ты приехал и был готов остаться, пока мы не купим пятьдесят один процент "Motion Picture Center".
  Мы разговаривали с полудня до восьми часов вечера, прежде чем проработали все детали.
  Затем Джо встал и сказал: - Мне нужно пойти и увидеться с одним парнем, который представляет моих партнеров, и как только я получу его одобрение, я вернусь.
  Он ушел.
  - Как у тебя дела со сделкой? - спросила меня Люси.
  - Ну, мы проработали детали, - сказал я ей, - но он должен проверить это с другим парнем.
  - Ага! Желаю тебе удачи, но уверена, что у мистера Кона уже есть Джастман в кармане.
  - Я не знаю, дорогая. Джо, кажется, порядочный человек, и он обещал, что обязательно вернется. Он думает, что сможет все уладить.
  Прошел час, два часа, три часа, а от Джо так и не было никаких известий.
  - Я же говорила тебе, - сказала Люси, - просто невозможно ссориться с Гарри Коном, не попав впросак.
  Мы с Артом уже начали думать, что она права, когда я увидел фары машины, подъезжающей к нашему ранчо.
  Мы контролировали Киноцентр!
  
   39
  В мае 1955 года нам с Люси пришлось попрощаться с нашим ранчо в Чатсуорте. Это был не самый счастливый момент. Огромный рост долины Сан-Фернандо и вызванные им пробки на дорогах сделали непрактичными поездки на работу. Совершенно новая эра началась, когда мы продали "Desilu Ranchito". С этого момента нам пришлось быть практичными.
  Практический - от прозаика, делать, работать, предназначенный для использования, утилитарный, как практичное платье, выставленное или полученное посредством практичного образа жизни, и в отличие от идеального.
  Я ненавижу это слово и его значение.
  За пару месяцев до переезда в 1000 North Roxbury, Беверли-Хиллз, у Люси и меня был долгий разговор о нашем будущем. Я сказал ей: - У нас есть две альтернативы. Мы можем продать четыре года шоу "I Love Lucy", которые сделали для "Philip Morris", по крайней мере за три миллиона долларов, уверен. После того, как мы отдадим дяде Сэму его долю, вложим остальное безопасно и консервативно, что должно принести нам по крайней мере сто пятьдесят тысяч долларов в год дохода, не трогая капитал. Потом, как мы закончим "Forever, Darling" (который собирались начать) то будем создавать фильмы время от времени, мы сможем это. Если тебе не захочется, то не придется ничего делать. Мне все равно придется управлять "Desilu", продюсировать наши другие шоу и контролировать те, которые мы будем снимать для других, но без необходимости тратить пятьдесят часов в неделю только на "I Love Lucy". Это было бы пустяком.
  - И теперь, когда у нас двое замечательных детей, после ожидания всех этих лет, было бы стыдно не проводить больше времени с ними, наслаждаться наблюдением за тем, как они растут. Деси будет два с половиной, а Люси четыре этим летом. Мы могли бы научить их ловить рыбу, ездить на лошади, и я мог бы отвезти вас всех на Кубу, чтобы вы познакомились с тысячами ваших родственников. Что ты думаешь?
  - Ты сказал, что у нас есть два варианта. Какой другой? - спросила она.
  - Мне даже неприятно это рассматривать. Мы должны стать такими же большими, как "MGM", "Twentieth Century-Fox", "Warner Brothers", "Paramount", "Columbia" или любая другая крупная студия. Это означает найм гораздо большего количества людей, лучших и креативных, если я смогу их заполучить, чтобы помочь нести нагрузку, и арендовать или купить большую студию. У "Motion Picture Center" даже нет съемочной площадки или объектов, которые нам нужны, чтобы конкурировать на равных с большими гигантами. Они все сейчас приходят на телевидение, и я начинаю чувствовать давление, когда иду на Мэдисон-авеню, чтобы попытаться продать шоу.
   Рекламные агентства и спонсоры, даже сети, стремились заставить этих гигантов кинобизнеса дать им более высокие производственные ценности, как будто это имело какое-то отношение к успеху телевизионного шоу. Большие панорамные сцены и большие, великолепные декорации с множеством людей ничего не значат на телевидении, которое является очень интимным средством. Формат, люди в этот формат и их человеческое участие - то, что делает или разрушает шоу.
  "I Love Lucy", "The Honeymooners", (Молодожены) "Dick Van Dyke and Mary Tyler Moore", "Private Secretary Ann Sotern" (Личный секретарь Энн Сотерн), "Make Room for Daddy Danny Tomas"( Освободите место для папы Дэнни Томаса), "December Bride Spring Byington" (Декабрьская невеста), " Arden, Our Miss Brooks" Gale Gordon and Richard Crenna, "The Real McCoys" (Настоящий Маккой) Уолтера Бреннана и другие крупные хиты имели всего две или три небольших декорации и четыре или пять человек. И то же самое относится к крупным хитам сегодняшнего дня: "All in the Family", "Maude", "The Carol Burnett Show", "Sanford and Son", "Chico and the Man", "The Mary Tyler Moore Show", "Rhoda" и другие.
  Даже те, кто транслирует спортивные мероприятия по телевидению, поняли, что, когда они отводят свои камеры назад, чтобы показать все игровое поле или даже только две команды, выстроившиеся друг против друга, как в футболе, эти кадры годятся только на несколько секунд, чтобы определить, где они находятся и какова расстановка, но с этого момента они в основном остаются средними и крупными планами.
  В бейсболе эта камера центрального поля с зум-объективом снимает только спину питчера, отбивающего, кэтчера и судью, и обратный кадр от спины судьи к питчеру, и эти два кадра используются чаще всего, плюс множество отдельных крупных планов. Пока экран телевизора не станет размером 8 на 6 футов, занимая большую часть одной из стен в вашем доме (это произойдет в будущем), это будет правдой.
  Но в те дни некоторые из людей, с которыми мне приходилось иметь дело на Мэдисон Авеню, думали, что чем больше студия, тем больше они могут получить производственных стоимостей, тем лучше будет их шоу. Поэтому, даже хотя мне не нравилась идея стать больше - мы уже были слишком чертовски большими - я знал, что по сравнению с "MGM", "Twentieth Century-Fox" и т. д. мы были просто милой маленькой компанией, и, к сожалению, больше нет такого понятия, как милые маленькие компании, которые выживают. Вы не увидите много индивидуальных продуктовых магазинов или маленькой аптеки на углу, которой раньше управлял Джо. Они все исчезли.
  Большая рыба съедает их всех.
  Люси спросила меня: - Если мы уйдем после того, как продадим наши шоу, что будет с людьми, которые работали с нами?
  - Ну, позволь мне рассказать тебе историю. За первые три года я украл несколько человек из CBS, таких как Эд Холли, Мартин Лидс, Берни Вайцман и другие. Пейли это совсем не понравилось, и он заставил меня дать ему слово, что я больше не буду грабить CBS ради их персонала.
  Я сдержал слово, данное мистеру Пейли. Поэтому, когда мы подписали контракт на показ "I Love Lucy" еще как минимум на два года для "Philip Morris", я вставил пункт, запрещающий CBS красть персонал "Desilu". Так что не беспокойтесь о них. Наши люди - лучшие люди в бизнесе. Прежде чем мы закроем это место, у них будет такая же или лучшая работа, либо на CBS, либо где-то еще.
  - Я не хочу уходить, - сказала она.
  - Ладно, тогда нам просто придется стать больше или потерять весь шар.
  Я знал, что Пейли не хочет, чтобы мы прекратили делать шоу "I Love Lucy", и "General Foods" стояла за кулисами, чтобы оплатить счет спонсора.
  Люси уже сказала мне, что выбрала из двух альтернатив, которые у нас были. Поэтому "Desilu" заключила новую сделку с CBS. Мы сделаем еще 26 шоу Lucy в сезоне 1955-1956 и еще 26 в следующем году. В то же время CBS согласилась купить нашу собственность в 179 шоу "I Love Lucy", что было бы общим числом в конце сезона 1956-1957 годов, за 4 500 000 долларов наличными, плюс минимальная гарантия трех шоу CBS, которые будут сняты и спродюсированы "Desilu" в каждом из следующих двух лет. Мы также продали им нашу собственность в "December Bride" за 500 000 долларов.
  В то же время мы с Люси получили один миллион долларов за нашу эксклюзивность в качестве исполнителей для CBS в течение следующих десяти лет. Нам нужны были деньги, чтобы стать больше.
  В течение сезонов 1955-1956 и 1956-1957 годов объем производства "Desilu" снятых шоу для телевидения составил 691 получасовой, не считая наших пилотов. В эту цифру вошли новые 52 "Люси", еще 30 "Брукс", 60 "Дэнни Томас", 74 "Состав", 61 "Декабрьская невеста", 13 "Специальных выпусков Дюранте"", 26 Те Уайтинг Девчонки", 26 из нового шоу "Desilu",
  "Это всегда Джен", в главной роли Дженис Пейдж, 39 "Вихревые птицы", 39 "Шериф Кочиз", также шоу "Desilu", плюс 13 "Мой любимый муж" для CBS (что было третьим разом для этой собственности: сначала Люси на радио; во-вторых, CBS сделал это в прямом эфире с Джоан Колфилд, что не сработало; в-третьих, снято в нашей технике с Ванессой Браун, что было продано, но продержалось всего тринадцать недель.)
   Кроме них, мы сняли 25 "Ред Скелтон", 38 "Джим Боуи", 26 "Братья", 39 "Wire Service" (Банковское обслуживание), 15 "Du Pont Cavalcade" (С моста Кавалькаде), 3 "The Betty White Show" (Шоу Бэтти Уайт) и пилот CBS "The Real McCoys" с Уолтером Бреннаном.
  "Маленький Рики", будучи трехлетним юношей, дебютировал на первое осеннее шоу 1956 года. Многие до сих пор думают, что Деси - это Маленький Рики, но Деси никогда не участвовал в шоу. Причина этого, как я уже упоминал, заключалась в том, что мы не хотели, чтобы его сестра смотрела на своего брата в шоу и удивлялась, почему ее там нет.
  Когда мы впервые показали ребенка в 1953 году, нам пришлось завести близнецов. В этом раннем возрасте детей не разрешается фотографировать более тридцати секунд за раз.
  Джим Пейсли перебрал более десяти тысяч свидетельств о рождении, чтобы найти правильную пару близнецов. В этом сезоне 1956 года мы хотели, чтобы Маленький Рики был немного старше, чтобы могли делать с ним больше вещей, а не просто заставлять лежать в кроватке.
  Гораций Хайдт, руководитель оркестра, вел телешоу, где появлялись таланты любителей. Однажды вечером мы с Люси увидели, как в этом шоу маленький ребенок играет на барабанах. Почти в унисон мы сказали: - Мигоуд, это Маленький Рики! - Кит Тибодо из Лафайета, штат Луизиана, отлично играл на барабанах, и ему было не больше трех лет. Я поговорил с его отцом в тот же вечер, он привез сына в Голливуд, мы его прослушали, я попробовал сыграть с ним пару барабанных номеров, он выглядел так, будто мог бы быть моим сыном, и тот факт, что Рики играл на барабане, и этот ребенок тоже мог играть на барабанах, дал нам идеальную установку.
  Для выставления счетов мы изменили его имя на Ричарда Кита, и он стал Маленьким Рики. Ричард был почти на два года старше Деси, но не выглядел так. Одной из причин, по которой Деси заинтересовался музыкой и игрой на барабанах, было то, что он хотел делать все, что делал Маленький Рики в шоу, и они стали действительно хорошими друзьями.
  Кит, как Деси всегда его называет, все время оставался у нас дома.
  В выходные и летние каникулы он ездил с нами в Палм-Спрингс или Дель-Мар. Деси и Кит стали как братья. Они росли вместе. Я научил Люси, Кита и Деси плавать, ездить на лошадях, управлять лодками и ловить рыбу. Все трое выловили марлина и парусника до того, как им исполнилось семь лет.
  Люси стала тренером Кита по актерскому мастерству и следила за его внешностью, гардеробом, обучением и т. д. Это было так, как будто у нас было трое детей, а не двое.
  Отец Кита, очень приятный молодой человек, приезжал с ним и оставался, чтобы работать в нашем отделе по связям с общественностью под руководством Кена Моргана. Таким образом, он всегда мог быть рядом с Китом в студии; и когда ему хотелось и у него была возможность, он присоединялся к нам на выходных и каникулах.
  Я рад сказать, что и по сей день Деси, Люси и Кит остаются лучшими друзьями.
  В конце сезона 1956-1957 я поехал в Нью-Йорк, встретил с Пейли и сказал ему, что хочу прекратить делать получасовые шоу Люси и просто сделать несколько часов в качестве специальных выпусков.
  - О чем ты говоришь? - сказал он. - Ты - шоу номер один на телевидении. Ты не можешь уйти сейчас.
  - Послушай, Шеф, мы работаем уже шесть лет. Я думаю, что сейчас самое время перейти к некоторым часовым специальным выпускам, а затем через год или два, я уверен, Люси вернется и сделает еще один получасовой сериал, может быть, с Вивиан. Мы можем назвать его Шоу Люси или как-то так. Я обещаю тебе, что начну работать с писателями прямо сейчас и разработаю хороший формат для нее. На самом деле, у меня уже есть вариант на книгу Ирен Кампен "Жизнь без Джорджа", которая, я думаю, станет для нее хорошей серией. Таким образом, она будет чрезвычайно ценной собственностью для вас, на столько лет, сколько вы захотите, но я просто не могу продолжать делать все, что я делаю, управляя "Desilu", и все еще быть перед камерами в еженедельном сериале, играя Рики и продюсируя шоу.
  Это становилось довольно тяжело. Мне приходилось контролировать все наши собственные шоу, наши коммерческие связи с десятками производителей, деловую часть "Desilu", наши собственные инвестиции и создание, разработку и продажу новых пилотов. Чтобы продать наши пилоты, я должен был гарантировать, что они будут сделаны на том же уровне качества "Desilu" лучшими продюсерами, сценаристами и режиссерами, но независимо от того, кому я должен был делать эти вещи - а у нас всегда были самые лучшие люди, которых мы могли получить - "Madison Avenue" все равно возлагала на меня личную ответственность за их успех или неудачу. Неудача - самое ужасное в нашем бизнесе.
  Когда мы терпим неудачу, весь мир это знает. Когда человек "Fuller Brush" терпит неудачу, весь мир это знает? Вот почему мы продолжаем ломать свою задницу, чтобы избежать падение.
  Я слишком много работал. Мое здоровье начало ухудшаться. Знал, что чем-то придется пожертвовать.
  Примерно за год до этого пошел к доктору Маркусу Рабвину, блестящему врачу, главному хирургу в больнице "Cedars of Lebanon" и очень близкому другу. Я познакомился с доктором Рабвином и его женой Марселлой через Люси. Она была их подругой много лет. Марселла и Марк являются частью той очень небольшой группы, которую можно назвать друзьями. Марселла была исполнительным помощником Дэвида О. Селзника в течение многих лет, и я многому научился у нее о том, как Дэвид заботился о подготовке к производству, написании сценария, кастинге, планировании, исполнении и постпроизводстве не только "Унесенных ветром", но и всех его других фильмов.
  Мы с Люси были их гостями в Дель Маре, когда я пошел к Марку, то сказал ему, что боюсь, не смогу выдержать темп.
  - Я в студии в семь или семь тридцать утра, возвращаюсь домой только после ужина, потом у меня много бумажной работы. Почти никогда не вижу своих детей, если только это не перед тем, как они пойдут в школу, и, если мне повезет, в некоторые выходные. Я весь завязан в узел большую часть времени, и чтобы развязать его и продолжать, начинаю иногда слишком много пить.
  Он провел мне полное обследование, и сказал, что мне следует сократить нагрузку, что мой кишечник полон дивертикулов, и постоянное давление и напряжение ухудшают ситуацию.
  Несколько лет спустя ему пришлось прооперировать меня из-за дивертикулита. К тому времени мне пришлось носить колостому больше года.
  Марк знал, как сильно я люблю океан, и посоветовал мне снять дом на пляже в Дель-Маре.
  - Уезжай из студии, как только закончишь снимать шоу Люси на этой неделе. Попроси кого-нибудь отвезти тебя на пляж и оставайся там до утра понедельника. Пусть Люси и дети присоединятся к тебе в субботу и воскресенье, и даже не думай о бизнесе. Летом возьми шесть или восемь недель отпуска, и даже если они предложат тебе всей сетью CBS вернуться к работе в эти недели, скажи им, чтобы они держались.
  Это был замечательный совет, и он очень помог, по крайней мере, на какое-то время.
  Пейли наконец согласился, что в сезоне 1957-58 мы сделаем только пять специальных выпусков, сохранив тот же формат, тот же состав Люси и Рики, Фреда и Этель и Малыша Рики, и мы пригласим главных звезд в качестве наших гостей. У нас были Энн Сотерн, Сезар Ромеро, Руди Валле и Хедда Хоппер для первого, а для остальных четырех - Бетти Грейбл и Гарри Джеймс, Фред Макмюррей и его жена, Джун Хейвер, Фернандо Ламас и Таллула Бэнкхед. Компания "Ford Motor" согласилась спонсировать специальные выпуски.
  Боб и Мэделин придумали то, что, по нашему мнению, могло бы стать отличным первым комедийным часом Люси-Деси. Боб Шиллер и Боб Вайскопф, сейчас пишущие много сценариев для "Мод", работали с ними над сценарием. Мы получили двух Бобов несколько лет назад, когда Джесс Оппенгеймер оставила нас, чтобы перейти на NBC.
  Этот первый комедийный час Люси-Деси был воспоминанием о том, как Люси встретила Рики. Энн Сотерн и Люси играли двух секретарш, отправляющихся в Гавану на каникулы. Руди Валле был на том же судне, и когда они прибыли в Гавану, их встретили эти два кубинца, у которых был экипаж с лошадью и повозкой, и они сделали свой пляж живущей, суетящей туристов. Двумя кубинцами были Сезар Ромеро и я.
  Хедда Хоппер была в первой сцене, беря интервью у Люси о нашей шестнадцатилетней супружеской жизни, и когда она спросила Люси, как она познакомилась с Рики, она начала рассказывать ей, и мы сделали флэшбэк в то время.
  Люси едет в Гавану стало названием.
  У нас было много музыки и танцев в шоу. Барри Чейз, девушка, которая позже танцевала с Фредом Астером, и две другие девушки исполнили номер с Сезаром и мной в шоу.
  Сценарий был прекрасно написан, и его сыграли великолепно. Несмотря на то, что это было час, мы все равно сделали это перед публикой. Нам пришлось использовать две сцены, потому что у стояло много декораций. В антракте мы выпили кофе, пончики и торт для зрителей. Мы устроили большую вечеринку, всем понравилось, и все получилось идеально, за исключением того, что мы были слишком длинными. После того, как закончили монтаж, у нас получилось час и пятнадцать минут.
  Мне позвонил Пейли. Он знал, что закончили шоу, и он хотел узнать, как получился первый час. Помните, что он был против того, чтобы начинать с часов.
  Я сказал ему: - Шеф, это лучшее, что мы когда-либо делали.
  - Я рад это слышать, потому что у нас будут полностраничные объявления во многих газетах, чтобы начать следующий сезон.
  - Ну, это просто здорово. Есть только одна маленькая проблема.
  - Что это?
  - У нас есть час и пятнадцать минут.
  - Это не проблема, - сказал Пейли. - Сократите до часа.
  - Я пытался это сделать; это не работает.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Я испорчу фильм, если сокращу его до часа.
  - Хорошо, мы сделаем ваше вступительное шоу полуторачасовым, а остальное будет по часу.
  - Я тоже пробовал, но это тоже портит все. Это замедляет его здесь и там. То, что у нас есть, - это отличный час и пятнадцать минут.
  - Теперь, Чико, позволь мне объяснить тебе кое-что. На телевидении есть пятнадцатиминутные шоу, получасовые шоу, часовые шоу, иногда даже полуторачасовые или двухчасовые шоу, но у него нет такого понятия, как час и пятнадцать минут.
  "Ну, это то, что у нас есть. Почему мы не можем получить еще пятнадцать минут от тех, кто следует за нами?
  - Ты знаешь, кто будет следовать за тобой в этом сезоне?
   - Нет, я не знаю, каков будет расклад на следующий год.
  - Сразу после вашего часового спецвыпуска будет "United States Steel Hour" (Стальной час Соединенных Штатов).
  - Так скажите им, чтобы они уделили нам пятнадцать минут своего времени.
  - Вы хотите, чтобы я позвонил в "United States Steel" и сказал им уделить вам пятнадцать минут своего времени! Вы с ума сошли. Это один из наших крупнейших клиентов.
  - Я знаю, но если у них такое же шоу, как и в прошлом году, то это не очень хорошее шоу. Им не повредит, если на этой неделе у них будет всего сорока пятиминутное шоу.
  - Понимаю. Вы хотите, чтобы я позвонил в "United States Steel", сказал им, что у них такое паршивое шоу, что им не повредит, если они уделят вам пятнадцать минут своего времени. Парень, который заставляет их платить так много денег за это конкретное время, не может им это сказать.
  - Вы не против, если я им позвоню?
  - Нет, делайте, что хотите, только не вмешивайте меня.
  Я узнал, кто отвечает за телевидение в "United States Steel", и рассказал ему о своей проблеме. На самом деле, у меня была довольно хорошая идея. Я знал, что их шоу не получило никакого рейтинга, что было плохой программой. Поэтому сказал этому человеку: - Послушай, это шоу, которое делаем, - это первое специальное шоу, которое мы сделали с Люси. Мы были номером один в течение шести лет, делая получасовой сериал "Люси". Это будет премьера специального шоу. Единственная проблема в том, что у нашего шоу есть час и пятнадцать минут вместо часа. Пейли думает, что я не в своем уме, чтобы беспокоить тебя, но я подумал, что, возможно, это будет очень хорошо и для тебя, и это решит мою проблему.
  - Как это?
  - Ну, твое шоу не очень хорошее.
  - Ты можешь сказать это снова.
  - Тебе не повредит, если шоу на этой неделе будет всего сорок пять минут. Это может даже сделать его немного лучше или на пятнадцать минут менее плохим.
  Он смеялся как черт. Думаю, им все равно надоело это чертово шоу.
  - Да, ну, продолжайте, - сказал он.
  - Вы даете мне пятнадцать минут перед началом вашего шоу. Вместо того, чтобы выходить в десять часов, вы выходите в десять пятнадцать. В конце нашего шоу, ровно в десять четырнадцать, я выйду лично, как Деси Арназ, а не как Рики, и поблагодарю "The United States Steel Hour" за то, что позволили Люси и мне вклиниться в ваш временной промежуток, скажите зрителям, что мы посмотрели ваше шоу, и это одно из лучших драматических шоу, которые мы когда-либо видели, и чтобы они не отставали от него. Я знаю, что у нас будет большая аудитория. Даже из любопытства они захотят увидеть, что Люси, я и остальная часть нашей группы будем делать через час и пятнадцать минут. Кроме того, когда мы закончим, все остальные шоу будут уже пятнадцатиминутными. Так что зрители могут остаться там, где они есть. Я знаю, что вам нужно удвоить свой рейтинг этой ночью.
  - Кто платит за те пятнадцать минут, от которых мы собираемся отказаться?
  - Наш спонсор, "Ford Motor Company".
  - Вы заключили сделку.
  Затем я попросил его: - Пожалуйста, позвоните мистеру Пейли и скажите ему это, потому что, если я позвоню ему, он мне не поверит.
  - Я позвоню ему прямо сейчас, - ответил он.
  Через час Пейли перезвонил мне. - Я собираюсь отказаться от тебя, Чико. Ты выходишь в эфир с шоу длительностью час и пятнадцать минут.
  Это было единственное шоу длительностью час и пятнадцать минут, которое когда-либо транслировалось на телевидении - до или после. И "United Steel Hour" действительно удвоил свой рейтинг.
  В рейтинге сезона было объявлено, что все пять наших спецвыпусков вошли в десятку лучших, три из них заняли первое, второе и третье места.
  Но, что самое важное, я получил новый "Thunderbird", оригинальный, теперь классический, за то, что представил его в одном из этих спецвыпусков.
  
   40
  В сентябре 1957 года мне позвонил Дэн О'Ши, который был главой дистрибьюторской компании Дэвида Селзника и одним из его правых рук. Я очень хорошо знал Дэна, когда он работал на CBS, после смерти Дэвида.
  Теперь он курировал интересы "General Tires" в их собственности RKO. Он сказал: - Деси, Мы хотим продать "RKO Studios".
  "General Tires" купила RKO у Говарда Хьюза. В то время, когда они приобрели его, то искали диверсификацию. Том О'Нил, молодой сын основателя шинной компании, считал, что один из хороших способов диверсификации - это заняться кинобизнесом. Поэтому они купили RKO у Говарда Хьюза и поставили Билла Дозьера главой студии.
  Правда выбрали неудачное время. Кинобизнес переживал очень плохие времена. В результате сняли десять фильмов и потеряли десять миллионов долларов. Поэтому старший О'Нил позвонил своему сыну и сказал:
  - Слушай, я верю в диверсификацию так же, как и ты, но это смешно. Избавься от этих киностудий и СЕЙЧАС ЖЕ!
  Дэн также сказал мне, что они были вынуждены завершить сделку в этом финансовом году из-за налоговой ситуации - им пришлось взять убыток капитала, чтобы компенсировать прирост капитала.
  - Не думаю, что мы сможем справиться с этой сделкой, Дэн, - сказал я. - Мы все еще должны деньги за "Motion Picture Center", маленькую студию, которую купили.
  - Ну, я подумал, что сначала дам тебе знать, - продолжил он. - Я считаю, это довольно выгодной сделкой.
  - Что они хотят за студии? - Спросил я.
  - За "RKO Gower" и "RKO Culver" и все, что в них есть -оборудование, камеры, декорации, реквизит, офисная мебель, все физические активы, все, кроме невыпущенных сценариев, историй и готовых фильмов - они хотят 6 500 000 долларов. И это выгодная сделка, Деси. Одна только недвижимость стоит больше.
  Позвонил Говарду Хьюзу, с которым познакомился, когда он приходил в "Ciro"s", и рассказал ему о том, что "General Tires" хочет продать студии.
  
  - Что они хотят за них? - спросил он.
  - Шесть миллионов пятьсот тысяч долларов, - ответил я.
  - Бери! Даже если вы снесете их и превратите в парковки, вам нужно заработать.
  Недвижимость, которой они владели в "Melrose and Gower", и собственность в "Culver City" составляли шестьдесят пять акров первоклассной земли в самом сердце Голливуда и в центре "Culver City". Участок "Gower" занимал более двенадцати акров, прямо рядом с кладбищем, на которое я однажды заехал с Ричардом. Участок "RKO Culver" находился всего в нескольких кварталах от Метро, напротив бульвара Вашингтона, главной улицы Калвер-Сити, там же находилась студия "Selznick", когда Дэвид снимал "Унесенных ветром". Задний участок в Калвере составлял около сорока акров, и в нем было все, что нам когда-либо понадобится в нашем плане стать больше.
  Тем не менее, какой бы крупной ни была сделка, если у вас нет денег, чтобы провернуть ее.
  Вот почему говорят: "Чтобы делать деньги, нужны деньги". Когда появляется хорошая возможность и у вас есть деньги, вы можете за них ухватиться. У нас было немного денег, но после уплаты дяде Сэму налогов при продаже "Я люблю Люси" на акции "Motion Picture Center", у нас осталось совсем немного.
  В любом случае после того, как Хьюз сказал, что это хорошо, я позвал Аргайла Нельсона в свой кабинет. Он был с нами пять лет и теперь являлся вице-президентом "Desilu", отвечающим за производство, а до этого был вице-президентом RKO, также отвечающим за производство, в течение тринадцати лет. Так что он знал эти студии. Знал, что у них внутри и что на этих задних площадках, как свою ладонь.
  Я рассказал ему о сделке, и Арджи ответил: - Парень, если ты сможешь ее провернуть, это будет здорово!
  Я позвонил О'Ши и сказал: - Дэнни, можешь дать мне двадцать четыре часа, прежде чем выставишь эту сделку на рынок? Ты рассказал кому-нибудь еще об этом?
  - Нет, только тебе первому и никому другому.
  - Ты не рассказал об этом Пейли? - спросил я.
  - Нет, потому что я не думаю, что он хочет участвовать в покупке студии.
  - Хорошо, дайте мне двадцать четыре часа. Если вы выставите его на рынок сейчас, будете конкурировать с Жюлем Стайном (MCA еще не купила "Universal", поэтому у них не было студии), Гарри Коном и всеми большими шишками, и я не буду молиться, но я обещаю вам через двадцать четыре часа скажу "да" или "нет".
  - Хорошо, у вас есть двадцать четыре часа.
  Дэн также сказал, что они хотят 2 миллиона долларов на первый план и десять лет, чтобы выплатить остальное, и что "General Tires" будет нести свою собственную ипотеку под 5% или 6 процентов.
  Я поднял трубку, позвонил в главный офис "Bank of America" и попросил того же человека, который занимался кредитом, позволившим нам купить контроль над "Motion Picture Center".
  - Здравствуйте, это Деси Арназ. Я хочу спросить вас, могу ли я занять два миллиона долларов, и мне нужны деньги не позднее завтрашнего полдня.
  На другом конце провода воцарилась мертвая тишина. Я не знал, повесил ли парень трубку или вышел из комнаты или что-то еще.
  - Алло, алло, - сказал я. -Ты еще здесь?
  - Да, да, я все еще здесь, все в порядке. Не могли бы вы рассказать мне, почему вы хотите два миллиона к завтрашнему полудню, и что вы собираетесь с ними делать?
  Я рассказал ему о сделке, и он ответил: - У тебя есть два миллиона. Кому мы отправим чек?
  - Подожди минутку... подожди минутку.
  Это было слишком просто. Я только что поднял трубку и позвонил парню с большой, большой вероятностью. Худшее, что он мог сказать, было нет, но в ту минуту, когда я закончил рассказывать ему, почему мне нужны 2 миллиона долларов, и без дальнейших обсуждений или чего-либо еще, он сказал: - Ты получил.
  Я начал беспокоиться.
  Я сказал ему: - Не начинай ничего писать, пока я тебе не перезвоню.
  Затем позвонил О'Ши. "Дэн, я думаю, у меня есть шанс провернуть эту сделку, но это будет нелегко. Как насчет того, чтобы сделать ее шестью миллионами, вместо шести с половиной?
  - Деси, я дал тебе двадцать четыре часа, не выставляя ее на рынок. Теперь ты начнешь вести переговоры со мной, и ты все испортишь.
  - Должна быть какая-то область для переговоров, у меня тяжелые времена с банком. Они только что одолжили мне денег на "Motion Picture Center", и думают, что я сумасшедший, покупая еще две студии.
  Кстати, я уже позвонил Пейли и спросил его, хочет ли он половину этой сделки.
   - Мне не нужна никакая часть физкультуры, - сказал он. - Вы покупаете их, а мы арендуем у вас пространство.
  Он мог бы получить половину собственности в обеих студиях RKO за чуть больше 3 миллионов долларов. Несколько лет спустя он купил "Republic Studios" за 11 миллионов долларов, что было не так хорошо, как у любой из RKO студии. Но такова жизнь.
  Дэн сказал: - Ладно, вот оно, шесть миллионов триста пятьдесят тысяч долларов, и ваш крайний срок - полночь.
  Я перезвонил в банк. - Я могу заключить сделку за шесть миллионов триста пятьдесят тысяч долларов, и я думаю, что смогу сбить ее еще больше.
  Банк предупредил меня: - Не дави слишком сильно. Это была чертовски крутая сделка за шесть с половиной.
  В то время мы делали часовые шоу. Нашей приглашенной звездой на той неделе была Таллула Бэнкхед. Во время антракта я пошел в свой офис, который находился прямо напротив сцены, где мы выступали.
  Было около 9 вечера.
  Мы с Дэном весь день болтали. Попросил его предоставить все отснятые материалы для сделки. Знал, что есть около миллиона футов пленки, снятой Орсоном Уэллсом в Бразилии, которую никто не видел. Конечно, было еще много миллионов отснятых материалов, которые RKO накопил за эти годы.
  Эпизод Люси-Деси, который мы снимали, было шоу в стиле шекспировских пьес. Я оделся как английский лорд, в шляпе с перьями, бриджах и прочем. В девять часов позвонил О'Ши и сказал ему, что дам им 6 150 000 долларов.
  - Я думаю, ты просто облажался, - ответил он, - но я представлю тебе свое предложение и сразу же перезвоню.
  Я ждал в своем глупом шекспировском костюме и шляпе с перьями - нам еще предстояло сыграть второй акт. Люси вошла и сказала: - Давай, что ждешь? Пора.
  В этот момент зазвонил телефон. Это был Дэн, который сказал: - Ты понял.
  Я ответил: - Завтра ты получишь заверенный чек на два миллиона от "Bank of America".
  Люси спросила: - Что, черт возьми, это было?
  - Мы только что купили RKO Studios.
  - Что мы сделали?
  - Мы купили RKO Studios.
  Я ничего не рассказал ей о переговорах; у нее было достаточно проблем с мисс Бэнкхед на шоу. Таллула была полу выжатой всю эту неделю репетициями и никогда не выдавала нам хороший результат. Люси, будучи перфекционисткой, ненавидела это. Поэтому я не хотел создавать ей еще больше проблем с делами.
  Когда она наконец переварила то, что я сказал, то повторила: - Мы купили RKO?
  - Да, мы купили RKO Gower, где работали, и RKO Culver, где Селзник снял "Унесенных ветром".
  - Я знаю, где Селзник снял "Унесенных ветром", - ответила она.
  - Но хватит ли у нас денег, чтобы их купить?
  - Нет, но мы их купили. Я думаю, что это чертовски выгодная сделка, и "Bank of America" считает, что это чертовски выгодная сделка, и они отправят "General Tires" два миллиона завтра утром в качестве нашего первоначального взноса. Так что не беспокойся об этом. Давай, пойдем и сыграем второй акт.
  После шоу мы всю ночь сидели и разговаривали. Она хотела, чтобы рассказал ей обо всех подробностях. Я рассказал обо всем, что сделал, как разговаривал с Говардом Хьюзом и с банком, и включил все детали переговоров с Дэном О'Ши.
  Я также сказал: - Послушай, дорогая, я знаю, что кладбище умирало от желания купить RKO Gower, потому что у них заканчивается место для трупов, так что, если случится худшее, мы выручим из этого деньги, продав его им. Кроме того, не забывай о нашем разговоре пару лет назад. Либо мы уходим, либо становимся больше. Ты выбрала второе. Что ж, это была возможность сделать это.
  Примерно через полтора месяца мне позвонил Дэн О'Ши. - Деси, мы не можем принять чек на два миллиона.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Мы еще не обналичили его. Мы не можем.
  - Это нехорошо... "Bank of America"?
  - О, это хорошо, но по налоговым причинам мы не можем снять так много денег в этом году. Максимум, что можем снять, это пятьсот тысяч долларов.
  - Ну, разорви чек на два миллиона, и я скажу банку отправить тебе чек на пятьсот тысяч долларов.
  - Но если это всего пятьсот тысяч долларов, Деси, нам придется вернуться к шести миллионам, пятистам тысячам, первоначальной цене продажи.
  - Черта с два мы это сделаем. Мы заключили сделку на шесть-один-пять-ноль. Ты хотел два миллиона наличными, и они у тебя в кармане. Мне все равно, что мистер Генерал Тайрс может или не может сделать со своим чеком на два миллиона. Он может обналичить его, порвать или подтереть им задницу, но цена продажи не изменится.
  - Именно это я им и говорил, что ты собираешься сказать.
  - Хорошая попытка, Дэнни.
  Это, конечно, был невероятный прорыв. Полтора миллиона на десять лет под 6 процентов - это 900 000 долларов. На самом деле мы купили место почти на миллион долларов дешевле.
  Приобретя "RKO Gower" и "RKO Culver", а также контроль над "Motion Picture Center", у нас теперь было тридцать пять сцен, плюс задняя площадка площадью более сорока акров - крупнейший кино- и телецентр в мире. Мы назвали их "Desilu Gower" и "Desilu Culver", а "Motion Picture Center" стал "Desilu Cahuenga". MGM, Twentieth Century-Fox или любой другой "гигант" даже не могли приблизиться к нам. Мы не стали такими большими... но получили самый большой.
  Теперь мы могли делать шоу на открытом воздухе на нашей большой съемочной площадке. "Вихри", "Шериф Кочиза", "Дело Уолтера Уинчелла", "Официальный Детектив", "Техасец", "Маршал США", "Большое жюри", "Человек, которого никто не знает" (основа "Миссии невыполнима"), "Театр Крафт-Мистерии" и другие снимались там. У нас также было достаточно сцен и других объектов, чтобы добавить еще несколько комедий в нашу фильмотеку "Desilu". "Это Элис", "Шоу Энн Сотерн", "Гествард Хо", "Харриган и сын" и "Справедливый обмен" (первый еженедельный час комедии) были некоторыми из них.
  В начале 1958 года я подготовил презентацию "Desilu Playhouse", часового еженедельного шоу, которое должен был вести. Мы не делали пилотную версию, просто краткий обзор того, какие истории мы будем делать. Некоторые из них будут драмой, немного приключений и детективов, все рассчитано на семейный просмотр, и час комедии Люси-Деси каждую третью или четвертую неделю, предназначенного для сезона 1958-1959 годов.
  В то время у "Westinghouse" было шоу под названием "Studio One", которое не пользовалось большим успехом. Я решил, что это наш лучший спонсорский вариант, поехал в Питтсбург и представил нашу программу Марку Кресапу, Jr., президенту Westinghouse. Он был славным парнем, напоминал мне Майка Тодда. Я очень любил Майка и всегда помнил, как он говорил: - Знаешь, Кубинец, мы с тобой много раз были на мели, но никогда не были бедными.
  После моей презентации мистер Кресап спросил: - Какой бюджет?
  - Двенадцать миллионов долларов, - ответил я.
  - Это вдвое больше нашего бюджета.
  - Да, я знаю, но что ты получаешь от "Studio One"?
  Они получили только рейтинг 11 или 12 в то время, что являлось очень плохо.
  - Это слишком много для меня, чтобы одобрить его самостоятельно. Довольно большой скачок с шести до двенадцати. Мне придется вынести это на совет директоров.
  - Вы хотите продать это совету директоров? - спросил я.
  - Да, думаю, это отличная идея. Что бы вы сказали совету директоров, если бы вы были мной и хотели, чтобы это было одобрено?
  - Ну, я бы сказал им, что мы удвоим ваши рейтинги.
  Я не сомневался, что мы удвоим рейтинги. Удваивать было не так уж и много.
  Затем он продолжил: - Что бы вы сказали им о наших продажах?
  - Скажите, что мы удвоим ваши продажи.
  - У вас гораздо больше смелости, чем у меня, - ответил он. - Что произойдет, если я получу одобрение этого контракта, а вы не сделаете то, что обещали?
  - Очень просто. Вернусь на Кубу.
  - Не уходите, не позвонив мне, - сказал он. - Мне придется пойти с вами.
  Он представил это совету директоров, и они одобрили. На следующий день г-н Кресап отвел меня на склад, размером с самую большую звуковую сцену RKO, который был заполнен от пола до потолка и от стены до стены радиоприемниками и телевизорами, и с очень маленьким, узким проходом, чтобы пройти через это место.
  Пока он показывал мне все, я сказал: - У вас так много телевизоров и радиоприемников.
  - Это верно, и я хотел бы устроить здесь танец в канун Нового года для наших сотрудников.
   Это был апрель. В те дни продажи являлись слабыми, поэтому продавалось то, что выйдет в эфир в октябре, и он хотел, чтобы все эти наборы были проданы и убраны оттуда до конца года.
  - Понял ваше сообщение, - ответил я.
  Вернулся в Калифорнию с самым большим контрактом, когда-либо заключенным для телевидения. Он включал 41 "Desilu Playhouses", один "Lucy Special", два "Desi Specials" и еще восемь "Lucy-Desi Comedy Hours" на следующие два года.
  Я рассказал об этом Люси, и она была в восторге. Чем чаще ей нужно выступать, тем больше ей это нравилось. Тогда я не мог дождаться, чтобы рассказать об этом сценаристам.
  Но к моему удивлению, Боб и Мэделин сказали, что они не будут писать больше "Lucy-Desi Comedy Hours".
  Я сказал: - Не хочу знать, что вы только что сказали. Я собираюсь сделать себе крепкий напиток, потом вернусь, и вы скажете мне, что я неправильно расслышал.
  Я вернулся и спросил: - Итак, что вы хотели мне сказать?
  - Мы высохли, - ответили они. - Мы просто не можем больше писать для персонажа Люси.
  Для меня это стало настоящим шоком. У нас был контракт на пять лет, но что я мог сделать? Я не мог взять кнут и сказать паре комедийных сценаристов: - Как жаль, что вы высохли для персонажа Люси, у вас есть контракт, так что садитесь и пишите, пишите смешно, черт возьми.
  Все, что им нужно было сказать, это то, что они не чувствуют себя смешными, поэтому не было никакого реального способа заставить их это сделать. Эти контракты сценаристов работают только для сценаристов. Они не подходят для производственной компании. Я был и до сих пор остаюсь очень привязан к Бобу и Мэделин, и я мог понять, что они писали персонажа Люси семь лет с Джесс, а затем с Шиллером и Вайскопфом. Мэделин вышла замуж за Куинна Мартина, одного из наших звукорежиссеров, и у них только что родился первый ребенок, поэтому решил, что она хочет остаться дома и заботиться о ребенке. Боб, который был холостяком, не уезжал некоторое время, и я знал, как он любил ездить в Италию каждые несколько месяцев или около того. К тому же, я не мог их заставлять.
  - Ладно, Мэделин, ты хочешь вернуться домой и заботиться о своем ребенке, а Боб, я думаю, ты хочешь поехать в Италию и трахнуть нескольких итальянских девушек. Так что я ничего не могу сделать. И как бы мне ни было неприятно, что ты не здесь на шоу нового часа, знаю, что вы оба заслуживаете отпуска. Компания оплатит твою поездку в Италию, Боб, и построит прекрасную детскую в твоем доме, Маделин. Это самое малое, что мы можем сделать в качестве бонуса за отличную работу, которую вы сделали для нас. Когда захотите вернуться на работу, дайте мне знать.
  Они оба сказали: - Подожди минутку, Кубинец. Мы тебя знаем. Ты подсаживаешь нас на крючок, покупая поездку и строя детскую. Ты хочешь, чтобы мы чувствовали себя обязанными тебе.
  - Как вы можете так поступать? - спросил я. - Я просто пытаюсь выразить вам свою признательность.
  - Чушь! - ответили они. - Мы хотим, чтобы ты знал, что мы можем не вернуться на работу в течение пяти лет.
  - Que serd, serd. (Какое счастье, счастье). Как хотите.
  Они ушли, и теперь мне предстояло провести первый "Desi-Luci Comedy Hour", который должен был открыть сезон для нашего нового "Westinghouse-Desilu Playhouse", без каких-либо оригинальных сценаристов.
  Я вспомнил Эверетта Фримена со своих старых времен в MGM, ведущего сценариста комедий. Позвонил ему, и он сказал, что приедет и подкинет несколько идей. Думаю, он предложил сделать шоу о том, как Люси едет в Мексику из-за проблем с пересечением границы, и, в довершение всего, принять участие в бое быков.
  - Это звучит как чертовски хорошая идея, Эверетт, - сказал я.
  Два Боба, Шиллер и Вайскопф, и Эверетт принялись за работу и написали "Люси едет в Мексику", которая открыла первый сезон "Westinghouse-Desilu Playhouse". Нашей приглашенной звездой, и какой приглашенной звездой, был Морис Шевалье. Получилось здорово.
  Боб и Мэделин вернулись за свои столы до того, как был снят сценарий "Люси едет в Мексику", и они остались, чтобы написать "Специальные выпуски Люси" и другие семь часов комедии Люси-Деси с двумя Бобами.
  Детская комната для ребенка Мэделин была построена прямо рядом с ее офисом. Она хотела иметь возможность приводить его в студию, пока работает. В этих шоу у нас были такие звезды, как Милтон Берл, Ред Скелтон, Дэнни Томас, Ида Лупино и Говард Дафф, Пол Дуглас и Боб Каммингс. Последние было с спокойным Эрни Ковачем и его женой, Эди Адамс.
  В те годы, когда мы делали получасовые передачи, нам также повезло заполучить кинозвезд, которые никогда даже не появлялись на телевидении, таких как Джон Уэйн, Билл Холден, Рок Хадсон, Ричард Уидмарк, Харпо Маркс и Корнел Уайлд.
  Мы не могли платить обычные зарплаты ни одной из звезд, упомянутых выше. Они делали это, потому что им нравились шоу, и уверен, что почти все они пожертвовали свои зарплаты (все, что было в нашем бюджете для гостя, это было намного меньше, чем они обычно получали) на свою любимую благотворительную организацию. Я поблагодарил их всех еще раз. А также поблагодарил Эверетта Фримена за то, что он взял отпуск от его работы в MGM и помог нам в создании такого замечательного шоу.
  После этого моей главной заботой было делать хорошее часовое шоу каждую неделю для "Westinghouse", независимо от того, есть ли у кого-то из них потенциал стать пилотом (спин-оффом, как их называют) для еженедельного сериала. Мы сделали несколько таких, которые были и хорошим часовым шоу для Playhouse, и возможностью для сериала. "Сумеречная зона" Рода Серлинга и "Неприкасаемые" были двумя самыми известными.
  Рэй Старк и его партнер Элиот Хайман владели всей собственностью "Warner Brothers", включая готовые картины. Тещей Рэя была Фанни Брайс, которую Барбра Стрейзанд играла в "Смешной девчонке" и "Смешной леди". Рэй и Элиот собирались разделить свое партнерство, и Рэй спросил меня: - Хочешь купить всю эту собственность "Warner Brothers"?
  Мы не могли справиться со всей этой сделкой, но в этом пакете были некоторые объекты недвижимости, которые я хотел бы иметь для "Desilu Playhouses.
  Одним из них оказалась книга "Неприкасаемые", которую Элиот Несс написал совместно с Оскаром Фрейли, известным спортивным обозревателем, но которую "Warners" так и не разработали.
  Я сказал Рэю: - Я хотел бы купить пару вещей из этого пакета, но у нас недостаточно денег, чтобы купить весь пакет.
  Мы уже были в значительной степени в залоге у банка за RKO.
  Он сказал: - Мы не хотим продавать ничего из пакета, потому что это ослабит его.
  Это я мог понять.
  Я сказал Берни Вайцману из нашего юридического отдела, чтобы он узнал, каков статус книги "Неприкасаемые". Берни сообщил, что у Рэя Старка и Элиота Хаймана есть опцион на недвижимость еще около шести месяцев.
  - Следите. Если они откажутся от этого, я хочу ее заполучить.
  Берни позвонил литературному агенту в Нью-Йорке, и в ту минуту, когда истек шестимесячный опцион, мы им владели.
  Это была захватывающая книга. Передал ее Берту Гранету, который тогда был моей правой рукой, отвечающей за разработку драматических вещей для "Playhouse". Я сказал Берту, что хочу сделать книгу в двух частях. Первый час будет, когда Элиот Несс уходит из империи Капоне в Чикаго, пока Капоне сидит в тюрьме.
  Второй начнется, когда Капоне выйдет из тюрьмы, и будет рассказывать о том, что должно было произойти с мистером Нессом.
  Все это было в книге, прекрасно написанной мистером Нессом и мистером Фрейли. Берт получил Пола Монаша, блестящего писателя, который сейчас работает в Twentieth Century-Fox, снимает много успешных фильмов и телевизионных шоу. Когда я приобрел первый черновик от Монаша, "Неприкасаемые" стали психологическим исследованием того, что делает гангстеров гангстерами, а это было не то, чего я хотел. Я хотел простых полицейских и грабителей.
  Никогда не забуду первую встречу с мистером Монашем. - Пол, что, черт возьми, ты делаешь с этой штукой? Я ждал довольно долго, чтобы получить эту книгу, наконец, получил ее, и теперь ты даешь мне психологическое исследование гангстеризма.
  - Ну, это то, что ваш человек сказал мне сделать, - ответил он.
  Я знал, что мистер Монаш был очень хорошим писателем, поэтому сказал: - Ну, извини, Пол, я думаю, Берт меня неправильно понял. Я хочу полицейских и грабителей.
  - Я согласен с вами на сто процентов, - ответил Монаш. - Так и должно быть, и я верну его вам через две недели, как вы хотите. Если бы я отказался от встречи с вами, то ясно бы дал знать, что собирался использовать эту книгу как сценарий для фильма.
  Она была достаточно хороша, чтобы снимать. Но мистер Монаш вернулся через пару недель, и это было именно то, что я хотел.
  Гранет уехал в Европу, взял отпуск; он не хотел принимать в этом никакого участия.
  Исполнительный вице-президент "Desilu" в то время, Мартин Лидс, думал, что я пытаюсь разрушить нашу компанию. В те дни не тратилось и 200 000 долларов за час, это были чертовски большие деньги; а за два часа "Неприкасаемых" о Капоне я собирался потратить около полумиллиона долларов, более чем вдвое больше бюджета за два часа.
  Посетив среднюю школу и будучи такими хорошими друзьями с Сонни Капоне, я чертовски хорошо знал, хотя не видел и не слышал о Сонни много лет, что он мне позвонит. Я сказал своему секретарю Джонни Эйчисону: - Вам позвонит Сонни Капоне. Я хочу поговорить с ним.
  В тот день, когда в газетах появилась история о том, что мы купили книгу и собирались сделать два часа для "Desilu Playhouse" о Капоне, мне позвонил Сонни.
  - Почему ты? Почему ты должен был это сделать? - спросил он.
  Почему я должен был это сделать? "Desilu" собиралась стать публичной компанией 3 декабря 1958 года, а это означало, что мне нужно было подумать о наилучшем способе обслуживания наших акционеров. Я знал, что кто-то собирается сделать эту книгу. Она должна была сделать два часа, с возможностью стать чертовски крутым сериалом. Мы также снимали и снимали его, чтобы через год после показа по телевидению мы могли собрать два часа вместе и выпустить их как "The Scarface Mob" (толпа людей со шрамом) в кинотеатрах по всему миру.
  - Сонни, если я этого не сделаю, - сказал я, - это сделает кто-то другой, и, может быть, лучше, что это сделаю я.
  Мы не обращались с Капоне слишком грубо. Были определенные вещи, которые мы вообще упустили. Одна из них - история об ужине, на котором Капоне якобы убил кого-то бейсбольной битой. Мы никогда не показывали это в "Неприкосамемых".
  Но я не смог договориться с Сонни. Он не разговаривал со мной пять или шесть лет после этого. Он и его семья подали иск против "Desilu Productions" и Desi Arnaz лично, который в последствии они проиграли.
  Первым моим выбором на роль Элиота Несса был Ван Хефлин, который отказался. Моим вторым выбором стал Ван Джонсон, возможно, по сентиментальным причинам. Чтобы сыграть роль Элиота Несса, мне не нужен был очевидный тип копа. Мне хотелось больше типа Алана Лэдда.
  В то время Ван не делал ни черта и был в восторге, когда получил работу.
  Я приехал в Палм-Спрингс в субботу вечером. Кен Морган был со мной, когда мне позвонила Эви Джонсон. Тогда она была замужем за Кинаном Уинном, а теперь жена Вана.
  Ван должен был получить десять тысяч долларов, хорошая цена за телевидение даже на сегодняшнем рынке, но Эви, которая управляла всей его карьерой в то время, сказала: - Я понимаю, что вы собираетесь показывать один час в неделю и один час на следующей неделе, так что Вану следует получить двадцать тысяч долларов.
  Мы должны были начать снимать в понедельник утром. Это был субботний вечер, и первую сцену, которую мы собирались снять в понедельник утром, была, в которой Элиот Несс взял грузовик, вломился в пивоварню со своими людьми и начал разносить ее на части. У нас было пять камер и пять бригад уже на дежурстве, плюс электрики, статисты и т. д. - около 150 членов профсоюза - и вы не можете отменить дежурство в выходные.
  
  Эви знала об этом, поэтому она воткнула нож мне в спину.
  - Или дайте ему двадцать тысяч долларов, - сказала она, - или его не будет в понедельник утром.
  Так поступать со мной неправильно. Я ни за что не пойду на шантаж.
  - Эви, - сказал я, - ты знаешь, что можешь сделать с Ваном, не так ли?
  - Что ты собираешься делать в понедельник утром? - спросила она.
  - Это моя проблема, не так ли? До свидания.
  Я позвонил Аргайлу Нельсону, нашему вице-президенту, отвечающему за производство, и рассказал ему, что произошло.
  - Ты сошел с ума, - ответил он. - Заплати ему двадцать тысяч долларов. Это обойдется тебе в сто пятьдесят тысяч долларов, если ты не снимешься в понедельник.
  - Может, так и будет, Арджи, но я не собираюсь целовать зад этой даме.
  Затем начал просматривать "The Academy Directory", книгу с именами и фотографиями всех актеров. Сделав множество заметок, исключив одних, рассмотрев других, я наконец остановился на Бобе Стэке.
  До этого момента он был в основном известен как парень, который первым поцеловал Диану Дурбин. Но я знал, что у него есть внешность и качество, которые искал, качество Алана Лэдда и та же ровная игра.
  Я не очень хорошо знал Боба. Не общался с группой, в которой он и его жена. Попытался найти его по телефону.
  В два часа ночи - к тому времени уже было воскресенье - я нашел его в "Chasen's" и рассказал о двухчастном спектакле, который мы делали для "Westinghouse Desilu Playhouse".
  Я также сказал: - Ван Хефлин был моим первым выбором на роль Несса, но он отказался. Затем Ван Джонсон, который был полностью готов, теперь выбыл. Я говорю вам это, потому что газеты, особенно торги, могут сделать что-то из того, что вы были третьим выбором, но не позволяйте этому заставить вас отказаться, потому что я думаю, что это может быть лучшим "Desilu Playhouse". За два часа вы получите десять тысяч долларов, а если это пойдет на сериал, то семь с половиной сотен долларов за эпизод, плюс пятнадцать процентов прибыли, которые я буду отдавать вам в акциях "Desilu".
  Бобу на самом деле не нужны были деньги. Он из очень богатой семьи. Он слушал все это, вероятно, думая: "Какого черта этот парень звонит мне в "Chasen"s" в два часа ночи с этой сделкой?" Я продолжил: - Сделай мне одолжение и иди домой сейчас же. К тому времени, как ты приедешь, сценарии будут ждать тебя. Я даю тебе два часа, прочитай его и перезвони по этому номеру. Я не буду спать, пока не услышу от тебя ответа.
  Он перезвонил примерно через два с половиной или три часа и сказал: - Я прочитал их оба. Они великолепны. Когда планируешь начать снимать?
  - Завтра утром.
  - Завтра утром?
  - В девять утра завтра.
  - Ты, должно быть, шутишь.
  - Подожди минутку. Тебе нравятся шоу, да?
  - Да, мне нравятся.
  - Ты веришь мне на слово по поводу финансовых договоренностей?
  - Да, поверь мне на слово.
  У нас не было времени на юристов, контракты или что-то еще.
  Я сказал: - Спасибо. Теперь иди спать. В шесть вечера я пришлю к тебе домой костюмера, чтобы он все подогнал, как тебе нравится, а завтра, в понедельник, в восемь утра явись в отдел макияжа "Desilu Culver". Что он и сделал, не подписывая контракта или чего-либо еще.
  Из-за нашего долгого сотрудничества я все равно рассказал Пейли, какие новые шоу "Desilu" представляет в качестве сетевых сериалов на осень. В этом году я сказал ему, что у нас есть "Техасец" с Рори Кэлхоуном, "Шоу Энн Сотерн" и "Неприкасаемые".
  Он сказал: - "Шоу Энн Сотерн" и "Техасец" кажутся тем, что мы можем использовать, но мне придется отказаться от "Неприкасаемых".
  - Я думаю, вы совершаете ошибку, Шеф. Я думаю, "Неприкасаемые" могут оказаться лучшими из трех. Мы делаем два часа этой собственности на "Westinghouse Desilu Playhouse" на вашей сети.
  - Да, - сказал он, - но что, черт возьми, вы собираетесь делать после того, как сделаете Капоне?
  - Вы разве не знаете, сколько у вас было мошенников в этой стране? Мы можем вечно рассказывать истории обо всех гангстерах.
  - Ну, Чико, есть еще одна проблема. "Paramount" делает пилот для нас о гангстерах.
  У мистера Пейли была политика. Если бы "Desilu" делал шоу о гангстеризме или какой-то другой теме для CBS, он не стал бы иметь дело с другим независимым продюсером по поводу такого же типа шоу. Его политика ранее работала в нашу пользу. - Мы не знали, что "Paramount" делает такой пилот, - сказал я, - и это очень плохо, потому что думаю, что наш будет намного лучше, чем их.
  - Что ж, мне придется отказаться, - сказал мистер Пейли.
  Первый "Westinghouse Desilu Playhouse", "Lucy Goes to Mexico", с Морисом Шевалье, вышел на CBS 13 октября 1958 года.
  На следующей неделе я начал свои обязанности в качестве ведущего других "Playhouses", представив Пьера Анджели в "Bernadette", основанном на книге Маргарет Блэнтон. Это шоу получило отличные рейтинги и чудесное признание критиков.
  Когда первый час о Капоне вышел в эфир, мне позвонили из ABC и спросили: - Какое шоу на следующей неделе?
  - Шоу на следующей неделе лучше, чем шоу на этой неделе, и оно превзойдет рейтинги первого часа. - Что, конечно, и произошло.
  На следующее утро после того, как прошел второй час, ABC позвонили снова, и мы заключили сделку на серию "Неприкасаемые" - гарантированно тридцать два часа, что было неслыханно в те дни.
  Некоторые утверждают, что эти замечательные старые автомобили двадцатых были главными звездами шоу, но мы не должны забывать, что Куинн Мартин, которого мы повысили со звукорежиссера до продюсера, и Фил Карлсон, который срежиссировал двухчастный сериал, проделали прекрасную работу. Актерский состав - Невилл Брэнд в роли Капоне, Брюс Гордон в роли Фрэнка Нитти, Билл Уильямс, Джерри Пэрис, Пол Пичерни, Ник Джорджиади и Абель Фернандес в роли группы неприкасаемых Элиота, Пэт Кроули в роли жены Элиота и Барбара Николс в роли стриптизерши - все были великолепны и продолжили свою работу в сериале. Единственный, кого мы не смогли заставить остаться, был Кинан Уинн. Поэтому мы убили его на втором часу.
  Мне было трудно заставить ABC и Люси принять Уинчелла в качестве рассказчика. Уолтер был вовлечен в многомиллионный иск против ABC, и Люси так и не простила ему "слепой" пункт, который вернул всю эту коммунистическую чушь. Но у меня оказался творческий контроль, и я был уверен, что рассказ Уолтера обеспечит подлинность, которая была чрезвычайно важна для шоу.
  Сказал Люси: - Послушай, дорогая, это бизнес, так что пусть прошлое останется прошлым. - И ABC не могли сказать мне, как, кто или почему.
  "Неприкасаемые" вскоре вошли в пятерку лучших всех сериалов и стали самым успешным драматическим шоу, которое "Desilu" когда-либо разрабатывал, продюсировал и снимал для телевидения. "Банда со шрамом" принесла чертовски большую прибыль, когда вышла в кинотеатрах по всему миру.
  Боб Стэк в конечном итоге заработал 750 000 долларов, прирост капитала, на своей сделке, а также получил премию "Эмми". Он заслужил их обоих. Он много работал, лучший работник, который у нас был, и "Неприкасаемые" было нелегким шоу.
  Берт Гране вернулся из Европы после того, как мы продали его как сериал, и отлично поработал над остальными нашими "Playhouses". И Мартин Лидс заткнулся на некоторое время.
  Я поехал в Питтсбург в марте следующего года. Мистер Кресап был в аэропорту, и когда спускался по трапу, он поприветствовал меня словами, - Мы сделали танец.
  "Неприкасаемые" все еще показывают по телевидению в этом 1975 году, как ежедневное синдицированное шоу. Дон Фримен, редактор телерадио "San Diego Union", написал:
  Один из лучших источников, чтобы узнать когда-то неизвестных, но впоследствии добившихся значительной репутации, - это повторы "Неприкасаемых", где Элиот Несс преследовал мафиози в Чикаго времен сухого закона.
  Первоначально сериал выходил с 1959 по 1963 год, а повествовательным был голос Уолтера Уинчелла. В злодейских ролях можно заметить таких актеров, как Питер Фальк из "Коломбо", Майк Коннорс из "Мэнникса", Джек Клагман из "Странной парочки" и Телли Савалас, теперь несравненный Коджак, рычащий в истинно хулиганской манере. В ролях гангстеров или правительственных агентов играют такие люди, как Ли Марвин, Роберт Редфорд, Чарльз Бронсон, Клифф Робертсон, Рикардо Монтальбан, Фрэнк Горшин.
  На самом деле, теперь это стало игрой для внимательных поклонников "Неприкасаемых", чтобы выискивать знакомые лица, которые тогда были указаны где-то глубоко в списке второстепенных персонажей.
  
   41
  Год спустя Леонард Голденсон, президент ABC, и его два топ-менеджера, Том Мур и Джим Обри, пришли к нам домой в Беверли-Хиллз. Мы показали им "Источник молодости", сделаный Орсоном Уэллсом с "Desilu" несколько лет назад, но который не продавался как сериал.
  Я сказал им: - Жаль, что это не продалось. Думаю, что это отличный формат. Вы можете рассказать полуторачасовую историю за полчаса.
  Когда я заключил сделку с Орсоном на пилот, то пытался разработать серию антологий, в которые вошел бы "Фонтан молодости" (о том, как Понсе де Леон открыл вечную молодость) и те истории, которыми знаменит Эдгар Аллан По, например "Колодец и маятник".
  Большинство антологий на телевидении начинались с того, что ведущий сидел в своей библиотеке и брал книгу с полки. Казалось, что все они использовали одинаковую обстановку. Хичкок вел себя как ведущий по-другому и лучше, чем кто-либо другой, но это было несколько лет спустя.
  Я рассказал Орсону об этом и о том, как я хотел бы использовать ведущего.
  - Если бы мы могли добиться эффекта, когда вы, как ведущий, стоите перед телевизором в гостиной зрителя, рассказывая ему, что происходит или должно произойти за его спиной, это было бы гораздо интереснее приятель. Что ты думаешь?
  Орсон - один из самых блестящих людей, которых я когда-либо встречал в нашем бизнесе, и был очень рад, когда он сказал: - Это здорово, и я уверен, что мы сможем это сделать.
  Он продолжил: - Кто у вас в художественном отделе?
  - Клаудио Гусман - действительно острый молодой чилиец, - ответил я, - и он возьмется за все.
   Позже Клаудио стал одним из наших лучших режиссеров.
  Мы использовали неподвижные изображения и "кадры ожидания", и многое из того, что, по их мнению, является новым сегодня. Если мы хотели показать парня, успешно играющего для девушки, использовали четыре неподвижных изображения: он смотрит, она смотрит, он подмигивает, она подмигивает, кадр ожидания. Это было почти техникой комиксов и не использовалось на телевидении.
  Хаббелл Робинсон тогда был руководителем программирования на CBS в Нью-Йорке. Он увидел пилот и позвонил мне. - Это величайший пилот, который я когда-либо видел. Это единственное новшество, которое я видел на телевидении за многие годы. Передайте Орсону, что это гениально...
  
  Я достаточно хорошо знал Хаббелла, чтобы понимать, что должно быть "но". Поэтому слушал все приятные, приятные вещи, которые он говорил, и ждал этого.
  Наконец, это пришло: - Но... поймет ли это средний зритель?
  - Ты понял, не так ли, Хаббелл?
  После долгой паузы он сказал: - Это было задумано как скверная шутка?
  - Нет, не скверная шутка. Кто ты такой, чтобы так отличаться от средней американской аудитории? Кто я? Наследник испанского трона? Почему средний зритель не поймет этого?
  Для шоу было выделено временное место на CBS. "General Foods" хотели купить его, но потом у них начались проблемы с Орсоном по поводу того, будет ли он делать тридцать восемь недель, тридцать недель или сколько.
  Сложно прижать Орсона. Все испугались, и шоу так и не вышло в эфир как сериал.
  Когда руководство ABC посетило нас в нашем доме в Беверли-Хиллз, Люси устроила им прекрасный ужин, после которого они посмотрели пилот. Несколько месяцев спустя я прочитал, что ABC подписала контракт с Орсоном Уэллсом на разработку проекта для них, и что Орсон должен был сделать это в Италии. ABC даже не соизволили позвонить мне. "Desilu" не попал в эту новую сделку.
  Я позвонил Джиму Обри. - Надеюсь, ты потеряешь кучу денег, с Орсоном.
  На самом деле, я знал, что будет, потому что ему все равно, сколько денег Истеблишмента он истратит.
  Перед подписанием с ним нашего контракта на "Источник молодости" сказал ему: - Орсон, я знаю, что ты частично ответственен за то, что развалил RKO Studios. Ты поехал в Бразилию, чтобы сделать фильм, отснял миллион футов пленки и так и не снял фильм, и тебе было все равно. Но я не RKO. Это мои деньги "Бабалу", так что не шути с ними.
  У меня никогда не было никаких проблем с Орсоном, и, как сказал Хаббелл, он проделал блестящую работу.
  Некоторое время спустя после того, как я поговорил с Обри, мы должны были встретиться в Голливуде по поводу проблемы "Неприкасаемых" с Итальянской Лигой или чего-то в этом роде. Вместо этого он позвонил мне и сказал: - Я не смогу присутствовать на нашей встрече.
  - О? Ну, все в порядке, - ответил я. - В чем дело?
  -Мне нужно ехать в Италию.
  - Тебе нужно ехать в Италию, а? - И я начал смеяться. - Мне было интересно, как скоро тебе придется ехать в Италию.
  Я знал, что Орсон был в Италии больше трех месяцев, снимая фильм для проекта ABC.
  - Ты ужасен, чертов кубинец. Ты знаешь, почему я еду в Италию, не так ли?
  - Конечно, мистер Обри. Сколько Орсон уже потратил?
  - Более двухсот тысяч долларов, а мы еще не видели ни одного фута пленки.
  - Так тебе и надо.
  Джим поехал в Италию. Примерно через три недели он вернулся, и мы встретились.
  - Что случилось в Италии? - спросил я его.
  - Ты можешь в это поверить? - сказал Джим. - Он даже не захотел меня видеть.
  "Фонтан молодости" вышел в "Colgate Theatre" как один из четырех наших непроданных пилотов для одноразового показа и выиграл премию "Peabody Award". Это был единственный непроданный пилот, когда-либо получивший самую желанную награду на телевидении.
  Мистер Татт, еще один пилот, который мы не смогли продать, также пошел в "Colgate". Он был основан на историях Артура Трейна из "Saturday Evening Post", и в нем снимался Уолтер Бреннан. Причина, по которой умы Мэдисон Авеню назвали мне, чтобы я не покупал этот, была: "Кто хочет посмотреть шоу об адвокатах?"
  В третьем из этой группы, "Сельский доктор", снимался Чарльз Коберн. Умники назвали мне ту же причину, которую они дали и для "мистера Татта", только на этот раз они выбрали другую профессию: "Кто хочет смотреть шоу о врачах?"
  Различные причины, по которым некоторые из этих пилотов не были проданы, не были бы полными без причины, которую нам дали о "Диких охотниках" с Чарльзом Бронсоном в главной роли. Я уверен, что большинство знает, что Чарли теперь один из трех или четырех ведущих мужчин в мире, единственный, кого я знаю, кому предложили 2 миллиона долларов за одну картину.
  Были и другие пилоты, которые мы не продали, потому что они оказались просто никчемными. Один из них был настолько плох, что после того, как я прогнал черновой монтаж, мой редактор фильма Бад Молин спросил меня: - У вас нет никаких заметок для меня?
  Я ответил ему: - Да, только одна - сожги.
  Я не позволял таким неудачам обескураживать меня. Тот факт, что мое суждение было плохим в выборе материала, или исполнении материала, или кастинге, или чем-то еще, что способствовало тому, что они не получились такими, какими я их себе представлял, научился принимать. Это часть игры. Но когда мы делали определенные продукты и считали их одними из лучших, а они не продавались не потому, что Мэдисон Авеню сказала нам, что они плохие, а из-за каких-то идиотских причин, тогда это действительно становилось раздражающим.
  В 1950 году и в течение следующих нескольких лет телевидение было еще младенцем - новой формой развлечения - и, конечно, у нас были свои проблемы, но также была прекрасная возможность для инноваций, пробовать новые подходы и разные типы шоу. Никто не думал, что у него есть все ответы.
  Не было написанной партитуры; мы все играли ее на слух. Но теперь "они" - "мозги" - знали все ответы или думали, что знают все ответы. "Полные мнений и лишенные знаний", - сказал Паскаль, обращаясь к некоторым людям у власти. Оригинальность пугала их до чертиков, и никто никогда не добился успеха в шоу-бизнесе, не будучи оригинальным.
  После "I Love Lucy" комедии положений выходили десятками. После "Dragnet" все хотели полицейские шоу. После "Час техасского дядюшки Милти" и "Поиск талантов Артура Годфри" - варьете; а после "Playhouse 90" - драматические антологии.
  Но что еще хуже, чем ситуация с пилотами, экономика телевизионного бизнеса начала становиться смехотворно плохой. Я возлагаю вину за это на все крупные киностудии. Когда они наконец, решив выйти на телевидение продавали сериал гораздо дешевле, чем хотели продать его.
  Ежегодные отчеты их акционеров выглядели бы лучше, если бы они могли сказать, что у них было два или три сериала на телевидении. Убыток, который несла их компания, легко покрывался манипулированием бухгалтерскими книгами. Они могли бы взимать большую плату за себестоимость фильма и меньшую за телесериал. Могли бы заявить о меньшей прибыли при продаже своих старых картин, своей фильмотеки, в которой у них не было остатков, чтобы платить, и использовать эти деньги для покрытия некоторых убытков своих телесериалов.
  Мы не стали этого делать. У нас не было задолженностей по фильмам. Знал, что мы ведем проигрышную битву, когда пилот, который мы продавали как сериал, должен был быть успешным по крайней мере три года, прежде чем мы могли бы получить приличную сделку по синдикации, и тогда, возможно, вышли бы в ноль. Зачем идти на всю эту работу и рисковать и замораживать все эти деньги на три, четыре или пять лет, просто в надежде рассчитаться? Мы были в равных условиях до того, как сняли пилот.
  Крупным студиям было все равно. Они теряли свои задницы, но это поддерживало цену их акций на рынке на приличном уровне, что было их главной заботой. Они делали это довольно долго, пока не начали заканчиваться их отложенные фильмы и не осталось места для манипуляций. Когда это произошло, большинство этих компаний разорились, и их акции не стоили бумаги, на которой они были напечатаны. Большие парни помогали поддерживать рыночную цену, а должностные лица и директора знали, что они делают и когда нужно уходить. Я не знаю ни одного из них, кто бы потерял хоть цент. У них был контроль для обеспечения своего собственного будущего, и им было наплевать на мелкого парня, мелкого акционера. В июле 1959 года, будучи президентом "Desilu", в своем годовом отчете объявил о валовой прибыли нашего только что закончившегося финансового года в размере 20 400 000 долларов США по сравнению с валовой прибылью в размере 4 600 000 долларов США в 1954 году. Но компания получила прибыль всего в размере 250 000 долларов США за год. Это около 114 процентов от валовой прибыли. Мы могли бы добиться большего, положив деньги на сберегательный счет. И иногда люди удивляются, почему мне надоел весь этот бизнес.
  Хотел продать тогда больше, чем когда-либо. И мы могли бы продать. MGM сделала нам хорошее предложение. Клинт Мерчисон, один из богатейших людей в мире, сделал нам еще лучшее. Он хотел создать что-то вроде "General Motors" телевидения. Эти техасские парни мыслят очень масштабно. Причина, по которой они сделали нам предложения, заключалась в том, что знали нашу истинную балансовую стоимость, а наш отчет о прибылях и убытках был истинным отчетом. Наша балансовая стоимость была подкреплена наличными, недвижимость, сотни тысяч долларов лучшего и новейшего оборудования, много других надежных физических активов и чертовски хорошая телевизионная фильмотека на будущее. Это не была стоимость, полученная за счет фальшивых или возможных доходов или так называемой дебиторской задолженности, которая никогда не будет получена.
  Наша балансовая стоимость была даже лучше, чем цена наших акций, указанная в то время. Если бы мы продали по 14 или 15, что мы могли бы получить, все, кто хотел бы выйти, вышли бы в прекрасной форме. Большинство наших акционеров купили по 10, цене, по которой наши акции вышли на рынок. Но, опять же, мне жаль говорить, моя партнерша не хотела продавать.
  Возможно, ее отношение было бы другим, если бы наша личная жизнь оказалась другой. Когда оглядываюсь на наш брак и спрашиваю себя, что пошло не так, думаю, что одной из проблем было то, что мы оба слишком много работали и слишком много были вместе - весь день и всю ночь. Маленькие ссоры превратились в большие. Не было никакого шанса побыть вдали друг от друга и дать всему остыть.
  Это было действительно иронично. Первые десять лет нашей супружеской жизни мы оба работали как проклятые, пытаясь решить проблему слишком большой разлуки.
  Я все еще был очень влюблен в Люси, и чувствовал, что она влюблена в меня. Но немного по-другому. Она полюбила меня таким, какой я был, за то, кем бы я ни был, за все хорошее во мне или за все плохое, за все, что из этого получилось, и она приняла меня таким. Сочетание хорошего и плохого, силы и слабости. Но к этому времени, из-за известности, которой мы достигли, постоянно находясь перед публикой, она хотела, чтобы я стал немного лучше, чтобы вообще не показывал никаких недостатков. Я не думаю, что мужчина может изменить это в позднем возрасте.
  С самых юных лет всегда усердно работал над тем, что мне приходилось делать. Часы и энергия, необходимые для хорошей работы, какой бы она ни была, для меня ничего не значили, и я также усердно играл в любые игры, в которые играл, не обращая внимания на то, что думали или говорили люди.
  Правда, это намного легче делать, когда тебя не знает весь мир. Но когда я стал известен, мне все равно было наплевать на то, что думают или говорят люди. Единственное, чего никогда не мог делать, это работать и играть одновременно и в меру, что бы это ни значило. Хотя, думаю, у меня много друзей - Анонимные Алкоголики, Наблюдатели за Весом, Анонимные Курильщики. И учитывая все действия, следующими могут стать "Sex Anonymous". Если все они добьются успеха, мы можем стать довольно скучной группой тощих, трезвых, сосущих большой палец девственников.
  Думаю, если бы узнал значение умеренности и смог бы практиковать его, то монстр "Desilu", которого мы создали, и наш брак, возможно, не были бы такими уж сложными в борьбе.
  Как продюсер телешоу, "Desilu" столкнулся с двумя большими проблемами.
  Первая: мы делали их слишком много. Вторая: в сутках было недостаточно часов для качества - а это было все, что мне стало интересно продавать - нам нужно было время и люди, которые достаточно заботились, чтобы использовать его с пользой.
  Я заботился достаточно, но катастрофически не хватало времени. Думаю, то же самое можно сказать обо всем американском телевидении. Его слишком много, а времени на него не хватает.
  Я всегда был выпивохой. Люси знала это. В первый вечер, когда мы вышли после репетиции "Too Many Girls" в RKO, мы оба напились и отлично провели время. Но теперь она возмущалась. Как президент трех студий и всей этой ерунды, я должен был вести себя более достойно.
  Однажды вечером нас пригласили на вечеринку в дом Дина Мартина. Это должна была быть большая голливудская вечеринка с шатром, развлечениями и оркестром, и, конечно, это был черный галстук. Я усердно и быстро работал весь день, чтобы вернуться домой пораньше и не ехать в студию на следующий день. Принял душ, побрился и надел смокинг. Люси выглядела прекрасно в новом вечернем платье. Когда мы сели в наш лимузин с шофером, я сказал ей: - Люси, ты выглядишь как куколка. У меня будет самая красивая спутница на вечеринке.
  Она повернулась ко мне и ответила: - Мы снова будем последними, кто покинет вечеринку?
  Ну, в тот вечер все испортилось.
  Я сказал: - Ради бога, Люси, мы даже не выехали с гребаной подъездной дорожки, а ты уже волнуешься, когда мы уйдем с вечеринки. Я должен быть последним, кто уйдет с нее. Я никак не могу пропустить. Знаешь, на Кубе, когда мы устраиваем вечеринку и она не заканчивается завтраком на следующее утро, мы считаем ее паршивой. А теперь, если мне весело, и я хочу остаться немного дольше, чем другие, ты считаешь меня мудаком.
  Чем более раздражающей и непрактичной становилась вся эта история, тем сложнее делалась моя работа. Чем больше ухудшалась наша личная жизнь, тем чаще мы ссорились, тем меньше у нас было секса. Чем несчастнее мы были, тем больше я работал и тем больше пил.
  Проблема в том, что выпивка усиливает все ваши давления и все потребности. К этому моменту я не спал в главной спальне почти год. Спал на кровати, которая стояла у меня в гардеробной. Поэтому начал удовлетворять свои потребности в другом месте. И она тоже.
  Порочный круг продолжался. Чем больше мы ссорились, тем меньше секса у нас было, тем больше мы искали других, тем больше ревности, разлук, выпивки, что снова приводило к еще большим ссорам, меньшему сексу и еще большему поиску других и т. д. и т. д. и т. д. Цикл вскоре замкнулся.
  Добавьте к этому титанические усилия, которые нам пришлось приложить, чтобы сохранить воображаемое блаженство Люси и Рики, и наша жизнь превратилась в кошмар.
  
   42
  Сразу после того собрания акционеров в июле я отправился в Майами.
  Хотел поговорить с отцом. Когда приехал в дом отца в Корал-Гейблс, я был приятно удивлен, увидев Альфонсо Мененсьера, нашего старого друга по конге из Сантьяго, который как раз уезжал. После теплого приветствия, я спросил его: - Как тебе здесь нравится?
  Мистер Менансье ответил: - Это прекрасная страна, но до того, как я приехал во Флориду, заметил, что я черный, только когда принимал ванну.
  После того, как мой отец сказал ему: - Не забывай, мы ждем тебя на ужин сегодня вечером, - мы тихо сели в его кабинете, и я рассказал ему все, что происходит.
  Папа расстроился: - Господи, я думал, что у тебя все идет отлично. Почему ты ничего не сказал?
  - Я не хотел тебя беспокоить. Думал, что, может быть, я смогу справиться сам, но, к сожалению, дошел до того, что теперь не знаю, что, черт возьми, делать.
  - Помнишь, что я всегда говорил тебе, когда ты не уверен?
  - Я знаю, я прочитал твое письмо перед тем, как прилететь сюда.
  Папа сказал: - Ты хранил его все это время?
  - Теперь оно висит в офисе президента в "Десилу Гауэр", с разбитым стеклом.
  - Почему ты его не починил?
  - ОНО хотело сохранить его таким, каким его нашел Бомбале. Вот он, во всей его полноте.
  Март, 1933
  Дорогой Деси,
  Ну, приятель, тебе уже шестнадцать, и в моей книге это означает, что ты больше не ребенок; ты мужчина.
  Ты получишь водительские права и будешь водить свою собственную машину. Предупреждение о вождении, особенно о вождении по дороге, которая лежит перед тобой - той, по которой нам всем приходится идти - дороге жизни.
  Она очень похожа на дорогу из Сантьяго в Эль-Кобре. Есть участки, которые настолько гладкие и красивые, что они захватывают дух, а есть другие, которые настолько уродливы и грубы, что ты жалеешь, что вообще сел на эту чертову штуку, и задаешься вопросом, сможешь ли ты когда-нибудь ее пройти.
  Где-то по пути ты попадешь в особенно плохое место, которое представляет собой очень сложную проблему, и ты можешь не знать, что именно делать. Когда это произойдет, я бы посоветовал тебе ничего не делать. Сначала изучи ситуацию. Переверни его вверх дном и вбок столько раз, сколько нужно. Но, когда ты, наконец, примешь решение, не позволяй ничему или кому-либо остановить тебя. Если на твоем пути горы, пройди через них.
  Иногда ты справишься, иногда нет. Но, если ты честен и основателен в своем решении, то в любом случае чему-то научишься. Мы должны учиться на своих ошибках так же, как и на своих успехах.
  И когда ты действительно столкнёшься с минусом, постарайся превратить его в плюс. Ты удивишься, как часто это срабатывает. Используй неудачу как ступеньку к лучшим временам впереди.
  И не бойся совершать ошибки; мы все их совершаем. Никто не бьет пятьсот. Даже если ты это сделал, это значит, что ты ошибся в половине случаев. Но не беспокойся об этом. Не стыдись этого. Потому что так оно и есть. Такова жизнь.
  Помни, хорошие вещи не даются легко, и ты получишь свою долю горя - дорога усеяна ловушками. Но ты справишься, если, потерпев неудачу, будешь пытаться снова и снова. Упорствуй. Продолжай качаться. И не забывай, что Человек наверху всегда рядом, и всем нам нужна Его помощь. И неважно, насколько недостойным ты себя считаешь, не бойся просить Его об этом.
  Удачи, сынок.
  С любовью,
  Папа.
  Это же письмо я отправил почти слово в слово своему сыну на его шестнадцатилетние. И он повесил его в рамке в своей комнате.
  - А как же дети? - спросил папа.
  Да, вот и все. А как же дети? Я люблю их больше всего на свете. Нет ничего, чего бы я не сделал для их счастья. Люси было восемь в июле прошлого года. Деси будет семь в январе.
  И они прекрасно знают, что происходит. Так что я не думаю, что это также идет им на пользу. Но мы с Люси не можем продолжать жить вместе таким образом, разрушая наши жизни только для того, чтобы накапливать все больше и больше тех ценностей, которые некоторые люди считают такими важными - слава, власть и деньги.
  - Одно можно сказать наверняка, - сказал папа, - слава, власть и деньги никогда не вылечат искалеченную любовную жизнь.
  - Она искалечена, все верно. Мы не спали вместе около года.
  - Мне жаль слышать все это, особенно, конечно, о твоей личной жизни. И я очень удивлен, что ты говоришь, что тебе не нравится твой бизнес. Я думал, тебе нравится то, что ты делаешь.
  - Тоже жаль, папа, и дело не в том, что мне не нравится бизнес. Мне просто не нравится направление, которое принял бизнес, и моя роль в нем.
  Это перестало быть забавным. То, что мне нравилось в нем - то, что я делал лучше всего, находил идею для нового шоу, работал с авторами, продюсировал и режиссировал, то, что привело меня туда, где я есть, - это то, что я больше не могу делать, теперь, когда я там.
  - Это звучит как двусмысленность, - сказал папа.
  - Это не двусмысленность. Вначале было нелегко узнать обо всех гранях бизнеса. Это был вызов, но я преуспел в долгих часах, которые потратил на то, чтобы справиться с этим вызовом, и когда мы начали расти вместе с ним, это было очень полезно. Я пытался стать просто настолько большим и не больше, но обстоятельства помешали этому. Теперь мы крупнейшая телевизионная компания в мире, и я ненавижу каждую чертову минуту, которую мне приходится тратить, пытаясь сохранить ее такой. Я был счастливее, чистя клетки для птиц и гоняясь за крысами.
  Папа сказал: - Ну, по крайней мере, ты решил половину своих проблем.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Знаешь, что делает тебя несчастным - ты ненавидишь свой бизнес, а твоя домашняя жизнь ужасна. Я где-то читал, что "нет большего удовольствия, чем осознавать искренность и самоанализ".
  - Что бы ты на самом деле хотел уметь делать? - спросил он.
  - Я хотел бы иметь возможность купить грузовик дерьма, если бы мне захотелось, не беспокоясь о том, что скажут Люси и Мэдисон Авеню.
  По крайней мере, это вызвало у папы большой смех, прежде чем он сказал: - Тебе лучше убраться с глаз долой, пока ты не начал покупать слишком много грузовиков дерьма.
  Я рассказал ему историю о мексиканце, с которым ходил на рыбалку в Баху. Я говорил Аргайлу Нельсону, нашему руководителю производства: - Арджи, я уеду на две недели. Потеряюсь. Единственный раз, когда хочу, чтобы ты мне позвонил, это если что-то случится с Люси, или с моими детьми, или с моей матерью, или с моим отцом. Так что, если три студии сгорят, не звони мне, звони в страховую компанию.
  Я ехал туда, арендовал лодку и ходил на рыбалку с этим мексиканцем, когда мне удавалось украсть пару недель, что случалось нечасто. Мы наполняли лодку наживкой, едой и выпивкой, и где бы мы ни оказались в конце дня, оставались там, будь то деревня или просто пустой пляж. Две недели мы ловили рыбу, ели и пили, и, если мы находили пару девушек, чтобы взять с собой, мы трахались - стирая все остальное из моей головы. Конечно, в конце концов две недели закончились, и мне пришлось вернуться на работу.
  В первый раз, когда это случилось, мексиканец сказал: - Зачем тебе возвращаться?
  - Мне нужно вернуться на работу.
  - Зачем? - спросил он.
  - Что ты имеешь в виду, зачем? Мне нужно вернуться на работу. Вот зачем.
  - Тебе здесь не было хорошо?
  - Конечно, мне здесь было хорошо. Ты знаешь это. Мы
  отрывались.
  - Так почему тебе нужно вернуться?
  - Ты глупый, тупой мексиканец, ты не понимаешь, что мне нужно вернуться на работу?
  - Почему?
  - Я должен вернуться на работу, чтобы заработать достаточно денег, чтобы в следующем году, или как только смогу, снова приехать сюда и провести еще две недели с тобой.
  - Я здесь все время, - сказал он.
  - Знаешь, папа, я думаю, что этот мексиканец был прав.
  - Ну, он был не так уж и неправ, но, к сожалению, мы не все можем так поступать.
  - Я знаю, но в нем что-то есть. Большинство из нас вышибают свои мозги большую часть года, чтобы просто пару недель повеселиться.
  Мой отец сказал: - Ты не будешь счастлив, находясь там все время.
  - Не ставь на это.
  - Что бы ты действительно хотел сделать, если бы мог? После того, как купишь грузовик дерьма, конечно.
  - Ну, сейчас я не могу сделать многого. Люси и я должны продолжать работать вместе, по крайней мере, пока не выполним свои обязательства перед "Westinghouse". После этого я хотел бы избавиться от всех студий и с тех пор сосредоточиться только на одном проекте за раз, будь то телевизионное шоу, театральная постановка, фильм или что-то еще. И я бы очень хотел иметь счастливую домашнюю жизнь.
  Он сказал: - Помнишь, что я сказал? Ничего не делай, пока не будешь уверен, что хочешь сделать.
  - Я знаю, и когда я решу это сделать, пройди через гору.
  - Правильно. Единственная твоя проблема в том, что ты имеешь привычку проходить через слишком много гор одновременно.
  - Ты прав, папа.
  Я вернулся в Калифорнию. Где-то в ноябре того года, 1959, Люси только что вышла из моего офиса после какой-то еще чертовой ссоры. На втором этаже административного здания, справа от моего офиса, как раз перед тем, как спуститься вниз, был фонтанчик с водой. Я последовал за ней, и когда она остановилась, чтобы выпить, я сказал: - Люси, я хочу развода.
  Она посмотрела на меня, и эти большие голубые глаза могут выражать множество эмоций, и желание убить не является последней из них.
  - Я просто не могу больше это выносить. Возможно, если бы мы просто сделали "I Love Lucy" и остались в Чатсуорте, и я не был вовлечен во столько проектов, этого бы не произошло. Но я не могу делать все, что мне нужно делать здесь, и я не понимаю, как, черт возьми, ты тоже можешь это делать, пока наша личная жизнь так несчастна.
  Она даже не ответила. Она просто повернулась ко мне спиной и ушла.
  Когда пришел домой той ночью, она сказала: - Ты имел в виду то, что сказал?
  - Да, мне очень жаль, но я сказал. Я не могу продолжать так жить.
  Ее гнев взял верх. - Почему бы тебе тогда не умереть? Это было бы лучшим решением, лучшим для детей, лучшим для всех.
  - Мне жаль, но смерть не входит в мои ближайшие планы.
  - Частный детектив, скажу тебе кое-что, ублюдок... ты мошенник... ты пьяный бродяга... у меня на тебя достаточно информации, чтобы повесить. К тому времени, как я закончу с тобой, ты будешь таким же разоренным, как и тогда, когда ты сюда пришел. Ты чертов латинос... ты... ты мокроспин!
  Это было бы чем-то для кубинца. Флоридский пролив немного шире Рио-Гранде.
  Я пошел в свою гардеробную, где у меня была маленькая картонная коробка в комоде, в которой хранил кучу вещей, таких как старые запонки, цепочки, сломанные часы. Я из тех, кто никогда ничего не выбрасывает.
  Я собирался закурить, когда она подошла ко мне с дуэльным пистолетом, направила его мне в лицо и нажала на курок. Я зажег сигарету от ее пламени, а затем показал ей дно маленькой картонной коробки. На ней были написаны имя мужчины, номер телефона и адрес в Нью-Йорке. Ее румянец, должно быть, был самым румяным с тех пор, как Фаун сказала Бэмби, что беременна.
  Я сказал ей: - Слушай, я знаю, что ты не все имела в виду, но ради детей давай постараемся сделать это как можно более дружелюбно. Мы найдем для тебя хорошего адвоката, и ты будешь тем, кто подаст в суд на развод. У нас не возникнет проблем с достижением справедливого финансового соглашения и всего остального, но, пожалуйста, никогда больше мне не угрожай.
  После той ночи мы больше никогда не жили вместе под одной крышей.
  До конца года нам пришлось сделать последний час комедии Люси-Деси для театра "Westinghouse Desilu Playhouse". Покойный Эрни Ковач и его жена Эди Адамс должны были быть нашими гостями, и я бы его режиссировал. Не потому, что хотел; я бы предпочел, чтобы это сделал кто-то из других наших режиссеров, но они все были заняты. Между нашими собственными сериалами и теми, которые мы делали для других, "Desilu" отвечал за двадцать шесть различных телесериалов в том году.
  Сделать этот последний час комедии Люси-Дези было нелегко. Мы знали, что это был последний раз, когда мы будем Люси и Рики. Судьба распорядилась так, что последняя сцена в этой истории потребовала долгого поцелуя и финала с поцелуем и примирением. Когда мы дошли до этого, мы посмотрели друг на друга, обнялись и поцеловались. Это был не просто обычный поцелуй для сцены в шоу. Это был поцелуй, который завершил двадцать лет любви и дружбы, триумфов и неудач, экстаза и секса, ревности и сожалений, разбитых сердец и смеха... и слез. Единственное, что мы не смогли скрыть, это слезы.
  После поцелуя мы просто стояли там, глядя друг на друга и облизывая соль на губах.
  Затем Люси сказала: - Ты должен сказать "снято".
  - Я знаю. Снято, черт возьми!
  - "Я люблю Люси" никогда не было просто названием.
  
   Эпилог
  Когда меня впервые попросили написать эту книгу, подумал: "Написать книгу? Мне даже не нравится писать письма". Я думал об этом довольно долго, и чем больше думал, тем больше убеждал себя, что даже не знаю, как начать. Было только одно, что заставило меня попробовать, и это воспоминание о моем отце и его замечательном отношении, когда он сталкивался с, казалось бы, непреодолимой проблемой - должен быть выход!
  Я хочу поблагодарить всех людей, упомянутых в этой книге, которые были добры, щедры и понимали и которые помогали мне на этом пути. Я знаю, что есть много других, которые либо непреднамеренно, либо из-за нехватки места или памяти с моей стороны не были включены.
  Я хочу поблагодарить Соединенные Штаты Америки и их народ.
  Я не могу представить себе другую страну в мире, в которой молодому человеку шестнадцати лет, разоренному и неспособному говорить на их языке, могли бы быть даны шансы достичь того, что я сделал, или приветствия, хвала и честь, которые были мне даны.
  Я хочу поблагодарить моего отца, без чьих советов, честности, здравого смысла я бы не смог этого сделать, и, конечно, мою мать, которая все еще живет со мной, за ее понимание, ее класс, ее непоколебимую веру в Божью справедливость и сострадание, и ее неисчерпаемый источник любви ко мне, моим друзьям и моим детям.
  Я хочу поблагодарить мою жену Эди, которая пришла в мою жизнь в то время, когда моя жизнь была на самом дне и казалась безнадежной, и, подарив мне свою любовь, она заставила меня снова увидеть надежду.
  Я хочу поблагодарить Люси и Деси за их дружбу и за то, что они те, кем они являются сегодня, несмотря на все мои ошибки, и за то, что они могли справляться и преодолевать все смятение и печали, которыми мы с Люси нагрузили их.
  Что касается самой Люси, все, что я могу сказать, это то, что я очень любил ее и, по-своему и, возможно, по-особенному, я всегда буду любить ее.
  Мы провели вместе двадцать лет; много счастливых моментов и много несчастных моментов приходило и уходило за это время. Это драгоценный дар, данный Богом, что я в основном помню счастливые. Я надеюсь, что ей был дан тот же дар.
  Успех "I Love Lucy" - это то, что случается только раз в жизни.
  Если бы мы не сделали ничего другого, кроме как принесли эти полчаса веселья, удовольствия и отдыха большей части мира, мира, который так остро нуждается даже в этом коротком тайм-ауте от своих проблем и печалей, мы были бы довольны. Но мы сделали больше. С Божьей помощью мы также создали Люси и Деси.
  Благодарности.
  Диалог между двумя рыбами созвездия Рыб о названии, одна плывет на север, а другая на юг:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  НА СЕВЕР:
  НА ЮГ:
  Как вы это назовете?
  Я назову это Книгой.
  (не веря) Книгой? Почему?
  Чем я пишу?
  Карандашом.
  Почему вы называете это карандашом?
  Потому что это то, что он есть.
  Хорошо. Что я пишу этим карандашом?
  Вы пишете книгу.
  Правильно! Так как мне это назвать? Карандашом?
  Говарду Кэди, старшему редактору "William Morrow and Company", понравилось название, и он представил его своему руководителю, Ларри Хьюзу, президенту "Morrow", который сказал: - Мне всегда нравилась простота, и нет ничего проще, чем назвать книгу Книгой.
  В конце концов, Говард заставил меня начать, приехав в Дель-Мар, где я сейчас живу, когда не в Лас-Крусесе, и проведя неделю - день и ночь - слушая, как я говорю в магнитофон, вспоминая, что происходило во время моей часто беспокойной жизни.
  Мне не нужен был литературный негр. Не то чтобы я думал, что смогу сделать это лучше, но я знал, что не смогу использовать цветистый язык и большие, многосложные слова, потому что я их не знаю. Я знал, что мне придется написать по-своему, с моим собственным не слишком хорошим знанием английского языка.
  Кен Морган, наш бывший руководитель отдела по связям с общественностью в "Desilu", оставил свои другие интересы и вернулся, чтобы работать со мной над книгой.
  Он был незаменим, помогая мне с исследованиями, раскапывая все записи "Desilu", газетные отчеты и фотографии. Я хотел убедиться, что то, что я написал, было точным.
  Кенни оказался единственным, кто мог расшифровать мой акцент на пленках и понять мои нацарапанные заметки в переписываниях, поэтому ему пришлось напечатать все это, прежде чем передать Морроу в какой-то форме книги. За два года, которые я писал и переписывал "Книгу", Кенни стал самым быстрым в мире двупальцевым машинистом. Наконец, Луиза Фишер перепечатала для нас всю рукопись.
  Марвин Мосс, мой агент, был тем, кто начал, обратившись к Говарду Кэди и предложив "Книгу".
  Маделин и Боб, наши авторы Люси; Эд Холли, один из наших вице-президентов, секретарь и казначей в "Desilu"; Джеймс Пейсли, наш бывший помощник директора; Джерри Торп и многие другие из эпохи Люси очень помогли мне освежить память. А сама Люси поднимала то, что я забыл или хотел забыть.
  Нет необходимости упоминать, какую большую помощь оказал Говард Кэди с редактированием. Он очень честен и откровенен в своих комментариях и критике, порой грубо, и это именно тот тип людей, с которыми мне нравится работать.
  Всем им - muchas gracias! (Большое спасибо)
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"