Жил да был Семен Мальвинин, по образованию филолог, по профессии критик. Работал он в двух издательствах на полставки. Помимо работы, Семен Семенович совершенно бесплатно был и секретарем президиума, и общественным попечителем, и членом наблюдательного совета в разных клубах любителей поэзии. Но не только в клубах, а еще и в нескольких ЛиТО (литературных творческих объединениях), что сформировало в нем беспощадную ненависть к графоманам. Да и как тут не стать борцом за чистоту литературных рядов! Посетите разок заседание какого-нибудь Верхнее-Волжского ЛиТО, тут же пожалеете, что нет в родне прапорщика с оружейного склада, который бы помог раздобыть ручной пулемет Дегтярева.
Семен Мальвинин всю жизнь прожил в коммуналке, что не прибавило ему доброты к ближним. Конечно, в персональной истории Мальвининского квартирного вопроса были и хорошие моменты. Например, сосед в комнате, что справа от уборной, Армен Альбертович, оказался евреем и в 1990 году уехал на родину. Тот случай был самым коротким, с точки зрения радостного предвкушения, поскольку на место Армена Альбертовича подселили одинокую старушку. Но через два года вторые соседи каким-то хитрым образом (не земляки ли Армена?) сумели расшириться в квартиру этажом ниже, заняв целиком три комнаты с ванной и кухней. Тут уж Семен Семенович отстоял свое право на освободившуюся жилплощадь. Старушка тоже долго не зажилась, через семь лет коммуналка стала отдельной квартирой семьи Мальвининых.
С бывшими соседями Семен поддерживал приятельские отношения, но завязка нашей истории в том, что подрос у этих соседей сын, обычный оболтус 20-ти лет от роду.
Однажды Семен Мальвинин повстречался с этим юношей на лестничной клетке. "Здрасьте, дядя Семен!", - радостно взвопил оболтус. "Родичи мне рассказывали, что Вы работаете в издательстве. А знаете, я тут стихи пишу, сокурсницы балдеют! Можно я Вам покажу несколько штучек?". В тот день, по случаю выплаты жалования за два месяца (прошлого года), у Семена было благодушное настроение, и он решил поддержать молодое дарование: "Ну что ж, э-э... Антон?.." "Артем я, дядя Семен!.." "Ах, да, Артем! Ну что ж, Артем, покажи как-нибудь, посмотрим вместе, что Вы сочинили."
Так критик Мальвинин, помимо своих попечительских обязанностей, получил еще одну общественную нагрузку.
Юноша Артем пришел на следующий день с тонкой пачкой листов 4-го формата. Он смущался, поминутно краснел и явно ждал похвалы, если не немедленного признания совершенной гениальности. Семен прочитал первый стих:
"...Однажды я навеки,
В тиши ночной усну.
Душа покинет тело,
Как солнце - темноту.
Пока никто не слышит,
От жизни ускользну.
И дух мой заколышет
Прощанием листву.
Луна нежно на коже,
Оставит белизну.
Лучом обнимет, может,
И спустится к окну...",
Семен перевернул лист и прочитал следующее творение:
"...Легкой походкой плывем по тротуару,
Прекрасен день, и ты со мною рада.
Смеясь промчимся по нашему бульвару,
Прыг на газон - и позади ограда...",
Испугавшись, что дальше он может обнаружить нечто еще более патологическое, Семен положил листки на колени и повернулся к юноше с горящим взором:
"Артем, э-э... а Вы в каком институте учитесь?"
"В "пищевике", дядя Семен."
"И как Вы увлеклись поэзией, точнее, как случилось, что Вы стали писать?"
"Однажды на лекции я целый час смотрел на одну девчонку и вдруг придумал для нее стих."
"Э-э, хотите, Артем, я вам дам почитать хорошие книжки по стихосложению? Это увлекательнейшие исследования, как романский тонический стих трансформировался в ныне привычную русскую силлабо-тоническую фонику... Хорей, ямб, знаете ли... Ну Вы знаете...".
"А это зачем?", - подозрительно спросил Артем.
"Ну, вы знаете, Артем, вот в этом стихотворении Вы задаете первой строфой определенный размер, интересный, к слову, размер, его особенно любил Пушкин, "Евгений Онегин" так написан,.. а потом вдруг нарушаете выбранную Вами организацию, и если следовать предложенному размеру, то в третей строфе придется читать: "лунА нежнО на кОже", а слова такого "нежнО" в русском языке не существует... Вы понимаете?"
"Не-а!", чистосердечно признался юный поэт.
"Вот!", - обрадовался Семен Семенович, - "Вот Вы и почитаете, что такое размер, как соблюдать стопу и другие интересные штуки.."
"В общем, Вам не понравилось?", - разочарованно протянул Артем.
"Ну не то, чтобы...", - поспешно сказал Мальвинин, - "Однако, почитайте литературу, и через недельку мы с Вами снова поговорим."
Юноша ушел.
Мальвинина передернуло.
Через неделю они встретились.
"Дядя Семен! Я вчера четырнадцать стихов написал, всю ночь не спал. Хотите, я вам почитаю?"
"А Вы прочитали литературу, которую я Вам подобрал?"
"Не-е, дядя Семен, у нас тут зачеты начинаются... В общем, сейчас некогда, я попозже... Давайте я вам прочитаю, что вышло:
"..Холодный взгляд из синих глаз,
Невозмутимость и надменность,
И проф-улыбка на лице,
И в каждом жесте - лишь степенность.
С усмешкой смотрит на экран
Где цифры красные мелькают,
Овечки стадом продают,
Как жаль... видать их разоряют.
Экраны красным истекают,
Кого-то приступ прихватил.
Как много кто-то потерял...
Как жаль... их кто-то разгромил..."
У юноши опять воспламенился взор. Мальвинин слегка от него отодвинулся. О н постарался скрыть поднимающийся из желудка горячий желчный ком:
"Артем, я запомнил Ваши прошлые стихи, они у меня постоянно всплывали в голове, так вот, я долго думал над ними и вот, что хотел сказать: Вполне возможно, что Ваш стих про бульвар укладывается в тоническую форму, однако, у Вас имеется целый ряд стилистических погрешностей:
"...Прекрасен день, и ты со мною рада.
Смеясь промчимся по нашему бульвару...", понимаете ли, "ты со мною рада" чему? Ваша подруга или возлюбленная должна быть рада чему-то. Солнцу, погоде, совместной прогулке. Даже если Вы опустили связующий глагол "быть" - "ты рада быть со мною", даже в этом случае имеется некий поэтический диссонанс. Безглагольные предложения плохо сопрягаются с неопределенной формой глаголов. Или другой Ваш стих, там целый ряд нелогичных сентенций:
"...Душа покинет тело,
Как солнце - темноту..." Солнце, как звезда, покидает дневную сторону планеты, что немедленно превращает дневную сторону в ночную. С точки зрения небесной механики, солнце может покинуть только светлую сторону, ибо его присутствие отрицает само понятие темноты. Ну и так далее, особенно про луну и то, чем она оставляет белизну..."
"...?"
"Вы следили за моей мыслью, Артем?"
"Дядь Семен, я чё-то не понял, Вам новый мой стих понравился?"
Семен Семенович стиснул зубы и, выдержав неприличную паузу, сумел пробормотать, что ждет посетителей, и что сейчас недосуг, и не лучше ли встретиться на выходных.
Жена Семена Семеновича - известный в узких кругах искусствовед, специалист по "поздним голландцам", последние лет шесть увлеклась вегетарианством и сыроедением.
Единственная дочь Мальвинина, так повезло, стажировалась нынче в США по программе Конгресса и его знаменитой библиотеки.
Семен Семенович был солидарен с женой только в части сыроедения, поскольку имел родственников в Улан-Удэ, которые ему присылали настоящую медвежью солонину.
Вот и на днях Семен Семенович получил через проводников большую посылку, килограмм на тридцать, с гостинцем от тети из Улан-Удэ. Солонина не помещалась в холодильник, но по счастью стоял декабрь, и Мальвинин подвесил мясо в старой авоське на крючок на балконе.
По вечерам он стругал тонкими прозрачными пластинками замороженное мясо и, мурлыкая что-то, пил "Балтику Љ3" под деликатесную закуску.
Конечно, его огорчали иногда новости по телевизору, разгул преступности и другие темные стороны современного бытия. Вот даже их дом не обошла беда: у соседей пропал сын, милиция и родители уже неделю безуспешно вели поиски молодого человека. Да-а-а...
Семен Семнович вздыхал, аккуратно клал на язык ломтик замороженного соленого мяса и запивал глотком "Балтики"...