В забегаловке на улице Prado было малолюдно. Точнее сказать, кроме ярко-рыжей барменши с ужимками голливудской звезды второго плана (по квотам Американской Киноакадемии - трансвестита трансгендера) в топике с вечно съезжающими бретельками, ни единой живой души. Да ещё одной полуживой, принадлежащей человеку в замызганных телесных лосинах и френче с перламутровыми пуговицами. Господин явно не помнил себя, поскольку выпил не меньше пинты скотча, о чём не замедлила сообщить барменша, едва Мич переступил порог заведения.
- Может быть, вызвать констебля, чтоб отправить этого лесбияна восвояси? - поинтересовалась она равнодушным тоном, методично протирая дырки в стаканах для гольфа.
- Он мне не мешает, дорогуша. - Мич уселся за стойку на глазированную подушечку круглого вертлявого стула без спинки. - Плесни-ка лучше пару дринков бурбона. - Мич подумал немного и добавил: - Это для разгона. - Потом он поразмыслил ещё и разбалансировал весы недоумённого ожидания рыжей фурии очередной фразой: - Да, и гиннеса прицепи третьим вагоном. И сэндвич с тунцом - в багажном отделении...
- Вы уезжаете, сэр?
- С чего ты взяла, стрекоза? Мне необходимо как следует надраться, чтоб в небе появилось золотое руно, как говорят русские.
- Чтобы небо показалось с овчинку, - уточнил внезапно проснувшийся господин в лосинах и снова захрапел.
- У нас здесь нет багажного отделения, сэр. Куда подать сэндвич?
- Какая скучища... Опять непонимание, мать его! Никто и нигде. Никогда. Не по-ни-ма-ет! - Внезапно лицо Мича исказила гримаса тоски и отчаянья. - Захочешь праздника, а тебе овчиной в морду, да и про поезд ещё...
- Если хотите праздника, сэр, то вы не по адресу, - затараторила барменша. - В паре кварталов отсюда находится магазинчик миссис Клинтон. У неё полно шутих, петард, фейерверков. Есть шарики, клоунские колпаки Альцгеймера, губчатые моники от Левински, задорные байдены до колена и противоприпадочные памперсы, если вдруг одолеет неконтролируемый смех. В общем, всё для организации торжеств - семейных, корпоративных и общенародных.
- Не части, рыжик, не части... Как тебя зовут?
- Кэтрин, Кэт...
- Танюха она, Танька, а никакая не Кэт! Врёт всё, - пробормотал человек во френче, на несколько секунд вырываясь из застенков Морфея.
- Хм... Кэт. Тань-ка. Тань-юха, - Мич по раздельности произнёс все три имени, словно выбирая, какое из них ему больше понравится. - Мне не нужно веселья, Тань-ка. Хочу простого общения.
- А ху-ху не хо-хо?! - шумнул облачённый в лосины мистер, отдыхающий в листовом салате фасадной частью головы.
- Может быть, всё-таки вызвать констебля, чтоб выдворить этого ковбоя вон? - поинтересовалась Танюха, старательно набирая чистопородный гинесс в высокий пивной стакан, помогая себе слегка высунутым изо рта языком, едва заметно прикусывая его, когда пена начинала угрожающе вздыматься пышным облаком.
"Ишь, гремучка, настоящий щитомордник, - подумал Мич, наблюдая за процессом, - змея, натурально змея!" Подумал, а вслух сказал:
- Если будет нужно, я сам парня отоварю - мало не покажется.
- Товар - деньги - товар. Формула известная, - охотно откликнулся на слова Мича оппонент, на мгновение выныривая из сна.
- Повторяю, у нас здесь нет багажного отделения, сэр. У нас не товарная станция, а обычный нанайский паб, - затараторила Кэтрин-Танюха, сбиваясь с плохого английского на неважный чукотский говор.
Помолчали. Помолчали ещё. Безмолвие нависало угрожающей паутиной. Даже мухи насторожились - отчего вдруг такая тишина, неужели начнут бить, пустив в ход мухобойки - тайное оружие социалистического реализма.
- Знаете, что, - прервала затянувшуюся паузу барменша, - если хотите, можете поговорить со мной. Я однажды с самим Стивеном Кингом беседовала, после чего меня чуть не настиг Божий Промысел.
- Промысел? Бог не ходит на промысел, не трынди! - возмутился внезапно пробудившийся спящий ковбой в лосинах с русскими корнями, уходящими, как успел рассмотреть Мич, глубоко в землю.
- А знаете, что мне сказал тогда Стивен?
- Даже не догадываюсь.
- А стоило бы. Хотя... наверное, вам просто повезло, что...
- Что?
- Что повезло.
- Вот видишь, крошка...
- Нет, не вижу - в глазах потемнело.
- А стоило бы. Хотя, видимо, не совсем. Тебе понятно?
- Что?
- Что "не совсем".
- А что - не совсем?
- Ну знаете, выше моих сил слушать этот белый шум! - Окончательно проснулся господин в лосинах и френче с перламутровыми пуговицами.
- Не знаю.
- А я знаю!
- Вот видишь.
- Не вижу. Тут темно.
- Ага, повторяемся... - Перламутровые пуговицы принялись переливаться блёстками отражённого света в ритмике поднимающейся кобры.
- Тань-ка!
- Повторяемся, мать твою!
- Мать учения.
- Где?
- В бане...
- Там вы выпили... Или я выпил? Или выпила? Вы кто, вообще-то?
- Барменша Танька. Или клиент. Уже не помню...
- Раньше меня звали Мич.
- Раньше - когда?
- Пока не зашёл в эту рыгаловку.
- Почему же не зашли? Тут тепло и уютно.
- А главное - наливают без ограничений!
- Тогда плесни всем по полной, Тань-ка!
- Я Кэтрин.
- Хорошо, себе можешь не наливать.
- Отчего же - себя как раз не обделю.
- Так ты не Тань-ка, а господин в телесных лосинах?
- Согласен. Prosit! *оба клиента опрокидывают и опрокидываются*
Едва Трич переступил порог заведения, как занюханная барменша с ужимками голливудской звезды второго плана (по квотам Американской Киноакадемии - трансвестита трансгендера) в топике с вечно съезжающими бретельками сообщила, что "эти доходяги выпили не меньше кварты дрянного виски "Джо Нивокер", и им самое место в тюрьме штата за нарушение общественного порядка дурацким храпом на частоте промышленного сепаратора". Трич принял к сведению, после чего принял и опрокинулся в иную реальность.
В рюмочной на улице Правды было малолюдно. Точнее сказать, кроме ярко-рыжей буфетчицы с ужимками звезды провинциального любительского театра в ситцевом сарафанчике с вечно съезжающими и перевивающимися бретельками, ни единой живой души. Да ещё одной полуживой, принадлежащей человеку в замызганных "трениках" с парашютами пузырей на месте "линии колен" и стёганой телогрейке на голое с перламутровыми татуировками на тему "из жизни вождей" тело. Гражданин явно не помнил себя, поскольку выпил не меньше полутора литров портвешка "три топора", о чём не замедлила сообщить огнегривая халда, едва Митрич переступил порог заведения.
Так вот, едва порочный Митрич переступил порог, как опрокинулся за порог...
В чайном домике на улице председателя Мао было малолюдно. Кроме ярко-рыжего тайского трансвестита - с ужимками русской буфетчицы из посёлка лесозаготовителей - за стойкой, да семи десятков сборщиков гаоляна, ни единой живой души. И ещё одной - полуживой, принадлежащей лисице-оборотню Хули'-цзи'н в замызганной в курином навозе шкуре с перламутровыми пластиковыми молниями-застёжками. Госпожа явно была не в себе, поскольку выпила не меньше шэна крепчайшего тридцатипятиградусного байцзю, о чём не замедлил сообщить бармен, едва Куз Мич Бао переступил порог заведения.
Старина Бао вступил в партийную дискуссию с передовой дюжиной сборщиков гаоляна после чего принялся играть с ними в межконфессиональный маджонг на карточках из слоновой кости. Ему последовательно выпали такие комбинации:
РИМини - мини Рим,
гРИМаса - древнеримская маска,
гРИМёр - РИМ мёртв,
зРИМый - мёрзлый РИМ,
кРИМинал - РИМ кремирован, финал,
На радостях товарищ Бао выпил два шэна жёлтой, как отмытая луна, водки маотай, после чего опрокинулся навзничь.
- Не можешь пить, не мучай дао! - съязвила лисица-оборотень и громко икнула в сторону гигантского бонсая, завезённого заблудившимся сёгуном в страну утомлённого риса.
*
В распивочной таре философа Диогена Киника из Синопа было необычайно людно. Бочка едва выдерживала наплыв не вместившихся внутрь гостей. Все как один - демосфены в области покиздеть. Все ждали, когда хозяин таверны-капелеи расскажет очередной миф о падении нравов в будущем - у потомков великих эллинов.
Диоген не успел открыть рот, как в заведение ввалился титан Прометей, страдающий огнедышащей жаждой после вчерашнего застолья с орлами. "Какая же печень выдержит такое!" - подумал Киник, а вслух воскликнул:
- Эй, гарсон, амфору с джинном гостю! И апельсиновую рощу на закуску!
Гостям сделалось не до футуристических чтений. Поддержать титана вызвались все присутствующие. В этот раз опрокинулась Эллада целиком. После чего на Олимпе решили прекратить финансирование сомнительных экспериментов, проводимых философствующими, но сильно пьющими, пропагандистами трезвого образа жизни.