Чваков Димыч. Ликвидатор

Ликвидатор

26 апреля 1986-го года произошла авария на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС, причины которой, кстати говоря, однозначно не называются и сегодня. И мы не станем ставить перед собой неподъёмную задачу выяснения обстоятельств случившегося, поиска виновных. Не для того я со Славой Михайловым беседовал в нашей курилке и у него в штурманской. Просто увидеть последствия произошедшего в Припяти глазами очевидца - вот в чём состояла моя задача.

Слава Михайлов в упомянутое выше время был командиром экипажа Ми-8 в Печорском объединённом авиаотряде. А после выхода на лётную пенсию работал штурманом БАИ аэропорта. Ему довелось принять участие в ликвидационных мероприятиях в окрестностях Припяти, вот я расспрашивал очевидца с тем, чтобы узнать подробности.

Итак, 26 апреля 1986-го случилось то, чему не было аналогов до того момента. Конечно, теоретически различные варианты аварийных ситуаций на атомных станциях просчитывались, но, сами понимаете, одно дело теория, и совсем другое - практика.

Спустя какую-нибудь неделю-другую после проведения Первомайской демонстрации в зоне, подверженной радиоактивному заражению, советское правительство тогда ещё "порабощённой" Украины, не до конца контуженное гласностью, с позволения "человеколюбивого" Политбюро ЦК КПСС осмелилось довести до сведения своего податливого пластилинового народа некоторые малоприятные сведения о том, что где-то в неприметном местечке Припять близ Чернобыля, городка столь же незначительного, приключилась небольшая авария. Не то на ТЭЦ, не то на ином каком объекте не сильно стратегического значения. Да, собственно, и не авария вовсе, а обычный выброс радиоактивных отходов. Ну, примерно, такой, будто в радоновых ваннах на бальнеологическом курорте. Даже немного полезнее. Особенно для психически нездоровых личностей.

Об истинном положении дел знала довольно ограниченная группа лиц, большая часть из которых подвизалась в ЦК КПСС и одном известном здании на Лубянской площади столицы. Они, эти облачённые непосильной ответственностью лица, позднее слегка приоткрыли завесу тайны, чтобы организовать отряды ликвидаторов-добровольцев.

Ах, до чего замечательно жилось в советской стране. Ты добровольно отправляешься почти задаром туда, не знаю куда, а тебя взамен могут запросто отоваривать в партийном распределителе. Целых два раза. Или даже три. А уж про бесплатные похороны с прочувствованной речью сытого чиновника у гроба и говорить нечего. Что называется, входит в комплект поставки. А по-нынешнему, по туристическому - "все ритуальные услуги включены".

Докатилась волна сбора добровольцев и до нашего северного городка. В частности - до авиапредприятия. Добровольцы в массе своей добровольцами по большому счёту не были. Кого-то обязывала партийная дисциплина, кого-то увлекало желание "зашибить деньгу", поскольку ликвидаторам полагались какие-то материальные коврижки плюс к среднему заработку по постоянному месту работы. Впрочем, находились и те, кто решился на опасное мероприятие в силу личных убеждений и романтичности натуры. Так или иначе, в конце мая экипаж Славы Михайлова вместе с бортом Ми-8 и в сопровождении техников отправился к месту ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС (близ города Припяти).

Из гражданских лётчиков на чернобыльском военном вертодроме подскока в двадцати километрах от места аварии собралось пять экипажей вертолётов Ми-8 - из Печоры, Ухты, Архангельска, подмосковного аэропорта Мячково (радиационная разведка) и Свердловска. Они и стали одними из первых ликвидаторов. Свердловские пилоты в полном составе умерли в тот же год, поскольку работали рядом с военными в девятикилометровой зоне от реактора, поливали крыши домов клеем ПВА и битумом, чтобы радиоактивная пыль не поднималась воздушными потоками в верхние слои атмосферы. У военных лётчиков имелась защита: вертолёты, оборудованные свинцовыми вставками изнутри фезюляжа, значительно уменьшали риск радиоактивного облучения. Да и сами пилоты экипированы были в специальные костюмы. Защитить гражданских почему-то никому не пришло в голову. Или, может быть, просто на всех этих специальных защитных средств не хватало. А партия, между тем, сказала: "Надо! Потерпите, ребята!" Кто бы с ней стал спорить...

Жили гражданские вертолётчики в Киеве - неподалёку от аэропорта "Жуляны", куда после окончания смены и дезактивации матчасти добирались своим ходом. По прямой - около ста километров или около получаса лёту. А утром - опять на базу, чтобы совершить несколько рабочих вылетов в "зону" с промежуточными дозаправками. Месячную санитарную норму налёта выбрали уже к началу второй недели. Но тогда на данное обстоятельство руководство смотрело сквозь пальцы. В обычных условиях лётчикам просто бы запретили работу в воздухе, но авария заставляла наплевать на нормы повседневности.

Экипаж Михайлова был занят тушением и локализацией пожаров за пределами опасной девятикилометровой зоны, но и у них на борту приборы зашкаливали. Слава пожаловался кому-то из военных. Приняли меры незамедлительно - отключили дозиметрию внутри и снаружи летательного аппарата, дабы "пилотня не нервничала по всякому незначительному поводу".

В конце рабочего дня все гражданские вертолётчики проходили обязательную процедуру дезактивации. И радиационные замеры с них перед этим снимать не забывали. Но что именно суровые, будто только-только спущенные с цепи, офицеры радиационного поста записывали в личные карточки лётного состава, одному Богу известно. А на индивидуальные дозиметры образца 1954-го года, щедро выданные с военных складов горстями, надежды было мало.

Их собирали, как говорится, на заре туманной юности, когда о радиации знали не так много, и дозы облучения рассчитывались по законам военного времени, когда необходимо превозмогать и преодолевать. Соответственно, и шкала в дозиметрах военно-метрическая, с допусками типа "плюс-минус трамвайная остановка".

Но теперь-то времена мирные, можно и нужно поберечь здоровье. Подумал-подумал Михайлов и поинтересовался у офицера-радиолога, какова же суточная доза облучения, которую он вместе с экипажем получает за полётный день. Но вместо ответа на свой простой, казалось бы, вопрос, командир печорской "восьмёрки" удостоился испепеляющего взгляда и многозначительного "скоро узнаете". А вечером, уже на базе, Михайлова препроводили к дотошному куратору от неусыпно бдящих органов.

Тот очень грамотно прочёл пилоту лекцию о политике партии и правительства, о злонамеренных кознях вражеских разведок, провоцирующих разброд и шатание в сплочённых рядах ликвидаторов. Михайлов слушал молча и думал, что особист сидит безвылазно в бункере-бомбоубежище аэропорта "Жуляны" и даже поесть толком не успевает, не просто из вредности, а с целью пресечения нелепых и подлых высказываний несознательных гражданских работников. Это, скорее всего, он от голода пухнуть начал, и малоподвижная оперативная работа тоже сказалась. Пожалел Михайлов особиста и мысленно отпустил ему все грехи, вместо "амен" "твою мать-то!" в конец молитвы поставив. Тут и беседа наставительная к концу подошла. А напоследок Славе напомнили старую истину о том, что "многия знания преумножают скорбь". Иди, дескать, парень и не чирикай, а то быстро тебе такую характеристику в сопроводиловке на родное предприятие накропаем, вовек не отмоешься.

Михайлов никогда не был идеальным героем и потому решил перетерпеть унижение, которым военное руководство оперативного штаба по ликвидации отблагодарило гражданских лётчиков за помощь. Действительно, воспринимали пилотов-беспогонников, словно людей второго сорта: нет воинского звания - не интересен ты штабистам, а на здоровье твоё можно положить "с большим социалистическим прибором, украшенным молоткастым серпом имени всехного интернационала".

Да, собственно, и к солдатикам срочной службы отношение было не лучше. На военном аэродроме возле Чернобыля, где происходила дозаправка "вертушек" в течение полётного дня, в качестве авиамехаников использовались как раз эти молодые ребята. Из-за жаркой погоды солдаты бегали с топливными шлангами от борта к борту, по пояс обнажёнными и в тапочках на босу ногу.

И ни один из отцов-командиров, ни словом не обмолвился об угрожающей молодым парням опасности. А зачем? Сами-то они в специальных армейских комплектах по стоянкам рассекают. Хоть и пот льёт ручьём, зато защищены от радиации. А на всех защитного обмундирования всё равно не хватит. Вот пусть срочники и терпят тяготы и лишения... как в Уставе записано.

Гражданские лётчики и технари помогли снарядить кой-кого из бойцов-заправшиков технической одеждой и обувью из привезённой с собой. Сами-то они были одеты в обычную техническую робу, полученную на месте с военного вещевого склада. Старшие офицеры, отягощённые толстыми погонными созвездиями, только усмехались, глядя на попытки гражданских сберечь для будущего молодое поколение солдат советской армии. Типа, велика держава - бабы ещё нарожают! А молодые срочники тоже посмеивались над глупыми гражданскими: зачем напяливать на себя робу, когда жара, здоровья-то вагон? И офицеры с пониманием относятся - не заставляют потеть понапрасну.

Как уже замечал выше, базировалась аэрофлотовская вертолётная техника в Киевском аэропорту "Жуляны", работала в зоне атомной станции, а дозаправку ей проводили на военном аэродроме неподалёку от места аварии. Крупные военные чины с подачи академика Велихова, уверяли, будто бы полдня возле телевизора торчать вреднее, чем проводить по 10-12 часов близ девятикилометрового радиуса с центром на месте рванувшего энергоблока. Если, скажем, в Припяти, рядом со станцией ещё имеются незначительные остаточные признаки, то здесь - в Чернобыле, их и в помине нет. А сами, между тем, продолжали ходить в специальных костюмах со свинцовым бандажом вокруг заветного мужского достоинства, невзирая на неудобства.

Каждый вечер после прохождения повторной обязательной процедуры по дезактивации экипаж Михайлова шёл на ужин в столовую, где его поджидали послеполётные сто пятьдесят граммов водки "на нос". Это в обязаловку. Таким образом, по уверениям врача, очень хорошо выводились радиоактивные "альфа-частицы", случайно попавшие в организм "вместе со встречным ветром". Хотя общеизвестно, что для восстановления поражённой крови лучше пить "Каберне". Никакое другое красное натуральное вино не имеет близких по эффективности реабилитационных свойств, не говоря о водке.

"Странно, неужели весь сорт "Каберне" повывели горбачёвские ханжи-прихвостни, если даже ликвидаторам не хватает?" - думал Михайлов, закусывая положенные ему "лечебные" граммы практически не радиоактивным огурцом. В такие минуты экипажи рейсовых самолётов, забредающие в лётную столовую "Жулян", бывали поражены вопиющей картиной, когда авиаторы-вертолётчики вместе с техниками распивали "наркомовскую норму" на глазах изумлённой публики в самом, без преувеличения, центре авиационной безопасности.

Однажды удивлённый командир с рейсового Ан-24 подошёл к столику печорских ликвидаторов, на котором в графинчике, замаскированный под легальную водку, стоял забористый самогон - бонус от местного населения за совершенно отдельную плату.

- Вы что, ребята, охренели?! Как можно пить... здесь?! И вам завтра к семи вылетать? С ума сошли! Стартовый медпункт вас не выпустит... - командир Ан-24 кипел от негодования, непонимания и, бог знает, ещё от чего.

- А нас на трезвянку вообще к вылетам не допускают, - грустно пошутил Михайлов.

- Так вы куда барражирует?

- Мы вертолётчики. В Припяти работаем, слыхали про АЭС?

По залу быстро распространился слух, будто добровольцам-"смертникам" из Чернобыля ЗАПРЕЩЕНО вылетать на АЭС трезвыми. Впоследствии из Печоры на ликвидации аварии работало ещё два экипажа, в июле и августе того же 1986-го года. Но на них "наркомовская норма" больше не распространялась. Видно, радиация радиацией, а дисциплина превыше всего. Кто-то успел сдать "красивое радиационное застолье". Не иначе.

Работа печорских вертолётчиков заключалась в тушении пожаров в брошенных деревнях с воздуха. Чаще всего их причиной служило самовозгорание из-за жаркой погоды. Но бывало, что и мародеров, заметающих следы огнём, звук "вертушки" спугивал. Об обнаружении виновников поджогов немедленно докладывали диспетчеру.

Заливали же огонь при помощи специального устройства ВСУ-2 вместимостью две тонны, прикреплённым на подвеске. Набор воды проводился в режиме "висения" из окрестных водоёмов. Для тушения и заправки ВСУ старались в девятикилометровую зону не залетать. Там военные вертолёты, защищённые специальным образом, работали.

И вообще, Слава предпочитал не подсаживаться и тем более не садиться там, где имелся риск попасть в зону возможного выброса радиоактивных элементов из пока не закрытого "саркофагом" аварийного реактора. Поясню для несведущих, подсаживается вертолёт, когда двигатели не выключаются полностью, а молотят на средних оборотах. Хотя колёсами машина земли касается, но аппарат готов взлететь в любой момент.

Итак, Михайлов избегал совершать промежуточные посадки от одной заправки топливом до другой, но всё же иногда это делать приходилось в силу нестандартных ситуаций. Как правило они были связаны с неполадками заборного механизма ВСУ-2. Подвеску в подобном случае сбрасывали, сажали вертолёт рядом с пожарным механизмом и производили устранение неисправности на земле.

Однажды подсели рядом с рыбаком. Откуда он здесь взялся, если людей давно эвакуировали, непонятно. Рыбак, весёлый мужичок лет сорока с хвостиком, подбежал к тарахтящему вертолёту и попросил закурить. Оказалось, живёт он в брошенной деревушке один одинёшенек. По социальному происхождению - из бомжей. Уехать в другое место Киевской области при всеобщей эвакуации не захотел.

- А что мне там делать, - спрашивал мужик риторически, - если у меня даже паспорта нет... Опять по теплопунктам мыкаться зимой и с местными гопниками за тёплое место драться? Нет уж, увольте! А здесь мне теперь хорошо. Хозяин деревни, можно сказать, не кривя душой. Ближайшие соседи, старик со старухой, живут в четырёх верстах от меня. Рыбы в реке полно, главное - не лениться. В огороде овощи, в сельпо мешков десять муки обнаружил. На мой век хватит. Не жизнь, в общем, а мечта. Одно плохо, сигареты приходится экономить. Мало их у меня. Ну да ничего. Похожу по соседним деревням, может, найду чего.

В заключение беседы мужик принялся было угощать Славку, подарившего ему три пачки "Опала", свежими, недавно пойманными судаками. Но Михайлов брать не рискнул. У рыбы из Припяти глаза оказались подёрнуты белой плёнкой, как у той, что в уху бросили, за минуту до её полной готовности.

На пятый день работы в зоне по рулёжке Чернобыльского военного аэродрома примчалась какая-то специальная команда и установила под сиденья экипажу свинцовые пластины. В ответ на дружеское "спасибо", военные буркнули неразборчивое "незчт" в ответ и поспешили уехать в сторону Киева. Именно в этот день пришлось Михайлову со товарищи впервые (и в единственный раз) попасть в запретную 9-ти километровую зону. Строп на ВСУ-2 так запутался, что сбросить его было необходимо немедленно, во избежание аварийной ситуации. Сбросили и приступили к снижению. Произошло данное событие километрах в восьми от реактора, судя по штурманской карте.

Ещё сверху Слава заметил около двух десятков человек, бегущих к спускающемуся с небес вертолёту. Бортмеханик с летнабом (лётчиком-наблюдателем) помчались к сброшенной подвеске, а Михайлову со вторым пилотом выпала честь встречать делегацию молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Одеты они были в обычную домашнюю одежду. В основном - джинсы и футболки, на ногах кроссовки.

- Дяденьки, что нам делать? - обратились они к экипажу. - Скоро две недели будет, как мы сидим в полной боевой готовности. Когда нам дело найдут? Вы уж там про нас скажите! Напомните в штабе, мы же готовы на всё....

Оказалось, эти парни и девушки добровольцы-ликвидаторы - самые настоящие добровольцы! - из Чернобыля по линии военкомата. Свезли их в сельский клуб неподалёку от Припяти, где и бросили, предоставив самим себе. Перед отъездом, правда, всё позакрывали. Окна, двери, чтобы радиоактивная пыль не так интенсивно внутрь проникала. Запретили из помещения выходить. Питались ребята оставленными армейскими концентратами, которые привезли на БТР люди в ОЗК. Тогда же и нескольких медиков доставили, упакованных в защитные костюмы и специальные маски, какие многие видели в голливудских фильмах о распространении всяческой заразы из загашников Пандоры.

Врачи взяли кровь и мочу на анализы, измерили давление и что-то ещё непонятное странным дребезжащим прибором. Потом приехавшая команда набилась в бронетранспортёр и скрылась в восточном направлении, пожелав добровольцам удачи и непременно дождаться тех, кто поставит им задачу. Но никто так и не приехал. Похоже, забыли ребят в суматохе первых недель ликвидации.

Наивность молодых людей просто поражала. Слава сказал:

- Бегите отсюда, как можно быстрее... ребята! Пока не поздно...

Полагаю, не все из отчаянных добровольцев, последовали совету командира печорской "вертушки". В те времена слово "патриотизм" и "самопожертвование" означали то, что и должны были означать, а не виртуальный изыск позёрствующих журналистов и депутатов Государевой Думы всех мастей, со всех волостей.

Что ещё запомнилось Михайлову из той ликвидаторской жизни? Немногое. Пятнадцать дней работы с утра до вечера без выходных. Какие тут могут быть впечатления? В Киев выбрались всем экипажем всего один раз. Ночёвки в гостинице УТО (учебно-тренировочного отряда) аэропорта "Жуляны" не в счёт. Славу поразила пустынность улиц и практически полное отсутствие детей. Но в магазинах с вино-водочным ассортиментом очереди не переводились. Что это, пережиток догорбачёвской эпохи или попытка обновить заражённую кровь? Оставим данный вопрос без ответа и снова вернёмся к операции по ликвидации.

За две недели работы в зоне отчуждения Слава наблюдал более шести-семи, так называемых, выбросов радиоактивных ингредиентов в атмосферу, после которых образовывались графитовые концентрические окружности с центром на пуповине взбрыкнувшего реактора. Словно циркулем их проводили, настолько идеально выверены были чёрные полосы.

Однажды утром перед вылетом из "Жулян" диспетчер ПДСП объявил: "Ночью начался выброс из реактора. Работа отменяется до особого распоряжения". В результате - день простоя. Тогда-то и удалось прогуляться по Крещатику.

Под вечер всё же полетели. И видимо, напрасно. Выбросы, прекратившиеся к полудню, внезапно продолжались с новой силой.

- Вы видите впереди оранжевое облако?! - надрывалась УКВ-связь в кабине экипажа.

- Наблюдаем.

- Сворачивайте, на хрен, а то сгорите заживо, даже не почувствуете!

Михайлов тогда не осознавал в полной мере, о чём идёт речь. Просто пыльное облако розового оттенка двигалось навстречу его вертолёту, и всё. Вид его был вполне безобиден, а ведь могла бы произойти так называемая "смерть под лучом". Однако винтокрылая машина сумела уйти от выброса радиоактивного йода благодаря быстрой реакции пилотов. Тяги двигателей из-за жары почти никакой, вертолёт полз, будто беременная черепаха. Пришлось сбросить подвеску с баком для тушения пожаров. Правда, на следующий полётный день экипаж удостоился права искать её "вне зачёта".

"Чернобыльские часы", регистрирующие время полезного налёта в зоне аварии, затикали по воле военных кураторов только после того, как Михайлов доложил о готовности ликвидационной команды к пожарным подвигам на территории брошенных деревень. Сами понимаете, к тому моменту ВСУ-2 уже болталось на подвеске, а летнаб (лётчик-наблюдатель) строго бдил сквозь занесённый радиоактивной пылью блистер.

Чуть позже тушили пожар в деревне Машево. Вылили полтора десятка порций из ВСУ-2. Летнаб передал Михайлову, что пожар локализован. А он уже оттранслировал начальству с ошибкой, мол, ЛИКВИДИРОВАН пожар. Назавтра в Машево опять горело. Летнаба хотели отстранить от работы, но Михайлов взял вину на себя. Впоследствии возникшая в процессе работы несогласованность сыграла свою роль. Так, по крайней мере, считает Слава.

Два командира экипажей Ми-8 из Печоры, работавшие в Чернобыле уже в середине лета, были награждены Орденами Трудовой Славы. Михайлова удостоили лишь медалью. Я-то думаю, здесь, в решении "наградить - не наградить" превалировала вовсе не ошибка при докладе о пожаре в деревне Машево, вернее, не только она. Две встречи с особистом за период работы тоже дали о себе знать.

Ах, да, я же не рассказал, каким образом Слава Михайлов оказался у особиста во второй раз. В этом случае он сам напросился на встречу с распухшим от непосильных забот офицером из запасников генерала Крючкова. Цель визита, я думаю, будет вам понятна. Слава попытался рассказать о незавидной судьбе молодых добровольцев, которых держали в клубе, словно скот, предназначенный на жертвенное заклание.

Думаю, для вас не составит особого труда вообразить, какой ответ получил Михайлов. Верно, ему намекнули, раз уж командиру "восьмёрки" настолько не повезло, что он узнал секретную информацию, то будет лучше, если это знание останется вместе с ним до самой смерти. Со всех членов экипажа также взяли подписку о неразглашении. На сей раз Славкина молитва была несколько короче, и волшебная фраза "твою мать!" не только завершала его обращение к Вседержителю КГБ, но и открывала его.

Что ж, за чуть более чем двухнедельный срок Михайлов заработал 25 рентген (по официальным данным), малозначительную медаль и свинцовую пластину, которую удалось стащить с военного вертолёта. Зона отчуждения позднее поставила свою радиоактивную печать неутешительного диагноза в Славкиной жизни. Но об этом расскажу в другой раз.

И, как Михайлов сам мне признался, он до сих пор видит странные цветные сны, связанные с Чернобыльской АЭС. Будто навстречу вертолёту движется красивое и подвижное оранжевое с переливами облако радиоактивной пыли. Славка Михайлов в своём сне пытается развернуть машину, но управление потеряно, и тяжёлая длань вышедшего из-под контроля реактора накрывает его вместе с неясной тревогой сиюминутности...

Послесловие

В феврале 2009-го года заслуженный вертолётчик Слава Михайлов погиб в бытовом пожаре. Чернобыль будто догнал ликвидатора. Ему не было ещё и 56-ти...

Комментарии: 44, последний от 27/04/2024. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 03/05/2021, изменен: 03/05/2021. 24k. Статистика. Очерк: Проза, История, Публицистика Призёры и не только Иллюстрации/приложения: 12 шт. Скачать FB2
Аннотация: История ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС глазами одного из участников. 2 место в конкурсе "Отражение-22", номинация "очерк"; 2 место 2 место, конкурс "Русская тройка - 2022", номинация "Реалистическая проза", категория "очерк".

Чваков Димыч : другие произведения.

Ликвидатор