Аннотация: Давняя история моего пребывания на дневном стационаре в отделении неврологии городской больницы
Дневной стационар
Свершилось! В санатории меня не обманули. Осложнения не заставили себя долго ждать. Прошёл всего месяц после моего прибытия из санатория "Нижне-Ивкино" в родные пенаты, как возвращённому на историческую родину методом подводного вытяжения позвоночному диску с номером три стало неуютно. Ещё бы, там, на законном месте, в его отсутствие образовалось столько солей и шлаков, что осуждать его капризное поведение у меня не повернётся язык.
Впрочем, одно дело осуждение, совсем другое - личный дискомфорт, когда процесс сгибания-разгибания собственного условно богатырского торса приводил к различным неприятностям. То ты замираешь в позе ищущего оброненную ненароком монетку с полным отсутствием возможности её (эту умозрительную монету) поднять. А то и вовсе спозаранку еле сползаешь с дивана, наподобие ракообразного. Исключительно задом. В таком состоянии ходить на работу, согласитесь, совсем не хочется. Да, собственно, и вообще - ходить. Да и не ходить вовсе, а ползать в раскоряку, если быть точным.
В подобной аховой ситуации остаётся один путь - на больничную койку.
*
Палата номер один неврологического отделения встретила меня приветливым сдержанным пониманием и немедленно поделилась секретами правильного лечения. Например, назначение врачом - святое. Нельзя отлынивать от процедур, как бы неприятны они ни казались, на уколы лучше не попадать к медсестре по имени Люда, а по медицинскому званию - Пиночет.
Коек в палате имелось ровно шесть. Ротация больных проходила интенсивно в полном согласии с планами лечащего врача, который по совместительству оказался заведующим отделением.
Все назначенные процедуры я успевал пройти до двух часов дня, после чего плёлся домой отлёживаться в более достойной обстановке, чем в палате городской больницы.
Дневной стационар в условиях дефицита койко-мест, непозволительное роскошество. Это, с одной стороны, но, если вспомнить, что ходячие и уходящие после процедур больные не обедают, не завтракают, не ужинают в больнице, хотя на довольствие поставлены, создают превосходную иллюзию достатка для "невыездных", коим можно было просить без стеснения добавку и, надеюсь, получить оную.
*
Каждое утро в палате меня ждала неожиданность в виде каких-либо интересных событий, произошедших в моё отсутствие. Для малоподвижной, ограниченной рамками больничных стен жизни в отдельно взятом помещении любое маломальское происшествие являлось предметом оживлённого и бесконечного обсуждения. Не кроссворды же разгадывать с утра до вечера или пялиться в бестолковый ящик телевизора, в конце концов! Мои утренние сообщения о погоде на воле тоже можно было в полной мере отнести к событиям достойным всеобщего внимания. Такой экспресс-метеосводки хватало не меньше, чем на час разговоров.
Помимо погоды другой излюбленной темой обсуждения в палате считалась жизнедеятельность некоего Кондрата, прибывшего на лечение откуда-то из-под Ижмы. Кондрат - потомственный оленевод. Его, по всей видимости, недавно накрыл микроинсульт, последствия которого и лечили в отделении невралгии. Кроме незначительной анемии правой руки Кондрат страдал провалами в памяти. Он, например, прекрасно помнил до мельчайших подробностей, что случилось много лет назад, но не в силах был воспроизвести вчерашние события.
И всё же, большей частью провалы памяти относились не к житейским знаниям парня, а к пространственной ориентации. Кондрат мог запросто уйти на физиотерапию в этом же здании и неожиданно возникнуть в детском отделении в пижаме и трениках с пузырящимися коленями, в тапках на босу ногу, откуда его приводила дежурная сестра, лавируя между, свежевыпавших сугробов. Точно так же наш оленевод исчезал надолго, когда направлялся делать рентген или ЭКГ, не дожидаясь сопровождающего.
По вечерам и ранним утром Кондрат занимался интенсивной зарядкой. Выходил в коридор и изнурял себя многочисленными упражнениями. Оленевод всегда должен быть в форме! Своими тренировками он приводил дежурную сестру-хозяйку в страшное беспокойство. Её кабинет выходил как раз в тот самый "спортивный" коридор. Пожилая женщина с терапевтическим уклоном мышления, заслышав размеренное топанье Кондрата, по непонятным причинам воображала себе, что где-то пожар и, собрав вещи, выскакивала на лестничную клетку чёрного хода.
Во избежание подобного рода инцидентов, беспокойному пациенту запрещено было гонять воздух в неурочное время, когда медицинский персонал позволял себе задремать на посту. Больные советовали Кондрату ходить в зал лечебной физкультуры, но тот отказывался, ссылаясь на свою слабую пространственно-зрительную память. А вернулась она к оленеводу совершенно особым и довольно оригинальным способом. Прежде, чем рассказать об этом способе, представлю вам ещё одного моего соседа по палате. Его звали Александр Ф*.
Саша - подполковник ВВС в отставке; заканчивал службу в должности заместителя начальника военного сектора РЦ1 в системе управления воздушным движением. Проще говоря, военный авиационный диспетчер. Когда-то давно, в пору расцвета застойных явлений, он служил в Афганистане, выполняя интернациональный долг перед малопонятным для славян народом. Летал Саша командиром боевого вертолёта поддержки Ми-24. Тогда же и заработал свои болячки поясничного отдела позвоночника, попав под обстрел, и совершив вынужденную посадку в районе Кандагара.
Лишь только в палате появился беспамятный Кондрат и продемонстрировал свои удивительные способности пропадать и появляться в самых неожиданных местах, Саша рассказал анекдот к случаю. Анекдот следующий:
Закончилась Гражданская война. Василий Иванович с Петькой были уволены из армии и решали, каким же образом найти себе применение в мирной жизни. Остановились на медицине. Организовали маленькую клинику и начали принимать больных. Дела шли настолько успешно, что вскоре бо'льшая часть пациентов ушла из государственных клиник к бывшему легендарному комдиву с его верным ординарцем. Профессура негодовала. По такому случаю собрались медицинские светила, дабы решить проблему новоиспечённых врачевателей. Договорились отправить одного старенького, но жутко дотошного профессора в клинику к Чапаеву с целью уличить хитроумного красного полководца в обмане трудящихся, чтобы потом отобрать лицензию на осуществление медицинских услуг.
Пришёл облачённый полномочиями старичок в ненавистную больницу, записался на приём и в конце дня попал наконец к доктору. Василию Ивановичу, естественно.
- На что жалуетесь, больной? - спросил Чапаев.
- Понимаете, доктор, полностью потерял нюх, хотя насморка нет, - пожаловался профессор.
- Петька, неси пакет номер пятнадцать! - крикнул Василий Иванович ассистирующему ординарцу.
Когда старичок понюхал содержимое пакета, то заорал с негодованием:
Профессор вернулся ни с чем к своей учёной братии и рассказал о произошедшем. Медики посовещались и порекомендовали старичку придумать какую-нибудь болезнь похитрее. На следующий день профессор вновь сидел на приёме у шарлатанов.
- На что жалуетесь, больной? - задал вопрос Василий Иванович, делая вид, будто не узнаёт подосланного пациента.
- Совершенно не стало памяти. Ничего не помню...
- Петька, неси пакет номер пятнадцать!
- Там же куриное дерьмо!
- Петька, отметь у себя - память пациента восстановлена полностью.
*
Вот такой анекдот рассказал Саша. Кондрат слушал его вместе со всей палатой. Он понимал, соседи подспудно думают о нём, когда смеются, но не обижался. Что поделаешь - человеческую натуру не переломить. Три дня никто и не вспоминал больше содержание анекдота. А на четвёртый, когда Кондрату пришло время отправляться на физиопроцедуры, он попросил кого-нибудь сопроводить его, поскольку в очередной раз запамятовал, где находится нужный кабинет. Тогда Саша Ф*, который ещё лежал в обнимку с капельницей, заметил, как бы, про себя:
- Пакет номер пятнадцать!
Кондрат встал и отправился на процедуру самостоятельно. С тех пор оленевод уже никогда не терялся в больничных корпусах и явно пошёл на поправку. Конечно, может, здесь чистое совпадение. Но получилось именно таким образом, что анекдот излечил человека.
*
Саша Ф* был невероятным оптимистом. Его бесчисленные анекдоты поднимали настроение в палате, впрочем, как и меткие замечания относительно медицинского персонала. Люда-Пиночет - это его определение. Работников лаборатории, приходящих в отделение для забора крови на анализ, Саша называл "кровососами" или же "вампирами гиппократова воинства".
Его фраза о том, что скоро придёт заведующий отделением с утренним обходом, звучала примерно так:
- А, ну-ка не спать личному составу! Сейчас Васильич заявится - вас всех молоточком перекрестит.
И точно, вскоре доктор начинал свои манипуляции с медицинским инструментом, которые очень напоминали действия батюшки в минуты благословления прихожан крестом православным.
Первое время Саше ставили двойные капельницы. Сначала одно лекарство прокапывалось, потом второе. Первая бутылочка была, как у всех, с прозрачным содержимым, а вторая с чем-то тёмно-жёлтым, похожим на сироп. Саша так и называл эту жидкость - "сладкой добавкой". Когда ему принесли однажды капельницу с единственной бутылочкой, он очень сетовал, что остался без десерта.
Особую атмосферу в жизнь палаты, да и всего отделения, вносил молодой солдатик-первогодок, отправленного из воинской части на помощь медицине благодаря его тщедушному телосложению, цыплячьей шее и полной физиологической невозможности ходить строем. На альтернативную службу по линии военкомата паренёк попасть не сумел, но командир части сам определил бойца на неё, поняв - толку с него не будет. Звали бравого рядового Юрой. Он помогал медсёстрам разносить капельницы по палатам, извлекать иголки из вен, когда лекарства в капельницах заканчивалось, выносил утки из-под тяжёлых больных и много ещё чего.
Жил и питался Юра здесь же в отделении несколько месяцев кряду и стал его неотъемлемой частью. Даже не могу себе представить, что лечение могло проходить без участия лопоухого, со стрижкой "ёжик в дозоре" добродушного паренька. Но иногда и наш героический медбрат поневоле мог выкинуть какой-нибудь фортель, который приводил в состояние тихой смешливой истерики невралгических больных.
Однаждв Юра заглянул к нам в палату, когда наступило время снимать и уносить капельницы. Саша попросил парня:
- Юрок, давай-ка иголки вытаскивай. У всех уже давно лекарство кончилось.
Солдатик гордо распрямил свою впалую грудь и торжественно произнёс:
- Подождите минутку, сейчас сестра придёт. А я не могу. Некогда! У меня ОБХОД!
Обеспокоив атмосферу своим сакраментальным заявлением, исполненный величия Юрка закрыл за собой дверь и исчез в мало изученном направлении. Скорее всего, он решил проинспектировать кухню. Но про это никто сейчас не думал. Все пациенты буквально корчились от смеха, представляя, как новоиспечённый доктор в форме цвета хаки без ремня и в халате торжественно осматривает больных, многозначительно прядая ушами-локаторами, будто умный конь, благодарящий хозяина за пайку овсяных хлопьев.
Иногда Саша Ф* занимал нас, своих сопалатников, и кое-чем поинтереснее анекдотов. Согласитесь, некоторые реальные жизненные события порой выглядят занимательней историй выдуманных. Запомнилось мне из его баек одна.
Дело было в кабульском военном госпитале Афганистана. Саша там восстанавливался после уже помянутой выше аварии Ми-24. Лежал с ним в палате один замечательный капитан-штабист - молодой, зелёный, но с гонором, поскольку его не слишком дальний родственник где-то в Генеральном штабе служил. У соседа по палате, как и у Ф*, не имелось ранений, потому их и определили вместе - в качестве больных с исключительно гражданскими диагнозами. Лечили штабиста от местного инфекционного и довольно экзотического заболевания, которое на территории Европы не встречается. Что-то связанное с функциями желудка и почек.
Капитану несколько раз делали переливания крови, а анализы всё оставались плохими. Врачи в госпитале недоумевали. В чём дело? Уже давным-давно офицеры и рядовые с аналогичным заболеванием выписались и служат на благо идеям интернационализма, а эта "тыловая крыса" никак не хочет выздоравливать, будто нарочно. Мало того, и те, кто попал в госпиталь после капитана, тоже давно излечены. Ничего в том удивительного - тогда в Афгане военная медицина была на высоте. Но и ей оказалось не под силу излечить отдельно взятого офицера от инфекционного заболевания. И в чём же всё-таки дело? Один из тех редких случаев, когда организм вовсе не реагирует на современные методы в силу своей особенности? Или что-то иное?
Начальник госпиталя негодовал. Какой-то засранец с гражданской болезнью портит ему всю статистику. Кто бы на месте главврача не возмутился, когда все проверенные методы коту под хвост?
Так бы и тянулась эпопея со странной болезнью ещё неизвестно сколько, кабы не случай. А выяснилось всё достаточно просто и даже обыденно.
Этим утром Саша поднялся рано. Сработал гидробудильник. Сосед проснулся от шума и открыл глаза на желтоватом припухлом лице. Когда лётчик вернулся в палату из мест, не обозначенных на штабной карте, застал картину, поразившую его на весь остаток жизни. Капитан принимал "лекарственную" урину из собственной "утки" перорально, а в перерыве между глотками втирал её в своё пухлое тело, отливавшее нездоровыми оттенками цвета увядших лилий. Вот, оказывается, какие запахи маскировал штабист неумеренным наружным употреблением "Тройного" одеколона.
Саше не оставалось ничего иного, как только доложить обо всём увиденном дежурному врачу. Не прошло и двадцати минут, а в палату уже врывался начальник госпиталя, наподобие торнадо в форме полковника медицинской службы. Казалось, он извергает матерные слова откуда-то из глубин своего необъятного живота:
- Мать твою!.. Мудак! Ты что вообразил себя медицинским светилом, катетер тебе в анус! Ишь, мочой лечиться вздумал! Мы тут изо всех сил заразу изгоняем, переливание крови несколько раз... а ты снова инфекцию глотаешь! Урод!
Капитан несмело возразил:
- Так ведь я всё по научной брошюре делаю, товарищ полковник. Это древний китайский метод. Его У Вэйсинь описал. Сама императрица Екатерина подобным манером лечилась.
У полковника глаза чуть не вылезли из орбит:
- Ни фуя себе, Гиппократ выискался! Да, я тебя сейчас из госпиталя выкину. Иди ты к Екатериноматери, сам лечись, раз больно умный да самоуверенный!
Конечно, капитана никуда из палаты не выгнали, но теперь двери в неё всегда были открыты, а на пороге красовалась фигура санитара, готового в любую секунду отправить содержимое капитанской "утки" по назначению, то есть в унитаз. Уринотерапия в условиях полевого госпиталя не оправдала надежд. Методика использования мочи с целью духовной практики, достижения различных совершенств (сиддхов) оказалась совершенно непригодной в Советской Армии.
Говорят, что штабной капитан подал рапорт по инстанции с жалобой на начальника госпиталя за оскорбление достоинства советского офицера с помощью ненормативной лексики. Мало того, грозил полковнику медицинской службы судом офицерской чести. Но не помогли никакие связи аж в самом Генеральном штабе - где тот штаб, и где конфликт?! Рапорту ход не дали, а от суда офицерской чести капитан сам вовремя отказался, поскольку хотел продолжить выгодную штабную командировку в тылу у друзей-интернационалистов.