Я нежилась в волшебных объятьях Морфея, когда резкий и противный звук извне прервал нашу идиллию.
- Борюсик исчез! - провопил ураган по имени Татьяна, врываясь в квартиру и сметая на своем пути сонную меня, телефонный аппарат и напольную вазу с сухой икебаной.
- Туда ему и дорога! - мрачно зевнула я, припомнив толстенького, маленького и с вредоносным характером Борюсика - мужа Татьяны.
- Как ты можешь так говорить?! - Татьяна рухнула на диван и заломила руки. - Боже мой! Это я виновата! Он на днях так жалостливо просил жареных котлет, а я его неприличными словами обругала! Попал, бедняжка, под горячие руки, то есть утюг - я белье гладила!
- Борюсик и, чтобы что-то жалостливо просил? - я хохотнула. - Да когда он чего-то требует, звук Иерихонской трубы по сравнению с его завываниями - писк комара! Я бы его не то, что неприлично обругала, я бы на время возникновения у него желаний его самого запирала в подземном бункере и ключ от замка выбрасывала в Марианскую впадину!
Татьяна с упреком на меня посмотрела и выдавила:
- Вот ты какая, на самом деле, жестокая! Никогда бы не подумала, что кто-то может не любить такое милое создание, как Борюсик!
- Почему не любить? - возразила я. - Все мы создания божьи, правда кто-то был экспериментальной моделью со всеми вытекающими ошибками программы, а кого-то Бог создавал, пользуясь уже приобретенным опытом. Но экспериментальная модель тоже имеет право на существование. Особенно, если для качественного выполнения функциональных обязанностей ее вовремя подвергать перенастройке! - я опять зевнула и предложила: - Пойдем-ка на кухню, а то у меня без дозы кофеина по утрам в голове сумбур.
Татьяна послушно поднялась и направилась следом за мной.
- Ну, рассказывай, - велела я, когда в чашках дымился ароматно-горячий напиток.
Она, судорожно вздохнув, сбивчиво заговорила:
- Мой любимый... он ушел вчера утром, и больше я его не видела! - Татьяна всхлипнула и опять разревелась.
- Прекрати разводить сырость! - прикрикнула я. - Мне только плесени в доме не хватало! Подумаешь, ушел вчера утром! И суток не прошло! Может, у него дела...
- Да какие у него могут быть дела! А может, у него подружка завелась?
Я возмутилась:
- Ну, зачем сразу предполагать самое плохое! Может, он просто под машину попал или в какую-нибудь яму свалился!
- Нет! - уверенно покачала головой Татьяна. - Он слишком осторожный для несчастных случаев! А насчет подружки... Хорошо бы попалась такая же красивая, как он, - с какой-то странной надеждой в голосе добавила она.
Я едва не подавилась кофе. Красивая, как он? Татьяна до сих пор смотрит на своего Борюсика глазами влюбленной Титании, не иначе!
Это представления о женской красоте менялись из столетия в столетие с той же капризностью, какой обладает сам женский характер. Правда, модификацией женского образа отчего-то командовали мужчины. Хотя они, как известно, считают себя существами постоянными. Не спорю, только следует уточнить формулировку: постоянными переменными.
Позавчера мужская эротическая фантазия требовала, чтобы 'хорошей женщины было много и мягко', вчера - 'чем меньше женщина весит, тем дешевле ее кормить и вообще содержать', а сегодня, и вовсе наловчились: идеал женщины составляют как пазл - из разных частей. Голова - от одной, тело - от другой, ноги - от третьей. Собрали эдакого Франкенштейна от красоты и требуют - соответствуйте, дамы дорогие! И бедняжкам, уродившимся в мире мужской потенция-неустойчивости, долго еще придется, глядя на себя в зеркало, хмуро вздыхать: то ли недоуродилась до очередного эталона, то ли переуродилась.
Зато, как ни культивировали скульпторы прошлого могучие мужские торсы, как ни обнажали современные фотографы кубики на животе и высокоразвитые бицепсы с трицепсами, их усилия не повлияли на красоту обыкновенных живых мужчин. На протяжении всего сознательного возраста человечества мнение реальных мужчин о себе не меняется. В любой ипостаси они принимают себя как исключительно замечательных.
Живот, мешающий зашнуровать ботинки, это не растянутый кусок кожи с подкожным жиром, а трудовая мозоль. Плешь на голове образовалась от глубокомысленного образа жизни, а ноги кривые, потому что их обладатель - генетически запрограммированный кавалерист. И не имеет значения, что с конем, да и то гимнастическим он столкнулся только раз в жизни - восемьдесят килограммов назад в школьном спортзале, опрокинувшись вместе с коником на пол.
Но почему женщинам, обычно, безразлична внешность избранника - тайна за семью печатями. Видимо, дело в том, что дамам нравится любить не за что-то, а вопреки.
Татьянин Борюсик, конечно, не совсем чтобы совсем маленький, когда она на каблуках, он достает ей до подбородка. Можно сказать, почти ровня. А уж зарабатывает он в таком большом количестве, что поневоле признаешь, наиболее эротически привлекательная часть тела у мужчины - его кошелек.
- ... Потомство с подружкой и получилась бы чудесная семейка! - между тем продолжала Татьяна.
- Потомство с подружкой? - обалдела я, это насколько же надо любить Борюсика и его деньги, чтобы даже не ревновать их к другой! - Семейка? Хочешь сказать, тебя совсем не трогает такая неожиданность, как появление новой семьи у Борюсика? Или ты его внаем сдавать собралась?
- Почему бы и нет? Чего ты так переживаешь?! Я не жадная, если случай подходящий представиться, и с тобой обязательно поделюсь. Глядишь, финансовое положение поправишь!
Я потихоньку все больше глупела.
- Кем поделишься? Борюсиком? Да он мне сто лет не нужен! Тем более, он исчез!
- Исчез! - вспомнила Татьяна и захныкала. - Что же я теперь делать буду?
- Другого заведешь! - сурово заявила я. - И не реви!
- Где же я другого возьму?! Ты знаешь, с каким трудом я Борюсика когда-то изловила?! Сколько туфель износила, сколько денег на информацию потратила! А сколько заботы в него вложила! Холила и лелеяла! Кто же его теперь ласкать будет?! Кто ему постельку стелить будет?! Как он мог меня бросить! Мне же жизнь без него не мила!
Голос Татьяны повышался с каждой последующей фразой, пока не сорвался на последней гласной, и тогда она притихла, шмыгая покрасневшим носом.
У меня на глаза навернулись слезы. Никогда бы не подумала, что тривиальный Борюсик смог породить в женском сердце настолько жаркую любовь. Это он, конечно, зря. Вот из-за такой опрометчивости потом несчастных брошенных влюбленных вынимают из намыленных петель, вылавливают из подозрительных водоемов и подвергают неэстетичной процедуре промывания желудков.
А Татьяна, одним махом допив кофе, подперла голову руками и возвела к потолку мечтательно-затуманенный взор:
- Ах! Видела бы ты его, когда он, лежа на диване, внимательно смотрит биржевые новости! Знаешь, мне кажется, он разбирается во всяких 'индексах Доу-Джонсона' лучше всех мужчин!
- Ничуть не сомневаюсь, что твой Борюсик обладает умом и сообразительностью! - сказала я вслух, а про себя подумала: 'Иначе не надевала бы ты, подруга, шиншиллу даже летом!'
- Ты иронизируешь! - насупилась Татьяна. - А между тем, он тебе ничего плохого не сделал! Ему всегда нравилось, когда ты в гости приходила!
Тут я стала сомневаться в адекватности ее восприятия окружающей действительности.
- Это Борюсик-то был рад?! Да каждый мой визит он рычал на меня не хуже тигра!
- Не преувеличивай! Ну, порычал разок, ну и что?! Может быть, ему твой запах не понравился! Знаешь, какое у него чувствительный нос! К тому же у него аллергия!
- А какого... он меня нюхал? - оскорбилась я. - Чай не цветок я ему и не одеколон!
Татьяна посидела, подумала и вдруг взвыла на манер плакальщицы:
- Я ж ему все лучшее отдавала! Всякую вкуснятину готовила! Себе во всем отказывала!
Я ободряюще похлопала ее по спине.
- Тогда не переживай! Никуда он от тебя не денется! Что-что, а еда у твоего Борюсика всегда стояла на первом месте! Оттого он таким кругленьким и сделался. Ты так заботишься о его желудке, что Борюсик уже давно в дверной проем с трудом проходит!
- Ты опять смеешься!
- А мне надо плакать? Ты же сама не далее, как неделю назад жаловалась на своего Борюсика, что он тебе, дескать, жить мешает: днем под ногами путается, а по ночам спать не дает! Ты же сама мне его как первостатейное чудовище расписывала!
- Это я, наверно, по обиде... Всякое бывает! Может, он тогда вредный полуфабрикат какой-нибудь из холодильника съел. А может, томик Шопенгауэра на макулатуру пустил. Вот и сорвалась я!..
- Ты читаешь Шопенгауэра? - изумленно воззрилась я на нее.
Татьяна покраснела.
- Иногда перед сном. Это так успокаивает... Узнаешь, что не ты одна обладаешь неразумной волей и слепо-бесцельным влечением к жизни и жить легче становится. Все мы - вещи в себе и души наши блуждают в лабиринтах иллюзий...
- Стоп! - простонала я. - И ты после прочтения Шопенгауэра делилась почерпнутыми измышлениями с Борюсиком?
Она кивнула:
- Бывало. Он так внимательно меня слушал! Все понимал и поддакивал!
Еще бы ему не поддакивать, а потом не отправлять труды Шопенгауэра в макулатуру!
- Тань, если Борюсик когда-нибудь опять переступит порог вашего дома, не вздумай больше делиться с ним своими философскими умозаключениями! Не изображай из себя великую мыслительницу!
- Почему? - простодушно спросила она.
- Потому что нельзя лишать мужчину счастливой уверенности в том, что у женщины из трижды трёх выходит десять! Такая мысль его успокаивает и даёт чувство превосходства. Умная же женщина заключает в себе опасность того, что однажды она может прозреть и понять, на какого непроходимого невежду тратила бесценные годы своей жизни! Никто не станет дожидаться, пока развенчают миф о его умственной состоятельности, а скорее предпочтёт улизнуть заблаговременно!
Татьяна долго смотрела на меня непонимающим взглядом. Потом осторожно встала со стула и, пятясь к выходу, извинительно сообщила:
- Я тебя разбудила ни свет - ни заря... озаботила своей проблемой... не вовремя, наверно... Я лучше домой поеду.
Я пожала плечами:
- Езжай.
Через двадцать минут раздался телефонный звонок.
- Нашелся! Борюсик нашелся! - радостно провопила трубка Татьяниным голосом. - Представляешь, возвращаюсь домой, а он сидит на коврике под дверями, словно пуфик и так жалобно просится: 'Впусти! Впусти!'
Я представила пуфикообразного Борюсика, сидящего на коврике, и мне стало дурно.
- Тань, наверно, надо 'Скорую' вызывать!
- Зачем? - опешила она.
- Как зачем? - в свою очередь удивилась я. - Не оставишь же ты любимого мужа в таком состоянии!