Аннотация: Внимательно читая надписи на заборах, можно не только пополнить свой запас бранных слов, но и получить немало полезных сведений
- Что это с ним? - почему-то шепотом спросил Най, склонившись над бесчувственным монахом.
- Откуда мне знать? - я торопливо обнюхала лицо лежащего, склонила голову к его груди, прислушиваясь к сердцебиению. Жив. Уже хорошо. - Может, это на него переход по кошачьей тропе так повлиял?
- Но я-то ничего не почувствовал!
- Так то ты. Организмы у всех разные, и на кошачью волшбу реагируют тоже неодинаково, - нравоучительно заметила я.
В ту же секунду монах едва заметно пошевелился и слабо застонал.
- Ты как? Что с тобой? Помнишь меня? - Най закидал монаха вопросами, едва тот открыл глаза.
- Не тараторь, дай человеку прийти в себя, - оборвала я рыжего. Но сама не устояла перед искушением и, едва рыжий умолк, задала мучивший меня вопрос: - Ты меня слышишь?
Монах несколько ошалело огляделся, сел, держась за ушибленный бок, и с силой потер глаза.
- Слышу-слышу. Помню все, не так уж сильно я головой приложился. Чувствую себя... м-м-м... приемлемо. На ногах удержусь.
Ну да, приемлемо, как же! Все еще бледный, как известь, ни кровинки в лице, того и гляди снова сознание потеряет.
Я искренне сочувствовала монаху, но сидеть и дожидаться, пока он полностью придет в себя, в нашем положении было бы самоубийством. У дома булочника глухо заворчала собака. По соседству неуверенно гавкнула еще одна. Оставаться на месте и дальше стало опасно. Опыт подсказывал мне: там, где лает собака, очень часто появляется бдительно осматривающий свои владения сторож. Светлоград, конечно, не Береженьск, к ночным гулякам здесь относятся не в пример терпимее, но лишний раз рисковать своей шкурой все же не стоит.
- Сматываемся, - коротко велела я и двинулась вперед, подавая пример.
- Куда? - поинтересовался на ходу Най. Его лицо не выражало особой радости от моего решения, но тем не менее рыжик зашагал следом. Монах, вздохнув, тоже.
- Туда, - лаконично отозвалась я.
- А...
- Ты можешь помолчать пять минут? Я вспоминаю дорогу.
Хорек заткнулся, и дальнейший наш путь проходил в молчании, прерываемом лишь сдавленным оханьем монаха.
Светлоград полностью оправдывал свое название. Улицы освещали масляные фонари, стоящие на каждом углу, - как ни странно, среди них не было ни одного разбитого или потухшего. Нам пришлось изрядно попотеть, чтобы добраться до места незамеченными, - припозднившиеся прохожие нет-нет да встречались на городских улицах, и всякий раз, заслышав шаги, мы ныряли в ближайший проулок или хоронились в кустах. А что нам оставалось делать? Наша троица выглядела крайне подозрительно (один Най с синяками во все лицо чего стоил!) и могла вызвать ненужные вопросы.
Пожалуй, в том, что я вспомнила первым делом именно родной город, были и свои плюсы. По крайней мере, я точно знала, где можно провести остаток ночи и не быть пойманными городской стражей, чересчур бдительными горожанами или, того хуже, голодными бездомными псами. Последних в Светлограде было предостаточно во все времена. Поодиночке они были безобидны, но если набросятся всей сворой, не помогут ни мои когти, ни монаховы кулаки, ни Найлировы скорость и ловкость. Уж я-то знаю.
Вообще-то прежде я любила собак. Да и сейчас люблю. Но с некоторых пор они перестали отвечать мне взаимностью, и я предпочитаю восхищаться ими на расстоянии. Так оно безопасней как-то.
- Далеко еще? - уныло поинтересовался Най после получасового кружения по городу.
- Почти пришли, - откликнулась я. - Вон там, за поворотом.
Я окинула взором окрестности, настороженно принюхалась к ночному воздуху. Кажется, все в порядке, опасности нет... Постойте-ка, а это еще что?
Я пропустила спутников вперед, а сама подошла к забору. Он был сверху донизу покрыт разномастными надписями, частью приличными, типа "Лит + Кэла = любовь до гроба" и "Здесь был Илларинэль", частью - нецензурными. А еще к потемневшим от дождей и времени, давно не крашеным деревянным доскам было приколочено несколько листков с объявлениями. Одно из них и привлекло мое внимание. Вернее, красовавшаяся на нем физиономия. В неверном свете масляного фонаря портрет показался мне подозрительно знакомым. Где-то я уже видела эти огненные волосы до плеч, эти правильные черты лица...
Я подошла ближе, стараясь не привлекать внимания спутников. Знаю я Хорька, не даст он мне прочитать объявление. А прочитать и узнать наконец, что к чему, хотелось безумно. Разгадка тайны рыжего была буквально в двух шагах от меня, и упускать такую возможность было бы величайшей глупостью.
Прочесть подпись я смогла не сразу. Буквы прыгали перед глазами, как полоумные, и не желали складываться в слова. Наверное, сказывалось отсутствие практики: кошкам нечасто доводится скрашивать досуг чтением.
"Разыскивается... преступник... покусившийся на безопасность короны... примкнувший к революционерам..."
Революционерам?! Батюшки-светы! Я зажмурилась, потрясла головой и вновь уставилась на плакат в надежде на ошибку. Но нет. Я прочитала верно.
Вот только революционеров мне не хватало! Теперь-то я понимаю, почему его портреты развешаны во всех городах!
Дальше можно было не читать. Я подцепила зубами нижний, свободный край листка, осторожно потянула, срывая его с гвоздя. И поспешила с добычей к спутникам. Ох, кто-то у меня сейчас попляшет!..
Первым обернулся рыжий. Он-то и был мне нужен.
- Это что такое? - тихо, но внушительно вопросила я у него, грозно наступая на него и для наглядности потрясая зажатым в пасти криво оборванным листком. Благо мысленной речи это нисколько не мешало.
- Сама не видишь? Объявление, - вяло огрызнулся рыжий. Он внимательно посмотрел на злющую, только что не искрящуюся от возмущения меня и благоразумно отступил на шаг.
- Вижу, - зловеще согласилась я, не прекращая нарочито медленного, но неумолимого наступления. - А еще я вижу знакомое лицо на этом объявлении. И весьма любопытную надпись под ним.
- Это неправда, - торопливо открестился Най. - Они все врут и... Ай! - Хорек, отступая, споткнулся о камень и с размаху сел на землю. Он напряженно следил за моими движениями, не делая, впрочем, попыток встать. На его лице явственно читался испуг.
Ты правильно боишься меня, рыжий. В гневе я страшна!
Ох, что я сейчас с ним сделаю!.. Перед моим мысленным взором уже проносились картины кровавой расправы над рыжим обманщиком, одна другой страшнее. Еще миг - и они воплотятся в жизнь...
Но осуществить задуманное мне не дали. Монах, к этому моменту как раз вполне оклемавшийся, кинулся мне наперерез и удержал в шаге от рыжего.
- Пусти! - рявкнула я. Причинять зло монаху мне не хотелось, я чувствовала себя обязанной ему.
- Сначала успокойся, - потребовал служитель божий.
Вместо ответа я издала хриплый мяв и попробовала вырваться самостоятельно. Увы, хватка у монаха была поистине стальной, сколько я ни билась, он только крепче стискивал меня, да так, что начинало казаться, что мои бедные косточки вот-вот треснут под его ручищами.
Хвала Двуликой, обошлось без переломов. Мало-помалу я начала успокаиваться, и вместе с душевным равновесием ко мне вернулась ясность мыслей.
- Эх ты... Ты почему сразу не сказал, кто ты такой? - только и спросила я у рыжего, окончательно придя в себя.
- Я говорил, что я преступник, - возразил Хорек. - А что я натворил, ты и сама не спрашивала! Помнишь, я предлагал тебе сделку?
Предложение я помнила. Но ведь тогда я и не подозревала, что на счету Найлира числятся вовсе не кражи и мелкое хулиганство, а преступление против самой короны! Знаю, это прозвучит дико, но уж лучше бы он был убийцей, честное кошачье! Их не так рьяно ищут...
Впрочем... Что бы это поменяло? По здравом размышлении, я была вынуждена признать: ничего. Даже если бы Най сразу сказал, что мечтает свергнуть государя, я все равно увязалась бы за ним. Правда, это не помешало бы мне лелеять планы перевоспитать рыжего и заставить его отказаться от своих убеждений.
В отличие от меня, монах не выглядел не только возмущенным, но и хоть сколько-нибудь удивленным. Он внимательно поглядел на рисунок, отметил сходство, удавшееся неведомому портретисту, - и только. Это меня насторожило. И, как вскоре выяснилось, подозрения мои были вовсе не беспочвенны.
- Спасибо, что спас меня от этой сумасшедшей кошки, - сказал Най, убедившись, что опасность с моей стороны миновала. - Честно сказать, я опасался, что ты ей поможешь разорвать меня на кусочки.
- Я не был шокирован новостью, - пожал плечами монах. - Да и не новость это для меня вовсе.
- Так ты... Ты все знаешь?! Знал с самого начала?! - ахнула я.
- Еще бы мне не знать! Я не далее как нынче утром братьям по вере помогал его портреты развешивать! Я его сразу узнал, как только увидел, и вспомнил, что о нем говорили. Он в компании таких же отчаянных с государя корону задумал сдернуть и другого на трон посадить.
Найлир кашлянул.
- Я бы в несколько других выражениях описал ситуацию... Но суть ты передал верно: я против нашего правителя. И хочу исправить положение вещей.
Я смерила Хорька мрачным взглядом. Ишь ты, еще молоко на губах не обсохло, а туда же - исправить положение вещей он хочет, изволите видеть!
Где-то неподалеку вновь забрехала собака, и я запоздало сообразила, что нам лучше не оставаться долго на одном месте.
- Разберемся позже, - бросила я и поспешила дальше. - Два шага осталось сделать, глупо будет сейчас попасться.
Най воодушевленно двинулся следом за мной. Упоминание о "двух шагах" прибавило ему энтузиазма. Наивный, он забыл о кошачьем коварстве, помноженном на женское! Я ведь тоже могу умолчать кое о чем!
И я мысленно хихикнула, вспомнив, что моим спутникам предстоит пройти еще одно испытание, прежде чем мы доберемся на место. И, из чистой мстительности, не стала об этом предупреждать. Ничего, пусть учатся поведению в экстремальных ситуациях. Им полезно. Особенно - рыжему, возомнившему себя спасителем нации. Хочешь спасти народ от короля-тирана? Ну так позаботься для начала о собственной шкуре!
Невыносимо колючие ветви малины и облепихи нещадно хлестали нас по головам, спинам, рукам и ногам - удары упругих ветвей сыпались со всех сторон. Лишенные человеческого ухода растения быстро одичали, что не самым лучшим образом сказалось на их "характере". Казалось, кусты внезапно ожили и задались целью сжить со свету непрошеных пришельцев - то бишь нас. Они протягивали свои руки-ветви, норовя задеть лицо (или морду - в моем случае), хватая людей за одежду людей, мешая движениям.
У меня были исцарапаны нос и подушечки лап, но я чувствовала себя вознагражденной, когда сзади раздавалось сдавленное шипение рыжего. Кажется, он собрал в проклятиях всех известных человечеству богов и демонов.
Моя душа ликовала. Да, я - весьма мстительная, злопамятная и зловредная особа. Но рыжий сам виноват. Не будите в кошке зверя - и не будете покусаны. Все просто.
Монах молчал, сосредоточенно продираясь сквозь цепкий кустарник. Ему было немного легче, он шел последним, по уже проложенному мной и рыжим пути.
Казалось, агрессивные заросли не кончатся никогда. Но вот и они остались позади. Я осторожно отодвинула лапой ветви и с облегчением перевела дух. Пришли.
Он ничуть не изменился - мой старый заброшенный домик на отшибе. Покосившийся, вросший в землю, с пустыми глазницами окон и зияющим провалом давно выломанной и благополучно утащенной кем-то двери; такой неприглядный и такой надежный. Мое первое укрытие.
Я задержалась в дверях, не решаясь войти. На минуту показалось, что время повернуло вспять, что снова вернулись дни, когда я, ошалевшая от произошедшего, ничего не соображающая, пряталась здесь и училась жить заново, по новым правилам.
Это продолжалось всего минуту. Теперь за моей спиной стояли люди, они ждали, когда глупая кошка наконец очнется от воспоминаний, перестанет топтаться на пороге и соизволит войти. Мне стало стыдно. Я тряхнула головой и сделала шаг вперед.
Как и следовало ожидать, судя по внешнему облику дома, внутри было все то же, что и год назад, разве что мусору намело еще больше. Этот дом не мог похвастать такой зловещей славой, как "мой" особняк в Береженьске, здесь никогда не жили ни пособники темных сил, ни могущественные колдуны, ни даже самые завалящие ведьмочки. По этой причине, опять же, в отличие от береженьского дома, внутри царили разруха и хаос. Местные не опасались сюда заходить, поэтому все, что можно было выдрать и унести, было выдрано и унесено, а что не могло быть выломано с корнем - изуродовано и изгажено до неузнаваемости. Но благодаря этому можно было не опасаться нашествия незваных "гостей". Местное ворье, бродяги и прочие асоциальные элементы сюда не полезут: они давно усвоили, что им нечем здесь поживиться. А пришлые этот домик просто не найдут в зарослях одичавшей за годы малины с одной стороны и разросшихся кустов сирени - с другой.
Казалось, я должна была обрадоваться встрече с давно знакомым убежищем - как-никак, именно ему я была обязана жизнью. Но... Знакомые стены не вызывали ничего, кроме тоскливого осознания собственного бессилия. Я снова вернулась туда, откуда и начинала. Что называется, "сменила шило на мыло".
- Снова грустишь? - раздался над ухом голос монаха. Я вздрогнула от неожиданности. Полуночный пес, никак не могу привыкнуть к тому, что он тоже слышит меня. И, похоже, куда лучше, чем Найлир.
Кстати, раз уж на то пошло...
Я повернулась к монаху, села, обернула хвостом передние лапы, как подобает воспитанной кошке, и протянула правую монаху:
- Меня зовут Бьяла.
Тот смутился, но всего на миг.
- Верд, - монах, с серьезным видом пожал мою лапку (к стыду моему, довольно грязную).
Имя мне понравилось. Короткое и энергичное, как рукопожатие его обладателя. Пока монах обменивался рукопожатиями с рыжим, я смотрела на него во все глаза. До этого у меня не было возможности разглядеть нашего с Хорьком нежданного заступника как следует. Только теперь я смогла исправить это упущение, благо кошачье зрение и льющийся в разбитое окно зеленовато-желтый лунный свет это позволяли.
Надо сказать, странный это был монах. Многочисленные шрамы на его лице и голове (коротко стриженные темные волосы их не скрывали), сломанный (и, похоже, неоднократно) нос и неправильно сросшаяся челюсть красноречиво свидетельствовали о славном боевом прошлом. Нехарактерные для божьего человека черты, не находите? Тем не менее его внешность нельзя было назвать отталкивающей. Было в нем какое-то странное, диковинное обаяние. То ли задорный блеск глаз был тому причиной, то ли открытая добродушная улыбка - трудно сказать. Но одно я знала точно: иные красавцы с идеальной кукольной внешностью проиграли бы рядом с Вердом вчистую.
Возможно, я бы даже подумала бы что-то подобное громче - отчего не сделать человеку комплимент? Но тут вмешался мой собственный организм, ни с того ни с сего взбунтовавшийся против хозяйки.
В глазах у меня потемнело. К горлу подкатила тошнота. Желудок будто связало в один тугой узел чужой безжалостной рукой. Я едва успела опрометью вылететь из дома и скрыться в спасительных кустах, где меня не смогли бы увидеть ни спутники, ни случайные прохожие. Что произошло, я поняла уже позже.
Во всем была виновата кровь давешнего бандита. Она подействовала на меня, как отрава. В пылу сражения и бегства некогда было задумываться о самочувствии, но стоило сделать передышку - и организм жестоко отомстил мне за неразборчивость в пище.
Из кустов я выползла лишь полчаса спустя - едва живая, обессиленная, с разъезжающимися, как у котенка, лапами. У меня еле хватило сил, чтоб доползти до дома и рухнуть на пороге. Немного отдышавшись, я кое-как смогла втащить в дом свою тушку полностью. Дальше дело не пошло - сил не хватило.
Монах и рыжик, сжалившись, помогли мне преодолеть еще несколько метров и втащили на кучу прелой соломы в углу.
- Что это с тобой? - участливо поинтересовался Найлир, присаживаясь рядом. - Съела что-то по дороге?
- Не съела. Выпила, - вяло ответила я. Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое хоть на минутку, но, увидев недоумевающие взгляды монаха и рыжика, я поняла, что так просто от них не отделаюсь. Пришлось собрать волю в лапы и худо-бедно сформулировать свою мысль: - Тот тип, которого я укусила... Ну, бандит в Триозерске... У него в крови был алкоголь, - при воспоминании о вкусе бандитской крови я невольно поморщилась. - Много алкоголя. А я не выношу спиртного.
- Предпочитаешь валерьянку? - хмыкнул Най. Вот чурбан толстокожий! Нет чтобы посочувствовать!
Если бы кошки умели краснеть, я вспыхнула бы до корней волос. Валерьянка... Да... Как-то раз я сдуру лизнула лужицу настойки, натекшую из разбитого бутылька. После этого я очнулась уже в клетке - в грязной, вонючей и шумной кибитке передвижного зверинца. Я провела в ней почти месяц, потешая людей на ярмарках. Вырваться на волю удалось лишь чудом. Правда, для того чтобы это чудо свершилось, пришлось чувствительно тяпнуть за руку хозяина. Он был пьян в дымину, захотел погеройствовать перед случайной подружкой, вот и сунулся не вовремя в клетку. Думаю, руку ему так и не вылечили, разве что новую отрастил...
Урок пошел впрок - больше подобных ошибок я не совершала.
- Дай-ка я тебя полечу, - сочувственно предложил монах, отвлекая меня от печальных воспоминаний.
Все, что я смогла, - вяло шевельнуть головой, что должно было означать согласие. Даже думать мне не хотелось. Только в глубине сознания мелькнула мысль, что монах вряд ли знаком с особенностями кошачьего организма так хорошо, чтобы суметь меня вылечить. Но и эта мысль появилась лишь на мгновение и тут же канула, словно рыбка блеснула хвостом и скрылась в глубине.
Но, кажется, Верд в своих способностях ничуть не сомневался. Он уверенно расставил вокруг себя одинаковые крошечные бутыльки с неясным содержимым (что характерно - подписи не было ни на одном. На ощупь он их различает, что ли?), извлек из кармана рясы миниатюрный складной треножник, огниво - и уже через минуту под установленной на треножнике чашей весело горел огонь, и довольный собой Верд что-то насвистывал себе под нос.
Сдается мне, в карманах у этого монаха можно найти еще много занятных вещей. Вот и треножник сыскался, и чаша, в каких обычно смешивают свои зелья лекари...
Но и над этим я не смогла долго размышлять. От усталости и пережитых волнений мозг постепенно окутывало отупение, да и то и дело накатывающая тошнота не располагала к размышлениям.
Тем временем Верд, склонившись над треножником, непрерывно помешивал варево, вглядываясь в него с таким вниманием, словно надеялся прочитать свою судьбу. Кипящее зелье отбрасывало на лицо монаха таинственный призрачно-зеленый свет, отчего Вердово лицо стало похожим на жуткую маску.
- Готово!
Я подозрительно обнюхала предложенную мне чашу с отваром. Запах был премерзкий, буро-зеленый цвет лекарства тоже не внушал доверия.
- А это вообще-то пить можно? - осторожно уточнила я, собравшись с силами.
Монах радостно заверил меня, что не только можно, но и нужно, и я, зажмурившись, вылакала зелье. На вкус оно оказалось горьким и вяжущим, но, в общем-то, терпимым. Огненная вода, перебродившая в бандитской крови, была хуже.
Покончив с моим лечением, монах взялся за Ная.
Снова зашипели на огне зелья, смешиваясь друг с другом, распространяя вокруг густой травяной аромат.
Я лениво глядела на огонь, положив голову на лапы. Лекарство начинало действовать: по телу разливалось приятное тепло, боль и тошнота мало-помалу отпускали, уступая место покою и умиротворению.
Лечение рыжика не ограничивалось одной микстурой. В монахе внезапно проснулось чувство прекрасного, и он решил подправить не только здоровье Хорька, но и его облик. И, между нами говоря, я его понимала: одного взгляда на Ная было достаточно, чтобы проникнуться к нему сочувствием и попытаться поправить дело.
Лицо рыжего красноречивее любых слов рассказывало о недавнем побоище. Правый глаз его заплыл и украсился здоровенным синяком в пол-лица. Губы разбиты. Хорошо хоть нос не сломан, неожиданно порадовалась я. Жалко было бы такую красоту...
Монах бросил на меня быстрый взгляд и вновь повернулся к рыжему. Я успела разглядеть на губах лекаря усмешку. Неужели расслышал? Кажется, я старалась думать тихо...
- Нет-нет, я ничего не слышу, - мурлыкнул себе под нос Верд. - Не беспокойся, пожалуйста!
Я только возвела глаза к прогнившим потолочным балкам. Уже и подумать нельзя без того, чтобы кто-нибудь не подслушал! Безобразие!
Хотя, надо признать, это все-таки лучше, чем прежнее мое вынужденное молчание и одиночество...
Против ожидания, монах не стал снова доставать свои миниатюрные бутыльки. Он обошелся лечебной магией в чистом виде, не подкрепленной зельями.
Как я уже говорила, все монахи-эфисты владеют минимальными навыками лечебной магии. Спасти тяжелораненого воина от смерти обычный монах, конечно, не может, но вот вылечить, скажем, больной зуб или прогнать головную боль - запросто. Или заживить разбитую губу и сделать бледнее роскошный фингал.
- Ну вот, теперь будешь как новенький, - одобрительно заметил монах, довольно оглядывая Найлирово лицо. Нижняя губа рыжего все еще была припухшей, да и синяк под глазом никуда не делся, лишь сменил цвет с мрачно-фиолетового на лимонно-желтый, но это все же было лучше прежнего. - Хоть сейчас на свиданку!
Рыжий криво усмехнулся. Единственная "свиданка", которая ему грозила в ближайшее время, - разве что с кандалами и решеткой. Это в лучшем случае. В худшем - с эшафотом и палачом. Наш государь не терпит конкурентов и предпочитает устранять их вместе с пособниками наверняка.
Но на этом приятные сюрпризы сегодняшнего вечера и не подумали заканчиваться.
- Ну, а теперь предлагаю подкрепиться, чтобы лечение пошло на пользу! - заявил Верд, хитро подмигнув нам с Хорьком.
И принялся доставать из очередного кармана (Двуликая, да сколько же их у него?!) небольшой, но увесистый сверток. Учуяв исходящий от него аромат, я забыла о своих недугах, о том, где нахожусь, - даже собственное имя в мгновение ока вылетело из моей головы. Пока мы спасались от рассвирепевших горожан, искали укрытие, боролись с хворями, чувство голода, терзавшее меня с утра, притупилось - не до того было. Но теперь голод вернулся и с новой силой впился в мой бедный пустой желудок. А виной всему был непередаваемо прекрасный запах, который источал монахов сверток. Запах жареного мяса.
- Поддерживаю! - торопливо сказала я, пока монах, не дай Двуликая, не передумал делиться и не съел все сам.
Найлир промолчал, но при этом смотрел на вожделенный сверток с таким видом, что слов и не требовалось.
"Благодетель ты наш!" - мысленно нахваливала я монаха, с урчанием вгрызаясь в непередаваемо вкусное, ароматное и сочное мясо. Это было достойным вознаграждением за все мучения, выпавшие на мою долю в этот бесконечно длинный златеньский день.
Спала я плохо. Усталость ли была тому причиной или не до конца очистившаяся от бандитского алкоголя кровь, а может быть, тяжелый поздний ужин, но всю ночь меня мучили кошмары.
Мне снились мои руки - человеческие руки, день за днем меняющие очертания, покрывающиеся шерстью, - мое лицо, один вид которого вызывал дрожь. И всего одно слово, преследовавшее меня долгие месяцы.
"Оборотень!" - кричали соседи, тыча в меня трясущимися от ужаса пальцами.
"Оборотень!" - читалось нескрываемое отвращение в глазах родни.
"Оборотень!" - набатом стучала кровь в висках.
Лишь позже я поняла, что люди были неправы. Мой вид пугал их и вызывал в памяти леденящие кровь истории о перевертышах, днем живущих как люди, а ночью выходящих на кровавую охоту за соседями.
На самом же деле я была не более оборотнем, чем те, кто меня боялся. Я не умела перекидываться. У меня не было второй ипостаси. И я об этом жалела. Если бы боги и в самом деле сделали меня оборотнем, я была бы стократ счастливее...
Я проснулась рано, на рассвете. Если бы не усталость от бешеной гонки накануне, а главное - не маячившая впереди перспектива целый день провести на лапах, можно было бы и вовсе не спать всю ночь. Добрала бы свое днем. Но у людей очень неудобный ритм жизни: днем, когда так приятно понежиться на солнышке, ходят, как заведенные, занимаются делами, а когда приходит ночь и Луна зовет за собой, ложатся спать. Только став кошкой, я поняла, как прекрасен и правилен ночной образ жизни. Но мои спутники - люди. Они не поймут. Хочешь не хочешь, а приходится подстраиваться под них.
Небо только-только окрасилось в серый цвет. Солнце еще не думало вставать. Утро, можно сказать, еще не началось.
Но, как бы ни было рано, монах меня опередил. Он встал еще раньше и ушел.
Я огляделась вокруг, ища взглядом следы пребывания Верда - хоть что-нибудь, по чему можно было определить, куда он делся. Тщетно. Ничего. На миг я даже заподозрила, что монах мне приснился. Если бы не явственно запомнившийся вкус жареного мяса и монахова зелья, я бы, наверное, окончательно в этом уверилась.
В мою душу закралось страшное подозрение: монах, коварно дождавшись, пока мы с Хорьком уснули (а может, и подсыпав чего в снадобья для верности), улизнул, оставив нас одних. Выдвинуть более правдоподобную версию его внезапного исчезновения я не смогла. И, не мешкая более, решила разбудить рыжего - не одной же мне расстраиваться!
О, это было непростой задачей!
Хорек спал, как убитый.
Для начала я нерешительно тронула его лапой за плечо, стараясь не выпустить когти. Потом - легонько шлепнула по бледной щеке. Най не отреагировал на мои действия ни единым движением. Даже дыхание у него не сбилось.
Я попробовала звать его мысленно - впустую. У меня сложилось впечатление, будто я бьюсь о каменную стену.
Следующие пять минут я скакала вокруг рыжего, как полоумная. Честно говоря, я даже забыла причину, по которой так старалась его разбудить. Теперь мне хотелось добиться результата из спортивного интереса. Я поддевала головой его руку (хоть бы шевельнулся, гад!), терлась щекой о щеку, пробовала чуть выпускать когти - никакого эффекта.
В конце концов я разозлилась. Я, гордая свободолюбивая кошка, недосыпаю, недоедаю, переживаю за спутников - а Хорьку, источнику моих мучений, хоть бы хны! Спит себе и в несуществующий ус не дует!
Наверное, я позволила себе разозлиться больше, чем следовало. После очередного удара лапой на руке рыжего мгновенно набухла кровавая полоса. Особого вреда такая царапина не принесет, но саднить будет долго.
Зато своего я добилась - Хорек проснулся. И как проснулся! Подлетел, как ошпаренный, вопя и бранясь на чем свет стоит!
Я немного подождала, пока поток его красноречия иссякнет, и спокойно попросила:
- Не ори. Ты сюда всех горожан соберешь.
- И в этом будешь виновата ты! - запальчиво заявил рыжий. Но тон он все-таки сбавил. - Нельзя было меня поласковей разбудить? Зачем сразу царапаться-то?
- Поласковей?! Да я уже решила, что тебя вражеская конница не разбудит! Даже если она в шаге от тебя проедет! Более крепкого сна я в жизни своей не видела!
Хорек смутился. Но признавать свою неправоту не спешил - вместо этого он сменил снова перешел в наступление:
- Зачем вообще понадобилось меня будить? Уж и выспаться после трудного дня нельзя...
Тут только я вспомнила, чем был вызван мой шаманский танец вокруг Ная. И сразу сникла.
- У нас проблема. Верд пропал.
- Как - "пропал"? - не понял Найлир. - Куда пропал?
- А я знаю? - огрызнулась я. - Пропал - и все. Я проснулась, а его уж и след простыл. Наверное, решил, что связываться с нами - себе дороже, вот и решил улизнуть, пока мы спали.
- А ты? - Хорек обвиняюще наставил на меня палец.
- Что - "я"?
- Ты ведь кошка! Ты чутко спишь! Ты должна была услышать, что Верд встал, и проснуться!
- Ну, знаешь!.. - от возмущения у меня даже слов не нашлось. - На себя бы посмотрел!
Най умолк. Но своего добился - мне и вправду стало стыдно. Почему я не услышала, как монах ушел? Ведь должна была! Просто обязана! Неужели сказались усталость и нервное напряжение прошедшего дня?
Или... Или все-таки зелья?
Пока я терзалась муками совести и грызла себя за беспечность, попутно костеря монаха за коварство, Най погрузился в невеселые раздумья. На него было жалко смотреть. Наверное, так выглядят мальчишки, которых внезапно бросают старшие братья. Держу пари, он уже решил остаток пути провести в компании нашего нового знакомого - и вдруг все планы полетели в тартарары.
Рыжий сел прямо на земляной пол, подпер голову рукой и крепко задумался, уставившись на пропыленные носки своих сапог. Я деликатно молчала, переминаясь рядом с лапы на лапу. Пусть свыкнется с этой мыслью, решила я, придет в себя...
Но время шло, драгоценные минуты утекали, как вода сквозь пальцы, а ничего не менялось. Я терпеливо ждала, Най сидел, не меняя позы и вообще не шевелясь.
Минут через пять подозрительная неподвижность Ная сменилась не менее подозрительной лихорадочной активностью. Рыжик начал поспешно собираться: кое-как привел себя в порядок (по крайней мере, постарался!), схватил свою тощую сумку, скорбно звякнувшую нашим вчерашним заработком, зачем-то заглянул в нее (можно подумать, от этого в ней появится что-то съестное!), широкими шагами прошелся по единственной комнате домика, осматриваясь, чтобы убедиться, что ничего не забыл (хотя чего ему было забывать-то, с его имуществом?) и попутно заметая следы нашего пребывания.
- Нам тоже не стоит задерживаться, - бормотал он при этом. - Пора в путь. Не дрейфь, Бьяла, справимся!
По моему скромному мнению, если кто из нас двоих и дрейфил в эту минуту, то уж точно не я. Но я промолчала из деликатности.
- Кхм... Ты не думаешь, что мы еще можем его поискать? - наконец решилась я вклиниться в его бессвязный Наев монолог.
- Если сам он не хочет с нами идти, то не стоит и пытаться. Это бесполезно, - отозвался Най, не поднимая головы, отчего его голос прозвучал глухо.
- Что бесполезно? - раздался от двери знакомый голос.
- Верд! - воскликнули мы с Наем хором.
- Ну да, - растерянно подтвердил монах. - Я. А вы ждали кого-то другого?
Най промолчал. На его лице отражалась борьба между правилами приличия и желанием спросить, где это, собственно, монах изволил шляться все утро.
Передо мной такая дилемма не стояла. Кошек не заботят какие-то там нормы приличия, придуманные людьми!
- Где ты был?! - как можно более внушительно вопросила я, пристально глядя на Верда. Если бы я умела прожигать взглядом насквозь, монах бы уже дымился.
- Ходил молиться, - невозмутимо пожал плечами Верд, похоже, нисколько не впечатлившись ни моим тоном, ни взглядом. Он кинул Наю флягу с водой, и тот машинально поймал ее. - Заодно умылся и воды набрал в колодце, пока местные не проснулись, - монах оглядел нас с рыжиком и настороженно осведомился: - А что, что-то не так? Случилось что?
- Предупреждать надо было. Мы подумали, что ты насовсем ушел, - наябедничала я. На сей раз уже Хорек попытался испепелить меня взглядом, и я не сдержалась, добавила в отместку: - Найлир очень расстроился, чуть не заплакал!
Рыжий молча показал мне кулак. Я в долгу не осталась и высунула язык (да-да, не смотрите, что я кошка, - научилась!). Наше с Хорьком настроение стремительно улучшалось.
- Если я и беспокоился, то лишь из-за того, что не успел отдать тебе долг, - выкрутился рыжий.
- Какой долг? - недоуменно нахмурил темные брови Верд. - Ты о лечении, что ли? Брось! Я - эфист, я не мог бросить тебя помирать на дороге.
- Я не об этом. Вернее, не только об этом. Ты спас мне жизнь дважды, - серьезно заметил Най. - Помог отбиться от бандитов и вылечил после драки. Теперь я твой должник и обязан отплатить тем же!
- Да ладно, чего там! - беззаботно махнул рукой монах. Видно было, что он относится к спасению Найлировой шкуры куда менее серьезно. - От чего меня спасать-то? Я и сам себя защитить сумею!
- Это долг благородного человека, - рыжий даже помотал головой, подтверждая свои слова движением. - Иначе моей душе не будет покоя ни при жизни, ни в посмертии!
Эк завернул! Нет, я всегда считала, что излишек благородства до добра не доводит. Нет чтобы поблагодарить человека как следует - он еще и в должники ему навязывается! И это - благодарность за спасение?!
Но что это? В глубине серых Найлировых глаз промелькнула хитринка. Э, парень! Да ты просто и впрямь не хочешь идти дальше без монаха! Вот и выдумываешь предлоги! Эх, люди, люди... Все-то вы себе усложняете! То ли дело мы, кошки!
- Пойдем с нами! - мурлыкнула я, доверительно потершись бочком о монаховы ноги. - Видишь, он боится, не хочет продолжать путь без тебя...
- И ничего я не боюсь! - возмутился Най.
Я бросила на него недовольный взгляд. Дурак! Иной раз лучше признаться в своих слабостях или даже выдумать их - зато добиться цели.
- И куда же вы путь держите? - неожиданно вкрадчиво осведомился Верд.
- В Миргород! - радостно брякнула я, не подумав о подвохе.
- Оба?
- Ну да...
- К дружкам своим собираешься? - проницательно прищурился монах, глядя на Хорька. Тот молчал, опустив голову. - Значит, к ним, - понимающий вздох. - Бросил бы ты это дело, парень. Дела государевы оставь государю, главное - сам живи по совести.
Рыжий упрямо сжал губы, бросил на монаха гордый взгляд.
- Я не могу бросить свой народ!
- Зато народ вполне может бросить тебя, оставить умирать за него на плахе - и, не сомневайся, он так и сделает! Еще и в ладоши хлопать будет во время казни!
Найлир молчал. Я не рисковала вмешиваться в их разговор.
Монах задумавшись о своем, рассеянно погладил меня по голове, почесал за ушком. Я растерялась лишь в первую секунду, но уже через миг, благодарно мурлыкнув, придвинулась к монаху чуть ближе.
С тех пор как у меня появились усы, лапы и хвост, меня ни разу не гладили по голове. Били, пинали, пытались убить - это да, было дело. Но никому никогда и в голову не приходило попытаться меня приласкать. А это, оказывается, так приятно... Теперь я, пожалуй, понимаю, отчего домашние кошки променяли волю на жизнь с людьми. Не ради миски с молоком и тепла очага, о нет! Ради того, чтобы рядом был кто-то, кто может погладить, ласково позвать по имени, почесать под подбородком...
В душе шевельнулась невольная обида. Мы знакомы с этим человеком всего пару часов, а он уже так ласков со мной, а Най за несколько дней совместного пути ни разу меня даже за ушком не почесал...
А вы как думали? Кошке, даже такой, как я, тоже нужны внимание и ласка. Если кошку долго не гладить, она сначала загрустит, потом - заболеет, а после и вовсе одичает. И уж тогда гладьте ее, не гладьте...
О чем думал в эту минуту рыжий, не знаю. Я же молилась Двуликой так истово, как только могла. Я нутром чуяла: в монахе - наше спасение. Если он пойдет с нами, мы выкарабкаемся из любой передряги, доберемся до Миргорода, проскочим все ловушки, какие обычно расставляет на дорогах судьба. Не будет с нами Верда - и наши шансы уменьшатся вдесятеро.
И кроме того... Он так ласково чесал меня за ушком...
Наконец монах кашлянул, прерывая свое раздумье. Мы с Наем подобрались и впились в него взглядами. Подозреваю, что с совершенно одинаковым выражением глаз.
- Ладно. Я готов разделить с вами путь... Некоторую его часть.
Ох, не понравился мне его голос! Зуб даю, не может быть все так просто, есть здесь какой-то подвох...
Следующие слова монаха лишь подтвердили мою догадку.
- Но у меня есть условия. И хорошенько подумайте, прежде чем принять их.