Дик Лидия Александровна : другие произведения.

Дурная кровь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    сначала просто ужас, а потом всё хуже и хуже...но пока никто не умер.


Дурная кровь

Пролог

Когда вереск навеет кровавые сны

Духи воинов древних восстанут из тьмы

Их отвага и сила вновь плоть обретут

Свою кровь сквозь эпохи они призовут

На закате великих богатых держав

Он придёт, своей силой законы поправ

Двое мёртвых отнимут в бою его меч,

Но кинжалом сумеет он жизнь уберечь

А как выберет путь свой, на небе тогда

С золотистым хвостом прокатится звезда

Две восточных страны с берегов Горьких Вод

Он, прокравшись змеёю, к рукам приберёт

С ним придёт горстка воинов с той стороны,

Где ворует метель всякой жизни следы

Часть 1.

  
   Солнце стояло высоко и мы умирали от зноя, но никто не снял доспехов. Перешагивая через раздробленные черепа и причудливо вывернутые конечности мы не выпускали из рук оружия. У Рондальфа и Голкрифта взведённые арбалеты опережали их взгляды. Я предпочла свой старый добрый Клык. Замыкавший наше шествие Вулфборн хмуро смотрел под ноги, с кажущейся лёгкостью поигрывая Крушителем. Стряхивая с сапога зелёную петлю кишки, он пробормотал:
   -- Боги войны собрали здесь добрый урожай.
   Рондальф и все мы остановились. Слова Вулфборна будто послужили сигналом поделиться накопившимися вопросами, но первое слово принадлежало вождю и мы ждали. Рондальф закинул арбалет на плечо.
   -- Но с кого, Вулфборн? Кто победители и кто поверженные?
   -- И когда? -- добавил Голкрифт, -- Многие трупы совсем свежие, другие вовсе прах.
   -- Почти нет крови, -- заметила я. -- и вовсе нет мух.
   -- Проклятое место. -- буркнул Вулфборн.
   -- Да, это не похоже на земли изобилия, которые мы ищем, но ведь за что-то они боролись.
   -- Голкрифт, ты следи, чтобы нас не застали врасплох.Вулфборн, Одиль, смотрите только на них, -- Рондальф обвёл рукой трупы, -- подмечайте всё необычное. Я тоже, немного рассредоточимся.
   В десятке шагов друг от друга, очень медленно пошли мы дальше. Стояла странная тишина. Трава, видневшаяся местами, была обычной, кое-где попадались розовые головки клевера и прочая цветочная мелочь, привычная на пастбищах. Странно, конечно, что трава не вытоптана подчистую, но долго ли ей подняться? Самые свежие трупы наверняка лежат здесь больше суток, трава вполне выпрямляется за такое время, а то, что её не затоптали вовсе, говорит о стремительности и кратковременности пронесшейся над ней битвы.
   Мне повстречалось несколько оторванных голов -- какая сила могла учинить такое? Я хотела окликнуть Рондальфа, но взгляд мой зацепился за Вулфборна, который что-то рассматривал, явно не зная, заслуживает ли его находка внимания вождя. Я поспешила к нему.
   Это была самая странная конечность, какую мне доводилось видеть. Пальцы, как у человеческой руки, с поистине медвежьими когтями; вместо запястья, похоже, пятка, и всё это покрыто длинной седой шерстью. Чей-то меч снёс эту руку с плеча, и я даже не пыталась вообразить, с чьего.
   Подошли Голкрифт и Рондальф. Мы переглянулись. Всё встало на свои места -- оторванные головы, трупы разной свежести, стремительность боя, отсутствие крови...
   -- Оборотни. -- Рондальф обернулся к Вулфборну. -- Ты не прав, старина. Не боги войны, а эти мерзкие твари поживились здесь. И если...
   Все мы оглянулись на солнце. Оно клонилось к закату. Совсем ещё немного, но решение следовало принимать незамедлительно. Долина, которую мы прошли до холмов перед этим полем, была полна сочной зелени, но ни одного источника воды нам не встретилось. Далеко впереди что-то темнело -- может, другие холмы, а, может, лес.
   -- Эти люди погибли героями. Мы не посрамим чести называться людьми.
   Так сказал Рондальф и мы двинулись вперёд. Теперь каждый стал припоминать всё, слышанное когда-либо об оборотнях. Голкрифт пояснил, что найденная Вулфборном лапа принадлежала оставшемуся в живых оборотню. Убитые твари превращались в старые трупы, как если бы всё время своей оборотнической жизни они на самом деле разлагались. Я уточнила, что на моей родине таких тварей зовут волколаками, а оборотень -- существо живое, и оно не пьёт кровь, а просто ест человечину. Вулфборн цыкнул на нас обоих и заявил, что первой же твари снесёт Крушителем голову -- а сильно умные пусть стоят и спорят, оборотень их жрёт или волколак. Рондальф вспомнил, что вампиров убивают деревянным колом в сердце, а вот насчёт оборотней он не знает.
   Тени наши постепенно удлинялись, мы ускоряли шаг, но вскоре остановились, потрясённые. Мы шли не к холмам и не к лесу. Мы шли к огромному древнему каменному замку. Вулфборн выругался.
   -- Эти старые развалины вечно полны ловушек.
   -- А в нашем случае и оборотней, -- добавил Рондальф. -- Но не отступать же.
   -- Кто говорит об отступлении! -- пророкотал Вулфборн, потрясая Крушителем. -- Я разнесу это гнездо отродий, я камня на камне не оставлю...
   -- Не время для песни войны. -- остановил его Голкрифт. -- Мы лишь разведчики. Подойдём тихо, а там будет видно.
   Небо стало розовым, а наши тени уходили вдаль, когда мы остановились перед массивными, высокими воротами замка. Впрочем, защитой они служили в очень давние времена -- сейчас часть их была выломана, возможно, самим Временем. Внезапно Рондальф остановился и что-то поднял.
   -- Я вспомнил! -- радостно объявил он, -- От оборотней защищает клевер с четырьмя лепестками! -- и он протянул мне стебелёк.
   Я покачала головой и отступила на шаг.
   -- Ты вождь. Тебе нужно вернуться и привести остальных.
   -- Молчи, девочка. -- буркнул Вулфборн. -- И слушайся.
   Любой другой на его месте за обращение "девочка" получил бы плашмя удар Клыком, а будь на его месте кто-то не из нашего рода и не из союзников, так и просто удар сплеча. Любой, но не Вулфборн. В одной из разведок он потерял дочь, не встретившую ещё четырнадцатой осени. Она слишком далеко отошла, пробуя крепость льда, и огромный северный медведь растерзал её на глазах отца и остальных. Шкура этого зверя и сейчас служит полом в жилище Вулфборна.
   Собственно, в передаче мне оберега ничего ненормального не было -- в такой ситуации полагалось отдать его самому важному для нашедшего человеку. Найди его Вулфборн или Голкрифт, они отдали бы его вождю. Будь с кем-то из них сын, отец, сестра -- отдали бы им (в стране, откуда я бежала, это сочли бы предательством в отношении вождя). Недопустимо было лишь одно -- проявить трусость и оставить оберег себе. Тот, кому предлагался оберег, мог отказаться в пользу нашедшего, как это пыталась сделать я, но отказ принимался лишь при поддержке остальных.
   Я положила его в привычно висевший на поясе мешочек для оберегов и амулетов, пустовавший с тех пор, как саблезубый тигр в агонии... В общем, было много крови. Рондальф шагнул в пролом и мы последовали за ним.
   Мы шли по бесконечному широкому каменному коридору, в котором было бы темно, если бы не проломы в крыше, оставленные, похоже, пушечными ядрами. Самих ядер здесь не было. У меня создалось впечатление, что в замке живут одни слуги -- здесь было чисто: ни пыли, ни мышиного помёта; но и ни одного предмета роскоши, ни ковров, ни ваз, ни статуй. Стены коридора выглядели сплошными -- либо в них скрывались тайные двери, либо, что предпочтительнее, он был построен как путь к тронной или там приёмной зале, чтобы произвести впечатление, а по бокам от него, за стенами -- нормальные коридоры с комнатами вокруг.
   -- Неужто кому-то нравилось здесь жить? -- пробормотал Вулфборн. -- Склеп.
   -- Замок строился прежде всего для защиты, а не для жизни. -- отозвался Голкрифт.
   -- Не бспокойся. Всё же замок строили люди, значит здесь должны быть и более уютные помещения. -- заметила я.
   -- Хотелось бы верить, что люди. -- буркнул Вулфборн.
   -- Люди. Но давно. -- отозвался Рондальф. -- Лучше всего, если он пуст.
   Откуда-то эти оборотни ведь пришли, подумала я. Если только где-то здесь есть кладбище, где они обитают, есть надежда, что они не сунутся в замок, где им вот уже много лет нечего ловить.
   Тронная зала открылась неожиданно. Мы стояли будто на краю обрыва -- неглубокого, вниз вела крутая лестница. От её подножия через всю огромную залу шло плавное возвышение пола так, что стоявший у противоположной стены трон оказывался на высоте больше человеческого роста по сравнению с вершиной лестницы, на которой мы все стояли. Узкие высокие окна почти не давали света -- в них были искусные пёстрые витражи. Свет шёл сверху, и это не была дыра от пушечного ядра. Белое неподвижное пламя висело в железной клетке под потолком. Присмотревшись, мы поняли, что это какой-то камень, вроде лунного, но сияющий, как солнце и очень большой. Кроме трона и этого странного светильника в зале ничего не было.
   Спустившись, мы обнаружили по бокам от лестницы двери, но, посоветовавшись, решили заночевать в зале -- двери были узкие и в случае нападения из них каждую мог удерживать один воин. В зале было светло и стены выглядели сплошными. Караулить договорились по двое -- сперва я и Вулфборн, потом вождь и Голкрифт. Вулфборн так и не снял доспехов, я же оставила только шлем.
   Когда за витражами стемнело окончательно, мы заняли свои посты. Вулфборн тяжёлым взглядом буравил одну дверь, я же иногда оглядывалась на всю залу -- очень мне не нравилось кажущееся отсутствие иных входов. Чтобы не уснуть, я время от времени вставала и пыталась фехтовать левой рукой. Вулфборн тогда демонстративно ухмылялся, но я чувствовала его одобрение, тем более что получалось совсем неплохо.
   Витражи слегка посветлели -- взошла луна. Странно, но ничего не происходило и это даже начало тяготить меня. Уже ленивее и замедленнее стали мои выпады -- близилось время смены караула.
   Лязг Крушителя и ругательство Вулфборна заставили меня резко обернуться, перебросив Клык в правую руку. С омерзительным попискиванием, похожим на скрежет, с хлопаньем кожистых крыльев из распахнувшихся дверей в залу устремились полчища летучих мышей. Они были странного, серебристого, будто седого цвета. Они собирались в шар вокруг светящегося кристалла. Рондальф и Голкрифт, вскочив и вскинув арбалеты, растерянно застыли. Все мы молча смотрели, как растёт масса мерзких зверьков под потолком залы. Когда они перестали вылетать из дверей, их шевеление в стае замедлилось и сделалось бесшумным. Воздух будто стал водой -- плотный, глушащий звуки. Завороженно смотрели мы, как от серебристых зверьков начинает исходить такое же, как от кристалла, сияние. И это уже не зверьки, это бледные, прозрачные образы людей -- воинов в доспехах под богатыми плащами, старцев с длинными седыми бородами, женщин в высоких головных уборах... В мёртвой тишине опускались они, будто рассаживаясь вокруг пиршественного стола. А вот и стол, уставленный блюдами, и во главу стола приходится трон, на который уже опускается тень рослого мужа в массивной короне и с огромным мечом на поясе.
   Сияние, исходящее от общества призраков, расползалось. С тихим звоном подвинулись задетые им доспехи. Первым очнулся Рондальф.
   -- За трон! -- крикнул он нам, -- Вулфборн, в двери!
   Хотя он кричал во всё горло, звук доходил будто сквозь подушку. Он схватил за шкирки, как волчат, меня и Голкрифта и поволок к трону. Краем глаза я видела, как Вулфборн долбанул Крушителем по приближающейся прозрачной стене, как зашатался, когда с силой его же удара Крушитель отскочил совершенно беззвучно... Меня и Голкрифта впечатало в спинку трона, сзади на нас навалился Рондальф. Смутно донёсся лязг сминаемых доспехов. Потом нас поглотила тишина.
   Не знаю, сколько прошло времени. Мы услышали хлопанье крыльев, писк и смогли наконец шевелиться. Когда мы вышли из-за трона, зала была пуста, только по одной из стен был размазан тонкий бесформенный железный блин, который мелодично дзынькнул, падая на пол, когда Голкрифт отколупнул его кинжалом.
   -- Лучшая кольчуга по эту сторону Великого озера. Шлем, уцелевший меж столкнувшихся айсбергов. Меч, помнящий кровь человекозмей...
   Я не выдержала и истерично хихикнула.
   -- Теперь ясно, кто здесь убирает...
   Раздался поток ругани и в залу ввалился Вулфборн.
   -- Помёт рабов великих богов, вот кто эти твари! Замёрзшая моча лесной вонючки! Чтоб мне вечно подбирать объедки за падальщиками, если Крушитель не прошёл четырежды через их стаю! И ни единой тушки, а я сбит с ног этими крылатыми отродьями!
   -- Ну, мы дёшево отделались. -- заметил Рондальф, не без сожаления глядя на то, что осталось от его доспехов. У меня-то хоть шлем сохранился... Я сняла его и надела на Рондальфа.
   -- Ты -- вождь. -- сказала я , предупреждая протест. -- А у меня есть клевер и Клык.
   -- Хорошо сказано, девочка. -- Вулфборн явно сожалел, что не он додумался до такого жеста. Он скосился на свою кольчугу, но все мы рассмеялись.
   -- Рондальф будет болтаться в твоих доспехах, как язычок в колокольчике!
   Потом мы взгрустнули. Полностью экипирован был лишь Вулфборн, а есть хотелось уже всем. Решили, что Вулфборн и Голкрифт пойдут поохотятся и поищут воду, а я и Рондальф обследуем один из коридоров за дверями, откуда появились летучие мыши. Но сначала все мы вышли наружу и из всего, что нашли деревянного, заготовили факелов.
   -- Я слышал легенду о пирующих призраках. -- Рондальф выглядел непривычно подавленным. -- Но мне казалось, их замок не мог уцелеть во тьме времени, близкой к вечности.
   -- Я тоже её слышал, -- отозвался Голкрифт. -- Был уверен, что это детская сказка.
   -- О чём она? -- спросил Вулфборн, а Рондальф грустно улыбнулся.
   -- Всё о том же. О человеке, имевшем многое, и возжелавшим всё остальное.

***

   Скучнейшим местом оказался этот замок -- днём, во всяком случае. Вдоль коридора двери в комнатушки и арки в залы, серые от скудного -- сквозь дыры в крыше -- освещения, от пыли и паутины. Но Рондальф не снимал шлем, и моя рука лежала на рукояти Клыка. Коридор оканчивался стеной с витражом, изображавшим, насколько можно было судить по уцелевшим элементам, битву крошечного человечка с огромным чудовищем -- нечто вроде дракона с головой быка, хвостом льва, задними лапами слона и человеческими руками. У человечка был несоразмерно большой меч и никаких доспехов, зато грива волос почему-то была синей. Рондальф остановился в изумлении.
   -- Однако, эти развалины ещё древнее, чем легенда о пирующих призраках!
   -- С чего ты взял? -- я немало обижалась, когда кто-то делал далеко идущие выводы с таким видом, будто всему свету должно быть ясно, почему это так, а не иначе.
   -- Синие волосы. -- пояснил Рондальф, будто я сама не видела. Я исподлобья уставилась на него. Ну да, я нездешняя, но зачем это подчёркивать?
   -- Чёрное стекло тогда дозволялось лишь в витражах храмов. Этот человек на самом деле имел волосы цвета вороньего крыла. А призраки больше похожи на нас -- рыжие или седые. Спросишь Апреля, он знает подробности о расе темноволосых северян, живших здесь, когда наши боги были ещё молодыми и не помышляли послать нас на землю. Правда, я не знал, что эта древняя раса возводила замки.
   -- А что за тварь с ним?
   -- Даголок. Выродок дракона и химеры.
   -- Они тоже жили тогда?
   -- Возможно. Их кости и сейчас валяются по всему Северу. -- Рондальф вдруг нахмурился. -- Замок мог быть построен и не этой расой.
   -- Витраж с чужим героем?
   -- Нет. С пророчеством. С пророчеством о возвращении короля этой расы, о его битве против всех, о его победе и его раскаянии. -- Рондальф зашагал к выходу. -- Здесь слишком многие легенды обретают душу.
   " Лишь бы не обрастали плотью." -- подумала я, догоняя вождя.
   Я не успела. Пол ушёл из-под ног Рондальфа, он вскинул арбалет, проваливаясь, но врага не было и плита пола тут же стала на место -- всё в тишине и в отсутствие кого-то постороннего. Я бросилась ощупывать стены -- может, мы нечаянно сдвинули какой-то рычаг, приводящий в действие механизм ловушки. С Клыком в руке я огляделась. Никого. Я стала рассматривать пол, по которому мы прошли. Слишком поздно я заметила мелькнувшую за спиной тень, и не покрытая шлемом голова будто отлетела. Последнее, что я слышала, был звон Клыка, покинувшего внезапно ослабшую руку.
   Я не попала в Край счастливой охоты -- я была плохим воином. Я не слилась ни с одной стихией -- как женщина я тоже немногого стоила. Что-то я сделала неправильно в жизни, и Илзрель Встречающий Умерших отшвырнул меня назад -- исправлять ошибку.
   Снова под ногами бескрайняя снежная равнина, над головой -- чёрное небо, вокруг полярная ночь. Мои снегоступы равномерно скользят по искрящемуся снегу и Чарма, последняя из моих собак, поспевает по моему исчезающему следу -- чтобы не провалиться в снег. Время от времени она отстаёт, обессилев, но снова кидается вслед и я знаю -- её ведёт не преданность хозяину, а голод и безумная надежда -- хозяин сдастся первым и она похлебает крови досыта...
   Не знаю, долго ли мы идём. Поворачивать назад бессмысленно -- верная гибель. Впереди тоже, но я хочу увидеть. Не я первая, не я последняя -- слишком много говорят люди о несметных богатствах Ледяной Воительницы.
   Что-то заставляет меня оглянуться. Чарма лежит далеко позади. Я кричу, и мороз кидается в моё беззащитное горло. Я спешу к ней. Глаза закрыты. Когда кинжал находит артерию на шее, веки собаки вздрагивают. Кровь не бьёт фонтаном, как должна была бы -- она почти застыла, я высасываю, вгрызаюсь, как голодный младенец в пустую грудь кормилицы. Когда кровь больше не высасывается, я медленно встаю. Заедаю солёный вкус снегом. Без еды человек может жить много лун, а питья мне -- целый Север. Я закидываю твердеющую собачью тушку за спину -- строганина отсрочит мою встречу с Илзрелем. Полный желудок спелся с морозом -- они нашёптывают мне об отдыхе, о сне. Сойди с пути, сними снегоступы, сбрось собаку, выкопай пещеру -- ты же знаешь, в снежных домах тепло, как в шатрах в пустыне -- тебе ведь нужно совсем немного поспать, совсем ненадолго прилечь... Я бью себя по лицу -- в рукавицах это выходит смешно и слабо. Я иду.
   Будто светлеет вокруг. Неужто северная ночь кончается? Какие-то холмы впереди. Мелькает мысль о снежных медведях и я кладу руку на рукоять Жала: враг и битва -- это лучше, чем северная ночь и бесконечный путь.
   Я прохожу меж холмов. Света становится больше и я вижу конец своего пути. По обе руки от меня -- ряды ледяных глыб. Медленно, как в незнакомом храме, иду я, разглядывая их -- людей и птиц, драконов и медведей, рыб и ящеров. Вот даголок, вот вурдалак, вот воин с мечом и факелом -- и пламя тоже недвижно во льду.
   -- Нравится моё собрание?
   Жало стремительно покидает ножны -- я оборачиваюся на насмешливый голос. Она здесь. Женщина в полтора моих роста, в лёгких доспехах и шлеме без забрала, она без оружия, Ледяная Воительница, и лицо её мне смутно знакомо.
   -- Посмотреть можно. -- цежу я сквозь зубы, -- А жить здесь мрачновато.
   Запрокинув голову, она смеётся. Она изо льда, полупрозрачная.
   -- А здесь мой прогулочный садик. Живу я дальше. И сокровища мои не здесь.
   -- Да уж, это точно не сокровище. -- киваю я на кошку с оскаленной пастью и шерстью дыбом -- каждая шерстинка видна сквозь чистый лёд.
   -- Почему же? Бриллиантов у меня много, а это существо одно. А почему ты не пытаешься меня убить?
   -- А ты?
   -- Незачем. Сама умрёшь. -- Ледяная воительница смотрит на меня не без любопытства. -- Женщин у меня ещё не было. Хочешь взглянуть на мои драгоценности?
   -- А далеко идти?
   Она снова смеётся.
   -- А тебе не всё равно? Ведь куда ни пойдёшь -- моё царство. Снег и мороз.
   -- А пожрать у тебя нет?
   -- В твоём понимании -- нет.
   -- Тогда я, пожалуй, попробую вернуться. -- опустив Жало, но не пряча его в ножны, я иду на неё, надеясь обойти. Она ведь без оружия.
   Проходя мимо неё, не чувствую особого холода -- будто мимо одной из ледяных клеток иду. Почти выхожу из галереи отморозков, когда снег, твердь под ногами, вдруг начинает дрожать и передо мной выскакивают частоколом огромные сосульки. Сзади смех. Я резко оборачиваюсь. Ледяная Воительница подмигивает мне.
   -- А как же сокровища?
   -- Как нибудь в другой раз.
   -- Дважды не умирают. -- Теперь её голос звучит по-другому. Она будто выросла, заполнив собой, своим присутствием всё -- до самого неба. Она идёт на меня -- парит над снегом. Подпустив её поближе, я делаю обманный выпад и вгоняю Жало между пластин нагрудника... В руках моих оказывается бесполезная, крошащаяся сосулька.
   Она поворачивается и снова приближается. Одна рука протянута ко мне, в ней что-то невыносимо искрится. На лице -- холодная усмешка.
   -- Хочешь моих бриллиантов?
   И тут я понимаю. Я узнаю её, и это знание ужасает меня куда больше предстоящей гибели. Я смотрю в её лицо. Я машинально снимаю рукавицы, сбрасываю капюшон, разматываю шарф... Она застывает, ледяное лицо искажает гримаса -- я слышу лёгкий хруст, когда по льду лица разбегаются трещины...
   -- А не поцеловаться ли нам, душечка... -- бормочу я, и, отбросив тушку собаки, прыгаю, пытаясь голыми руками найти горло...
   И снова я ползу по снегу, ловя свои следы. И снова близится метель и я понимаю -- приехали. Но ползу, теряя след, и дыхание обжигает лёгкие, и я стараюсь перестать дышать. И вот блаженное тепло -- тело сдалось и лежит, заметаемое снегом, и я вижу Край счастливой охоты и засыпаю.
   И снова мучительно, неохотно прихожу в себя, и первый, кого я вижу...
   Это не Рондальф!

***

   -- Извини, -- говорит незнакомец на языке Влостелинов Севера, -- крепковато приложил.
   Я связана. Я в плену. Я не проваливалась в прошлое -- я элементарно была оглушена и вспоминала своё последнее приключение. Пора возвращаться на землю и вести себя соответственно. Я молчу, выражая всем своим видом крайнее презрение. Я считаю ниже своего достоинства говорить с врагом. Но одного взгляда на него достаточно, чтобы понять -- серьёзный противник.
   Он невысок -- может, как я, может, на палец выше -- трудно оценить, валяясь на уровне его ног. Он не из Властелинов Севера и не из других северных народов -- у него тёмные кожа и волосы. Он не с Восхода -- слишком широкие плечи и крепкая кость. И не с Заката -- ноги коротковаты. И не с Юга -- черты лица и цвет глаз несомненно нордические. Интересно, он один здесь?
   Он присел рядом, погладил мои волосы.
   -- Развяжу, если пообещаешь хорошо себя вести.
   -- Обещаю. -- разжала я губы. -- Я тебя небольно убью.
   Он рассмеялся -- беззвучно, но искренне.
   -- Ты хочешь вести честную игру, так? Но мне не до игр, девочка.
   -- Неужели, мальчик, ты умеешь что-то кроме подлых нападений с тыла?
   Вот тут я его задела -- и, признаться, испугалась. Но он сдержался.
   -- Узнаешь. -- и развязал мне ноги с абсолютно однозначными намерениями. Я не скрывала ехидной усмешки. Я даже не сопротивлялась. Сперва он посмотрел на меня озадаченно, но потом отвлёкся на то, ради чего, собственно, всё и затевалось. Он попытался войти в меня одним резким толчком -- облом.
   На это я рассчитывала. Некоторые уроки в плену гарема не прошли даром и уже не впервые спасали мою честь.
   Но он излился на меня -- сам, видно, не ожидая. Помянул выгребные ямы гиенолюдей, а я лишь фыркнула.
   -- Это мне и надлежало узнать? Что в теле мужчины прячется подросток?
   -- Придержи своё жало, девочка. -- невозмутимо ответил он, поправляя одежду. -- А твой дружок знает, что ты была игрушкой какого-то зажиревшего царька?
   На мгновение я вспомнила годы своего плена -- воняющий гнилью мяся и плодов город, воняющий ароматными маслами дворец, необычно хрупкого главного евнуха и тот кошмар, которого стоил мне мой побег...
   -- Что ты с ним сделал, нападающий со спины? -- холодно спросила я.
   -- Он жив. -- враг уселся рядом со мной, но больше меня не трогал. -- Попробуй меня понять, девочка. Когда вы явились, я и не почесался -- знал, что либо волколаки вас прикончат, либо призраки. Вы выжили -- мне было всё равно, вы ведь собирались убраться. И тут ты сняла шлем, и я понял, как долго у меня не было женщины. И что не по мне эти развалины. Может, извинишь моё поведение и поговорим спокойно?
   Я отметила, что он тоже зовёт этих тварей волколаками.
   -- Какой народ дал тебе жизнь?
   -- Все. -- он ухмыльнулся. -- На Юге я был Белым Странником, на Восходе -- варваром, на Закате -- цыганом, здесь -- Южанином. Но и ты не из Властелинов Севера, не так ли?
   -- Теперь это неважно. Я дочь северной ночи. Назови своё имя, южанин.
   -- У меня было столько имён, что это неважно. Южанин меня устраивает.
   Он развязал меня и отдал Клык. Мы пошли вниз лабиринтами лестниц -- туда, куда, по его словам, свалился Рондальф. Южанин жил в этом замке четвёртые сутки и узнал некоторые его ловушки.
   Я спросила о волколаках.
   -- Они привыкли, что здесь никого нет и в замок не суются. Днём прячется на кладбище в своих склепах, ночью развлекаются в лесу и в поле. Вы видели тела? Эта армия гналась за мной. Я ненамного опередил их... Всего на час до захода солнца... -- в полумраке он усмехнулся, сверкнув белыми зубами. -- Они хотели заночевать в замке, насадив мою голову на его самую высокую башню, или ещё что-то в таком духе.
   -- За что такая честь одному бродяге -- быть преследуемым целой армией?
   -- Позже узнаешь. -- он остановился. -- За этой дверью твой приятель. Предупреди, чтобы он не кидался на меня сразу.
   Я поглядела в темноту подземного коридора.
   -- И много здесь таких ловушек?
   -- Почти под каждой плитой. Некоторые с кольями на дне.
   Я открыла засов и окликнула Рондальфа. Приоткрыла дверь и, увернувшись от клинка, звякнула по его рукояти Клыком.
   -- Одиль! -- Рондальф стиснул меня в медвежьих объятиях. -- Я уж думал, оборотень взял твой голос, но он не мог взять искусства фехтования!
   -- Ну-ну, голубки, -- пробормотал Южанин и Рондальф, толкнув меня за спину, вновь поднял меч.
   -- Оставь его, вождь. -- посоветовала я. -- Он кое-что знает об этом замке и недурно соображает в бою.
   -- Похвальный отзыв, -- съязвил Южанин. -- Я ещё и корзины плести умею.
   -- А он не из оборотней? -- мрачно спросил Рондальф. Я хихикнула, вспомнив провальную попытку изнасилования.
   -- Боюсь что нет. Иначе меня бы здесь не было.

***

   -- Как я жил прежде, пока не захотел податься на Север, вам знать неинтересно. А на север я стремился за сокровищами Ледяной Воительницы. Но путь неблизкий, и мне нужен был конь, да не абы какой, а чтоб при виде змеиной шкурки не приседал, при грохоте тарана не шарахался и от голода и жажды не шатался. Нашёл я коня. Давал за него хозяину столько золота, сколько конь весит. Не отдаёт. Предложил любое поручение выполнить, да он не рискнул -- знал, что я на спор у одного царька такую штуку увёл... Петушок, вроде флюгера, но заколдованный -- откуда война грозит, он туда поворачивается и шумит. В общем, не видать мне коня. Дождался я очередной попойки, гордо "пиршественным торжеством" именуемой и с утреца за коня -- и дёру. Думал, до полудня не хватятся -- конюхи ж тоже пьяные храпели. Но, видно, Харлита, сука желтокожая, сдала-таки меня муженьку. Сообразила, что я побег замыслил, и не порожняком.
   -- А она почему пьяная не валялась?
   -- Она валялась, но по другой причине... В общем, коня этого я насмерть загнал, уходя от погони короля. А он тогда и соседям передать велел -- за мою голову золота, сколько конь весил, за меня живого -- втрое больше плюс титул и земли. Видали, какую армию жадность собрала? Через пятьдесят королевств меня гнали, чакалы. Здесь я был в безопасности, но скука заела. Да и одними дикими орехами жив не будешь.
   -- Это точно. -- буркнул Вулфборн, давя очередной орех и протягивая мне ядро.
   -- Да, а из-за волколаков никакой дичи здесь не водится. Давайте, я вам помогу в вашей разведке, вернусь с вами, а там вы мне укажете дорогу, жратвы с собой дадите -- и квиты. Если сомневаетесь, что я воин, могу доказать в поединке хоть со всеми сразу. Только вот с женщинами раньше не бился...
   -- Привыкай, если идёшь с нами. -- усмехнулся Рондальф. -- Не все, но многие женщины в наших краях идут в бой наравне с мужчинами. А сейчас мечами зря махать не будем. Иди с нами, а первый же враг -- твой, вот и покажешь, что ты за воин.
   Южанин коротко кивнул. Рондальф спросил его о волколаках, и тот объяснил, что днём твари дрыхнут на своём кладбище, а ночью, как положено, разбегаются в поисках свежей крови. Они знают, что в замке ловить нечего, потому Южанину до сих пор удалось сохранить свою шкуру, но всё равно он предпочитал спать днём, а ночью быть готовым к атаке. По утрам выходил за орехами и водой.
   Он спросил о цели нашей вылазки.
   -- Своё королевство. -- скромно ответил Рондальф. -- На гостеприимных землях, я не имею в виду население, я говорю о гостеприимстве стихий. Где-нибудь, где зима короче десяти лун.
   Южанин покачал головой.
   -- Здесь попадаются племена поганых пигмеев. Они набрасываются и разрывают чужаков в клочья, а потом исчезают в своих лесах. Даже целой армии было бы трудно миновать их, а уж объявлять их чащобы чьим-то королевством и вовсе верх безумия. А дальше уже настоящие королевства, и хотя они вечно грызутся, это дела семейные, против чужаков могут и объединиться.
   -- И велика ли будет их армия? -- спокойно спросил было Голкрифт, но Вулфборн фыркнул, презрительно и негодующе.
   -- Пигмеи да погрязшие в сварах неженки -- враги, недостойные Властелинов Севера!
   -- И всё же?.. -- негромко напомнил Рондальф. Южанин пожал плечами.
   -- Тьма. -- коротко сказал он. -- Но вот ещё дальше... -- в его голосе появилась мечтательность. -- Я и сам подумывал об империи... По краям Солёных Вод богатые, жаркие земли, где правят выродившиеся царьки... Если бы провести туда Властелинов Севера, вы без лишнего труда захватили бы многие королевства Солёных Вод, завладели бы их портами... Но только безумец пропустит через своё королевство чужую армию, идущую, чтобы создать свою империю.
   -- Это стоит обдумать. -- заметил Рондальф.
   -- Апрель может помочь. -- добавила я.
   Южанин посмотрел на нас, как на детей, ловящих лунный свет в луже.

***

   Мы вышли из замка, спеша до заката оставить далеко позади это гнездо легенд и оборотней. Наконец мы услышали пение птиц, показались белки...
   -- Теперь осторожно. -- приказал Южанин. -- Предпочту десяток волколаков дюжине пигмеев.
   Вулфборн промолчал, всем своим видом давая понять, что относит опасения этого чужака к недостойным Властелинов Севера.
   -- Мяса бы... -- вздохнул Голкрифт.
   -- Где-то должен быть водопой. -- заметил Рондальф. -- Там и тропа светлее, и звери беспечнее.
   -- Пигмеи не глупее нас. И тоже едят мясо. -- заявил Южанин.
   -- Что ж теперь, орехами давиться? -- возмутилась я, -- Ты, видимо, слишком хорошо помнишь, что первый враг твой...
   -- Не волнуйся, девочка, здесь на всех хватит. -- усмехнулся Южанин.
   Мы шли тихо, и всё же недостаточно -- мы ведь не были лесными жителями. И когда шедший впереди вместе с Рондальфом Южанин вдруг бросился нам под ноги так, что мы повалились всей кучей, я выхватила Клык, чтобы покарать предателя... и над нашими головами пропели две стрелы с полосатым оперением.
   Мгновение спустя Рондальф и Голкрифт натянули арбалеты. Мы всё ещё лежали, но уже не друг на друге. Вулфборн хотел было встать, но Рондальф и Южанин цыкнули на него и он вновь припал к земле, сжимая рукоять Крушителя.
   Южанин жестом приказал нам не вставать, а сам змеёй скользнул в дебри, откуда вылетели стрелы. Мы напряжённо ждали, но когда оттуда донёсся звон стали, вскочили и устремились к драке.
   Мы опоздали. Южанин стоял, озираясь в поисках других врагов. С меча в левой руке и с кинжала в правой капала кровь. Перед ним лежали пятеро поверженных пигмеев. Двое ещё жили -- с внутренностями наружу. У одного из уже мёртвых была пробита грудина -- видимо, до самого хребта, у другого расколот череп, голова третьего валялась далеко от тела.
   -- Будь их по двое на каждого, они напали бы сразу врукопашную. -- тихо сказал Южанин, вытирая оружие об одежду одного из полутрупов. Вулфборн пробурчал что-то одобрительно и Рондальф перевёл:
   -- Ты великий воин и твоё присутствие -- честь для нас.
   -- Буду рад помочь. -- отвечал Южанин, пристально глядя мне в глаза.
   По жребию, первыми караулили я и Южанин, потом Рондальф и Голкрифт, ближе к утру Вулфборн. Голкрифт подстрелил пару птиц и зайца, мы зажарили их на костре, но на ночлег, по настоянию Южанина, ушли подальше от кострища -- люди здесь опаснее зверей, и огонь только привлёк бы ненужное нам внимание.
   -- Вообще-то ночью большинство пигмеев спит. -- пояснил он, -- Но есть караульные отряды, разведчики, охотники. А они не поленятся поднять на ноги всё племя и расправиться с пришельцами.
   Я вспомнила пигмеев -воинов. Самый высокий был едва ли мне по плечо, но они были крепкого сложения, вооружены маленькими, но тугими луками, мечами и чем-то вроде топориков на длинной ручке -- в моих глазах это делало их серьёзными противниками, поскольку я люблю ближний бой и мой Клык -- очень тяжёлый, но короткий меч. А уж от летящих из чащи стрел нас спасёт разве только звериное чутьё Южанина.
   Он лежал ничком, повернув голову и слушая одним ухом землю. Он не шевелился, но и не спал. Я сидела, вслушиваясь в ночные голоса леса и иногда глядя вверх, где в чёрных переплетениях толстых сучьев изредка мелькал свет звезды.
   Я немного злилась. Когда мы устраивались охранять сон наших спутников, Южанин посоветовал:
   -- Ложись спать, я один справлюсь.
   Меня взбесила забота в его голосе в сочетании с небрежностью слов.
   -- Ещё чего! Мне вот кажется, что сложением ты похож на пигмеев.
   -- А мне кажется, что тебе бы следовало остаться в серале.
   Я оставила это последнее слово за ним и демонстративно проверила, насколько легко Клык покидает ножны. Он улёгся слушать землю и больше не одаривал меня своей заботой.
   Ночь прошла спокойно, хотя при втором карауле всех разбудил вой, прервавшийся хрипом и уханьем. Голкрифт и Южанин сохранили спокойствие, тогда как все мы схватились за оружие.
   -- Ещё одна ожившая легенда. -- довольно пояснил Голкрифт. -- Жёлтый филин.
   -- Что за тварь? -- сердито уточнил Вулфборн. Ему ответил Южанин:
   -- Сова размером с человека, охотится на волков, иногда на молодых медведей. Людей преследует только в случае крайнего голода -- люди обычно замечают её и встречают оружием, тогда как волки и прочие хищники чувствуют себя хозяевами леса и вообще, проще схватить когтями за хребет волка, чем напороться хоть на небольшой кинжал в руках человека.
   -- Завтра, -- веско произнёс Вулфборн, -- вы двое расскажете нам все легенды этих земель. Особенно о тварях, способных в один присест схарчить человека.
   Мы снова улеглись. На рассвете меня разбудил тихий разговор. Я прислушалась.
   -- Один на один лучше меч. Булава увлекает за собой своего хозяина, это хорошо, если тебя атакует десяток врагов -- бей, не ошибёшься. А если рядом сражаются друзья, я предпочитаю более контролируемое оружие.
   -- Да, с пигмеями ты это доказал. Но мечом, кинжалом, можно дюжину раз продырявить врага, а он всё будет зубами к твоей глотке тянуться. А махнёшь раз Крушителем -- они и полегли, и не встали. Конечно, сил побольше надо, чем с мечом, но это себя оправдывает.
   Я услышала свист воздуха и восторженный вопль Вулфборна:
   -- Великие боги, да ты и с булавой управляешься не хуже, чем с кинжалом!
   -- Хорошее оружие. И вес правильный, и держать удобно.
   Я села. Ничего себе -- Вулфборн доверил своего драгоценного Крушителя чужаку! Но оба, похоже, были довольны друг другом и дружно перешли на критику шпаг. Они едва взглянули в мою сторону.
   -- Лучше бы завтрак соорудили. -- мрачно заявила я.
   -- Девочка права, -- заметил Вулфборн, -- но здесь одни белки. Надо охотиться, а вы спали.
   Проснулись Рондальф и Голкрифт. Они, как лучшие стрелки, отправились на охоту вместе с Южанином, которому лес был знаком лучше, чем всем нам. Мы с Вулфборном стали раскладывать костёр.
   -- Вы трепались как сороки, -- сварливо заметила я. -- Что это на тебя нашло?
   Великан смущённо пожал плечами.
   -- Парень знает толк в оружии и в драках. Ты злишься, что он не видит в тебе воина?
   -- Нет. Я злюсь, что он видит в себе великого воина.
   -- Напрасно. Ведь это правда.

***

   Сумерки в лесу подкрадывались незаметно. Только привыкнешь к тени и сырости -- бац, а вокруг уже тьма и холод, и толстые сучья вековых деревьев превратились в угрожающие фигуры, и пахнет не мхом и прелью, а гниющим трупом и слюной хищника... А уж с восходом луны и того мрачнее -- будто в преддверии Края Вечной Зимы, куда Илзрель посылает ничтожных людишек, не заслуживших ни Края счастливой охоты, ни перевоплощения в мире людей. Всё мертвенно-серого цвета и будто томительно ждёт ураганного порыва ледяного ветра с метелью и острыми градинками. Но порыва нет, и хочется от этого ожидания выть...
   Караулил Голкрифт. Он разбудил всех, меня в последнюю очередь. Отчего-то я догадалась, что Южанин проснулся сам. Он протягивал Рондальфу взведённый арбалет, а мне жестом приказал застыть. Голкрифт тоже заряжал арбалет. Вулфборн подчинялся приказу не вставать на ноги, но в глазах его было недоумение -- ему ещё не доводилось применять Крушитель, сидя или передвигаясь ползком.
   Показалось или что-то мелькнуло у густой ели? Южанин еле заметно кивнул. Пигмеи подкрадывались, и если бы кто-то из нас встал, он был бы отличной мишенью для их стрел. Но и сидя, Вулфборн чересчур бросался в глаза: Южанин толкнул его, и тут же пролетели четыре стрелы, там, где была спина Вулфборна. Похоже, нас окружали. Южанин и Голкрифт выпустили несколько стрел. Раздался будто бы стон и шелест -- пигмеи умирали молча, чтобы не выдать местонахождения соплеменников. Рондальф жестами приказал нам занять места в засаде, а Вулфборну -- лечь. Наступила пауза. Я и Голкрифт оказались в тени толстенной пихты, Рондальф и Южанин затаились под елью, в зарослях ежевики терпеливо страдал Вулфборн.
   Пигмеи послали ещё несколько стрел, но по приказу но по приказу вождя мы не отвечали. А потом мы увидели их. Наши противники всерьёз подготовились к схватке -- в лунном свете на их лицах и телах вспыхивали полосы белой боевой раскраски, на головах были громоздкие сооружения из застывшей грязи и перьев. Когда они подкрались достаточно близко, с нашей стороны вылетело три стрелы. Снова молчание и глухой шорох от упавших тел. Оставшиеся -- а их большинство -- перебегают от дерева к дереву, пригнувшись, быстро, от укрытия к укрытию -- и вот первый из них выскакивает прямо на меня. Я успеваю снести ему голову неожиданно и бесшумно, но следующий всё же насторожился и в мою сторону летит стрела. И тут раздаётся лязг стали, родное чавканье Крушителя и странный хруст. Следующий мой противник издаёт боевой вопль и целенаправленно заносит в мою сторону топор, выкатываясь из кустов. Я уворачиваюсь в последний момент и сила его собственного удара проносит его вперёд, когда Клык вонзается в его спину. Кольчуг они, видимо, не признают, и это облегчает задачу. Краем глаза я различаю силуэты остальных. Голкрифт фехтует, изящно даря смерть; Рондальф, не делая лишних движений тяжёлым двуручным мечом выпускает кишки и рубит кости; Южанин почему-то без меча, зато перебрасывает кинжал из руки в руку, да ещё кулаком ломает черепа и челюсти. Вольготнее всех чувствует себя Вулфборн, к нему немногие рискуют приблизиться, зато многие уже лежат у его ног с проломленными рёбрами и треснувшими головами. Я сама вынуждена вертеться вовсю -- у двух моих противников щиты и их не так просто достать, а сами они норовят ужалить меня клинками, заставив отойти от дерева и подставить спину. Повернувшись к одному, я неожиданно даже для себя наклоняюсь, резко ударяя ногой назад и чувствую, что тот, сзади, упал, а этому, спереди, бью Клыком ниже щита, по коленям -- приём, которого пигмеи не могут ждать от людей в полтора раза выше себя. Он падает, я поворачиваюсь, но упавшего пигмея уже пригвоздил Голкрифт. Похоже, бой окончен. Я ищу, чем бы вытереть Клык. Запах крови исходит от его лезвия и у меня появляется странная жажда... Я хочу коснуться лезвия губами, чтобы полнее ощутить упоение победой через кровь врага.
   Рондальф осторожно подошёл, взял Клык из моей руки, вытер его и вложил в ножны. Он знал, что иногда я хочу драться зубами, перегрызая глотку и глотая кровь -- и нашёл это желание обычным, пояснив, что во мне говорит кровь древних воинов, во времена которых желание сожрать врага было не только естественным, но и закономерным. И всё же я попросила его пресекать во мне такие побуждения. А иногда я пребывала в противоположной крайности -- испытывала ужас перед необходимостью убивать и горе доставляло мне зрелище поверженного врага. Рондальф относил это на счёт женской чувствительности, свойственной женщинам тех народов, в которых дерутся только мужчины. Как бы там ни было, от этих колебаний настроения моё боевое искусство не страдало.
   Подошёл Южанин.
   -- Таким способом я ещё никогда не лишался меча!
   Оказалось, Южанин сделал сильный выпад, проткнул двоих пигмеев -- одного вместе со щитом -- но тут его ранили в руку, пустяково, но те двое, сколотые, успели как-то криво отшатнуться и упасть, а тут напали остальные и стало не до поисков меча в трупах.
   -- Надо идти. -- сказал Рондальф, -- Здесь даже не поохотишься к завтраку, мы всю дичь распугали, кроме падальщиков.
   -- Послезавтра выйдем из леса, -- пообещал Южанин, -- там деревня, отрезанная от всего мира, но она считается уже королевством Осфот. Впрочем, я не слыхал, чтобы даже королевские сборщики податей добирались туда. Дальше опять будет лес, но посветлее.
   Вулфборн шумно вздохнул.
   -- Ты не слыхал, чтобы сборщики податей туда добирались, или им просто не удавалось уйти?
   -- Я-то ушёл. -- отвечал Южанин. И, подумав, добавил: -- Правда, это было очень давно.

***

   Деревня оказалась горсткой маленьких, но крепких с виду домов, окружённых аккуратными полями. Я всё это оценила с первого взгляда, но Властелины Севера, не встречавшиеся до сих пор с оседлой жизнью вообще -- а не то что с бревенчатыми домами и огородами -- застыли на опушке леса, сумбурно обмениваясь впечатлениями. Южанин имел такой гордый вид, будто это он сам нам на потеху сотворил деревню. Я подошла к нему и с наивозможнейшим ехидством спросила:
   -- И какое гордое имя носит это великое поселение?
   Южанин хищно улыбнулся.
   -- Боюсь, тебе не понравится. В переводе это место зовётся "Последние настоящие люди".
   -- А мы кто же? -- насупился Вулфборн.
   -- И на кого эти настоящие люди похожи? -- поинтересовался Рондальф.
   -- Да, особенно женщины? -- уточнил Голкрифт.
   Вместо ответа Южанин кивнул в сторону. Мы обернулись.
   Я с трудом подавила смешок. Это настоящие люди? Девушка едва ли встретила двадцатую осень, а уже втрое шире меня в бёдрах, зато на голову ниже и намного уже в плечах. Правда, и грудь у неё уж наверняка больше, чем у меня когда-либо будет. Ну почему Голкрифт и Вулфборн смотрят на неё, как на Верховную Праматерь? У неё прямые, светло-серые какие-то волосы, узкие щёлки тускло-серых глаз, маленький толстый нос и тонкогубый крохотный ротик. Ах, да, Властелины Севера впервые видят подобного зверька...
   Южанин обратился к ней на незнакомом мне языке и вскоре эти двое защебетали, будто были с детства помолвлены. Направляясь с девушкой к деревне, он махнул нам рукой, мол, следуйте за нами. Властелины Севера двинулись, как сомнамбулы, не отрывая глаз от того места, что служит корнем ногам -- девушкиного, разумеется. Я расправила плечи, вскинула голову и гордо пошагала в хвосте.
   Рондальф поотстал, дождался меня, взял за руку, и, заговорщицки наклонившись к моему уху, спросил:
   -- Это что же, чем южнее, тем шире... э... ну...
   -- Да уж, -- мстительно прошипела я, -- А по берегам Солёной Бездны они даже от земли оторваться не могут.
   -- Врёт она. -- обернулся Южанин. -- По ту сторону солёных вод живут женщины, чья кожа цвета сосновой коры, но они ростом с него, -- кивок на Вулфборна, -- тонкие и гибкие, как лоза, а груди -- с твою голову.
   -- Ну, если тварей с таким цветом кожи считать людьми... -- запальчиво начала я.
   -- Какая разница? Не детей же с ними растить. -- отозвался Южанин и, похоже, его молчаливо одобрили.
   Мы вошли в поселение. Нас приветствовал лай собак и несколько ребятишек, игравших в битву с палками вместо мечей -- возможно, сборщики налогов действительно не возвращались отсюда. Девушка провела нас к одному из домов, жестом пригласила войти, а сама задержалась, беседуя с Южанином. Он пояснил:
   -- Сейчас мужчины на охоте, она нас покормит, но когда они вернутся, места в доме не будет и ночевать придется кому в сарае, а кому и в саду под открытым небом.
   -- Зачем нам разделяться? -- быстро спросил Рондальф. Южанин смерил его взглядом, потом в упор уставился на меня и хмыкнул:
   -- Вам виднее.
   -- Никакой кормёжки, пока не вымоюсь. -- заявила я. -- Есть здесь водоём?
   -- Озеро. Я провожу, но уж извини -- не до еды.
   -- Вот тут ты прав. -- поддержал Вулфборн, с вожделением поглядывая на стол -- хвала Великим богам, хоть отвлёкся от туземной задницы.
   Девушка выставила на стол лепёшки, сушёные какие-то колбасы и пиво. Она всё норовила оказаться между Южанином и Голкрифтом, и я, из чистого ехидства, пожаловалась на сквозняк и села аккурат между ними. Но и она оказалась не из деревенских простушек -- мигом определила, что мой мужчина -- Рондальф, и стала подавать на стол строго с его стороны, чуть не в тарелку ему свешивая грудь. Мужчины, кроме Вулфборна, откровенно забавлялись. Вулфборн поступал куда умнее. Он ел.
   Покончив с угощением, мы вышли в сад. Властелины Севера недоверчиво слушали уверения мои и Южанина в съедобности висящих на ветках плодов. Я признала, что, в общем-то, дней через пять они будут куда слаще, но и сейчас неплохи. Рондальф первым попробовал яблоко и вскоре они уже вовсю хрустели, делясь впечатлениями. Я напомнила Южанину об обещании показать мне озеро и мы вышли на улицу.
   Девушка, которую, кстати, звали Ненала, догнала нас на краю деревни. Она обратилась к Южанину с беспокойным вопросом, он кивнул и она отчаянно замотала головой, что-то сбивчиво говоря. Попыталась помочь себе жестами. Южанин смотрел на неё, как на заговорившую человечьим языком белку. Переспросил. У неё, похоже, начиналась истерика. Он повернулся ко мне и пояснил:
   -- К озеру нельзя. Смерть. Плохое место. Подробности либо я не понимаю, либо какая-то магия лишила её разума.
   -- Хватило бы и очень слабенькой магии. -- мрачно заметила я, -- Что именно она говорит?
   -- Люди и приходящие на водопой животные умирают очень страшно, иные не доходя нескольких шагов до воды. Ладно, придут мужчины, выясним у них. -- он повернул в деревню.
   Мыться пришлось за сараем, водой из колодца. Потом я переоделась в приобретённую в деревне рубаху, подпоясавшись ножнами с Клыком. Потом, развесив на изгороди свою одежду, я вышла в сад. Вулфборн, развалившись под яблоней, медленно сдавался сну. Рондальф под другим деревом осматривал своё вооружение. Я села рядом и поинтересовалась, где остальные.
   -- Южанин пошёл спрашивать у других местных насчёт озера. А Голкрифт учит их язык с помощью нашей хозяйки.
   Я подошла к плетню, отделявшему сад от двора. Ненала, пользуясь тем, что гости натаскали ей воды, устроила постирушку, а Голкрифт тыкал пальцем в разные предметы и вопросительно смотрел на неё. Она говорила названия и он в точности повторял, вызывая её улыбку. Я вернулась к Рондальфу, молча протянула ему Клык. Он внимательно осмотрел лезвия, попробовал остроту и вернул мне.
   -- Думаю, он не затупился бы и о череп гоблина.
   -- Так оно и есть. Только вместо гоблина был дрянной старый медведь-одинец. Впрочем, череп я ему так и не разрубила, только пустила кровь в глаза и, воспользовавшись его слепотой, зашла сзади.
   -- Остроумно. В юности Апрель убил одного медведя-одинца, но потом две осени заново учился ходить.
   Я кивнула. Мы помолчали. Вдруг со двора раздался негодующий визг, переходящий в хихиканье. Рондальф поднял голову.
   -- Голкрифт! -- окликнул он, -- Если у неё есть мужчина, мы рискуем оставить здесь себе врага!
   -- Я ничего такого! Я учу язык! Я только спросил, как называется то, чем садятся на лавку!
   -- Её или твоя? -- уточнила я.
   -- Её, конечно! -- тоном оскорблённой невинности возвопил Голкрифт. Зашевелился Вулфборн и пробормотал:
   -- Хоть про сиськи спроси, только тише, дай поспать...
   Мы все стихли. Вскоре пришёл Южанин. Я и Рондальф вышли во двор, видимо, здорово помешав Голкрифту воспользоваться советом Вулфборна.
   -- Эти бабы нарассказывали мне таких страхов... Может, дождёмся версии мужчин? -- но мы потребовали рассказать хоть страхи и Южанин смирился. -- Несколько лун назад стали исчезать женщины, ходившие к озеру стирать. Ходили по трое-пятеро, и никто не вернулся. Когда исчезло две группы, с третьей пошли двое воинов. Никто не вернулся. Пошёл целый отряд. На тропе к озеру всё было как обычно. Выйдя на берег, увидели недалеко от воды разбросанные корзины с бельём и оружие двух воинов. Решили, что из озера выходит чудовище и уволакивает людей. Попробовали послать туда собаку, но она скулила и не шла. Тогда один воин, вынув меч, пошёл к корзинам. Не доходя пяти шагов до озера, он вдруг закричал. Рука, державшая меч, оторвалась и упала на песок, а он стоял, корчился и кричал. Ему на помощь бросились ещё трое, и все они, переступив какую-то черту, стали извиваться, кричать, покрываться ранами. Одному оторвало голову. Кровь не падала на песок, хотя текла из ран. Вскоре на песке остались четыре скелета. На следующий день скелеты тоже исчезли. Больше никто к озеру не ходит. Больше всего они боятся, что это нечто из озера проголодается и придёт в деревню.
   Мы переглянулись. Голкрифт первым озвучил наши думы:
   -- Нам здесь только переночевать и идти дальше. Нечто из озера не будет же нас преследовать, когда под боком целая деревня.
   -- Да, мы не за этим шли. -- согласилась я. Рондальф помолчал, и, тщательно подбирая слова, медленно сказал:
   -- Но нужно хотя бы посмотреть, что мы оставляем в тылу.
   -- Да, -- подхватил Южанин, -- поймать какого-нибудь зверя... или пигмея... хоть и раненого, и забросить туда, а самим хоть взглянуть.
   -- Ну, посмотрим. Увидим то же, о чём рассказывают деревенские. И что?
   -- Если это нечто ест, -- также медленно продолжал Рондальф, -- его можно убить. Для начала попробовать отравить, например.
   У Голкрифта загорелись глаза. Он повернулся к Южанину.
   -- А где у лесного зверья новый водопой?
   -- Можно выяснить. Видимо, какой-то крупный ручей. Подбить там кабана или волка...
   "Дети." -- мрачно думала я, сильно подозревая, что присутствие Неналы подогревает горячие головы. А эта троица уже вовсю обсуждала план засады на зверя и способы отравить ему кровь. А потом они собирались ещё проследить, куда девается скелет. Демонстративно зевнув, я ушла в сад. Зря старалась -- никто и не заметил. Кроме, может быть, злорадствующей Неналы.
   Под вечер пришли мужчины. В доме Неналы их оказалось трое -- отец и двое братьев. Отец и младший брат были великаны, широкоплечие и длинноногие, а старший из братьев, Кахив, представлял собой бородатую копию сестры -- не выше меня ростом, узковатый в плечах и с животом, подобным зобу сытой птицы. Однако все трое вдохновились изложенной Южанином идеей охоты на нечто у озера. Трусами они не были.
   На поимку зверя пошли трое лучших охотников, Южанин как переводчик и Вулфборн как силач, на фоне которого отец и брат Неналы как ивовые прутики рядом с дубом. Похоже, никого не волновало, что Ненала решила вдруг спать в саду -- якобы чтобы двое гостей, вернувшись с охоты, легли со всеми удобствами в доме. Конечно, жена Голкрифта -- моя лучшая и, пожалуй, единственная настоящая подруга, но к таким эпизодам мы обе относимся одинаково -- если мужчина всегда возвращается к тебе и бросает к твоим ногам всю добычу, то такие, как Ненала, бабёнки в его жизни, считай, тоже твоя добыча. Так что если местные жители не против заиметь в своей деревне маленького Властелинчика Севера, то нас это тем более не беспокоит. Не нам его растить, перефразируя Южанина.
   Я разместилась в сарае и честно собиралась спать, когда меня почтил своим визитом вождь.
   -- Ты против опасной затеи или против нашей хозяйки? -- без предисловий спросил он. Я фыркнула.
   -- Хозяйка не заслуживает внимания. Поначалу я была против напрасного риска. Но если никто не пойдёт к озеру сам, а всего лишь загонит туда раненое животное... Хотя боги предпочитают риск любопытству. Впрочем, мы и так рискуем. Нас разделили и, возможно, принесут в жертву этой твари у озера.
   -- Поэтому я и не сплю.
   -- Так займись делом. Расскажи, что за пирующие призраки погубили доспехи.

***

   Когда-то, незадолго до появления в этом мире Властелинов Севера, здесь обитали не менее великие воины. Их боги тоже были молоды и из свойственной молодости тяги к приключениям нередко поселялись среди своих подданных и жили какое-то время как люди. Они были, пожалуй, слишком совершенны, слишком красивы, слишком безрассудны в битве, их смех был слишком мелодичен -- но они были как люди, их окружавшие, и подчинялись их обычаям.
   Великие воины выбирали себе вождя за его ум, отвагу, силу и храбрость. Однако бывало так, что вождь провожал множество осеней, сохраняя всё, кроме силы. Когда он не мог больше одним взмахом меча убить двоих врагов, его народ выбирал ещё одного вождя -- военного. Тогда в мирное время правил мудрый старец, а в военных походах командовал вождь умный, отважный, храбрый и сильный, и более старший вождь мог лишь советовать.
   И вот великие воины захватили многие земли -- и леса, и равнины, и горы. Но одну большую долину в горах они не могли завоевать -- населявшие её люди тоже жили войной и, кроме того, горы и долина были их домом, в котором они знали все входы и выходы и уже третью осень шла война.
   Тогда у великих воинов было как раз два вождя: мудрый старец Рановод и военный вождь Лашог. И караульные донесли Лашогу, что трое воинов из долины идут к ним без оружия и не скрываясь. Лашог велел не трогать чужаков и те предстали перед советом народа.
   -- Нас всех измучила война. -- сказали воины долины. -- Мы жили здесь с тех пор, как над горами впервые взошла луна, и лишь раз-другой в солнцеворот выходили на Восход собрать дань с деревень -- во имя всесильной богини Крови. Никто никогда не видел края земли, но и до него ещё много есть гор, долин и озёр. Мы хотим мира с вами. Оставьте нам наши горы, нашу долину и несколько деревень к восходу от неё -- и мы пропустим вас через наши земли, дадим вам кров и еду, а если за вами будут гнаться враги, им придётся обойти наши земли или воевать. А в знак мира и согласия между нами пусть наш народ и ваш народ соберут по дюжине дюжин детей, встретивших третью, но не встретивших девятую осень и мы поменяемся детьми. И когда девочка двенадцать лун подряд уронит кровь, а мальчик убьёт и принесёт к костру гигантскую кошку, пусть они сами выбирают -- остаться или вернуться, их никто не будет выгонять и никто не будет удерживать.
   Великие воины устали от войны. Они готовы были принять такой мир. И только Лашог военный вождь заявил:
   -- Нас множество, но их -- тьмы. Что им дюжина дюжин детей? Они предадут нас и ударят нам в спину.
   Кое-кто согласился с военным вождём. Но тогда Рановод предложил привести в совет дюжину женщин. И когда они пришли, он заговорил:
   -- Слова Лашога не лишены справедливости. И давайте допустим, что мы поступим так: примем дюжину дюжин их детей, а сами, поскольку нас меньше, отдадим им дюжину. А потом, пройдя в их земли, ударим их в спину, пожертвовав лишь дюжиной детей -- что нам до них, от волков и змей гибнет больше. Пусть матери этих детей скажут, что будет дальше.
   Встала одна из женщин.
   -- Мы проклянём тебя, вождь. Мы проклянём воинов. Мы не будем ухаживать за ранеными, а если наши мужья поддержат тебя, мы убьём их спящих.
   И все женщины согласились с ней: даже если за одного своего ребёнка они убьют дюжину чужих, родного это не вернёт и сердца не излечит. И тогда Рановод сказал Лашогу:
   -- Думаешь, их матери поступят иначе?
   Было решено принять условия мира. Посланников отпустили, назначив время и место обмена детьми.
   На заре того дня, когда должен был состояться обмен, одного мальчика укусила ядовитая змея. И Лашог стал говорить, будто это дурной знак, и многие готовы были поверить ему. Внезапно на опушке рощи, возле которой собирались люди, появилось серебряное облако. Оно двигалось к людям и вскоре они разглядели прекрасного воина в доспехах, но без шлема, и узнали нём своего бога, Ветра Войны.. он вёл за руку мальчика, ровесника погибшего от укуса. Он подвёл его к матери погибшего и сказал:
   - Я божество войны, но не в силах видеть, как гибнет мой народ. Я дарю тебе своего сына, женщина. Отдай его вместо того, которого позвали духи предков, и пусть ваши воины оставят этот народ позади, завоюют для меня ещё многие земли и вернутся сюда с миром.
   С этими словами Ветер Войны исчез, оставив мальчика в объятиях новой матери. А пасле полудня сын божества войны вместе с другими детьми пришёл в долину, где их обменяли на детей бывших врагов, а ныне кровных братьев. И великие воины, погостив в долине, пошли дальше Лашог вёл их к новым победам.
   Рановод не дождался следующей осени и военный вождь стал единственным вождём. Видимо, он ждал того времени, когда сын Ветра войны сможет сделать выбор и вернуться к своему народу, к ждущей его матери. А до тех пор великие воины дошли до берегов Солёных Бездн, миновали Бескрайние Пустыни, и, поскольку воевать было больше не с кем, они повернули назад, отягощённые добычей и окрылённые надеждой остаток дней провести остаток дней в покое и гордости - ведь они покорили весь мир.
   Они пришли к народу долины и увидели многих своих детей - прекрасных девушек и отважных юношей. Большинство их пошли со своими отцами - взглянуть на матерей, сестёр и братьев. Лашог испытал злую радость, когда сын Ветра войны присоединился ним. Отдохнув у народа долины, великие воины возвращались к своим семьям.
   И вот великие воины вернулись к своим очагам. Их приветствовали, как богов, ещё радостнее, чем сына Ветра Войны. Но юноша, казалось, и не искал поклонения - он проводил все дни с названной матерью, а ночами охотился на разных чудовищ и украшал их шкурами жилище матери. А когда поменялась луна, юноша попросил людей собрать совет.
   И сказал он совету:
   - Я жил с вами и видел - мир не нарушаете. Я спокоен. И я вернусь в долину, где меня ждёт суженая. Мой очаг - ваш очаг.
   Всё-таки он был сын божества, и великие воины смутились, услышав, что он покидает их. Но коль не будет больше войны, не всё ли равно, где живёт сын Ветра Войны? И его проводили с почестями.
   Лашог умело отбирал верных людей. Даже уход сына Ветра Войны он обратил в свою пользу - не замышляет ли тот предательства? Может, он действует вопреки воле отца? Может, это знак? Молодёжь скучала без войны. И настал день, когда молодые воины сами потребовали у Лашога:
   - вождь, боги войны заставляют нашу кровь кипеть. Мы обретём покой, лишь напоив их кровью народа долины. Веди нас или не мешай нам.
   Разве мог мудрый вождь послать неоперившихся птенцов, одних, на гибель, без опытного вожака, с одной лишь молодой храбростью и дурной силой? И Лашог повёл молодых и многих опытных воинов. Покарать предателей, оставшихся с чужаками - так звучал их клич.
   Они смяли, растоптали и утопили в крови народ долины. Опьяневшие от победы, которая делала их абсолютными властелинами мира живых, великие воины провозгласили Лашога вождём и повелителем народов. Снова прошли великие воины огнём и мечом по всей земле, подтверждая и укрепляя свою власть. И когда никто более не противился им, в захваченном прекрасном замке они устроили пир, на котором Лашога короновали. На пиру были воины, для блеска отёршие пыль с доспехов шелками, награбленными на востоке, их жёны и дочери, только-только снявшие грубые рубахи и звериные шкуры и одевшиеся в парчу так, будто из чрева матери они упали на золотое и серебряное шитьё, и музыканты, с вожделением касающиеся серебряных струн украшенной алмазами арфы...
   И в разгар пиршества вошла женщина в груботканой рубахе и платье из выделанной шкуры тигроволка. И все узнали добычу сына Ветра Войны, подаренную им матери. И все вспомнили, что юноша погиб, обагрив меч кровью полудюжины своих братьев, великих воинов. Её хотели прогнать, но она лишь прокляла их и ушла сама. Опьянённые, великие воины и их женщины пропустили мимо ушей слова матери, повредившейся от горя. И продолжали пировать.
   Но с тех пор, умирая, великие воины не попадали в Край Счастливой Охоты. Их жёны и дочери, украсившие себя парчой и бархатом, не становились духами стихий. Нарядные, опьянённые победой, они занимали свои места за столом Вождя в короне, и сердце сына Ветра Войны освещало их мрачный пир, и пространство вокруг пустело, как пустели земли, узнавшие силу меча великих воинов.

***

   На небе не было ни единого облачка, и солнце играло в густой листве, пробивалось сквозь ветви, делая тень похожей на рваное кружево. Я шла в хвосте охотников на нечто у озера. Усталость от жары одолевала меня, но злость побеждала. Хотя всего двое знали, что затеял Южанин, остальные почему-то не злились на него, а, как глупые дети, ждали сюрприза. Вулфборн волок пойманного ночью кабана, а Рондальф и Южанин - узкие кувшины с вонючей смесью. Голкрифт изменил своему арбалету и на его плече висел лук, а за спиной - полупустой колчан со стрелами. Кроме того, нас сопровождали четверо мужчин из деревни, которые с явным неодобрением относились к моему присутствию, зато каждое слово Южанина ловили, и наперебой старались угодить Властелинам Севера.
   Мы вышли из леса, и нам открылось озеро, грозное в своей безмятежности. Синее, как глаза Рондальфа, и безбрежное, как владения Ледяной Воительницы. Я не чувствовала опасности, но вдруг поверила во все кошмарные россказни жителей деревни, в которых прежде сомневалась.
   Рондальф и Южанин пошептались, затем последний кивнул одному из местных. Парень достал из корзины курицу со свёрнутой шеей (вот, значит, почему всю дорогу я чуяла свежее мясо. Широко размахнувшись, он отправил птицу в её последний полёт к озеру.
   Будто лёгкая рябь пробежала по воде а потом и по песку. Не коснувшись земли, пёстрая тушка исчезла в воздухе.
   - Нормально . - сказал Рондальф. - Падаль оно тоже ест. Но, может, с живым кабаном провозится дольше.
   Кабан, как будто уяснив, что его ожидает, начал визжать и рваться. Помянув мочу лесных духов, Вулфборн встряхнул его, но кабан и не думал успокаиваться. Южанин окликнул отца Неналы, который был почти так же широк в плечах, как он сам, но ещё и на голову выше. Все подошли поближе. В паре шагов от нас проходила граница смерти - песок за ней был гладкий, как поверхность воды в колодце, и лишь корзины с бельём да пара мечей говорили, что когда-то здесь проходили люди.
   Я так задумалась, что пропустила команду к началу и очнулась, когда визг кабана перешёл в хрип, кабан упал на песок и у него тут же оторвало заднюю ногу, кровь фонтаном ударила в воздух и в нём исчезла.
   Две чёрных змеи и одна огненная устремились к агонизирующему животному. То, что произошло потом, будет преследовать меня в кошмарных снах до ухода с этой земли.
   Видели ли вы, как извиваются и бьются щупальца осьминога, прибитого острогой ко дну? Видели ли вы, как в жаркий день купаются в луже птицы, взбивая крыльями радугу брызг? Слышали ли вы, как ревут, сцепившись в смертельном бою, белый тигр и саблезубый медведь? А теперь представьте всё это вместе, возросшим до гигантских размеров, с языками огня вместо капель воды.
   Охваченные огнём, скручивались кольцами и колотили по земле щупальца толщиной в шею буйвола. Огненные крылья бились, разбрасывая капли пламени, и крик, полный боли и ненависти, вырывался, казалось, из могилы, полной вампиров.
   Когда всё закончилось, возле обуглившейся туши кабана тонким слоем лёгкого пепла на песке легли контуры чудовища. Я оглянулась на мужчин. Первым пришёл в себя Голкрифт, он пробормотал:
   - Я что-то слышал... Не помню.
   - Похоже на кракена. - медленно проговорил Южанин. - Только очень маленького.
   Рондальф первым пересёк бывшую черту смерти, и я бросилась за ним. Он поднял горстку невесомого пепла, всё ещё недоумённым взглядом обвёл останки кабана и берег озера.
   - Других, наверное, нет? - как-то неуверенно обратился он ко мне.
   - Ясно, нет. Ему и одному прокормиться сложно было.
   - Что за кракен? - спросил Вулфборн Южанина.
   - Осьминог размером с гору. Но водится в солёной воде, отлично виден, не выходит на берег и не имеет крыльев.
   - Может, это его детёныш?
   - Боюсь, мы этого не узнаем.
   Обо мне опять забыли. Вспомнив любимое ругательство моей родины, я в два счёта разделась и нырнула. Испуганный возглас Рондальфа, ехидное замечание Южанина, угрозы Вулфборна (пусть только живой вернётся, скунсова струя, я ей уши оборву...) - всё это пугало меня мало, поскольку Властелины Севера не умеют плавать, а местные жители осторожничают. Честно сказать, я и сама обычно не заплываю далеко в незнакомых водах, но я обиделась на Рондальфа и остальных - могли бы и сказать, что намерены облить это нечто горючей смесью и пустить зажжённую стрелу, а уж делали вид, будто по меньшей мере первородного бога на помощь вызвали.
   Вдруг что-то схватило меня за ногу и резко дёрнуло вниз. Я ударила свободной ногой, хлебнула воды, но уже отпустило, а вынырнув, я обнаружила Южанина. Он, похоже, был зол.
   - Заворачивай, - буркнул он. - твой красавчик чуть не утоп, прыгнув следом, его только Вулфборн и смог удержать. - и, отвернувшись, поплыл к берегу.
   Я вышла из воды чуть в стороне, где лежали мои вещи. Одевшись, подошла к остальным. К счастью, Вулфборн поостыл и лишь сказал нарочито громко, обращаясь к Южанину:
   - Может оно и правда, что девчонкам в походе делать нечего.
   Рондальф тоскливо протянул:
   - А я думал, в тёплой воде плавать легко...
   - Если б ты думал! - фыркнул Южанин.
   - Легко не в тёплой, а в солёной. - ответила я Рондальфу. Игнорируя остальных, мы направились к деревне. Позади тихо ругался Вулфборн, жители деревни собирали мечи и корзины - похоронить по-человечески вместо владельцев этого добра.
   Рондальф сказал, что это была идея Южанина - попытаться поджарить нечто у озера. А Рондальф вспомнил, что Апрель как-то учил его делать состав, который не гаснет даже в воде. Ночью они нашли необходимый для этого чёрный источник и утром приготовили смесь.
   Но я думала о своём. И, резко остановившись, сказала:
   - А знаешь, как я научилась плавать? Меня посчитали колдуньей и, связав, сбросили с моста в реку. Считалось, если девочка тонет - она чиста, если выплывает - колдунья и её нужно убить. Я не только выплыла, но и держалась на воде, пока меня било течением о камни. Когда все решили, что река меня сама убьёт, погоня отстала, а меня, наигравшись, река выбросила на берег. тальных, мы направились к деревне.егко...е делать нечего.нную стрелу, а уж делали вид, будто по меньшей мере первородного бог
   - Ты сильнее меня. - тихо ответил Рондальф. - Если бы что-то случилось с тобой, я не стал бы бороться за свою жизнь.
   Мы стояли в рваной тени залитых солнцем деревьев. Голоса наших спутников приближались.
   - Приходи, когда взойдёт луна, - попросила я. - И больше ничего не рассказывай.

***

   Казалось, давным-давно мы вышли из леса и пробирались по болоту среди чахлых, но колючих кустарников и холмов, на которых в изобилии кишели змеи. Никто, кроме гадин не подкрался бы к нам незаметно, но и самим нам в случае опасности скрыться было бы негде. Голкрифт, самый лёгкий и ловкий, прокладывал путь. Впрочем, пока болота не были враждебны - даже самая тонкая сеть травинок лишь слегка неохотно прогибалась под шагами Вулфборна с Крушителем на плече. Рядом с ним шёл Южанин. Эта парочка уже обсудила все известные им виды оружия, и сейчас они спорили, в каком случае небходим щит, а когда лучше занять свободную руку кинжалом.
   Рондальф, шедший чуть позади меня, вдруг остановился и тихо сказал:
   - Здесь пахнет смертью.
   Моя рука потянулась к Клыку, но не из-за настоящей опасности, а в ожидании, что Южанин скажет какую-нибудь гадость, наподобие "да, десять лет назад здесь издохла ящерица". Он постоянно изводил меня ехидными шуточками, и, что обидно, остальные находили их забавными. Но уж если он и к словам вождя отнесётся иронически, я наконец-то пущу ему кровь.
   Все остановились. Южанин кивнул.
   - Желтохвостые черви по-видимому. У меня не такой тонкий нюх. Пахнет гниющей змеиной шкурой? - теперь кивнул Рондальф. Голкрифт спросил:
   - Они живут в болоте?
   - В норах в холмах. Если запах усилится, значит, они близко и нам лучше идти быстрее. Увидевший этих тварей может повредится умом.
   Фыркнув, Вулфборн поправил на плече Крушитель, всем своим видом давая понять, что если враг из плоти и крови , то его можно убить, а как он при этом выглядит - неважно, не всякой же шкурой жилище украшать. Рондальф улыбнулся, обращаясь к нему:
   - Бывает так, что ты радуешься красоте северной радуги? Или успокаиваешься, наблюдая полёт птиц?
   - Ну.
   - Значит, у тебя есть не только руки, чтобы держать Крушитель, но и ум, на который воздействует то, что ты видишь?
   - Ну.
   - Выходит, какое-то зрелище может повредить твоему уму?
   Вулфборн насупился, но, видимо, согласился. Лишь спросил:
   - Что они за твари?
   - Змеелюди не все жили среди людей. Некоторые предпочитали общество змей. Змеи, мол, ближе им по крови. Но ум змеелюдей не был уже чистым духом Всеобщего Змея, он был испорчен, взяв всё худшее у людей. И змеелюди, смешиваясь со змеями, выродились в жалких, озлобленных, уродливых рептилий, пресмыкающихся, пожирающих друг друга. Я знал человека, который видел эту тварь мельком. Этот человек долго тосковал, говоря, что видел будущее человечества. Он спасся тем, что стал жрецом в храме в храме одного закатного божества, требующего непрестанно постигать науки, отказываясь от излишеств, роскоши и гордости. Я, правда, не нахожу, будто это свидетельствует о сохранении у него ума...
   - Они нападают на людей?
   - Они жестоки, но трусливы. Если на каждого из нас не будет по трое-четверо желтохвостых червей, они лишь пошипят нам вслед. Они вымирают.
   Дальше шли молча. Солнце клонилось к закату, когда и я ощутила мерзкое дуновение смерти, наступающей после долгих лет гниения и злобы. Мы условились продолжать идти ночью - не спать же посреди болота.
   Внезапно Голкрифт остановился. Он повернулся к нам с гримасой отвращения.
   - Того, кто требует подобного жертвоприношения, я утопил бы в скунсовой струе.
   Мы приблизились. То, что лежало у нас на дороге, когда-то - не более суток назад - было великолепным животным, похожим на снежного оленя, но вдвое меньше и со шкурой цвета песка. То, чем оно стало сейчас, и вправду напоминало жертву какому-то кровожадному божеству. Передние ноги, изломанные, были загнуты за спину и крепко связаны. С задних очень аккуратно и ровно были сняты полоски кожи, послужившие путами для передних. Неизвестным инструментом была спилена часть черепа с рогами - но мозг не повреждён. Ни одна из ран не была смертельной - животное умирало в долгих страданиях. Сейчас оно, несомненно, было мертво.
   Я вспомнила рассказы Апреля о древних идолах, требовавших живого сердца и горячей крови жертвы. Но таких пыток не потребовали бы и они.
   Вулфборн вдруг отшатнулся.
   - Он жив! Он шевелится!
   Мы всмотрелись. Живот жертвы как-то странно, неравномерно пульсировал, хотя олень не был самкой, а тем более с плодом. Похоже, тварь, требовавшая жертвы, вселилась в её изувеченное тело. Мы схватились за оружие. Мгновенное колебание - мы ведь не знали, насколько могущественна эта тварь - сменилось яростью. После первых ударов то, внутри, заходило ходуном, будто и впрямь собиралось родиться. Мы продолжали своё дело, но кроме обычных внутренностей ничего необычного плотского в олене не было. Можно было поверить, будто нам всё почудилось.
   Южанин не принимал участия в избиении трупа. Длинной, хлипкой веткой болотного кустарника он перебирал кишки и куски, летевшие из-под наших мечей. Вдруг он выпрямился и торжествующе ткнул в какой-то ошмёток плоти. Потом с необъяснимым ехидством заметил:
   - А вот и злой дух, павший в неравном бою!
   - Объясни! - кипя злобой, потребовала я.
   - Сама смотри. - огрызнулся он.
   Его находка оказалась куском большой змеи.
   - Ты это искал? - требовательно спросил Рондальф. Хамить вождю Южанин поостерёгся.
   - Предполагал. - уклончиво ответил он. - Желтохвостые черви иногда развлекаются так.
   - Это один из них? - ахнул Вулфборн.
   - Нет. Если они сыты, они могут просто замучить животное... или кто им ещё подвернётся. У них нет богов, они никому не приносят жертв, но уважают предков. Возможно, с шуточками и без должной почтительности, но увидев недалеко от места расправы змею, они поймали её и запихали её в рот или... с другой стороны в это животное. Считается, что уж если не самой змее, то их общим предкам это по вкусу.
   - Как можно запихать туда змею против её воли?
   - Большая пустая кость. Узкой стороной вставляется куда угодно, в раструб засовывается голова змеи, а хвост прижигается.
   - Они, видно, мастера пыток. - помолчав, заметил Рондальф.
   - Им больше нечем развлечься в болотах. - ответил Южанин, будто оправдывая их.
   Мы снова пошли молча, мрачные, не выпуская из рук оружия.
   Вонь червей понемногу слабела - мы покидали их владения. Всходила луна, и в её свете мы увидели подступивший к краю болота лес. Я вспоминала подёрнувшиеся тусклой плёнкой глаза замученного животного и жалела, что не привелось раскроить череп хоть одной из этих тварей. Многим из нас случалось быть жестокими не по справедливости, но всегда существовала необходимость в таких поступках. Жестокость ради жестокости не терпели сами Великие Боги. Возможно, Южанин чего-то не знал, и у желтохвостых червей была какая-то причина поступать так?
   Южанин будто подслушал мои мысли. Он обернулся ко мне.
   - Это - часть человеческого в них. Худшего в людях, но человеческого. Если подумать, охота какого-нибудь дворянина со свитой и собаками на одного загнанного оленя недалеко ушла... или, скорее, немного не дошла до того, что мы видели.
   - Но они не люди!
   - я скорее верю, что это люди пока ещё не такие... не все. Животные ведь не убивают, связывая жертву её же шкурой, а для демонов они чересчур обросли плотью.
   Мы вошли в лес, и, ощутив под ногами твёрдую землю, повалились на неё. Вулфборн сразу захрапел, остальные были не прочь последовать его примеру. Я вызвалась караулить, поскольку сон не шёл ко мне, как это нередко приключалось в лунную ночь. Против обыкновения, Южанин мирно заснул, не сказав мне дежурной гадости.
   Тихо было в этом лесу, как, видно, и должно быть возле обиталища жестоких и трусливых убийц. Я почти не удивилась, когда при полном безветрии до меня вдруг донёсся тот самый запах - гниения, смерти и ненависти. Бесшумно покинул ножны и лёг в мою руку Клык.
   Тварь была одна. Лишь позже я вспоминала грязно-жёлтое тело гигантской многоножки, непропорционально большую голову на чешуйчатой шее и пучки щупалец на длинных коленчатых конечностях - усовершенствованные руки. Тогда, единым взглядом окинув всё существо, я утонула в его глазах. Как ошеломляющее откровение, пришло узнавание - истина, выбившая твердь из-под ног. Когда я узнала Ледяную Воительницу, я пережила нечто подобное - но сейчас намного чудовищнее, ибо я узнала не лицо, а душу. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу недоумение - ты такая, как мы, почему ты с ними?
   Всхлипнув, я ударила Клыком. Тварь вскинула руки и оба пучка щупалец, корчась, свиваясь в клубок и резко выпрямляясь, упали, а на меня брызнуло холодной, слизистой, но всё же исчерна-красной кровью. И тогда Клык вошёл туда, где могло быть сердце - чуть ниже беспомощно мечущихся культей рук. Я медленно поворачивала лезвие в ране, со злобным торжеством впитывая ужас и отчаянье в глазах твари. Как бы мы ни были похожи, я никогда не просила пощады на поле брани - значит, они другие, а моё место здесь.
   Первый же удар Клыка разбудил всех, кроме Вулфборна. Молча, взявшись за оружие, они смотрели на казнь. Когда голова твари глухо ударилась о землю, Рондальф осторожно забрал у меня меч, вытер о траву и вложил в ножны.
   - Он приполз один. - удивлённо заметил вождь. - Не слишком трусливый червь!
   - Что-то заставило его. Позвало. Что-то сильнее его воли. - задумчиво ответил Голкрифт. Южанин молчал, пристально глядя на меня.
   - Я не чувствую себя повредившейся умом. - осторожно сказала я.
   - Все безумцы говорят так. - это, конечно, Южанин.
   - Скажи о себе иначе.
   - Любопытство. Только человек в своём любопытстве настолько неосторожен. - отвечал Южанин Голкрифту и отправился будить Вулфборна. Мы пошли дальше в лес.
  

***

   Королевство Кофру забыло свою юность и жило воспоминаниями о былом могуществе и годах - а, может и веках расцвета. Тлен, лень и распущенность привлекали сюда искателей приключений. Высшая каста предпочитала изнемогать от скуки и выдумывать мрачные и мерзкие развлечения. Только король Эшамит мог ещё взглянуть в глаза правде - его власть незыблема, пока он не препятствует аристократии обирать своих подданных. Стоит ему затеять что-нибудь, угрожающее кошелькам или прихотям придворных, его жизнь прервётся даже не ударом предательского кинжала - это чересчур неутончённо. Нет, смерть его растянется на недели, когда он вдохнёт яд с ароматом розы в дворцовом саду или он будет растерзан собственной охотничьей сворой, внезапно сбесившейся. Собак уничтожат, и королём станет его племянник Ахиор, недавно вышедший замуж за своего любимого пегого жеребца.
   Необходимо как-то встряхнуть высшую касту. Увы, многие годы Эшамит потратил, цепляясь за власть и укрепляя её. Он иногда вспоминал тот самый тёмный предрассветный час, когда его, одиннадцатилетнего ребёнка, умеющего лишь лупить деревянным мечом сыновей дворецкого и слуг, разбудили голоса в коридоре, а потом свет, ворвавшийся в распахнутую пинком дверь его спальни. Кучка высокопоставленных придворных, галдящих, возбуждённых, вытолкнула вперёд его мать. Её платье было местами порвано, местами сбрызнуто кровью, а глаза лихорадочно блестели. Королева Гаиса упала на колени перед ложем принца и хрипло воскликнула:
   - Слава королю Эшамиту!
   Её поддержали, нестройно, но громко. Вскоре толпа покинула его спальню. Нареин, главный дипломат и единственный придворный, отвечавший на вопросы принца - как растёт фасоль и зачем королевству палачи - задержался. Он видел перепуганного, ничего не понимающего, сдерживающего слёзы мальчугана. Наклонившись, он негромко сказал:
   - Мужайся, мой король. Король Ладирор погиб этой ночью.
   Много позже Эшамит узнал, что королева и высшая каста нашли общий язык в одной из новых религий и сговорились убрать правителя, препятствовавшего некоторым отправлениям новоявленных адептов, а наследника сделать парадной марионеткой. А в то утро Эшамит так и не уснул. Он не помнил, думал ли он тогда о будущем, скорбел ли об отце или оплакивал свою судьбу. Он слабо помнил коронацию. Он очнулся, лишь почувствовав холодок и тяжесть короны на голове. И юный король поднял глаза и обвёл взглядом тронную залу. Ни на кого не глядя, приказал:
   - Дайте мне настоящий меч.
   Он напрасно выдал себя, дав понять, что не позволит дёргать за ниточки, и заговорщики насторожились. Ему с поклоном поднесли великолепное оружие, но потом долгие, долгие годы он с боем брал то, что принадлежало ему по праву. И когда наконец его воля и прихоти правящей касты пришли в какое-то равновесие, он обнаружил, что королевство умерло. Ему достались оскомина и изжога от пира предков. О нет , король ни на мгновение не сомневался, что стоило бороться за власть даже и в таком королевстве, но теперь ему хочется большего, хотя бы завоевать новые страны, а не грабить свой народ... Но давно уже песни о подвигах героев сменились фривольными стишками, храмы Метателя Молний опустели, зато жрецы Дарующего Сны зажирели так, что от врат храма до алтаря не пройдут без одышки, женщины стремятся не родить воина, а сохранить красоту тела...
   Эшамит тяжело опустился на трон в пустой зале, но не сгорбился, нет! Никакие потери, никакие испытания не заставляли его склонить голову после того, как он вскинул её, увенчанную короной. Он вернёт королевству былую славу, пока соседи не разглядели, что у грозной кобры с герба Кофру давно выпали ядовитые зубы.
   Вошёл Тераг, начальник смены. Труднее всего было Эшамиту подобрать личных телохранителей, но спустя годы трудов у него была дюжина дюжин воинов, готовых если и не пожертвовать, то рискнуть жизнью, защищая своего короля. Он знал их в лиц, знал многие их заботы, интересовался их семьями и их желаниями, помогал иногда их родне... Поговаривали, что любой из его воинов предан своему королю, но Эшамит знал - предательство находит свои пути везде. Он не удивился и не возмутился бы, получив от кого-то из них удар в спину.
   Тераг поклонился - с достоинством, без раболепия, столь ценимого многими владыками. Эшамит с удовольствием отметил, что его личная охрана - самые сильные, гибкие, выносливые и красивые люди в королевстве. Но тут же его захлестнула горечь - слабые и изнеженные аристократы, покалеченная и перекошенная трудом чернь, всей армии - дюжина дюжин здоровых мужчин... И он - король!
   - Высокородный Нареин у дверей. Утверждает, у него важное известие.
   - Почему же не входит?
   - Говорит, королю нужно увидеть нечто, находящееся в Подземелье Теней, а потом с ним и с Зававой изучить одну старую рукопись.
   Мгновение Эшамит колебался. Такие забавы пришлись бы по вкусу кому-нибудь из старого поколения высокородных, ищущих спасения в "науке" и во имя её разрезающих живых животных и рабов или роющихся в старых могилах - или в старых рукописях, это всё едино. Но Нареин, хотя голова его побелела и тряслась, и не всегда он вовремя успевал за своими нуждами - потому с ним всегда был раб со сменой одежды; Нареин утратил зоркость глаз и остроту слуха, однако его ум и проницательность ставили его выше даже личных воинов Эшамита. Король поднялся с трона.
  
   В тот самый день в королевстве Ланкарос всё шло по-старинке. Король Назет собрал Управляющего Дорогами, Смотрителя Каменоломен и Надсмотрщика Работ. В Покое Совета эти четверо сидели за длинным каменным столом. Вдоль стен стояли Пурпурные палачи - фанатики, готовые руками растерзать любого по знаку короля, но при этом владеющие мечом и луком, как боги. Сила Назета в его огромной, сытой, опытной армии, а Пурпурные Палачи - её элита.
   Назет медленно обвёл взглядом тройку столпов общества. Эти трое были разными людьми, но на его глазах они одинаково горбились, опускали головы и старались сделать вид, будто их здесь нет вовсе.
   - Кони в боевых колесницах ломают ноги. Люди выпадают из карет на неровностях, народ вывихивает лодыжки. Дороги не ремонтируются, а если и положит кто камень в выбоину, то такой острый, что он рассекает наступивший на него башмак. - Назет подвинул к себе малахитовые песочные часы, заполненные мелким речным песком. - Сейчас вы сами решите, кто в этом повинен и как можно всё исправить. Если по истечении срока вы не сыщете виноватого, его укажет жребий. Песок потёк.
   С этими словами Назет перевернул часы. Он откинулся в кресле и прикрыл глаза, будто не слыша яростного спора на другом конце стола. На самом деле он ловил каждое слово - в таком положении эти людишки зачастую мыслят очень дельно, выдавая сказочные, но всё же осуществимые планы. Если они не сговорятся, кого обвинить, Назет уже знал, что жребий назначит Клора, Надсмотрщика Работ. Конечно, колесница Смотрителя Каменоломен богаче, а его жена моложе и знатнее, чем у Клора, но именно это и выдаёт глупость Смотрителя и хитрость и скрытность Надсмотрщика. Клор наверняка самый богатый вельможа, да ещё умеющий это скрывать - опаснее змеи такой слуга.
   Караульные на городском валу играли в карты. Равнодушным взглядом проводили они карету, на гербе которой красовался распахнувший крылья орёл.
   - Сиятельнейший Дишер решился протрясти свой курдюк. - заметил один.
   - Каким ветром его несёт в поместье Волферна? С каких пор орёл друг медведю?
   Вопрос был интересный, Назет заставлял своих солдат упражнять не только тело, но и ум. Вся тройка караульных бросила карты. Действительно, заносчивый придворный решил почтить своим вниманием поставщика дичи к королевскому столу, хотя достаточно было бы послать слугу с заказом. Уж не замышляет ли Дишер отравить короля?
   - Эфис! - воскликнул вдруг один. - Супруга Дишера уже чересчур почтенна...
   Все рассмеялись. Действительно, дочь Волферна подросла, потому Дишер и поехал туда один. Конечно, следует доложить королю об этой истории, но доклад будет пустой формальностью. Просто малютка Эфис созрела.
   Караульные утратили бы своё легкомыслие, если бы заглянули в карету и увидели лицо Дишера. Напряжённый взгляд, поджатые губы, пробегающие по лбу морщины - у него был вид человека, принявшего тяжёлое решение и понимающего, что в эти мгновения он делает шаг, после которого путь назад отрезан. В одном караульные были правы - дело было в Эфис.
   Над воротами поместья Волферна всех приветствовал странный, жутковатый герб - медведь, терзающий осьминога. Никогда прежде Дишер не останавливал перед ним карету, не смотрел на него так - с немым вопросом и затаённым страхом.
   Но вот копыта его коней мягко ударяют в белый песок, которым посыпана ведущая к дому аллея. Внезапно Дишер, вне себя от гнева, кричит: "Стой!", и, ещё на ходу выпрыгнув из кареты, задыхаясь (дают о себе знать прожитые лета и обильная еда), мчится по ведущей в сад тропинке. На ней, в узорчатой тени какого-то редкого дерева, стоят, обнявшись, юноша и девушка. Приближение незваного гостя заставляет их отпрянуть друг от друга. Парень, высокий, светловолосый, с добрыми серыми глазами, набычивается, но понимает - ему придётся подчиниться этому жирному старику в шитом золотом платье, возможно даже стерпеть от него оплеуху. Девушка гневно вскидывает голову. Она маленького роста, очень тоненькая, её иссиня-черные волосы спускаются ниже талии, в глазах цвета стали - одинаковое презрение к нерешительному возлюбленному и чересчур решительному вельможе.
   Остановившись возле них, Дишер некоторое время не мог выдавить из себя ни звука, хватая посиневшими губами воздух. Потом, не глядя на парня, схватил за руку девушку.
   - Ты позоришь кров своего отца! А ну, ступай в дом!
   Вырвавшись, Эфис гордо расправила плечи и пошла, не оглядываясь. Дишер набросился на парня.
   - Если ты посмел осквернить...
   - Нет, сиятельнейший! Я слишком люблю и уважаю Эфис, я буду говорить с её отцом...
   - Ах, так! Хорошо. Но сперва с ним буду говорить я, и лучше бы тебе исчезнуть.
   На пороге дома Дишера встречал хозяин. Будучи ровесником гостя, Волферн выглядел куда моложе. На голову ниже тяжеловесного вельможи, поставщик дичи был худощав, не по годам гибок и быстр. Тёмные волосы его были коротко подстрижены вопреки придворной моде, а в светло-зелёных глазах таился гнев. Он приветствовал Дишера и пригласил его войти, но в доме, усадив гостя и велев подать ему освежающего питья, заявил:
   - Я благодарен за заботу о моей семье, но никто не смеет называть меня плохим отцом. Эфис взрослая девушка, и я доверяю ей...
   - Волферн! Имеют ли эти стены уши? Ибо я не только докажу тебе, что Эфис нуждается в особом внимании, но и попрошу сохранить наш разговор в тайне...
   Гнев хозяина дома сменился недоумением.
   - Поднимемся на крышу. Там нет стен, и никто не подслушает, если говорить негромко.
   Они миновали коридор, стены которого покрывала искусно сделанная из дешёвых камней мозаика. По лестнице, ступени которой истёрлись к середине, поднялись они на плоскую крышу и отошли к перилам, по которым вился дикий виноград. Убедившись, что незаметно к ним не подобраться, Дишер заговорил.
   - Прежде всего ответь мне на один вопрос. Но отвечай, не думая, что я ожидаю услышать или что тебе выгоднее сказать. Я знаю, что медведь, победивший осьминога, уже третью сотню лет обитает в Ланкарос. Расскажи мне, откуда вы пришли. Расскажи всё, что знаешь о своём роде, пусть даже это легенда или бред умирающего прапрадеда.
   - Тебе известно почти всё то же, что и мне. При короле Трегове Мудром наш предок Ардис пришел сюда из тех краёв, где царят вечный холод и покой. Он был искусным охотником. Мой дед говорил, что предки Ардиса были мореплавателями, и будто их медведь на гербе был белым. Боюсь, больше мне известно только о жизни нашего рода уже здесь.
   С каждым словом Волферна Дишеру всё труднее становилось таить охватывавшее его торжество. Он положил руку на плечо отца Эфис. Мало кто видел сиятельнейшего в таком волнении.
   - Вы - потомки великого народа. Твоя Эфис - величайшая драгоценность. Послушай меня, друг. Я дам тебе столько золота, сколько весит твоя дочь, а ей - нить бриллиантов. Но тебе придётся беречь её. Ровно через год можешь делать с ней что хочешь, своих даров я не заберу, но до тех пор не отдавай её никому, кто бы не сватал, какой бы выкуп не давали. Согласись, за тощую девчонку не дадут больше, чем даю я.
   - Для кого ты хочешь сберечь её?
   - Есть пророчество... Чего ты не знаешь, того не выдашь под пыткой, хоть я и доверяю тебе. Грядут большие перемены...войны и кровавые жертвоприношения при свете золотой кометы. И Эфис уготована блестящая судьба!
   На прощанье, садясь в карету, Дишер добавил:
   - Да корми её как следует! Право же, у такого заморыша может не хватить сил нести корону!
  

***

  
   Этот лес был светлый, пронизанный солнцем, наполненный птичьим пением. Казалось, ничего не угрожает здесь существу, крупнее белки. Но Рондальф заметил следы медвежьих когтей на дереве, до которых с земли даже Вулфборну было не достать. Мы снова шли, не выпуская из рук оружия, а в полдень устроили привал у ручейка, на дне которого виднелись пёстрые гладкие камушки. Я залюбовалась непритязательной картинкой чистоты и покоя, и тут Южанин, заглянув мне через плечо, деланно возмутился - "Какая жестокость!" - и достал со дна ручья птичью голову, за которую ещё ни один падальщик не успел приняться. Я самым вежливым тоном пожелала ему оказаться на месте этой птицы и ушла умываться на несколько шагов выше по течению.
   Только теперь, прислонившись спиной к толстому стволу клонящейся в ручей ивы, я обнаружила, как, оказывается, вымотал меня этот поход. Я разглядывала свои сапоги, сидящие, как вторая кожа благодаря обилию шнуровки и застёжек. Ещё одна луна таких переходов - и я останусь без обуви. Почему только у нас нет лошадей!
   Подошёл Рондальф, я заговорила с ним о коневодстве в приложении к нашему походу. Постепенно поближе к вождю перебрались все остальные, так что я оказалась в центре совета. Вопрос встал по-другому. Можно было продолжать путь, а можно было вернуться, привести людей на очистку леса и обосноваться здесь. Выслушав всех, заговорил вождь.
   - Властелины Севера прежде всего воины и охотники. Мы найдём готовые поля. Мы захватим землю, даже если придётся всех посадить на этих тварей, о которых говорила Одиль.
   - Посадить легко, удержись-ка потом. - буркнул Южанин, до того принимавший довольно вялое участие в совете.
   - Мы идём дальше. - заключил Рондальф. Все кивнули. Южанин разровнял рукой песок и предложил уточнить наше положение.
   - Мы здесь. Владения Властелинов Севера примерно вот тут... - рисовал он щепкой, а все склонились и слушали. Только Вулфборн не поверил:
   - Мы шли две луны, а тут выходит - проползли не больше ладони.
   - Нарисуй саблезубого медведя ростом с мышь, тогда поймёшь. - не отрываясь от мазни Южанина, отозвался Голкрифт.
   - Дальше, допустим, идём сюда. Властелины Севера могут захватить с десяток мелких королевств, они вряд ли толком соберутся дать отпор. Но по-настоящему стоит побороться за земли у Солёных Вод. За эти - Ромез, Кофру, Азарию, Альмерет, Ланкарос. Но по дороге можно застрять в этой мелочи, а воевать со всеми подряд у Властелинов Севера не хватит сил.
   Он замолчал, давая этой мысли улечься в наших головах.
   - Продолжай. - негромко, но требовательно сказал Рондальф.
   - Не следует тащить с собой всех сразу. Сколько воинов могут пойти?
   - Три дюжины раз по дюжине и ещё девять дюжин.
   Впервые я увидела, как Южанин пытается скрыть свою озадаченность.
   - Пять сотен, четыре десятка. - сжалилась я.
   - В некоторых из этих земель власть монарха хрупка и держится на шатком фундаменте. Хватило бы и сотни смелых, если бы их удалось незаметно провести в столицу и исподтишка убрать тирана, но тогда не следует обнаруживать себя раньше времени, беспокоя мелкие королевства.
   - Проведём, сколько потребуется. - спокойно сказал Рондальф, и, помолчав, спросил, что находится к закату и восходу от больших королевств.
   - Бескрайнее море и смертоносные пустыни. А что за ними, мне неведомо.
   - Мы пройдём сейчас до этих земель, а потом вернёмся за воинами.
   - Мне понадобится шлем с тяжёлым забралом, чтобы стать одним из вас. Слишком многие на этом пути вспомнят изрядно насолившего им Чариса из Альберунка.
   - Это твоё имя?
   - Да, одно из многих.
   Вечером мне выпало караулить с Южанином. Мы вышли на равнину, покрытую густым кустарником и невысокими холмами. Взошла луна, воздух наполнился шорохами, а звёзды то и дело скрывались крыльями летучих мышей, огромнее которых мне не встречалось. Не верилось, что эти гиганты охотятся за бабочками и не мечтают испить человеческой крови, поэтому я не сводила глаз с неба. Южанин послушал землю, принюхался, и, видимо, ничего угрожающего не обнаружил.
   - Как ты попала к ним? - кивнул он в сторону спящих, впервые обращаясь ко мне без высокомерия или издёвки.
   - Шла за сокровищами Ледяной Воительницы. Потом... мне было видение. Они нашли меня замёрзшую и вернули к жизни.
   - Это была твоя мысль - двигаться на юг?
   - Они устали голодать по весне и таскаться за стадами морских уродцев, охота на которых могла многим стоить жизни. И когда появился человек, знающий, что действительно есть земли, где лето длится половину солнцеворота, а зима - как их лето, они решились.
   - А если их вождь погибнет?
   - Они выберут нового, но потребуют продолжить путь Рондальфа.
   Южанин удовлетворённо кивнул.
   - Стало быть, можно верить, что они не свернут на полдороги.
   - Ты можешь верить хоть в тёмных эльфов. Я знаю то, что знаю.
   Он вновь улёгся слушать землю. Я не заметила, как уснула.
   Через восемь дней пути восходящее солнце зажгло золотые и сапфирные искры на стройных башнях города Котерол. К воротам города вела широкая дорога, мощенная камнями цвета голубиного пера. Но она была пустынна - крестьяне не гнали скот на продажу, не везли полотна, корзины и яйца. Мы с Южанином переглянулись.
   - Может, день не базарный? Какое-то табу на торговлю...
   Властелины Севера не видели ничего странного, поскольку прежде вообще не видели городов. Но, выслушав объяснения, насторожились.
   - Может, ждут войны? - предположил Голкрифт.
   - Ворота открыты. - Вулфборн поправил на плече Крушитель и спокойно зашагал навстречу чему угодно. Южанин изрядно переживал - пока не выпало случая добыть ему шлем, и он постарался спрятаться за спиной Вулфборна, потупив взгляд.
   Караульные на воротах довольно вяло поинтересовались, кто мы и откуда. Объясняться пришлось мне - Властелины Севера не знали кеспского, а Южанин небезуспешно делал вид, будто он вообще слепоглухонемой призрак тени дохлого шакала. Я ответила, что мы воины и охотники, ищущие работу за кусок лепёшки.
   Стражники - их было четверо - неожиданно оживились. Их даже не удивило, что к воинам и охотникам причисляет себя женщина.
   - Вас послало сюда Солнце! - возопили они, и лишь когда волнение чуть улеглось, один скептически добавил:
   - Только вот тебе стоило бы поберечь шкурку и далеко обойти Котерол.
   - Может, вспомнишь, что твой меч не для ковыряния в зубах, и мы выясним, кому из нас место на погребальном костре? - отвечала я, берясь за рукоять Клыка. Видимо, тон был взят правильный - буркнув "охота была руки марать", умник скрылся за спинами товарищей.
   - Проходите, - сказал другой караульный, - ступайте на базарную площадь, узнаете, какая для вас работёнка.
   В самом городе всё было на первый взгляд обыденно - те же широкие улицы, по которым все спешили, никого вокруг не узнавая, разносчики холодной воды с осипшими голосами, плохо одетые дети, там-сям мелькающие в толпе, вопли "Разойдись!" перед паланкином какой-нибудь видной шишки.
   Наши не потеряли лица. Они сохраняли спокойствие, не глазели по сторонам с открытым ртом, не дёргали друг друга, показывая какую-нибудь занятную вещицу. Возможно, им так легко удавалось держать себя в руках, потому что женщины здесь были привычного им сложения - стройные и узкобёдрые. Но всё остальное - каменные здания, ткани одежды, толпа, помои в канавах - было им чуждо, как сове - стая мелких пичуг.
   Вскоре мы поняли, что нам по пути с толпой. Нас вёл Южанин, затесавшись между Рондальфом и Вулфборном, чтобы в случае чего сделать вид, будто они его уже поймали и ведут куда надо. Когда мы увидели площадь, залитую солнцем и окружённую трёх- и четырёхэтажными домами, покрашенными в золотистый и синий - цвета города - Южанин вдруг резко остановился и заявил:
   - Ну всё. Я зайду в этот погребок, здесь меня и ищите, когда всё выясните.
   - Как мы всё выясним?
   - Скоро придёт королевский объявитель. Эти чиновники не меняются, а я не горю желанием увидеть человека, расписывающего, какой рай на земле ждёт моего убийцу.
   - А что такое рай?
   - Край Счастливой Охоты. - вмешалась я. - Не жди нас быстро.
   - Можете не спешить. Я знаю более верный способ раздобыть немного золота, чем работа наёмного охотника. - и он скрылся под вывеской, на которой баран с человеческой улыбкой оседлал бочку.
   - Это храм? - спросил Голкрифт, с искренним восхищением осматривая вывеску.
   - Да, для тех, кто хочет познать и рай, и преисподнюю, не умирая. Вино любой крепости и степени разбавленности.
   Вулфборн неожиданно заинтересовался, и пришлось пообещать ему по возвращении задержаться в "храме".
   Против ожидания, на площади не было никакого помоста для королевского объявителя. Высокий, худощавый бородач вышел из паланкина с гербом города на крыше - золотым лебедем на синем фоне. Когда он развернул свиток, наступила тишина. Однако объявитель не удостоил писанину своим вниманием - коротко и ясно, глядя поверх голов, провозгласил:
   - Наш король внимает нуждам своего народа. Жители Котерола! Зверь, нападающий в ночи, унёс жизнь дочери градоправителя. Король удваивает награду тому, кто убьёт зверя, а градоправитель добавляет от себя сто золотых. Четыреста золотых охотнику, который обезвредит Зверя! Четыреста золотых за покой Котерола!
   - С такими деньгами можно построить и обставить дом в высоких районах. - прокомментировала я речь объявителя.
   - Вроде такого? - указал Рондальф на трёхэтажный особняк с золотыми решётками на окнах. Я кивнула и сквозь толпу мы стали пробираться к объявителю.
   - Слыхали, как всё просто? - нищий с очень белой, морщинистой кожей, казалось, изрыгал желчь. - Убейте Зверя! Кто его видел? Кто знает его логово?
   - Нет никакого зверя. - отозвался кто-то. - клянусь последним днём подлунного мира, стоит только сыпать побольше золота в храме Змея - Хранителя, как нападения прекратятся. Жрецов Змея следует расспросить о Звере!
   Я наскоро переводила моим спутникам речи людей. Паланкин объявителя покидал площадь, когда мы преградили ему путь. Объявитель отдёрнул занавеску и оказался вблизи усталым, готовым к худшему человеком.
   - Мы только что прибыли в Котерол. - сказала я. - Эти люди не знают вашего языка, но они опытные воины и умелые охотники. Скажите, что это за Зверь и где его искать - и мы вернём вам покой.
   Объявитель смерил взглядом Властелинов Севера и криво улыбнулся.
   - О да, именно их мы и ждали! Нам, знаете ли, превосходно известно даже, где у Зверя отхожее место, однако мы не соизволили убить его, дожидаясь каких-то варваров...
   - Я одна из них, так что подотри яд со своего длинного языка1
   Он проводил взглядом мою руку, метнувшуюся к Клыку, и снова сделался грустным и усталым.
   - Извини. Этот кошмар продолжается уже целую луну, а мы до сих пор ни разу не видели Зверя. Он оставляет лишь трупы, изуродованные, растерзанные, в самых надёжных домах, за самыми крепкими засовами... Мы ничего не знаем о нём.
   - Этот человек, - я указала на Вулфборна - голыми руками сворачивает шею дикого вепря, а он, - кивнула на Голкрифта, - может выстрелом арбалета выбить ягоду из клюва летящей птицы. А наш вождь по согнутой травинке у водопоя скажет, насколько стар и тяжёл вепрь, и по следу птичьего коготка на ветке найдёт гнездо с птенцами. Клянусь всеми вашими храмами, здесь, в этом каменном мешке, люди забыли искусство следопыта.
   Объявитель, наконец, посмотрел на нас с любопытством.
   - Пройдите со мной в канцелярию. Там мы освежимся напитками, и вы узнаете о Звере всё, что известно нам, горожанам.
   Канцелярией оказался тот самый дом с золотыми решётками на окнах. Мы с удовольствием последовали в прохладу каменных стен, только Вулфборн пробормотал, что предпочёл бы горячительные напитки прохладительным. Кроме того, оказалось, довольно трудно убедить его войти в канцелярию.
   - Три каменных дома, поставленных один на другой, рухнут от малейшего кашля. Я не земляная крыса, чтобы погибать под обвалом дома.
   - Они стоят здесь уже долгие лета...
   - Вот именно. Наверняка уже всё погнулось и прогнило.
   Осторожно, стараясь ничего не задеть и не чихнуть от пыли архивов, Вулфборн всё же последовал за вождём и уселся на пол - стулья и кресла как-то съёжились от одного его вида. Объявитель и все мы заняли место вокруг овального стола. Белокурый мальчик принёс нам большие кружки, в которых плавали в незнакомом напитке лёд и куски фруктов.
   - Первой жертвой зверя был маленький ребёнок. Его колыбель была окружена няньками, но, как выяснилось наутро, ночью их сморил глубокий сон. Утром его нашли... Тогда все подумали, будто в дом забежала бродячая собака. Всё вокруг было в крови, но домочадцы не слышали ни звука, и следов тоже не нашли. Через двое суток была убита девочка-подросток. Её служанка спала в отдельной комнате. У девочки была разорвана грудь, выломаны рёбра и вырвано сердце. Кроме того, на лбу обнаружили царапину в форме не то когтя, не то клюва хищной птицы. Спустя ещё день у другой девушки на лбу появился такой же знак. Вечером родители уложили её спать к себе на ложе, посредине. Они спали беспробудно, а утром между ними лежал труп с вырванным сердцем. Мальчика, у которого потом появился знак, отец запер на ночь в комнате без окон с дюжиной охранников. Они уснули и утром были казнены за плохую службу. Потом знак появлялся ещё у нескольких детей, матери не спускали их с рук, пили на ночь прогоняющие сон снадобья - тщетно. Однажды утром появляется знак, а на следующее утро обречённый мёртв.
   Объявитель замолчал.
   - Дорогие снадобья... стража... няньки... служанки... Всё это были дети из богатых домов? - спросила я.
   - Да, все заметили, что, хотя к беднякам проникнуть проще, их детей Зверь не трогает.
   - У вас ведь есть маги и провидцы. Что они думают? - спросил Голкрифт.
   - Они могут бороться лишь с магией. Они сделали всё, что могли, и пришли к выводу, что убийца - живое существо из плоти и крови, а не дух, не воскресший и не демоническая тварь. Конечно, возможно, кто-то владеет его волей, но сам он не прибегает к магическим средствам.
   - А сон? А запирали ли с обречёнными животных? - посыпались вопросы, когда я перевела ответ объявителя.
   - Да, у кого-то из детей была комнатная собачка, и она рычала и беспокоилась, когда появился знак Зверя, но, похоже, ночью она тоже спала. А объяснения сну никто не дал.
   Рондальф встал, за ним остальные.
   - Нам надо взглянуть на место последнего нападения.
   - Я провожу и представлю вас.
   Дом градоправителя Юмера выглядел довольно скромно после великолепия канцелярии. Белое одноэтажное строение - правда, за роскошным кованым забором и в окружении затейливо подстриженных цветущих кустарников, в ветвях которых перепархивали пёстрые птахи. Лишь войдя внутрь, я стала догадываться, в чём тут секрет - видимо, подземные помещения этого дома были куда просторнее и разнообразнее обычных винного погреба и ледника.
   Комната девочки, куда нас проводил слуга - весь в белом, а сам желтокожий - была большой и светлой. Ложе, с которого ещё не убрали окровавленные простыни, стояло изголовьем к окну, забранному тоненькой и изящной, но, несомненно, прочной решёткой. Узорный ковёр с очень коротким ворсом покрывал пол. На стенах были нарисованы огромные бабочки. Высокое зеркало, столик с золотыми подсвечниками и лазурно-синий потолок завершали картину. Дверь можно было запереть изнутри, и, по словам слуги, именно так девочка и поступала.
   Рондальф осматривал дверь, Голкрифт - окно, я бродила около ложа. Вулфборн мрачно смотрел в зеркало. Это напомнило мне некоторые уроки Льорна (нашего деревенского колдуна, за любовь с которым меня - в ранней юности - бросили в реку, а его сожгли). Я вышла в коридор, окликнула объявителя.
   - Некоторые люди умеют проникать в помещения сквозь зеркала.
   - Наши маги уверяют, что через это зеркало никто не проходил. На зеркале также нет древних проклятий, а магов, способных вызвать в зеркале отражённые им образы, в городе давно нет.
   Я вернулась в комнату. Голкрифт отошёл от окна, и в солнечных лучах на ковре что-то блеснуло - будто часть ковра была соткана из железных нитей. Упав на колени, я присмотрелась. Мельчайшие осколки голубого стекла. Жестом я подозвала Голкрифта. Некоторое время мы молча смотрели, потом он наклонился, с шумом вдохнул, пошатнулся и упал на ковёр. Я встала.
   - Пыльца голубого тюльпана. Голкрифт очнётся скоро, но если бы он вдохнул её больше, он стал бы послушен любому повелению, хотя бы оно было отдано его кровным врагом. Потом бы уснул, а, пробудившись, не вспомнил бы ничего.
   - Помои скунсовой матушки! - выдохнул потрясённый Вулфборн. - И гнилые же это места, эти кучи каменных склепов!
   - На севере воздух чище, но зла не меньше. - задумчиво отвечал Рондальф, помогая подняться Голкрифту, который, стоя на коленях, тряс головой, будто вытрясая воду из ушей.
   Я была не согласна с ним, но смолчала.
   - Да, это не магия. - отдышавшись, сказал Голкрифт. - Обычная отрава, подчиняющая волю. Апрель говорил о таких. Есть здесь знахари?
   Я спросила объявителя, где можно купить лечебные травы.
   - Крестьяне, боясь Зверя, больше не привозят в город дары лесов и лугов. Возможно, в лавке Эвта что-то осталось... Кроме, пожалуй, оберегов. - цинично усмехнулся он.
   - Проводи нас к этой лавке. Потом мы будем в таверне у площади. В такой, с бараном на бочке. Когда у кого-то появится знак, дайте нам знать.
   - На что мы купим травы? - спросил озабоченно Голкрифт.
   - Сейчас узнаем, где эта лавка, а потом зайдём, посмотрим, как дела у Южанина. Мне кажется, он раздобыл пару монет, хотя раздолбай меня Лунная колесница, если я знаю, как.
   Объявитель показал нам невдалеке от площади в полуподвальчике с засиженным мухами оконцем благоухающую лавку "Мир полей". Хозяин, Эвт, оказался совсем не похожим на нашего Апреля. Молодой, мощного сложения, рыжий, встречая нас, он изрыгнул изо рта дым, отчего Властелины Севера схватились за оружие.
   - Это трубка! - воскликнула я, останавливая их.
   - Отродье лесной вонючки. - впрочем, ругнулся Вулфборн довольно миролюбиво - подустал, да и попривык к чудесам городов. - Моя голова лопнет от всех этих чахлых горожан с их шуточками, достойными замёрзшей вороньей какашки.
   - Потерпи. - Голкрифт с моей помощью выяснил, что немного бессон-травы у Эвта есть, и попросил отложить её для нас.
   - Всё, - утешила я Вулфборна, когда мы вышли на улицу. - идём к Южанину. Городские вина немного примирят тебя с какашками мороженой вороны, или что там по-твоему в головах горожан.
   Когда мы подошли к кабаку, мне показалось, будто улыбка барана стала шире, и, подмигнув, он поднял бокал. Видимо в лавке Эвта я чего-то нанюхалась, поэтому открывшееся нам в кабаке зрелище поначалу сочла очередным видением.
   За самым широким столом шла оживлённая дискуссия. Южанин, находясь в эпицентре событий, подчёркнуто небрежно развалился на лавке и делал вид, будто рассматривает на свет вино в своём бокале. С учётом освещения кабака и чистоты бокалов с тем же успехом он мог бы созерцать дохлую мышь сквозь стенки глиняного кувшина. Всё это я обозрела за мгновение, а потом мой взгляд намертво прилип к куче монет, лежавшей перед Южанином.
   Завидев нас, он приветственно поднял руку и кабак затих. К нам обратились испитые, злобные, тупые лица. Но вид Крушителя на плече Вулфборна заставил всех отодвигаться, когда мы шли к Южанину. Бормоча под нос проклятья, завсегдатаи освободили для нас места за широким столом и молодая прислужница с пышной фигурой и провалившимся носом без лишних вопросов принесла несколько бутылей самой, видимо, лучшей отравы. Южанин швырнул ей золотой, потом сгрёб монеты со стола в небольшую сумку и протянул Рондальфу.
   - Прими, вождь. Мои дела - общая добыча.
   - Да, если бы ты убил оленя в голодную весну. Но мы всё равно не знаем, что почём в этом мире, поэтому лучше распоряжайся этим сам.
   Вулфборн слегка успокоился, найдя вино похвальным.
   - Как тебе это удалось! - спросил он простодушно, взвешивая на своей ручище сумку с деньгами.
   - Я зашёл сюда, показал камни и резьбу на рукояти моего кинжала. А они как раз начинали партию в напёрстки. Я поставил кинжал против самой высокой ставки и выиграл, а потом просто поднимал ставку.
   - Погоди. - Рондальф недоверчиво огляделся по сторонам. - Я что-то не понял. Ты предложил кому-то из этих людей купить твой кинжал, но честь не позволила им лишить воина оружия, а благородство - оставить его без денег. Так?
   - Скорее, как если бы я вышел с этим кинжалом на медведя, и медведю его честь не позволила бы оставить охотника без оружия, а благородство - без мяса.
   - Ты, выходит, прирезал кого-то? - уточнил Голкрифт.
   Не дожидаясь очередной плоской шуточки Южанина, я на пальцах объяснила Властелинам Севера правила, принципы и некоторые хитрости игры. При этом Вулфборн с грустью рассматривал пустое дно своей кружки, а Южанин гадко ухмылялся, наверняка предвкушая, как с глазу на глаз выскажет мне что-нибудь о приобщении чистых помыслами северян к мерзостям цивилизации. Рондальф заявил, что всё это нечестно (не более, чем кусок мяса над западнёй для хищника, ответствовала я), а Голкрифт загорелся таким интересом, что Южанин вмешался.
   - Когда поохотимся на местного зверя?
   Я в один глоток осушила полбутыли плохого, но достаточно сладкого и очень крепкого вина.
   - Пора. Я пойду в лавку, а вы ждите объявителя. Закусите чего-нибудь, не то к вечеру голов не соберёте. А если до вечера объявитель не объявится, придётся искать ночлег.
   - Для особых гостей есть комнаты наверху, - промурлыкала вынырнувшая откуда-то прислужница, пожирая глазами Рондальфа. Я изобразила снисходительный взгляд, хотя внутри вся кипела.
   - Ты не там забрасываешь невод, девочка. Платит он. - я кивнула на Южанина, который от всего сердца забавлялся моей скрытой злостью.
   - Платят шлюхам, - парировала мерзавка. - Не суди по себе.
   За время, прожитое среди Властелинов Севера, я отвыкла от мистического действия крепких вин, когда всё просто, а ты - самый лучший. Я даже не вставала с лавки. Нанося удар, я знала, что он будет убийственным. Юную дуру спасли те полбутыли, сделавшие представление о моей силе чуть-чуть больше силы. Раздался хрип, удар и треск - девица со сломанной челюстью отлетела, плюхнулась о стенку и в падении сломала руку. Перед нами вырос какой-то толстяк. По фартуку, пятна на котором могли поведать всю историю виноделия этого края, я признала в нём хозяина.
   - Она мешала, - медленно, веско сказала я. - Приставала к моему мужу. Иногда я не против позабавиться втроём, но её нос оскорблял мой вкус. - я подняла бокал. - За гармонию!
   Южанин встряхнул сумку. Монеты зазвенели.
   - А в остальном здесь мило, - сказал он. - Подай-ка нам барашка, да помладше, чем на твоей вывеске, и пошли кого-нибудь к пекарю.
   - Простите её, - поклонился хозяин. - Сейчас мой сын всё вам подаст.
   - Она нас оскорбила? - спросил Рондальф.
   - Только меня. Насчёт тебя у неё были другие намерения.
   - Но я сам мог бы ей сказать, что она мне не нравится.
   - Так бы она тебя и послушала. - я встала из-за стола. Девица, приходя в себя, всхлипнула и попыталась отползти; впрочем, она меня уже не беспокоила. - Казначей, выдели пару золотых. Я к Эвту.
   Если бы Южанин бросил мне деньги, как той девчонке, я убила бы его сразу. Но он с поклоном (издевательским) смиренно поднёс мне монеты, и лишь выходя на улицу я, сквозь храп Вулфборна, расслышала его назидательный голос:
   - Вспыльчивым девочкам в жаркий день следует пить ледяную воду.
   Идея была недурна, но задерживаться в поисках водоноса, готового разменять золотой, я не собиралась. Кроме того, я хотела поскорее добраться до Эвта с некой пока ещё даже мне не ясной целью. Лишь очутившись в лавке и вдохнув букет травяных ароматов, я догадалась, какую рыбу здесь надо ловить.
   Эвт поспешил мне навстречу, сияя улыбкой. Сделал какой-то комплимент, посетовал, что я не по погоде одета - но он может порекомендовать портного и лавку тканей... Я попросила воды, забрала траву, рассчиталась и помедлила. Потом спросила, где в городе можно раздобыть пыльцу голубого тюльпана.
   Вся любезность владельца этого сеновала улетучилась, как красота бабочки, которую вдруг размазали по камню, на котором она грелась, слегка пошевеливая узорными крылышками.
   - Нигде. Даже у меня.
   - Скажи лучше, ты просто не знаешь.
   - Да. Не знаю. Хочешь купить что-то ещё?
   - Грубо, Эвт. - Я уселась в хозяйское кресло, выложила на прилавок Клык и золотой. - Выбирай, какой ценой ты расскажешь мне о пыльце и о её покупателях.
   Несомненно, здесь где-то была ловушка на случай ограбления, какой-нибудь открывающийся в полу подвал. Но уж точно не под хозяйским местом. Эвт повторил ошибку десятков своих предшественников - он не ждал опасности от хрупкой женщины, будь она хоть с головы до ног увешана оружием. Он покосился на дверь, тогда я достала кинжал и предложила Эвту бежать на улицу, чтобы проверить, попаду я ему в спину или ниже. Он колебался, тогда я приказала отойти от двери. Вообще-то, метни я кинжал, попала бы в лучшем случае рукояткой в стенку, но он-то этого не знал.
   - За несколько дней до первого нападения Зверя приходил мальчик, сын Улфеи, прачки. Он сказал, что некто попросил купить для него пыльцу голубого тюльпана, по золотому за кончик ножа. Это хорошая цена даже за такую редкость, поэтому я продал ему весь запас - на восемнадцать золотых. Мальчик сказал, этого мало, но больше не было ни у кого в городе. А назавтра его нашли отравившимся змеиной ягодой.
   - Дети часто травятся змеиной ягодой, она красивая и сладкая. Что тебя напугало?
   - Не сын Улфеи. Он часто приходил ко мне, интересовался травами и ягодами. Тот, кто его нанял, не знал этого. Видимо, попросил об услуге первого подвернувшегося мальчонку.
   - Ты не посмотрел ему вслед, когда он ушёл с пыльцой?
   - Посмотрел, но он свернул за соседний дом. - Эвт постепенно успокаивался.
   - Кто-то на площади сказал, будто эти нападения - проделки обнищавших жрецов. Ты их боишься?
   - Глупости, - Эвт уселся по другую сторону прилавка, отпил воды из кувшина. - У жрецов, как бы ни был забыт их храм, есть свои связи для добычи таких... э-э... вещиц.
   - Ты сам думал, что всё это связано с нападениями Зверя?
   - Нет, но я подумал об этом, едва ты спросила о пыльце. Вы ведь собрались его поймать, так? И вы побывали в доме градоправителя. Но до вас никто не находил следов вообще.
   - А сейчас что ты думаешь? Кто бы это мог быть?
   - Не зверь. Человек... или люди. Возможно, некая чужая у нас община. Потом явятся как спасители и нападения прекратятся.
   Я встала, взяла Клык, но в ножны пока не вкладывала.
   - Ты умный малый, Эвт, только актёр никудышный. Правильно делал, что молчал. Где найти Улфею?
   - Я покажу, но это бесполезно. Если бы она видела кого-то с сыном, то тоже отравилась бы.
   - Ты очень сообразительный. Извини, что пришлось на тебя надавить.
   Мы вышли на улицу, и Эвт показал, как найти дом прачки.
   - Если вы избавите город от страха, я буду гордиться своим нынешним испугом. Хочу ещё предупредить... Родня тех, у кого появлялся знак Зверя, прибегала к бессон-траве, но это не помогло - они все спали.
   - У нас есть план... Лучше тебе пока не знать.
   Мы расстались почти друзьями.
   Никакого плана у нас не было. Был лишь старинный рецепт, как усилить действие бессон-травы. Уже смеркалось, когда я вышла от Улфеи. Она верила, что непутёвый её сын, который вместо помощи матери и младшим детям ковырялся в травинках и камешках, погиб случайно. Может даже возомнил себя бессмертным, надышавшись всякой мерзости в лавке Эвта, и нарочно съел змеиные ягоды.
   В таверне прибавилось завсегдатаев. Рондальф размешивал мёд в медном котелке, но он был один. Я подошла, высыпала в котелок траву.
   - Где все?
   - Вулфборн спит наверху, Голкрифт пошёл изучать язык и попросил Южанина ему посодействовать. Объявитель не давал о себе знать.
   - Зверь нападает не каждую ночь. - Я рассказала, что удалось узнать у Эвта и прачки.
   - Человек. Возможно, с сердцем волколака, но изначально - человек.
   Я забрала котелок, продолжила мешать. Хозяин поставил на наш стол самую чистую лампу и некоторое время мы молчали, глядя, как пламя грызёт фитилёк. Кто-то затянул осипшим голосом приятную песню - о пастушке, которая заигралась со своими барашками, а потом пришёл волчий царь и потребовал платы за съеденную и вытоптанную на лужайке траву. Конец песни изобиловал указаниями на странности телесного строения волка и пастушки, из-за которых спустя известное время волк родил человечка с бараньей головой.
   В другое время я бы смеялась до колик, как прочие посетители кабака. Но сейчас мне почему-то представился взрослый человек с бараньей головой, который уничтожает сердца людей, повинных в том, что нищие маленькие пастушки должны за мизерную плату делать своё дело в опасных местах жестокого мира.
   - А так бывает? - спросил Рондальф, которому я вкратце перевела песню.
   - Пока никто не доказал, будто это невозможно.
   Вошли Голкрифт и Южанин, нежно поддерживая друг друга и рассыпаясь в заверениях о взаимном почтении. Голкрифт стал слегка сопротивляться, встретив взгляд вождя, и Южанину пришлось менее любезно подталкивать его к столу.
   - Если уж нанялся ему в няньки, хоть бы от помады умыл. - шикнула я Южанину.
   - Это не помада. Он захотел вишен из городского сада и неудачно упал с дерева, так что пришлось нам срочно лечиться.
   Голкрифт немного собрался с мыслями. Твёрдой рукой отстранив Южанина, он хрипло объявил:
   - Я принёс скорлупу орлиных яиц!
   - Клянусь конницей Великих Богов, эти орлы давно погибли в курином бульоне. - сквозь зубы процедил Рондальф.
   - Нет, вождь, - вмешался Южанин, - Я ручаюсь, скорлупа подлинная. Покупая её, мы были ещё очень трезвы и придирчивы.
   Я дёрнула Голкрифта, усаживая его рядом с собой.
   - Как местные нравы?
   Он махнул рукой.
   - Струи лесной вонючки не стоят. Хорошие вина, тёплая земля, но людишки... мелкие духом и разумом.
   - Это именно от хороших вин. - ехидно заметила я. Он с ужасом передёрнул плечами и стал растирать в порошок скорлупу, медленно, но верно обретая самого себя. Южанин уронил голову на стол и спал - скорее, делал вид, что спит. Хозяин, отдуваясь, приволок огромное блюдо с фруктами и заискивающе предложил "побаловаться свежайшими и нежнейшими дарами земли". Я оживилась, Рондальф и Голкрифт с подозрением рассматривали всё это великолепие и в конце концов взяли уже знакомые яблоки. Пример лучшее убеждение, подумала я, разрезая дыню.
   Объявитель в этот вечер так и не пришёл.

***

   Он влетел, едва пробуждающееся солнце окрасило облака рыбьей кровью. Офет, хозяин кабака, был поднят на ноги объявителем. Самым безопасным он счёл Голкрифта и, разбудив его бессвязными речами, побежал за кувшинами для умывания.
   Весть объявителя была, по его словам, убийственна для города. Следующей жертвой Зверь избрал единственного сына Высшего Сборщика Податей - это прозвучало как Того, кто Превыше, Прекраснее и Ужаснее всех Светил, Дневных и Ночных. Смиллу только пошло тринадцатое лето (тут я немного запуталась, как объяснить Властелинам Севера, почему эти люди считают свой возраст летами, а не осенями - всё равно как утром, а не вечером сказать "вот и день прошёл"). В общем, как мне удалось понять, если мы не предотвратим гибель этого юноши, лучше бы нашим отцам стать евнухами задолго до их рождения на свет.
   Умывались и ели мы под нетерпеливые пританцовывания объявителя (покосившись на него, Вулфборн пробормотал что-то насчёт людей, которые стесняются выйти отлить, а обмочившись, стесняются выйти переодется). Офет скрывал злорадство - он считал, мы нарочно заставляем ждать такую важную персону. Куда девался скептицизм объявителя! Он почти начал ломать руки в отчаянии, когда мы между собой заспорили, привлекать ли к участию Южанина (по словам которого проще сразу оторвать ему голову и явиться к сборщику податей с требованием награды, а не с предложением помощи). Только когда я спросила в раздражении, не переодеть ли его в женское платье, он заявил: "бабам в такие дела вообще лучше не лезть", но зато пошёл с нами.
   На улице нас ожидали паланкины. Южанин быстро нырнул в ближайший, и Властелины Севера, скрепя сердце, пошли тем же путём, причём первым паланкин выбирал Вулфборн - по самым, на его взгляд, выносливым носильщикам.
   Увидев усадьбу высшего сборщика податей, мы поняли произошедшую с объявителем перемену. Если бы мы не появились в городе, а в дом человека, с ограды которого не украдены литые из золота лилии и виноградные листья, пришла беда, объявитель бы лично вооружился бубном из человеческой кожи, а остальные чиновники и богачи надели бы на головы черепа коней и буйволов и всю ночь скакали бы вокруг этой самой ограды, отводя беду.
   Дом подавлял великолепием. Снаружи он был весь покрыт пластинами малахита (мне хотелось верить, что не сложен из малахитовых глыб). Четыре этажа. На ночь сад наполняется пантерами - на случай, если какой-нибудь грабитель в городе недавно и ещё не успел проникнуться должным благоговением к своему коллеге в законе. Внутри даже Вулфборн едва не уронил с плеча Крушитель - хотя он всегда смотрел на вещи с точки зрения их необходимости или опасности. Но когда его сапожищи утонули в перламутрово-белом ворсе ковра, он понял, наконец, что, убив своими руками саблезубого медведя, человек ещё не узнаёт о жизни всего.
   Внешнее спокойствие сохраняли Южанин и я.
   - Послать бы сюда королевских сборщиков податей... поработать, а не в гости... - протянул он. - Впрочем, мозаика на потолке аляповата и безвкусна... Как в борделе.
   - Тебе виднее. - сдержанно отвечала я.
   Хозяин малахитового борделя оказался, вопреки всем моим ожиданиям, до смерти перепуганным старичком. Вокруг его сияющей лысины сохранился венчик волос цвета ковра в прихожей. Благообразный вид дополнял упитанный животик над белым шёлковым поясом. Его выдавали руки - крупные, жилистые, с сильными пальцами. Кроме того, он сразу устремился к Рондальфу, хотя впереди шагал Вулфборн.
   Рондальф попросил показать, где мальчик спал в ночь, когда появился знак Зверя. В детской на втором этаже мы немного отдохнули от золота, малахита и ковров - на полу здесь скромненько лежала шкурка какого-то небольшого хищника, на дощатых стенах висел лук, колчан со стрелами, кинжал, ножны которого украшал янтарь и несколько неуклюже вырезанных деревянных фигурок - человек, собака, гусь... Смилл спал в сетке, подвешенной между двумя стенами. Окно поначалу показалось мне незащищённым, и лишь подойдя ближе я разглядела тончайшее железное кружево прямо внутри стекла.
   На полу мы нашли пыльцу голубого тюльпана.
   У мальчика были тёмные большие глаза, светлые локоны и веснушки. Он выглядел очень маленьким, но отнюдь не испуганным. С благоговейным восторгом в голосе он попросил позволения потрогать Крушитель, а знак Зверя на лбу - красную крючкообразную царапину длиной в мизинец - показывал совершенно равнодушно, небрежно отбросив волнистую прядь и тщетно попытавшись заправить её за ухо. Потом он увёл Вулфборна (и Южанина, как переводчика) показывать соседние покои, а мы стали осматривать комнату.
   - Усыпить или отвлечь пантер просто, - говорил Голкрифт, выглядывая из окна. - проникнуть в дом и вдуть в замочную скважину пыльцу ещё проще. Конечно, во многом приходится полагаться на удачу, но ведь ясно, что домашняя стража не выйдет к пантерам и не пустит их в дом. А прокрасться мимо сонных людей... - он присел перед дверью, мазнул пальцем. - Вот она и пыльца. Значит, именно через дверь он и вошёл, но надо убедиться в отсутствии тайных входов.
   Я заглянула под шкурку на полу, простучала стены. Рондальф проверил, как закрываются дверь и окно. Методично обойдя затем дом, он позвал хозяина и показал ему, как из-за песка в защёлке можно снаружи открыть кухонное окно. Хозяин вежливо поблагодарил за указанную оплошность - я бы даже видеть не хотела, что ждёт виновного. Потом мы хотели вернуться в свою таверну, но хозяин умолял остаться - всё необходимое нам принесут на золотом блюде; дом, сад и всё внутри - наше. Только бы Смилл остался жив. Причём ясно было - он не пытается нас запереть и не вздумает угрожать на случай неудачи. Хорошо изучив людей, он сразу понял - Властелины Севера не испугаются даже настоящих угроз и не потерпят ограничений свободы.
   Вулфборн, Южанин и Смилл ушли играть в сад. Мы осмотрели клетки, где днём спали пантеры - девять исполинских кошек, любая из которых ударом лапы могла перебить хребет лошади. Потом мы наметили места засад. По нашему указанию дверь в спальню Смилла срочно заделали изнутри, теперь попасть туда можно было лишь из соседнего покоя, в котором мальчик учился грамоте. Здесь, среди рукописей, перьев, карт и мела разместился Вулфборн - его единственного из всех нас не отвлекли бы картинки и древние письмена. Голкрифт будет следить за коридором из комнаты напротив. Мне поставили кресло возле окна, в изголовье Смилла. Рондальф и Южанин оставались в саду.
   Поданного нам обеда хватило бы на целую армию. Хозяин почти не ел, во все глаза глядя на сына. Смилл, похоже, готов был отсутствующую армию заменить.
   - Он никогда не ел с таким аппетитом... - с обречённостью в голосе произнёс хозяин.
   - Смилл много бегал и долго смеялся, ему нужны новые силы. - невозмутимо отвечал Южанин, которого хозяин дипломатично считал одним из нас - до завтрашнего утра. - Кроме того, он подражает. - и Южанин кивнул на Вулфборна. Тот, как обычно, последовательно и подчистую опорожнял всю посуду, до которой мог дотянуться, и даже запив цыплёнка острым соусом, не изменился в лице. Смилл смотрел на него влюблено и старался не отставать.
   Кроме Смилла, его отца и нас, за столом был какой-то ранее приглашённый чиновник (после обеда он уединился с хозяином), и старший охранник дома, то и дело кидавший любопытные взгляды на наше оружие. Охранник выглядел чуть старше Рондальфа, высокий, подтянутый, с короткими тёмными волосами и многочисленными старыми шрамами на лице и руках. Он не выказывал обычной в таком положении ревности или обиды, что выполнять его работу пригласили людей со стороны. Он уже допустил ошибку, позволив Зверю прикоснуться к хозяйскому сыну, и признал её, больше того, не пытался из одного тщеславия помешать нам исправить его промах. С ним нужно будет согласовать наши действия, иначе, усилив бдительность, охранники могут на нас же и напасть.
   Для отдыха нас разместили в комнатах на четвёртом этаже. Южанин, впрочем, заявил, что привык не спать по нескольку суток и ушёл со Смиллом к пруду, где водились черепахи, самые разные жабы и тритоны и где мальчик мечтал поймать змею. Я про себя подозревала, что Смиллом Южанин прикрывается от возможных покушений на свою жизнь - ведь награда за его голову едва ли не выше, чем за убийство Зверя. Впрочем, на его месте я поступала бы так же.
   Вечер наступил неожиданно тихий - ни птиц, ни цикад. За ужином хозяин спросил Рондальфа, выпускать ли пантер.
   - Не стоит. Если мы спугнём его в доме, пантеры помешают преследованию.
   Когда стемнело, мы ещё раз обошли все посты. Рондальф проводил меня в комнату мальчика. Смилл раскачивался на своём подвесном ложе.
   - Весь город знает, что мы здесь ждём Зверя. - сказал Рондальф. - Он не придёт.
   - Придёт. Волчье солнце восходит. - отвечала я, глядя на розовую круглую луну. Рондальф не знал, что такое волчье солнце, но он понял - понял не только по холодному свету, разливавшемуся за окном, но и по испуганной тишине вблизи, и по вою далёкой собаки, и по летучей мыши, обезумевшим призраком ударившей в окно и умчавшейся сгустком тьмы в самое сердце луны. Зверь ли, человек ли - он придёт.
   - О чём вы говорили? - спросил Смилл, когда Рондальф ушёл.
   - О волчьем солнце, о зверях и их душах.
   - А бывают добрые оборотни?
   - Нет. Можно помешать оборотню завершить превращение в человека, и тогда он исполнит твоё желание, но его исполнение не принесёт тебе добра, а сделает несчастным.
   - Почему, ведь я получу желаемое? - Смилл уже не раскачивался, он лежал, натянув одеяло до подбородка и почти не мигая, смотрел в потолок.
   - Ну, потребуешь ты у оборотня хорошего коня. Он приведёт тебе такого коня, которым любой король был бы горд. Но этот конь либо сбросит тебя и затопчет, либо падёт или будет бесследно украден, а ты будешь сохнуть от тоски, и ни один конь тебе его не заменит, и ты умрёшь от обиды. Лучше убивай оборотня, не вдаваясь в разговоры с ним.
   - Нельзя же убивать только за то, что человек оброс шерстью! Вдруг ему самому горько быть оборотнем и он на самом деле добрый!
   - Если в тебя летит стрела, ты останешься на месте, в надежде, что она добрая и облетит тебя?
   - Стрелу посылает враг...
   - Оборотня тоже. Или он сам своей злой волей, или колдун, но даже если оборотнем стал добрейший человек, расколдовать его почти невозможно, а в обличье зверя он наделает не меньше бед, чем злой.
   - Почти?
   - Нужен более сильный колдун, да ещё масса всяких зелий.
   - А зверь, которого мы ждём - оборотень?
   - Нет. Эти твари так не действуют. Мы ждём человека.
   - Люди послушны волчьему солнцу?
   - Или своей гордыне. Он оставил свой знак, и он не позволит себе не прийти.
   Смилл затих, задумавшись, да и уснул. Я откусила комочек жвачки из бессон-травы. Гадость страшная, к тому же не очень-то весело жевать, как корова, когда хочется или спрятаться с головой под одеялом, или разбить окно и завыть, убивая тишину.
   Медленно, нудно шло время. Смилл повернулся во сне и одна рука свесилась почти до пола. Я подошла и поправила - не из-за прячущихся под детскими кроватками манов и дасий, а чтобы рука не затекла. Потом подошла к двери, за которой на скамье устроился Вулфборн. Условным стуком дала понять - добыча нейдёт. "Не сплю" - сигнализировал Вулфборн и я вернулась в кресло.
   Когда я позже вспоминала происшедшее, то самым странным казалось полное отсутствие предчувствий, тревоги, изменений... Видимо, жвачка притупила ощущения. Я собралась, лишь когда от двери послышался шорох, отвалился кусочек свежей замазки и вплыло облачко мельчайших голубых искр. Кружась, сталкиваясь, играя и мерцая, они разбегались по комнате, плясали на полу и стенах... мне показалось, я различаю их тихий смех, за которым я не расслышала лязг оружия и обернулась, когда Смилл, с открытыми, закатившимися глазами, бросился на меня с кинжалом в руке. Великие Боги удержали мою руку, отведя Клык от руки ребёнка - я ударила его ногами в живот, отбрасывая к стене, и пока он поднимался, вскочила с кресла и выбила у него кинжал.
   - В коридор! - рявкнула я ввалившемуся Вулфборну, - он там! Мальчишку я удержу...
   Это обещание было дано опрометчиво. Вулфборн вынес дверь, а мальчик, получивший приказ убить свою охрану, дрался, как саблезубый тигрёнок, только молча. С огромным трудом удалось мне уложить его на живот и, сидя на спине, удерживать руки. Мы наставили друг другу синяков, я была исцарапана и искусана, и больше всего на свете хотела получить в свои руки не извивающегося мальчишку, а то отродье кишечного червя, которое его отравило.
   Рычали и бесновались пантеры в клетке, чуя льющуюся кровь. Мальчик вывихнул плечо, вырываясь, но боль не отрезвила его и не заставила прекратить сопротивление. Я исхитрилась набросить на него валявшуюся на полу шкуру - так он хотя бы меньше стучался головой. В доме было странно тихо.
   Наконец послышались неровные шаги. Рондальф появился, тяжело дыша, шатаясь, исцарапанный, с дрожащими руками.
   - Поймали. Ты удивишься. Такое... - он махнул рукой. - В доме все вповалку... - он присел возле мальчика. - сейчас свяжем, к утру успокоится. - он разорвал простынь на верёвки. Вдвоём мы запеленали Смилла в одеяло и увязали, оставив свободной голову. Он слепо смотрел на нас голубовато-белыми глазами и бессильно грыз одеяло, по-прежнему не произнося ни звука. Когда мы вышли в коридор, Рондальф споткнулся о тело Вулфборна - видимо, великан вдохнул-таки пыльцы столько, что и бессон-трава не помогла.
   Голкрифт успел выбежать на улицу и сейчас, вытащив хозяина дома, умудрился разбудить его. Вкратце объяснив хозяину действие пыльцы голубого тюльпана, он посоветовал уложить Смилла на что-нибудь мягкое, а потом потащил меня смотреть Зверя.
   Он стоял, исполненный такого достоинства, что Властелины Севера и Южанин выглядели рядом с ним почётным караулом. Невысокий, но с благородной осанкой, в белых одеждах, с горящими глазами, видевшими, казалось, мудрость всех поколений и ничтожество каждого человека... Такими представляли себе Властелины Севера своих Великих Богов. Ровесник Апрелю, он был похож на древнее божество, в гневе пришедшее взять жертву у пищащих, копошащихся людишек.
   - Вы схватили не того! - первым очнулся хозяин. Мы молчали, считая ниже своего достоинства отвечать на такую глупость, и потухшим голосом он добавил: - но близок рассвет, а Смилл жив...
   Лёгкая гримаса недовольства исказила на мгновение черты старца - так тень тучки пробегает по зеркальной глади огромного озера. Однако же этой тени оказалось достаточно, чтобы наш хозяин, брызжа проклятиями, бросился на него с кулаками - так щенок атакует конную статую. Голкрифт осторожно, но твёрдо обнял его за плечи и предложил уложить рядом со Смиллом - я перевела: "Успокойся, не ты один жаждешь расправы".
   Южанин смотрел на меня странно.
   - Пыльца тебя не взяла. С чего бы? - будто про себя, заметил он.
   - А тебя и Рондальфа?
   - Мы на улице были.
   - И что дальше?
   Южанин отвернулся.
   - Ничего. - и обратился к хозяину. - Тебе этот человек не знаком? Может, он мстил врагам?
   - Я видел его в храме Солнца зимой. Он стоял в стороне и будто возвышал себя над толпой... но мы незнакомы, я даже имени его не знаю.
   - Палач узнает. - пожала я плечами.
   Подошли охранник и Вулфборн, оба спотыкались и двигались, как в воде.
   - Смилл уснул. - доложил охранник. - Развязать?
   - Я займусь мальчиком, - вызвался Голкрифт. - Сейчас и плечо можно без боли вправить.
   Старца со связанными руками немедленно повлекли к королевскому судье.
   Только присутствие Высшего Сборщика Податей не позволило судье спустить на нас собак, когда мы разбудили его, в то время как порядочные люди ещё и первых петухов не слышали. Но, увидев нашего пленника, он, похоже, склонился к мысли всё же выбросить нас всех из дому за неуместные шутки в храме Истины.
   - Я скорее поверю, что Зверь - я!
   - Вчера утром Смилл проснулся со знаком Зверя. - отвечал Высший Сборщик Податей. - Ночь прошла, мой сын жив, а этот человек пойман в моём доме и с ним были трубка и пыльца голубого тюльпана.
   - Может, он тоже охотился на Зверя. - судья проснулся окончательно и теперь дипломатично пытался убедить сборщика податей отказаться от заблуждения.
   - В моём доме не было другого Зверя. И если ты выпустишь его сейчас, за последующие смерти Солнце спросит и с тебя тоже.
   Старец скромно молчал. Судья попытался расспросить его, но тот хранил вид идола, перед которым ничтожнейший подданный с поклоном приносит жертву. Такое молчание обидело судью.
   - Посидит в подземных камерах, пока не вспомнит речь отцов. - заявил он. - Если убийства прекратятся, северяне получат награду.
   - И ты оплатишь наше пребывание в городе. - вмешалась я (Южанин остался со Смиллом "на всякий случай" - подземные камеры храма Истины когда-то не удержали его и теперь мечтали взять реванш с помощью дыбы).
   - Вы будете моими гостями. - быстро сказал сборщик податей.
   - После того, как получим награду, это будет честь для нас. Но недоверие судьи равно оскорбляет и нас, и тебя, а потому будет по моему слову.
   - Он останется в подземелье, пока волчье солнце не пойдёт на убыль. Если убийств больше не будет или он сам раньше признает свою вину, я выполню ваши условия.
   - Обыщите его получше. - сказала я устало. - Загляните в рот. Не руками же, в самом-то деле, он собирался рвать людей.
   - Обыщем. - кивнул судья, подавляя зевок. Я шагнула к нему.
   - Сейчас. Когда караульные будут лежать, путаясь в собственных кишках, а клетка опустеет, будет поздно.
   Всем своим видом Высший Сборщик Податей поддерживал меня. Судья вызвал двоих караульных и приказал им снять с пленника одежду и убедиться, что он безопаснее новорожденного слизняка.
   Старец ссутулился.
   - Мне... нужен... ночной кувшин. - казалось, он заставляет свой голос ломаться и звучать с усилием.
   - Сначала обыск. - быстро сказала я.
   - Я... опозорю... свои седины.
   - Дайте ему кувшин! - взревел судья. - Развяжите руки! Если он сбежит отсюда, я дам вам тысячу золотых, хоть бы мне всю жизнь быть вашим рабом!
   Когда приказания судьи выполнили, кое-кто отвернулся. Я тоже. Не видя, лучше слышишь, и я услышала, что ожидала. Когда старец отдал кувшин караульному, я отобрала его и выплеснула под ноги судьи. Что-то громко звякнуло, лик старца исказился, показав облик зверя. Он метнулся к двери, но Вулфборн ударом кулака оглушил его. Судья сделал знак караульному, тот поднял, обтёр и подал судье железную монету. Один край её был заточен так тонко, что караульный изрезал пальцы.
   - Вы получите награду сегодня же. - тихо сказал судья. - зачем он это делал?
   - Палач выяснит. - пожала я плечами и мы вышли к ожидавшим нас паланкинам.
   ... В прекрасных глазах Смилла стояли озёра слёз, но он держался - ведь Вулфборн никогда не плакал. Рондальф наклонился к нему.
   - Не плакать, - на ломаном кеспском попросил он. - Мы увидимся. Мы вернёмся.
   - В моём доме вы всегда будете хозяевами. - негромко произнёс отец Смилла. Не знаю, как, но он понял, зачем мы вернёмся. И с равнодушной мудростью принял нашу сторону.

***

   В ночь, когда мы покидали Кесп, всё ещё сияло волчье солнце. По настоянию Южанина мы обзавелись лошадьми и несколько дней почти не продвигались вперёд - Властелины Севера учились быть всадниками. Голкрифт быстро подружился со своим Змеем (за что он обозвал так серого в яблоках красавца, он и сам не мог объяснить). Он, казалось, родился в седле - до того легко ему удавалось седлать коня и управлять им одним лёгким движением руки или колена. А вот Рондальф давал своему Бивню чересчур много воли - тот в любое мгновение мог остановиться попастись, ни с того ни сего припустить галопом или вдруг распрыгаться на одном месте, отгоняя мух. Что до Вулфборна, он с превеликим трудом выбрал коня, который, по его словам, не падёт на колени от веса одного лишь Крушителя. Потом он и конь долго присматривались, принюхивались и скалились друг на друга. Вулфборн единственный удержался в седле аж с седьмой попытки. А предложение подстегнуть лениво трусившую скотину он воспринял как жесточайшее оскорбление его и его коня родов.
   Южанин не преминул отличиться, выбрав огромного гнедого жеребца, который кусался и лягался почём зря, а купив эту тварь, он не потрудился оседлать её и сразу умчался куда-то, в чём, однако, его вины не было - жеребчик оказался необъезженный. Зато вернулись оба взмыленные и преисполненные взаимного уважения. Мой Призрак был себе на уме - серый, как кусок тумана, он был задумчив, как корова, но под настроение драчлив, как петух.
   Кони тихо переступали, привязанные к нижним ветвям молодого - что в этих краях значило не старше полутора веков - дуба. Я лежала, подложив под голову свёрнутый плащ, и до рези в глазах всматривалась в луну. Вулфборн похрапывал, Южанин и Рондальф спали тихо, Голкрифт сидел у костра на страже. Я вспоминала пойманного нами Зверя. Если его ещё не четвертовали, что он делает в камере, в подземном мешке? Он чует волчье солнце, оно зовёт его, приказывает, пытает, требуя крови. Я знала это, потому что луна открылась вдруг и мне тоже - перед глазами бесновались мелкие чёрные точки - летучие мыши, что вились вокруг луны, как мошкара вокруг свечки, и, казалось, я слышу их тоскливый, отчаянный визг. Не помню, как я оказалась в чаще - я думала, что по-прежнему лежу, глядя на мышей и на луну. Очнулась, сидя на узловатом, толстом корне какого-то лесного гиганта. Сюда лунный свет не пробивался. Под ногами шелестело и шипело, и я догадалась, что каким-то потусторонним путём оказалась в гуще змей. Немногие из них могли бы прокусить мой сапог, и всё же я не шевелилась. Не дрогнула я, и когда надтреснутый старый голос спросил:
   - Кого привели вы к моему замку?
   Шипение стало громче. Всмотревшись, я разглядела лишь копошащуюся массу, в которой я по колено увязла.
   - Ты пришла сама. - в голосе слышалось удивление. - Мои дети ничего о тебе не знают. Что привело тебя?
   - Волчье солнце. - глухо отвечала я.
   Будто ветер встряхнул крону дерева, на корне которого я сидела. Оно зашелестело листвой, но я услышала кое-что другое - тихий, снисходительный смех.
   - Я не спрашиваю, что указало тебе путь. Что ты ищешь? Зачем ты здесь?
   - Я не знаю.
   Вздох, сильный, усталый; казалось, даже ствол содрогнулся.
   - Люди... Твари, называющие себя разумными... Этому лесу под силу вспомнить их голыми и ничтожными рабами эльфов и пищей гоблинов. А они кормят здесь коней, спят, и мечтают о вечном величии. Им под силу уничтожить этот лес, но они не способны заглянуть в свои желания.
   - Кто ты? Тебя можно видеть?
   На сей раз дерево откровенно захехекало.
   - А если нет? Будешь считать, что всю ночь спала и ничего не было?
   - Утром подумаю.
   Раздалось потрескивание, и из-за моей спины вдруг выступила белёсая, как жидкое облачко, фигура. Смутно-смутно различался овал лица, тени на месте глаз и рта, длинная хламида... И ярко, до боли в глазах - золотая корона.
   - Я - змеиный царь, ужов батька. А кто ты?
   - У меня было много имён...
   - И ни одного настоящего! - он вновь рассмеялся.
   - Тебе оно известно? - беззлобно, с любопытством спросила я.
   - У тебя его нет. - грустно отвечал змеиный царь. - Ты обречена казаться. Одно из твоих имён переживёт даже этот лес, а, может, и весь наш мир. Но ты сама исчезнешь среди них, как в зеркальном лабиринте.
   - Я шла сюда, чтобы услышать это?
   - Ты здесь, чтобы спросить, кто ты, и не найти ответа.
   Вместе мы шли из леса, и вот я завидела коней. Змеиный царь остановился.
   - Все спят. Не буди. Здесь вам не будет зла.
   Он исчез. Я подошла к стоянке. Лошади, люди, огонь - все спали.
   Если бы я хоть заподозрила, что не стариковское желание потрепаться заставило змеиного царя затеять бесплодный разговор, что ему было известно куда больше, чем он намекал, что он пытался предотвратить неминуемое... я изрубила бы его змей, я сожгла бы его лес за молчание. Но тогда я не знала, как мне придётся вернуться и какие обвинения кинуть дереву - замку змеиного царя. Я уснула.
  

***

   В Подземелье Теней вошли четверо: Эшамит, Нареин, раб и охранник. Король не любил бывать здесь - в запахах живых и мёртвых, одинаково забытых людей, которые уже и людьми-то не были. Попавший сюда обычно умирал здесь же. В некоторых камерах живые узники были счастливы оказаться в компании трупа, даже полуразложившегося, кишащего червями - он принимал на себя ночные атаки крыс. Впрочем, по скудности пропитания трупа не хватало надолго - очень уж измождёнными уходили узники в Вечную Тень.
   У одной из решёток Нареин остановился.
   - Я хотел бы донести кое-что до слуха одного короля.
   Раб исчез. Охранник дождался кивка короля, отдал ему ключи и тоже удалился. Эшамит отворил решётку и они подошли к закованному в цепи человеку, чей не слишком бледный и измождённый вид указывал на его недавнее вступление в Подземелье Теней. Он задрожал и отпрянул, узрев короля. Нареин улыбнулся, что придало его лицу вид морды фаршированной щуки.
   - Не бойся, человек. Король милосерден. Расскажи ему, что ты говорил в таверне "Красная муха" и, быть может, завтра ты обретёшь свободу.
   Боязливо покосившись на Эшамита, узник предпочёл обращаться к Нареину.
   - Я уже говорил, мой господин, я Бефин, бродячий торговец. Лучше всего идёт торговля в северных лесах, хотя там и очень опасно - пигмеи, живущие там, злы и воинственны. Но они не бесчестны, и если успевают рассмотреть, что перед ними не враг, а купец, оказывают добрый приём. Не далее как третьего дня я вернулся из северных лесов и в "Красной мухе" рассказал со смехом, что у маленьких людей большое волнение. Через их леса прошли несколько воинов - настоящие великаны, и когда пигмеи напали на них, они дрались, как разъярённые тролли. Один из них насадил на свой меч двоих пигмеев сразу, и, выпустив меч, продолжал крушить их руками и кинжалом. Больше пигмеи не трогали пришельцев, погрузившись в скорбь и ужас.
   - А куда направлялись эти люди? - вкрадчиво спросил Нареин.
   - Пигмеи не знали. Пришельцы покинули их леса, выйдя к королевству Корфот.
   - Идём, мой король. - прошамкал Нареин. - Поднимемся в Башню Мудрости.
   - За что здесь этот человек? Только ради своей истории? - брезгливо спросил Эшамит.
   - Дай мне ещё немного времени, мой король, а потом решай, нуждается ли этот человек в ограничении свободы.
   Двое вышли из камеры. Раб и охранник явились навстречу. Эшамит велел смотрителю Подземелий дать Бефину хорошую постель и нормальную еду. Нареин, извинившись, окликнул раба, и они зашли в одну из пустующих камер. Тут только Эшамит ощутил запах свежих нечистот и немного развеселился, но и разозлился - что затеяла эта развалина, знающая, как растёт репа, но в жизни её не евшая?
   В Башне Мудрости располагалась библиотека - ничего, менее нужного сейчас, Эшамит не представлял. Он приказал двум караульным водрузить дипломата в кресло и поднять по лестнице - иначе их путь продлился бы до ночи. В библиотеке кресло поставили у заваленного рукописями стола Зававы, Смотрителя Письменной Премудрости. Всю дорогу наверх Нареин извинялся, что он позволяет себе сидеть рядом с идущим королём.
   - Покажи королю рукопись, о которой я тебе говорил, и дай перевод.
   Каким бы излишеством не считал Эшамит библиотеку, то, что с поклоном протянул ему Завава, заставило его благоговейно затаить дыхание. Свиток тончайшей кожи, а письмена подобны множеству мелких трещинок, и эта древняя вещь, похоже, дышит, живёт, излучает силу...
   - Это пророчество Вотсидарта, написанное кровью дракона на коже феникса. - проговорил Нареин. - Вотсидарт считался ясновидящим. Он мог сказать человеку, довольно ли стрел в колчане его сына, отправленного на войну, где стоит украденная корова, что происходило ночью на могилах его предков... Один-единственный раз он написал нечто о будущем. Боги прогневались, что он не сохранил в тайне своё знание, и отняли у него дар ясновиденья в тот миг, когда последняя капля драконьей крови упала с его пера на этот свиток. Вотсидарт умер осмеянный, в позоре, в нищете... Но теперь нам предстоит вспомнить, за что он заплатил своим даром.
  
   ... А в Ланкарос после казни Смотрителя Каменоломен раздосадованный король заметил Дишера, который, похоже, был не слишком вдохновлён торжеством справедливости. Какие-то тяжкие мысли мешали вельможе насладиться созерцанием себе подобного на дыбе. Назет кивком подозвал Дишера.
   - Керфин говорил, он рекомендовал тебе хорошего звездочёта...
   - Это так, о солнцеравный.
   - Где же он? Мне тоже иногда не мешало бы спрашивать совета у светил...
   Опыт долгих лет служения трону помог Дишеру, швырнув его нелёгкую тушу на колени без единого мгновения заминки.
   - Безгранична моя скорбь, что я, твой раб, не в силах исполнить твою волю, солнцеравный. Но я отпустил звездочёта в начале нынешней луны, и он не говорил, куда повлечёт его сердце...
   Тень брезгливости легла на лицо короля при виде распростёртого у его ног курдюка. И это - цвет королевства! Впрочем, у него достался ещё достойный противник - Надсмотрщик работ. И, отвернувшись, король удалился.
   Дишер встал, проводил короля невидящим взглядом. По бледному, рыхлому лицу стекали солёные ручьи. Крокодилы в его пруду могли бы ответить на вопрос короля. Дишер пережил ужасные мгновения, но король этого не заподозрил. Король, ха! Его можно считать мертвецом. Звездочёт сделал своё дело, король - тоже битая карта, Эфис - козырь в рукаве.
   Дишер немного повеселел и благосклоннее взглянул на дыбу.
  

***

   С каждым шагом на юг мир вокруг становился прекраснее. Властелины Севера ехали верхом, будто родились в седле. Южанин, разжившись шлемом, перестал шарахаться от собственной тени. И только мне становилось не по себе при мысли о том, во что я вовлекла поверивших мне людей. Увидев великолепие тёплых стран, Властелины Севера не смогут больше спокойно жить в холодных и чистых снегах. Теперь ничто не удержит их от завоевательного похода, и какой кровью расплатятся они за клочок, возможно, не самой гостеприимной земли... Даже Рондальф, само благоразумие, сказал как-то:
   - Эти люди здесь такие изнеженные... Пигмеи в лесах, и те выглядели лучшими воинами.
   - У них есть крепости, конница и магия. - напомнила я.
   - Да и к чему проливать много крови там, где можно обойтись небольшим риском. - пробормотал Южанин. К счастью, Рондальф его не слышал, а я про себя пожелала, чтобы Ледяная Воительница пришпилила длинный язык Южанина самой большой сосулькой. Первоначально я предполагала захватить дюжину-другую деревень наподобие поселения Последних Настоящих Людей, но Властелины Севера, отведав винограда, уже не желали довольствоваться яблоками.
   И вот настал тот день. Мы окружили серый большой камень, полуутопший в дорожной пыли, и Южанин зачитал выбитые на нём письмена: "Откуда бы ты ни был, кто бы ты ни был, зачем бы ни стремился, помни - отныне ты вступаешь в Ланкарос и подчиняешься нашим законам и нашему королю. Будь достоин сей чести!"
   - Ланкарос... - Рондальф повернулся к Южанину. - Ты говорил об этой земле. Она огромна и другую границу омывает Солёная Бездна?
   - Да, это большая и богатая страна. Пожалуй, единственная, обладающая действительно боеспособной армией. Многие думают, король Назет прибегает к помощи магии, но на самом деле чудеса в его армии творят золото и дисциплина.
   - Вот мы и выясним, как тут с магией. - спокойно заявил Рондальф.
   - Никак. - выступила я. - Я тоже бывала здесь. Король знает, что его боятся и ненавидят. Он душит всякое магическое начало, чтобы какой-нибудь умник, прочитав заклинание над парой крысиных хвостов, не отнял у него корону. Одного лишь подозрения в знахарстве достаточно, чтобы быть казнённым. В то же время он достаточно умён, чтобы обзавестись защитой от колдовства. У него есть не то амулет, убивающий колдуна, не то демон, освобождающийся в случае его смерти - это тайна Назета и никто пока не рискнул приблизиться к её разгадке.
   - Придется на него взглянуть. - легкомысленно заметил Голкрифт, и в поисках ночлега мы отправились дальше, топча землю Ланкарос.
   Чей-то заброшенный парк дал нам убежище на эту ночь. Мы развели костёр и переворачивали в нём клубни какого-то растения, которым, по уверению Южанина, кормились как крестьяне, так и их скотина. Меж редкими ветвями полузасохших деревьев мерцали мелкие звёзды на тёмном небе. Луна, ущербная и полуразмытая, то и дело скрывалась жидкой дымкой серого облака. Повизгивание и копошение мелких зверьков иногда прерывал бесшумный полёт ночной птицы. Я чувствовала себя вялой, отказалась от ужина, но встрепенулась, обнаружив, что Южанин отвёл Рондальфа в сторонку и они оживлённо что-то обсуждают. Оглянувшись на остальных, я обнаружила полное равнодушие к заговору. Голкрифт чистил оружие, Вулфборн с сожалением ворошил угли, не находя в них ничего съедобного. Я отвернулась от всех, собираясь демонстративно уснуть, но те двое подошли к костру, и Рондальф тихо произнёс:
   - Великие Боги сказали сейчас своё слово.
   Мы вскочили. Волю богов, вложенную в уста вождя, надлежит слушать стоя и выполнять не раздумывая. Южанин чёрной тенью стоял позади вождя, но его никто не замечал.
   - Мы войдём в Ланкарос. Мы посетим Кофру. В один час правители этих стран устремятся в мир заката, и Властелины Севера завладеют их тронами. Сейчас мы проложим путь, а, вернувшись с дюжиной дюжин воинов, пройдём этим путём. - Рондальф почти вытолкнул к костру Южанина. - Этот человек дал мне ключи судьбы. Он пойдёт с нами и умрёт во имя Великих Богов. Я говорю правду?
   - Я пойду с вами. - заговорил Южанин. - Я проведу вас к сердцам королей, чтобы вы поразили их. Пока Властелинам Севера будет нужен мой меч, моё знание, моя кровь - я буду одним из вас.
   Воля Великих Богов прозвучала и наступила звенящая тишина. А потом произошло то, о чём и эпохи спустя будут говорить шёпотом.
   Если бы на небе было солнце, оно померкло бы, ослеплённое. Луна растворилась в залившем всё вокруг золотом сиянии. Звезда? Новое солнце, ярче, больше и прекраснее старого? Божество, явившее лик? Огромная комета, заслонившая искрящимся хвостом полнеба, величественно плыла над миром и звёзды, съёжившись, робко присоединялись к её искрам. Рассыпая снопы лучей, она ослепляла и ужасала своим великолепием, замораживала сердца равнодушием к судьбам живых и мёртвых. В безмолвии и блеске следовала она сквозь Время, и всё застыло в преклонении.
  
   Когда она исчезла, слабая улыбка осветила бледное лицо Дишера. "Исполнилось!" - прошептал он, но тут же боязливо огляделся по сторонам.
   Эшамит нахмурился. Он вызвал охранника из Подземелья Теней и велел отрезать Бефеину язык, дать ему поместье и сотню золотых и отпустить немедленно.
  
   Властелины Севера совсем успокоились и развеселились, когда комета ушла. Решение принято, знамение о его верности явлено, впереди добрая война и годы мира в землях изобилия - чего ещё желать для счастья?
   Если бы не участие во всей затее Южанина, я была бы самой довольной. Но этот человек, пришедший ниоткуда, казался мне порождением смерти. Там, где я родилась, рассказывали эту быль - о том, как единожды за всё время своего бытия Смерть создала живое существо. Ей было скучно и она хотела померяться силами с равным. Её творение победило смерть, но продолжало служить ей, искушая живых и оскверняя умерших.
   На исходе старой луны мы вступили в столицу Ланкарос - Симолик; и увидели дворец короля, и его солдат, и его горожан, и его храмы.
   Солдаты были повсюду. Самые высокие, стройные и широкоплечие, они выделялись бы в толпе даже без броской охристо-зелёной одежды. Их сторонились. Даже раззолоченные паланкины шарахались в сторону, как шакалы ото львов. Удивительно чистые улицы, нет ни одетых в лохмотья детишек, ни обезображенных войной или болезнью попрошаек, ни вызывающе-ярких публичных женщин... Даже крысы, и те, видимо, ходят строем в отведённое им время на отведённые им помойки.
   - А здесь ничего, - простодушно заметил Вулфборн. - Только есть хочется.
   Воодушевление Вулфборна значительно поостыло, когда выяснилось, что до полудня к еде подаются только прохладительные напитки. Даже жевал он против обыкновения задумчиво.
   - Как они не вымрут со скуки? - искренне удивился Голкрифт, разглядывая одетую в длинную юбку и бесформенную блузу служанку.
   - Любимое развлечение здесь - налоги. Король повышает - народ скрывает. Король находит и карает - народ смотрит и рукоплещет. - Южанин достал флягу с вином и щедро разбавил всем нам фруктово-ледяное пойло в чашах.
   - Кто наследует трон? - спросил Рондальф.
   - Если король Назет к величайшей скорби и ужасу своих подданных оставит их ради сомнительной чести посмертно именоваться богом, трон займёт его сын, юноша о двадцатой весне, настолько задавленный славой отца, что, пожалуй, сломается под тяжестью короны. Поэтому его срочно женили на подходящей особе, страшной, как голодный гриф, но знающей, как надлежит править страной. Впрочем, она достаточно умна, чтобы Назет считал её послушной дочерью, а его сын - редкой красавицей. Королева вот уже десятую весну не показывается из замка своего отца в глухой провинции, и даже на свадьбу сына ограничилась подарком и приветственным письмом, без личного присутствия.
   Вновь подошла прислуга, и мы умолкли - Южанин предупредил, что для своевременного раскрытия заговоров люди, сведущие в разных языках, работают в тавернах и на постоялых дворах. Когда она отошла с грязной посудой, Рондальф уточнил:
   - Значит, если не станет короля и его сына, трон опустеет?
   - Скорее, короля и невестки. Замешательство произойдёт сильнейшее. Армия подчиняется только Назету, и ни к кому до коронации не перейдёт. А аристократы перегрызутся даже не вникая, кто, собственно, убрал короля.
   Я вновь напряглась. Что задумал этот пришелец? Вполне возможно, мечами Властелинов Севера он хочет построить свою империю. Северянам и в ночном кошмаре не могло вообразиться, что кто-то нарушит клятву, данную перед лицом Великих Богов, и не окажется в тот же миг ввергнут в океан кипящего свинца. Но разве я не нарушила слово свадьбы - а ведь на ней, как известно, присутствуют и Великие Боги - говоря, будто сердце моё отдано Рондальфу? Моё сердце унёс Льорн...
   Разговор за столом продолжался, но уши мои вдруг будто укутали в меха - я не слышала стука посуды, голосов, звона монет и бряцания оружия... Я смотрела. Рондальф и Южанин, чуть склонившись друг к другу, степенно беседовали, немного жестикулируя и иногда прикладываясь к чаше. Взгляд мой почему-то прилип к рукам Южанина - красивым, как у аристократа, с длинными сильными пальцами; но изрезанным шрамами, большими и мелкими, застарелыми и совсем свежими... Сколько же зим он пережил? Если бы не шрамы, если бы не холод в глазах, он выглядел бы совсем юным. Но скука, и усталость, и равнодушие к долгой жизни придавали ему порой вид старца.
   Я заставила себя уставиться в свою чашу. Лёд растаял. Хорошо ещё, вино не скисло. Если Рондальф нынче ночью откажется посвятить меня в суть заговора, я уйду. Я не буду говорить ему этого заранее, но поутру он проснётся в одиночестве. Куда я подамся? Я со вздохом отодвинула опустевшую чашу. Земля хранит много нераскрытых кладов и ещё больше носит людей, готовых ради своего каприза оплачивать капризы первой встречной красавицы.
   Почему я не ушла тогда? Мы долго любили друг друга в ту ночь, и я забыла о своих намерениях. Лишь наутро, выйдя к столу и увидев Южанина, я прокляла его в мыслях, но устыдилась - моё вмешательство повело этих людей в неизвестность, где нам повстречался этот человек.
   Днём все, кроме Вулфборна, ушли.
   - Они придут завтра утром. - сказал он, видя, что я готова в ярости кинуться ничком на мостовую и грызть камни. - Они затеяли нечто опасное, и если Великие Боги призовут их в Край Счастливой Охоты, я должен вернуть Властелинам Севера семя их вождя.
   Как угадал Рондальф, что я зачала в эту ночь? У меня был довольно глупый вид - четверо мужчин прежде меня узнали, что я жду ребёнка!
   - Великие Боги похитили их разум. - мрачно отвечала я и, удалившись в свою комнату, завалилась отдыхать.
   Они вернулись ранним утром. Никто не вошёл ко мне, опасаясь спугнуть мой сон - отныне жизнь моя драгоценна, ибо людям не дано знать, что я скрываю - может, лекаря, может, охотника, который в любую непогоду накормит народ, может, воина, который бросит к ногам Властелинов Севера мир.
   Там, где я родилась, женщина и на сносях продолжала обихаживать главу семьи. Льорн сказал как-то, когда к нему пришла женщина, потерявшая очередной плод о шестой луне: "Твоё тело не окрепло и не удержит и дитя, и вёдра с водой. В другой раз, когда понесёшь, слушай своё сердце. Если ты что-то делаешь, и оно начинает биться сильней, затрудняя дыхание, бросай всё, ложись и не вставай, пока оно не успокоится.". Она ушла, бормоча: "Лучше бы я пала ниц в храме Агениры, чем ходить к этому колдуну..."
   При воспоминании о Льорне меня охватило равнодушие, спокойствие, за которым стояла пустота. Что мне терять? Я ведь всё равно и об уходе подумывала. Так почему бы не остаться и не посмотреть, чем всё разрешится?
   ... Через мост на мелкой речонке покидали мы Ланкарос. Речонка была узкая, а мост широкий - по речушке этой пролегала граница с Кофру - нашей следующей мишенью. На мосту дежурили несколько солдат, да ещё один сидел на вышке у моста - со стороны Кофру возведение подобного сооружения никогда и не замышлялось. Назет повсюду старался опередить врагов (в большинстве своём мнимых) и во имя армии разорял народ. Впрочем, для страны такое хозяйствование лучше, чем грабить крестьян и ремесленников ради прироста сокровищницы или - как в Кофру - на потеху аристократии.
   На мосту Южанин стушевался. Проехать в шлеме было невозможно - его в любом случае заставили бы показать лицо, поэтому с утра Голкрифт приготовил краску и теперь Южанин изображал из себя дикаря с другого берега Солёной Бездны. Его могли выдать лишь глаза, поэтому он, как подобает рабу, шагал, смиренно потупив взгляд и ведя в поводу свою навьюченную лошадь.
   - Что это за обезьяна? - спросил один из солдат у Рондальфа. Отвечать пришлось Голкрифту - не может же обезьяна владеть языками, поэтому мы заранее договорились, как вести речь с охраной.
   - Слуга моего господина. Он купил его много вёсен назад. Служа моему господину, он обнаружил замечательное послушание и сообразительность. Теперь он стоит куда дороже, но госпожа, - тут Голкрифт снисходительно улыбнулся мне - скорее продаст своих канареек, чем этого малого.
   Солдаты переглянулись, кое-кто хмыкнул. Нас пропустили, чтобы вдосталь позубоскалить за нашими спинами. Южанин, который в начале всего представления мрачно стискивал кулаки и зубы, теперь, похоже, тоже не прочь был посмеяться.
   - Тебе так ещё полдня идти, покуда нас видно с вышки. - охладила я его пыл, когда мы съехали с моста.
   - Оно того стоит... - мечтательно протянул он, не рискуя, впрочем, поднять головы.
   Половина нашего путешествия осталась позади.

***

   Королевство Кофру встретило нас грозой. Южанин оглянулся на вышку, и, убедившись, что мы скрыты от часовых завесой дождя, подставил лицо хлещущим с неба потокам воды. Тут же с него потекла краска. Потом он вернул себе меч, кинжал и шлем и птицей взлетел в седло.
   - Это так срочно? - спросила я, когда он брезгливо оттирал с рук и лица остатки краски.
   - Немногим нравится изображать раба. - беззлобно ответил он и тут же с ехидным укором добавил: - Тебе-то должно быть понятно.
   - Удивительно, что мы проскочили, - подал голос Голкрифт. - Как эти слизняки на вышке поверили, будто раб может быть смышлёным?
   Южанин вскинул голову.
   - А по-твоему рабы - горы мышц без мозгов?
   - Гора мышц с мозгами не позволит никому властвовать над собой. - убеждённо заявил Вулфборн.
   - Я девять вёсен был рабом. - спокойно ответил Южанин. - При моём рождении астролог предсказал, будто я принесу много горя людям, которые взрастят меня. Я был отдан на воспитание в деревенскую семью. Вскоре родители перестали посылать деньги и меня продали охотникам за рабами. Мне шла пятая весна, когда меня сочли подходящим для школы гладиаторов. Я покалечил многих сверстников и хозяева стали поговаривать, что было бы лучше убить меня, как бешеного пса, но уже появились влиятельные зрители, которым это не пришлось бы по вкусу. И тогда в один из боёв против меня выставили мальчишку вдвое старше. Когда он сломал мне несколько рёбер и руку, я перегрыз ему глотку. Я стал приносить огромные деньги хозяину школы. У него была дочь одних лет со мной, но она была сущим ребёнком, хозяин оберегал её даже от созерцания раздавленной мухи. Мы бежали вместе, а когда оказались в относительной безопасности, я продал её в первый же бордель.
   Некоторое время все молчали. Я не выдержала.
   - Да, ты, видать, был злым ребёнком. И всё же гладиаторы - не совсем рабы.
   - Верно. Они хуже рабов. Они игрушки. И нужно быть тупой горой мышц, чтобы гордиться своими победами в боях на арене.
   Я резко натянула узду - в его словах мне послышалось оскорбление.
   - Я была любимой игрушкой. Мне нравилось вызывать гнев хозяина. Однажды в порыве ярости он подарил меня своему брату, и в тот же день ворвался в его дом, убил его и на коленях просил у меня прощения.
   - Что ж ты сбежала из такой сказки?
   Немного успокоившись, я пожала плечами и тронула поводья.
   - Повзрослела я для сказок.
   - Не сказал бы. - себе под нос пробурчал Южанин.

***

   Мы проезжали через поля и деревеньки, перебирались по полуразвалившимся мостам через грязноватые речушки. Мы не утруждали себя поисками ночлега - голодные крестьяне за самую мелкую монетку беспощадно отодвигали от очага своих иссохших, но всё ещё почитаемых стариков и всё, что было в хижине мягкого, шло на подстилку гостям. Как-то Голкрифт подстрелил бибрулю - мелкого оленя с рогами наподобие бараньих - в общем, мясо. Для нас его было много, и за половину туши вся деревня устроила праздник в честь щедрых охотников: с плясками вокруг костра, бочонком браги и женскими визгами в темноте.
   Рондальф был не в восторге, и Южанин поддержал его - мы привлекаем слишком много лишнего внимания. Впредь мы постарались обходить мало-мальски значимые деревни и останавливались на ночлег либо по-старому - лагерем, либо в такой уж глуши, где люди до сих пор считали Эшамита юным наследным принцем и поклонялись не божествам, а камням, деревьям и родникам. Боюсь, что после нашего появления в таких затерянных селениях и пошли по миру легенды о сынах солнца, посетивших землю после явления золотой кометы.
   Нас ужасала нищета этих людей. Даже Вулфборн, готовый спать на голой земле, лишь бы не задыхаться под низенькой крышей и считающий, будто голодающий человек просто слишком ленив или слаб, чтобы добыть всё необходимое - и тот однажды, глядя на паукообразного пацанёнка - с тонкими ручками-ножками и вспухшим животом - изрёк:
   - Правитель этой страны заслуживает, чтобы у него вынули печень и накормили ею этого мальца.
   - Правитель этой страны из последних сил сдерживает аристократов, чтобы они не содрали шкуру с этого мальца себе на башмаки. - отвечал Южанин. - Придворные мечтают избавиться от Эшамита, и лишь их взаимная ненависть позволяет королю жить. Они погрязли в пороках и отдались чёрной магии, поэтому не страшатся народного бунта - их подданные запуганы, они верят, будто одна мысль о неподчинении хозяину умертвит их, отдав их дух на поругание злобным демонам.
   - Здесь, значит, тоже непросто провести воинов - или же магия не обнаружит их? - вслух размышлял Рондальф.
   - Апрель знает отворот чар. - напомнила я. - Здесь значительно легче, чем в Ланкарос, провести хоть целую армию, ибо Эшамит не прибегает к магии, он полагается на личную охрану.
   Мы сидели в бедном крестьянском дворе - Властелины Севера буквально задыхались под дырявыми, ветхими крышами здешних хижин. Вечерело. Тощая дворовая собака поймала лягушку и быстро, жадно поедала. Пыльные куры понуро плелись на насест - солнце заходило. Вышла хозяйка - крепкая, коренастая, с толстой косой вокруг головы - сказать, что нам готовы постели. Южанин поблагодарил её, а нам сказал:
   - Сегодня лучше всем быть в доме. Я слышал обрывок разговора, будто отец этой деревни проиграл своих крыс отцу соседнего села.
   - Что это значит?
   - Значит, нынче ночью крысы пойдут со дворов к соседям. Вулфборн, я понимаю, какого ты мнения о таком враге, но узнай, что эти твари здесь размером с хорошую кошку и десяток их запросто обгладывает корову по дороге от калитки до хлева. Они особенно злые во время таких переходов.
   Вулфборн хмурился. Рондальф шутливо ткнул его кулаком в плечо.
   - Брось дуться. Никто не сомневается, что ты способен всю ночь махать Крушителем и перебить всех крыс королевства, но не лучше ли вздремнуть в тепле и спокойствии?
   Лицо Вулфборна просветлело и он, кивнув, первым поднялся и пошёл в дом.
   Когда стемнело и мы улеглись, за стенами дома будто пошёл дождь. Дробный перестук тысяч лапок, шорох, попискивание и поскрипывание. Рондальф не выдержал, подошёл к окошку - и отшатнулся.
   - Их больше чем снега на севере. - ошарашено сказал он. Остальные Властелины Севера тоже повскакивали и прильнули ко всем щелям в стенах хижины. Голкрифт присвистнул. Вулфборн потрясённо качал головой. Я тоже должна была признать, что в лунном свете зрелище было даже величественным: сплошной бескрайний поток серых спинок да горящие угольки - точечки глаз.
   Южанин, наконец, тоже решил почтить своим вниманием массу мерзких тварей. Некоторое время он наблюдал молча, потом заметил:
   - Похоже, отец соседнего села обыграл не одного хозяина этих тварей.
   - Да, стольким крысам в одной этой деревушке было бы не прокормиться. - согласился Рондальф, а Голкрифт спросил, кто это - отец деревни.
   - Предок всех жителей деревни. - объяснила я. - Вроде духа пращура, который владеет скотом, птицей и людскими болезнями. Если бы он проиграл... ну, допустим, Илзрелю всех коров, на них напал бы мор. Если бы проиграл лешему кур, их унесла бы лиса. Если бы выиграл у лешего белок или бибруль, у жителей была бы удачная охота.
   - В напёрстки? - уточнил Голкрифт. Но никто не знал, во что играют духи и демоны.
   Внезапно с улицы донёсся отчаянный крик. Хозяин дома спешно пересчитал детей и равнодушно сказал, что недостаёт младшей дочки. Видимо, девочка спряталась на дереве и там уснула или просто притаилась, а теперь часть крыс взобралась и на старую яблоню. Выходит, отец этой деревни продулся в пух и прах, раз в уплату долга с него потребовали ребёнка. И семейство крестьян вновь успокоилось.
   Внезапно Вулфборн с треском распахнул дверь и ураганом вылетел во двор. Рондальф метнулся следом, но Южанин преградил ему путь.
   - Он справится один. Если придётся туго, я выйду сам. - и он захлопнул дверь, чтобы река крыс не затекла в дом.
   Мы видели, как Вулфборн топчет и расшвыривает крыс, пробираясь к яблоне у забора. Остановившись, он стал смахивать со ствола крыс. Если твари падали на него, он ломал их пальцами и продолжал топтаться у дерева, беспомощно глядя вверх. Южанин коршуном накинулся на крестьянина.
   - Как завут девочку?
   Тот , не показывая испуга, равнодушно пожал плечами.
   - Её звали Олема.
   Южанин хотел было выйти во двор и окликнуть девчонку, но Вулфборн опередил его. Он хорошенько тряхнул яблоню. Раздался визг, дождём посыпались крысы и среди них из ветвей дерева выпал светлый комочек. Подхватив ребёнка, Вулфборн пошагал к дому. Хозяин встрепенулся.
   - Она обречена. Духи разгневаются, если мы укроем их избранницу.
   Рондальф догадался, что он говорит, но не мог поверить.
   - Это же твоя дочь! Если духи не в силах удержать свою добычу, они с достоинством отступят. - но крестьянин качал головой.
   Хлопнула дверь. Девочка - о четвёртой зиме, не старше - цеплялась за шею Вулфборна. Южанин вкратце ознакомил его с религиозными убеждениями хозяев.
   - Она не найдёт приюта в деревне. - добавила я. - Милосерднее было бы утопить её, как щенка.
   Вулфборн прикрыл девочку ладонью и испуганно посмотрел на вождя.
   Рондальф вздохнул. Некоторое время мы молчали. Я понимала Вулфборна, но точно знала - в этой стране ни один крестьянин не приютит у себя лишний рот, а если она попадёт в дом аристократа, то лучше бы ей быть растерзанной крысами.
   - Одиль, - заговорил наконец вождь, - скажи этому мокрому петуху, что мы пробудем здесь до утра, а с рассветом уйдём с девочкой. Вулфборн, можешь таскать её с собой. Если доставишь в снега севера, она станет одной из нас.
   Всё, что касалось бывшего отца Олемы, я перевела ему дословно. Крестьянин не обиделся.
   - Вы могущественны, как боги. Мы не посмеем спорить с духами и с отцами деревень. Нашу дочь забрали чужеземные боги - да будет так.
   Олема уже спала. Рондальф придирчиво осмотрел спутанные волосёнки и дырявую рубашонку девочки. Потом умоляюще обратился ко мне:
   - Один раз поможем Вулфборну, ладно? Немножко отмой её, а при возможности оденем. Лучше хоть в шкуру зверя, чем в то, что на ней сейчас. Уж если мокрый петух обозвал нас богами, девочка не должна походить на мокрого цыплёнка.
   - И вовсе она не цыплёнок. - обиженно буркнул Вулфборн.
   Утром он привязал малышку к седлу впереди себя, но, согласно повелению вождя, у первого же источника я отобрала у него девочку и хорошенько отдраила. Южанин, порыскав по окрестностям, вернулся с относительно прочной и чистой женской юбкой.
   - Я снял её с забора! - предупреждая наши вопросы и подозрения, заявил он. - Только вот мелких монет не было с собой, так что давайте уходить поживее.
   Из юбки девочке соорудили подобие туники. Она оказалась обычным маленьким ребёнком - льняные локоны, голубые глазки, красный носик пуговкой. Не понимаю, с чего Вулфборн так светился. К концу дня они вовсю разговаривали между собой.
   - Надеюсь, он не будет петь ей колыбельные. - мрачно сказал Южанин. Рондальф махнул рукой.
   - Сейчас я уже не могу ручаться, что он учудит ещё.
   Вдали показался лес. До ночи мы могли добраться туда, но Южанин вдруг спешился и, попросив нас не позволять коням перебирать ногами, стал слушать землю. Потом, поднявшись, он заявил:
   - Леса здесь ещё опаснее, чем на севере, где пигмеи. В ближайшее время нам не грозит охота какого-нибудь дворянчика, но неизвестно, что хуже - помешать развлекаться одному из этих мерзавцев или же самим насторожить всю лесную сволочь - от саламандр-вампиров до танцующих демонов, не говоря уже о хищниках попривычнее. Послушай моего совета, вождь, и давай заночуем здесь, а через лес поедем днём.
   Рондальф обернулся ко мне.
   - Одиль?
   - Всё так, но если какой-нибудь дворянчик вылезет на охоту после захода солнца, он сразу обнаружит нас и решит развлечься по-иному.
   - Как, например? - вмешался Голкрифт. Ему ответил Южанин.
   - Зависит от его склонностей, но в любом случае кого-то изнасилуют, кого-то заставят участвовать в боях гладиаторов, а тех, кто не сгодится для первого и откажется от второго, заживо освежуют, а потом разрежут на алтаре Дарующего Сны.
   - Остаёмся здесь, - решил Рондальф, - но на ночь потушим огонь.
   Вулфборн по-прежнему трясся над девочкой. Голкрифт, подстрелив пару зайцев, уселся у костра и вырезал из палочки куклу. Только увидев, что ребёнок занят и не скучает, Вулфборн принялся за приготовление ужина. Рондальф и Южанин негромко переговаривались о завтрашнем переходе леса. Я жевала травинку и смотрела в небо.
   Ночью Рондальф разбудил всех, кроме Олемы. От леса в нашу сторону двигалась прерывистая цепочка огней. Она быстро приближалась, огни двигались хаотично, метались из стороны в сторону, некоторые гасли, но неотвратимо было наше столкновение.
   - Люди с факелами. Пешие. Немногим больше двух дюжин. - прошептал Рондальф. - Ведут себя как преследуемые. Великие Боги!
   Мы все вздрогнули - один из огоньков вдруг взлетел выше верхушек деревьев, потом упал и исчез - будто кто-то очень сильно подбросил факел вверх. Наши лошади почуяли неладное - они беспокойно стригли ушами, вскидывали головы и топтались, шумно вдыхая ночной воздух. Мы же вскоре услышали испуганные крики издалека. Мы не могли даже отойти в сторону - люди с факелами рассеялись, казалось, во всю ширину горизонта. У меня слезились глаза от напряжения и вскоре я разглядела в лунном свете гигантскую синеватую тень, мечущуюся позади огоньков. Южанин, будто не доверяя словам Рондальфа, вновь припал ухом к земле. Когда он поднялся, он был мрачнее тучи.
   - Эти люди обречены. Весь вопрос в том, будут ли они истреблены прежде, чем приблизятся к нам. Их преследует пара скорпионов. Эти твари не пойдут дальше, умертвив всех, кого видели, но если кто-то добежит до нас, мы тоже превратимся в добычу.
   Проснулась Олема и, к гордости Вулфборна, не издала ни звука.
   - Мы не уйдём верхом? - спросил Голкрифт. Южанин покачал головой.
   - Они движутся вдвое быстрее любой лошади. Даже если бы мы рванули отсюда, как только пробудились, мы бы лишь привлекли внимание скорпионов.
   - Что это за твари? - спросил Рондальф. - Чем их можно убить?
   - Это насекомые размером с мамонта. У них клешни как у рака, которыми они запросто перекусывают лошадь. И хвост с ядовитым жалом. Они убивают не для того, чтобы насытиться, не для развлечения даже, а из всепоглощающей ненависти ко всему живому. Истребив всех людей, они наверняка сцепятся между собой. Их панцирь выдержит любой удар меча. На брюхе, где сходятся щитки панциря, они уязвимы, но нипочём не подпустят под себя врага.
   - Одиль, возьми Олему и заберите лошадей. - приказал Рондальф. - Тихо уходите, если скорпионы всё же доберутся до нас - летите во весь опор. Лошадей распустите, чтобы отвлечь их.
   Я вспыхнула, но возразить не успела.
   - Ты блестяще орудуешь коротким мечом, но здесь нужна сила, - заявил Южанин, - и меч подлиней. Сильным ударом можно отрубить их любую конечность.
   Я посадила Олему на Призрака, распустила стреноженных лошадей и шагом мы стали отступать. Впрочем, можно было переходить и в галоп - в сотне шагов была дюжина факелов и было ясно, что мы обнаружены. Но я тоже кое-что слыхала о скорпионах. Они были смертоносны для любого живого существа независимо от его размеров и свирепости. Но не клешни и жало делали скорпионов хозяевами земли. Они были по-настоящему умны. И если бы мы сейчас поспешили уходить верхом, они промчались бы мимо пеших жертв, которые никуда не денутся, чтобы уничтожить сперва ускользающую добычу. Я отвлекла бы их от Властелинов Севера, если бы в моей жертве был хоть какой-то смысл. Но мне нечего было противопоставить этим чудовищам, а за оставшимися позади людьми они бы всё равно вернулись.
   И вот мы увидели их. Мы увидели отблески лунного света на иссиня-чёрных панцирях. Мы увидели, как одно из чудовищ, играя, подхватило клешнёй человека, подбросило его живого вверх и другой клешнёй перерезало в воздухе. Я не вынесла этого зрелища, кровь моя вскипела. Я наклонилась к девочке.
   - Уезжай. Пришпоришь лошадь, только если мы все погибнем. - я пересадила её на коня Вулфборна. Она отчаянно замотала головой.
   - Вождь сказал, ты тоже должна спастись.
   - Я должна помочь вождю и Вулфборну. А ты им помочь не можешь.
   Олема всхлипнула, но послушалась. А я развернула Призрака и поспешила туда, где скорпионы задержались.
   Один из них заслышал стук копыт и устремился навстречу, угрожающе подняв клешни. Призрак меня не подвёл, не ударился в панику. Я видела, как вокруг второго скорпиона мечутся люди - а этот, стало быть, полностью в моём распоряжении. И я направила Призрака в лобовую атаку.
   Внезапно скорпион замер. Я увидела его глаза. Встал на дыбы Призрак, едва не въехав в жевала чудовища. А потом скорпион немного подался назад.
   Мне показалось, он хочет разогнаться для атаки. Но он медленно отступал, и так же медленно, шаг за шагом, дрожащий Призрак шёл вперёд.
   Клич победы раздался там, впереди. Мой скорпион продолжал отходить и вот мы подошли к Властелинам Севера и останкам другого скорпиона - валялись и дёргались обрубленные ноги, щёлкали, как медвежий капкан, клешни, извивался смертоносный хвост с жалом. А я наступала. Внезапная тишина нарушалась лишь шорохом травы под ногами скорпиона и копытами Призрака.
   Я не понимала, что происходит. Тварь, при появлении которой стадо мамонтов рассеивалось, как лягушачий хор от брошенного в болото булыжника, отступала и, казалось, не удирает лишь из страха повернуться ко мне спиной. Призрак был напуган, это чувствовалось, и, похоже, он разбирался в происходящем не больше меня.
   Наконец скорпион решился. Резко отклонившись назад, он круто развернулся, обдав меня градом песка и камней, и бросился к лесу. На бегу он споткнулся о Вулфборна, который огрел его Крушителем по панцирю, а потом был сбит одной из скорпионьих ног. Откатившись в сторону, Вулфборн сел и смотрел вслед твари. Властелины Севера и две оставшихся в живых жертвы скорпиона, безмолвствуя - тоже.
   Только Южанин настороженно и неотрывно смотрел на меня и когда скорпион скрылся, остальные также обернулись, будто я звёздами покрылась.
   Я спешилась, погладила Призрака.
   - Что ты ему сделала? - спросил Рондальф.
   - Ничего. Просто хотела ударить в лоб, чтобы отвлечь от Олемы и лошадей.
   - Понятно. - медленно произнёс Южанин. Я вскинулась.
   - Что тебе понятно? Говори, мне нечего боятся!
   - Древняя раса вампиров. - ответил он. - И твари, которые помнят бремя их власти.
   - Одиль - вампир? - Рондальф рассмеялся. Ему вторили другие Властелины Севера. Южанин пожал плечами и миролюбиво ответил:
   - Что ж, значит, ничего не понятно. Я иду за лошадьми и девчонкой.
   Я заговорила с парой спасённых людей в одеждах с гербом. Оказалось, они принадлежали к свите наместника области, который задумал поохотиться. Днём они заняли места в засаде, но ночью, когда огнём и шумом попытались загнать окружённую стаю волков, привлекли скорпионов. Они были без лошадей, поэтому Южанин не услышал их. Они видели, как Властелины Севера сперва ослепили одного скорпиона, а потом поотсекали ему ноги, клешни и жало. И они видели, как бежало второе чудовище.
   - Их нужно убить, - заявила я, - иначе растреплют по всей стране. Это не тупые крестьяне, они не скажут, что явились Сыны Солнца. Король узнает, что на его земле - сильные и опасные чужаки.
   - Мы спасли их волей Великих Богов, - отвечал Рондальф, - и они разгневаются, если теперь по своей воле мы отнимем у них жизнь.
   Вернулся Южанин. Олема не уехала далеко и даже повернула обратно, заметив, что скорпион стал отступать. Он пошептался с Рондальфом, а потом сказал:
   - Мы сами явимся к королю. Кроме Одиль - я тебе, детка, позже объясню, почему. Как по-вашему, откажется он иметь в личной охране людей, победивших скорпионов? Так что эти охотнички пусть хоть саги о нас слагают.
   И теперь мы решили без опасения останавливаться даже в самых больших деревнях.

***

   Издали стены Земо поражали своим величием. Выше многолетних сосен возносились они, чернея узкими бойницами и сияя частоколом копий наверху. А за стенами виднелись башни. Вон чёрная Башня Мудрости, вон высокие золотистые шпили храма, вон алые купола королевского дворца.
   Но когда мы подъехали ближе, стали видны трещины и дыры в мощной некогда стене, ров был залит нечистотами и почти исчез. Я старалась не думать о состоянии перекидного моста. Стражник, даже не глядя на нас, протянул руку, получил свой золотой и отошёл в сторону. Мы вошли в столицу Кофру.
   Южанин был в шлеме с опущенным забралом - здесь его тоже мечтали казнить. Лошади наши ступали медленно и осторожно - выбоины в мостовой были будто нарочно сделаны в ожидании неприятельской комнате. Олема вертелась волчком, да и Властелины Севера не скрывали своего любопытства. В седельной сумке Рондальфа было спрятано отсеченное жало скорпиона. Перед входом в город он рассказал мне план Южанина по устранению короля, но я до сих пор обижалась, что в этот наш визит меня не возьмут во дворец. Прерводчиком будет поднаторевший в кофрском Голкрифт, а Южанин и я подождём Властелинов Севера в пивнухе.
   Выбрав подходящее для встречи заведение, мы показали Властелинам Севера дорогу ко дворцу. Южанин научил, что нужно говорить, и мы расстались.
   - Возможно, зря мы послали их туда, - заметила я, устраиваясь на лавке у окна и отхлёбывая тепловатое пиво. - Похоже, о драке со скорпионами здесь и не слыхали.
   - Но это недурной предлог для ознакомления с дворцом. - отвечал Южанин, придирчиво разглядывая свой шлем. - Как по-твоему, это сооружение в городе выглядит неуместно?
   - Точно. Так ты только внимание привлекаешь. А насчёт дворца ты не прав. Эти старые постройки полны ловушек, лабиринтов и ещё неизвестно какой дряни - спорим, сам король толком не знает, сколько стен его уборной имеют уши.
   - Но уж тронная зала и королевская опочивальня от их взгляда не укроются.
   Я кивнула. К вечеру Властелины Севера должны были вернуться. Я, правду говоря, подустала от этого долгого пути. Южанин пошептался с хозяином, потом подошёл ко мне.
   - Здесь есть комната. Иди отдохни. Я буду тут с Олемой. Что-нибудь принести?
   Девочка свернулась клубочком на лавке и посапывала. Я покачала головой. Хватит Южанину забот о ребёнке, я уж сама...
   - Когда она проснётся, сходи, приодень её.
   ... Когда проснулась я, было темно. В комнате слышалось чьё-то ровное дыхание и я не двигалась, давая глазам привыкнуть к сумраку. Постепенно я стала различать лавки вдоль стен, низкий столик с потушенной лампой посредине... На одной из лавок на двух подушках спала Олема и под лавкой лежали сапоги.
   Я быстро села. Значит, девочка поспала, они сходили за обновками, наверняка поужинали - и она снова спит. Властелины Севера должны уже вернуться, но что-то подсказывало мне, что их нет.
   Одевшись, я открыла дверь в коридор, и сверху упал кусочек древесной коры, исцарапанный письменами. Я подхватила его, подошла к светильнику на стене.
   Кофрскими буквами, но на языке Властелинов Севера, Южанин оставил послание: " Лисы ещё в курятнике. Не мечись. Если я не вернусь к рассвету, уноси хвост. "
   Я вышла во двор. Небо светлело - до рассвета немного осталось. Уносить хвост? Возможно, Южанин так и поступил бы, но я не вернусь на Север без Рондальфа и любой ценой попытаюсь вытащить доверившихся мне людей.
   Мне стало холодно, но я по-прежнему топталась во дворе, изредка сверля взглядом бледнеющие звёзды. Наконец я увидела тень у забора. Южанин бесшумно появился во дворе.
   - Их схватили и пытали, - быстро сказал он. - их спрашивали о женщине, обратившей в бегство скорпиона, и о мужчине, одним ударом меча пронзившем двух человек. На допросе был король и его придворный дипломат. Сперва северяне сказали, что эти двое были их случайными попутчиками, но им не поверили. Тогда они больше ни слова не произнесли; их не казнят, пока не выведают, где мы. А как только нас поймают, они будут уже не нужны. Нас уже ищут и город оцеплен.
   Небо с краешку порозовело. Вышел хозяин пивной и Южанин коршуном кинулся к нему.
   - Позаботься о девочке. Если будут спрашивать о нас, говори, что были и утром исчезли. А вот что мы вернёмся за девчонкой, не разглашай. Золота получишь вдвое больше, если девчонка будет цела и обойдётся без засады.
   Хозяин оторопело кивал. Южанин напоследок прошипел:
   - И помни, я с тобой расплачусь. А золотом или сталью - решай сам.
   - Куда мы? - обречённо спросила я, когда мы покинули пивную.
   - Во дворец, разумеется. Ведь по городу нас ищут, а за город не выйти. Знаешь, за что я ценю древние города? За высокий уровень культуры, включающий обязательную личную гигиену. Да восторжествует всеобщая система сточных подземных тоннелей! Дорога к сердцу дворца предстоит через его клоаку.
   - Будешь должен кусок мыла. - мрачно отвечала я, поняв, что меня ожидает.
   Южанину пришлось хуже. Хотя мы с ним были одного роста, мне помогали каблуки, а его подвели короткие ноги - так что где мне было выше колена, он пробирался по пояс в нечистотах.
   - Мы примем ванну вместе, ладно? - ёрничал он.
   - Запросто, - отвечала я, - ты ведь не потянешь с собой скамеечку?
   Он, похоже, обиделся - замолчал.
   Вокруг нас непрестанно что-то булькало, хлюпало, плескалось. Здесь живут крысы - это я знала точно. Здесь может быть ядовитый дух-убийца - об этом легко было догадаться. Южанин подлил масла в огонь, вспомнив, будто священные питоны Коабра частенько навещают сточные тоннели, влажностью и испарениями напоминающие им родные болота. Но пока единственной опасностью для меня оставался ядовитый язык моего проводника.
   - Теперь прекрати брызгаться и плескаться. - прошептал он, останавливаясь. - Через десяток шагов - колодец наверх. Туда выливают нечистоты стражи Подземелья Теней. Возможно, родится новая байка о чудовищах в сточных тоннелях, после того, как тюремщики неведомой силой будут увлечены на дно колодца. - и он достал из-за пазухи аркан. Идя следом, я подумала - несмотря на излишний трёп и браваду Южанин порой стоит дюжины воинов.
   Когда мы выбрались из колодца, взошло солнце. Одежда тюремщиков болталась на мне и была коротковата, а Южанину узка в плечах. Кроме того, запах тоннелей был неистребим. В Подземелье оставалось ещё с полдюжины караульных, но пока мы отыскивали подвал, где держали Властелинов Севера, нам никто не встретился.
   Хуже всех пришлось Вулфборну. Он не двигался, с каждым вздохом на губах его пузырилась кровавая пена. К счастью, Рондальф и Голкрифт были в состоянии нести его. У самого входа мне навстречу вышли двое караульных. Одному я сразу срубила голову, но второй успел заорать, прежде чем Клык нашёл его сердце. Сзади послышался топот и грозные окрики. М его. вавая пена. лдюжины караульных, но пока мы отыскивали подвал, где держаы бегом преодолели дворик и пока Властелины Севера спускались в колодец, Южанин удерживал ворота Подземелья Теней. Я кинулась ему на помощь и мгновения, на которое хватило моих сил, Южанину оказалось достаточно, чтобы вогнать свой меч в дверь и косяк - лучше всякого запора.
   - Это всё равно, что написать "я здесь был". - на бегу к колодцу бросила я ему.
   - Но я не дописал, куда мы делись. - огрызнулся он.
   Итак, я одна осталась при оружии. Скрепя сердце, я отдала Клык Южанину - он показывал нам путь. Один из тоннелей вёл к реке, вытекающей из города. Нам предстояло весь день отсиживаться в нечистотах, а ночью попытаться покинуть город. К вечеру Южанин брался доставить к нам Олему. Вот только коней придётся бросить.
   Когда мы выбрали более-менее сухой уступ стены и устроились передохнуть, Рондальф рассказал, что король принял их благосклонно, велел поднести питья - а потом они очнулись безоружные и в цепях. Их пытали рабы с вырванными языками, а вопросы задавал ветхий старик, причём на их родном языке. Король безмолвствовал. Старик знал, что они явились с Севера, знал о битве с пигмеями и о спутниках северян - медноволосой женщине и пришедшем ниоткуда мужчине.
   - Когда Вулфборн потерял сознание, старик понял, что от нас он не услышит ни слова. Тогда он посмотрел на меня, покачал грустно головой и сказал, не переводя своему королю: " Мне жаль тебя, вождь. Твоя мечта исполнится другим. Но передай этому другому, чтобы он остерегался даголока. Прощайте, сыновья северного сияния". Мне теперь кажется, он знал, что мы сбежим.
   - Значит, всё будет как мы задумали. - отвечала я. - А насчёт другого он ляпнул, чтобы ты никому не доверял - любимый приём этих хитрых дипломатишек. Даже если это колдун, Апрель наверняка справится с ним.
   Рондальф задумчиво покачал головой.
   - Мне он показался скорее оракулом, а не колдуном.
   Вернулся Южанин. Он отдал мне Клык, Рондальфу протянул длинный меч, Голкрифту - арбалет и кинжал, открыл корзину с едой.
   - Только Вулфборну ничего подходящего не нашёл. - с сожалением сказал он, вливая в рот Вулфборна вино. - Может, оклемается - сам прибарахлится.
   Великан открыл глаза.
   - Мой вождь... Одиль... друзья... а где малышка?
   - Будет к вечеру. Моё слово. - отвечал Южанин. - Поправляйся, брат. Сам будешь нести свою девчонку.
   Вулфборн слабо улыбнулся и кивнул. Я нежно поглаживала рукоять Клыка и, вдыхая тошнотворный запах сточных вод, мечтала хлебнуть снегового северного воздуха, а потом войти в этот город - верхом на белом коне во главе армии северных воинов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"