Воскресный вечер выдался чудесным. Предолимпийская Москва была пуста, и ничто не мешало мне с моей юной возлюбленной наслаждаться прогулкой по милому моему сердцу Арбату.
Я был влюблен и немного ошарашен охватившим меня чувством. Девушка была необычайно красива - голубое платье на бретельках подчеркивало ее точеную фигурку, взгляд лучистых глаз ласкал и обволакивал. Мы шли, держась за руки, и говорили, говорили. Я рассказывал о своих подвигах на ниве футбола и фортепиано, Лариса сыпала именами знаменитых артистов и деятелей культуры, с которыми на близкой ноге была ее семья. Казалось невероятным, что я завоевал чувства прекрасной девушки - все было как волшебный и счастливый сон.
Разговаривая, мы увлеклись и не заметили, как стали переходить узенькую улицу. Внезапно я услышал громкий визг тормозов и чуть сбоку скорее почувствовал, чем увидел приближающуюся тень. Инстинктивно схватив девушку, я отпрыгнул вместе с ней метра на полтора. Темно вишневая 'Волга', дымя покрышками, остановилась на том месте, где долю секунды ранее были мы. Водитель, бледный как полотно, что-то кричал нам - я разобрал только слова - идиоты, кретины. Видя наше состояние, он не стал объясняться и сразу уехал.
Я очнулся - бретелька от платья была в моей руке. Лариса, прижимаясь ко мне, вздрагивала всем телом. Посмотрев на Ларису, я увидел разорванное платье с оторванной бретелькой. 'Ну, дай Бог - пронесло' - начал я, но Лариса перебила меня, увидев оторванную бретельку меня в руках. 'Что ты наделал, испортил итальянское платье, мне его только вчера привезли из Милана. Как ты мог? ' - кричала Лариса.
Я стоял, понурив голову, и пытался оправдываться, но куда там. Лариса была просто в бешенстве. 'Поймай мне такси и не провожай меня' - как отрезала она. Такси быстро подъехало, и Лариса уехала, даже не взглянув на меня.
Сказать, что я был огорчен - ничего не сказать. 'Эх, какой же я недотепа, надо же было переходить улицу не глядя - чуть не искалечил, а то и убил бы Ларису'. Тоже мне, хорош герой - сиганул, как заяц. И с платьем то, как нехорошо получилось. Хотя, почему нехорошо, очень даже хорошо - спас девушку и себя, герой, да и только.
Так уговаривая сам себя, я дошел до Воровского, где учился лет пятнадцать назад. Прекраснейшее место Москвы, с великолепными дворцами и особняками, при этом перемежающиеся с маленькими патриархальными зелеными двориками - все это успокаивало меня. Домой я пришел в совершенно благодушном настроении.
В квартире я оказался один - домочадцы еще не приехали с дачи. Поставив на проигрыватель свою любимую пластинку зарубежной эстрады, задумался. Тихо звучала музыка, а я все рассуждал про себя - мне скоро 32 года, а я все еще один. Все ребята давно переженились, детки растут - неудобно право. И ведь не монах, скорее наоборот. Вспомнил предпоследний роман - он был бурным и долгим, почти два года. Женщины влюбляются в меня, да и я горю огнем страсти нежной. Но что-то останавливает меня, и опять я ищу новые сильные чувства.
Вот и сейчас, так неудачно все вышло. Впрочем, как раз очень удачно - девица то избалована знатными родителями и что странно, мгновенно превращается из милой, ласковой девушки в злобную фурию.
Звуки хрипловатого тембра Синатры перевели меня в полудрему. Синатра с дочкой исполняли мою любимую Something Stupid - странно чувственную песню о прошедшей любви с припевом - 'говоря глупость, как я люблю тебя'. 'Глупость, stupid, stupid, разорвал итальянское платье' - подпевал я Синатре. Нет, нет - Италия, надо говорить stupido, именно stupidо - так кричал в Риме водитель, чуть не сбивший влюбленную парочку.
И я вспомнил одну историю моего детства. Наша семья жила в то время в Италии, где папа второй год работал в торгпредстве. Папа вернулся из двухнедельной командировки в Сицилию, и мы с мамой уговорили его прогуляться вместе с нами по вечернему Риму. Стоял теплый декабрьский вечер, в окнах магазинов светились рождественские украшения и игрушки. Было так хорошо, что я и сейчас, через столько лет, всем телом ощущаю то удивительное чувство безмятежной радостной защищенности. Мы шли в районе Номентано и я помню, как веселы и счастливы были мама с папой.
В нескольких метрах от нас из скверика вышла парочка и не торопясь, стала переходить улицу. Парочка показалась весьма необычной - молодой человек лет двадцати пяти и девушка были двухметрового роста. Обнявшись, и смотря друг на друга, они шли, пересекая улицу наискось. На секунду они поравнялись с нами, и я увидел их лица, на которых играла улыбка. Парочка шла медленно, совершенно не обращая внимание на несущиеся автомашины. Внезапно раздался громкий визг тормозов - то одна, то другая легковушки резко тормозили в сантиметрах от парочки, но влюбленные все также безмятежно и неторопливо переходили улицу. Водители или объезжали или тормозили, - слышались громкие возмущенные возгласы stupido, stupido.
Папа с мамой рассмеялись, и папа сказал: 'Вот она, настоящая любовь'. Я не понял и спросил: 'Что такое stupido?'. Папа улыбнулся: 'Дураки, идиоты'.
Парочка удалилась от нас на несколько десятков метров, и на расстоянии казалось, что влюбленные парят над землей. Так продолжалось пару минут, пока они не свернули на соседнюю улицу.
Всю нашу прогулку папа с мамой шутили, а я все никак не мог понять, почему влюбленные бывают дураками и идиотами.
Синатра с дочкой закончили петь свою 'Something stupid' и я сразу вернулся из детства. А ведь правильно, только такой и должна быть любовь - stupido, дурацкая для посторонних и необыкновенная и радостная для двоих. И тогда не надо будет, как зайцу прыгать от машины, или визгливо кричать по поводу разорванного платья, а просто надо парить над землей, а небо позаботится и укроет от напастей.
Я стал вспоминать, были ли у меня когда-нибудь похожие чувства. Нет, даже близко не было. Была страсть, иногда было обоюдное обожание и нежность. У меня, правда, обожание заканчивалось, когда я выходил на улицу - сразу другие чувства и мысли мешали мне думать о своих привязанностях.
Я вспомнил о своей любви к молоденькой разведенной женщине и нашу поездку за малиной на дачу к ее родственнику. Малина была удивительно крупная и сладкая и мы больше съели, чем собрали. В обратный путь до автобуса надо было пройти около пары километров, постепенно поднимаясь вверх по бетонке. Я нес корзину с малиной, Люба шла рядом, полуобнимая меня. Когда мы сели в автобус, она сказала - 'Милый, я сейчас шла и только одна мысль была у меня, только бы эта бетонка не кончалась, только бы не кончалась. Раньше с мужем, уже в начале пути я мечтала - когда же, наконец, эта дурацкая бетонка закончится'. Наверное, у Любы в тот момент было тоже чувство, как у той парочки. Мне было хорошо с Любой, ее чувства будоражили меня, но голова все равно была ясной, да и в тот поход за малиной, я устал и думал, как бы поскорее добраться до дома.
Пластинка закончилась и просто крутилась, а я все думал, думал, и мне так захотелось испытать те же чувства, что и той двухметровой парочке, парившей в Риме на улице Номентано.
Решено, я не буду торопиться, и кто знает, может и мне посчастливится стать stupido.