"Деда, деда" - внучка потянула меня за рукав куртки - "мелок, мелок" и я дал ей цветные мелки, а сам сел на ближайшую скамейку. Мы давно гуляли, обошли нескольких детских площадок и на каждой из них у внучки находились свои дела и игры. Внучка старательно разрисовывала асфальт своими фантазиями, я же почти предался морфею, как вдруг послышался громкий женский голос - "Анна, Анна", я оглянулся на звук и увидел двухлетнюю девочку, которая смешно косолапя, подбегала к молодой женщине. Полное несоответствие смешной косолапой девчушки с взрослым именем Анна, заставило меня улыбнуться. Женщина с девочкой присели на соседнюю скамейку, я задумался и опять задремал.
"Анна, Анна, готовьтесь на выход, остановка пять минут" - визгливо и требовательно почти кричала полная проводница. Наш пассажирско-столбовой поезд изрядно вымотал меня, останавливаясь везде, где возможно. Почему я поехал на нем, а не на скором, я не помню. Поезд с трудом остановился, лязгая всем, чем можно было, пассажиры ринулись на выход. Я удивился, что на незнакомой станции, столько выходящих и спросил у соседа, что за станция и услышал - "Анна, следующая Воронеж". Я посмотрел в окно - обычная узловая станция со своими пакгаузами и угольно-металлическим резким запахом.
На соседнем низком перроне стояли в ожидании поезда несколько человек. Что-то необычное, как мне показалось, было в их поведении, и я стал внимательно наблюдать за ними. Молоденькая миловидная девушка лет шестнадцати, еще не старая женщина и парень лет восемнадцати то сходились, о чем-то горячо объясняясь, то расходились на несколько шагов, чтобы через несколько секунд опять сблизится. Вскоре я понял, что центром волнений является девушка, стоящая с независимым и несколько отрешенным видом. Женщина то подходила к ней, что-то униженно прося, то отходила, стараясь не пропустить к девушке высокого, худого парня. Его фигура с несуразно длинными и большими руками, весь его облик, был бы смешным, если бы не искаженное отчаянием лицо, по которому ручьем текли слезы. Женщина, как я понял мать парня, что-то быстро говорила ему, он же умоляюще глядя на девушку, беззвучно шевелил губами, а может негромко говорил. Девушка, закусив губу, старалась не смотреть на парня и отрывисто объясняла его матери. Так продолжалось все пять минут нашей остановки. Наконец, поезд вздрогнул, залязгал и потихоньку поехал, я же услышал объявление дежурного - поезд на Москву прибывает через десять минут. Отъезжая от станции, я все время думал, об увиденном и мне стала понятна трагедия на станции Анна. Девушка уезжала покорять Москву, на родине ее ничего не удерживало, а впереди ждали строительные ПТУ или училища, общежития, блеск и нищета Москвы семидесятых годов.
Не пойму, почему через столько лет мне вспоминается эта история. Обычная сценка расставания со слезами и клятвами, но здесь было что-то другое - дикая, звериная тоска в глазах, слезы ручьем и огромные, натруженные руки парня. Эти руки находились в постоянном движении, то прижимаясь к груди, то тянущиеся к девушке, то бессильно падающие к коленям.
Я видел в жизни много сцен действительного горя потери близких и родных, но почему-то именно эта сцена прощания с любовью вспоминается мне чаще других.
"Деда, деда, ну деда" - возглас внучки вывел меня из воспоминаний. "Пойдем, деда" - и внучка повела меня к песочнице, где гордо восседала Анна.