Девкин Сергей Николаевич : другие произведения.

Тайпэн. Оскал войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.61*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение истории Ли. Третья книга цикла "Нефритовый Трон", в отрыве от первого и второго романа лучше не читать. (Кратко о сути: псевдо-азиатское фэнтэзи, приключения с легким налетом дворцовых интриг и авторскими попытками философствовать; произведение окончено, версия от 20.06.2014).
  
  
  

Тайпэн. Оскал войны.

  
  
  Пролог.
  
  Деревянное полотно карты зеленого цвета, испещренное голубыми прожилками рек и черными "галочками" горных вершин, со стороны сильно напоминало разлинованное поле для игры в каргёцу. Золотые и серебряные фишки с бумажными флажками, обозначавшими сотни и тысячи воинов, а также маленькие кольца из яшмы и нефрита на местах городов и замков еще больше усугубляли данное сходство. Но эту игру, в отличие от каргёцу и других настольных развлечений, генерал Юнь Манчи любил гораздо больше. Без возможности нанесения фланговых ударов, без стратегически важных точек, таких как одинокие мосты и узкие перевалы, без хитроумных засад, без бесшумных лазутчиков, проникающих в тылы к противнику, без разумного сохранения скрытых резервов, без необходимости учитывать погоду, местность и моральные настроения населения - без всего этого простая "тактическая" игра казалась царскому главнокомандующему блеклой и невзрачной. А вот карта разворачивающейся перед ним военной компании напротив отвечала всем требованиям пожилого полководца, и совсем уж приятным этот "поединок умов" делал выбор противника. Такого, какой бывает лишь раз в жизни.
  Генерал Манчи преклонялся перед своим врагом, он восхищался им и не строил пустых иллюзий. Империя, чудовищный колосс из нефрита и стали, не ляжет послушно к ногам завоевателя. Это будет долгая, кровавая и изнурительная схватка, и в любой иной ситуации официальные и тайные правители государства народа Юнь трижды подумали бы, прежде чем решиться на такое неслыханное вторжение.
  Царский военачальник, получивший титул мастера стратегии четверть века назад в свои неполные двадцать шесть лет, хорошо знал и уважал доставшегося ему противника. Сама структура государственного устройства Империи, ее административная иерархия и механизмы управления на местах не могли не вызывать у Манчи здоровой белой зависти, и Юнь искренне надеялся, что когда-нибудь они все-таки смогут перенять у своего северного соседа этот функциональный инструментарий, использовав его на собственное благо. Эффективность организационных вопросов во внутренних процессах Империи не вызывала у генерала ни малейшего сомнения, и ему достаточно было лишь взглянуть чуть более пристально на каждый из них в отдельности, чтобы окончательно убедиться в своей правоте относительной имперской системы управления.
  Так, для примера, контроль над вооружениями, осуществлявшийся во владениях Нефритового Трона, являл собой яркий образчик такого социального механизма, который одинаково совмещал в себе и жесткую диктатуру закона, и качественный контроль над его соблюдением, основанный не только на страхе, но и на разветвленной сети исполнителей. В Империи существовало всего несколько классов, которым разрешалось владеть личным оружием и защитными доспехами. К их числу относились тайпэны, хайтины, армейские офицеры, действующие и отставные, представители благородных фамилий, их родовые воины, императорские всадники, дзи и сохэй. Крестьяне, ремесленники и чиновничество не имели право носить при себе или хранить дома что-либо опаснее кухонного ножа. Жестокость наказания за нарушение данного запрета делало большую часть населения благоразумным и, естественно, сводило к минимуму любую попытку организованного восстания. Солдаты армейских частей и городская стража каждого отдельного поселения, также как и различные приставы провинций, получали оружие и доспехи только на время несения службы из местных поднадзорных арсеналов.
  Конечно, тотальное лишение населения оружия и предметов, подходящих под его определение, было бы абсурдным, и здесь в дело вступало то самое сложное переплетение бюрократических правил, которое и делало эту систему тем, что вызывало у Манчи восхищение. Во-первых, в особые категории попадали охотники, шахтеры и лесорубы, чья работа была бы немыслима без таких вещей как луки, кирки и топоры. Разумеется, капканы, пилы, кувалды и костыльные долота использовались ими также активно, но в полной мере заменить главные инструменты каждой из этих профессий они не могли. Имперское чиновничество справлялось с этой проблемой при помощи элементарного "налога на добытчиков". Согласно нему, пошлина, облагавшая "орудие труда", была смехотворна, но вот обязательное требование "доказать" свою принадлежность к указанному ремеслу, при помощи надежных свидетелей или демонстрации, позволяло местным судьям и управляющим быть уверенными в том, что девяносто девять из ста "орудий" используются по назначению. Рыбацкие багры, косы, вилы, садовые ножницы и разная мелочь, встречавшаяся в столярных мастерских, под этот якобы налог уже не подпадали, но столь жесткие меры, действительно, выглядели бы слишком избыточно.
  Почти аналогично вопросу "добытчиков" обстояло дело с кузнецами, кожевниками, скобянщиками и оружейными мастерами. Как-либо ограничивать этих людей, особенно последнюю группу, было бы в высшей степени глупо, и поэтому надзор за всеми мастерами осуществлялся через императорские военные склады. Разрешение на работу от распорядителя ближайшего "неприкосновенного запаса" давало ремесленникам право производить все, что угодно. А вот продавать соответствующие товары они могли только государственным перекупщикам или торговым домам. Через складское начальство и казенные шун-я также контролировался почти весь легальный оборот оружия и брони, а также значительной части боевой конской сбруи. В таких местах, как военные ломбарды обслуживали, кроме упомянутых привилегированных классов, только лишь наемников с имперской лицензией и воинов "союзных народов", имевших официальные бумаги от своих каганов и вождей, заверенные сановниками местных дипломатических советов.
  В свою очередь, приобрести упомянутую наемную лицензию мог также далеко не каждый. Кроме обязательной в таких случаях проверки навыков, как это делалось с охотниками, лесорубами, камнетесами и шахтерами, право заниматься наемничьей деятельностью могла получить только команда численностью никак не меньше тридцати человек. Чтобы не быть объявленными бандой разбойников, каждые полгода командир отряда был обязан отчитываться в ближайшем гарнизоне. В каждом таком случае им предоставлялись верительные грамоты, подтверждающие, что в данный конкретный момент времени эти люди имеют официальный договор с каким-либо нанимателем, перечень которых также был весьма ограничен. Нет, нанять отряд личной охраны мог даже простой крестьянин, но вот объясняться с имперскими приставами относительно того, откуда у него взялись средства на оплату таких услуг, ему предстояло в гордом одиночестве. Что, впрочем, не исключало возможности действительно накопить средства и заключить подобный договор с наемником-одиночкой, хотя таких даже на всем обширном пространстве Империи было очень немного. Право работать в индивидуальном порядке получали лишь те, кто прослужил больше пятнадцати лет в командах, имеющих кристально чистую репутацию. Брали такие бойцы за свои услуги соответствующе.
  В результате всей этой отлаженной схемы, Золотой Дворец мог легко следить за большинством действующих боевых "формирований", работавших и служивших на всем пространстве от восходного морского побережья до холмистых закатных равнин. Но, кроме этого, столичные чиновники еще и получали регулярные отчеты провинциальных коллег, держа под неусыпным контролем, по меньшей мере, девяносто пять процентов всех типов вооружений, курсирующих в границах Империи.
  И данный пример был совсем не единичен. Подчиненные сиккэнов из поколения в поколение совершенствовали и развивали бюрократические традиции, добиваясь столь же впечатляющих результатов в вопросах налогообложения, административного управления, военного руководства тылами и в сферах социальной помощи. Чего стоил хотя бы императорский эдикт, запретивший более двухсот лет назад под страхом смерти убийство новорожденных детей. Манчи было стыдно в этом признаваться, но в отдаленных районах Юнь до сих пор нежеланных и увечных отпрысков родители предпочитали тихо удавить в колыбели или бросить в лесу на поживу зверям. Далекий предшественник нынешнего Императора поступил достаточно мудро, объявив, что отныне все дети, родившиеся в границах его государства, становятся подданными Нефритового Трона, едва выходят на свет из материнской утробы, а умышленное убийство подданного Единого Правителя было среди тягчайших из всех возможных преступлений.
  С того времени все роженицы в Империи, за редким исключением, когда речь шла о высокопоставленных семействах, доставлялись в лекарни и госпиталя под наблюдение профессиональных врачевателей. Родители могли написать официальный отказ от потомства, и хотя в больших крестьянских семьях это было непринято, многие горожане напротив поспешили воспользоваться открывшимися возможностями. Дальше "сирот" ждали имперские приюты, где в отдельную группу отбирали детей, проявлявших какие-либо таланты, а остальных, в зависимости от пола и внешних данных, ждала судьба наложницы торгового дома, знахарки-травницы или десятника императорской армии. Немного странным Юнь считал тот факт, что из этих же приютов имперцы почему-то наотрез оказывались набирать учеников для известного столичного дзи-додзё, но таковы уж видно были традиции, некоторые из которых не мог пока потеснить даже имперский разумный и прагматичный подход к бытию.
  Увечным подданным Избранника Неба чиновники тоже находили подходящее дело - искривленные и слепцы попадали на государственные шелкопрядные мануфактуры, а глухих с детства готовили к встрече с печами фарфоровых заводов и гигантских литейных мануфактур. И только тех, чей разум помутнел по воле злых духов, Империя так и не сумела использовать к своей вящей выгоде.
  Юнь тяжело вздохнул, в который раз подумав о том, сколь многих молодых и умело подготовленных младших командиров он лишился из-за отсутствия подобных порядков в своем родном государстве. С другой стороны, особого недостатка в опытных солдатах и десятниках армия южного царства никогда не испытывала. Отработанная за столетия схема была проста. Каждый землевладелец был обязан поставлять в армию определенное количество воинов, число которых варьировалось в зависимости от размеров территорий, находившихся у него под контролем, и подчиненного населения, проживавшего на них. Полная свобода для крестьян и ремесленников в Империи была, пожалуй, единственным среди порядков северного соседа, что вызывал у генерала Манчи некоторое непонимание и даже легкую брезгливую неприязнь. Простонародье Юнь находилось в куда более покорном положении по отношению к правящей элите и только это, на взгляд пожилого полководца, позволяло его стране удерживать контроль над целостностью собственных границ, будучи зажатой между монструозной громадой Единого Государства, горами непредсказуемых диких даксмен и территориями воинственных магараджей Умбея.
  Именно в войнах с сиртаками уже не одно поколение оттачивали свое мастерство солдаты Юнь. Малый пехотный полк формировался из тридцати полных сотен, не считая обслуги, тыловых служб, разведки, фуражиров и саперного парка, если такой, конечно, был предусмотрен в составе отряда. После пяти лет, проведенных в жарких джунглях и полуразрушенных пограничных городах, некогда принадлежавших демонопоклонникам, от этих трех тысяч оставалось порядка половины. И тогда этих бойцов переводили в настоящий большой пехотный полк, насчитывающий до пяти тысяч солдат, среди которых были только такие же опытные ветераны, прошедшие множество сражений, схваток и осад. Большие полки были становым хребтом армии Юнь, ее гордостью и могучей силой. В распоряжение генерала Манчи для этой компании было предоставлено двенадцать больших полков, по два на каждую из армий, и двадцать малых полков, сформированных из новобранцев. К счастью, простые юнь плодились достаточно быстро, чтобы перекрывать потери, что наносила им бесконечная война. Да и женщины южного царства знали свое место у очагов и в спальнях, не пытаясь постоянно, как в той же Империи, заниматься мужскими ремеслами или, тем паче, наукой и ратным искусством.
  Склонившись над картой, генерал вновь окинул взглядом миниатюрную панораму, на которой предстояло разыграться величайшей в его жизни пьесе. А ведь и вправду, кто, кроме него, был бы действительно достоин повести армию на север, чтобы опередить имперских захватчиков? Само его имя отвергало иное развитие событий. Потомок рода прославленных полководцев-долгожителей, Манчи впервые сумел познать вкус триумфа на развалинах дворца магараджи Ашоны. И уже вскоре испытал иные чувства, три дня продержав оборону в устье мелководного Шаанга, сражаясь по колено в жухлой зеленой воде, пока на помощь ему и семи сотням храбрецов спешили основные силы, отвлекавшие на себя армию павшего правителя сиртаков. Ашона был лишь первым в списке его побежденных, и не за Шаанг, а за невероятную победу в бою на берегах затерянного озера Баракар, состоявшуюся через три года, тогда еще молодой Юнь получил от солдат свое шутливое прозвище Генерал Болот.
  С детства Манчи готовили лишь к одной цели - быть стратегом и победителем, и он впитал древний дух и традиции своей семьи до самых костей. А его имя, данное дедом, казалось бы, в шутку, оборачивалось сегодня еще более знаковым символом. "Юнь" - "тот, кто мыслит". Имя его народа, имя его государства, имя его Судьбы.
  На карте шесть золоченых "острых клинков" уже впились в мягкое подбрюшье Империи и теперь медленно "переваривали" отсеченные куски. Хотя стоило отметить, что стремительный прорыв через линию приграничных крепостей стал возможен лишь благодаря ракетной артиллерии, которую Манчи стянул сюда со всего царства, включая даже те отряды, что находились на границах с сиртаками. Шаткое перемирие с ними и уход большей части пограничного войска имперцев на закатные равнины сделали этот момент идеальным для быстрого и нахрапистого удара. Юнь не знал, каким образом генерал Фанг, командующий армейской разведкой, получал столь быструю и надежную информацию о передвижениях во вражеских тылах, но пока она оставалась на удивление точной. Даже собственные разведчики Манчи, наводнившие пограничье еще до начала войны под видом бродячих тэккэй и странствующих монахов, не смогли разузнать так много за столь короткий срок. Но одно оставалось неизменным - генерал Фанг никогда не ошибался, и Юнь готов был пользоваться этим без всякого стеснения.
  Укрепления, которые императорские инженеры возводили столетиями, расширяя стены и наращивая бастионы, армада с юга даже не попыталась штурмовать. Огненный дождь с небес обрушился на головы врагов раскаленным фосфором и пылающим маслом. Теперь в этих замках, почерневших и выгоревших дотла, уже обустраивались новые хозяева. Два ряда пограничных крепостей были куда надежнее одного. Но главной целью компании, которую поставили перед Манчи в генеральном штабе, был захват не этого рубежа, а всех южных провинций Империи - Хэйдань, Генсоку, Чжу и, возможно, Нееро.
  Высокогорья Хэйдань, богатые металлами и драгоценными камнями, были ценны не только этим, но еще и тем, что давали прекрасный выход прямо в сердце неприступной страны Даксмен. Приморские равнины Генсоку изобиловали рисовыми поймами, а рыбы, краба, моллюсков и иных съедобных существ, порожденных океаном, было в здешних водах невиданное множество. Чжу ценили за умеренный климат и богатые плантации чая и сахарного тростника. Нееро смогла бы стать идеальным рубежом для новой границы.
  Именно поэтому Манчи не мог поступить со здешними городами так же, как и с имперскими крепостями. Царство Юнь нуждалось в этих городах, нуждалось в их жителях, в крестьянах и мастерах, которые смогли бы на первых порах сохранить наследие имперского владычества и влиться в состав единого народа юнь.
  Впрочем, речь шла только о простонародье. Имперская поместная знать энь-гун, военная элита и торговые дома должны были быть уничтожены, и это предрекало судьбу Циндао, древней резиденции рода Юэ, и, конечно же, Таури, города островов и каналов. Морская база Южной эскадры, где также располагалось одно из знаменитых училищ хайтинов, должна была быть уничтожена полностью и без остатка. Только ее падение обусловило бы полную и безоговорочную победу в этом походе. Но сказать проще, чем сделать, и еще во время подготовки к вторжению генерал Манчи изначально предполагал, что в этом конкретном случае дело не обойдется без длительной осады и блокады с моря. Другие крепости и крупные поселения имперского юга тоже заслуживали должного внимания, и потому цели для каждой из шести армий были определены отдельно.
  Дробление сил было бы опасно в другой ситуации, но Юнь прекрасно понимал, что у Империи сейчас просто нет достаточного числа наличных сил, чтобы противопоставить хоть что-то его собственным войсками. Хотя разгоравшаяся междоусобица на закатной границе и завершилась мирными переговорами, имперские псы оттянули туда слишком много солдат. Куда больше стоило опасаться вольных крестьян, чья непочтительность к правам высших каст, могла подвигнуть их на всякую недостойную глупость. Дабы избежать возможных атак на тыловые обозы и разведывательные отряды, Манчи разработал для каждой армии свой порядок движения и контроля над территорией, чтобы не опасаться случайных выступлений поданных Единого Правителя, кипящих ненавистью к "подлым захватчикам".
  И все-таки силы генерала представляли слишком удобную цель для удара, и Юнь искренне надеялся, что не все полководцы врага окажутся такими же холоднокровными, как и он сам. Соблазн собрать гарнизоны и ополчение внутренних провинций, ударить по копошащемуся на юге противнику, смешать его планы, бить войска по отдельности - нет, Манчи вынужден был признаться, что и сам не устоял бы против такого искушения.
  Он ждал этого хода - стремительного и яростного удара, который поначалу добился бы тех результатов, что так желали имперские командиры, а затем был бы встречен жестким фронтальным "блоком" одной из двух армий, которые командующий Юнь пока что берег в резерве. Седьмая и восьмая группа войск, они были собраны в тайне даже от некоторых членов генерального штаба, передвигались лишь в арьергардах других армий, числились тыловыми частями и пока усиленно играли роль тех сил, которым предстояло сформировать гарнизоны в уже занятых землях. Они действительно могли ими стать, если приманка, подброшенная имперским военачальникам, не вызовет у тех интереса. Но если все-таки вызовет...
  Потеря любой отдельной группы ничего не значила. Врага, рвущегося к Таури или к Циндао, встретила бы одна из "скрытых" армий. После чего вторая ринулась бы на север в ставшие беззащитными Маннай и Фуокан, чтобы сеять пламя и разрушение. Возможно, этот грабительский рейд позволил бы им добраться до границ самой древней Хэйан, впервые побеспокоив столичную провинцию Империи вражеским вторжением со времен последнего Единого Правителя династии Цы. Но это был, конечно, самый удачный и оптимистичный вариант, хотя и разорения нескольких центральных провинций было бы достаточно для того, чтобы государство противника не смогло бы так скоро оправиться.
  Генерал медленно передвинул по карте пару фишек. Диспозиция выкладывалась в идеальную картину, которую он когда-то давно представлял себе лишь умозрительно. Юнь подготовился ко всему, и ждал теперь ответного хода. Только одно беспокоило Манчи, и с этим вопросом он сам ничего не мог пока поделать.
  Вести из вражеской столицы уже добрались до этих мест. Военный переворот устроенный тайпэнто Мори прогорел. В буквальном смысле. И роль тайпэна Ли Ханя заметно подчеркивалась во всех слухах и домыслах, что гуляли относительно того, что же на самом деле случилось в тронном зале Золотого Дворца. Никогда прежде Юнь еще не приходилось состязаться с полководцем, умеющим подчинять себе демонов и заживо сжигать своих оппонентов в черном пламени карающего огня. И он не знал, чего именно следует опасаться. Досье на Ли Ханя, представленное расторопными ребятами Фанга, содержало на удивление мало информации. Историю о том, как юный дзи оказался на месте своего хозяина и спас целый город, Манчи слышал и раньше. Во всем южном царстве трудно было бы найти того, кто ее не слышал. На подмостках Ляоляна уже даже репетировалась пьеса, посвященная тем событиям, а откровенные истории о похождениях бесстрашного юноши пересказывались шепотом на женской половине каждого знатного дома. Но и не меньшей популярностью среди молодых юнь пользовались и рассказы о ручных къёкецуки Ханя. Причем о прекрасных и смертоносных демонах куда чаще заводили разговор в тесных мужских компаниях после изрядной порции осхе или пшеничного пива.
  Действия молодого тайпэна не позволили Нефритовому Трону оказаться в пучине анархии и хаоса внутренней смуты. Центральное правительство Империи, главный узел той самой великолепной бюрократической машины, что держала в своих руках всю эту гигантскую страну, остался в целости и сохранности. Закатная армия тайпэна Кара Суня возвращалась, а передовые ертаулы манеритов и тиданей вообще могли оказаться в Нееро уже через несколько недель. Это было опасно, но лишь в том случае, если Манчи не успеет реализовать свое текущее преимущество в численности и быстроте. Легкая кавалерия степняков серьезный противник в поле, но она не может штурмовать бастионы, защищенные лучниками и метательными машинами.
  С другой стороны, так или иначе, тайпэн Ли Хань был обязан еще проявить себя в предстоящих боевых действиях, и генерал Манчи не собирался совсем уж ничего не предпринимать по этому поводу. Письма к царскому двору, в генеральный штаб и сразу двум поверенным тайного совета были уже отравлены, а в них потомок прославленного рода излагал свои опасения, ничуть не кривя душой, и с полным основанием требовал оказать ему помощь в решении этой проблемы. Юнь было все равно, кого привлекут для этого дела - придворных чародеев, наемных убийц, разведчиков Фанга или кого-то еще. Главное, генерал хотел быть уверен, что никто и ничто не помешает разыграть эту партию так, как будет нужно только ему одному.
  Лучи восходящего солнца бросили первые пятна света на стены походной палатки Манчи, и полководец радостно улыбнулся наступлению нового дня. Лето только вступало в свои права, и до первых снегов оставалось достаточно времени, чтобы исполнить то, что он клятвенно обещал правителям Юнь посреди небывалой роскоши парадного зала ляоляньской резиденции правящего дома. Если все сложится успешно, то свое следующее лето генерал Манчи планировал встретить уже на дороге к имперской столице.
  
  
  Глава 1.
  
  В ночные часы большинство улиц древнего города, несмотря на яркое освещение, были достаточно немноголюдны. Исключение составляли лишь кварталы развлечений, принадлежавшие торговым кланам, и парки в районах, примыкавших к центру столицы. В подобных местах время под звездами безраздельно принадлежало закусочным, чайным, театрам, цирковым аренам, и, конечно же, публичным и игорным домам. А изменить этот порядок, установившийся столетия назад, уже давно не могли ни война, ни эпидемия, ни самая разрушительная природная катастрофа. Казалось, в этом даже заключается часть той воспетой поэтами незыблемости и монолитности, которая всегда ассоциировалась у жителей имперских провинций с самим именем величественной Хэйан-кё.
  Южные ворота Медного Тигра запирались каждый день сразу после заката, а их стража в последние недели была особенно строга и бдительна. Недавнее нападение отряда бандитов, затронувшее ворота Бронзовой Черепахи и прилегающий к ним квартал Инаса, где массово селились чужеземные торговцы, еще было очень свежо в памяти у офицеров столичного гарнизона. Мятеж проклятого тайпэнто Мори, окончившийся по милости предков небесным воздаянием предателю, тоже не давал хранителям городского спокойствия лишних поводов для небрежения своими обязанностями. Так что не было ничего удивительно, что припозднившегося всадника, подъехавшего в поздних сумерках к огромной каменной арке, прячущейся в глубине многоярусного барбакана, встретили грубым окриком и десятками стальных наконечников стрел, смотревших на одинокую фигуру из многочисленных узких бойниц.
  Отношение караульных мгновенно переменилось, едва в желтом свете фонарей сверкнула бледно-молочными отсветами полированная нефритовая пластина. Аккуратные темные иероглифы, что украшали поверхность камня, были вытравлены кислотой и заполнены особым лаком, секрет которого в Империи знали писцы лишь только одной организации. Красные прожилки, появлявшиеся на черных черточках при застывании редкого состава, были таким же бессменным атрибутом тайной императорской службы, как и черные восковые печати с "пустыми" гербами, украшавшие донесения и доклады всех ее наблюдателей.
  Гулкий цокот подков по булыжной мостовой быстро потонул в других звуках, едва всадник промчался под гранитными сводами и свернул на один из малых императорских проездов, что, подобно знаменитому Юсудзаки О-ки, вел к древней площади Цы-Сэн и священному Кругу Предков. Протянувшись на карте города идеально прямыми линиями, эти улицы делили столицу на четыре неровных части, но только Юсудзаки О-ки имел свое собственное название, а другие так и оставалась по сей день безымянными. Гонец Всевидящего Ока направлялся сейчас в самое сердце Единого Государства, и последним препятствиям на его пути была череда коротких задержек, случавшихся у кордонов из деревянных рогаток, с некоторых пор появлявшихся теперь на улицах с заходом солнца.
  В то же самое время в одном из совещательных залов, спрятанных в недрах Золотого Дворца, шесть человек и существо, не имевшее ничего общего с природой плотского мира, рассматривали "южный" участок гигантского макета, представлявшего собой невероятно точную и детализированную карту самого большого известного государства, существовавшего на сегодняшний день. Стены помещения, где проходило собрание, были отделаны чайным шелком и панелями из красного дерева, украшенными филигранной резьбой и мелкими самоцветными камнями. Их стоимость могла сравниться лишь с изяществом исполнения, которое проявили лучшие мастера Империи, выполняя один из бесчисленных заказов придворного цзун-гуна. Дорогая мебель, изысканная в своей простоте и качестве, была выполнена в том же стиле, идеально вписываясь в интерьер. Отсутствие окон скрашивали несколько невероятно реалистичных пейзажей, чьи холсты были заключены в затейливые ажурные рамы и надежно скрыты под тонким стеклом.
  Сиккэн Сумиёси Тэн, первый человек в иерархии дворцовых чиновников и второй человек в государстве, считавшийся таковым не только по статусу, но и по реальному положению вещей, сидел в плетеном кресле чуть в стороне от рельефной карты и, поджав недовольно губы, массировал переносицу большим и указательным пальцами. Здесь, вдали от официальных докладов и церемониальных приемов, в кругу тех, с кем можно было быть самим собой, Всесильный Тэн не прятался под каменной маской отчуждения и слоем актерского грима. Двадцать пять лет, проведенных на этой службе, испещрили лицо сиккэна морщинами и пигментными пятнами, а серебряная седина все быстрее покрывала собой его некогда густые темные волосы. Рукава сапфирного каймона Сумиёси были испачканы в густых чернилах и сильно измяты, противореча тому образу безупречного начальства, что сложился за долгие годы у его подчиненных. Но этот момент был одним из тех немногих, когда верховному чиновнику Империи было наплевать на то, какое он производит впечатление.
  Еще два человека в таком же синем облачении служащих и в круглых шапочках, увенчанных драгоценными камнями, заняли места с другой стороны стола. Джэнг Мэй, верховный распорядитель военных запасов, полный и длинноусый мужчина средних лет, перебирал и раскладывал по стопкам бумажные листы из массивных коробок, обтянутых акульей кожей. Количество архивных ящиков с отчетными документами императорских военных складов значительно превышало две полных сотни, и на полу рядом с чиновником высилась настоящая баррикада, разобраться в содержимом которой было бы под силу далеко не каждому бюрократу. Второй человек, чьи черты лица были настолько неброски, что случайному взгляду было попросту не за что зацепиться, напротив пребывал в безучастном спокойствии, лишь прислушиваясь к разговору и делая изредка глотки из большой фарфоровой пиалы, наполненной ароматным чаем. К"си Вонг, глава тайной императорской службы, хорошо знал свое дело и проявлял активность только тогда, когда в этом действительно возникала необходимость.
  Трое оставшихся людей принадлежали к числу личных вассалов Императора, о чем говорили их расшитые суо и тяжелые обоюдоострые мечи, висевшие в богатых ножнах на роскошных поясах. Лишь один из полководцев выделялся на общем фоне отсутствием привычного оружия, являвшегося обязательным атрибутом каждого, кто приносил присягу перед Нефритовым Троном. Да и его облачение, из добротного прочного полотна, сшитое умелыми руками, бросалось в глаза своей серой невзрачностью. На нем не было ни украшений, ни родовых гербов, ни "трофейных знаков", столь любимых среди молодых тайпэнов, а ведь по возрасту этот парень как раз попадал в число последних.
  Впрочем, эти вопросы могли возникнуть только у того, кто не знал имени человека, склонившегося сейчас в раздумьях над картографическим произведением искусства. Во всяком случае, в пределах имперской столицы трудно было бы отыскать кого-то, кому не было известно имя Ли Ханя, опального тайпэна, убийцы главы дома Мори, спасителя Ланьчжоу и дзи-клятвопреступника, а согласно многоголосой народной молве еще и колдуна-демонолога. Последний слух весьма красочно подтверждал факт присутствия на собрании седьмого участника.
  Глаза Куанши рад-Шаарад, младшего сына командующего четвертой проклятой армии Ло-тэн, наблюдали за происходящим из-за узких прорезей рогатого шлема, сверкая двумя огненными бездонными провалами. Багровый доспех из ороговелой кожи и тяжелый прямой меч из неизвестного металла, подвешенный у чудовища на перевязи из живых "осколков" душ, выглядели настолько инородно и чуждо этому месту, что не оставляли никому ни малейших сомнений в природе происхождения Куанши. Однако само появление демона на военном совете не было чьей-то прихотью или желанием произвести некое впечатление, как решили поначалу тайпэны Ши Цзянь и Васато Вань.
  Далеко не сразу эти опытные полководцы, которым было поручено сформировать коллегиальный совет по вопросу отражения агрессии со стороны Юнь, смирились с мыслью, что их третьим соратником в порученном деле станет безродный Хань. Лишь явственные заслуги и безграничное доверие со стороны их общего повелителя позволило наследникам старых знатных семей взглянуть на Ли без сословной спеси и презрения, соглашаясь с его правом находиться здесь. Но вот новость о том, что молодой тайпэн фактически станет номинальным голосом другого существа, совсем уже не пришлась по вкусу вассалам Императора. Разумеется, главным, что взбеленило военачальников, в особенности Цзяня, чьи предки из рода Ханкой сражались против солдат Шаарад еще в далекие времена падения династии Цы, было именно то, что этим "кем-то другим" должен был стать истинный демон.
  Пересказ почти сказочных похождений Ли и его спутников за гранью привычного мира, откуда в конечном итоге и был извлечен Куанши, а также объяснение всех нюансов двойственности его нынешней духовной сущности, заняло большую часть вечера. Трудно было сказать, насколько в итоге поверили всему сказанному Васато и Ши, но, по крайней мере, к полуночи все наконец-то приступили к тому, ради чего их здесь и собрали.
  Тайпэн Цзянь не стал долго изощряться в словесности и сразу же обратился к теме, которую никто из присутствующих не захотел бы затрагивать по собственной воле.
  - У нас просто физически нет солдат. У нас нет ни резервов, ни тыловых соединений, находящихся на учениях или перекомплектации. Мы будем банально проигрывать Юнь из-за их численного превосходства. Несмотря на то, что императорские солдаты более дисциплинированы, лучше обучены и прекрасно оснащены, противник задавит нас количеством и утопит в своей крови. По самым оптимистичным оценкам нашей разведки общая численность войск вторжения превышает сто двадцать тысяч клинков, и хотя у них мало кавалерии и осадной техники, но мы понятия не имеем об их тылах. Между тем во внутренних провинциях общая численность гарнизонов, которые на данный момент находятся в нашем непосредственном распоряжении, не более сорока тысяч. Пять тысяч дворцовых стражников безвозвратно потеряны, но и они вряд ли смогли бы серьезно переломить ситуацию. К тому же не стоит забывать о действиях на море. Центральный флот прикован к обороне побережья Маннай и Хэйан, а Южная эскадра заперта в Таури. Пока город держится, корабли Юнь не рискнут двинуться на север, опасаясь оказаться в тисках, но эта отсрочка тоже не вечна. Мне кажется, что уместно будет подумать о необходимости вступить в переговоры. Противник должен понимать, что не сможет проглотить тот кусок, который он уже откусил, а мы в свою очередь могли бы смириться с некоторыми... потерями. Пойти на уступки в такой ситуации не будет оскорбительным для Империи, и следует без излишних эмоций рассмотреть возможность отхода части южных земель к Юнь, при условии сохранения нашего контроля над ключевыми точками.
  - А как же подданные Императора? - Ли Хань оторвался от макета, посмотрев на Цзяня и не скрывая своего нелицеприятного отношения по поводу сказанного. В отличие от других полководцев, привычных к дворцовому этикету, этот юноша не прятался за показным безразличием, да и вообще не стеснялся проявлять эмоции, что несколько смущало остальных. - Как быть с теми людьми, что населяют земли, которые окажутся "под разделом"? Вряд ли им позволят так просто уйти оттуда. Или с их потерей мы тоже можем смириться? Отдать их на откуп Юнь, как скот? И чем тогда мы лучше них или тех же ракуртов-работорговцев?
  - Я не зря предложил обсудить этот вопрос, не апеллируя к моральным дилеммам, - Цзянь заметно побагровел, но сумел сохранить спокойный тон. - Речь идет о сохранении целостности Империи, и потеря некоторых окраин кажется мне меньшим злом, чем опасность того, что Юнь начнут грабительские набеги на центральные провинции, едва покончат с очагами сопротивления в Генсоку и Хэйдань. Кроме того, только частично уступив их требованиям и предложив в оплату некоторое количество золота, мы можем почти гарантированно говорить о сохранении своего влияния в Таури. Надеюсь, никому не нужно пояснять важность этого порта и необходимость нашего там присутствия, даже если кругом будут лежать враждебные земли?
  - Неужели вы полагаете, что Юнь действительно пойдут на подобные переговоры, и будут спокойно ожидать, когда наша Закатная армия вернется из степных равнин, чтобы смешать их с грязью? - с горьким сарказмом ответил Ли.
  - Юнь уже удерживают в руках почти все южное пограничье. Мне неприятны слова Ши, но я вынужден с ними согласиться, - покачал головой Вань. - Нельзя отвергать саму возможность, ни разу не попытавшись. В любом случае, мы ничего не теряем.
  - Кроме уважения врага и веры простых людей в Империю, - презрительно выдохнул Хань, заставив обоих полководцев стиснуть зубы от злости.
  Цзянь понимал, что обнаглевшего мальчишку стоит поставить на место, но сделать это было непросто. Конечно, что может быть легче, чем, находясь в безвыходной ситуации, встать в позу и начать рассуждать о высокой морали, преданности долгу и любви к своей родине? С этой стороны к позиции Ли невозможно было придраться, вот только Ши сам был бы первым, кто поддержал бы Ханя, выскажи он в рамках своего "патриотического курса" хоть одну дельную мысль, а не одни лишь завуалированные обвинения в предательстве.
  Спор полководцев прервала поднятая рука сиккэна.
  - Оставьте эту дискуссию, высокочтимые, она не имеет под собой основания, - поднявшись рывком из кресла, Сумиёси прошел к столу. - Воля Единого Правителя такова, что пока хоть один вражеский солдат остается на нашей земле, мы не станем ни торговаться, ни вступать в переговоры с Юнь, если только, конечно, речь не пойдет о подписании полной капитуляции с их стороны. На Империю совершено нападение, и мы обязаны покарать тех, кто дерзнул на это. Кроме того, ни один из южных регионов не может быть оставлен нами без тяжелого удара по имперской экономике, - заметив непонимание на лицах военачальников, Тэн усмехнулся. - Да-да. Этот вопрос стоит куда острее, чем ситуация с поруганной имперской честью и нашим общим достоинством, либо проблема с десятком захваченных приграничных крепостей. За прошедшее тысячелетие Золотой Дворец сумел создать из Единого Государства законченный и функциональный механизм, полностью самодостаточный и способный производить огромное количество экспортных товаров. Наши тэккэй, умело поделив между собой внутренние рынки, ежегодно вывозят по Степному Шляху только одного лишь шелка на шестьсот бочонков золотого песка. Почти столько же они получают от чая и сахара, а также от других специй, от бумаги, от фарфора и опия. Благодаря имперским алхимикам и кузнецам, даже сырое железо, перелитое в крицы, пользуется в закатных землях невероятным спросом. Настолько оно чище и качественнее, чем можно найти в их собственных странах. Список того, что сама Империя ввозила к себе за последние годы, на удивление краток. Редкие травы, коренья и алхимические ингредиенты, не встречающиеся в наших обширных землях, жемчуг, янтарь, плотная змеиная кожа, рыбий зуб, слоновая кость, курительные смеси из красных и рыжих листьев таба, желтый хлопок и разные предметы роскоши, вроде великолепных ковров Срединных Царств. Как вы, надеюсь, заметили, большинство из этих товаров поступали к нам с севера и с юга, и если с айтами вопрос уже решен, то торговые связи с Юнь и Умбеем всегда были похожи на танец канатоходца по горящему тросу. Мы ничего не теряем, пока речь не заходит о наших собственных землях, у торговых домов всегда остаются рынки сбыта, да и внутренние перепродажи и перевозки дают треть доходов в государственную казну за счет дорожных и весовых пошлин. Но у нас нет пустых или ненужных территорий, как например у сиртаков. Каждая часть Империи это деталь механизма, о котором я упоминал. И каждая из них важна не меньше, чем иная другая. Генсоку - наш главный источник рыбы и океанского зверя, китобойные эскадры Таури поставляют нам две трети от общего числа мяса и жира морских гигантов. Краб, трепанг, гребешки, осьминоги, кальмары, моллюски, колючие шары, десятки видов водорослей, сотня рыбных пород. Знаете, сколько рыбацких артелей и торговых попечителей кормятся с этого промысла? А сколько возчиков, бондарей, маслоделов и алхимиков, создающих сухой лед, ежедневно участвует в процессе распространения этих продуктов по всей территории Империи? Если источник всего этого морского богатства окажется в руках у Юнь, нам придется не только перейти на сухую айтскую сельд, но и столкнутся с десятками обнищавших семей в каждом маленьком городке от новых южных границ до дремучих хшминских лесов. Наши противники достаточно умны, чтобы самим наложить руку на всю эту торговлю, и не думаю, что они поступят как-то иначе с многочисленными шахтами Хэйдань и чайными плантациями Чжу. Половина сахарного тростника в нашей стране выращивается в теплых низинах Нееро, а лучшая глина для фарфоровых заводов берется по берегам Чаанцзянь. На юге останутся многие литейные заводы, прядильные мастерские, бумажные мануфактуры, не говоря уже о посевных площадях, рисовых поймах и скотных дворах, часть из которых удостоена чести быть поставщиками императорского двора. Мы можем позволить себе потерять все это, и не можем позволить отдать это нашему врагу. И поэтому, высокочтимые, вам нужно не просто отбросить врага и восстановить честь Империи, но и думать при этом о многих вещах, столь непривычных для вас. Мы давно не вели масштабных войн и стали забывать о тех принципах, по которым следует организовывать подобный процесс. Это не набег кочевников и не вылазки карабакуру. Столкновение с Юнь было неизбежно, но только победой над ними Империя смогла бы окончательно утвердить свое урожденное право не просто на существование, а на превосходство и истинное величие. И пусть ситуация, в которой вам придется это все делать, сложилась не лучшим образом, вы должны найти выход, который устроит только нас, а отнюдь не обе стороны.
  - Мне кажется, было бы неправильно изначально отвергать саму идею каких-либо переговоров, - заговорил Цзянь, едва стихли последние слова Сумиёси. - Ведь даже сама постановка обсуждения может быть двоякой...
  - Тебе же уже было сказано "нет"! - высокое существо, замершее у дальней стены, утробно рыкнуло, перебив императорского вассала на середине фразы.
  До самого последнего момента Куанши был настолько неподвижен и безучастен, что пожилые тайпэны почти прекратили обращать на него внимание. Внезапное оживление демона заставило вздрогнуть почти всех людей, находившихся в комнате, и только лишь Ли да безучастно-флегматичный К"си Вонг сохранили завидное холоднокровие.
  - Когда тебе дается приказ, его следует выполнять, - голос Куанши не изменился, но приобрел какой-то иной оттенок, - выполнять, а не искать способ обойти его и все равно сделать по-своему. Когда-то в Империи этому правилу следовал каждый солдат, будь он хоть простым копейщиком, офицером или самим военачальником.
  - И какой же тогда вариант, по-вашему, нам следует обсуждать? - поинтересовался Васато, робевший перед сыном Шаарад заметно меньше, чем Ши.
  - Раз мирный путь невозможен, то нам следует либо обороняться, либо атаковать самим, - пожал плечами демон. - Но лучше всего, комбинировать эти действия.
  - Это слова из наставления, которое я заучивал наизусть еще в детстве, - набрался, наконец, смелости Цзянь. - Но хотелось бы побольше конкретики в связи вот с нашей непосредственной ситуацией.
  Куанши смерил говорившего плотоядным взглядом, а за маской его шлема отчетливо щелкнули костяные пластины, усеивавшие пасть чудовища. Ши невольно отступил на шаг назад и положил руку на эфес меча.
  - Я думаю, у этих двоих уже есть, что нам предложить, - улыбнулся Хань.
  Демон в два шага пересек половину комнаты и остановился рядом с Ли.
  - Ситуация мне видится довольно простой, - загнутый коготь Куанши поочередно указывал на красные пирамидальные фишки, обозначавшие скопления вражеских войск. - Юнь действуют раздроблено, чтобы охватить как можно большую территорию. Они полагают, что имеют в наличии достаточный запас времени для осад, а мы не в состоянии нанести им хоть какой-либо значительный удар по причинам уже названым Цзянем. Тем не менее, двигаться дальше на север они сейчас не могут, следовательно, заниматься укреплением оборонительных рубежей практически не имеет смысла. Нам надо атаковать самим и сорвать их планомерное наступление. Есть две важных цели, по направлению которых стоило бы наносить основные удары. Циндао и Таури. Сведений о происходящем в Хэйдань практически нет, но это гористая местность, и контролировать ее в принципе сложно, так что пока оставим там все как есть. При выборе цели следует учесть, что второй крепости остается надеяться только на себя, и поэтому предлагаю прорываться к морскому побережью. Я хорошо знакома с архитектурой Циндао, и этот город изначально строился как многоярусное оборонительное сооружение. Так что если со времени моего последнего визита там ничего кардинально не изменилось, то при гарнизоне в пятьдесят сотен копий захватить столицу Чжу за четыре месяца не смогут ни двадцать, ни тридцать тысяч воинов, имей они в своем распоряжении даже осадные машины Империи. К тому же решительный и несгибаемый характер чжу, граничащий с упертым упрямством, станет для захватчиков не самым приятным сюрпризом.
  - Чтобы двигаться быстро и чувствовать себя достаточно вольготно, наша армия должна насчитывать не меньше тридцати тысяч солдат, - Ши Цзянь, прищурившись, следил за движениями демона, задумчиво потирая руки. - Фактически, придется снимать людей из гарнизонов Хэйан, Шенчи, Фуокан и Цинхай. Маннай и Нееро ослаблять нельзя ни под каким видом. Как быстро мы сможем осуществить сбор такого количества бойцов?
  - Пять недель, - откликнулся с другой стороны стола Джэнг Мэй. - Ресурсов у нас хватит. Весенний ремонт дорог и чистка колодцев, согласно донесениям дзито, проведены в срок. Караванные посты торговых домов и привальные стоянки будут подготовлены в течение десяти-двенадцати дней.
  - Единственная замена гарнизонам, которая у нас будет, это ополчение, - заметил Тэн. - Как с этим вопросом?
  - В Нееро полная мобилизация уже объявлена, - ответил верховный распорядитель. - Грамоты с распоряжениями по другим провинциям можно разослать вместе с армейскими приказами. Если Император поставит свою печать на соответствующий документ, то все, что осталось в наших военных закромах с момента сборов Закатной армии, поступит в распоряжение градоправителей и деревенских старост. Новый тайпэнто так и не был назначен, следовательно, любые указания данного совета полководцев могут быть отменены только самим Единым Правителем.
  - Будущий военный советник еще должен освоиться в своей нынешней должности, прежде чем приступать к непосредственному руководству, - счел нужным заметить сиккэн, искоса посмотрев на Ханя.
  Бывший дзи этого взгляда, похоже, не заметил, однако упоминание о будущем тайпэнто вызвало на его лице яркую гамму эмоций. Единственным претендентом на этот пост сейчас оставался лишь тайпэн Мао Фень, и Сумиёси знал, что никакой взаимной симпатии между этими двумя военачальниками не наблюдалось.
  - Силы ополчения придется распылить, малые группы юньских мародеров будут для нас опасны не меньше, чем полноценное вторжение, - Ши быстро указал зелеными флажками несколько направлений, пояснив свои действия. - Большая вражеская армия сможет двигаться через Нееро в Маннай только этими путями, но отряды до сотни сумеют просочиться по проселкам и бездорожью. Ополчению будут нужны хорошие командиры, и часть офицеров следует оставить на местах.
  - Что насчет всех тех офицеров-наставников, что ведут обучение в военных школах Шенчи? - спросил Ли, вспоминая свое прошлогоднее пребывание в крепости Ушань.
  - Правильно, - кивнул Цзянь. - Для этих целей они подойдут идеально. Организацию патрульных групп можно перепоручить наемникам торговых домов. Кроме того, в Хэйан-кё остается множество родовых воинов из знатных семей. Большинство поместных родов невысокого происхождения и монастырские обители также займутся охраной своих земель, а оставшиеся тайпэны распределят между собой государственные территории. Ресурсы армии, таким образом, высвободятся в достаточной мере, и мы при этом не потеряем возможности контролировать ситуацию в центральных провинциях. Саму армию предлагаю сосредоточить в Вулинь. Туда можно будет легко доставлять грузы по морю, а кроме того это прямая дорога на Таури вдоль побережья.
  - Замечательно, - вновь отрывисто рыкнул Куанши. - Значит, пять недель и тридцать тысяч. А теперь давайте подумаем о вражеском полководце, который, скорее всего, располагает сходной информацией о наших возможностях. Он считает, что у него есть пять недель, и с наибольшей вероятностью он будет ждать нашего выступления по дороге Вулинь-Таури. Он глуп, надменен, спесив, беспечен или может быть привык предаваться неоправданному риску?
  - Юнь Манчи - многоопытный и прославленный генерал, - сухой и бесцветный голос К"си Вонга был столь же непримечателен, как и его хозяин. - Он аккуратен и педантичен во всем, как и положено истинному Манчи. Он будет ждать описанных действий с нашей стороны, равно, как и десятка других вариантов развития событий.
  - Тогда, нам следует поступить именно так, как мы не можем поступить, согласно его расчетам, - глаза потомка Шаарад сверкнули хищными отсветами. - Мы должны ударить сейчас, в течение двух-трех недель, до того, как наша основная армия соберется в Вулинь. И выбрать при этом такое направление, чтобы намерено отвлечь войска Манчи от приближающейся угрозы с севера.
  - Разделение основных сил ничего не даст, - взгляд тайпэна Ваня метался по карте, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. - Даже собрав пять тысяч из городов Нееро, нам не удастся провернуть отвлекающий маневр подобного размаха. Хотя... Если бы у нас появилось тысяч семь-восемь лишних бойцов, то используя силы речной эскадры Камо, мы могли бы попытаться спустить их сначала по руслу Синцзян до ее впадения в Чаанцзянь, а затем навести там знатный переполох.
  - Йосо, - указал Сумиёси. - Небольшой город, который стоит на месте слияния этих двух рек. Юнь заняли его на третью неделю, использовав ударный отряд конницы. Никто не ждал, что враг объявится там так быстро. Фактически, сражения за город не было. Там расположена ремонтная верфь для куай-сё малой эскадры Генсоку. Кораблям, стоявшим ниже по течению, пришлось отступить к Нееро после потери своей тыловой базы. Йосо - это ключ к свободному проходу в глубину провинции, если конечно нападающий сумеет быстро овладеть им.
  - В городе и его окрестностях сейчас стоят два малых полка Юнь, - Вонг впервые приподнялся, заинтересовано "разглядывая" мысленную картину, получавшуюся на макете. - Один большой полк действует на сопредельной территории, и еще один малый захватил главные паромные переправы ниже по течению. Сотня лучших императорских лазутчиков, убийц и диверсантов уже работает в этом месте. По их докладам основная часть чаанцзяньских джонок успела успешно уйти в воды Синцзян, соединившись с почти непострадавшей в столкновениях с юнь эскадрой Нееро. Если усилить их кораблями из русла Камо, то получится мощное соединение.
  - Двигаясь по речным руслам, мы сможем выйти к самым стенам Таури, и у Манчи не получится проигнорировать подобную угрозу, - Хань быстро прикинул в уме состав речных флотов согласно их штатному статусу, прописанному в армейском уложении. - Но это всего тридцать джонок и три-четыре тысячи матросов. Слишком мало, чтобы взять Йосо или пробиться через паромные заграждения, а на пути к Таури будут и другие города, занятые Юнь, а также главные шлюзы и плотины Генсоку. Нам нужны еще воины.
  - Которых у нас нет, о чем я и говорил с самого начала, - недовольно буркнул Ши Цзянь, искренне расстроенный тем, что обсуждаемый план оказался пустышкой.
  Громкий стук в дверь ознаменовал появление на пороге одного из телохранителей сиккэна, облаченного в полный пластинчатый доспех и длинный плащ из тигриной шкуры. После битвы, разразившийся в коридорах Золотого Дворца во время "мятежа тайпэнто Мори", личных воинов у Сумиёси осталось всего четверо.
  - Посланник, предъявил вот это, - солдат продемонстрировал узкую нефритовую полоску на тонкой цепочке.
  Сиккэн, быстро обменявшись взглядами с Вонгом, коротко кивнул.
  - Пусть войдет.
  Гость оказался обычным с виду человеком в простой дорожной одежде и круглой камышовой шляпе, надвитой на глаза. Не обращая ни на кого внимания, он быстро прошел к креслу, где сидел Всевидящее Око Императора, и передал ему короткий бамбуковый тубус, запечатанный черным сургучом. Двигаясь все в той же резкой манере, гонец покинул совещательный зал, так и не проронив ни единого слова.
  Вонг внимательно изучил содержимое свитка, извлеченное на свет, читая столбцы причудливых и совершенно бессмысленных иероглифов без помощи шифровальной таблицы, являвшейся, как правило, обычной в таких ситуациях. Губы главы тайной императорской службы медленно начали изгибаться в легком подобии улыбки.
  - Могу вас всех порадовать, высокочтимые. В скором времени некоторые силы Юнь окажутся связаны куда более насущными делами в землях своего закатного юга. Не только мы допустили ошибку, уведя основные армейские отряды с дальних границ, и нашим врагам придется платить за свое вторжение ту же неприятную цену.
  - Мне казалось, у Юнь перемирие с сиртаками? - заметил Васато.
  - С магараджами сиртаков, - уточнил Вонг. - Но среди военной знати Умбея есть и другие вожди, которые совсем не против разорвать эту затянувшуюся, по их мнению, полусонную дремоту, что воцарилась по обоим берегам Шаанга.
  - Похоже, мне теперь не придется спрашивать, на что пошли перерасходы казны по вашей организации, - усмехнулся Сумиёси.
  - Рассчитывать на то, что эта акция отвлечет на себя часть войск из наших южных провинций, я бы не стал, - вытащив с полки из-под столешницы плотный рулон бумаги, Цзянь развернул на краю макета подробную карту царства Юнь. - Но, по крайней мере, в этой ситуации все свои резервы, которые они могли бы использоваться против нас, будут перенаправлены в другую сторону. Вот если бы нам еще и удалось реализовать удар вдоль русла Чаанцзянь, с последующим выступление тридцатитысячной армии из Вулинь, тогда ситуация стала бы намного радужнее. Уж во всяком случае, до прибытия союзной кавалерии степняков мы точно не дали бы противнику закрепиться в захваченных землях.
  - Нам ведь нужно не так уж и много, четыре-пять тысяч солдат, - обойдя стол, Ли остановился рядом с Джэнг Мэем, по-прежнему перебиравшим свои бумаги. - И кстати, простые солдаты и стражники, в нашем случае, были бы не лучшим решением. По сути, отвлекающей армии нужно будет активно действовать в пределах прибрежных районов, осуществлять быстрые высадки и водные переходы.
  То что, Хань говорит все это не просто так, Сумиёси понял сразу же, и вопрос сиккэна не заставил себя долго ждать
  - У вас есть какая-то мысль, тайпэн?
  - Если позволите, то я хотел бы сам заняться этим речным походом, в то время как уважаемые Цзянь и Вань будут руководить сбором главной армии в Вулинь и общим командованием войсками. Лучшей фигуры, способной привлечь к себе внимание всех юнь и их военачальника, чем я, у нас нет. А для того, чтобы сделать этот поход по Чаанцзянь возможным, и заставить генерала Манчи всерьез отнестись к нашему рейду, мне понадобится всего лишь один указ нашего мудрейшего Императора.
  Пальцы Ли Ханя аккуратно подхватили с макета маленький резной кораблик из красного дерева, "прятавшийся" в одном из заливов провинции Хэйан.
  - Я надеюсь, мы сможем без труда убедить Единого Правителя, передать под мое командование всех солдат абордажа Центрального флота. Если не ошибаюсь, на судах этого подразделения их как раз должно быть порядка трех-трех с половиной тысяч.
  
  
  Глава 2.
  
  Галдящий птичий гам в глубине камышового царства, высокие заросли которого укрывали собой весь противоположный берег реки, начался еще до рассвета. Причина разгорающейся утиной ссоры так и осталась неизвестной, так как появление дикого полосатого кота, привлеченного громким кряканьем, положило конец этой утренней перебранке. Крупные жирные птицы, молотя по воздуху крыльями, поспешно взмывали вверх, пока пушистый хищник уже неторопливо волок в укромное место молодого селезня, оказавшегося сегодня самым неудачливым. Несколько уток, неосторожно приблизившихся к середине реки, сбили в полете длинные стрелы с желтым оперением. К упавшим тушкам, удержавшимся на волнах Синцзян, тут же устремились несколько юрких вислоухих псов, выпущенных с борта ближайшей к ним куай-сё.
  Новый командующий прибыл на два дня раньше оговоренного срока и в столь ранний час, что хайтину Реёко Кэй оставалось лишь громко обматерить матроса-вестового, поднявшего его в такое время, и мысленно отметить, что большая часть хороших начальников, которых он знал, поступила бы точно также, как и посланник Единого Правителя. Осушив ковш капустного рассола, хайтин с кряхтением выбрался из своей каюты и поднялся на верхнюю палубу. В белоснежных фигурных парусах корабля, растянутых между множества гибких крепежных рей, разными оттенками алого играли лучи восходящего солнца, а от реки тянуло приятной прохладой и свежестью. В общем, если бы не ощущения помойной ямы во рту и артели сбесившихся кузнецов в голове, настроение Кэй окончательно пришло бы норму.
  Остатки речной эскадры Чаанцзянь уже третью неделю стояли на привязи вдоль правого берега реки неподалеку от пристаней Пан-Ги-Ша, небольшого городка, населенного практически одними нееро и примечательного лишь из-за расположения здесь ремонтных доков, которыми пользовались корабли, патрулировавшие синие воды широкой Синцзян. Военные джонки местного "флота" расположились на более комфортных местах в самом порту Пан-Ги-Ша, но ни у Реёко, проведшего на корабельных палубах две трети своей сознательной жизни, ни у других командиров судов, отступивших сюда из Генсоку, такая ситуация не вызывала ни трудностей, ни раздражения. Как хайтин "Императорского рейдзё", самой крупной из уцелевших куай-сё, Кэй был вынужден принять на себя руководство остатками эскадры, едва завершилось их первое и последнее столкновение с Юнь. Несмотря на то, что матросы и солдаты абордажа наголову разбили захватчиков, пытавшихся овладеть паромной переправой вблизи Йосо, немногочисленная, но крайне опасная ракетная артиллерия врага сумела поджечь пять из одиннадцати кораблей, включая трехпалубный флагман "Владыку Вод". Гибель хайтина Дакона Року, старого друга Реёко, сказалась не лучшим образом на настроениях среди подчиненных, так что Кэй предпочитал держать их подальше от немногочисленных городских закусочных. На то, что они будут пить меньше осхе, чем он сам, хайтин, конечно же, не рассчитывал, но так, по крайней мере, увеличивалась вероятность того, что хмельные матросы не устроят массовых потасовок с местными жителями, стражниками или своими побратимами с кораблей эскадры Синцзян.
  Неспешно добравшись до огороженной площадки впередсмотрящего на носу корабля, Кэй приложил руку козырьком к глазам, вглядываясь в очертания силуэтов, двигавшихся в сторону Пан-Ги-Ша вниз по течению. Ритмично взмахивая веслами и вспенивая бортами воду, по прозрачной глади к "Императорскому рейдзё" стремительно приближались джонки речной эскадры Хэйан. Вытянутые и изящные, с высокими покатыми боками, украшенными бронзовым литьем, столичные куай-сё разительно отличались от приземистых и однотипных кораблей замерших у берега на приколе. Реёко знал, какими гордыми и надменными были офицеры этой эскадры, но, скрепя сердце, вынужден был признавать, что задирать носы им позволяли немалый опыт и мастерство, выпестованное в старейших семьях "воинов воды". Каждый из этих людей был хайтином в седьмом или восьмом поколении, и даже самые простые корабельные распорядители и плотники на их кораблях имели за плечами по десять-двенадцать лет службы. Высокая дисциплина, регулярные учения и физические нагрузки по праву сделали матросов эскадры Камо лучшими в Империи, а осознание того факта, что им доверена охрана единственного водного пути в столицу, придавало этим парням дополнительный стимул не опозорить оказанной чести.
  Могучие трехпалубные джонки, несущие на себе до двух сотен человек экипажа и по нескольку десятков малых метательных орудий, одна за другой проносились мимо. Несмотря на тихую погоду, течение реки и слаженная работа гребных команд позволяли судам развивать значительную скорость, и палуба под ногами у Кэй заметно закачалась, когда до "Рейдзё" стали докатываться первые волны, расходившиеся в разные стороны от бортов столичных гостей.
  Уперев руки в бока, хайтин по очереди разглядывал каждую новую джонку, некоторые из которых проходили всего в дюжине локтей от его корабля. Будучи облаченным лишь в широкие складчатые штаны и распахнутую на груди безрукавку из плотного войлока, Реёко вряд ли мог привлечь к себе внимание, и поэтому, пользуясь моментом, подмечал различные детали, которые чужие экипажи не стали бы демонстрировать на глазах у чужого хайтина. В целом картина вполне удовлетворила Кэй, и лишь на флагмане "Страже престола", следовавшем в замыкающей группе, взгляд командира "Рейдзё" невольно задержался чуть дольше.
  Нет, его поразили не размеры или стать самого большого куай-сё Империи, не золоченые оклады его верхних бортов и не размах великолепных парусов, выкрашенных в небесно-голубые цвета. Внимание Реёко приковал к себе чужой взгляд - такой пронзительный, притягивающий и пугающий одновременно. Эти странные вытянутые глаза с их причудливым разрезом, внутри которых плескалось малахитовое пламя, казалось, проникали в сам разум Кэй, играючи обнажая мысли и душу опытного хайтина. Женская фигура, замершая на главной мачте "Стража", стояла у самой вершины на одной из слегка изогнутых рей, небрежно держась рукой за отполированную поверхность древесного столпа. Длинные огненно-рыжие волосы развивались у девушки за спиной, прекрасно контрастируя с ее свободным нарядом, в котором переплетались десятки оттенков темного. Ни один из этих цветов нельзя было назвать черным, и, чтобы описать их, требовалось обладать куда более весомым словесным запасом, чем тот, которым располагал Реёко. Конечно, хайтин видел уже не так хорошо, как в юные годы, но одно он сейчас мог точно сказать. Зеленые глаза демона, а никаких сомнений в том, что это был демон, у Кэй не возникало, заметили командира "Рейдзё", и сверкающая лисья улыбка была предназначена именно ему.
  Еще долго Реёко провожал взглядом флагман речной эскадры Хэйан, пока тот не прошел между двух маяков, отмечавших вход в небольшую искусственную бухту близ Пан-Ги-Ша. Сзади послышались тихие шаги Сэйдзи Маэкэ, первого офицера "Рейдзё".
  - Прикажите готовить лодку?
  - А надо что ли? - хмуро поинтересовался Кэй, оборачиваясь к своему старшему помощнику и проводя рукой по колючей щетине на подбородке.
  - Как номинальный командующий над кораблями эскадры Чаанцзянь, вы обязаны засвидетельствовать свое уважение тайпэну Императора, поставленному над нами в качестве руководителя.
  - Какой же ты скучный, - вздохнул Реёко. - Ладно. Распорядись.
  Спустившись обратно к себе, Кэй занялся не самым любимым занятием, а именно приведением в порядок своего внешнего облика. К тому моменту, когда лицо хайтина приобрело, наконец, более-менее человеческий вид, его денщики, мучавшиеся не менее жутким похмельем, чем их командир, и понукаемые затрещинами Сэйдзи, при помощи железных утюгов, наполненных пылающими углями, отгладили парадный каймон хайтина, а также начистили его высокие сапоги до зеркального блеска. В отличие от своего первого офицера, Реёко предпочитал облачаться в положенный ему по статусу наряд лишь в неизбежных случаях. Видимо, здесь сказывалось сословное происхождение. Сэйдзи, потомок трех поколений хайтинов, носил каймон как вторую кожу. Для Кэй, пробившегося к вершинам речного флота с весельной палубы куай-сё, простые штаны из некрашеной серой парусины и свободный войлочный жилет были куда привычнее.
  Тем не менее, официальный наряд смотрелся на могучей приземистой фигуре Реёко очень даже внушительно. Это можно было подметить хотя бы потому, как еще сильнее, чем обычно, вытягивались спины матросов при виде их угрюмого начальника, шагавшего к борту "Рейдзё". На ходу Кэй поправлял свою старую абордажную саблю, открыто висевшую на поясе в стальной петле, и простые черные ножны с церемониальным хайтин-хэ. Рукоять длинного обоюдоострого клинка была украшена небесной бирюзой и медовым янтарем. Это было напоминанием о той битве с ракуртами на берегах одного из холодных северных заливов, после которой Реёко и был удостоен чести носить главный символ императорского хайтина.
  Сэйдзи мялся у трапа, а полдюжины рослых матросов-гребцов уже заняли свои места в плоскодонной лодке. Вид у первого офицера был немного смущенный, но Кэй не был бы командиром корабля, если бы не умел читать своих подчиненных как развернутые свитки.
  - Садись, будешь меня сопровождать.
  Помощник не смог сдержать радостной улыбки и благодарно кивнул, приложив руку к груди. Этот "морской поклон", пусть и не был широко распространен среди офицеров речных флотов, зато точно был известен каждому, кто ходил по палубам имперских судов.
  - Я просто хотел посмотреть... - начал парень, спускаясь в лодку.
  - ... на тайпэна Ханя, - перебил Реёко, уже усаживаясь на дощатую скамью. - Знаю-знаю. И милейшая хайтин Яо Минг, которая тоже там будет присутствовать, разумеется, здесь совсем ни при чем.
  Старший помощник от слов командира зарделся прямо на глазах и промахнулся ногой мимо подвесной ступеньки, едва не свалившись в воду.
  - Я...
  - Юноша, - перебил молодого офицера Реёко, не дожидаясь с его стороны невнятных попыток оправдаться. - Мне кажется, ваш отец должен был вам четко и ясно объяснить, почему хайтин, и только хайтин, стоит между экипажем судна и Нефритовым Престолом. Хайтин всегда все видит, всегда все понимает, и если он не может этого, то значит, это ненастоящий хайтин. Но на будущее, столь откровенные взгляды пропустить очень трудно, и как твой единственный наставник на этом жизненном отрезке Пути, обязан предупредить. Учитывая характер Яо, командовать всеми процессами будет только она. И в отношениях, и в семье, и в постели.
  Маэкэ, красный как вареный рак, уселся, наконец, на скамью рядом с Кэй, и матросы, отвернувшись в стороны, чтобы не скалиться столь откровенно, налегли на весла. Путь до лодочной пристани в порту занял около получаса, прошедшего в полном молчании и созерцании просыпающейся природы.
  Выбравшись на дощатый настил, Реёко направился по широким мосткам в сторону синих парусов "Стража престола", чей силуэт немного возвышался над остальными кораблями, выстроившимися у причалов. Сэйдзи последовал за командиром, косолапая походка которого напоминала о лесном медведе, вставшем на задние лапы. У главной пристани, выложенной лакированными деревянными плитками поверх досок, уже толпился народ. Вокруг во множестве мелькали сапфирные чиновничьи каймоны, а отдельной группой собрались разноцветные суо офицеров и темно-синие одеяния хайтинов, украшенные красным и золотым. Сам Реёко предпочел остановиться, не дойдя до главной группы встречающих, пару десятков шагов. Отсюда он прекрасно мог рассмотреть гостей, а также увидеть, как они будут себя вести, едва ступят на берег. Кэй всегда любил составлять о людях свое собственное мнение.
  Молодой парень, не проживший, похоже, под небом и двадцати пяти зим, спустился на пристань вслед за двумя солдатами абордажа, вооруженными волнистыми "морскими" сашми. С некоторым замешательством, Кэй вынужден был признать, что это, по-видимому, и есть тайпэн Ли Хань. Никто другой из свиты молодого полководца на эту роль точно не подходил.
  Вассал Императора шагал впереди остальных, будучи облаченным в полный пластинчатый доспех из темной имперской стали и держа на плече длинное яри, ременная петля которого захлестывала правую кисть полководца. Голова Ханя была непокрыта, а свой шлем юный военачальник держал на сгибе левого локтя. Черные волосы Ли были коротко подстрижены на военный манер, а лицо было чисто выбрито, вопреки моде на ношение усов, распространенной среди офицеров Империи со времен династии Цы. Чуть выше среднего роста, подтянутый и хорошо сложенный, Хань производил весьма положительное впечатление. В нем не было той надменности и напыщенности, свойственных дворцовым стратегам, которых Кэй изредка приходилось встречать. Но чего-то подобного от бывшего дзи, Реёко и ожидал.
  На шаг позади за левым плечом Ханя держался невысокий кривоногий тидань, лицо которого было обезображено двумя императорскими знаками, выжженными у кочевника на щеках. Очень немногие клейменые преступники Единого Государства могли позволить себе так просто разгуливать на свободе, но к спутнику Ли это, похоже, не относилось. "Оттиск" на правой щеке тиданя лег не так ровно, как на левой, из-за чего глаз степняка все время казался слегка прищуренным в какой-то насмешливо-издевательской манере. Хорошие дорогие доспехи, какие мог позволить себе далеко не каждый знатный нойон, блестели на солнце, начищенные и отполированные с неподдельной заботой и любовью. Даже в речном путешествии кочевник не сумел расстаться с верным саадаком, и изгиб лука со снятой тетивой торчал из-за левого плеча тиданя. По другую сторону о Ли шагал хайтин "Стража", ни имени, ни лица которого Кэй так и не смог припомнить. Однако взгляды большинства собравшихся, и повисшая над толпой тишина, были предназначены отнюдь не посланнику императорской воли, а тем, кто грациозно спрыгивал на шестигранные плитки позади юного Ханя.
  Сплошные облегающие катабира, представлявшие собой переплетение железных пластин и колец, были лишь для вида слегка прикрыты плотными дорожными плащами. Странные вытянутые глаза с вертикальными зрачками, окаймленными кровавыми отблесками, казалось, повсюду выискивали подходящую жертву. Парные мечи-дакань, длинные - на перевязи за спиной, короткие - пристегнутые в удобных ножнах на бедрах, не вызывали сомнений в своей убийственной остроте. Черные, как смоль, волосы, ниспадали за спины множеством тонких косиц. Но главным, разумеется, были неестественно бледная кожа, манящие и пугающие лиловые губы и, конечно же, белоснежные клыкастые улыбки, от которых кое-кто из впечатлительных жителей невольно попятился назад. Кто такие къёкецуки, люди знали из множества сказок и легенд, но столкнуться с ними в реальности, здесь и сейчас, несмотря на разгорающийся день, был готов далеко не каждый.
  Третьей в этой компании, следовавшей позади Ли, оказалось то самое видение, магию которого Кэй уже успел ощутить на собственном опыте. В отличие от кровопийц, демон-перевертыш была безоружна и носила свободное изысканное платье с высоким воротом, но Реёко готов был поклясться, что в складках этого роскошного одеяния можно было бы спокойно спрятать небольшой оружейный склад. Сложенный веер и стыдливо опущенные глаза уже не могли обмануть пожилого хайтина. Кумицо играла на публику, что, по-видимому, доставляло ей такое же удовольствие, какое получали къёкецуки, наслаждаясь тем эффектом, что вызывал у окружающих сам факт их появления.
  Последними на причал спустились несколько офицеров, а Хань тем временем уже обменивался пожеланиями удачи с встречавшими его хайтинами. Могучий силуэт, мелькнувший за высоким бортом столичной куай-сё, не укрылся от глаз Кэй, но рассмотреть что-либо под глубоким капюшоном, Реёко так и не успел. Вздохнув и расправив складки каймона вокруг ремня, командир "Императорского рейдзё" двинулся в сторону своего нового полководца.
  
  Ситуация, которую Ли застал в Пан-Ги-Ша, радовала его все больше. Еще на подходе к городу, заметив корабли под флагами провинции Генсоку, молодой тайпэн с большим удовлетворением отметил, что по внешнему виду все эти суда находятся в прекрасном состоянии и, похоже, смогут выступить в поход в самые краткие сроки. Хайтин Шао Шэн, командир "Стража престола", ставшего временным домом для Ли и его свиты, подтвердил мнение императорского вассала. Эскадра Синцзян, укрытая в самом порту маленького городка, также была приведена в полную боевую готовность. Больше Ханю не нужно было переживать о нехватке места в трюмах и на палубах столичных куай-сё, где в тесноте ютилось три тысячи солдат абордажа, "позаимствованных" им у Центрального флота. Теперь войско, которому предстояло нанести отвлекающий удар по внутренним позициям Юнь, находилось в полном сборе, а в самом городе тайпэна уже ожидали с донесения агенты армейской разведки, исследовавшие захваченные территории вплоть до предместий Таури.
  Находясь после всего увиденного в прекрасном расположении духа, чему в немалой степени способствовал еще и плотный завтрак, приготовленный стараниями трех любительниц кулинарных соревнований, Хань спустился на главную пристань, улыбаясь собственным мыслям и старательно игнорируя различные порой весьма колкие замечания, периодически раздававшиеся у него за спиной.
  - Никак не могу понять, чему ты так радуешься? - голос Такаты, отлично чувствовавшей настроение Ханя, был полон сарказма. - Мы ведь, кажется, прибыли, наконец, на ту самую войну, что терзает вашу столь обожаемую Империю, и впереди нас ждут только смерть, ужасы разоренных земель и море свежей крови во славу пары человек, находящихся очень-очень далеко в противоположных сторонах отсюда. Да, но против последнего пункта о крови здесь, кстати, никто не возражает...
  Если и было в этом мире что-либо более неизменное, чем циничный характер Такаты, то о существовании такой вещи не знали даже всевидящие предки. Ни близкое знакомство с посмертием после раны, нанесенной тайпэнто Мори, ни последовавшее затем слияние жизненных сил, ни на йоту не смогли изменить отношения красноглазого демона к окружающему ее миру. Впрочем, Хань скорее наоборот удивился бы и немного расстроился, если что-либо подобное произошло. Прагматичная къёкецуки, всегда умевшая ткнуть его носом в очередную "идеалистическую глупость", была нужна Ли именно такой.
  - Он просто все никак не может поверить, что вырвался из того гадючьего клубка, что зашевелился в Золотом Дворце, едва главной змее отсекли голову, - певуче протянула Фуёко, бросая по сторонам быстрые взгляды из-под длинных ресниц. - Признаюсь, даже мои сестры не всегда способны на то, что устраивают люди, почуявшие возможность откусить чуть-чуть больше от пирога богатства и власти, чем им давали обычно. Мое положительное мнение о них стремительно выросло.
  - Не прибедняйся, - улыбнулась Ёми. - Ни один из нас в это все равно не поверит. А наш юный вождь, похоже, просто сбросил со своих плеч весь груз великой ответственности, возложенной на него, как на члена коллегиального военного совета. Теперь, он просто руководит небольшой армией в стороне от совещательных залов и высоких кабинетов, а его враг готов обнажить меч и выйти на честный бой, не прячась за словесными ширмами.
  - Да, ведь этого Ли у нас совсем не любит, - промурлыкала в ответ кумицо. - Но глупо жаловаться на ту иерархию, которую они сами и создали. К тому же, в ней умеют ценить верных слуг. Ведь за "беспримерный героизм" и слепое использование себя во благо Империи, ему даже вернули часть исконных прав императорского тайпэна. Свободное передвижение, право передать титул достойному, возможность владеть имуществом. Как это щедро было с их стороны.
  - Ты забыла о главном, - напомнила младшая из къёкецуки. - Ему возвратили право основать свой род!
  - Конечно, об этом никто из нас не может забыть, - раскрывшийся веер скрыл веселую улыбку Фуёко.
  - Не может, - согласилась Таката. - К тому же, Ли так до сих пор и не объявил нам, кого же он решит сделать этой счастливицей.
  В голосе мертвого демона промелькнули ледяные нотки. Удей, шагавший рядом с Ханем, споткнулся на ровном месте и едва не подвернул ногу. Хайтин Шэн, настороженно оглянулся через плечо. За пару последних недель командир "Стража" сумел привыкнуть к необычным спутникам тайпэна Ханя, но вот окончательно разобраться в том хитром переплетении отношений, что объединяли между собой всех этих людей и демонов, Шао так и не сумел, а порой, как например, сейчас, отдельные их высказывания ставили его просто в тупик. С учетом всех сплетен, которых Шэн наслушался о Ли и его загадочных компаньонках еще до личного знакомства с ними, картина складывалась если и не загадочная, то уж точно весьма любопытная.
  - Сейчас война, и времени на это у нас нет и не будет, - спокойно ответил Хань, обернувшись лишь на краткое мгновение, чтобы встретиться с Такатой взглядом. - Все остальное - после.
  Дальнейшая беседа не состоялась в силу того, что они добрались до конца причала, и навстречу императорскому вассалу выступили хайтины и офицеры, уже не один день дожидавшиеся в этом городе прибытия нового командующего.
  - Командир речной эскадры провинции Нееро, хайтин Ло Гонкэ, - представился первым высокий худой мужчина средних лет, носивший длинные усы и вытянутую клиновидную бородку. - Рад приветствовать вас в Пан-Ги-Ша, тайпэн Хань.
  Темно-синий каймон "воина воды" украшали символы аристократической семьи Яо-Янг, вышитые красными нитями, и хотя сам Гонкэ не принадлежал к этому древнему роду, вряд ли он позволил бы себе носить такие знаки без соответствующей на то причины. Из оружия Ло имел при себе лишь церемониальный хайтин-хэ, но из-под верхнего наряда у самого ворота блестели кольца совсем не парадной кольчуги.
  Обменявшись приветствиями, тайпэн и хайтин принялись представлять друг другу своих спутников. В отношении девушек, глаза которых сверкали кровавыми и зелеными огнями, Ли ограничился лишь упоминанием имен, не вдаваясь в подробности статусов и социальных положений, что не вызвало у окружающих каких-либо глупых вопросов. Учтиво склонив голову, Гонкэ лишь вежливо улыбнулся каждой из демонов. Кроме Шао Шэна командир кораблей эскадры Синцзян обменялся также короткими полупоклонами с тремя офицерами, командовавшими флотскими солдатами абордажа, и несколькими чиновниками, приписанными к "штабу" Ли Ханя.
  - Командир флагманского корабля "Серебряный ветер" и моя правая рука хайтин Яо Минг, - в свою очередь перешел Ло к собственным сопровождающим.
  Молодая женщина с аристократично-хрупкими чертами лица, выдававшими ее знатное происхождение, склонила голову перед Ли с почтением, но без излишнего подобострастия. Ростом Яо едва доставала до плеча своему командиру, а ее длинные черные волосы были собраны в узелок на затылке и заткнуты двумя длинными палочками, украшенными лишь простой, но искусной резьбой. Несмотря на внешнее изящество, манера держаться и сильный волевой взгляд выдавали в этой хайтин решительного и напористого человека.
  - К"си Ёнг, - сама, не дожидаясь каких-либо слов со стороны Гонкэ, представилась другая женщина, стоявшая рядом.
  Ее простой багряный суо выглядел выцветшим и потертым, и первая ассоциация, возникшая в голове у Ли, когда он увидел подобный наряд, неразрывно связала новую знакомую с командиром Ногаем, начальником стражи из далекого закатного Ланьчжоу, в котором юный тайпэн был, казалось, уже целую вечность назад. Черты лица Ёнг были грубыми и невыразительными, а имя являлось таким же пустым звуком, как и у того, кто носил прозвище Всевидящего Ока Императора. Нефритовая пайцза, появившаяся из широкого рукава суо и тут же переданная Ханю, окончательно закрыла все имеющиеся вопросы. Ли с почтением поклонился этой женщине, не ограничиваясь простым кивком, который был ему дозволен по статусу. Не всякий тайпэн Империи мог бы похвастаться тем, что лично работал рука об руку с главой армейской разведки. На мгновение по безучастному лицу Ёнг пробежала тень удивления, но в следующую секунду она пропала без следа, а ответный поклон был также глубок и почтителен.
  Дальше последовало знакомство с людьми, не поприветствовать которых, Хань просто не имел права. И хотя градоправитель Пан-Ги-Ша или начальник местной стражи, в отличие от распорядителя армейских запасов провинции, никоим образом не были причастны к намечающейся компании, Ли никогда не позволял себе относиться с небрежением к людям, и в особенности к тем, кто служил Империи так же, как и он сам. Лучшей наградой для Ханя в ответ на эту любезность стал одобрительный гул в толпе, сгрудившейся вдоль портового берега и на соседних дощатых причалах, откуда было видно гостей. Невысокие крепко сбитые нееро, из которых практически полностью состояло население здешних мест, были рады увидеть именно такое воплощение воли Единого Правителя в столь неспокойные времена.
  Ли и все остальные уже собирались двинуться в сторону дома начальника порта, где расположили свою ставку Гонкэ и К"си Ёнг, когда из рядов праздных зевак мимо замерших стражников с копьями, протолкался вперед грузный массивный хайтин, судя по виду, типичный уроженец Хэйдань. Чуть позади него держался молодой подтянутый офицер, в котором чувствовалась та же благородная кровь, что и в Яо Минг.
  - Хайтин Реёко Кэй, куай-сё "Императорский рейдзё", - хрипло назвался незнакомец, глядя из-под насупленных густых бровей прямо в глаза Ли Ханю без всякого страха или подобострастия. - Временный командующий кораблей Генсоку. На эскадру мы уже не тянем. Мой старший помощник Судзаки Маэкэ.
  Ли без всякого подтекста вежливо кивнул в ответ и назвался сам, попутно отметив, что появление Реёко, похоже, вызвало некоторое удивление у командующего эскадры Синцзян и его заместителя. К"си Ёнг, напротив, позволила себе удовлетворенную улыбку, а вот самому Кэй, по-видимому, было глубоко наплевать на реакции окружающих. Внешний вид хайтина был вполне благообразен, но вот он сам чувствовал себя в подобной обстановке явно не слишком радостно. Скованные жесты напомнили Ли его самого в те первые дни, когда он только учился правильно носить суо, и при этом не выдать окружающим своего неумения.
  Через полчаса все руководящие офицеры, чиновники и спутники Ли разместились на втором этаже в массивном доме начальника порта. Большая комната, служившая хозяину в качестве трапезной, имела широкий выход на внешнюю галерею, с которой открывался прекрасный вид на искусственную бухту и несколько вытянутых огороженных зон с пристройками, покрытыми необожженной черепицей. Сухие доки, в которых регулярно приводились в порядок днища военных и торговых кораблей, были единственной достопримечательностью этого маленького поселения нееро. Рыболовство и выращивание сахарного тростника процветало выше по течению Синцзян, но местные жители были вполне довольны своим положением. Разумеется, до того, как в соседних провинциях объявились солдаты Юнь.
  Пока слуги хозяина дома суетились, расставляя угощения и напитки для важных гостей, военачальники собрались на открытой террасе в тени резного деревянного навеса. Здесь же состоялось знакомство Ли еще с несколькими оставшимися командирами и служащими, подчиненными хайтину Гонкэ. Глава армейской разведки представила лишь одного из своих лазутчиков, оказавшегося совсем юной девушкой, по меркам Империи едва только покинувшей пору детства. Ее черты лица еще не успели окончательно сформироваться и выглядели бы довольно мило, если бы не застарелый рваный шрам, наискось пересекавший левую щеку. Несмотря на нежный возраст, одеждой юной разведчицы был настоящий женский суо в темно-зеленых тонах, а пояс украшал укороченный дакань, явно побывавший со своей хозяйкой уже не в одном в деле. Уголки фиалковых глаз, вытянутые к ушам, которые в свою очередь были лишены мочек, а также темно-русые волосы, остриженные по-мальчишески коротко, выдавали в девушке хшмин, что в целом было не очень-то и удивительно. Армейская разведка намеренно отбирала в свои ряды лучших следопытов, без оглядки на их народность и количество прожитых лет. Среди почти исчезнувших обитателей северных лесов охотников и трапперов всегда было на порядок больше, чем среди других жителей страны. Правда, разбойников и мятежников среди них тоже хватало с избытком.
  - Ка"исс командовала той группой, которую мы отправляли вдоль Чаанцзянь и к Таури по вашему приказанию, тайпэн Хань. Это мой лучший агент в южных землях так, что в деле добычи сведений вы можете положиться на нее с абсолютной уверенностью, - отрекомендовала К"си Ёнг свою протеже.
  Было видно, что Ка"исс восприняла похвалу своей начальницы как должное, и все же ее щеки покрылись едва заметным легким румянцем, когда юная хшмин предстала перед вассалом Императора.
  - Для меня будет честью служить вашим планам, тайпэн, - сбивчиво произнесла девушка, низко склонив голову.
  Как и со всяким новым знакомым, Ли ответил на такое приветствие искренне и с равнозначными знаками уважения.
  - Помощь лучшего разведчика имперского юга будет для меня не меньшей честью.
  От этих, вроде бы, просто учтивых слов лицо Ка"исс вспыхнуло яркой краской, и "лучший разведчик юга", растеряно потупившись, быстро пробормотала что-то в ответ и поспешно исчезла в направлении трапезной. Хань не успел даже толком удивиться, когда у самого уха тайпэна раздался насмешливый голос Фуёко.
  - Поздравляю, это будет первое наивное сердце, которое тебе еще только предстоит так безжалостно разбить клинком суровой реальности, - кумицо притворно вздохнула. - Бедное дитя...
  Резко обернувшись назад, Ли увидел только Удея, которой, заметив движение Ханя, вопросительно поднял левую бровь. Темный наряд лисицы-оборотня мелькал на другой стороне террасы в окружении синих каймонов, но тайпэн по-прежнему ощущал ее горячее дыхание на своей коже. Точно так же, как порой это бывало с незримыми ледяными прикосновениями къёкецуки, каждый раз напоминавшими ему о том, как тесно после той кровавой ночи в Золотом Дворце связано теперь некогда человеческое естество бывшего дзи с демонической сущностью трех его спутниц.
  Когда все было готово, Ло Гонкэ пригласил всех внутрь, а места слуг заняли денщики и доверенные люди К"си Ёнг. Обсуждение планов предстоящего похода грозило затянуться на весь день, и только общий разбор сложившейся ситуации мог продолжаться до полудня. Распорядители и хайтины докладывали о состоянии дел на своих кораблях, о настроениях среди экипажей, а также о запасах провианта и амуниции. Смотрители местных армейских складов раздавали списки последних сверок, подготовленных к прибытию Ханя. Всю информацию, собранную разведкой, детально изложила в своем выступлении Ка"исс, делая пометки на карте, разложенной в центре стола.
  Первоочередным вопросом была реорганизация совместных сил трех эскадр, так чтобы создать из них уже идеально слитный флот, действующий как единое целое. Это предполагало разделение полномочий, а также необходимость выделить несколько куай-сё под узкоспециализированные задачи. Во-первых, следовало определить, на каких кораблях будут размещены основные хранилища продовольствия, запасного вооружения и механических деталей для метательных орудий. Различные снасти и прочие запасы имелись на каждом судне, однако тот факт, что почти на каждом куай-сё теперь добавлялось около сотни новых бойцов, несколько изменял сложившуюся картину. От использования торговых широконосых барж и нескольких мику-дзё, отыскавшимся в порту, решено было отказаться сразу же. Только скорость военных гребных судов могла позволить императорской армии получить преимущество над Юнь, действуя на таком узком фронте, как русло Чаанцзянь. Вторым отдельным пунктом следовало назначение одного из кораблей на роль плавучего госпиталя. В целом выходило, что под "обоз" придется выделить не меньше пяти бортов, а их военные ресурсы перераспределить между остальными. С одной стороны получалось, что под "тыловые службы" следовало бы определить самые неэффективные и незначительные суда, а с другой они должны были быть достаточно вместительны и быстроходны, чтобы ни в коем случае не отстать от основного флота и не затормозить его продвижение. Главный же камень преткновения возник, разумеется, из-за того, что мало кто из хайтинов желал оказаться в роли командира подвижной лекарни или парусного амбара, да еще и отправить своих людей под чужое руководство.
  Самому Ли идея столь жесткого разграничения функций не очень-то нравилась. Тайпэн чувствовал в ней что-то такое неприятное, как будто это решение заранее разграничивало корабли на две категории, одной из которых, в случае жесткой необходимости, можно было бы пожертвовать. Но, к сожалению, сейчас он вынужден был поддерживать именно этот план, поскольку тот исходил не от него, а от тех людей, кто реально должен был командовать походом по Чаанцзянь. Кроме Шао Шэна, Гокэя и К"си Ёнг эту идею устами Куанши первой упомянула еще Йотока задолго до их отправления из Хэйан-кё. На то, чтобы начать спорить с величайшим стратегом в истории Империи, Хань пока не решался, осознавая, как мал и ограничен его собственный опыт в делах ведения полноценной военной компании, затрагивающей не маленький клочок земли и всего несколько противоборствующих армий, а сразу несколько обширных провинций, десятки крепостей и многие тысячи воинов. В любом случае, все, о чем говорилось на совете, Ли потом еще предстояло поведать Куанши этим вечером на борту "Стража". Окончательное решение относительно планов похода, согласно воле Императора, оставалось всегда за Ханем, а, следовательно, за Йотокой, но вот знать о ее существовании полагалось только очень узкому кругу лиц.
  Командиры речных эскадр Камо и Синцзян по очереди закончили свои развернутые доклады, определив возможных кандидатов на указанные роли "обозных телег". В свою очередь от имени кораблей Генсоку слово взял офицер Судзаки. Несмотря на то, что парень был ровесником Ли, свое дело он знал прекрасно и разбирался в основных вопросах не хуже заправского хайтина. Тем не менее, Ханю показалось странным, что это выступление не решился сделать сам Реёко Кэй, назначенный временным командующим того, что теперь осталось от южной патрульной флотилии.
  Отойдя ненадолго к столу, на котором были расставлены угощения и жаровни для разогревания чая, Ли поделился своими смутными сомнениями со старшей из къёкецуки, бездельничавшей вместе с Фуёко за неторопливой игрой в каргёцу. В отличие от Ёми, Такату совершенно не интересовали детали планов и стратегические расчеты, а точнее взаимоотношения людей при решении подобных сложных вопросов, до которых юная кровопийца была куда более охоча. На кумицо же все эти разговоры нагоняли еще большую тоску, по-настоящему оборотня интересовали лишь активные действия или совсем невероятные и рискованные авантюры.
  - Что я могу сказать о парне? - кровавые глаза Такаты насмешливо сверкнули. - Судя по запаху, он выпил вчера так много, что, уже только поднявшись на ноги этим утром, проявил чудеса выдержки и силы воли.
  Тайпэн покосился на громоздкую фигуру Реёко, сидевшего в дальнем конце стола и безразлично слушавшего своего заместителя, опершись подбородком на правый кулак.
  - Так он...
  - Ему плохо, - подтвердила Фуёко, двигая одну из фигур по расчерченной доске, - но он достаточно силен, чтобы не демонстрировать этого.
  - Но, к сожалению, не достаточно, чтобы оставаться полезным для нашего общего дела, - холодно отрезал Ли.
  Приблизительно через час-полтора, когда подошло время обеда и совещание стало плавно переходить к вопросу о захвате Йосо, стоявшего при слиянии двух самых больших судоходных рек в южных провинциях Империи, Хань отозвал Реёко в сторону для личной беседы. Данный разговор прошел не в самой лучшей атмосфере.
  - Если вы не способны управлять эскадрой, то нам будет проще подыскать для этого более подходящего слугу Императора, - закончил свою мысль Ли, высказав все, что он думает о чрезмерных возлияниях в подобное время.
  - Просто я рассчитывал, что вы прибудете только на день раньше оговоренного срока, - на лице у Кэй была тонкая усмешка, по которой можно было легко понять, что думает хайтин о попытках молодого полководца читать ему мораль. - Завтра я буду чист, как утренняя роса в садах Золотого Дворца. И к тому же, разве мы не решили установить в новом соединении единый общий порядок командования, в котором для отдельных руководителей эскадр места не предусмотрено?
  - Решили, - хмуро ответил Ли. - Но я говорю не столько о сиюминутной ситуации, сколько об общей тенденции. Если вы не сможет себя контролировать, хайтин Кэй, то в отношении лично вас новое решение еще только будет принято. Это обещание я могу вам гарантировать, как командующий и член коллегиального военного совета.
  Улыбка медленно покинула губы Реёко, и "воин воды" чуть склонил голову:
  - Разрешите идти исправляться? - в глазах у хайтина блеснуло что-то недоброе.
  - Идите, - кивнул Ли, подметивший эту деталь.
  При обсуждении штурма Йосо командир эскадры Чаанцзянь уже не присутствовал, но его старший помощник прекрасно справлялся и сам. Склонившись вместе с Яо Минг над схемой городских укреплений, доставленной сюда из столицы вместе с сотней других планов и карт, хранившихся в дворцовых архивах, Судзаки активнее всех спорил с правой рукой хайтина Гонкэ, авторитет которой среди командиров синцзянских судов, похоже, был беспрекословным. Шао Шэн и офицеры солдат абордажа также приняли активнее участие в разговоре, а Ханю в итоге выпала роль арбитра. Захват Йосо был необходим в качестве первого шага компании, открывавшего к тому же доступ к ресурсам местной верфи, без которых двадцати восьми куай-сё совместной эскадры было бы теперь не обойтись. Проблема была в том, что укрепления городка были достаточно мощными, как с суши, так и со стороны реки, чтобы исключить возможность малых потерь. Яо считала это приемлемым, Судзаки и бойцы Центрального флота хотели минимизировать жертвы, а Шэн пытался отыскать компромисс.
  Именно в один из таких моментов, когда спор принял особо ожесточенный характер, в дверях вновь появился Реёко в сопровождении седовласого мужчины с висячими усами и длинной тонкой бородкой. Достаточно простая одежда, добротно пошитая, но потрепанная дорожными неурядицами, не выдавала принадлежность нового гостя к тому или иному сословию. Но, как оказалось, Кэй не зря решился привести постороннего на военный совет.
  - Чен, сын Хэ, портовый староста Йосо, - представил хайтин остальным своего спутника. - У него есть, что вам рассказать.
  Квартальный голова низко поклонился всем присутствующим и, явно робея перед столь знатным обществом, прошел к столу, комкая широкие рукава своего одеяния.
  - Есть тут одно... один момент, - нерешительно заговорил Чен, аккуратно ткнув пальцем в развернутый план города. - В этом вот месте, что со стороны третьего причала, аккурат у прохода на верфи. Мы давно писали и в Таури, и старшему приставу-зодчему, и даже в столицу хотели обратиться. Давно это уже было, лет шесть назад может. Размыло тогда паводком реку, да таранным килем одного из военных судов проломило пару бревен возле опорного столба. Водой, значит, землю из простенков-то вымыло, камень слежался у основания, а обратно... Ну, по правилам, надо было все разбирать, весь пролет, да заново засыпать, перекладывать. А градоправитель наш решил, что больше возни только будет. Ну и повелел заколотить пролом сколами с бревен, да и мы не сильно противились. Кто ж мог подумать, что вдруг и со стороны реки какая напасть придет, ежели у нас всегда рядом на привязи имперские корабли стоят?
  - То есть, в этом месте у нас фактически имеется практически целый пролет "пустой" стены? - различные эмоции в голосе Гонкэ причудливо мешались между собой.
  За безалаберность, бездействие и откровенную лень руководство Йосо стоило бы придать соответствующему наказанию, но с другой стороны в этой ситуации такой подарок самой Судьбы был невероятно удачным. Двойственность принесенного им известия понимал, похоже, и сам староста Чен, вжавший теперь голову в плечи и понуро ожидающий решения своей участи.
  - Пробьем ее? - задумалась Яо.
  - И выломаем, - кивнул Судзаки.
  - А затем две волны десанта и общий штурм, - улыбнулась хайтин.
  - А юнь ведь даже и не подумают никогда о том, что в имперской крепости может быть настолько уязвимое слабое место, - хмыкнул Шао Шэн и посмотрел на Ханя.
  - Хорошо, если считаете, что это хороший план, то определитесь с деталями, - кивнул тайпэн. - Квартальный староста Чен, - услышав свое имя, старик вздрогнул. - Вам придется подробно написать обо всем, что вы нам рассказали, и передать это письмо местному судье. Принимать решение о наказаниях за ваши оплошности и действия других лиц должны соответствующие люди. Во всяком случае, здесь, в Нееро, где имперский закон по-прежнему властен и не попирается чужеземными армиями.
  Староста не смог сдержать облегченного вздоха. Судя по всему, Чен уже готовился к куда более плачевным последствиям. Двое городских стражников, вызванных со двора, увели смотрителя порта Йосо, а совещание вернулось к прежнему спокойному ритму, как и в первой половине дня.
  Хайтина Кэй Хань отыскал на террасе, любующимся полуденной панорамой реки.
  - Откуда вы его взяли так быстро? - спросил Ли без обиняков, опираясь на перила рядом с Реёко.
  - Мы защищали подходы к Йосо, чтобы дать время тем жителям, кто пожелал уйти, - хайтин указал рукой на несколько больших барж, прятавшихся у складских построек на дальней стороне рукотворной бухты. - Чен был единственным из выборных чиновников, кто руководил этим делом с их стороны.
  Выглядели эти корабли не лучшим образом. Паруса были покрыты свежими заплатами, борта носили следы поспешного ремонта, а над палубами висели растянутые веревки с сушившимся бельем. Рядом на берегу между возвышавшимися кучами пустых плетеных корзин и разного мусора играли многочисленные дети под присмотром нескольких пожилых женщин.
  - Беженцы, - вздохнул Ли, вспоминая невольно лагеря у стен Сычуяня, виденные им лишь вскользь почти два года назад.
  - Да, и их здесь гораздо больше. Многих просто решили "спрятать" перед вашим приездом, - зло усмехнулся Кэй. - Тем, кто приехал по дорогам, на время стоянки эскадры Хэйан вообще запрещено появляться в городе. А том, что творится в других районах провинции, лучше и не говорить.
  - Они надеются на помощь Империи, а получают лишь подобное пренебрежительное отношение со стороны местных властей, - начал закипать Ли, чувствуя знакомую злую ненависть, которая так часто помогала ему принять нужное решение.
  - Они ни на что не надеются, - безразлично отмахнулся Реёко. - Они просто бегут. Бегут от тех, кто грабит, насилует и убивает просто потому, что получил возможность делать это. А командиры юньских солдат, еще вчера бывших такими же точно простыми деревенскими парнями, с радостью позволяют им совершать самые отвратительные поступки, превращая эту озверелую вседозволенность в награду за верную службу.
  - Да, вы правы, - вынужден был согласиться Ли. - Война, в любой ее форме, это всегда тысячи загубленных жизней и судеб. Но правила войны и средства, которыми она ведется, определяют лишь сами люди. Тот, кто не может оставаться человеком за пределами собственного дома, села или царства, не имеет права на снисхождение. Тот, кто первым пришел на чужую землю, чтобы чинить разорение и смерть, не имеет даже такого нелепого оправдания, как месть за былые утраты. Но мы сделаем все, чтобы остановить это безумие.
  Оттолкнувшись от перил, тайпэн широко расправил плеч и посмотрел вдаль.
  - Я прикажу оставить большую часть продовольствия флота для нужд беженцев.
  - И чем мы будем кормить матросов? - удивился Кэй, видимо, никак не ожидавший подобной развязки беседы.
  - Я вижу лишь один способ получить нужные нам припасы, - криво усмехнулся Ли, и губы Реёко растянулись в ответной понимающей улыбке. - Все, что нам нужно, мы просто отберем у генерала Манчи.
  - А эта прогулка, похоже, будет совсем не такой скучной, как мне казалось, - певучий голос кумицо заставил обоих полководцев обернуться. - Так заманчиво и так рискованно.
  - Так глупо и так самонадеянно, - согласилась стоявшая рядом Таката. - Но зато, вполне в твоем стиле, Ли.
  - Я знал, что вам обеим понравится.
  
  
  Глава 3.
  
  Башня Второго Дома династии Великих Таголов пришла в упадок и запустение еще в те времена, когда его дед учился делать свои первые шаги. И, направляясь теперь по расколотым плитам в сторону возвышающейся серой громады, осыпавшейся и увитой ползучими лианами, Маади испытывал чувство легкого суеверного страха, впитавшееся в его кровь с молоком матери. Лица старых богов, разбитые дождем, ветром и временем, взирали на него со всех сторон, и казалось, что в любой момент заброшенный храмовый комплекс может возродиться к жизни, жестоко покарав тех, кто посмел нарушить покой запретного места. Но слава и величие Таголов ушли уже безвозвратно, и шумящий полевой лагерь, развернутый в развалинах у подножия древнего святилища, внушавшего некогда ужас всем окрестным землям, был живым доказательством их падения.
  Многочисленные шатры и круглые хижины из бамбуковых жердей, покрытые листьями древесных фикусов, занимали собой все расчищенные каменные площадки, сохранившие относительную целостность. Однако, вопреки ожиданиям большинства гостей, бивуак воинов Ранджана не был похож на кочевой табор цынь-гань, и наметанный глаз легко подмечал те детали, что были свойственны лишь людям, придающим должное значение дисциплине. Каждая сотня и каждый малый отряд располагались на своем отдельном месте, не смешиваясь между собой. На замшелых и обрушившихся кое-где стенах жреческих построек, огораживавших лагерь, маячили фигуры часовых с длинными загнутыми луками. К навесу, под которым расположилась походная кухня, выстроилась длинная очередь, в которой слышались разговоры и смех, но не было и намека на ругань или попытки пролезть к огромному закопченному котлу с рисовой кашей вперед других.
  У арочного входа в башню замерли двое воинов с перекрещенными копьями, но при приближении Маади и его спутников, стражи разомкнули свое оружие и сделали шаг в сторону. Ни в одном из шести северных владений никто не осмеливался преграждать путь свободным раджам Шаанга, даже если сам служил одному из них.
  Внутри старых стен было душно и влажно. На лестничных пролетах с выломанными ступенями безраздельно властвовали темно-зеленая плесень и гибкие ветви ползунов, пробиравшиеся в башню через узкие щели бойниц. Новые пары стражников стояли на каждой круглой площадке, отмечавшей очередной виток крутой каменной спирали, взбиравшейся ввысь. Вершина заброшенной резиденции Второго Дома давно рухнула в узкое сырое ущелье, на краю которого была когда-то возведена, и крышей башни теперь служили растянутые полосатые полотнища из умопомрачительно дорогого имперского сукна, отталкивающего воду.
  Ранджан поджидал гостей лежа на боку на возвышении из пуховых подушек, задумчиво подперев голову правой рукой. Кальян, благоухавший ароматами ядрёной смеси из опиума, листьев таба и красного горького перца, возвышался посередине низкого стола в окружении блюд с сушеными финиками, инжиром и засахаренными фруктами. Кривые кинжалы в ножнах из крокодильей кожи, лучащиеся самоцветы, грубые поделки из слоновьего бивня, элементы броских доспехов, раскиданные в беспорядке, страницы с рукописными и печатными текстами на разных языках - если лагерь внизу и не был похож на тот, какой мог бы принадлежать одному из Отринувших, то вот личные покои Ранджана соответствовали всем известным канонам. С другой стороны не стоило забывать, что этот человек был одним из немногих раджей, кто отказался от покровительства всех известных богов, и, несмотря на мстительный характер многоруких прародителей народов Умбея, продолжал жить в свое удовольствие, в достатке и процветании. Впрочем, именно о последнем с ним и прибыли сюда поговорить пятеро других вождей, имевшие свои вольные отряды.
  - Ты даже не хочешь встать, чтобы приветствовать нас как равных? - рыкнул Маади, еще с порога настраиваясь на нужный тон.
  Четверо могучих воинов с длинными кривыми мечами, облаченные в открытые конусовидные шлемы и ламелярные доспехи, спускавшиеся до колен, молча, взирали на гостей из темных ниш, разбросанных по стенам. Безмолвные и неподвижные, они напоминали статуи древних богов, случайно уцелевшие в этом месте. В окружении таких верных соратников Ранджан чувствовал себя достаточно расковано, чтобы ответить на реплику Маади в довольно глумливом тоне:
  - Нагпур, я ведь, кажется, велел тебе не впускать на мой порог всяких нищих? Так почему же слово владыки остается для его слуг лишь пустым звуком?
  - Боюсь, в этот раз нам пришлось сделать то единственное исключение, - ответил в той же издевательской манере ближайший сподвижник Отрекшегося. - Такие бездомные, как эти, бывают очень настырными.
  Высокий, с широкой мускулистой грудью и темной бронзовой кожей, Нагпур сидел по другую сторону стола и смотрел на Маади с кривой ухмылкой, сверкая золотыми и серебряными зубами. Длинный горбатый нос и мясистые полные губы придавали лицу сиртака сходство с фигурами на затертых барельефах, остатки которых сохранились по углам помещения. В отличие от своего раджи, первый из воинов вольного вождя носил густую черную бороду, но его длинные нечесаные волосы точно также были стянуты на затылке в грубый лохматый хвост, пропущенный через толстое железное кольцо. Одежда обоих сиртаков отличалась лишь цветом. Нагпур придерживался нейтральных белых тонов, а вот шальвары и свободная адхиваса Ранджана имели кричащие царственно-желтые и запретно-алые оттенки, словно Хулитель пытался даже в этом бросить свой вызов многоруким предтечам.
  - Чем ты бахвалишься, никчемный? - слова не задели самолюбия Маади, он давно уже вышел из той юной поры, когда чья-то грубая подначка могла вывести его из себя. - Магараджа развалин! Твой дом пристанище для обезьян и болотных свиней! И не тебе порицать нашу бедность, когда ты сам не в силах расплатиться с былыми долгами. Мы пришли требовать то, что ты должен нам со времен последнего совместного похода за Шаанг. Твои долги перед магараджей Акоши были достаточно велики, чтобы мы согласились на время отдать свою часть добычи, но ни полученного нами в бою, ни возмещения, обещанного тобой, мы так и не дождались!
  - Мы возьмем все, что оценим достойным нашей утраты, - поддержал Маади один из раджей, стоявших у него спиной. - Таково древнее правило взимания долга!
  - Но ты можешь расплатиться сейчас, о великий хозяин рассыпающегося дворца, - громко хмыкнул другой вольный вождь.
  - Жалкие визгливые шакалы, - как-то безразлично протянул Ранджан, темно-карие глаза которого затуманивал серый дым табы и опия. - Вы выглядите сейчас так жалко. Все, что вы можете, это требовать, но никогда не сумеете взять. Ваши люди бегут из ваших шатров к моим очагам, ваши деньги оттягивают сумы и карманы моих воинов. Но разве кто-то из вас может хоть что-то взять сам? Даже в тот последний поход вы пошли следом за мной, а не предприняли что-либо сами.
  Маади нахмурился, готовясь возразить распоясавшемуся Осквернителю, но Ранджан небрежно сунул руку в одну из подушек и брезгливым жестом швырнул к ногам раджей целую пригоршню золотых монет. Благородный металл застучал по каменным плитам, и блестящие кружки покатились в разные стороны, заставляя вождей замереть в изумлении. Ранджан, тем временем, продолжил бросать золото, будто проросшее сырое зерно, которое не годилось даже на корм для скота.
  - Подавитесь, гнилые стервятники! Можете теперь уползать обратно в свои разбитые кибитки, чтобы не мешать мне, обдумывать планы, чью грандиозность вы не сумеете оценить по достоинству своим скудным умом при всем желании.
  Похоже, последние слова расслышал только один Маади. Остальные раджи были слишком заняты тем, что собирали тяжелые кругляши, отсвечивавшие под яркими лучами, пробивавшимися в просветы между полосатых навесов.
  - Ты говоришь о деле столь же славном, как и наш последний совместный набег?
  - Нет, я говорю о чем-то большем, чем мой последний поход против Юнь, - Ранджан покосился на Нагпура, но тот лишь пожал плечами, как бы отвечая, что примет любое решение своего раджи. - Хотя в этом деле, вы и ваши бесполезные падальщики могли бы мне вполне пригодиться.
  - Говорят, южные долины страны Даксмен уже оправились от последней попытки магараджи Арпура присоединить эти земли к своим владениям, - Маади попытался угадать ход мыслей Хулителя, выбрав из всех вариантов наиболее правдоподобный.
  Ранджан лишь в очередной раз недовольно отмахнулся и, громко вздохнув, нехотя принял сидячее положение.
  - Мне глубоко наплевать на эти далекие промерзлые скалы, где ютятся злобные пожиратели летучих мышей, - наблюдая за суетой других вождей, все еще ползавших поблизости на четвереньках, раджа не удержался и удрученно хмыкнул.
  Маади оставалось лишь разделить печальное веселье Отринувшего. Золото, древний бич всей сиртакской знати, умело подчинять себе людей и превращать даже самых благородных и отважных воинов в мелочных и завистливых подлецов. Самоцветы, жемчуг и слоновья кость - их так ценили за пределами Умбей, но они почти ничего не стоили в его пределах. Это был просто материал, не более редкий, чем пробковое дерево или болотная ягода. А вот золото, его было всегда слишком мало, а еще более важным его делало то, что основные монеты, которыми расплачивались чужеземные купцы из Юнь и Империи, чеканились из столь же редкого здесь серебра.
  - Я собираюсь двинуться туда, где можно взять добычу, равной которой не снилось еще ни одному из вас. Она сама готова упасть ко мне в руки, и вы не видите ее лишь из-за собственной слепоты и страха.
  Куда именно клонит сейчас Ранджан, Маади уже начал понимать. Еще одной подсказкой была золотая монета, которую раджа все-таки подобрал быстро с пола, не удержавшись больше от любопытства, чем из алчности.
  Это был простой круг из темно-желтого, почти медового металла, по форме и весу идеально походивший на "неразменный" дихрем. Но в отличие от самой большой из всех сиртакских монет, какие делали лишь при дворах двух правителей в южных владениях, на этом кусочке золота не было никаких отличительных знаков. Квадратные прорези по центру были характерны для денег, имевших хождение в Империи. Их края покрывали иероглифы, а большинство мелких монет также имело тонкую насечку, позволявшую в случае надобности разломить кружок на четыре равных доли. Юнь ограничивались лишь символикой правящей династии, а упрямые Даксмен уже которое тысячелетие использовали маленькие шарики, которые носили нанизанными на нитки наподобие четок. Большинство денег с закатных рубежей тоже в той или иной степени походили на дихремы, но у той монеты, которую держал в руках Маади, было особое происхождение. Тот, кто отдал приказ изготовить такие универсальные средства оплаты, очень постарался, чтобы никто и никогда не смог связать бы их происхождение с исполнителем. Это были чужие деньги, не принадлежавшие Ранджану, и ими было оплачено что-то очень и очень важное. Гадать, что именно, Маади так и не пришлось.
  - Там, за Шаангом, в земле, что когда-то безраздельно принадлежала нашим предкам до самого залива Авадзи, есть богатства и слава, которые лишь ждут своего хозяина. Глупые Юнь увели свои войска на север, они хотят сокрушить страну из нефрита и стали, и в иной ситуации я посмеялся бы над такой глупостью, но сейчас лишь благодарю их за этот чудесный подарок. Мои воины пройдут без всякого сопротивления по всем торговым перекресткам, где скопилось множество торгашей, прибывших с обеих сторон, а наши враги смогут лишь беспомощно наблюдать за неумолимой силой истинно свободного раджи! Мне не нужна ваша помощь в этом походе, но я все равно зову вас с собой. Кому-то понадобиться охранять мои обозы, и тащить на себе тюки с добром, когда у нас кончатся лошади и мулы.
  Оглянувшись вокруг, Маади убедился, что другие раджи услышали дикое предложение, сделанное им Хулителем. Они замерли, не сводя маслянистых взглядов с отрешенного лица Ранджана, а страх и алчность боролись сейчас в их душах с яростью истинных берсеркеров. Желтый металл жег руки вольным владыкам, ослепляя и толкая к совершению поступков, которые еще этим утром каждый из них счел бы безумием.
  - Неужели ты намерен нарушить мирный договор с Юнь, - нехорошая дрожь в голосе заставила Маади сглотнуть, прежде чем продолжить. - Ты хотя бы понимаешь, что тем самым наживешь себе заклятых врагов по обе стороны Шаанга, что магараджи не простят своего порушенного слова?
  - Ты думаешь, меня волнует, что подумают эти жирные макаки в дорогих нарядах?! - искренне расхохотался Отрекшийся. - Я сам решаю, что и когда будет происходить в том мире, который простирается передо мною. И чужие сделки для меня не представляют ничего более чем просто чужие сделки, не имеющие никакого отношения к тому, как я хочу жить, и что собираюсь делать.
  - Но мы все произносили слова клятвы, когда Акоши и эмиссар Юнь ставили свои подписи на связующих свитках! - предпринял последнюю попытку Маади. - Ты готов пойти против собственной клятвы крови?!
  - И что же тогда случится? - продолжил смеяться раджа в желто-алых одеждах. - Свирепые боги лишат меня своей милости в битве? Сладкогласные богини отвернутся прочь от моей Судьбы? Мудрейшие из предтеч оставят меня без просветлений разума?
  Ранджан хохотал все громче, захлебываясь собственной радостью будто пьяница, дорвавшийся до бутыли со старым выдержанным вином. Ему вторил раскатистый голос Нагпура, и даже неподвижные стражи начали трястись от едва сдерживаемого смеха.
  - Но своим безрассудством ты ставишь под удар обычных людей! Ответные действия узкоглазых будут направлены против владений Акоши и деревень на нашем берегу Шаанга! Против семей простых рыбаков и крестьян, которые не сделали тебе ничего плохого и лишь хотят жить в мире и покое! Тебе доставит удовольствие расколоть власть своего старого недруга-магараджи, но чего ты добьешься, столкнув его с Юнь? Новых смертей, кровопролития или, быть может, кто-то другой направляет твою руку, несмотря на все слова, что ты тут говоришь?!
  За малое мгновение всякое веселье покинуло вершину башни Второго Дома. Ранджан неторопливо поднялся и, сделав шаг вперед, посмотрел в лицо Маади. Заметно более широкий в плечах, но на полголовы ниже, чем его оппонент, Отрекшийся каким-то удивительным образом, не казался от этого более слабым или менее значительным.
  - А кто говорит сейчас твоими устами, о благородный защитник простого люда? Не те ли это знакомые мне нотки, что так часто сквозят в пафосным речах Акоши, при дворе которого ты считаешься почетным гостем в любое время дня и ночи?
  - Я вольный вождь, и следую своим идеалам, - веско отрезал Маади, не пряча глаз.
  - Ложь, - губы Хулителя вновь растянулись в опьяненной улыбке. - Ложь скрывает слабость, а слабый не может быть настоящим раджа. Ступай, куда захочешь, но никогда впредь не смей вставать на моем пути.
  - Я поступлю так, как сочту нужным, - Маади решил, что сейчас не время проявлять мягкость и стремиться к компромиссу. Отступив просто так, он мог навсегда потерять всякое влияние на остальных раджей, видевших эту сцену. - И может быть, я даже решу, что о твоих планах первым должен узнать именно Акоши.
  - Как знаешь, - отмахнулся Ранджан.
  Никто не успел заметить, когда в руке у раджи-отступника появился ритуальный кинжал, а единственный удар был выполнен безупречно. Серповидное лезвие с легкостью отделило голову Маади от плеч, пройдя точно над "воротником" его железного панциря. Рука того, кто посмел спорить с Ранджаном, успела лишь сжаться на рукояти кривого меча. Обезглавленное тело с грохотом осело на пол, и размотавшиеся концы белого тюрбана окрасились кровью из разбегавшейся лужи.
  - Надеюсь, этого примера будет довольно, - хрипло хмыкнул Ранджан, посмотрев на оставшихся гостей, замерших в неподдельном ужасе. - Предательства я не потерплю, и выйти отсюда вы сможет либо вниз по лестнице вместе со мной, либо прямиком через колесо вселенских перерождений.
  Повторять дважды Отринувшему не было нужды, и четыре низко согбенных фигуры, опустившиеся на колени, стали ответом на его предложение.
  - Нагпур, собери надежную сотню и отправляйся в лагерь к этой дохлой мускусной крысе. Глупо было бы бросать столько солдат без дела, когда у нас намечаются такие события. Уверен, тебе удастся убедить их принять нашу сторону.
  - Непременно, - оскалился первый воин раджи. - Уговорить их не составит труда. У меня на этом поприще есть весьма хороший учитель, а его уроки зачастую так зрелищны, что их просто нельзя не запомнить.
  
  Набежавшие к вечеру тучи скрыли в себе первые робкие звезды. О единственной дозорной заставе, которую юнь держали на высоком мысу, отмечавшем место слияния двух великих рек, позаботились воины К"си Ёнг. Двенадцать самых мощных кораблей эскадры тайпэна Ханя успели подойти к стенам Йосо на расстояние полета стрелы, прежде чем часовые на одном из портовых маяков забили в тревожный гонг. Ответом им стали окованные железом снаряды, выпущенные из корабельных баллист, и увесистые каменные шары, переброшенные через невысокие стены, стараниями расчетов палубных цяо-ба. Хаотичный, но плотный обстрел переполошил сонный город, в котором по сведениям разведчиков практически не осталось местных жителей, зато было расквартировано целых два "малых" полка вражеской пехоты. Таким образом, почти двукратное численное преимущество над имперскими солдатами абордажа было на стороне противника. Однако ввести разом в бой всех своих бойцов, тайпэн Империи и приданные ему хайтины никак не могли.
  Пока десять из двенадцати куай-сё, построившись в классическую "плавучую батарею", продолжали вести огонь по городски укреплениям, разнообразив свои залпы снарядами с зажигательной смесью, "Страж престола" и "Серебряный ветер" подошли практически впритык к одной из стен порта, тянувшихся вдоль береговой полосы. Кучный удар двух десятков "гарпунных" стрел был направлен строго в один из деревянных пролетов, за которым располагалась ремонтная верфь. Кованные железные наконечники легко пробили два ряда бревен, пространство между которыми, вопреки всему, не было засыпано щебнем и утрамбованной землей. Механические пружины раздвинули многочисленные кривые "зубья", намертво фиксируя снаряды внутри хлипкой преграды, а матросы на внутренних палубах куай-сё принялись крутить огромные катушки, натягивая длинные цепи, повисшие теперь над водой. Дальнейшее дело встало лишь за гребными командами, налегшими на весла изо всех сил.
  Пролет крепостной стены, казавшийся еще мгновение назад таким несокрушимым, разломился на куски треском и грохотом, а к зияющему пролому уже устремилась "Несгибаемая воля", куда более неповоротливое судно, чем флагманские корабли эскадры, но зато обладавшее неоспоримым преимуществом - вместительностью. Три сотни первых десантников выплеснулись на берег по перекидным бамбуковым аппарелям и с ходу ринулись в проходы между портовых построек. "Воля", неторопливо отойдя вдоль берега, уступила место своей товарке "Железной длани". Красная ракета, взмывшая в небо, и взорвавшаяся там с оглушительным фейерверком, стала сигналом для двух тысяч солдат, высаженных к этому времени у поворотного мыса и выдвинувшихся к Йосо своим ходом. Приставных лестниц для быстрого штурма, веревок со стальными крючьями и разного дополнительного снаряжения, вроде перчаток-мубаки, было у имперских солдат с собой достаточно.
  Действия кораблей, обстреливавших город, сыграли свою отвлекающую роль. Пока большинство юнь, сумевших не поддаться смятению и панике, ринулись к береговым башням и их немногочисленным защитным орудиям, атака с другого направления стала для захватчиков полной неожиданностью. Вторая волна десанта с "Железной длани" бросилась на стены и в портовые пакгаузы, а куай-сё, перегородившие своими корпусами все русло Чаанцзянь, подошли к Йосо еще ближе, позволяя вступить в бой матросам с дальнобойными самострелами.
  Три сотни солдат абордажа, первыми пробившиеся на городские улицы, ворвались под предводительством Фуёко в главную контору речного надзора, где раньше работали портовые служащие, чиновники и приставы, а теперь расположился совместный штаб вражеских полков. Сведениями об этом месте десантники были обязаны Ка"исс и ее группе. Таким образом, обезглавив противника, имперские воины полностью получили контроль над ситуацией, а юнь оставалось рассчитывать лишь на опыт и смекалку тех командиров, что стояли во главе отдельных сотен.
  Штурм с воды при помощи раздвижных самбук начался, как только стало известно, что солдаты Империи, атаковавшие город по земле, уже завладели воротами и теперь беспрепятственно продвигаются внутрь. Плотность огня, который вели корабельные орудия и стрелковые команды, была настолько велика, что лишь в редких случаях оборонявшимся удавалось поджечь или разбить закрытые лестницы, протянувшиеся к стенам Йосо от верхних палуб военных джонок. Первыми в бой устремились четыре ударных группы, составленных из оставшихся солдат абордажа. Не считая нескольких резервных сотен, все остальные бойцы Центрального флота уже вступили в сражение. Матросы продвигались вперед исключительно во вторых и третьих порядках.
  Долгие годы тактическое и стратегическое искусство Империи отталкивалось от того, что истинный полководец должен принимать участие в битве лишь в самой плачевной ситуации, когда иного выхода просто не остается. И хотя это шло вразрез со многими основополагающими требованиями, предъявляемыми к истинному тайпэну, Догма Служения всегда трактовала конечный результат как единственный показатель успеха, а по этому критерию военачальник, державшийся на некотором удалении от битвы, всегда превосходил того, кто лез в драку, очертя голову. К счастью для Ли никто и не ставил перед ним такого сложного выбора между личным активным действием и ответственностью за судьбы солдат и офицеров. Шао Шэн, К"си Ёнг и Йотока в теле Куанши прекрасно справлялись с обязанностями Ханя, и оспорить их право руководить сражением, тот даже и не пытался. В противном случае, кто знает, как бы сказалась на принятии решений ядовитая желчь мангусов, бурлившая у молодого тайпэна в крови. А так, вся дикая ярость и жажда битвы, свойственная степным демонам-людоедам, нашли свое применение на острие последней атаки.
  Часть стен и городских построек были объяты пламенем разгорающихся пожаров. У здешних юнь не было артиллерии, почти полностью уничтоженной во время предыдущей битвы с эскадрой Генсоку, так что ответных зажигательных бомб и ракет, начиненных стальными ежами, слуги Императора могли не опасаться. "Страж" присоединился к штурму с некоторым опозданием, вынужденный возвращаться к остальной эскадре после удачного "пролома" вражеской обороны в районе верфи. В результате Ли выбрался из чрева самбуки в сопровождении Удея и къёкецуки, когда солдаты абордажа уже захватили эту часть укреплений, и основной бой проходил намного дальше в глубине узких улочек, из которых Йосо и состоял практически полностью.
  Свежие подкрепления с флагмана, а также смертоносные способности Такаты и Ёми пришлись как нельзя кстати. Оправившиеся юнь, наконец-то, пришли в себя и, несмотря на бедственное положение своих раздробленных сил, попытались организовать достойный отпор, опираясь на численность и опыт ведения городских боев. Хотя эти солдаты и не были ветеранами, обучение в армии южного царства было организовано довольно неплохо, хотя большая его часть строилась на "практических занятиях" в землях сиртаков. Так или иначе, но победу, доставшуюся Ли этой ночью, нельзя было назвать легкой, а его яри успело забрать далеко не одну вражескую жизнь.
  Никто не ставил задачу перекрыть все выходы из поселения и уничтожить там всех захватчиков, поэтому большие группы юнь свободно покинули город через оставшиеся двое ворот, стремительно отступая по дорогам, ведущим на север и на восход. Прежде чем перегруппироваться и понять, что же собственно происходит, им нужно было не менее суток, а имперские корабли не намерены были задерживаться в Йосо так долго.
  Число убитых со стороны Юнь по самым приблизительным подсчетам равнялось двум тысячам человек, еще столько же угодило в плен. От быстрой расправы многих вражеских солдат, сложивших оружие, спасло лишь непосредственное присутствие тайпэна Ханя. Следы погромов и жестоких расправ над оставшимися жителями города из числа подданных Императора до сих пор встречались на улицах, а гору из отсеченных голов на заднем дворе разгромленного полкового штаба не скоро смогли забыть все те, кого кумицо завела туда в момент атаки. Всех пленных офицеров, бывших по статусу выше десятников, Ли передал Ёнг и ее дознавателям. О том, что ждет тех, кто не захочет сразу рассказать все, что ему известно, тайпэн предпочел не думать. История с ётёкабу и их роли в теневой жизни Империи, а также в событиях, предшествовавших атаке на Золотой Дворец, были еще слишком свежи в памяти бывшего дзи.
  Тащить пленных с собой было бессмысленно, но на верфях отыскалось несколько забытых весельных барж. Определив в охрану часть легкораненых, и загнав юнь в трюмы и на гребные палубы, Хань распорядился, чтобы они возвращались обратно в земли нееро, а после отконвоировали бы захватчиков с юга прямиков в столицу, проведя их через все центральные провинции на глазах у простых людей. Матросы и солдаты, которым поначалу совсем не понравилась идея так быстро завершить свое участие в походе против армии Юнь, заметно повеселели, едва до них были доведены полные распоряжения верховного командира. Также получившийся маленький караван должен был доставить в безопасное место тяжелораненых, уцелевших жителей, встретивших войска Империи с искренней радостью, и позаботиться о телах погибших. Потери объединенной эскадры в ходе ночного штурма достигали почти трех сотен, а с учетом тех, кто отбывал теперь назад в Нееро, Хань лишался уже полутысячи клинков, пятнадцатой части всех, кто был у него в подчинении. И появления подкреплений в ходе их рейда ждать не приходилось.
  Вторая половина ночи прошла за тушением наиболее сильных пожаров и погрузкой на корабли различных запасов, обнаруженных на городских складах. Несмотря на то, что Йосо превратился уже практически в город-призрак, не стоило сомневаться, что такое удобное место будет занято и восстановлено, едва отгремят последние лязги на полях сражений. Чьи именно штандарты и флаги будут развиваться на здешних башнях, еще должно было показать всемогущее Время, но разрушать целое поселение, лишь бы оно не досталось врагу, Ли не собирался, ограничившись разборкой всех сложных механизмом, остававшихся на верфи. Детали затопили в условленном месте, а писцы и чертежники из походной канцелярии составили полные списки, которые также следовало передать в столицу. А это означало, что имперским инженерам, в случае чего, уже не пришлось бы восстанавливать здешние доки с нуля.
  Кроме корабельной снасти и хозяйственных мелочей, в трюмы всех тридцати одной куай-сё поспешно сгрузили как можно больше продовольственных запасов, отбитых в ночном сражении у врага. Оценив их размеры, Ло Гонкэ и Шао Шэн пришли к выводу, что этого им должно хватить как минимум до самой Таури. Кроме того, в подвалах бывшей конторы речного надзора и в некоторых других местах обнаружилось множество глиняных бутылей, оплетенных толстыми веревками. Их содержимое - пряное юньское вино со специями - возбудило среди большинства солдат невероятный интерес, но Ли проявил абсолютную принципиальность, и даже просьбы некоторых офицеров остались без всякого внимания с его стороны. Поскольку, в такой ситуации даже самая железная дисциплина не гарантировала полного подчинения приказам, каждого, кто пытался в то утро посетить заветные погреба, встречала дружеская улыбка Такаты и несколько ласковых затрещин. В итоге, "опасную находку" отправили на борт одной из барж, возвращавшихся в Пан-Ги-Ша, хотя по слухам несколько десятков бутылей все равно успело разойтись по всем кораблям эскадры.
  К утру со стороны паромной переправы, лежавшей ниже по течению, пришли шесть куай-сё под предводительством "Императорского рейдзё". Корабли Генсоку сторицей вернули свой долг врагу, уничтожив на месте своего последнего боя все отряды противника, оставленные защищать этот важный дорожный узел. Пока остальная эскадра громила юнь в Йосо, хайтин Кэй провел своих людей дальше по Чаанцзянь и обезопасил дальнейшее продвижение для маленького флота Ли Ханя. Пленных у Реёко не было, а убитых и тех, кто не мог больше встать в строй, насчитывалось едва ли сотня.
  Собравшись на утреннее совещание, командиры наметили дальнейший план действий. Группы неуловимых разведчиков Ёнг уже уточняли обстановку на дальнейшем маршруте движения эскадры, а хайтины и офицеры коротко отчитались о результатах своего первого настоящего боя. Определенное опасение у всех вызывал тот факт, что на верфях Йосо не было обнаружено нескольких куай-сё, брошенных здесь во время отступления. У паромной переправы их также не удалось найти, а это означало, что не стоило списывать со счетов возможность в самом скором времени появления на водном пути чужих кораблей. К счастью основной вражеский флот никак не мог попасть в Чаанцзянь из Жемчужного моря. Таури и Южная эскадра были надежным замком и зубастым ключом на пути у любого, кто попытался бы сделать это сейчас.
  Путь вглубь захваченной провинции был отныне открыт, и генералу Манчи еще только предстояло узнать о новом сильном противнике, появившимся на его карте военных действий. А чтобы он точно обратил на них внимание, Куанши чуть позже изложил Ли еще несколько дополнительных задумок, подброшенных ему Йотокой.
  
  
  Глава 4.
  
  Ночная гроза оставила после себя лишь неприятную сырость и легкую утреннюю прохладу. Одинаковые темные фигуры с длинными кованными сашми стояли через равные промежутки у острых каменных зубцов и периодически ежились, кутаясь в теплые плащи. Промозглый яростный ветер, трепавший вишневые флаги с древними гербами, рождал соблазнительные мысли о горячих жаровнях и сухих соломенных циновках внутри квадратных башен, но стражи Циндао слишком хорошо понимали, чем может грозить их мимолетная слабость в столь опасные и непредсказуемые времена.
  А далеко внизу на просторной равнине, еще недавно разделенной на равные квадраты полей и чайных высадок, сверкал огнями осадный лагерь юнь. Тайпэн Ши Гхань из рода Юэ, прямой потомок истинных царей народности Чжу, с легкой долей презрения взирал на своего врага со смотровой площадки надвратного бастиона. Это место не зря прозвали "Долиной вражеских котлов", ведь именно здесь останавливалась всякая армия, вторгавшаяся в земли, снискавшие бессмертную славу в сказаниях о монахе Юэ, ставшем более трех тысяч лет назад защитником и правителем этого края. И точно также пылали когда-то внизу костры "железных" полков Фуокан, бесстрашных штурмовых отрядов нееро, свирепых горцев из княжеств Даксмен и даже далеких предков тех, кто теперь явился под стены Циндао. Лишь одна армия никогда не почтила своим присутствием "Долину котлов", точнее, она ни разу не останавливалась здесь на постой. Имперские солдаты куда больше предпочитали казармы, закусочные и увеселительные дома кланов тэккэй, расположенные в самих стенах прежней царской столицы. Лишь перед Единым Правителем склонились гордые чжу, лишь его они признали более достойным, чем всех остальных. Ведь только та, что была верна Императору, сумела захватить все их царство всего за один день без битв, без войн и без единой смерти. И в этом краю имя Ночной Кошки Пограничья до сих пор считалось не менее священным, чем имя основателя того самого рода, в который тайпэн пожелала войти на правах всего лишь одной из дочерей.
  Лагерь юнь внизу сонно ворочался, как человек, впервые заночевавший в чужом доме. Утренний туман, стекая со скалистых отрогов, неторопливо расползался длинными языками по окраинам полевого стойбища. А за спиной у тайпэна Гханя все еще мирно спал древний Циндао, словно и вовсе не заметивший появления армии захватчиков под своими стенами.
  Поднимаясь ступенями по пологому склону горы, столица Чжу представляла собой поистине невероятный шедевр фортификации и оборонительной архитектуры, в которой различные стили и эпохи, смешиваясь, дополняли и усиливали друг друга. Четыре кольца стен и бастионов смыкались на самой вершине, вырастая угловатой громадой величественного комплекса Юэ-сэн. Там, где смыкались каменные переходы двух отдельных уровней, высились миниатюрные копии царского замка. В случае нужды, эти могучие форты могли продолжать обороняться, даже будучи в полном окружении, отрезанными ото всех остальных. То же самое можно было сказать о восьми надвратных бастионах и еще доброй полудюжине башенных "пятерок". Но главной особенностью Циндао были укрепленные посты, щедро рассыпанные по разноцветным кварталам на каждой из широких "ступеней" городской застройки. В обычное время там располагались казармы стражи, тюрьмы и управления императорских приставов. Однако стоило возникнуть необходимости, и каждая такая контора, огороженная высокой каменной изгородью и увенчанная четырехэтажной квадратной башней с загнутой на краях крышей, за считанные минуты превращалась в настоящий боевой форпост, способный задержать противника на долгое время и попортить ему немало крови. Скважины и запасы продовольствия в обширных подвалах, никак не соединявшихся с другими подземными коммуникациями города, делали осаду таких постов просто бессмысленной.
  Мысли о предстоящей судьбе Циндао сейчас не беспокоили Ши. Тайпэн был уверен в несокрушимости своего родового домена, и лишь время, на которое затянется осада, вызывала у ставленника Императора некоторое раздражение. Его племянник дзито Гао, сын Кара Суня, уверил нового командующего обороной, что и без резервов военных складов запасов в городе хватит до следующей весны. Гхань был в курсе того, что большая часть императорских войск находится вблизи закатных границ, но их появление вряд ли могло затянуться дольше, чем на указанный период. Опасаться следовало лишь штурма, но сейчас и здесь у юнь было слишком мало сил. Разведчики насчитали штандарты двух больших полков и двух малых, не считая отдельных отрядов всадников и осадного парка. В иные времена сто семьдесят с лишним сотен воинов были бы грозной силой, но против почти девяти тысяч солдат, скопившихся в столице провинции, этого было явно уже недостаточно. Конечно, это не мешало юнь грабить и разорять территории, лежащие по ту сторону от "Долины котлов", но самые богатые деревни и их жители, а также обширные чайные плантации и крупные государственные мануфактуры были надежно укрыты "за спиной" у древнего города. При желании ничто не мешало начать выращивать на этих землях горную рожь, а скотных дворов там и так было в избытке, а значит, осада Циндао вообще теряла хоть какую-то надежду на успех. Разумеется, юнь могли отыскать горные тропы, что провели бы их в благодатный край в обход городских стен, но на это тоже нужно было время, а с приходом зимы эти пути становились непригодными не только для людей, но и даже для криворогих архаров.
  Штурм был единственным ответом для командира Юнь, но вот решится ли он начать его сейчас, располагая лишь наличными силами и не дожидаясь подкреплений с восхода? Так или иначе, Ши Гхань не был намерен доверять принятие решения по этому вопросу самому командиру противника, и сейчас его глаза изучали вражеский лагерь не только из праздного любопытства.
  Раскатистый грохот и султан огненного дыма, взметнувшийся ввысь, стал первым сигналом, которого дожидался тайпэн. Вслед за первым загремели новые взрывы, и там, где еще недавно стояли ровные ряды шатров, расплескалось море огня и пепла. Ракетные батареи юнь исчезали одна за другой, заставляя южных захватчиков выскакивать из палаток и бессмысленно носиться по переполошенному лагерю. Пламя стремительно перекинулось на палатки и груженые возы инженерных отрядов, расположившихся на самом дальнем краю лагеря. Огненные дорожки, протянувшиеся туда и несколько взрывов, пусть и не таких сильных, как предыдущие, но довольно заметных, не оставляли никаких сомнений в деянии человеческих рук. Пожар ширился и разрастался, а звон тревожных гонгов и крики врагов были столь сильным и многочисленны, что стали отчетливо долетать до слуха Ши. Улыбнувшись с заслуженным самодовольством, Гхань спрятал ладони в широкие рукава вишневого суо и в сопровождении телохранителей из числа родовых воинов направился ко входу в помещения бастиона.
  Через несколько часов, когда уже весь город судачил об утреннем происшествии, а юнь наконец-то удалось справиться с разрушительной стихией, тайпэн и дзито приняли в одном из внутренних дворов Юэ-сэн вернувшихся с победой бойцов.
  В черной облегающей одежде, выкрашенной простым углем, или в пестрых зеленых накидках, наподобие дорожных плащей, разведчики и диверсанты низко склонились перед своим командиром, но тот немедленно велел им подняться. Сейчас в этом месте не нужно было говорить благодарственных речей и восхвалять чьи-то успехи. Создатель хитрого плана и его достойные исполнители получили намного большее удовлетворения от самого факта удачного завершения их маленькой авантюры. Больше у юнь не было ни артиллерии, ни инженерного корпуса, и уйдут недели, прежде чем они сумеют хоть как-то зарастить эту рану.
  Усмехнувшись себе в густую черную бороду, Гхань сделал знак поджидавшему денщику из числа придворных ну-бэй, и поднос с мешочками золотого песка начал свое неспешное движение между замерших рядов. Ши умел вознаграждать по достоинству тех, кто был ему верен и оказывался способен исполнить данное им поручение. Но, несмотря на всю радость момента, мысль, сверлившая разум тайпэна еще с прошлой ночи, никак не хотела утихнуть. Почтовый голубь принес хорошие известия о том, что центральные провинции не останутся безучастно взирать на судьбу своих южных соседей, и войска Императора уже собираются, чтобы нанести свой удар. И только одно в этой новости столь сильно коробило душу Ши Гханя, что не давало ему уснуть. Этой причиной были имена командиров, входивших в имперский совет, а точнее то, что одним из них могло бы быть имя Сяо Ханя, имя единственного сына главы рода Юэ, оставившего плотский мир уже почти две зимы тому назад. И то, что законное место Сяо занимал теперь какой-то колдун и безродный предатель, укравший благородное имя своего тайпэна, до сих пор не давало душе безутешного отца обрести успокоение, невзирая на все договоренности, что были заключены намного позже между родом Юэ и Золотым Дворцом в лице Всесильного Тэна. Лишь преданность Нефритовому Трону могла пересилить оскорбленную гордость правителя Чжу, но она уже не могла излечить ни боль от его утраты, ни яростный гнев от творящейся несправедливости.
  
  Этим же самым утром в четырех неделях конного пути от горных долин провинции Чжу другой полководец занимался в рассветный час почти тем же, что и его вассал-побратим. Тайпэн Мяо Гкень, один из пяти братьев-военачальников из последнего поколения семьи Овара, попал в Генсоку и задержался в Таури по чистой случайности. Длительный поход на восход через бескрайнюю гладь океана не принес желаемых результатов, как и многие предшествовавшие ему. Ни новых земель, ни великих чудес, ни затерянных плавучих храмов, которые год за годом искали посланники Императора, не скрывалось за гладкой чертой горизонта, и лишь утреннее светило появлялось оттуда день за днем в точно отмеченный срок. Многие считали, что приказ отправиться в подобное странствие был лишь мягким способом отстранить неугодного как можно дальше от блистающей Хэйан-кё. Но Мяо никогда не попадал в опалу Единого Правителя, и год от года вел свои изыскания лишь по зову неугомонного сердца.
  В свои неполные тридцать лет, Гкень успел побывать в столь невообразимо далеких местах, что иные жители Империи даже и не подозревали об их существовании. Как посол самой великой державы в мире и воплощение императорской воли, тайпэн объехал все Срединные Царства, гулял по причалам вольных торговых городов Внутреннего моря, наслаждался родниковой водой в пустынных оазисах юга и охотился на снежных тигров и черных медведей в заснеженных скалистых фьордах, где зима царствует также долго, как лето, сменяя другу друга всего за несколько дней. Мяо был неплохим полководцем, и разные передряги, в которые он попадал, включая участие в одной гражданской войне, укрепили за ним его славу и титул. Но, ни война, ни богатство, ни преклонение других не манили его так сильно, как духи исканий, заставляя стремиться вперед к неизведанному и необъяснимому. Восходное море было одной из таких загадок, и пока оно все также не желало поддаваться напору тайпэна, несмотря на все старания Гкеня.
  Возвращаясь в начале года в столицу, мику-дзё Мяо попала в шторм и потеряла парус. С трудом опытный экипаж сумел довести корабль до устья Чаанцзянь и встать на привязь в порту Южной эскадры. Жестокая простуда и горький кашель свалили тайпэна с ног, и пока он лечился, а плотники-корабелы чинили судно, на Империю обрушилась беда. Было что-то странное в том, что этого нападения ждали почти два столетия, но когда оно все-таки случилось, почти никто не оказался к нему готов. Тайпэн Руо Шень из рода Вейлун, руководивший действиями флота и обороной города, вынужден был объявить в Таури осадное положение, и Мяо, не задумываясь, вверил себя под руководство этого седого опытного старика, который водил Южную эскадру до самых дальних пределов Жемчужного моря вот уже почти целых полсотни зим.
  В отличие от Циндао, тылы которого были в относительной безопасности, Таури оказался в полном окружении. Враг методично окапывался вокруг столицы Генсоку, выстраивая комплексные полевые редуты и, похоже, намереваясь возводить полноценное кольцо циркумвалационных и контрвалационных сооружений. Единственный разрыв в осадных линиях юнь получался в том месте, где края лагеря подступали к водам залива. Портовые бастионы Таури были достаточно непреступны, чтобы сдерживать атаки, как с суши, так и с моря, но это не мешало флоту южан блокировать подходы к бухте, заперев там военную эскадру и несколько сотен торговых, китобойных и рыболовецких судов. Скалистые рифы превращали проход к порту в узкий коридор, и юнь вряд ли бы рискнули прорываться туда без должной на то причины. Отправиться же в свободное плавание к северным имперским берегам кораблям вторжения мешал другой немаловажный факт. Центральный флот Хэйан превосходил морские силы Юнь почти на треть, а Южная эскадра не уступала ему ни в чем. Разделить свои суда без потери должной боеспособности противник просто не мог, а, продвигаясь на север всей совокупной мощью, рисковал оказаться зажатым между двух вражеских отрядов, равных ему по силам. Не уничтожив Южную эскадру, юнь не могли рассчитывать на беспрепятственный выход к берегам Маннай и других центральных провинций, и поэтому тяжелые галеры под царскими флагами и юркие суда сиртакских каперов-наемников с огромными треугольными парусами кротко и смиренно ожидали завершения осады, выстроившись полумесяцем вдоль побережья.
  Особый интерес для Мяо сейчас представлял главный осадный лагерь юнь, который они развернули на острове Гункань, лежащем в устье Чаанцзянь. Сам Таури стоял на двенадцати других островах, скопившихся у самого выхода к морю, и лишь несколько его районов располагались по берегам реки. Кроме Гунканя незанятыми вверх по течению остались еще три небольших острова, где также скопились отряды врага. К счастью штурм с этого направления был практически невозможен, равно как и полноценная контратака, в связи с чем, полководец противника и выбрал такое место для своего штаба. Различить командирский штандарт не составляло труда и без "зоркого глаза", поэтому Гкень, завершая свой ежедневный утренний обход, неизменно задерживался на смотровой башне, чтобы понаблюдать за вражеским военачальником.
  Обычно в это время царский генерал либо уже завтракал на открытом воздухе, либо упражнялся с бамбуковым шестом, сражаясь с полудюжиной солдат, одетых в отличие от него в полноценное защитное облачение. Как правило, последний факт противникам полководца помогал не очень-то сильно. Из сорока схваток, свидетелем которых стал императорский тайпэн, рядовые бойцы сумели одержать верх лишь дважды. Но сегодня им это точно уже не грозило.
  Покончив с утренней разминкой, генерал ответил коротким кивком на низкие поклоны своих противников и направился к роскошному шатру, установленному рядом с тренировочной площадкой. У входа его поджидал слуга с небольшим подносом, в центре которого возвышался высокий серебряный кубок. Белесый пар, поднимавшийся над сосудом, свидетельствовал о высокой температуре его содержимого. Гадать, что именно там находится, Мяо не требовалось. Несмотря на прекрасную физическую форму, командир южных захватчиков был уже в годах, а употребление лечебных травяных отваров, особенно после серьезных физических нагрузок, всегда становилось должным подспорьем для стареющего бойца. Это Гкень знал по богатому опыту своей семьи.
  Спустившись с башни, тайпэн пересек небольшой внутренний двор, вымощенный камнем, и, пройдя под сводчатой квадратной аркой, вышел на узкую пристань, покрытую поверх слоя досок одинаковыми шестигранниками из тутового дерева. Лодка с несколькими родовыми воинами Овара ожидала Мяо на дальнем конце причала, а дзи Донг неторопливо прогуливался у ворот бастиона в компании офицера, отвечавшего за эту оборонительную точку.
  Вообще, передвигаться по Таури без собственного судна или хотя бы лодки было довольно проблематично. За исключением внутренней территории островов, где имелись полноценные улицы, площади и сады, все остальное движение в городе было сосредоточено в устьях каналов, через которые синие воды Матери-реки Чаан добирались до бесконечного океана. По своему виду каналы разительно отличались друг от друга в зависимости от районов, мимо которых они проходили. Ближе к центру города берега одевались в гранитные оклады и устремлялись вверх. Бедные окраины удивляли футуристическими нагромождениями жилых домов, похожих на древесные грибы, гнездившиеся целыми кустами на старых пнях и поваленных бревнах. Огни фонарей и яркие краски играли там, где к причалам выходили фасады богатых лавок и иных заведений, принадлежавших торговым домам. Сурово и аскетично смотрелись стены монастырей, выраставшие буквально из водной глади. А вокруг сменяли друг друга пестрым калейдоскопом плавучие театры, площадки жонглеров и акробатов, джонки-закусочные и разукрашенные плоскодонные лодки торговцев с лотками, устроенными прямо на носу. "Уличные" базары, собиравшиеся в тихих местах, пестрели разнообразием морского зверя и рыбы, уходившей здесь ранее за медную мелочь, но теперь в дни осады выросшей в цене почти втрое. Баркасы городской стражи с высокими синими бортами угрожающе рассекали речные волны, напоминая всем и каждому, что имперский закон не делает различий между твердой землей и водным потоком. Крупные корабли, что бывали здесь нередкими гостями, сейчас по большей части сгрудились в порту, речные ворота Таури были наглухо закрыты и заложены сложными механическими засовами.
  Военно-морское училище, в здании которого расположился штаб городской обороны, было похоже на распластавшегося осьминога, чьи разномастные "щупальца"-причалы, облепленные парусными лодками и мику-дзё, тянулись в разные стороны. Учебные корпуса и верфи полностью занимали один из малых островов, и здесь же располагалась единственная в Таури городская пристань, оснащенная для приема самых больших имперских судов. Все остальные подобные причалы находились только в торговом порту и на стоянке Южной эскадры. Даже каменная набережная у резиденции градоправителя была заметно меньше и едва ли смогла бы принять для швартовки что-то крупнее классической мику-дзё.
  Совещание под руководством Руо Шеня было назначено на полдень, так что Мяо планировал посвятить несколько свободных часов встрече с квартальными старостами и определить для них задачи по формированию ополчения из числа добровольцев. Однако настоящий сюрприз ожидал полководца, едва он высадился на причал у подножья серой мраморной лестницы, поднимавшейся к центральному входу в наставнический корпус.
  - Тайпэн Гкень! Тайпэн Гкень! Это возмутительно!
  Хрипловатый уверенный голос без труда привлек к себе внимание Мяо. От правого края лестницы к потомку Овара уже быстро шагал жилистый пожилой мужчина в сопровождении нескольких стражников и одного из офицеров штаба, прикрепленных к Гкеню. Лица солдат выглядели не слишком довольно, а в глазах читалась какая-то усталая загнанность. И, судя по всему, причиной этих эмоций и был тот, кто окликнул тайпэна.
  До этого момента Мяо еще не приходилось лично встречаться со старостой Зэном Юрчи, но не узнать того было попросту невозможно. Тяжелый пробивной характер главы обширного квартала, где селились в основном исключительно чистокровные юнь, был настолько известен в Таури, что стал предметом местных уличных баек и удостоился даже отдельного упоминания в нескольких ежегодных отчетах дзито Тогу Синкая.
  Узкий кафтан Юрчи имел яркий клюквенный цвет и был сшит из тонкого сукна, украшенного бляшками-лалами в традиционной манере для одежды южан. Полы этого одеяния не захлестывались одна на другую, а застегивались при помощи длинных деревянных пуговиц, покрытых тонким слоем лака. Свободные черные штаны были заправлены в высокие сафьяновые сапоги с чуть загнутыми носками. Еще сильнее образ "настоящего юнь", которому Зэн следовал во всем, дополняли длинные черные волосы, заплетенные в тонкую косу, и аккуратные усы-"стрелки".
  - Тайпэн Гкень, как выборный представитель своего квартала я хочу заявить вам решительный протест за подобное предвзятое небрежение!
  Только вид дзи Донга, появившегося за правым плечом Мяо и положившего руку на рукоять цзун-хэ, заставил Зэна остановиться буквально в полушаге от улыбающегося тайпэна. Вассал Императора разгладил привычным движением свои висячие усы и, убедившись, что Юрчи немного отдышался, задал вопрос самым нейтральным тоном:
  - Я могу вам чем-то помочь, уважаемый?
  - О да, высокочтимый, еще как можете! - вскинулся Зэн, и офицер, стоявший у него за спиной, страдальчески закатил глаза. - Вы ведь назначили на сегодня совещание с квартальными старостами Таури, но я так и не получил приглашения. Речь на собрании должна идти о формировании ополчения, и ни я, ни мои сторонники не считаем, что должны оставаться в стороне от этого вопроса. Нам понятно, чем может быть вызвано недоверие к местным юнь в сложившейся ситуации, но это не умоляет нашего права!
  - Вы могли бы уточнить, о каком именно праве идет речь? - все с той же безупречно вежливой улыбкой поинтересовался Мяо.
  - Я, мои люди, жители моего района - преданные поданные Нефритового Престола! Лишь Избранник Неба имеет власть над нами, и лишь его мы признаем Единым Правителем! И потому, считаем, что добровольцы нашего района должны появиться в рядах ополчения на равных с прочими. Вы пригласили на совет старост из всех этнических кварталов, и даже старейшина Сиртакского мола прибудет на эту встречу. Так неужели мы не заслужили равного отношения, лишь потому, что были рождены юнь?!
  - Вопрос о добровольцах-юнь поднимался на самом высоком уровне с самого начала осады, - мягко ответил Гкень. - И вам известно это, уважаемый. Равно как и известно о тех печальных сомнениях, что вызывает у нас бесспорная преданность абсолютного большинства жителей вашего района. Вы не можете поручиться за всех, как бы того не желали, и вероятность того, что соглядатаи вражеских генералов скрываются именно среди своих соплеменников слишком велика.
  - Это возмутительная грубость, которой не может быть прощения, - прошипел сквозь зубы Юрчи, сумев все же сдержать себя в руках.
  - Но это правда, - печально вздохнул Мяо. - И не будем обманывать сами себя. И все же, я обещаю вам, что уже в ближайшее время обращусь к высокочтимому Руо Шеню с просьбой пересмотреть категоричность решений, принятых по этой болезненной теме. Многие жители Таури и вправду не принадлежат к имперской нации, хотя и являются подданными моего мудрейшего повелителя уже далеко не в первом поколении. Думаю, мы изыщем возможности для некоторого компромисса.
  - Это было бы замечательно, - кивнул, соглашаясь, Зэн.
  - А пока могу лишь предложить вам посетить сад этого великолепного учебного заведения, скажем, как раз в те часы, когда я буду иметь беседу с другими старостами. У моего дзи прекрасная память, поэтому уверен, вы сможете узнать обо всем, что он сочтет нужным вам передать.
  Юнь понимающе закрыл глаза и склонился в поклоне. Завуалированное послание Мяо о том, что он расскажет ему устами своего слуги все, что не будет, по мнению тайпэна, принадлежать к слишком закрытыми сведениями, Зэн понял превосходно.
  - Этого для меня, пока, будет довольно. Но лишь "пока".
  
  Пролом в стене был огромен, и потому одновременно пугал и вызывал восхищение. Целый пролет мощной конструкции, возведенной императорскими инженерами, просто разлетелся в древесную щепу, унесенную водами реки. Тысячник Басо Нуен разглядывал эту картину не в первый раз и лишь бессильно скрежетал зубами. Проклятья, что посылал его разум в адрес императорского колдуна, не были такими уж изощренными, но зато более чем искренними.
  Шли уже вторые сутки с тех пор как, объединив разрозненные армейские отряды, Нуен вернулся в Йосо, чтобы вновь захватить опустевший город. Из некогда шести тысяч солдат ему удалось собрать к этому моменту лишь чуть меньше двух, более половины которых составляли его собственные люди. Кроме Басо не уцелел ни один другой старший командир, не говоря уж о полковых начальниках, и даже сотников не хватало, чтобы закрыть все бреши на офицерских должностях. Припасов и обоза у войск Нуена тоже теперь не было, а собирать повторный "урожай" с уже раз ограбленных окрестных земель не имело теперь никакого смысла. Да и сама мысль о подобных действиях претила Басо, ведь, в конце концов, он не был потомком настоящих строевых военачальников Юнь, и по-хорошему уже этого одного было для него достаточно, чтобы не уподобляться им во всем при каждом удобном случае.
  Как один из самых молодых тысячников своего царства, Нуен мог гордиться многим на своем коротком жизненном пути. Он умел объединять людей и вести их за собой, его старания и успехи замечались начальством, а свой нынешний титул он получил из рук самого генерала Манчи. Старый полководец привил в Басо любовь и уважение к императорским армейским традициям, и хотя до коренных внутренних изменений во всех царских войсках было еще довольно далеко, Нуен пытался делать все, что мог, на своем непосредственном месте. За что получал лишь еще больше поддержки со стороны Генерала Болот и его сторонников. И именно из-за этого нежелания участвовать в погромах, грабежах и убийствах, Басо выбил для себя и своих солдат возможность уйти из Йосо за несколько дней до атаки для патрулирования и разведки северных земель. Именно это нежелание, как теперь выяснялось, и спасло его тысячу от сокрушительного удара тайпэна Ли Ханя.
  Признаться, до этих событий Басо не слишком верил во все те сказки и слухи, что ходили вокруг таинственной персоны бывшего императорского раба, сумевшего за пару лет взлететь к вершинам нефритовой пирамиды. Но стоя сейчас перед разрушенной, хотя вернее было бы сказать перед разбитой крепостной стеной, Нуен вынужден был признать, что какая-то доля правды была и в тех глупых россказнях.
  Откуда Хань сумел достать свое войско, Басо смутно догадывался. Почему именно это направление он выбрал для атаки, и куда будет двигаться дальше, тоже, в общем-то, было понятно. А вот как ему удалось проделать все это, так стремительно и виртуозно, и как помешать дальнейшим действиям тайпэна-колдуна, Нуен уже не знал. Что вообще мог простой тысячник противопоставить существу, способному подчинять себе демонов и играючи превращать в труху любые преграды на своем пути? Да, даже если не брать в расчет свиту и магические способности Ханя, в запасе у императорского пса были свои собственные карманные армия и флот. Впрочем, нужны ли они человеку, который, согласно одной из кабацких историй, в одиночку на празднике в честь императорских предков в Сиане сумел сорвать покушение на жизнь градоправителя, порубив на кровавый фарш целую толпу отъявленных наемников-головорезов, которых возглавляли сразу несколько проклятых монахов?
  От тяжелых раздумий Басо оторвал солдат-вестовой, присланный с донесением от разведчиков. Как и ожидалось, флот Ханя уходил вниз по течению Чаанцзянь, и скоро весть о его приближении должна была достигнуть осадного лагеря вблизи Таури. Вот только надеяться на то, что генерал Шун Окцу сумеет остановить темного чародея, Нуен не собирался. Равно как и бросаться следом в погоню.
  Сверка по сотням уже была проведена, и маленькая армия Басо готовилась к собственному выступлению. Существовал лишь один простой способ не встретиться с Ханем на поле боя, и Нуен собирался воспользоваться именно этим вариантом. Пока императорские солдаты будут воевать в тылах у главных сил Юнь, две тысячи воинов с юга вполне могли устроить небольшой набег на провинцию Нееро, а возможно и куда-то глубже в исконные земли Единого Государства. Как знал Басо, первоначальный план генерала Манчи предполагал нечто подобное, и глупо было бы сейчас не воспользоваться представившимися возможностями. Несколько месяцев до появления первых авангардов настоящей нефритовой армии у них еще было. Вот только получиться ли у него превратить свой рейд в тот самый кровавый и разрушительный поход, от которого содрогнуться все центральные провинции Империи, Басо не знал. И пугал его не столько страх потерпеть поражение и обесчестить собственное имя, сколько сомнения в том, что в нужный момент он сумеет отдать приказ предавать огню каждое встречное поселение. Быть может, стоило наоборот, показать Империи тех самых новых юнь, которых Нуен видел в своих мечтах, подаренных ему стариком Манчи? Все это молодому тысячнику теперь предстояло решить самому, и лишь самому отвечать за плоды этих решений.
  
  
  Глава 5.
  
  Длинная вереница мулов, двигавшихся неспешным шагом, и их погонщики с безучастными лицами проходили через торговые ворота прямиком на рыночную площадь Аоляня, еще каких-то полстолетия назад носившего имя Джанагир. О былом сиртакском владычестве здесь еще напоминали округлые каменные башни, вздымавшиеся над обновленным городским пейзажем, и пустующие постаменты на перекрестках дорог. Без стороннего ухода старые постройки храмов и святилищ быстро покрылись сетью трещин, а ползучие лианы, обезьяны, летучие мыши и голуби, облюбовавшие пустующие этажи, быстро довершили разрушительную работу времени. Впрочем, мужчины с характерной смуглой кожей и черными бородами, в закрученных тюрбанах и свободных одеяниях по-прежнему попадались на этих улицах довольно часто, и причиной тому, прежде всего, был здешний базар.
  Узкая полоса земли вдоль извилистого русла зеленоводного Шаанга была одним из немногих мест, где непроходимые джунгли Умбея расступались на достаточную ширину, чтобы город, возведенный здесь, не приходилось бы каждый год отвоевывать заново у буйной растительности. Именно здесь, подобно Аоляню, и располагалось больше десяти пограничных поселений, чье существование обретало смысл лишь в краткие промежутки перемирий, случавшиеся между магараджами северных владений и царскими генералами Юнь. За считанные месяцы торговый оборот каждого городка превышал годовой доход иных зажиточных регионов, и как мотыльки на пламя свечи слетались сюда со всех сторон купцы всех рас и народов, хитрые менялы, иные искатели легкой наживы и те, кто просто надеялся на Судьбу. Любому было понятно, что новая череда войн, как это бывало и раньше, сметет благоденствие этого края, но слишком уж велика была выгода. И хотя мало кто мог похвастать, что сумел пережить больше двух пограничных конфликтов, не покидая устья болотистой реки, торговый обмен на мелководных переправах порою шел даже в разгар самых жестоких противостояний сиртаков и юнь.
  Черное древесное масло было одной из множества редких вещей, пользовавшихся неизменным спросом к северу от Шаанга. И именно оно, судя по всему, было в больших толстобоких горшках, которые висели в веревочных корзинах по бокам у мулов, входивших в город. Круглые крышки были запечатаны желтоватым воском, а погонщики внимательно следили за тем, чтобы ни одно из животных не решило сократить путь, размолотив свою поклажу о ближайший каменный угол. Двигаясь мимо опустевших деревянных рядов, в которых раньше обычно крутились шустрые приказчики имперских торговых домов, караван вытянулся вдоль крепостной стены, направляясь в сторону базарных складов и резиденции рыночного начальства.
  У ворот остались лишь хозяин каравана и два десятка его охранников. Командир караула с удовлетворением принял от торговца маленькое подношение, полученное за быстрый пропуск в обход общей очереди, и ответная улыбка караванщика была столь же искренней. Рассматривая золотую монету, выуженную из холщового кошеля, офицер стражи, чья смуглая кожа выдавала примесь сиртакской крови, удивленно нахмурился.
  - Откуда это такие?
  Безупречно гладкий кругляш не имел на своей поверхности никаких знаков, но по весу и форме походил на "неразменный" дихрем.
  - Я не задаю таких вопросов своим покупателям, - пожал широкими плечами еще достаточно молодой торговец в сером дорожном одеянии, подолы которого серебрились вышитыми письменами, восхвалявшими многорукую богиню Шикаву, покровительницу всего торгового люда и простых путешественников.
  - Разумно, - согласился стражник, пряча звенящий кошель в один из накладных карманов на дубленом поясе. - Сколько там получилось?
  Базарный писарь, стоявший неподалеку у распахнутой воротной створки, пошевелил старческими губами, заканчивая свои подсчеты, и сделал несколько грубых пометок на прямоугольной "табличке", которую держал в руках. Свинцовое стило оставило на растянутой тонкой коже характерный след.
  - Получается... порядка... около семидесяти мулов и два десятка лошадей.
  - Обычная пошлина за средний караван, - сделал вывод начальник караула.
  - Разумеется, - кивнул торговец и полез обратно за пазуху туда, откуда недавно уже извлек один мешочек с монетами.
  Никто не ожидал, что именно это окажется тем сигналом, после которого полусонная охрана купца вдруг набросится на немногочисленных солдат караула, выхватывая упорные кинжалы-катары и длинные кривые ножи. Ранджан ударил офицера стражи снизу в живот чуть выше железной пряжки на поясе, легко пробив каленым клинком грубый панцирь из переплетенных полос кожи, представлявшей единственную защиту нечистокровного юнь. Оттолкнув умирающего в сторону, раджа зашагал к воротам и, открывая первый элемент катха, походя полоснул лезвием по горлу писца, все еще стоявшего на прежнем месте и удивленно таращащегося на происходящее. Испуганно всхлипнув, старик выронил все, что держал в руках, и рухнул на колени, безуспешно пытаясь зажать пальцами края глубокой раны. Но остановить текущие кровавые ручьи, стремительно пропитавшие грудь и ворот его одеяния, писцу было уже не под силу.
  Двигаясь пружинящим шагом, Ранджан сбросил с головы на утоптанную землю свой серый "походный" тюрбан и тряхнул из стороны в сторону распущенными волосами, ловя лишь один ему ведомый ритм пугающего танца смерти. Навстречу радже с той стороны ворот из дверей небольшой караульной пристройки уже бежали с обнаженными мечами новые городские стражники. Сделав глубокий вдох, Хулитель окончательно погрузился в давно знакомое ему состояние безразличной, но пьянящей эйфории катха. Сознание уже привычно отодвинулось куда-то в сторону, становясь лишь немым зрителем, с восторгом наблюдающим за действиями тела. И в этот момент казалось даже, что по жилам раджи вместо презренной крови бежит настоящий ихор богов, наполняя все мышцы небывалой силой, а ноги и руки невероятной пластикой и грацией.
  Под размашистый удар первого врага Ранджан попросту поднырнул, превращаясь в глазах противника в смазанное серое пятно. Второй стражник, никак не ожидавший, что сиртак с безумным оскалом вдруг окажется прямо перед ним, успел лишь вскинуть руку с оружием, защищаясь от удара в лицо. Но кривой нож раджи опередил его на какие-то считанные мгновения, наискось располосовав щеку и переносицу, после чего глубоко "нырнул" парню в правую глазницу. Переступая ногами и раскачиваясь из стороны в сторону под беззвучную мелодию, Ранджан обернулся назад, а его левая рука выхватила из-под отворота хламиды широкий катар. Каленое лезвие упорного кинжала вошло сбоку между ребер первому обманутому стражу ворот, так и не успевшему вновь увидеть своего врага. Ухватив умирающего противника за плечо, раджа снова резко обернулся, буквально швыряя тело юнь под ноги еще двум воинам, выскочившим из караульного помещения. Запнувшиеся о своего погибшего товарища, стражники потеряли несколько невероятно долгих мгновений, которых Ранджану вполне хватило на то, чтобы добить кричавшего врага с рассеченным лицом и обернуться в сторону новой пары.
  Остальной бой за обветшалые городские ворота был недолгим. Срывая крышки и разбивая глиняные стенки, солдаты Отрекшегося выбирались из пузатых горшков наружу, яростно набрасываясь на защитников Аоляня и всех, кому не посчастливилось оказаться поблизости. По дороге, поднимая облако пыли, к городу стремительно приближались передовые отряды ударной тысячи под командованием Нагпура.
  Местная стража, едва насчитывавшая четыре неполных сотни, и личная свита царского наместника были не в состоянии оказать достойное сопротивление опытным убийцам Ранджана, и уже к вечеру последние очаги сопротивления были подавлены. Грабежи и пожары прокатились по Аоляню жестоким штормом, завершившись пьяным весельем на уцелевших подворьях. И ставшего еще одной новой главой ужаса и боли для тех женщин, которым не посчастливилось угодить живыми в руки солдат, озверевших от крови и собственной безнаказанной силы.
  Командиры отрядов до поздней ночи продолжали подвозить к дворцу наместника добытые ими трофеи, сваливая в общую кучу долю раджи и его приближенных. Сам Ранджан вышел на улицу лишь после заката, едва окончательно насытился плотскими утехами с тремя дочерьми убитого градоправителя, и разлегся под большим навесом, что установили по приказу Нагпура рядом с высящейся грудой добычи. В окружении верных солдат, никто из которых так до сих пор за этот вечер и не притронулся к выпивке или опиуму, Отринувший с мрачным наслаждением наблюдал за тем, как росла перед ним гора из золота, серебра и самых редких вещей.
  Верный Нагпур, сидя на корточках рядом с хозяином, по очереди брал в руки мечи и кинжалы, чье качество и стоимость, по мнению сотников, делали их достойным подношением радже-безбожнику. Первый воин Ранджана выбирал подарок не кому-нибудь, а себе, ведь его покровитель никогда не забывал вознаградить Нагпура за собачью преданность, и обрести подобную милость мечтал, наверное, каждый воин в маленькой армии Хулителя.
  - Джанагир свалился к нам в руки как перезрелый плод. На очереди Дзеригихар и Отому, - оглянувшись на повелителя, Нагпур усмехнулся. - Захватить их будет так же легко и просто.
  - Их захватывают всегда, - небрежно кивнул Ранджан, с лица которого не сходила печать блаженства, оставленная там то ли жаркой веселой битвой, то ли воспоминаниями о стонах и мольбах новых беспомощных и бесправных рабынь Отрекшегося. - В каждую войну их разоряют подчистую, после чего бросают, как выеденный плод. Их богатства приходят и уходят вместе с кошельками торговцев и поклажей телег. Нам нужно лишь успеть собрать весь урожай в долине Шаанга.
  - Ты разрешил своим людям грабить не только всех юнь и иных чужеземцев, но и купцов-сиртаков, невзирая на их статус и земли, из которых они явились сюда, - глаза тысячника прищурились, пристально всматриваясь в безмятежный лик раджи. - Кое-кто не слишком одобряет такие действия. Слишком много врагов, слишком много проблем...
  - Кое-кто? - рассмеялся Отрекшийся. - Назови имена, и я вырву им языки!
  Взгляд Нагпура потяжелел, а его разноцветная улыбка угасла уже окончательно.
  - Успокойся, - все также весело и одновременно безразлично продолжил Ранджан. - Я знаю, что если бы имена и были бы, то ты бы назвал их мне. А что касается твоих собственных сомнений, то, пожалуй, мой первый воин - один из немногих, кому я сам захочу давать объяснения.
  Из алых складок адхивасы в руках у раджи появился его любимый ритуальный нож.
  - Я не просто разрешил грабить всех и каждого, невзирая на имена и происхождение. Я приказал это делать, и никто не смеет ослушаться моего приказа. Но если бы я не отдал его, то чтобы случилось тогда? Меня бы прозвали милосердным и справедливым? Навряд ли. А вот зато "кое-кто" сразу бы стал говорить, что раз я велел не трогать караванщиков-сиртаков, то значит, боюсь гнева Шикавы, - лицо Ранджана приняло сурово выражение. - Но я не боюсь, ни ее, ни кого-либо другого из этих пародий на небожителей. После той ночи в храме Сорока Покровителей, когда девственная кровь так часто и бессмысленно проливалась потоками во славу многоруких, я перестал их бояться.
  - Ты так никогда и не рассказывал мне, как у тебя получилось изгнать это чувство покорности и раболепия, в котором воспитывают каждого из нас с самых младых зубов, - в голосе Нагпура сквозил неподдельный живой интерес. - Ведь они вся суть нашего бытия, а служение им и восхваление каждого считается не просто обязанностью, а самой причиной нашего существования.
  В стороне от остального двора они могли не опасаться быть услышанными, мало кто рискнул бы интересоваться тихой беседой между раджой-отступником и его ближайшим сподвижником, рискуя собственной головой.
  - Тебе так хочется стать одним из нас? - ответил Ранджан, расслабленно откидываясь на подушки, как и прежде. - Или просто мечтаешь сбросить оковы богов?
  - Хочу узнать правду.
  - Правда, как это всегда бывает, проста, примитивна и неприятна, - изогнутый конец отточенного острия вычищал слегка подсохшую кровь из-под ногтей раджи. - Только два типа существ имеют право именоваться божественными проявлениями. Те, кто никогда не ошибается. И те, кто не испытывает страха ни перед чем. Наша история говорит о том, что под первое правило не подпадет ни один из многоруких. А сказки о неисповедимости их путей или слишком хитрых переплетениях интриг в высших сферах способны убеждать лишь слепых фанатиков. Что же до бесстрашия... Они боятся, потому что не могут контролировать даже то, чем владеют. Я не придумываю и не цитирую чужие слова. Я сам видел страх и смятение на лицах тех, кому возносил хвалу десяток лет. И я престал их бояться. Все еще хочешь узнать почему?
  Нагпур кивнул через силу, неторопливо и как-то заворожено. Ранджан медленно провел лезвием клинка по ладони, наблюдая, как набухает кровью тонкий разрез, и густые темные капли, словно тягучий битум, все никак не хотят соскальзывать вниз, чтобы упасть на складки алых одежд.
  - Я перестал их бояться, потому, что сам сумел напугать бессмертных богов. И тогда, они перестали быть для меня богами.
  - Но раз ты не боишься даже их, то тогда есть ли хоть что-то, что действительно страшит тебя, и если нет, то...
  Тысячник осекся, не решаясь договорить, а раджа лишь слегка усмехнулся.
  - Нет, я не настолько безумен, чтобы претендовать на такую роль. Я - человек. Простой человек, который сам вершит свою Судьбу. И пока, мне этого вполне достаточно.
  Кажется, последние слова не убедили Нагпура, но, по крайней мере, успокоили. И видя, как его ближайший боевой соратник принимает свой привычный бесшабашный вид, Ранджан и сам не мог не улыбнуться в ответ.
  - Оставь тяжелые думы, от них слишком сильно болит голова. Сейчас наступает ночь нашей победы и славы, так будем же веселиться!
  - Я прикажу принести вина и кальян, - сразу же охотно отозвался Нагпур.
  - Да, и выбери получше, - кивнул раджа. - А потом, если вдруг захочешь, можешь подняться туда, - Ранджан кивнул в сторону распахнутых дверей наместничьего дома. - Самой младшей, похоже, нет и тринадцати зим. Как раз, как ты любишь.
  Тысячник в ответ сверкнул в полутьме двора своими вставными зубами и еще раз кивнул Отрекшемуся с искренней благодарностью.
  - Достойным воинам - достойные трофеи!
  
  Вопреки склонностям большинства придворных чиновников тайпэн Мао Фень не любил уютных тенистых садов, раскинувшихся на открытых галереях величественной императорской резиденции. Да и прохладные кабинеты на самых высоких этажах Золотого Дворца его совсем не манили. Поскольку официально Мао так и не вступил еще в должность высшего военного советника при персоне Единого Правителя, то пока был волен выбирать место для своей работы самостоятельно. Решение будущего тайпэнто озадачило многих, но давать каких-либо объяснений Фень не собирался.
  Дворцовые мастерские славились своим необычайным содержимым на всю Империю, и попасть сюда, чтобы хоть мельком взглянуть на невероятные творения человеческой мысли, мечтал не только любой ремесленник, но и всякий постой человек. Несколько этажей отведенных кузнецам, механикам и алхимикам в южном крыле были площадкой для бесконечных экспериментов и научных споров. Разумеется, любой из этих ученых-практиков управлял как минимум одной своей собственной мануфактурой, а столичные цеха и лаборатории готовы были предоставить свои ресурсы в их распоряжение по первому же требованию. Но именно здесь создавались самые необычайные вещи и рождались к жизни наиболее умопомрачительные идеи. Достаточно лишь упомянуть тот факт, что пожары в дворцовых мастерских случались не реже двух раз в неделю, а полы в зале испытания машин по приказу цзун-гуна давно перестали крыть новым лакированным деревом, выставив на всеобщее обозрение серый фундамент Дворца и бесчисленные "зарубки", появившиеся на нем за эти годы.
  "Обзорные" комнаты, представляющие собой квадратные каменные пристройки, расположенные по верхним углам полигона, были достаточно просторны и редко когда использовались сразу все. Поэтому ни у кого не вызвал раздражения или возмущения тот факт, что Мао уютно обосновался в одной из них. Несмотря на постоянный шум, треск и грохот, а также крики механиков, пытавшихся перекричать свои машины и споривших друг с другом до хрипоты, Фень чувствовал себя здесь просто превосходно. Тишину и уединенность толстый тайпэн никогда не считал должным подспорьем в работе, а дел у Мао сейчас скопилось в избытке.
  Архив, оставшийся от мятежника Мори, представлял собой множество томов с отчетами и донесениями, но при этом был тщательно вычищен предыдущим владельцем от ряда писем и документов, которые теперь предстояло восстановить или хотя бы в общих чертах узнать, что собственно в них содержалось. Для этого во все концы Империи были отправлены гонцы со срочными депешами, и ответом на это стал необъятный поток сообщений от всех военных командиров и начальников гарнизонов из каждой провинции. Справиться с таким объемом бумажной работы было под силу лишь прирожденному крючкотвору или очень упрямому человеку. Фень к числу последних не относился, и поэтому изо дня в день, широко зевая, с тоской в глазах переворачивал груды свитков, просеивая огромную бесполезную массу докладов в поисках действительно важных крупиц информации.
  Если в обычной ситуации передача поста тайпэнто заняла бы несколько месяцев, то сейчас Мао предстояло управиться за считанные недели. Конечно, в истории Империи уже бывали случаи, когда войны велись в отсутствии главного военного советника Нефритового Престола, но в этот раз сам будущий главнокомандующий не желал оставаться в стороне, пуская все на усмотрение коллегиального совета и безымянной клики чиновников, оставшихся от системы управления, созданной Мори. Личные дела последних, кстати, еще следовало тщательно проверить, но в этом Феню уже помогали люди К"си Вонга, да и немалые ресурсы и связи семьи Синкай также были устремлены теперь на поддержку своего назначенного наследника, взобравшегося на самую вершину армейской иерархии.
  Покончив с обедом, толстый тайпэн разложил на массивном столе свитки и пачки листов, приготовившись вновь погрузиться в мир сухих чисел и казенных формулировок. Справа от Мао за большим панорамным окном, застекленным одинаковыми прозрачными квадратами в деревянных рамках, шипел очередной лопнувший котел, и слышалась ругань на трех языках, включая степное наречье. Тихий вежливый стук предупредил Феня о появлении одного из родовых воинов, охранявших покой полководца.
  Еще совсем недавно золотая стража незамедлительно отреагировала бы на появление в пределах дворцового комплекса любого вооруженного человека, не имевшего статуса личного императорского вассала. Только самые верные слуги Единого Правителя и те, чьей возвышенной обязанностью было защищать Избранника Неба, могли свободно ходить по этим залам и коридорам, не расставаясь с любимыми мечами и кинжалами. К несчастью, на сегодняшний день золотая стража была не в том состоянии, чтобы, как и прежде, безупречно нести свою службу. Городские бои и массовое самоубийство, завершившее тот роковой день "мятеж" тайпэнто Мори, свели численность личного состава дворцовой охраны с пяти полных тысяч до пары десятков тяжелораненых.
  Пока что место воинов в золотых доспехах заняли солдаты аристократических семей чжэн-гун и столичного гарнизона. Отбор на постоянную службу новых пяти тысяч "лучших из лучших" уже начался, но пока он охватывал собой лишь северные и центральные провинции. Отзывать людей из действующих армий и флотов в условиях военного противостояния с Юнь было бы неразумно, но, как правило, именно там и находились сейчас наиболее подходящие кандидаты. Всех этих бойцов еще предстояло собрать вместе и превратить в единый боевой организм, каким являлись их невезучие предшественники. Руководить этим процессом должен был сам тайпэнто, и несколько приказов о назначениях были пока первыми бумагами, подписанными Мао, пусть официально он еще и не приступил к своим обязанностям.
  - Верховный распорядитель Джэнг Мэй, - коротко сообщил воин рода Синкай, и Фень сделал ему быстрый знак, разрешая пропустить визитера.
  Главный начальник военных запасов Империи перешагнул порог, немедля склонившись в безупречном поклоне, предписанном дворцовым этикетом, и прижимая к груди большой короб, обтянутый кожей ската.
  - Приятно рад вас видеть, высокочтимый, - сказал Мао, поднимаясь навстречу гостю.
  - На днях мне было доложено, что вы стремитесь ознакомиться со всеми последними новостями, поступающими с окраин Империи, - начал беседу Джэнг, ответив на слова тайпэна не менее учтивым приветствием. - Ко мне только что пришли отчеты из провинции Айт, и я счел возможным занести их к вам лично, дабы удостовериться, что они не потеряются по дороге.
  - Весьма предусмотрительно с вашей стороны, - кивнул Фень, сдерживая улыбку.
  На взгляд Мао вряд ли бы отыскался хоть кто-то, кто поверил бы объяснению Джэнга относительно его визита. Разве что прямодушный Ли Хань мог бы на такое купиться, и то даже ему, наверняка, пришла бы в голову простая мысль, что верховный распорядитель военных складов не очень-то подходит на роль писца-посыльного, чтобы самому разносить бумаги по чужим кабинетам. Впрочем, ничего предосудительного Джэнг тоже не делал. Напротив, это было как раз в рамках тех привычных правил, которые властвовали внутри Золотого Дворца, превращая даже самую простую беседу в сложную многоступенчатую круговерть завуалированных полунамеков.
  - Я только что завершил обеденную трапезу, но не отказался бы выпить немного горячего чая с пряностями, - тайпэн сделал приглашающий жест в сторону окна, рядом с которым красовался длинный стол, уставленный разнообразными закусками в небольших вазочках и несколькими круглыми пиалами из костяного фарфора. - Не желаете ли составить мне компанию?
  - Почту за честь, - расплылся в ответной улыбке Джэнг.
  Через несколько минут ароматный напиток уже был разлит по чашкам, а грохот и ругань за стеклянной перегородкой окончательно прекратились, уступив место ритмичному стуку какого-то иного механизма, сменившего собой треснувший паровой котел. Воздав должное прекрасному чайному сбору и умело составленному букету специй, Мао и Мэй неторопливо перешли к разговору.
  - Последние донесения с юга полны вдохновляющих вестей, - заметил Джэнг.
  - Да, я слежу за развитием событий, как, наверное, впрочем, и каждый военачальник, остающийся пока не у дел, - согласился Мао, прихлебывая горячий чай. - Действия Ханя в тылу у Юнь серьезным образом переполошили войска Манчи, а сбор главных сил в Вулинь завершен почти наполовину.
  - В такое тяжелое время каждая победа Империи, пусть и самая незначительная, дарит людям надежду и восстанавливает в их глазах могущество нашей страны, - ответил верховный распорядитель все в той же благодушной манере, а тайпэн лишь слегка прищурился, ожидая, когда же собеседник перейдет к главному. - Но каждое действие в природе имеет и обратные последствия, благодаря чему и соблюдается баланс вселенской гармонии. Радость и задор легко сменяются чувством безнадежности, если гром войны раздается не за горизонтом, а у порога собственного дома.
  - Боюсь, справиться со всеми трудностями коллегиальному совету может и вправду оказаться сейчас не под силу, - Фень был предельно сдержан и подбирал подходящие слова весьма аккуратно. - Мы готовились к набегам мародеров, но, к сожалению, изначально понимали, что ополчение не сможет оградить от южных захватчиков каждую деревню и поселение.
  - Вы, к сожалению, безусловно правы, - Джэнг был столь же подчеркнуто вежлив. - Но сиккэн Сумиёси обратил свое внимание на то, что один из отрядов, вторгнувшихся в Нееро, значительно превосходит прочие даже в их общей совокупности. А, кроме того, эта группа явно имеет свой целью продвижение вглубь страны и уже в самом ближайшем времени будет на границах с Маннай.
  - Об этих нескольких тысячах юнь мне известно, - кивнул Мао, не упустивший из виду прозвучавшее имя Всесильного Тэна. - Кажется, это остатки тех сил, которые уничтожила эскадра Ханя в Йосо и у паромных переправ Чаанцзянь.
  - Да, таковы сведения армейской разведки и императорской тайной службы.
  - Они хорошо организованы, раз сумели сохранить порядок после поражения и поставить себе новую цель, выбрав к тому же не бессмысленное преследование ради мести, а, куда более болезненное для Единого Государства, вторжение на незатронутые территории. Их ведет умный лидер, царский тысячник, кажется, которому подчиняются из страха или в силу личной преданности, в противном случае он не сумел бы удерживать их так долго, несмотря на уже захваченную добычу, - Мао наигранно вздохнул и развел руками. - К сожалению, нам нечего пока противопоставить такой угрозе. Рейд Ли Ханя исчерпал даже те человеческие резервы, о которых мы и не подозревали. Можно было бы пойти по его стопам, и превратить в пешее войско несколько тысяч оставшихся у нас матросов Центрального флота. Отдельные порты и гавани вдоль побережья защищены своими собственными малыми эскадрами, а пока корабли Юнь сдерживаются силами тайпэна Руо Шеня, нам не грозит крупномасштабное нападение с моря. Однако боюсь, на берегу от бравых мореходов будет немного толку, да и лишить экипажей большую часть океанских судов было бы все же слишком неосмотрительно.
  - Не смею оспаривать вашего мнения, высокочтимый, - ответил на это Джэнг. - А со своей стороны хочу добавить, что даже согласись мы создать подобную армию, то ресурсов, оставшихся в моем распоряжении, на это могло бы уже и не хватить. Не считая одних походных армейских телег и тягловых животных, в которых мы уже испытываем сильную нехватку из-за того, что изначально большая часть обозного снабжения была передана Закатной армии, на складах практически не осталось обуви и спальных комплектов. Да и полевые кухни, пекарни и кузни едва ли можно снарядить сейчас всем необходимым хотя бы на треть.
  - Возможно, стоит немного растрясти мошну всех щедрых купеческих домов и прочих высокородных столичных семейств? - лукаво усмехнулся Фень и получил в ответ от Джэнга понимающую улыбку.
  - Этим вопросом уже занимаются мои компетентные назначенцы, которые могут курировать ситуацию на соответствующем уровне, - верховный распорядитель дал Мао понять, что услышал его предложение. - Тем не менее, проблема с маленькой вражеской армией остается пока нерешенной. Я слышал мнение, что будущему тайпэнто не мешало бы заняться этим делом вплотную, доказав тем самым, что он достоин своего назначения.
  - Я отнесусь с уважением к данному мнению, от кого бы оно ни исходило. Правда, мой уровень информированности пока что будет скорее препятствием на пути к цели, нежели инструментом в ее достижении.
  - Не волнуйтесь, я уверен, что уважаемый Вонг отнесется с пониманием к вашему желанию незамедлительно получать все сведения касающиеся отряда вторжения и иных моментов, так или иначе связанных с ним.
  - О, вы безусловно правы, мудрость К"си Вонга, наверняка, позволит ему сделать правильные выводы из моей заинтересованности.
  Далее разговор как-то быстро и лаконично свернул на нейтральные темы, и, обсудив погоду и последнюю постановку императорского театра "Хэйан", Мэй незамедлительно вспомнил об оставшихся у него делах, которые непременно стоило закончить к вечеру. Завершив чаепитие, тайпэн и распорядитель тепло распрощались, возвращаясь к своим прежним обязанностям.
  Когда массивная перегородка закрылась за спиной у Джэнга, оставляя Мао одного, толстяк налил себе еще горячего чаю до самых краев фарфоровой пиалы и, пригубив немного напитка, прислонился спиной к стене, погружаясь в задумчивость. Итоги вежливой беседы, скрывавшей в себе чересчур много подтекстов, стоило внимательно разобрать до самых мельчайших деталей.
  Фень не обманулся. Кто именно говорил с ним через Джэнг Мэя, было кристально ясно. Состязаться в любимой игре с сиккэном Сумиёси Тэном было чревато, но и подыгрывать ему во всем на этот раз наследник семьи Синкай не собирался. В прошлый раз их ближнесрочные цели совпали, как и нередко бывало до этого, но между мотивами, что двигали высшим государственным служащим, и конечной задачей, которую ставил себе Мао, была слишком большая пропасть. И сиккэн, вероятно, понимал это также хорошо, как и Фень. Это не лишало смысла очередной союз, но толстый полководец чересчур хорошо помнил, что в предыдущем случае его довольно долго использовали "в темную", и о многом ему пришлось догадываться самому. Только это позволило Мао, в конечном счете, вовремя выйти из-под удара и оказаться на стороне победителей, убедительно сыграв свою роль как для Мори, так и для Ханя.
  Сиккэн делал теперь свой первый ход в новой партии, хотя, вполне возможно, он просто продолжал предыдущую, и в ней для Феня уже была уготована какая-то роль. Такой подход не нравился Мао, но он прекрасно знал, когда следует упираться, а когда напротив подыграть и сделать вид, что ничего не заметил. Пока ничто из предложенного будущему тайпэнто не противоречило его собственным замыслам, и вероятно вопрос с юньскими мародерами даже можно было в конечном итоге обернуть в свою пользу. Главное, не упустить момент и сорвать лучшую ставку, умело просчитав риски и сделав соответствующие приготовления.
  Приняв окончательное решение, Мао плотоядно оскалился и вытащил из-за пазухи своего роскошного суо маленькую плоскую коробочку из красного дерева. Откинув крючок, тайпэн приоткрыл усыпанную жемчужинами крышку и аккуратно извлек на свет пачку тяжелых гадальных карт, что были так любимы среди кочевых цынь-гань. Разложив все картинки перед собой, тайпэн проколол специальной булавкой мизинец на левой руке и капнул кровью на "рубашку" каждой из карт. В своей Судьбе Мао привык полагаться не только на силу духа и разума, а потому часто предпочитал задавать интересующие его вопросы напрямую.
  
  
  Глава 6.
  
  Надбанту, столица провинции Хэйдань и первый самый крупный город к восходу от гор Даксмен, был захвачен на восьмую неделю тотальной блокады благодаря жестокому и яростному штурму, организованному саперным корпусом "тай-тигров". Во главе атаки стояли элитные части лим-бо, ворвавшиеся за стены при помощи двух осадных пятиэтажных башен, которые инженеры покрыли бычьими шкурами, вымоченными в особом негорючем составе. Ирония случившегося, по мнению главнокомандующего юнь, состояла в том, что рецепт использованного "тай-тиграми" алхимического вещества был выкраден у имперцев шпионами генерала Фанга именно в Надбанту всего за месяц до начала военных действий.
  В городских боях солдаты полководца из рода Манчи превосходили защитников Империи наголову, а появление в нужных местах ударных отрядов лим-бо позволяло практически мгновенно подавлять любое, даже самое отчаянное сопротивление. Несмотря на неизбежность поражения, стражники гарнизона, императорская пехота и городское ополчение дрались с неистовой безнадежностью смертников, и лишь немногие сложили оружие, пытаясь спасти собственные жизни. Единственным неприятным моментом для юнь стали потери, понесенные в ходе захвата Надбанту от вражеской механической артиллерии и разных иных ухищрений. Противник проявил немалую изобретательность, а простые жители противостояли захватчикам не менее активно, чем воины. Но в итоге победа досталась все-таки царским солдатам, и Юнь Манчи с мрачным удовлетворением велел пополнить ряды своей первой армии захваченными в городе камнеметами, самбуками, баллистами и прочим имперским снаряжением. "Тай-тигры" приняли такой подарок с воодушевлением и благодарностью.
  Ставка главнокомандующего расположилась в разграбленном городе в ожидании седьмой резервной армии, в то время как основная часть войск выдвинулась в закатную часть Хэйдань. Наутро шестого дня, когда вестовые донесли о появлении первых авангардов, приближающихся по дорогам с юга, генерал Манчи пребывал в прекрасном расположении духа. Однако, толстый пакет полевой почты, в котором, как это часто бывает, одновременно прибыли донесения, отправленные из различных мест и в самое разное время, изрядно подпортил его радужное настроение.
  Главной неприятной новостью стало известие о вторжении из Нееро более чем тридцати военных джонок, которым удалось прорваться в устье Чаанцзянь, несмотря на все защитные меры. Согласно короткой приписке в конце свитка, сделанной одним из людей генерала Фанга, командовал речной эскадрой тайпэн Ли Хань. Атаковав Йосо, имперские корабли сумели овладеть этой верфью, попутно практически полностью уничтожив два полка новобранцев третьей армии. Откуда Хань сумел взять столько людей в такие короткие сроки, предстояло разбираться ищейкам разведки, Манчи же оставалось лишь принять навязанные ему условия игры.
  Согласно следующему донесению через девять дней эскадра императорского колдуна захватила большой комплекс шлюзов, расположенных примерно на полпути к Таури. Вспомогательные подразделения "обозников", контролировавшие дамбы, были слишком малочисленны, да и дисциплина в этих частях всегда хромала. Манчи ни секунды не сомневался, что тыловые горе-вояки разбежались, едва поняли, что столкнулись не с ополчением или крестьянским восстанием, а с солдатами регулярной вражеской армии. И уже совсем никакого удивления не вызвало у генерала сообщение о том, что саперный корпус, двигавшийся к упомянутым шлюзам с целью заминировать конструкции и уничтожить их в случае необходимости, буквально за день до этого вынужден был остановиться из-за странной болезни поразившей волов, тягловых лошадей и мулов отряда. Несколько животных к моменту отправки письма уже издохли, а выявить причины тяжелого недомогания коновалы так и не сумели, хотя тщательно проверили воду, питье и даже походную сбрую животных. Зная уровень подготовки имперских алхимиков, особенно в вопросах лекарств и ядов, Манчи был склонен предположить, что лошадиные лекари так ничего и не найдут. В любом случае, все куай-сё Ли Ханя уже благополучно миновали опасное место, где при желании их можно было бы запереть до подхода более крупных сил.
  Самое свежее по времени послание содержало довольно таки сумбурный отчет временного коменданта Имабаси, большого города, стоявшего на изгибе Чаанцзянь к северу от того места, где эта полноводная река впадала в Восходное море. Эта территория находилась в ведении пятой армии генерала Окцу, но поскольку все его основные силы были стянуты к Таури, Имабаси и остальные удаленные поселения были оставлены на попечение вспомогательных корпусов и кавалерийских сотен. Тем не менее, данный конкретный городок имел двойную значимость, как для текущего момента, так и для большой стратегической перспективы освоения края.
  Главной статьей доходов Имабаси были рыбные негосударственные мануфактуры, принадлежавшие как богатым семействам со всех уголков Империи, так и простым обывателям, достаточно зажиточным или объединенным во влиятельные цеха. Сырье для разделочных залов доставлялось сюда напрямую из Таури множеством грузовых барж. Далее рыбу чистили, потрошили, нарезали порционными кусками и раскладывали в пузатые бочки, заливая растительными маслами и травяными маринадами. Каждые три дня по дорогам в разные стороны отправлялись большие караваны груженых подвод, а из порта выходили все те же баржи, трюмы которых ломились от заветных бочонков. Благодаря мягкому климату, свойственному Генсоку, весь этот процесс не прекращался обычно даже в самые холодные зимние месяцы. Пригороды Имабаси давно обросли разнообразными мастерскими, увеселительными заведениями и постоялыми дворами, так что деньги в достатке водились здесь не только у хозяев мануфактур и их работников, но и у всех местных жителей вне зависимости от выбранного ремесла.
  Полное отсутствие каких-либо защитных сооружений и великолепные имперские дороги позволили генералу Окцу овладеть Имабаси практически сходу, еще даже до того, как он осадил Таури и выбил гарнизоны из нескольких небольших фортов, разбросанных по округе. Несмотря на обычай отдавать захваченное поселение на сутки в полную власть тех солдат, что сумели сломить сопротивление его защитников, Имабаси избежал серьезных погромов и разорения. Дело в том, что еще до начала похода Манчи отдал особые распоряжения относительно нескольких населенных пунктов, к числу которых относился и этот город. Уничтожение Таури виделось юнь неизбежным, культура и история этого места стали бы главным камнем преткновения на пути поглощения южных территорий Империи, и одних лишь внешних перемен было бы недостаточно, чтобы с полным правом провозгласить Генсоку частью царских земель. Новой столицей региона должен был стать именно Имабаси, сохранив в максимально нетронутом виде свои доходные производства и иные богатства, включавшие в себя опытных рабочих и умелых управляющих. Человеческие ресурсы этого поселения был для Манчи едва ли не более ценны, чем материальные.
  Генерал Окцу нашел простой и действенный способ, как спасти город от излишне агрессивных подчиненных. В Имабаси было решено организовать трофейное хранилище, куда со всей провинции свозились различные ценности, "приобретенные" войсками доблестной пятой армии. Мало кто из воинов-юнь решился бы грабить что-либо поблизости от такого места, поскольку доказать личной страже генерала, схватившей тебя на улице, что эти вещи ты утащил в соседнем доме, а не с одного из "складов", было довольно проблематично. А за "воровство у своих" в армии Юнь было принято ломать хребет, даже не утруждаясь такими формальностями как полевой трибунал. В результате солдатам пришлось ограничиться лишь непродолжительными пьяными гуляньями, а те, кто зашел хоть на полшага дальше, в полной мере отведали бамбуковых палок десятников и плетей генеральской охраны.
  Было это злокозненным колдовством или случайным везением, но более подходящей и незащищенной цели, чем Имабаси, для Ханя просто не существовало. Несмотря на то, что срочное предупреждение о приближении имперской эскадры успело достигнуть коменданта за двое суток, предпринять хоть что-либо путное тот так и не сумел. Попытки организовать вывоз награбленной добычи и укрепление оборонительных позиций оказались сорваны, по утверждению автора письма, исключительно из-за "кривых рук" и "непроходимой тупости" писцов и учетчиков армейской канцелярии. Впрочем, сам комендант в момент нападения каким-то неведомым образом оказался на изрядном удалении от города. При этом он, разумеется, отбыл с полагавшейся ему долей добычи, а также с внушительным обозом и всей своей личной прислугой, включавшей в себя поваров, музыкантов и танцовщиц-наложниц.
  Для пятой армии этот удар был страшным. Манчи прекрасно понимал, как скажется на боевом духе солдат известие о том, что почти все их законные трофеи, малую часть которых рассчитывал получить каждый, теперь уплывают вверх по течению Чаанцзянь вместе с большей частью жителей Имабаси. Обычных гребных барок в городском порту было достаточно, и хотя императорский военачальник, несомненно, не мог выделить достойное сопровождение для беженцев, не ослабив собственных сил, остановить этот речной конвой было попросту некому. Можно было не сомневаться, что к этому моменту, утлые суденышки уже успешно миновали упомянутые шлюзы и теперь держат курс на Нееро. Основные силы третьей армии были слишком заняты на севере, лишившись своих резервов еще в Йосо, а конные отряды четвертой ударной группировки, действующей к югу от реки, при всем желании не располагали достаточной численностью, чтобы попытаться перехватить этот ценный груз.
  Несколько тысяч воинов под командой тысячника Нуена могли бы справиться с этой задачей намного лучше, но молодой командир увел своих людей чинить разорения в нетронутых землях Империи, и по большому счету Манчи одобрял его поступок. Будучи лично знакомым с Басо, Юнь был доволен его решением. Из всех возможных вариантов Нуен выбрал самый болезненный для врага, хотя немного спокойствия и холодного расчета могли бы сейчас сослужить добрую службу генералу Окцу. Конечно, трофеи, которые сулил захват Таури, могли с лихвой окупить утерянное, но город еще нужно было взять, а приближение Ханя грозило изменить расклад сил вблизи осажденной морской стоянки Южной эскадры.
  Кроме трех самых грандиозных боевых акций, Ли Хань отметился также чередой вызывающих, быстрых и умелых атак на всем пути своего следования. Его нахальные бойцы осуществляли набеги на все крупные поселки и торговые перекрестки, лежавшие в радиусе суток пешего пути от русла Чаанцзянь. В некоторых донесения утверждалось, что атаковавшие были исключительно солдатами абордажа, хотя их численность для такого была явно завышена. Точные расчеты здесь не требовались, Манчи достаточно было сопоставить даты и частоту нападений. У Ханя было около шести тысяч воинов, включая экипажи куай-сё, а для тридцати кораблей подобного класса полагалось на всех не более двенадцати сотен десантников. Правда, отнюдь не дерзость императорского тайпэна и не численность его людей завладели вниманием главнокомандующего армии Юнь, едва тот разглядел за прямолинейным продвижением вглубь вражеской территории, каким могли бы показаться действия Ханя со стороны, четкую и хорошо проработанную организацию. Как бы ни хотелось вновь списать все это на мистические способности или простое везение, но безродный военачальник действовал согласно выверенному плану, который смог бы считаться образцом логистики и умелого руководства, если бы не сам характер происходящего.
  Сомнений Манчи не испытывал, удар Ханя был отвлекающим манером, а о силах, скапливаемых к северу в районе Вулинь, генералу уже доложили вездесущие проныры Фанга. Но, несмотря на успехи тайпэна-колдуна, тот шел прямиком в расставленную ловушку, и войска Окцу, окопавшиеся у Таури, были лишь приманкой. Четвертая армия была готова встретить силы врага с севера, а восьмая резервная уже выдвинулась, чтобы захлопнуть мышеловку. Едва имперские полководцы начнут прорываться к осажденной гавани с двух направлений, как все побережье Генсоку превратиться в одну сплошную скотобойню. Для себя же Манчи отводил чуть более скромную роль, чем участие в серии кровопролитных сражений. Пользуясь полным отсутствием всякого сопротивления, генерал намеревался неспешно двинуться по следам Басо Нуена во главе объединенных частей первой и седьмой армии, которую он и ожидал сейчас в Надбанту.
  Закончив с разбором неприятных писем, командующий сделал несколько заметок, относительно тех распоряжений, что следовало отправить после обеда, и, заперев все важные документы и карты в железный ларец из имперской стали, направился завтракать. Интерьер личного дома дзито практически не пострадал по время штурма, и Юнь мог по достоинству оценить те роскошь и удобства, с которыми проживали в Империи ее знатнейшие и влиятельнейшие чиновники.
  В трапезной по обыкновению был накрыт стол на двух человек, а рядом с кушаньями и дымящимся чайником стояла доска с неоконченной партией в каргёцу.
  - Вижу, вы сегодня в хорошем настроении. Полагаю, мне стоит грустить?
  Генерал лишь самодовольно улыбнулся, приветствуя гостя небрежным взмахом руки. Собеседник не потрудился хоть как-то ответить на это, так и не встав из-за широкой столешницы. Юнь лишь громко усмехнулся в свои густые усы. Зверь, которого нельзя было приручить, всегда считался вдвойне более ценным.
  Тайпэн Цурума Гэнь, единственный полководец противника, угодивший на сегодняшний день живым в руки к юнь, хоть и понимал всю бедственность своего положения, но не терял присутствия духа. Будучи уже в годах, с головой покрытой серебряной россыпью седины в некогда густых волосах, Цурума был невысок и жилист. Стальные оковы с толстыми цепями и тяжелыми свинцовыми грузилами позволяли тайпэну делать самостоятельно лишь две вещи - дышать и говорить. Рисковать своей жизнью или здоровьем на их маленьких встречах генерал Манчи не собирался, и десять вооруженных телохранителей военачальника, стоявших вдоль стен, были тому еще одним подтверждением.
  - Ваш Император, похоже, в полном отчаянии, раз уже готов бросать против моих воинов свои самые лучшие козыри, - сказал командующий, присаживаясь напротив Гэня и ожидая, когда обритый наголо слуга из числа безродных рабов разольет по чашкам горячий напиток. - Слышали о Ли Хане?
  - Как и все, - Цурума лишь сверкнул своими темными глазами из-под кустистых бровей, но Манчи заметил, как на мгновение голос тайпэна дрогнул.
  - Он, правда, умеет подчинять себе демонов?
  - Я могу лишь сказать, что он точно умеет их убивать, - с намеком ответил Гэнь. - Но не льстите себя, вы не потянете даже не самого дохлого из них.
  - Я слышал историю об убийстве проклятого монаха в Сиане, - каждая беседа с Цурумой забавляла Манчи, как хороший поединок на мечах с опасным врагом. - Согласно некоторым вариациям там было чуть ли не десять воинов разрушения, но я склонен верить первоначальному варианту, где фигурировал только один, а на стороне вашего побратима сражались еще и несколько кровососов.
  - Может и так. А я вот слышал об убитой кумицо во время осады Ланьчжоу.
  - Хм, мои подчиненные называли мне имя Ногая из рода Ногай, когда описывали те события, - прищурился генерал. - Синий Мечник, учитель самого Императора и один из немногих живых мастеров подобного уровня.
  - Вы забыли добавить, что он еще и учитель того самого Ли Ханя, - усмехнулся вражеский военачальник.
  - Тайпэна, лишенного права носить меч, - отпарировал Юнь.
  - Думаете, это так сильно поможет вам при встрече?
  - Нет, и поэтому пока не собираюсь удостаивать его личной беседы. К счастью, наши дороги широко разошлись, хотя для вас это боюсь не самая радостная новость.
  - Ли Хань не единственный, кого Единый Владыка может выставить в трудный час навстречу опасности. Командующий Ло-тэн дорого заплатил за свое пренебрежительное отношение к повергнутому врагу.
  - Во всяком случае, повелитель демонов не проиграл ни одной честной схватки, а от удара исподтишка порою не способны защитить даже всезнающие предки, - развел руками Манчи, с удовольствием наблюдая за тем, как багровеет лицо его собеседника.
  Имперцы всегда гордились своей историей, и победа над армией подземного мира была в ней одной из самых великих страниц. Вот только ссылки на методы и способы, которыми они ее добыли, редко упоминались вслух. Потомок рода Манчи не видел ничего дурного в том, что знаменитый имперский принцип "цена не имеет значения", нашел свое отражение в убийстве Шаарад рад-Данши. Пусть и подло, зато эффективно. Тем не менее, разозлить слуг Единого Правителя можно было, лишь упомянув о тех событиях с их нелицеприятным подтекстом, чем Юнь и пользовался при каждом удобном случае.
  - Но к чему этот разговор о том, что случилось слишком давно или уже никогда не случится в будущем? Мне кажется, у нас еще осталось другое незавершенное дело, - заметил генерал, отпивая глоток ароматного чаю и делая приглашающий жест в сторону доски с разноцветными фигурками.
  - Да, ведь, кажется, я выигрывал, - надменно согласился Цурума.
  - Каргёцу - игра переменчивая.
  Однако продолжить свой поединок на разлинованной доске они так и не успели. Особый пакет из придворной канцелярии Ляоляна, прибывший по южной дороге со специальным посланником, потребовал личного и незамедлительного внимания к себе со стороны командующего Манчи.
  Спустившись на первый этаж в большую приемную, куда препроводили вестника, командующий с интересом гадал, какое же происшествие могло послужить причиной отправки столичного курьера в такую даль. Небольшая комната, лишенная окон и имевшая лишь одну дверь, находилась под неусыпным надзором воинов из генеральской охраны. Она была изначально предназначена для того, чтобы скрывать неожиданных гостей от посторонних глаз, и в то же время предоставить им возможность для отдыха и восстановления сил. Чем собственно, ляолянский гонец и занимался.
  Переступив порог, Юнь от увиденного в первое мгновение замер в изрядном удивлении и позорной нерешительности. Курьер оказался человеком громадного роста, чудовищного веса и с весьма впечатляющим размахом плеч. Сидя на двухместном диванчике, как в каком-нибудь простом кресле, великан с довольным видом вгрызался в жареную гусиную ногу, и, судя по звукам, толстая кость поддавалась его могучим челюстям также легко, как и запеченная плоть. Верхней одеждой гиганту служил пестрый кафтан красно-оранжевых цветов, который будучи снятым, вполне сгодился бы на одеяло для двух-трех нормальных людей, а в любой из его сапог с загнутыми кверху носками генерал с легкостью бы засунул обе своих ноги. Лоснящаяся иссиня-черная коса курьера, небрежно перекинутая через плечо, была, наверное, тяжелее цепей, которые носил тайпэн Цурума. Сразу разглядеть лицо этого человека Юнь не смог потому, что тот сидел к нему боком, и к тому же в самом темном углу. Впрочем, со словами приветствия к генералу обратился не этот человекообразный монстр, а тот субъект, которого Манчи поначалу и вовсе не заметил на таком выразительном "фоне".
  Спутник гиганта, по-видимому, и являвшийся настоящим курьером, был одет в неброское дорожное одеяние темно-серых и черных тонов, подчеркнуто простое и невзрачное. Его кисти рук были затянуты в черную кожу перчаток с металлическими нашивками, а в ножнах на узком поясе вместо юньского чуть загнутого одностороннего меча с широким лезвием покоился классический обоюдоострый клинок, по виду бывший чуть легче и тоньше привычного оружия вражеских офицеров. Внешность мужчины оставалась загадкой - низкий тэнгай из вороненой стали, какие часто носили имперские артиллеристы и инженеры, не только полностью скрывал лицо, но и немного искажал голос посланника.
  - Как и было велено, из рук в руки, - коротко пояснил гонец, протягивая генералу бамбуковый тубус, запечатанный сургучом.
  Вытащив послание и стараясь не обращать внимания на чавканье великана, Манчи пропустил абзац, посвященный обязательным формальным приветствиям и перечислению собственных титулов, чтобы сразу добраться до сути письма. По мере чтения, Юнь хмурился все сильнее, а в конце едва удержался, чтобы не скомкать бумагу от злости и не отшвырнуть ее в сторону.
  - Я в курсе полученных вами приказов, - сказал курьер, заметив, что полководец закончил чтение. - Меня предупредили, что могут возникнуть некоторые вопросы, и я уполномочен дать вам соответствующие разъяснения.
  - Почему именно я и мои люди должны решать эту проблему?! - в этой ситуации генерал не стал велеречиво юлить и искать обходных путей, спросив единственное, что действительно его интересовало.
  - Вам отдали войска с закатных рубежей. Логично, что этим войскам и следует наводить порядок в пограничьях Умбея. К тому же все другие армии, способные противостоять набегам сиртакских раджей, также задействованы в вашем подчинении. Придворный военный совет и генеральный штаб полагают, что уж одной-то из своих группировок вы можете пожертвовать ради спокойствия всех простых юнь.
  - Разумеется, могу, - вздохнул Манчи. - Но как же это не вовремя. Через месяц мы могли бы уже войти в пределы Хэйан, и Империя оказалась бы охвачена столь сильной паникой, что южные провинции нам отдали бы просто лишь затем, чтобы хоть как-то остановить этот победоносный марш.
  - Генерал Фанг и его самые лучшие люди уже старательно ищут связь между этими "такими несвоевременными совпадениями", - аккуратно заметил гонец.
  - Рад слышать,- кивнул генерал.
  Выбора у Манчи в любом случае не оставалось, не выполнить приказ придворного совета командующий не мог, и теперь седьмой армии предстояло поворачивать обратно, лишь совсем чуть-чуть не добравшись до момента своего безоговорочного триумфа.
  - Но у меня есть для вас и радостная новость, - в глухом голосе, раздававшемся из-под тэнгай, что-то вдруг разительно переменилось, заставляя Манчи сразу же поверить в сказанное. - Ваша проблема, о которой вы недавно писали ко двору, была принята к рассмотрению, и средства, необходимые для ее устранения, согласно решению тайного совета были выделены в полном объеме.
  - Полагаю, речь идет о тайпэне Хане?
  - Именно, - заверил военачальника курьер. - Наша дальнейшая задача, после того, как вы получили послание, заключается как раз в том, чтобы императорский полководец больше не смущал вас самим фактом своего существования.
  - Не смею сомневаться в выборе тех, кто стоит выше меня, и особенно в решениях тайного круга, но все же, мне хотелось бы получить более весомые гарантии, - хитро прищурился Юнь. - Не сочтите, конечно, это за личное оскорбление.
  - Ни в коем разе. Наоборот, было бы куда более странно, если бы вы не спросили меня о чем-то подобном.
  Щелкнув застежкой, спрятанной под краем шлема, столичный гость снял с головы железный тэнгай и отбросил свободной рукой в сторону со лба несколько густых черных прядей. Манчи инстинктивно сделал два шага назад, а его телохранители тут же заняли освободившееся пространство между хозяином и гостем. Курьер усмехнулся, блеснув снежно-белыми клыками между лиловых губ и заставив личных охранников генерала вздрогнуть, еще крепче сжимая эфесы мечей.
  - Полагаю, этого подтверждения будет достаточно? - глаза с кровавой радужкой и тонкими вертикальными зрачками откровенно смеялись, глядя на реакцию людей.
  - Если вы будете уверены в своих силах при встрече с Ханем так же, как и сейчас, то да, - ответ генерала не задержался ни на одну секунду.
  Самообладание Юнь было поистине безграничным, и даже неестественно бледная кожа и пугающая аура къёкецуки не смогли заставить сознание полководца потерять обычную ясность и быстроту мышления.
  - Поверьте, кем бы ни был этот мальчишка - гением, колдуном или просто везучим нахалом - этого не будет достаточно, что бы выжить. Даже в совокупности. Ведь так?
  Голодный гигант, к которому и был обращен последний вопрос кровопийцы, резко поднялся, по-молодецки рыгнул и, бросив на блюдо недоеденный кусок гусиной тушки, за один шаг оказался рядом со своим компаньоном.
  - Даже демоны смертны в плотском мире, а этот ваш Хань находится пока именно в нем, - пророкотал противный грудной голос. - Но последнее мы сможем легко и быстро исправить. В этом у нас достаточный опыт!
  Широкая жабья пасть растянулась в довольном оскале, и тонкие иглы множества желтых зубов тускло блеснули в глубине бездонной глотки, заставляя телохранителей генерала вновь содрогнуться, но уже не от страха, а от омерзения.
  - Хорошо, раз в Ляоляне решили, что вы двое справитесь, то так тому и быть, - Юнь Манчи тоже не пытался скрывать, что желает побыстрее покинуть компанию существ, представших перед ним в своем истинном обличье. - Если вам что-то понадобится...
  - Не утруждайте себя, мы сами возьмем все, что нам нужно, - заверил командующего мертвый демон. - Лучше скажите, что вы предпочитаете получить. Голову или сердце?
  
  
  Глава 7.
  
  Едва различимые всплески волн были самыми громкими звуками, раздававшимися в глубине тумана, разлившегося белесым маревом вдоль русла реки Чаанцзянь. Солдаты, сгрудившиеся у борта с обнаженными абордажными саблями, и матросы со взведенными самострелами, молча, вглядывались в молочную мглу, ожидая заветного сигнала. Весла кораблей зависли над водой, как расправленные крылья, чтобы в нужный момент бросить вытянутые тела куай-сё в стремительную атаку. Но пока, как можно дольше, им нужна была тишина, и скорость сейчас не играла никакой ощутимой роли.
  Опустившись возле резных перил на одно колено и положив на палубу рядом свое копье, Ли до рези в глазах всматривался вперед, как и все остальные. Кроме тайпэна на носовой площадке "Серебряного ветра" в том же нетерпеливом настроении пребывали Таката, Ёми, хайтин Яо Минг и несколько воинов из числа солдат абордажа. Похоже, что только Фуёко была здесь единственной, кто не стал поддаваться всеобщему тревожному чувству. Возможно, это было связано с тем, что кумицо была слишком занята для такой забавы. Сидя на голове дракона, украшавшей нос корабля, и подложив под себя левую ногу, оборотень делала руками замысловатые пасы, и странные серые тени в глубине туманного облака покорно следовали этим беззвучным приказам, не смея противиться воле рыжего демона. Глаза Фуёко были прикрыты, но сложно было поверить в то, что оборотень не следит за ситуацией вокруг, а ее алые губы, змеившиеся тонкой улыбкой, были тому прекрасным подтверждением.
  Прямо по курсу медленно проступали из пелены силуэты кораблей, перегородившие речное русло на подходах к Гункань. Захваченные юнь еще на верфях в Йосо и в порту Имабаси, эти полдюжины боевых куай-сё долго не давали покоя хайтину Шао Шэну, ожидавшему возможного нападения с их стороны на всем пути следования от самого Пан-Ги-Ша. Хотя Йотока и Куанши, например, напротив сильно сомневались в способности юньских солдат быстро, а главное умело воспользоваться полученными трофеями. Хань был согласен с последним мнением, хотя его уверенность серьезно поколебал хайтин Реёко Кэй, бросив как-то вслух предположение о том, что ничто не мешает командиру Юнь посадить на эти корабли настоящих матросов, позаимствованных у флота, стоявшего в блокаде у Таури.
  Напряжение росло, уже почти физически ощущаясь в тяжелом влажном воздухе. Корабли подошли друг к другу на расстояние полета стрелы, но на вражеских судах по-прежнему не замечали противника. С все тем же негромким всплеском вода расступилась, выпуская из своей глубины десятки полуобнаженных тел, и пловцы, сжимая в зубах кинжалы, начали безмолвно карабкаться вверх по покатым бортам вражеских куай-сё. Те, кто оставался в лоне реки, ожидали, когда опустятся вниз пеньковые веревки, с помощью которых можно было поднять наверх промасленные тюки с саблями и круглыми щитами, покачивающиеся пока поблизости на небольших камышовых плотах. Резкий крик, оборвавшийся булькающим кашлем, и звук тела, упавшего в воду в сопровождении громкого всплеска, оборвали затянувшееся ожидание.
  - Залп, - все еще по привычке шепотом отдал команду Ли.
  - Залп! - звонкий хорошо поставленный голос Яо Минг стремительно разнес приказ над затихшей эскадрой, и ответом ему стали скрежет, щелчки и лязг многочисленных палубных орудий.
  Опыт, полученный Ханем во время осады Ланьчжоу, не прошел для него зря. При разгроме осадных гуляй-городов, которые возводили карлики, Ли и командир городской стражи Ногай применили тогда массированное использование камнеметов. Цяо-ба оборонявшихся стреляли в тот раз хоть и не прицельно, но зато быстро и по весьма ограниченной площади. То, что сгодилось против карабакуру, вполне подходило и против юнь, с поправкой на ситуацию и избранные цели.
  Совокупный залп всех палубных орудий с пяти самых мощных судов объединенной имперской эскадры обрушился на захваченную куай-сё, замершую посередине речного русла в центре заградительного построения. Изначально корабли Ханя шли вдоль левого берега, прижимаясь к буйным зарослям камыша и осоки, и это позволило всем боевым джонкам использовать на полную мощь, как метательные машины верхней палубы, так и бортовые установки. Порядка сорока снарядов, больше половины которых были зажигательными, шквалом обрушились на вражеский корабль, ломая желтоватую бронзу и круша в щепу темное дерево. Яркое пламя стремительно взмыло по центральному парусу, пробитому в нескольких местах, а орудийные команды атаковавших уже заряжали баллисты и цяо-ба, чтобы вновь повторить свой страшный удар.
  Тем временем на куай-сё юнь, стоявших у левого берега, начали разгораться схватки между царскими воинами и солдатами абордажа, продолжавшим карабкаться на палубы вверх по бортам. Обходя головной отряд, из глубины эскадры выдвинулись вперед самые быстроходные корабли, ощетинившиеся крючьями аппарелей и когтями багров. Пусть эти суда в силу своих размеров и уступали другим в количестве орудий и численности экипажей, но зато в данной ситуации их умение быстро лавировать, сохраняя приличную скорость весельного хода, и обгонять на короткой дистанции флагманские куай-сё сделали их просто незаменимыми.
  Несколько последовательных залпов окончательно превратили корабль юнь в пылающую развалину, и расчеты машин переключились на следующее судно. Густой туман начал рассеиваться, и глазам Ханя предстала водная гладь, озаряемая алыми всполохами. Ее поверхность была усеяна деревянными обломками и телами убитых, рядом с которыми пытались удержаться на плаву выжившие солдаты.
  "Серебряный ветер" и "Страж престола", набирая ускорение, двинулись в направлении изувеченной куай-сё, и тяжелый синхронный удар двух килей, окованных сталью, не оставил несчастному судну ни единого шанса. Корпус невезучей джонки, уступавшей трехпалубным монстрам по всем параметрам, разломился на части с треском и скрежетом, а крики юнь, прыгавших и падающих в реку, потонули в этой грохочущей какофонии. Слева по борту на двух ближайших кораблях заградительной цепи уже вовсю шел кровавый абордажный бой. Артиллерия имперских судов продолжала уничтожать корабли, прижатые к противоположному берегу, а в брешь, образовавшуюся во вражеском построении, следом за флагманами одна за другой входили оставшиеся джонки эскадры. Взмахивая веслами и рассекая невысокие волны, куай-сё речного флота Империи стремительно приближались к острову Гункань, и никто уже не мог преградить им дорогу.
  Звон тревожных гонгов и резкие окрики команд наполнили полевую ставку генерала Окцу, но юнь все равно теперь не успевали подготовиться к внезапному вторжению. По обоим берегам Чаанцзянь и на маленьких островах по сторонам загорались бесчисленные огни, а на башнях Генсоку, выраставших из белого марева, вспыхнули настоящие сигнальные костры. По две сотни бойцов со "Стража" и с "Ветра" дружно начали прыгать в холодную воду и взбираться на каменистый берег вытянутого острова. Сзади поспешала со второй волной десанта широконосая "Железная длань", несущая в своих трюмах еще столько же солдат абордажа.
  Наглый и прямолинейный наскок на ставку командующего армией Юнь, жутко рискованный, но сулящий невероятные перспективы, был организован с подачи Йотоки и лишь благодаря разведчикам К"си Ёнг, сработавших в этот раз также безупречно, как и во всех предыдущих случаях. Откровенно говоря, Ли не рассчитывал на то, что им удастся захватить или уничтожить вражеского генерала вместе со всем его штабом, но игра определенно стоила свеч, да и моральный эффект от такого нападения как для жителей осажденного города, так и для армии южных захватчиков тоже нельзя было забывать. С правом тайпэна лично возглавить решающую атаку никто не осмелился спорить, и Хань стал одним из первых, кто ступил на вытоптанную землю Гункань.
  Лагерь вражеского командующего не успел опустеть до конца, хотя многие его обитатели поспешно бросились к баркасам и лодкам, расставленным вдоль береговой линии. У имперцев не было времени на то, чтобы окружить остров и перекрыть все пути отхода, так что бегству писцов и иных представителей генеральской свиты никто особо и не мешал. Спланированный удар наносился "вскользь" и "по касательной", являясь лишь одной из деталей плана по прорыву эскадры в город, и флагманские куай-сё, закончив с высадкой, уже двинулись дальше к распахивающимся Речным воротам Генсоку. Забрать десантную группу должны были те корабли, что следовали в арьергарде.
  И все же, несмотря на внезапность и растерянность врага, сопротивление, с которым столкнулись Ли и его люди, было довольно жестким и решительным. Многочисленные офицеры, генеральская охрана, оруженосцы и денщики - никто из них не собирался сдаваться без боя, и легкой прогулки по штабным шатрам, на которую в тайне наделся Хань, у них не получилось. Самая сильное противостояние разгорелось на подступах к генеральскому шатру, так что поначалу Ли даже поверил, что генерал Окцу действительно еще не успел покинуть свой штаб. Обойдя противника с двух сторон, и проломив стены нескольких бревенчатых времянок по соседству, солдаты абордажа быстро превратили в беспорядочную свалку весь тот правильный организованный бой, который юнь еще пытались им навязать поначалу.
  Пронзив горло одному из вражеских солдат, и сбив другого наземь точным ударом копья под колено, Ли прорвался за спины воинов, облаченных в латные доспехи, состоявшие из множества маленьких стальных квадратов и украшенные пластинами из красной меди. Хищный клекот и почти беззвучный шипящий свист даканей давали Ханю прекрасно понять, что об остальных противниках успешно позаботятся къёкецуки. Развернувшись, Ли бросился по пологому склону холма наверх к высокому шатру командующего и замер, ощутив леденящее предчувствие, ставшее для него слишком знакомым за последнюю пару лет. Если честно, то сам Хань предпочел бы иметь менее насыщенный опыт в подобных вопросах, пусть его наличие и было довольно полезным.
  Две невысоких глыбы у входа в шатер резко сдвинулись со своих мест, опуская в боевую позицию чудовищные сашми, по пять локтей в длину и почти вдвое тяжелее тех, что использовали матросы на имперских кораблях. Грозная поступь лим-бо, с ног до головы закованных в тяжелые панцири из темного металла и сплошную чешую из железных листов, перекрывала собой, казалось, сейчас все остальные звуки битвы, разворачивавшейся вокруг. Проклиная желчь степных демонов, бурлившую в его крови, Ли перехватил поудобнее яри и занял оборонительную стойку.
  Имя элитарных штурмовиков Юнь было широко известно за пределами южного царства, и слава, окрылявшая их образ, была вполне заслужена. Профессиональные воины, с ранних лет воспитывавшиеся и готовившиеся к своей роли, лим-бо были схожи во многом с дзи и тайпэнами, с той лишь разницей, что их основная жизненная задача всегда сводилась не столько к Служению, сколько к постоянному совершенствованию искусства уничтожения любых врагов ляолянского двора.
  Против двух лим-бо шансы Ханя были невелики. Несмотря на то, что юный тайпэн уже успел за свой короткий боевой путь встретиться в бою с самыми немыслимыми противниками, среди которых не редкостью были и демоны, сейчас это решительно не имело никакого значения. Конечно, ни один человек не выдерживал простого сравнения с мангусом или таким чудовищем, как хранитель омерзительного сада командующего Ло-тэн. Но все-таки те схватки шли в других ситуациях и при иных условиях, а здесь и сейчас императорскому вассалу достались два профессиональных воина, закованных в броню на наборных винтах и вооруженных так, что Ли изначально лишался своего преимущества в удержании врагов на дальней дистанции.
  Если бы не схватка, все еще кипевшая за спиной у Ханя, то даже отступление в этом случае было бы вполне допустимым шагом со стороны имперского полководца, отнюдь не позорным для его чести. Бессмысленный риск и пустая бравада на поле боя в войсках Империи никогда не пользовались особой популярностью. Но Ли не привык бросать дело на середине и перекладывать на других то, что хотя бы должен был попытаться сделать сам. Его единственным преимуществом теперь оставалась лишь скорость. Несмотря на свой пластинчатый доспех, Хань все равно был намного быстрее и подвижнее тяжеловесных юнь. Метнувшись в сторону, тайпэн первым атаковал лим-бо, шедшего справа, чтобы не отдавать своему противнику инициативу в схватке.
  Скорость против превосходящей грубой силы. Зачастую, Ли уже приходилось сталкиваться с подобным противостоянием, но обычно сторону "силы" занимал он сам, а потому прекрасно понимал, как иллюзорно и хрупко кажущееся преимущество более верткого бойца. Кружа у входа в бревенчатый шатер, трое воинов вели сложную игру, ни в чем не уступавшую по напряженности и накалу схватке на обычных мечах. Тем не менее, рассчитывать на то, что кто-то начнет выдыхаться первым, ни одной из сторон не приходилось. Физическая форма Ли и его противников хоть и была несовершенна, но позволяла уверенно продержаться на ногах не менее трех-четырех часов активного боя. Навыки в обращении с оружием у всех трех бойцов тоже приближались к "безупречной" отметке и были, по сути, равны.
  Отбивая выпады сашми, и обозначая свои быстрые контратаки, Хань продолжал петлять, не позволяя зажать себя "в клещи", и ждал удобного момента. Однако в результате тайпэн дождался не возможности действовать самому, а весьма полезной для него помощи со стороны. Изящный силуэт, возникший за спинами у лим-бо, с нечеловеческой грацией взлетел на плечи к одному из юнь. И это несмотря на всю тяжесть великолепных доспехов из вулканического стекла, в которые всегда облачалась в бою лиса-перевертыш. Два старинных кинжала в руках у Фуёко причудливо крутанулись в пальцах кумицо и с силой вошли в узкие проемы шлема, защищавшего голову "оседланного" штурмовика. Древние клинки легко прошли в глазные щели, разрезав сталь как рисовую бумагу, и юнь медленно ничком повалился на землю, некрасиво и изломанно, как марионетка, у которой по очереди обрываются нити. Второй лим-бо отреагировал, еще в тот момент, когда оборотень только вскочила на закорки к его напарнику. Мощный удар сашми, в который была вложена вся сила разворачивающегося корпуса, пришелся Фуёко точно в середину груди. В глубине обсидианового нагрудника сверкнула огненная вспышка, и кумицо отбросило в сторону шатра спиной вперед.
  Упускать момент было нельзя, да и странная режущая боль, пронзившая тело Ли в тот момент, когда кумицо получила удар, подхлестнула Ханя с удвоенной силой. Наконечник яри ударил полуобернувшегося лим-бо под колено с задней стороны туда, где между расходившихся пластин тело юнь защищала лишь двойная кольчужная сетка. Рубящий удар меча не смог бы преодолеть такое препятствие, но копье, вонзившееся с размаху двумя руками, легко пробило плотное стальное плетение, проткнув навылет коленный сустав. Юнь не закричал и не повалился на землю, он лишь припал на раненую ногу и крутанулся обратно, собираясь ответить Ли таких же ударом, который уже достался Фуёко. Бросив свое оружие, Хань сделал шаг вперед, перехватывая древко сашми на локоть ниже клинка, до того, как оно успело набрать полное ускорение, и с силой ударил вражеского бойца ногой в грудь. Лим-бо упал назад, но после этого вновь поступил вопреки ожидаемому результату.
  Хотя тяжелый доспех и делал воина-юнь неповоротливым, но отнюдь не превращал его в достопамятную "железную черепаху". Крестьянские сказки о лим-бо, упавших на спину и уже не сумевших подняться без посторонней помощи, были лишь легендами. На практике дело обстояло намного сложнее. Первым делом поверженный противник Ханя выхватил из ножен на левом бедре короткий клинок, похожий на миниатюрный дакань, и размашисто отмахнулся им, заставляя Ли интуитивно отступить назад. Затем боец генерала Окцу резким рывком сначала перевалился на бок, а затем уже перевернулся и на живот. Опираясь на руки и неповрежденную ногу, лим-бо начал подниматься, когда на его затылок с резким свистом опустилась тупая грань его собственного сашми.
  Отшвырнув в сторону чужой осадный нож, Хань не стал проверять, удалось ли ему убить юнь или только лишь оглушить. Первым порывом тайпэна было броситься к кумицо, но Фуёко уже сама поднималась на ноги, жестами давая понять, что с ней все нормально. Вот только морщилась при этом демоническая лисица весьма болезненно. Добить оставшихся защитников главного шатра не составило для солдат абордажа особых трудностей, особенно учитывая поддержку къёкецуки.
  Генерал Окцу все же успел покинуть Гункань, но в его штабе, брошенном в полной неразберихе, бойцы Ханя сумели отыскать карты и донесения, которые без разбору отправились в несколько заплечных мешков, которые тут же перекочевали в надежные руки Такаты и Ёми. Больше на острове было нечего делать, и корабли эскадры Чаанцзянь, как всегда составлявшие арьергард, подобрали оставшихся десантников. С обоих берегов к острову уже направлялись большие весельные лодки с вражескими солдатами, а инженеры противника успели подтащить сюда несколько метательных машин, начавших обстрел кораблей. К счастью, камнеметов и баллист на императорских куай-сё было пока на порядок больше, так что ответные залпы с "Рейдзё" и судов его сопровождения быстро отбили у юнь всякую охоту состязаться в артиллерийских поединках. Оставив за спиной пылающую ставку царского командования, эскадра тайпэна Ханя вошла в Таури под восторженные крики защитников города. Два корабля, отбитые в конечном итоге у юнь отчаянными сорвиголовами из абордажных команд, замыкали собой победоносный речной караван.
  
  Путь по каналам города надолго заполнился Ли и его матросам. Тысячи людей, высыпавшие на набережные и причалы, радостно размахивали руками и кричали приветствия. В водах Чаанцзянь шныряли сотни челнов и лодок, каждая из которых пыталась подобраться как можно ближе к кораблям императорского тайпэна. На палубы летели цветы и бумажные гирлянды, а подчиненные хайтинов Шэна, Гонкэ и Реёко Кэя толпились у бортов куай-сё и гроздьями весели на мачтах, выкрикивая ответные приветствия и благодарности. Признаться, подобной реакции никто из командиров маленькой армии Ханя не ожидал, но ситуация быстро прояснилась, едва они добрались до морской академии, куда флагманские корабли эскадры сопроводили баркасы городской стражи. Остальные суда направились прямиком в сторону порта, где для них уже готовились стоянки у удобных причалов Южной эскадры.
  Тайпэн Руо Шень, чей охристый суо был обильно покрыт золотыми гербами рода Вейлун, и его молодой вассал-побратим Мяо Гкень из семейства Овара встретили Ханя и других офицеров у самого трапа. От обмена пожеланиями удачи имперские полководцы как-то быстро перешли к откровенной горячей беседе, и если Ли и его хайтины еще совсем недавно учувствовали в битве, то причина возбуждения командующего войсками Таури и его заместителя открылась чуть позже. Тем временем, вокруг на причалах и площадках появлялось все больше людей, и хотя в обычное время чужим лодкам и судам не разрешалось приставать к острову, где располагалась академия, в этот раз охрана училища сделала исключение. Кроме того, изрядную долю зевак составляли будущие флотские офицеры из числа учеников, слуги, писцы и сами преподаватели. Баркасы с квартальными старостами уже также спешили сюда, а от берегов центрального острова Дайдари, где располагались богатые дома знати и резиденции всех государственных служб, неспешно отчалил небольшой корабль градоправителя Таури.
  От беседы с тайпэнами Ли сумел оторваться лишь в тот момент, когда услышал, что в нарастающем вокруг шуме все отчетливее и отчетливее звучит его имя, которое начала скандировать гигантская толпа, заполонившая собой каждый свободный клочок суши, да и в воде по-прежнему оставалось на удивление много переполненных лодок.
  - Я, кажется, не совсем понимаю, что именно здесь происходит сейчас, - ошарашено произнес Ли, осматриваясь по сторонам и ища хоть какой-то поддержки или объяснения у окружавших его людей.
  - Слава - редкий товар, просто бери, пока дают, - успела вставить Фуёко, прежде чем на невысказанный вопрос Ли ответил тайпэн Мяо Гкень.
  - Видите ли, слухи о действиях вашей маленькой речной армии довольно широко разошлись среди местных жителей, каким-то невероятным образом просочившись из донесений армейской канцелярии, - при этом потомок полководца Овара недвусмысленно посмотрел на тайпэна Руо Шеня, но величественный старик сохранил невозмутимый вид. - Довольно большая часть людей полагала, что с учетом того, что основные силы южных захватчиков удерживаются сейчас возле Таури и Циндао, то вы вполне можете решить воспользоваться ситуацией и попытаться вторгнуться в пределы Юнь. По некоторым особенно красноречивым заявлениям, вы вполне могли бы даже попытаться сокрушить элитную царскую армию и захватить Ляолян. Разумеется, что в этой ситуации нашему городу пришлось бы продолжать играть роль сдерживающего фактора, и возможно даже принести себя в жертву, ради попытки захвата вражеской столицы. Звучит все это, может быть, и не слишком разумно с точки зрения имперских военачальников, но простой народ готов поверить и в куда более странные вещи. Однако теперь, тайпэн Хань, вы здесь, и жители города счастливы, что их судьба оказалась для вас важнее. А, кроме того, вы уже имеете репутацию настоящего мастера по спасению осажденных поселений, что само по себе вдохновляет людей ничуть не меньше.
  - К тому же все ожидали вашего появления на дальних подступах к городу, но никак не прорыва осады и дерзкого нападения на штаб царского командующего, - уточнил Руо. - После такого, эта реакция, - тайпэн обвел жестом скандирующие людские массы, - более чем ожидаема.
  - Я даже не знаю, что теперь делать, - невольно поежился Ли, чувствуя, как к щекам начинает приливать кровь.
  - О, я знаю, - холодная кисть Ёми тут же легла к нему плечо. - Я хорошо изучила ваши человеческие обычаи! Ты обязан сказать речь, вдохновляющую и зажигательную, полную надежды и уверенности. Иного от тебя эти люди сейчас и не ждут.
  - Ты главное попытайся, - хитро прищурилась Таката. - Личные внушения и угрозы у тебя получаются неплохо, а так, в крайнем случае, всего-навсего просто выставишь себя на всеобщее посмешище.
  - Нет уж, не выставит. Только не тогда, когда я поблизости, - хитрая улыбка кумицо была отчего-то столь же плотоядной, как и у къёкецуки.
  Все еще пребывая в некоторой нерешительности, Ли поднялся обратно на середину трапа и вскинул вверх правую руку. Толпа медленно затихла, и тысячи глаз воззрились на Ханя в томительном ожидании. Тайпэн Императора с трудом сглотнул, вспоминая, что выступать перед бунтующим многолюдным потоком, катившемся по улицам Ланьчжоу ему навстречу, было намного проще. Тогда у него была цель и долг, который следовало исполнить, сейчас же его слова сами приобретали форму и вес, и за ними не было каких бы то обязательств, но была ответственность за то, как они отразятся на будущем.
  - Жители великого Таури и благословенной провинции Генсоку! Я тайпэн великого Избранника Неба, Единого Правителя всех народ, и воплощение его божественной воли! Как я уже мог догадаться, вы знаете, как меня зовут, - легкая шутка вызвала на лицах слушавших улыбки, - и потому не стану представляться полностью. Скажу лишь одно, я пришел помочь вам и исполнить волю нашего общего владыки, и для меня будет честью защищать всех вас в столь опасные и трудные времена!
  Толпа взорвалась одобрительным гулом, а Ли собиравшийся уже завершать свое выступление, почувствовал, как его голос приобретает новые странные интонации.
  - Мы будет бить нашего врага за то, что он творит на землях Нефритового Престола! Мы будет к нему милосердны так же, как и он к нам! Никто не уйдет от расплаты, и ничто не будет забыто или оправдано!
  Речь Ханя звучала тягуче и завораживающе, она манила к себе и приковывала внимание окружающих. Лишь спустя какое-то время, Ли с ужасом стал понимать где, когда и от кого он уже слышал подобные "проникновенные" призывы.
  - Я даю вам слово, что еще к концу этого месяца осада с города будет снята, а армия захватчиков обратиться в позорное бегство! Такова воля Императора! И таково мое слово!
  Люди, зачаровано слушавшие речь Ли Ханя, ответили на его последнее заверение еще большей бурей криков и радостного свиста. Даже матросы с приставших кораблей вопили что-то с высоких бортов куай-сё, а лица столпившихся у трапа военачальников выглядели необычайно воодушевленными.
  Медленно спустившись вниз, Ли, с трудом пытаясь сдержать заметную дрожь в голосе, обратился к стоявшей поблизости кумицо.
  - Что это было?!
  Поднимать на оборотня свой взгляд, пылающий праведным гневом, Хань не счел необходимым. Къёкецуки следили за этой сценой тоже весьма заинтересовано.
  - Я ведь обещала тебе помочь, - Фуёко невинно пожала плечами. - Они услышали, то, что хотели от тебя, и поверили в то, что услышали. Все как ты любишь, с любовью к Империи и возвышенным пафосом вассала-бессребреника.
  - Великие безымянные предки... И как, по-твоему, я должен теперь сдержать слово императорского тайпэна? Я даже не знаю о том, какие точно силы сейчас вокруг города, а уже пообещал разбить их за месяц!
  - Точно, тебе будет нужно сдержать свое слово, - кумицо притворно нахмурилась, - я ведь помню, что о чем-то забыла. Теперь вспомнила, но поздно, да?
  - Это ты решил таскать ее за собой, - напомнила тайпэну Таката с ехидной злостью.
  - Это вы так думаете, - довольно оскалилась Фуёко.
  - Что же я такого натворил в прошлом своем воплощении, - обреченно пробормотал Ли и, тряхнув головой с веселой обреченностью, зашагал по пирсу, увлекая за собой всех остальных. Приветственно маша руками столпившимся людям, все никак не желавшим теперь расходится, процессия начала подниматься по мраморной лестнице училища.
  
  - Откровенно говоря, я не совсем уверен, что нам следует действовать так поспешно, как было вами заявлено, - осторожно начал высказывать свою мысль тайпэн Мяо. - Не будет ли правильнее следовать первоначальному замыслу и дожидаться главной ударной армии, должной прибыть к нам со стороны Вулинь?
  Тот, кто предложил устроить зал совещаний в помещении, служившем ранее лекторием для слушателей академии, был, несомненно, прав. Здесь было довольно просторно, а акустика позволяла вести разговор в полголоса, не опасаясь, что кто- либо из собеседников не расслышит какое-то слово или высказывание.
  - Именно, этого же ждут от нас генерал Окцу и генерал Манчи, - искать оправдания собственным глупым обещанием оказалось на удивление легко, Ли и сам уже начинал верить в то, что говорил недавно на речном пирсе. - Я сильно сомневаюсь, что им до сих пор ничего неизвестно о концентрации наших войск в Вулинь. Кроме того, наш прорыв, наверняка, заставит их стягивать к Таури дополнительные силы. Разбить войско, стоящее у стен, мы можем только пока к нему не подошли резервы. Если удастся, то тем силам юнь, что окажутся зажаты между нами и тайпэном Ванем, не останется ничего другого, как и искать пути к отступлению. Быть окруженными и уничтоженными их командующий вряд ли захочет, а таким образом мы сразу вернем восходную часть Генсоку, и позволим главной армии продвинуться до самого Таури без кровопролитных боев. После всего того, что уже случилось, от нас вряд ли ждут продолжения активных действий и нанесения ударов, но мне пока не хочется передавать право хода царских полководцам. Не забывайте также о флоте противника, с ним тоже что-то следует сделать.
  - Да, сейчас ситуация для решения морского вопроса самая удачная, - согласился с Ли тайпэн Руо Шень. - Ваши тридцать кораблей значительно увеличивают и без того существовавшее численное преимущество Южной эскадры. Раньше мы опасались открытой схватки из-за боязни, даже в случае победы, остаться без достаточного числа бортов для охраны прибрежной линии. Но три с половиной десятка куай-сё станут для нас прекрасным тактическим резервом. Они не так хороши для морских баталий, а вот для патрулирования в случае чего сгодятся просто отменно.
  - Какое число бойцов в вашем распоряжении? - спросил Хань старого полководца, услышав его удовлетворительное заключение о новых возможностях имперского флота.
  - Сейчас в городе у нас примерно девять тысяч солдат и офицеров, из них три тысячи приходятся на городскую стражу.
  - Столько же можно набрать в ополчение, - добавил Мяо Гкень. - Правда, снарядить с расчетом на долгосрочную перспективу мы сможем только пять тысяч.
  - А у противника порядка двадцати пяти, - заметил Шао Шэн, разглядывавший карту, расстеленную на столе в центре зала.
  - Двадцать шесть, и еще почти тысяча в конных разъездах, - уточнила К"си Ёнг, до этого момента безмолвно следившая за разговором.
  - И расположились они по обе стороны от русла Чаанцзянь, - Ли тоже приблизился к карте и поочередно указал на красные скопления по обеим сторонам от синей "прожилки" реки. - Они разделены на равные части?
  - По два больших полка в десять тысяч, но основная часть вспомогательных служб сосредоточена на южной стороне. Как и осадные парки, на удивление малочисленные.
  - За это вам следует благодарить хайтина Кэя, - ответил Хань. - Это его корабли сожгли ракетную артиллерию, которая предназначалась для Таури.
  - Скорее вам следует благодарить за это погибшего хайтина Дакона, - отозвался Реёко, сидевший на одной из скамей для слушателей в первом ряду и набивавший длинную трубку какой-то курительной смесью из трав. - А также идиотизм того юньского командира, что решил по-быстрому захватить переправы Йосо, одновременно уничтожив нас и получив возможность переправить своих инженеров на северный берег.
  - Значит, у нас есть возможность атаковать врагов по частям, - задумчиво произнес Ли, не столько обдумывая эту мысль сам, сколько подбрасывая ее остальным.
  Чуть позже Хань собирался обсудить все это еще раз с Йотокой, но пока вполне рассчитывал на дельные советы от более умудренных полководцев, чем он сам.
  - Нам нужен громкий отвлекающий маневр, - Руо Шень первым прервал задумчивое ожидание. - Для атаки силами Южной эскадры потребуется некоторое время на выход и построение. Оно же понадобится нам и для развертывания пехоты против северного осадного лагеря, который довольно хорошо укреплен. Нужно создать панику или замешательство, но как это проделать, ума не приложу. Даже ваше нападение на ставку не сильно смутило оставшиеся силы юнь, и полагаю, их офицеры не станут действовать по-другому в иной ситуации.
  - Нужно, чтобы случилось что-то, о чем они быстро узнали бы и в то же время это повергло бы их в недолгое оцепенение, - Ли поднял взгляд на К"си Ёнг, и глава военной разведки чуть вскинула подбородок, давая понять, что готова к вопросу тайпэна. - Убийство командующего. Мы сможем провернуть такое?
  - Это сложно. Много охраны, которая будет вдвойне настороже после сегодняшнего. Еду генерала наверняка проверяют, а найти позицию для стрелка в самом лагере будет практически невозможно.
  - Но тихое убийство здесь как раз и не годится, юнь должны быть ошарашены и напуганы, - развил мысль Ханя хайтин Ло Гонкэ. - Это должно случиться внезапно и совсем незадолго до нашей двойной атаки.
  - Выполнимо, но для этого людям нужно время на подготовку, собрать информацию, распорядок дня, привычки, особенности поведения и характера...
  - Тренировка, - перебил Ёнг голос Мяо.
  Правая рука Всевидящего Ока Императора посмотрела на тайпэна без осуждения, а наоборот явно заинтересовано.
  - Тренировка?
  - Каждое утро, в одно и то же время. Я долго наблюдал за Окцу, и думаю, что, даже сменив место расположения ставки, он не откажется от своего утреннего ритуала.
  - Это - возможность, - кинула Ёнг. - Остается лишь подобрать компетентного исполнителя, который не вызовет лишних подозрений у его охраны.
  - Разрешите попробовать мне, - звонкий голос Ка"исс, сидевшей рядом с Реёко, прозвучал еще до того, как глава военной разведки успела закончить свою мысль.
  - Тайпэны? - Ёнг посмотрела на полководцев спокойно и невозмутимо. - Решать вам, но эта девочка отлично справится, это я могу гарантировать своим словом.
  - Совсем ребенок, - невольно вырвалось у Руо Шеня, но заметив вспышку гнева в раскосых глазах хмшин, ставшую ответом на это замечание, старик примирительно поднял руки. - Это может сработать.
  - Не смею сомневаться в вашей компетентности и компетентности ваших людей, - чуть склонил голову Мяо, обращаясь к К"си Ёнг.
  - Тайпэн Хань?
  - Это задание смертника, - задумчиво ответил Ли и, не удержавшись, тоже посмотрел в сторону Ка"исс, увидев на ее лице, в отличие от того, что досталось потомку Вейлуна, лишь неуверенность и страх оказаться "недостойной этой миссии, по мнению тайпэна Ханя". - Ты уверена, что готова к такому?
  - Мой долг перед Империей - всегда и везде быть готовой к чему-то подобному, - холодно отозвалась юная хшмин.
  - Тогда с милостью предков все должно получиться.
  Ка"исс, буквально просиявшая лицом, вскочила со своего место и быстро поклонилась в сторону каждого из императорских вассалов.
  - Большое спасибо, - присовокупила разведчица к поклону, адресованному Ли.
  - Общий план намечен, теперь предлагаю нашим гостям отдохнуть, - подвел итог Руо Шень. - Послезавтра соберемся вновь, озаботимся проработкой деталей и уточним разные моменты. А пока, советую всем восстанавливать силы и готовиться к предстоящему испытанию. И, конечно же, обязательно отведайте местной кухни!
  
  Совет старого флотоводца Хань сумел воплотить в жизнь уже этим вечером. Большой офицерский дом, в котором Ли отдали весь третий этаж, располагался в армейском квартале у самой набережной выходивший на огни Дайдари. К моменту возвращения Ханя и Удея с совещания, Фуёко, которую, похоже, немного, но мучило-таки чувство вины за проделанную "шалость", особенно расстаралась, и скромный ужин, планировавшийся на сегодня, вылился в роскошный стол, на котором безраздельно властвовали дары Восходного моря. К тому же, впервые за несколько недель в распоряжении демонов оказалась настоящая большая кухня, а не корабельный камбуз и его запасы, имевшие весьма специфические вкусовые свойства в силу того, что изначально эту пищу в первую очередь готовили к длительному хранению, а уже только во вторую - к употреблению внутрь. Все это позволяло предполагать, что следующие несколько обедов и ужинов будут не менее обильными. Демоны по-прежнему не оставляли попыток заставить Ханя сравнивать свои кулинарные шедевры и требовали четко обозначить, кто же все-таки готовит лучше. Ли оставалось лишь проявлять чудеса такта и дипломатии, каждый раз уходя со скользкой дорожки.
  Только покончив с содержимым почти половины тарелок, расставленных перед ним и успокоив тем самым желудок, ворчавший по новой мангусской привычке еще с утра, Ли обратил внимание на то, что Удей, сидевший напротив него, почти не притронулся к еде, да и вообще выглядел как-то хмуро и подавлено.
  - Во всем, - ответил тидань на прямой вопрос Ханя. - Дело во всем. Во всем, что я сегодня услышал и увидел.
  - Не понимаю, - попытался разобраться Ли, пользуясь тем моментом, что на какое-то время они остались в комнате вдвоем.
  - С каких пор посылать детей на смерть стало для тебя нормальной "платой во имя Империи"? - сорвался Удей, и его не наигранная злость обожгла Ханя сильнее всего. - Почему это вдруг стало для тебя нормально? Не такому тайпэну я присягал на верность, не об этом я слышал, лежа в палате госпиталя в Ланьчжоу, пока последние остатки яда карабакуру выходили из моих вен. Когда все поменялось?! Ты же всегда дорожил каждым, ты всегда был готов сам заменить другого, но только не подвергать его опасности? Вспомни, как ты бросился спасать Сулику и других манеритов после боя у Лаозин, хотя даже Ногай считал это бессмысленным. Вспомни, как сам пришел в шатер к Кара Суню, хотя он мог приказать обезглавить тебя, не задав ни одного вопроса! Ты никогда не посылал других на верную смерть до этого дня, так почему же ты выбрал именно эту девчонку, так по-детски наивно втрескавшуюся в тебя, и готовую пойти на что угодно, лишь бы заслужить уважение и внимание великого тайпэна Ханя?! Ты стал другим, и мне не нравится тот хозяин, которому я теперь служу. Понимай, как хочешь.
  Резко поднявшись, Удей вышел из-за стола, не ополоснув рук, и грохнул дверью-перегородкой, покидая трапезную. Оставшийся в одиночестве, Ли со смесью тревоги, страха и непонимания смотрел на закрывшуюся ставню. И больше всего на свете, Хань боялся сейчас заглянуть в себя, чтобы понять, прав был его верный друг или все-таки нет.
  
  
  Глава 8.
  
  Массивный толстостенный баркас, высокие борта которого были выкрашены синей краской, покачивался на привязи у одной из бесчисленных пристань Левобережного района, как называли местные ту часть Таури, что располагалась к северу от Чаанцзянь. Фонарь с "сапфировым" стеклом, подвешенный на корме, лишний раз подтверждал принадлежность судна к городской страже. Однако сейчас речной кораблик не смог бы внушить уважение и почтение к себе и своей команде. Слишком уж задорный смех и чересчур громкие разговоры разносились с него над набережной.
  Праздновать что-либо в осажденном городе казалось кощунственным, но для стражников, собравшихся здесь в этот вечер, такая маленькая гулянка могла оказаться последней. Дату грандиозной вылазки, намеченной военным руководством, конечно же никто не объявлял, но предчувствие больших событий к этому времени проняло до самых печенок буквально каждого, кто имел хоть какое-то отношение к защите и обороне Таури. Так что, даже офицеры стражи, знавшие о небольших посиделках, регулярно проводимых десятниками, предпочитали закрывать на это глаза.
  Осхе, вино и продукты каждый приносил с собой. Того, кто явился бы с пустыми руками, разумеется, не выставили бы из-за стола, но без хмурых взглядов и жестоких подколок в следующие несколько дней было бы уже не обойтись, поэтому-то каждый и старался наскрести из своих скудных запасов побольше, чтобы порадовать сослуживцев. И десятник Борынчи не был исключением, благо, его настойка на еловых орехах всегда пользовалась популярностью у хранителей порядка городских каналов и улиц.
  Больше всего Борынчи любил именно такие простые и душевные моменты. Сидя в компании подвыпивших друзей и знакомых, он мог не думать о прошлом и будущем, не беспокоиться о насущных мелочах и просто быть самим собой, позабыв о той жизни, от которой он сбежал более года назад. А в последние дни забывать об этом становилось все как-то труднее и труднее.
  Покинув Сиань, бывший боец ётёкабу немало пропетлял по огромным территориям Империи, стремясь стряхнуть с хвоста неумолимых преследователей. Организация не любила, когда кто-то выходил из нее без предупреждения. Борынчи и сам бы никогда не пошел на столь рискованный шаг, но та ночь во дворе чайного дома "Пурпурный лотос" окончательно все решила для стрелка-ётёкабу, лучшего из тех, кто состоял в их рядах за все время существования этого преступного клана. Борынчи никогда не обманывал себя. Он сбежал не потому, что проникся вдруг чужими идеями, и не от того, что осознал всю порочность своего пути. Стрелок попросту испугался, и испугался так сильно, что этот страх без труда превозмог другой.
  В конце концов, Судьба завела бывшего наемного убийцу так далеко от дома, как это в принципе было возможно. Хшминские леса лежали в невообразимой дали от каменных набережных Таури, и только здесь Борынчи сумел остановиться, едва не рискнув бежать дальше на юг. Когда стрелок сумел немного обжиться в Южной столице Империи, перед ним стал вполне резонный вопрос о поиске пропитания. Искать подходящую работу ему не пришлось слишком долго. Борынчи умел делать не так уж и много, а поскольку его знания как приготовить разнообразную пищу из скудного "подножного корма", были здесь никому не нужны, то он продал свою твердую руку и верный глаз. Вот только на этот раз, он решил предложить свои услуги тем, кто был по иную сторону закона.
  Подняться за столь короткий срок до десятника ему не составило никакого труда, хватило лишь усердия и самоотдачи, да немного хшминской злости, ничем не уступавшей упертости чжу или непокорности нееро. Конечно, командир Борынчи не был глупцом, и понять, что занесло хшмина так далеко от дома, было дольно просто. Тем не менее, офицер Панг вызвал к себе бывшего ётёкабу на доверительную беседу, совсем незадолго до последовавшего затем повышения. Все вопросы были заданы откровенно, и Борынчи решил на этот раз не отпираться. Он почти не врал, разве что слегка преуменьшил свою роль в деятельности клана, а Панг оказался вполне доволен тем, что услышал. Офицер куда больше опасался, что его новый подопечный вдруг окажется обычным беглым преступником из другой провинции, а узнав, что того больше беспокоят тени из преступного прошлого, чем приставы-законники, окончательно успокоился.
  И все было хорошо и прекрасно, пока не началась эта поганая война. Борынчи удивлялся, как оказывается сильно, он успел за несколько месяцев прикипеть сердцем к этому городу, к его обитателям и к своей новой жизни. Он не хотел их терять, и юнь с их безусловным желанием разграбить и уничтожить Таури, вызывали у Борынчи столь же искреннюю ненависть, что и у всех уроженцев Генсоку. А вот неожиданное появление тайпэна Ханя свежеиспеченный десятник стражи уже не смог воспринять так однозначно. Этот человек был тем, кто переломил Борынчи всю его предыдущую жизнь. Тем, кто порою до сих пор заставлял вскакивать хшмина с кровати в холодном поту, и в тоже время восхищал его своей силой и безграничной верой в собственную цель.
  Слова, сказанные имперским полководцем после победы над монахом Фуяном, намертво засели в памяти мастера-стрелка, и хотя тогда Ли выглядел не лучшим образом, да и договорить до конца свою мысль так и не смог, Борынчи все еще не знал - радоваться ли ему или ужасаться от того, что теперь именно Хань будет одним из его высших командиров. В целях молодого тайпэна хшмин не сомневался, но его личность страшила Борынчи, как страшит хищный необузданный зверь, с которым тебе пришлось оказаться один на один без оружия.
  К счастью, этой ночью Борынчи, в которой раз, мог забыть о страхах и сомнениях под стуки глиняных пиал и незатейливые песни сослуживцев. Сейчас он просто жил, жил той самой жизнью, ради которой готов был выйти в поле и сражаться. Ведь всякая, даже самая сытая и размеренная жизнь, как бы не хотелось человеку обратного, должна быть оплачена им самим. И порой в оплату этого достаточно было лишь желания удержать мир в равновесии, выполнять назначенный долг да затолкать поглубже свой инстинкт самосохранения, просто вспомнив о том, что второй шанс дается далеко не каждому.
  
  Несколько последних ночей выдались весьма беспокойными, и обратно здоровый сон к генералу Окцу все никак не желал возвращаться. Пользоваться услугами полевых лекарей из штабного обоза Шун не спешил, и причиной тому был застарелый страх перед чересчур сложными лечебными снадобьями, особенно теми, что предназначались для борьбы с бессонницей. Слишком велика была, по мнению генерала, вероятность того, что после приема подобных настоек ты мог не проснуться уже никогда.
  Его отец генерал Тау Окцу, прославившийся не столько громкими победами, сколько безоговорочным исполнением любых приказов своего командования, ушел из жизни именно в результате подобного несчастного случая. Приняв на ночь предписанный лекарем напиток, "меднолобый" полководец умер в своей постели в тридцать три года в самом расцвете сил, проиграв битву с собственным непокорным телом, которое просто никак не желало предаться хотя бы мимолетному отдыху. Поначалу, за смертью отца подозревали отравление и заговор, но когда раскрылась правда, для шестилетнего Шуна это стало страшным потрясением и травмой на всю оставшуюся жизнь.
  Однако порою даже такой риск был необходим, и генерал прекрасно это понимал. Не выспавшийся и усталый, в битве он представлял бы для своих людей не меньшую опасность, чем вражеский стратег, ведь любая победа это всегда совокупность твоих верных решений и чужих ошибок, а в таком состоянии Окцу был склонен ошибаться куда как чаще. Вызвав к себе главного знахаря, генерал внимательно проследил за всеми его приготовлениями и выпил неприятно пахнущий отвар, остановив свой выбор в конечном итоге не на снотворном, а на простом успокоительном. Проснувшись же утром, полным свежих сил, Шун счел это событие лишь удачным стечением обстоятельств, никак не связанным с профессиональными умениями лекаря. Просто сегодня генералу немного улыбнулась удача, и этим следовало воспользоваться, пока была такая возможность.
  Выйдя из шатра, полководец Юнь потянулся, разминая затекшие за ночь мышцы, и окинул взглядом панораму осадного лагеря, расстилавшуюся вокруг. Да, перебираться сюда Шун никак не планировал, но обвинять в случившемся он мог только лишь себя. Зная о быстром приближении тайпэна Ханя, царский генерал не предпринял ничего сверх того, что требовалось бы в случае с обычным противником, позабыв о том, с кем он имеет дело сейчас. Императорский колдун заставил Окцу поплатиться за эту ошибку в полной мере, и теперь оставалось только гадать, какие еще фокусы припасены у этого безродного нефритового вассала за отворотом суо.
  Позапрошлой ночью остров Гункань был окончательно занят солдатами-юнь, и на его берегах уже развернулись мощные батареи метательных машин. Еще более крупные саперные части окапывались по берегам Чаанцзянь, намертво запечатывая "бутылочное горлышко" у Речных ворот Таури. Выпускать кого-либо из города или позволить императорским кораблям выйти на открытую воду, чтобы начать обстреливать из своих камнеметов осадные лагеря, было нельзя ни в коем случае. Больше беспечных ошибок генерал Окцу делать не собирался.
  К полусонной разминке, как сам Шун шутливо называл свои утренние упражнения, все уже было готово. Пять противников из числа простых солдат, случайно отобранных генеральскими денщиками в лагере всего час назад, ожидали командующего на круглой утоптанной площадке, сжимая в руках бамбуковые палки, набитые сырым песком. Сбросив с плеч легкий халат, тут же подхваченный кем-то из телохранителей, Окцу, обнажившись по пояс, взял из рук склонившегося рядом оруженосца свой тренировочный шест из сердцевины северного кедра, ставший за долгие годы от частого использования отполированным и гладким.
  Выйдя на середину круга, Окцу великодушно подождал, пока его сопернику разойдутся и займут позиции, подмечая за это короткое время всякие яркие особенности в движениях и походке солдат. Сегодня только один из них сразу же заинтересовал полководца - явно молодой парень, невысокого роста и довольно щуплый, но без сомнения быстрый и ловкий. И хотя лицо бойца скрывалось под плетеной защитной маской, но Шун не мог не заметить его глаза необычайно редкого фиалкового цвета, какие бывают лишь у очень немногих юнь, проживающих в предгорьях Даксмен.
  - Начали, - коротко скомандовал Окцу, почти одновременно делая своим оружием резкий "колющий выпад" себе за спину.
  Солдат, бросившийся на генерала с этой стороны, рухнул на землю, получив в грудь удар нижним концом шеста, который свалил его с ног и выбил дыхание, несмотря на защитный войлочный "панцирь". Шун хмыкнул в свои короткие тонкие усы и сделал два шага назад, "выстраивая" оставшихся противником полукругом.
  В бою против нескольких соперников нельзя было слишком долго сосредотачиваться на ком-то одном - это и было главным, за что Окцу любил такие поединки. Стоит тебе остановить свое внимание и сконцентрироваться на каком-то конкретном противнике, и ты неминуемо пропустишь атаку другого. К счастью самоконтроль и солидный опыт позволяли пожилому стратегу не делать таких глупых оплошностей. Отбивая неслаженные нападки солдат, генерал двигался по площадке, за неуловимое мгновение меняя свою манеру боя от плавных, тягучих и немного даже вальяжных движений к стремительным рубящим выпадам и наоборот. Еще двое бойцов по очереди выбыли из схватки. Один получил оглушающий удар в висок, другой неумело выставил блок и был "вознагражден" за это тремя сломанными пальцами. Остались лишь невысокий парень, которого Шун приметил еще в начале тренировки, и ширококостный приземистый воин, похоже, не уступавший генералу в возрасте. Уделив слишком много внимания молодому солдату, командующий не сразу распознал наиболее опасного противника в сегодняшней пятерке. Многоопытный ветеран держался спокойно и уверенно, и именно с ним стоило разобраться в первую очередь.
  Стук палок продолжился, но теперь роль нападавшего была уже за генералом. Главный оппонент Окцу практически не финтил, отвечая скупыми ударами и блоками, а его молодой союзник предпочитал действовать "из тени" старшего товарища, прикрывая того и лишь изредка атакуя сам. Пожилой солдат явно не возражал против такого расклада, позволявшего ему меньше времени думать о собственной защите. И на этом, как такое часто и бывает, Шун подловил его.
  Обманный выпад заставил ветерана открыться, а серия из трех быстрых тычков "грудь-локоть-лицо" завершилась хлестким ударом по ногам, от которого солдат сразу же потерял равновесие и полетел на землю. Бросившийся вперед юнец оказался опасно близко, и его жердь едва не ударила своим концом генералу в горло, но в последнее мгновение Окцу успел парировать атаку и отбросить последнего противника в сторону. Пока поверженный боец поднимался, чтобы уйти с площадки, Шун еще внимательнее пригляделся к своему сопернику.
  Что это было? Случайность? Стечение обстоятельств? Мальчишеская порывистость, заставившая позабыть о правилах учебных поединков? Или все-таки за этим скрывался злой умысел? Ведь дойди тот удар до цели, и бамбуковая палка легко продавила бы Шуну кадык, а еще через несколько мгновений командующий пятой армии Юнь, наверняка, оставил бы плотский мир, вернувшись в пепельное колесо вечных перерождений. В глубине прорезей плетеной маски немного щурились фиалковые глаза, но было совсем непохоже, чтобы этот парень переживал по поводу случившегося. Быть может, он просто не заметил и не понимает? Или настолько нагл, что делает безмятежный вид? Нет, сейчас нельзя было делать ошибок, лишнего риска Шуну пока и так хватало с избытком.
  - Это был хороший бой, хвалю, - сказал Окцу, завершая схватку вопреки своему обыкновению драться до полной победы или бесспорного поражения.
  Молодой солдат опустил оружие и склонил голову в почтительном поклоне, но едва генерал облегченно вздохнул, как бывший противник вновь бросился на него. Один из сегментов жерди провернулся в руке у убийцы с негромким механическим щелчком, и на конце палки выскочило длинное обоюдоострое лезвие, вытолкнув матерчатую пробку, которая в обычном тренировочном оружии не должна была давать просыпаться песку.
  Охрана и офицеры из генеральской свиты отреагировали моментально, бросившись на врага со всех сторон, но им нужно было еще пробежать несколько шагов, а убийца уже вплотную приблизился к своей цели. Шун не испугался и не бросился бежать, как поступили бы на его месте многие другие. Напротив генерал двинулся навстречу имперскому посланнику и вскинул свой кедровый посох, пытаясь отбить направленный в горло выпад. Но в этот раз убийца двигался уже совсем по иному, мастерски и намного быстрее, раскрывая всю суть своей истинной подготовки. Выкидное лезвие распороло правую руку Окцу от кисти до локтя, кожа и мышцы юнь оказались рассечены до самой кости, и кровь, обильно брызнувшая во все стороны, прибила серую пыль под ногами. В следующую секунду граненый клинок вошел царскому полководцу чуть левее грудины, без труда добравшись до генеральского сердца.
  Резко обернувшись, Ка"исс разрубила лицо одного из оруженосцев у себя за спиной, уже замахнувшегося для удара. Десятки других юнь обступали девушку со всех сторон, но хмшим было теперь все равно. Она выполнила поставленную задачу, и тайпэн Хань не будет разочарован. Неприметный мужчина в обычной походной одежде и неброских солдатских доспехах, следивший издалека за происходящим, тихо отступил в тень ближайшей палатки. Ему еще предстояло передать весть об успехе Ка"исс императорским тайпэнам, и действовать сейчас следовало как можно быстрее. Две пары алых глаз, также наблюдавших за всем случившимся из глубины того самого шатра, разведчик К"си Ёнг, к своему стыду, так и не заметил.
  
  Звон подкованных каблуков, грохотавших по старым булыжным мостовым, заполнял собой тихие утренние улицы едва проснувшегося города. Сотни императорских воинов, получивших заветный приказ, двигались к общей цели, и бронированная людская масса выливалась через ворота единым могучим потоком. Замыкающие отряды еще только выгружались из трюмов военных барж на пристани и набережные Левобережья, а силы авангарда уже начали развертываться под стенами Таури, размечая позиции для всей девятитысячной армии, которую выводили в поле тайпэны Хань и Гкень.
  Пятьдесят сотен строевых солдат императорской пехоты развернулись широким фронтом в направлении главного осадного лагеря юнь, расположенного на северном берегу Чаанцзянь. Еще три тысячи городских стражников перестраивались в ударную формацию на правом фланге, образуя "наконечник яри", нацеленный на мощный полевой форт, возведенный южными захватчиками на самом краю осадной линии в том месте, где их редуты достигали прибрежной полосы Восходного моря. Тысяча солдат оставалась в резерве, заняв позиции позади военных инженеров, выкативших на болотистую равнину почти четыре дюжины метательных установок.
  Растерянность и неразбериха в рядах противника позволили имперским войскам без помех выйти на намеченный рубеж атаки и, сохраняя строй, начать планомерное наступление, известное своим грозным единством и несокрушимой дисциплиной. Тысячи лучников выпустили стрелы, обрушившиеся шелестящим дождем на лагерь юнь, а следом за ними синеву неба перечеркнули тяжелые камни артиллерийских машин. Никто не рассчитывал на панику в рядах противника или массовое бегство в первые же минуты сражения, но прежде чем царские офицеры сумели навести порядок и выдвинуть свои силы навстречу защитникам Таури, те собрали немалую жатву вражеских жизней.
  Тем не менее, сейчас солдатам Гкеня противостояли отнюдь не зеленые юнцы, оторванные от родных деревень и городков, а опытные ветераны, прошедшие не одно сражение и знающие цену решительности и стойкости. Из-за высоких частоколов в сторону императорских воинов полетели первые ответные стрелы, на дощатых крытых башнях затрепетали красные тревожные флаги, а из проходов между земляными редутами плечом к плечу, подгоняемые командами офицеров, ринулись пехотинцы с круглыми щитами и длинными копьями. Юнь быстро выстраивались напротив своих позиций, не собираясь дожидаться штурма своего лагеря со стороны городских защитников. Подавляющее преимущество в лучниках, которых в нефритовых армиях всегда было не менее половины от личного состава, и поддержка метательных механизмов практически полностью сводили на нет все преимущества полевых сооружений, возведенных захватчиками. Все их основные отряды инженеров сейчас собрались на береговой полосе Чаанцзянь, запирая проход через русло реки. На остальных оборонительных рубежах были сейчас лишь самые слабые и маломощные установки. Однако у юнь было численное превосходство, которое следовало реализовать в ближнем бою и сделать это они намеривались, как раз пока армия Империи разделилась на части, расходящиеся в разные стороны. Против основной группировки царских войск на северном берегу выступали только пять тысяч армейской пехоты, усиленные тысячей резерва. Городская же стража явно собиралась действовать отдельно.
  Два стальных вала покатились навстречу друг другу, ощетинившись железными иглами и продолжая поливать вражеские ряды снарядами и стрелами. Десятки знамен, сигнальных флагов и особых значков реяли над головами в блестящих шлемах, боевые кличи и просто яростные вопли вырывались из сотен глоток, и кульминацией всего этого стали ужасающие лязг, треск и скрежет от двух столкнувшихся армий, чудовищных и невообразимых в своем всеобъемлющем звучании.
  С первых же минут сражения правый фланг императорского войска начал неторопливо и планомерно отступать. Это не было слабостью имперских солдат или следствием пробивной силы воинов-юнь, сражавшихся на этом направлении, но в пылу битвы никто из офицеров южного царства не обратил на это своего внимания. Нефритовая пехота по-прежнему держала строй - вовремя менялись щитоносцы первых рядов, не прекращая, стреляли лучники, без задержек подавались новые копья взамен сломанных, а отряды лучших мечников всегда были готовы закрыть грудью любой "пролом" в защитном строю. И все-таки шаг за шагом имперцы отступали, позволяя юнь давить все яростнее и ожесточеннее, хотя в центре и на левом фланге те же самые ветераны, покорявшие города Умбея, уткнулись будто бы в стену, не в силах сдвинуть солдат Империи ни на локоть.
  Разрыв в единой массе защитников Таури возник слишком быстро, и почти две тысячи воинов откатилось назад, давая своему противнику с победным ревом броситься в преследование. Никто не успел ничего предпринять, когда та самая тысяча резерва ударила по задним рядам прорвавшихся из-за спин тех бойцов Гкеня, что продолжали сдерживать вражеский натиск. За какие-то минуты отряд в полторы тысячи юнь оказался отрезан от основных сил и окружен с трех сторон. Бамбуковые жерди с разноцветными флажками взметнулись в руках у конных сигнальщиков, и несокрушимый строй Империи упрямо двинулся вперед, давя врага своим натиском и не давая ему прийти на помощь к гибнущим товарищам. Все лучники и инженеры, разом позабыв о перестрелке со своими оппонентами, засевшими по периметру полевого лагеря, переключились на тех вражеских солдат, что оказались сейчас "в котле". То, что творилось там, уже перестало напоминать сражение, становясь все больше похоже на методичную работу мясников в больших столичных мануфактурах. Тайпэн Мяо Гкень, наблюдавший за этим процессом, сидя верхом на верном боевом коне в окружении родовых воинов Овара, не позволил себе предаться преждевременной радости. Битва только начиналась, и его первая удача была всего лишь "самой первой удачей", большая доля которой приходилась, разумеется, на слаженность действий и блестящую выучку имперских солдат.
  
  Южная эскадра Таури. построившись тремя походными колоннами, вышла под полными парусами через узкий проход между рифов, защищавших городской порт со стороны моря. Тайпэн Руо Шень, бессменно проведший последние тридцать пять зим на командирском мостике флагмана "Погибель Зерлаку", вглядывался вдаль через "зоркий глаз", прошедший весь этот долгий путь вместе со своим хозяином. Несмотря на былые заслуги и многие успехи, что были за плечами у полководца из рода Вейлун, это морское сражение должно было стать настоящей жемчужиной в его незримой коллекции. Дважды Южная эскадра под предводительством Руо крушила объединенные флоты сиртакских пиратов у побережья Умбея. Также был памятен бой у цепи островов Балаак, где вкусили горькое поражение бесстрашные и надменные мореходы заокеанских земель. Князья и тираны Тысячи Островов навсегда запомнил тот урок, и после него их послы смиренно опускались на колени у подножия нефритовой пирамиды, выпрашивая у Императора право мирной торговли и свободного прохода через воды, которые прежде всегда считали своими. Но могучий флот царства Юнь без сомнений превосходил их всех, и для Руо непривычным откровением стала легкая дрожь в преддверии схватки, от которой, как считал он сам, флотоводец избавился еще долгие годы назад.
  Как и в случае с наземной армией, флот Империи не дал Юнь времени, чтобы подготовиться к схватке, заставляя вступить в бой на своих условиях. Стремительный удар по трем расходящимся направлениям внес смятение среди команд кораблей, стоявших на рейде. Часть экипажей на большинстве судов вообще находилась в это время на берегу, и пока только спешно грузилась в лодки, вытащенные на песчаные пляжи к югу от города, чтобы вернуться на свои родные палубы. Плавучие крепости Империи вели огонь с бортов и верхних площадок, разбивая в щепки более мелкие гребные галеры и сиртакские парусники. Одновременно с этим к силуэтам самых внушительных кораблей противника пытались прорваться вспомогательные барки и десантные мику-дзё, чтобы позволить во всей красе раскрыть свои таланты усиленным абордажным командам.
  Сиртаки, как и ожидалось всеми, включая юнь, первыми начали искать спасения в бегстве. По большому счету никто не препятствовал им в этом, позволяя смуглым матросам и капитанам вносить дополнительную панику и неразбериху в происходящее. Третья колонна имперского флота, направление атаки которой пришлось именно на скопление каперов, понесла наиболее незначительные потери. Это позволило ее хайтинам быстро перестроиться, чтобы прийти на помощь второй, наиболее многочисленной, группе, которую тайпэн Шень лично вел в бой, и которая теперь оказалась в самом тяжелом положении, вынужденная ожесточенно сражаться с лучшими силами царских эскадр. Между тем, полтора десятка куай-сё, появившихся из портовой гавани чуть позже остальной эскадры, двинулись вдоль берега с явным намерением атаковать баркасы, использовавшиеся флотом юнь как средства обеспечения и сообщения с главной полевой ставкой. Защищать береговой лагерь, где было собрано больше половины флотских запасов, могли сейчас лишь немногочисленная охрана, слуги и рабы. Это также могли бы делать солдаты-юнь из основных наземных сил, но у них на данный момент были куда более важные дела.
  
  Занятия и тренировки городской стражи заметно отличались от тех, что проводились в регулярной армии, да и задачи, которые ставились перед хранителями спокойствия многолюдных кварталов, серьезно расходились с тем, что требовалось от солдат самой лучшей армии в известной части мира. И все же стражники могли и умели действовать как военизированные отряды, когда ситуация требовала от них чего-то большего, чем ловля карманников и поддержание общественного порядка во время многолюдных гуляний. Порою только эти люди и были способны защитить простых обывателей, как это в свое время случилось в Ланьчжоу, и пускай доблесть и ревностное следование долгу редко ассоциировались у жителей имперских провинций с городскими стражниками, свою работу они делали всегда, по мере способностей и умений.
  Штурм земляного форта силами трех тысяч воинов под командованием тайпэна Ханя был определен как тактическая цель для стражи потому, что, несмотря на возможные трудности, для них это было вполне выполнимой задачей, а с другой стороны простые ополченцы с такой работой могли и не справиться. Присутствие императорского посланника должно было вдохнуть в солдат дополнительные силы, да и невероятные возможности демонов из свиты Ли совет обороны Таури оценивал как очень высокие. Вероятно, порой даже чересчур приукрашивая их.
  Впрочем, в тот момент, когда его усиленный самострел стал добивать до позиций юнь, всякие посторонние мысли разом покинули Борынчи, и обратного пути назад уже не было. Вместе с бойцами из своего десятка, стражник-хшмин двигался в четвертом ряду восьмого отряда, оказавшись практически в центре ударного построения.
  За сотню шагов до высоких редутов, сложенных из земли и бревен, им пришлось остановиться, пока первые группы имперских воинов ринулись на штурм. Задачей стрелков оставалось поддерживать наступление плотным шквалом, а в нужный момент прийти на помощь товарищам уже в рукопашном бою. События на невысоких стенах развивались стремительно, и если на флангах юнь сопротивлялись упорно, заставив стражу Таури увязнуть на покатых насыпях, то в центре позиций главный ударный прорыв, возглавляемый кумицо, закончился тем, что оборону врага удалось опрокинуть сразу же в нескольких местах.
  Сигнальщики взметнули вверх желтые полотнища с черными лентами, и стрелки, споро убрав свои самострелы в заплечные футляры из кожи и дерева, быстро обнажили широкие палаши и короткие цзун-хэ. Кто-то прихватил с собой округлые топоры или кривые абордажные сабли, но большинство бойцов остановили свой выбор на привычном оружии, к которому за годы службы уже успели привыкнуть руки. Еще несколько бамбуковых жердей поднялись между замерших рядов, и стражники дружно бросились вперед, переходя с шага на бег.
  Борынчи тоже несся в атаку вместе со всеми, но в отличие от остальных он не кричал что-то вдохновляющее и не прятал за спину своего любимого оружия. Десятник хорошо понимал, что в схватке лицом к лицу от него будет не больше проку, чем от любого из его подчиненных. Драки в закусочных или пьяные потасовки на улицах были не лучшей практикой для блестящего овладения искусствами ближней схватки, да и раньше Борынчи как-то никогда не стремился проявить себя на этом поприще, предпочитая всем известным видам ножей тот, что подавался к столу вместе с мясом и птицей. Зато у беглого ётёкабу был наметанный глаз и твердая рука, которые вполне могли сослужить ему верную службу, даже здесь и сейчас.
  Когда его товарищи начали карабкаться вверх по насыпи, на гребне которой все еще продолжался бой, Борынчи немного отстал от своего десятка и скатился по краю склона в относительно безопасное укрытие небольшой канавы у основания редута. Опустившись прямо в грязь на одно колено, хшмин чуть сдвинул на затылок шлем-цунари, смахнул пот, скопившийся над бровями, и вскинул к плечу свой обожаемый самострел. Резной приклад дальнобойного оружия удобно прильнул к толстой накладке из хлопковой ткани, которую Борынчи собственноручно смастерил поверх правого наплечника на своем кожаном доспехе еще на второй день после вступления в ряды городской стражи. А вот костяная "рогатка" из птичьей кости, закрепленная на торце зарядного короба таким образом, чтобы болт из наводящего желоба непременно бы проходил между ее тонких "ребер", уже не была собственным изобретением десятника. Такие приспособления хшминские охотники использовали на своих луках еще не одно столетие до того, как в землях, граничивших с их лесами, появились первые разведчик и колонисты стремительно растущей Империи. Да и сама имперская армия заимствовала эту "находку", используя при обучении совсем юных новобранцев специальные луки с железными кольцами, заставлявшими стрелы лететь на первых порах, хотя бы, в нужном направлении.
  Выбор первой цели был быстрым. Поймав мгновение между двумя ударами сердца, Борынчи плавно на выдохе потянул спусковой крючок. Короткий толстый болт с каленым четырехгранным наконечником послушно перечеркнул прозрачный воздух, а на его место из зарядного короба, повинуясь повороту боковой рукояти, тут же выскочил новый. Знаменосец юнь, вскарабкавшийся на уцелевшую рогатку и возвышавшийся над рядами своих бойцов, хрипло булькнул и повалился головой вперед, покатившись вниз по насыпному склону и выронив многохвостый штандарт под ноги императорским солдатам. Правый уголок губ Борынчи медленно вытянулся вверх с явным удовлетворением. За несколько следующих коротких мгновений, пока раскосые глаза стражника искали новую жертву, бой продолжался без ощутимых изменений. В окружающем лязге и грохоте вновь неслышно щелкнула спусковая скоба, и вражеский сотник, больше всех крутившийся, кричавший и размахивавший руками за спинами первого ряда южных захватчиков, осел на землю изломанной куклой, нелепо пытаясь зажать грубой латной перчаткой кровавый фонтан, бьющий из пробитого горла тонкими ручейками между колец бармицы.
  До того момента, когда стража Таури окончательно сломила сопротивление растерянных царских солдат, отбросив их отряды по всей линии полевых укреплений, Борынчи успел подстрелить еще семерых. Ими стали четыре офицера, два сигнальщика и могучий воин-великан, стоявший на пути у противника подобно скале и долгое время казавшийся просто неуязвимым для вражеских клинков. Ровно до той секунды, когда стрела самострела угодила ему в левый глаз, повалив гиганта на землю.
  Имперцы ворвались на внутренние площадки форта туда, где располагались склады и места для отдыха. Остатки юнь, потерявшие на насыпях и валах не меньше шести сотен убитыми и еще столько же ранеными, хаотично отступали по траншеям на север и к центру, а также в сторону морского берега, спасаясь от преследователей на песчаных отмелях и каменистых пляжах. Преследовать бегущих воинов у стражников не было никакого желания, и только редкие стрелы летели вслед пехотинцам мертвого генерала Окцу, больше для острастки, чем из реального желания достать кого-либо еще.
  Догнав своих людей, и с нескрываемой радостью выяснив, что только двое из его десятка легкоранены, Борынчи, не теряя времени, отправился собирать болты для своего почти полностью опустевшего самострела. В настоящем сражении этим бы озаботились интендантские команды, в обязанности которых входило снабжение и снаряжение всем необходимым действующей армии, вплоть до самого последнего солдата. Но все хозяйственные службы по-прежнему оставались в городе, да и сам хшмин не особенно горевал из-за того, что ему приходится самому заниматься подобным делом, даже несмотря на свой статус младшего командира.
  За этим процессом Борынчи и застал командующий. Как человек, не растерявший своих охотничьих навыков, десятник стражи сразу же почувствовал внимательный взгляд, направленный в его сторону, и чужое присутствие у себя за спиной, так что обошлось без окликов и вежливых покашливаний. Резко обернувшись, Борынчи замер как вкопанный, невольно чувствуя, как холодный пот с удвоенной силой покатился по его разгоряченному телу. Кровь от лица хшмина напротив почти сразу отхлынула, хотя он сам этого и не замечал. Все внимание беглого ётёкабу было приковано к тому, кто стоял всего в паре шагов от него.
  С их первой встречи тайпэн Хань почти не переменился, разве что окончательно перестал выглядеть молодым мальчишкой. А вот его холодный неправдоподобно тяжелый взгляд Борынчи узнал бы даже сквозь закрытые веки. В тот вечер во дворе "Пурпурного лотоса" среди роскоши богатых кварталов Сианя с обезображенного и отекшего лица убийцы проклятого монаха Фуяна на наемника-стрелка тогда смотрели именно эти глаза. Чуть позади Ханя, опиравшегося на копье, замерла одна из его пугающих демонических телохранительниц. Кто-то из подземных порождений либо клейменый ну-бэй всегда вертелись поблизости от Ли, но эту кровопийцу Борынчи тоже узнал лично. Красивая юная внешность и тонкие черты лица къёкецуки, столь ценимые в аристократических кругах и почитавшиеся эталонами совершенства, накрепко засели в памяти хшмина. Эта девушка, хотя кто знал, сколько ей зим на самом деле, была виновата в первом и единственном провале Борынчи за всю его карьеру внутри преступного сообщества. До того рокового выстрела с пагоды монастыря лучшему убийце-ётёкабу во всем закатном краю Империи не приходилось еще ни разу промахиваться. Но этой парочке удалось невозможное, и сейчас они вновь стояли перед ним, но находились при этом так близко, что Борынчи мог без труда различить каждую крохотную вмятину на броне у тайпэна и каплю подсохшей крови в уголке лиловых губ его ручной къёкецуки.
  - Десятник, - миролюбиво обратился Хань к человеку, едва сдерживавшему дрожь в коленях. При этом полководец даже не пытался изображать ту пренебрежительную манеру речи, которою Борынчи привык слышать даже из уст своего собственного начальства. Тайпэн даже кивнул ему слегка, без всякого умысла, просто приветствуя, и хшмин как послушный болванчик тут же согнулся в поясе чуть ли не пополам.
  - Высокочтимый.
  - Как вас зовут?
  - Борынчи, без семьи и рода.
  - Да теперь, когда я вижу ваше лицо, все становится понятно. И ваше имя тоже, разумеется, хшминское. Это кое-что объясняет. Я наблюдал за вами в бою, - спокойно продолжил Ли, на мгновение обернулся и, обменявшись взглядами с къёкецуки, слегка поправился. - На вас обратили мое внимание.
  Уважительное окончание по отношению к его персоне, промелькнувшее в последней фразе, окончательно "добила" десятника. В голове у стрелка проскочила шальная идея, что не поздно пока покончить с собой самому, ведь Хань, судя по всему, приготовил для него что-то действительно зверское.
  - Хотя вы и действовали совершенно несогласованно с приказом и оставили своих воинов без непосредственного командира, но итоговый результат от проделанного вами был на удивление эффективным.
  "Он не узнает меня?! Определенно, нет! Да и как он узнает меня, ведь мы никогда не встречались лицом к лицу, - пронеслась в голове у Борынчи еще одна запоздавшая мысль. - Только если чародейством, но зачем ему тратить такие силы во время беседы с простым стражником? Зачем ему вообще нужна эта беседа?".
  Только уже после этих размышлений, хшмин действительно начал прислушиваться к словам, которые говорил тайпэн.
  - Это все было, по меньшей мере, своеобразно и интересно. Определенно подобный подход заслуживает хотя бы некоторого внимания и изучения куда более умудренными мастерами, чем я. Если мы оба уцелеем в этом бою, то мне хотелось бы встретиться с вами и побеседовать чуть дольше. Мне повезло находиться в хороших отношениях с комендантом военной школы Шенчи командиром Уручи из рода Орай. Уверен, у него есть связи и хорошие знакомства в тех гарнизонах, где стрельбе из луков и самострелов уделяют повышенное внимание. Там, наверняка, захотят увидеть на деле ваш подход к использованию стрелкового оружия.
  - Насколько вам покажется это уместным, высокочтимый, - удивление странным образом вымывало из Борынчи остатки прежнего страха. И даже бледная къёкецуки перестала вызывать у него один лишь животный ужас, неожиданно напомнив о своей довольно привлекательной женской природе. - Участвовать в любом вашем деле будет для меня честью. Если вы объясните мне все более подробно, и в том случае если мы, конечно, как вы сказали, останемся в живых.
  Ли улыбнулся в ответ, но Борынчи еще не настолько перестал его бояться, чтобы ответить хоть каким-то подобием проявления радости.
  - Мне нужно к своим людям, высокочтимый. Вот-вот будем выступать.
  - Конечно, идите, - кивнул Хань. - Нам нужно побыстрее помочь тайпэну Гкеню и его солдатам, которые все еще сдерживают в поле основные силы врага.
  Еще раз быстро поклонившись военачальнику, Борынчи поспешно удалился. Ли, проводивший этого странного десятника взглядом, снова обернулся к Ёми.
  - Я что опять лезу не к месту со своими идеями? - вопрос Ханя содержал подтекст, который къёкецуки все же не уловила.
  - Нет, ты как всегда в своем стиле, что так бесит Такату, - блеснула иглами клыков юная кровопийца. - А вот с этим парнем что-то явно не так. Не знаю, когда вы с ним встречались или что он о тебе, слышал, но он боится тайпэна Ханя, причем, очень-очень сильно. Гораздо больше, чем остальные.
  - Боится? - искренне удивился Ли. - Ты уверена?
  - Уверена, - с легкой усмешкой ответила къёкецуки. - Для меня это довольно ясное и странное ощущение, когда кто-то поблизости вдруг перестает бояться моих добрых алых глаз только потому, что рядом есть нечто, чего этот кто-то боится гораздо сильнее.
  - Хм, если мы и вправду вновь встретимся с этим десятником, то возможно мне придется разобраться с подобной проблемой. Но вернемся к этому вопросу позже. Ты так и не сказала, удалось ли вам спасти Ка"исс?
  - То, что от нее осталось, - хмуро бросила Ёми, но тут же пояснила. - Она жива, если ты об этом, а что до остального, то помолись предкам своего Императора. Не знаю никого другого, кто мог бы сейчас ей помочь.
  
  События в этот день развивались стремительно, и о плачевном положении дел их северной группировки в командной ставке Юнь узнали уже только тогда, когда городская стража Таури обходным манером атаковала вдоль линии осадных укреплений во фланг сражающимся. На море ситуация складывалась не менее хаотично и непредсказуемо. Успех кренился то в одну, то в другую сторону, и ярко выраженного преимущества по-прежнему не было ни за Южной эскадрой, ни за флотом царского двора. Дальнейшие действия командиров, принявших на себя руководство армией после смерти генерала Окцу, были запоздалыми, но предсказуемыми.
  Три тысячи солдат было поспешно переброшено к переправам в районе Гункань, с целью отправить их через речное русло на помощь к северной группировке, остатки которой отступали сейчас с боем к позициям прибрежных артиллеристских батарей. Сами инженеры уже активно разворачивали свои машины и меняли прицелы, готовясь встретить врага не меньшим градом снарядов и стрел, чем тот, которым ряды самих юнь пока поливали со стороны имперцев.
  Планомерное действо, давно рассчитанное на бумаге и продуманное до мелочей в вопросах организации логистики и распорядка, было сорвано самым нахальным образом. Через распахнувшиеся Речные ворота Таури в устье Чаанцзянь стали выходить корабли из эскадр Камо и Синцзян. Куай-сё начали активно обстреливать северный берег и батареи, развернутые на Гункань, а также мешать переправе войск. Ответный огонь с острова был не менее плотным и яростным, а вот саперам северной группировки вновь пришлось тратить драгоценное время на то, чтобы в очередной раз перенацелить свои механизмы. Впрочем, камнеметы осаждающих с южного берега тоже вступили в дело, и суда речного флота, по сути, оказались под перекрестным обстрелом, где им оставалось рассчитывать лишь на удачу и собственную выдержку. Но свою главную задачу хайтины Шао Шэн и Ло Гонкэ все же выполнили - полноценная переброска воинов юнь была теперь сорвана, по меньшей мере, на несколько часов.
  Пока тайпэны Хань и Гкень продолжали давить и терзать врага, оставшегося без подкреплений, командующий Южной эскадры Руо Шень не ослаблял натиска на корабли флота вторжения, уже оправившиеся от первоначального шока. Все самые крупные галеры юнь получили к этому времени значительные повреждения, несколько начали тонуть, а две или три удерживались на плаву лишь чудом. Еще на полудюжине судов вовсю кипели абордажные схватки.
  "Железная длань", уже не раз отличившаяся за время стремительного похода Ли Ханя через захваченные земли, сумела под жесточайшим натиском прорваться к Гункань. Изломанный и подожженный корабль, вылетел на пологий берег, намертво засев дном на мелкой гальке. Семь сотен солдат абордажа и матросов из команды десантной куай-сё выбрались на землю, чтобы сразу же вступить в бой с охраной артиллеристских батарей. Немногочисленность защитников и ярость нападавших сыграли свою роль, и экипаж "Длани" прошелся неистовым вихрем по позициям вражеских инженеров, сея повсюду пламя и разрушение. Остальные корабли продолжили дуэль с полевой артиллерией юнь, пока сами южные захватчики пытались наладить переправы выше по течению.
  К тому времени, когда это у них, наконец, получилось, морская битва давно распалась на четыре десятка отдельных небольших сражений. Немало кораблей оказалось выведенными из строя и неспособными продолжать дальнейшие действия. Флагман Юнь, четырехпалубное чудовище, сразу два нижних яруса которого были предназначены для гребных команд, пылал от кормы до носа, а несколько имперских мику-дзё продолжали сновать вокруг него, "поддерживая огонь в печи". "Погибель Зерлаку" тоже пострадал весьма серьезно. Уже дважды его матросам приходилось тушить крупные пожары, а задняя мачта оказалась сломана почти у самого основания и лежала теперь поперек корпуса. Времени на то, чтобы спихнуть ее в море у экипажа флагмана не было. Несмотря на все выше перечисленное, "Погибель" продолжала атаковать ближайшие скопления чужих судов, помогая товарищам огненными зарядами из своих цяо-ба и мощью бронированного киля, превращавшего сиртакские барки и мелкие галеры просто в кучу деревянного хлама, болтающегося на поверхности воды.
  Две тысячи царских пехотинцев удачно перебравшись на противоположный берег Чаанцзянь еще не подозревали, как повернется дальнейшее сражение, когда, как им казалось, они вот-вот должны были выдвинуться на выручку своим товарищам, а еще три тысячи солдат только готовилось к переброске. Появление второй имперской армии, теперь уже из трех южных ворот Таури, стало в этой ситуации для царских командиров не самой приятной новостью. Хотя в главном лагере Юнь по-прежнему было сосредоточено не мене девяти тысяч бойцов, довольно многие подразделения, входившие в это число, могли считаться боевыми лишь весьма условно. Разумеется, все остальные оставшиеся части были самым лучшим и "неприкосновенным" резервом ляолянских стратегов, но полководцы Империи, а точнее один демон с двумя сущностями в своем чреве, снова заставил противника изначально действовать на навязанных ему условиях и поступать не так, как ему хотелось бы.
  Новые силы Таури состояли из шестидесяти сотен ополченцев, усиленных на флангах двумя тысячами солдат абордажа Центрального флота. На главном ударном направлении также развернулось почти девятьсот наемников, переданных командованию обороны города торговыми домами и хозяевами свободных кораблей. В каждой тысяче добровольцев был сформирован отдельный костяк из полутора сотен отставных солдат, приставов и самых бесстрашных китобоев, не забывших прихватить на битву свои любимые гарпуны. Многочисленная осадная артиллерия имперцев, как и в случае с северной армией, была попросту снята ночью с городских стен и поставлена на колесные лафеты. Само же ее наличие вновь вынуждало противника к открытому встречному бою без надежды отсидеться на защищенных рубежах.
  Столкновение двух людских масс, еще более масштабное чем то, что случилось этим утром по другую сторону от каналов и стен Южной столицы Империи, произошло на пологой приморской равнине, покрытой высокой сочной травой. Наемники, задачей которых было прорвать вражеское построение первым же ударом, справились со своей миссией просто отлично. Делать ставку на них в оборонительной стратегии было бы не слишком разумно, ведь слаженность и общее взаимодействие между раздробленными группами было не на высоте, зато в вопросах нападения эти ребята были подготовлены отменно. Не давая юнь перестроиться и задержать их прорыв, воины торговых домов буквально разделили главные силы южных захватчиков на две части, а удары солдат абордажа на флангах не позволили остальным частям царской армии быстро разгромить ополчение или хотя бы потеснить его обратно к Таури.
  Как оказалось, достигнутое преимущество было недолгим. Корпус лим-бо, до того державшийся в резерве у юнь, выдвинулся на передовые позиции, обходя наемников по правому краю, и буквально в считанные минуты растер в кровавый фарш несколько сотен добровольцев, оказавшихся у него на пути. Ополчение городских кварталов дрогнуло от яростного и неудержимого напора элитных штурмовых бойцов, и единый строй в порядках Империи рассыпался также быстро, как и был собран в начале сражения.
  Покончив со слабым противником, обратившимся в бегство, лим-бо врубились в ряды купеческой охраны, но в этот раз столкнулись с соперником достойным грозного имени смертоносных латников. Наемники сражались отчаянно и не менее яростно, заставив лим-бо увязнуть в своей массе, и не давая штурмовикам возможности развить свой первый успех. Все прочие ополченцы, за исключением тех, кто угодил под удар лим-бо, также продолжили битву с юнь с не меньшим берсеркерским остервенением. Хотя если бы не сохранявшееся и здесь превосходство сил Империи в стрелках и машинах, вряд ли бы это противостояние могло бы сложиться на равных.
  Самое страшное сражение в истории Таури к тому времени кипело уже по всем городским окрестностям, на земле и на морском мелководье, на палубах кораблей, в русле и по берегам священной Матери-Чаан, в болотистых низинах и на песчаных береговых дюнах. Стоны тысяч умирающих и раненых, сотни предсмертных проклятий, свист стрел и звон металла, треск ломающихся бортов и срежет метательных механизмов - всего этого было так много, что даже прозрачный воздух начинал казаться вязким и плотным от звуков. Но больше всего в этот день было крови, пролившейся на землю и в воду столько, что ее хватило бы на то, чтобы заполнить собой все искусственные пруды Золотого Дворца в блистательной Хэйан-кё.
  
  Флотоводцы Юнь не могли не прореагировать на дерзкую выходку куай-сё, пытавшихся разграбить их береговые склады. Четыре крупных галеры и не меньше десятка мелких судов отделились от основной массы флота, полукругом обходя имперские гребные корабли с разных сторон и пытаясь прижать их к берегу. Хайтин Реёко Кэй принял, в ответ на это, решение идти в лобовую атаку.
  Остатки речной эскадры Чаанцзянь уступали противнику в количестве орудий, в численности экипажей и в пространстве для маневра. Однако на царских судах по три четверти команд состояли из молодых неопытных матросов, в то время как на всех куай-сё каждый из воинов хайтина Кэя ходил под парусом не меньше шести-семи лет.
  Перестрелка между сближающимися судами вышла быстрой и сумбурной, имперцы рвались на абордаж, не считаясь с потерями и повреждениями, а капитаны зелено-золотых галер слишком поздно сообразили, что держаться на расстоянии и использовать свое весомое превосходство в артиллерии будет выгоднее, чем позволить вражеским солдатам ворваться на собственные палубы. Тем не менее, Судьба сегодня благоволила Империи, если конечно, считать то, что получилось в итоге, удачным завершением дня для жителей и защитников Таури.
  "Императорский рейдзё" сумел сцепиться бортами с самым крупным из кораблей Юнь, представлявшим собой могучую двухпалубную галеру, имевшую широкий нос и превосходившую флагман Реёко в длину почти на полкорпуса. Другая куай-сё уже приближалась с иной стороны к юньскому судну, но его экипаж был сейчас занят совсем иной проблемой. Борта и днище "Рейдзё" были пробиты во множестве мест и, по сути, корабль держался сейчас на плаву лишь за счет многочисленных веревок с абордажными крючьями. Соленая вода уже затопила всю весельную палубу куай-сё, а устойчивость вражеской галеры все-таки была не столь запредельной, чтобы и дальше продолжать удерживать такой балласт. Тонущий "Рейдзё" непременно утащил бы за собой на дно своего противника, что было бы весьма символично, но юнь и сами прекрасно это понимали. Пока матросы галеры всячески старались расцепить суда, команда хайтина Кэя напротив, пыталась как можно быстрее перебраться на чужие палубы. И хотя численность и в этой ситуации была на стороне южных захватчиков, имперские моряки и солдаты абордажа уверено прокладывали себе путь, сумев захватить всю носовую часть галеры и практически полностью очистить от врагов ее внутренние палубы и трюмы.
  Бросать "Рейдзё" Кэю откровенно не хотелось, но хайтин понимал, что это необходимо, и потому покинул тонущую куай-сё одним из последних. На главной палубе его уже поджидал теплый прием от лица тех, кто все еще считал новый корабль Реёко своим собственным. Хайтину пришлось спешно устранять это заблуждение, и уже в который раз за его долгую службу немаловажную роль здесь сыграли боевой опыт и непредсказуемый стиль "воина воды".
  От невысокого кряжистого тяжеловеса противник почти всегда ожидал лишь обычных прямолинейных, но сильных ударов. Такие воины по определению должны сражаться грубовато, без лишних изысков и финтов, добиваясь в итоге победы не столько хитрыми изощренными приемами, сколько собственной выносливостью и бесконечными выматывающими атаками в сочетании с такой же простой защитой. Редкие исключения, по мнению Реёко, лишь подтверждали это правило. Только раз ему встретился противник, оказавшийся достаточно быстрым и везучим, чтобы предугадать и оценить истинные способности хайтина Кэя. Тот пожилой ракурт засел в памяти у него на всю оставшуюся жизнь, и даже на смертном одре "воин воды" ожидал теперь его появления в череде воспоминаний, когда собственный разум Кэй окончательно исчезнет в горячечном бреду. Поединок с безымянным воином, чьи одежды не украшали ни цветастые гербы больших семейств, ни многочисленные трофейные драгоценности, продлился не менее получаса, и Реёко никогда не вспоминал о том случае с радостью или с удовлетворением. Никогда прежде он не был так близок к смерти, как в тот самый раз.
  Матрос-юнь, зычно крича, бросился на хайтина, едва спрыгнувшего на дощатую палубу, замахиваясь прямым "морским" палашом. Реёко легко отбил его выпад, и клинок его абордажной сабли, описав замысловатую петлю, рассек неудачливого врага от плеча до пояса. Следующий противник даже не успел ударить. Третьего Кэй заколол наградным хайтин-хэ, который держал в левой руке, толкнув перед этим в сторону противника тело его предшественника, которое налетело на того тяжелым мешком. Куда именно стоит прокладывать себе путь, Реёко прекрасно знал. Сердце и мозг любого корабля - это его командирский мостик. Тот, кто удерживает это место, тот и контролирует судно, не столько даже тактически, сколько просто в моральном плане.
  Быстро шагая по палубе и обрастая свитой из имперских воинов, подобно гигантской морской акуле, таскающей за собой целый косяк мелких хищных рыбешек, Реёко с пугающей скоростью устранял со своей дороги любого, кто пытался ему помешать. В половине случаев, хайтин даже и не пытался убить врага, подсеченной ноги или сломанной челюсти было порой вполне достаточно. Задержек и филигранной расправы удостаивались лишь самые назойливые, остальных Реёко просто бросал "на растерзание" своим спутникам.
  Не прошло и часа, как желтое с красным знамя, трепетавшее на вершине главной мачты, оказалось спущено, и его место тут же занял сапфировый вымпел с черными иероглифами, обозначавшими демонического обитателя подводных глубин. Натянутые абордажные тросы вскоре тоже были обрублены один за другим, и корпус "Императорского рейдзё", верно служившего своей команде почти два десятка лет, медленно стал погружаться в холодную пучину моря. Пленных юнь загнали в отсеки для гребцов, своих раненых разнесли по кубрикам экипажа. Семь куай-сё, сумевших пережить сражение и не потерять способности к перемещению, вместе с еще двумя захваченными кораблями двинулись обратно в сторону порта, следуя в кильватере за своим новым флагманом. Вместо разграбления берегового лагеря, Реёко вынужден был ограничиться лишь его обстрелом из уцелевших бортовых установок, но для чего-то большего у него не оставалось уже ни людей, ни времени.
  
  Сражение при Таури, как впоследствии назовут эти события историки-писцы из императорских архивов, длилось до самого заката. В каких-то местах схватки иногда стихали на время, чтобы потом возобновиться вновь, но полное спокойствие установилось лишь с наступлением темноты.
  Самый жестокий участок битвы выпал на долю кораблей из речных эскадр Камо и Синцзян. Многие куай-сё лишились большей части своих экипажей, а такелаж, весла и борта были серьезно повреждены у всех без исключения. Два судна затонули прямо во время сражения, еще один корабль был вынужден выброситься на мель у северного берега, где на него тут же накинулись отряды юньских солдат, пылающие жаждой мести. Команда судна билась отчаянно, а их товарищи с других куай-сё несколько раз порывались прийти к ним на помощь, но плотный огонь вражеских батарей не позволил им сделать этого. К вечеру на борту корабля уже не осталось живых, но и все мелководье вокруг разбитого и горящего корпуса оказалось в итоге просто завалено окровавленными трупами южных захватчиков.
  Уже в сумерках две самых непострадавших из куай-сё подошли к берегам Гункань и забрали с острова, значительно поредевшие, силы десанта и экипажа "Железной длани". После того, как им удалось уничтожить саперные части, развернутые на месте бывшей ставки генерала Окцу, солдаты Империи сумели дважды отбить попытки юнь вернуть себе контроль над островом, но цена за эти победы была высока. Уцелело лишь двести бойцов, невредимыми из которых не остался уже не один.
  Обе больших группировки оборонявшихся, "выведенных в поле" к северу и к югу от города, медленно оттянулись обратно под защиту стен Таури. Добиться кардинального превосходства или уверенной победы никто из них так и не сумел. На севере к юнь успели подойти несколько тысяч свежих воинов из числа переправленного подкрепления, на юге - лим-бо так и не позволили потеснить царскую армию с занятых рубежей. Южная эскадра возвращалась к родным причалам подобно огромному израненному зверю, а состояние у людей тайпэна Руо Шеня было ничуть не лучшим, чем у всех остальных.
  Согласно поименным перечням армейских интендантов суммарные потери имперского войска за этот день превысили три тысячи человек убитыми, а раненых было почти вдвое больше. Основная часть погибших приходилась на отряды ополчения, в особенности пострадали те, кто предался позорному бегству и стал легкой добычей для преследовавшей их кавалерии. Еще практически полностью оказались вырезаны три сотни добровольцев, состоявшие из юнь, проживавших в Таури. Именно они встали на пути у вражеских всадников, защитив собой всю остальную армию от опасного прорыва в тыл. Погиб староста юньского района Зэн Юрчи, погибли многие известные мастера из его квартала, погибли сыновья всех самых богатых семейств и работники крупных цехов самой большой этнической диаспоры Таури, и уже никто после случившегося даже за глаза не осмеливался говорить о возможном шпионаже или предательстве с их стороны. Южная эскадра лишилась двух тысяч солдат и матросов, столько же были ранеными, а судьба еще почти восьмисот оставалась неизвестной, но вносить их в посмертные списки храмов и гуань никто не спешил. Из семидесяти крупных кораблей тайпэна Шеня уцелело пятьдесят два, но выйти в море и вновь сражаться могли из них теперь только двадцать. Четырнадцать галер Юнь привели в порт в качестве трофеев, но к военному делу из них тоже были пригодны только лишь три или четыре.
  Радовать в этой ситуации могло только одно - положение дел во вражеской армии было просто катастрофическим, особенно по сравнению с делами городского гарнизона, имевшего, в отличие от противника, довольно комфортные условия для "зализывания ран". По самым скромным подсчетам чиновников дзито Тогу Синкая, и самым оптимистическим оценкам со стороны самих юнь, вместе с генералом Окцу этой ночью на погребальные костры отправилось около семидесяти сотен солдат и офицеров. Почти четыре тысячи сгинули в море на поживу чайкам и рыбам, и больше пяти тысяч оставались в полевых лазаретах. Многие раненые умерли в течение первых часов, в отличие от имперского войска у юнь не было подмастерьев армейских лекарей, которые рискуя собственной жизнью, вытаскивали бы бойцов прямо с поля боя, оказывая им первую помощь, как правило, сразу же на месте. Врачеватели южных захватчиков приступали к своему делу только, когда "больных" доставляли в госпитали их товарищи или посмертные команды, искавшие выживших уже после сражения.
  От артиллерии Юнь уцелело где-то две трети, но настоящей осадной техники среди сохранившегося парка не было. А вот флот южан просто перестал существовать. Три десятка разбитых кораблей, уткнувшихся носами в песчаный берег не были до сих пор уничтожены имперцами только потому, что им самим сейчас попросту не на чем было воевать. Но суда Южной эскадры еще можно было починить, а вот затонувшие галеры у рифовых молов, ограждавших проходы к Таури, не в силах была поднять со дна уже никакая магия.
  Так или иначе, но продолжать осаду города было бы теперь для юнь чистым самоубийством. Поддержание полноценного кольца окружения требовало, с учетом караульных смен и резервных команд, по меньшей мере, пятнадцати тысяч здоровых воинов, а новый командующий пятой армии имел на руках лишь чуть больше десяти, озлобленных и усталых, лишенных законных трофеев в Имабаси, и обремененных множеством раненых. Тридцать сотен матросов, оказавшихся на берегу и вынужденных примкнуть к сухопутным силам, лишь добавляли неразберихи. Только наличие запасов провианта и уцелевшие обозы позволяли юнь надеяться на возможность удачного отступления, и выбирать им по большому счету было не из чего.
  На третий день после Сражения при Таури, пятая армия начала собираться в путь. Защитники города наблюдали за этим с радостью, но без веселья. Отпускать теперь своего врага так просто Хань и Куанши не собирались. Известие о выступлении тайпэна Ваня из Вулинь и о его первых стычках с авангардами четвертой армии вторжения пришли этим же днем с голубиной почтой.
  
  
  Глава 9.
  
  Маниакальная осторожность, проявленная юнь в последние дни осады, была вполне объяснима, а опасения южных захватчиков более чем оправданы. Хотя имперская армия и была не в состоянии быстро возобновить активные боевые действия, масштабные диверсии и массовые отравления по-прежнему оставались в числе тех "инструментов", которыми располагали защитники Таури. Самое же плохое для врага заключалось в том, что имперцы еще и мастерски умели этими средствами пользоваться.
  Переброска войск с северного берега Чаанцзянь началась скрытно в самые темные ночные часы, а уже буквально через сутки все армейские обозы пятой армии были собраны и построены в походные колонны. Отступление юнь началось по старой прибрежной дороге. Остатки царского флота двигались параллельно сухопутной армии, а четыре галеры так и остались болтаться на мелководье с выпотрошенными трюмами. Видимо, юнь сочли ремонт этих судов в текущих обстоятельствах слишком затратным, а до ближайшего дружественного порта их было уже не довести ни своим ходом, ни на буксировочном тросе. В Таури к случившемуся были давно готовы.
  Несмотря на то, что основные силы пятой армии продолжали сохранять боевую формацию, а в сотнях и тысячах поддерживалась дисциплина, многие мелкие группы солдат, в основном кавалеристов, и обычные дезертиры рассеялись по округе, пытаясь разжиться добычей за счет мародерства и грабежей. Ничего путного в уже единожды разоренных землях провинции они найти не могли, но эта категория "падальщиков" была готова довольствоваться и самым малым. Для противодействия этим отщепенцам, Хань начал высылать из города небольшие группы конных воинов, по большей части из числа уцелевших торговых наемников и воинов знатных домов. Кроме того, по пятам за главной армией юнь выдвинулось несколько сотен солдат из числа регулярной строевой пехоты. Атакуя отставшие группы арьергарда, и совершая налеты на ночные стоянки небольших подразделений, эти бойцы продолжали терзать противник на марше, не давая ему расслабиться. Напрасного риска Ли не приветствовал, но этим отрядам было дозволено действовать по собственному усмотрению, тем более что они работали в тесной связке с лазутчиками К"си Ёнг.
  Сами шпионы армейской разведки тоже не гнушались буквально любыми "мелкими пакостями", включая все те же отравления и убийства офицеров. Самой же грандиозной акцией императорских диверсантов стало обрушение деревянного моста через реку Люньшай в тот момент, когда по нему переправлялись части осадного корпуса лим-бо.
  Если ситуация к югу от города была довольно хорошо известна совету оборону Таури, то информация, поступавшая от людей К"си Ёнг с севера, была весьма отрывочна, и доклады агентов зачастую противоречили друг другу. В целом, конечно, было ясно, что четвертая армия Юнь с крупными боями отступает от приближающихся войск тайпэна Васато Ваня, однако, что представляет собой обстановка в отдельных областях, чем юнь планируют заниматься в дальнейшем и каковы текущие локальные последствия всех этих спорадических стычек оставалось по-прежнему непонятно. Вопрос о согласовании действий с тайпэном Ванем стоял очень остро, и Хань решился отправить во вражеские тылы тех, кто, безусловно, мог бы справиться с подобной задачей, и кому он сам доверял безоговорочно. Къёкецуки восприняли подобное поручение с предвкушающей мрачной радостью - поохотиться вволю, да еще и на двуногую дичь, им не удавалось уже давно.
  - Ритуал общей крови связал наши силы воедино, но их главным источником по-прежнему остается твой выгорающий дух, - уже в который раз посчитала нужным объяснить Таката перед тем, как оправляться в пограничье Маннай. - Жирный бурдюк с гноем по имени Фень был прав. Я и Ёми можем замедлить процесс угасания, но тебе известно, каков тот единственный способ, что нам доступен. Пока ты сопротивляешься, для нас будет все сложнее передавать тебе эти крупицы силы...
  - Но я не изменю своего решения, - ответил Ли.
  Он понимал, что къёкецуки права, и ею движет лишь забота о его жизни. А мертвые демоны, в свою очередь, не понимали, и не хотели понимать, почему Хань все так же безоговорочно отказывается от тех возможностей, что были ему теперь доступны. Но Ли оставался непреклонен.
  - Мне ненужно массовых убийств и рек крови, пролитых лишь ради еще одного дня, проведенного в этом мире. Ни одна жизнь не стоит подобного, и уж точно я не собираюсь платить такую цену за свою собственную.
  - Это будут только жизни твоих врагов, убийц и насильников, тех, кто вторгся в твою обожаемую Империю, - гневно сверкнула глазами Таката.
  - Но сколько среди них окажется тех, кто не виновен в столь тяжких преступлениях, и кто, в конце концов, остановит меня, когда жажда жизни, преумноженная желчью мангусов, окончательно затопит мой разум? - возразил Ли все тем же спокойным тоном, заставляя свою оппонентку невольно потупить взор.
  Для императорского вассала и трех демонов, скованных с ним невидимой и неразрушимой цепью, предугадывать мысли друг друга и понимать недосказанное стало за последние месяцы столь же нормальным как видеть или дышать. И так получилось, что теперь ничто из тайных помыслов его клыкастых спутниц уже не могло укрыться от Ханя, в то числе, и их вполне откровенное желание изменить его характер и взгляды, пусть и не напрямую, а исподволь, пользуясь представившимся случаем. Как это ни странно, но Фуёко в этом начинании полностью поддерживала сторону къёкецуки, считая подобные попытки не только забавными, но и небесполезными.
  - А раз так, то убивать вы будете только тех, кого будет убивать необходимо. Но не никак не больше этого.
  - Посмотрим, - хмыкнула Таката, по-прежнему не поднимая глаз. - Рано или поздно, но тебе придется сделать выбор. Если бы не хвостатая, все случилось бы гораздо быстрее. С другой стороны, только благодаря ее способностям мы можем сейчас расставаться хоть на недолгое время, не будучи вечно привязаны к "центру переплетения".
  После ухода Такаты и Ёми, Ли, чтобы не метаться в пустых ожиданиях, занялся делами в городе. У Таури насущных проблем хватало ничуть не меньше, чем за его пределами. Кроме госпиталей и храмов, забитых беженцами и ранеными, требовалось решать множество конфликтов связанных с постоем остального войска. Ополченцев еще можно было распустить по домам, но мест для всех оставшихся солдат и матросов едва хватало в тех казармах, которые не превратились в лечебницы. Временное решение нашлось не сразу, и во многом было следствием того, что все остальные варианты просто пришлось забраковать. Подчиненные хайтинов и раньше часто уходили ночевать к себе на палубы родных кораблей, а теперь делали это уже на регулярной основе. Им, впрочем, было не привыкать к подобному. С остальными трудностями кое-как справлялись купцы, предоставившие свои склады и простаивающие помещения мануфактур.
  Другой неприятной напастью стали участившиеся случаи мародерства. К сожалению, никто не отменял того правила, что в бедных кварталах даже самых благополучных городов всегда скапливались наиболее маргинальные личности. Сколотив несколько крупных банд, преступники начали грабить по ночам дома и лавки, при этом цинично выбирая своими целями те места, где им не могли оказать достойного сопротивления. Семьи, потерявшие своих мужей и сыновей на поле боя, никак не заслуживали подобной участи, и едва первые новости о происходящем достигли Ханя и остальных тайпэнов, как военный совет немедля призвал дзито Синкая и городскую стражу покончить с подобным бесчинством быстро и решительно.
  Градоправитель и его люди взялись за дело с умом, и сумели разобраться с большинством шаек уже в течение первых пяти дней. Главарей и тех, чье участие в убийствах и поджогах было доказано, ждала продолжительная встреча с мастерами заплечного ремесла. Остальные отделались лишь рваными ноздрями, вырванными языками и пожизненными ссылками на самоцветные рудники, куда их намеревались отправить сразу по прекращении военных действий.
  Маленькая передышка привела жизнь Таури в привычный ритм, а повсеместное бегство последних отрядов юнь, вернуло горожанам уверенность в завтрашнем дне. Сообщения о действиях противника приходили все более детальные, и особенно те, что доставлялись с севера. Первая армия Юнь, при которой царский главнокомандующий по слухам находился лично, до сих пор занималась покорением Хэйдань, разоряя небольшие горные долины и ущелья. Вторая армия была связана по рукам и ногам осадой Циндао в провинции Чжу. Остатки третьей, с отрядами которой Ли сталкивался еще в Йосо, стягивались вдоль севера Генсоку к восходу. Исключение составляли нескольких крупных бандитских групп, вторгнувшихся в Нееро, Маннай и Цинхай. Четвертая армия не рискнула прорываться на юг мимо Таури и двинулась навстречу немногочисленным силам третьего войска, явно стремясь объединиться и остановить продвижение тайпэна Ваня, вынудив его идти к Южной столице Империи. Для чего именно юнь пытались перекрыть все пути в закатном направлении, не нужно было долго гадать. Авангарды пятой армии уже встретились со спешащими к ним на помощь тысячами шестой армейской группы, и, судя по некоторым докладам, численность этого войска значительно превышала "стандартный" вариант, принятый генералом Манчи для своих крупных формирований. С юга к Таури медленно накатывалась новая вражеская волна, общая численность которой возможно превышала пятьдесят пять тысяч мечей и копий. Только тот факт, что подобное войско не могло продвигаться быстро, да еще и по разоренной территории, давал императорским полководцам время подумать и подготовиться.
  Две эскадры Центрального флота также спешно выступили из портов провинции Хэйан, чтобы усилить южные водные рубежи. В трюмах этих кораблей везли припасы и снаряжение, необходимое армии Ханя для того, чтобы окончательно встать на ноги. Терять свое господство на море, добытое в жестоком сражении тайпэном Руо Шенем, Империя никак не собирались.
  
  События последних дней захлестнули Борынчи с головой настолько сильно, что беглый ётёкабу напрочь позабыл о своей короткой беседе с тайпэном Ханем. Чудом сумев пройти сквозь горнило сражения, десятник стражи отделался лишь несколькими кровавыми мозолями на пятках и жуткой нечеловеческой усталостью. Никто из близких друзей и товарищей хшмина также серьезно не пострадал, но отдых и веселье по возвращении в Таури оказались столь же скоротечными, как и события битвы. Для городской стражи в такие неспокойные времена всегда находилась работа.
  Череда грабежей и погромов, начавшихся в бедняцких районах, но довольно быстро перекинувшихся на более зажиточные кварталы, не на шутку переполошило чиновников дзито и вызвало серьезное недовольство простых горожан, в особенности купцов и ремесленников. Тайпэны, в чьих руках сейчас была сосредоточена вся реальная власть в Южной столице, не привыкли к долгим разбирательствам и поискам причин происходящего. Они попросту дали разрешение страже делать все, что она посчитает нужным, и как показало дальнейшее развитие событий, такое решение и покровительство со стороны императорских военачальников оказались весьма к месту.
  Офицер Панг, едва не лишившийся ноги при штурме полевого форта, не считал обстоятельства полученного им ранения достаточно значимыми, чтобы отказаться от исполнения своих руководящих обязанностей. Будучи прикован к постели, командир левобережной стражи отдавал распоряжения своим подчиненным из собственного дома, где лечился под чутким присмотром своей грозной матери, давно установившей в огромной семье офицера полный и единоличный матриархат. Среди прочих приказов обездвиженного начальства было и назначение Борынчи во главу одного из сводных отрядов, которым поручалось разобраться с логовами и притонами бандитов. Для хшмина такой выбор был вполне очевиден, да и нельзя было не согласиться с тем, что лучшей кандидатуры на такое задание у Панга попросту не было. Зная все уловки и трюки, которые использовали куда более маститые преступники, Борынчи понимал, каким образом следует обложить и захватить любой воровской схрон с наименьшими потерями для своих, не выпустив при этом из сети ни одной мелкой рыбешки.
  Четыре банды, прятавшиеся в закоулках трущоб, были найдены и обезврежены в считанные дни. Никаких трудностей с этим не возникло, а особого сопротивления мародеры и не оказывали. В отличие от беззащитных вдов и толстощеких приказчиков, стражники никак не подходили под определение "добычи", с которой привык иметь дело подобный сброд. А вот с пятой шайкой возникла небольшая заминка.
  Самая жестокая, хорошо снаряженная и организованная банда состояла, как выяснилось, отнюдь не из уличных хулиганов, не из беглых каторжников и не из опиумных наркоманов, хотя опиум эти ребята употребляли довольно часто. Дети из самых богатых городских семейств, потомки династий энь-гун и зажиточных мастеров-цзян, никак не подходили на роль закоренелых преступников и убийц, однако факт оставался фактом. Что именно толкнуло их на это, никто так до конца и не понял. Выходило, что пресытившись безбедной жизнью и в погоне за новыми ощущениями, молодые люди, в отличие от многих своих сверстников, совсем недавно выступивших на поле брани в рядах городского ополчения, не нашли лучшего развлечения, чем грабежи и поджоги. Кроме того, к немалому удивлению Борынчи и всех остальных более половины членов банды оказались девушками, а верховодила этим сборищем внебрачная дочь самого дзито.
  Серьезные неприятности чуть было не начались у десятника и его людей, когда они, установив главное место встреч преступников, ворвались в предполагаемый притон, оказавшийся на деле домом дальнего родственника одного известного и уважаемого в Таури чиновника. Дрались высокородные бандиты отчаянно, и без убитых с обеих сторон дело не обошлось. Но настоящий кошмар начался для десятника, когда к месту событий стали прибывать возмущенные родители и покровители юной мародерской поросли. Несложно понять чего требовали и чем грозили "опечаленные горем" отцы семейств представителям стражи, и в какой-то момент хшмину даже показалось, что его вот-вот могут начать рвать на части живьем. Настрой после боя у подчиненных Борынчи тоже был совсем не благодушным, и десятнику стоило больших усилий удерживать всех в границах цивилизованного поведения. Лишь появление выборных судей в сопровождении полной сотни тяжеловооруженных стражников и попечителя торгового дома Ксэн, чей да-дянь намедни пострадал от ночного налета распоясавшихся грабителей, положило конец незапланированному уличному балагану, недвусмысленно грозившему закончиться еще одной кровавой бойней.
  Закон Империи был хорош тем, что сословные различия он начинал замечать лишь уже на стадии самого суда. Все же, что происходило до этого момента - задержание и предъявление обвинений - имело равнозначную форму для любого подданного Единого Правителя, за исключением его личных вассалов. В ходе разговора, произошедшего между судьями и родственниками арестованных бандитов, первые донесли указанную мысль до вторых довольно ясно и не без намека о том, что бывает с теми, кто покрывает преступления и препятствует свершению правосудия. Зрелище аристократов, бьющих низкие поклоны и рассыпающихся в извинениях перед простыми стражниками, надолго запомнилось Борынчи. Раньше он не единожды слышал о подобных случаях, но видеть это своими глазами и участвовать в чем-то таком самому десятнику не приходилось.
  Суд над городскими разбойниками прошел быстро и без долгих ритуальных процедур, предписываемых в подобной ситуации. Осадное положение позволяло отбросить формальности, за которые еще надеялись зацепиться защитники высокородных бандитов, и конечный вердикт был одинаково суров как к жителям трущоб, так и к обитателям богатых кварталов. За всей этой "мирской" суетой, похвалами начальства и выступлениями перед судейским триумвиратом, Борынчи окончательно забыл об обещании императорского колдуна. А вот Хань, как выяснилось, подобными слабостями памяти не страдал. Да и сам десятник мгновенно вспомнил обо всем, едва на пороге казармы появился клейменый тидань с письмом на имя бывшего ётёкабу.
  Начистив до блеска казенные сапоги и новенький наградной знак, закрепленный на груди поверх панциря, сплетенного из кожаных полос, Борынчи отправился на встречу к Ли с первыми красками заката, гадая, что же именно ждет его там. Из оружия стражник рискнул прихватить с собой только свой повседневный цзун-хэ и кривой засапожный нож. Наняв лодку, десятник оказался на нужной ему пристани точно в назначенный час. У дверей офицерского дома его уже ожидал пожилой денщик из числа здешних "слуг", облаченный в просторные темно-синие одежды. На легкой куртке ветерана напротив сердца была вышита императорская печать, подобное ношение которой было высшей привилегией для любого из слуг Единого Правителя. Кривая степная сабля солдата, вложенная в ножны у пояса, смотрелась не просто частью повседневного снаряжения, а буквально живым продолжением тела.
  Из десяти воинов, отслуживших положенные договором пятнадцать лет, как минимум трое оставались в рядах императорской армии еще на один срок. После этого половина из них уже вообще не мыслила своей жизни вне военной традиции. Империя заботилась о своих верных сыновьях, предоставляя им услуги лекарей, жилье и все средства к безбедному существованию, используя в ответ их опыт и ставя в пример для юных солдат. Тем, кто по состоянию здоровья или из-за ранений уже не мог больше на равных с остальными вышагивать в железных шеренгах нефритовых армий, подбирали подходящие места при городских гарнизонах. Это решение в равной мере удовлетворяло и самих ветеранов, формально остававшихся на любимой службе, и военных чиновников при столичном дворе, которые могли не беспокоиться о поиске надежных слуг и курьеров.
  К удивлению Борынчи тайпэн Хань занимал со своей свитой лишь один этаж здания, никак не ограничивая семьи офицеров проживавшие ниже и в боковых пристройках. По статусу Ли мог бы легко "потеснить" из дома всех посторонних, что не вызвало бы ни единого протеста, однако у этого императорского полководца был свой собственный особый подход к людям. В этом Борынчи уже и раньше имел возможность убедиться.
  Просторный кабинет с видом на Дайдари, обставленный добротной мебелью, выглядел, тем не менее, довольно аскетично из-за отсутствия украшений и предметов роскоши, которые десятник привык видеть на рабочих местах больших командиров, и даже у своего непосредственного начальника офицера Панга. Хань в сером суо без гербовых знаков сидел у дальней стены за столом, заваленным свитками с рельефными печатями самых различных учреждений и ведомств. На широком подоконнике, подтянув к груди правое колено и обхватив его руками, замерла молодая девушка с огненно-рыжими волосами, ниспадавшими к ней на плечи свободной волной. Черно-красный дорожный костюм, сверкавший шлифованными самоцветами, был идеально подогнан под ладную фигуру своей хозяйки и немного напоминал праздничные одеяния юнь. Глаза - два омута зеленого пламени - смотрели на гостя чуть искоса, а алые губы изгибались в странной усмешке, не отталкивающей, но весьма настораживающей.
  - Высокочтимый, - низкий поклон был уместен в любой ситуации, и понимание этого бывший наемный убийца вынес из собственного жизненного опыта.
  - Десятник Борынчи, - улыбнулся ему радостно Ли, делая приглашающий жест в направлении невысокого стула, стоявшего по другую сторону стола. - Прошу вас.
  Мгновение поколебавшись, хшмин поспешно занял указанное место. Поднос с дымящимся чайником и сладостями уже стоял на краю столешницы, и Хань сам разлили горячий ароматный напиток по фарфоровым пиалам.
  - Как мне помнится, мы с вами хотели обсудить дальнейшую судьбу той стрелковой техники, что была продемонстрирована вами во время нашей последней встречи, - сделав маленький глоток, Ли поставил чашку обратно. - Кстати, я слышал о ваших успехах на непосредственной службе. Примите мои поздравления и благодарность.
  - Благодарность личного вассала Императора для меня превыше любой иной награды, - быстро ответил Борынчи, стараясь не сбиться с заученной фразы. - Ибо тайпэн Единого Правителя есть воплощение воли Избранника Неба.
  - Рад, что вы цените подобное, - голос Ханя был совершенно серьезен, а вот тихий смешок со стороны окна не укрылся от слуха десятника. - Но вернемся к нашему вопросу. Я уже составил рекомендательное письмо в столицу и имел беседу с вашим руководством. Мне хотелось бы, чтобы по завершении военных действий вы направились бы в учебные крепости провинции Шенчи. Надеюсь, вас не отталкивает мысль стать одним из учителей в лагерях, которые куют умение и дисциплину наших армий?
  - Мне дозволено делать выбор? - немного удивился хшмин.
  - Разумеется, - кажется, искренне удивился в ответ на это Ли Хань. - Обучение при принуждении мастера вряд ли даст стоящие результаты. Но если у вас действительно возникает мысль отказаться, то подумайте о том, сколько пользы принесет ваш нестандартный подход. Специальные группы стрелков, входящие в состав больших отрядов и избирательно уничтожающие в ходе боя вражеских офицеров, сигнальщиков и вестовых, смогут дать имперской военной доктрине новое дыхание. Наши противники рано или поздно начнут копировать этот опыт, если он будет успешен, но первоначальное преимущество и превосходство в выучке навсегда сохранятся за нами. А вы, десятник, можете стать во главе этого процесса, совершенствовать это искусство и развивать иные его направления, которые, я уверен, вы сумеете отыскать. Так что вы скажете на это?
  Борынчи, который и не думал отказывать императорскому колдуну, невольно заслушался его словами, мысленно представляя себе все те перспективы, которые нарисовал ему Ли. Новая работа грозила стать хлопотным, но, безусловно, интересным занятием. Променять довольно безмятежное, в мирное время, существование стражника на полные трудностей будни наставника в армейской школе решится далеко не каждый, но нотки тщеславия, звенящие в душе, не давали хшмину покоя. Раз он так и не стал самым выдающимся убийцей, хотя и имел на это все шансы, так почему бы теперь ему не попытаться стать родоначальником целого направления стрелковой подготовки? К тому же, Борынчи уже знал десяток-другой имен тех людей, которые составят его первую группу учеников. Никто из них не откажется искупить свои былые темные дела верной службой Империи, да и сменить сырые боры в хшминских лесах на теплые казармы с банями и поварнями им тоже наверняка захочется.
  - Тайпэн Хань, я примусь за эту работу с огромной радостью и великим усердием.
  - Тогда, десятник, вторично примите мою благодарность!
  
  Толстая деревянная перегородка плавно закрылась за спиной у гостя. Ли так до конца и не понял, какая же именно деталь в облике этого странного стражника вызывает у него в душе смесь настороженности и любопытства. Это было похоже не древнюю притчу о шкатулке, в которую мудрый монах заключил проказливого и злокозненного демона и поручил охранять ее своему ученику, так и не рассказав о содержимом. В поединке любопытства и страха, как это часто бывает, победило все-таки первое. И это несмотря на то, что на стороне второго были еще послушание и уважение к учителю. Хань хорошо помнил эту сказку, и решил, что пока, наверное, не стоит уподобляться юному монаху. Некоторые секреты порой лучше оставить в покое до будущих времен, или не браться за их разгадку вообще.
  Поднявшись из-за стола, тайпэн неожиданно вздрогнул, ощутив непривычную и весьма неприятную резь в коленях и пояснице. Замерев на одном месте, Ли настороженно прислушался к своим ощущениям, но тягучая горячая боль, медленно расползавшаяся по суставам, по-прежнему не собиралась никуда уходить. Для бывшего дзи эти чувства стали не самым радужным открытием, прежде его тело не позволяло себе подобных "выходок".
  Прерванное движение и обеспокоенность на лице императорского вассала не укрылись от пристального внимания Фуёко, сразу же ощутившую смятение Ли. Мягко спрыгнув с подоконника, оборотень шагнула к нему и замерла совсем рядом, чуть наклонив голову влево. Тайпэн поднял на кумицо растерянный взгляд.
  - Что это? - недоумение в голосе Ханя было столь искренним, что насмешливая улыбка исчезла с губ лисы-перевертыша за долю мгновения.
  - Это - недолговечность человеческого бытия, - немного иронично ответила Фуёко. - Толстяк был слишком оптимистичен в своей оценке. Десять лет будет пределом. Но ты ведь не думал, что кормить трех демонов будет так просто? Или в тот момент ты вообще ни о чем не думал?
  Пальцы, покрытые изящным рисунком из светлой хны, скользнули вверх, легко касаясь щеки тайпэна. Острые ногти погрузились в короткие черные волосы Ли, быстро выловив среди них тот, что отливал серебром.
  - Нет, даже не десять...
  - И что же будет с вами после... этого?
  - О таких вещах путь болит голова у наших клыкастых охотников, - Фуёко лишь дернула плечом, выражая все свое безразличие к вопросу Ли. - Я предпочитаю жить сегодня, а завтра... Завтра наступит завтра.
  - Твои поступки всегда импульсивны, - не смог не улыбнуться Хань.
  - Отчасти, - согласилась кумицо, не спеша убирать руку, все также перебиравшую волосы собеседника.
  - Но такая боль. Раньше это не проявлялось так сильно, - словно и не замечая действий Фуёко, продолжил рассуждения Ли. - Почему именно сейчас?
  - Может быть, просто пришло твое время ощутить первую перемену. А может быть, расстояние, разделяющее тебя с Такатой и Ёми, выпивает слишком много, - тема так и не вызвала у оборотня живого интереса. - С другой стороны, впервые с той нашей встречи у проклятого разлома между мирами, мы наконец-то можем пообщаться без их постоянного присутствия. А раз уж кто-то упоминал о моих поступках, продиктованных не разумом, а чувством, то глупо бы было бы не воспользоваться таким стечением обстоятельств.
  Свободная рука Фуёко мягко толкнула Ханя в грудь, заставляя опуститься обратно на стул. В следующую секунду кумицо уже оказалось сверху, и Ли накрыло водопадом огненных волос, чей терпкий запах заставлял забыть обо всем. А в следующее мгновение тайпэну уже стало все равно - демонические ли это были чары или просто желание, давно скрываемое им в собственном сознании даже от самого себя. Никогда прежде Ханю еще не приходилось испытывать тех ощущений, что обрушились на него этой ночью.
  Как именно они добрались из кабинета до его спальни, Ли совершенно не помнил. Все его внимание в это время оказалось полностью поглощено куда более интересными подробностями. И только, когда ночное небо над Таури расцветили мириады звезд, лежа на разметанной постели и чувствуя на своей шее жаркое дыхание демона, Хань вспомнил о том, что и сам ждал подобного момента очень долго, но совсем с другой целью.
  - Мне нужно сказать тебе что-то. Но ни Ёми, ни Таката, не должны узнать об этом. Я боюсь, что их желание все исправить или изменить заведет их слишком далеко. Мне не хочется, чтобы это случилось. Не хочется терять их по собственной глупости. А потому я прошу сохранить наш разговор в тайне.
  - Просить кумицо сохранить секрет? Что может быть наивнее?
  - Только желание обмануть высшего демона, с которым ты заключил сделку. Мне нужен твой совет относительного того, что случилось в замке Камадо...
  Рассказ от тех событиях занял совсем немного времени, да и Фуёко так ни разу и не попыталась перебить Ли или расспросить его о деталях. Привычная игривость и задор оставили кумицо, и лишь широко распахнутые зеленые глаза подсказали Ханю, насколько сильно он сумел поразить свою слушательницу. Легенды гласили, что лишь считанным единицам удалось обмануть или удивить лисицу-оборотня, однако Ли ничуть не гордился своим "успехом".
  - Порою, как это не бесит, я не могу не соглашаться с ледышкой Такатой, - сказала, наконец, Фуёко, после долгого молчания. - Ты ненормальный. И эгоист, к тому же. Но сейчас ты хотя бы ищешь выход из ситуации, в которую сам же себя и загнал. Это радует, но лишь немного.
  - Да, - кивнул Ли. - Еще недавно я, молча, согласился бы принести себя в жертву, не пытаясь юлить и искать лазейки. Тем более что тот, с кем был заключен договор, вне всякого сомнения, исполнит свою часть, и в этом я не сомневаюсь.
  - Значит, поищем выход вместе. Уж кому как не мне решать подобную головоломку? - устало улыбнулась кумицо.
  - А вот в этом у меня как раз весьма серьезные сомнения, - как-то странно бросил Хань, уставившись в одну точку. - Не в том, что выход стоит искать с твоей помощью. А в том, что выход следует искать вообще.
  - И куда это тебя заносит теперь?
  - Ты сама сказала, что я изменился. Я и сам чувствую, вижу и понимаю это. Но чем вызваны эти изменения? Куда они приведут меня? И кем я стану, если больше не буду собой? А главное, нужно ли это?
  - Боишься, что ритуал къёкецуки изменил твою сущность, и теперь ты черпаешь от нас не только "зеркальные" мысли и силы, но и нашу манеру жизни? Наше отношение к окружающему? - Фуёко всерьез задумалась над сказанным, но тут же отмела эти рассуждения. - Вряд ли, хотя и не хотелось бы заразиться твоими чувствами бессмысленного следования долгу или этой пафосной ответственностью за всех и вся. Боюсь, все намного проще. Как и всякое живое существо, меняющееся в ходе своего жизненного цикла, ты просто перерастаешь то, что сделали из тебя в дзи-додзё. Новый взгляд на вещи, новый опыт, новые жизненные ситуации, принятые решения и их последствия - они лепят из тебя новое растущее существо. Более прагматичное, более уравновешенное и в меру циничное, как мне кажется, но для полного изменения понадобятся годы и годы, которых у тебя нет.
  - Кое-кто считает, что изменения уже слишком сильно проявили себя, и у меня нет повода не доверять этому человеку, - раз уж он решился делиться тайнами этой ночью, Хань решил идти до конца.
  - Гадать не буду, - хмыкнула Фуёко. - Только одному человеку ты доверяешь больше чем себе. Так позволь, открою тебе страшную тайну. Удей тоже человек, и тоже может ошибаться или действовать из личных побуждений. Что именно он тебе сказал, и из-за чего у вас произошла та беседа, ведь это после нее вы разговариваете в этом официальном стиле "большой начальник и его верный раб"?
  - Значит, так это выглядит со стороны? - печально вздохнул Ли. - Это случилось после того, как я согласился отправить Ка"исс на задание по устранению генерала Окцу.
  - После чего велел клыкастеньким вытащить ее оттуда, с чем они, как мне помнится, вполне удачно справились?
  - Да, хотя они и не смогли уберечь ее до конца. А Удей... тогда он сказал мне, что присягал другому человеку, который не посылает детей на смерть.
  - А теперь вернемся к тому, о чем я упомянула ранее. Удей - человек. А если точнее, мужчина. И как, по-твоему, ведет себя мужчина, если он не может допустить, чтобы девушка, к которой он неравнодушен, отправилась на самоубийственное задание, когда ее назначает на это его собственный командир, да еще и к тому же лучший друг нашего несчастного влюбленного.
  - Подожди, ты думаешь...
  - Я знаю, - звонко рассмеялась Фуёко. - Не забывай, на этих чувствах у людей мы умеем играть лучше всего, и не всегда можно направить их лишь на себя любимых. Поговори с Удеем, и выбрось из головы те сомнения, которые он посеял. Уверена, твои искренность и прямота с лихвой компенсируют недостаток дипломатических талантов.
  
  Морской госпиталь, здание таможенного карантина и все пустующие пакгаузы военного порта были заняты ранеными матросами и солдатами Южной эскадры. Жизни некоторых из них монахам и лекарям удавалось поддерживать лишь чудом. К счастью, знания врачевателей Империи о природе и строении человеческого тела позволяли им вести незримые схватки даже там, где отступились бы заклинатели иных стран и народов.
  В порту нашлось место и для пострадавших из числа тех воинов, что входили в состав объединенной речной эскадры, прибывшей в Таури под командованием Ли. Плавучий госпиталь, двухпалубная куай-сё "Нефритовый молот", замер на приколе у каменной набережной, обрамлявшей восточный казарменный комплекс. На крутобоком корабле сейчас оставались лишь армейские лекари и их свита, проделавшие весь долгий путь последних недель вместе с остальными бойцами своего маленького флота. Кто-то отправился в этот поход из небольшой гавани Пан-Ги-Ша, кто-то от самой столицы, а некоторые первыми встретили юнь на берегах Чаанцзянь еще в самом начале войны.
  При виде человека, направляющегося к борту "Молота", часовые у широких сходен не стали вытягиваться на парадный манер и салютовать в знак приветствия, но и преграждать гостю путь никто из них не собирался. Вопросов к невысокому кривоногому тиданю, который был известен всем и каждому, как личный порученец и оруженосец тайпэна Ханя, у простых солдат не возникало. Правила же общепринятого поведения и традиции предписывали поданным Единого Правителя полностью игнорировать всякого, чье лицо было отмечено печатью правящей династии. Собственность Нефритового Трона всегда определялась как государственная вещь, не имеющая личности. За сохранением таких вещей и использованием их по назначению людям следовало просто следить, подтверждая свое собственное верное служение Империи, и вовремя сообщать о тех случаях, когда происходило какое-то нарушение. Подобными "несоответствиями", например, считались беглые преступники с тюремных рудников или иные клейменые рабы, покидающие границы страны без сопровождения тех императорских слуг, за которым они были закреплены согласно соответствующему указу.
  Поднявшись на корабль и оглядевшись, Удей сразу же направился к надстройке у главной мачты. Крутая лестница привела его вниз на гребную палубу, где несколько матросов, оставленных просто для того, чтобы поддерживать общий порядок, азартно играли в кости. Руки и плечи гребцов набухали огромными мышцами, развитыми столь сильно, что фигуры моряков выглядели немного непропорционально. По этой характерной черте в любой портовой толпе всегда можно было легко различить тех, кто проводил большую часть своего времени на узких лавках у воротов гигантских весел, а не на открытых верхних палубах кораблей. Пара небольших вислоухих псов пегой расцветки развалилась в ногах у игравших и лениво следила за окружающей обстановкой.
  Когда тидань приблизился к матросам и задал вопрос, тем все же пришлось ненадолго прервать свое занятие. Следуя указаниям гребцов, Удей добрался до кормовой части "Молота", где располагались жилые кубрики офицеров. Несмотря на поздний час, мастер-лекарь эскадры не спал, будучи поглощен изучением свитков, расстеленных на низком круглом столе, занимавшем собой почти все небольшое помещение. В бледно-желтом свете лампады Удей лишь мельком сумел разглядеть разноцветные рисунки и схемы, демонстрирующие срезы плоти и человеческие внутренности. В иной ситуации тидань непременно бы заинтересовался увиденным, но сейчас ему было не до того. Врачеватель, оказавшийся мужчиной средних лет с сухими чертами лица и длинными усами, заплетенными в косицы на манер фуокан, поднял на гостя взгляд, но так и не стал вставать со своей лежанки. Длиннополая куртка из толстой змеиной кожи и куда более тонкие перчатки, непременные атрибуты лекарского дела, лежали в изголовье постели.
  - Чем обязан вниманием тайпэна Ханя? - поинтересовался врач безразличным голосом, не утруждая себя пожеланиями удачи.
  Удей, давно привыкший к тому, что поначалу никто не хочет воспринимать его отдельно от Ли, не стал вдаваться в подробности и объяснения. Зачастую у сына степей получалось все сделать намного быстрее и качественнее, просто не упоминая о том, что он действует по собственной инициативе.
  - Я пришел, чтобы узнать о здоровье одной из ваших подопечных.
  - В моем ведении более семисот раненых, но полагаю, речь идет о ком-то из числа особых пациентов нашего походного госпиталя?
  - Девушка-разведчик...
  - Ка"исс, убийца генерала Окцу, - опередил Удея лекарь и кивнул какой-то своей скрытой мысли. - Высокочтимая К"си Ёнг тоже регулярно справляется о ее состоянии, она была здесь всего час назад. Боюсь, мне нечем порадовать тайпэна. Как я уже ответил уважаемой Ёнг, жизнь этой юной хшмин по-прежнему находиться во власти всемогущей Судьбы. Мы делаем все, что в наших человеческих силах, но раны Ка"исс слишком тяжелы, а ее тело не так сильно, как у бывалых воинов. Я бы назвал невероятным тот факт, что она вообще до сих пор жива, если бы конечно не видел этого своими глазами. Двое моих лучших учеников безотрывно дежурят у ее постели, а мне незамедлительно докладывают обо всех внезапных изменениях. Мало кто из хайтинов Южной эскадры может похвастаться таким вниманием к своей персоне, поэтому можете заверить тайпэна Ханя, что если в наших силах спасти Ка"исс, то мы сделаем это.
  - Иногда даже Судьбу стоит слегка подправить, - сказал Удей, дослушав уверения лекаря и доставая из поясного кармана серый холщевый мешочек размером с кулак. - Это стоит использовать в лечении девушки, и как можно скорее.
  - Могу ли я поинтересоваться, что именно мне предлагают?
  - Это порошок черного лотоса.
  Мастер-лекарь сразу переменился в лице, мгновенно теряя все свое холоднокровие, и медленно привстал, не в силах отвести взгляд от того, что Удей сжимал в своей руке.
  - Откуда? - потрясенно выдохнул врач.
  За щепоть молотых лепестков самого редко из всех целебных растений в столице можно было купить трехэтажный дом с прилегающим парком и собственным озером. Поэтому в реакции старшего лекаря "Молота" не было ничего удивительно.
  - Перед самым отъездом из Хэйан-кё Император милостиво позволил своему вассалу посетить дворцовые хранилища и мастерские, чтобы взять собой все, что потребуется, - объяснил тидань, наблюдая за тем, как к его собеседнику возвращается былое самообладание. - Мне поручено было изучить содержимое алхимических погребов и травяных колодцев, в одном из которых я и нашел то, малую толику чего сейчас держу перед вами.
  - Конечно же, - кивнул лекарь, - иного и нельзя было предполагать.
  - Надеюсь, вы сумеет распорядиться подобным лекарством с толком, - сказал Удей, передавая драгоценный мешочек в дрожащие руки врача.
  - Я лично займусь изготовлением отваров и мазей, - поспешно кивнул мастер-лекарь. - И еще... мне хотелось бы знать, не давал ли тайпэн Хань распоряжений на случай, если какая-то часть порошка останется?
  Удей, не успевший прежде просчитать подобный поворот событий, задумчиво посмотрел на врача, а тот, истолковав этот взгляд по-своему, тут же распрямился, а его лицо превратилось в костяную маску.
  - Я хотел бы использовать остатки лотоса для спасения иных тяжелораненых, - голос лекаря разрывался между искренней попыткой убедить тиданя и возмущением, от так и не прозвучавшего обвинения, которое целитель уже сам себе вообразил.
  - Да, конечно, пожалуйста, - поспешно вырвалось у Удея. - Тайпэн передает это в ваше полное распоряжение, поэтому вы можете делать с этим порошком все, что сочтет необходимым.
  - Передайте ему мою искреннюю благодарность.
  Мастер-лекарь склонился в низком поклоне, прижимая заветный мешочек к груди, а его гость, ответив тем же, быстро покинул кубрик, возвращаясь обратно на свежий воздух. Гнева со стороны Ли за то, что он распоряжается его собственностью, Удей не опасался. Старая степная поговорка гласила, что нельзя украсть у человека вещь, об обладании которой он даже не подозревает. Хань давно привык, что в переметных сумах его верного спутника может найтись, что угодно, но никогда не уточнял, что же именно там находится. В любом случае, сожалеть о расплате, если она наступит, кочевник тоже не собирался. Жизнь Ка"исс стоила недовольства Ли, тем более что не было в городе более достойного человека для спасения, чем та, что оказалась готова добровольно отдать свою жизни ради Таури и Империи. Последняя черта юной хшмин особенно восхищала Удея, и вместе с тем вызывала серьезные опасения. То, как часто случаются неприятности с человеком, бесконечно преданным своему Служению, кочевник знал не понаслышке, благо сам провел в компании одного такого последнюю пару лет.
  
  Полный штиль стоял на море уже вторую ночь, и распластавшаяся над водой громада десантной галеры уверено прокладывала себе путь вдоль берега, разрезая носом крохотные барашки пенных волн. Капитан юньского корабля-рейдера Вако Кёрнчи, сидя на дощатой скамье у главной мачты, неспешно раскуривал длинную костяную трубку. Вместо приторных ароматов опия или резких травяных запахов над палубой стелился сладкий благоухающий букет редкого и дорогого сбора. Красные листья таба, что доставлялись в Ляолян специальными морскими караванами из далеких владений нескольких диктаторов Тысячи Островов, ценились в Юнь очень немногими, но среди этих немногих была вся правящая верхушка придворных чиновников и генералов. По слухам, даже те, кто восседали во главе стола на заседаниях тайного совета, имели слабость к курению этого дорогого сбора. И именно поэтому Вако и "пристрастился" к затратной привычке, ведь в курительных беседках дворца порою случайно можно было пересечься с самыми разными людьми и завести при этом совершенно безобидный разговор об их общем "увлечении".
  В трюмах "Ненасытного" под ногами у капитана дружно храпели сейчас две сотни панцирных мечников - лучшей пехоты Юнь, за исключением непобедимых лим-бо. Эти бойцы не случайно попали на судно Вако, и именно с их помощью он намеревался сделать эту войну весьма прибыльной не только для своих покровителей, но и, разумеется, для себя. Что делать теперь, после разгрома царского флота при Таури, Кёрнчи понимал превосходно. Такое развитие событий вполне укладывалось в один из первоначальных планов амбициозного капитана.
  Семь лет Вако ходил вдоль этих берегов под видом капитана купеческой шхуны, изучая маршруты, нанося на карты мели и рифы, удобные бухты и опасные течения. Главной целью его разведки стали богатые береговые посты торговых домов, походившие порой на крупные поселки с собственными храмами, пристанями и арсеналами. Товары с этих складов переправлялись обычно на юг, но вспыхнувшая война заставила их остаться на месте - путь в Юнь или к городам Умбея был пока для торговых судов слишком опасен. Но стоимость всех этих шелков, фарфора и специй лишь увеличивалась с каждым днем, ведь там, куда они должны были попасть, этих вещей становилось все меньше. Пехота занимала лишь половину огромных трюмов "Ненасытного", а в обратный путь Вако собирался отправиться уже с полной осадкой.
  Конечно, дома его спросят, почему он ушел на север во время сражения с Южной эскадрой? Почему нарушил приказы? И чем занимался у вражеских берегов? К ответам Кёрнчи собирался готовиться заранее, и для этого ему нужно было лишь выполнить главное пожелание придворного совета, несомненно, уже кусавшего себе локти после потери двух третей всего наличного флота. Совету была нужна кровь и разрушения, а на пути у "Ненасытного" к заветным портам было немало беззащитных рыбацких деревень. Один корабль, даже такой крупный, слишком мал, чтобы поднимать на его поиски все отряды береговой стражи, а столичные эскадры уже были за спиной у Вако. Их прохода они ожидали двое суток, прячась в скрытом заливе среди обломков острых скал, и только затем двинулись дальше.
  Кёрнчи выдохнул идеально ровное кольцо сизого дыма, и с предвкушением потер руки о горячий мундштук своей трубки. Очень скоро капитан планировал стать богатым и уважаемым человеком, вне зависимости от того, чем завершится война между Юнь и Империей. Богатый человек везде оказывался желанным гостем, ему не была нужна своя страна или родной город. Сиртакские гавани и двери торговых городов с побережья Внутреннего моря радостно распахнуться перед тем, кто позвенит перед ними золотым кошелем. Лишь Нефритовый Трон с его мстительной природой и отвержением истинной значимости денег, преподносимых лишь как данность за верность власти, не подходил для будущих планов Вако. С другой стороны, кому нужно самое большое государство на земле, когда в твоем распоряжении оказывается весь оставшийся мир?
  
  
  Глава 10.
  
  Устье зеленоводного Шаанга осталось далеко позади, но победоносный поход армии мятежного раджи-отступника и не думал теперь прекращаться. Ощущение собственной безнаказанности пьянило воинов Ранджана, а обозные телеги, ломившиеся от трофеев, лишь усиливали это животное чувство. Кроме четырех вольных вождей, следовавших за Отрекшимся с самого начала от Аоляня, за последние месяцы к его войску примкнуло еще девять отрядов различной численности. Пять тысяч лучших мародеров северного Умбея, потерявшие последние крупицы страха, закаленные в сотнях жестоких схваток и в совершенстве овладевшие искусством грабежа, неумолимым потоком двигались дальше на восход солнца. Новой целью Ранджана был приморский Вонгбей, жемчужина торговых путей и бывшая столица магараджи Ашоны, последнего из рода могучих Таголов.
  Страх и паника, расходились от армии Хулителя подобно кругам на воде. Все дороги в закатных провинциях Юнь были забиты крестьянами из пограничных деревень. Во владениях магараджи Акоши дела обстояли ничуть не лучше. Весть о том, что Ранджан не щадит ни северных варваров, ни детей многоруких предтеч, уже успела разнестись далеко окрест. С южных склонов Даксмен в густые леса Умбея все чаще стали проникать отряды воинственных горцев, активно искавших добычи и славы в чужой земле. А по слухам, в далеком Бирхаре, лежащим за заснеженными вершинами древних горных хребтов, тоже началось шевеление, и все чаще звучали речи о расположении звезд, благоприятствующем военным делам. Почти сотню лет снежные шаны не появлялись в пределах Умбея иначе, как наемники при богатых хозяевах, но в нынешние времена, похоже, уже можно было бы ожидать чего угодно.
  И пока устье Шаанга продолжало пылать в догорающем огне разоренья, в Гурраме, столице земель Акоши, теперь все активнее начали проявлять себя вежливые и лощеные чиновники из посольской миссии Юнь. Пробыв при дворе магараджи уже более полутора лет, послы и их бесчисленные помощники давно сумели сформировать большую группу защитников интересов Ляоляня из числа богатых торговцев-сиртаков и мелкой поместной знати. Сейчас же, все эти дипломатические рычаги, как один, были направлены на то, чтобы принудить Акоши самому вмешаться в сложившуюся ситуацию и заставить его, наконец, покончить с бесчинствами Ранджана. Магараджа сохранял невозмутимость, но давняя вражда с Хулителем была надежной порукой для царских чиновников. Акоши лишь ждал удобного момента и поддержки со стороны Юнь. Воевать же единолично с Отрекшимся ради спасения чужого пограничья владыка сиртаков пока не собирался.
  Согласно земельному разделению Вонгбей принадлежал государству юнь, но на деле все обстояло несколько сложнее. Городской совет, состоявший из торговой знати, воевод и избранных квартальных старост вершил законы от имени правящего царского рода, но зачастую трактовал их на личное усмотрение городских вельмож и иного состоятельного люда. Вонгбей обладал своей собственной значительной армией наемников, небольшим флотом, сыскной службой и еще целым рядом мелких, но весьма и весьма показательных вольностей. Пятая часть населения города была сиртаками, еще почти столько же являлись оседлыми даксменами и хмоси, коренными обитателями этих мест, имевшими отдаленное родство с нееро и некоторыми племенами моря Тысячи Островов.
  Приближение армии Ранджана вызвало в Вонгбее заметное оживление и немалый переполох, который впрочем, отнюдь не напоминал то беспорядочное массовое бегство, которое захлестнуло собой другие соседние провинции. Купцы и зажиточные горожане вскрывали тайники в стенах домов и откапывали глиняные кубышки в садах, справедливо полагая, что лучше пожертвовать частью накопленного добра, чем потерять разом все, включая собственную жизнь. Наемники хлынули в Вонгбей со всех сторон, а кузницы и дубильные мастерские не прекращали работу ни днем, ни ночью. Квартальное ополчение готовило к осаде крепостные стены, а стражники буквально не вылезали со стрельбищ и учебных площадок. Морские пираты, имевшие в Вонгбее свои интересы и давние связи с городской верхушкой, на время прекратили всякую деятельность в окрестных водах, свободно пропуская в гавань корабли с припасами и оружием.
  По прошествии двух с половиной декад авангард войск Отрекшегося появился в предместьях Осуни, старого поселения хмоси, контролировавшего самую удобную дорогу через болотистое побережье, окружавшее вожделенную цель раджи-безбожника. Захват и разграбление этого городка заняли еще четыре дня. Старый форт, возвышавшийся к югу от Осуни и в котором укрылась большая часть населения, сиртаки Ранджана оставили без внимания. В обмен на эту "щедрость" к армии Хулителя примкнуло еще четыре сотни местных воинов, прекрасно знавших все здешние тропы. К Вонгбею победоносная орда убийц и мародеров вышла спустя трое суток, сразу же отметившись бессмысленными поджогами и грабежами в давно опустевших посадах.
  Судьба торгового перекрестка решилась в первую же ночь осады, когда никто из защитников города даже не мог подумать о том, что события будут развиваться настолько стремительно. Причиной падения Вонгбея, способного и готового противостоять натиску полчищ Ранджана, стало неожиданное предательство, в котором Отрекшийся принял самое непосредственное участие, в очередной раз представ перед своими людьми в образе всезнающего пророка.
  В самом начале своего похода, в первые дни еще задолго до захвата Аоляня и Отому, полторы сотни лучших мечников из личной свиты вождя-отступника отправились в ближайшие порты и поселения, а оттуда поодиночке, парами или десятками просочились в Вонгбей. Вскоре они уже поступили на службу в ряды наемной армии вольного города. За два долгих месяца ожидания, пока их хозяин разорял дельту Шаанга, эти верные псы старательно исполняли отданные им приказания, повсеместно демонстрируя свое немалое мастерство и выказывая "преданность" новому начальству при любом удобном случае. Деньгами, страхом и обещаниями они сумели привлечь на свою сторону еще не меньше трехсот наемных солдат. А результатом всего этого стало то, что главные ворота Вонгбея оказались открыты перед воинством Ранджана в самый темный утренний час, когда весь остальной гарнизон спал беспробудным мертвецким сном под действием тех снадобий, которыми предатели приправили вечернюю трапезу стражи.
  Несмотря на внезапность, жители Вонгбея сопротивлялись ожесточенно и отчаянно, понимая, что иного выхода у них попросту нет. Разъяренные солдаты Ранджана ответили на подобное массовой резней и зверствами, неслыханными даже по меркам вековых войн между юнь и сиртаками. Некоторые выжившие свидетели утверждали, что улицы города в те дни напоминали храмовые фрески подземных узилищ, куда попадали души тех, кто особенно прогневал при жизни кого-либо из многоруких богов. Сам Хулитель, как и во всех предыдущих случаях, занял самое роскошное здание в городе, куда сразу же стали свозить его долю трофеев и высокопоставленных пленников, за жизни которых можно было бы получить немалый выкуп. Последние остатки горожан укрылись в обширных катакомбах под старыми кварталами времен расцвета династии Таголов, но мародеры раджи-безбожника периодически продолжали совершать туда рейды, еще более уменьшая число уцелевших.
  Весть о том, что во время последнего похода в подземелье воинам Нагпура удалось захватить личного советника магараджи Акоши, особо поверенного в делах своего господина, застала Ранджана во время празднества на крыше дворца городского совета в окружении других вольных вождей. Сидя на дорогих коврах, среди расставленных блюд с мясом и фруктами, гости распевали победные гимны и пили редкие вина, особый привкус которым придавали разнообразные специи. Отряд солдат, конвоировавших узника, замер у края квадратной мраморной "чаши", в которой в былые дни прежние хозяева этого места любили принимать омовения в особенно жаркие часы. Сейчас глубокий резервуар был заполнен почти до краев, но отнюдь не прозрачной прохладной водой, а еще теплой и солоноватой жидкостью, на запах которой уже слетались бесчисленные трупные мухи.
  Избитого человека, облаченного лишь в одни штаны и закованного в тяжелые кандалы, вытолкали в центр площадки. Нагпур хлестким ударом сухой бамбуковой палки заставил пленника упасть на колени. Повинуясь знаку раджи, вокруг разом стихли все разговоры и пьяный хохот.
  - У нас сегодня особый гость, - откинувшись на подушки, хмыкнул Отрекшийся. - Как давно случилась наша последняя встреча, а, Беанеш? Я удивлен, увидев тебя так далеко от владений Акоши. Скажи на милость, что за причина могла занести тебя так далеко в земли враждебных нам юнь? Какое поручение дал тебе твой хозяин?
  - Это было мирное посольство, - с трудом сумел разлепить разбитые губы пленник. - Мы хотели уговориться об укреплении торговых связей между теми землями, в которых теперь по твоей вине еще долго не будут думать о чем-то, кроме простого выживания.
  - Вот как, просто торговая миссия, - расплылся в улыбке Ранджан и демонстративно повернул голову направо. - Расскажи им тоже, что рассказывал мне.
  Лак-Форси, воевода над теми хмоси, что примкнули к армии мятежного раджи, поспешно проглотил неразжеванный кусок мяса и покорно склонил голову.
  - Слушаюсь, мой раджа. Около полугода назад этот человек действительно проходил через Осуни с богатым караваном и большой свитой, - заговорил воевода, обращаясь к притихшим вождям. - Им пришлось встать у нас на постой, всего на одну ночь. Дочери тех из моих друзей, в домах которых остановились путники, многое слышали во время вечерней трапезы, когда прислуживали знатным гостям за столом, - упоминать при всех о "разговорах в постелях" Лак-Форси посчитал неприличным, несмотря даже на то, кем были внимавшие ему слушатели. - Речь велась о том, что силы Вонгбея достаточно велики, а власть в нужной мере независима, чтобы поддержать тех владетелей земель в северном Умбее, что хотят навести порядок в пограничье вдоль русла Шаанга. Навести порядок и избавиться, раз и навсегда, от бесчисленных "бандитских отрядов", чьи главари неуправляемы и слишком жадны, чтобы и дальше бросать им кости с "большого стола". Уговорить Вонгбей на союз в этом деле посланники ваших магараджей планировали уже к концу этого лета.
  Абсолютная тишина, позволявшая отчетливо услышать жужжание каждой отдельной мухи, летавшей над купальней, была свидетельством того, насколько сильно оказались поражены услышанным вольные вожди сиртаков. Их ошарашенные взгляды и первые злые искры понимания, загоравшиеся в глазах, говорили обо всем весьма красноречиво.
  - Я не предвижу будущее, если вы вдруг захотите об этом спросить, - блаженная улыбка Ранджана все больше напоминала сейчас ухмылку бешеного шакала. - Я просто слишком хорошо знаю людей и их помыслы. Попытка уничтожить нас была неизбежна, как восход солнца или пришествие зимы. Но нам удалось упредить удар, точнее, это удалось мне, а вы лишь приняли в этом участие, даже не подозревая обо всем том масштабе и значимости происходящих событий. Когда же вас вновь посетят мысли о том, что мои приказы следует подвергать сомнению, и вы опять станете перешептываться за моей спиной, то вспомните об этом. Вспомните о том, что без меня и моего безумия любой из вас угодил бы к этому моменту на вертел в печи у Акоши. Или был бы брошен как жертвенный кабан с перерезанным горлом на алтарь многоруких обманщиков.
  - А ты, Ранджан, все также не растерял своего великого мастерства, - усмехнулся вдруг Беанеш, разочарованно и безнадежно. - Ты по-прежнему способен оплетать чужой разум этой незримой паутиной из намеков и полуправды. Я и забыл, насколько ты в этом хорош. Мы оба знаем, что слова этого хмоси - пустая ложь, придуманная тобой же, но я никогда не смогу этого доказать, ведь даже он сам уже верит в то, что говорит. С тобой сложно тягаться, особенно в таких условиях.
  - И все же ты пытаешься, - раджа слегка приподнялся, подперев голову рукой, согнутой в локте. - Пытаешься посеять в них сомнения. Но ты прав, уже слишком поздно.
  - Поздно стало уже давно. Поздно стало в тот самый момент, когда ты перешагнул порог соборного храма Сорока Покровителей, осквернив себя священным ихором...
  - Нет! - Ранджан резко поднялся на ноги, и лицо сиртака исказилось гримасой злобы и ненависти. - Поздно стало гораздо раньше! Поздно стало тогда, когда те, ради кого мы жили, потребовали жертву, на которую не согласился бы ни один нормальный человек! А когда они не выполнили обещанного, несмотря на то, что жертва была принесена им в срок, то это и стало приговором для их несуществующей власти!
  - Все в этом мире в их воле, - тихо пробормотал Беанеш.
  - Но только не я! Не я!!! - оскалился резко и зло раджа-отступник. - Больше я не принадлежу им! И вся моя жизнь будет отдана лишь тому, чтобы явить их бесполезность и бессилие всему народу сиртаков и жителям иных земель.
  - Посмотри на то, что уже творится вокруг тебя! Не те ли это бессмысленные смерти и ненужное насилие, за которые ты винишь предтеч? Чем кровавые гекатомбы, в которые превратились города Шаанга, отличаются от тех храмовых, что так ненавистны для тебя? Ты превращаешься в зверя! Отвергая прародителей, ты теряешь остатки человеческого облика и самой своей сути!
  - И я счастлив от этого, - глухо откликнулся Ранджан, так и не опускаясь обратно на пуховые подушки. - Я счастлив, что становлюсь собой, а не тем, что слепили из меня бессмертные лжецы, на поверку оказавшиеся не такими уж и бессмертными.
  - Когда-то ты был иным. Ты имел веру, ты не нуждался в ином знании, ты жил ей и был счастлив уже тогда, - в голосе пленника непонимание соседствовало с сожалением, и, возможно, поэтому его тихие сетования так отчетливо были слышны всем собравшимися. - Что стало с тобой, мой бывший друг? Куда пропал Ранджан Ан-Хурза, которого я знал и уважал в дни нашей совсем еще недалекой юности? Куда подевался тот верховный жрец святилища Сорока Великих, что был благородным и честным мужчиной, который мечтал увидеть объединенный Умбей, собранный, наконец, в несокрушимое государство, но не оружием и силой, а словом и общей верой?
  - Он умер, Беанеш, он умер, - безразлично ответил Ранджан, делая несколько шагов в сторону посланника Акоши. - Умер вслед за своими богами. И вслед за своей семьей, принесенной в заклание ради того, чему так и не было суждено свершиться...
  - Ты пошел на самое страшное святотатство...
  - Я всего лишь разорвал незримые путы, что сдерживали меня, и перехватил руку с занесенным ножом, обратив его против того, кто пытался нанести удар, - остановившись прямо перед Беанешем, раджа замолчал до тех пор, пока тот не поднял на него свой замутненный взгляд. - И знаешь, что было самым страшным? Оказалось, что эта рука росла из моего плеча.
  Кривой жертвенный клинок на мгновение беззвучно блеснул в воздухе, оставив на шее у пленника аккуратный тонкий разрез от уха до уха. Глаза Беанеша непроизвольно расширились, а из горла вырвались бульканье и сипящий хрип.
  - Радуйся, ты умираешь по моей прихоти и лишь потому, что я желаю этого. Есть смерти намного более бессмысленные и пустые, чем эта.
  Посол магараджи начал заваливаться на бок, но Нагпур, стоявший позади него, не дал Беанешу упасть. Вздернув его резко вверх, первый воин Ранджана столкнул еще живого пленника в кровавый бассейн, где уже покоились члены городского совета Вонгбея. Отрекшийся небрежно стряхнул рубиновые капли с узкого лезвия, и спрятал нож обратно в складках своей алой адхиваса. Обернувшись к раджам и прочим союзникам, Ранджан вновь широко улыбнулся.
  - Продолжим же наш праздник, посвященный тому, как мои решения спасли всех вас от незавидной участи...
  Но договорить в этот раз Хулитель все-таки не успел. На крышу, бряцая оружием, выбежал один из его солдат и, замерев на какое-то мгновение от испуга за собственную дерзость, рухнул Ранджану в ноги, раболепно простершись перед ним.
  - Раджа! На побережье Авадзи высадилась армия Юнь! Если ничто не задержит их марш, уже через десять дней они пребудут сюда!
  Сторонники Отрекшегося, вздрогнув, испугано переглянулись, но сам предводитель бандитского войска лишь грозно рыкнул на вестника:
  - Сколько их?
  - Пятнадцать тысяч. С кавалерией. С ракетами и метательными машинами, - доложил воин дрожащим от страха голосом.
  - Прекрасно, - раджа уже потерял к говорившему всяческий интерес, а его взгляд блуждал теперь где-то глубоко в недрах собственных мыслей. - Еще ни разу вольный владыка сиртаков не бросал открытого вызова настоящей армии варваров. Это может переменить многое, очень многое. И Акоши тоже не сумеет удержаться...
  Нагпур, услышавший эти слова, заметно подтянулся и расправил могучие плечи. А вот другие раджи, сидевшие на роскошных коврах, выглядели по большей части все также непонимающе и удивлено. Отринувший неторопливо прошелся перед ними туда-сюда, и, наконец, вспомнил о существовании присутствующих.
  - О, это будет самая великая победа! - безумный взор Ранджана, обращенный на его сподвижников, легко подавлял слабые попытки протеста, рождавшиеся в их головах. - После нее уже некому будет преграждать нам путь. Я хочу узнать вкус этого величия, и вы подарите мне его. Такова на то моя воля!
  
  Согбенные слуги поспешно распахивали двери перед стремительно шагавшим тайпэном Пао Ланем, главой рода Синкай, почтившим своим визитом поместье Он-Пак. Мао Фень, спускавшийся по широкой лестнице навстречу гостю, приветствовал своего тестя коротким кивком.
  - Мне нужны ответы на некоторые вопросы, - сразу же заявил старший Синкай, едва они остались одни в кабинете будущего тайпэнто.
  Зная прямолинейный и резкий характер своего собеседника, Мао тоже не пытался юлить или прятаться за словесными ширмами. Опершись руками на стол, толстый стратег насмешливо фыркнул и посмотрел исподлобья на отца своей жены.
  - Уже прибежали жаловаться и возмущаться? Трех дней не смогли утерпеть.
  - Они имеют на это право, - урезонил зятя Синкай. - Ты собираешься послать их детей на смерть, а мне в свою очередь интересно, почему военный советник Императора избрал именно такое решение возникшей проблемы?
  - Используя этот вариант из всего множества других, что были рассмотрены мною, я не снижу обороноспособность крупных городов. Полагаться же в подобном деле на обычное ополчение, на мой взгляд, практически бессмысленно. Корпус тысячника Нуена уже грабит караванные посты торговых домов в провинции Цинхай, а между ним и Хэйан нет никакой преграды, способной хотя бы замедлить его продвижение. Первые ертаулы манеритов прибыли в столицу, но полноценные тумены ближайших каганов, по словам поверенного Мукдэна, объявятся здесь лишь к концу этого месяца. А вот тот вариант, что предлагаю я, позволит нам получить отлично вооруженную и грамотно подготовленную маленькую армию, имеющую высокую скорость передвижения и маневра, благодаря тому, что она будет состоять исключительно из конных воинов. При этом данная реально значимая сила появится у Империи буквально из ничего. К тому же, сыновья и внуки знатных семей чжэн-гун сами отнюдь не против вступить в битву под знаменами Единого Государства. Их обеспокоенные отцы непременно выделят каждому не менее дюжины родовых воинов и иных телохранителей, что в разы увеличит численность такого отряда.
  - В этом можно было не сомневаться, юные и горячие сердца всегда охочи до битвы, - хмыкнул Синкай. - Но отцы и деды столичных кланов совсем не готовы к подобному.
  - Да, - согласился Мао. - Всегда считалось, что война это удел тех родовых линий чжэн-гун-вэй, что стали тайпэнами еще при династии Цы. И все же, сейчас было бы глупо не использовать подобный резерв. Тем более что они отправляются не на настоящую войну, а всего лишь затем, чтобы, имея почти трехкратное преимущество по всем статьям, быстро разбить отряд в три тысячи юнь. Можно было бы, конечно, и дальше дожидаться степных нукеров, но к тому времени, я боюсь, Нуен уже успеет увести своих людей обратно на юг. Он далеко не дурак, и тоже понимает опасность своего положения. А отпустить его после всего, что этот тысячник сделал, было бы просто преступлением против Нефритового Престола.
  - Значит, на аудиенции у Императора, ты будешь опираться еще и на это, - Пао Лань задумчиво разгладил свои длинные черные усы и неторопливо кивнул, будто бы давая Мао свое дозволение. - Разумно. Но откуда взялась сама идея?
  - Ополчение высшей аристократии было придумано не мною, и когда-то оно отнюдь неоднократно использовалось для самых разных целей. По большей части для возведения на престол новых династий, конечно. Но уверен, на завтрашней встрече в тронном зале голоса протеста уже не будут раздаваться так громко, как звучали сегодня в нашей столичной резиденции, - расплылся в довольной улыбке толстяк-полководец.
  - Деньги? - нахмурился глава рода.
  - Деньги, подарки, услуги, - ответил Мао все в той же откровенной манере. - А для тех, кто хранит достоинство - забавная мысль, подброшенная для размышлений сильных мира сего. Народ не любит знать, в особенности старые линии чжэн, не столько из личных мотивов, сколько из-за непонимания, зачем нужны все эти высокородные семьи, чья роль в нашей стране давно не носит даже символического значения. Поместные энь-гун и большинство семейств цзун хотя бы управляют обширными вотчинами, участвуют в государственных стройках и вытанцовывают диковинные пируэты, пытаясь урвать хоть каплю власти и влияния у торговых домов. Но те, кто осел в блистательной Хэйан-кё с незапамятных времен, те, кто лишь собирает ренту с владений, полученных от предков десятки поколений назад, и те, кто даже не спешит защищать своих подданных, перелагая эту ответственность на императорскую армию, все они уже не нужны Империи. И это не моя позиция, это мысли каждого второго крестьянина и ремесленника.
  - А, выступив на защиту людей, победив юнь и оплатив это своими жизнями, чжэн-гун-вэй и остальная знать вернут себе уважение всех подданных Императора, - закончил за Мао старший Синкай.
  - И спины людей вновь будут гнуться перед ними в знак истинного почтения, как это было когда-то во времена первых Цы, а не потому, что за подобное "непростительное неуважение" можно получить полсотни плетей.
  - Но все же, каждый чжэн, убитый в этом ненастоящем походе, станет саднящей занозой и поводом для охлаждения отношений между столичными семьями и тем, кто пошлет их на битву. Ты рискуешь, Мао, и не только своим статусом. Дом Синкай и я не сможем оставаться в стороне, а скрытая ненависть в отношении наследника обязательно отразится на всем остальном нашем клане. Почему я должен допустить подобное?
  - Потому, что вы тайпэн, а долг тайпэна служить Императору и оберегать Империю во всех Ее бесчисленных проявлениях. Равно как и долг тайпэнто заключается в том, чтобы руководить действиями тайпэнов, позволяя им достигать поставленных целей с минимальными потерями и наибольшей выгодой для Единого Государства. А что касается семьи, - Мао почти непритворно вздохнул, - семья важна, но не важнее Служения.
  - Я горд, что сделал тебя своим наследником, - лицо Пао Ланя теперь окончательно являло собой маску спокойного удовлетворения. - Ты вновь не подвел меня. Надеюсь, детали подготовлены не хуже основного плана?
  - Почтенный Джэнг Мэй, верховный распорядитель армейских складов, оказывает мне всяческую поддержку в решении мелких трудностей, связанных с бюрократическими процедурами и поиском достойных исполнителей в среде столичных чиновников и дворцовых евнухов, - немного витиевато ответил Мао.
  Глава рода Синкай, прекрасно знавший, кто именно фактически руководил всей деятельностью Джэнга и покровительствовал тому в любых начинаниях, понимающе кивнул. В отличие от своего предшественника, Фень с первых дней новой службы всячески избегал любого даже самого маломальского намека на конфликт с Всесильным Тэном. И сиккэн, похоже, ценил этот жест достаточно высоко, чтобы незримо оказывать Мао свою аккуратную поддержку в лице ближайших сподвижников.
  - Об этом мне радостно слышать вдвойне, - заключил Пао Лань, впервые с момента начала их разговора расслаблено опуская плечи.
  - Тогда мне остается просить вас лишь об одном, - Фень по-прежнему был предельно серьезен. - Названный наследник рода Синкай должен возглавить это ополчение и лично участвовать в сражении, чтобы не допустить ядовитого шепота о себе и своем клане.
  Лицо тайпэна Ланя мгновенно закаменело. Из трех его сыновей до взрослых лет дожил лишь один, и молодой Вэнг, яркая звезда и опора ведущей ветви древнего рода, неспроста стал в жизни тайпэна Пао главным лучом надежды. Смерть юноши во время бандитского налета на придорожный трактир стала для Ланя жестоким ударом. Вэнга нашли в окружении шести убитых врагов, но неизвестные бандиты не испугались ни меча тайпэна, ни имени могущественных Синкай, завершив свое черное дело и разграбив тот постоялый двор. И потому, Мао знал, с какими сложными чувствами относится к нему его тесть. Фень стал для Ланя заменой Вэнга и новой надеждой для всего семейства Синкай. Потерять теперь еще и мужа своей старшей дочери, Пао просто не мог, как и не мог запретить тому исполнить свой Долг.
  - Надеюсь, в рядах этого ополчения найдется место для одного старого полководца со свитой? - спросил, наконец, глава клана, выдавив через силу улыбку.
  - Конечно. Следует ли мне распорядиться насчет обеда? - сразу же уточнил Мао, натягивая обратно на лицо свою повседневную "маску" безразличной надменности.
  - Да, нам стоит обсудить положение дел внутри рода, и трапеза будет способствовать этому, - не раздумывая, согласился Синкай.
  
  Небольшой сундучок из темного дерева, окованный простыми стальными углами, наемники Джао оставили в пятидесяти шагах от ворот и спокойно, не теряя достоинства, двинулись обратно к стенам караванного поста. Двое солдат под предводительством полусотника Шокея приблизились к оставленному "подарку". Откинув крышку ларца, командир убедился в достоверности содержимого, и воины, подхватив деревянный короб с разных сторон, поспешили вернуться в ряды своих соратников. Пешая колонна армии Юнь, разделенная на равные полусотни, растянулась по каменистой дорожной насыпи в ожидании приказов своего командующего.
  Эта сцена была уже не первой, которую тысячник Басо Нуен видел за последние дни. И даже не второй, и не пятой. Он мог потратить время и человеческие жизни на то, чтобы штурмовать каждый поселок или монастырь на своем пути, но юный командир нашел иной выход, позволявший его войску двигаться быстро и без задержек. Простые жители имперских провинций - крестьяне, ремесленники, купцы и монахи - в большинстве своем тоже были не против подобного развития событий. Лишь немногие пытались артачиться вместо того, чтобы без лишнего шума передать корпусу Басо маленькое звонкое подношение, всегда назначавшееся тысячником во вполне разумных пределах. И только когда договоренности не удавалось достигнуть словом, Нуен был вынужден действовать грубой силой. Но за последний месяц такого еще не случалось ни разу.
  На самом деле, Басо даже не представлял себе, во что выльется его рейд по вражеским тылам и какие последствия он принесет. В Нееро их встретили не слишком радостно, а постоянные стычки с местными и небольшие сражения с ополченцами продолжались до самой границы с Маннай. Если бы им не удалось удачно отбить колонну пленных, захваченных в Йосо тайпэном Ханем, то потери, скорее всего, не позволили бы Нуену даже думать о продолжении похода. Однако испытания и трудности не пошатнули уверенности тысячника в том, что война должна вестись теми методами, которые не отвратят противников друг от друга. Именно это и стало причиной неожиданного "успеха" во внутренних районах Империи.
  Армия Юнь двигалась скорым маршем, обрастая обозом и почти не встречая сопротивления даже со стороны строевых гарнизонов небольших фортов, достаточно щедро разбросанных по сельским угодьям. Подданные Единого Правителя предпочитали откупаться от опасных путников, и с каждым днем корпус Басо все больше напоминал ему самому огромный караван налоговых сборщиков. Еще сходства этому добавлял тот факт, что денежная часть "оброка", получаемого юнь, зачастую бралась именно из тех средств, что были отложены старостами и купеческими попечителями для ежегодной отправки в столицу. Имперский закон позволял подданным Избранника Неба обменивать свои жизни на деньги Единого Государства, но обида, которую Нуен наносил своими поступками Золотому Дворцу, была не менее сильной, чем, если бы он просто предал разорению все на своем пути.
  Отношения с местными складывались почти что дружеские, и порой дела доходили уже до смешного. Одна только картина чужеземного войска, шагавшего через исконные имперские земли, убийственно сочеталась с крестьянами, продолжавшими работать в полях по обеим сторонам от дороги. Но, несмотря на такую терпимость, тысячник ни на минуту не позволял себе и своим подчиненным расслабиться. Басо прекрасно понимал, что находится на враждебной территории, и едва представится такая возможность, как любой из этих вежливых торговцев и седовласых старост с радостью воткнет ему в спину каленый нож. Поэтому-то всякая новая партия фуража, полученная в окрестных селах, тщательно проверялась армейскими лекарями, а вокруг ночного лагеря дежурили не удвоенные, а утроенные караулы. Больших городов на своем пути Басо старательно избегал. Покидать войско на марше или во время стоянок солдатам категорически воспрещалось, а любое неповиновением или акт агрессии против жителей Империи наказывался по всей строгости воинских кодексов Юнь.
  Сотники и полусотники Басо поначалу не могли понять целей, которые преследовал их командир, но видя то, как кровавый рейд превращается в обычный учебный поход, а телеги в центре строя начинают ломиться от золота и дорогих товаров, каждый из них с радостью или через силу признавал правоту Нуена. И только он сам понимал, что долго это продолжаться никак не сможет, и что главная его задача отнюдь не в том, чтобы "разграбить" казну поселений в Маннай и Цинхай.
  Основным предметом поисков армии Басо стали изобретения имперских механиков и алхимиков. Порою механизмы и редкие рецепты передавались юнь в качестве части уплаты "оброка", но слишком многие мастера Империи не хотели делиться своими секретами, да еще и с ненавистным южным врагом. Мельницы, дробилки, дорожные краны, паромные переправы, литейные мастерские и механические кузни, цеха различных покинутых мануфактур, плотины, шлюзы, арочные мосты и участки дорог, проложенные по солончакам и болотам - все это становилось объектами пристального внимания со стороны чертежников и писцов, которых по приказу Нуена отобрали среди самых способных солдат. Не меньшее внимание уделялось и разным мелким "игрушкам", причем не только военным, но и простым бытовым. Пружины и барабанные шестерни редко использовались у юнь, и тысячнику лишь оставалось восхищенно цокать языком, встречая очередной образчик живой созидательной мысли ремесленников Нефритового Трона. К сожалению, несколько первых попыток переманить на свою сторону опытных мастеров не увенчались успехом, а действовать грубо, как это делали, например, ракурты-работорговцы, Басо все-таки не решился. Шаткое спокойствие для своих воинов на всем протяжении пути тысячник ценил гораздо выше.
  Большое собрание бамбуковых тубусов с рисунками на пергаменте и выделанной коже наполняло собой личную повозку командира, в которой обычно хранилась та часть добычи, что полагалась военачальнику его ранга, но Басо ни в коем случае не сожалел о том, что отказывается от жемчуга и золотого песка. Его груз был намного ценнее и обязан был оказаться в архивах Ляоляня и на столах у юньских инженеров. Этой задачи не было в первоначальных планах командующего корпусом, но когда она появилась, то легко перекрыла собой все остальное. С "близкого расстояния" тысячник Нуен сумел оценить по достоинству истинные сокровища враждебной Империи. И, во что бы то ни стало, был намерен теперь добыть и привести их для собственного народа.
  
  
  Глава 11.
  
  Первыми о том, что некогда процветающий Вонгбей превратился в безжизненный город-призрак, в котором остались лишь выгоревшие остовы домов, генералу Камуото доложили высланные вперед конные разведчики авангарда. Данное известие оказалось для пожилого полководца весьма неприятным открытием. По расчетам командующего седьмой армии, спешно переброшенной на юг от самых границ Империи почти через всю территорию, подконтрольную Юнь, он и его люди должны были прибыть в предместья Вонгбея все-таки самое позднее на вторую-третью неделю с начала осады. Сиртаки к этому моменту не могли бы еще даже организовать ни одного полноценного штурма, но, видимо, всемогущей Судьбе было угодно, чтобы события развивались по иному пути.
  Теперь же Камуото оставалось лишь досадливо хмуриться и думать о том, каким образом избежать главного затруднения для него и его людей, которое повлекло за собой падение "торговой жемчужины". Без возможности использовать Вонгбей в качестве главного плацдарма, седьмая армия была вынуждена полагаться в вопросах снабжения только на оставленные далеко за спиной порты залива Авадзи. Интендантские службы, растянутые на значительное расстояние по весьма посредственным дорогам и заросшей болотными джунглями местности, оказывались слишком легкой и удобной целью для нанесения внезапных ударов в тылу. Камуото никак не мог отрядить большого количества солдат для охраны подвозных путей, но и игнорировать сложившееся положение тоже не имел права. Впрочем, эту проблему предстояло решить, как только будет найден ответ на другой вопрос. А именно: куда, во имя всех подземных владык, подевался противник?!
  Армии мятежного раджи не было ни в Вонгбее, ни в окрестностях разоренного города. Соглядатаи Камуото и вездесущие проныры генерала Фанга не докладывали о движении крупных сил в направлении Шаанга или закатного юга. Должного флота у сиртаков не было, да и главные пиратские ватаги данной части побережья в этот раз неожиданно выступили в качестве союзников юнь, и командующий войсками даже начинал подумывать о том, не стоит ли подрядить этих ребят как каперов для переброски грузов напрямую по морю. С этой же целью Камуото распорядился занять разоренный Вонгбей, численность жителей которого до страшных событий более чем в два раза превышала размеры седьмой армии, но сейчас была сведена практически к нулю. Кроме удобного порта, выбор генерала предопределялся еще одной важной причиной.
  До вторжения в регион сиртаков местное население и в особенности власть предержащие относились к хмоси и немногочисленным метисам примерно так же, как к говорящим обезьянам из южных джунглей. Поэтому, на взгляд Камуото, не было ничего удивительного в том, что болотники поголовно переметнулись на сторону захватчиков, кто открыто, влившись в ряды вражеского войска, а кто тайно, поддерживая сиртаков припасами, указывая им удобные тропы и укрывая раненых в своих домах. Доверять населению провинции, чей этнический состав за последние десять дней очень быстро стал пугающе "однородным", Камуото не собирался. Семена ненависти были посеяны в здешнюю землю предыдущими хозяевами, они же и собрали созревший черный урожай, захлебнувшись ядом, что тек вместо сока внутри прогнивших плодов. Генерал Юнь не собирался усугублять случившееся, и если с точки зрения законов той же Империи хмоси были злостными предателями, чья вина считалась бы полной и абсолютной, то даже при ляолянском дворе эту ситуацию уже не сочли бы столь однозначной.
  Солдаты Камуото встали на постой в наиболее уцелевших кварталах Вонгбея. Сам командующий вместе со всем своим штабом переместился во дворец городского совета. Крепостные стены оказались почти нетронуты, и дозорные посты были развернуты в башнях и старых караульных помещениях. Десятки разведчиков были разосланы во все стороны - искать армию Ранджана и следить за хмоси. В порту саперные команды спешно приводили в порядок уцелевшие причалы и пирсы.
  Ничто не предвещало внезапной беды, и свою первую ночь в мертвом городе юнь восприняли достаточно спокойно, получив, наконец-то, долгожданную передышку после двух с лишним месяцев марша. Тем неожиданнее и неприятнее для генерала Камуото стала ситуация, когда уже далеко за полночь перепуганный денщик поднял его с постели и сообщил о том, что на улицах Вонгбея идут масштабные бои. В воцарившемся хаосе отдельные сотни оказались оторваны друг от друга, а офицеры, не получая приказов от высшего командования, вынуждены были действовать на свой страх и риск. Ракетные батареи и метательные машины, так до сих пор и остававшиеся разобранными и уложенными в походные телеги, оказались теперь бесполезны. Штаб генерала не мог руководить действиями солдат в достаточной мере быстро и согласовано, а задержки и ошибки из-за незнания обстановки были теперь фатальны.
  Главной проблемой стало то, что было невозможно понять, сколько врагов сейчас противостояло юнь, откуда они берутся, и какой тактический план пытаются реализовать, нанося по противнику беспорядочные "булавочные" удары и поджигая те немногие постройки, что еще были в состоянии гореть. Весь ужас происходящего стал понятен Камуото только ближе к рассвету.
  Первые уличные схватки, поднявшие на уши весь город, на самом деле оказались лишь последствиями неудачных вылазок сиртаков, начавшихся еще задолго до того в первые вечерние часы. Несмотря на выставленных часовых и все предосторожности полусотников, целые отряды юнь оказались полностью перебиты во сне. Вокруг Вонгбея были замечены большие группы враждебных хмоси, а в тот момент, когда по черному небосводу стали расползаться первые алые блики, бойцы Ранджана предприняли главную попытку обезглавить седьмую армию.
  Многочисленные группы сиртаков, не слишком хорошо вооруженные и облаченные, по большей части, лишь в потрепанные трофейные доспехи, накатывались волнами на стены дворца, появляясь из переулков и из подвалов торговых рядов, высившихся на другой стороне центральной площади. Охрана генерала и несколько солдатских отрядов, вынужденных отступить к дворцу, отражали атаки на высокой широкой лестнице у парадного входа, рубились в узких коридорах, ведущих на кухни и в кладовые, а также сбрасывали вниз тех врагов, кто пытался при помощи веревок с железными крючьями вскарабкаться на второй или третий этаж. Камуото ожидал, что противник быстро выдохнется, а на помощь ему самому подойдут свежие силы, но этого так и не произошло.
  Несмотря на то, что потери юнь были относительно невелики, воины седьмой армии были вынуждены сначала оставить двор, а затем отступить на второй этаж. Офицеры и чиновники штаба спокойно и без суеты изготовились к бою. Оруженосцы и денщики помогли Камуото облачиться в старинные ритуальные доспехи его рода, представлявшие собой массивный цельнолитой панцирь со множеством толстых и грубых, но великолепно подогнанных пластин, закрывавших руки и ноги. Кто-то менее высокий и крепкий вряд ли сумел бы долго носить подобную защиту древнего лим-бо, но генерал с юных лет был привычен к подобной тяжести. Не менее умело он был подготовлен и к обращению с большим круглым щитом и внушительной булавой, украшенной загнутым "клювом". Округлый шлем с посеребренной маской, изображавшей оскал демона ярости, Камуото одел в последнюю очередь, перед тем, как отдать своим людям приказ оставить второй этаж и перегруппироваться на третьем.
  Воины Ранджана ворвались в большой зал собраний и замерли на пороге в заметном смятении. Генерал Камуото, стоявший у противоположного входа в помещение во главе своих офицеров и оставшихся телохранителей, сейчас походил на ожившую железную статую и без сомнений одним своим видом внушал страх и почтение любому противнику. Бойцы-юнь ринулись в атаку, молча, без воинственных кличей и изощренных ругательств, навалившись на врага могучей всесокрушающей силой. Опытные солдаты и самые верные офицеры командующего, ветераны, прошедшие с ним не меньше десятка умбейских компаний, смяли и опрокинули опешивших сиртаков так, как полноводный поток, прорывает хлипкую плотину, строители которой слишком много времени отводили на отдых и посторонние разговоры. На втором этаже им также никто не сумел оказать достойного сопротивления.
  Эта схватка вызвала у генерала странное смешение чувств. С одной стороны он понимал, что допустил самую большую ошибку в своей жизни, раз позволил загнать себя в такое положение, с другой - руки и оружие, истосковавшиеся за годы, по "настоящему делу" дарили Камуото ни с чем несравнимую радость. Его последний бой с настоящим живым врагом лицом к лицу состоялся более пятнадцати лет назад, но могучее тело, терзаемое постоянными ограничениями и регулярными тренировками, не позабыло былых своих навыков. Сбивая противников с ног страшными ударами палицы, расшвыривая их в разные стороны щитом и переступая через изувеченные тела, генерал впервые за долгие годы ощущал, как кровь все быстрее бежит по венам, даруя сознанию непередаваемый детский восторг.
  Как ветер выметает осеннюю листву с опустевшей улицы, так и юнь сумели единым порывом выбросить врага за пределы здания. Но останавливаться на достигнутом никто из них уже и не думал. Вид убегающих сиртаков требовал продолжать преследование, и Камуото даже не пришлось отдавать лишних приказов. Четыре десятка царских солдат, все кто уцелел к этому моменту из числа защитников штаба, появились на центральной площади, гоня перед собой не меньше двух сотен вражеских воинов. Осторожность и страх больше не мешали юнь упиваться боем, и тех, кто уже двигался к ним навстречу, расталкивая отступающих трусов, они тоже совсем не боялись.
  На неполную минуту они замерли друг напротив друга. Тяжелые мечники Ранджана в сплошной ламинарной броне с головы до колен и ближний круг командующего седьмой армии в измазанных кровью доспехах из стали и красной меди. Во взглядах, которые бросали и те, и другие, не было ничего, кроме радостного предвкушения. Могучий сиртак с внушительными плечами и гладко выбритым лицом, что было для его народа совсем нетипично, вышел вперед, вскинув подбородок и давая утреннему ветру, несущему запах свежей гари, растрепать длинные волосы на непокрытой голове. Из всех противников этот боец видел сейчас лишь одного, и не понять этот вызов было нельзя.
  Генерал Юнь осознал все прекрасно. Быть может, еще зим десять назад он, вероятно, рискнул бы выйти на поединок, но сегодня его тело, несмотря на всю свою силу и выносливость, было лишь телом шестидесятилетнего старика. Молодой сиртак был достаточно проворен, чтобы, долго ускользая от Камуото, вымотать его и победить без особых трудностей. Но проигрывать командующий седьмой армии не собирался, даже, несмотря на то, что вокруг его маленького отряда уже смыкалось кольцо из почти четырех сотен врагов, собиравшихся со всех сторон. Вскинув руку с окровавленной булавой, генерал коротко прохрипел приказ, и его люди снова ринулись в битву.
  Камуото вломился во вражеский ряд, с прежним наслаждением круша ребра и проламывая черепа. Вокруг свистели мечи, слышались проклятья, и всякие иные мысли, кроме упоения битвой оставили пожилого стратега. На них наседали с разных сторон, но юнь все равно сумели пройти почти через всю площадь, оставив на серой брусчатке немало тел самых лучших воинов мятежного раджи. Лишь когда перед ним вновь возник тот молодой воин с пылающими от восторга глазами, генерал понял, что настоящая схватка подходит к концу.
  "Клюв" булавы хищно свистнул над самой головой у сиртака, опустившись на плечо другому умбейскому мародеру, от чего тот, громко вскрикнув, сразу же повалился на землю. Камуото отбросил щитом в сторону еще двоих врагов и вновь попытался достать приметного бойца с непокрытой головой, но тот опять сумел увернуться.
  
  Поднырнув под удар генерала Юнь, Ранджан чудом сумел избежать столкновения с краем щита, уже нацеленного ему в лицо, и, изловчившись, вонзил свой меч снизу между массивных пластин точно в подмышку вражеского полководца. Кровь из раны хлестнула тугой струей, клинок раджи перебил большую артерию. Деревенеющей рукой Камуото еще раз попытался расколоть голову своему противнику, но конечность уже не слушалась его так, как раньше. Переступая ногами в ритме катха и завершая оборот вокруг своей оси, Отрекшийся нанес новый стремительный удар, в который вложил всю свою силу и злость. Посеребренная маска разлетелась блестящими осколками, и громадная фигура командующего седьмой армией Юнь медленно и грузно повалилась назад. Завершающий элемент своего беззвучного танца Осквернитель выполнил как всегда безупречно.
  Ни один из оставшихся юнь так и не сдался, не бросил оружие и не молил никого о сохранении жизни. Поступиться честью для этих людей было немыслимо.
  - Величие победы создается величием побежденного, - сказал Ранджан, когда спустя почти двенадцать часов весь Вонгбей был вновь в его власти.
  - Тогда это действительно была великая победа, - заметил Нагпур, стоявший над телом вражеского полководца, доставленным в покои вольного вождя сиртаков в качестве главного трофея в завершившемся сражении.
  - Нет, - покачал головой Хулитель. - Это была не просто какая-то там великая, а самая величайшая победа в моей жизни! И пусть теперь этот ублюдок Акоши попробует оспорить мое право диктовать условия всему миру!
  
  Поначалу Басо удивлялся той череде непонятных и странных ошибок, которые его противник начал делать еще с самого начала боя. Позже на удивление уже не было времени, и тысячник стал воспринимать происходящее как некую неизменную данность.
  Сборный корпус Нуена только закончил завтрак и начал собираться в дорогу, когда наблюдатель, примчавшийся на взмыленной лошади, сообщил о двигавшемся в их сторону крупном отряде латных всадников под имперскими знаменами. Еще прошлым вечером ни о каких военных силах Империи ничего не было слышно, по меньшей мере, на полдня конного пути вокруг, из чего Басо сделал вывод, что кавалерия противника совершила ночной переход. Атаковать сразу после такой "прогулки" казалось довольно самонадеянно, к тому же, куда удобнее было бы дождаться, когда юнь выступят в путь. Внезапное нападение конной группы на маршевую колонну было среди излюбленных и наиболее эффективных тактических приемов императорских всадников, чье пугающе непреклонное следование выверенным "боевым схемам" могло сравниться разве что только с их фанатичной дисциплиной. Разбираться в поведении врага Басо было сейчас некогда, и тысячник сосредоточился исключительно на том, как извлечь максимальную пользу для себя и своих воинов из сложившейся ситуации.
  Первым приказом Нуена было снять лагерь и переместиться в деревню, в которой они накануне пополняли припасы. Местные крестьяне тоже поняли все довольно быстро и, не желая оказаться в самом эпицентре назревающего сражения, сразу стали поспешно покидать свои дома, спасая скот и нехитрый скарб. В тот момент юнь до беженцев уже не было никакого дела, солдаты занимались сооружением завалов и рогаток, образуя вокруг поселения защитный периметр. Обширные рисовые поймы, окружавшие со всех сторон деревню, которая располагалась на небольшом рукотворном возвышении, весьма удачно способствовали делу оборонявшихся. Через какие-то полчаса корпус Нуена уже готов был встретить "гостей" во всеоружии.
  Конные войска Империи выплеснулись из-за гряды невысоких холмов и ринулись к безымянному поселку, развернувшись широкой лавой и стремясь охватить врага полукольцом сразу же с трех сторон. От обилия разноцветных знамен и почетных значков у Басо поначалу зарябило в глазах, но спустя несколько минут он с удивление понял, что не видит ни единого синего стяга, а значит, против него не выступало сейчас ни одного отряда регулярной армии. Перед юнь в данный момент был весь высший цвет имперского столичного общества, потомки всех самых древних и знатных семей чжэн-гун, сильные, благородные и умелые воины... Но именно это обстоятельство неожиданно и подарило Нуену призрачную надежду выстоять против численно превосходящего противника.
  Имперские аристократы были хорошими бойцами, но все они были одиночками, их оружие и доспехи были превосходными образчиками кузнечного дела Империи, но они не знали ничего о таких вещах, как солдатская взаимовыручка и согласованность действий. Подобно сказочным рыцарям закатных земель, благородная кость Нефритового Трона всегда готова была принять участие в войне, но главное ее предназначение сводилось совсем не к этому.
  Тяжелые кони, несущие на себе всадников в пластинчатых латах, быстро начали вязнуть в рисовых полях, их скорость заметно упала, а головная сотня, двигавшаяся по дороге, напротив заметно выбилась вперед. Басо сразу же приказал своим лучникам сосредоточить всю стрельбу на этой группе и полностью игнорировать всяких одиночек, вырвавшихся вперед из других отрядов. Конных лучников у имперцев не было, и действия юнь остались безответными. Две малых баллисты, все, что имелось в арсенале у царского корпуса из полевой артиллерии, не внесли ощутимого вклада в начало сражения, но зажженные смоляные бочонки, безусловно, не стали для имперских аристократов приятным дополнением в и без того не лучшей ситуации.
  К тому моменту, когда всадники сумели, наконец, добраться до линии укреплений, где засели солдаты Нуена, в их рядах уже были первые заметные потери. Болотная каша, в которую превратилась рисовая пойма, по-прежнему мешала кавалеристам набрать разгон и быстро прорваться сквозь хаотичные нагромождения из дерна, бревен, досок, корзин и перевернутых телег, превращенных юнь в самые настоящие баррикады. Пехотинцы сбивали наездников на землю длинными копьями, с загнутых скатов крыш стреляли лучники, а имперская знать рубила врагов, пользуясь всеми преимуществами, что давал им лошадиный рост, но не в силах реализовать остальные, что были бы у всадников в открытом поле. Несколько раз чжэн-гун удавалось прорваться в деревню, но две сотни резерва, которые постоянно держал при себе тысячник Юнь, быстро отбрасывали их обратно, закрывая "прореху" в оборонительном кольце.
  Лишь когда солнце начало медленно подползать к середине небосвода, битва начала выдыхаться. Атаки конницы становились все менее яростными, а сами юнь "огрызались" заметно слабее и неохотнее, но десятники и полусотники зорко следили за тем, чтобы в отрядах поддерживался прежний настрой. Больше всего Басо боялся, что, выбрав удачный момент, имперцы предпримут внезапный удар свежими силами по какому-нибудь из основных направлений. И имей он дело с императорскими всадниками или армейской кавалерией так оно, скорее всего, и случилось бы.
  
  Группа конных воинов на вершине зеленого холма заняла свою позицию еще до начала боя и оставалась здесь на всем его протяжении. Родовые солдаты семьи Синкай не спешили присоединиться к сражению, чтобы доказать свое превосходство над бойцами других уважаемых кланов и снискать славу для своего повелителя. Обязанность охранять жизнь наследника рода и будущего тайпэнто была для этих людей сейчас превыше пустой гордыни или иных возвышенных желаний. Сам Мао Фень следил за битвой с печатью полного безразличия на лице, лишь изредка хмурясь и кривя полные губы, будто бы собираясь выругаться или сплюнуть.
  Со стороны окруженной деревни к наблюдателям приближался еще один отряд всадников. Знамена над головами у этой группы имели ту же зелено-черную окраску с вкраплением золота, что и большое квадратное полотнище, трепетавшее за спиной у Мао. Конь тайпэна Пао Ланя, облаченный в прекрасную броню из отполированных пластин, ничуть не уступавшую той, которую носил его хозяин, радостно гарцевал под наездником, похоже, ничуть не стесняемый весом стального облачения. Свита тайпэна выглядела более хмуро, а один из воинов явно с трудом удерживался в седле. Причиной тому, вероятно, была длинная стрела с белым оперением, которая вошла точно встык между полукруглых пластин, прикрывавших его левое плечо. Темные кровавые потеки обильно измарали начищенную сталь, а боец с побледневшим лицом, похоже, сохранял сознание лишь благодаря силе воли и нежеланию показать свою слабость перед товарищами.
  Несколько лекарей и солдат прислуги, выбежавших навстречу отряду Пао Ланя, немедленно преградили дорогу раненому, но всадник согласился проследовать за врачевателями лишь после дозволительного кивка со стороны своего хозяина. Лошадь бойца тут же была взята под уздцы, а его самого направили в сторону большого полевого лагеря, разворачивавшегося с другой стороны холмистой гряды. Обозы только недавно подошли к месту сражения, сумев догнать основные силы столичного ополчения.
  - Ты зря дозволил Жианям увлечь всех за собой в эту безрассудную атаку, - заметил Пао Лань, когда его конь поравнялся с Фенем.
  - Их кровь бурлила так сильно, что они все равно ослушались бы, - пожал плечами Мао. - Они слишком гордые и не привыкли подчиняться приказам.
  - Но теперь их горячность припишут тебе и истолкуют как глупость, - не согласился тесть, объехав вокруг и остановившись бок о бок с лошадью Феня.
  - Не самая страшная цена, - хмыкнул толстяк. - Зато Империя в который раз очистит себя в сражении от самонадеянных и слабых.
  - Так, значит...
  - Трое погибли еще в самом начале, четвертый получил стрелу в глаз во время одной из последующих атак, а за жизнь последнего из братьев Жиань сейчас борются лекари, - Мао искоса посмотрел на старшего Синкай со столь знакомой тому ядовитой ухмылкой. - По их заверениям, шансов у него уже практически нет. Похоже, семью Яо-Янг вскоре ждут печальные и скорбные известия. Лишиться разом всех молодых наследников обеих ветвей... Должно быть, это ужасно.
  - Да, эти юнь оказались не так хрупки, как многим казалось, - почтительно отозвался Лань, полностью игнорируя последние слова своего зятя.
  - Недооценивать противника, все равно, что не знать его, - процитировал толстяк. - Но, быть может, пока хватит?
  - Передышка не помешает ни нам, ни им. Пусть залижут раны, пересчитают тех, кто остался в живых, и обдумают свое положение.
  Вслед за взмахом руки тайпэнто, сигнальные бамбуковые жерди с желтыми стягами и белыми лентами поднялись высоко вверх, оповещая все имперские силы об общем отступлении. Всадники, продолжавшие кружить во взбаламученной жиже на ближних подступах к поселку, нехотя потянулись обратно.
  - Усугублять не стоит, - заметил Мао. - Дозволите?
  - Конечно, - кивнул старший Синкай.
  Повинуясь жесту Феня, родовые воины из его охраны и те, кто сопровождал тайпэна Ланя, ринулись вниз по склону, чтобы начать поиски и сбор тех, кто оставался на равнине, но был слишком тяжело ранен, чтобы выбраться оттуда самостоятельно. При главе рода Синкай и его зяте-наследнике осталось лишь четверо самых преданных телохранителей, проверенных многими боями и десятилетиями службы.
  - Интересно, что делает сейчас их командир? - задумчиво протянул Лань.
  - Думает, - хмыкнул Мао. - Если, конечно, я не ошибся на его счет. Но это вряд ли.
  
  - Ублюдки! Сами уносят ноги, а нас еще хотят заставить прикрывать им хвосты?!
  Разгоряченный солдат, совсем молодой парень, которому едва ли исполнился второй десяток зим, вскочил на ноги, яростно размахивая руками. Ответом ему было молчание, а во взглядах многих юнь не было ни согласия, ни понимания, лишь легкая брезгливость, но это не остановило "оратора".
  - Я за это не хочу подыхать! Вы слышали! Не хочу сдохнуть под конскими копытами ради вороха бумажек и жизни нескольких человек, один из которых, между прочим, и затащил нас в эту западню!
  Басо, угрюмо сидевший на дощатом крыльце соседнего дома, не смотрел на своего подчиненного. Желание командовать и вести за собой людей улетучилось, едва тысячник был вынужден признаться себе, что не сумеет в это раз спасти всех, а поэтому следовало отдать приказ, который самому Нуену очень и очень не нравился.
  После отхода имперцев и наступления затишья ситуация для царских воинов по-прежнему выглядела патовой. Корпус потерял больше половины солдат убитыми и ранеными, а если бы не невероятная стойкость проявленная людьми Басо, то от него бы уже вообще ничего не осталось. Но имперских высокородных всадников все равно оставалось в три, а, то и в четыре раза больше, чем юнь. Удерживать прежний защитный периметр при новой атаке они уже не смогли бы. Колчаны лучников были пусты, а запасные связки стрел из походных запасов обоза тоже оказались почти полностью израсходованы. Кое-кто решался на дерзость и выбирался на поле, чтобы собрать там хоть немного припаса. Эти же смельчаки сумели отловить около двух с лишним дюжин имперских коней, которые дались им в руки.
  Лошади стали для Басо последней надеждой, но не на спасение себя, а на то, что удастся сохранить главное богатство, добытое им в этом рейде. Архив, собранный писцами в качестве "доли трофеев" тысячника, уже перекладывался в переметные сумы на лошадях. Обозные тяжеловозы не годились для быстрых скачек, но прекрасные кони Империи с более легкими наездниками, чем воины в полных доспехах, должны были великолепно справиться с поставленной задачей.
  Оставалось только отобрать счастливчиков, таких, что могли быстро ездить и умело править. Тех, кто отвечал этим требованиям, набралось больше трехсот, остальное решил жребий, и Нуен был совсем не рад, что его сотники, без ведома командира, вложили записку с именем Басо в общий котел. Ведь именно этот клочок бумаги и оказался тринадцатым по счету среди тех, кому выпало прорываться обратно на юг, пока остальные продолжили бы отвлекать на себя внимание противника.
  - Заткнись, слюнтяй! - не выдержал первым полусотник Шокей.
  Поднявшись на ноги, он шагнул навстречу крикуну, замершему в центре небольшой деревенской площади, и тот по привычке отступил назад, вжимая голову в плечи, но уже в следующую секунду вскинулся на офицера с новой силой и без всякого почтения в голосе.
  - Почему я должен заткнуться?! Потому что говорю то, о чем вы все тут думаете?!
  - Откуда только ты такой вылез, - зло сплюнул Шокей. - Ты забыл, что ты солдат! Что у тебя есть долг и обязанности!
  - Я не просил делать из меня солдата! - оскалился в ответ бунтовщик. - Равно как и большая часть из этих парней! Нас загоняли сюда силой, кнутами и палками, а теперь требуют отдать свою жизнь ради какой-то призрачной цели!
  - Жалкий червяк! Ты бы до конца жизни выковыривал голыми руками гнилой батат из мерзлой почвы! Но тебе дают шанс умереть человеком, умереть за что-то большее, за цель о светлом будущем новых поколений! За весь народ юнь!
  - И я должен обделаться от счастья?! - взревел солдат в ответ на тираду Шокея.
  - Ну, так вали тогда отсюда! - не выдержал полусотник. - Вон, позиции нефритовых псов, катись туда! Заживо сгниешь на самоцветных рудниках, если уж для тебя это милее, чем сражаться и пасть в битве с настоящим врагом ради настоящего дела!
  - И уйду, - рявкнул боец. - И вас, идиоты, зову за собой! Одумайтесь пока не поздно!
  Вскоре два десятка безоружных фигур уже ковыляли через мутную грязь в сторону цепи холмов на севере. Никто не смотрел им вслед. Шокей, опустившись рядом со своим тысячником, удрученно хмыкнул.
  - Думаю, эти трусливые сволочи выиграют нам еще немного времени, теперь очередь за тобой, командир.
  Басо поднял на офицера взгляд полный боли и благодарности, но слов, чтобы выразить свои чувства у Нуена не было. Впрочем, Шокей и остальные бойцы, кто остался верен своей присяге, и без слов прекрасно все понимали.
  - Ты главное сделай так, чтобы мы не померли напрасно.
  Хмурые улыбки, что вызвали прощальные слова Шокея на лицах у солдат и офицеров, отпечатались в памяти у Басо на всю оставшуюся жизнь. Это были улыбки тех, кто доверился ему. Тех, кого он подвел. И тех, кто простил ему эту страшную ошибку. Это были те улыбки, которые не захочется видеть во второй раз никому, кто еще хоть немного ощущает себя человеком.
  
  - Смотри-ка, - голос Ланя вырвал Мао из череды раздумий. - Первые ласточки.
  Несколько юнь, пробиравшихся по полю, выглядели особенно жалко на фоне того, какое количество вражеских солдат по-прежнему оставалось в деревне в ожидании своей участи. Убежать от кавалерии они не могли, но, похоже, сейчас эти люди вообще не думали о чем-то подобном, принимая свою Судьбу с не меньшей доблестью, чем солдаты Нефритового Трона.
  - Организуйте прием пленных, - обратился Фень к нескольким военным чиновникам и старшине интендантов, маячивших поблизости.
  Поручать такую работу сыновьям благородных родов явно не стоило. Некоторые, наверняка, восприняли бы подобное как прямое оскорбление, а нервы у "ополченцев" после первой неудачи были не в самом лучшем состоянии. Вестовые доложили, что в лагере между разгоряченными воспитанниками частных школ Хэйан-кё уже едва не состоялась пара дуэльных поединков. Накалять атмосферу и дальше было бы опасно.
  На какие-то мгновения члены семьи Синкай остались на вершине холма вдвоем.
  - Буду крайне разочарован, если именно сейчас юнь не предпримут что-нибудь наглое, - рассмеялся глава клана и привстал в стременах, чтобы получше разглядеть расстилающуюся перед ним панораму.
  - Да, было бы обидно, - пробормотал Мао.
  Правая рука Феня, тем временем, без лишней суеты вытащила из седельной сумки, притороченной сбоку, длинную стрелу с белоснежным оперением, совершенно ничем не отличавшуюся от тех, которыми пользовались лучники-юнь. Перехватив оружие за середину древка, Мао со странной грацией, совсем не вяжущейся с его раздутым рыхлым телом, неожиданно резко и с силой вонзил наконечник в приоткрывшееся горло своего тестя. Пао Лань хрипло вскрикнул, его конь испугано метнулся в сторону, и тайпэн вывалился из седла. За тем, как умирает и бьется в конвульсиях старейший представитель рода Синкай, Фень следил все с тем же безразличным спокойствием, что и молчаливая четверка телохранителей, замершая вокруг. И хотя седоусые воины не проронили ни звука, каждый из них не смог побороть желания отвести в сторону взгляд, в отличие от убийцы Пао. И только когда, Лань окончательно затих, Мао, тяжело перевалившись через луку седла, опустился на землю рядом с еще живым полководцем. Глядя в стекленеющие глаза своего нареченного отца, толстяк так и не произнес ни слова.
  Родовые воины и чиновники, вернувшиеся на наблюдательный пост через несколько минут, застали лишь картину безмерной скорби будущего тайпэнто над бездыханным телом. Поиски убийцы, подло лишившего жизни прославленного Пао Ланя, к всеобщему разочарованию так и не принесли результата. Пленные юнь, которые, несомненно, отвлеки на себя внимание, и дали неизвестному лучнику врага возможность подобраться поближе к императорским полководцам, были обезглавлены этим же вечером. Всех оставшихся врагов по приказу нового главы дома Синкай сожгли вместе с захваченной ими деревней. Никто не счел возможным оспаривать у Мао право на месть и жесткость.
  
  Улицы Вонгбея были по возможности очищены от трупов и других следов недавних событий. Правда, о них с готовностью напоминали несколько тысяч отсеченных голов, украшавших стены и крыши всех окрестных домов. Жирные вороны и стервятники с длинными голыми шеями важно прогуливались по брусчатке и узким карнизам, оглашая окрестности мерзкими криками. Лишь появление грозного Хагхи сбивало с падальщиков привычную сонную леность, заставляя вспомнить о собственном ничтожестве.
  Чудовищный зверь неторопливо вышагивал по пустынным улицам, едва не задевая покатыми боками факельные столбы и углы зданий. Толстая серая шкура слона с годами стала лишь прочнее, покрывшись сетью морщин и трещин. Огромные уши изредка шевелились, то ли отгоняя насекомых, то ли прислушиваясь к окружающему. Желтые бивни, почти достигавшие земли и изгибавшиеся параллельно ей, были укрыты под кованными железными каркасами, делавшими природное оружие этого животного еще более смертоносным.
  На площади их уже встречал почетный караул из тысячи отборных солдат Ранджана. Разделенные на две равных части, сиртаки и хмоси щеголяли дорогими трофейными доспехами из мелких квадратных пластин, изукрашенных красной медью и поделочным камнем. Сам раджа поджидал гостя на невысоких ступенях торговых рядов, порядком разрушенных и закопченных дымом былых пожарищ.
  Хагхи остановился и огляделся по сторонам также неспешно, как делал, наверное, все в своей жизни последние лет пятьдесят. Позади могучего слона, быстро и как-то суетливо, строились остальные войска. Несколько слуг подтащили сбоку к гигантскому зверю приставную лестницу, и магараджа Акоши с достоинством выбрался из плетеной корзины, укрепленной по бокам длинными овальными щитами.
  Несколько мгновений властитель Гуррама мешкал, но затем с явной неохотой направился в сторону Ранджана, по-прежнему стоявшего на своем месте и скрестившего на груди руки в вызывающей позе. Подходить к магарадже первым, как согласно традициям требовал его статус, Отрекшийся явно не собирался.
  - Приветствую тебя, прославленный завоеватель севера и восхода! - Акоши пытался открыто улыбаться, но это не выходило у него при всем старании даже через силу. - Рад видеть тебя в добром здравии, о мой старый друг.
  - Как вовремя ты вспоминаешь о нашей былой дружбе, владыка, - нахально усмехнулся Ранджан, так и не сделав в сторону Акоши даже самого маленького шага. - Впрочем, нет причин гадать, что заставляет тебя говорить со мной в подобном тоне.
  - Не забывайся, отвергнутый богами, - магараджа умел держать себя в руках и был уверен в своих силах.
  Четвертая тысяча солдат Гуррама уже вступала на площадь, пятая была на подходе. Еще семьдесят сотен бойцов Акоши оставил за пределами Вогбея - повторить участь генерала Камуото ему совсем не хотелось. Весть о победе над карательной армией Юнь достигла Акоши еще в дороге, когда он только выдвинулся на север с целью помочь посланнику Ляоляна навести порядок в пограничье. Но теперь ничто не мешало магарадже предстать союзником победителя, который просто не посмел бы отказаться от помощи Акоши и его войска. И все же умеренную осторожность следовало соблюдать. Трюк с целой армией, спрятанной в здешних катакомбах, от чего Вонгбей превратился в одну большую ловушку, показал себя не только жутко рискованным, но и на удивление эффективным. Испытать на себе, какие еще подлые приемы остались у Хулителя в запасе, магарадже совсем не хотелось.
  - Ты пришел предложить мне свою помощь, так что не забывай сам, что это именно ТЫ пришел ко мне, а не я напросился к тебе в покои, оббивая пороги и подсовывая подарки евнухам и распорядителям.
  - Но не забывай, что ТЕБЕ нужна моя помощь, - отбрасывая последние приличия, ответил Акоши, которому уже стало понятно, что вести разговор в духе взаимного уважения Ранджан не собирается. Как, впрочем, он это почти всегда и делал.
  - Нет, - резко бросил Отрекшийся, наблюдая за тем, как замерли последние ряды чужой армии, а слуги аккуратно уводят в сторону Хагхи, дабы по задумке Акоши дать радже-отступнику возможность воочию узреть то, чему он бросает вызов. - Мне не нужна твоя помощь. Мне нужно лишь твое войско. Или ты думаешь, я не смогу получить его?
  - Это уже не смешно, - Акоши наигранно покачал головой, изображая великую скорбь. - Я искренне рассчитывал на встречу с разумным человеком, но вижу, предтечи окончательно лишили тебя разума.
  - Эти многорукие трусы боятся даже издали смотреть на меня, - расхохотался Ранджан. - А что до остального, то порой божественное безумие лишь помогает тем, кто легко ему поддается.
  - И все же попытаюсь призвать к тем крупицам разума, что еще у тебя остались, - эти слова тоже дались Акоши не без усилий.
  - Не буду даже гадать, а о чем пойдет речь, - усмехнулся Хулитель. - Готов спорить, лизоблюды Арпура уже успели добежать до твоего дворца, едва его собственные пятки начали подгорать от того огня, что развели наши добрые соседи с гор.
  - Верно, мой царственный брат магараджа Арпур просит о помощи из-за того, что происходит сейчас на закатном севере Умбея. И происходит это не без твоей на то вины, Ранджан, - с явным осуждением в голосе ответил Акоши. - Вторжение объединенного войска даксменов и горных шанов стало жуткой трагедией для всех сиртаков, живущих во владениях Арпура. И если бы не разорение земель вдоль устья Шаанга, проведенное тобой с несусветной жестокостью, то вряд ли такое могло бы случиться. Князья тай-шанов и даксменов уже успели подойти со своими убийцами к самым стенам Каратау, где после поражения в приграничной битве был вынужден укрыться Арпур и остатки его солдат.
  - Не хочешь ли уж ты теперь призвать меня, объединив общие силы, идти и спасать этого высокомерного ублюдка и лжеца? - прищурился раджа все с той же презрительной ухмылкой. - Или мне напомнить тебе, что Арпур и так немало задолжал диким горцам за время своих собственных набегов в на земли Даксмен?
  - Я призываю тебя спасть не Арпура, а простых сиртаков, продолжающих страдать по твоей вине, Ранджан. Получив славу завоевателя, не пора ли подумать и о делах для народа, из которого ты вышел...
  - Эти рабы многоруких трусов уже никогда не станут моим народом! - зло оборвал магараджу Отрекшийся, переменившись в лице. - И кровь моих воинов не будет литься ради их безмятежного существования, подобно жизни баранов в стойле у таких как ты или у брехливых обезьян, облаченных в жреческие одежды! Плевать я хотел на то, что дикие, но свободные и дерзкие горцы отрежут головы слабым мужьям, не способным защитить свои дома, и возлягут с их женами на правах победителей! Мне ненавистна сама суть того, что представляет собой, забитая раболепная масса, которую ты здесь именуешь народом Умбея! И это уже не изменится никогда!
  - Да ты и вправду сходишь с ума, - Акоши закусил губу, чувствуя, как окончательно начинает терять контроль над беседой. - И за этим кровавым безумием ты готов обратить в пепел весь мир, не думая о завтрашнем дне.
  - Быть может, все дело в том, насколько сильно разнятся у нас с тобой представления об этом завтрашнем дне, - ярость Ранджана вновь сменилась ядовитой насмешкой. - И для тебя завтра - это восстановление скорейшего мира с подлыми юнь? С теми самыми юнь, что отняли у преданных богами Таголов их древние исконные земли. И теми самыми юнь, что которые дадут тебе много блестящего металла уже хотя бы за то, что безумный раджа и его ублюдки не будут и дальше продвигаться на север, а свернут обратно, чтобы спасать порожденного сукой шакала Арпура! А вот для меня завтра выглядит немного иначе! И если ты думаешь, что сумеешь напугать или принудить меня грубой силой, то я готов показать тебе один очень забавный трюк...
  Хулитель сорвался с места и, спрыгнув со ступеней, промчался подобно ветру мимо Акоши и его вздрогнувших телохранителей. Свита Отрекшегося так и осталась возле стен базара, а сам Ранджан уже устоял перед первой шеренгой солдат магараджи.
  - О да! Я знаю, о чем вы думаете сейчас! - воскликнул раджа, радостно улыбаясь и приковывая к себе все десять тысяч глаз, что были сейчас перед ним. - Вы презираете меня! Вы ненавидите меня! Вы убьете меня, едва ваш хозяин прикажет это сделать! Но вот что я спрошу, и ответьте на этот вопрос честно, но не мне, а самим себе. Как бы стал поступать на моем месте каждый из вас?!
  Над площадью повисла тишина, а Ранджан наслаждаясь каждым мгновением этой, одной ему понятной, пьесы, неторопливо двинулся вдоль закованных в доспехи воинов.
  - Да, я приказал убивать братьев-сиртаков! Разорять их дома и лавки! Осквернять храмы, посвященные тем, кого я презираю! Я плюю на женщин и детей, гибнущих от рук даксменов и тай-шанов! Но что сделали бы вы, обладай вы абсолютной свободой?! Имея право вершить то, что вам хочется, а не то, что вы обязаны делать?! Не боясь расплаты со стороны богов, не веря в способность чьей-то чужой продавшейся воли сломить вашу собственную?! Что делали бы вы, если бы не пытались доказать это самим себе?!
  На лицах тысяч солдат можно было сейчас увидеть весь спектр эмоций, доступный человеку. И все же в этот момент у каждого из них было еще и что-то общее - странный блеск в глубине зрачков, что невольно объединял и сковывал этих разных людей в нечто иное: новое, цельное и единое.
  - И если вы сумеете, то ответьте на мой вопрос. Ответьте, и пусть тот, чей ответ не совпадет с моим выйдет сейчас сюда и, если сможет, проткнет мое сердце катаром или перережет кинжалом мне глотку! - повернувшись к рядам слушателей, Ранджан раскинул руки, словно приглашая любого желающего, но ответом ему опять была лишь тишина.
  - Так я и думал, - хмыкнул мятежный вождь. - А раз так, вы не смеете презирать меня! Не смеете отвергать мое право на то, чтобы вершить свои желания, пока я в состоянии подкрепить их чем-то большим, нежели только желанье и слово. И раз вы не можете меня презирать, раз я уже запретил вам делать это, то вам остается лишь одно! Восхищаться мною и тем, что я делаю! Еще полгода назад я выступил в поход с тысячей воинов. Не "жалкой тысячей воинов", а тысячей самых свирепых, самых умелых и самых преданных рубак, которых я знал. Я поверил в то, что они такие, а они поверили мне и поверили в себя. И стали ими! Долина Шаанга упала к нам в руки как страстная дева, истосковавшаяся по настоящему мужчине! Никогда еще тысяча мечей не была способна на такое, пока она не стала моей тысячей мечей! Взгляните на них! И посмотрите на тех, кто стоит с ними рядом!
  Взмах в сторону почетного караула по левую руку - и тысячи голов послушно поворачиваются, повинуясь этому жесту. Взмах в другую сторону - и все глаза, как один, устремлены на угрюмых, но улыбающихся хмоси.
  - Они были никем! О них вытирали ноги все, кому не лень! Но я захотел, чтобы они изменились, чтобы стали сильнее! Я верил, что это возможно, и вот я стою посреди города, который был воплощением всех тех притеснений и надругательств, которым эти люди и их предки подвергались столетиями. Но теперь это уже в прошлом! А почему? Да потому, что это МОИ люди! И поэтому, раз они стали моими, никто больше не посмеет сделать с ними ничего подобного.
  Ранджан замер на том месте, на котором начал свою речь. На осунувшемся лице сиртака яростными огнями пылали безумные глаза пророка, а безликая масса, в которую превратилось пять тысяч солдат Гуррама, безропотно внимала ему.
  - Никто и никогда не побеждал Юнь столь малыми силами. Никогда ни одному радже не удавалось остановить армию северных варваров. И никогда еще за девять веков у сиртаков не было шанса вернуть себе все древние земли нашего народа! А потому я спрашиваю вас, тех, кто еще возможно меня презирает, пойдете ли вы со мной или поползете обратно в джунгли, где до конца жизни даже болотные свиньи будут осмеивать вас за вашу трусость! Выбор, он есть всегда, и даже сейчас у вас тысяча вариантов! Но каждый из стоящих сейчас передо мной, я уверен в этом, понимает - есть только два пути! Принять мое предложение и получить все, утвердив свое имя в памяти врагов и потомков на тысячи тысяч лет! Или избрать что угодно иное, но навсегда лишиться редчайшей возможности! Поверить в себя, как буду в вас верить я, или бросить оружие и забиться в темную дыру, в надежде переждать бурю! Решайте, но сами! Без богов, без хозяев, без раболепия и правил, что насильно вдолбили в ваши пустые головы! Решайте!!!
  Одинокий кривой меч, взметнувшийся над толпой, ярко сверкнул под полуденным солнцем, и громкий отчетливый клич разорвал безмолвие толпы.
  - Ран-джан! Ран-джан! Ран-джан!
  Десятки голосов присоединились к нему в первую секунду, во вторую их было уже несколько сотен. Еще через мгновение вся площадь в безумном экстазе скандировала имя Хулителя, замершего с угрюмо опущенной головой перед беснующейся толпой.
  - Стоило зарубить меня ударом в спину, пока я был слишком увлечен, создавая свою новую армию, - широко улыбаясь, произнес раджа, оборачиваясь к бледному Акоши.
  Магараджа весь трясся от негодования, а его рука сжимал золоченую рукоять сабли, висевшей на поясе, с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Но клинки некогда верных телохранителей были сейчас направлены не на врага Акоши, а на него самого.
  - Череп генерала Юнь у меня уже есть. Думаю, череп настоящего магараджи станет для него отличной парой, - желчно рассмеялся Отрекшийся, а за его спиной продолжали надрываться в едином крике пять тысяч охрипших глоток.
  
  
  Глава 12.
  
  Привычный летний зной в этом году был не столь силен, как обычно, а теплые дожди помогли бы крестьянам собрать в полях неплохой урожай, если бы только в пограничных землях Генсоку не разгуливали отряды южных захватчиков, не знавших ни жалости, ни сострадания. И все же провинция шаг за шагом медленно приходила в себя, пока армии Юнь собирались на закате с новыми силами, а простые люди со свойственным им оптимизмом готовились к новой мирной жизни, которая наступит сразу после "теперь уже точно близкого завершения войны". Кому-то это могло показаться самонадеянным со стороны местных жителей, но беженцы, потянувшиеся большими караванами обратно из Цинхай и Нееро, так не считали.
  Наступление восьмой армии Ляоляна, объединившейся с уцелевшими частями пятой армии ныне покойного генерала Окцу и шестой армией, грабившей до того южные земли Генсоку, ощутимо замедлилось. Трехтысячный корпус Таури под руководством тайпэна Мяо Гкеня занял северный берег реки Люньшай неподалеку от большого разрушенного моста, обозначив тем самым новую четкую "линию фронта". Любая попытка форсировать Люньшай сходу под обстрелом имперской механической артиллерии стала бы для юнь довольно опасным манером. Кроме того, все остальные мосты на этом направлении были также уничтожены лазутчиками немногословной К"си Ёнг еще во время предыдущего вражеского отступления. Немногочисленным узким бродам тайпэн Гкень уделил особое внимание, но реально рассчитывать на то, что его отряду удастся сдержать пятьдесят тысяч царских солдат, когда они двинутся к Таури, явно не стоило.
  Основные надежды теперь возлагались лишь на двадцать тысяч воинов, которые от Вулинь вел вдоль побережья тайпэн Васато Вань, успешно громивший части четвертой армии, попадавшиеся ему на пути. Руо Шень, командующий Южной эскадры, отбыл с докладом в столицу, временно передав свои функции Ли, а точнее хайтину Шао Шэню. Также под началом у Ханя оставался гарнизон Таури и порядка двух с половиной тысяч бойцов, собранных "с бору по сосне", не считая наемников и ополчения. В случае крайней необходимости, этот отряд должен был выступить на помощь Гкеню или Ваню, а также не давать остаткам третьей армии начать хозяйничать в восходной части Генсоку. Имея опыт руководства ограниченными силами на небольшой территории при постоянной опасности нападения, Ли сумел быстро наладить должный порядок в предместьях Южной столицы, и сейчас подконтрольная ему территория простиралась на юг до Люньшай и на закатный север вдоль русла Чаанцзянь до самого Имабаси включительно.
  Решение различных городских вопросов и насущных трудностей, перемежавшихся регулярными тренировками и уроками юньского языка, который тайпэн взялся теперь изучать, отнимало у Ханя в последние дни немалую уйму времени, но он предавался этим делам со всей ответственностью и даже с какой-то скрытой радостью. Не то, чтобы Ли серьезно боялся открытого обсуждения в узком кругу некоторых неоднозначных проблем личного характера, которые стали назревать после возвращения в Таури къёкецуки, но как и любой человек Хань искренне надеялся хоть как-то отсрочить неизбежное. Тем не менее, выглядело это все-таки довольно глупо, особенно учитывая тот факт, что двусторонняя эмоциональная связь между Ли и демонами никуда не делась, и грозовые разряды, проскакивающие между Фуёко и Такатой, ощущались все острее и явственнее. Да и отношение Ёми к происходящему нельзя было назвать однозначным. Как минимум, нотки закипающей ревности со стороны младшей из кровопийц были заметны теперь уже всем, причем невооруженным взглядом. И, что стало для Ли особенно неожиданным, Ёми скорее ревновала Фуёко к нему, чем его самого к зеленоглазому оборотню.
  Как гласила древняя Догма Служения, истинный слуга Избранника Неба должен открыто принимать трудности и преодолевать их хладнокровно, с ясным умом, чистой совестью и несгибаемым стальным упорством. Так требовали традиции, предписанные основателями династии Цы, но Хань сильно сомневался в том, что тот, кто составлял упомянутую часть уложения, предполагал наличие в жизни императорского вассала ситуации, подобной той, в которой на этот раз оказался сам Ли. К сожалению, никакого иного руководства к действию у юного полководца не было. Несмотря на то, что ему уже приходилось разбираться со сложным конфликтом интересов и политическими дрязгами кочевых народов, сейчас Хань чувствовал себя совершенно беспомощным. Обратиться же за советом, Ли было попросту не к кому - безусловные авторитеты, которым он мог бы полностью доверять в таком щекотливом деле, и коими для него являлись учителя дзи-додзё, командир Ногай и Тонг О-шэй, находились вне досягаемости, а отношения с Удеем пока по-прежнему пребывали в некотором натянутом виде. Сами къёкецуки и кумицо по понятным причинам отпадали.
  Дожидаться, когда повисшее в воздухе напряжение выльется в нечто большее, не имело никакого смысла, и в начале третьей декады Ли решился-таки разобраться с этим вопросом раз и навсегда, благо удобный момент подворачивался сам собой. Каждый вечер мертвые демоны кратко докладывали тайпэну о ситуации в городе, следить за которой Хань назначил их по личной просьбе последних, поскольку къёкецуки совсем заскучали от вынужденного безделья. В этот раз, правда, Ёми предстояло отсутствовать по весьма уважительной причине, и поэтому Ли еще с утра попросил Фуёко непременно заглянуть к нему поближе к сумеркам в оборонительный штаб Таури, располагавшийся по-прежнему в преподавательском корпусе морской академии.
  Тем временем молодая кровопийца должна была отправиться на самую настоящую охоту, и удержать Такату от участия в этом мероприятии стоило определенных усилий. Дело было в том, что уже почти две недели в бедных кварталах орудовал неизвестный убийца, расправлявшийся со своими жертвами в особо изощренной жестокой манере и, по-видимому, не преследовавший никаких иных целей, кроме получения удовольствия от самого процесса умерщвления. Справиться собственными силами с этим "уличным мясником", как прозывали в Империи подобных опасных сумасшедших, городская стража пыталась долго и безуспешно. Если с мародерами, руководствовавшимися нормальной логикой, проблема была непростой, но вполне решаемой, то ловить опасного зверя в человеческом обличии, хранители порядка были совершенно не приучены. Зато для мертвых демонов такое развлечение было в самый раз.
  Хань с легким сердцем отправил Ёми на ночную вылазку в бедняцкий район, где произошли последние три убийства, но при этом настойчиво попросил Такату продолжить исполнение его предыдущего поручения. Старшая къёкецуки согласилась на удивление легко и покладисто, обойдясь в этот раз лишь парой колких замечаний. Вероятно, вся демоническая троица уже догадывались, что именно затеял тайпэн, ведь конспирация и тонкие дипломатические ходы не удавались Ли Ханю даже во время его так называемых "театральных постановок", отличавшихся зрелищностью, но никак не изяществом.
  Подготовку к "вечеру откровений" Ли провел капитальную. Цепкая память тайпэна легко выудила из своих хранилищ всевозможные важные мелочи и подробности, связанные с намеченными собеседницами. Отдавая слугам, из числа отставных солдат, детальные приказания по поводу предстоящего "торжества", Хань впервые почувствовал облегчение от того, что он, хвала предкам, не обязан никому ничего объяснять. Иногда у статуса императорского вассала все-таки были определенные преимущества.
  Таката появилась в кабинете Ли, опередив Фуёко всего на пару минут, которые ушли на уже привычный короткий доклад. Был в этом какой-то уговор между демонами или нет, Хань не почувствовал. После появления кумицо, все трое в полном молчании прошли на дощатую террасу, выходившую во внутренний сад академии. Ли, как мог, старался держаться собранно и отстраненно, но у Такаты это получалось намного лучше. С лица Фуёко напротив не сходила лисья ухмылка, а зеленое пламя в глазах у оборотня переливалось и пульсировало с какой-то новой необычайной силой.
  Вокруг накрытого стола были расставлены жаровни и кованые подставки с тлеющими благовониями. Тонко и гармонично соединить аромат леденящей мяты, так нравившийся къёкецуки, и жаркое дыхание имбиря, смешанного с терпким ладаном, к которым явно неравнодушна была кумицо, не получилось с первой попытки даже у самого известного в городе распорядителя церемоний, доставленного в академию по распоряжению Ли. И все-таки, многоопытный старик был настоящим мастером и сумел добиться поставленных результатов, какими бы странными и необычными не были пожелания заказчика. Скромные, но изящно сервированные блюда также отражали в себе вкусы приглашенных гостей. На столе практически не было овощей и фруктов, но в избытке присутствовало мясо и разные дорогие вкусности, на которые расстарался Удей. Где и как тидань сумел достать в этот сезон соленую красную икру, морских гребешков и молодое вино из северных хинганских сортов, Хань предпочел не спрашивать, поскольку всерьез подозревал, что это знание еще больше осложнит и без того непростую жизнь императорского вассала.
  Вся также чинно в лучших традициях придворного этикета девушки заняли места за округлой столешницей. Строгий наряд къёкецуки, которая теперь предпочитала носить в обычное время нечто вроде слегка измененного варианта суо, прекрасно вписывался в обстановку. Впрочем, красное с белым платье оборотня, выполненное по последней столичной моде, выглядело ничуть не хуже. Опустившись на невысокий табурет, Ли разлил в вытянутые бокалы вино для себя и кумицо, а сосуд, стоявший перед Такатой, наполнился прозрачной рубиновой кровью, еще каких-то полчаса назад бежавшей по венам месячного ягненка.
  - Я думаю, - начал Хань, когда все присутствующие сделали по глотку, - мне не нужно говорить о том, зачем я одновременно позвал вас обеих сюда. Рано или поздно этот разговор должен был состояться, и лучше, как мне кажется, чтобы он протекал в более спокойной и располагающей атмосфере.
  - Ты постарался, - заметила Фуёко, взгляд которой все это время был прикован к сидящей напротив Такате, и, подхватив острыми ноготками несколько красных икринок, изящным жестом забросила их себе в рот. - Надеюсь, старания не пропадут зазря. Так кто же первым начнет кидаться обвинениями? На меня в этом деле вам все-таки лучше пока не рассчитывать.
  - Еще бы, - с вызывающей горечью хмыкнула къёкецуки. - С твоей стороны это было бы уже верхом нахальства.
  - О, поверь, - все также демонстративно вежливо ответила кумицо, - в этом искусстве существуют такие скрытые бездны, что ты и не можешь себе представить.
  - А чего же еще следует ожидать от этой рыжей хвостатой дряни? - со стороны Такаты явственно потянуло леденящим холодом, это Ли Хань почувствовал даже сквозь плотные полы своего неукрашенного серого суо. - Обводить людей вокруг пальца, играть на чужих чувствах и глумиться над получившимся итогом - любимое занятие для всей вашей гнилой породы.
  - Уж не хочешь ли ты обвинить меня в том, что в отсутствии неусыпной клыкастой стражи, повсеместно сопровождавшей нашего милого одаренного кормильца, я подло воспользовалась моментом и совратила это девственное существо своим магическим коварством? - ногти оборотня выбивали по краю столешницы ритмичную дробь, а сама кумицо слегка подалась вперед.
  Ответить что-либо своей оппонентке Фуёко так и не дала, сразу же перейдя в атаку:
  - Знаешь, а ведь в моем случае в первый раз это хотя бы произошло по обоюдному согласию. И во второй раз тоже, и в третий...
  - Тогда от этого зависела его жизнь, - зло прошипела къёкецуки, и Ли оставалось лишь порадоваться, что оружие обеих демонов осталось в кабинете.
  - О, я и не смела сомневаться в твоей целомудренности, - сверкнула глазами Фуёко.
  - Опять ты прячешься за глумливыми издевками, выгораживая себя? Что дальше? Начнешь ссылаться на то, о чем говорил в свое время гнойный бурдюк Мао Фень? Вот уж и вправду, из вас двоих вышла бы та еще пара хитрейших подлюк!
  - Ты говоришь так, как будто он оказался не прав, или, по-твоему, ритуал, что Ли провел ради спасения наших жизней, действительно был ошибкой?
  - В твоем случае, вполне возможно.
  - Ха! - вскинулась кумицо. - Я заслужила право спасение не меньше, мне ведь, как ты помнишь, тоже пришлось заглянуть за грань! И ради чего, выходит с твоих слов? Ради безумного порыва постороннего человека, который так по-прежнему для меня ничего и не значит?! Не смей, говорить, будто бы я просто играю в очередную игру...
  - Да для вас вся жизнь издевательская игра! Глупая, рисковая и бессмысленная! Ты хочешь сделать такой же и его жизнь?!
  - Я...
  Фуёко неожиданно осеклась, и весь боевой задор вдруг как-то разом покинул рыжего оборотня. Таката, в руке у которой опустевший бокал давно превратился в измятый кусок металла, тоже заметно расслабилась, увидев реакцию кумицо.
  - Нет, не хочу, - выдохнула демоническая лисица, отводя в сторону свой изумрудный взгляд. - Не хочу и не буду.
  Хань, практически не дышавший несколько последних минут, понял, что это тот самый, вероятно, первый и последний момент, которого он ждал, сохраняя позицию нейтрального слушателя. Отставив недопитое вино в сторону, Ли аккуратно положил левую ладонь на запястье Такаты, а правой накрыл дрожащие пальцы Фуёко. Две пары глаз, кроваво-красные и лучащиеся малахитом, одновременно обернулись к нему.
  - Никто и никогда не учил меня говорить то, что я должен сейчас сказать. Но я надеюсь, мое косноязычие с лихвой окупит то, что вы услышите в моей душе, там, где нет места лжи и двуличию. Вы знаете, выбор, о котором, каждая из вас мечтает в тайне, я никогда не смог бы сделать. Ни под пыткой, ни в пьяном бреду, ни за полшага до извечного мрака, - при упоминании последнего рука Фуёко дрогнула чуть сильнее, но и Таката явственно ощутила пугающий смысл, скрытый за этими обычными с виду словами. - Не знаю, как так получилось, и зачем Судьбе было угодно объединить нас в нечто большее, чем в простой союз между тремя разумными существами, но каждая из вас стала важной частью меня. Мне тяжело думать о той боли, которую причиняют вам внутренние терзания, и я хочу, чтобы вы избавились от них. Вы нужны мне. Обе. И не только как верные спутники и надежные исполнители. Таката, помнишь, я говорил, что никогда не стану превращать друзей в рабов и слуг. С того момента ничто не изменилось, и желчь мангусов преобразила мое тело, но не мою сущность. Даже без связующего ритуала, я не смог бы отпустить от себя ни одну из вас, если только не счел бы подобное в какой-то момент большим благом для тех Путей, что уготован каждой. Я не знаю, любовь это или что-то иное, но одно могу сказать точно - раньше я жил только ради Империи и долга, что был у меня перед Ней, но теперь для тайпэна Ли Ханя есть и другие причины, чтобы и дальше с радостью встречать свет каждого нового дня. И если вы сможете это понять, сможете принять и дать хотя бы призрачную надежду на то, что эти эмоции, рвущие меня на куски, хоть на время утихнут, я действительно стану самым счастливым человеком, что жил когда-либо под Извечным Небом.
  В тишине парка было слышно лишь как волны, плещутся у бревенчатых пирсов за стенами учебных корпусов, да тихо шипит огонь в квадратных жаровнях вокруг.
  - Ты ведь, кажется, хотел сказать нам что-то еще? - в бесстрастном голосе Такаты не было ни печали, ни злости, ни ненависти.
  - Или предпочитаешь, что бы мы сами это сказали? - уточнила Фуёко, не без веселой ехидной нотки.
  - Да, - тяжело выдохнул Ли, невольно опуская голову. - Мои чувства с ней ничем, похоже, не отличаются о тех, что я испытываю к вам.
  - Бедная девочка, и как это у нее получилось, разжечь такое пламя из тусклой искры, что вышла из стен дзи-додзё? - уже откровенно рассмеялась кумицо.
  - Думаю, это было несложно, - улыбнулась Таката. - Несчастного Ли воспитывали в строгости и жизненном аскетизме, а потом вдруг бросили в реальный мир, да еще и предоставили куда более широкие возможности, чем те, к которым готовили.
  - Да уж, бедняжка, он просто не смог удержаться, - пальцы Фуёко окончательно перестали дрожать и теперь уже мертвой хваткой впились в кисть самого тайпэна. - Эта Каори сразу же показалась мне непростой фарфоровой куклой из высшего света.
  - Видела бы ты, как она буквально сжигала нас с Ёми взглядами, как только видела рядом с ним!
  - По крайней мере, вы уже нашли что-то, что вас объединяет, - выдавил Ли из себя через силу. - Кроме, разумеется, совместных издевательств надо мною.
  - Это не издевательства, всего лишь легкая ироничная критика, - возразила Фуёко.
  - Кстати, еще интересно скажет по поводу этого Ёми? - задумалась вдруг Таката. - Ее ведь непременно придется ввести в курс нашей беседы.
  - И почему это ты вдруг так хитро стала поглядывать в мою сторону? - невинно уточнила кумицо, захлопав длинными ресницами.
  - Вот только не нужно изображать здесь целомудренную невинность, - къёкецуки не без удовольствия вернула собеседнице недавнюю "шпильку".
  Продолжение беседы мирно свернуло куда-то на нейтральные темы, и остаток вечера прошел сам собой, легко и непринужденно. О предшествовавших событиях напомнило лишь появление Удея, который поменял бокал Такаты и поставил в центр стола большое блюдо мяса, сдобренного забористыми специями и прожаренного так, чтобы в розовой плоти оставалось изрядное количество крови. Секрет правильного приготовления "острой кровавой говядины" был одной из самых больших тайн кулинаров Таури, и Хань вместе с демонами сумели по достоинству оценить мастерство местных поваров.
  Дальнейший разговор, пересыпанный дружескими шутками, продолжился и после трапезы, когда тайпэн и его спутницы покинули ночной сад и, пройдя через решетчатые деревянные ворота, вышли к вытянутым пристаням морского училища. Чувство успокоения и радости от удачного завершения задуманного, приятно согревало Ли изнутри, и даже Удей, поддавшись общему настроению, перестал брести где-то позади серой тенью, начав отвечать на насмешливые фразы Фуёко, которые та периодически бросала в сторону верного оруженосца.
  - Тайпэн Хань!
  Этот голос Ли узнал сразу же, и сравнить эффект от появления человека, шагавшего к ним навстречу по пристани в свете несильных фонарей, можно было только с ушатом холодной воды. "Страж престола", все также остававшийся флагманом речной эскадры и, по сути, личной подвижной резиденцией Ханя, покачивался на волнах в конце пирса. Рядом к деревянной пристани привалилась толстобокая юньская галера, явно из числа трофеев, захваченных в последней битве. Если бы тайпэн и захотел сейчас куда-нибудь свернуть, то это все равно бы не получилось.
  - А ты уж, наверное, подумал, что все проблемы окончательно разрешились? Нет, так просто не бывает никогда, - раздался рядом с ухом Ли смеющийся шепот кумицо.
  - Тайпэн Хань, как же я рада вас видеть! - склонилась в поклоне Ка"исс. - Я ведь так и не успела поблагодарить вас раньше за мое спасение из вражеского лагеря и за все остальное, что вы сделали, чтобы помочь мне.
  - Я всего лишь делал то, что обязан был делать любой командир на моем месте, - максимально нейтрально откликнулся Хань, стараясь не смотреть в раскосые глаза, сияющие неподдельной радостью и восторгом.
  Несмотря на пережитое тяжелое ранение, выглядела разведчица довольно хорошо. Никакой болезненной бледности или скованности движений у нее и близко не наблюдалось, а тот факт, что лекари уже выпустили Ка"исс из госпиталя, и она вновь смогла облачиться в свой зеленый суо, похоже, говорил о полном и окончательном выздоровлении лучшей ученицы К"си Ёнг.
  - Я позволю себе дерзость, но хочу заметить, что это все-таки было нечто большее, чем просто исполнение обязанностей, - темный румянец на щеках хшмин был почти незаметен в тусклом желтом свете качающихся светильников. - Когда я стала спрашивать, мастер-лекарь рассказал мне о вашем поступке. Пожертвовать столь ценным лекарством как порошок черного лотоса, это поистине великодушный дар. А мне, в свою очередь, с одной стороны лестно, что вы так высоко оценил мои навыки, но с другой...
  - Простите, - перебил тайпэн сбивчивую речь разведчицы. - Вы упомянули порошок черного лотоса?
  - Конечно, - во взгляде Ка"исс появилось непонимание. - Вы передали его для моего излечения и разрешили использовать остатки для других тяжелораненых, что, конечно же, несомненно, лишний раз свидетельствует о вашем благородстве...
  Ли медленно повернул голову и посмотрел через плечо на Удея, замершего рядом. Тидань был привычно спокоен и невозмутим, даже, несмотря на откровенные смешки Фуёко. Однако долгого испытующего взгляда Ханя кочевник не выдержал.
  - Тебе он был не нужен, - коротко констатировал сын степей, продолжая смотреть куда-то вдаль на речную гладь Чаанцзянь. - А ей пригодился.
  - Но почему ты действовал моим именем?
  - Меньше глупых вопросов, и лишний плюс к твоей героической репутации.
  - Как это заботливо с твоей стороны, - хмыкнул Хань, и Удей не смог удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ.
  Тайпэн обернулся обратно к Ка"исс, которая, замолчав, с немалым интересом наблюдал за короткой беседой между полководцем и его клейменым слугой. Упоминать о том, что эта беседа совсем не походила на то, как обычно общались представители столь разных сословий, явно не стоило. Одно только отсутствие уважительных и подчиненных суффиксов в речи, стоило уже немалого само по себе.
  - Боюсь, вы приписываете мне заслуги и благородство совсем другого человека, - пояснил Хань в ответ на вопрос, так и незаданный хшмин. - Также, мне кажется, вам будет лучше напрямую спросить моего верного боевого товарища о тех мотивах, которые побудили его расстаться с таким богатством, как порошок черного лотоса. Я даже готов предоставить ему свободное время для этих объяснений.
  - До следующего утра, - предложила Таката.
  - Тогда уж до полудня, - развила ее мысль кумицо.
  - Возражения не принимаются, - коротко подытожил Ли, вновь посмотрев на тиданя, уже потерявшего былое хладнокровие.
  Удей явно не знал, что ему делать дальше, равно как и Ка"исс все еще пыталась "переварить" полученную информацию. Хань не собирался облегчать им задачу, тем более что оставить эту парочку вдвоем на пирсе, самим разбираться в случившемся, неожиданно показалось тайпэну очень даже забавной идеей.
  Громкий всплеск и скрежет ломаемых бревен, разорвавший мирную ночную картину, разом похоронили в себе все упомянутые планы. Ка"исс, действуя, похоже, на одних рефлексах, успела отскочить на одну линию с Ли. Тидань грязно выругался, а Таката и Фуёко за какие-то мгновения уже обнажили свое оружие. Хань перехватил древко копья, брошенного ему Удеем, и замер на какую-то секунду, пытаясь разобрать, что же именно вынырнуло перед ними прямо из вод Чаанцзянь, проделав в толстом настиле причала громадную сквозную дыру. Гигантский монстр, смутно похожий на человека, раскатисто взревел и, оскалившись сотнями игольчатых зубов, бросился в стремительную атаку.
  
  В отличие от главных улиц Дайдари и кварталов торговых домов, хорошо освещенных и многолюдных даже в ночные часы, в районе трущоб в это время безраздельно властвовала лишь сырая темень и промозглый соленый ветер. Поселение бедняков располагалось в устье реки на отдельном острове, являясь, по сути, очень неароматной копией Таури в миниатюре. С севера пристанище городских нищих отделял от Левобережья широкий канал, а с остальных сторон к нему подступали берега других небольших островков, заселенных различными этническими диаспорами. Кварталы париев и "неприкасаемых" в этих районах представляли собой своеобразные "анклавы" главного трущобного "царства", соваться в которое рисковали лишь усиленные патрули стражников. Почти треть бедняцкого острова состояла из старых барж и плавучих складов, скопившихся выше по течению. Гнилые и трухлявые борта давно срослись между собой в нечто целое, и лишь немногие из плавучих сооружений могли бы еще быть использованы по первоначальному назначению. Отмель из накопившегося мусора широкой косой протянулась через воды Чаанцзянь в сторону моря, и что еще более удивительно, многоярусные обветшалые постройки, похожие на наросты древесных лесных грибов, умудрялись возвышаться даже на этом неустойчивом основании.
  Для настоящего охотника смрад зловонных ям и непроглядный мрак кривых закоулков не были помехой на пути к желанной добыче. И мертвый демон скользила по изломам выгнутых крыш бесшумной тенью, лишь изредка выдавая себя кровавым блеском глаз. Предчувствие погони и схватки уже полностью овладели Ёми, а полагаться на интуицию в таком деле не счел бы зазорным ни один из представителей ее народа. Это всегда являлось неотъемлемой частью процесса и тем самым, что и делало къёкецуки столь опасными в охотничьем ремесле.
  Тихий всхлип в отдаленном переулке простой человек не расслышал бы и с двух шагов, но юная кровопийца без труда сумела различить оборвавшийся звук. Двигаясь по спирали от центра района к его окраинам, Ёми пока лишь пыталась определить наиболее удобные места для засады "зверя". Но раз удача сегодня сама шла к девушке в руки, то отказывать ей явно не стоило.
  Вскоре юная къёкецуки уже оказалась рядом с очередным узким проходом между домами, откуда еще недавно раздался тот самый то ли стон, то ли вскрик. Не вымощенная земля в этом месте была по щиколотку залита склизкими помоями. Окрестные жильцы, похоже, каждое утро просто выплескивали накопившуюся грязь прямо из окон на улицу, не утруждая себе походом к ближайшим выгребным ямам, вынужденно заменявшим в этой части города привычную систему глиняных труб и сливных решетчатых стоков. Разумеется, что дальше к намеченной цели Ёми предпочла по-прежнему продвигаться не по земле, а по подгнившим дощатым заплатам, из которых практически полностью состояли местные крыши. Разглядеть отсюда человеческую фигуру, лежавшую в центре проулка, не составляло для ночной охотницы никакого труда.
  Немолодая женщина в заношенных лохмотьях уже не подавала никаких явных признаков жизни. Ее остекленевшие глаза с расширенными зрачками навечно застыли в неподдельном ужасе, а из-под тела жертвы медленно расползалось во все стороны бурое масляное пятно. Оказавшись на самом краю косого ската, Ёми замерла в нетерпеливом ожидании, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам и запахам. Убийство произошло совсем недавно, и "зверь" еще не мог скрыться слишком далеко. Но ответом къёкецуки, не считая обычного зловония и отдаленных шумов ночного квартала, была лишь гнетущая тишина. Это было странно и весьма настораживало, да и убитая была еще, как нарочно, подброшена в таком месте, что ее трудно было бы не заметить. И если не обращать внимания на то, кто был здесь добычей, а кто охотником, то все это очень сильно напоминало Ёми классическую ловушку. Оставалось только понять, у кого же хватило храбрости или наглости расставить западню на столь опасную дичь.
  Смазанная тень, совершенно беззвучно мелькнувшая вдоль противоположной стены, перескочила через провал улицы, приземляясь на парапет всего на расстоянии протянутой руки от къёкецуки. Две пары отдаленно схожих клинков с шорохом вылетели из черных ножен. Короткий стремительный танец матовых лезвий, вышибающих белые искры, закончился так же неожиданно, как и начался. Отскочив в разные стороны, противники замерли, с интересом разглядывая друг друга.
  В отличие от катабира Ёми наряд убийцы можно было назвать усиленным легким доспехом из черненой кожи, вполне вероятно снабженный металлическими креплениями и вставками. За спиной у врага поверх двойных ножен, закрепленных крест-накрест, висел круглый железный тэнгай на кованом шнуре. Судя по морщинам на бледном лице слегка втянутом книзу, противник юной кровопийцы был намного старше ее. Хотя являйся он человеком, никто не дал бы ему и четырех десятков зим. Одинаковые клыкастые улыбки мертвых демонов, словно зеркальные отражения, как нельзя лучше подходили сейчас под определение "звериного оскала".
  - Я уже начал опасаться, что мои труды так и не привлекут внимания хозяина или хотя бы кого-то из вас, - произнес одними губами наемник Ляоляна.
  - Так все эти смерти, запутанные следы и перепуганные стражники, все это только ради нашей встречи? - поинтересовалась Ёми, наивно округлив глаза. - Я польщена.
  - Да, эти усилия определенно стоили того, - слегка кивнул убийца. - В диких землях не часто вырастают столь прекрасные цветы.
  - Ах, как давно мне не доводилось слышать затертых комплементов, что, видимо, до сих пор так ценят в высших семьях, - вздохнула спутница Ли Ханя. - Но, что же дальше?
  - Для тебя, боюсь, лишь вечный неизбывный покой, а для меня вселенская печаль, - пожал плечами собеседник. - Смерть каждой из вас, что прошли ритуал единой крови с императорским колдуном, ослабит его и сделает уязвимее. Терять такую возможность было бы глупо, тем более, сейчас.
  - И чем же важно вот это вот "сейчас"?
  - Тем, что мы рассчитывали на появление обеих верных гончих Ханя, но выбирать не приходится. Впрочем, я уверен, что мой товарищ все равно успешно справиться и с человеком-колдуном, и с оборотнем, и с твоей подругой.
  Рассерженное шипение вырвалось из горла Ёми само собой, а убийца лишь хрипло усмехнулся. На мимолетный взгляд, брошенный юной къёкецуки к себе за спину, более опытный кровопийца отрицательно покачал головой.
  - Нет, даже не мечтай, предупредить его ты не успеешь. Ведь для этого нужно будет уйти отсюда, а я никак не могу позволить себе лишиться общества столь милого создания.
  - Тебе никто не говорил, что глупо злить опасных женщин?
  - Намек не тонок, но, сколько в нем экспрессии и силы...
  Очередную витиеватую фразу убийцы так и не дал ему закончить дакань в руке у Ёми, заставив наемника-къёкецуки вспомнить о собственном оружии.
  Необычная схватка, свидетелями которой были лишь сами участники, затянулась надолго. Размытые темные силуэты с невероятной скоростью и грацией скользили по крышам, сталкивались на ничтожные мгновения, орошая все вокруг фонтанами шипящих искр, или напротив, сплетались в продолжительную круговерть матовых отблесков, чтобы затем начать все сначала. Ёми не оставляла надежды оторваться от противника и ускользнуть в желанную ночную пелену, но убийца Юнь был опытен и достаточно быстр, чтобы мгновенно пресекать любую попытку завершения боя в подобном ключе. Впрочем, все его немалые старания положить конец поединку тоже не приносили результата.
  Неизвестно сколько времени прошло к тому моменту, когда усталые и выдохшиеся, они вновь замерли друг перед другом, не в силах больше поддерживать тот бешеный темп, который назначили сами себе. Спутница Ханя выглядела заметно хуже, чем ее оппонент. Прекрасные черты лица девушки исказила гримаса боли из-за многочисленных мелких кровоточащих ран. Следовало признать, что несколько раз лишь прочность пластин катабира спасла къёкецуки от встречи с колесом перерождений. Противник Ёми отделался только царапиной, перечеркивавшей теперь его левую щеку тонкой алой линией. И все же, на своего врага наемник смотрел сейчас совсем по-иному.
  - Я поражен и восхищен сверх всякой меры, - сказал он, наконец, едва хоть на мгновение сумел унять хрипящее дыхание. - Такого мастерства и такой силы от кого-то из диких еще час назад я не смог бы себе представить, и рассмеялся бы в лицо любому, кто сказал бы мне, что подобное возможно.
  - Все потому, что ты дважды ошибся с выбором жертвы, - уже без эмоций ответила ему ночная охотница. - Сначала с Ли, а затем со мной.
  - Вот как? - вскинулся убийца.
  - Да, - с заметным презрением шикнула на него къёкецуки. - Ты оказался прав лишь случайно - убив меня, ты нанесешь ему, куда больший урон, чем убив любую другую. Я та, что стала мостом между сущностями, заслоном на пути потока и голодной бездной, пожирающей чужую силу. Но ты, так и не понял, что это не мы его кормим...
  - Нет, невозможно, - хмыкнул наемник. - Ни один человек не может поддерживать и питать своими силами сразу трех высших существ!
  - Вот ты и стал на шаг ближе к истине, - улыбнулась Ёми.
  - О чем ты говоришь? - не так сразу сообразил къёкецуки, и лишь спустя секунду презрительная надменность окончательно покинула его, уступая месту искреннему удивлению. - Так кто же он такой?
  - Тот, кто не достанется тебе, а большего и знать не нужно...
  Стремительный рывок навстречу двум одинаковым клинкам, взметнувшимся в защитную позицию, не крыл в себе ни тайных приемов, ни древней магии. Ляоляньская "небесная" сталь легко пронзила черное кольчужное плетение. Вскрик Ёми, какой-то грустный и по-детски обиженный, умчался в высоты звездного неба. А спустя один удар сердца следом за ним раздался надсадный хрип посланника тайного придворного совета. Дакань соратницы тайпэна Ханя по рукоять вошел между ребер клыкастого убийцы. Два тела, сплетенные в смертельном объятии, упали и скатились вниз по крыше, рухнув в одну из темных пустых аллей, где не было ни единого огня.
  Минуло еще немало времени, прежде чем новый звук рискнул нарушить могильную тишину, повисшую над местом недавнего боя. Сплевывая кровь, накапливавшуюся во рту, наемник Юнь с трудом сумел подняться на ноги и с ненавистью воззрился на свою теперь уже беспомощную жертву.
  - Яд красивых цветов всегда смертоноснее, - пробормотал убийца и, отступив еще на пару шагов, привалился спиной к стене.
  Ёми, с трудом превозмогая боль и накатившуюся слабость, приподнялась на локоть левой руки. Ноги совсем не слушались къёкецуки, а ближайшее оружие - один из мечей, выроненных противником - валялось в грязи в целых трех шагах от нее. И враг, конечно же, видел это и понимал.
  - Неплохо, ты действительно сумела надолго вывести меня из строя, - убийца снова сплюнул кровавой кашицей, и попытался ощупать рану через доспех. - Но это ничего уже не решает, там справятся и без меня.
  - Ты плохо знаешь Ли, - юной къёкецуки почти удалось принять сидячее положение. - Если точнее, то ты вообще его не знаешь. За бой с его участием я не боюсь, но теперь стоит все-таки предпринять еще одну важную вещь.
  - И что же ты можешь, когда от тебя осталось только умирающее тело и почти померкший разум? - попытался рассмеяться наемник, но согнулся в приступе резкой боли.
  - Высокомерный дурак, - покачала головой къёкецуки. - В высших семьях за эти годы и вправду ничего не менялось. Наша суть, она ведь смешалась, а значит...
  Сложив свою ладонь "лодочкой", Ёми аккуратно набрала в нее кровь, сочащуюся между пластин катабира. Слова, понять значение которых, был бы не в силах ни один имперский толмач, прозвучали на грязной улице торжественно и даже как-то радостно. Кровавый туман, что быстро стал подниматься над пальцами къёкецуки, сразу же засвидетельствовал тот факт, что результат достигнут. Красные глаза убийцы округлились в паническом изумлении.
  - Нет! Этого не может быть! Моя кровь чище!
  Но, несмотря на эти крики, в артериях наемника уже вскипал бурлящий кипяток, сменивший собой тот холодный мерный поток, что с рождения тек внутри у демона.
  - Нет! Так не может, так не должно быть! - посланник Ляоляна бился в бессильной яростной агонии, медленно сползая вниз. - Никто из диких не может превзойти нас!
  - Ты прав, - безразлично откликнулась Ёми.
  - Как? - несмотря на то, что его по-прежнему колотило, мертвый демон с трудом, но сумел сфокусировать свой взгляд на противнице. - Ты?!
  Узнавание, ярость, страх близкой смерти и еще большее удивление окончательно подкосили убийцу, и он безвольной изломанной куклой рухнул у основания стены. Глаза наемника слезились, как если бы вдруг мертвый демон научился по-настоящему плакать, а изо рта его все чаще вырывались красные клубящиеся сгустки пара.
  - Но почему? Ведь мы оба теперь умрем, - простонал он, уже не видя ту, с которой говорил. - И это... Это ведь не смерть...
  - Это гораздо хуже, - кивнула Ёми. - Самое страшное, что может случиться с любым из нас, после чего лишь пустота и полное развоплощение.
  - Так почему же? Почему ТЫ делаешь это ради какого-то человека?!
  Ей тоже было больно, но Ёми искренне рассмеялась. Ей вспомнилась зимняя степь, через которую они шли множество дней, и чистый морозный воздух, такой приятный и свежий после затхлых подвалов сигумо. Тогда она смеялась также открыто и радостно, впервые за долгие годы вновь почувствовав вкус настоящей жизни.
  - Ты и я - мы станем знаком и предупреждением для тех, кто вдруг захочет снова объявить добычей человека, за жизнью которого вы столь дерзко явились сюда. Чтобы никто и никогда из нашего проклятого племени не решился бы больше на такую глупость, или хотя бы трижды подумал, прежде чем идти на подобный риск. Этот будет пример, ужасный и пугающий. Я знаю наш народ, я знаю высшие семьи, и то, как они мыслят. И это впечатлит даже самых тупоумных и злобных из них.
  Никакого ответа Ёми так и не дождалась. Ее противник окончательно затих, глаза убийцы растеклись горячей кровью по щекам, а из-под бледной кожи все отчетливее теперь проступали черные обгоревшие сосуды. Понимая, что ей осталось уже совсем немного, къёкецуки перевернулась на спину, в последний раз разглядывая золотые и серебряные крапинки звезд. Губы мертвого демона, уже не имевшие привычного лилового оттенка, медленно шептали слова прощания и те немногие имена, с кем Ёми расставаться было особенно грустно.
  
  Ночка выдалась теплой, и Реёко по старой морской привычке решил, как следует, выспаться на верхней палубе, тем более навигация в ночном Таури оставляла желать лучшего. Отвечать за какую-нибудь скорлупку, подвернувшуюся под киль галеры по вине пьяного лодочника, хайтин Кэй не собирался.
  Выйти в море и опробовать новое судно после продолжительного ремонта, вышло у бывшего командира речной эскадры Чаанцзянь лишь через четыре недели после той колоссальной битвы, что затеяли тайпэны Хань и Шень. Юньская галера была хороша, но значительно превосходила в размерах прежнюю куай-сё, так что к ней еще нужно было приноровиться как командиру, так и увеличившемуся экипажу. В команду Реёко набирал исключительно матросов с других кораблей родной эскадры, многие из которых остались на берегу, лишившись своих судов. "Безлошадные" хайтины обычно против такого не возражали, их положение и без того было довольно грустным.
  Как показала практика, с выбором имени для корабля моряки-юнь не ошиблись. "Императорский рейдзё" был быстрым ударным судном, всегда вырывавшимся на острие атаки и погибшем в битве, как и полагалось нефритовому демону. Характер же "Сонной акулы" отличался от него просто разительно. Галера была мощной, тяжелой и удобной для дальнего обстрела, благодаря широким палубам с высокими потолками, но при этом само устройство корабля являлось довольно примитивным, а скорости и маневренности ему явно недоставало, несмотря на три паруса, десять пар весел и конструкцию руля, грубо скопированную с имперского варианта. В бою "Акулу" тоже пришлось опробовать довольно скоро, причем уже вопреки желанию Кэй.
  Возвращаясь в порт после недельного патрулирования, судно наткнулась на три сиртакских барка, курсировавших в прибрежных водах. По какой причине каперы решили, что справятся с такой добычей, Реёко не знал, но битва получилась довольно жестокой. В результате все три пиратских посудины отправились на дно, а "Акула" получила несколько подпалин на "шкуре" да здоровенную дыру по правому борту. Команда корабельных плотников заделала пролом еще до входа в гавань, но галере, разумеется, как можно скорее требовался полноценный ремонт.
  Прибыв под вечер, Кэй рискнул сразу пробраться по каналам к морской академии, чтобы по-быстрому доложить обо всем начальству. Заодно это позволило хайтину без проволочек распустить команду по местным кабакам и закусочным, а также по игорным и публичным домам, вознаградив бойцов за хороший поход. Под утро матросы и солдаты абордажа должны были вернуться обратно, после чего "Акула" перебралась бы уже в подготовленное место на стоянке Южной эскадры. Следить за порядком на судне осталась лишь дежурная вахта, плотники да корабельный врач. Сам хайтин всегда любил больше поспать после долгой дороги, чем погулять, а уговаривать остаться своего помощника Маэкэ ему даже и не пришлось.
  С тех пор, как хайтин Шао Шэн забрал к себе в подчинение Яо Минг и поставил ее руководить флотским штабом до возвращения Руо Шеня, Сэйдзи каждый раз первым вызывался отправиться с докладом в морское училище, чтобы отчитаться там вместо Реёко. Кэй не возражал, благо дела у парнишки, похоже, пошли на лад. Во всяком случае, слухи по кораблям уже начали расползаться довольно откровенные, да и матросы с "Серебряного ветра" больше уже не спешили сразу же расквасить физиономии тем, кто высказывал что-то "спорное" об обожаемой ими хайтин. Особенно, когда в разговоре упоминался Маэкэ.
  Плотно поужинав свежими блюдами, которые его денщик привез из города, быстро сплавав на лодке в ближайший торговый квартал, Реёко выбрался на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться ночным городом и задать знатного храпака на пустующей площадке впередсмотрящего. Ничто не предвещало беды, но грохот и нечеловеческий рев нарушили идиллическую картину, заставив хайтина Кэя разом избавиться от сонливости и броситься побыстрее к левому борту.
  
  Несмотря на размеры и тяжеловесность, двигался нападавший на удивление быстро, во всяком случае, точно превосходя в подвижности хранителя запретного сада Камадо. Хань, первым оказавшийся на пути у демона, успел встретить монстра ударом копья, едва не угодив тому в разверзнутую пасть. Плоский наконечник яри оцарапал пупырчатую кожу, оставив под левым глазом чудовища глубокую окровавленную борозду. Тварь играючи отмахнулась от Ли, и если бы сам тайпэн в тот момент не пытался бы уклониться в нужную сторону, то Ханя ударом огромного кулака в начищенной латной перчатке непременно бы скинуло с пристани в воду. Лишь чудом тайпэн отделался без переломов, но на какое-то время после удара оказался полностью дезориентирован.
  Кумицо и къёкецуки, налетевшие на врага огненно-черным вихрем, также оказались разбросаны буквально за считанные секунды. Мечи и зачарованные кинжалы были не в силах пробить грубую жабью шкуру, скрывавшуюся под плотным одеянием из рыбьей кожи, прошитой на манер стеганого кафтана. Удей и Ка"исс, обнажившие сабли, вряд ли могли представлять для демона серьезную опасность, но ни тот, ни другая и на секунду не задумались об угрозе собственным жизням, сразу же бросившись вытаскивать из боя оглушенного полководца.
  Неизвестная тварь издала победный гортанный рев, похожий на раскатистое кваканье, и распрямилась, выискивая цель своими маленькими глазками, гнездившимися в складках бугристой морды. Золотистый разряд первородной молнии впился чудовищу в спину, оставив заметный опаленный след, но монстр даже не пошатнулся и, обернувшись, ринулся навстречу новому участнику схватки. Младший сын командующего Ло-тэн, взобравшийся на высокий борт "Стража престола", с силой оттолкнулся от бронзовых перил и обрушился на врага сверху, воздев над головой свой тяжелый меч. Лапа в стальной перчатке перехватила клинок еще на середине движения, а второй кулак со скрежетом врезался в роговой панцирь, отшвырнув Куанши обратно в сторону куай-сё. Потомок Созерцателя Боли только лишь успел подняться на ноги, когда жаба-переросток уже вновь оказалась рядом. Куанши бросился на врага, не давая тому воспользоваться преимуществом в рукопашной схватке, и демоны сцепились как борцы степного улуса, полагаясь теперь лишь на силу и крепость своих костей. Если в росте сын Шаарад хоть немного, но превосходил своего соперника, то в общей комплекции и по массе преимущество, несомненно, было за безымянной тварью. Треск грозовых разрядов практически не смолкал, а между демонов то и дело проскакивали золотые искры, но какого-то заметного результата от этих действий Куанши не наблюдалось. Деревянные восьмигранники под ногами у двух чудовищ весело затрещали, ломаясь и выскакивая из настила пристани, а опорные столбы толщиной в два обхвата начали со скрипом крениться в разные стороны, заставив уже весь причал ходить ходуном.
  К этому моменту Хань, которого хшмин и тидань под прикрытием Такаты сумели оттащить немного подальше от места сражения, уже окончательно пришел в себя. Спокойно смотреть на поединок двух демонических исполинов без первобытного трепета не смог бы, наверное, ни один человек, но, несмотря на те чувства, что вызывала у императорского полководца открывшаяся картина, Ли уже понял, что их шансы на победу стремительно тают. Конечно, если они сумеют продержаться до подхода каких-нибудь подкреплений, или если монстр даст им возможность скрыться, то все может повернуться совсем по-другому. Но надеяться на случайность или пожертвовать несколько сотен солдатских жизней, было не тем, чего желал Хань. Здесь нужно было действовать быстро, и решение проблемы, похоже, годилось только нетривиальное. Монах Со Хэ говаривал, что нужные ответы всегда рождаются в умах у тех, кто умеет четко формулировать вопросы. Так это было или нет, но надежный способ как справиться с монстром пришел в голову к Ли, едва он попытался осмотреться по сторонам.
  Сейчас была дорога каждая секунда, и времени на объяснения не было. Бросив своим спутникам короткое "Удержите его!", Ли побежал обратно в сторону сходен юньского корабля. Несколько человек, заворожено следивших за схваткой Куанши и демонической жабы, резко обернулись, заметив тайпэна, взлетевшего по аппарели на верхнюю палубу. Среди стопившихся Хань сразу же узнал хайтина Кэй.
  - Баллиста! - выпалил Ли, и Реёко в ту же секунду сорвался с места, полностью поняв задумку командующего.
  - К орудию, макаки! Что вы рты пораззявили, собаки вислоухие! - рявкнул Кэй на своих подчиненных, присовокупив к этому еще несколько цветистых оборотов, являвших собой эталонные образчики нецензурной военно-морской лексики.
  С ближайшей машины быстро сдернули непромокаемый чехол, и дружно сдвинули ее по металлическим полозьям к самому борту. Кто-то из матросов уже вытаскивал из дощатых укладок плетеные корзины с особыми знаками. Хайтин, склонившийся над "прицельным" механизмом, сам регулировал угол наведения и силу спускового удара.
  - Хань, из третьей возьми! - бросил Реёко, не оборачиваясь.
  Ли, следуя совету, метнулся к уже открытой корзине и вытащил оттуда округлый снаряд размером с кочан капусты и обернутый в толстую вощеную бумагу. Размашистые иероглифы, начертанные на упаковке, быстро прояснили Ханю выбор хайтина. В алхимии Ли разбирался не то, чтобы посредственно, но даже Удей со своими исключительно практическими навыками, превосходил своего начальника в этом деле на голову. Зато военная подготовка, пройденная Ханем, продолжала оставаться в Империи одной из лучших, и что такое "плевок дракона" тайпэн знал в совершенстве. Эти особые заряды изготавливались при помощи кислот, получаемых из вытяжки камфары, и специально обработанной селитры. Причем для создания последней использовали не соль, как для "шахтерских порошков", а грубую горную ямчугу, добывавшуюся в Хэйдань. Главной особенностью "плевков" было то, что они не просто поджигали все, что могло гореть, но и делали это еще и с великолепным взрывным эффектом.
  Ситуация на причале тем временем начала меняться не в лучшую сторону. Состязание в силе Куанши проигрывал уже явно вчистую. Доспехи наследника Шаарад трещали в объятьях демона-жабы все громче и громче, а сам потомок властителя замка Камадо теперь даже и не пытался особенно резво сопротивляться. С надсадным рыком, бородавчатое чудовище оторвало своего соперника от разломанного помоста и, крутнувшись два раза вокруг себя, швырнуло бесчувственное тело вверх. Из распахнутой пасти демона вырвался бледный тугой комок, оказавшийся языком твари, который, быстро разматываясь, настиг Куанши еще в полете. Хлесткий сочный удар впечатал носителя духа Йотоки в борт "Стража" с такой невероятной мощью, что тот пробил внешнюю обшивку судна, оказавшись в одном из корабельных трюмов.
  Чтобы описать тот звук, с которым демон втягивал свой язык обратно в глотку, нужно было бы придумать минимум пару-тройку новых определений, характеризующих акустическое отвращение. Пока же монстр был занят упомянутым выше процессом, сзади к нему незаметно подкралась Таката, а Фуёко же напротив предпочла действовать в лоб. Перевертыш и мертвый демон закружились вокруг чудовищной квакши в непередаваемом сложном танце, прикладывая все усилия для того, чтобы не давать противнику покинуть обозначенное место, как попросил их Хань, и при этом не попасться самим под удары стальных кулаков.
  - Зажигай, - скомандовал Кэй, по-прежнему склонившийся у прицельных планок.
  Бумага с "плевка" была уже снята, открыв внешний слой снаряда, пропитанный горючей мазью. Откинув крышку стального паза, в который Ли поместил алхимический шар, один из матросов поднес к "плевку" открытое пламя факела.
  - Тайпэн, убирай девчонок оттуда! - прорычал Реёко, делая последние поправки.
  Хань подскочил к краю борта и, вцепившись в перила, крикнул что есть силы.
  - В стороны! Сейчас!
  Демоны услышали Ли. Не раздумывая, обе девушки грациозно отскочили подальше от разъярившегося чудовища и одна за другой нырнули в темные воды реки. Хайтин щелкнул спусковой скобой, и в следующую секунду на покосившейся пристани ярко расцвел оранжево-алый цветок. Жидкое пламя расплескалось окрест, продолжая гореть даже на поверхности речной воды, а из-за близости кораблей, часть огненных капель перекинулась на такелаж "Акулы" и "Стража". Последнее быстро привело в чувство матросов, скопившихся за это время на палубах. Если битва сказочных тварей вызывала у них оторопь и удивление, то угроза собственным судам подействовала на людей довольно отрезвляюще. Со всех сторон зазвенели тревожные гонги, а моряки бросились к ящикам с песком, расставленным на палубах именно для противопожарных целей. Со стороны академии бежали встревоженные караулы, и поначалу во всей суете никто не заметил движения в самом пекле беснующейся огненной стихии.
  Демон-жаба все еще был жив. Липкая пленка покрывала теперь тело монстра с головы до ног, превращая чудовище в гигантский живой факел, но это, похоже, ничуть ему не мешало. Безошибочно определив направление, зубастая тварь направилась тяжелыми шагами в ту сторону, откуда к ней прилетел "драконий плевок".
  Маленький дротик, по сути, крохотная оперенная стрелка, вонзился в шею объятого пламенем существа, заставив того, споткнуться. Новое нападение в очередной раз переменило приоритеты демона. Ка"исс, чей потайной самострел, спрятанный в рукаве суо, столь бесцеремонно потревожил монстра, довольно быстро поняла, что ее последнее решение, вероятно, оказалось ошибочным и полагаться так сильно на убойность яда, которым был смазан наконечник стрелы, явно не стоило. Хотя глаза демона также были объяты пламенем, он без труда ориентировался в окружающей обстановке. Хшмин только сделала шаг назад, когда исполинская жаба обрушила на покосившийся причал мощный удар ногой, заставив и без того изломанную конструкцию пирса накрениться еще сильнее. Многие из тех, кто находился на пристани, полетели в воду, а на ногах устояла только гигантская тварь.
  Преодолев разделявшее их расстояние, демон склонился над жертвой, протягивая к беспомощной девушке свою обожженную лапу. Ка"исс, несмотря на свой возраст, была опытным воином и убийцей, но в эту секунду она просто оцепенела от страха. Кто знает, чем могло бы закончиться происходящее, если бы в тот момент рядом с чудовищем, будто бы из-под земли, не появилась кривоногая фигура в почерневшем доспехе. Сабля Удея хищно свистнула снизу вверх, начисто снеся протянутую конечность демона-жабы. Клинок тиданя рассыпался черной пылью, оставляя в руках хозяина лишь бесполезную рукоять, но лапа демонической твари отлетела в сторону и плюхнулась в воду куском обезображенного мяса. И впервые с начала боя противник Ханя и его свиты взревел не от ярости, а от боли.
  Удей, подхватив под руки лежавшую хшмин, попытался ретироваться, но убежать от обиженного демона было непросто, и кочевник прекрасно это осознавал. На счастье тиданя именно в это время вторично клацнула баллиста на верхней палубе "Сонной акулы". Бронебойный снаряд с раскрывающимися шипами пробил демону спину, наполовину выскочив из груди, а команда матросов галеры тут же принялась тянуть обратно длинную цепь, соединявшую теперь тушу чудовища и корабль хайтина Кэя. Монстр взревел еще более дико, рванулся прочь и, удивив, похоже, не только людей, но и себя самого, сорвался "с крючка", оставив на снаряде солидный кусок жабьего чрева. Остановившись, чудовище как-то неуверенно коснулось краев безобразной дыры, появившейся теперь в его торсе, и, покачнувшись, рухнуло на изломанный помост, продолжая все также гореть и чадить черным пахучим дымом.
  
  Потушить главный пожар удалось ближе к полуночи, одно из щупалец "острова-осьминога" теперь превратилось в обглоданную "кость", но урон кораблям, стоявшим на приколе, оказался совсем незначительным. Удостоверившись, что со всеми участниками боя все в относительном порядке, Ли отважился первым пробраться через завалы, образовавшиеся в трюме "Стража", куда угодил Куанши. Демон лежал на нагромождении из разломанных бочек с квашеной капустой и с каким-то умиротворенным безразличием изучал потолок помещения.
  - Отец был прав, - прорычал Куанши, заметив появление Ханя. - Одно желание обладать вашим миром стоит дороже, чем он сам.
  - У нас тут депрессия, - насмешливо перебила демона Йотока его же собственным голосом. - За неполный год вот уже в третий раз мы встретили существо, оказавшееся способным разделаться с бедненьким Куанши, как горилла с котенком.
  - Если бы кто-то мне помогал...
  - И кто-то еще собирался поработить эту землю от моря до моря, - дух полководца не дал Куанши закончить зазвучавшее обвинение.
  Ли не смог удержаться от откровенной улыбки.
  - Вижу, у вас все в порядке.
  - Не волнуйся, я поставлю этого доходного демона на ноги, хочет он того или нет.
  - Хорошо бы, а то вот матросы немного волнуются. В отличие от остальных экипажу "Стража" видеть вас не впервой, но вот дыра в борту их заботит гораздо больше.
  - Понятно, дай мне хотя бы десяток минут, и мы уберемся отсюда, что бы я могла вернуться к обдумыванию военной компании, а Куанши к пустым мечтаниям...
  - Ненавижу, - прорычал сын Шаарад, получая обратно свой голос.
  На верхней палубе "Стража" к этому моменту царила почти идиллическая картинка. У жаровни, поставленной рядом с мачтой, сидела Таката, обсыхавшая после "купания". Кумицо поблизости не наблюдалось.
  - Какой насыщенный вышел вечер, - хмыкнула къёкецуки, по шагам узнавая Ханя.
  - Да уж, - не мог не согласиться тайпэн. - А где...
  - Хвостатая? Зачем-то решила поковыряться в останках обугленного трофея.
  - Из его бы шкуры плащ пошить или панцирь выдубить, - Удей, только поднявшийся с пирса на борт решил поучаствовать в разговоре. - Но, все погорело. А жаль.
  В руках у себя тидань по-прежнему вертел бесполезный эфес, оставшийся от его лучшей сабли. Также Удею пришлось избавиться от правого наплечника и налокотника. После того, как на доспех брызнула ядовитая кровь убитого монстра, хорошая степная сталь быстро пошла окалиной и начала рассыпаться в ржавый песок.
  - Мне новый клинок теперь понадобится.
  - И на полмгновения не поверю, что у тебя нету хотя бы пары запасных сабель, - улыбнулась Таката.
  Кочевник пожал плечами.
  - Есть, но новая все равно будет нужна, чтобы не нарушать гармонию...
  - Полагаю, я смогу оплатить для вас этот меч.
  Удей от внезапного предложения заметно вздрогнул, а вот къёкецуки и Ли, видевшие бесшумное приближение юной хшмин весело рассмеялись.
  - С чего вдруг такая щедрость? - быстро нашелся тидань.
  - После этого боя и со слов тайпэна Ханя выходит, что я уже дважды обязана вам своей жизнью, - ответила Ка"исс, использовав в обращении к собеседнику уважительный оборот, который никак не сочетался с клеймом на лице у Удея. - Думаю, новая сабля станет вполне справедливым возмещением.
  - Для начала годится, - не стал спорить спаситель. - Завтрашним утром я хотел наведаться в гарнизонный шун-я, но раз теперь есть такое новое предложение, то лучше пройтись по лавкам оружейных рядов. Надеюсь, в компании мне не будет отказано?
  - Разумеется, кому-то ведь надо будет оплачивать вашу покупку, - кивнула хшмин и, хитро прищурившись, уточнила. - Одну покупку.
  - О, сразу настолько наглым я не становлюсь, - заверил ее Удей.
  Наблюдать за этой беседой было для Ли приятно вдвойне. Решить собственную проблему, да еще и так, чтобы все остались довольны, даже ему удавалось нечасто. Для такого, похоже, и вправду был нужен, ни много ни мало, большой разъяренный демон...
  Все спокойствие и умиротворение Ханя нарушила боль. Это была резкая и внезапна вспышка, которую не ощутило плотское тело, но так явственно поразившая само существо императорского тайпэна, что заставила сбиться дыхание и подкоситься ноги. Он очнулся уже в окружении перепуганных моряков, но, не обращая на них внимания, постарался найти глазами Такату. Къёкецуки сидела на прежнем месте, но алый блеск ее глаз заметно угас. На бледном лице не было ничего, кроме печати все той же глубинной боли.
  - Ёми, - с трудом прошептали губы Ли Ханя, и Таката лишь грустно закрыла глаза, отвечая ему на всё.
  Дикий, ни с чем несравнимый крик утраты и горя, разнесся откуда-то из-за пределов судна, и по водам бесстрастной Матери-Чаан унеслась прочь изломанная рыжая тень.
  
  Мелкий дождь моросил над Таури с самого утра, и это само по себе делало день еще печальнее. На маленьком кладбище, что скрывалось в стенах одного из монастырских островов, было как-то особенно тихо и безлюдно. Вокруг открытого саркофага стояли лишь четверо. Фуёко, сидевшая на краю огромного каменного футляра, все никак не могла отпустить тонкие пальцы подруги и завершить церемонию прощания. Но никто и не думал ее торопить.
  Тайпэн Нефритового Трона подавленно смотрел на бледное лицо къёкецуки, обрамленное черными волосами. В своей истиной смерти Ёми оставалась также прекрасна, а дорогое рейчи и бумажные лилии, которые кумицо заплетала в ее прическу всю прошлую ночь, напомнили Ли об их первой встрече. Кто мог тогда представить, как завершится это необычайное знакомство, и кем в финале окажутся друг другу те, кто однажды зимней ночью оказался в логове сигумо. А еще, это оказалось необычайно больно, прощаться тем, кто действительно дорог тебе. Он видел многое - нагот тайпэна Сяо и церемонии отпевания в гуань Ланьчжоу, мангусов, пожиравших собственных мертвых, и ужасы мира по иную сторону бытия. Но только здесь, только лишь лишившись этой задорной клыкастой улыбки и наивно-проказливого взгляда, Ли по-настоящему понял, что означает потерять. И это ужаснуло Ханя, ведь точно также он мог когда-то потерять и остальных. Такату, Фуёко, Удея. Каори...
  Собственная смерть Ли со всеми ее нелестными перспективами, по-прежнему, не пугала его, но вот чужая гибель... Такая смерть, смерть того, кто дорог, вдруг оказалась тем, к чему вассал Избранника Неба не мог быть готов. У дзи не должно было быть ни семьи, ни друзей, только хозяин и его Служение. Теперь Ли Хань понимал, почему это так. И впервые по-настоящему ненавидел.
  Узкая ладонь, будто выточенная из белого мрамора, легла на плечо полководца, пронзая уставшие мышцы леденящим холодом. Таката, чью боль он ощущал столь же ясно, как мысли и чувства кумицо, прижалась щекой к его шее, и Ли аккуратно обнял ее. Фуёко оглянулась на них, слегка улыбнулась и, склонившись обратно, коснулась своими губами безжизненных губ къёкецуки.
  Серые тучи над Таури все сильнее застилали собою небо. Приказ о выступлении армии Ханя навстречу Юнь вместе с прибывшими войсками тайпэна Ваня уже лежал в каюте командующего на "Страже престола".
  
  
  Глава 13.
  
  Момент для решительного рывка на север был окончательно упущен командующим восьмой армии Юнь в тот самый момент, когда четыре тысячи императорских всадников из авангарда войск тайпэна Ваня вышли на берег Люньшай к позициям сводного корпуса Таури, возглавляемого Ханем и Гкенем. Теперь по разным сторонам реки раскинулись два обширных лагеря, а число новых шатров, "барачных" палаток и деревянных времянок росло изо дня в день, равно как и количество земляных редутов, возводимых вдоль водной "границы". По размеру армия юнь превосходила силы Империи почти в два с половиной раза, но на стороне защитников Нефритового Престола были преимущества в виде более высокого берега с крутыми отвесными склонами и тот факт, что им совсем не нужно было переправляться через Люньшай. Чтобы успешно сдерживать южных захватчиков, не давая им не единой возможности вернуть себе утраченные позиции, солдатам и полководцам Избранника Неба достаточно было просто оставаться на месте. И даже в том случае если бы юнь вдруг рискнули начать продвигаться к истоку Люньшай, то перекрыть узкий участок старых торфяных болот между озером Тива и руслом Чаанцзянь не составило бы для имперцев никакого труда.
  Кроме того, на стороне Ханя и остальных была весьма значительная поддержка со стороны речного флота. От императорских кораблей, которые могли появиться в реке со стороны моря, восьмая армия на своем нынешнем месте еще могла создать себе надежное прикрытие за счет того, что успела обустроить здесь защищенные позиции для ракетных батарей и метательных машин, а также провести должную пристрелку. Однако на всем остальном протяжении Люньшай господство быстроходных куай-сё под синими флагами было неоспоримо.
  Тем не менее, определенную шаткость для всего сложившегося положения создавали около восемнадцати тысяч царских солдат и офицеров, входивших в состав третьей и четвертой армии, по-прежнему находившихся в центральной и закатной частях Генсоку. Согласно донесениям разведчиков, процесс их реорганизации и подготовки к новому выступлению мог завершиться в течение недели, а тогда у генералов Юнь открывалось широкое пространства для маневра. На быстрый захват Таури их сил, понятное дело, не хватило бы, но зато они вполне могли вернуть себе Имабаси и выйти к имперской армии в тыл. Кроме того, вторая армия Юнь, до сих пор безуспешно осаждавшая Циндао, также имела возможность в любой момент двинуться на восход. Конечно, это полностью развязывало руки солдатам Чжу, но общая численность подопечных тайпэна Ши Гханя едва ли превышала сейчас сто пятьдесят сотен. А в это время, только в Хэйдань на данный момент оставалось еще менее чем тридцать тысяч воинов под руководством вражеского главнокомандующего генерала Манчи, включая элитные кавалерийские и пехотные части, тяжелые штурмовые отряды лим-бо и осадный корпус "тай-тигров", чье имя за эту войну уже успело грозно прославиться.
  Тайпэн Васато Вань прибыл спустя двое суток после своих передовых частей вместе с обозами саперных команд. Полностью арьергард его армии должен был подтянуться уже к вечеру. Первое совещание полководцев состоялось сразу же, инициатором чего стала К"си Ёнг, к немалому удивлению остальных. Видимо, главе армейской разведки было о чем рассказать вассалам Империи.
  В просторный шатер, обшитый брусом и установленный на невысоком насыпном холме в центре лагеря, тайпэны прибыли одновременно. Вань, не успевший сменить доспехи и походное одеяние на что-то более подходящее, выглядел, тем не менее, вполне уверенно и свежо. Кроме него, Гкеня, Ханя и Ёнг на совет были приглашены офицеры и распорядители торговых домом, отвечавшие за логистику и снабжение, командиры всех основных отрядов и один человек, прибывший вместе с Васато. Судя по небольшой полноте и одежде простого кроя, но из отличного материала, этот мужчина лет пятидесяти вел достаточно безбедный образ жизни, но не принадлежал ни к одной из знатных семей даже косвенно, о чем свидетельствовало полное отсутствие каких-либо гербовых знаков.
  - Чен Лоу, придворный мастер-механик и мастер-алхимик, младший советник и личный вассал Императора, - представил Вань своего спутника остальным.
  Большинство младших советников Нефритового Престола носили синие круглые шапочки с драгоценными камнями и долгополые чиновничьи каймоны, и лишь немногие иные допускались в этот круг. Причина прибытия Чена в действующую армию сразу же заинтересовала Ли, но первой на собрании взяла слово К"си Ёнг.
  - Три дня назад отряды моих подчиненных и отдельные лазутчики, действующие на территории занятой юнь, приступили к выполнению плана по массовому отравлению родников, колодцев и иных источников, из которых противник пополняет или может пополнять свои питьевые ресурсы. Мне видится необходимым создать ситуацию, при которой они также не смогут в полной мере воспользоваться водами Люньшай. Учитывая размеры их войска, подобные трудности вынудят юнь отступить либо попытаться прорвать нашу линию обороны в самом ближайшем времени. В первом случае, мои агенты продолжат следовать впереди вражеской армии, продолжая свою работу. Во втором случае, вопрос уничтожения захватчиков останется полностью на вашей совести.
  - Насколько... действенны средства, используемые вашими людьми? - спросил Вань, явно старавшийся избегать слова "опасны".
  - Они невероятно действенны, - на тонких губах К"си Ёнг появилась бесстрастная холодная улыбка. - Как показали испытания, эти яды и их составные элементы не только плохо вымываются проточной водой, оседая на дне и продолжая отравлять все вокруг, но также глубоко проникают в почву, заражая растения и делая их употребление в пищу невозможным. И, кроме того, эти яды злонамеренно провоцируют вспышки различных заболеваний, включая дизентерию, брюшной тиф и болотную лихорадку.
  - Какую по площади территорию вы собираетесь обработать этими... средствами?
  - Всю в радиусе пешего дневного перехода от лагеря юнь. Для начала, - некрасивые черты лица начальницы военной разведки пугающе заострились. - Еще предшественник тайпэнто Мори предполагал, что вторжение Юнь может оказаться более неприятным для Империи, чем все планировали. Именно на этот случай и был разработан план, согласно которому в том случае, если мы будем вынуждены оставить провинцию Генсоку и часть сопредельных земель, то враг не сможет использовать захваченные им ресурсы. Тайники с отравляющими компонентами были размещены вдоль всей границы, и при необходимости мы могли бы за пару недель превратить обширные пространства до самой Синцзян в одну сплошную отравленную пустыню. Сейчас мы начали претворять эту задумку в жизнь, но в гораздо более мелком масштабе.
  - Вы понимаете, что эта земля станет бесплодной и опасной для людей, по меньшей мере, на целое десятилетие?! - не выдержал первым тайпэн Мяо Гкень. - Вы подумали, что будет с крестьянскими полями и деревнями, которые окажутся в зараженной зоне? Местные жители уже не смогут туда вернуться, а если отрава попадет в Люньшай, то последствия станут просто катастрофическими!
  - Своя цена есть у каждой победы, - раскаяния в голосе Ёнг не было ни на щепоть. - У уничтожения вражеской армии тоже. И эту цену назначила не я.
  - Мне известно об этом не больше вашего, - хмуро бросил Васато, когда колючие взгляды Ханя и Гкеня обратились к нему. - Ничего подобного на последнем военном совете в присутствии Императора, на котором я был, не обсуждалось.
  - Кем был отдан приказ об осуществлении этого замысла?
  К собственному удивлению Ли сведения, озвученные К"си Ёнг, вызвали у него в душе некоторое возмущение, но совсем не ту бурю болезненного неприятия, какую он склонен был от себя ожидать. Тот же Мяо реагировал на услышанное с куда большим искренним негодованием, чем Хань. Что именно вдруг так ожесточило бывшего дзи по отношению к противнику, он сам вполне догадывался. Открытие было не из приятных, но и сильного внутреннего протеста Ли так и не ощутил. Обманывать самого себя он всегда считал бессмысленным, и теперь тоже не стал этого делать. Хань действительно очень хотел, чтобы солдаты-юнь умирали. В как можно больших количествах и как можно более болезненно. И он уже не прятался от столь постыдного желания. Ощущая это, где-то в глубине души тайпэна одобрительно ворчало кровожадная сущность, рожденная из желчи мангусов, но внешне Ли оставался привычно сдержанным и спокойным, и даже немного более отстраненным, чем обычно.
  - Это приказ тайпэнто Синкай, и он подписан Императором.
  Из-за отворота потертого багрового суо Ёнг извлекла скрученный лист пергамента и положила его на середину стола. Тайпэн Вань расправил бумагу, давая всем остальным полководцам возможность убедиться в истинности слов главы военной разведки.
  - Значит, Фень вступил, наконец, в должность, - Ли болезненно хмыкнул. - Тогда я не удивлен. Но почему здесь стоит символ главы рода?
  - Полагаю, не без причины, - дипломатично ответила Ёнг.
  Хань, впрочем, и сам уже понял, что его вопрос прозвучал довольно-таки глупо.
  - Тайпэн Пао Лань героически погиб в тяжелом бою между юньскими мародерами и ополчением столичной знати на границе Цинхай три недели назад, - пояснил Васато. - Извещение императорской почты нагнало меня только вчера.
  - Да примут его к себе предки, - заученно отозвался Ли. - А роду Синкай остается лишь посочувствовать. Дважды, - последнее слово тайпэн произнес уже шепотом, но в глазах сидевшей рядом К"си Ёнг сверкнули веселые искры.
  - Этот новый приказ потребует серьезной корректировки плана, разработанного нашим коллегиальным советом в отсутствии тайпэна Ханя, и который я собирался сегодня вам предложить, - тайпэн Вань повернулся к советнику Чену Лоу. - Прошу вас изложить свои идеи, высокочтимый.
  Мастер, заметно приосанившись, оперся локтями на лакированную столешницу и сложил свои короткие пухлые пальцы в "замок".
  - Умение мастерски сочетать искусства алхимии и техники всегда давало Империи неоспоримое преимущество над остальными варварскими народами. Мы штурмовали научные бастион один за другим, открывая все более и более блестящие перспективы, как в деле военном, так и в других мирных промыслах. Всем вам, наверняка, известно о продолжительных попытках наших умельцев-ракетчиков создать новый тип вооружения, способный поражать живую силу неприятеля на максимально возможном расстоянии. Многочисленные опыты с экспериментальными зарядами, снаряженными металлической дробью или "ежами", были вполне успешны, но дальность таких "сверхтяжелых" ракет оставляла желать лучшего. Однако, незадолго до начала войны в подотчетных мне мастерских, - последние слова Лоу произнес с особой гордостью, - команда опытных оружейников сумела совершить поистине революционный прорыв. Не буду вдаваться в детали, но суть состоит в том, что теперь мы имеем в три раза более легкий заряд, который способен преодолеть двукратное расстояние по сравнению с самыми лучшими предыдущими образцами. Заключив обычную "силовую" бомбу в оболочку из хрупкого необработанного чугуна, мы получили колоссальный поражающий эффект за счет самих осколков разрушающегося каркаса. В сочетании с комбинацией запальных фитилей так, чтобы можно было уничтожить ракету в воздухе над головой у неприятеля, скажем, на высоте тридцати-сорока локтей, дождь смертоносных крошечных осколков способен посеять панику в любых плотных построениях, как бы хорошо они не были экипированы. Что уж тут говорить об обстреле полевого лагеря, в котором нет ни каменных домов, ни подземных укрытий. Также мы не забыли и о зажигательных типах ракет. Они, правда, не так хороши, но "жидкий" огонь всегда оставался удачным козырем в любой ситуации.
  - И вы привезли такое оружие с собой? - мрачно поинтересовался Ли, чувствуя как по всему его телу в предвкушении грандиозного побоища неторопливо разливается теплая вязкая волна - верный признак близкого пробуждения тех инстинктов, что достались ему в наследство от мангусского матриарха.
  - Да, мы смогли доставить сюда все ракеты, уже собранные нами на этот день. Это порядка двухсот тридцати единиц, считая зажигательные образцы, - Лоу был явно доволен тем эффектом, который его слова произвели на остальных присутствующих. - К нашему большому сожалению, процесс массового изготовления подобных ракет пока совершенно не отлажен, и к тому же производство некоторых отдельных компонентов, например "жидкого" огня, обходится чрезвычайно дорого. Большая часть моих мастеров и подмастерьев прибыли вместе с главным обозом. Мы захватили с собой достаточно сырья и материалов для того, чтобы попытаться начать сборку новых снарядов прямо на месте. Не знаю точно, насколько быстро и качественно удастся все это организовать, но мы попытаемся обеспечить бесперебойное пополнение арсеналов хотя бы на первое время.
  - Не слишком ли рискованно, размешать мастерские по созданию новейшего оружия так близко к основному вражескому лагерю да еще на направлении наиболее вероятной атаки? - усомнился Хань.
  - Рискованно, но в некоторой степени это просто необходимо для осуществления плана, о котором я уже упоминал, - ответил Васато. - До того, как мы узнали о приказе тайпэнто Синкай, вопрос о том, чтобы принудить юнь к генеральному сражению на выгодных нам условиях, был для военного совета приоритетной задачей. Полагаю, теперь мы могли бы совместить сразу два подхода. Используя новинки уважаемого Чена Лоу, императорские артиллеристы получат возможность обстреливать вражескую армию, находясь вне зоны досягаемости осадных машин и ракетных батарей противника. Взаимное расположение полевых лагерей изначально предусматривало, что только самые мощные метательные орудия, выведенные фактически на берега Люньшай, сумеют достать до переднего края чужих укреплений. Разумеется, в случае попытки одной из армий форсировать реку, бой будет идти не на максимально дальней дистанции, а достаточно плотно. В этом случае преимущество будет за обороняющейся стороной, в то время как текущая выжидательная позиция одинаково бесполезна для всех участников и единственным ее преимуществом является отсутствие серьезных потерь. Однако сейчас мы лишим юнь ощущения безопасности, и им придется что-то предпринимать. Учитывая отравленные источники воды и вспышки заразных заболеваний, то сочетание всего этого с обстрелами новыми ракетами должно сказаться на боевом духе противника просто катастрофически. Генерал Ёдзо будет обязан сделать хоть что-то, и, спровоцировав его на атаку, как на последний шанс не потерять лицо и одержать победу, мы в итоге получим то, чего и хотели.
  - По моим расчетам, - бесцеремонно перебил тайпэна Чен Лоу. - Мои люди смогут в течение двух дней вести круглосуточную пальбу, выпуская по четыре-пять ракет за час. Более чем уверен, что вражеский командующий не сможет стерпеть столь длительного "издевательства", но даже если и так, то какое-то количество снарядов будет изготовлено за это время в полевых мастерских. Да и потери у юнь к тому времени будут по нашим подсчетам весьма значительными.
  Тайпэн Вань, посмотревший на Чена явно неодобрительно, дождался, когда мастер-механик закончит, и лишь затем высказал до конца свою прерванную мысль.
  - В очередной раз вынужден возразить этой идее, уважаемый. Ваши рассуждения, это рассуждения математика, но никак не офицера и полководца. Схема ведения огня, которую вы предлагаете, просто смешна. Уже к следующей ночи противник отроет необходимое количество землянок и постарается укрыть от возгораний осадные парки и иное важное снаряжение. Шквальный залп, единый удар всей накопленной мощью в краткий промежуток времени - вот то, что нам нужно. И это будет не какие-то там три-четыре, а двадцать-тридцать ракет за час, пока юнь просто не взвоют и не бросятся на нас от безысходности.
  - Вы не может этого гарантировать, а я не позволю так халатно израсходовать столь дорогостоящее вооружение без соответствующего распоряжения свыше, - Чен надменно выпятил нижнюю губу, и Ли как-то сразу стало понятно, что этот спор вспыхивает между тайпэном и инженером уже не впервые.
  В иной ситуации Васато просто приказал бы механику, пользуясь своим авторитетом и дарованной Императором властью, но ракетный гений сам являлся личным слугой Избранника Неба, а значит, фактически равнялся любому полководцу, по крайней мере, в привычной командной иерархии.
  - Я вряд ли смогу не согласиться с уважаемым Лоу, что, израсходовав все новые ракеты разом, мы можем потерять больше, чем получить, - заговорил Хань, не давая Васато и Чену продолжить дискуссию. - Однако растягивать обстрелы на двое суток видится мне совершенно бесперспективным. Новые снаряды будут хороши при их локальном и массовом использовании в короткий промежуток времени именно за счет того, что смогут создать настоящий ливень осколков, а не легкую морось. Юнь не настолько трусливы и неопытны, чтобы не понять, каким образом лучше всего защититься от чугунного града при постоянном обстреле, так что вторым сопутствующим нам фактором должна стать внезапность. Полководцы древности считали, что настоящий страх в сердце солдата рождается не от безысходности положения и не от вида грозного врага, а от сочетания двух иных вещей - боязни смерти и неизвестности. В этой ситуации я рискну предложить вам воплотить этот принцип в жизнь.
  - Наиболее эффективными в плане внезапности всегда остаются ночные нападения, - Мяо Гкень легко подхватил идею, высказанную Ли. - Лучшее время для подобной атаки это до рассвета во второй половине ночи. Кстати, темнота будет идеальным прикрытием для ракет, а если повезет, то юнь вообще не сразу поймут, что мы стреляли по ним со сверхдальней дистанции.
  - Решив же, что часть наших батарей была просто стянута вплотную к берегу, они могут на следующую ночь попробовать ответить нам тем же, - хмыкнул Вань. - А значит, мы получим шанс подготовить ловушку и легко лишить их основной части осадного парка. А это будет серьезный удар с учетом того, что большую часть своих запасов Юнь извели еще при штурме приграничных крепостей. Верховный распорядитель Джэнг был уверен, что только для того, чтобы восстановить прежний уровень насыщенности ракетного оружия в действующих частях, генералу Манчи потребуется не менее года. Производство, в том числе и армейское, находится у южан в посредственном состоянии. Мануфактурные сети и отлаженные цепочки переработки организованы только в столичной провинции, вся остальная территория царства фактически поставляет Ляоляню только солдат и сырые ресурсы. Торговля с Умбеем по суше сорвана боевыми действиями в районе Вонгбея, и мы все знаем, кого следует за это поблагодарить, - тайпэн бросил короткий взгляд в сторону К"си Ёнг, как бы адресуя свои последние слова через нее самому Всевидящему Оку Императора. - У юнь сейчас остались только морские пути, но их определенно недостаточно, чтобы склонить чаши весов в этом вопросе хотя бы к некому равновесию. Все, что нам нужно теперь, лишь спровоцировать врага, который в свою очередь будет осторожен во всем.
  - Это уже зависит от того, какое впечатление произведет на противника наш первый ход, - решил развить свое изначальное предложение Ли. - Вы предлагали увеличить плотность ракетных залпов, так чтобы отстрелять все снаряд за один раз. Так давайте истратим сразу половину из них за тот предрассветный промежуток, о котором говорил уважаемый Гкень.
  - Будем действовать резко, решительно и начнем бить юнь первыми, не дожидаясь каких-либо движений со стороны врага, - лицо тайпэна Ваня озарилось явно довольной улыбкой. - Бескомпромиссно, нагло и без оглядки на последствия. Мне это нравится, давно стоит напомнить Юнь, с кем они имеют дело. Определимся по срокам.
  - Высокочтимая Ёнг, как скоро начнут проявлять себя самые опасные последствия от работы ваших агентов во вражеских тылах? - уточнил Ли.
  - Я думаю, где-то трое-четверо суток, - ответила К"си. - За это время мои люди также предпримут попытки отравить часть армейских запасов, чтобы еще больше ухудшить положение генерала Ёдзо и его воинов.
  - Тогда и устроим им обстрел на утро третьего дня. Простые солдаты и офицеры Юнь как раз начнут осознавать, в каком же неприятном положении они очутились, а наши ракеты вызовут дополнительный шок и упадок боевого духа. Следующей ночью будем просто ожидать возможного ответа с их стороны. Нет никаких сомнений, что если южные захватчики не решатся на атаку нашего берега сразу, то станут еще глубже окапываться и строить защитные сооружения от чугунных осколков. Мы выждем еще два дня, не совершая активных действий, и юнь непременно начнут расслабляться. Низкая мораль и падение дисциплины приведет к тому, что, несмотря на приказы, многие бойцы начнут игнорировать опасность ночных обстрелов. К этому моменту во вражеском лагере, наверняка, зазвучат уверенные предположения, что имперские собаки уже истратили все свои новые ракеты. И тогда мы нанесем по ним новый удар, и не под утро, а ближе к полуночи, дополнительно использовав разом все зажигательные снаряды.
  - Это хороший вариант, - согласился Мяо. - В том случае, если юнь попытаются форсировать Люньшай в самые первые или во вторые сутки, у нас кроме основных сил и средств, останется еще половина осколочных бомб, чтобы по достоинству встретить противника. Кроме того, после первого обстрела мы сможем на практике оценить эффективность нового оружия и внести любые коррективы в его использование, если потребуется. Опять же за те дни, что пройдут между первым и вторым обстрелом, станет понятно, насколько быстро подчиненные высокочтимого Лоу сумеют наладить производство новых ракет в полевых мастерских. Это позволит нам лучше планировать дальнейшее развитие компании против Юнь.
  - А также дождаться подхода кораблей из Таури, - напомнил Васато. - Они ведь будут у морского входа в устье уже завтра?
  - Совершенно верно, - кивнул Ли. - Хайтин Кэй обещал выслать вперед конных вестовых, как только они поднимутся до первого "колена". Оттуда до наших позиций им останется примерно один дневной переход при благоприятствующей погоде.
  - Вряд ли у Ёдзо останутся варианты, если мы сумеем последовательно воплотить все перечисленные действия. Генерал будет понимать, что если случится третий обстрел, то его армия, измученная бессонными ночами, ослабленная отравлениями, с растущим изо дня в день числом заразных больных, начнет попросту разбегаться. Уверенности же в том, что у нас больше нет ракет, или что их не подвезут нам с моря, командующий Юнь лишится сразу после второго удара. Ёдзо не останется ничего другого, как предпринять попытку переправиться и разгромить нас. Во всех других вариантах он рискует потерять армию целиком, не добившись вообще никаких результатов. Мне не по душе некоторые средства, которые мы используем, и то, как это отразится в дальнейшем на владениях Нефритового Трона, но благоприятный результат обещает стать хорошей компенсацией, и в первую очередь для самой Империи.
  - Принцип меньшего зла, - удрученно хмыкнул Гкень. - Так или иначе, но спорить с волей нашего повелителя здесь никто не посмеет.
  Три полководца медленно переглянулись, и каждый из них увидел во взгляде других тоже, что чувствовал сам - неприятие приказа военного советника, но и в тоже время удовлетворение от того, что у них получилось так быстро и ладно составить продуманный план военных действий, используя сложившиеся обстоятельства к наибольшей выгоде. Подобное братское единство духа и мыслей заставило императорских вассалов заметно приободриться, и даже наполнило их некоторой толикой гордости.
  - Ваше решение просто возмутительно, - Чен Лоу, о присутствии которого тайпэны уже успели как-то позабыть, мрачно окинул всех исподлобья, нахохлившись, как мокрый воробей. - Я не могу позволить вам так беспечно и столь бессмысленно растратить стратегически важный ресурс, ввязываясь в откровенную авантюру!
  - Тайпэн Вань, насколько мне известно, состав коллегиального военного совета и порядок командования в оборонительных силах, задействованных в отражении агрессии Юнь, не был подвержен изменениям со времен моего отъезда из Хэйан-кё? - несмотря на вполне заслуженное почтение, которое Хань испытывал в отношении Чена, твердолобость императорского инженера начала его порядком раздражать.
  - Нет, он изменился, - самодовольно прищурился Лоу.
  - Высокочтимый мастер-механик был введен в состав нашего собрания по личному указанию Избранника Неба, - без всякой радости подтвердил Васато.
  - Тем не менее, даже в отсутствии уважаемого Ши Цзяня, здесь и сейчас находятся сразу трое представителей совета, и мы вполне вправе принять ясное и определенное решение, касательно текущего момента и ближнесрочных действий нашей армии.
  Младший советник Нефритового Престола заметно побагровел.
  - Я не допущу подобного! Любой приказ коллегии должен приниматься в полном составе или когда озвучена официальная позиция отсутствующих. А мнение тайпэна Цзяня вам неизвестно, равно как и то, что скажет на этот счет тайпэнто Синкай.
  - Боюсь, вы глубоко заблуждаетесь, - откликнулся Ли холодным беспристрастным тоном. - Согласно, уложению о командовании в императорской армии, любой офицер, хайтин или тайпэн имеет право действовать по собственному усмотрению и под личную ответственность, если ситуация потребует от него немедленно вмешательства, а попытка согласовать свои действия с представителями высшей власти грозит опасностью либо упущением удобного момента.
  - Но ситуация...
  - Ситуация находится в подвешенном положении, - перебил Чена тайпэн Вань, уже, похоже, уловив главную мысль Ли Ханя, пока еще так и не высказанную напрямую. - Но ваши слова и ваше мнение, безусловно, будет нами учтено.
  - Нет! Своей властью я требую, чтобы это решение было одобрено тайпэнто! В этом, как младшему советнику Императора, вы не смеете мне отказать ни под каким предлогом, - привел свой последний козырь раскрасневшийся инженер, гордо вскинув подбородок и устремив на Васато торжествующий взгляд.
  Офицеры и чиновники, находившиеся в командном шатре, тихо зашумели. Несмотря на то, что подавляющее большинство из них готово было принять сторону полководцев, небрежение или игнорирование официального статуса младшего императорского советника было бы довольно грубым и некрасивым шагом. По сути, под сомнение сейчас ставилась высшее право, которое было пожаловано Чену вместе с титулом и присягой, а оно в свою очередь воплощало личную волю божественного Императора.
  - Нет, не можем, - согласился Ли, прекрасно понимая возникшую дилемму, но уже зная способ, как ее обойти. - Высокочтимая Ёнг, я полагаю, вы сумеете организовать доставку письма уважаемого Лоу в столицу в кратчайшие сроки?
  - Оно будет там так быстро, как только это возможно, - кивнула глава военной разведки. - Семнадцать дней, если не возникнет непредвиденных обстоятельств.
  - Хорошо, четыре дня на ожидание у нас есть, - сдерживая улыбку, заключил Хань. - Но раздумывать дальше по истечении этого срока, будет бессмысленно. Всю дальнейшую ответственность я готов принять на себя, если это устроит мудрейшего Лоу.
  - Но это уже совершенно не устроит меня, - возразил Вань, придерживаясь того же манерного официоза, что и бывший дзи. - Я желаю разделить эту ответственность.
  - Благодарю, - учтиво кивнул Ли.
  - Прекратите этот балаган! - взорвался Лоу, понимая, что еще пара высокопарных фраз, произнесенных полководцами, и он окончательно утратит возможность хоть как-то влиять на происходящее. - Такое откровенное самоуправство непростительно даже вассалам Избранника Неба! Если это будет продолжаться и дальше, то я прикажу своим людям никому не передавать новые ракеты и не осуществлять их применение, кто бы ни отдал подобное распоряжение!
  - Вы перешли на сторону Юнь? - со злой поддевкой усмехнулся Мяо Гкень, сбив своим вопросом запальчивую речь Чена.
  Мастер-алхимик буквально переменился в лице, за короткое мгновение побледнел и как-то разом бессильно обмяк. Пусть обвинение, брошенное тайпэном из рода Овара, и было почти что шуточным, но не оценить всего скрытого подтекста этой фразы Лоу просто не мог. И продолжай он настаивать на своем в том же духе, все могло быстро обернуться весьма двусмысленно и неприятно.
  - Мне вполне понятна суть ваших требований, уважаемый, - обратился к младшему советнику Ли, не дожидаясь, когда тот снова придет в себя. - Но для их подкрепления вам нужна поддержка хотя бы еще одного личного вассала Единого Правителя, в ином случае у нас нет времени на дальнейшие препирательства.
  - Думаю, что моя позиция будет для мастера-механика довольно-таки очевидной, - Гкень поочередно пригладил свои длинные усы и демонстративно хрустнул суставами пальцев на правой руке.
  Бессильный взгляд Чен Лоу с надеждой обратился к последнему человеку, который мог бы ему помочь.
  - К"си Вонг предупреждает нас от вмешательства в политические и военные дела, если на то нет его личного распоряжения или повеления Нефритового Трона. И я не стану менять это правило по собственной личной прихоти. Тайная императорская служба всегда хранит нейтральность и молчание, - Ёнг выговаривала слова медленно, аккуратно и четко, совсем как глашатаи, зачитывавшие указы на площадях Хэйан-кё.
  - Но как вы можете?! Без разрешения тайпэнто нельзя же в самом деле...
  - Ваше письмо тайпэнто Синкай будет мною отправлено немедленно, если вы того пожелаете, высокочтимый Лоу, - похоже, что начальницу армейских лазутчиков и убийц потихоньку тоже начало утомлять поведение инженера. - В любом случае, я также буду вынуждена составить отдельное донесение, рассказав в нем Всевидящему Оку Империи об этом совете и о ваших попытках помешать другим вассалам Единого Правителя в исполнении их священного Долга и прямого предназначения.
  На Чена было жалко смотреть, но мало кто из собравшихся готов был пожалеть механика. Даже купеческие попечители и старшины армейских мастеровых понимали, что когда Лоу попытался вмешаться в дела императорских тайпэнов, то вышел за определенные рамки дозволенного. Да у него была власть сравнимая с той, что владели Вань или Гкень, но умный человек помнит, что власть стоит использовать лишь вместе с теми способностями и ради тех целей, из-за которых ты и был ее удостоен.
  Странно, но некий задор и желание поставить Чена на место покинули Ли столь же быстро, как и появились в начале беседы. Лоу был похож на ребенка, который не понимает, почему его игры менее важны, чем иные события в доме. В его действиях не было злого умысла или надменной кичливости, и поэтому, Хань просто не мог не попытаться объяснить ему этого. Воспитанник дзи-додзё всегда остается тем, кто стремится совершенствовать себя и людей, оказавшихся рядом, вне зависимости о того, кто эти люди и как он относится к ним.
  - Надеюсь, когда-нибудь вы все же сумеете опробовать на практике свои задумки, мастер. Вы увидите нужные результаты, получите знания и сможете дальше проводить различные изыскания и эксперименты. Но не здесь и не сейчас. Важность этой войны гораздо выше того, что вы желаете отыскать. Поймите это и смиритесь. Сначала жизнь Империи, а уже потом жизнь человека, пусть даже гения, и пусть только ради Нее.
  - Слова, чья философская мудрость достойна верховного распорядителя Шукена Овара, - ответил Лоу, глядя на Ханя с признательностью. - Не обещаю, братья-вассалы, что буду в точности им следовать... Но уж во всяком случае, постараюсь помешать вам, сделать все возможные ошибки, которые непременно будут допущены при реализации того глупого плана, что был вами озвучен.
  - Отрадно это услышать, - улыбнулся Васато Вань. - Тогда продолжим собрание с обсуждения этого конкретного момента. Прошу всех командиров ракетных батарей и осадных парков, а также офицеров обозных отрядов и интендантов, ответственных за размещение и снабжением указанных подразделений, отчитаться о текущем состоянии во вверенных им частях.
  
  Присутствовать на полигонных испытаниях новых ракет, об удачном проведении которых постоянно и с удовольствием упоминал Чен Лоу, никому из тайпэнов как-то не приходилось, поэтому, хотя надежды на ночную атаку и возлагались огромные, само отношение полководцев к "чугунным бомбам" было умеренно-скептическим. Ровно до того момента, когда первые снаряды, проносясь в темноте над головами с тихим шипением, не начали рваться с оглушительным грохотом на другом берегу Люньшай. Через какие-то минуты в лагере юнь началось настоящее светопреставление, а земля под ногами еще долго дрожала от раскатистой канонады. За какие-то четверть часа с пяти площадок, подготовленных осадными инженерами, артиллеристы выпустили шесть с половиной десятков ракет, а затем за тот же срок еще семьдесят две. Всего было израсходовано чуть больше половины наличного запаса снарядов, но сожалеть об этом никому не пришлось.
  Наутро Васато, Мяо и Ли, пробравшись на скрытый наблюдательный пост, устроенный на берегу реки, смогли при помощи "зорких глаз" оценить эффективность ночного обстрела и вовсю насладиться панорамой разгромленной вражеской ставки. Накрыть чугунным градом сразу весь восьмидесятитысячный лагерь Юнь было задачей невыполнимой, поэтому основной удар пришелся на передовые позиции укреплений и на ближайшие "кварталы" жилых шатров, а также на полевые конюшни, представлявшие собой обычные коновязи под матерчатым пологом. Кавалерии у юнь было и так немного, да и серьезным противником для императорских всадников она не являлась. Тем не менее, эти цели были сочтены наиболее достойными внимания, и хотя точность саперов Лоу в ночное время оставляла желать лучшего, большинство ракет свою задачу выполнило.
  Внешние разрушения в стойбище Юнь были довольно-таки незначительными, во всяком случае, гораздо меньшими, чем ожидали командиры Империи. Зато жертв среди вражеских воинов оказалось в избытке. Убитых солдат у противника было не больше тысячи, а вот раненных почти в десять раз больше. Учитывая, что каждый день еще несколько сотен юнь травились водой и слегали с заразными болячками, то лагерь генерала Ёдзо все больше и больше начинал напоминать громадный походный госпиталь. Таким образом, защитникам Нефритового Трона оставалось теперь лишь ждать.
  Командир Юнь проявил завидную осторожность. Никаких ответных вылазок и прочих глупостей Ёдзо делать не стал. Его люди принялись, как и ожидалось, зарываться в землю, а отряды фуражиров были разосланы во все стороны в поисках чистых ключей и колодцев. Каждый день юнь в больших количествах набирали воду в Люньшай, рискуя угодить под "драконий плевок" или еще какую-нибудь гадость, заготовленную для них несколькими осадными мастерами и офицерами, которых тайпэн Вань отбирал лично, и главным критерием этого отбора, похоже, было легкое безумие. К"си Ёнг, не задумываясь, прислала в помощь этим ребятам несколько своих бойцов, а дальше началось нечто совершенно невероятное. Умело маскируясь и скрытно передвигаясь вдоль берега со своими небольшими машинами на походных лафетах, сорвиголовы Васато как заправские охотники подстерегали крупные скопления "водоносов", оставаясь сами практически неуязвимыми. На одиночек, пробиравшихся к берегу с ведрами и бурдюками, энтузиасты-механики времени и снарядов не расходовали, но одиночки никак не могли обеспечить питьем всю многотысячную армию. Единственная попытка юнь отвадить нахальных имперцев от речного русла на второй день закончилась тем, что люди Ваня потеряли два цяо-ба и десяток саперов, угодивших под обстрел замаскированной батареи. Самих же бравых юньских инженеров тут же накрыла шквалом камней и металла вся та осадная техника, которую еще на сутки раньше подготовили к отражению возможного вражеского ответа на ночной ракетный обстрел. Ответ, кстати, юнь так и не соизволили предложить.
  Сообщения о снующих на этом берегу разведчиках Ёдзо поступали также все чаще. Конные дозоры, разосланные вдоль Люньшай, регулярно сообщали о стычках с небольшими группами вражеских солдат, пытавшихся переправляться на север или уже возвращавшихся обратно. Никаких сомнений ни у кого не было - командующий Юнь искал удобные переправы и изучал, как изменилась обстановка в тех землях, откуда не так давно ушли солдаты генерала Окцу.
  Накануне второго ночного обстрела, царские саперы все-таки сумели нанести императорской армии ощутимый удар. Можно было не сомневаться в том, что рано или поздно, лазутчики Ёдзо обнаружат речную эскадру, укрывавшуюся ниже по течению, но вот предугадать реакцию, которою вызовет это у противника, совет тайпэнов не смог. Фактически вражеские инженеры претворили в жизнь то, к чему готовились в основном имперском лагере. Подтянув на речное побережье свои осадные части, юнь прошлись по кораблям хайтина Кэй смертоносным огненным ливнем. Не усмотреть в этом действе некую толику мести было довольно трудно. Три куай-сё оказались полностью сожжены и разрушены, еще два судна выбросились на мель, а одна из больших трофейных галер, стоявшая на приколе у южного берега, из-за пробоин в бортах опустилась на дно, превратившись на время в неподвижный бастион и прекрасную мишень для противника. Самым неприятным в этой ситуации была смерть хайтина Ло Гонкэ, бывшего командира эскадры Синцзян, погибшего вместе с "Серебряным ветром", находившимся в авангарде сводного флота. Однако Реёко и его матросы сумели быстро собраться и организовать достойный отпор.
  Полтысячи солдат абордажа, высадившись на пологий берег Люньшай, пробрались практически к самым позициям артиллеристов, уже собиравшихся в обратный путь, и, опрокинув замешкавшуюся охрану, довольно близко познакомили юньских механиков с собственными саблями. Спустя какое-то время уже самим имперцам пришлось спасаться бегством из-за подоспевших конных отрядов, сопровождавших осадный парк. Кавалерия южан преследовала солдат Реёко до тех пор, пока те не добрались до береговой полосы, которая свободно простреливалась из корабельные орудий. Несмотря на то, что по итогам этого боя результат, очевидно, склонялся в пользу Юнь, их и без того скудные запасы артиллерии оказались окончательно опустошенными, а личный состав батарей понес серьезные потери. Хайтин Кэй в свою очередь кроме Гонкэ лишился еще почти семисот солдат и матросов убитыми, тяжелоранеными или пропавшими без вести.
  Пока вестовые, посланные Реёко, только добирались в главный лагерь, чтобы передать неприятные известия о нападении на эскадру, командиры Империи собрались на совет, чтобы в очередной раз выслушать бесстрастную Ёнг. Разведчики сумели раздобыть для тайпэнов действительно ценный подарок, доставив в штабной шатер одного из высокопоставленных офицеров Юнь, являвшегося личным порученцем Ёдзо.
  Этот подвиг не остался не замеченным и был щедро вознагражден при полном единодушии командования. С другой стороны действия лазутчиков, по сути, стали ответом вражескому предводителю, который еще с самого начала "стояния" распорядился развешивать всех выловленных шпионов на деревянных крестах, вкопанных на первом оборонительном валу, обращенном в сторону реки. Всех девятерых товарищей, которых постигла сия незавидная доля, бойцы Ёнг во время вылазки также прихватили с собой. Трое к этому моменту все еще были живы.
  После короткого общения с дознавателями из особой команды, вражеский офицер выложил Ли и остальным немало интересных подробностей. Плачевная ситуация на противоположном берегу Люньшай была даже хуже, чем они рассчитывали. Дезертирство из единичных случаев превратилось в статичную закономерность, а запасы генеральской свиты спасали от разграбления лишь остатки былого почтения к командующему и плети личной охраны Ёдзо. О необходимости начинать переправу и растоптать врага говорили уже все, от почетных тысячников до последних обозных конюхов и рабов-золотарей. Довольно неплохо пока на общем фоне держались полки ветеранов, привычных во время походов по джунглям к отсутствию питьевой воды и вспышкам разных странных заболеваний. Они-то как раз и не испытывали каких-то непреодолимых трудностей, но об остальных сказать такого нельзя было даже приблизительно. Самым знаковым для тайпэнов стало то, что бесчисленные мелкие торговцы, алхимики и солдатские шлюхи, сопровождавшие в походе любое войско Юнь, исчезли из лагеря, по словам пленного, вместе со всем своим скарбом еще вчера. Лучшего момента для повторной атаки новыми ракетами было попросту не найти, и едва разрешилась ситуация с нападением на эскадру Реёко, как мастера Лоу принялись готовиться к новому "фейерверку".
  Огонь и чугунные осколки, сыплющиеся на головы из рассветных сумерек, в очередной раз подтвердили всем сомневающимся, что Небо и духи предков на стороне Империи. К полудню главная ставка юнь окончательно превратилась в разворошенный муравейник. Царские солдаты впервые не озаботились сбором и похоронами погибших, а некоторые постройки так и продолжили пылать до полудня. Императорская армия и флот изготовились к бою, и противник не заставил себя долго ждать. Прорыв юньского войска был бы со стороны южан актом отчаяния, если бы не их солидная численность. Удержать наличными силами сразу пять полноценных корпусов, ринувшиеся через Люньшай в разных местах, было попросту невозможно.
  Две группы попытались наладить переправы прямо напротив имперского лагеря. Реально они не столько пытались форсировать реку, сколько связывали собой противника, не давая ему отвлечься на другие отряды. Разумеется, тактический замысел был известен только высшим офицерам, так что драться с обессиленными, но очень озлобленными солдатами пришлось всерьез. Один из корпусов принялся налаживать понтонный мост ниже по течению, а еще два поднялись к верховьям реки.
  Против центральных отрядов императорские воины использовали все, что успели к этому моменту во множестве заготовить. В ход пошли метательные машины, обычные ракеты и стрелы бесчисленных лучников. Царские солдаты гибли в реке сотнями: пехота тонула вместе с самодельными плотами и лодками, а стрелки гибли за шаткими стенами тай-бо, выстроенными вдоль кромки воды, состязаясь в бессмысленных перестрелках. Саперов, пытавшихся наладить нормальную переправу, расстреляли остатками новых ракет, а тех, кто все-таки добирался до отвесного северного берега, сначала избивали на расстоянии, а потом опрокидывали быстрым натиском щитов и копий. Двенадцати тысяч, оставленных в подчинение у Васато, оказалось в этом месте вполне достаточно.
  Пятьдесят сотен солдат, переданных под руку Мяо Гкеню, при поддержке имперских уцелевших кораблей хайтина Кэя успешно справились с третьим корпусом, пытавшимся действовать самостоятельно. Для того чтобы хоть как-то противодействовать судам, юнь собрали у этой переправы всю оставшуюся артиллерию, но заметной пользы это не принесло. Однако, как и центральная группа, этот отряд свою задачу выполнил, речная эскадра и значительная часть императорских войск до глубокого вечера были вынуждены находиться именно здесь.
  С двумя последними корпусами пришлось справляться Ли и семи тысячам солдат, что были поставлены под его команду. И на самом деле, шансы Ханя были совсем не так плохи, как могло бы показаться. Хотя ему противостояла армейская группа, троекратно превосходившая его силы в числе, в помощь бывшему дзи отправили всех императорских всадников и, конечно же, те самые батареи отчаянных сорвиголов. Эти безумцы по-прежнему творили со своими небольшими машинами настоящие чудеса, умудряясь доставлять их на поле боя буквально за считанные секунды до начала сражения, тут же разворачивать свои порядки и в любых условиях открывать стрельбу, противопоставить которой юнь было попросту нечего.
  Один из корпусов, угодивший в эти импровизированные жернова, действительно оказался буквально "перемолот". Засыпая врага снарядами и стрелами, императорские солдаты отбрасывали всякие попытки потеснить их с удобной гряды холмов, на которой расположились инженеры, а в те моменты, когда юнь скапливалось на северном берегу слишком много, в дело вступали сокрушительные удары латной конницы. Непонятно, чего царские воины в эти моменты желали больше - схватиться с врагом или просто не потерять возможность пить вволю из речного русла - но дрались они с несгибаемой отчаянностью, что и позволило последнему пятому корпусу перебраться через Люньшай без всякого сопротивления.
  К середине ночи генерал Ёдзо развернул оборонительный периметр на захваченном плацдарме, к которому тут же подтянулись отряды Ли Ханя и часть сил из центрального лагеря. Под прикрытием темноты по руслу поднялась часть куай-сё и гребных галер, попутно переправив на южный берег около восьми сотен всадников Ваня, которые начали терзать остававшиеся там группки противника. Основные уцелевшие части царской армии сместились к налаженной переправе, бросив среди всего прочего и полевой лазарет, в котором имперцы впоследствии обнаружили лишь несколько сотен оставшихся травников и больше одиннадцати тысяч больных и раненых. К концу года из этих людей в живых осталась лишь четверть, и обязаны они этим были исключительно тому, что войска Империи при всей своей ненависти к Юнь, не стали опускаться до того, чтобы бросить их просто так умирать.
  Ночь прошла в тревожном ожидании. Инженеры Лоу пару раз обстреляли врага новыми ракетами, собранными за день, чередуя их с обычными снарядами. Конница постоянно беспокоила охранение лагеря, не давая юнь времени для нормального сна, а диверсанты Ёнг едва не умудрились поджечь главный понтонный мост, но, к сожалению, потерпели в этот раз сокрушительную неудачу.
  А утром в атаку ринулись корабли хайтина Кэй. Была ли это идея самого Реёко или Куанши, перебравшегося с недавних пор в трюмы "Сонной акулы", Хань так и не узнал, но зато иероглиф "завершение" в этом затянувшемся противостоянии был поставлен весьма эффектно. Удар куай-сё и галер, подавивших немногие уцелевшие вражеские метательные машин, позволил эскадре рассечь остатки восьмой армии на две части и разрушить единственную ниточку, связывавшую их воедино.
  Небо и вправду благоволило в тот день Империи, ибо ничем иным нельзя объяснить то счастливое совпадение, что за несколько минут, до того, как на мачте "Акулы" взметнулся вымпел "к атаке!", одна из случайных ракет, остатками которых продолжали спорадически обстреливать стоянку юнь, угодила в неприметный шатер в глубине нового лагеря. Генерал Ёдзо и весь его штаб, собравшийся в это время на совещание, а также большая часть тысячников погибли все до единого.
  Таких испытаний не выдержал даже несгибаемый характер закаленных ветеранов, прошедших сквозь джунгли Умбея, и предложение о капитуляции в обмен на сохранение жизней гонец южных захватчиков передал Ли уже через пару часов. Остатки войск на южном берегу также сдались или разбежались в разных направлениях, не помышляя больше об участии в военных действиях. Всего на милость Нефритового Престола передали себя больше ста тридцати сотен солдат и офицеров. Самое смешное, что в имперской армии после всех событий предыдущего дня в боеспособном состоянии едва оставалось хотя бы столько же.
  Самая большая и опасная группировка Юнь перестала теперь существовать, и сейчас дело оставалось лишь затем, чтобы вытеснить из Генсоку остатки третьей и четвертой армии. Цену этой победы еще предстояло узнать, ведь чем обернутся отравленные земли к югу от Люньшай, никто пока даже не мог себе представить. И все-таки это была победа, тяжелая и заслуженная, но, к сожалению, назвать ее решительной и поворотной было еще нельзя. Хотя Закатная армия и отряды союзных кочевников были уже совсем близко, война пока что по-прежнему шла на территории Единого Государства.
  
  
  Глава 14.
  
  Палубный полусотник, выступив из темноты в круг красного света, отбрасываемого костром, склонился в легком поклоне перед Басо, прижимая правую руку к сердцу.
  - Тысячник, капитан Кёрнчи согласен немедля переговорить с вами.
  - Хорошо, - благодарно кивнул Нуен и поднялся со стеганой войлочной циновки.
  Несколько уцелевших солдат из его крохотного отряда и командиры панцирных пехотинцев, составлявшие им компанию, проводили Басо долгими взглядами, наблюдая за тем, как молодой командир в сопровождении морского офицера идет в сторону широких сходен "Ненасытного". Десантный корабль замер горбатой громадиной у одного из каменных причалов - единственного, что уцелело на всей территории караванного поста имперского дома Гжень за исключением пятиэтажной островерхой пагоды храма на другом конце поселения после недавнего стремительного штурма и жестокого пожара.
  События последней недели с трудом укладывались в голове у Нуена, и неожиданное спасении было для отряда юнь столь же внезапным, сказочным и нереальным, как и все, что случилось прежде. Едва им удалось уйти от высланной вслед погони чжэн-гун, как горстка чужаков мгновенно превратилась в главную цель для всех верных поданных Императора, населявших окрестные города и села. Случилось именно то, чего Басо так опасался еще на марше. Ни о какой любезной почтительности больше не было и речи, а традиционная вежливость быстро уступила место суровому реализму. Ополчение, стража, наемники и приставы травили юнь как диких зверей, и лишь сочетание удачи и воли позволило царским солдатам выбраться из страшного огненного котла, в который для них превратились исконные древние земли Единого Государства.
  Настоящий страх настиг воинов Басо в ту ночь, когда отряд, спрятавшись в узкой лощине у неприметной деревни, в ожидании высланных разведчиков, услышал топот множества конских копыт, а в глубоких сумерках по мощеной дороге к селению выехало не менее семи десятков всадников. Не узнать по снаряжению и поведению манеритских нукеров было трудно даже для тех юнь, что никогда прежде не видели кочевников вживую. И хотя речь степняков никто из людей Нуена не понимал, со старостой, вышедшим навстречу манеритам, их предводитель заговорил на имперском. Именно тогда, Басо и узнал, что отряды каганов, прибывающие в пределы Хэйан, Маннай и Цинхай, уже развернули на него и его группу настоящую облавную охоту. При этом военный советник Императора сам лично объявил о награде за голову тысячника Юнь по весу золотым песком из-за того, что во время битвы с ополчением аристократов царским солдатам удалось убить главу рода Синкай, оказавшегося тестем нового тайпэнто.
  То, что тогда предприняли юнь, едва окончательно стемнело, было то ли актом отчаяния, то ли просто здоровой наглостью, проявленной людьми, которые вдруг поняли, что терять им уже по сути нечего. Объяснить чем-либо другим нападение на деревню, в которой манериты расположились на постой, было просто нельзя. Мало того, что кочевников было почти в четыре раза больше, в селении имелись еще и свои собственные стражники, да и население не стало бы относиться к Басо и его бойцам слишком уж дружелюбно. И, тем не менее, они пошли на риск, безрассудно и спокойно, как будто делали нечто подобное постоянно. Тысячнику вообще не пришлось никого уговаривать, а как бы даже наоборот.
  Степняки умели и любили драться, но солдаты Юнь застигли их врасплох. Конные лучники, оставшиеся без лошадей и почти не имевшие возможности воспользоваться своим главным оружием, заметно уступали солдатам Нуена, натасканным с особым усердием именно для сражений в подобных условиях - на улицах, в подворотнях, на крышах и в небольших помещениях. Пехота была редким явлением в степных улусах, обычно в нее набирали только самых бедных нукеров, живущих за счет подачек с каганской кошмы. На поле боя в степи подобные отряды пеших мечников играли роль практически незначительную, годясь лишь для последнего рубежа защиты, и то не очень хорошего. Все остальные кочевники, кто с детства учился держаться в седле без помощи рук, обычно смотрели на безлошадных воинов презрительно, а порою даже сочувственно. Тяжелая ударная пехота тиданьского Кемерюка была единственным исключением из этого правила, но те, кто встретился Басо не принадлежали к числу последних, и поэтому большинство мелких схваток закончилось с предсказуемым результатом.
  Только нойон вместе с тройкой опытных нукеров сумел успешно отбить все атаки юнь, забаррикадировавшись в доме у старосты. Царские воины окружили указанное здание со всех сторон и разместили несколько стрелков на ближайших крышах. Нуен предложил кочевникам сдаться, но получил отказ. Не собираясь больше рисковать жизнями и без того немногих своих людей, тысячник, переступив через себя, велел поджечь дом, несмотря на то, что там могли находиться ни в чем неповинные жители. Пламя весело запылало, охватывая стены постройки и быстро пробираясь внутрь. Манериты держались стойко, но когда клубы горького дыма, стелившегося из окон и дверей, приобрели опасный черный оттенок, выхода у них не осталось. Бросившись в последнюю атаку, кочевники успели забрать с собой двоих юнь, несмотря на все усилия лучников, которые усердно ждали этого момента и заранее подготовились "к встрече" с противником.
  По результатам яростной ночной схватки, у Басо осталось семеро солдат, шестеро из которых были ранены в той или иной степени. Деревенские жители от произошедшего были, по большей части, шокированы и испуганы. Помешать юнь хоть чем-то не было ни одной явной попытки, хотя если бы кто-то сумел организовать людей, то воинам Нуена было бы несдобровать. За счет доставшихся им трофеев беглецы обновили одежду и вооружение, а также обзавелись новыми лошадьми. Но самые породистые и выносливые степные кони никак не желали даваться чужакам в руки. Они озлобленно кусались и пытались лягать копытами убийц своих прежних хозяев и, в конце концов, Басо велел оставить коней в покое, выбрав животных посмирнее.
  Путь на юг продолжился с рассветом, едва были собраны припасы и перегружены сумы с заветным бумажным грузом. Времени на отдых и остановки не было. Басо прекрасно понимал, что их маскарад обманет кого-то только лишь издали. Первая же встреча с другими манеритами или с отрядом стражи под командой разумного офицера сразу же положат конец их путешествию. Как вскоре выяснилось, даже "разумный офицер" для этого вовсе и не был нужен, юнь при всем желании не могли сойти за кочевников внешне, как нельзя было спутать ракурта с даксмен. Разницу заметил бы и сиртак, не то, что житель Империи. Это только широкоглазым иноземцам могло казаться, будто бы все люди с восходного берега на одно лицо, но им самим многочисленные отличия ярко бросались в глаза, не хуже, чем рост нееро или лишенные мочек уши лесного народа хшмин.
  У беглецов теперь хватало запасов провианта, раздобытого ими в бою со степняками, но, не догадавшись прихватить с собой еще несколько сменных лошадей, они быстро пожалели о подобном упущении. Дороги Единого Государства были хороши, но в результате утомительной непрекращающейся гонки плохое железо, из которого манериты делали подковы и элементы сбруи, быстро раскрыло свою дурную сущность. В очередной маленькой деревушке, попавшейся им по дороге, юнь пришлось задержаться, чтобы перековать лошадей.
  В этот раз их спасло лишь чувство опасности, невероятно обострившееся у всех бойцов за последние дни. Неладное они почуяли, едва не осталось ни одного случайного прохожего в маленьком ухоженном переулке, который выходил к большой открытой кузне, расположенной под навесом позади вытянутого здания литейной мастерской. Прежде чем стражники и приставы успели захлопнуть ловушку, Басо и его спутники вырвались на полном скаку прочь из поселка, сумев сохранить собственное число в неизменности. В том, что причитающийся им запас удачи исчерпан уже окончательно, юнь теперь не сомневались, но как оказалось, Судьба приготовила для них еще один добрый подарок.
  На большую вместительную повозку с крестьянским семейством, явно спешившим куда-то в глубину имперских земель, лже-манериты наткнулись случайно. Из сбивчивого рассказа главы семьи стало понятно, что подданные Единого Правителя не просто перебираются с места на место в поисках лучшей доли, а спасаются от нежданной угрозы, вот уже как третью неделю объявившейся у побережья. Десантная галера под флагами правящего дома Ляоляна нагло бесчинствовала в водах Восходного моря, грабя рыбацкие деревушки и небольшие городки торговых домов, служившие для купеческих кораблей перевалочными пунктами и складами, куда свозились товары из центральных провинций, предназначенные для отправки в Умбей и в государства Тысячи Островов, а еще недавно и в царство Юнь. Мощное судно было не по зубам небольшим охранным группам, оставшимся в ближайших сравнительно крупных портах, и морские налетчики в отсутствии главных сил Центрального флота Империи чувствовали себя здесь совершенно безнаказанно. Басо и его люди долго не могли поверить в подобную удачу, но упустить эту, вероятно единственную, возможность вернуться домой, они не могли.
  Поиски оказались недолгими, да и царские каперы не слишком-то сильно скрывали свое присутствие, обладая, как выяснилось, не только большим количеством метальных орудий и изрядным запасом снарядов, но и реальным численным превосходством над любыми силами местных защитников. Две сотни тяжелых панцирных пехотинцев-юнь легко справились бы даже с тысячей ополченцев и стражников в открытом бою, а капитан корабля настолько хорошо знал здешние воды, что имперцам оставалось только бессильно скрежетать зубами в безуспешных попытках призвать наглецов к ответу. В отношении населения захваченных деревень грабители не церемонились, однако, слишком большой или извращенной жестокости не проявляли. В целом, о чем-то вроде "высокопарного" и дипломатичного подхода, который использовал Нуен, речи не шло, но той дикости, которую наблюдал тысячник в первые дни вторжения, тут не было и в помине. В конце концов, подразделения панцирной пехоты всегда считались элитарными, а это, кроме всего прочего, предполагало еще и строгое следование воинским кодексам Юнь. Те же лим-бо, для примера, никогда не убивали пленных без приказа высшего руководства, а о грабежах и поисках иных удовольствий в разгар боя никто из них не смел даже помыслить. Так что по, протянувшемуся вдоль прибрежной дороги, недвусмысленному следу из пожарищ и разрушений группа из неполного десятка всадников двинулась с воодушевлением, а их командир с заметным облегчением.
  Встреча с первым союзным отрядом морских налетчиков произошла около полудня в маленькой сожженной деревеньке. Ситуация сложилась в определенной мере довольно напряженная, и этому немало способствовало то, что люди Нуена по большей части были облачены в трофейные доспехи и одежду манеритов. Просто так поверить пришельцам на слово солдаты ударной пехоты совсем не собирались, и в какой-то момент бронебойные болты вот-вот уже могли сорваться с направляющих лож самострелов. Но к счастью, удача по-прежнему сопутствовала Басо, и один из офицеров, командовавших в этом отряде, оказался его знакомым, не слишком близким, но все же. Офицер без колебаний признал царского тысячника и убедил своих людей успокоиться. А уже через несколько часов, все еще не веря до конца в происходящее, молодой командир и его бойцы миновали обгоревшую надвратную арку разграбленного караванного поста, в просторной гавани которого единолично устроился "Ненасытный". Солдаты и матросы приветствовали уцелевших юнь как героев, а Басо постарался немедленно известить командира десантной галеры о важном грузе, что они доставили с собой, и который следовало как можно быстрее переправить во владения ляоляньского двора.
  Капитан Кёрнчи не стал игнорировать просьбу Нуена о срочной встрече, что в любом случае выглядело бы глупо, поступи он каким-то иным образом. Переметные суммы, набитые кожаными тубусами и бамбуковыми футлярами, тут же подняли на палубу и перенесли в капитанскую каюту, скрытую в чреве галеры, а спустя пару минут за Басо тут же явился офицер-посыльный.
  Помещение, которое занимал командир "Ненасытного", было не велико, едва с десяток шагов по диагонали и с низким потолком, тяжесть которого еще больше усиливала выпирающая опорная балка, вырезанная из цельного древесного ствола в четыре обхвата. Скупые белые гобелены с изречениями военных философов были единственным, что украшало стены каюты. Добротная походная мебель, типичная для юньских кораблей, выделялась разве что обилием начищенных медных деталей. Сам капитан в темно-сером повседневном одеянии с накладками из черненой кожи ожидал Нуена в центре комнаты за широким низким столом, намертво вмурованном в пол при помощи наборных винтов. Раздвижная ширма из толстой некрашеной холстины отделяла часть помещения за спиной у Кёрнчи, где, по-видимому, находилось спальное место командира корабля. В спертом воздухе явственно плавали приторно-горьковатые ароматы сожженных красных листьев таба.
  - Тысячник Нуен.
  - Капитан Кёрнчи.
  Вако поднялся навстречу Басо, и они обменялись "поклонами равных". Несмотря на то, что Нуен был выше в армейской иерархии на целых две ступени, на юньских кораблях всегда было принято придавать особый статус командирам самих судов. Как и в случае с имперскими хайтинами, капитаны были абсолютными властителями родных палуб, и никто в экипаже не смел оспорить их приказов, особенно в море за несколько дней пути от ближайшего берега.
  - Прошу, - Вако сделал рукой резкий приглашающий жест, и оба офицера опустились на невысокие табуреты. - Я еще не ужинал сегодня, так что надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию?
  - Нисколько, - улыбнулся Нуен, живот которого недовольно ворчал уже третий день.
  Пара денщиков, выскользнувших из неприметной дверцы сбоку, быстро расставили на столе лакированные блюда, тарелки и пиалы с водой для омовения рук. Капитан явно хотел блеснуть перед гостем или просто выказать дополнительное уважение. Кроме длинной усатой тушки речного сома горячего копчения, от запаха которого у Басо сразу же закружилась голова, слуги принесли множество свежих овощей, различных соусов, молотых специй и миску зеленоватого соевого творога, считавшегося деликатесом даже в столичных трактирах. Бобы, из которых изготавливалось это блюдо, произрастали только в одной из провинций Юнь и на некоторых территориях Империи, так что ценность такой творог имел в прямом смысле на вес золотом. Самое интересное, что Басо, хоть и оценил щедрость Кёрнчи, но так и не притронулся к заветному угощению. И дело было даже не в скромности, а в том, что вкус этого деликатеса тысячнику попросту не нравился.
  - Я просмотрел кое-что из ваших трофеев, - начал разговор капитан, когда от сома на столе остался лишь длинный хвост, а глиняная бутыль с пряным вином, оплетенная для надежности тонкой веревкой, опустела наполовину. - Превосходная работа. Поверьте мне в этом, как человеку, который имеет некоторое представление о ценности таких вещей как развитие механики и техническое совершенствование.
  - Рад это услышать, - кивнул благодарно Басо. - И искренне надеюсь, что не только мы с вами сумеем понять всю ценность этих идей и знаний.
  - Несомненно, - улыбнулся Кёрнчи. - И именно об этом, я и хотел переговорить с вами особо. Передо мною сейчас не стоит какого-либо вопроса о том, следует ли начать немедленную подготовку к выходу в южном направлении в пределы Жемчужного моря. Несмотря на то, что я и мои люди не выполним поставленной нам задачи, вывезти ваши трофеи будет гораздо важнее. Мы верные слуги правящего дома, но все же в среде моего экипажа может начаться небольшой ропот и возникнут недовольства в связи с тем, что мы уходим от богатого побережья, не набив под завязку корабельных трюмов. Объяснять всем и каждому, что вы доставили и почему это столь важно, я не могу...
  - Разве вашего приказа будет для них недостаточно? - удивился Басо.
  - Разумеется, но я привык заботиться о своих матросах.
  - Мне понятна такая позиция, но чем же я могу вам помочь?
  - Эти схемы и рисунки имеют разную степень достоверности, да и запечатленные на них вещи разнятся в своей важности. Тем не менее, за пределами Империи каждый такой чертеж будет уникален. Мы вполне могли бы переснять несколько копий с каждого, не обязательно столь тщательных и точных, а после, когда Ляолян получит это сокровище, сделать так, чтобы ни ваши, ни мои люди не ощущали нужды ни в чем в ближайшие десять-двенадцать лет.
  - Вы предлагаете, - насупился Нуен, - продавать эти копии?
  - Посредники иных народов при царском дворе с охотой выложат за несколько таких кусочков бумаги все, что окажется в их посольских закромах, - улыбка Вако оставалась спокойно и уверенной. - Кроме того, мне гораздо легче и проще удастся объясниться со своим командованием, если я смогу сделать несколько дорогих подарков. Но не думайте вдруг, что я собираюсь принизить ваши заслуги. В случае успеха, я предлагаю разделение прибыли от этого маленького предприятия в равных долях.
  Умиротворение и радостная непринужденность разом оставили Басо, равно как и легкость от недавно выпитого вина. Глядя прямо в глаза Кёрнчи и, стараясь сохранять нужный тон, тысячник ответил спустя секунду раздумий:
  - Новые механизмы и устройства должны стать залогом будущего восхождения Юнь. Раздав их сиртакам и прочим жителям островов, мы потеряем все, что может получить наше царство, особенно в том случае, если эта война закончится взаимным замирением сторон. Говорить же о возможности нашего поражения я просто не вижу смысла.
  - Согласен с вами во всем, - продолжил улыбаться капитан. - Я лишь сделал вам свое предложение, и вы в праве были отказаться. Это ваши трофеи, и поступать с ними следует по вашему усмотрению. Думаю, мы больше не станем возвращаться к этой теме.
  - Очень на это надеюсь, - сдержанно кивнул Басо.
  - Что ж, прекрасно...
  Похоже, Вако хотел сказать еще что-то, но приотворившаяся дверь, из которой в прошлый раз появились денщики, отвлекла его внимание.
  - Прошу извинить меня, тысячник, но дела команды требуют моего своевременного вмешательства. Продолжайте пока что трапезу без меня, а я постараюсь вернуться к вам как можно быстрее.
  Тяжелая перегородка с гулким стуком закрылась за спиной у Кёрнчи, оставляя Нуена в одиночестве. Хмурое выражение никак не желало покидать лицо молодого командира, а неприятные мысли продолжали роиться голове, подобно растревоженному осиному улью.
  Было совсем не похоже на то, что капитан "Ненасытного" глуп. Жаден и корыстен несомненно, но никак не глуп. Более того, высказанные им мысли и то, в какой форме они были, поданы, говорили совсем об обратном. Хитрость и алчность, смешавшиеся со страхом в опаснейшее зелье, придавали командиру десантной галеры способность быстро просчитывать свои ходы. Когда его предложение не нашло у Нуена живого отклика, и Вако понял, что именно за человек сидит сейчас перед ним, то он сразу же пошел на попятную, и Басо лишь теперь, спустя какое-то время, сумел оценить "быстроту реакции" капитана и всю "изящность" исполненного маневра. Нет, Кёрнчи прекрасно понимал, что тысячник доложит об этой беседе, едва они вернутся обратно в столицу или в ближайший союзный порт. Он не мог не понимать этого, а значит...
  Длинный кинжал с плоским широким лезвием, напоминавший по форме цзун-хэ, сам скользнул в руку к Басо. Поднявшись и стараясь ступать как можно тише, тысячник прошел к двери, за которой скрылся Вако, и аккуратно потянул перегородку в сторону. В узком проходе, открывшемся глазам Нуена, никого по счастью не оказалось. Двигаясь все также тихо и осторожно, Басо направился к ближайшему повороту, отмеченному круглым масляным светильником, и замер, едва впереди стали слышны приглушенные голоса.
  - ... и когда он уснет, сразу же уберете мальчишку в трюм.
  Несмотря на то, что Кёрнчи отдавал команды шепотом, тысячник прекрасно сумел разобрать каждое слово. Сам он в этот момент старался не делать даже лишнего вдоха.
  - После этого, немедля, вызовешь на борт всех его солдат, только аккуратно, чтобы офицеры панцирников ничего не успели сообразить. Они тут и так уже задают чересчур много недовольных вопросов относительно наших целей здесь, а ответить им правду я, понятное дело, никак не могу. Так что, если поднимется буза из-за этих новеньких, то план нужно будет менять кардинально. А поэтому, чтобы через час вся основная команда была на галере. Если и придется уходить, бросив этих "меднолобых" умников на берегу, то ничто не должно нас задерживать. Что с припасами?
  - Хватит до самого Гуррама, если потребуется, - ответил низкий хриплый голос, владельца которого Басо не знал.
  - Отлично, тогда действуйте, а я продолжу развлекать нашего гостя. Через полчаса подашь к столу настойку с сюрпризом...
  Слушать дальше Нуен не стал - все, что ему нужно было знать, он уже получил. Быстро, но по-прежнему соблюдая тишину, Басо вернулся обратно в капитанскую каюту, прикрыл дверь и сел на прежнее место. План действий созрел почти сразу же, и царский командир слегка успокоился. Если у Вако не было надежной поддержки со стороны панцирной пехоты, то положение Нуена и его бойцов не было таким уж безнадежным. Главное теперь - опередить заговорщиков и взять ситуацию в свои руки.
  Убирать кинжал в поясные ножны Басо не стал, просто положил его на левое бедро и прикрыл полой расшитого манеритского кафтана, который до сих пор был на нем. Когда в помещении вновь появился Вако, тысячник вежливо склонил голову.
  - Ничего неожиданного?
  - Нет, обычная походная рутина.
  
  Возвращаясь к оставленному в каюте офицеру царской армии, капитан не мог отделаться от мысли, что в этот раз он, похоже, рискует гораздо больше, чем обычно. Правда, если смотреть с другой стороны, его маленькое доходное дельце пока хоть и осуществлялось весьма успешно, но было это ровно до того момента, когда появился Нуен и его беглецы. Трюмы "Ненасытного" действительно не были заполнены еще и на четверть, а аппетитных целей вдоль побережья Цинхай оставалось пока предостаточно. Вот только теперь ни о каком продолжении разбойных набегов не могло идти даже речи. И по большому счету, Кёрнчи не врал Басо, когда говорил о том, что понимает ценность доставленных им чертежей. Ситуация была практически патовой, и капитан все-таки решил рискнуть, предложив тысячнику сделку, от которой тот в свою очередь отказался. Выбора у Вако фактически не оставалось - всё или ничего, и никакого третьего варианта сложившийся ребус не предусматривал, а капитан при этом прекрасно понимал, что довел до такого положения ситуацию он исключительно своими силами.
  Басо, продолжавший с аппетитом уплетать нежнейшее рыбье мясо, встретил Кёрнчи классическим кивком головы и вежливым вопросом:
  - Ничего неожиданного?
  - Нет, обычная походная рутина, - непринужденно бросил Вако, садясь на свой стул.
  - Полагаю, мы сможем выйти завтра к полудню?
  - Да-да, конечно, если все отряды панцирников, разосланных по округе вернутся к утру, как мы и планировали изначально, то уже к вечеру мы выберемся в открытое море, - ответил капитан, разливая остатки вина по глубоким пиалам.
  - Как много людей отсутствует?
  Странное чувство тревоги кольнуло сердце Кёрнчи, но понять причину беспокойства Вако не смог, отвечая между тем все в той же светской манере:
  - Около сотни, то есть примерно половина.
  - Но ваши-то люди все на местах?
  - Разумеется, но вы ведь не хотите намекнуть на то, что в случае необходимости нам придется... расстаться с некоторыми... союзными отрядами?
  Интуиция все настойчивее наигрывала беззвучную тревожную мелодию в сознании капитана. Тысячник вел себя немного по-другому, старался делать вид, что ничего не изменилось, но все же был не таким хорошим актером. Попасть в каюту в отсутствие Вако, минуя выставленных часовых, не смог бы никто. Точнее, не смог бы сделать это так, чтобы Кёрнчи оставался не в курсе. Что еще могло встревожить Нуена? Может быть, он обдумал все сказанное и изменил свое первое торопливое решение? Или просто пришел к какому-то неутешительному для себя выводу?
  На все подозрения капитана Басо ответил сам.
  - Нет, я не намерен бросать соратников по присяге. Просто мне захотелось уточнить расстановку и соотношение будущих сил в нашей партии.
  За мгновение суровый взгляд Нуена окончательно заледенел. Рука Кёрнчи метнулась к кинжалу на поясе, но тысячник резко вскинулся вперед, и холодная грань матового клинка коснулась капитанского горла. Режущая кромка вжалась в шею Вако чуть выше кадыка так сильно, что из-под нее по коже медленно вытекла густая капля темной крови. Но Басо не потерял разума и сохранял контроль над телом - это не был смертельный удар. И капитан послушно отпустил рукоять собственного оружия, чуть подняв обе руки в умиротворяющем жесте.
  - Что это значит? - выдавил из себя Кёрнчи, стараясь немного отклониться назад.
  - Боюсь, у меня нет времени объяснять тебе то, что ты и так знаешь - без эмоций процедил Нуен, не давая командиру судна уйти из "контактного захвата". - Поднимайся, медленно и без резких движений.
  Разоружив капитана, Басо несколько секунд колебался, стоит ли связывать пленнику руки. Наблюдая за его метаниями, Кёрнчи быстро прикидывал свои дальнейшие шансы. Тысячник был моложе, крупнее и сильнее него, да и оружием, судя по всему, в отличие от большинства юньских полководцев, владел неплохо. Оставалось лишь попытаться переиграть Басо в ту непростую игру, в которой Вако чувствовал себя увереннее, чем в прямолинейной рукопашной схватке.
  - Тысячник, вам нужно выйти с борта "Ненасытного", - подсказал командир судна Нуену, не дожидаясь, когда тот примет свое решение. - Без меня вам этого сейчас не сделать. Если у меня будут связаны руки, то матросы заметят это, и вам точно не дадут уйти. Мои люди преданы мне до последнего вдоха.
  - И будут рисковать твоей драгоценной жизнью? - усмехнулся Басо.
  - Рядовые нет, а вот офицеры, - капитан дотронулся пальцами до царапины на шее и покачал головой. - Они все поймут, и поймут очень-очень быстро. А уж этих мерзавцев я подбирал себе под стать, и рисковать своей шкурой...
  - Я понял тебя, - тысячник перебил Кёрнчи без всякой почтительности. - В таком случае, пойдешь на шаг впереди, руки все время держать на виду. Малейшее подозрение, пусть даже мне что-то просто случайно покажется, и все будет сразу кончено. Надеюсь, сомнений в моих способностях исполнить угрозу, ты не испытываешь.
  - Как можно? - натянуто улыбнулся Вако.
  - Это не был вопрос, - отрезал Нуен. - Вперед.
  Первая возможность, по расчетам Кёрнчи, должна была представиться ему в тот момент, когда они миновали охрану, выставленную у винтовой межпалубной лестницы. Однако хитрый тысячник велел Вако еще издали приказать солдатам спуститься вниз. Переходы галеры были слабо освещены, и Вако ни выражением лица, ни как-то по-иному не мог показать солдатам, что ситуация требует их вмешательства. Узнав голос капитана, бойцы послушно загрохотали по ступеням, видимо, полагая, что командир хочет переговорить о чем-то с гостем на ходу, но без лишних ушей.
  Второй шанс должен был представиться уже наверху. Под открытым небом в ночное время на палубе собиралось немало народу, кто-то из моряков даже предпочитал здесь спать, пользуясь тем, что корабль стоит у причала, а не бороздит океанские просторы. В такой обстановке, Вако рискнул бы даже попытаться сбежать, но первыми кто попался им на пути, едва они покинули тесную надстройку у главной мачты, оказались несколько офицеров панцирной пехоты.
  - Тысячник, капитан, а мы как раз собирались поискать вас, - обратился к пленнику и его конвоиру кто-то из командиров латников.
  - У нас возникла небольшая проблема, - прежде, чем Вако успел что-либо сказать или сделать, Нуен вновь перехватил инициативу. - Обсудим ее на берегу.
  Острие кинжала кольнуло Кёрнчи под лопатку, веселые улыбки разом исчезли с лиц других юнь, и к ужасу капитана, все остальные сразу же образовали вокруг них сплошной круг и, не задавая вопросов, двинулись в сторону сходен.
  До офицерского шатра они добрались быстрым шагом за считанные минуты. Теперь Вако оставалось рассчитывать только лишь на сообразительность и расторопность своих подчиненных, которые должны были понять, что произошло, и принять хоть какие-то меры. При этом капитан очень наделся на то, что в число этих мер не войдет приказ отдать концы, вышвырнуть с галеры немногих посторонних и отчалить в ночное звездное море. Кое-кто из офицеров Кёрнчи вполне был способен на подобный поступок, не столько даже из природной хитрости и чувства самосохранения, правильно высчитав единственный наиболее приемлемый "способа отхода", сколько просто перепугавшись спьяну нависшей угрозы.
  В походном штабе латной пехоты капитану связали руки за спиной и усадили в дальнем углу под надзором пары дюжих мечников. В небольшое полутемное помещение быстро набились царские офицеры и большинство седоусых десятников, которым тысячник Нуен быстро, но красочно поведал о подслушанной беседе и своих собственных мыслях по этому поводу. Вако же в это время пытался сохранять невозмутимое спокойствие, проклиная себя мысленно на все лады за глупую самоуверенность. Что стоило выставить одного лишнего часового в том дурацком проходе? Или просто прикрыть перегородку обычной щеколдой? Но нет, на своем корабле Кёрнчи чувствовал себя слишком уверенно и властно, за что и поплатился теперь сполна. Однако это был еще не повод отказаться от продумывания дальнейшего плана действий, а в том, что он еще мог вывернуться даже сейчас, Вако не сомневался.
  - У меня уже давно были определенные подозрения на счет этого проходимца, - сказал, наконец, сотник Зошу, недобро поглядывая на Вако, когда Басо закончил свой краткий пересказ событий на корабле. - Было что-то мутное во всем этом странном рейде с самого начала.
  Капитан в ответ лишь слегка скривил губы, не рискуя высказывать вслух свое мнение о чутье и умственных способностях офицера пехоты, негласно считавшегося старшим над остальными командирами панцирников в силу почтенного возраста и долгой выслуги лет.
  - Что дальше? - задал тем временем главный вопрос кто-то из полусотников.
  - Нам потребуется установить полный контроль над галерой, в особенности над ее орудийными палубами, а также выяснить, кто являлся непосредственными сообщниками Кёрнчи, - рассудительно ответил Нуен, оглядывая лица остальных.
  Большинство офицеров хмуро кивнули ему, соглашаясь, но некоторые все же были настроены куда более скептически.
  - Начнется бойня, - заметил пожилой одноглазый десятник, - матросы не будут просто так смотреть на то, что мы делаем. Они потребуют объяснить, зачем все это, и куда подевался их капитан? Сделать последнее будет особенно сложно, тем более что многие видели, как вы увели Кёрнчи с корабля. Даже те, кто могут быть ни при чем, вступятся за остальной экипаж, а в этом случае, времени для долгих разъяснительных бесед у нас может и не оказаться.
  - Но нельзя же просто бездействовать, - нахмурился Зошу. - Может быть, попробуем вызвать сюда остальных офицеров судна?
  - Это только лишь спровоцирует подельников капитана и приведет к куда более резкому обострению ситуации, а вот этого нам сейчас как раз очень хотелось бы избежать, - через лоб молодого тысячника пролегли две глубокие складки, постепенно Нуен начинал понимать в каком сложном положении оказался он сам и его люди. - Боюсь, придется действовать жестко...
  Пола шатра внезапно распахнулась, и самым первым движением большинства присутствовавших людей были руки, потянувшиеся к оружию. На пороге, тяжело дыша, замер молодой десятник, облаченный в полный доспех и сжимавший в руке длинный обоюдоострый меч, какими обычно вооружались все панцирные пехотинцы. Судя по редкой еще поросли не выросших усов на верхней губе, парень получил свое звание совсем недавно, однако застарелый рваный шрам на правой щеке, оставленный без сомнений сиртакским кривым ножом, говорил, что за плечами у этого солдата уже имеется немалый опыт.
  - Там, на галере...
  Объяснять дальше десятнику не было нужды, его и так прекрасно поняли.
  - Поднимайте людей, - распорядился Нуен, и никто из офицеров на этот раз не стал ему возражать, признавая за Басо полное право на то, чтобы отдавать такие приказы. Никто, кроме одного человека, услышать которого сейчас никто не ожидал.
  - И чего вы добьетесь? - Вако очень старался, чтобы его голос прозвучал не просто ясно и громко, но и так резко и отчетливо, будто удар хлыста. - Перебьете половину моей команды, а вторую половину запрете в трюмах? И что дальше? Как вы вернетесь в Жемчужное море без моих гребцов и матросов?! Никто из вас даже близко не имеет понятия, как управлять таким судном, как "Ненасытный"! Вы не знаете лоций, не увидите погодных примет, не умеете читать морские карты! Вам совершенно незнакомо это побережье, неизвестны течения, мели, банки и рифы! А уж если вы столкнетесь с усиленным патрулем одного из местных портов, то в морском бою от ваших бравых вояк будет не больше толку, чем от тяжелой кавалерии в болоте!
  Договорив, Вако победоносно вскинул подбородок и широко ухмыльнулся, рассматривая офицеров, замерших в нерешительности. Нуен, помрачневший еще больше, раздумывал дольше всех, но он и не был бы командиром столь высокого ранга, если бы не умел признавать банальных истин. На это капитан и делал свой расчет.
  - Еще одна сделка? - явно через силу выдавил из себя Басо.
  - Можешь отказаться, - Кёрнчи добавил в голос немного "обреченной наглости".
  Тысячник еще колебался, и Вако решил усилить натиск. У Нуена вполне могло хватить глупости или показушной доблести отказаться от нового предложения, точно также бессмысленно и легко, как он уже проделал это однажды.
  - Не забывайте еще об одном, - хищно прищурился командир галеры. - Все ваши драгоценные свитки и прочие чертежи все еще там, на борту моего судна, и только на нем они смогут в ближайшее время оказаться в Юнь. И ты это знаешь!
  - Твои условия? - почти угрожающе прошипел тысячник.
  - Мои люди сдадут оружие, а ты и остальные офицеры дадите слово, что солдаты не станут нас вязать и резать при первом удобном случае. Мы мирно возвращаемся в Юнь, высаживаем вас в любом указанном порту, оставляем себе половину добычи из трюмов и копии всех чертежей. После этого, "Ненасытный" отходит от причала, и обе стороны вольны делать все, что им заблагорассудится. Никаких лишних смертей, а у вас полно возможностей сообщить о нас и броситься в погоню. Годится?
  - А если вас все же догонят или остановят в приграничных водах? - уточнил Басо.
  - Значит, мне действительно не повезло с этим рейдом, - повел плечами Кёрнчи.
  - Копии чертежей вы не получите, - тысячник прикинул еще что-то и добавил, - и добычи от набега тоже.
  Вако притворно насупился, на самом деле он потребовал кальки с рисунков Нуена исключительно потому, чтобы было от чего отказываться при торге. Но вот вся добыча...
  - Оставь нам хотя бы треть. Не вынуждай начинать грабить купеческие корабли, не выходя из порта. Так мы, по крайней мере, уберемся в случае чего из Жемчужного моря, а если нас схватят, то и трофеи целиком уйдут в казначейские хранилища Ляоляна.
  - Ладно, - молодой командир обвел остальных собравшихся взглядом и, не видя у них на лицах какого-либо сильного негодования или иных протестов, решительно мотнул головой. - Уговор в силе, даю свое слово. Развяжите его.
  Спустя пару минут Кёрнчи, растирая багровые запястья, вышел из штабного шатра в сопровождении группы офицеров.
  - Позвольте мне самому переговорить с экипажем, - улыбнулся капитан.
  - Конечно, - кивнул ему Басо. - Но только под нашим пристальным наблюдением.
  Проблем, как Вако и ожидал, не случилось. Хоть матросы и косились подозрительно на мечи панцирных пехотинцев, но привычка доверять своему командиру взяла верх над ними. Абордажные сабли, палаши, копья и кинжалы сложили в один из трюмов, возле которого тут же был выставлен усиленный караул из четырех стражников. Незанятая на вахте команда перебралась на ночь на берег под надзор царских латников, а на галере также было выставлено в дозор четыре дюжины бойцов сотника Зошу. Кёрнчи оставалось лишь потянуть время до следующего вечера.
  
  Мелкие задержки, которым Басо поначалу не придавал особенно важного значения, происходили одна за другой, и планируемый выход в море пришлось отложить еще почти на сутки. Сначала задержались со своим возвращением отряды панцирников-фуражиров, разосланные по окрестным хуторам и деревенькам. Зошу предполагал, что они соберутся к полудню, но последняя группа вернулась лишь в сумерках. К тому же на "Ненасытном" произошла какая-то неприятная поломка, и без того сделавшая скорое отправление невозможным. По опыту Нуен уже подозревал какую-то хитрость со стороны Кёрнчи, но вычислить капитана было непросто. Из его объяснений Басо не понял и половины, но в результате матросы до темноты перебирали такелаж, а идти только на веслах Вако упорно отказывался, ссылаясь на особенности береговых течений и ветров.
  Когда наутро встревоженные наблюдатели с поста, выставленного на дальнем мысу, примчались докладывать о трех "синих знаменах", идущих с северо-востока, Басо почти не удивился. Собравшись у большого костра, командиры и капитан "Ненасытного", доставленный сюда под конвоем, выслушали доклад часовых еще раз. Тем удалось разобрать, что два корабля, скорее всего, относятся к числу средних мику-дзё, обычных патрульных судов Империи для этих мест, а вот с третьим вышла заминка. По описанию выходило, что этот корабль был примерно тех же размеров, но гораздо массивнее и шире, с высокими крутыми бортами, а на носу у него имелась внушительная крытая надстройка непонятного назначения.
  Секрет "уродца" быстро раскрыл всем Кёрнчи.
  - Это имперский огнеметный корабль. Их еще мало, и большая часть ходит только под вымпелом Центрального флота, но уже третий год как имперцы вводят их по одному в составы малых эскадр.
  - Ты знал об этом, - Басо смотрел на капитана немигающим взглядом, но тот, как обычно, и не подумал смущаться.
  - Предполагал. Вообще-то в этой части побережья их не должно было быть, но вероятно это "Пламенный вихрь" из Цзя-Цзы. Я видел его там, когда стоял на рейде в гавани во время своего последнего "торгового похода". У этих плавучих горнов не слишком-то резвый ход, и добираться досюда ему пришлось бы достаточно долго. Если бы мы вышли вчера, как я и планировал до нашего маленького взаимного недопонимания, то нам оставалось лишь помахать команде "Вихря" на прощание. За "Ненасытным" ему не угнаться, а мику-дзё сами не решатся атаковать такой корабль, как у меня.
  - Значит, мы еще можем просто уйти?
  - Ветер благоприятствует им, к тому же нам нужно выйти сначала к северу, чтобы обойти мель, запирающую этот порт с восходного юга. Так что теперь, мы столкнемся с ними лоб в лоб в любом случае. В артиллерии преимущество за нами, но огнеметному судну будет вполне достаточно подойти к нам на пару сотен шагов, а дальше неважно - потопим мы их или нет. Я видел, как однажды их центральное орудие залило огнем лохань сиртакского пирата. Корабль был большой, почти как царская ударная галера, но пламя покончило с ним за какие-то полчаса. Тушить это бесполезно, и вариант только один - держаться на расстоянии.
  - Которого у нас нет, - буркнул сотник Зошу.
  - Есть, - самодовольно улыбнулся Кёрнчи, окончательно убеждая Басо в его темных подозрениях. - Но это сложный маневровый бой, и без опытной команды и надежного капитана, вам никогда не удалось бы его провести. Надеюсь, вы уже рады тому, что заключили нашу последнюю сделку.
  - Раз мы не будем уходить, а в битве будет важна скорость, предлагаю выгрузить с "Ненасытного" весь лишний "балласт", - сразу же предложил Нуен, с удовлетворением подмечая, как сползла улыбка с лица Вако. - Трофеи оставим в лагере.
  - Но хотя бы верните моим людям оружие, - натянуто вежливо попросил Кёрнчи.
  - До абордажа дело не должно дойти, ведь так? - изменить сложившегося положения тысячник уже не мог, поскольку сам дал Кёрнчи возможность довести его такой ситуации, но, по крайней мере, он еще обладал достаточными возможностями и властью, чтобы не позволить капитанскому плану осуществиться в полной мере. - Но на крайний случай, мы посадил на галеру сотню латников. Да и я сам совсем не против, увидеть сложное морское сражение вблизи.
  Вако лишь поджал губы и вежливо кивнул.
  - Как вам будет угодно, уважаемый тысячник.
  
  Десантная галера южан встретилась с защитниками имперских берегов именно в том месте, где и запланировал капитан Юнь. "Ненасытный" как раз успел выбраться из ограниченного пространства на входе в бухту, но сильный ветер, поднявшийся с моря, дул тяжелому судну в нос, заставляя команду полагаться только на силу и умение гребцов. Суда Империи предсказуемо разделились - мику-дзё, действуя парой, заходил со стороны отрытой воды, "Вихрь" держался заметно дальше и поближе к берегу, его экипаж должен был действовать только наверняка.
  Вако Кёрнчи, замерший у рулевого рычага на капитанской площадке, спокойно изучал панораму предстоящей схватки через линзы "зоркого глаза". Под его ногами, отделенный от капитана и верхнего яруса лишь деревянной решеткой, замер один из надзорных офицеров, дублировавших команды командира для нижних палуб. Поблизости пристроилась еще пара вестовых. Обещанная "охрана", разумеется, тоже была тут, как и тысячник Нуен, постоянно находивший у Вако где-то за спиной. Молодой десятник с приметным изувеченным лицом, которого Кёрнчи запомнил еще по первому собранию в штабном шатре, тоже топтался все время рядом с Басо, не убирая пальцев с рукояти своего меча, и это, следовало признать, нервировало капитана больше всего. Лучше бы тысячник прихватил с собой кого-то из своих уцелевших помощников, они бы наверняка чувствовали себя рядом с Нуеном гораздо спокойнее и в результате, расслабившись хоть на немного, дали бы Вако идеальный шанс. Впрочем, сначала следовало позаботиться о вражеских мику-дзё.
  - А теперь мы просто попытаемся от вас убежать, мы просто кучка трусливых юнь и ничего более, - пробормотал капитан и, перехватив горизонтальную планку рычага обеими руками, дал небольшой крен вправо. - Левый борт - зарядить орудия! Веслам по правому - ритм два!
  Зычные голоса офицеров и морских старшин один за другим, как повторяющееся эхо, разнесли приказ Вако над палубой и в глубину корабельной утробы. Через пару мгновений глухие удары барабанов в отсеках гребцов сменили темп, и "Ненасытный" все быстрее начал разворачиваться на восход. С имперских кораблей было хорошо видно, как противник пытается встать по ветру, чтобы, пройдя по краю мели, попытаться уйти вдоль берега. На "Вихре" взметнулся вымпел "к атаке", и огнеметное судно, добавив парусов, заметно ускорило ход. Мику-дзё ринулись наперерез галере, их задачей было теперь просто удержать судно врага как можно дольше на одном месте.
  - Вот и молодцы, - хищно оскалился Вако. - Левому борту - стрелять по готовности!
  В какой-то момент приближающиеся мику-дзё оказались точно напротив широкого борта галеры. Расстояние было еще весьма приличным, но прислуга у метательных машин на всех трех судах принялась за дело. Для имперцев представшая мишень была достаточно крупной, чтобы попытаться рискнуть. Механизмы же, которыми располагали юнь, были гораздо массивнее, а, следовательно, и более дальнобойные. Носовые баллисты мику-дзё сделали дружный пристрелочный залп, и корабли стали выполнять разворот, что бы обсыпать противника "подарками" из бортовых машин. Артиллеристы Империи уже делали поправки с учетом первых снарядов, плюхнувшихся в воду в сотне локтей от борта галеры, когда "Ненасытный" сделал свой ответный ход.
  Пять каменных ядер, выпущенных с верхней палубы, и шесть обтесанных бревен с железными наконечниками, вылетевших из бортовых портиков, тяжеловесной тучей устремились в сторону ближайшего имперского корабля. Цели достигли лишь три, но обломки дерева и бронзы, полетевшие в разные стороны от пробитых бортов и перекрытий, матросы-юнь встретили с радостным ревом. Парусная джонка нефритового флота, вынужденно сбавив скорость, хоть и ответила собственным залпом, поддержанным ее боевой товаркой, но все их десять снарядов, да еще и более легких, чем те, что метали юнь, на фоне возможностей "Ненасытного" выглядели довольно жалко. К тому же большая дыра возле "высоко вздернутого" носа имперского судна была прекрасно видна сейчас царским матросам даже невооруженным глазом.
  "Ненасытный" практически не пострадал от обстрела, несколько вмятин и сеть трещин от впечатавшихся в обшивку снарядов были смешной проблемой даже для корабельных плотников. По счастью, шаров с взрывающейся начинкой имперцы не использовали, или, что более вероятно, они все попросту ушли по воду, так и не достигнув галеры. Умелые артиллеристы перезаряжали машины на всех кораблях довольно быстро, поэтому между повторными залпами минула едва пара-тройка минут.
  Судно капитана Кёрнчи как раз начало заканчивать свой "разворот к бегству", а "Пламенный вихрь", прижимаясь к берегу, подходил все ближе. Толстостенная медная труба на носу огнеметного корабля, медленно вращаясь, начинала вытягиваться вперед.
  - Весла по правому борту - ритм пять! Поставить малые "кся" и "рёу"! Балласт - четыре! Правому борту - заряжать!
  Быстро пролаяв команды, Вако навалился на рычаг всем телом. Нос "Ненасытного" заметно дрогнул и еще быстрее двинулся вправо.
  - Стрелять всем! Прицельно! По готовности!
  То, что что-то пошло не так, императорские хайтины поняли практически сразу. Корабль Юнь вместо того, чтобы попытаться поймать прибрежный ветер, развернул лишь косые треугольники маневровых парусов и резко накренился влево. Если бы не прилив, капитану Кёрнчи никогда бы не удался этот рискованный поворот. Киль "Ненасытного" глухо заскрежетал по морскому дну, цепляясь за мель, а корма галеры, подталкиваемая течением, все быстрее стала загибаться вокруг судовой оси.
  "Вихрь", сокративший к тому моменту, половину дистанции до вражеского корабля, оказался в зоне обстрела его правого борта. Ни времени, ни места для разворота у огнеметного судна не было. Каменные шары и тяжелые бревна обрушились на чудо военно-инженерной мысли Империи, ломая борта и перекрытия. Один из снарядов буквально снес угол носовой надстройки, два проделали пробоины в киле, а еще один угодил в переплетения такелажа, перекосив главный парус и рухнув куда-то на верхнюю палубу. Мику-дзё рванулись на помощь, и их собственные заряды застучали о корму "Ненасытного", но галера упорно удерживалась в своем положении - идеальном для повторного залпа по "Пламенному вихрю".
  Руль дрожал все сильнее, вырываясь из рук Кёрнчи и желая поддаться воле морской стихии. Капитан вцепился в рычаг всем телом, стиснув зубы и не в силах сейчас даже выругаться. Каблуки сапог Вако медленно заскользили по решетчатой палубе, и громада галеры содрогнулась вновь. Командир корабля был уже почти на грани отчаяния, когда рядом с его руками на рулевой рычаг легли чужие. Тысячник Нуен навалился всем телом с другой стороны, а спустя мгновения к нему присоединились десятник панцирников и матросы-вестовые.
  - Так держите, так, - задыхаясь, прохрипел Вако. - Где чертов залп?!
  Орудие "Вихря" успело первым. Тугая спиральная струя рубинового пламени вырвалась из медной трубы, раскрываясь огненным цветком, грозящим захлестнуть собой весь правый борт "Ненасытного". Но, видимо, нервы сыграли дурную шутку с кем-то из имперских механиков. Лишь несколько язычков багрового пламени сумели дотянуться до обшивки галеры в бессильной попытке вгрызться в мореное дерево. Если бы кто-то повременил со стрельбой еще пять-семь секунд, то исход мог бы быть совсем иным. А так все завершилось новым залпом юньских артиллеристов, и, учитывая сократившуюся дистанцию, с которой они стреляли на этот раз, результат был вполне предсказуем.
  Тучи обломков и щепы полетели от "Вихря" в разные стороны. Крыша надстройки, расположенной на носу, со скрипом накренилась и рухнула в воду, увлекая вслед за сбой еще и не малую часть всего сооружения, включая огнеметное орудие. Имперский корабль заметно просел вправо, а болтавшийся парус окончательно отвалился, накрыв палубу одеялом из белого полотна и узких реек.
  Яростный огонь двух мику-дзё, приблизившихся к "Ненасытному" настолько же близко, как и огнеметный корабль, быстро отрезвил экипаж галеры, обрадованный первоначальным успехом. Один из вытянутых снарядов проломил портик по правому борту и разнес на куски третью баллисту, не пощадив и большую часть ее обслуги. Каменный шар оставил на верхней палубе широкую борозду, буквально пропахав толстые доски, и застрял в перекрытиях левого борта. На корме вспыхнул пожар - туда угодил одни из зажигательных "подарков" имперцев.
  - Ставить паруса! Убрать "ки-рёу"! Веслам по левому борту - ритм пять! - прорычал Кёрнчи, медленно возвращая рулевой рычаг на центральную позицию. - Потушить пламя! Орудиям верхней палубы - стрелять по готовности! В навесную!
  Получив еще несколько чувствительных ударов в корму, "Ненасытный" сумел лечь на тот курс, который изначально прогнозировали хайтины Империи. Оторвавшись на некоторую дистанцию и выйдя из зоны взаимного обстрела, галера легла на левый борт, вновь готовясь встретить преследователей. Вако, подскочив к перилам, вскинул "зоркий глаз", разглядывая через линзы вражеские суда. Запах дыма и треск огня, с которым все еще боролись матросы, долетали до капитана вполне отчетливо, но сейчас совсем не это было самым главным.
  "Пламенный вихрь" по-прежнему был на плаву. Несмотря на то, что корабль находился в преотвратном состоянии, он удерживался на воде и, несмотря на опасный крен, похоже не собирался идти ко дну. Мику-дзё, которой тоже порядком досталось от "Ненасытного", подошла к огнеметному судну практически борт к борту. Между бортами уже было переброшено несколько канатов и аппарелей, сомнений не было - имперцы намерены буксировать "Вихрь". Второй вспомогательный корабль кружил на границе зоны обстрела, "приглядывая" за противником.
  - Вот и всё, продолжения не будет, - удовлетворенно хмыкнул Вако, пряча "зоркий глаз" обратно в чехол на поясе и поворачиваясь Нуену. - Мы потрепали их слишком сильно, а они никак не могут себе позволить потерять такую драгоценность как "Вихрь". Мы сломали его орудие, но резервуары с огненной смесью остались целы. Его потащат обратно в Цзя-Цзы, боязливо оглядываясь по дороге и опасаясь, что мы бросимся в погоню. В нашу бухту они точно не сунутся, ведь даже если их абордажники сумеют занять берег, выход из гавани только один, и мы легко перекроем его. Теперь осталось лишь дождаться ухода имперских джонок и можно возвращаться обратно. Пара суток ремонта, и мы снова готовы отплыть в благословенные владения правящего дома...
  Ведя свой неторопливый рассказ, капитан приблизился обратно к рулевому рычагу и непринужденно оперся на него правым локтем. Десятник, сопровождавший Басо, был сейчас у борта там, где недавно стоял Кёрнчи, и разглядывал оттуда суда Империи. Нуен, похоже, погрузился в свои собственные мысли, слушая Вако, но ничего не замечая вокруг. Рука капитана мягко скользнула в тайник под горизонтальной планкой, перехватывая холодный эфес абордажного кинжала.
  Убийство тысячника должно было послужить сигналом для остальных. Глупо было надеяться, что можно полностью разоружить команду корабля, даже после тотального обыска. На "Ненасытном" было слишком много укромных уголков, где члены экипажа хранили самые разные вещи для всех вероятных и невероятных ситуаций. Уходить без добычи было бы грустно, но свобода и голова на плечах вполне устраивали Вако, как и многих его матросов. Оставаться же в компании Нуена и Зошу, надеясь при этом сохранить себе жизнь, было бы, по меньшей мере, глупо. Сейчас "Ненасытный" вполне был способен уйти в морской переход. Уж до ближайшего порта во владениях Юнь он точно смог бы добраться без особых трудностей. Оставалось лишь избавиться от сотни незваных гостей, и вернуть себе контроль над судном, который был утерян Вако из-за нелепой случайности.
  Капитан ударил тысячника снизу вверх, метя в открытое пространство в том месте, где шея переходит в нижнюю челюсть. Полоса кольчужного воротника не защищала этот участок кожи, а открытый шлем, украшенный парой полосатых перьев, только с боков прикрывал горло Нуена вытянутыми стальными пластинами. Атака была безупречна, бойцовский опыт и ярость, клокотавшая в груди у Вако и столь долго им сдерживаемая, слились в смертоносное движение, не оставлявшее противнику ни единого шанса. Кёрнчи уже видел, как блестящее лезвие входит в податливую плоть, но рука царского военачальника взметнулась вверх, перехватывая клинок за отточенные грани. Кинжал рассек толстую кожу, которой была покрыта латная перчатка Басо со стороны ладони, и в лицо капитану брызнула кровь. Она ослепила его всего на какое-то мгновение, но Нуену хватило этого, чтобы окончательно отвести удар в сторону. Тысячник успел схватить вторую руку Вако, которой тот пытался вцепиться в меч на поясе у офицера, и, не разжимая окровавленный кулак, вогнал абордажный нож в грудь командиру галеры точно меж двух дубленых накладок кафтана, защищавших сердце Кёрнчи.
  
  Кисть капитана бессильно разжалась, выпуская рукоять кинжала, и Басо, перехватив оружие рассеченными пальцами за рукоять, вогнал клинок в сердце предателя по самый эфес. В темных глазах Кёрнчи больше не осталось испуга и злобы, только лишь безмерное удивление и легкая грусть, словно говорившие "Ну как же так, а?". Покачнувшись, командир "Ненасытного" сделал свой последний вдох и рухнул спиною на рулевой рычаг, беззвучно опрокинувшись на палубу. Несколько следующих секунд тысячник вынужден был потратить на то, чтобы вернуть руль в прежнее положение, и только после этого сумел оглянуться на шум у левого борта. Обезглавленное тело одного из вестовых-матросов лежало на деревянной решетке, другой уже бросил свое оружие - по виду обычный поварской нож - и поднял вверх пустые руки. Молодой десятник латников с обнаженным мечом, молча, кивнул Нуену, показывая, что ситуация находится под контролем. На палубе установилась мертвая тишина, звуков битвы и криков на нижних палубах тоже не было слышно, и тысячник слегка успокоился. Похоже, мятеж погиб в зародыше вместе с его зачинателем.
  - Тысячник, - хриплый голос, раздавшийся за спиной, заставил Басо вздрогнуть и резко обернуться.
  Безоружный офицер Кёрнчи, насколько помнил Нуен, он был на галере картографом или лоцманом, слегка склонился в поклоне. Тысячник сразу узнал его, и не только по внешности. Раньше ему не приходилось слышать речь этого седовласого, но все еще крепкого мужчины, а ведь именно он был одним из тех, кто отвечал на вопросы капитана в том разговоре, который подслушал Басо.
  - Тысячник, не держи на нас зла, - вновь заговорил офицер. - Вако заключил с тобой договор, но решил рискнуть, и проиграл. Это его выбор, и так было угодно Судьбе. Но мы не желаем рисковать, и изначально не хотели поддерживать капитана в его последней авантюре. Смени гнев на милость, и каждый из нас с радостью поклянется соблюдать все установленные договоренности. Мы готовы отказаться от всей добычи, и даже предстать перед царским судом, но только будучи в землях Юнь. Чтобы не умирать неприкаянными бандитами в чужой стране.
  Басо вздохнул еще раз с облегчением. Боль в израненной руке только теперь дала о себе знать, и тысячник болезненно сморщился. Не стоило и гадать, команда сумеет повесить все свои прегрешения на убитого капитана, самое страшное, что им грозит - порицание и дисциплинарное наказание. Подельники блестяще разыграли фигуру своего главаря, не оставив ему спасительных шансов и полностью укрывшись за щитом верности долгу и подчинения высшему руководству.
  - Не вижу причин отказывать, - сухо бросил Басо. - Мы возвращаемся в гавань, как только имперцы уйдут от нас на достаточное расстояние. Затем, курс на Жемчужное море. Надеюсь, в отсутствие капитана, команда сумеет вернуть нас домой?
  - С радостью, - согнулся в поклоне лоцман. - Мы исполним все эти приказания в точности, о высокочтимый.
  
  
  Глава 15.
  
  Свежая утренняя прохлада, разлившаяся за короткую ночь по изумрудным долинам южной Генсоку, медленно отступала под первыми робкими лучами восходящего солнца. Тонкий край небесного светила, поднимавшегося над заболоченной равниной, отливал зеленоватым сиянием, окрашивая пейзаж в нереальные сказочные тона. У небольшого озера, окружавшего своей гладью два скальных столпа, столь обильно встречавшихся в этой части провинции, несколько лошадей, громко фыркая и отмахиваясь хвостами от проснувшейся мошкары, неторопливо пили прозрачную чистую воду.
  Десятник Сюнчи, искренне наслаждавшийся представшей перед ним картиной, в ожидании того, как солдаты готовили завтрак, в который раз задавался мыслью: какая же исполинская сила могла создать в древние времена эти причудливые каменные колонны, величественно возвышавшиеся в центре гладкого как стол озера и далеко окрест, куда бы ни бросил свой взгляд случайный путник. Больше двух-трех сотен шагов в поперечнике, заросшие до самого верха густой травой, кустами, а кое-где и деревьями, скалы служили домом для бесчисленного множества птиц, грызунов и иного мелкого зверья. Наблюдать за пробуждением этого многоярусного царства жизни, когда алые блики рассвета озаряли сначала вершины столпов, а затем уже медленно спускались все ниже и ниже, было уже само по себе занимательно. И тем радостней и спокойней становилось на душе у Сюнчи от этого зрелища после долгих последних недель, заполненных лишь огнями пожаров, кровавыми схватками и бессонными ночными рейдами.
  Сытная мясная похлебка с красными бобами и горьким сиртакским перцем была, по мнению Сюнчи, прекрасным продолжением такого утра. Но отведать заветного варева десятник так и не успел. Запыхавшийся часовой, примчавшийся со стороны того дозора, что был выставлен в направлении болотной дороги, сбиваясь и оглядываясь, доложил о нескольких всадниках, пробиравшихся через солончаковые топи. Их доспехи и плащи, отделанные синей каймой, не оставляли сомнений - императорские всадники из армии колдуна-тайпэна Ханя наконец-то пожаловали в центральные районы Генсоку, впервые вступив на территории, захваченные юнь еще в самом начале войны. Наездников было только лишь трое, еще двух вьючных лошадей они вели на поводу, и Сюнчи не мог не порадоваться тому, что велел выставить наблюдательный пункт в укромных зарослях среди замшелых болотных кочек. Враги, без сомнений, были отрядом дальней разведки, направленных для проверки дорог и поиска основных сил противника. Их следовало перехватить, и Сюнчи не собирался терять представившуюся возможность отличиться.
  Через десять минут дюжина конных воинов-юнь уже оказалась собрана в единый ударный кулак, а один из солдат был отослан с докладом к сотнику Жиангу, основные силы которого квартировали в большой деревне к закату отсюда. Убедившись, что все изготовились к бою, Сюнчи отдал команду, и всадники шагом двинулись по неприметной тропе в обход заросших каменных столпов. Место для перехвата десятник наметил заранее, и теперь главное было не упустить вражескую разведку. Несмотря на известную всем силу и выносливость коней, выращенных в императорских конюшнях, тяжесть доспехов наездников и собственного защитного облачения лошадей делали попытку убежать от более легких юнь практически бесполезной. С другой стороны, нефритовые всадники были прекрасными бойцами, а их стальная "скорлупа" давала в схватке достаточные преимущества. Причем настолько существенные, что решись они вступить в битву, даже трехкратное численное превосходство южан лишь уравнивало бы шансы в бою, но никак не более.
  До нужного места царские воины успели добраться первыми. С этой небольшой возвышенности, укрытой густым кустарником, долина, вытянувшаяся вдоль болота, открывалась как на ладони. Несколько конных фигурок уже виднелись среди тонких деревьев, во множестве произраставших на открытых "пятачках", которые в изобилии встречались на самом краю трясины. Лезть за имперцами в топь Сюнчи не собирался, и поэтому терпеливо дожидался, когда они, наконец-то, выберутся на сухую землю. Едва первый всадник Императора ступил на топкий травяной берег, десятник рыкнул сквозь зубы короткий приказ, и его солдаты ринулись в бой, на ходу пригибаясь к холкам коней и выставляя вперед длинные пики для первого удара.
  Псы Нефритового Престола заметили воинов Сюнчи, когда они уже преодолели половину разделявшего их расстояния. Короткое замешательство, и бесстрашные воители великой Империи, бросив нагруженных лошадей, кинулись наутёк, как уже не раз бывало за эту войну на памяти десятника Юнь. Впрочем, "лучшие из лучших" от Сюнчи пока еще не убегали, и это даже придало преследованию некий особый азарт.
  Погоня петляла по долине, залитой рассветными красками, и яркие полупрозрачные лучи играли розоватыми бликами на полированных стальных пластинах убегающих всадников. И хотя преимущество во внезапности бойцам Сюнчи не удалось реализовать в полной мере, сейчас это уже не имело никакого решительного значения. Юнь неумолимо нагоняли императорских воинов, и развязка была без сомнений близка.
  У очередного скального перста, грозящего небесам, нефритовые латники резко свернули вправо. Десятник и остальные ринулись следом. Яркое восходящее солнце ударило юнь в глаза, и всего на каких-то пару мгновений Сюнчи потерял врага из виду, а в следующую секунду его сердце болезненно сжалось от изумленного ужаса. Из сияющего зарева навстречу царским солдатам один за другим выныривали грозные всадники в тяжелых латах и развевающихся синих плащах. Один десяток, второй, третий...
  
  Командир "два-усиленной" сотни Жианг Хо Янь вывел своих людей на насыпную проселочную дорогу, приказав шести десяткам воинов, которые следовали в арьергарде, выдвинуться по узкой тропе, идущей севернее, чтобы лишить врага возможности обойти их и проскочить еще глубже в тыл на территорию, подконтрольную Юнь. Как только Жианг получил донесение от патрульной группы Сюнчи, он немедля выслал им в помощь еще двадцать всадников. Когда часть из них вернулась с докладом, что едва сумели вырваться из ловушки, сотник поднял весь свой отряд, благо большая часть солдат, которыми он руководил, находилась в брошенной деревне, где они расположились на постой. То, что Сюнчи принял за дальнюю разведку имперцев, оказалось полноценным боевым ертаулом в полсотни мечей. Такие отряды в армиях северных варваров, как знали офицеры Юнь, всегда следовали в двух-трех днях пути впереди от основных сил полноценного армейского авангарда.
  Через полчаса сотня бойцов на рысях уже двигались к месту стычки. Четыре десятка дозорных, созванных с разных сторон, подтянулись к ним на марше, а еще одну группу Жианг отослал с донесением в ставку к своему тысячнику. Хо Янь был отправлен в этот район как раз для предупреждения подобных ситуаций и действовал теперь согласно приказу - "ударить, взять пленных и отойти". Тем временем, уже к полудню вся тысяча будет стянута в единый кулак и, буде потребуется, сумеет встретить врага по достоинству.
  Цепные псы Императора еще были на месте, когда первые воины под желтыми флагами Ляоляна начали выныривать из проходов между заросших каменных столпов, обрушиваясь на спешившихся врагов одной стремительной смертоносной лавиной. Бросая трофеи и немногочисленных пленных, слуги Нефритового Престола обратились в бегство. Несколько бойцов оказалось буквально растоптано под копытами лошадей, а от ударов юньских пик на такой скорости не спасали уже даже стальные пластины безупречных имперских доспехов.
  Не меньше двух дюжин вражеских воинов были убиты за считанные минуты, а те, кому повезло вскочить в седла, ринулись беспорядочной массой сначала на север, но увидев людей Хо Яня из обходного отряда, тут же повернули в сторону зловонных солончаков. Выпускать кого-либо из затягивающейся "петли", Жианг не собирался, и основные силы сотни бросились в погоню, охватывая врага полукругом, прижимая его к болоту и отрезая другие пути отхода. Выход у императорских всадников был только один - в своем дальнем конце долина ныряла между красных глинистых скал, превращаясь в широкое ущелье, и там их уже не смогли бы так просто зажать и окружить. Однако кавалерия Юнь без труда могла нагнать их еще в первых бамбуковых зарослях, которые плотной стеной подступали к каменистому проходу, начинаясь почти за полторы тысячи шагов оттуда. Хо Янь лишь порадовался тому факту, что заранее тщательно изучил все особенности этой части провинции, и теперь мог легко планировать свои действия, ориентируясь на местности также просто, как где-нибудь в предместьях родного Силунга.
  Все сложилось так, как и рассчитывал сотник. Они пронеслись через равнину от края до края, все плотнее сжимая кольцо вокруг своей добычи и примеряясь для последнего удара, как это часто бывало на загонной охоте со стадом кабанов-секачей - трофеем столь же ценным, опасным и трудным, как и нынешняя добыча. Завершиться погоня должна была не менее быстро, чем атака, предшествовавшая ей. Лишь редкие убегающие враги, сумевшие с самого начала вырваться далеко вперед, успевали нырнуть в колышущийся занавес из стройных пустотелых стеблей, а остальные уже явно готовились к последней битве. Оруженосец Жианга вскинул вверх красное треугольное полотнище, призывая солдат к началу атаки, и в это мгновение несокрушимая зеленая стена впереди рухнула единой массой, выбивая из почвы мелкие камни и желтую пыль.
  Сотник Хо Янь еще успел прокричать несколько команд, приказывая своим воинам остановиться и рассыпаться в стороны, но было слишком поздно. "Два-усиленная" сотня Жианга почти в полном составе неслась на всем скаку прямо навстречу сорока с лишним десяткам отборных императорских наездников, лучших конных воинов в изведанном мире, выкатывавшихся сейчас стройными рядами из укрытий, заранее вырубленных в глубине бамбуковой рощи. Против свежих врагов, подготовившихся к лобовой атаке, у всадников Юнь не было ни единого шанса. Из-за флангов имперской кавалерии с громким гиканьем и веселым улюлюканьем вылетали степные нукеры-лучники, обходившие юнь по широкой дуге слева и справа.
  
  Две растянувшиеся колонны, подгоняемые грязными ругательствами десятников и почти столь же несдержанными командами офицеров, параллельно двигались на восход, переходя вброд один из бесчисленных мелководных притоков озера Тива. Тысячник Ким Пак, многоопытный седой воин и верный слуга ляоляньского правящего дома, ехавший в окружении охраны в центре своего маленького войска, недобро щурился по сторонам и время от времени страдальчески шипел сквозь зубы. Вот уже неделю старого ветерана жутко терзал ревматизм, усугублявшийся внезапно обострившимся артритом, и это не считая мигреней и камней в почках, с которыми Ким за последние два десятилетия уже как-то свыкся. Настроение командира невольно передавалось и всем его подчиненным, так что на лицах у юнь не было заметно ни одной улыбки.
  Еще большее раздражение у старого тысячника в данных обстоятельствах вызывал тот факт, какое развитие событий приняла ситуация, начавшая доставлять беспокойство Киму еще с самого утра. Хотя прибытие войска тайпэна Ханя ожидалось всеми уже буквально со дня на день, никто даже не мог и подумать о столь внезапном появлении его передовых частей буквально в какой-то неделе пути от главной ставки объединенного командования того, что осталось от третьей и четвертой армий. И хотя главной причиной успехов императорской кавалерии Ким Пак все же был по-прежнему склонен считать дурость собственных подчиненных, уже стоившую ему двух сотен солдат, но и отрицать мастерства нефритовых воинов он не собирался.
  Первое сообщение, полученное от Жианг Хо Яня, поначалу не предвещало никаких существенных неприятностей. Однако дальнейшая беспечность этого, вроде бы опытного, умного и достаточно компетентного командира привела к непоправимым последствиям. Преследуя один отряд вражеских всадников, сотник, похоже, так сильно увлекся, что угодил в "котел" из нескольких ертаулов, и теперь с трудом пытался отбиться, несмотря на прибытие еще одной "два-усиленной" сотни, заранее отправленной Кимом в помощь Жиангу. Собственно только благодаря этому, тысячник вообще узнал, что с отрядом Хо Яня что-то случилось.
  Исключать появления на месте событий новых императорских ертаулов было никак нельзя, и поэтому царская кавалерия выступила на помощь попавшим в беду соратникам значительно раньше, чем предусматривалось разработанным планом действий, и к тому же в неполном составе. Солдат прислуги и прочие "вспомогательные" службы пришлось оставить в лагере, причем тысячник не был уверен, что возвращаться обратно они будут тем же путем, а значит, в случае чего, обозной команде придется добираться в главную ставку исключительно своими силами. Опять же совсем неизвестно было, как повернется дело в предстоящем сражении. Впрочем, Ким Пак сомневался, что даже пять сотен элитных носителей синих плащей сумеют справиться с его свежими шестьюдесятью десятками воинов, тем более уже понеся какие-то потери и будучи вымотанными долгим боем. Еще триста воинов, из тех сотен, что раньше подобно Жиангу несли дозорную службу, срочно двигались сейчас на юг по обходной дороге.
  План тысячника был прост. После его появления в долине у имперцев останется лишь два быстрых пути к отступлению - сунуться в болото, что маловероятно, либо оттянуться обратно через ущелье, что находилось у них теперь за спиной. Хорошая накатанная дорога, которую проложили на деньги местных соледобытчиков и гончаров, должна была показаться командующим ертаулов более удобным способом, чтобы уйти от нежелательного сражения. Вот тут-то и должны были объявиться три дополнительных сотни, которые запрут имперскую кавалерию с другой стороны прохода. Зажатый между глиняных скал, противник окажется легкой добычей, и даже конные лучники союзных кочевников, появившиеся по донесениям в рядах врага, не смогут воспользоваться ни одним из своих преимуществ.
  В случае успеха, Ким Пак резонно рассчитывал сократить на треть те кавалерийские силы, которыми располагал Ли Хань, а заодно еще и громко щелкнуть по носу генерала Линга Цучи, который с самого начала компании столь пренебрежительно отзывался о способностях тысячника. Конечно, Ким давно привык к подобным глупым выступлениям со стороны высокородных и весьма амбициозных сосунков, но в этот раз, возможно из-за обострившихся "болячек", начальник сумел зацепить в его душе какую-то особенно раздражительную струну. Доказать генералу и всем остальным, что он не зря провел сорок шесть лет в седле и еще не разучился воевать, было теперь для Ким Пака просто жизненно необходимо.
  К месту сражения они практически опоздали. Небольшие группы по паре всадников, периодически попадавшиеся навстречу, были теми немногими, кому посчастливилось вырваться из "котла". Из тех сведений, которые удалось получить от беглецов, по всему выходило, что сотник Жианг угодил не в случайную переделку, а попал в злонамеренную засаду. Впрочем, по мнению Кима это было отнюдь не смягчающим обстоятельством для Хо Яня, а скорее даже наоборот.
  Всего из двух "усиленных" сотен уцелело, не считая удравших и раненых, четыре десятка солдат. Бойцы, лишившиеся коней, попали в жалкое положение и вынуждены были отступить в болотистую низину, забравшись в вязкую жижу по колено, а кое-где и по пояс. Императорские всадники уже не считали нужным удостаивать остатки врага своим вниманием, и поэтому юнь занялись вплотную манериты. Предпочитая действовать в основном при помощи аркана и лука, кочевники кружили на самой границе топей, а царские воины угрюмо ожидали своей участи, укрывшись щитами и ощетинившись длинными кавалерийскими пиками.
  Откровенно говоря, тысячник не ожидал, что им удастся незаметно подойти к противнику так близко. Однако имперцы обратили внимание на накатывавшуюся конную лаву лишь, когда первые сотни юньской конницы уже успели развернуться в ударные построения. Реакция защитников Нефритового Трона была вполне предсказуема, и латные всадники в синих плащах и их помощники в расшитых стеганых кафтанах ринулись в сторону ущелья, утекая через бамбуковые заросли, как вода через сито.
  Проход был достаточно широк, чтобы в нем бок обок могли бы спокойно скакать десяток коней или разъехаться пара широких купеческих телег. Сотни Ким Пака слажено и без задержек, умело перестраиваясь на ходу, ныряли одна за другой в провал между красных стен, проделанный в глинистой породе природой и человеком еще несколько столетий назад. Больше всего, тысячник опасался, что воины Императора подготовят пути к отходу, перегородив дорогу запасенными рогатками или даже бочонками с разрывным порошком. Но видимо, Судьба сегодня была на стороне старого командира, во всяком случае, после получасовой гонки они добрались до противоположного выхода из ущелья вполне благополучно. А вот дальше начались первые неприятности.
  Обходной отряд, высланный Кимом, не успел перекрыть дорогу отступающим. Он вообще не появился даже поблизости от той сожженной деревни, что находилась в этом месте. Задержало ли их просто что-то в пути или случилось нечто худшее, Ким Пак предпочитал попусту не гадать. Гораздо неприятнее для него был то факт, что теперь, разбегающихся в разные стороны, имперцев придется долго ловить по рисовым поймам и лекарственным садам, которые сплошным ковром покрывали обширную равнину, простиравшуюся отсюда до самого озера Тива, блестевшего на горизонте. Местная народность чаан всегда славилась своими травниками, так что возделанные площадки, засеянные особыми растениями, дающими полезные коренья и листья, встречались здесь так же часто, как и фруктовые рощи. Главной неприятностью этих облагороженных посадок "диких" трав было то, что устроены они были своеобразными "нишами", и переломать в них ноги лошади могли также легко и быстро, как и где-нибудь в высокогорьях Даксмен.
  Обугленные остовы домов остались за спиной, и тысячник в сопровождении охраны и штаба выехал на высокий травянистый холм, чтобы лучше разглядеть, как будут действовать имперцы - сразу начнут дробиться на части или продолжат совместное бегство. Но то, что увидел Ким Пак, мгновенно заставило его привстать в стременах, разом позабыв о ломящей спине и болящих суставах.
  Кавалерия Империи больше не убегала, а ее беспорядочное отступление завершалось филигранным маневром, и отряды нефритовых всадников теперь разворачивались и перестраивались для контратаки. Им на помощь по сходным направлениям спешили еще две группы под сапфирными знаменами численностью не менее чем по три сотни в каждой. Слева из-за скопления скальных столпов, сохраняя четкий строй, прямо во фланг коннице Юнь выдвинулось еще около полутысячи тяжеловооруженных кольчужных всадников регулярной вражеской армии. А справа, там, откуда так и не появились три сотни, посланные Кимом наперехват, под чудовищной грохот копыт грозно накатывались "волны" степного тумена. Всего нукеров было примерно столько же, сколько и всех императорских воинов вместе взятых.
  Глядя на это неправдоподобное зрелище, высший офицер Юнь уже не удивился, когда в спину ему ударила тугая волна горячего воздуха. Оборачиваться, чтобы увидеть море дыма и пламени, разбушевавшееся на месте брошенной деревни, через которую лежал их единственный путь к отступлению, Ким уже не счел нужным. Тысячнику вполне хватало истошного ржания и диких криков солдат арьергарда, чьи изломанные силуэты подобно демоническим духам метались теперь в ужасной огненной западне.
  - Командир? - как-то тихо и придушенно обратился к Киму один из его офицеров-порученцев, глядя по сторонам расширенными от ужаса глазами. - Что нам делать?
  Тысячник опустился обратно в седло и как-то обреченно хмыкнул.
  - То единственное, что мы можем.
  Старый иззубренный меч с шелестом вышел из ножен, украшенных красным золотом и самоцветами. Идеальный клинок, что обычно хранился в них, был личным подарком правящего дома своему верному солдату и остался в покинутом лагере. Но зато этот меч был для Кима таким же верным и надежным товарищем, как и солдаты из десятка его охраны, без страха взиравшие сейчас на своего командира, преобразившегося буквально на глазах. Горячая кровь, вновь побежавшая с яростной силой по старым жилам, заставила тело повиноваться своему хозяину совсем как в юности, и тысячник впервые за последние годы вновь ощутил себя воином, а не дряхлой развалиной.
  - Надо сдаться! Их втрое больше! Нам не...
  Истерика напуганного офицера оборвалась хриплым кашлем, и юнь повалился на землю, тщетно пытаясь зажать руками перебитое горло. Меч Кима, оставивший на шее убитого кривую рваную рану, весело крутнулся в горячем воздухе, разбрасывая вокруг крохотные багровые капли.
  - Все трусливые бабы могут остаться здесь и ждать, раздвинув ноги! А те, кто еще хочет умереть как мужчины, за мной! Во славу предков народа Юнь!!!
  И ударив коня пятками по бокам, Ким Пак сорвался с места, навстречу той самой битве, ради которой, как выяснилось, он и прожил такую долгую жизнь.
  
  Сказать, что разгром объединенной восьмой армии стал для генералов, все еще остававшихся в Генсоку, неприятным сюрпризом, значит не сказать ничего. Большая часть военного руководства Юнь к тому времени уже совершенно свыклась с радостной мыслью, что вот сейчас-то этих наглых северян во главе с их императорским колдуном начнут попросту втаптывать в землю. Казалось, разве могло хоть что-то остановить эту огромную солдатскую массу, в состав которой, кроме шестого и собственно восьмого войскового подразделения, вошли еще и довольно значительные остатки пятой армии покойного генерала Окцу? Но, как выяснилось, могло. Против запретной магии тайпэна Ханя бессильны были и опыт, и мастерство, и количество. В результате трудно было понять, кого известия о случившимся на берегах Люньшай поразили больше - высших царских командиров или обычных солдат, находившихся в их подчинении.
  Хуже всего было то, что эти трудности были уже далеко не первыми. В том, что некогда было третьей и четвертой армией, необычная ситуация сложилась сразу же с момента их объединения. Дело в том, что основные потери к тому времени и там, и там пришлись на пехотные части и обозные команды. Почти четыре тысячи "новобранцев" полегли еще в начале лета в Йосо и его окрестностях стараниями все того же Ли Ханя. Немало солдат были вынуждены сдаться, оказавшись в небольших окружениях, мастерски реализованных кавалерией тайпэна Васато Ваня, шедшего к осажденному Таури вдоль побережья и изрядно "пощипавшего" четвертую армию, до того момента практически не участвовавшую в серьезных боях. Еще одним неприятным сюрпризом стал подлый и преданно-фанатичный характер местного населения. Вежливые и улыбчивые крестьяне, мелко кланявшиеся всем встречным и поперечным юнь, по ночам с большой охотой и рвением резали, давали и травили тех же самых солдат и офицеров, совершенно не заботясь об опасных последствиях. Когда же, наконец, были предприняты несколько показательных карательных акций, то это только усугубило ситуацию. Все это в итоге привело к тому, что больше всего в распоряжении у командования скопилось именно конных воинов, а подобная ситуация для царской армии была довольно необычна. Из двадцати трех тысяч на кавалерию приходилось больше четверти, что превышало раз в десять привычную компоновку армейского реестра. Посовещавшись, командиры приняли решение объединить разрозненные сотни всадников в самостоятельное подразделение, а командовать ими был назначен генерала Цучи.
  Надо сказать, что этот пост достался Лингу не без определенных активных действий с его стороны. К счастью большинство генералов помнили, какую силу представлял собой древний клан Цучи, да и звенящие подарки были высшим командирам только в радость. Недовольным остался только тысячник Ким Пак, единственный высший офицер, возглавлявший настоящий полнокровный кавалерийский отряд, действовавший в составе третьей армии с самого начала похода на север. Впрочем, особенно сильно по этому поводу Линг не переживал. Ворчливый характер хмурого старика сыграл с ним плохую шутку, и, несмотря на опыт и заслуги, никто в штабе армии и не подумал поддержать позицию Пака о том, что "кавалерией должен командовать тот, кто хотя бы знает, как расседлать лошадь".
  Терять представившуюся возможность Цучи не собирался, и ссора с брюзгливым ветераном его не страшила. Первоначально семейные связи помогли Лингу, только что получившему звание генерала, удачно устроиться в третьей армии, куда он был приписан в качестве непосредственного порученца командующего Юнь Манчи. С одной стороны это сводило его личную ответственность за происходящее к минимуму, но с другой - совершенно не давало шансов лишний раз отличиться и получить хоть немного той славы и известности, без которой никак нельзя было долго удерживаться на верхушке армейской иерархии, даже если тебе покровительствует сам Генерал Болот. Наблюдая последние месяцы за действиями Басо Нуена, которого многие острые языки поминали не иначе как любимого протеже первого генерала, Линг лишний раз убедился, что не бывает ситуации, не способной дать разумному человеку хоть какие-то дельные выгоды. Каким бы страшным и бедственным не казалось сложившееся положение, только от тебя зависит, как ляжет Монета Судьбы, и то, что оборачивается трагедией для армии и целой страны, вполне может упасть прибылью в сокровищницу чьего-то личного авторитета. Рейд Нуена служил тому прекрасным примером, а если тысячник в дальнейшем все же сумеет выбраться с территории Империей живым и относительно невредимым, в Ляоляне его будет ждать самый радушный прием, как бы в целом не повернулся в дальнейший ход всей главной военной компании.
  Однако старик Ким все-таки сумел подложить Лингу знатную свинью, и это буквально взбесило юного генерала. Если на первые утренние донесения Цучи не обратил особого внимания, лишь отметив про себя, что информация разведчиков генерала Фанга подтверждается, и Хань теперь движется через Генсоку к Чжу, то уже за полдень ситуация резко переменилась. Склочный старикашка сумел вляпаться в самый большой походный сортир, какой только было можно найти на этих бескрайних просторах. Это сколько же надо было выпить, чтобы перепутать наступающие части авангарда имперской армии с "несколькими разведывательными ертаулами"?! И это он-то еще называл себя опытным воином и командиром?! Смех сквозь проклятья и слезы!
  Согласно задумке штаба основные силы кавалерии, подчиненной Цучи, были небольшими группами рассредоточены в центральной части провинции, наподобие "ловчей сети". По большому счету, это действительно позволяло легко контролировать столь обширную территорию и надеяться успеть предупредить любой маневр или хитрую вылазку со стороны нефритовой армии. Причем, в этой ситуации становилось неважно, кто первым успеет прибыть в Генсоку - Хань со своими озлобленными головорезами или тайпэн Кара Сунь во главе многотысячной Закатной армии. Во втором случае, ни о каких боевых действиях речи естественно уже не шло бы. Впрочем, многие генералы готовы были не связываться и с императорских колдуном, но пока они предпочитали держать при себе свои мысли, и Цучи был им за это весьма благодарен.
  В итоге, "сеть" сработала замечательно, а вот исполнители в лице того же тысячника Ким Пака подкачали довольно сильно. Лингу теперь не оставалось ничего другого, кроме как попытаться исправить чужие ошибки и вырвать за счет этого для себя немного долгожданного почета, всеобщего уважения и воинской славы. Нужна была лишь самая малость - разбить передовые силы того полководца, который сумел за эту войну в общей мере "убрать" со стратегической карты порядка ста двадцати тысяч царских солдат и две трети юньского флота.
  Как ни странно, но свои шансы совершить нечто подобное Цучи оценивал как весьма высокие, и на это у него действительно были довольно веские основания. Единственной армейской службой, которая показала себя великолепно не только в начале войны, но и на всех последующих этапах, пока оставалась лишь военная разведка. Люди генерала Фанга всегда появлялись там, где это было нужно, и предоставляли в распоряжение командиров всю имевшуюся у них информацию, оказывавшуюся зачастую куда более детальной и точной, чем сами полководцы могли бы желать. И именно на сведения разведчиков Линг намерен был опереться сейчас.
  Войска Ханя продвигались по Генсоку к закатному югу со скоростью почти вдвое превышавшей темпы походного марша строевых частей Юнь. На самом деле, ничего необычного здесь не было, о подобном "разрыве в возможностях" тот же генерал Манчи был предупрежден заранее, еще во время подготовки к вторжению.
  Значительное превосходство императорских войск над царской армией в некоторых отдельных аспектах, например, хотя бы в вопросах обеспечения полевых лечебниц и мастерских за счет их блестящей военно-бюрократической организации, пока что было неумолимо. Однако, даже так основные силы тайпэна-колдуна, представленные пехотой и механической артиллерией, не могли появиться близ озера Тива раньше, чем послезавтра. Следовательно, кавалерийский авангард, с которым столкнулся Ким Пак, действовал в отрыве от главной армии и по своему усмотрению.
  Вероятнее всего, Ли Хань сам возглавлял императорских всадников, что и придавало им эту бесшабашную наглость, а располагая сведениями о характере предупредительно-патрульной деятельности вражеских конных отрядов в этом районе, нефритовый полководец вполне мог посчитать, что больших сил юнь здесь попросту нет. После этого, попытка заманить в ловушку наиболее крупное соединение противника, что, кстати, вполне удалось, выглядела бы со стороны Ханя вполне обоснованно. Вот только он не учел одного важного пункта.
  Кроме людей Ким Пака в распоряжении Цучи было еще шесть сборных тысяч, две из которых были заняты выполнением того же задания, что и отряд вечно всем недовольного старика. А вот еще сорок сотен Линг держал при себе, расположившись крупным лагерем в суточном переходе от главного штаба. И как только ситуация с засадой окончательно прояснилась, молодой генерал поднял всех своих всадников и поспешно ринулся на восход, не дожидаясь когда его нагонит какой-нибудь очередной дурацкий приказ из ставки. Времени на решительные действия у Линга оставалось совсем немного.
  Группы патрульных дозоров были согласно приказу собраны в условленном месте, и к вечеру Цучи двинулся навстречу имперской армии уже во главе полных шести тысяч копий. Теперь главным было успеть навязать имперцам сражение, не позволив им уйти, объединившись с основными силами. И для этого Линг решил использовать один старый и не очень хитрый, но проверенный жизнью маневр. Несмотря на суточный марш, солдаты Юнь находились в достаточно неплохой форме. Подобным образом сказывалась долгая практика ночных рейдов и умение отсыпаться в седле, которым за эти месяцы блестяще овладел даже сам генерал.
  Три тысячи всадников появились у южного берега Тива в предрассветный час, застав противника именно там, где и рассчитывал Линг. Лагерь, развернутый Ханем после сражения с Паком, стоял всего в часе пути отсюда. Разъезды кочевников, разумеется, заметили юнь заранее, но уклоняться от боя в подобной ситуации императорская армия не стала. А спустя совсем короткий промежуток времени, две кавалерийских лавины, к вещей радости Цучи, уже сошлись на травянистых берегах и озерных отмелях под треск сотен ломающихся копий.
  Спустя полчаса к месту сражения подошли "приотставшие" двадцать шесть сотен из числа тех дозорных отрядов, кто к рассвету нагнали ударные силы Линга, и которые юный генерал намеренно придерживал в резерве. Таким образом, если раньше силы Юнь и Империи были в целом относительно равны, то теперь фланговый удар еще одной крупной кавалерийской группировки решительно переломил ход битвы, которая была вполне способна в иной ситуации превратиться в долгое, упорное и кровопролитное "бодание" между противниками.
  Первыми, как, впрочем, и ожидали царские офицеры, дрогнули манериты. Основная масса нукеров уступала всадниками Цучи и дисциплиной, и мастерством, и защитным снаряжением, а скорость и мобильность, которыми обладали солдаты Ляоляна, не давали кочевникам времени и возможности, чтобы стремительно отойти после первой сшибки в мечи и копья, дабы начать использовать в полной мере свои знаменитые тугие луки. Вслед за беспорядочно "посыпавшимися" на флангах союзниками невольно подался назад и центр императорского войска.
  Надежды на паническое бегство врага не оправдались, здесь псы Избранника Неба проявили характер, не пожелав исполнять все именно так, как задумывал Цучи. Однако отход основных сил противника был именно отступлением, и ни о какой перегруппировке и ответных ударах речи уже теперь идти не могло. Имперцы вновь немного уперлись перед собственным лагерем, давая время уйти своим солдатам прислуги и лекарям, обремененным раненными, и Линг не стал упорствовать, давая своим собственным воинам небольшую передышку, но не ослабляя главного натиска. Конечно, можно было в этот момент попытаться окружить силы тайпэна Ханя, но потери, которые уже понесли его конные тысячи, порядком остудили первоначальный пыл генерала. Если с бойцами степных каганов у Цучи все было предельно просто, то императорские всадники в лучшем случае отдавали одного своего за трех-четырех врагов, а с такими тенденциями Линг рисковал остаться не только без войска, но и без столь желанной "успешной победы" над нефритовым колдуном.
  Тем не менее, отказываться от преследования и удара по арьергардам никто не собирался. Несколько попыток манеритов устроить засады и задержать хоть на немного царских солдат были тоже вполне предсказуемыми. С тактическими ухищрениями своего врага юнь ознакомились уже давно. Императорская армия поспешно откатывалась к многочисленным болотистым истокам Люньшай, вероятно надеясь к вечеру объединиться со своими главными пехотными отрядами. Но заходить так далеко Линг в любом случае не собирался, рассчитывая свернуть погоню где-то чуть раньше полудня.
  Однако в тот момент, когда большая часть войска Цучи, увлеченная веселой охотой за отстающими отрядами имперцев, вошла в ту часть вытянутой озерной долины, что сужалась между подступавших солончаков, с обеих сторон по отрядам Юнь ударили замаскированные батареи камнеметов и тяжелых самострелов, установленных на подвижные колесные лафеты. Снаряды с алхимической взрывчаткой, "жидким" огнем и отравляющими испарениями обрушились настоящими демоническим градом, повергая людей и животных в ужас, заставляя их в панике ломать строй и лишь еще больше усиливать опасную суматоху. Расчеты машин споро перезаряжали свои механизмы, отправляя в суетящуюся массу солдат один за другим опасные "подарки". Голубое небо резко перечеркнули дымными хвостами десятки ракет, начавших взрываться еще в воздухе, осыпая все вокруг убийственными чугунными осколками.
  Путь вперед для воинов-юнь оказался перекрыт множеством рогаток, за которыми щетинился строй бронированных копейщиков и щитоносцев, а из-за их спин летели длинные оперенные стрелы имперских лучников. Небольшие группы охраны были и у засевших в болотах инженеров, и те немногие солдаты, что попытались прорваться через топь к вражеским артиллеристам, очень быстро пожалели об этом. Не меньше двенадцати сотен армейских всадников и манеритских нукеров, ударивших в тыл царским войскам, окончательно довершили разгром.
  Из пяти тысяч воинов генерала Цучи, угодивших в "мокрый мешок", к вечеру в живых осталась лишь половина. Три четверти уцелевших солдат были ранены и попали в плен. Вырваться и скрыться сумели лишь около шестисот. Никаких крупных отрядов юньской кавалерии в Генсоку после этого уже не осталось.
  
  Откинув тяжелый стеганый полог, Ли прошел внутрь шатра, на ходу приветственно кивая Куанши, скалой возвышавшемуся над столом с расстеленной картой, и тайпэну Васато Ваню, устроившемуся рядом в плетеном кресле. За последнюю неделю этот немолодой уже полководец заметно осунулся да и выглядел довольно измотанным, однако по-прежнему выполнял все свои обязанности по организационным вопросам с тем же надменно-холоднокровным спокойствием и мрачноватым шутками, к которым Хань начал невольно привыкать. Так или иначе, выбор, сделанный Императором и Всесильным Тэном в отношении этого человека, становился для Ли все понятнее с каждым прошедшим днем.
  Пусть тайпэн Вань и не был гениальным стратегом или великим воином, но упорства и дотошности ему было не занимать. Сам Хань с трудом представлял себе как бы он смог справляться со всей той сворой военных чиновников и интендантов, которые отвечали за все бесчисленные аспекты успешного продвижения немалой армии, если бы заботу об этом не взял на себя Васато. Во время командования объединенной эскадрой вопросы обеспечения и тому подобное решали хайтины, неоспоримые хозяева своих кораблей, единолично отвечавшие за все, что находилось на палубах и в трюмах судов, так что ощутить в полной мере, насколько же это непросто - поддерживать работу армейских "механизмов" - Ли тогда по-настоящему так и не смог. К счастью для бывшего дзи, на этот раз у него под рукой вовремя оказался член военного совета, куда более сведущий в таких делах, чем он сам.
  Опустившись на одно из пустующих мест, Хань с непередаваемым облегчением вытянул ноги и откинулся на гибкую жесткую спинку, мысленно вознося хвалу предкам того мастера, что создал столь прекрасную и удобную вещь.
  - Гкень прислал для нас сообщение, - когтистая лапа демона небрежно указала на распечатанный бамбуковый тубус, лежавший на краю столешницы рядом с Ли. - Они с хайтином Кэй готовы притворить свою маленькую пакость в жизнь и ожидают ныне лишь подтверждения нашего успеха и дозволения хайтина Шао Шэна из Таури.
  - Теперь им точно ничего не грозит, и Реёко сможет вволю порезвиться у северных берегов Юнь, - кивнул, соглашаясь, Ли. - Пленный генерал подтвердил донесения Ёнг, осталось лишь дождаться возвращения последнего отряда разведчиков.
  Воспоминания о допросе юньского командира болезненно резанули сознание Ханя, заставив невольно поморщиться. Нет, дело было отнюдь не в методах работы армейских дознавателей, умевших развязывать языки даже самым несговорчивым. Ведь в этот раз никто из них не начал свою работу, а генерал Цучи уже выкладывал все сам, подробно и обстоятельно. Командир вражеской кавалерии слишком сильно боялся - боялся боли, боялся смерти, боялся Ли Ханя, стоявшего перед ним. И от того еще разительнее был контраст между этим молодым, сильным, здоровым парнем и тем, кто был на его месте всего несколько часов назад.
  Почему тысячник Пак сумел дожить до этого момента, оставалось загадкой даже для имперских лекарей, что были поставлены следить за его состоянием. Семь страшных ран, каждая из которых могла бы оказаться смертельной для любого другого, сплошным ковром покрывали тело юньского офицера, не считая всяких мелких "царапин", вроде начисто срезанной левой щеки, обнажившей желтые "пеньки" все еще крепких нестариковских зубов. Обе руки Кима были сломаны в нескольких местах - захватить вражеского командира живым по-другому не получилось. Но он так и не сдался. Когда дознаватель предложил ему вколоть ген-ци-шу, чтобы ослабить боль, старый тысячник расхохотался, закашлялся и плюнул в лицо заплечному мастеру бледно-коричневой сукровицей. За весь допрос Пак так и не сказал ничего о том, что пытались узнать люди, задававшие ему вопросы. Только несколько раз заковыристо выругался да разразился длинным проклятьем под конец. До утра тысячник уже не дожил, его похоронили на берегу озера Тива со всеми почестями и по всем армейским традициям, принятым юнь. Ли настоял на этом особо, и его приказ никто не решился оспорить.
  - Да, если армия южных захватчиков отступит, как мы и рассчитываем, то хайтин Кэй сможет больше не беспокоиться о наших тылах, - заметил с другой стороны стола Васато. - Они с Мяо, похоже, вошли во вкус и теперь никак не могут остановиться. Хотя как раз останавливаться нам сейчас и нельзя, пока мы продолжаем активно бить юнь по всем направлениям, это не дает им времени, чтобы опомниться и подготовиться к отпору.
  - Первая армия генерала Манчи и та, что осаждает Циндао, вряд ли легко поддадутся панике, - прорычал потомок Шаарад, продолжая разглядывать разноцветное полотно земель, раскинувшееся перед ним. - Если их главнокомандующий не глуп, а он далеко не глуп, то он стянет все свои оставшиеся силы к удобной позиции, чтобы подготовиться к приходу Закатной армии. Генеральное сражение видится неизбежным, но в этом случае оно куда более выгодно для нас, чем для Манчи. Численность сторон будет практически равной, на этот раз даже немного в нашу пользу. Для того чтобы изменить такой расклад, внутренних резервов у юнь недостаточно. Действия сиртаков на юге всерьез подорвали их силы, Ляолян вынужден исполчать крестьян из собственных царских вотчин, но это все равно неполноценная замена даже самым "зеленым" солдатам.
  - Мы хорошо проредили их ветеранов, но лучших Манчи сберег при себе. Это тоже стоит учитывать, - напомнил Васато.
  - Именно, - подтвердил Куанши. - Последняя примененная хитрость была нашей самой большой авантюрой, куда большей, чем речной поход по руслу Чаанцзянь. То, что все сложилось именно так - большая удача, хотя списывать все на проделки Судьбы тоже не стоит. У нас есть хороший полководец, и это решает гораздо больше.
  Две огненных бездны в прорезях роговой маской, скрывавшей истинное лицо Куанши, безмолвно воззрились на сидящего перед ним человека одновременно двумя совершенно разными взглядами. Тайпэн Вань слегка склонил голову, как бы молчаливо соглашаясь со сказанным.
  - Это уже чересчур, - несмотря на усталость, Ли не мог не оспорить единого и весьма неожиданного для него мнения тех военачальников, каждого из которых он считал уж куда более умелым и опытным полководцем, чем самого себя. - Последовательные отступления с целью заманивать в засаду все более и более крупные отряды противника, ты использовала еще в свою первую компанию против Фуокан.
  - Да, это верно, - ответила Йотока с усмешкой, в исполнении демона прозвучавшей довольно пугающе, - но все-таки не в таких масштабах. И без какого-либо массового применения метательных механизмов.
  Полог шатра слегка шелохнулся, и внутрь изящно проскользнула бесшумная тень. Ли ощутил мимолетное ледяное прикосновение, а на столе перед ним появилась дымящаяся пиала, от которой исходил знакомый ромашковый запах бодрящего отвара, приготовленного Удеем. Тайпэн, не задумываясь, осушил фарфоровый сосуд и вновь повернулся к Куанши. Таката присела на левый подлокотник кресла тайпэна и уже привычным жестом перекинула руку на правое плечо императорского вассала, блеснув кровавыми искрами в глазах.
  - Этот план предложила ты, - отступать так просто Ли не собирался. - Мне не нужно ни чужой славы, ни незаслуженного уважения.
  - Я предложила свой старый план, но это ты усовершенствовал и дополнил его так, что он преобразился в нечто новое. Скромность, конечно, всегда хороша, но только пока не переходит в бессмысленную глупость, - резко добавил после первой фразы Йотоки истинный сын Шаарад. - Тот, кто пытается отрицать собственные заслуги...
  Хриплый кашель не дал демону договорить. Видимо, вторая сущность, скрытая в монструозном теле, не пожелала, чтобы фраза была озвучена до конца.
  - Он боится не славы, - саркастичный тон къёкецуки заставил Ханя насторожиться. - На самом деле, он боится признаться, что сам отправил на смерть тех, кто погиб ради того, чтобы противник не заподозрил подвоха.
  - Каждому полководцу, рано или поздно, приходится сталкиваться с решениями подобного толка, понимая и принимая их неизбежность, - прищурился Васато.
  - Но Ли еще не приходилось, - все также с легкой поддевкой ответила Таката, ничуть не смущаясь того сурового взгляда, который Хань искоса бросал на нее. - В Ланьчжоу, в Сиане, в имперской столице, в походе и в Таури, и даже в недавней битве Ли никогда не принимал таких решений сам. Случалось, велел другим отдать подобный приказ, или, бывало, перекладывал решение на плечи добровольцев, соглашался с общим мнением или искал поддержки у других военачальников, но сам...
  - Ты действительно так думаешь? - голос Ли не дрожал, но внутри у тайпэна все словно сжалось от жгучего озноба.
  Хань действительно не знал ответа на вопрос, затронутый мертвым демоном, и сейчас искренне пытался понять, находят ли слова кровопийцы какой-либо отклик в его душе, и насколько близки они могут быть к отвергаемой им истине.
  - Я думаю, что на самом деле ты боишься не этих конкретных приказов и даже не взятой на себя ответственности за них, - насмешка исчезла из речи Такаты, сменившись полной серьезностью. - Ты боишься, что потеряешь возможность ценить жизни тех, кем командуешь. Что они перестанут быть для тебя столь же ценными, как и раньше, и тогда ты сам изменишься окончательно и бесповоротно.
  - Такая опасность присутствует, - нехотя кивнул тайпэн Вань. - Правда, обычно ей легче всего поддаются выходцы из семей чжэн-гун. Им трудно оценить жизнь простого солдата или крестьянина, ведь с самого детства их приучали к тому, что они не стоят ровным счетом ничего.
  - Фамилия Шан тоже принадлежит к высшей знати, - напомнил Васато с укором Ли.
  - Лишь два поколения, - усмехнулся в ответ тайпэн. - Я родился энь, а среди моих предков более чем достаточно цзун, чиновников и безродных воинов, чтобы я с умным видом мог рассуждать о подобных вещах.
  - Никто не сможет победить твой страх, кроме тебя самого, - прорычал Куанши. - Как говорил Со Хэ - все в руках человека, и даже его Судьба.
  - Не волнуйся, - "успокоила" Ли къёкецуки. - Если ты вдруг станешь, хоть в чем-то походить на того мерзавца Анто Гьяня и ему подобных ублюдков, я буду первой, кто с огромной радостью вцепится тебе в горло.
  - В последнем и не подумаю сомневаться, - улыбнулся Хань, чувствуя, как холодные пальцы демоны чуть сильнее, чем раньше, сжимают его плечо. - Это ты точно сделаешь с большим удовольствием.
  - Молодец, - сверкнула клыками Таката. - Хороший тайпэн.
  - Что-то у вас тут слишком тихо и мрачно!
  Огненно-рыжий вихрь, влетевший в штабной шатер, сумел мгновенно расшевелить собравшихся, и даже Куанши, напоминавший в моменты задумчивости каменную статую, заметно оживился. Фуёко, сопровождаемая К"си Ёнг, бросила поверх карты несколько бамбуковых тубусов с печатями юньской полевой почты и с крайне довольным видом воззрилась на окружающих. Затем внимание кумицо резко сфокусировалось на "милой парочке", устроившейся в дальнем кресле.
  - Вас и на сутки нельзя оставить без присмотра!
  - Смотрите, кто заговорил, - с шипением откликнулась къёкецуки, демонстративно придвинувшись поближе к Ли и прижимаясь к нему. - Тебе, хвостатая, напомнить о твоих собственных фокусах?
  - Никто особо и не сопротивлялся, - с оттенком гордости хмыкнула оборотень.
  - Может быть, лучше расскажешь о том, что тебе удалось узнать, - напомнил Хань, решивший заодно уйти от скользкой темы.
  - Генералы на грани паники, офицеры приканчивают запасы вина и осхе, а солдаты болтают о том, что пора возвращаться домой, - Фуёко картинно оперлась руками на столешницу, словно актер, красующийся на сцене перед зрителями. - Дорога на Циндао открыта, а то, что осталось от юнь в Генсоку, уже не армия. И, кстати, Ли, ты оказался прав, мои сестры действительно напрямую замешаны в столь быстрой и своевременной передаче сообщений и сведений между войсками Манчи.
  - О, еще бы, - насмешливо фыркнула Таката. - На свете похоже нет такой подлой выходки, в которой, так или иначе, не был бы замешан кто-то из вашей рыжей породы.
  - Столкнуться с кем-нибудь из них напрямую я, к сожалению, так и не смогла, - продолжила кумицо, игнорируя колкие замечание ухмылявшейся къёкецуки, - но следы были отчетливыми, а запахи очень знакомыми.
  - И если это так, - заметила Ёнг, молчавшая все время до этого, - то генерал Фанг не более чем очередная марионетка. А хорошо это или плохо - пока не ясно.
  - Зато ясно другое, - ответил Ли. - Мы идем на закат в земли Чжу, чтобы освободить столицу провинции и дожидаться подхода Закатной армии.
  - Если каган Альлык не ошибся, а на пути у тайпэна Суня не возникнет неожиданных препятствий, то уже к началу осени мы сможем выступить в направлении пограничных крепостей, - коготь Куанши очертил намеченный рубеж на карте и замер, указывая на замок Цзянмэнь, самый крупный оборонительный комплекс, захваченный армией Юнь в первые дни войны.
  - Это если Манчи отступит из Хэйдань, - напомнил Васато. - Но даже если так, раньше, чем к середине зимы мы не сможем взять в полноценную осаду главные опорные базы юнь, а царская армия тоже никуда не исчезнет.
  - В любом случае, это явно лучше того, с чего нам пришлось когда-то начинать, - с явным облегчением улыбнулся Хань. - Главное, чтобы те жертвы, что уже пришлось принести, не стали бы вдруг напрасны.
  Взгляды людей и демонов скрестились на главе военной разведки, и даже ей не удалось не вздрогнуть от этого.
  - Тайпэнто не передавал мне никакой информации касательно возможности начать мирные переговоры с ляоляньским двором, - сухо бросила Ёнг. - И без личного решения Единого Правителя этот возможный ход по-прежнему будет оставаться лишь чьей-то случайно высказанной вслух идеей.
  - Очень надеюсь, что так оно и будет, - кивнул Ли. - Позволить дать Юнь очередную передышку на несколько десятилетий, чтобы собраться с новыми силами было бы для Империи самой большой ошибкой.
  - Не волнуйтесь об этом, тайпэн, - полководец из рода Шан был настроен не менее решительно, чем его молодой побратим. - Не вы один придерживаетесь этой позиции. Никто в Хэйан-кё не позволит одному человеку решать за всех, и тем более за Избранника Неба. Мы изгоняем врага со своей земли, но война от этого не заканчивается.
  
  Стены роскошного кабинета, к которому генерал Манчи уже начал понемногу привыкать, впервые вызывали у него раздражение. Пока подавить остатки проимперских сил сопротивления в Хэйдань до конца так и не удалось, и ставка главнокомандующего по-прежнему оставалась в Надбанту. Но вскоре это, похоже, должно было измениться, но совсем не так, как изначально рассчитывал Юнь.
  Последние известия из Генсоку впервые с начала компании выбили генерала из колеи, и это не осталось незамеченным окружающими. Несмотря на полное отсутствие внешней информации, тайпэн Гэнь, ставший неизменным противником Манчи за доской каргёцу, был достаточно проницательным человеком, чтобы догадаться о случившихся изменениях на театре военных действий.
  - Мне кажется, мы оба прекрасно понимаем, что объяснять происходящее одним лишь темным колдовством было бы, по меньшей мере, глупо, - несмотря на тяжесть цепей и свинцовых грузил, Цурума выглядел куда более бодрым и веселым, чем Юнь. - Похоже, мальчик начинает обыгрывать вас в вашу же игру и по вашим же правилам.
  - Ему удается достигать определенных успехов, но они вряд ли изменят ситуацию хоть сколько-нибудь кардинально, - Манчи понимал, что следует взять себя в руки, но после известий о гибели ляоляньских наемных убийц и поражении наследника рода Цучи, уже ничто не казалось генералу более зыбким, чем что-либо связанное с тайпэном Ханем. - Прежде ему и его войскам почти всегда приходилось обороняться, а мои полководцы были вынуждены предпринимать активные действия в наступлении. Теперь все изменится строго в обратную сторону.
  - И этого, по-вашему, будет достаточно? - Цурума откровенно смеялся, впервые видя своего противника столь сильно испуганным.
  Сегодняшний вечер начинался вроде бы вполне обыденно - с неспешного состязания в любимую игру всех стратегов со времен первого Императора династии Цы. Сразу после ужина полководцы встретились за круглым столом с нефритовой доской и золотыми фигурками. У каждого из них эти вечерние, а порой и ночные схватки давно уже стали входить в привычку. Но в этот раз доиграть спокойно им так и не дали. Гонцы с важными посланиями прерывали их поединок трижды, и после последнего донесения Юнь, отшвырнув письмо в сторону, вскочил со своего места и начал рассерженным тигром заметаться по комнате. Это было настолько непохоже на обычное поведение всегда спокойного и вызывающе надменного генерала Манчи, что особенностью момента прониклись даже его личные телохранители. Чем дольше воины главнокомандующего продолжали следить за своим взбудораженным начальником, тем сильнее они начинали нервно теребить кисточки из золоченого шелка, украшавшие их доспехи и рукояти мечей.
  - Ему просто везет, а возможно все дело действительно лишь в запретной магии, - одернул сам себя Юнь, но это вызвало лишь новую злорадную улыбку на лице у Гэня.
  - Это лишь пустая отговорка, генерал. В конце концов, вам придется признать, что вы столкнулись с кем-то, кто превосходит вас. Может ли он сравниться с Йотокой Юэ или с вашим легендарным предком, я не знаю, но для генерала Юнь Манчи - это точно, как минимум, равный соперник.
  - Допустим.
  Царский генерал вздрогнул от сделанного им допущения, но его сила воли легко позволяла ему быстро вернуться к реальности. Ведь если принять слова Гэня как неизбежную истину, то все сразу становилось гораздо проще. Да, у главнокомандующего Ляоляна были серьезные трудности, но они не были неразрешимыми. И если сделать нужные правки, перестать считать Ханя везучим щенком и пересмотреть план компании, то ничего действительно катастрофического пока не предвиделось.
  Тайпэн Императора тоже заметил, как Юнь во второй раз переменился за этот вечер, замерев на месте и словно прислушиваясь к далекому шепоту. А затем плечи генерала привычно раздвинулись в стороны, а у фигуры вновь появилась гордая осанка. Слегка повернув голову, Манчи искоса посмотрел на Цурума и слегка улыбнулся.
  - Знаете, Гэнь, у моей семьи осталось немало наследия, которое мы не выносим на суд других. В том числе, это касается и того, чему учил своих сыновей и внуков генерал Фу. У него есть одно забавное высказывание, относительно того, когда тебя "обыгрывают по правилам". Хотите узнать, какое?
  - Разумеется, - с неподдельной заинтересованностью ответил тайпэн.
  - Если ты заставил противника следовать своему плану, но он все равно побеждает, значит это уже его план. Чужой же план необходимо обязательно разрушить, быстро и действенно, а значит...
  Два быстрых шага в сторону стола Юнь сделал, пока Цурума еще пытался осмыслить услышанное. Нефритовая доска, разделенная десятками линий, взметнулась в руке генерала. Крошечные фигурки, каждая из которых была искуснейшей работой настоящего мастера, полетели на дорогой ковер, устилавший пол. Острый каменный угол ударил Гэня в висок. Кровь брызнула совсем несильно, но вассал Нефритового Трона тут же беззвучно повалился на бок. Никто из телохранителей Манчи так и не пошевелился.
  - ... а значит, пришла пора сыграть без правил. А это моя самая любимая игра!
  
  
  Глава 16.
  
  Древний Циндао приветствовал имперскую армию Таури распахнутыми воротами, гирляндами фонарей и флагов, а также ликующей многоцветной толпой, забившей все дворы и переулки, выходившие на главную улицу города, спиралью взмывавшей вверх к замковым постройкам Юэ-сэн. Въезд тайпэна Васато Ваня был встречен собравшимися чжу громогласным ликованием, в воздухе рвались красные и синие фейерверки, а под ноги боевого коня императорского вассала летели целые охапки цветов. Появление Ханя было отмечено куда скромнее, и хотя общее настроение собравшихся не изменилось, шума все-таки стало заметно меньше, а спину Ли и его сопровождавшим сверлил не один напряженный взгляд. Впрочем, дело пока ограничилось только лишь этим.
  - А что? Довольно миленько, - хмыкнула Фуёко, с привычной непосредственностью оглядываясь по сторонам и совершенно не смущаясь реакции окружающих.
  - И только у меня одной плохое предчувствие? - поинтересовалась в ответ Таката, рассматривая толпу из-под низко надвинутого капюшона плаща. - Или я подхватила чью-то чужую паранойю?
  - Похоже, что мою, - хмуро ответил Удей, ехавший сзади. - Не хочу никого пугать, но нам здесь явно не рады, и, ставлю Золотой Дворец против ослиного уха, объяснять, почему это так, никому не потребуется.
  - Ну что ж, давно было пора сменить обстановку, а то это всеобщее уважение и преклонение как-то сильно стали надоедать. Ты не находишь? - обратилась к тайпэну лиса-перевертыш.
  Хань предпочел отмолчаться.
  - Ну, хоть кому-то происходящее доставляет удовольствие, - хмыкнул тидань.
  - Мазохистка, - проворчала къёкецуки.
  - Совсем чуть-чуть, - сверкнула в ответ хищной улыбкой Фуёко.
  - Плохая кумицо.
  Вместе с командующими и штабами в столицу провинции вошли только две тысячи солдат пехоты, для которых хватило бы место в городских казармах. Все остальные войска расположились на месте бывшего лагеря юнь. Вторая армия генерала Манчи не стала дожидаться появления имперских сил у себя в тылу и, без лишней спешки свернув осаду, не торопясь отступила в северные районы Хэйдань, объединившись с войсками царского главнокомандующего. Никакого значительного урона как самому Циндао, так и остальной провинции, кроме начисто разоренной Долины Котлов, южные захватчики причинить не успели. Оставшись практически без артиллерийского парка еще в самом начале осады, юнь так и не сумели организовать ни одного серьезного штурма, а взять измором главный оплот Чжу у них не было ни единого шанса.
  Тайпэн Ши Гхань из рода Юэ, глава прославленной семьи и прямой потомок легендарного монаха-царя, встречал гостей в просторном дворе внутренней крепости в окружении родовых воинов и советников, многие из которых носили ту же фамилию, что и вассал Императора. Под его вишневым суо с одиноким символом клана, вышитым на спине, блестели звенья сплошной "змеиной" кольчуги из лучшей "синей" имперской стали, превосходившей по мнению многих мастеров даже легендарное небесное железо Ляоляна. Густая борода, короткая и иссиня-черная, как и волосы на голове у тайпэна, украшала его лицо вместо привычных длинных усов и придавала полководцу особенно грозный вид. Тяжелый меч, очертания эфеса которого были Ханю болезненно знакомы, покоился в ножнах на поясе Ши. Поскольку холодный прием горожан и воспоминания об их первой встрече с тайпэном Кара Сунем на берегах Арударьи уже в некоторой степени подготовил Ли к этому моменту, безразличие на грани ненависти, сквозившее в голосе и взгляде тайпэна Гханя, ничуть не удивило бывшего дзи.
  - Циндао искренне счастлив и горд приветствовать в своих стенах истинных слуг Нефритового Престола, - Васато Вань удостоился от Ши положенной этикетом вежливой улыбки, Ханю достался лишь протокольный полупоклон. - От лица жителей и членов своей семьи, я благодарю вас за своевременное появление в Чжу в этот тяжелый для Империи час. Закатная армия моего брата Кара Суня уже достигла границы с Нееро, его первый ертаул прибыл всего за час до вашего появления. Уже вскоре мы сможем обсудить дальнейшие планы и получить необходимые разъяснения из столицы. Пока же позвольте считать вас лично и всех ваших воинов нашими почетными гостями. Дзито Гао Юэ, мой племянник, позаботится обо всех вопросах с вашим размещением и пребыванием.
  Молодой человек, черты лица которого, в отличие от полноватой фигуры, были заметно схожи с внешностью Гханя и тем, каким Ли запомнил Сяо Ханя, чуть выступил вперед. Его темно-синий богатый наряд императорского чиновника украшали множество самоцветов и золоченая вышивка. Черные волосы, собранные на затылке в пучок, были скреплены длинной металлической заколкой с крупным рубином.
  - Мои люди с радостью и удовольствием предпримут все возможное, чтобы ваше пребывание в Циндао стало незабываемым отдыхом для тех, кто уже сокрушил столь многих врагов Единого Правителя, и без сомнений заслужил право на короткую передышку. Все блага и удовольствия моего города открыты для вас, высокочтимые, и если у вас возникнет надобность, хоть в чем-то, то я и любой из моих помощников окажем вам всю необходимую помощь со всем тщанием, на которое способны.
  Лицо Гао благодушно улыбалось, а подчеркнуто бесстрастный голос не дрогнул ни в едином месте его приветственной речи, но в тот случайный момент, когда взгляды дзито и Ли на мгновение встретились, холодная и острая как сталь ненависть, полыхнувшая в глазах у Юэ, быстро расставила все по местам.
  В сопровождении молчаливого слуги, выделенного Гао, Ли и остальные направились в отведенные им покои. Тайпэн Вань со своим дзи, инженер Чен Лоу и несколько других армейских чиновников остались, чтобы оговорить с Ши какие-то вопросы. Гостевые дома располагались в южной части обширного, но уютного парка, скрывавшегося в стенах Юэ-сэн. Взгляды, которые искоса бросали на Ханя и его спутников случайные встречные по-прежнему не вызывали сомнения по поводу тех негативных эмоций, что испытывали эти люди в отношении "императорского колдуна и его цепных демонов".
  - Скажи, а мы точно не ошиблись с местом? А то у меня все больше складывается впечатление, что кто-то завел нас прямо в юньский войсковой гарнизон, а не в крепость лояльную Нефритовому Престолу? - привычно подначила Ли къёкецуки.
  - А ведь я говорил, что соваться в Циндао, будет плохой идеей, но кто же будет слушать ворчание глупого кривоногого степняка, - Удей не удержался от напоминания об их последней беседе, в которой Хань занял жесткую позицию, отказываясь принимать на веру, что ситуация с чжу может быть настолько тяжелой.
  - Да, я уже понял, - сдался Ли. - Наше появление здесь стало ошибкой, и гораздо лучше было бы оставаться с основной армией в главном лагере. Но сейчас уже поздно что-либо менять. Если мы вернемся в Долину Котлов, то Юэ однозначно воспримут это, как еще одно оскорбление, а усиливать напряженность ситуации нам не стоит.
  - Все эти человеческие традиции и правила порой начинают раздражать меня просто до крайности, - презрительно хмыкнула Таката.
  Добавить еще что-нибудь колкое, мертвому демону на этот раз не дал голос, грубо окликнувший Ли.
  - Эй, тайпэн!
  Не менее десятка людей нагоняли группу Ханя быстрым шагом по вымощенной дорожке сада. Человек, обратившийся к императорскому вассалу, и возглавлявший этот небольшой отряд, был облачен в синий обрезанный каймон, а на его широком поясе висел прямой палаш в черных кожаных ножнах. Чуть вытянутое лицо, лишенное усов, сразу же выдавало семейную принадлежность этого молодого мужчины, равно как и большинства остальных его компаньонов. Краем глаза Ли успел заметить, что их провожатый уже куда-то "запропастился".
  - Всего на пару слов! - все в той же намеренно грубой манере рявкнул Юэ.
  - Назовись! - резко осадил наглеца Хань, выступая вперед и демонстративно кладя руку на то место, где у него могла бы быть рукоять меча.
  Верзила в синем остановился на расстоянии вытянутой руки от Ли и ответил, глядя тому прямо в глаза.
  - Ву-Мин Со, сын Со Ши из рода Юэ, старший земельный пристав провинции Чжу, - говоривший специально с силой выделил голосом прозвучавшие имена "Чжу" и "Юэ". - Я хотел напомнить тебе, лишенный рода, кое-что важное.
  - Изволь, - мрачно прищурился Хань, с заметным усилием подавляя в себе ту волну звериного гнева, что всколыхнулась у полководца в груди.
  - Ты недолго был собственностью семьи Юэ, и потому, вероятно, не знаешь всего, что тебе следовало бы знать, - пристав намеренно горячил себя и остальных, будто пытался раздуть огонь своей ненависти еще больше, чем раньше. - Мы не прощаем предательства! И воровства! Не думай, что желания сиккэна Тэна и тайпэнто Синкай способны закрыть нам глаза и оградить тебя от того, что ты заслуживаешь!
  Упоминание последнего имени немедленно вызвало в голове у Ли еще целый ряд вопросов, но перебивать Ву он не стал, решив дослушать до конца.
  - Старинный дух законов Империи диктует неотвратимость наказания, соразмерного совершенному преступлению! И уж поверь, семья Юэ знает, как следует наказывать предателей! И это касается не только тебя!
  Взгляд чиновника, полный злобы, переметнулся с Ли Ханя на клейменое лицо Удея, замершего за левым плечом своего хозяина.
  - Хорошенько запомни это!
  - Мне показалось, или кто-то здесь неприкрыто решил угрожать воплощению воли самого Избранника Неба?
  Таката сделала полшага вперед, и капюшон ее плаща небрежно соскользнул вниз. Черные волосы шелковой волной рассыпались по плечам мертвого демона, а в глубине вертикальных зрачков зажглись кроваво-красные огоньки, пугающие и завораживающие одновременно. Хищная улыбка, делавшая смертоносную красоту къёкецуки полностью завершенной, заставила кое-кого сразу же попятиться назад.
  - Так я права?
  - Отзови свою тварь назад, - прошипел сквозь зубы Ву-Мин, обращаясь к Ханю.
  Кожа старшего пристава заметно побледнела, а рука, стиснувшая рукоять палаша, слегка подрагивала, но этот человек был одним из немногих, кто так и остался стоять на своем прежнем месте.
  - Само присутствие этих кровососущих исчадий в Циндао, не менее отвратительно, чем твое появление! Но если ты еще хоть в чем-то намерен следовать поведению истинного тайпэна Империи, которым так привык рядиться, то вот мой тебе совет. Молись, чтобы то благо, которое якобы принесли твои труды, хоть на толику перевесило бы всю мерзость и грязь, что уже налипла на остатках твоей проклятой души! Ведь никому неведомо, когда он будет призван в вечное колесо перерождений и будет ли вообще достоин этого!
  Резко повернувшись, пристав размашистыми шагами направился обратно, по-прежнему не отпуская рукоять своего клинка. Остальные Юэ с явной поспешностью последовали за Ву. Через минуту Ли и его спутники остались в одиночестве.
  - Какая прелесть, - заключила Таката. - Надеюсь, хвостатая, ты теперь просто в диком восторге?
  - Это намного хуже, чем я опасался, - как-то удивленно покачал головой тидань.
  - Похоже, мне стоит разузнать, что творится в замке и в городе, - Фуёко уже вертела в пальцах круглую камышовую шляпу, невесть откуда вдруг взявшуюся в руках у кумицо. - Посмотреть, поспрашивать, послушать...
  - Я тоже этим займусь, - предложил Удей. - Надеюсь, некоторые мои знакомые еще помнят бывшего ну-бэй тайпэна Сяо Ханя. И то, чем они ему обязаны.
  - Действуйте оба.
  Жесткость, внезапно прорезавшаяся в голосе Ли, заставила остальных взглянуть на своего предводителя чуть пристальнее, чем раньше. Жесткая костяная маска, в которую превратилось лицо тайпэна Ханя, каждому из них была хорошо знакома.
  - Надеюсь, нам придется ограничиться лишь уроком вежливости для тех, кто, похоже, забыл, что они давно не являются суверенными правителями собственных земель. Но если эти люди намерены зайти гораздо дальше то, мы поступим так, как велит имперский закон. Закон, что един и для высокородного чиновника, и для случайного чужеземца, и для последнего уличного бродяги. Потому, что наказание, как сказал Ву-Мин из рода Юэ, должно быть неотвратимо для каждого и соразмерно совершенному преступлению. И в этом я как раз согласен с ним абсолютно и полностью.
  - Первая дельная мысль за полтора с лишним года, - судя по плотоядному тону, къёкецуки осталась весьма довольна предложением, которое высказал Ли.
  - Это все наше плохое влияние, - рассмеялась Фуёко.
  - В конце концов, я ведь все-таки тоже немножко демон, и, кроме того, грозный придворный ведьмак, - весело усмехнулся Хань. - Придется соответствовать.
  
  Слуги заканчивали приводить в порядок комнаты перед появлением гостей и заносили их вещи, прибывшие в штабном обозе. Немногочисленность пожитков порядком обрадовала прислугу, уже готовившуюся к перетаскиванию бесчисленных сундуков и крытых корзин, из которых, как правило, состоял багаж любого императорского полководца. Однако надзирающее руководство не намеревалось давать собравшимся даже малейшую возможность расслабиться.
  - Почему я должен лично тыкать носом каждого?! Почему во имя всех предков народа Чжу нельзя делать все сразу и правильно?! - распекал подчиненных невысокий ключник-тиун, переходивший из помещения в помещение.
  Темно-вишневый наряд старшего слуги во многом напоминал привычный каймон, если бы не узкие подшитые рукава, открывавшие запястья с тяжелыми железными браслетами. Гербовые знаки Юэ обильно покрывали одеяние, а также органично были вплетены в травяной рисунок, украшавший "оковы" ключника. На его расшитом поясе, сообразно статусу, позвякивала связка длинных гребенчатых и торцовых ключей, исполненных с различной долей мастерства и из разных материалов.
  - Иногда мне начинает казаться, что в тот день, когда мне не к чему будет придраться, золотые звезды сорвутся с далеких небес и расколют до самого дна сырую твердь, освобождая подземных владык!
  Замерев посреди прихожей, ключник ткнул носком неправдоподобно чистого варадзи в какое-то смутное пятнышко на одной из лакированных дощечек пола, и ближайший слуга тут же бросился оттирать указанное место.
  - Почему? Почему нельзя сразу делать все так, как надо?! Неужели это находится за пределами человеческих возможностей, или я требую чего-то непомерного?!
  Удей, появившийся на последних словах в распахнутых дверях дома, быстро окинул представшую ему картину взглядом и усмехнулся.
  - А ты все стремишься к абсолютному совершенству, Эчжин?
  Тиун обернулся к денщику Ли Ханя, потратил пару секунд на то, чтобы внимательно изучить клейма на щеках тиданя, и, прищурив левый глаз, покровительственно хмыкнул:
  - Как и все, кто наделен хоть каплей собственного достоинства.
  - Время тебя не лечит, - все с той же ухмылкой ответил степняк.
  - А тебя не красит, - вернул "шпильку" ключник.
  - Но я все равно рад видеть тебя, брат.
  Сыны далекого кочевья обнялись, хлопая друг друга по спине на грубый степной манер, и не стесняясь вороватых взглядов, что бросали на них слуги семьи Юэ.
  - У тебя найдется свободное время?
  - Более чем, - улыбнулся Эчжин. - Я планировал посвятить вторую половину дня разбору и расстановке вещей твоего тайпэна, но для человека столь высокого ранга он на удивление скромен и аскетичен.
  - Он бывший дзи, - пожал плечами Удей. - Как и в твоем случае, это уже не лечится.
  - Понимаю.
  - Нам нужно серьезно поговорить.
  - Хорошо, но не здесь. Юэ-сэн не зря прозвали Замком Тысячи Глаз и Ушей.
  Территорию крепости они покинули через одни из малых ворот, выходившие к подъезду со стороны поварни. Родовые воины, дежурившие в караульном помещении, лишь обменялись с Эчжином парой ничего незначащих фраз о погоде и без всяких вопросов отворили небольшую дверь, проделанную в массивной створке. Задерживаться в верхних богатых кварталах Циндао названные братья не стали, спустившись сразу же вниз по малоприметным переулкам и проходным дворам, знакомым обоим с детства.
  - Я смотрю, ты сумел обзавестись новым нарядом. Настоящий старший тиун. Что еще нового? Не женился?
  - Да ну его, не до этого как-то, а девчонок молодых вокруг и так хватает. Я-то хоть и раб, но парень состоятельный, да и со связями. Сами липнут, не отмашешься. А ты что?
  - Куда мне с нынешней конской мордой, хотя посмотрим...
  - Ага, понятно.
  - Чего тебе там понятно?
  - Сейчас ты ничего не скажешь, в вот после пятой пиалы я тебя попытаю на эту тему.
  - Договорились. Опишешь вкратце, что происходит в большом семействе?
  - А что именно тебя интересует?
  - Похоже, Юэ не смирились с приговором императорского суда, что вынесли Ли.
  - Похоже? Это ты хорошо пошутил, душевно, - мрачно хмыкнул Эчжин. - Не знаю, от чего они больше бесятся. От того, что сделал твой тайпэн, или от того, что Золотой Дворец велел им просто заткнуться и засунуть свое царское достоинство обратно туда, откуда они его вытащили.
  - И теперь их главный раздражитель у них под носом, - констатировал Удей. - А каковы мои шансы выбраться из этого казана?
  - Весьма паршивые. Но это ладно, ты бы лучше о собственном брате подумал! Меня-то они все это время трогали так в полсилы. Сам понимаешь, ну-бэй есть ну-бэй, и общего между нами вроде как ничего и нет. А вот теперь выходит меня, может быть, даже вполне решат пустить в расход.
  - Думаешь все настолько плохо?
  - А с чего это, по-твоему, именно я вдруг назначен лично отвечать за размещение императорского колдуна? Я вообще-то ключник передних палат Юэ-сэн, а не какой-то там старший постельничий.
  - Великое достижение, наше кочевье гордилось бы тобой, - вспомнил Удей любимую шутку-подначку названного брата.
  - Знать бы только какое из них, - со смехом закончил Эчжин.
  По давно знакомой им обоим улице, сбегавшей вниз широкими лестничными ступенями, тидани свернули за угол и оказались перед большой двухъярусной закусочной. Стены общего трапезного зала были по-летнему убраны, и большая часть второго этажа представляла сейчас собой открытую террасу с массивными низкими столами и толстыми войлочными циновками. Несмотря на разгар дня, посетителей в заведении было довольно много, правда, большая их часть была уже в возрасте, а значит, могла себе позволить отдых в такое время.
  - Гоу-жоу у старика Рёгава! - искренне обрадовался Удей.
  - Сюда и шли, - усмехнулся Эчжин.
  - Сто лет здесь не был! Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я действительно соскучился по местной кухне.
  Пройдя внутрь, братья поднялись наверх и, обменявшись вежливыми поклонами с хозяином закусочной, заняли свободный стол в углу. Эчжин сделал заказ и сразу бросил на поднос подавальщику серебряную монету, при виде которой разом пропали всякие неприязненные взгляды, а улыбка служки стала по-настоящему искренней.
  - Ха, я вспомнил, как мы в тот раз впервые забрели на Мясной двор в нижнем городе, - продолжил прерванный разговор тиун. - И какое у тебя было лицо, когда нам объяснили, что имперцы действительно едят собак!
  - На меня тогда хотя бы столбняк не напал, - буркнул Удей.
  - И надо же прошло всего две дюжины лет, и ты уже скучаешь не то, что по собачьему окороку, а по гоу-жоу, на которое не всякий чжу или дань способен смотреть спокойно и без внутреннего содрогания.
  - Я тут повстречал пару мангусов во время последнего путешествия, - заметив, как брат вздрогнул при упоминании им степных демонов, Удей довольно ухмыльнулся. - Так вот, знаешь, что они говорят по поводу человеческой плоти или собственных трупов? Мясо есть мясо, и какая разница, чем оно было раньше, когда могло бегать и думать?
  - Сурово. И очень по-мангусски, наверное.
  - Именно.
  Шипящее жаркое на железном противне опустилось на середину стола, а второй служка уже расставлял вокруг него круглые миски с закусками. Эчжин сам разлил по резным деревянным пиалам осхе, настоянную на мандариновой кожуре, и, также как и Удей, быстро ополоснул руки в чаше с розоватой водой.
  - За твое возвращение, брат.
  - И за всех, кто этому поспособствовал.
  Степняки дружно осушили чашки до дна. Удей с третьей попытки сумел-таки подцепить пальцами зеленый кошачий глаз в одной из мисок и закинул его себе в рот. Тиун, хитро улыбаясь, продолжал наблюдать за братом с неподдельным интересом. Спутник Ли Ханя поначалу закашлялся, но быстро пришел в себя и сумел наконец-то сделать выдох.
  - Да-а-а, - протянул тидань. - Повара у Рёгава по-прежнему не жалеют уксуса.
  - Возьми маринованной капусты с чесноком, - посоветовал Эчжин. - Горлу сразу станет полегче, да и круги в глазах рассосутся.
  Удей не стал отказываться от предложенной закуски, а его брат тем временем разлил по второй. Еще несколько минут они, молча, обгладывали кошачьи ребра, отдавая дань уважения местной кухне.
  - Так что еще говорят люди? - напомнил брату Удей о главной цели их похода в город. - Мне бы лучше знать прямо, от чего поберечь себя и хозяина.
  - Люди? Люди в основном как раз не слишком-то переживают о случившемся. Да, Сяо был наследником рода и все такое, но простой народ толком его и не знал, а отличиться парень ничем не успел. Тут даже одно время после той небольшой войны с недомерками курсировала в разговорах одна веселая мысль. Мол, надо Ши Гханю попросту взять да принять твоего тайпэна в семью, назначив своим новым наследником.
  - Представляю себе реакцию на это в стенах Юэ-сэн, - ответил тидань, выламывая из жареной тушки очередное ребро. - Хотя Ли на то время еще было запрещено родниться со знатными семьями...
  - С возможностями Ши это было бы не проблемой, - усмехнулся Эчжин. - Попробуй он и вправду предпринять подобный шаг примирения, и, уверен, ни в Золотом дворце, ни на Нефритовом Престоле не послышалось бы ни единого возражения. Но естественно у всех Юэ в тот момент только от мысли о чем-то подобном физиономии перекашивало так, что, не приведите предки, увидеть такое во сне.
  - Значит, больше всего стоит опасаться самих радушных хозяев?
  - Да, но глава семейства в любом случае устранится. Только если что-то совсем доведет его, то тогда еще может быть, а так... Ши все-таки полководец Императора. В крайнем случае, он будет держать себя в руках хотя бы ради семьи. Незадолго до вторжения с юга, Ханкой снова начали подбивать клинья под должности, что младшие Юэ занимали в различных государственных управах при Хэйан-кё. И на этот раз, как я понял, старик Пай Куань сумел привлечь на свою сторону другие древние семьи, вроде Вейлун, Овара и Шан. Для властителей Чжу в такой момент лишний раз лучше не "раскрываться", а Ши понимает это прекрасно. По той же причине не стоит ждать особо бурной реакции с женской половины двора.
  - Тогда кто еще? Гао или Ву-Мин?
  - Сын Кара Суня умен и горделив, но в последнее время его добрые отношения с дядей дали заметную трещину. После отъезда отца, Гао стал забирать все больше власти в провинции. Младшие братья, что сидят по уездам, глядят ему в рот, а приказывать дзито напрямую что-либо может только сиккэн. К тому же, Гао действительно хороший дзито, а это значит, что он ставит интересы Циндао порою выше интересов Юэ. Пару раз у них с Ши уже случались столкновения на этой почве, и не похоже, что племянник намерен хоть в чем-то уступать именитому полководцу. Мне думается, что как бы ни был наш градоправитель честолюбив, для него любое происшествие с Ли Ханем - пятно на репутацию Чжу и удар по собственным позициям. Если он, конечно, намерен сохранить их по возвращении Кара Суня.
  - Хорошо, допустим, - сменив позу на более расслабленную, Удей привалился к лакированным перилам и, вытащив из железного стаканчика длинную деревянную зубочистку, принялся ковырять ею в зубах. - А старший земельный пристав? Когда я уезжал отсюда, он был всего лишь одним из множества самовлюбленных недорослей, что устраивали забавные попойки в богатом квартале, да пытались сдать экзамены хоть на какой-нибудь нижний чин.
  - И у Ву это, в конце концов, получилось, - Эчжин в который раз наполнил пиалы и после глотка продолжил. - Он быстро набрал власти, и не без поддержки со стороны Ши Гханя. Если кто и может быть вам опасен, то это именно он. Полагаю, раз ты задаешь конкретный вопрос, то Ву уже успел отметиться при вашем прибытии.
  - Да, он решил лично поприветствовать Ли, но и меня одарил своим властительским вниманием, - усмешка вышла скорее горькой, чем саркастичной, но названому брату Удея хватило и этого, чтобы легко понять недосказанное.
  - Этот парень горяч и не привык себя сдерживать. Если ему вдруг в голову запала какая-то мысль, то извлечь ее оттуда можно только расколотив череп. Прекрасная черта для пристава, поддерживающего порядок в той сфере, что ему отвели, но не лучшее качество для богатого, властного и избалованного энь-гун-вэй. У него есть друзья, есть должники, есть связи и средства, но главное - у него есть возможность совершить что угодно дерзкое даже на территории замка, не говоря уже о том, что за его пределами.
  - Приготовления к чему-то подобному мы сможем отследить заранее?
  - Не знаю, как там у Ву с конспирацией, но, по большому счету, я ведь ключник передних покоев! - Эчжин вскинул подбородок с наигранной гордыней, точь-в-точь как какой-нибудь мелкий поместный аристократ или недавно возвышенный цзун. - У меня тоже есть связи и должники, в особенности среди прислуги. Да и многие родовые воины Юэ на самом деле открытые и простодушные парни, которые искренне верят в то, чему служат. Так что любые странные движения во внутреннем распорядке замка от меня не укроются. Что же касается города...
  Тиун на пару секунд погрузился в раздумья, и верный помощник Ли Ханя рискнул отведать еще один глаз, на этот раз желтый.
  - Я могу дать тебе несколько проверенных имен, кого-то из них ты и сам сможешь вспомнить. Приглашать этих людей в Юэ-сэн не стоит, незачем лишний раз смущать обитателей замка, да и портить заодно отношения между ними и теми, кто станет нам помогать. С ними следует связываться напрямую, но мы с тобой слишком приметные фигуры, а больше людей у твоего тайпэна, получается, просто нет?
  - Людей-то может и нет, - быстро кивнул в ответ Удей, - а вот демоны могут ходить достаточно скрытно. Но, возможно, в нашей ситуации это станут не лучшим решением.
  - Варианты?
  - Есть у меня кое-какие знакомства в военной разведке, и что-то подсказывает моей печенке, что нужный мне человек завтра будет как раз отчитываться перед Васато и Ли, - к хитрому выражению на клейменом лице примешивалось что-то еще, и Эчжин поспешил воспользоваться новой глиняной бутылью, которую принес подавальщик.
  - Пятая пиала, кстати, - напомнил ключник под журчание золотистого напитка.
  
  Даже в самое темное ночное время коридоры Золотого Дворца и его открытые сады-террасы почти ничем не отличались от тех моментов, когда их заполняли каждодневный шум и громкая "рабочая" суета. Чиновники, писцы и евнухи сновали по своим делам, караулы стражи сменялись в положенный срок, а придворные, слуги, гости и музыканты продолжали поддерживать то, что в официальных кругах скромно именовали светской жизнью. Однако в такие часы в пределах величественной резиденции Императора были все-таки некоторые места, где рисковал появляться далеко не каждый. Личные покои Единого Правителя, включавшие в себя тронный зал и общественные приемные, ночью были обычно абсолютно безлюдны и тихи. Ведь даже самые старейшие обитатели Золотого Дворца оказывались совсем не в восторге от мыслей о возможной встрече с молчаливыми хранителями Избранника Неба. А давать без дрожи в голосе оправдания своему присутствию в этом месте, пусть и вполне обоснованному, глядя в безликие стальные маски дзи-вэй, мог бы отнюдь не всякий.
  Впрочем, иногда случалось, что жаркие споры и обсуждения кипели у подножия нефритовой пирамиды до самой зари, но сегодня был особенный случай. Всего три раз в год, когда сходились расчеты бесчисленных звездочетов, монахов и геомантов, Император на ночь в одиночестве оставался на Нефритовом Троне, чтобы, вдыхая аромат священных благовоний из тысяч курильниц, познать откровения предков. Мудрый правитель всегда готов выслушать чужой совет, и неважно, живым человеком он будет дан или ушедшим тысячи лет назад в серую мглу. А вот воспользоваться тем, что будет ему предложено, взять лишь часть или отвергнуть полностью, Избранник Неба решал уже сам.
  Полумрак тронной залы разгоняли лишь множество крошечных лампадных огоньков и звезды, заглядывавшие с открытой галереи, тянувшейся по левую руку от Нефритового Трона. Женская половина зала, скрытая за белоснежными ширмами, тоже была пуста. Глаза Единого Правителя были закрыты, поза спокойна и расслаблена, а лицо имело то редкое выражение безмятежности, что доступно лишь тем, кто знает цену редким минутам отдыха. Легкий ветер слегка шевелил складки сапфирного одеяния, расшитого жемчужными драконами, и создавал причудливые рисунки из серых и светло-коричневых хлопьев дыма, колыхавшихся в прозрачном воздухе.
  Звонкие шаги под древними сводами удивительным образом не нарушили гармонию момента, а наоборот идеально вписались в происходящее, как нечто естественное и уже нераздельное. Смутные очертания размытой фигуры, неторопливо приближавшейся к каменной пирамиде, проступали из воздуха все отчетливее. Император открыл глаза и, все также молча, воззрился на нежданную гостью.
  Необычное одеяние, представлявшее собой переплетение обсидиановых пластин, тонких шнуров и кровавого атласа, открыто и в тоже время непринужденно подчеркивало каждую черту идеального тела кумицо. Черные волосы оборотня, стянутые в строгий "хвост", были пропущены через кольцо из красного золота. Крупные рубины ярко сверкали в серьгах и в ожерелье, что обрамляло лебединую шею Старшей Сестры. Длинные тонкие пальцы, оплетенные рисунком из хны, заканчивались чуть скривленными черными когтями, пугающе и идеально сочетавшимися с антрацитовой улыбкой демона.
  Поднявшись со своего места, медленно и с достоинством, человек в синих одеждах двинулся навстречу легендарной мерзости, спускаясь по ступеням властной походкой, в которой не было ни капли гордыни или излишнего самолюбования. Они встретились ровно посередине, как если бы дело происходило на сцене театра, и актеры предстали бы перед зрителями в момент кульминации.
  - Что с моими людьми? - свой вопрос Император задал сухим бесстрастным голосом.
  Тяжелый взгляд Единого Правителя был устремлен в глубины темных раскосых глаз без всякого страха и смятения.
  - Они видят самые прекрасные сны в своей жизни, - томно протянула кумицо.
  - И что же дальше?
  - Зависит от тебя, владыка смертных.
  - Все и всегда зависит от меня, ты не открыла мне великой тайны, демон.
  Странно, но безразличие Императора было столь полным и естественным, что это всерьез смутило предводительницу лисиц-перевертышей. И как ни старалась Старшая Сестра теперь уверить себя в том, что по-прежнему контролирует ситуацию, но зыбкое чувство неправильности происходящего не покидало больше кумицо ни на мгновение.
  - Ваш план рассыпается вновь, как дом, лишенный фундамента, - Единый Правитель не насмехался над ней, лишь констатировал факты. - Как странно, наверное, понимать, что всего один случайный человек, оказавшийся не там и не тогда, способен наносить столь страшный вред снова и снова.
  - Да, этот мальчик и вправду хорош. Даже излишне хорош для того, кто оказался просто "случайным человеком не там и не тогда".
  - И он не случаен, - губы Императора впервые дернулись в неком слабом подобии улыбки. - Он суть и воплощение того, с чем вам приходится бороться. Того, чему вы, по своей гордыни или незнанию, бросили столь откровенный вызов.
  - Так же, как и ты, хотя и в гораздо меньшей мере...
  На лице Императора появилась легкая тень удрученности.
  - И это все, что вы надумали? Пошатнуть Империю через смерть ее государя?
  - Чтобы восстановить нужный нам паритет на краткий период времени этого будет достаточно, - золотые искры на черной эмали засияли заметно ярче. - Трагичная весть о внезапной кончине Избранника Неба настигнет Закатную армию уже в походе. Будь у тебя прямой наследник, о нем бы тоже пришлось позаботиться, но так... Знать Хэйан-кё и чиновники не скоро поделят власть и возведут на Нефритовый Престол нового живого бога. И этой заминки нам хватит с лихвою.
  - Империя не падет так просто, - мысль о собственной смерти, похоже, ничуть не заботила Императора. - К чему бы вы ни готовились, Единое Государство Хэй все равно выдержит любые испытания и сокрушит своих врагов. Со мною или без меня - не имеет значения. Ведь я всего лишь одно из множеств физических воплощений Империи.
  - Надейся на то, что большая часть твоих поданных думает точно также.
  В любом случае, эту беседу уже давно пора было закончить. В компании человека, оказавшегося одним из тех немногих, на кого демонические чары кумицо не могли произвести ни малейшего впечатления, Старшая Сестра ощущала себя слишком уж неуютно. Черный коготь скользнул грациозно вверх, чтобы оставить на шее владыки Империи крохотную царапину, но внезапно уперся во что-то упругое и незримое. Не подавая виду, кумицо попыталась надавить сильнее, но все та же неведомая преграда на этот раз с силой отшвырнула ее руку в сторону.
  - Забавно, - безразлично отметил Единый Правитель.
  Не понимая, что происходит, демоническая лисица сделал неуверенный шаг назад. Тонкие темные росчерки, обильно покрывавшие пол, вспыхнули высоким оранжевым пламенем, разбегаясь в разные стороны и образуя причудливую магическую фигуру. Один за другим загорались знаки и странные кривые иероглифы, выведенные вдоль связующих линий и по углам гектограммы. Шестнадцатигранный участок в центре графической конструкции, где стояли демон и человек, оказался разделен вдоль центра на две относительно равные части, и Император теперь все также спокойно взирал на оборотня с другой стороны невысокого огненного барьера.
  - Здесь голос сказителя преисполняется особой гордостью, ведь речь идет о хитрости и уме самого Единого Правителя. А также, конечно, о его скромнейшем и верном слуге, исполнившем всю грязную работу, - усталый, но ядовито-насмешливый голос заставил кумицо обернуться.
  Мао Фень, глава рода Синкай и военный советник Нефритового Трона, сидел на полу у основания дальней стены почти возле самых входных дверей, привалившись бесформенной массой к одному из резных яшмовых барельефов. Толстое лицо тайпэнто было бледным и отливало болезненной зеленью, короткие усы непривычно топорщились, а щедрая поросль свежих фурункулов, покрывавших щеки и подбородки, бросалась в глаза неестественной краснотой воспалившейся кожи. Рукава дорогого суо, расшитого янтарем и самоцветами, были закатаны до локтя, обнажая пухлые волосатые руки. По-стариковски дряблые запястья Мао покрывали бесчисленные разрезы. Струйки крови все еще бежали по пальцам Феня, питая собой "основание" магической ловушки.
  - Ты?! - прорычала кумицо в бессильной ярости.
  - Неужели ты ждала кого-то другого? Я, кажется, сейчас начну ревновать, - хохотнул Мао, нахально и самоуверенно.
  - И ты, жирный колдун, всерьез надеешься удержать меня здесь? - сочетание злости, презрения и некоторой доли невольного уважения делало голос Старшей Сестры ни с чем несравнимой музыкой.
  - О, именно на это я искренне и рассчитываю, - толстяк тяжело выдохнул и, будто проваливаясь в забытье, прикрыл на секунду глаза, но тут же вернулся обратно. - Сколько бессонных ночей, сколько чернил и бумаги было истрачено на поиски этого заклинания. Нет, оно никак не может подвести меня, оно просто не имеет на это никакого морального права. Я собирал это знание по крупицам, разгребая завалы древних свитков, проводя страшные опыты и тратя бесчисленные средства. Пытки, подкуп, убийства, обещания - и все лишь ради этого короткого момента. Опозориться после такой подготовки, стало бы верхом неуважения хотя бы по отношению к нашему единственному зрителю.
  - Ты соединил разные школы и стили, - оборотень шагнула к краю барьера и провела по нему ладонью, холодное пламя слегка задрожало, но и не думало поддаваться. - Умно и находчиво, но слишком хрупко!
  Когти кумицо резко вошли в пламенную стену, но в следующую секунду дворцовую залу огласил непередаваемый вопль боли. Старшая Сестра пораженно и с ужасом глядела на свою кисть, обгоревшую до самой кости, а тайпэнто хрипло расхохотался, с заметным трудом не срываясь на кашель.
  - Прости, забыл предупредить. Кое-каких элементов мне все же не удалось отыскать, да и "скобы", как ты заметила, были не очень прочны. Поэтому я добавил немного своих финтифлюшек. Ничего особенного. Так, фантазия на вольную тему.
  Взор Мао сумел сфокусироваться чуть сильнее, и во множестве мест по всей гектограмме особенно ярко налились багровым сиянием какие-то знаки и символы. Кумицо всматривалась в них заворожено и как-то потеряно. Злое шипение, что раздалось затем, стало для Феня ответом на вопрос, поняла ли демон то, что увидела.
  - Но это все было еще не так уж и сложно, - самодовольно заметил Синкай. - А вот заманить главного тайного врага Нефритового Престола сюда и именно сейчас, в такую редкую ночь, это стоило великих усилий. Но спасибо нашему Ли, свою роль он сыграл безупречно. После выходки Мори, я разогнал монахов и лично занимался возведением защиты вокруг Золотого Дворца. Так что, можешь уже догадаться, та "брешь", что вы обнаружили, появилась совсем неслучайно. Пришлось постараться, чтобы внутрь смогло проникнуть лишь одно существо с достаточным уровнем силы. Хотя был, конечно же, риск, что "заплатка" окажется слишком уж прочной. Равно как и наоборот, - Фень демонстративно посмотрел влево, затем вправо. - Кстати, я до сих пор надеюсь, что не ошибся, а то встреча с еще парой твоих сестер может закончиться для меня довольно печально. Я рассчитывал также на то, что упустить представившуюся возможность покончить с моим повелителем, ты не сумеешь. Кумицо должна оставаться кумицо, и желание рисковать играет на ваших мотивах всегда и везде.
  - Будь ты проклят! - резко пролаяла демон, и точеные черты ее лица уже совсем не казались такими прекрасными, как еще совсем недавно.
  - Уже, - булькнул Мао. - И не раз.
  - Каждый, кто выступает против Единого Государства, будет повержен. Теперь ты сама убедилась в справедливости этих слов, - Император все с тем же безразличием отвернулся от гостьи и зашагал обратно к нефритовой пирамиде.
  Несколько долгих мгновений Старшая Сестра продолжала всматриваться в спину повелителя имперской нации, но когда он замер, ее взгляд быстро переметнулся на Мао Феня, а затем обратно. Чувственные алые губы вновь растянулись в улыбке, обнажая отточенный антрацит. Молчание длилось недолго.
  - Выпусти меня, - в императорском тоне появилась едва заметная тень раздражения.
  - А зачем? - все в той же наглой манере спросил тайпэнто Синкай.
  - Не время для глупых шуток, - теперь в этот безжизненный голос добавилась еще малая щепоть угрозы.
  Император обернулся к толстому заклинателю, но тот лишь продолжал улыбаться с нахальным спокойствием и безмерной усталостью.
  - Не вижу ни одной причины делать этого, - поделился Мао и подмигнул кумицо. - Не для того я создавал эту ловушку и клал в нее такую приманку, чтобы потом лишить себя действительно ценного приза.
  - Ты не посмеешь...
  - Великие предки, сколько же раз за всю свою жизнь я слышал эти слова, не счесть и не вспомнить! - расхохотался толстяк, перебивая самого Императора.
  От столь вопиющей дерзости маска вселенского отрешения, что была долгие годы привычна и неизменна для Единого Правителя, дала трещину, и к неописуемому восторгу Старшей Сестры живой бог-человек громко и по-площадному выругался.
  - Вот теперь я действительно вижу перед собой ученика самого Ногая из рода Ногай, а не надменную безликую куклу,- продолжил скалиться Фень.
  С кряхтением поднявшись, тайпэнто двинулся вдоль стены, опираясь на нее плечом.
  - Вот демон, кажется, я рассек себе сухожилие на левой руке, - задумчиво произнес Мао, останавливаясь на мгновение и осматривая исполосованное запястье. - Пальцы совсем не слушаются, и еще не скоро будут.
  - Тебе не простят подобного, - Император уже вернул себе утраченный самоконтроль и обратился к Феню то ли с укоризной, то ли с разочарованием. - Аристократия, армия и сиккэн не подпустят тебя и близко к реальной власти, даже если не будут знать о твоем преступлении, которое ты, может быть, еще сумеешь списать на кумицо.
  - О, конечно, я это сумею, - кивнул тайпэнто. - Но речь не о таких мелочах. Неужели, мой повелитель, вы считаете, что я настолько наивен, алчен и глуп. Я прекрасно знаю, кто и как поведет себя после тех или иных событий. И именно поэтому я готовился к этому дню годами, как я уже пояснил это нашей прекрасной гостье. Мое "заклятье" намного сложнее, чем балаганный фокус с огненной клеткой для пронырливой лисицы. И куда больше места в нем занимают не тайные искусства, а такие банальные вещи, как корысть, зависть, а также мои любимые жажда власти и денег. Надежные люди давно уже заняли полагающиеся им и нужные мне места, оставалось лишь взять на себя всю самую грязную работу, на которую многие из них не решились бы никогда. Ведь многие из них на самом деле очень любят Империю, и никогда бы не решились на подобное преступление. Что уж тут поделать?
  - Они любят Империю, которую ты предаешь.
  - Нет, все не так банально, - Мао замер в том месте, что было размечено по-особому, и располагалось совсем рядом с главным сегментом магической фигуры. - Ведь я тоже очень люблю нашу великую Империю. Просто у меня есть несколько предложений по ее улучшению и рационализации, которые, я боюсь, не найдут одобрения ни у Всесильного Тэна, ни у вас, Великий Владыка.
  - Ты делаешь правильный выбор, - в этих словах Старшей Сестры уже не было ничего, кроме лишь восхищения. - Приняв наш дар и нашу поддержку, ты станешь тем, кого уже никто не сможет остановить. Богатства, сила и власть должны принадлежать достойному, и я буду рада принять поддержку такого союзника.
  Хохот главы рода Синкай не дал кумицо закончить.
  - Неужели, большинство таких идиотов как Мори и вправду ведется на эту чушь, - отсмеявшись, Мао вытер глаза руками, оставляя при этом на щеках розовые разводы. - Спасибо, но нет. Я уж как-нибудь сам разберусь со своим гонораром.
  - У тебя еще есть возможность одуматься, - с нажимом сказал Император.
  - Вы все равно прикажете убить меня после этого, - пожал плечами толстяк. - Так что, простите, мой повелитель, не вижу для этого никакого резона.
  - Подумай, я ведь могу дать тебе гораздо больше, чем кто-либо еще! - голос кумицо, бархатистый и мягкий, ласкал и звал за собой.
  - Да неужели? - насмешливо фыркнул Фень. - Знаешь, я часто смотрюсь в зеркала, и то, что я вижу там, действует весьма отрезвляюще. Я не тот, кому ты бы могла подарить настоящее чувство, а ты совсем не та, в искренность кого я сумел бы поверить. У меня завышенная самооценка, но не настолько.
  С трудом наклонившись, толстяк начертил окровавленным ногтем еще один символ над "узлом" из лучей, разбегавшихся в разные стороны. Разогнувшись, он еще раз взглянул на своих оппонентов - ни один из них так до конца и не верил в происходящее.
  - Что ж, вы были противниками достойными честного боя. Жаль только я слишком циничен, чтобы безвозмездно преподнести вам подобный подарок.
  Негнущиеся пальцы переплелись в сложный знак, и в глазах тайпэнто Синкай отразилось все буйство стихии огня, завертевшегося страшным вихрем посреди тронного зала. В глубинах жирного пламени, достигавшего высокого потолка, стремительно начали таять две изломанных черных фигуры.
  
  
  Глава 17.
  
  Лето всегда уходило из южных провинций медленно и как-то неохотно. Деревья подолгу щеголяли сочной зеленью листьев, а бесчисленные озера и запруды кишели перелетными птицами, становившимися в это время года главной добычей охотников и неизменным блюдом даже на самом бедном крестьянском столе. В дневные часы на улицах городов и деревень по-прежнему властвовал жаркий зной, но после заката его уже уверенно сменял собой обжигающий осенний холод.
  Большая группа людей, пробиравшихся посреди ночи по парку крепости Юэ-сэн, и очень старавшихся делать это как можно незаметнее, медленно приближалась к гостевым домам. Несмотря на строжайший запрет разговоров, за спиной у старшего пристава Ву периодически раздавались негромкие, но весьма красочные ругательства, адресованные ночной прохладе и "слепым копытным", умудрявшимся поминутно наступать на пятки впередиидущим. Гневное шипение Ву-Мина позволяло на некоторое время восстановить порядок, но вскоре все вновь начиналось сначала.
  Низкие дождевые облака все плотнее затягивали звездное небо, и к намеченной цели отряд вышел практически в полной темноте. Быстро рассыпавшись на небольшие группы между деревьев, подступавших к открытому пространству, на котором располагался дом, люди замерли в ожидании. Спустя какое-то время от стены здания отделилась невысокая фигура и семенящим шагом проскочила через поляну в сторону затаившихся бойцов.
  - Что? - резко выдохнул Ву, выходя первым навстречу вновь прибывшему.
  Пожилой слуга поспешно склонился в поклоне, чуть ли не складываясь при этом пополам, и начал быстро шептать, умудряясь даже сейчас добавлять в голос отчетливые нотки почтительности и благоговения.
  - Все там, высокочтимый. Тайпэн Хань и оба его демона в центральных комнатах. Слуги спят в задних помещениях. Из охраны только четверо воинов рода Юэ, но им, как ты и велел, я добавил в вечернюю трапезу сонного зелья, и они более не опасны. Другой свиты с предателем-дзи больше нет.
  - А эти тиданьские шакалы?
  - Оба в доме, высокочтимый. Старший тиун и клейменый ну-бэй пили весь вечер, и сейчас уже валяются без задних ног в пьяном дыму.
  - Степные скоты, - брезгливо сморщился Ву. - И жили по-скотски, и сдохнут также. А ты молодец, Ёками, сделал благое дело для всей нашей семьи.
  - Служение роду Юэ - честь для меня, младший хозяин, - снова согнулся в поклоне пожилой слуга.
  - Но вознагражден ты будешь не только честью, - улыбнулся пристав.
  Тугой матерчатый кошель с тихим звоном исчез за пазухой у Ёками, и Ву коротко мотнул рукой, подзывая к себе стоявших поблизости людей.
  - Просветленный, надеюсь, вы и ваши помощники готовы? - обратился потомок правителей Чжу к широколицему и довольно упитанному монаху, поверх красных одежд которого был накинут сейчас теплый походный плащ.
  - Разумеется, - искатель истины степенно кивнул своей обритой головой. - Мы с братьями все трижды проверили, у порождений подземелья не будет шансов в схватке с вашими бравыми воинами.
  - Я очень рассчитываю на вас, - сказал Ву-Мин в той же учтиво-сдержанной манере, что и монах. - Тоби, помоги просветленным занять им нужные места, и как закончишь с этим, сразу вернешься. Тогда и начнем атаку.
  Один из внучатых племянников тайпэна Ши Гханя, невысокий полноватый крепыш семнадцати лет отроду, молча, сделал призывный жест, и группа из девяти монахов, следовавших вместе с остальным отрядом, двинулась в указанном направлении, обходя гостевой дом по окружности.
  - Значит так, - собрав всех ближайших сподвижников в тесный кружок, Ву решил повторить уже не раз оговоренные детали. - Зетцу с десятком своих парней заходит со стороны чайной террасы. Тао и Котаро с солдатами войдут через дверь для прислуги, не забудьте принести мне с кухни головы этих кривоногих ублюдков. Я с оставшимися через главные двери, встречаемся в центральных комнатах. Колдуна убить без разговоров, его демонов по возможности взять живьем. Есть у меня на них кое-какие планы, - глаза старшего пристава масляно блеснули, а улыбка стала еще плотояднее. - Что говорить наутро все знают, и никаких лишних телодвижений. Гао и так будет переворачивать город вверх дном. Где искать он, конечно, догадается сразу, но если вы не дадите ему лишнего повода, то уверен он предпочтет списать все на каких-нибудь старых врагов этого предателя или вообще на лазутчиков-юнь. Пусть императорская тайная служба после этого побегает, а достать любого из нас у них, все равно, руки коротки.
  Из темноты, запнувшись о корень и выматерившись сквозь зубы, выкатился Тоби.
  - Монахи заняли свои места, сказали, что можно начинать через пару минут, что-то там нужно подготовить.
  - Не будем рисковать, - согласился Ву. - Расходимся. Сигнал к атаке - крик совы.
  Разделившись на три относительно равные группы, соратники старшего пристава отправились каждый к своей позиции. После нескольких томительных минут в ночной тишине, наконец, отчетливо прозвучал растянутый совиный "ух".
  Одним рывком преодолев расстояние, отделявшее их от крыльца, бойцы Ву-Мина, уже не пытаясь прятаться, ворвались в здание. В темных коридорах гостевого дома не было освещения, но атаковавшие прекрасно знали планировку и легко ориентировались в полумраке. Чуть задержавшись еще на крыльце, Ву благоразумно пропустил вперед себя несколько солдат, и теперь шагал следом за ними, проверяя одну комнату за другой. Шум, который производили другие группы ночных налетчиков, слышался все отчетливее. Это, конечно, могло насторожить предателя, но старший пристав уже не видел сейчас для Ханя ни одного пути к спасению.
  Позади оставалось все больше и больше пустых помещений, и отряд, возглавляемый Ву, все быстрее приближался к своей конечной цели. В центральной спальне, которую указал Ёками, не было ни одного огонька, но это не смутило нападавших. Солдаты резко раздвинули широкие двери в обе стороны и замерли на пороге, с удивлением разглядывая представшую им картину.
  На дощатом полу в центре совершенно пустой комнаты, скрестив ноги в известной позе "искателя гармонии", сидел человек, облаченный в тяжелые пластинчатые доспехи. Длинное яри с ясеневым древком и широким листовидным наконечником лежало у него на бедрах параллельно земле. Голова тайпэна Ханя, до этого момента смиренно склоненная на грудь, медленно приподнялась, обращая лицо, скрытое тенью, к вошедшим.
  - Вламываться в чужие покои без предупреждения - верх неучтивости, - от этого тихого голоса по спине у Ву вдруг быстро побежали капли холодного пота. Предатель-дзи не хранил бесстрастного тона, наоборот, он откровенного радовался в предвкушении чего-то, о чем старшему приставу совсем не хотелось думать. - Однако еще куда большей неучтивостью было то, что вы заставили нас так долго ждать этого визита.
  - Убейте его! - вырвалось у потомка Юэ против собственной воли.
  Воины бросились в атаку, но черная тень, метнувшаяся к ним наперерез из ближнего угла, срубила две первых рослых фигуры, безмолвно рухнувших на лакированный паркет. Тайпэн Хань был уже на ногах, и кавалерийское копье, хищно свистнув, пронзило грудь третьего нападавшего. Движения Ли были настолько стремительными, что на мгновение очертания его тела, и без того нечеткие в темноте, стали каким-то смазанными. Убитый родовой воин только начал поднимать свой клинок для защиты, когда окровавленный наконечник уже вышел между его лопаток, легко пройдя через кости, плоть и два слоя усиленных кожаных доспехов.
  - Да убейте же его! - в голосе у Ву прорезались истеричные нотки.
  Но теперь отдавать приказы было уже окончательно поздно. Несмотря на то, что между приставом и ближайшим демоном еще был заслон из нескольких бойцов, схватка вспыхнула сразу со всех сторон. Кем были защитники Ханя, призванными тварями подземелий или обычными людьми, понять было сложно, но драться они умели, не уступая ни в чем ни наемникам Ву, ни потомственным солдатам правящего семейства провинции Чжу. На чьей стороне был численный перевес, сейчас не играло роли, а темнота и всеобщее смятение играли на руку только тварям предателя-дзи.
  Действуя интуитивно и как-то механически, Ву-Мин отбил атаку одной из неясных фигур и обратным ударом подсек нападавшему ногу, услышав вполне человеческий стон. Это факт неожиданно сильно обрадовал пристава и придал ему былой уверенности. Юэ быстро отскочил назад и влево, в тот самый коридор, который должен был вывести его навстречу отряду Тао, шедшему со стороны поварни.
  - За мной! Отходим!
  Ву едва не споткнулся. Приказ, раздавшийся в темноте у него за спиной откуда-то совсем с другой стороны, был отдан голосом самого старшего пристава. Навыки солдат, отточенные годами тренировок до состояния рефлексов, сработали так, как и рассчитывал неизвестный, и вместо единственного надежного пути отступления, бойцы дома Юэ ринулись в расставленную ловушку. Броситься за ними следом, чтобы остановить, старший пристав уже не успел. Еще один неизвестный выскочил навстречу Ву, и тяжелый клинок в руках у наследника монаха-царя завертелся, привычно "раскачивая" защиту врага. Всего пара обманных финтов, и противник повалился на пол, к немалому удивлению самого нападавшего, и пристав, не обращая внимания на крики за спиной, вновь побежал по коридору.
  О том, что дела второго отряда обстоят также неважно, как и у его людей, Ву-Мин понял еще у дверей поварни. Из-за стены, что отделяла комнаты прислуги от главных комнат, слышались отчетливые звуки битвы, и пристав предпочел повернуть в сторону чайной террасы, искренне надеясь, что хотя бы у Зетцу не возникло серьезных проблем.
  Надежды были тщетны, тела троюродного брата и его головорезов Ву обнаружил в трапезной, что использовалась для церемониальных целей в зимнее время. Остатки отряда сражались уже на улице, пятеро бойцов, кое-кто явно раненый, отбивались от троицы нападавших. Однако, вид нормального "живого врага" заставил Ву лишь еще крепче сжать рукоять меча, так похожего на тот, что носил тайпэн Ши Гхань. Ведь кроме всего прочего, старший пристав прекрасно узнал двоих мужчин, что сражались спиной к нему с последними воинами Зетцу.
  
  В это же самое время в центральной спальне, оставленной Ву, продолжалось странное сражение смутных теней. Тайпэн Хань отражал атаки врагов, не покидая центра комнаты, а быстрые удары его яри все больше напоминали броски сиртакской кобры, если бы не та чудовищная сокрушающая сила, что скрывалась за каждым из них.
  Тоби Юэ еще в самом начале схватки, повинуясь какому-то инстинкту, укрылся в том самом углу, откуда возникла первая демоническая тень, и теперь напряженно следил со своей практически незаметной позиции за тем, как предатель, проклятый предками, убивает все новых и новых верных сынов народа чжу. Вокруг Ли Ханя уже лежало пять тел, не считая тех, кто погиб в самом начале, и не похоже было на то, что у оставшихся на ногах есть шансы переломить ситуацию. Поблизости слышался перезвон других клинков и хищное шипение ручных чудовищ проклятого заклинателя.
  Массивный кинжал кита-хэ, лезвие которого изгибалось вниз, был создан специально, для того, чтобы поражать врагов, защищенных доспехами, при помощи обходного удара в шею или под ребра. Тоби прихватил его с собой совершенно случайно, но сейчас вовсю благодарил предков за свою предусмотрительность. Он выжидал удобного момента уже несколько минут, и когда Хань наконец, обернулся к нему спиной, чтобы отбросить к стене нового противника, юный Юэ беззвучно бросился в атаку. Он уже замахнулся, метя тайпэну в плечо, так чтобы лезвие, скользнув по пластине, ушло бы в кадык по самую рукоять, но Хань, словно почуяв опасность, ударил торцом окованного древка назад, угодив Тоби в живот.
  Прежде чем молодой энь успел прейти в себя, вассал Императора крутнулся на одном месте, выполнив идеальный разворот, который Тоби под руководством своего боевого наставника так и не смог освоить, и наконечник яри выбил кинжал из его руки. Вскрикнуть от боли Тоби так и не смог, поскольку от открывшегося зрелища все звуки так и застыли у него в горле. Из-под низко надвинутого шлема на Тоби с дикой звериной яростью взирали глаза, страшнее которых он не смог бы себе представить. Вытянутые зрачки Ли Ханя, похожие на рисовые зерна, обрамляла темно-медовая радужка, отчетливо испускавшая яркий золотистый свет. Покачнувшись на враз подкосившихся ногах, Тоби рухнул навзничь, успев в последний момент со стыдом осознать, что он не ранен и не убит, а просто лишился чувств.
  
  Смазанное движение справа Эчжин сумел заметить в последний момент и, быстро развернувшись, успел блокировать удар тяжелого клинка. Сабля тиданя и меч старшего пристава с лязгом скрестились, и лица противников оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
  - Как это любезно, что вы заглянули, младший хозяин, - ключник с кривой усмешкой поприветствовал Ву.
  Юэ в ответ разразился проклятьем.
  - Вшивая предательская порода, - прорычал Ву-Мин, начиная новую атаку.
  - Уж какие есть, - отозвался тиун все с той же издевкой.
  Несмотря на годы, проведенные при дворе Юэ-сэн в качестве распорядителя, боевые навыки, прививавшиеся любому кочевнику с детства, не стерлись из памяти ключника. Да и поддерживать себя в форме, Эчжин всегда считал необходимым, благо имел пред глазами не один пример того, во что может превратиться человек, поддавшийся соблазнам легкой жизни, неотягощенной физическим трудом. Тренировки с оружие тиун старался устаивать себе регулярно, и сабля в потертых ножнах, оставшаяся единственной памятью о родном кочевье, лежала в его руке как влитая. Так что, Ву-Мин, рассчитывавший на быстрое завершение поединка, оказался весьма удивлен, притом довольно неприятно.
  Эчжин не блистал мастерством и не владел каким-то утонченным стилем, но его способностей было вполне достаточно, чтобы отбивать атаки Ву, не допуская ошибок и заставляя старшего пристава лишь зло скрежетать зубами. Однако чем дольше длилась эта схватка, тем собраннее и спокойнее становился противник тиданя, и в этом для него уже не было ничего хорошего. После очередной атаки пристав, воспользовавшись заминкой Эчжина, выдернул из пояса длинный кинжал с вытянутым шиловидным лезвием. В момент следующего удара Ву сделал шаг влево, запутанно переплетая клинки между собой, и резко дернул руку от себя и вниз, вырывая саблю из пальцев тиуна.
  "Вырывание жала", знаменитый прием легендарной Йотоки Юэ, предназначенный для того, чтобы обезоружить противника, ее потомок освоил в совершенстве. Вот только оглушающий удар, который должен был замыкать комбинацию, Ву предпочел заменить на нечто более практичное, но его мнению. Каленый стилет без труда пробил стеганный кафтан Эчжина, оставив в боку у тиданя глубокую рану. Продолжая начатое движение, предводитель мстителей толкнул ключника плечом в грудь, опрокидывая того на землю возле помоста высокой террасы, и привычно замахнулся для добивающего удара. Но в последний момент старшему приставу резко пришлось переменить свои планы. Клинок с клеймом мастера Хона, лучшего оружейника Таури, едва не рассек голову Ву, и лишь чудом Юэ умудрился за какой-то миг до неизбежного отвести отточенную полосу стали от своего лица.
  - Собачье племя! - рявкнул чиновник, отбрасывая нового врага в сторону от себя.
  - Лучше так, чем выродки, от спеси, наглости и глупости которых рыдают навзрыд их собственные предки, - холодно без тени улыбки бросил в ответ Удей.
  - Степной шакал! - глаза Ву-Мина начали наливаться кровью. - Я заставлю тебя сожрать язык, которым ты это сказал!
  - Попробуй,.. бывший хозяин!
  Старший пристав обрушился на спутника Ли с настолько неистовой бешеной яростью, что Удей всерьез пожалел о своем решении раздразнить врага. Хотя с другой стороны, не было более действенного способа отвлечь Юэ от раненного Эчжина, чем этот. В отличие от названного брата Удей был облачен в доспехи манеритского нойона, так что шансов на победу у него было гораздо больше, да и практического опыта в рукопашных схватках тиданю было не занимать. Ву-Мин, впрочем, тоже имел блестящую подготовку. И к тому же, как вскоре убедился Удей, он не забыл надеть под свою серую неприметную куртку удобную катабира с двойным плетением.
  Третий соратник тиданей еще сражался с двумя последними воинами Зетцу, а парк вокруг дома осветился множеством фонарей, но Ву уже не обращал на это внимания. Бой грозил затянуться, и один из противников решил рискнуть. Удей позволил приставу перехватить свой клинок так же, как тот недавно проделал это с саблей Эчжина, но в тот момент, когда оружие вылетело у степняка из рук, и Ву шагнул вперед, чтобы ударить врага кинжалом, колено тиданя врезалось приставу в пах. Чиновник взвыл и, прокусив насквозь нижнюю губу, упал на колени, роняя свой меч в траву. Кулак в латной перчатке выбил Ву-Мину четыре передних зуба и опрокинул на спину. Железные набойки на щегольских сапогах Юэ на мгновение блеснули в воздухе в свете приближающихся огней.
  - Хороший прием, - услышал Удей насмешливый голос Ка"исс.
  Разведчица-хшмин как раз закончила с оставшимися мстителями и теперь, стоя на краю поляны, вытирала кровь с лезвия даканя, одновременно хитро улыбаясь и наблюдая за представившейся ей картиной.
  - Видел во время одного поединка тайпэнов, - ответил Удей с такой же ухмылкой. - Пару лет назад, в Ланьчжоу.
  - Научишь потом.
  - Обязательно.
  Хриплое ругательство со стороны террасы заставил лицо тиданя перемениться, и, шепнув беззвучно губами "брат", денщик Ли Ханя бросился к раненному ну-бэй.
  
  Раненых и пленных люди К"си Ёнг собрали возле крыльца гостевого дома. Туда же вскоре пригнали десяток монахов, разбежавшихся было по парку. Несколько разведчиков, имевших навыки полевых лекарей, уже занимались пострадавшими, в том числе и Эчжином. Кучка мстителей со связанными за спиной руками сидела на траве с угрюмым видом под присмотром кумицо. Фуёко с интересом вертела в руках защитные амулеты, снятые с тел некоторых убитых, и периодически, бросая многозначительные взгляды на бойцов Ву-Мина, с демонстративной легкостью размалывала трофейные украшения в бронзовую пыль усилиями одних лишь пальцев. Храбрости у пленников от этого зрелища явно не прибавлялось, но по-настоящему их стало колотить, когда из приоткрытых дверей в сопровождении Такаты появился тайпэн Ли Хань.
  Обменявшись кивками с кумицо, вассал Императора сразу направился к замершей фигуре Удея. Услышав шаги хозяина, тидань обернулся.
  - Как он?
  - Лучше, чем могло бы быть, - с притворным спокойствием ответил степняк. - Если внутреннее кровотечение вновь не откроется, то травники поставят его на ноги за три-четыре недели. У старшего пристава был при себе флакон. Сильный яд, даже алхимик Ёнг удивился. Совсем нечета тому, которым меня когда-то травили карабакуру. Если бы Ву успел смазать лезвия...
  Говорить до конца Удею было не нужно, Ли и так прекрасно понял его. Тайпэн изначально был против участия Эчжина в засаде на каких-либо активных ролях, прекрасно осознавая, что тиун будет самой уязвимой целью для воинов Юэ. Но братья-тидани были неумолимы в своем желании выйти на бой плечом к плечу, и в конечном итоге Ли все-таки дал себя уговорить. О чем и жалел сейчас больше всего. Удей считал виноватым в случившемся только себя, но Хань совершенно не собирался давать ему возможность единолично взвалить на свои плечи всю ответственность.
  - Надо было тебя послушать, а я...
  - Брось, все живы и ничего страшного не случилось. А в следующий раз я просто отдам приказ, и больше не буду поддаваться на слезные уговоры.
  - Слезные? - хмыкнул Удей. - Ну, это ты перегнул.
  - Если и так, то ненамного. Уверен, что семья Юэ будет готова потратить любые средства, лишь бы здоровье их верного слуги восстановилось, как можно быстрее.
  - Пусть только попробуют как-то иначе, - согласился тидань.
  Убедившись, что с другом теперь все будет в порядке, Ли обратился к Ка"исс, стоявшей здесь же и делавшей вид, что ее совсем не интересует их разговор.
  - Как все прошло?
  - Никаких трудностей, - откликнулась хшмин. - Выловили всех. С нашей стороны всего один раненый. Монах сломал ему руку, - разведчица смущенно пожала плечами, словно извиняясь, - бывший сохэй.
  - Отрадно слышать, я боялся, что Ву оставит резерв за пределами дома.
  - У него было не так много людей, а вот ваш трюк, - глаза Ка"исс азартно сверкнули. - Заставить заговорщиков драться между собой, было блестящей идеей. Такой фокус был бы весьма полезен в моей работе.
  - Боюсь, реализовать это будет не так-то просто, - Ли посмотрел через плечо на Фуёко, и оборотень, явно ожидавшая этого момента, тут же приняла горделивую позу. - Для этого вам понадобится, по меньшей мере, настоящий мастер иллюзий.
  - И пара демонов, чтобы довершить кавардак, - добавила Таката с прохладной ноткой ревности. - Настоящих боевых демонов.
  Свои последние слова къёкецуки сопроводила недвусмысленны жестом, положив руку на плечо императорскому тайпэну. Ли постарался сделать вид, что ничего такого не замечает, Удей саркастически хмыкнул, а Ка"исс кивнула с предельно серьезным видом.
  - Жаль. Моя наставница была бы, конечно, рада получить возможность проводить такие... представления, но я все равно передам ей все ваши рекомендации.
  - Будем рады быть полезны военной разведке и впредь, - улыбнулась Таката и, перехватив косой взгляд Ли Ханя, тут же постаралась сделать свой оскал чуть более милым и дружелюбным.
  - Кстати, по поводу нападавших. Уже выяснили кто они?
  - Кроме родовых солдат и самих представителей семьи Юэ, - хшмин посмотрела в сторону дверей, из которых разведчики начали вытаскивать первые тела, - здесь где-то с десяток наемников торгового дома Гжень, несколько непосредственных подчиненных Ву и около дюжины молодых парней из окружения Зетцу Юэ. Об этом парне, оказывается, по Циндао уже давно ходили слухи, что его ближники собирают мзду с богатых лавок в верхнем городе, но против сына императорского судьи никто не посмел выдвинуть обвинений. А еще у двоих убитых из группы Зетцу мы нашли вот это.
  Хшмин протянула Ли тонкую цепочку, на которой висела половинка монеты со сложным разломом, и споротые откуда-то маленькие кружочки из белого льна. На чистом полотне были хорошо заметены простые квадраты, выведенные черной краской.
  - Ётёкабу, - презрительно прошипела Таката.
  - Они самые, - согласился Ли, взвешивая находки на ладони.
  - Ву знал, где искать сторонников, - Удею оставалось лишь удрученно вздохнуть.
  - Иногда бывает полезно вспомнить, что вокруг тебя не только друзья и товарищи, - как ни странно, сведения, собранные Ка"исс, совсем не расстроили Ханя. - Выходит, даже Гжень никак не могут простить мне былые обиды.
  - Эти наглые торгаши, наверняка, будут теперь все отрицать. Скажут, что наемники действовали по собственному усмотрению, - по лицу къёкецуки было прекрасно видно, что она обо всем этом думает. - Может, нанесем им радушный ответный визит сразу еще до утра, не откладывая на потом?
  - Это уж обязательно, - кивнул Ли, и в глазах его спутницы загорелись кровавые искры. - Но сначала Юэ. В лагерь уже послали?
  - Да, - кивнула Ка"исс. - Через час они будут здесь.
  - Тогда займемся насущной проблемой, точнее остатками оной.
  Старшего пристава разведчики изначально отсадили отдельно от других пленных, оставив под караулом на другом конце чайной террасы. Несмотря на то, что тонкие губы Ву были полностью разбиты в кровь, а он сам лишился почти всех передних зубов, глава заговорщиков держался со своей привычной горделивой дерзостью, и появление рядом Ли ничуть не смутило его.
  - Радуйся очередному триумфу, ублюдок, - прошепелявил Юэ, надменно глядя куда-то в сторону. - Твоя радость будет недолгой. Наш род нельзя запугать, и тебе еще только предстоит понять, с кем именно ты решил скрестить свой клинок.
  - Ты напал на императорского тайпэна, Ву-Мин.
  Та холодная беспристрастность и безразличие, с которым прозвучали последние слова, заставили чиновника вздрогнуть и обернуться. К"си Ёнг, облаченная в наборный доспех из вороненых пластин, появилась из темноты и замерла рядом с Ханем. В глазах главы военной разведки, устремленных на Ву, не было никаких эмоций, и от этого "пустого" взгляда даже тайпэн невольно поежился, хотя уловил его лишь вскользь. Обычно так смотрят нам незнакомое мертвое тело, на бесполезный предмет, валяющийся у дороги, но никак не на живого человека, и, похоже, что пристав осознал все это также кристально ясно, как и Ли Хань.
  - Ты - слуга Императора, посмевший открыто посягнуть на жизнь одного из вассалов Нефритового Престола, и от того твое преступление вдвойне непростительно. Ты умрешь. Болезненно и страшно.
  - Как и положено любому, кто решается на нечто подобное, - подтвердил тайпэн Васато Вань, присоединяясь к присутствующим.
  Несмотря на то, что Васато не был посвящен в планы ночной засады, послать за ним в соседний гостевой дом не составило большого труда. То, что именно здесь произошло, тайпэну стало ясно еще по дороге.
  - Смерть за правое дело и свои убеждения - достойная смерть для любого разумного человека, - пришептывая, выдавил через силу Ву-Мин, хотя было заметно, что пристава начала бить крупная дрожь.
  - Но только разумного, - как ножом отрезала К"си, не дав Юэ закончить свою мысль.
  - У меня есть к вам просьба, - обратился к разведчице Ли, не отводя взгляда от Ву и стараясь скопировать безразличный тон и интонацию Ёнг.
  - Какого характера?
  - В иной ситуации, я обязательно настоял бы на том, чтобы отдать этого человека своим верным помощницам, - глаза Ву начали округляться, а выражение лица менялось, не в силах выбрать что-то одно между неверием, страхом и злобой. - Но я понимаю, что он понадобится вам... в первоначальном виде для всех... официальных процессов.
  Ёнг смотрела на Ханя пристально, слушая, но не перебивая. Васато морщился, не скрывая, что подоплека просьбы ему уже не нравится, но тоже молчал.
  - Поэтому, если это будет возможно, я хотел бы забрать... его дух.
  Пристав отшатнулся от Ли, как будто кто-то наотмашь ударил его по лицу. Тайпэн Вань явно через силу выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, а глава военной разведки несколько настороженно уточнила:
  - Дух?
  - Вряд ли кто-то станет претендовать на призрак предателя и клятвопреступника, - без всякого смущения объяснил вассал Императора. - Зато у меня на этот товар найдется свой заинтересованный... покупатель.
  - Думаю, с этим не возникнет трудностей, - наконец, ответила Ёнг после пары секунд задумчивого молчания.
  Для Ву это стало последней каплей.
  - Нет! Вы не посмеете! Заключать сделки с этой мразью, якшающейся с подземной мерзостью и еще бравирующей этим! Империя стоит на крови и костях наших предков, отдавших жизни в борьбе с такими отродьями, как этот поганый ведьмак! Каковы бы ни были мои преступления, направленные против этого гнусного колдуна, они и в подметки не годятся тому кощунству, на которое вы соглашаетесь сейчас!
  Вопли Юэ имели бы более весомое звучание, если бы не истеричные визгливые нотки, проскальзывавшие в них время от времени. Вань, послушав немного, отступил на полшага в сторону и брезгливо отвернулся от старшего пристава. К"си Ёнг все также безучастно вновь посмотрела на пленника.
  - Для Империи ты уже мертв, Ву. Какая разница, что станет дальше с твоей душой? После той смерти, что будет уготована за твое преступление, тебе не найдется места ни на осях вечного колеса, ни в пантеоне всеведущих предков. А для меня твоя душа точно не имеет ценности, как и ты сам.
  - Но зато у меня при себе есть особые сведения, каких нет у других! - выбросил свой последний козырь Ву-Мин.
  - И они достаточно ценны?
  - Обещай, что не отдашь меня этой кровожадной твари, и Всевидящее Око узнает самое невозможное о том, что творится в Циндао и Юэ-сэн!
  - Мы уже достигли договоренности, - раздраженно поджал губы Ли.
  - Сделка с демоном, - чуть слышно пробормотал Васато.
  - При всем уважении, благо Империи гораздо ценнее вашей мести. Если информация этого человека будет иметь ту стоимость, которую он обещает, то вам в своих ритуалах придется все же обойтись без его духовной сущности, - К"си Ёнг отклонила протест Ханя тоном, нетерпящим возражений.
  - Я это запомню, - с толикой угрозы пообещал тайпэн.
  - Убирайся, ублюдок! - злорадно прошипел Ву-Мин. - Хвала Империи, еще не все на этом свете творится по твоему желанию.
  Разведчики увели старшего пристава и остальных пленных обратно в дом. Тайпэны и спутники Ли в ожидании расположились в плетеных креслах на чайной террасе. К"си Ёнг вернулась к ним уже через несколько минут.
  - Ву поет соловьем, - былое безразличие разведчицы сменилось задорной улыбкой. - Он и вправду сильно испугался, раз решил выдать все грязные секреты правителей Чжу. Вряд ли удалось бы расколоть его так быстро без этого маленького представления.
  - Во мне погиб талантливый актер! Так, во всяком случае, уверял мой дед, после того как я в очередной раз умудрялся избегнуть заслуженного наказания, - похвастался Васато.
  - Напомните, чтобы я как-нибудь обязательно узнала все подробности, - улыбнулась полководцу кумицо.
  - Непременно, - заверил оборотня Вань.
  - Вам теперь будет, на что опираться в разговоре со старшими рода Юэ, - напомнила Ёнг, присаживаясь к остальным.
  - Я надеюсь, что это событие не примет той пагубной формы, когда у нас уже не будет пути назад, - откликнулся Ли, обдумывая предстоящую беседу с Ши Гханем.
  - Свержение правящего рода народной любви простых чжу тебе точно не принесет, - согласилась Таката. - К тому же тебе не хватит ума и наглости попытаться сразу занять их место, а ведь достаточно было бы намекнуть этому вашему всемогущему Тэну, что после столь успешной компании против Юнь, он кое-что должен...
  - Тебе захотелось осесть в этом месте? - удивилась Фуёко.
  - А чем оно, по-твоему, хуже других? Приличный замок, ухоженный город, богатая земля, послушные сочные крестьяне...
  - Обозленные купцы, недовольные чиновники и судьи, многочисленное духовенство, самые знаменитые семейства алхимиков-отравителей, - продолжила со смехом кумицо. - А еще эта местная кухня! Разве о ней можно забыть?!
  - Да, последний довод действительно самый весомый, - нехотя согласилась Таката. - Если со всем остальным еще как-то можно было бы справиться, то против обжаренных личинок короеда или сырых нечищеных окуней, фаршированных кислыми водорослями, нам противопоставить будет нечего.
  Под дружный смех на террасу незаметно поднялась Ка"исс.
  - Ожидаемые вами гости из лагеря прибыли. Дзито Гао уже тоже здесь, а тайпэн Гхань просил передать, что выражает свою крайнюю степень раздражения в связи с тем, что в саду его родового замка происходят некие события, о которых ему ничего не сообщают, и не допускают его людей по "какой-то надуманной причине", - сообщила хшмин всем присутствующим.
  - Боюсь, ему не понравятся ответы на вопросы, которые он так жаждет узнать, - зло усмехнулся Васато, - но с другой стороны, он будет сам виноват... Во всём.
  - Один шанс у него все-таки будет, - Ли поднялся со своего места и глянул в сторону массивной фигуры, приближавшейся в темноте к гостевому дому по каменистой дорожке парка в сопровождении нескольких солдат. - Но только один.
  
  Распахнув с громким стуком тяжелые двери, в малую приемную передних покоев вишневым вихрем ворвался тайпэн Ши Гхань. Гость, дожидавшийся главу рода Юэ, наблюдал за резкой вспышкой "монаршей" ярости с легкой усмешкой и некоторым беспокойством. Ши несколько раз обошел комнату, обрушивая удары могучих кулаков на ни в чем не повинную мебель и лакированные стенные панели, и, наконец, выдохнувшись, остановился в дальнем углу возле отлитой из стали статуи первого монаха-царя. Улыбка визитера стала чуть мягче, а скорлупа северного ореха, зажатого в его ладони, отчетливо скрипнула, разламываясь на множество осколков. Дождавшись, когда Гхань восстановит дыхание и окончательно придет в себя, гость бросил тайпэну половинку извлеченного древесного плода, и Ши рефлекторно поймал кусочек сладкой ореховой сердцевины.
  - С их стороны это переходит всякие границы дозволенного, - тихо начал старший потомок правителей Чжу. - Что они о себе возомнили?! Никогда еще стены Циндао не видели столь вопиющего невежества, что позволяют себе эти люди! Запрещать МНЕ вмешиваться в дела, которые происходят в МОЕМ родном замке?! Выставлять прочь МОИХ посыльных из МОЕГО сада! Отмахиваться от МОИХ требований! И все с этой манерной вежливостью, вызывающей лишь желание схватиться за меч! Подонки во главе с этой низшей мразью! Погань безродная!!!
  Кулак Гханя вновь с силой врезался в стену, и одна из толстых лакированных досок украсилась внушительной трещиной.
  - Ты закончил, - сухо поинтересовался единственный слушатель.
  - Нет! - зло рявкнул Ши.
  - А раз так, - проигнорировал ответ тайпэна гость, - то вспомни о том, что они такие же слуги Императора, как и ты. Кстати, ты сам, твой замок, твой город, твоя земля и твой народ - все это тоже принадлежит Нефритовому Престолу. Целиком, полностью и без исключений. Чтобы ты не ставил в вину этим людям, они действуют в своем праве, не преступая законов и в рамках принятых имперских уложений. Подумай об этом, прежде чем захочешь кинуть обвинения им в лицо.
  - Я еще не сошел с ума, - буркнул глава царской семьи и, только сейчас заметив орех в своих пальцах, закинул его себе в рот. - Но они видят, что их поведение и отношение к происходящему бесит меня. И наслаждаются этим!
  - Кто же откажется от такого бесплатного балаганного представления? - едко ответил собеседник, вынимая из плетеной корзинки на чайном столике новый древесный плод.
  - Ты прав, - грустно кивнул тайпэн, окончательно беря себя в руки. - Как и всегда.
  - Порой это не доставляет мне уже никакой радости, - посетовал гость, раскалывая в ладони новый орех. - Но боюсь, одного лишь твоего понимания своей неправоты недостаточно. Тебя беспокоит нечто совсем другое, и ты знаешь, о ком я говорю.
  - Это и так очевидно, равно как и причины моей ненависти, - всего в одно мгновение Ши, уже было окончательно успокоившийся, вновь начал закипать. - Всесильный Тэн может решать, что ему угодно! Что он заткнул нас своими подачками, что нас можно накормить обещаниями и словами об общей цели, что мы смирились со всем ради единства и славы Империи! Но пока я жив, этого не будет! Никогда! Мир и порядок - высшая цель, цена и методы - не имеют значения! Быть может в древние дикие времена этот принцип и имел какой-то смысл, но сейчас все изменилось. Нельзя поступиться честью и гордостью ради иллюзорного высшего блага. Сегодня Империя уже иная!
  - И в чем же именно она изменилась?
  - Решения тех лет несли с собой глобальные перемены бытия человеческого рода. Действия второго Императора Цы во время восстания его младших братьев или мятеж первого Императора Джао против слабеющей династии Кэн в принципе не имели какого-либо иного варианта развития, кроме бесчеловечной жестокости, скрепившей народ и государство вокруг центральной власти! Но сейчас все давно и совсем не так! Империей правит громоздкий, но неизбывный бюрократический механизм, который не сломать об колено случайности или стихии.
  - Но лишь Император, подобный Небу, остается верховным Единым Правителем. И Император, который по праву занимает Нефритовый Трон сегодня, лишен пока прямого потомка, способного сохранить преемственность высшей власти, - оппонент тайпэна Гханя пристально посмотрел в глаза своему собеседнику. - Что будет, если вдруг завтра нефритовая пирамида опустеет?
  - Не знаю, - нетерпеливо отмахнулся Юэ, не пытаясь даже задумываться о том, что было сейчас сказано. - Во всяком случае, я точно не собираюсь безмолвно следить за теми плясками, что немедля начнутся в столице.
  - Главнокомандующий нефритовой армии, безродный тайпэн Джао тоже не пожелал остаться молчаливым зрителем правления седьмого Императора из династии Кэн, почти столкнувшего в бездну свою страну. А что выбрал бы ты? Удержать Единое Государство от раскола или самому поучаствовать в том, что кажется неизбежным? Например, вернуть полную власть в руки правителя Чжу?
  - Нет, - Ши резко мотнул головой. - Как ни были бы сладки перспективы такого шага, это поставит под удар все наше государство, и не даст никаких гарантий, что впоследствии на отколовшийся кусок не накинутся все, кто его окружает. Я еще все-таки помню, что я тайпэн Империи, и каков мой долг перед нашей всеобщей родиной!
  - Ну, так засунь тогда себе свою гордость куда поглубже! - в той же резкой манере бросил собеседник. - Ли такой же тайпэн, как и ты, и его долг ничем не отличается от твоего. А вот в том, кто из вас лучше исполняет свои обязанности, все не так однозначно. И ты это тоже знаешь! Ведь его статус и действия тебя совсем не волнуют. Ты зациклен на совершенно другом!
  - Да! - прорычал Ши. - Смерть Сяо была ударом для всей семьи!
  - И я скорблю о нем не меньше, чем ты, - примирительно заметил гость.
  - Это должно было стать его местом, его подвигами, его славой!
  - Как-как, прости, ты сказал? "Должно"? - собеседник Гханя заломил брови вверх, демонстрируя непритворное изумление. - Но разве "могло бы"? Ответь уже, наконец, правдиво на этот вопрос для себя самого. Ответь и скажи, сумел бы Сяо стать тем, чем стал безродный дзи Ли? Трижды оттолкнуть Империю от края пропасти? Вести за собой солдат и крестьян, восхищая своим примером? Быть милостивым к слабым, справедливым к оступившимся, бесстрашным в любой ситуации и способным добиться успеха там, где успех в принципе невозможен? Вести переговоры с самим Шаарад и отвратить злые чары Мори от Золотого Дворца? Просто ответь.
  Глава рода Юэ, мрачневший с каждым словом все больше, со стоном схватился за голову и опустился на резную скамью, протянувшуюся вдоль стены. Несколько минут в малой приемной царила абсолютная тишина, лишь трещала и лопалась в руках у гостя твердая скорлупа орехов.
  - Сяо был бы достойным правителем, хорошим командиром, да и воином не из последних, - заговорил, наконец, Ши. - Но он был моим сыном. Он был энь-гун-вэй. Потомком рода Юэ. Наследником власти Чжу. У него не было кротости и смирения, не было той простой незамутненной честности, когда ты говоришь то, что думаешь, и думаешь тоже, что и говоришь. Он понимал Служение как бремя, как ярмо, которое обязан тянуть в обмен на власть и привилегии, но от того не собирался делать это спустя рукава. Я сам научил его этому. Но он все равно не был тем самым воплощением Служения, в которое превращают каждого из учеников дзи-додзё. Мой собственный Сай, - тайпэн усмехнулся. - Мы вместе уже лет двадцать пять, а он все еще шикает на меня, как на ребенка, когда я начинаю забываться и позволяю себе лишнюю пиалу вина.
  - Держи его поблизости почаще, глядишь, и толку будет больше.
  - Надо бы, - Гхань резко поднялся и расправил складки суо вокруг пояса. - Сяо был моим сыном, и всегда будет тем, кем он был. Однако в одном ты все-таки без сомнений прав. Тайпэном Ханем, тем самым, которого знает и восхваляет сейчас вся Империя, он точно никогда не стал бы.
  - Тогда, ты знаешь, что делать, - кивнул собеседник.
  В приоткрывшуюся дверь сунулся согбенный слуга.
  - Дзито Гао прибыл и поднимается к вам, высокочтимые. Тайпэн Хань сообщает, что готов дать нужные вам объяснения, как только вы соблаговолите принять его.
  - Зови их всех, - коротко распорядился Ши. - Но сначала вызови сюда замкового смотрителя оружейных комнат.
  Пожилой слуга, быстро откланявшись, проворно порскнул обратно в узкую щель между сходящихся деревянных створок.
  
  Первыми гостями, появившимися на пороге малой приемной, стали бывший дзи и бывший ну-бэй. Доспехи Удея и Ханя носили на себе следы недавнего боя в гостевом доме, и хотя никакого оружия ни один из них на виду не держал, головы обоих были по-прежнему демонстративно облачены в тяжелые кованые шлемы.
  - Тайпэн Гхань, - сухо кивнул Ли хозяину и обернулся ко второму человеку в комнате. - Тайпэн Сунь. Вижу, вести о вашем скором прибытии не были преувеличены.
  Тайпэн Кара Сунь из рода Юэ, командующий Закатной армии, поприветствовал молодого полководца "полупоклоном равных", и Хань немедля ответил тем же.
  - К сожалению, а может к счастью, но мне пришлось немного поторопиться, - устало вздохнул младший брат Ши. - У меня были определенные основания для некоторых не очень хороших опасений. И, боюсь, они подтвердились.
  - Вероятно, что так, - не стал скрывать Ли.
  Градоправитель Циндао в сопровождении двух младших братьев успел как раз к последнему обмену фразами. Волнение и настороженность дзито открыто бросались в глаза, и даже неожиданное присутствие его собственного родного отца никак не повлияло на Гао. Поспешно обменявшись с полководцами пожеланиями удачи, чиновники замерли в ожидании. Слуги поспешно закрыли двери, оставляя Ли и Удея в окружении старших Юэ. Предложения чая и угощения со стороны хозяина дома, положенного на подобных встречах согласно традициям, так и не последовало, да и ситуация как-то совсем не располагала к чему-то подобному.
  - Вы обещали нам объяснения, Хань.
  - Извольте, - без тени эмоций ответил Ли. - На меня и моих людей было совершено нападение. В гостевом доме на территории Юэ-сэн. Нападавших было около сорока человек, это разные люди, в том числе наемники и бандиты, но среди их предводителей, по меньшей мере, пятеро имеют прямое отношение к роду Юэ. Возглавлял этот отряд старший земельный пристав провинции Ву-Мин Со.
  Судя по выражениям лиц, ни для кого из слушавших Ли слова молодого тайпэна не стали неожиданностью. Ши лишь брезгливо скривил губы, Гао страдальчески сморщился, а Сунь, похоже, разочарованно озвучил общую мысль.
  - Какой дурак.
  - Вижу, вы были готовы к этому нападению, - заметил Гхань.
  - Да, военная разведка своевременно известила меня об опасности.
  - Но, ни они, не вы не сочли необходимым уведомить об этом меня, - набычился Ши. - Хотя все это должно было происходить на подвластной мне территории, за которую несу ответственность не только я, но кое-кто еще из присутствующих.
  - С вашей стороны, уважаемый, было крайне рискованно ставить свою ценную жизнь под угрозу, - поддержал дядю Гао. - Несмотря на то явное недоверие, которое вы сейчас, безусловно, испытываете к нам, можете быть полностью уверены, мы предприняли бы все необходимое, чтобы подобный инцидент не смог произойти.
  - Но он произошел, и Ву теперь находится на допросе у армейских дознавателей, - отрезал Ли. - Надеюсь, у вас нет никаких возражений по этому поводу. Прямое нападение на императорского вассала, в любом случае, всегда рассматривается вне рамок судебного разбирательства. Также, я очень сильно надеюсь, что люди К"си Ёнг не получат от Ву каких-то ответов, которые заставят меня убедиться в правильности своих подозрений и того недоверия, о котором упомянул уважаемый дзито.
  Ли поочередно сверлил тяжелым взглядом Юэ, собравшихся в приемной, но потомки царской семьи продолжали взирать на него с теми же непробиваемыми лицами и полным отсутствием смущения или каких-то иных эмоций, кроме разве что раздражения.
  - Это было бы в высшей степени... неудобно, - грустным голосом заключил Гао, когда убедился, что Хань закончил. - И, наверняка, не способствовало бы установлению мира и спокойствия после осады и разорения, постигшего Чжу.
  - Ваши действия поставили под удар благо множества простых местных людей, - прищурившись, добавил Ши. - И продолжают ставить. Анархия, смута и закулисные интриги в такое время недопустимы, особенно пока враг не изгнан с исконных земель Империи и продолжает незримо угрожать ее всеобщему благоденствию.
  Последнее замечание вызвала у Ли болезненную усмешку. Такой интерпретации событий юный полководец никак не ожидал. Удивленно покачивая головой, тайпэн бросил взгляд на угрюмого Удея и вновь посмотрел на Юэ.
  - Поразительно. Одна из моих близких знакомых пришла бы в восторг от ваших речей и того дерзкого апломба, с которым вы их произносите, - взгляд Ли стал более жестким, а в комнате как будто похолодало. - Она очень любит подобные... взгляды с иной стороны. А вот другая моя спутница, услышав все это, предложила бы просто оторвать вам головы, и сейчас я куда более склонен придерживаться именно этого плана.
  - Резкие слова не помогут нам решить возникший конфликт к общему благу, - тайпэн Сунь вежливо осадил Ли, примирительно поднимая руки. - Ши?
  - Я помню, - хмуро отозвался глава семьи.
  Короткий обмен взглядами между Юэ так и остался для Ли неразгаданной тайной, но в результате Гхань глубоко вздохнул и заговорил, глядя куда-то чуть выше правого уха человека, к которому обращался.
  - Тайпэн Хань, от лица своего рода и всех его представителей я хочу принести вам наши всеобщие нижайшие извинения. Поведение отдельных членов нашей семьи было непростительным, а порой и преступным, будучи продиктовано эмоциями, недостойными слуг Императора. Некоторые из нас забыли о том, что их статус требует в первую очередь безоговорочного следования Долгу, и позволили себе совершить кощунственные злодеяния. Я понимаю, что забыть подобное и сделать вид, что ничего не произошло, будет для вас невозможно, и, тем не менее, от имени народа Чжу прошу вас смирить свое негодование и оставить случившееся на усмотрение Нефритового Престола до окончания военных действий. Весь род Юэ и я, как его глава, готовы признать, что имели предвзятое отношение к вашей персоне, и готовы загладить свою вину тем способом, который кажется нам наиболее подходящим и благоразумным.
  - Тайпэн Хань, - подхватил слова брата Сунь, едва старший Юэ замолчал. - Нам хотелось бы вручить вам этот дар совершенно бескорыстно и без всякого скрытого намека. Мне кажется, не только в нашей семье, но и во всем Едином Государстве не найдется человека, который посмел бы оспорить ваше право на эту вещь.
  Обернувшись, командующий Закатной армии взял со стола тяжелый вытянутый сверток. Сдернув промасленную ткань и бросив ее рядом с опустошенной корзинкой из-под орехов, Сунь развернулся обратно к Ли, держа в обеих руках сияющий длинный меч с витиеватой рукоятью. Для Ханя не составило большего труда опознать предъявленный ему клинок. Гао и его младшие братья удивленно ахнули хором.
  - Это меч моего погибшего сына тайпэна Сяо Ханя, - подтвердил Ши. - И он был вашим мечом, тайпэн Ли Хань. Пусть им же и остается.
  - Приговором личного императорского суда я был пожизненно лишен права носить меч, как отличительный знак тайпэна, - ответил Ли, с трудом сглотнув застрявший в горле комок. Такого поступка со стороны Юэ он никак не мог ожидать, и это действительно произвело на него впечатление.
  - Тогда, пусть этот меч просто носит за вами кто-то другой, - лукаво прищурился Сунь и в полкорпуса развернулся к Удею.
  Тидань неуверенно вздрогнул, но после секундного колебания бережно взял клинок из рук Кара Суня. Как и в случае с Ли, вся прежняя злость стремительно покидала Удея, но последняя фраза младшего брата Ши сразила его окончательно.
  - Теперь мы уверены, что этот меч в надежных руках, и благодарим вас за это.
  Спины гордых Юэ одна за другой начали сгибаться в низких поклонах, и гости не преминули ответить им тем же.
  - Я исполню вашу просьбу и постараюсь сделать все, что будет в моих силах, для благоприятного исхода этих событий, чтобы не случилось в дальнейшем, - клятвенно заверил тайпэнов Ли. - Я рад, что сумел отыскать драгоценные искры истинного духа Империи там, где уже отчаялся их увидеть. Я боялся, что мне придется прибегнуть к иному средству, но мне кажется встреча, которую я для вас приготовил, высокочтимые, все равно будет важной и интересной.
  Вернувшись к дверям, Хань сам распахнул обе створки и отступил к стене. Люди, находившиеся в комнате, невольно отпрянули назад. Все, кроме тайпэна Суня. Пригнув рогатую голову, в приемную грузно вошел Куанши, окидывая убранство и собравшихся пламенным взглядом демонических глаз.
  - Вижу, посланник замка Камадо все еще находится при вас, - сдерживая дрожь в голосе, с легкой ироничной усмешкой заметил командующий Закатной армии. - Как странно, учитывая сколько времени минуло с той поры, как вся остальная армия демонов убралась обратно за грань плотского мира.
  - В тех событиях были определенные недосказанности, - не стал скрывать Ли. - Но они были взаимными.
  - Полагаю, что так, - согласился Сунь. - Но зачем вы сейчас привели это чудовище? Неужели вы рассчитывали в случае несговорчивости попросту нас запугать? - в голосе младшего брата Ши явственно послышалось разочарованнее. - Я ожидал чего-то иного.
  - Ты всегда ожидаешь большего от людей, - хмурый взгляд тайпэна Гханя из-под кустистых бровей был устремлен на бесстрастную роговую маску Куанши. - И почти всегда ошибаешься. Эту тварь не пропустили бы так далеко в покои замка, не смотря ни на какие основания и приказы. А это значит, мы практически одни, почти безоружны, а нам в противники выставлен ручной монстр того полководца, которому ты требовал простить все былые обиды. Все еще считаешь его настоящим тайпэном, Кара?
  Сунь не успел ответить на это потому, как громогласный рык Куанши заставил все остальные звуки исчезнуть в собственном басовитом звучании.
  - Юэ! Самодовольные, надменные, спесивые, высокомерные! Привыкшие править и повелевать, не считаясь ни с кем и ни с чем! Всю свою жизнь я потратила на то, чтобы избавить эту семью от ее твердолобости и неумения смирять свой буйный нрав. Но так и не преуспела в этом. Самый разумный из вас сознался в собственной слабости лишь после того, как понял, что рискует гораздо большим, чем собственная жизнь. Ни до, ни после того раза, Коба не признал ни одной своей ошибки, а Котаро выдавил из себя извинения лишь трижды за сорок лет...
  Лица тайпэнов, дзито и остальных выражали полное непонимание происходящему, но при этом каждый внимательно слушал демона, хотя в руках у аристократов Ли успел заметить по длинному цзун-хэ, извлеченному из складок одежды или широких рукавов сапфирных каймонов. Удей неторопливо отступил к дверям.
  - И это было бы ужасно, если бы не другие их качества. Несмотря на мелочность, эгоистичность и алчность, Юэ и только Юэ по-настоящему способны на эту безграничную непреодолимую преданность и воистину собачью верность. Я видела десятки и сотни куда более честных и достойных людей, чистых помыслами и сильными духом, но мало кто из них мог сравниться с Юэ в том качестве, за которое они и были приняты к подножию нефритовой пирамиды. Время неумолимо затирает прежние уроки, и духи предков не всегда способны донести своим далеким потомкам то самое сокровенное знание. И все же иногда, такая возможность появляется, и я не намерена ее потерять.
  - Нет, не может быть, - ошарашено прошептал Ши Гхань с удивленно распахнутыми глазами, наконец, понимая, кто именно сейчас перед ним.
  - Это снова какой-то трюк? - требовательно бросил Сунь, сумев оторвать взгляд от демона и посмотреть в сторону Ханя.
  - Когда это тело прошло врата между мирами, то пронесло внутри себя два равных по силе духа, - ответил Ли, указывая в сторону Куанши. - Истинный облик одного из них сейчас перед вами, воплощенный в физической форме. Второй же известен вам гораздо более, и это не обман, не иллюзия и не попытка запутать вас.
  - Она все объяснит сама, ступай, - не оборачиваясь, рыкнул сын Шаарад.
  Хань и Удей, молча, кивнули и по очереди вышли из комнаты, плотно закрывая двери приемной с другой стороны, чтобы оставить Йотоку наедине с ее потомками. В том, что у Ночной Кошки Пограничья найдется, что сказать, своим далеким наследникам, Ли не сомневался.
  
  
  Глава 18.
  
  Темные изломанные остовы покосившихся башен, похожие издали на старческие гнилые зубы, бессильно тянулись к звездному небу, которое взирало на них безучастно и как-то даже немного презрительно и отчужденно, словно просто не желая признавать самого факта их существования. Развалины гробниц и осыпавшиеся мавзолеи тянулись по обеим сторонам дороги, когда-то мощеной красивыми резными плитами, а ныне давным-давно покрывшейся сетью трещин и заросшей высокой травой. Но хуже всего в этом месте была та древняя мертвящая пустота, которой буквально дышали окружающие развалины, пропитывая этой незримой тягучей субстанцией даже соленый приморский ветер. Отсветы далекого страшного пожара, долетавшие сюда лишь слабыми алыми бликами, разбегались по мрачному некрополю, будто бы испуганные мыши, не в силах разогнать эту гнетущую атмосферу всеобщего запустения.
  Побережье залива Авадзи пылало бесчисленными мириадами огней, раскинувшихся сплошным покрывалом от далеких предгорных деревень до почерневших портовых набережных Сямыня, главной торговой гавани Юнь к северу от Вонгбея. Впервые за последние девять столетий войско сиртаков вновь вступило во владения Великих Таголов, потерянные еще во времена продолжительной предсмертной болезни последнего высшего магараджи, отвергнутого народом и богами. Холодные воды залива, которую ночь подряд, расплескивались по песчаным пляжам теплой кровавой пеной, собирая на незримые пиршества проклятых духов и обитателей морских глубин. Падение крепости Сямынь после двухмесячной осады и резня, учиненная среди ее жителей нападавшими, стали последними завершающими штрихами в той ужасной картине всеобщего ужаса, что была начертана недрогнувшей рукой командующего "единой армией всего Умбея".
  Скопление могил, надгробий и склепов, растянувшееся черной кляксой между двумя цепями холмов, убегавших к стенам захваченного города-порта, оставалось, пожалуй, единственным местом, которое так и сохранилось неизменным, несмотря на весь тот хаос, что творился вокруг. Сиртаки всегда слишком боялись тревожить покой мертвецов, и этот их страх, наверно, был тем единственным, что пока спасло от разорения тысячелетние усыпальницы и куда более свежие захоронения.
  Впрочем, за месяцы, проведенные в долгом походе, даже самый последний батрак, примкнувший к войску Ранджана, давно уж пресытился всякой простой добычей, которая сыпалась в его жадные руки бесконечным потоком. Главное обещание, данное им еще в самом начале своим последователям, Отрекшийся исполнял в точности и не задумываясь. Делиться военными трофеями так, как делал это мятежный раджа, не подумал бы ни один другой владыка сиртаков. Лишь двадцатая часть добычи оседала в повозках Ранджана и его первых воинов, и только каждая пятая юная пленница из общего полона доставалась на потеху радже и прочим большим командирам. И оттого преданность всех остальных бойцов и их вера в своего предводителя росли с каждым днем все больше и больше. И возможно, только лишь поэтому ни у кого не возникло вопросов, когда в самом конце сражения, Хулитель внезапно покинул свой авангард, уже ворвавшийся в самое сердце цитадели Сямыня и опрокинувший ее последних защитников.
  Мрачность города мертвых ничуть не пугала Ранджана. Шагая по заброшенным аллеям в сторону самой древней части некрополя, раджа не оглядывался по сторонам и не прислушивался к звукам, что изредка раздавались у него за спиной. Не всякий храбрец смог бы с тем же безразличием, что и Хулитель, перешагнуть истершиеся жреческие Печати Запрета, широким поясом ограждавшие старый и некогда величественный храм, что укрывался на вершине пологого могильника, изрытого норами посмертных катакомб.
  Овальный купол святилища, когда-то гордо возвышавшийся над водами Авадзи, давно осел, украшавшие его каменные фигуры осыпались, а через сквозные дыры ярко светили серебристые искры далеких неприветливых звезд. Под угловатой аркой, заросшей ядовитым мхом, уцелела лишь правая створка дверей, грозившая вот-вот рассыпаться в сырую труху из-за прогнившего дерева и проржавевших петель. Позеленевший обломок, криво висевший на рыжих железных цепях, некогда был личным знаком Таголов и свидетельствовал о благоволении святилищу со стороны династии. При мысли об этом, Ранджан усмехнулся. Забавно, что именно этот храм стал первым из тех, которые оказались в руках у юнь, едва многорукие лжецы отвернулись от своих царственных потомков из этого великого рода.
  Внутри святилища властвовали паутина и плесень, но, несмотря на годы, минувшие с тех благостных для Ранджана дней, когда это место осквернила армия Юнь, Отрекшийся сразу же обнаружил свежие следы, которые собственно и ожидал здесь увидеть. Грубые самодельные светильники на стенах, узкие дорожки, протоптанные в серой слежавшейся пыли, и лестницы, старательно очищенные от буйной ползучей травы, говорили о том, что храм совсем не настолько заброшен, как это могло показаться со стороны. Угадать нужное ему направление не составило для бывшего верховного жреца ни малейшей трудности. Не прячась и не крадясь, Ранджан зашагал в дальний молельный зал, предназначенный лишь для избранной касты служителей.
  Чем ближе Хулитель приближался к искомой цели, тем больше вокруг становилось признаков того, что кто-то долгое время раболепно пытался вдохнуть хотя бы слабую искру прежней жизни в эти потрескавшиеся мозаики и облупившиеся стены. И, похоже, этому кому-то в итоге все-таки кое-что удалось, иначе вряд ли Ранджан ощущал бы сейчас так хорошо знакомое ему пульсирующее чувство, что проникало в глубины черепа раджи, оплетая и стягивая разум Отрекшегося в своих пугающих незримых тисках.
  Малый молельный зал с его низкими потолками, совсем крохотный в сравнении с главным священным покоем храма, предназначенным для обычных мирян, встретил Ранджана светом десятков масляных ламп и восковых свечей, хаотично расставленных на полу и на бесчисленных стенных карнизах. Грязно-желтое пламя металось под холодными порывами вездесущих сквозняков, играя изломанными тенями. На жертвенном алтаре, покрытом кровавыми линиями, складывавшимися в символ "Предтеча", вповалку лежало несколько тел в длиннополых истертых одеяниях, отдаленно напоминавших алые жреческие хламиды. Остановившись на пороге, раджа внимательно окинул открывшуюся ему картину. Сомнений у Ранджана подобное зрелище уже не оставляло - последователи многоруких лжецов, вероятно, все, кто еще сохранился в Сямыне, отдали свои жизни ради одного из самых страшных ритуалов. И тот достиг своей цели. Почти...
  Пять глубоких ниш вытянутой овальной формы, прекрасно знакомых бывшему жрецу, полукругом располагались в противоположной от входа стене. От воплощенных в камне предтеч в них остались лишь мраморное крошево да неровные обломки ступней. Юнь всегда разбивали статуи многоруких обманщиков с особым мстительным удовольствием, вспоминая о тех бесчисленных жертвах, что приносили сиртаки своим покровителям за счет жизней тех, кто к несчастью для себя оказывался захваченным в плен. Старания воинов древнего генерала Фу Манчи были оценены Хулителем по достоинству еще в коридорах храма - понять, кому же именно было посвящено это место, сумел бы теперь только тот, кто знал о культе гораздо больше, нежели простой житель Умбея. Для самого Ранджана это было бы намного проще, но он и так прекрасно помнил, во чье же имя звучали когда-то гимны в этих стенах. Архивы соборного храма Сорока Покровителей были полны слезливых горестных описаний тех "чудотворных мест, что злою шуткою Судьбы были вырваны из рук истинно верных". И имя великого святилища, воздвигнутого во славу Шантари, повелителя морских глубин, было одним из первых в каждом из этих потертых желтых свитков.
  Ранджан медленно двинулся вперед, не отрывая взгляда от центральной ниши и не обращая внимания на то, что ступает по кровавым рисункам и рукам мертвых жрецов. В глубине проема переливалось сотнями оттенков черного и мерно пульсировало то, что так звало и манило раджу все это время. Самоубийцы сумели сделать то, что было когда-то доступно лишь тем, кто стоял у самой вершины избранной касты. Им пришлось заплатить за это непомерную цену, но видимо, кроме благоговейного преклонения в этот раз их гнал вперед еще и безудержный страх. Страх перед тем человеком, войска которого заполнили собой побережье Авадзи, и о чьем отношении к сторонникам истиной веры они были прекрасно осведомлены. Фанатики попытались разорвать ту тонкую грань, что отделяла убежища многоруких трусов от плотского мира и воззвать напрямую к своим лживым защитникам. Жалкая попытка, полная истеричного отчаяния, и ожидаемый результат - иссушенные мумифицированные тела нескольких мертвецов прекрасно говорили о том, что они умерли не от потери крови, как остальные, а все-таки сумели повстречаться с тем, у кого надеялись отыскать защиту.
  Злая улыбка исказила лицо бывшего верховного жреца, и кривой ритуальный нож рассек мозолистую ладонь раджи. Горло, язык и губы сами вспомнили нужные слова, а пальцы привычно чертили в воздухе рисунок Печати, придуманной и созданной им самим. Глаза и разум Хулителя тем временем уже нащупывали те тонкие склизкие нити, что расползались вокруг омерзительной сетью, цепляясь своими отростками за сущность плотского мира и не давая закрыться этой поганой трещине, сотворенной глупыми самоубийцами. Подступая с каждым шагом все ближе и ближе к нише, раджа видел, как провал между двумя реальностями извивается и дрожит от страха, будто живое существо, но уже не может вырваться из хватки его "умерщвляющего" заклятья.
  Двенадцать зим минуло за время, которое Ранджан потратил на то, чтобы отточить это искусство, недоступное ранее ни одному из смертных. Двенадцать раз все четыре сезона сменились в природе с того момента, как впервые простой смертный сиртак лишь одной силой собственной воли сумел разорвать ту "благословенную и ниспосланную божественной милостью" связь, что была рождена желанием многоруких между двух чуждых друг другу миров. И без малого сотня храмов северного Умбея за это время оказались лишены самой своей сути лишь по прихоти все того же одного человека, объявившего войну всему пантеону несокрушимых предтеч.
  Отступник вошел в глубину ниши, замыкая кровавый орнамент, повисший в воздухе перед ним, когда теневая завеса из мрака вдруг заметно дрогнула, и с другой ее стороны мелькнуло стремительное движение. Мощная семипалая лапа метнулась из почти уже закрывшегося провала, схватив за горло бывшего жреца и не давая ему произнести последние слова заговора. Рука чудовища, покрытая влажной зеленоватой шкурой, была во множестве усеяна короткими острыми шипами, каждый из которых буквально сочился синеватой желчью. Несколько таких было и на ладони у твари, скрытых рифлеными перепонками между пальцев. Впившись в кожу Ранджана, эти отростки мгновенно влили свой смертоносный яд в кровь слишком наглого и самонадеянного безумца.
  Раджа зашипел, но с его губ по-прежнему не сходила дикая хищная улыбка. Ритуальный нож, сверкнув размазанным бликом в желтом свете огней, вонзился в роговой нарост, венчавший локоть демонической конечности, и с легкостью пронзил насквозь и склизкую кожу, и темную плоть, и даже толстую кость чудовища. Рев боли и изумления прокатился по молельному покою, заставляя тонкие восковые свечи ломаться подобно иссушенным травинкам под ураганным ветром. Узкий клинок в руке у Ранджана рванулся по кругу вверх, и лезвие, уже не раз испившее "божественной" крови, с какой-то звериной радостью, едва не вырываясь из пальцев владельца, отсекло зеленую лапу, упавшую на пол с громким хлюпающим звуком.
  Рычание полное злобы и ненависти едва не сбило Ранджана с ног, но последние слова успели прозвучать, и уродливая трещина сомкнулась, сопровождаемая странным скворчанием и тухлым запахом разлагающейся плоти. Еще один обрубок демонической руки, так и не успевший исчезнуть обратно, шмякнулся в груду каменной крошки рядом с первым куском уродливой конечности. Черный ихор с острым алхимическим запахом, перебивавшим дыхание, быстро начал растекаться от них по полу, собираясь в большую вонючую лужу.
  Поспешно покинув нишу, Хулитель потратил несколько минут, чтобы отдышаться. Шесть крохотных ранок на шее у раджи пылали нестерпимой болью, но отрава, уже струившаяся сейчас по венам, совсем не волновала его. Ранджан давно привык обманывать смерть даже в самых безвыходных ситуациях, и умереть так просто от желчи одного из своих многоруких врагов совсем не собирался. Но по-настоящему важным для мятежного предводителя "единой армии" было другое - он вновь сделал это, вновь бросил вызов невозможному, и вновь одержал победу. И значит, его собственный Путь, выбранный и сотворенный им самим, был по-прежнему верен.
  
  Полсотни избранных воинов, рассыпавшись по небольшой площадке перед мавзолеем, молчаливо озирались вокруг и изредка обменивались короткими репликами вполголоса. Несмотря на то, что еще теплое осеннее солнце уже заняло свое место на небосклоне, гнетущая атмосфера внутри некрополя никоим образом не сказывалась положительно на настроении сиртаков. Нет, страха или неуверенности лучшие мечники Ранджана не испытывали ни в малейшей мере, слишком уж много всего осталось у них за плечами за этот год, да и вся прежняя жизнь самых отъявленных убийц Умбея, конечно же, внесла определенные коррективы в их характер и взгляды. Просто, окружающие строения и общая атмосфера, создававшаяся в этом месте, легко заставляли утихнуть буйный пыл даже в самых горячих сердцах. К тому же бойцы изрядно устали после вчерашнего штурма и бессонной ночи, проведенной в грабежах и иных удовольствиях.
  Скрип старых давно несмазанных петель заставил всех собравшихся невольно обернуться в сторону дверей величественного древнего склепа, украшенного барельефами грандиозных битв и морских сражений. Мятежный раджа, слегка прищурившись на солнце, устало махнул рукой, и верный Нагпур первым бросился к повелителю, с трудом выдавливая из себя свою многоцветную драгоценную улыбку.
  - Хозяин!
  Первый воин Ранджана замер в покорном ожидании и в то же время не в силах отвести тревожного взгляда от Отрекшегося. Лицо раджи было неестественно бледным, но глаза сияли с прежней радостной злостью, и это немного успокоило Нагпура. Шесть черных точек - пять из них выстроились изломанным полукругом с левой стороны, а еще одна темнела над самым кадыком - "украшали" шею Ранджана. Каждый мелкий сосуд, проходивший поблизости от этих отметок, выделялся той же неестественной чернотой, легкий оттенок, которой приобрели теперь губы Хулителя. Но эти губы все равно усмехались, и воины прекрасно видели, что это не вымученное усилие их предводителя, а его настоящий вполне привычный оскал.
  - Ну же, задай уже вопрос, - хмыкнул раджа. - Ты никогда не упускаешь шанса насытить свое любопытство.
  - Это действительно то, о чем я не желаю думать? - глядя исподлобья, но продолжая улыбаться, спросил Нагпур.
  - Нет, это намного хуже, и, поверь, ты не захочешь услышать что именно. Пока еще ты не готов, - покачал головой Ранджан.
  - А быть может уже готов? - с легким оттенком вызова уточнил первый воин.
  - Быть может, - не стал сразу спорить Отрекшийся, улыбнувшись теперь еще шире.
  Обернувшись, Ранджан бросил долгий взгляд на истертые двери, из которых только что появился, и глубоко вздохнул.
  - Здесь покоится великий человек, Нагпур. Дважды великий, как своими деяниями, так и своей дерзостью. Он был по-настоящему первым, кто бросил вызов лживым богам, а сегодня он сумел спасти мою жизнь.
  Хулитель вскинул вверх правую руку, и на среднем пальце Нагпур заметил новый необычный перстень, слегка терявшийся среди блеска остальных. Поначалу, первый воин раджи-мятежника решил было, что кольцо целиком выточено из темного лала, и лишь спустя секунду осознал, кто покоился в заброшенном мавзолее, и что же за сокровище оказалось теперь на пальце у Осквернителя.
  - Не может быть...
  - Может! - кивнул раджа, не оборачиваясь. - Забавно, сколько столетий оно лежало здесь. И ведь выходит, что оно ждало меня. Именно меня. Но, с другой стороны, кому еще более достойному мог передать свой трофей великий генерал? Кровь Шокуэна, первого убийцы Вариши, даже в этой форме не потеряла своих чудесных качеств. Телохранители юньского полководца в буквальном смысле разорвали Шокуэна на части, и это стало первой победой и первым знаком превосходства обычных людей над многорукими трусами. Этот трофей, эта кровь дала Манчи его долголетие и силу, она же даст теперь ее и мне. Я и старик Фу всегда стояли по разные стороны, но в одном мы с ним оказались едины. В выборе главного и самого опасного врага в своей жизни.
  - Значит, наш поход продолжается? - еще шире раздвигая плечи, спросил Нагпур, чувствуя как остальные бойцы, следившие за их беседой, радостно подбираются, словно голодные тигры, готовые к последнему броску.
  - Да, и мы идем за главным призом! - Ранджан обернулся обратно к своему первому воину, и в сердце у того вспыхнул прежний пьянящий огонь. - Чтобы владения нового высшего магараджи распростерлись на всех этих землях и отсюда до самого Шаанга, мы должны заставить других раджей признать мою власть! А они сделают это лишь только тогда, когда даже юнь предпочтут склониться передо мной. Мы идем на север! Наша цель - Тай-Тунг, город, который мы возьмем, чтобы отдать! Отдать за наше право владеть всем тем, что мы уже захватили!
  Воины встретили слова своего хозяина радостным воплем, и только Нагпур услышал последнюю фразу, от которой ему стало еще веселей.
  - Всего пару лет, два ничтожных года... И после они все поймут, что все это было пока лишь только началом, началом их неизбежной гибели...
  
  Собрание большого придворного нэйгэ проходило обычно раз в год в конце зимы перед новой посевной, открывавшей годичный цикл. Но в этот раз по вполне понятным причинам чиновники начали прибывать в столицу еще в конце лета, а сиккэн Сумиёси Тэн объявил о проведении встречи в канун листопада, не дожидаясь даже, когда первый снег накроет своим покрывалом бесчисленные крыши Великой Столицы Мира и Спокойствия. Золотой Дворец, переполошенный столь внезапными изменениями в церемониальном расписании, устоявшемся за последние десятилетия, уже второй раз за этот год по-настоящему ощутил те потрясения, что затронули Империю после начала войны с южным соседом. Первым тревожным сигналом стали грандиозные похоронные церемонии, которые устроили аристократические семьи в память о своих молодых отпрысках, сложивших головы в рядах ополчения знати, собранного будущим тайпэнто Синкай. Стоит отметить, что эти события не прибавили особой любви к новому военному советнику Избранника Неба со стороны чжэн-гун-вэй, но Мао Фень был не из тех людей, кто алчно жаждет всеобщего уважения и восхищения, да и путей полегче этот толстяк тоже нигде не искал.
  Как бы это ни было странно, но именно эти последние качества в личности Мао особенно сильно импонировало Всесильному Тэну. При дворе было не так много людей, одновременно наделенных реальной властью и готовых платить за нее соразмерную цену, отвечая за каждый свой поступок не только пустым словоблудием и оправдательными отписками, но и чем-то более существенным. К тому же новый тайпэнто не тратил целые дни на то, чтобы, подобно предшественнику, вставлять бесконечные палки в колеса идеями и предложениям, продвигаемым сиккэном и узким кругом его приближенных. Начало нескольких далеко идущих проектов, разработанных вместе с Джэнгом и другими распорядителями, которые пришлось отложить из-за начала военных действий, Сумиёси как раз намеревался подвергнуть всеобщему обсуждению на новом нэйгэ.
  Успехи императорских войск на юге способствовали ведению подобных дискуссий как нельзя лучше. Несмотря на ущерб, причиненный стране, и те затраты, что придется понести для его восполнения, все это с лихвой покрывали чрезвычайные военные налоги, введенные в северных и закатных провинциях, за исключением лишь Тай-Вэй, все еще пребывающей в бедственном положении после разорения, учиненного карабакуру. Кроме того, императорская канцелярия обложила дополнительными пошлинами купеческие дома и независимые цеха на все торговые сделки, проводимых с чаем, опием и железом, а также затребовала у поместных энь-гун из нетронутых земель выставить к весне пятьдесят тысяч "черной рати" из наемных крестьян и ремесленников. Этих людей чиновники планировали отправить на работы по восстановлению государственной инфраструктуры пострадавших территорий. Серьезные трудности, в этой связи, намечались только в той части Генсоку, где согласно приказу Мао было спровоцировано масштабное ядовитое заражение. Однако даже пугающий срок в три-четыре десятилетия, который понадобится прежде, чем эти посевные площади станут пригодны для жизни и их можно будет снова ввести в хозяйственный оборот, не имел никакого критического значения для глобальных планов сиккэна.
  Встреча старших представителей бюрократического сословия происходила в одном из самых больших и роскошных залов дворца. Под высоким потолком, украшенным фонарями и росписью звездного неба, на огромном пространстве, покрытом деревянными лакированными плитками, при желании без труда разместился бы небольшой кочевой улус, причем вместе со всеми своими табунами и отарами. У человека неподготовленного, попавшего в это место впервые, в глазах непременно зарябило бы от тех бесчисленных оттенков темно-синих и сапфирных каймонов, которые носили присутствующие, а также от блеска самоцветов, венчавших их круглые шапочки. Несколько десятков писцов уже расселись вдоль стен и готовили к работе свои принадлежности, проверяя густоту чернил и остроту медных перьев. Остальные чиновники, разбившись на группки, вели ничего незначащие беседы, касавшиеся по большей части текущей погоды, семейных новостей и последних столичных слухов. Чуть отчужденно смотрелась на общем фоне молчаливая компания, собравшаяся возле К"си Вонга, начальника императорской тайной службы, но куда более настороженно собравшиеся отнеслись бы к тому факту, если бы эти люди вдруг начали бы ни с того, ни с сего задавать окружающим разные "светские" вопросы. Новые гости продолжали входить в зал, минуя караул воинов в тяжелых доспехах и плащах из тигриных шкур.
  Высший придворный чиновник и Правая Рука Императора появился в помещении точно в назначенный час. Остановившись у порога, Тэн приветствовал собравшихся в ответ на их глубокие поклоны и двинулся через притихший зал на свое место.
  - Давайте же начнем, уважаемые, - предложил Сумиёси еще на ходу, хотя для всех членов нэйгэ его слова были скорее приказом, чем пожеланием.
  Одним из самых последних через уже закрывающиеся створки дверей успел проскочить тайпэнто Синкай в своем неизменно роскошном одеянии. С того момента как Мао стал главой древнего рода, количество золотого шитья, жемчуга и самоцветов на его суо и других повседневных нарядах росло изо дня в день. В последние прохладные дни толстяк также не стеснялся щеголять в необъятном плаще из меха горного ирбиса, стоившем, пожалуй, как небольшой дом в предместьях Хэйан-кё.
  Сумиёси обменялся с Мао вежливыми кивками, не тратя лишнего времени для официальных приветствий, и Фень поспешил занять одно из немногих мест на высоких "зрительских" скамьях, расположенных в последнем ряду за спинами писцов. Хотя тайпэнто и был советником самого Императора, в число членов нэйгэ он не входил, так что до конца этого заседания Мао оставался лишь бессловесным слушателем. Впрочем, само его присутствие здесь было сугубо добровольным. Тот же Мори, на памяти Тэна, не явился ни на одно из чиновничьих собраний за без малого десять лет.
  Поравнявшись с К"си Вонгом, уже присаживавшимся на циновку по левую руку от места самого Сумиёси, сиккэн остановился на пару мгновений, чтобы задать вопрос.
  - Известно ли что-то об изменениях в здоровье Избранника Неба?
  - Боюсь, в нынешний момент мне нечем порадовать вас, - обыденно-бесстрастным тоном ответил Всевидящее Око Империи. - Лекари не замечают явного ухудшения, но и скорого выздоровления Единого Правителя пока не прогнозируют. Во всяком случае, нам остается лишь возносить молитвы предкам и не оставлять надежду на лучшее.
  - Порадуемся же хотя бы этому, - сухо кивнул сиккэн. - Однако я не был допущен к персоне правителя с той самой священной ночи, а у меня уже есть вопросы, которые требуют обязательного одобрения хранителя Нефритового Трона.
  - Вам известно, что я пока не в силах повлиять на запрет, - К"си Вонг не прятал своего привычного безразличного взгляда, хотя его голос и жесты могли бы убедить даже очень искушенного собеседника, что глава тайной службы искренне просит войти в то сложное положение, в котором он оказался. - Но такова воля Императрицы, и таковы распоряжения дзито-вэй. Мы не знаем природу болезни, поразившей Владыку, и не можем быть уверенны в том, что она неопасна для окружающих. И здесь я согласен с ними, ведь если в такое трудное время странным недугом окажется сражен не только Император, но и его первый советник, мы рискуем оказаться в шатком положении. Я сам веду беседы с ним через лекарскую ширму, но вам не дозволят сейчас даже этого.
  - Я все понимаю, - кивнул сиккэн. - Но прошу еще раз донести мою просьбу до слуха прекрасной Императрицы, чья мудрость без ложной лести известна каждому. После сегодняшнего заседания свет могут увидеть проекты некоторых указов, требующие от Избранника Неба личного ознакомления. Или хотя бы формального одобрения со стороны династии, - добавил Сумиёси.
  - Я вас услышал, - уголки губ К"си чуть дрогнули, якобы в подобии улыбки, но Тэн, хорошо знавший этого человека, прекрасно помнил, что тот всегда завершает беседу подобным образом, даже если собеседник яростно кроет Вонга желчной бранью.
  Опустившись на небольшое возвышение, подчеркивавшее его статус, Сумиёси еще раз приветствовал всех собравшихся и открыл заседание, начавшееся, как и всегда, с оглашения полных отчетов за истекшее время с момента последнего сбора нэйгэ.
  Кроме Всевидящего Ока и его помощников, имена большинства которых знал, наверное, в этом зале только сиккэн, с той же стороны от первого советника Императора расположились места верховного распорядителя дворцовых складов и его немалой свиты. Далее по кругу, где число рядов разрасталось уже с трех до семи, сидели Джэнг Мэй, верховный распорядитель военных запасов, его подчиненные из разных провинций, а также чиновники, ответственные за государственные мануфактуры, даточные угодья, дорожный надзор и содержание благотворительных заведений. По правую руку от Тэна ожидали своей очереди к выступлению дзито имперских наделов и крупных городов. Верховные приставы провинций, члены дипломатических, светских и научных советов, поверенные Императора по разным вопросам, морские мытари и сборщики налогов во главе со своим придворным руководителем замыкали кольцо.
  Многие места в этот раз пустовали, но отсутствие представителей южных провинций было вполне понятно каждому. Кроме них к сбору нэйгэ не успел прибыть вовремя из-за неотложных дел только императорский наместник из крепости Нэмуни в провинции Айт. Административные преобразования недавно присоединенных земель шли сейчас полным ходом, и Сумиёси не захотел отрывать от дела людей, завершавших одно из его самых грандиозных начинаний. Добровольное вхождение народа айтов в число подданных Империи с последующим включением в состав страны их обширных территорий, богатых мехом, янтарем и рыбьим зубом, сиккэн по праву считал своей самой блестящей победой за все те годы, что провел у подножья нефритовой пирамиды.
  После дзито, предельно кратко изложивших текущее положение дел в подотчетных им регионах, слово поочередно взяли главные распорядители государственных запасов. Сбивчивому докладу хранителя дворцовых ценностей, формально являвшемуся прямым начальником Джэнга, собравшиеся в большинстве своем внимали вполуха. В том, что состояние столичных складов находится в идеальном состоянии, а расквартированные в городе императорские всадники и стража обеспечены всем необходимым, никто и не сомневался. А вот куда более длинный и подробный монолог Джэнг Мэя чиновники слушали с гораздо более сосредоточенными лицами, многие скрупулезно делали пометки в захваченных с собой бумагах, а писцы выписывали каждый иероглиф с особым тщанием, зная, что копию этого выступления затребует буквально каждый второй из присутствовавших.
  В тяжелые времена именно сеть военных складов была в Империи не только залогом грамотного обеспечения армии и ополчения, но еще и единственным надежным источником продовольствия, а также всего иного необходимого простому народу. Военный поход на Кемерюк и война с южными захватчиками оставили серьезную брешь в "богатствах", накопленных Джэнгом за последние десять-двенадцать лет. Былые набеги карабакуру и марш Закатной армии фактически вымели под чистую хранилища Хшмин, Хаясо, Тай-Вэй и Устья Анхэ. Только тройной ясак, поставленный вассальными каганами тиданей, который они обязаны были теперь платить после своего выступления против Нефритового Престола, и богатый урожай, собранный в Сычуяне, уберегли закатные провинции от голода. Юг был потерян полностью, но значительные трофейные ценности и продовольствие, отобранные тайпэном Ли Ханем у юнь, немного выправили ситуацию, хотя и ушли уже почти полностью на содержание и размещение беженцев. Последние остатки планировалось потратить на содержание двадцати пяти тысяч пленных, многие из которых были больны и ранены. Впоследствии все солдаты, захваченные тайпэнами в Генсоку, также должны были попасть в состав "черной рати". Склады центральных земель опустели на треть, и то только за счет больших излишков "натурального налога", поступавшего теперь с севера, благодаря возросшей подушной подати, выплачиваемой айтами и немногочисленными ракуртами, принявшими имперское подданство.
  Отчет Джэнга завершился далеко за полдень, и Сумиёси к всеобщему облегчению объявил обеденный перерыв. По старинному правилу трапезы нэйгэ всегда проходили в самом зале собрания. Многочисленные слуги быстро расставили перед гостями низкие столики и принялись подавать первую перемену блюд. Тихий шепот постепенно перерастал в полноценные разговоры и, несмотря на мрачные перспективы, отраженные в последнем выступлении, настроения среди чиновников царили все более и более радужные. Сумиёси как раз едва закончил смеяться над весьма комичной историей, очевидцем которой стал Сяо Додбу, дзито Сианя, когда распахнувшиеся главные двери заставили Тэна позабыть о прежнем веселье.
  В зал собраний грациозно-скользящий походкой вплывали придворные дамы из свиты Императрицы, окруженные настоящими облаками щелка, атласа и дорогих благовоний. Обритые наголо евнухи с высокомерными лицами семенили по сторонам от них с огромными веерами из пуховых перьев и металлическими шестами, увешанными серебряными колокольчиками. Хозяйка женской половины Золотого Дворца, шедшая в середине процессии, была облачена в небесно-голубое платье с высоким воротом и длинными струящимися рукавами. Платиновые волосы Императрицы, уложенные в две "свободных ленты", были переброшены на ее высокую грудь. Неброские серьги из морского коралла, жемчуга и серебра чудесным образом сочетались с тонким росчерком чувственных алых губ и идеальной фарфоровой кожей правительницы Единого Государства. Карие глаза под длинными черными ресницами взирали вокруг властно, но без надменной спеси и словно с крохотной искоркой извинения за столь высокое положение своей владелицы. Старый цзун-гун с испещренным глубокими морщинами лицом степенно вышагивал чуть позади Императрицы, смиренно сложив руки на объемном животе, значительно выпиравшем вперед под дорогим сукном желтого одеяния, отдаленно напоминавшего чиновничий каймон.
  Члены нэйгэ вскакивали со своих мест, тут же, в зависимости от собственного статуса, сгибаясь в поклонах или падая на колени, и только Сумиёси, поднявшись в полный рост, приложил руку к сердцу, ограничившись почтительно склоненной головой.
  - Прекраснейшая...
  Узкая ладонь с тонкими изящными пальцами резко вскинулась в повелительном жесте, заставляя Всесильного Тэна оборвать приветствие.
  - Прошу, у нас нет времени на полагающиеся церемонии, - тихий, но твердый голос Императрицы прозвучал в абсолютной тишине очень отчетливо. - Не знаю, следует ли считать удачным то, что мне не пришлось специально собирать большинство из вас, потому как известие, что я хочу поведать, боюсь, окажется не из приятных.
  По рядам синих каймонов пролетел отчетливый взволнованный шепот. Сердце Сумиёси кольнуло каким-то неприятным предчувствием, и сиккэн вдруг понял, что ему стало трудно дышать, а лоб покрылся холодной испариной.
  - К великой скорби нашей и всей имперской нации сегодня Единое Государство лишилось того, кто был поставлен предками оберегать Империю, приумножая ее богатства и славу. После продолжительной болезни Избранник Неба покинул нас, отправившись в пантеон выдающихся предков.
  - Истинно так, - заверил всех дзито-вэй, замерший на пороге.
  Глава императорских телохранителей, как и всегда, был в полном боевом облачении, в округлом шлеме, украшенном фазаньим хвостом, при обоюдоостром мече и в безликой "зеркальной" маске из полированной стали.
  Хмурые и потемневшие лица дзито лучше всего предавали мысли наместников. Испуганные взгляды чиновников с неверием взирали на женщину, стоявшую посередине зала, в глазах которой, несмотря на беспристрастное лицо, застыли совсем не наигранные слезы. Впервые с начала собрания перестали скрипеть медные перья неутомимых писцов, а на "зрительских" местах кто-то вдруг отчетливо всхлипнул. Боль в груди у сиккэна продолжала нарастать, но Тэн не обращал на это внимания.
  - И как бы ни была ужасна для нас эта потеря, каждому из здесь присутствующих следует направить все свои силы на сохранение целостности и единства Империи, все еще по-прежнему находящейся перед угрозой повторения военного вторжения со стороны подлых юнь. Лишенные прямого наследника Нефритового Трона, мы остались сейчас без возможности сформировать регентский совет попечителей. И в этой пугающей ситуации я, продолжая пока еще быть вашей Императрицей, взываю к разуму и чувству долга собравшихся. Не должно быть двух мнений в вопросах того, кто имеет право принять власть над страной, по крайней мере, до завершения войны на южных рубежах. Раскол неприемлем. Тайпэнто Синкай.
  Владычица Империи обратила свой лик направо, и оттуда, раздвигая толпу плечом, через ряды чиновников уже быстро протискивался военный советник. Сумиёси готов был поклясться, что Мао нахально ухмыляется, но, оказавшись на всеобщем обозрении, Фень уже нацепил маску "скорби и потрясения". Нехорошие предчувствия Тэна продолжали расти вместе с не унимавшейся болью.
  - Тайпэнто Синкай, я хочу, чтобы в эти тяжелые дни наша страна и дальше была способна отразить натиск любого врага, и потому велю именно вам принять временное руководство над Единым Государством, - Императрица обвела взглядом притихший зал. - А вас я прошу засвидетельствовать мое решение, принять его и одобрить.
  - Да будет так, - буквально сразу же рыкнул дзито-вэй.
  - Кто я такой, чтобы спорить с волей мудрейшей, - надменно выдавил из себя Мао Фень. - Я подчиняюсь, и да будет так.
  - Да будет так, - протянул нараспев главный евнух.
  - Нет...
  Голос Сумиёси сорвался на хриплый кашель, а тело изогнулось в судороге. Сиккэн не понимал, что с ним происходит, но колючая тяжесть и жар больше не казались ему последствиями духовного потрясения от известия о смерти Императора. Превозмогая боль в горящих суставах, верховный чиновник Империи, попытался распрямиться, но ноги подкосились, и Тэн упал на колени.
  - Нет, никогда...
  Каким бы неизбежным злом не казался сиккэну Мао, Сумиёси слишком хорошо понимал, что в открывшиеся ему перспективы власти толстяк вцепиться мертвой хваткой. Сейчас допустить подобное было просто нельзя!
  - Согласно традиции, - прохрипел первый советник, принимая сидячее положение, - новый Император должен быть избран главами всех чжэн-гун-вэй из числа достойных. Иное решение неприемлемо...
  - К несчастью, мы предполагали, что ваша реакция, высокочтимый, будет именно таковой, - Императрица смотрела на Сумиёси с жалостью, а в ее голосе сквозило отчаяние перед неизбежным. - Высшая знать погрязнет в собственных сварах, и не исключено, что, как это бывало и ранее, споры вокруг Нефритового Престола перерастут в гражданскую войну между кланами. Именно поэтому мы решили избегнуть подобного. Я не собираюсь скрывать, что назначение тайпэнто Синкай имперским регентом было согласовано мною и многими советниками еще заранее, когда нам стало понятно, что жизнь Императора в серьезной опасности. И я готова свидетельствовать, что подобное решение было целиком и полностью одобрено моим благороднейшим супругом. Нам очень жаль, что мы не смогли включить в число посвященных целый ряд столь достойных и уважаемых мною людей. Однако опасные времена требуют крайних мер. Мне очень жаль, и я искренне прошу прощения у мудрейшего сиккэна за то, что нам пришлось совершить сегодня.
  Кашель и хрип, начавший раздаваться с разных сторон, ясно засвидетельствовал для Тэна тот факт, что не он один оказался отравлен. Без малого четверть членов нэйгэ сотрясались в предсмертной агонии, и боль от осознания предательства обожгла Сумиёси еще сильнее. Так точно и выборочно яд мог попасть в пищу членов совета только по распоряжению одного человека. Человека, которому Тэн доверял почти как себе.
  Почувствовав на себе сверлящий ненавистью взгляд, К"си Вонг на мгновение стушевался, но уже в следующую секунду открыто посмотрел в глаза Сумиёси, и впервые за долгие годы сиккэн увидел за маской беспристрастного безразличия яркий открытый вызов. Глава тайной службы не намеревался как-либо оправдывать свои действия, но и извиняться за них он тоже не собирался.
  - Империи нужно быть крепче и жестче, ей нужно меняться быстрее, - Всевидящее Око Избранника Неба поднялся со своего месте и двинулся к Мао и Императрице. - Я свидетельствую словам, прозвучавшим здесь из уст хозяйки Золотого Дворца, я принимаю их и выношу свое одобрение. Да будет так.
  Члены собрания, большинство которых все еще пребывало на грани шока и паники, ошарашено наблюдали за происходящим. Умирающие чиновники затихали на полу, и только некогда Всесильный Тэн оставался жив, несмотря ни на что.
  - Я также свидетельствую и выношу свое одобрение.
  Сиккэн не стал поворачивать голову, он уже знал, кто именно встал плечом к плечу с предателем Вонгом. Хотя боль, распоровшая дух Сумиёси на части, отнюдь не стала от этого меньше. Джэнг, как и К"си, был не просто ближайшим помощником Тэна, он был членом истинного правительства Империи. Тем, на кого первый советник, казалось, мог положиться всегда, во всем и везде.
  - Распорядитель Мэй, - толстяк Мао Фень благодарно кивнул человеку, который последние полгода по личной просьбе сиккэна "приглядывал" за новоиспеченным тайпэнто. - С одобрения мудрейшей хранительницы Нефритового Трона я прошу вас на время моего правления занять пост верховного придворного советника. У вас достаточно опыта и знаний для того, чтобы справиться с этой работой.
  Последний кусочек головоломки встал на нужное место. У каждого есть слабость и тайная страсть, и каждый может совершить что угодно для претворения в жизнь своей мечты. Чего хочет Джэнг, сиккэн знал уже давно, и даже готовил ему передачу места, собираясь уйти в отставку после войны с Юнь. Но Мао удалось опередить его...
  Чувствуя, как последние силы окончательно покидают его, Сумиёси прикладывал неимоверные усилия, чтобы не закричать от жгучей рези, раздиравшей его нутро. Тэн понимал, что проиграл, абсолютно и полностью, лишившись поддержки именно тех, без кого это предательство не стало бы возможным. Мао оказался умелым противником, сумевшим переманить фигуры на свою сторону разлинованной доски. Торговые дома без сомнений были за тайпэнто, и слова урожденной Гжень, являвшейся спутницей Избранника Неба последние четыре года, были ярким тому примером. Со знатью у Мао были определенные трудности, но семья Синкай и их старые союзники из дома Вейлун, а с ними, скорее всего, и Ханкой, поддержат тайпэнто обязательно. В армейских сословиях все было тоже неоднозначно, но явный сговор с самим дзито-вэй давал опасения предполагать, что Фень поработал над этим заранее. А ведь именно чисткой в подотчетной ему среде новый военный советник и занимался все последнее время. Даже охрана самого Сумиёси, почти полностью погибшая во время расправы с Мори, была набрана заново из людей, которых отметил Фень и проверил Вонг.
  Медленно открыв глаза, из которых струились слезы, умирающий сиккэн мертвого Императора увидел, что все присутствующие смотрят сейчас на него. Похоже, что последнее слово становилось теперь для Сумиёси единственной наградой за все те долгие годы службы, что он пробыл в этих стенах, кроме, пожалуй, желтого бриллианта, все еще венчавшего его круглую шапочку.
  - Империя переживала и большие потрясения. И у нее еще есть достойные люди, которые напомнят вам, почему не следует предавать дух ее законов и традиций. Я не собираюсь уйти так просто. Я буду наблюдать и ждать момента, когда каждому из вас придется проявить свою истинную природу, доказав, что благо Империи для вас не эфемерное знамя, под которым вы добиваетесь собственного благоденствия, а нечто гораздо более важное и неразрывное с понятием долга и чести. Это мое вам проклятье, единственное на какое способен умирающий бюрократ, и единственное, которое достойно того, кто действительно любит свою страну.
  Стиснув зубы, Сумиёси так и остался сидеть на своем возвышении во главе окаменевшего нэйгэ. Его глаза медленно стекленели, а сердце перестало биться спустя полминуты. Но он все же успел стать свидетелем того, как новый регент Империи медленно опустился перед ним на одно колено, склонив голову так низко, как склонял ее до того лишь перед одним человеком. И вслед за Мао, тоже самое сделали Вонг и Джэнг Мэй. Поклона Императрицы Тэн уже не увидел.
  
  
  Глава 19.
  
  Мощные многоярусные бастионы и квадратные черные башни, запорошенные мелким колючим снегом, грозно нависали над широким проходом между отвесных скал. Замок Цзянмэнь намертво запирал перевал Лян-Пэй в самой узкой его части, и брусчатое полотно широкой дороги исчезало сейчас под надежно запертыми створками массивных двустворчатых врат. За прошедшее лето инженерные отряды юнь успешно избавились от различных последствий штурма, которому подверглись эти стены еще в начале года, и ныне крепость пребывала в том же превосходном состоянии, что и при имперском наместнике. Копоть пожаров успешно смыли дожди, а разрушенные галереи и здания были заботливо восстановлены руками нового гарнизона, планировавшего обосноваться здесь теперь на очень долгое время.
  С самого утра на улице стоял довольно крепкий морозец, настойчиво пробиравшийся сквозь одежду и приятно холодивший кожу. Выйдя на обзорную площадку, генерал Манчи слегка поежился и с наслаждение отхлебнул из фарфоровой пиалы горячего чая с корицей и бергамотом. Дыхание полководца вырвалось облачком белесого пара и еще долго клубилось у него под ногами, не желая сразу рассеиваться в кристальном горном воздухе. Рассматривая открывающуюся ему панораму внимательным цепким взглядом, главнокомандующий Юнь улыбнулся с мрачным удовлетворением. Несмотря на столь внезапную катастрофу, постигшую армию Ляоляня в северных землях, нынешнее положение войска, а значит и самого царства, было более чем обнадеживающим.
  На высокогорном плато, подступавшем к перевалу Лян-Пэй, замерла ужасающая громада императорской армии. Сто пятьдесят тысяч солдат регулярной строевой пехоты и около тридцати тысяч отборной кавалерии под командованием тайпэна Кара Суня. Вся эта многочисленная человеческая масса, несмотря на долгий марш, проделанный практически через половину огромной страны из манеритских степей до этих мест, несомненно, уже жаждала ринуться в ту самую настоящую битву, которой эти бойцы по разным причинам были лишены так долго.
  По первым подсчетам выходило, что только Закатная армия почти втрое превышала все наличные силы Манчи, скопившиеся с другой стороны перевала. В основе ударной группировки Юнь были первая и вторая армии, практически не понесшие значительных потерь в течение всей компании. Кроме того к ним уже присоединились "огрызки" третьего и четвертого войска, сбежавшие из Генсоку после битвы у озера Тива, а также все, кто уцелел на берегах Люньшай из состава пятой, шестой и восьмой армейской группы. Однако общая цифра соотношений складывалась пока без учета нескольких кочевых туменов союзных Империи каганов, родового войска дома Юэ, насчитывавшего вместе с ополчением Чжу без малого шестьдесят сотен, и пятнадцати тысяч личных головорезов колдуна Ли Ханя. Явное превосходство имперцев в механической и ракетной артиллерии играло также весьма значимую роль, но столь удобная и надежная позиция как Цзянмэнь позволила "тай-тиграм" из элитного саперного корпуса свести ситуацию к паритету сторон. Не стоило сомневаться, что если нефритовым вассалам потребуется взять крепость во что бы то ни стало, то они с легкостью завалят противника телами своих фанатично преданных воинов, но такая тактика была не в чести у имперских тайпэнов. Свои дальнейшие планы Манчи строил как раз в расчете на то, что Сунь, как и Хань до него, будет стараться не тратить солдатские жизни попусту там, где это не требуется. Таким образом, генеральный штурм Цзянмэня откладывался, по меньшей мере, на несколько недель, пока инженеры не соберут полноценный ударный гуляй-город, потому как взять замок в классическую осаду императорская армия не могла точно так же, как до этого не имели такой возможности юнь под Циндао.
  Кроме Лян-Пэй существовало, конечно, много иных путей через пограничную горную гряду, но все они находились достаточно далеко к восходу. К тому же ни один из них не был так удобен, как этот, а некоторые в зимнее время вообще оказывались перекрыты снежными лавинами. Все это давало Манчи надежду не опасаться серьезных действий со стороны противника как минимум до первой посевной. Атаки вражеского флота на побережье по донесениям из столицы были не столь опасны и разорительны, чтобы существенно повлиять на ситуацию, а уже к весне генерал рассчитывал получить семьдесят тысяч солдат, исполченных в окрестных провинциях. Их могло быть и больше, но Ляолян вынужден был бросать значительные силы на наведение порядка в южном регионе, где буйствовали сиртаки.
  Своим главным преимуществом генерал считал тот факт, что даже если имперским военачальникам каким-то немыслимым образом удастся завладеть Цзянмэнем, а также еще целым рядом других опорных пунктов вокруг него, то это лишь заставит юнь отступить к линии собственных пограничных фортов, очерчивавших предгорья с юга практически непрерывной цепью. Несомненно, укрепления, захваченные ими у Империи, были куда удобнее и надежнее для продолжительной обороны, но Манчи был не настолько "стратегически жаден", чтобы цепляться за них до последнего. Так что, как бы ни была велика, вымуштрована и обозлена армия Империи ей предстояла долгая череда кровавых продолжительных штурмов в суровых погодных условиях и при достаточно серьезно разоренных тылах.
  Генсоку и Хэйдань еще не скоро смогут оправиться от полугодового присутствия царских солдат и офицеров, а Чжу и Нееро хоть и досталось значительно меньше, но самостоятельно прокормить и обеспечить всем необходимым столь многочисленную армию, какая была в распоряжении тайпэна Суня, эти провинции явно никак не могли. В лаконичных, но неизменно точных сообщениях генерала Фанга говорилось о том, что интенданты противника уже организуют в центральных землях страны разветвленные сети для подвоза провианта, конского фуража, печного камня и дополнительного зимнего снаряжения, а также соли, торфа и дров. Юню Манчи оставалось лишь озаботиться тем, чтобы небольшие диверсионные отряды, оставленные его войсками при отступлении, предприняли бы все необходимые действия, чтобы эти каналы поставок оказались не настолько эффективны, как рассчитывало на это командование Империи.
  Предавшись напряженным размышлениям и прокручивая в очередной раз в голове сложившуюся ситуацию, Юнь не сразу заметил одного из своих денщиков, появившегося на площадке за спиной у главнокомандующего. Лишь спустя какое-то время оруженосец осмелился привлечь к себе внимание полководца тихим покашливанием.
  - Высокочтимый, к южным воротам только что прибыл посланник придворного военного совета и ожидает встречи.
  - Очередной высокородный и надменный щенок с бессмысленной грамотой? - устало вздохнул генерал. - Это становится утомительным.
  - Осмелюсь развеять ваши опасения, о величайший, - робко ответил денщик, хотя вопрос Манчи был явно риторическим. - В этот раз явившийся посланник, несомненно, обличен армейским достоинством и обладает полным правом принимать ответственные решения. Это сам генерал Фанг.
  - Наконец-то, - лицо Манчи растянулось в довольной улыбке. - Я боялся, что он так и не появится до первой капели. Приготовьте лучшие покои для генерала и его свиты, я приму его через час в большом кабинете.
  - Будет исполнено, - послушно склонился солдат.
  Время, оставшееся до встречи, Юнь посвятил быстрому изучению последних донесений, скопившихся за ночь, и выслушиванию отчетов тысячников. В глазах старших офицеров явно читалось любопытство, связанное с визитом начальника разведки, но сегодня главнокомандующий не был настроен удовлетворять интерес своих подчиненных. К тому же, Юнь и сам не был до конца уверен, чего следует ждать от предстоящей беседы.
  В большой натопленной приемной был накрыт в меру роскошный стол и зажжены ароматические курильницы, должные вместе с приглушенным светом напоминать о привычном уюте чайных беседок в темных садах Ляоляна. Шестеро телохранителей заняли привычные места вдоль стен помещения, еще четверо замерли с другой стороны дверей вместе с двумя охранниками, сопровождавшими Фанга. Столичный гость вошел в кабинет, склоняя голову в приветствии, и Юнь поднялся ему навстречу.
  Начальник царской разведки был чуть выше среднего роста и заметно стройнее Манчи, хотя последнее легко можно было списать на возраст. Сей Янь Фанг был моложе командующего на четверть века, и если бы не блестящий ум, остроту которого Юнь давно сумел оценить, то трудно было бы представить, что столь высокого положения он достиг исключительно благодаря своим усилиям и без протекции знатных семей, либо иных покровителей. Те выдающиеся способности, которые генерал проявлял в порученной ему сфере армейских хитростей, говорили сами за себя, и начальник царского войска не раз благодарил Судьбу, за то, что она ниспослал ему именно такого товарища.
  На скуластом лице Сей Янь, украшенном тонкими усами-"стрелками" и крохотным белым шрамом, рассекавшим левую бровь, отразилась ответная искренняя улыбка, но в темных глазах было что-то, заставившее Юнь внутренне подобраться.
  - Рад видеть вас, наконец, в моей ставке, всезнающий, - сказал хозяин гостю, сделав это заметно прохладнее, чем собирался поначалу.
  - Долг повелел мне быть здесь, чтобы исполнить возложенное поручение, - Фанг так и остался стоять у самого порога, засунув большие пальцы за широкий пояс, расшитый серебряными и золотыми нитями.
  - Вы говорите о послании военного совета? - решил уточнить Манчи.
  - О нем, - кивнул Сей Янь. - Хотя оно лишь основание для моих действий, поскольку это приказ. Приказ, заверенный Большой Военной Печатью и тремя подписями правящего дома, генерал. А также дополнительно отмеченной печатью тайного совета Ляоляна.
  - Приказ о моем отстранении, - хмыкнул Юнь, уже прекрасно понимая, о чем ведет речь его собеседник. - Позвольте полюбопытствовать, кто подавал само прощение?
  - Я.
  - Вот как, - скрытая ярость невольно прорвалась в голосе главнокомандующего, но он сумел быстро взять себя в руки. - И чем же я вам помешал? Мне всегда казалось, что мы достигли вполне дружественного сотрудничества и преследуем единую цель?
  - Это так, и это так и поныне, - с грустью ответил Фанг, и Юнь не сумел заметить лжи или притворства в этих словах. - Но размах проблем, с которым столкнулось наше царство, требует прибегнуть к иным методам. В том числе и к вашему уходу, генерал.
  - И вы займете мое место, - догадался Манчи.
  - Да, после чего приступлю ко второй части своего поручения. Уже завтра я начну прямые переговоры с Империей. Таково повеление правящих лиц и тайных старейшин.
  - Это глупо, вы не понимаете...
  - Нет, генерал, на этот раз это вы не понимаете, - перебил пожилого полководца Сей Янь. - Сейчас у нас еще есть шанс. Шанс на то, чтобы выбить из северян мирный договор и разобраться с вторжением сиртаков. Да, нам точно известно, что деятельность раджи Ранджана была оплачена золотом из казны Хэйан-кё, но это означает лишь то, что они переиграли нас и не стоит усугублять свое назревающее поражение. Ополчение, которое вы затребовали, губительно скажется на всей стране, треть которой лежит в разорении. По весне на поля не выйдет и половины мужчин, а уже летом в городах разразиться голод. Войну пора заканчивать, генерал. Мы и понятия не имели, с чем именно столкнемся, когда выступили на север. Тысячник Басо Нуен сумел вырваться из морских пределов Империи, и то, что он привез в столицу в качестве захваченных трофеев, открыло глаза многим сомневавшимся.
  Как ни приятно было Манчи услышать, что юному Басо все же удалось ускользнуть из имперского капкана, но сейчас все его положительные эмоции мгновенно вытесняла буря горького негодования. Случилось именно то, чего генерал боялся больше всего - придворный совет попросту перетрусил, не понимая, что загоняет себя в куда более страшную ситуацию, чем даже та, что привиделась им сейчас. Но еще больше он не мог смириться с тем, что истинные правители царства Юнь тоже вдруг поддержали это глупое решение. Те, кто скрывались в тенях ляоляньского дворца и составляли тот самый тайный совет, вокруг которого ходило столько слухов и легенд, не могли испугаться. Мудрые старейшины, чье существование становилось точно подтвержденным только лишь для самых избранных, никогда не пошли бы на поводу у простых человеческих эмоций. Хотя бы потому, что ни одного из них Манчи не рискнул бы назвать человеком.
  - Сей, ты не из этих дворцовых жеманниц, ты ведь прекрасно должен меня понять, - Юнь сделал несколько шагов вперед, но Фанг предостерегающе положил руку на рукоять своего широкого слегка скривленного меча. Телохранители генерала отреагировали на это тем же движением, но главнокомандующий остановил их взмахом руки. - Сей, мы лишь дадим Империи время зализать раны и накопить сил. Они не простят нам того, что уже случилось. Мы лишь отсрочим свое поражение и сделаем его неотвратимым, а так у нас еще есть шанс. Подумай сам, хоть на мгновение представь последствия этих переговоров?
  - Ранджан идет на Тай-Тунг, - отрезал Фанг.
  - Сямынь уже пал? - пораженно вздрогнул Манчи.
  - В начале позапрошлого месяца. Нам еще удавалось сдерживать его пять последних недель у мостов в дельте Санконга, но потом он все равно прорвался. Мы намеренно не стали распространять вести в действующей армии.
  - В первой армии не меньше трети уроженцев с побережья Авадзи, и почти столько же из санконгских долин, - кивнул генерал все еще потрясенный известием. - Эта новость вызвала бы беспорядки и панику в полках. Как случилось, что они зашли так далеко?
  - Мы просто недооценили их, и теперь сиртаки, обезумевшие от вседозволенности и пролитой крови, идут на Тай-Тунг. Город первых царей. Город моего детства. И я намерен спасти его любой ценой, - подвел итог Сей Янь. - Стать главнокомандующим для этого, еще не самое радикальное решение.
  - Так вот в чем дело, - удрученно вздохнул Манчи. - Знаешь, Сей, чем мне всегда по-настоящему нравились имперские тайпэны? За несколько тысяч лет истории даже в самых неожиданных ситуациях, несмотря на угрозу жизни и благоденствию, несмотря ни на какие душевные мотивы, в ситуации подобной нашей только самые последние мерзавцы из их числа пытались дорваться до власти или использовать свои возможности в личных целях. Офицерам Юнь еще не понять этого, для этого нужно быть по-иному воспитанным, по-иному смотреть на вещи и по-иному оценивать важность тех или иных событий. И наверно, поэтому мы и проиграем в итоге. Но приближать этот момент я не намерен!
  - Значит, стоит принести еще один город в жертву вашей призрачной возможности остановить войска Империи на этом рубеже? - на лице Фанга отчетливо проступили желваки. - Боитесь, что только вы видите полную картину? Но вы забываете, кто дает вам ее видеть, и кто может знать даже больше, чем вы.
  - Как раз в этом я никогда не смел сомневаться, - Юнь склонил голову, глядя на собеседника исподлобья. - Но твои амбиции сыграют теперь против всех. Нет, я не стану передавать командование кому-либо, и не стану исполнять приказ, изложенный в той поддельной грамоте, что ты привез. Я не намерен отдать свой народ на растерзание из-за кучки испуганных неудачников, которые даже не знают, как притворить свои планы в жизнь. Скажи мне, с кем ты собрался вести переговоры, Сей? С толстолобыми Юэ? С циником Васато Ванем? Или может быть с бешеным Ханем?
  - С ним и намерен, - холодно отреагировал Фанг на явный вызов Манчи.
  - И ты надеешься, что его, горящего жаждой праведной мести и несущего Империи новую великую славу, удастся остановить простыми словами?! Или это будут скулящие мольбы и стенания с последующим валянием в ногах и облизыванием сапог, как уже готовы делать это члены придворного совета?
  - Проблема не в том, чтобы найти нужные слова для Ли Ханя, - двери за спиной у Фанга медленно открылись. - Я точно знаю, что нужно сказать ему, чтобы остановить эту войну. Проблема в том, что я не знаю, какие слова нужно услышать для этого вам. Мне жаль, генерал. Искренне жаль.
  К этому моменту Юнь уже ожидал чего-то подобного и потому не слишком удивился, увидев за порогом мертвые тела своих воинов. Два плохо различимых силуэта, метнувшиеся с разных сторон от Сей Фанга, ворвались в помещение стремительно и беззвучно. Телохранители главнокомандующего были достаточно опытными бойцами, они были лучшими из тех, кто служил в царской армии. Они даже успели обнажить мечи и сомкнуть защитное кольцо вокруг своего генерала, прежде чем бесчисленные тонкие фукума вонзились в смотровые щели забральных масок и сочленения наборных доспехов. Все шестеро воинов медленно осели на пол, повалившись на лакированные доски без единого звука. Правая рука Манчи, наполовину вытянувшая клинок из ножен, оказалась пригвождена к животу сразу тремя стальными иглами, и ему стоило немалых усилий, чтобы не взвыть от боли и не упасть на пол.
  Когда кровавая пелена в глазах немного отступила, генерал наконец сумел рассмотреть своих противников, точнее противниц. Их доспехи из черненой кожи, какие обычно носили наемные убийцы придворного совета, не скрывали стройности и гибкости тел. Две пары глаз причудливой формы мерцали изумрудными огнями, а хищные улыбки лишь еще больше подчеркивая нечеловеческую природу этих созданий. Волосы той, что оказалась справа, свободно ниспадали на плечи, оставляя открытой изящную шею, и больше всего походили по цвету на раскаленный в плавильне металл. Прическа второй из оборотней, огненно-рыжей с длинными угольно-черными прядями, представляла собой тонкую косицу, какую было принято носить среди высокородных юнь. Между точеных пальцев у каждой из демонов были зажаты новые фукума, поблескивавшие мертвенно-желтыми отсветами и готовые в любую секунду отправиться в свой бесшумный полет.
  - Это... многое объясняет... многое, но не все, - пытаясь усмехнуться, выдавил из себя главнокомандующий, чувствуя, как по подбородку побежали кровавые ручейки.
  - Ваша смерть будет трагедией, генерал, - тихо ответил Фанг. - Трагедией, которой мне хотелось бы избежать. Подумайте над этим.
  - Даже если так, то вся моя дальнейшая жизнь после этого будет бессмысленным фарсом. Здесь не о чем думать, Сей...
  Левая рука Манчи ухватилась за рукоять меча, окончательно высвобождая его лезвие из украшенных ножен. Генерал качнулся вперед, делая неуверенный шаг и замахиваясь для вертикального удара. Три иглы пронзили горло Юнь, одна вошла в щеку, оставшиеся - в руку и в грудь. Сила совокупного удара фукума была столь велика, что полководец рухнул навзничь, как если бы получил удар копытом от необъезженного коня.
  Генерал Фанг обвел помещение хмурым взглядом - накрытый стол с угощением и тела убитых были не столь уж непривычной картиной, если речь шла о тех столкновениях, которые часто случались во внутренних конфликтах в среде высшей царской знати. Однако данное конкретное зрелище вызывало у Фанга лишь скорбную печаль. Несмотря на предсказуемость действий Манчи, начальник разведки до самого последнего момента надеялся, что этот разговор удастся завершить по-другому. Светловолосая кумицо, будто почувствовав мрачные мысли генерала, резко обернулась к Сей Янь, слегка прищуривая свои раскосые глаза.
  - Главное - ты попытался.
  - Главное - не ошибиться еще раз, - вздохнул новый главнокомандующий.
  
  Резкие порывы ветра хлестали по плотному пологу шатра в бессильных попытках пробраться внутрь. Большая жаровня с раскаленными углями, установленная в центре, и ее более миниатюрные копии, расставленные по кругу вдоль матерчатых стен, прекрасно справлялись со своей работой, давая возможность полностью позабыть о том, что где-то снаружи остались холодные горы южной Хэйдань. Впрочем, не вспоминать о них, можно было и по другим причинам, некоторые из которых носили весьма приятный характер.
  Привычка просыпаться рано не оставила Ханя со времен его обучения в дзи-додзё, и сегодняшнее утро не стало исключением. Открыв глаза, тайпэн потратил еще несколько мгновений на то, чтобы разум успел окончательно пробудиться так же, как и его тело. Горячее дыхание, обжигавшее правую щеку Ли, на миг прервалось, а уже в следующую секунду в поле зрения появилось сонное и от того очень милое лицо Фуёко.
  - Человече, ты опять не даешь мне нормально выспаться, - пожаловалась кумицо, при этом чувственно изгибаясь и прижимаясь всем телом к Ли. - Даже солнце еще не взошло в такую рань.
  - Никто не заставляет тебя вставать вместе со мной, - улыбнулся в ответ тайпэн, еще сильнее прижимая Фуёко к себе.
  - Нет, позволить тебе целое утро находиться лишь в моем обществе, на такое она пойти никак не может, - с легкой усмешкой прошептала Таката, чьи темные губы почти касались левого уха Ханя.
  Холодные тонкие пальцы с острыми коготками стремительно пробежали сверху вниз по груди императорского вассала, пробуждая в теле уже привычные для него инстинкты, позаимствованные у мангусов. В глазах Фуёко ярко сверкнули изумрудные искры, и лисья улыбка озарила лицо кумицо радостным предвкушеньем, а еще через пару мгновений трое стали единым целым.
  Комплекс утренних упражнений и пробежка босиком по снегу окончательно привели Ханя в норму, но взамен подарили ему дикое чувство поистине демонического голода. К счастью с этой проблемой все было решаемо и на вполне регулярной основе. Когда Ли вернулся в шатер, къёкецуки заканчивала накрывать на стол, а Фуёко, так до сих пор и не выбравшаяся из постели, с ленцой комментировала происходящее, обмениваясь с Такатой привычными "шпильками". Стоило, правда, отметить, что за последние недели острота и взаимная неприязнь этих перепалок заметно снизились, зачастую приобретая все более шутливо-приятельский характер, чему Ли не мог не радоваться.
  - Ну, раз ты у нас такая умная, - пригрозила оборотню Таката, пока Хань умывался, - то обойдешься сегодня без чая.
  - Шантажистка, - пожаловалась тайпэну Фуёко.
  - Мне было, у кого поучиться такому, - парировала къёкецуки, как раз насыпавшая в фарфоровый чайник молотые чайные листья чудовищно дорогого сорта, произраставшего только в провинции Фуокан, и, как недавно вдруг выяснилось, оказавшегося очень по вкусу зеленоглазой кумицо.
  Ли, опустившись на низкий табурет, не раздумывая, набросился на свежую телячью нарезку, а Таката тем временем уже готовила вторую тарелку, прекрасно зная, что одной порцией дело никак не ограничится. Фуёко несколько минут, молча, наблюдала за этой картиной, после чего все-таки решилась присоединиться, умыкнув первым делом заветный чайник, и "спрятавшись" с ним от кровопийцы с другой стороны стола. Откинув входной полог, в шатер вместе с клубами морозного воздуха ввалился Удей. Размотав сверток из толстый мешковины, тидань водрузил на столешницу горячий глиняный горшок с вареным мясом и гречневой кашей.
  - Как заказывали, хозяин, прямо из солдатской столовой, - громко сообщил кочевник, с особым сарказмом выделив слово "хозяин". - А рис, извините, по норме. Поскольку же в списках войсковых никто из нас не числится, то и... О, благодарю.
  Фуёко уже протянула Удею пиалу с ароматным чаем, и ординарец Ли, дунув на темную жидкость, с заметным удовольствием отпил большой глоток.
  - Красота, всегда бы так.
  - Даже удивительно, в этот раз нам перепало хоть что-то из общего походного котла, - не замедлила напомнить Таката. - Между прочим, эти торгаши из Циндао готовы были дать гораздо больше, лишь бы засвидетельствовать свою лояльность Империи и снять с себя всяческие подозрения об участии в покушении на вассала Нефритового Трона.
  - Я и так заставил Гженей обеспечить отряды императорских всадников и инженеров всем самым лучшим, что было у них в закромах, - ответил Ли, орудуя деревянной ложкой в принесенном горшке, опустевшем уже на треть.
  - Подумаешь, - хмыкнула къёкецуки. - Нет, не спорю, эти ребята теперь готовы за тебя идти на штурм с засапожными ножами и в одном исподнем. Еще бы, после такого пополнения припасов, они жируют не хуже родовых воинов Юэ, хотя и раньше жили не плохо. Но вот о том, чтобы улучшить бедственное материальное положение нескольких отдельно взятых демонов, кто-то как всегда не подумал.
  - Зачем тебе деньги? - с усмешкой удивилась Фуёко.
  - Правильно, незачем, - вклинился Удей. - Все деньги должны быть у меня.
  - А ты-то, что с ними будешь делать? И так ведь не знаешь, куда девать мое казенное серебро, - рассмеялся Хань. - Сколько там уже накопилось с нашей поездки в Кемерюк?
  - Много, - неопределенно бросил тидань.
  - А с учетом того, что ты уволок из сокровищницы мангусов? - с хитрой поддевкой снова хмыкнул тайпэн.
  - Очень много, - довольно улыбнулся денщик.
  - Ну, вот его и трясите, если хотите улучшения материального положения, - пояснил демонам Ли, демонстративно указав на Удея ложкой.
  - Замечательно, как только попадем в обжитые цивилизованные земли, так сразу же и начнем, - пообещала Таката.
  - Но-но-но, - тидань предупреждающе вскинул вверх открытую ладонь. - Я все-таки человек подневольный, и без прямого разрешения хозяина...
  - Ка"исс по дорогим чайным домам он, значит, водит без разрешения, - доверительно сообщила Фуёко присутствующим, не дав Удею договорить. - А тут вдруг сразу вспомнил про обязательное разрешение. Кстати, тот свиток-словарь хшминского языка за десять серебряков ты купил, наверно, на свои кровно заработанные?
  Глядя на выражение лица тиданя, Ли и Таката, не выдержав, расхохотались. Степняк же, некоторое время собирался с мыслями, после чего смерил кумицо грозным взглядом и посмотрел на тайпэна.
  - Попробую незаметно уйти от темы. Васато хотел видеть тебя после завтрака у себя в штабе. Юнь прислали какое-то сообщение, и там вроде как фигурирует твое имя.
  - Хорошо, - кивнул Ли, задумчиво рассматривая дно стоявшего перед ним горшка.
  Къёкецуки незамедлительно поменяла глиняную посуду, ставшую бесполезной, на новую миску, наполненную печеными клубнями земляного яблока. Фуёко тем временем все в той же добродушной манере начала объяснять Удею, что если он хочет сохранить что-то в тайне, то подарки нужно делать не только той девушке, к которой эта тайна относится непосредственно, но и другим представительницам прекрасной половины мироздания тем или иным образом находящимся поблизости.
  
  В штабе тайпэна Ваня, как обычно, было довольно шумно и душно, несмотря на мороз, стоявший снаружи. Несколько офицеров из числа личных порученцев Васато постоянно курили трубки со сбором листьев таба, из-за чего в воздухе стоял довольно специфичный запах, но здесь с этой привычкой, весьма неприглядной по мнению Ли, все давно уже свыклись.
  Протолкавшись между нескольких небольших групп отчаянно споривших офицеров и интендантов, Хань сумел пробраться в дальний угол к большому круглому столу, памятному ему еще по советам перед сражениями на реке Люньшай и у озера Тива.
  Тайпэн Вань сидел в плетеном кресле, вытянув разутые ноги в полотняных обмотках к большой железной жаровне, и с явным видом наслаждался теплом. Судя по одежде, сваленной на соседнем кресле - теплой меховой шапке и офицерскому полушубку, Васато только что вернулся из ночной вылазки, которую он как раз собирался провести намедни, чтобы разведать местные горные тропы. Поприветствовав полководца, Ли не менее уважительно кивнул морщинистому и обритому наголо старику в долгополой волчьей бекеше, расположившемуся с другой стороны стола.
  Босан Рё появился в расположении армии в тот день, когда императорское войско вышло к Лян-Пэй. Будучи одним из старейших обитателей этих мест, отшельник укрывался от юньских солдат в редких пещерах и охотничьих времянках с момента вражеского вторжения. Но сейчас он уже напротив добровольно оставил свое затворничество, чтобы поделиться знаниями и мудростью со ставленниками Избранника Неба. С помощью Рё тайпэн Вань уже несколько недель пытался отыскать удобный проход, который позволил бы незаметно вывести на другую сторону перевала значительный боевой отряд или хотя бы небольшие команды разведчиков. Пока что эти поиски не принесли каких-либо значительных результатов - большинство известных троп засыпало снегом, а на оставшихся узких скальных карнизах могли удержаться разве что лишь архары и ирбисы.
  Однако Вань, как и К"си Ёнг, по-прежнему не терял надежды. К тому же, после того как основное командование с общего согласия принял на себя Кара Сунь, Васато и Ли практически нечем было заняться. Армия замерла в ожидании, инженеры сколачивали осадные башни и винеи, артиллеристы вяло прощупывали оборону противника, стараясь сами серьезно не подставляться, а двум полководцам, по сути, оставалось лишь бесцельно бродить по лагерю, тренироваться, читать донесения, пить чай да играть в каргёцу.
  Некое разнообразие в повседневную жизнь внес появившийся несколько дней назад командир Жэньмэнь, чей деятельный характер не позволял начальнику ракетной батареи Ун-Янг-Ша просто сидеть и ждать. Закончилось это, правда, довольно быстро и самым "забавным" образом. Буквально вчера нееро умудрился свалиться со строительных лесов в осадном парке и сломать себе ногу. Таким образом, на какое-то время Закатная армия и все остальные были теперь в определенной степени ограничены в общении с Жэньмэнем, что впрочем, мало кого удручало.
  - Похоже, наш общий друг генерал Манчи решил, наконец, показать что-то новое, - сказал Васато, когда Хань опустился рядом, и протянул тому распечатанный бамбуковый тубус с письмом. - Возможно, это лишь тактическая хитрость, но может быть и первая ласточка грядущих изменений. Тайпэна Кара Суня я уже ввел в курс дела, и он оставил решение на твое личное усмотрение.
  Ли развернул выделанную кожу, на которой было записано вражеское послание, и быстро пробежался глазами по иероглифам сверху вниз. Первые уроки "благородного" языка Юнь, взятые им еще в Таури, Хань продолжал с прилежностью и упорством так, что уже мог не только читать юньские тексты, но и бегло ориентироваться в разговорной речи южан, а в случае необходимости даже поддерживать простой диалог.
  - Посланник из Ляоляна. Переговоры...
  - И личное участие тайпэна Ли Ханя, - подчеркнул Васато.
  - Я заметил, - кивнул бывший дзи. - Почему я?
  - Может, они считают тебя по-настоящему главным, - пожал плечами Вань. - А может быть, Манчи просто желает свести счеты именно с тобой. "Просим прибыть в указанное место и в указанный срок в сопровождении не более чем двух лиц охраны или иного свойства", - хитро прищурившись, процитировал тайпэн по памяти.
  - С моим сопровождением, даже столь малым, будет не так уж легко управиться в случае чего, - улыбнулся в ответ Хань.
  - Неужели? - осадил его второй полководец. - Забыл уже, что случилось в Таури? А ведь там все происходило в центре осажденного города, заполненного имперскими солдатами. Представь, что может случиться при таком же раскладе на этой "нейтральной полосе". Да и хайтин Кэй со своими корабельными орудиями сейчас слишком далеко, чтобы вновь тебя выручить. Порвут ведь...
  - Да, это было бы весьма неприятно, - согласился Ли. - И болезненно.
  Васато коротко хохотнул.
  - Но сходить все равно стоит.
  - Знаешь, я могу подговорить ребят Жэньмэня, и если дела пойдут совсем уж туго, то они просто накроют там все облаком огня и железа, - предложил Вань.
  - И как это поможет мне спастись?
  - О "спастись" я не говорил. Но над этим тоже надо будет подумать. Наверное...
  - Вот спасибо за это, - усмехнулся Ли. - Но будем надеяться, что до крайних мер все-таки не дойдет.
  
  Обширное открытое пространство перед высокими стенами замка Цзянмэнь еще во времена строительства крепости намеренно было очищено от различных кустарников и крупных валунов, обильно разбросанных по всему горному перевалу. Кто бы ни решился напасть на эту цитадель, и с какой бы стороны он ни начал свою атаку, но, так или иначе, по задумке имперских фортификаторов, ему предстояло делать это по совершенно голому уклону, заметно опускавшемуся в направлении от зубчатых стен на общую высоту в пару дюжин локтей. Отвесные скалы, вздымавшиеся по краям прохода, придавали этому месту дополнительную зловещесть, но безжизненную картину немного сглаживал мягкий рыхлый снег, сыпавший с самого утра и приятно хрустевший под ногами.
  Юнь выполнили свое обещание. В условленном месте Ли и его спутниц ожидали лишь три фигуры, стоявшие тесной группой точно посередине дороги. Плотный снегопад не позволил тайпэну издали разглядеть переговорщиков, но чем ближе он подходил, тем меньше оставалось сомнений. Таката прошипела какое-то ругательство и что-то о "рыжих хвостах", Фуёко напротив лишь начала улыбаться еще беззаботнее, чем раньше. Царский генерал в парадном облачении и две кумицо, стоявшие слева и справа от человека, молча, взирали на Ханя и его демонов. Силы сторон следовало оценить как равные.
  - Давно не виделись, Фуёко, - заговорила первой кумицо с золотистыми волосами, в которых серебристыми искрами сияли крошечные подтаявшие снежинки. - Я вижу, что ты по-прежнему успешна?
  - Не жалуюсь, - сияние трех пар раскосых глаз создавало в воздухе причудливую игру зеленых оттенков колдовского света. - Но где же мои манеры?
  Притворно вздохнув, Фуёко обернулась к Ли.
  - Милый, позволь представить. Мои старые подруги и любимые сестры. Хитрица Маэси, - золотоволосая лисица с улыбкой склонила голову влево, - и малышка Наёли. Впрочем, с последней вы уже встречались, пусть и не лично.
  Третья из оборотней, до этого хранившая молчание, чуть подалась вперед.
  - В тот раз в тиданьской степи вы показали мне красивое представление, но тогда я была слишком удручена неудачей, чтобы по достоинству оценить увиденное. И поэтому примите мое запоздалое, но искреннее восхищение. За всю свою жизнь я не часто видела нечто подобное.
  - Еще шаг, и я восхищу тебя на всю оставшуюся жизнь. Кстати, это будет очень-очень короткая оставшаяся жизнь, - убийственно спокойно и без тени эмоций пообещала Таката, проводя взглядом запретную черту, за которую кумицо не следовало заступать.
  - Так вы пришли только за этим? - продолжила Фуёко, как ни в чем, ни бывало. - Мы польщены, но, пожалуй, заодно будем не против услышать еще и предложение Старшей Сестры. Я ведь права? - лиса-перевертыш обернулась к Ли.
  - Именно, - предельно собранно кивнул тайпэн, стараясь ни на секунду не забывать о том, кто стоит сейчас перед ним, даже несмотря на то, что одна из сказочных оборотней-обманщиц была на его стороне.
  - Боюсь, такого предложения у нас нет, - разочарованно протянула Наёли.
  - Да и говорить с вами нам не о чем, - добавила Маэси.
  Руки къёкецуки уже легли на рукояти даканей, когда кумицо синхронно отступили, будто прячась за фигурой офицера Юнь, а тот в свою очередь напротив уверенно шагнул вперед, вскидывая подбородок.
  - Тайпэн Хань, я генерал Сей Янь Фанг, новый главнокомандующий царской армии, - говоривший спокойно встретил взгляд Ли, и вопреки ожиданию императорского вассала глаза собеседника не оказались пустыми "стекляшками" очередной живой марионетки. - И у меня есть для вас только мое предложение.
  - Вот как? - в голосе Фуёко прозвучало отчетливое удивление.
  - Иногда все несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд, - Маэси, глядя на спутницу Ханя из-за плеча генерала, насмешливо улыбнулась.
  - Или думаешь, что только ты одна можешь играть по своим собственным правилам? - поддержала подругу Наёли. - У тебя все получалось, и мы решили, а почему бы и нам не попробовать? Как видишь, нужно было найти лишь подходящего человека.
  - Ой-ёй-ёй, что скажет Старшая Сестра? - шутливо пригрозила Фуёко.
  - Она уже ничего не скажет, - ответил Сей Янь. - Та, кого вы называете Старшей Сестрой, больше не сможет влиять на ситуацию.
  - С ее стороны было так некрасиво покинуть нас в самый ответственный момент, так и не пояснив, чего же мы собственно добивались в конечном итоге, - вздохнула Наёли. - Но Удача переменчива, и каждый когда-то проигрывает всё.
  - Что-то пока не очень верится, - настороженно ответил Ли, раздумывая обо всех тех рассказах, в которых шла речь о сложных многоходовых ловушках, которыми всегда так славились кумицо.
  - Фуёко сможет легко понять, лжем мы или нет, - продолжая стоять позади Фанга, Маэси протянула левую руку открытой ладонью вверх, при этом оборотень прильнула к спине генерала, привстав на цыпочки и положив подбородок ему на плечо.
  - Конечно смогу, - кивнула подруга Ли, и не подумав сдвинуться в сторону Маэси хотя бы на полпяди. - Но живой рассказ всегда интересней, не так ли?
  - Этот рассказ будет скучен и сух, - слово вновь перешло к Наёли. - Она встретила того, на кого у нее не хватило сил. Подробности скрыты, но мы полагаем, что это был жирный пес Императора по кличке Мао, его новый военачальник.
  - Этот бурдюк с переспелым гноем?! - не удержавшись, хмыкнула Таката. - Хотя у этого хватило бы природной наглости. Странно, не думала, что он способен совершить нечто, из-за чего вдруг станет мне чуть менее противен.
  - Мао весьма хорош в интригах и подлых ударах, его коварство вполне могло стать достойным противовесом хитрости и опыту Старшей Сестры, - сказала Фуёко, глядя на Ханя и подразумевая, что принимать конечное решение придется все-таки ему.
  - Допустим, что в этой части я вам верю, - Ли поочередно посмотрел на лица своих оппонентов. Кумицо хитро улыбались, а Фанг по-прежнему хранил свое настороженное бесстрастие. - Итак, предводительницы оборотней больше нет. Юнь Манчи, полагаю, смещен с поста, иначе этот титул не перешел бы к вам, генерал. У меня появилось больше пищи для догадок и подозрений относительно мотивов этой встречи, но для начала, огласите все же то предложение, о котором вы упоминали.
  - Разумно, - поджал обветренные губы посланник придворного совета Ляоляна. - От имени правящей династии и всех высших домов царства Юнь, мне поручено начать переговоры об условиях заключения мира между моим народом и великой Империей, чью мощь многие из нас не смогли осознать до конца, пока не стало слишком поздно. Хотя самое страшное, я еще надеюсь успеть предотвратить.
  - У генерала Манчи имелись хорошие шансы, пусть не ворваться в Хэйан-кё, но как минимум не пустить нефритовую армию внутрь своей собственной страны, - аккуратно взвешивая слова, ответил Хань. - С чего вдруг столь кардинальные перемены случились в умах правителей царства Юнь?
  - Я мог бы рассказать вам о вторжении сиртаков в наши южные пределы, - на лице Сей Фанга появилась кривая улыбка, совсем не вяжущаяся с его прежней серьезностью. - Поведать о нехватке рабочих рук на полях, об общем истощении народа и падении морали в войсках, но реально все это не имеет смысла. Придворный совет и династии желают заключить мир. Но не мир с Империей, по большому счету. Они хотят, просят и умоляют о мире с вами, тайпэн Ли Хань, - видя удивление и непонимание, отразившееся даже на лицах Такаты и Фуёко, Фанг усмехнулся лишь еще шире. - Они боятся вас, и я не помню ни одного случая, чтобы кто-то сумел навести подробный ужас на всемогущих старейшин тайного совета Ляоляна.
  - Но почему? - невольно вырвалось у Ли.
  - Из-за того, что тогда случилось в Таури. Когда погибли демон-наемник и один из младших аринов правящего теневого дома, посланный вас убить.
  - Так это правда, - Фуёко звонко расхохоталась, хотя к этому смеху примешивалась и немалая доля горькой скорби.
  - Тайный совет Ляоляна действительно состоит из къёкецуки, - прошептала Таката и, видя укоризненный взгляд Ханя, поспешно добавила извиняющимся тоном. - Я не знала об этом, никогда не была в тех местах. Лишь слышала немного от Ёми, когда к ней стали возвращаться обрывки тех воспоминаний, что были украдены сигумо. Но она никогда ничего не утверждала точно, и сама говорила об этом, как о непроверенных слухах и собственных догадках...
  - И все-таки нужно было хоть раз обмолвиться мне об этом, - Ли вновь посмотрел на Фанга. - Хотите сказать, что они испугались смерти одного из своих не самых сильных воинов? Ни на мгновение не поверю, что теневые семьи настолько слабы и малочисленны.
  - И да, и нет. Смерть убийцы не смогла бы поразить их, если бы это не была такая смерть, которой каждый из мертвых демонов боится более всего на свете.
  - Ёми выжгла себя и своего противника опасным и страшным ритуалом, - с губ Фуёко исчезла былая задорная улыбка, воспоминания еще были слишком свежи в памяти кумицо. - Я не знаю его названия...
  - Кхла"адеш, - подсказала ей къёкецуки, произнеся это слово так, будто выплюнула грязное ругательство. - "Ведьмин огонь". После него не остается ничего, что способно к перерождению. Самая жуткая участь для любого из мне подобных. Кхла"адеш - орудие посмертной мести, только из-за него нападать на более чистокровных опасаются многие низшие кровопийцы. И только тот, кому больше нечего терять, с легкостью утащит за собой в небытие своего врага.
  - Но только если его кровь чище, - напомнил Сей Янь. - Убийца тайного совета без сомнений был не самым сильным воином, имевшимся в их распоряжении. Но зато он принадлежал к самой древней ветви. И только одна известная представительница того же правящего рода могла сотворить с ним такое. Та, что пропала более полувека назад, когда вопреки законам и традициям ляоляньского двора отправилась в вольное путешествие за пределы царства.
  - Она вспоминала что-то о том, как может выглядеть круг высших аринов. Но уж точно ни разу не говорила мне, что сама могла являться одной из них, - было видно, что Такате все труднее говорить о том времени, когда Ёми была рядом с ней.
  - Теневой совет не сомневается в происхождении вашей погибшей подруги, - генерал Фанг вновь посмотрел в глаза Ли. - И это пугает их еще больше. Им неважно как, но если колдун или демон сумел подчинить себе высшего арина из правящего дома и заставил того, принести себя в столь страшную жертву, переступив через самые жуткие запреты мертвого племени... То, этого существа они будут бояться всегда, ведь никто не уверит их в том, что тот не сумеет вновь проделать нечто подобное с каждым из них.
  - Ёми сделала это по другой причине, - жестко ответил Хань. - Но только теперь мне окончательно понятны ее цели и та цена, которую пришлось заплатить.
  - Я тоже понимаю это, - Фанг натянуто улыбнулся. - Ведь я человек. Но они - нет, и их страх дает вам, тайпэн, уникальный шанс. Ляолян подпишет почти любой договор, лишь бы избавить себя от даже самого маловероятного визита имперских войск под стены столицы Юнь... Лишь бы никогда не встретиться с вами.
  Они молчали, и долгие минуты неторопливо текли одна за другой. Из свинцовых туч, не прекращая, падали белые пушистые хлопья снега, а два человека и четыре демона продолжали стоять друг напротив друга, размышляя каждый о чем-то своем.
  - Генерал, - заговорил, наконец, тайпэн Империи. - Назовите мне хоть одну причину, по которой эти переговоры должны состояться? Почему после всех бед, что причинили царские воины в исконных землях Нефритового Престола, я должен пойти на этот шаг?
  - Потому, что в этом случае не произойдет кульминации того, к чему готовилась так долго Старшая Сестра, и не случится тех последствий, о которых не знали даже ее соратницы? - новый главнокомандующий пожал плечами, словно признавая, что аргумент не слишком хорош. - Может быть, потому, что вы не генерал Манчи, а тайпэн Ли Хань, который не опустится до кровавой мести простому народу, оказавшемуся заложником в играх кумицо и высокомерных генералов? А может быть, потому, что вне зависимости от вашего ответа на первое предложение, я в любом случае буду просить вас о помощи?
  - О какой еще помощи вы сейчас ведете речь? - нахмурилась Таката, возвращая себе прежнюю циничную подозрительность. - Уж не хотите ли с этими хвостатыми устроить дворцовый переворот при помощи воинов Ли?
  - Вероятно, стоило бы, - последние слова къёкецуки явно нашли отклик в мыслях Сей Янь. - Но сейчас у меня есть проблема гораздо серьезнее. Сиртаки раджи Ранджана. Те, кто получил от Империи золото на начало своей компании, и те, кто превратил южные владения Юнь в куда более неприглядную картину, чем то, что вы видели в Генсоку, Чжу и Хэйдань. Без сомнений, если переговоры состоятся, я смогу увести войско и окружить Ранджана в Тай-Тунге. Этот город он возьмет к тому моменту без сомнений. Но я не хочу пускать его в Тай-Тунг и дальше в центральные земли своей страны.
  - Ваши слова о зверствах сиртаков - всего лишь слова, - Хань смотрел на Сей Янь с заметным сомнением, но, тем не менее, тайпэн чувствовал, как в нем все больше растет уважение к этому самоотверженному человеку, пытающемуся спасти свое рушащееся государство, несмотря ни на что.
  - Наёли может показать вам то, что видела там, - Фанг кивнул на свою темноволосую спутницу, и кумицо шагнула к Ли, демонстративно держа на виду пустые руки.
  - Они мастера обмана, - напомнила Таката.
  - Со мной, ты легко сумеешь отличить вымысел от правды, - шепнула Фуёко на ухо тайпэну, и тот хоть и с недоверием стянул тяжелую латную перчатку, вкладывая кисть в ладони кумицо.
  Когда глаза человека и демона закрылись, Хань резко вздрогнул, а кровь отхлынула от его лица. Веки Ли задрожали, и образы один за другим понеслись в безумном хороводе перед его внутренним взором.
  - Что ты делаешь с ним?! - по-кошачьи шипящий голос Такаты был первым, что услышал Хань, вернувшись в реальный мир.
  Длинный клинок къёкецуки подрагивал буквально в волоске от шеи Наёли, но зеленоглазая кумицо лишь ошарашено вглядывалась в лицо императорского вассала, что стоял перед ней.
  - Все в порядке, честно. И пожалуйста, убери оружие, - прохрипел Ли, после чего Таката нехотя исполнила просьбу тайпэна.
  - Что он такое? - также хрипло спросила Наёли, покосившись в сторону Фуёко и все еще не в силах отойти от шока.
  - Не твое дело, подруга, - с наглой улыбкой собственного превосходства бросила та, вставая между Ли и сестрицей.
  - Так, что вы решили, тайпэн? - напомнил Фанг о себе.
  Хань медленно запрокинул голову, чувствуя, как снежинки садятся на кожу и неторопливо таят, стекая вниз по щекам. Многое из того, что он увидел, требовало более глубокого осмысления. Но первая мысль уже сформировалась сама собой, а Ли привык доверять своему первому впечатлению. Зверства сиртаков на юге Юнь пускай и могли соперничать с тем, что творили царские воины во владениях Нефритового Трона, но лишь в самых мелких и незначительных аспектах. Волна из чудовищных убийств и пожаров, кошмар для десятков тысяч изнасилованных женщин и изувеченных детей, вся боль и скорбь, что обрушилась на тайпэна за эти несколько мгновений из воспоминаний кумицо, не оставляли ему иных вариантов. Он уже понимал, что Зло многолико и самым опасным может оказаться та форма, которую ты посчитаешь "малой". Однако, в отношении того, кто называл себя раджей Ранджаном, не могло бы возникнуть двояких сомнений ни у одного человека, рожденного в пределах Империи. И обстоятельством тому были не только пепелища и гниющие курганы плоти, покрывшие устье Шаанга и побережье залива Авадзи, но и, терзаемые не менее жутким вторжением горцев, земли Каратау и Гуррама.
  - Империя приложила к этому свою руку. Значит, Империя и должна это исправить. Простые жители Юнь расплатились уже сполна за недальновидность своих вождей. А те, кто умер в джунглях Умбея, вообще не имели отношения к этому. И потому, нам следует затушить этот страшный лесной пожар... Что вам понадобится от меня, генерал?
  - Десять тысяч ваших лучших солдат, тайпэн. Столько же будет с моей стороны. Мы двинемся на юг и уничтожим Ранджана. После этого, если потребуется, то проследуем и далее, чтобы покончить с армией тай-шанского князя и даксменских вождей, а заодно и со всей этой войной. Мы сокрушим их вместе, раз и навсегда. Если выступить прямо сейчас, то мы еще успеем встретить раджу под Тай-Тунгом до начала возможной осады. Проход через Цзянмэнь и земли Юнь я вам гарантирую.
  - Блестящая выйдет из этого западня, - хмыкнула къёкецуки. - Десять тысяч лучших солдат Империи и тайпэн, которого ляоляньский двор мечтает видеть выпотрошенным и посаженым на кол, идут скорым маршем прямо в капкан.
  - Я даю вам свое слово, что не нарушу наш уговор, несмотря на все обстоятельства и то, что может случиться в дальнейшем, - Фанг протянул вперед руку и мягко заставил "зачарованную" Наёли, уйти обратно к себе за спину, где ее уже ждала встревоженная Маэси. - Но если и этого будет недостаточно, то моя жизнь тоже в вашем распоряжении.
  - Мне достаточно будет вашего слова, генерал, - ответил Ли, отрывая свой взгляд от затянутого тучами неба.
  - Я надеялся это услышать, тайпэн.
  - Нет, - усмехнулся Хань, - вы знали, что услышите именно это.
  
  
  Глава 20.
  
  Сырая грязная зима, с замерзающей по ночам водой и метущей по полям поземкой, была непривычна для воинов Ранджана. Мародеры Умбея, обвыкшиеся к бесчисленным тяготам и лишениям походной жизни, без ропота переносили очередное испытание, но их раджа слишком хорошо разбирался в людях и прекрасно понимал, что его солдаты, уже пресытившиеся добычей, банально устали от бесконечных сражений и маршей. Только то, что Ранджан во всеуслышание объявил Тай-Тунг их последней целью и завершающим штрихом великого сиртакского вторжения на север, сдерживало всех этих заматеревших головорезов от открытого ропота, несмотря на суровый нрав их владыки и почти поголовное благоговейное преклонение перед его силой и лидерскими качествами.
  Армия Отрекшегося, подобно многоглавой змее, неумолимо продвигалась вперед, чтобы сомкнуть свои "прожорливые пасти" вокруг главной намеченной жертвы. Слабое сопротивление малочисленных гарнизонов юнь, состоявших почти сплошь из безусых юнцов и седых стариков, нельзя было назвать даже смешным. После кровопролитных боев за Вонгбей и Сямынь это было нечто, напоминавшее больше всего послеобеденную охоту богатых изнеженных жрецов, когда не важен уже ни результат, ни процесс, ни смысл, вкладываемый в это действо.
  И потому, весьма неприятными стали для Ранджана донесения о том, что группы авангарда, состоявшие из самых жадных и охочих до драки солдат, добравшись до больших ремесленных поселков, окружавших Тай-Тунг, неожиданно повстречали хорошо организованные отряды царской армии, состоявшие явно не из ополченцев. Однако следующее известие оказалось еще более тревожным. Со слов бойцов, не доверять которым у Осквернителя не было никакой причины, выходило, что по отдельным группам сиртаков наносит удары тяжелая конница, но не такая, которую было бы привычно увидеть в строю у Юнь. Всадники в пластинчатой стальной броне, идущие в битву под синими флагами, могли принадлежать только к одной касте воинов, известной Ранджану, и чтобы развеять свои опасения и догадки, предводитель "единой армии" выслал вперед дополнительные дозоры из самых преданных хмоси.
  За два дневных перехода до богатых предместий Тай-Тунга раджа получил, наконец, ответы на все свои вопросы. На пути у его соборного войска, насчитывавшего уже более двадцати тысяч мечей и копий, в терпеливом ожидании замерла объединенная армия Юнь и Империи. Разведчики говорили о цифре в "сотню сотен" от каждой из сторон и терялись в догадках, каким образом солдаты Нефритового Престола оказались почти в самом сердце владений Ляоляна. И если простых воинов от подобных известий посещали страх и неуверенность, то другие вольные раджи и командиры, примкнувшие к Ранджану, в открытую выражали свое непонимание, прозрачно намекая на то, что им вообще-то уже давно известно, чьим золотом были оплачены первые успехи Хулителя. Как понимать ситуацию, возникшую теперь перед ними, они не знали, а их предводитель не слишком спешил снизойти до объяснений, в открытую посмеиваясь над самыми боязливыми.
  В том, что имперские солдаты намерены драться и драться всерьез, стало понятно после неудачной попытки передового отряда Нагпура сходу ворваться в городской посад, где располагались обширные мануфактуры и роскошные жилые подворья знаменитых местных литейщиков. Бойцы нефритовой армии засыпали подручных первого воина Ранджана настоящим градом стрел и снарядов из своих метательных механизмов, а фланговый удар кавалерии довершил разгром прежде непобедимых головорезов.
  К вечеру раздраженный и злой Нагпур сумел, наконец, добраться до шатра своего повелителя. Ранджан, окутанный клубами опиумного дыма, встретил гостя укоризненной улыбкой и веселым блеском затуманенных глаз.
  - Надо же, не думал, что мое поражение может вдруг доставить хоть кому-то такую радость, - досадливо заметил Нагпур.
  - Твое поражение - нет, а вот чужая победа - может, - усмехнулся раджа. - Я уже начал бояться, что в скором времени не встречу вновь достойного противника, чтобы шагнуть еще на одну ступень выше. Но теперь эти опасения в прошлом, ведь мне только что доложили, кто командует корпусом солдат Империи.
  Нагпур настороженно поднял бровь, не решаясь задать вопрос напрямую.
  - Тайпэн Хань.
  - Цепной ведьмак Императора?! - хрипло выдохнул воин, сквозь золотые зубы.
  - Он самый, - благостно кивнул Ранджан. - Великий победитель юнь при Таури, при Люньшай и при озере Тива. Человек, разрушивший блестящую стратегию самого генерала Манчи одним лишь своим появлением. Повелитель демонов, ставший последним доводом Нефритового Трона в войне с Ляолянем, и доводом весьма весомым.
  - Но почему? Зачем им это теперь? - искренне не мог понять Нагпур. - Государство юнь уже почти, что упало к копытам их боевых коней. Разве все наши действия не были направлены на то, чтобы подорвать силы Манчи ударами с двух сторон и обречь на верное поражение нашего общего врага?
  - Да, когда-то это было так, - высказанные мысли явно веселили Ранджана. - Но в процессе этих совместных стараний Империя открыла для себя одну неприятную истину - мы оказались уж слишком хороши, слишком сильны, слишком удачливы и слишком опасны. Нефритовый Престол рассчитывал на беспорядки на южных границах, а получил вторжение мощной армии, которой Умбей не выставлял на поле боя уже более девяти столетий. И что они сделали дальше? - улыбка раджи стала еще более хищной. - Они испугались нас так же, как испугались до этого Юнь. И теперь имперцы готовы даже заключить союз с былым врагом, лишь бы остановить опасных сиртаков. Все просто и предсказуемо, такое случалось всегда и во все времена. Нельзя быть настолько успешным, и рассчитывать на то, что все вокруг спокойно воспримут это. А единственное, что нам остается теперь - подтвердить тот факт, что все наши достижения - это не нелепая череда случайностей, а планомерный итог возвышения новой могучей силы, неведомой ранее на побережье Жемчужного моря.
  - Ты намерен разбить их.
  - А что еще мне делать с ними? Отступить? Сейчас это уже невозможно. Вступать в переговоры бессмысленно. Уклоняться от боя тоже. Я обязан вступить в эту схватку, и одержать в ней верх хотя бы потому, что только тогда смогу окончательно утвердить свое право выбирать собственный путь и не сворачивать с него из-за мелких препятствий. Хань станет последней проверкой. Он закален в огне своей собственной веры и выточен из того же камня, что и я, и это будет прекрасно...
  Раджа мечтательно прикрыл глаза, смакуя предвкушение от поединка, который он уже представлял себе во всех деталях. На несколько мгновений Нагпуру показалось, что их разговор окончен, но Отрекшийся чуть слышно расхохотался и вновь посмотрел на своего первого воина.
  - Человек против человека, воля против воли и разум против разума! Ни богов, ни хозяев, ни иных повелителей. Так, как и должно всегда быть...
  
  Вид военного лагеря, притихшего в последнюю ночь перед сражением, стал за эти полгода настолько привычным для Ли, что его удивляла сама мысль о том, что совсем недавно он с дрожью в сердце поднимался по сходням "Стража престола" навстречу неизвестности, такой же пугающей и непредсказуемой, как и в те последние зимние вечера в Ланьчжоу накануне осады.
  Богатый цветник, разбитый на крыше трехэтажного дома, принадлежавшего зажиточному мастеру-сталевару, благоухал весенними ароматами. Стоя у дощатых перил, Хань, молча, рассматривал полуночную панораму, собираясь с мыслями и пытаясь понять, что так тревожит его в последние дни. В своем поступке Ли не сомневался, равно как и в том, что тайпэнто Синкай, скорее всего, выразит свое полнейшее одобрение его односторонним решением. Мао нуждался в этом перемирии больше всего. В случае военной победы, это была бы великая победа, но без его участия. Скорее даже наоборот, если вспомнить о почти провальном походе ополчения чжэн-гун-вэй. Самого опасного исхода - поражения Империи - сейчас уже в любом случае удалось избежать, и только неопределенный мир, очень выгодный Юнь, давал Феню шанс окончательно укрепиться возле Нефритового Престола.
  Не то, чтобы за эти месяцы Ли стал настолько лучше разбираться в хитросплетения придворных интриг, но долгие разговоры с Васато и Кара Сунем давали ему те важные основы, которые бывший дзи пытался прежде полностью игнорировать. Призванием тайпэна было вести полки в бой и выигрывать войны во славу своей страны, но это было лишь частью их истинной ответственности, что лежала на каждом из вассалов Избранника Неба. Своим ближайшим соратникам и слугам Император жаловал высшую привилегию, способную развратить слабых духом, но становящуюся бременем и тяглом для тех, кто верил в идеалы, которые внушались каждому из них еще в детстве.
  Вот только не все были способны придерживаться их до конца, а порою, как в случае с Мао Фенем, никогда, наверное, и не пытались этого делать. Хотя трудно было обвинять тайпэнто в отсутствии того, чего он в принципе просто не мог иметь. Нынешний глава рода Синкай пробился наверх совсем из другой среды и стал полезен Империи лишь благодаря своим многообразным и порою не самым лицеприятным талантам. Однако Единое Государство не привыкло разбрасываться ценными ресурсами, чтобы они из себя ни представляли.
  - Надеюсь, я могу отвлечь вас на пару минут, - тихий голос Фанга заставил Ли слегка вздрогнуть. Он совсем не слышал, когда генерал успел подняться сюда наверх.
  - Думаю, пару минут у меня найдутся всегда, - вежливо ответил тайпэн, приглашая юнь занять место рядом с собой.
  Фанг облокотился на перила и, окинув взглядом картину, которую рассматривал Хань, понимающе кивнул.
  - Хороший момент, тревожный, но очень искренний.
  - Завтра мы уже забудем о нем, - вздохнул Ли. - Так что вы хотели?
  - Мне нужно попросить вас кое о чем.
  - Похоже, выполнять ваши просьбы входит у меня в привычку, - усмехнулся тайпэн, но так, чтобы не обидеть собеседника.
  - Главное, чтоб не во вредную, - поддержал шутку Фанг. - Речь пойдет о Ранджане.
  - Что именно?
  - Он должен умереть.
  Несколько долгих секунд повисшая тишина прерывалась лишь звонким стрекотом садовых цикад. Наконец, Хань медленно повернулся к Сей Янь, и генерал Юнь прекрасно понял тот вопрос, который так и не раздался вслух.
  - Нет, это не личное. И не потому, что Ранджан был тайным союзником Империи. Просто, такие люди, как он, должны умирать. Всегда. И это единственный вариант. Вам что-нибудь известно о вероисповедании сиртаков?
  - О многоруких демонах-богах?
  - Да. Когда-то Ранджан был верховным жрецом самого богатого и большого храма южного Умбея, а сейчас его называют Отринувшим и Хулителем. Этот титул не так легко получить, его не дают за особые заслуги или достижения, и стать Отрекшимся кто-либо может только через всеобщее отвержение жреческим сословием и абсолютную анафему. Ранджан бросил вызов самим богам Умбея... и победил. Не раз и не два. Его сила духа ослепляет его соратников, его харизма способна опьянить последнего скептика, а неприкрытой злости и ненависти хватит на то, чтобы трижды утопить в них весь мир. Он не остановится и не успокоится. Даже потерпев самое страшное поражение, Ранджан просто начнет все с начала и без сомнений добьется новых успехов, которые прольются кровью по обоим берегам Шаанга. И поэтому, он должен умереть.
  - Черный дракон Та Цу, - отрешенно отметил Ли. - Если следовать описанию, что вы сейчас дали, они очень похожи в том, что можно назвать характером.
  - Тогда, вы видите, что это за чудовище.
  - Лишь благодаря тирану Та Цу получило возможность к существованию то, что мы все зовем Единым Государством, - раньше слова генерала не вызвали бы у Ханя протеста, но сейчас он уже по-другому смотрел на окружающее, и хотя не отрицал его темных сторон, но и не мог позволить себе забыть обо всем том, что положительного они дали миру. - Без Та Цу не было бы Цы, а без Цы не было бы Нефритового Престола. Однако Та Цу некому было остановить в начале пути, и потому свершилось то, что свершилось. Но мы еще можем остановить Ранджана, и потому мы должны хотя бы попробовать. Я постараюсь исполнить вашу новую просьбу, генерал, не беспокойтесь об этом.
  - Благодарю вас, - напряжение в голосе Фанга никуда не пропало, и Ли догадался, что есть что-то еще, волновавшее главнокомандующего Юнь.
  - Мои помощницы давно старались отслеживать действия раджи, и было в том, что они наблюдали, нечто очень тревожное. Я не зря упомянул о той яркой силе и необычайности способностей, присущих Хулителю. Ранджан был жрецом, напрямую соприкасавшийся с ядовитыми сущностями из-за граней привычного мира, и сложно сказать, что они сумели оставить в нем и что он сам отобрал у них. Вы как никто знаете о таких вещах...
  - Похоже, что мой краткосрочный визит в замок Камадо не прошел мимо вашего пристального внимания, - хмыкнул Хань.
  - Поверьте, этот поступок произвел должный эффект на нескольких кумицо из моего окружения, - ответил в том же тоне Сей Янь. - Равно, как и переход на вашу сторону одной из них. Однако речь сейчас не об этом. Я не знаю, чем может обернуться Ранджан в момент своего падения, какую скверну он решится выплеснуть в плотский мир, и сможем ли мы ее остановить. И потому...
  - Я обязательно буду учитывать это, - кивнул тайпэн, показывая, что прекрасно понимает серьезность опасений Фанга. - Таката и Фуёко будут со мной, и если не справятся они, то это уже не сможет никто другой.
  - Я знаю, поэтому Наёли и Маэси пойдут вместе с вами. Я не могу им запретить, да и они меня слушать не станут, раз приняли это решение сами.
  - Как мне это знакомо, - улыбнулся Ли.
  Фанг удрученно вздохнул, усмехнувшись в конце.
  - И, тем не менее, моя главная ставка на вас, высокочтимый.
  - Да уж, почему-то справляться со всякими нехорошими проявлениями с изнанки бытия у меня получается на удивление... часто, - не без иронии согласился Хань.
  - Надеюсь, что все получится и на этот раз.
  - В конце концов, генерал, у нас есть один козырь, который мы можем предъявить в самый опасный момент. Не для того же мы провезли его через половину вашей страны, чтобы теперь позволить отсиживаться в обозе?
  - В другой ситуации я бы, быть может, и поспорил с вами, но не в такой. Полностью полагаюсь на ваше решение, высокочтимый. И еще раз благодарю вас за все.
  
  В первых рассветных сумерках гром боевых тамтамов и завывания огромных труб возвестили о том, что армия сиртаков, скопившаяся на краю обширных полей, окружавших Тай-Тунг, пришла наконец-то в движение. Непродолжительная суета в лагере объединенного юньско-имперского войска завершилась четко организованным выступлением на заранее подготовленные позиции, где сотни солдат развернулись идеальными рядами вдоль цепи полевых укреплений, изготовившись встретить накатывающую волну врагов. Сапфирные и желтые знамена развевались в холодном утреннем воздухе, а в строю слышались окрики десятников и офицеров, отдававших своим людям последние распоряжения перед битвой.
  Сражение, как это было принято в северных землях, завязали метательные машины, обрушив на головы воинов раджи град из камней и огня, но, к сожалению, не настолько плотный, чтобы всерьез поколебать решимость врага. Артиллерийский парк Империи был непривычно мал из-за того, что для быстрого путешествия от замка Цзянмэнь удалось подобрать лишь небольшое количество самых мобильных механизмов, как правило, не самых мощных и дальнобойных. У юнь дела обстояли примерно также.
  Затем настало время длинных армейских луков и самозарядных самострелов, чему сиртаки, кроме своих малочисленных стрелков, противопоставили в большом количестве изогнутые ростовые щиты, сплетенные из толстой лозы и закрывавшие воинов не только спереди, но и сверху. На близких расстояниях тяжелые болты легко пробивали подобную защиту, но зато опустошительные навесные залпы были практически сведены на нет. В целом, общие потери умбейских мародеров с самого начала оказались на удивление небольшими, едва превысив число в тысячу убитыми и ранеными.
  Сиртаки атаковали по всей ширине позиций противника, грубо и "в лоб", как, в принципе, делали это всегда. Однако за кажущейся прямолинейностью на этот раз скрывался холодный и жесткий расчет их военачальника. По сути, Ранджан применил то, что в тактических трактатах полководцев древности именовалось "косой атакой". Наиболее сильные и опытные отряды врага были сконцентрированы на левом фланге, где против них были выставлены царские солдаты, довольно значительно уступавшие имперским в вопросах строевого взаимодействия и оборонительной выдержки. Кроме того, именно на левый фланг Ранджан продолжал посылать все новые и новые отряды своих отборных убийц, увеличивая давление и постепенно заставляя юнь подаваться назад, несмотря на резервы, которыми располагал генерал Фанг. Кавалерия Умбея, насчитывавшая по подсчетам разведчиков около полутора тысяч так называемых "ранджпутов", кружила в отдалении за спинами пешего войска, готовая в любое мгновение броситься на перехват вражеской конницы и помешать ей нанести обходной маневр или сокрушительный удар во фланг.
  Командующие объединенной армии наблюдали за происходящим с обзорной подвижной башни, установленной в глубине оборонительных сооружений второго ряда, где развернулся госпиталь, и ждали своей команды резервные тысячи. Многочисленные штандарты Отрекшегося, украшенные черепами поверженных противников Ранджана, реяли почти в самом центре атакующей массы южан. Отряды императорской пехоты, вынужденные пойти в наступление, чтобы ослабить врага, рвавшегося к лучникам, заставили сиртаков потесниться назад, прижав их ударные группы к каменистому холму, на котором виднелись остатки нескольких сожженных мельниц. На левом фланге умбейцев положение тоже несколько изменилось, когда туда подоспели инженеры "тай-тигров", срочно переброшенные Фангом в помощь царскому войску.
  Осадные артиллеристы развернули свои баллисты и катапульты прямо на подворьях литейных мануфактур, блестяще воспользовавшись всеми "подручными" средствами. В распоряжении у юнь не было столь много взрывающихся и огненных смесей, как у саперов Империи, да и качество их алхимического "жидкого пламени" оставляло желать лучшего. Поэтому "тай-тигры" очень быстро сообразили использовать вместо снарядов для своих машин пустые глиняные горшки, наполненные раскаленным металлом, взятым прямо из плавильных печей. Литейщики Тай-Тунга оказались на диво упертыми ребятами, и даже приближение вражеской армии не заставило их свернуть производство, к тому же многие печи горели в безостановочном режиме круглыми сутками, и прекращение работы хотя бы на пару дней грозила им последующей полной заменой котлов и домен. Отослав своим семьи под защиту городских стен, мастера и их многочисленные помощники остались в ремесленном посаде, и теперь с радостью помогали армейским инженерам закидывать сиртаков горячими "подарками". Два последовательных залпа батареи Ун-Янг-Ша, дожидавшейся особого распоряжения и использовавшей новые имперские ракеты с чугунными осколками, окончательно погасили попытки врага прорвать и опрокинуть строй юнь. Отведя самые потрепанные сотни в тыл, царские солдаты оставили в своих порядках несколько широких проходов, через которые тут же устремились в атаку нукеры кагана Альлыка.
  Легковооруженные манериты яростно налетели на дезорганизованных сиртаков, рубя их саблями и весело улюлюкая, в то время как несколько групп нойонов и самых опытных конных лучников, прорвав ряды противника, сцепились с ранджпутами, не давая им времени на то, чтобы сориентироваться и отступить. Кольчужная кавалерия юнь, получившая возможность атаковать с фланга, немедленно воспользовалась моментом, окончательно раздавив острие "косого удара".
  Едва только это стало окончательно ясно, как вверх взметнулись бесчисленные бамбуковые шесты сигнальщиков, и императорская пехота, противостоящая центральной части атакующего войска к немалому удивлению сиртаков еще больше усилила свой натиск. Сверху было отчетливо видно, как ряды нефритовых солдат буквально разрывают вражеский строй на части, отделяя правый фланг противника, еще активно сражавшийся в отличие от дрогнувшего левого.
  - Смотрите, - указал Фанг, передавая Ли свой "зоркий глаз". - На холме...
  Между горелыми остовами мельниц активно сновали воины в тяжелой ламелярной броне, там же можно было заметить знамена раджи. Несмотря на то, что центр сиртаков уже начал откатываться назад, постепенно все больше предаваясь панике, значительная группа бойцов явно устраивалась на холмистой позиции для обороны.
  - Ранджан, - быстро кивнул Хань, с уважением отмечая то завидное холоднокровие, с которым действовала личная охрана Хулителя. - Похоже, он не намерен сдаваться.
  - Этот? - усмехнулся Фанг. - Этот не сдастся.
  - Тогда, действуем так, как условились, - ответил Ли и, вернув генералу "зоркий глаз", направился к лестнице, ведущей вниз.
  У основания башни тайпэна уже ожидали четыре демона и Удей с оседланным боевым конем. Кроме привычного облачения, тидань нес сегодня на спине вместе с саадаком еще и ножны с фамильным клинком дома Юэ. Императорские всадники, составлявшие острие собранной ударной группы, двинулись размеренным шагом, выходя на позицию для атаки.
  
  Как каленое лезвие узкого кинжала проходит между звеньев самой плотной кольчуги, так и две сотни лучшей в мире тяжелой конницы пронзили рушащиеся порядки сиртакского войска, не встретив на своем пути никакого заметного сопротивления. Дорога к заветному холму оказалась открыта, но ворваться на него у вассала Избранника Неба и его многочисленных спутников также легко и быстро не получилось. Лучшие мечники раджи-отступника успели потрудиться на славу. По краю и без того довольно крутого склона теперь возвышалась метровая баррикада из камней и обугленных бревен. Конная атака грозила обернуться давкой и переломанными ногами для лошадей, и потому, Хань велел всем спешиться. Двести бойцов, рассыпавшись свободным строем, двинулись вверх навстречу уже поджидающим их головорезам.
  Сиртаки сражались стойко, бросая поначалу в имперцев камни, а затем вступая в схватку на самих баррикадах. Чего-чего, а силы и звериной ярости им было не занимать. Даже без своих боевых четвероногих спутников императорские всадники были все еще отличными воинами, но по сравнению с этими умбейскими берсеркерами даже они в лучшем случае смотрелись на равных. Кровь, отравленная желчью мангусов, бурлила в венах у Ли, заставляя забыть обо всем, кроме битвы, но краем глаза тайпэн успевал подмечать, что если бы не та грозная сила, которую представляли собой три кумицо и къёкецуки, скорее всего, исход этой схватки остался бы за сиртаками. Из сотни врагов на долю демонов пришлось почти три десятка, с четверыми бойцами расправился Ли, и еще одного зарубил Удей, прикрывавший спину своему командиру. Когда южан оставалось уже всего около трех дюжин, они все-таки начали отступать, и только в этот момент Ли наконец-то увидел Ранджана.
  Необычайно бледное и гладковыбритое лицо раджи покрывала черная сетка сосудов, проступавших под кожей, по которой струились мутно-серые капли пота, но в глазах Хулителя все равно пылали какие-то невообразимые огни, а радостная улыбка не походила ни на один оскал тех демонов, с которыми Ханю доводилось встречаться раньше. Ранджан не просто наслаждался боем, подобно Ли. Он действительно жил им, ярко и беспечно, как разгорающаяся звезда, озаряющая небосвод, перед тем как погаснуть уже окончательно.
  Имперцы загнали врага почти на самую вершину холма, прижав к обломкам закопченной стены, полукругом обступающей их сзади. Несмотря на тяжелое дыхание, ни один из сиртаков до сих пор не выказывал каких-либо других признаков усталости. Сдерживая инстинкты степного демона, рвущиеся на волю, Ли медленно вышел вперед.
  - Этот бой окончен. Сдавайтесь.
  Ранджан, глядя в глаза императорскому вассалу, весело расхохотался.
  - Тайпэн Хань! Наконец-то! А то я уже заждался! И ты, боюсь, совсем неправ, ведь этот бой между нами еще только начинается! Разве не ради нашей схватки было убито так много людей сегодня?! А?! Не будем же оскорблять их жертву!
  - Я надеюсь, не нужно говорить, что от болезни головы на этой стадии есть только одно лекарственное средство? - слова Такаты, брошенные ее любимым презрительно-едким тоном, заставили Ли оторваться от безумного взгляда раджи, завораживавшего и притягивавшего к себе.
  - Нет, не нужно, - хмуро кивнул тайпэн, делая знак Удею.
  Бамбуковый тубус, появившийся в руках у тиданя, издал короткий хлопок, и маленький желтый огонек умчался в небо, чтобы взорваться там красочным огненным фейерверком, рассыпавшим вокруг облако красных искр.
  - Обычно мне приходится бороться с превосходящими меня силами, - бросил Ли Хань, привлекая к себе внимание раджи и его воинов, чтобы выиграть необходимые теперь секунды. - Сегодня ситуация несколько иная. Однако чтобы закончить все здесь и сейчас, я готов прибегнуть к любому средству, сколь бы чрезмерным оно не показалось.
  Грохот врезавшегося в землю снаряда, превратившего в каменную пыль остатки соседней мельницы, заставил сиртаков неуверенно вздрогнуть, но вместо обстрела из тяжелых метательных машин, который этот безумный тайпэн вызвал себе на голову, и о котором они поначалу подумали, их ожидало нечто иное. Отряхиваясь от черной пыли и мотая головой в массивном рогатом шлеме, над развалинами во весь свой немалый рост поднялся силуэт самого младшего из сыновей Шаарад. Потомок командующего Ло-тэн с демонстративной медлительностью вытащил свой тяжелый меч из петли на живой перевязи и, презрительно хмыкнув, двинулся в сторону столпившейся группы сиртаков. Воздух вокруг Куанши задрожал, и разряды золотых первородных молний засверкали, ударяясь в землю вокруг или складываясь в ветвистые сплетения на доспехах чудовища.
  - Демон! Еще один демон! - как-то устало, но, тем не менее, радостно, воскликнул Ранджан, заставляя даже своих соратников оглянуться на раджу в изумлении. - Но разве я рассчитывал на то, что все будет просто?!
  Отрекшийся с поразительной скоростью сорвался со своего места, будто и не было нескольких часов предыдущего сражения, и буквально одним рывком взмыл на стену, спрыгивая оттуда уже навстречу взревевшему Куанши.
  - Убейте их всех до последнего! - последний приказ, отданный раджой, вдруг резко вывел собравшихся из удивленного окаменения.
  Сиртаки с воплями бросились в бой, и Ли пришлось позабыть о преследовании безумного вождя умбейцев. Несмотря на численное превосходство, в этот раз отступать назад пришлось уже воинам Империи. Сумасшествие, захватившее Ранджана, похоже, передалось и всем его воинам. Не обращая внимания на раны и текущую по доспехам кровь, сиртаки бешеными зверями рвались вперед в сражение, заставляя настороженно пятиться даже юрких кумицо.
  
  Монструозный обоюдоострый меч рассек зазвеневший воздух, грозя развалить хрупкую человеческую фигурку на две неравные части. В последний момент кривой клинок, покрытый выбоинами и царапинами, остановил смертоносный удар. Раджа-отступник отвел выпад Куанши одной рукой, резко и как-то небрежно, словно и не было в нем всей той пугающей силы и нечеловеческой мощи.
  - Твой хозяин настоящий гений! - Ранджан продолжал смеяться даже в такой момент. - Не убивать, а подчинять чудовищ! Я наловчился лишь в первом, а о втором не смогу помыслить ни сейчас, ни в будущем! О, как я хочу, наконец, схватиться с ним, ты и представить себе не можешь!
  - Ошибаешься, человечек, - пророкотал из-под роговой маски хриплый яростный голос. - Я бы отдал то, что заменяет мне душу, лишь бы вцепиться в мягкое горло этого несносного ублюдка-тайпэна! Я вырвал бы...
  Хриплый кашель оборвал слова Куанши, но меч в руках у демона продолжал жить своей жизнью, методично обрушивая на сиртака новые и все более сложные атаки.
  - Быть рабом нелегко, но выбирать, будучи свободным, куда сложнее, - бывший жрец храма Сорока Покровителей, ушел от очередного замаха, позволяя куску обугленной деревянной опоры у себя за спиной превратиться в облако щепок.
  - Лучше забудь всё, что услышал раньше. Те слова принадлежали лишь слабому подобию своего ублюдочного отца, - веселая нотка в рычащем голосе демона едва не заставила Ранджана сбиться с боевого ритма катха. - Право принимать решение может либо сильный, либо достойный. Но не всегда сильный достоин, а вот достойный не имеет права быть слабым.
  Клинки скрестились с утробным скрежетом, высыпая снопы белых искр. Фигура Куанши нависла над Ранджаном, хлестнув сиртака бесчисленными плетьми из золотых молний. Одеяние Осквернителя слегка задымилось, а материя занялась во множестве мест крошечными язычками пламени.
  - Вот и все, человечек, - надменно рявкнул сын Шаарад.
  Спекшаяся корка на страшной обуглившейся ране раджи, той, что осталась на месте его правого глаза, внезапно надулась и лопнула. Густой черный гной медленно потек по бледной щеке Осквернителя.
  - Ты прав, - растянул губы в безумной улыбке тот, кто уже должен был умереть.
  Кривой ритуальный нож в свободной руке раджи без малейшего сопротивления пробил оскаленную маску и ушел глубоко в одну из огненных бездн, что сияли в глазницах чудовища. Куанши пошатнулся, а сиртак, оттолкнув от себя громадную фигуру, словно набитую сеном куклу, коротким движением снизу-вверх отсек когтистую кисть, сжимавшую меч из кузниц Камадо. Крутанувшись вокруг себя, Ранджан вонзил острие кривого клинка чудовищу под колено и, едва Куанши присел на пробитую ногу, со всего размаха вогнал свой любимый жреческий нож в затылок рогатого шлема.
  - А теперь, пошел вон из этого мира! - хмыкнул раджа, рисуя своей черной кровью изгоняющую печать на спине у демона двумя мазками большого пальца.
  Два крика боли, слившиеся в один, разорвали пасмурное весеннее небо над полями в предместьях Тай-Тунга, навсегда поселяя страх в сердцах тех, кто был там в тот день.
  
  Невысокий хмоси, поджарый и плотно сбитый, раз за разом отбрасывал Ли от себя, орудуя прямым палашом с таким мастерством, которому позавидовали бы иные воины имперской столицы. Несмотря на все преимущества длинного яри и уже привычную способность впадать в почти контролируемую ярость мангусов, Хань не мог добиться успеха и несколько раз едва и сам не оказался на грани поражения. Что толкало жителя болот на эти безудержные и самоотверженные атаки, Ли мог лишь догадываться. В отличие от сиртаков, у многих из хмоси были иные причины следовать за Ранджаном, куда более веские, чем возможность пожечь и пограбить всласть. Но какие бы чувства не вызывал этот воин у Ханя, сейчас они были врагами, и только один из них мог одержать верх в этом непрекращающемся безумии.
  Во время очередной атаки Ли намеренно открылся, подставляя под удар руку, защищенную стальными пластинами своего доспеха. Хмоси не замедлил использовать предоставленную возможность, ведь даже серьезный ушиб не позволил бы Ханю продолжать полноценный бой, копье - оружие для обеих рук. Ошибка воина Ранджана заключалась в том, что на этот раз ему достался в противники не простой человек. Палаш врезался в предплечье тайпэна с такой силой, что под более опасным углом наверняка сломал бы Ли кость, но уже в следующую секунду яри, которое Хань продолжал легко удерживать правой рукой, как если бы сражался в седле, вонзилось в живот врагу. Захрипев, хмоси рванулся вперед, еще сильнее насаживаясь на копье, и махнул клинком, едва не разрубив лицо императорского вассала. Выпустив яри, Ли отскочил назад, а его противник, нанизавший сам себя на ясеневое древко, сделал еще несколько шагов следом и, завалившись набок, упал на землю, не прекращая болезненно кашлять.
  - Хань!!!
  Услышав этот полный ярости крик, тайпэн почувствовал, что даже азарт сражения, подогреваемый в нем желчью степенного демона, как-то неуверенно начал вдруг утихать, уступая место другому чувству. Раджа-отступник, обгорелый и израненный, неровной походкой шел к месту схватки, видя сейчас перед собой лишь одного человека. Тело Куанши, оставшееся стоять на коленях за спиной у Ранджана, медленно рассыпалось от порывов слабого ветра странной бесцветной пылью. Еще секунда, и останки двуединого демона, будто бы потеряв какой-то скреплявший их стержень, рухнули облаком праха, стелясь над обожженной землей.
  - Ли.
  Обернувшись на голос Удея, бывший дзи увидел своего боевого товарища, чуть склонившегося в недвусмысленном жесте. Рука тайпэна сама легла на рукоять меча Сяо Ханя, высвобождая фамильный меч из богато украшенных ножен.
  - Покончи с этим уродом.
  - С немалым удовольствием, - ответил Ли и широким шагом двинулся к ковыляющей фигуре раджи.
  С той ночи откровений в передних покоях дворца Юэ-сэн Хань день за днем вспоминал на своих тренировках те уроки, что сумел подсмотреть в далекое время у командира Ногая. Совместные поединки с тайпэном Ванем тоже дали свои результаты, и сейчас оружие истинных полководцев Империи не было настолько же бесполезной и опасной игрушкой в руках у Ли, как еще два года назад. И все-таки, после всего того, что уже случилось, рисковать он никак не мог, а значит, с Ранджаном следовало покончить быстро, одним последним ударом.
  Старый прием, вдвойне подходящий против раненного или уставшего врага, сработал на удивление безотказно. Широкий рубящий удар, которым Ли хотел отвести меч сиртака в сторону, не просто отбросил кривой клинок, а сломал его у самой витой рукояти. Еще в момент нанесения первого выпада, Хань начал разворачиваться влево, одновременно сближаясь с врагом. Вторая атака заключалась в колющем ударе себе за спину вдоль левого бока, и внезапное сильное сопротивление на пути у меча, которое ощутил Ли, засвидетельствовало ее успех. Сиплое дыхание Ранджана раздалось над самым ухом у Ханя, правая рука Хулителя попыталась ударить тайпэна в шею, но вассал Избранника Неба легко перехватил кисть, сжимавшую кривой нож. Лишенный последних сил, пронзенный и обезоруженный раджа удрученно вздохнул.
  - Вот значит как, - услышал Ли предсмертный шепот сиртака. - После всего, что было, после всех побед и потерь, умереть в шаге от цели, от рук обычного человека.
  - Я не совсем простой человек, - непонятно зачем ответил Ранджану Ли, будто хотел извиниться за то, что не оправдал его ожиданий.
  - Хм, стоило догадаться, - в тоне раджи что-то переменилось, хотя голос его явно слабел. - Будь оно этим, я бы, скорее всего, принял исход... Но так... Так, я не согласен!
  Со звуком ломающихся костей и разрывающейся плоти, ребра Ранджана раскрылись, подобно раковине моллюска, и две новых руки, украшенных длинными кривыми когтями, обхватили тайпэна, сжимая его в своих объятьях с невероятной силой. Шепот раджи превратился в зловещее шипение, а старые руки, ставшие теперь верхними и казавшиеся еще мгновение назад бессильными, стиснули плечи Ханя, не давая ему пошевелиться.
  - Я не хотел быть одним из вас! - взревел Отрекшийся, отрывая Ли от земли и сдавливая еще сильнее, так, что начали проминаться стальные пластины доспеха. - Но раз вы не оставили выбора мне, я не оставлю шанса и вам!
  Разноцветные круги перед глазами и шум крови в ушах едва давали тайпэну чувствовать что-то, кроме сжимавших его демонических лап. У него оставалось время лишь на одну попытку, и тренированное тело Ли совместно с остатками перепуганных мыслей приняло единственное решение, продиктованное ему рефлексами и инстинктами, годами прививавшихся будущим дзи.
  Качнувшись вперед всей своей массой, Хань на ничтожно малое мгновение сумел ощутить под ногами твердую землю. Вся энергия, что еще оставалась в измученных мышцах, была брошена на то, чтобы воспользоваться этой долей секунды, вызванной заминкой Ранджана. Упершись буквально одними носками сапог в покрытую сажей почву, Ли швырнул противника через плечо, сжав до зубовного скрежета рукоять своего меча, все еще пронзавшего тела сиртака.
  Поток темной крови с неприятным алхимическим запахом оросил Ханя, залив разом лицо, затылок и спину. Тело Ранджана, распоротым хлюпающим мешком, покатилось вниз по склону, нелепо размахивая слишком большим числом конечностей. Мир вокруг замер, будто дыхание на вдохе, и исказился, как свет, переламывающийся через линзу "зоркого глаза".
  
  - Ты справился, - звенящий голос Йотоки Юэ, тот который он прежде никогда не слышал, но узнал сразу же, был полон радости и спокойствия.
  - Признаю, ненавидеть такого врага мне уже не под силу, - где-то совсем рядом и в тоже время в необозримо далеком месте прорычал Куанши, словно смущаясь своего внезапного признания. - Скоро увидимся, Ли.
  "Все может быть в этой жизни, демон, - ответил мысленно тайпэн Императора. - В этой или в другой. Каждый сам строит свою Судьбу и выбирает свой Путь".
  - Поверь, я запомнил это, и передам отцу. Он уж наверняка готовит нам встречу.
  - А я напомню, если ты вдруг забудешь. И ему, и тебе, - шутливо пригрозила Йотока. - Прощай, юный Хань. Благодарю тебя за то, что дал мне еще один шанс вновь защищать мой народ и мою Империю, а заодно еще и образумить моих глупых потомков. Я буду уповать на то, что больше не встречусь с тобой по ту сторону мира. Но если все же ты вновь окажешься там, то помни о том, что друзья есть везде.
  - Даже, если они хотят оторвать тебе голову, - со смехом прорычал Куанши.
  - Идем уже, мы и так отняли у него слишком много сил.
  - Ты по-прежнему пытаешься мной командовать, женщина?!
  - Я по-прежнему сильнее тебя, облезлый кусок безудержного гнева, но ты всегда можешь пожаловаться на меня своему доброму родителю, - это предложение заставило Ли улыбнуться даже через сковавшую его боль.
  - Как же я тебя ненавижу...
  Последние слова потомка Шаарад были уже совсем неразборчивы.
  
  - Ли!
  Водопад огненно-рыжих волос хлестнул тайпэна по лицу, а толчок в грудь едва позволил ему удержаться на ногах. В следующую секунду Хань увидел перед собой перекошенное лицо огромного сиртака, во рту которого сверкало на удивление много золота и серебра. Фуёко, вставшая между первым воином Ранджана и Ли, успела в последний момент поймать в перекрестие двух кинжалов кривую саблю Нагпура. Вторая рука сиртака, сжимавшая упорный катар, уже валялась под ногами у кумицо. Сам воин в это время, с неприязненным видом рассматривал появившееся из его груди окровавленное лезвие даканя, выходившее из ламелярной кольчуги наружу почти на целую ладонь.
  - Катись-ка к своему радже, - по-кошачьи прошипела Таката, обезглавливая Нагпура ударом короткого меча.
  - Это было близко, - пожурила Ханя Фуёко. - Слишком близко. Не хорошо засыпать на поле боя, когда сражение еще не окончено. Разве в дзи-додзё этому не учили?
  - В следующий раз мы можем и не успеть, - согласилась с кумицо Таката. - А ты совсем не заботишься о том единственном источнике, что по-прежнему питает наши столь драгоценные жизни.
  - Я учту, - чувствуя слабость, Ли едва не уселся на землю, но къёкецуки успела первой подхватить его, перекинув руку тайпэна себе через плечо. - Благодарю. Что там сейчас со сражением? Сиртаки?
  - Этих мы дорезали, остальных доколачивает Фанг, - с усмешкой сказала Таката. - А ты опять неумело переводишь тему.
  - Мог бы уже за это время научиться. Например, у меня, - поддержала Фуёко.
  - Большему ведь все равно нечему. Лучше бы тоже поучаствовала в решении нашей главной проблемы, - едко хмыкнула мертвый демон. - А то иногда у меня складывается впечатление, что это вообще волнует только меня.
  Поддерживая Ли, къёкецуки двинулась к подножию холма, не прекращая читать тайпэну и кумицо колкие нравоучения. Фуёко, идущая сзади, лишь весело улыбалась и сверкала зелеными огнями в глазах. Она даже не стала озвучивать мысль о том, что кому-то нужно найти способ по-другому скрывать волнение и испуг за своих близких. И все потому, что сейчас раздумья оборотня занимало кое-что еще более интересное.
  - Ну что же, посмотрим, кто быстрее найдет ключ от сокровищницы - глупая рыжая лисичка или умная клыкастая ледышка.
  В тонких пальцах, покрытых рисунком из хны, Фуёко неторопливо вертела темное резное кольцо, будто бы выточенное целиком из лала или багрового обсидиана.
  
  
  Эпилог.
  
  Улицы древней столицы встретили Ли привычным полуденным шумом и рабочей суетой многолюдных кварталов. Конечно, все это не шло ни в какое сравнение с тем буйством веселья и красок, что творилось здесь по ночам, но после небольших городков центральных провинций и тихих ухоженных деревень величественная Хэйан-кё и так производила на любого гостя просто неизгладимое впечатление. Официальное прибытие командования победоносной армии, принудившей к перемирию коварных Юнь, ожидалось только через несколько дней, и широкий проезд Юсудзаки О-ки вместе с прилегающими переулками еще только украшался гирляндами и разноцветными фонарями. Жители столицы готовились к празднику основательно, хозяева закусочных и чайных домов пересчитывали свои запасы, купцы заполняли прилавки да-дяней, а ремесленники спешили окончить все неотложные дела, чтобы не торчать в мастерских в главные часы намечающегося веселья.
  А повод для радости у всех жителей Империи и вправду был на этот раз немалый. По мирному соглашению, которое было подписано в Ляоляне на седьмой день весны, Нефритовый Престол получал едва ли не больше, чем в случае полноценного военного вторжения в пределы южного царства. Контрибуция в пятнадцать тысяч бочонков золота, самоцветов и жемчуга, десять тысяч мешков лучшего красного сбора листьев таба и пятьсот подвод редких трав и алхимических ингредиентов, встречавшихся только в пределах южного царства, было лишь привычной частью "возмещения былых обид". Согласно пунктам договора, на которых особенно настаивали дома имперских тэккэй, Юнь открывали для них все свои порты, города и колонии для ведения беспошлинной торговли сроком на пятьсот будущих зим. Дополнительно купцы вытребовали себе крупный безлюдный остров Аомырь, лежавший к восходу от юньского побережья, сделав его частью Единого Государства. Заключив тройственный договор, дома Гжень, Ксэн и Ябэ намеревались теперь возвести там город и обустроить большую торговую гавань, но и это, по-прежнему, было еще не все.
  Со следующего года весь военный флот Ляоляна окончательно прекращал свое существование, а все его уцелевшие суда либо передавались хайтинам Империи, либо пускались на дно. Соответственно, все прибрежные и океанские пути, а также морские караваны, ходившие по ним в страны Тысячи Островов, оказывались теперь под полным контролем Избранника Неба. Генерал Фанг согласился вернуть пограничные крепости, кроме замка Цзянмэнь, в котором теперь расположился смешанный гарнизон. Поредевшая царская армия в лучшем случае могла восстановить свою былую мощь лишь через пару десятилетий, но продолжающаяся война с сиртаками, непростительно осмелевшими после похода Ранджана, и необходимость возвращения утерянных территорий вокруг залива Авадзи отдаляли эту цифру далеко и надолго. Радовало лишь то, что снежные шаны и их союзники, прослышав о случившемся сражении у Тай-Тунга, решили за лучшее вернуться обратно в горы Даксмен, оставив в покое северный Умбей и не став вторгаться в закатные провинции Юнь. Впрочем, взятой добычи обитателям древних горных хребтов должно было хватить на долгое время. Кроме разграбленного Каратау убитого магараджи Арпура, тай-шаны успели придать разорению Гуррам, чья ушедшая армия нашла свою смерть в предместьях Тай-Тунга.
  Согласно последнему пункту мирного договора, придворный совет Ляоляна обязался сократить земельные наделы своих самых крупных вассалов и выписать вольные грамоты всем тем крестьянам, которые отныне проживали на "новой царской земле". Сверх того, каждое подворье крупнее десяти семей вне зависимости от статуса их хозяина должно было получить одну вольную грамоту на "полный род". В довершение всего, отныне царские власти должны были "оказывать всяческое содействие" любому жителю Юнь, несвязанному крепостным договором, желавшему перебраться в переделы Империи и впоследствии испросить в ней подданства. В Хэйан-кё явно рассчитывали на то, что скоро разоренные южные провинции быстро пополняться за счет новых переселенцев. Таким образом, желания генерала Манчи о заселении Генсоку истинными юнь сбывались в полной мере, но отнюдь не так, как ему когда-то хотелось. Дзито и приставам оставалось лишь следить за тем, чтобы между новыми переселенцами, прибывшими с южной границы, и старожилами не возникало слишком острых конфликтов на почве недавних военных событий. Впрочем, народ Империи всегда отличался гибкостью и терпимостью, с легкостью переваривая в "общем котле" вчерашних союзников и кровных врагов.
  На площади Цы-сэн рабочие возводили полукруглый театральный помост и большие зрительские трибуны, обрамлявшие ее с трех сторон. Несколько неприметных всадников спокойно миновали распахнутые Нижние Ворота Золотого Дворца, не обращая на себя излишнего внимания. Визит тайпэна Ханя согласно повелению Единого Государя должен был оставаться в тайне, о причинах которой Ли не считал нужным спрашивать.
  Внутри резиденция Императора за прошедшие месяцы ничуть не переменилась, оставаясь все тем же нереальным переплетением изнеженной праздности, благородного эстетизма, бюрократической педантичности и философского отрешения. Чиновники, евнухи и слуги сновали по своим делам, отвешивая поклоны придворным дамам и офицерам в дорогих суо, в темных уголках и на открытых зеленых террасах вели беседы монахи и аристократы, а места родовых солдат чжэн-гун уже успели занять новые золотые воины.
  Приторно-вежливый служка в светло-синем каймоне с церемонной важностью вел императорского тайпэна по петляющим коридорам. Когда они стороной миновали тот поворот, который, как помнил Хань, вел в большую приемную главного тронного зала, и продолжили путь, Ли догадался, что сегодня Избранник Неба намерен побеседовать с ним в личных покоях, возможно даже один на один. Подобная честь оказывалась немногим, и легкая толика гордости не могла не пробудиться в душе у бывшего дзи, еще в позапрошлом году шагавшего по этим же коридорам в тяжелых кандалах навстречу неминуемой смерти.
  Проходя мимо большого панорамного окна, открывавшего один из красивейших видов на великую столицу столиц, Ли, посматривавший на город краем глаза, внезапно остановился. Слуга, семенивший чуть впереди, не сразу заметил, что за спиной у него перестал раздаваться звон подкованных каблуков, и, быстро обернувшись, обнаружил доверенного ему гостя стоящим возле резного подоконника, покрытого темно-желтым лаком в тон всему остальному убранству коридора.
  - Высокочтимый, прошу меня извинить за смелость, но я вынужден просить вас следовать за мной далее, не прерываясь на созерцание...
  - Что здесь случилось? - тайпэн прервал слугу на полуслове.
  Несколько угольно-черных проплешин, оставленных страшными пожарами, уродливыми кляксами раздирали торжественное полотно цветущей Хэйан-кё. Под удар самой опасной и разрушительной стихии попали целые дома с окружавшими их дворами, постройками и садами. В одном месте среди гари гордо и несломлено поднималась вверх закопченная башня-вэнь, чья некогда красная черепица потрескалась от жара на скатах, но старые каменные стены сумели удержать крышу и не поддаться напору пламени. Жуткое зрелище, так похожее на пепелища оставленные от иных поселений солдатами-юнь и сиртаками, а в чем-то напоминавшее даже разгул карабакуру под Ланьчжоу, заставило кулаки Ли Ханя невольно сжаться.
  - Древнюю столицу постигло несчастье большого пожара, - соизволил ответить слуга без единой эмоции на холеном лице.
  - Да неужели? И где же была стража и пожарные команды? - поинтересовался Ли, едва сдерживая себя, чтобы не сорваться на рык.
  - Бесстрашным бойцам с огнем было довольно сложно выполнять свои обязанности из-за жестоких сражений, что кипели на тот момент в этих кварталах.
  - Что?! - сказанное изумило Ханя настолько, что внезапно сумело погасить даже постепенно охватывавшую его ярость мангуса.
  - Жители этих немногих подворий, - поджав губы, ответил слуга, - по какому-то нелепому недоразумению именуемые в прошлом верными вассалами Императорам и прославленными семьями чжэн-гун-вэй, к которым эти мерзостные предатели, конечно же, не имели никакого малейшего отношения в действительности, набрались дерзости воспротивиться верховной власти и выступить с открытым вооруженным восстанием. Их мятеж был немедленно подавлен по высочайшему приказу, но, к сожалению, в ходе этого процесса архитектурному лику прекраснейшей Хэйан-кё был нанесен некоторый вполне поправимый ущерб...
  - Полагаю, тайпэнто Синкай был очень опечален таким исходом? - угрюмо хмыкнул Ли, но дебелый служка предпочел сохранить молчание. - Судя по тому, что я вижу, здесь использовали метательные машины с зажигательными снарядами. Как же сиккэн Тэн допустил подобное в пределах столицы?
  - Мудрейший сиккэн Джэнг Мэй счел подобное неприятным, но неизбежным следствием этого гнусного акта неповиновения, которое должно было быть пресечено любыми доступными спосо...
  - Сиккэн Мэй? - Ли, смотревший в окно, резко обернулся к слуге, заставив того вновь сбиться на середине фразы. - Я не ослышался?
  - Ни в коей мере, - осторожно заверил тайпэна чиновник.
  - Так что же случилось с Сумиёси Тэном? - холодно прищурившись, спросил Хань.
  - Всесильный Тэн, чья сила ума была одной из величайших опор Империи в эти трудные времена... - затянул было служка, но, перехватив взгляд Ли, испуганно сглотнул и продолжил говорить куда быстрее. - Его смерть от истощения духовных и физических сил стала страшным ударом для Золотого Дворца и для всей Хэйан-кё. В тяжелые недели перед завершением войны и последовавшие за ними дни торжеств решено было не распространять новость о столь страшной трагедии в пределах страны...
  - Но почему об этом не знаю я? - с угрозой рыкнул Хань, заставляя лоб собеседника покрыться мелкими бисеринками пота.
  - Я не... Мне казалось... Разве...
  Бормотание чиновника и беспомощные взгляды, бросаемые им по сторонам, окончательно убедили Ли в его темных подозрениях. Добиваться правды от этого болванчика не было смысла, да он и не владел всей информацией. Проблема заключалась в другом - по пути в столицу тайпэн не раз и не два встречался с офицерами и служащими, занимавшими не последние посты в провинции Хэйан, но никто из них ни прямо, ни намеком не упомянул о переменах, случившихся в Золотом Дворце. Более того, задним числом в глаза Ли теперь откровенно бросались странные недомолвки и быстрые перемены в темах тех разговоров, которые опасно приближались к обсуждению политической обстановки в целом и свершений нового тайпэнто в частности. Чужие мнения о действиях Мао и его решениях интересовали Ханя особенно сильно, так, что беседы о новом главе рода Синкай он заводил довольно часто, пытаясь, как советовали ему Кара Сунь и Васато Вань, "прощупать столичную почву на дальних подходах".
  - Нас ждут, поспешим, - обрубил тайпэн, и сопровождающий облегченно выдохнул.
  Небольшая дверь, украшенная не более чем любая другая в этой части дворца, отъехала в сторону, пропуская Ли вовнутрь. Слуга замер позади в согбенной позе, два молчаливых дзи-вэй с обнаженными клинками остались на своих местах у порога. Оглядываясь по сторонам, Хань с легким волнением двинулся по узкому коридору, в конце которого была в приглашающем жесте распахнута новая перегородка.
  Кабинет Императора блистал тем дорогим аскетизмом, оценить и понять который может только или очень богатый, или очень знающий человек. Сколько на самом деле стоила мебель из красного и черного дерева, вышедшая из рук лучших мастеров Империи, простому смертному лучше было не знать. Гобелены из белого шелка, картины в тонких золотых рамах, мягкие ковры ручной работы - в убранстве этого помещения не было ничего, что резало бы глаз излишней варварской пышностью, но в тоже время заставляло посетителей проникнуться самыми разнообразными чувствами, от мелкой зависти до благоговейного восхищения.
  - Проходи уже ближе, а то на твое почтительное топтание в дверном проеме у нас уйдет весь оставшийся день.
  Язвительное замечание, наполненное чистейшим ядом высокомерия и собственного превосходства, кольнуло Ханя под сердце своей узнаваемостью. В дальнем углу на уменьшенной копии Нефритового Трона вальяжного устроился хозяин кабинета, с насмешкой поглядывая на окаменевшего гостя. Рыхлое лицо говорившего растянулось в самодовольной улыбке, демонстрируя жирный белесый фурункул, спрятавшийся в уголке полноватых масляных губ.
  - Мао, - уже без удивления констатировал Ли.
  - Когда-то, - ответил первый Император династии Синкай.
  Ладонь тайпэна легла на рукоять широкого цзун-хэ, единственного оружия, которое Ли мог пронести с собой в пределы императорской резиденции ввиду отсутствия меча.
  - Предсказуемость. Как ни странно, это одно из тех прекрасных качеств, за которые ты мне и нравишься, - новый правитель Единого Государства в своем небесно-сапфирном одеянии, расшитом жемчужными драконами, вальяжно откинулся на спинку трона и сложил пухлые пальцы на животе. - Я, наверное, даже расстроился бы, поведи ты себя сейчас как-нибудь по-другому.
  Хань слушал Императора, молча, оглядывая помещение уже совсем другим взглядом и прикидывая, из-за каких ширм появятся безликие воины, стоит только ему сделать свой следующий шаг. В том, что здесь есть тайные ходы, а Фень заранее подготовился к этой беседе, можно было не сомневаться. Толстяк неспроста устроил предварительную тайную встречу именно с тем человеком, который никогда не принял бы такого властителя Нефритового Престола. Выпускать Ли обратно на улицы Хэйан-кё живым явно никто не планировал, да и на заключение в подземелье Золотого Дворца в этот раз бывший дзи почему-то совсем не рассчитывал.
  - Что, захотелось покрасоваться напоследок? - спросил Хань, пытаясь выдерживать голос предельно безразличным, и не поддаваться тому отчаянию, что внезапно накрыло его, стоило только вспомнить о том, как весело и приветливо начиналось сегодняшнее утро. - Просто отравить меня или прикончить во сне по-тихому было уже недостаточно?
  - Конечно, - с прежней наглой улыбкой кивнул Император. - Я ведь должен был полностью насладиться моментом, прочувствовать всю глубину твоей обреченности и собственного всемогущества. Ну и к тому же, мне было действительно интересно - решишься ли ты убивать меня сразу или сначала все-таки попробуешь разобраться в сложившейся ситуации.
  - В чем именно мне стоит разбираться? - хмыкнул Ли. - В том, какие причины толкнули тебя на узурпацию Нефритового Трона? Зачем ты убрал Всесильного Тэна? Или что случилось с истинным Императором? Позволь угадать, ты списал его на Старшую Сестру, с которой сам же тогда и расправился?
  - О, великолепно! Между каждыми нашими встречами ты и вправду умнеешь все больше и больше. Тайпэн Руо Шень не зря настаивал на необходимости дать тебе хотя бы шанс. С чем я, впрочем, всегда соглашался.
  - Руо Шень?
  - Да, новый командующий Центрального флота и, кстати, новый глава рода Вейлун, - издевательское выражение не сходила с обрюзгшего лица Мао. - После его последнего назначения, племянник этого прославленного флотоводца счел за великую честь передать формальное руководство семьей своему дяде. Мы, правда, остались без командующего Южной эскадры, но думаю, хайтин Шао Шэн достаточно компетентен, чтобы занять этот пост, а заодно и получить, наконец, право именоваться тайпэном. В этом мы с Руо Шенем полностью сходимся во взглядах, а мой шурин, по счастливой случайности, являющийся дзито города Таури, с радостью поможет императорскому вассалу Шэну с принятием на себя всех новых обязанностей. В конце концов, он заслужил это своим верным служением Империи и Императору.
  - Значит, выходит, все это время с самого начала тайпэн Руо Шень и командующий столичной речной эскадры Камо... - чувства, охватившие Ханя, сложно было описать простыми словами, так много в них было противоречивых оттенков и "послевкусий".
  Последний раз он встречался с этими людьми в Таури, как раз перед прибытием армии Ваня, когда Шень собирался в столицу с докладом, а Шэн принимал у него дела. Это были опытные, надежные, хорошие люди, настоящие полководцы и преданные сыновья Империи, но выходило, что...
  - Разумеется, - Император, и в самом деле, наслаждался моментом, как и было обещано. - Неужели ты думаешь, что я просто ввалился в тронный зал, сбросил с нефритовой пирамиды предыдущего владельца и уселся на его место? У меня были союзники, такие как Руо Шень или член коллегиального военного совета тайпэн Ши Цзянь. Могущественные и опасные люди по большей части, но так или иначе сыгравшие в произошедшем нужную мне роль. Кто-то получил обещанное вознаграждение. С кем-то мне пришлось расстаться. Навечно. К"си Вонг сработал блестяще. Взять вот хотя бы этот последний бунт, спровоцированный среди аристократов и закончившийся знатной резней. Нет, никто не сумел бы организовать это все лучше, чем он. У чжэн-гун и до того были причины относиться ко мне не слишком снисходительно, и они еще могли стерпеть меня в роли регента на время войны, но когда я решил отбросить глупые маски и назвать вещи своими именами, они тот час же поднялись на дыбы. А что в результате? В результате в Хэйан-кё не осталось людей, чья знатность и древность рода, позволяла бы оспаривать мое право взойти на вершину власти. Кроме Ханкой, Нечхе, Вейлун, Шан и прочих, кто, конечно же, сразу поддержал меня. Кстати, особо приятная новость - клан Мори больше не сможет вынашивать свои кровожадные планы мести в отношении одного "безродного выскочки-дзи", поскольку представителей этой уважаемой семьи больше не существует. Совсем-совсем, нигде-нигде, - обвислые щеки Избранника Неба затряслись от смеха. - Можешь не благодарить. Разумеется, мне также пришлось заранее провести некоторые перестановки в чиновничьей иерархии. К несчастью, Всесильный Тэн не был настроен принять новый курс, но я быстро нашел ему более чем достойную замену. О маленьких проблемах в провинциях опять же позаботились люди Всевидящего Ока, а несколько неудобных фигур в армейских кругах для меня любезно убрала с доски бесстрашная Ёнг.
  - Хватит, - вырвалось у Ли. - Я не хочу больше знать и слышать о том, кто еще участвовал в этом. Ты способен замарать своей грязью любого, но я не хочу видеть в тех, кого узнал, как настоящих воинов, верных Империи, бездушных пособников узурпатора!
  - А может быть, ты узнал их не так уж и хорошо, как думаешь? - ехидно прищурился Император. - Впрочем, ты прав, мне не стоит травмировать твое хрупкое сознание и ломать сложившуюся картину мира излишней порцией горькой правды. Вернемся к нашему личному спору. Надеюсь, ты убьешь меня быстро, без всякого садизма и прочего?
  - Боюсь, что по-другому и не успею, - странно, но всколыхнувшееся волнение почти полностью отступило, оставляя сознание Ли в полном спокойствии и сосредоточенности.
  У Ханя была возможность только для одного удара, и он прекрасно это понимал. Конечно, предугадать все хитрости, которые мог задумать Мао, было непросто, но, как гласила одна народная мудрость, якобы изреченная монахом Хэ, проще было попробовать один раз и не сделать, чем не пробовать и не делать вообще.
  - Замечательно, а то я тут немножко боялся, - Император вновь заерзал на троне, устраиваясь поудобнее и вытягивая короткие ноги. - Но прежде, Ли, мне хочется, чтобы ты все-таки сразился с одним человеком... Ну, в самом деле, не думал же ты, что все и вправду будет так просто?
  - Даже не сомневался, - мрачно усмехнулся тайпэн. - И кого же ты припас для меня?
  - О, я не посмел бы выставить против столь страшного и опасного противника кого-то, недостойного скрестить клинок с истинным воплощением тех забытых правил и истин, что когда-то скрепили молодую Империю, восставшую из бездны анархии и всеобщей войны. Только один из великих мужей, известных мне, подойдет для этой тяжелой ноши. И этот человек, Ли, это... ты сам.
  - Очередной чародейский фокус? - нахмурился Хань, готовясь увидеть какой-нибудь призрак-фантом, сотканный Мао, или выдвижное зеркало, отражение из которого сможет шагнуть через ажурную раму, выхватив свой цзун-хэ.
  - Нет-нет, ничего такого. Я просто хочу заставить тебя немного подумать прежде, чем ты начнешь действовать. Только и всего, мой друг, - Император резко наклонился вперед, опираясь локтями на колени, и очень тихо спросил. - Я хочу попросить тебя подумать о том, что будет дальше? После того, как я умру?
  - Когда узурпации будет положен конец, а народ и знать получат возможность избрать законного Императора согласно тысячелетним традициям? Думаю, ничего более худшего, чем то, что уже случилось, не произойдет.
  - А мои пособники? - толстяк на троне чуть склонил голову вправо. - Их ведь тоже придется... отстранить от власти, лишив всех прав и привилегий? Или ты думаешь, что без меня они вдруг сразу станут такими же как ты? Неподкупными, помешенными на Долге бессребрениками, преданными стране и народу?
  - Если понадобится...
  - Понадобится! - отрезал Император. - И мало кто из них уйдет добровольно. Война между кланами, а также между чиновничьими и армейскими группировками расколет Единое Государство уже к сегодняшнему вечеру, если ты сейчас просто проткнешь этот жирный мешок на Нефритовом Троне. На твоей стороне могут выступить разве что только Юэ и разные мелкие семьи, да еще, может быть, часть духовенства. Армия по-прежнему сосредоточена на юге, вблизи столицы у тебя только три тысячи солдат абордажа Центрального флота, вернувшиеся из Генсоку на отдых. Но беда в том, что с их новым командующим успешный диалог у тебя вряд ли сложится. По-моему еще есть шанс на поддержку со стороны таких торговых домов как Джао и, допустим, Кун Лай, но их силы пыль в сравнении с Гжень... и ётёкабу. Не забыл, во что на самом деле при желании могут превратиться эти уличные бандиты и опиоманы?
  - Твои былые союзники не смогут выступить общим фронтом и сами передерутся между собой, - попытался возразить Хань, но осекся, осознавая, что именно он говорит.
  - Я ведь уже говорил, что ты умнеешь прямо-таки не по дням? Я не просто сейчас узурпатор, я - та одна-единственная компромиссная фигура, которая устраивает всех. Все связи, все соглашения, все тайные сделки замкнуты на меня. И только я имею власть и влияние на каждую из сегодняшних сил в достаточной мере, чтобы поддерживать равновесие. Не буду скрывать, это не стечение обстоятельств, эта ситуация была создана мной намеренно, но разрушив ее, ты сделаешь неизбежным период новой анархии. Не лучший вариант, учитывая, что нас ждет в ближайшем будущем.
  - О чем ты?
  - Подумай еще, вспомни последние несколько лет. Что было бы, если бы планы Старшей Сестры и ее подруг не срывались бы постоянно одним одаренным молодым глупцом? Закат Империи охвачен войнами с кочевниками и карабакуру. Весь юг увяз в бесконечных сражениях с Юнь. Тай-шаны, наверняка, не удовольствовались бы бедными умбейскими деревнями, когда рядом с их собственными землями осталась бы лежать нетронутая и беззащитная Фуокан. Центральные провинции сражаются между собой из-за переворота Мори, на севере вновь начнут шевелиться ракурты. Это была бы бойня всех против всех. Кланы, гильдии, купеческие дома и отдельные армейские отряды режут друг друга и рвутся к жалким крупицам иллюзорной власти. Всеобщий голод. Дороги забиты беженцами, ломящимися стадами от одного пепелища к другому, разнося страх и болезни. Повсюду озверевшие мародеры, обнаглевшие разбойники и доведенные до полнейшего отчаяния крестьяне. Идеальный момент...
  - ... чтобы ударить по Единому Государству, добив его окончательно, - прошептал Ли, не замечая удовлетворенной улыбки, расплывшейся по лицу Императора.
  - И этот удар будет куда страшнее Юнь или тиданей. Я знаю, кто это будет, и очень боюсь, что даже сейчас, несмотря на везение, подвернувшееся Империи в твоем лице, у нас не хватит сил, чтобы вовремя их остановить. Впрочем, мои душевные терзания могут окончиться одним стремительным ударом цзун-хэ. Но опять же с одним условием, Ли. Мое место получишь право занять только ты. Ты ведь готов к такому?
  С каждым новым словом, произнесенным Императором, разум Ли Ханя как будто погружался в горячий густой кисель. То, что предлагал нынешний властитель Империи, было настолько бессмысленно либо противно для Ли, что эмоции рвались из него, желая выплеснуться наружу безудержным стоном. Оставлять этого ублюдка на троне было нельзя, но по всему выходило, что он прав, и лучшего кандидата на роль спасителя Единого Государства просто не существовало. Ни одного. Кроме лишь бывшего дзи, не понимавшего, как не сломаться под тем грузом ответственности, что налагает на него это решение. И тем более, Ли совершенно не мог себе представить, что следует делать, окажись он действительно сам на месте этого толстого узурпатора. Раскол и внутренние войны неизбежны, и как бы ни были велики статус и слава тайпэна Ханя, он не сумеет подчинить своей воле всех своенравных и жадных гордецов, даже собрав под свои знамена тех, кто еще помнит, что такое честь и Служение. На это уйдет много времени, и прольется немало крови, а если новый удар, к которому только готовили почву кумицо, состоится вот-вот, то...
  - Выбор за тобой. Да, я сократил число вариантов, - пожал плечами человек на троне, - но созданием других тебе стоило озаботиться раньше. Так что вперед.
  Эти две минуты были вечностью, самой страшной и невероятной для Ли. Ласковое солнце, светившее в большое окно, играло бликами на лакированной мебели и золоченой отделке, но атмосфера легкости и простой человеческой радости навсегда покинула кабинет Императора. Можно ли решить судьбу государства лишь одним словом или поступком? Можно ли предугадать все последствия своего выбора? Как определить судьбу почти сорока миллионов людей, совершенно не знаю, что ждет их в будущем? И применимы ли в этом решении принципы "меньшего зла" или "верности добродетелям"?
  Пальцы Ли Ханя медленно потянули клинок из ножен, но задрожали, едва лезвие вышло наполовину, и, остановившись, разжали украшенную рукоять.
  - Лицемерный подлец, - опустив взгляд, выдавил из себя тайпэн Империи. - Демоны с тобой и твоими погаными планами. Делай, что должен. В этот раз, я уйду с твоего пути.
  - Благодарю за согласие, - самодовольно хмыкнул правитель Единого Государства. - Но этого, увы, недостаточно. Видишь ли, при всех моих возможностях и связях, с учетом внезапной смены верховной власти, Империи и ее войску будет необходим символ порядка, доблести и того, что все остается как прежде, и что нефритовая пирамида все также незыблемо стоит на своих былых идеалах.
  - Чего ты хочешь? - наступая на горло собственной ярости, спросил хмуро Хань.
  - Твое имя, твою славу и твое всеобщее уважение. В моем новом правительстве пока еще свободна должность военного советника, и нет лучшей кандидатуры на пост тайпэнто, чем прославленный и благородный Ли Хань, спаситель сотен тысяч жизней, покоритель карабакуру, друг степняков и ночной кошмар всего царства Юнь.
  - Встав рядом с тобой, я покажу всей Империи, что доверяю новому Императору.
  - А если ему искренне доверяет такой великий, благородный и смелый воин, то этот Император, возможно, не так уж и плох, - закончил мысль узурпатор. - Не ради меня, не ради себя, но ради всех нас.
  Стоило ли отступать теперь, когда первый шаг в пропасть был уже сделан? Бывшему дзи, когда-то пошедшему против всего, что было для него нерушимой догмой, как ни странно, было трудно сделать это еще раз. И все-таки, он ведь мог отказаться...
  - Я буду пристально следить за тобой. Всегда буду рядом, и если мне вдруг, хотя бы покажется, что ты отступаешь чуть в сторону от того, каким должен быть Император для своего народа...
  - То моя мягкая толстая шея всегда к услугам твоего вострого ножа, - смотреть на победоносную улыбку Единого Государя было непросто, но Ли пересилил себя.
  - Но слов о личной верности в моей клятве не будет. Только о том, что касается Империи и ее простых обывателей.
  - Но ведь Избранник Неба и есть воплощение Империи? - заливисто рассмеялся толстяк, но тут же вскинул руки, показывая, что пошутил. - Согласен, клянись, чему хочешь. Мое официальное возведение на Нефритовый Трон состоится только через два дня, после этого свадьба с бывшей Императрицей. Это окончательно закрепит за мной все эти новые права и обязанности, а вот моей нынешней жене придется довольствоваться "пособием по разводу". Церемонии клятвы вассалов пройдут на третий день, тогда же я провозглашу тебя военным советником и подтвержу должность Джэнг Мэя.
  - Я могу покинуть столицу до начала торжеств?
  - Конечно, можешь. Правда, мне почему-то кажется, что ты найдешь, чем заняться в городе эти два дня.
  - О чем ты?
  - Еще один милый сюрприз.
  Император откинулся обратно на спинку трона и щедрым жестом махнул в сторону большого окна по правую руку от себя.
  - Посмотри сам.
  Подозрительно покосившись на Мао, Ли медленно двинулся в указанную сторону. С предложенного места для Ханя открывался хороший вид на маленький ухоженный сад, располагавшийся на несколько этажей ниже и огороженный стенами со всех сторон. Уютный "схрон" было надежно спрятан от всяких посторонних глаз, при этом журчание рукотворных ручье, шум древесных крон и пение птиц полностью заставляли забыть о том, что посетители сада находятся в самом сердце Золотого Дворца.
  Далеко внизу по аллее, выложенной деревянными шестигранниками, прогуливалось несколько человек. Первым внимание Ли сразу привлек небольшой крепкий бутуз с сосредоточенным видом топавший по дорожке в направлении ближайшего розового куста. Замерев перед одним из цветков, малыш несколько секунд всматривался в изгибы бутона, а затем осторожно коснулся невесомых лепестков и радостно засмеялся. Сопровождавшие мальчика взрослые тоже весело переглянулись, и взгляд Ханя вдруг неожиданно зацепился за лицо молодой женщины, что стояла впереди всех.
  - Каори.
  Воспоминания, слегка поблекшие и истершиеся после минувших дней и пройденных испытаний, всколыхнулись вдруг с новой силой, заставляя тайпэна вновь ощущать вкус настоящей жизни. Понимание остального пришло чуть позднее.
  - Что она здесь делает?
  Император изогнул губы, демонстративно задумавшись.
  - М-м-м, точно не помню. Кажется, Тонг О-шэй, как глава своего рода, прибыл по приглашению сиккэна на церемонию возведения нового правителя Единого Государства. А заодно привез в столицу свою жену, дочь и внука.
  - Внука? - странно, но Ли не ждал, что это будет настолько больно. - Значит, она...
  - Нет-нет, она не вышла замуж, - и, глядя на непонимающее лицо Ханя, Император хрюкнул от смеха. - Я внимательно следил за семьей О-шэй после нашей первой встречи в Ланьчжоу, так что можешь поверить мне. Она не замужем, а внуку Тонга, которого, если тебе интересно, назвали Сэн, совсем недавно исполнился второй год.
  - Но тогда... - Ли пораженно замер с открытым ртом.
  - О да, идиот! Это твой сын, - казалось, еще немного и щеки Императора лопнут от хохота. - Видел бы ты себя сейчас!
  - Год назад в ставке Закатной армии, ты ведь знал?!
  - Знал, - кивнул толстяк. - Но зачем мне было тебе говорить об этом тогда?
  - Гнойный мерзавец, - Ли разрывался между двумя чувствами, но радость все больше теснила негодование, и злиться на Мао он уже не мог.
  - Разумеется. А чтобы доказать это, поделюсь с тобой одной откровенностью. Если бы ты отказался принять от меня в качестве щедрого дара пост тайпэнто, я бы использовал дополнительные методы убеждения с участием представителей рода О-шэй. Причем это были бы весьма нехорошие методы.
  - Но ты все-таки не сделал этого, не сделал сразу, - неожиданно улыбнулся Ли, сумев ошарашить этим поступком даже своего собеседника.
  - Я собирался...
  - Нет, ты обязательно бы воспользовался моим больным местом, не раздумывая, без всяких лишних бесед и церемоний, - отрицательно покачал головой тайпэн. - И знаешь, что это значит?
  - Просвети меня, - раздраженно хмыкнул Император.
  - Ты еще не настолько сгнил, как хочешь всем показать. Тебе недостаточно было моего согласия, вымученного силой и принуждением. Ты хотел, чтобы я согласился сам, по своему выбору и из собственных убеждений. Потому что только тогда, твои действия вроде бы приобретают хоть какой-то человеческий оттенок.
  - Какая чушь! - фыркнул владыка Империи. - Опять ищешь хорошее в куче помета. Хочется убедить себя в том, что даже у негодяя есть что-то напоминающее душу, и ты не так уж неправ был сам в своем решении? Пожалуйста, убеждай. Но только меня избавь от этих нравоучений.
  - Как скажешь, - продолжая улыбаться, ответил Ли. - Я могу к ним спуститься?
  - Конечно. Пока ты мне больше не нужен. Слуга проводит тебя, куда ему скажешь. До церемонии можешь заниматься, чем хочешь.
  Дверь-перегородка с едва заметным стуком закрылась за спиной у Ханя, оставляя Единого Государя в одиночестве. Несколько секунд Император бессмысленно смотрел в одну точку перед собой, а затем еще раз презрительно фыркнул.
  - Вот же, скотина! Все равно, все настроение испортил...
Оценка: 7.61*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"