Как-то решил я купить ДОМИК на черноморском взморье, в Украине, где мои предки когда-то жили. Два лимона и квартира, но Денег нет. "Подсоблю", сказал сосед и Купил я все ж билет.
Продал участок под Москвой, точнее взял под него кредит шальной. Однако под домом землю не сдал, а только всё вокруг , что обрабатывать не желал. "Ну, что"? говорит жена. " А если кредит не вернешь, хохлядская твоя душа, землю твою продадут. И не будет у тебя земли не там не тут. Придут исполнительных дел мастера и землю заберут навсегда и там и тут и все дела".
- Да пускай хоть с мешками придут заберут и продадут, хоть на машинах увезут. Это сделать будет нелегко ,я же хохол и обхитрить меня нельзя. Где, такие как я прошли, там даже татары умывают руки свои.
- Они её флажками обнесут и тебе заходить не дадут.
- Что они день и ночь её будут сторожить? Я же не русский меня трудно обложить. У меня псарня там собак лежит, они эти флажки на портянки погрызут и им даже проходу не дадут.
- Ну, поступай, как знаешь,- говорит жена, - я из дома никуда.
Вот с деньгами я поехал в родные южные края.
Думаю сам себе: "Поеду на родину свою, разгоню по родственника тоску. Пообщаюсь с братьями по духу, попью родную сивуху. Сальцом побалуюсь у взморья, половл рыбку у Лукоморья.
Поехал сдуру зимой, когда дали отпуск большой. Сижу в поезде, скучаю, прошу чаю. Все за деньги говорят, и иначе тут и кипятком не наградят. Локомотив головной, видно люфт рулевой большой, кидает, то вправо, то влево, будто кобылу, запряженную неумело. Вагоны прыгают, то сюда, то туда, будто ямы и канавы и не рельсы, а ухабы. Возмущаюсь, на международном русском ругаюсь. Вот родной Украины границу проезжаю, сижу в карты играю и дурного не предполагаю.
Идет ко мне таможня удалая, братва родная, с фамилиями, как и я на "о" говорить не буду, что как и я дерьмо. Стоим долго, не знаю, какого толку? А я проигрался в дурака, и с пъяну залез под стол, покричать за петуха. Подходят погранцы, с собакой и такой же, как у меня кликухой "Мордатый", Этот пес такой же как они хохол, но как истинный ариец чинно службу свою вел. Ко мне долго принюхивался, почувствовал запах сивухи и хвостом балуется. Я совсем притих, боюсь, а он ещё больше хвостом виляет и как друга по несчастью примечает, языком лизнул и слегка заскулил. Погранцы говорят:
- Выходи и паспорт нам предъяви.
- Не могу, - отвечаю и шепчу, - надо мне ещё посидеть, чтобы песни за дурака потом не петь. А еще и паспорт вам показать? Этой бы печали не знать. Вам покажи, им покажи, а я и так всем показываю, и рассказываю, только штаны не спускаю и зачем не знаю. Мы же все свои из одной страны.
Меня не понимают и за своего не принимают. Я и продолжаю.
- За раз, за показ, деньги не берут, и на расстрел не ведут , то так и быть и вам покажу, а если деньки заплатите и штаны спущу. Ствол уже не стреляет и для таможни опасности не представляет.
- Ты часом на учете не состоишь, если под столом сидишь и хрень твердищь? - говорит мне один из них. - Может ты обкуренный? если не самогоном накрученный. - Спрашивает мене в погонах господин другой,- Что-то возле тебя и собака присела и даже, что-то на ухо тебе спела. Може наркотики везёшь? запахом то ты негож.
Отвечаю, что везде состою в ТП, ДТ, и в КГБ, а что пахну, давно не мылся, да и с испугу обмочился, не говорить же что сивухи напился. Убеждаю, что в дороге пью я только воду, что дала жена в дорогу. По маленькой, по маленькой, лишь для забавы славненькой. За наркотики, бью себя в грудь и отвечаю: "Грешные нынче с собой не возят, их птицами через границу переносят. У птиц таможни нет и не нужен им билет. Вон видишь, голуби летят, вот их и надо стрелять, и шмон наводить, иначе вам границу не закрыть". Он посмотрел в окно, увидел на ветке ворону и воробья одного.
- Это же наши вороны с воробьями, что каркают у нас под окнами и дверями. Тут они всегда каркают и летают и наш таможенный кордон они не смущают. И даже деньги нам иногда таскают, вот и пусть себе летают, таможенники их в лицо знают, а вот с тобою отойдем, поговорим немного, по братски поскребем , что-то може и найдем, чтоб не шутил с отечества лицом.
Потом один взял мой телефон, вроде как на прозвон, стал чего-то в нем искать, зачем, почему, почем знать, даже обнюхал, а зачем не стал сообщать.
Я ему:
- С кем живу, как живу, я тебе так расскажу, там у меня ваших друзей нет,- он только крутит телефон в ответ.
- Ищешь предмета для зацепки, а зря, я чистая душа.
Он посмотрел на меня, наконец, усмехнулся, слегка.
- В посольстве будешь эти песни петь, пьян ты, а твердишь про святую честь. Ты для переезда через границу негож. Уж очень ты на одного преступника похож. Таможня таким шутам не дает добро, да и бутылка стоит, безакцизное вино в ней было. Теперь оно у тебя внутри, контрабанда, как не смотри.
- Это лекарство от невроза.
- Но, запрещенное, для провоза. Проходи с нами и шевели, шевели ногами.
- И это за что, и почему? - задаю вопрос я одному.
Они опять отвечать не стали, так для проверки упаковали, меня и ещё одного такого же, как я. Он курил когда таможня шла, а на Украине, сообщили, курить вообще нельзя, где есть общественные места, а он еще и лежал, когда паспорт подавал не уважение проявлял, вот и напоролся на скандал. Куда ведут, зачем ведут, о деньгах меж собою беседу ведут.
- Уведете и обратно не приведете, - говорю им я,
- Это не наша беда, - отвечают, как шутя. - На вертолет посадим и этим же поездом дальше отправим. Пока добро не дадим, никто не уедет. Проезд на халяву, через Украину, никому не светит.
- Так не сделаете, - отвечаю. - Я тогда вам войну обещаю, а сам уже надежду теряю.
- Да, не бойся, не бойся, нервы трохи пощекочем, законы почитаем и до хаты вновь отправим, если конечно преступником не признаем.
Стал я сопротивляться. Силой со мною стали справляться. Наконец вытащили из вагона. Я сорвал с них два погона. Одним словом небольшая война, их сила взяла. Чувствую, догоняет меня беда, но успокоиться не могу, глотку свою рву. Психбольницей угрожать стали, потом успокоительную конфету зажевать дали.
Я не взял сразу в толк и только зажевал, скулы разжать не смог. Стал Герасимом из Муму и мычу, и скулю, но кричать на них уже не могу. Они хохочут, дулю к носу мне подносят, говорят: "это протрезвительная пилюля брат". Один из них мне помог, врезал по скуле, она отскочила, меня от боли перекосило и будто параличом разбило.
- Это чтоб таможню матом не крыл и не дразнил, - заявил мене их крутой господин. Кулак прописали, это считай, как отрезвительную пилюлю дали.
Вытащили в коридор, посадили и забыли. Сижу дулю себе кручу, холодно, я в одном трико и без денег, смотрю в окно, слышу поезд дал последний гудок и по рельсам побёг. Видно таможня дала добро, а на меня будто вылили воды ведро. Я сразу протрезвел, но за поездом уже не успел.
Погранцы, будто все пропали и за дверями их голоса не слышны стали. Вышел я на перрон в чем, как забрали. Хорошо, что карточку банка не взяли. Вернулся. Стучусь в дверь, кричу; "Где ваш вертолет", а в оттает: "Чего ты ждешь идиот, они все в ресторан пошли, денежки собрали и уже музыку себе заказали"". Вышла какая-то бабка, будто сказка, подала мне паспорт родной и говорит:
- Ехал бы ты друг дорогой, дорогой другой. В стране родной не будет тебе дороги простой. Я тебя не ссаживала, при чин не знаю, но по добру тебе желаю, их не ищи, и не жди, иначе не миновать еще большей беды. Паспорт отдали, значит, таможня дала добро, догоняй свой поезд, где осталось твое добро.
Что делать не знаю, локти себе кусаю. Взял местной минеральной воды. На ней по-английски написано вроде как "соси". Соснул раз, соснул два, появилось боль живота. Побежал в туалет, а он закрыт на обед. Побежал к начальнику вокзала, и он на обеде, видно в том же ресторане, что погранцы таможенного наряда. До другого поезда времени многовато, и начальство слиняло всё и на вокзале, как то стало пустовато.
А мороз на дворе чумовой, а я в одном трико в коем под столом сидел хмельной. Что делать, опять не знаю. Диарея от воды целебной так скрутила, что совесть стала мне и не мила. Не выдержала натура шальная. Открыл дверь вокзала, скрутил невроз, в тапках за угол не побежишь в мороз. Опорожнился со зла в углу вокзала, где на дверях надпись "таможня" прзябала. Подходит к мене, не весь откуда, охрана и законы мне зачитать
пожелала. Потом дубинками жевать меня стала. В конце концов, в психушку меня упаковали, и фамилию спрашивать не стали. Говорили, что я дамой представлялся и у таможенной двери отнуждался. Кричу в психушке, "помогите", а таможня погранцов откушав в ресторане, звонит, врачам: "вы его там не особо держите. Пошутили, по учили трошки и буде". Потом приехали за мной, на своей крутой легковой, говорят: "Таможня дает добро и скорый, тебя уже ждет давно".
Был бы русский наверно, в психушке, так и забыли и выпустили бы только через посольство России.
- Как никак, - говорят, - родился здесь, значит наше добро и фамилия у него, как и у нас оканчивается на "о". Вот так поехал я догонять, что не успел с купе забрать. Не проезжайте мою родину зимой и не пейте в дороге самогон шальной, и не ищите теплого уголка на приморье родном. Таможня не всегда дает добро, это мене еще повезло. Не шутите с погранцами, они не понимают его.
* * *