Свинцовое небо устало уронило огненные крылья заката, воспламенив кроны деревьев, словно факелы Кали. И вскоре пределы земли укрыла фиолетовым сангати распятая звездами ночь, а месяц с дьявольской ухмылкой просунул в прореху серебристые рога, окаймленные синью. Сотни сотен разноцветных фонариков вознесли свои сияющие рисовые души к чертогам Верхнего мира.
1. Мусорный ветер
Черт!
Яйца чешутся, хоть волосы на жопе рви.
Кидаю в стену блокнот с заметками для "Глобал Ревью", и запускаю руки в свербящую промежность. Все из-за той тайской сучки с ароматными губами, которая высосала меня словно тюбик с кондитерскими сливками. Пока я валялся в отключке, кровать взяла на абордаж подлая банда мелких тропических муравьев.
Шипит вделанный в окно кондиционер - огромный и древний, похожий на допотопного динозавра, - из его пасти волнами накатывает смрадная духота. Снаружи стекло заляпано мутным серым днем, свет едва пробивается сквозь лиловые шторы, дрожащие, как обоссавшийся щенок.
Меня начинает мутить, липкий алкогольный пот пропитывает рубашку, дышу медленно, стараясь загнать тошноту обратно.
Мини-бар заглатывает руку и голодно урчит. Переваливаюсь через влажный матрас и шарю под кроватью в надежде чего-нибудь найти.
Пустые бутылки толкаются боками и печально звякают - ничего нет.
В руке - запыленная пачка разноцветных газетных вырезок с калейдоскопом заголовков, венчающих абстинентное буйство мозаики алфавита.
Зверски убит лейтенант-инспектор полиции Бангкока Том Салливан.
Пропала Аум Янг, супруга Салливана, сотрудник Международного Института Квантовой Феромонизации.
Полиция разыскивает Аум Янг по подозрению в убийстве на почве ревности.
На фото мужественный тип европеоидной расы и кукольная тайка.
Дышать... как тяжело дышать... я просто расползаюсь по гребаным швам... иллюзорное пространство разваливается на части, синапсы извиваются в электрических спазмах, стражники потаенного динамита воспоминаний трясут эрегированными ключами, суровые и неумолимые точно песок в мочевом пузыре, разбрызгивают оплодотворенные споры эйфорических заблуждений.
Тошнота не проходит. Бар на первом этаже, но добрый глоток виски уже не спасет, а напиваться в хлам - нет сил. Подкорку разъедают мерцающие мелодии фармакологического напряжения. Придется тащиться через два квартала за "Феромолом-Z" к Деменции.
Самое главное - не забыть лицензию на отстрел демонов и старый добрый "Магнум".
Я встаю, заматываю яйца в мягкие бумажные салфетки и мужественно шагаю в брюки.
Бангкок играет не по правилам.
2. Мне нравится щекотка
Воздух насыщен сладкой и злой субстанцией, вроде разложившейся амброзии, в зале полным-полно самых разных педиков, над столиками витают узоры вербальной изношенности, у барной стойки высокая статная брюнетка, рвущаяся наружу из своего узкого платья. Самка на грани распада в наивысшей предельной точке жизненного цикла, когда мысли об омерзительной агонии плоти сокрыты вакхическим весельем эстрогена и оргиастическом буйством тестостерона.
Задница у нее крепкая, тяжелые груди колышутся, эти теплые и манящие молочные железы, готовые посоперничать с трехмерным лабиринтом римановой геометрии, точеные лодыжки и спасательный круг крутых бедер, одежда и макияж идеально сочетается с гормонами самцов.
Подать себя она умеет.
В штанах у меня уже играет джаз.
- У меня хорошие гены. - Подваливаю и заказываю два виски.
- Я не в том настроении, чтобы играть в игры, - она улыбается, как вегетарианец на скотобойне.
- Я приду вечером. Во сколько тебя устроит?
- Люди пытаются забыть, что они - животные, но природа напоминает.
- Именно на инстинктах основаны правила общения с другими людьми.
- Все они лишь химические отходы и телом и душой, - произносит она, словно каждое слово причиняет гальваническое страдание.
- Всё существующее обречено на разрушение.
- Возбуждение - это смысл жизни. В десять. - Она протягивает руку в длинной черной перчатке. - Деменция.
- Джон Доу.
В этом смысл всей Деменции Калигари - она адова сучка и самый сильный психотерапевт в этой стране. У неё необычные методы, но они гораздо интересней толченых психоделических тараканов и вытяжки из черной сколопендры, которую бодяжат тайцы.
...
Она едва смутилась, когда я достал из кармана вибратор и удавку.
3. Пить глазами краски
Чем выше номер, тем меньше комаров и демонов. Я спускаюсь по лестнице и словно погружаюсь в мрачную трясину ануса Сатаны. Радужные всплески в растворенном пространстве ограниченного безумия, источенные червями времени истуканы воспоминаний, торжество изнанки декораций бытия в карнальных объятиях изнуряющей бессонницы, ловушка извечно сталкивающихся стен.
Меня потрясывает.
За стойкой портье в черной форменной фуражке и черном мундире с золотыми пуговицами. Что-то меня беспокоит в его образе - ага, новый ошейник с шипами на крепкой дожьей шее.
- У меня хорошие гены. - Я улыбаюсь широкой улыбкой любвеобильного идиота: "И какого черта я всегда произношу эту фразу?"
- Мои методы слишком необычны для вас, - дружелюбно скалится Снуппи, истекая слюной под широкими брыльями.
Мы поднимем друг друга с полуслова. Есть состояния, не поддающиеся описанию, поскольку люди, в них побывавшие, не возвращаются. Я кладу ключи на стойку и ловлю почту: конверты расползаются в разные стороны.
Выхожу на улицу. Темнеет рано, и оазисы света кажутся неуместными и зловещими. За редкими всплесками фонарей и неоновых реклам сумрак шипит и корчится, как изображение на кинескопе неисправного телевизора.
К моим ногам неуклюже подбирается розовая тварь, похожая на личинку тритона с фосфоресцирующими глазами. Она открывает рот, который принимает овальную форму мольбы, и в моей голове возникает шум. Её голос вибрирует, словно эхо в тоннеле:
- Умм... а... умм...
Разношу башку в сопли. Студенистое тело расплывается лужицей белесой эктоплазмы, которая медленно испаряется. Опускаю "Магнум" в карман плаща. Большой серый с красными прожилками конверт - из редакции "Глобал Ревью" - стрекочет и больно кусает меня за палец.
Из-под фонарного столба мне улыбается потертая уличная сучка с замороженным лицом, изображает грациозный балет расфуфыренной макаки, шпильки едва держатся на хищном тротуаре.
Пожираю взглядом призраки случайных прохожих
Педики, трансвеститы, катои, гермафродиты, мутанты, футанари. Всегда существует риск вместо нормальной телки снять членодевку. Осознание иллюзорности пропадает утром, когда начинает саднить жопу.
В этом чертовом Бангкоке ни в чем нельзя быть уверенным.
4. Черта между терапией и экспериментами
- Новая психогенетическая революция! Расширение горизонтов сознания! Величайшее открытие! Психоделические феромоны управляют генетической матрицей! - Шеф-редактор "Глобал Ревью" в бешенстве трясет над плешивой головой пачкой утренних газет. - Ленивцы и недоумки! Хоть кто-нибудь напишет об этом статью?
Идет обычная планерка в редакции.
- Нашим воскресным номером только подтереться! У нас есть хоть что-нибудь на последний проект ложи энтомологов?
- Шеф, дайте передохнуть, мы работаем на износ...- сетует один из журналистов.
- Завались на недельку в бордель и напиши никому не нужный очерк о работе вибраторов, на который даже бродячий пес гадить не станет! Мне нужен заголовок для первой полосы!
- Если бы у нас был допуск... - бубнит второй.
- Тебе еще ключи от хранилища Континентального Банка? Не ищите отговорки, ищите материал. Что произойдет с миром, исчезнут ли демоны или окажутся в каждом доме. Найдена ли линия разлома, появятся ли в продаже новые феромоны, или мы сможем обойтись без них. Восстанет ли мир из чертовой разрухи или нас ждет четвертая мировая война. Я хочу знать всё!
Так и хочется рассмеяться и плюнуть ему в харю.
- Эээ... - Тающие глаза третьего заражены бессмысленностью.
- Что за ничтожества! Никакого от вас толка!
Пора осадить жирного борова, страдающего плюшевой мизантропией, и показать всем этим лохам, кто тут лучший журналист.
- Херня. Пустышка. Они мошенники. Газеты цитируют только заявления самих энтомологов, цежу я презрительно и равнодушно. - Единственное их достижение - рост акций.
Редактор заглатывает наживку:
- Вот и займись этим делом, Джон!
5. Диагноз - людоедство
Закидываюсь колесами и дрейфую в сторону центральной улицы, как подхваченный ветром воздушный змей. Все страдание, которое есть в мире, происходит от желания счастья себе. Неодолимые орды хищных атомов пожирают колеблющуюся ткань пространства, бесконечные шаги призрачного времени пробуждают звуковые эманации расстроенных электронных устройств, сопровождая нейроэндокринные вибрации кодеинового расслабления.
Желтая дымная луна, нездоровая, будто обветшалая стриптизерша, сошедшая в формальдегид, колышется в маслянистой субстанции небес.
Узкая полоса улицы петляет вверх, между стен лачуг и современных башен. Все дома на разных уровнях соединены трубами, гирляндами проводов, переходами. Дома из бамбука и глины, дома из саманных кирпичей и тика, каменные и бетонные.
Стрекочут стаи раздолбанных велосипедов, распугивая особо невнимательных рикш. Желтые потоки тайцев сливаются и расходятся, поочередно скрываются в тени, расплескиваются по стенам, готовясь игриво отразить очередную атаку своих дружелюбных собратьев, обгладывают лежбища тележек с разнообразной жрачкой, пытаясь расшевелить их скептический настрой. Все вынуждены противостоять друг другу. Чопорные фонарики и свободолюбивые широкие шляпы. Улица запружена разноцветным мусором, заигрывающим с равнодушными ручейками нечистот. Запах джунглей, загнивающей воды, отбросов, пота и гениталий. В закоулках спариваются пары бесконечно простейших организмов.
Шум, гам и смех.
Я приближаюсь к порогу дома, в котором проходит конференция ложи энтомологов.
Из темноты начинают проступать немые статуи золотых будд и демонов.
Дорогу заступает страж в синей юбке.
- Простите, сэр, мероприятие закрытое!
- У меня хорошие гены. - Отбираю у пугала сигарету и давлю каблуком.
Расстегиваю пуговицу на блузке и запускаю руку внутрь, сжимаю сосок на плоской груди, подержаться там, похоже, особенно не за что. Она хрипит и кашляет как старая бензопила, которая хлебнула воды и не желает заводиться. В общем, ей место в хосписе, а не в феромонных грезах. Поворачиваю, нагибаю и задираю юбку. Сую палец - она уже готова.
Ощущение - дерьмо, но либидо в кулаке не удержишь.
Бездушные психохимические термиты выгрызают альтернативную нервную систему в пространстве сексуального напряжения. Я оставляю её, пока она упивается высверливающими мозг децибелами оргазма.
6. Сквозь скорлупу тела
Место, куда я попал, больше похоже на старомодный кинотеатр.
На полукруглой сцене в балахонах стоят энтомологи, лица скрыты тенью капюшонов, в руках - энтомологические сачки, они покачиваются и напевают какой-то заунывный мотив с оттенком невыразимого увечья духа.
Двое обнаженных тайцев вкатывают на сцену операционный стол, напичканный мигающими приборами, к которым тянутся трубки, выходящие из брюшка гигантского черного паука размером с теленка. На головогрудь накинут красный мешок.
Генерал ложи в золотой тиаре бьет в тайский гонг и томно произносит:
- Я представляю вам свой труд жизни: квантово-биологическую машину трансформации психоэнергетической субстанции эфира через матрицу сознания.
Он продолжает бубнить под восторженные вздохи и лобызания перстня.
Образы падают холодно и медленно, словно рождественский снег. Ритуал совершается под наблюдением буддийской монахини-лесбиянки, шепчущей мантры губами сморщенными, будто собачья задница. Со взглядами бессмысленного смятения девственницы ведут хоровод вокруг самодовольной проекции космического фаллоса, раскрывая вагины розовые и гладкие, словно морские раковины, поочередно насаживаясь и роняя сакральные капли крови, разъедая истертые покровы вселенской непорочности эпилептическими взрывами фальшивого оргазма, которые обычно извергают подвергшиеся желанной сексуальной агрессии девушки, щеки их опухают, а губы лиловеют. В мучительной истоме они раскапывают в подсознательных шахтах бесплодную ископаемую ложь, очищенную от еретических примесей.
Но мы, Джоны Доу этого мира, движемся совсем по другим орбитам.
Достаю "Магнум" и делаю два выстрела в потолок. Все трясутся и дрожат от движения, заполняют проходы, штурмуют выходы, кричат, царапаются и мастурбируют.
Лучше путешествовать с надеждой, чем терять ее по прибытии. Я протискиваюсь к операционному столу, попутно ломая чьи-то носы. Двое тайцев, колышущиеся словно знойные тени, откидывают красный мешок.
Восемь лап паука увенчиваются синим торсом прекрасной Аум Янг. Она распахивает веки, и голубые огни взрываются в её глазах.
- Том! - Она протягивает руки.
Сквозь скорлупу тела я медленно на ощупь пробираюсь к внутреннему свету, колыхаясь в завихрениях чужеродной плоти. Я целую её холодные губы, пропитанные ядом, поворачиваю рубильник устройства, частью которого стала Аум Янг, достаю из кармана М67 и освобождаю прижимной рычаг.
Наши квантовые матрицы в ритме танго расщепленного разума уходят по ту сторону разлома от распускающегося оранжевого цветка, разбрызгивая свои бесконечные копии.
"Место, где неведомое прошлое и возникающее будущее встречаются в вибрирующем беззвучном гуле... Личиночные сущности в ожидании Живого..."*
*Голый завтрак (С) Уильям С. Берроуз
|